Лёшку били! Били его же сверстники, но не по-детски, а по-взрослому: с придыханием, с хаканьем. И молча. Ни единого крика не обронили ребята, что обступили плотным кольцом десятилетнего Лёшку, ни единым словом не обмолвились. И он сам защищался так же, будто боясь нарушить некое ритуальное таинство мальчишеской драки.
В первое время волчком крутился, не столько пытаясь увернуться от очередного тумака, сколько всё искал и искал глазами своего дружка Кольку: уж он-то должен был прийти на помощь. Как-никак, а друг! Да не просто друг, а самый-самый! И вдвоём-то не так страшно, не так больно. Спина к спине и... Опыт уже был, не единожды так дрались.
В какой-то момент мальчик заметил приятеля, но к величайшей горести, Колька не бросался спасать Лёшку, а лишь выплясывал чуть в отдалении, прыгал, сжав кулачки, махал ими, остервенело месил воздух со страшным выражением на лице, но на помощь так и не шёл. Это настолько удивило и расстроила паренька, что он уже и сам перестал защищаться, в какой-то момент потерял бдительность, чем не преминули воспользоваться его противники: чей-то кулак достиг таки цели, с силой натолкнувшись на нос мальчишки. Всё! Драка прекратилась: кровь! Ребята разбежались, снова стали прыгать с крутого берега в реку. Оттуда доносились крики, смех, громкие шлепки детских тел о речную гладь.
Лёшка остался лежать кверху животом на месте драки, пытаясь остановить кровь, шмыгал, втягивая воздух носом. Тело от тумаков болело, но не настолько, чтобы заглушить обиду и непонимание. Не так уж и больно, бывало и хуже. И кровь из носа не страшна: не впервой. Он искренне не понимал: почему? Ну, ладно. Причину, повод к драке в их коллективе всегда найти можно. Был бы человек. На сегодня им оказался Лёшка. Обозвал Федьку с того края деревни безрукой уродиной. Всего лишь. Правда, ещё и толкнул, что тот упал, содрав коленку. Вот и всё! Вот тебе и повод. Мальчик был готов к такому развитию событий, твёрдо уверенный в безоговорочной поддержке товарища в намечавшейся драке.
Ладно, с этим понятно. Но Колька?! Почему он не встал рядом с другом? Вот что самое страшное и необъяснимое! Обычно в таких случаях друзья не разбирались кто прав, кто виноват. Это потом, после драки. А сразу же бросались на помощь друг другу, вставали плечом к плечу или спина к спине против любого противника, будь-то он сильнее, взрослее. Друг в беде - этим всё сказано. И дрались, себя не жалея и не щадили врага. А тут... Нет, не может понять мальчик такого предательства, не находит оправданий Кольке, его отвратительному бездействию.
К лежащему на спине Лёшке робко подошёл Федя, тот самый Федька, из-за которого сейчас и мучается Алексей, из-за которого весь сыр бор.
Правая высохшая ручка мальчика безвольно свисала плетью вдоль худенького, тощего тельца. Большие глаза на бледном лице ребёнка жалостливо глядели на поверженного противника. В другой руке держал свою мокрую рубашку.
- На... вот. Приложи... это... быстрее остановится кровь-то... - произнёс чуть заискивающим, виноватым голосом, протягивая Лёшке рубашку. - Я так всегда... и это... помогает, если мокрым... Вот.
- Ещё чего, - недовольно буркнул Алексей, поднимаясь с земли. - Сам утрись!
Сходил к реке, ополоснул лицо, направился домой.
Федька всё там же стоял с мокрой рубашкой в руках, всё так же жалостливо смотрел на Лёшку.
Мальчик шёл берегом реки к дому, чуть в отдалении за ним передвигался и его друг и подельник Колька. Но не догонял, держал дистанцию. Лёшка тоже давно заметил своего дружка, однако не делал попытки остановиться, дождаться, идти вместе. Измена не прощается! Простить и понять можно всё, но только не предательство.
Обида глушила, глушила иногда до слёз, до комка в горлышке. Как так?! Как такое могло случиться, что Колька предал?! Нет, не укладывается в сознании. Это могло произойти с кем угодно, только не с Лёшкой и Колькой. Уж кто-кто, а они - друзья до гроба! Не разлей вода! Об этом всем в деревне известно: и малому, и старому. "Бесшабашные" - этой кличкой друзья гордились, как самой высокой наградой, как самой лучшей оценкой сельчанами их настоящей мальчишеской дружбы. И вдруг... Тут любой не выдержит, не то что Лёшка. Тут кто хочешь взвоет от обиды, от... от... Не-е-ет! Так настоящие друзья не поступают.
Правда, Колькин папа называет друзей чуть-чуть по-другому: "без царя в голове". Что это значит, мальчишки не знают, потому как царей уже давно нет. А уж тем более у них в деревне таких важных персон никогда и не было. И не обижаются, и не гордятся такой кличкой. А ещё дядька Петро предостерегает каждый раз:
Ребята щупали головы друг другу, не находили никаких рогов, и потому относились к словам родителя одного из них спокойно и с некоей долей скептицизма. Мол, что с этих взрослых можно взять? Где им понять таких парней, как Колька и Лёшка?
Опухший нос и синяки под глазами, к вядшему удивлению мальчика, повергли дома бабушку Химку в восторг.
- И ктой-то тот хороший человек, что умудрился таки проучить тебя, окаянного? Кому свечку за здравие ставить? - старушка чем-то напоминала отца Кольки, поминутно, довольная, хлопала в ладоши, разглядывая побитого внука. - Ой, молодец, ой, и молодец! Хорошо-то как! Наконец-то воздали по заслугам антихристу! Тебе ж если не обломать рога в детстве, ты ж, антиюд, вырастешь бандитом с большой дороги. Ох, горе мне, людцы добрые, - наладилась причитать старуха, а сама уже искала глазами свой батожок, свою палочку, с которой не расставалась вот уже несколько последних лет, чтобы в очередной раз наказать этого неслуха.
- В угол! Сей же момент в угол! А не то, я за себя не ручаюсь: излуплю, как Сидорову козу! Ты меня знаешь.
Внук беспрекословно подчинился, привычно заняв место в углу под иконой. Что-что, а перечить бабушке остерегался, зная её крутой нрав. Нет, его не пугали старческие тумаки в спину, вожжами или батожком по горбу тоже не страшили: привык. От чужих ему перепадало и больнее. Тут другое: любил бабушку. Она для него была... была... всем! Он её так любил, что... что... Лёшка не находил слов, чтобы выразить своё истинное отношение к ней, но готов был ради самого любимого и родного человека на всё. Больше всего он боялся её слёз. Если причиной слёз было его поведение, проступок, то мальчик потом не знал, куда себя девать от стыда, как загладить вину перед бабушкой. И страдал не меньше старушки, клялся и божился стать послушным. Зарекался не давать повода расстраиваться бабушке. До очередного раза... Но потом как-то так складывались дела и обстоятельства, что приходилось помимо воли нарушать самые клятвенные клятвы. Вот и сегодняшний день не стал исключением.
- И ктой-то так тебя разукрасил, так размалевал твою рожицу? - допытывалась старушка с долей ехидства в голосе, перебирая за столом крупу. - И за что на сей раз? Соври, а я послушаю.
- Да-а-а, - нехотя тянул из угла Лёшка. - Ерунда.
Его гложила обида на Кольку, а тут отвечай ещё...
- А всё-таки? - не отставала баба Химка.
- Все.
- Кто все?
- Ну-у, ребята все, пацаны наши. И с этого, и с того края деревни. Все, одним словом. С работы приехали, коней на конюшню, а сами пошли искупаться. И там, на речке началось.
- Та-а-ак! Это уже что-то новенькое. Небось, речку не поделили иль как? Вы с дружком хотели одни купаться, а другие мешали, мутили воду таким знатным особам, как вы?
- Не-е-ет.
- Старшие парнишонки тебя били? Вишь, какие красивые синяки. Малышня, вроде тебя, не должны ещё так, с синяками... Удар слабоват у вашего брата.
- Нет, не слабоват, - разуверил внук бабушку. - С моего класса и с параллельного били.
- Да ты что?! А что дружок твой? Тоже такой же размалёванный?
- А Колька, а Колька не дрался, в сторонке стоял, - захлёбываясь, с жаром стал делиться мальчик наболевшим с бабушкой, почувствовав в ней единомышленника. - Я так ждал, так ждал, а он... а он... Предатель! Я так надеялся... А он... а он... И мне пацаны и в глаз, и в нос... вот.
- Из-за чего потасовка-то была, что дружок твой сплоховал, не пришёл на помощь? - продолжала выпытывать бабушка.
- Да-а, - Лёшке неохота было рассказывать причину. - Не из-за чего.
- Ну-ну, - подзадоривала старушка внука. - Из-за ничего носы не бьют и глаза бесстыжие не малюют. Знать, причина была, что проть ополчились твои ровесники.
Не сразу, но пришлось рассказать Лёшке всю правду.
Федька, ровесник Алексея, в двухлетнем возрасте, оставленный дома без присмотра, свалился с печки. Упал неудачно, на било кровати, ударился пахом, разбив там всё, что можно было раздавить и разбить мальчишке. И повредил правую ручку. Изошёл криком от боли за весь день, пока только к вечеру пришла с работы мама, отвезла в больницу. Поздно! С тех пор рука ребёнка не развивалась, свисала плетью. И сам он рос слабеньким, болезным. Однако со сверстниками на летних каникулах ходил в бригаду на работу. Вынужден был ходить. Дома подрастал младший брат, а мамка одна не могла подготовить детей к школе, одеть, обуть, да и вообще...
Что мог делать мальчик-инвалид в деревне на колхозной работе? Какую работу исполнять? Но бригадир, дядька Павел, шёл навстречу бедной женщине, находил ему занятие. То водил коня у ровесников, а чаще всего разводил костёр в поле, пёк в нём для ребят картошку, бегал за водой, собирал в колке грибы, жарил для товарищей на костре. Выходы на работу ребёнку засчитывались, какие-то гроши начислялись.
Деревенская ребятня с пониманием относилась к Федьке и оберегала его всячески. И ни слова упрёка! Держались на равных, поровну делили с ним результаты своего труда и в обиду мальчика не давали. Но он и сам старался, как мог.
Вот и сегодня на конюшне после работы Федя с трудом тащил волоком хомут, помогал кому-то из товарищей, да помешал Лёшке: задержался в дверном проёме.
- Уйди с дороги, уродина безрукая! - Алексей толкнул мальчика, тот упал, больно ударившись коленкой.
Бросив хомут, отбежал в сторону, освободил дорогу, с сожалением и болью молча смотрел на Лёшку. Большие глаза Федьки заполнились такими же большими каплями слёз, что тут же побежали по бледным щекам мальчика.
Кто-то из ребят был свидетелем этого случая...
А потом были деревенская ребятня и драка на речке.
- Слабенького толкнул? Над инвалидом поизголялся? - бабушка Химка мгновенно изменила благодушное, немного ироничное настроение, зажала рот ладошкой, с ужасом уставилась на внука.
- Так я не сильно, - пытался оправдаться Лёшка, заметив разительные перемены у бабушки. - Чуть-чуть толкнул, а он упал.
- Изыди с моих глаз, антихрист! - к удивлению мальчика, баба Химка вдруг уронила голову на руки, разрыдалась за столом.
Плакала со всхлипом, навзрыд, сотрясая плечи.
- Ой, людцы добрые! - голосила старушка. - Как жить дальше? Как вам в глаза смотреть, люди добрые? Это ж кого мы вырастили? Бревно бесчувственное, бессердечное? Мы ж ему, окаянному, с мамкой души своей не жалели, от себя последнее отрывали, всё Лешеньке да Лёшеньке. А он? Ой, людцы добрые! Простите нас, окаянных. Нет нам прощения, Господи!
Лёшка не ожидал такой реакции, опешил. Потом вдруг опомнился, выбежал из хаты, вернулся с вожжами и батожком, положил перед бабушкой.
- Нате, нате, ударьте! Бейте, бейте! - сам побелел вдруг, губки затряслись, из глаз брызнули слёзы. - Бейте, бейте, я стерплю! Стерплю, стерплю! Только не плачьте, не плачьте, бабушка, миленькая! Я больше так не буду! - прижался к старушке и уже рыдал во весь голос.
- Ты думаешь, вожжами да палкой можно из тебя человека сделать? Дурь из твоей башки выбить? Нет, Алексей, - бабушка успокоилась немножко, отстранилась ото внука, встала из-за стола, перекрестилась. - Выходит, дружок-то твой лучше тебя, понятливей и добрее. И ребята деревенские душевнее, человечнее... Один ты у нас... И-э-эх! - добавила с горечью. - А мы-то с твоей мамкой так на тебя надеялись, так надеялись... Не-е-ет, Алёша, - повторила старуха. - Заставить силой, через наказание что-то сделать - можно. А вот если души у человека нет, иль она очерствела, как у тебя, то вернуть её, на место вправить... Не-е-ет! Это сам, только сам человек должен исправиться, разобраться в себе, определить, что хорошо он делает, а что плохо. Как другие люди относятся к его делам: одобряют, гордятся, ставят в пример или что? Хорошо ли от его дел другим? Тут вожжи не помощники. Не стану я тебя бить, не поможет это...Изыди с моих очей, бессовестный!
Следующее утро Лёшка встречал под яблоней у себя в саду. Белый налив аппетитно отражал солнечные лучи, гнал слюну. Несколько минут спустя мальчик уже бежал вприпрыжку на тот край деревни с полной пазухой сочных, спелых, самых вкусных яблок!
Федька только что вышел из дома, чтобы идти на наряд в бригаду, и, кажется, совершенно не удивился появлению перед ним Лёшки. Из-за спины вчерашнего обидчика выглядывала запыхавшаяся плутоватая рожица Кольки.
- Вот, выбирай, угощайся! - Лёша оттопырил край майки, явив пред очи сверстнику золотистые, сочные бока Белого налива!
- У-у-у! - по достоинству, по самой высокой шкале мальчишеских ценностей оценил столь щедрый подарок Фёдор.
Сунув руку в карман, Федька достал краюху чёрного ржаного хлеба, что мамка дала с собой на работу, разделил на троих.
- С яблоком знаешь, как вкусно!
Мальчишки шли по деревенской улице, радовались утру, солнцу, окружающему миру, и были твёрдо уверены, что вкуснее еды, чем ржаной хлеб с яблоком, этот же мир ещё и не знал! И вряд ли узнает!