- Сегодня для тебя последний день присутствия в нашем убежище. Все когда-нибудь заканчивается. Также закончилось и твое здесь нахождение. С завтрашнего дня ты - свободная женщина, которая может сама определять свою судьбу. Утром я сниму ожерелье с твоей шеи, и ты покинешь убежище. Это мой тебе подарок на твой день рождения - седовласый немолодой мужчина тяжело поднялся с мягкого кресла и подошел к своей собеседнице.
Она смотрела на него с печалью в зеленых глазах. Все воспоминания давно уже стерлись в ее памяти, и она не помнила никого, кроме одного человека, постоянно приходящего к ней, приносящего еду и прочие вещи. Она любила его, хотя кого еще могла она полюбить, находясь в постоянном одиночестве? И какая это была любовь? Ее нельзя назвать любовью ребенка к родителю, но также это нельзя назвать любовью женщины к мужчине. Это было что-то другое. Более тонкое, и, может быть, более возвышенное. Чувства нахлынули с такой внезапностью и силой, что она не смогла сдержать внезапную слезинку, покатившуюся по щеке. Мужчина отвернулся и долго смотрел в угол, где стоял телевизор, но его мысли были далеко от этого дня.
- Миша, - она подошла к нему и взяла за руку, Расскажи, как все это произошло. Ты же обещал мне, что перед тем, как покинуть убежище, я узнаю про все. Ты обещал мне рассказать о том, как я попала к тебе, а также о моих... - ее голос немного сбился, но вновь окреп от решимости, - ... родителях.
Она впервые назвала его по имени. Раньше она всегда называла его папой, начиная практически с самого первого дня своего появления. Теперь же он впервые осознал, что она стала взрослой. Она уже не та маленькая девочка, какой была много лет тому назад.
- Хорошо. Сегодня вечером мы устроим праздничный ужин с тортом и шампанским, за которым я расскажу тебе всю правду, но это будет тяжелый рассказ. Может быть, что к концу моего повествования ты разочаруешься в людях, и конкретно во мне и в твоих родственниках, но возможно, что такое познание пригодится тебе в дальнейшей жизни, про которую ты знаешь только из "мыльных опер" и прочих телевизионных программ. А сейчас извини, но мне надо подняться наверх, чтобы все приготовить к вечеру.
- Ты не хочешь, чтобы я помогла тебе? Ты боишься, что я сбегу, хотя завтра сам собираешься выгнать меня из убежища на волю? Или ты боишься, что кто-то увидит меня в твоем наземном доме, и пойдут разговоры? А может ты не хочешь отпустить меня живой...?
Она придвинулась к нему вплотную, и смотрела чуть снизу в его усталые глаза. Ее маленькие руки легли на его плечи, а голова прижалась к небритой мужской щеке, покрытой русой с сединой, жесткой щетиной. Ее волосы были прекрасны, русые с рыжиной волосы, которых не касались ножницы парикмахеров вот уже четырнадцать лет, а может и больше. Он не помнил, подстригал ли маленькую девочку, когда она попала в его "сети".
- Нет, - движение, с которым он отодвинул ее было не грубым, но ласковым и по-отечески нежным, - Нет, моя девочка. Сегодня мы все оставим как. всегда. А завтра будет завтра. И я ничего не боюсь, а тебе никогда и ничего не будет грозить в нашем славном убежище, где мы с тобой провели столько времени вдвоем. И ты всегда впоследствии сможешь вернуться, если тебе вдруг понадобится помощь, либо совет старого премудрого пескаря. Я тебя не гоню, ты же знаешь.
- Но почему? Почему я не могу помочь тебе? Почему я не могу сегодня покинуть убежище и провести вечер наверху? Почему я не могу уже сегодня увидеть звезды и ночь? - слезы текли из ее жемчужных глаз по бледным, несмотря на каждодневное облучение ультрафиолетовой лампой, щекам, а голос срывался на крик. И, я же уже извинилась за то, что тогда обозвала тебя так!
- Хорошо, ты поднимешься сегодня наверх, но я все сделаю сам, сегодня ты моя гостья. Вечер и угощение я уже приготовил, осталось только сервировать стол. Но я хочу, чтобы ты еще немного побыла здесь и собрала
все те вещи, что ты возьмешь с собой. - он машинально обвел глазами ее комнату, хотя знал ее наизусть. Она была маленькой, два на три метра, и всю ее обстановку составляли старенький диван, телевизор, трельяж, его кресло и шкафчик, в котором хранились ее личные вещи - несколько халатиков, белье, а также еще разные коробки с одеждой, купленной специально для этого дня.
- Но мне нечего брать с собой кроме памяти и... - она немного помедлила, -... вот этого плюшевого зверя. Ты отдашь мне его?
Плюшевым зверем она всегда называла большую меховую игрушку - собаку. Эта игрушка, выполненная китайскими мастерами, практически не отличалась от живой, и сразу, после того как была подарена, стала ее любимицей. Он много раз замечал, что она разговаривает с ней как с живой и готова часами прихорашивать ее, расчесывая искусственную шерсть и удаляя каждую пылинку с ее коричневой шкуры. Даже сейчас, когда ей исполнился двадцать один год, она могла заснуть, только обняв своего пушистого зверя.
- Ладно, - прервал он затянувшееся молчание, - Я спущусь за тобой через полчасика, и мы наверху, будем отмечать начало твоей самостоятельной жизни. А что касается зверя? Так он же твой! Сегодня ты будешь ночевать на свежем воздухе, в комнате с распахнутыми настежь окнами.
Уходя из убежища, он, как всегда, не закрывал за собой тяжелую бронированную дверь. Уже давно, более пяти лет назад, она была приучена к тому, что выход за пределы нижнего яруса убежища приносит ей непереносимую головную боль, которая уходит только если вновь вернуться обратно. После третьей попытки, когда она практически прошла весь коридор, ведущий к лестнице наверх, он еле смог вернуть свою девочку к жизни, но после этого что-то надломилось в ней, и она больше никогда не делала попыток к освобождению. Конечно, она понимала, что во всем виновато металлическое ожерелье, которое исполняло функции ошейника, но снять такое украшение было не в ее силах. А потом девочка привыкла к тому, что не стоит пытаться его снять и просто надо жить там, где ей положено в этом хоть и мрачноватом, но достаточно уютном подземном мире. Человек разумный, а она, как и все остальные люди на Земле, принадлежала к этому виду живых существ,- привыкает ко всему. Тем более, что период ее взросления пришелся на период развала Союза, а, имея возможность наблюдать все новости по телевизору и обладая от природы тонким аналитическим умом, она приняла свое заточение как необходимую данность.
Теперь, после его ухода, она вновь осталась одна. Привыкшая к постоянному одиночеству, Елена, а именно так ее звали, всегда хотела только одного - чтобы рядом с ней было какое-нибудь живое существо. Михаил приходил и уходил, заставлял ее заниматься уроками, был очень придирчивым учителем. Она провела много времени в слезах, когда не могла выполнить какое-нибудь задание, а он ругал ее за это и даже иногда наказывал. Но самое страшное наказание, которым он пугал ее, была угроза, что он уйдет, и больше никогда не вернется, а она останется одна до самой своей смерти. Один раз он даже выполнил свою угрозу и исчез на целых десять дней. Это были десять самых кошмарных дней в ее жизни. И дело было вовсе не в том, что могли закончиться еда или вода - и того, и другого в соседней комнате было достаточно, просто быть постоянно одной - от этого же можно сойти с ума. После случившегося она ни разу не огорчила его непослушанием, а задания, которые он всегда оставлял ей для самостоятельного выполнения, она старалась сделать так, чтобы ему было приятно смотреть и проверять их.
Выйдя из убежища, Михаил по привычке, приобретенной за долгие годы существования своего убежища, неторопливо прошел в машинное отделение, где проверил работоспособность небольшого дизеля, предназначенного для аварийного обеспечения убежища электричеством и теплом, а также запасы горюче-смазочных материалов. Он всегда делал это тщательно, может быть с излишней щепетильностью, но понимая, что от этого зависят их с Еленой жизни. Затем прошел чуть дальше, в комнатку где у него была подземная лаборатория, и, криво улыбнувшись своим мыслям, открыл пульт сигнализации и охраны, немного подумал, глядя на огоньки разноцветных лампочек, отключил сигнализацию ожерелья. Действия его были как всегда рассчитанными и быстрыми, без лишних движений. В итоге он остался доволен произведенной инспекцией и своим поступком, и с удовлетворением стал подниматься по лестнице, ведущей наверх - в небольшой частный домик, на окраине маленького города с милым названием Остров. Конечно, из убежища можно было бы подняться и в лифте, но электричество стало достаточно дорогим, да и было бы подозрительным, если бы он много его расходовал в такое смутное время. Единственно дешевым топливом оставался керосин, недаром же Михаил всю жизнь прослужил в службе технического и материального обеспечения авиации военно-морского флота. Дорога наверх была тяжела, и он несколько раз в течении подъема останавливался чтобы передохнуть, а заодно и подумать о превратностях нелегкой судьбы всех живущих на Земле людей. Но, вместо возвышенных идей, в голову лезли только воспоминания о прожитых днях, о детстве и юности. "Старею", - ворчливо подумал он поднимаясь со скамьи, на которой имел обыкновение отдыхать при подъеме из убежища.
При этом память преподносила воспоминания не как личное, а как историю, случившуюся с кем-то иным, с посторонним человеком, о котором он теперь смотрел кинофильм своей памяти. И в этом фильме он был одновременно главным героем, режиссером и единственным зрителем. Да и кому была бы интересна история обычного человека, каких миллионы. В ней не было громких подвигов, великих открытий и всего прочего, что так нравится падким на сенсацию людям. Но в этой истории было что-то, отличающее ее от многих других. В первую очередь жизнь должна быть прожита не зря, а вот судить об этом могут отнюдь не люди. Кто-то свыше ставит нам оценки за прожитую на Земле жизнь, и по итогам этих оценок...
Михаил. Выбор пути
Он пришел в вооруженные силы Советского Союза в середине семидесятых годов. С раннего детства мечтал только об авиации. Занимался в авиамодельных кружках, где, с детским упоением от самого процесса сознательного творчества, строил модели-копии и свои первые маленькие, пусть и игрушечные, но летающие аппараты, которые впервые поднял в воздух, удерживая за тонкий трос корда. Именно тогда он испытал тонкое чувство человека, добившегося чего-то своими руками и разумом. Конечно, он не достиг больших высот в строительстве и в пилотировании копий, но мечтал о небе, воспитанный на книгах и кинофильмах, описывающих трудные будни военных авиаторов.
Он знал наперечет не только все фигуры высшего пилотажа, но также и то как, и в какой последовательности выполняются они летчиком в ходе воздушного боя. Даже учился он на хорошо и отлично, с одной только мечтой о поступлении в военное авиационное училище, и эта устремленность помогала ему в тяжелые минуты, когда учебный материал порой не давался для осмысления. Но все это оказалось напрасной тратой сил и времени.
Медицинская комиссия, по итогам осмотра его на призывной комиссии, вынесла неутешительный и окончательный вердикт о непригодности его организма к авиационной службе. Всему виной стали несколько сантиметров роста сидя - они превышали допустимый предел. Это был крах юношеских мечтаний и надежд. Он стоял в одних трусах перед военно-врачебной комиссией, проклиная себя за то, что долгими днями "висел" на турнике, заставляя уставшие руки в очередной раз поднимать тело. Председатель спокойным и размеренным голосом зачитывал заключение, а он чувствовал как земля уходит из под ног. Для него было ясно одно - теперь он человек второго сорта, недостойный службы в военной авиации. Его о чем-то спрашивали, а он ничего не слышал. Мечты закончились.
В комиссии сидел старый подполковник, с изможденным лицом и голубыми просветами на погонах. Он прекрасно понимал этого юношу, но что можно сделать, если армии, а особенно военно-воздушным силам требуются сильные и здоровые парни, без различных отклонений от общепринятой нормы в развитии организма. Но вдруг что-то шевельнулось в его памяти, он улыбнулся, а затем, повернувшись к председателю, что-то проговорил на ухо. Тот сначала скривился, но потом кивнул головой.
- Товарищ призывник, я еще раз повторяю, что, с Вашим здоровьем, мы можем предложить Вам инженерное училище ракетных войск, либо инженерное училище танковых войск. Хотя, - он еще раз посмотрел на подполковника, а тот кивнул в ответ, - Если Вы так сильно хотите именно в авиацию, то у нас есть на примете одно училище подобного профиля. Но оно дает не высшее, как другие, а среднее военно-техническое образование.
- А где находится это училище, - слова еле-еле проскальзывали между внезапно пересохших губ призывника.
- Это Васильковское авиационно-техническое училище, находится в городе Василькове, под Киевом. Может быть, закончив это учебное заведение, Вы сможете летать на самолетах техническим специалистом, для этой категории военнослужащих ВВС ограничения по физическому состоянию организма менее категоричны. А может к тому времени и критерии оценки пригодности
изменятся. Все может быть в этом мире.
- Я согласен, - Михаил вытолкнул из себя эти слова, едва осознав, а может полностью и не осознав всего смысла сказанного председателем. Он понял главное - у него появилась возможность вырваться в небо. Пусть не за штурвалом, но все-таки летать, и принадлежать к избранной когорте тех, для кого "первым делом самолеты...".
- Может, Вы хотите еще подумать, посоветоваться с родителями? У нас есть время до завтра.
- Я согласен. Мне не надо думать. А мама с папой, они тоже будут согласны - я знаю! - он говорил быстро, боясь, что председатель передумает и не захочет направить его документы для поступления в это училище.
- Хорошо. Завтра подойдете в военкомат, к девяти часам утра, во второй отдел, и напишете заявление о зачислении вас кандидатом на вступительные экзамены. А от нас я хочу пожелать Вам, товарищ призывник, удачной сдачи вступительных экзаменов и хорошей учебы, а также удачи в покорении вами воздушного океана Родины!
Он вышел из кабинета, не веря в свое счастье. Ребята обступили его, выспрашивая подробности, но он, отвечая невпопад, ничего не слышал. Его переполняло возбуждение от одной только мысли, что ему будет разрешено поступить в училище, готовящее кадры для военно-воздушного флота. Призывнику из северного Казахстана ничего не говорило название города, которое он, впрочем, и не запомнил, ошеломленный предложением председателя. Возвращаясь домой, он пытался вспомнить название, но так и не смог, хотя память помогла ему, соотнеся название услышанного города с названием города в недавно прочитанной им книге, а именно с городом Васюки, где Остап Бендер играл свою знаменитую партию в шахматы. И который великий комбинатор предлагал переименовать в Нью-Васюки.
Вот так молодой юноша, из маленького городка на севере Казахстана, все родственники которого были далеки не только от авиации, но и от армии, выбрал себе путь на всю свою жизнь. Путь, связанный с военной авиацией, сложное ремесло специалиста по наземному обслуживанию авиационной техники. Далее, отучившись установленное время, он получил диплом с отличием и пришел обслуживать технику в авиационный полк морской авиации, базирующийся в городе Остров, где он провел практически весь период своей военной карьеры от "зеленого" молодого лейтенанта, до зрелого майора предпенсионного возраста. И он своими глазами наблюдал, как происходит разрушение самой мощной военной авиации в мире. Как самолеты не могут подняться в воздух для выполнения боевой задачи, по причине отсутствия запасных частей и ГСМ. Как крылатые машины превращаются в никому, кроме старьевщиков, не нужный утиль, а потом растаскиваются своими же бывшими хозяевами, для того, чтобы выручить за продажу металла немного денег.
Ужин при свечах
Готовясь к самому первому в своей жизни праздничному ужину на свежем воздухе, Елена решила немного приукраситься. Для этого она достала несколько потрепанных журналов мод, чтобы выбрать макияж для этого вечера. Конечно, как и у любой женщины, понятие внутренней гармонии было у нее в крови, да и было чем краситься - Михаил в последние годы, постоянно дарил ей различные косметические наборы, стремясь максимально подготовить к будущей самостоятельной жизни. Она немного подумала о том, что одеть, и наконец остановила свой выбор на строгом костюме кофейного цвета, из числа последних купленных им. Теперь, после того как приготовления были закончены, она присела на край дивана и стала ожидать прихода Михаила, стараясь предугадать, о чем будет предстоящий разговор.
Он появился пунктуально и вновь невольно залюбовался, глядя на ее красоту. Мог ли он думать, что из чумазой девчушки вырастет такая красивая женщина, которая могла теперь стать украшением любого, даже самого притязательного мужчины. Костюм шел ей, выгодно оттеняя молочную белизну ее кожи, и подчеркивая стройность фигуры, красоту которой подчеркивали небольшие упругие груди. Впервые он обратил на нее внимание не как воспитатель на ребенка, а как мужчина на женщину. Картина, которая открылась его взгляду, была очаровательной; она невольно шевельнула в нем легкое чувство досадной горечи от предстоящего расставания и доброй зависти к тому, кто завоюет сердце и руку красавицы с изумрудными глазами, выращенной им в подземелье. Она сидела, задумчиво глядя куда-то в свое, недоступное другим пространство.
Он негромко кашлянул, чтобы привлечь внимание. Услышав его, она встала, и их взгляды встретились. Он тоже решил немного покрасоваться, а поэтому был в парадной форме старшего офицера военно-морской авиации. Медали тихо прозвенели, когда он, чуть поклонившись, подошел к своей девочке.
- Мисс Хелен, я надеюсь, что Вы уже готовы к ужину?
- Почти, - Елена встала с дивана и растеряно коснулась правой рукой ожерелья.
- Ах это! Прости старого дурака, совсем забыл, - он подошел к ней и ловким движением рук снял ожерелье, некоторое время покрутил в руках, а затем отбросил в сторону, ощутив вдруг какую-то болезненную брезгливость, поднявшуюся в душе.
Как долго она мечтала об этом моменте, как часто ей снился сон, в котором он снимал с нее ошейник и выводил на свежий воздух, выводил наверх, на Землю. Теперь же она шла вместе с ним по длинному узкому коридору, прижимая к себе плюшевого зверя, а из-под неумело накрашенных ресниц катились слезы. Но, кроме ожидаемой радости, в душе была растерянность и страх перед тем, что будет далее, а также пугали эти непрошенные слезы. Неизвестность страшила ее своей непознанностью, но все-таки радость от предстоящего освобождения была сильнее.
Лифт медленно, с каким-то скрежетом, стал подниматься вверх, а Лена вдруг прижалась к плечу Михаила, чтобы он не увидел ее лицо. Но он все это понимал, и поэтому, сразу после подъема наверх, не стал отстраняться от нее, а некоторое время постоял неподвижно, давая ей возможность успокоиться.
Пьянящий воздух свободы долго не давал Елене зайти в помещение, да это было и не нужно, ведь Михаил подготовил праздничный ужин на веранде, где было свежо, чисто и красиво. Она долго стояла на пороге из дома, осматривая доступное взгляду окружающее пространство и вдыхая такой чудесный воздух. Вре было внове, и все манило к себе. Не думая ни о чем, она вдруг сошла с веранды в сад и опустилась в траву, вбирая в себя аромат свежей зелени.
- Лена, ты запачкаешься!
- Ничего. Па, ты помнишь мультфильм, про паровозик из Ромашково? Знаешь, что он говорил в таком случае? Если я пропущу это мгновение, то я пропущу всю жизнь. А я и так пропустила очень много в своей жизни. У меня такое ощущение, что я прилетела из дальнего космического путешествия на Землю, где до этого никогда не была.
Она шла по саду, скинув туфли, пока не подошла к раскидистой яблоне. И долго стояла, обняв старое дерево. Ее воспитатель смотрел на нее, а она, отойдя от дерева, сорвала несколько цветков с клумбы, обула туфли и чинно присела за стол, уставленный разнообразными кушаниями и украшенный старинным бронзовым канделябром со свечами. Хозяин дома неторопливо и аккуратно открыл темно-зеленую бутылку с игристым вином и разлил искрящийся напиток в хрустальные фужеры.
- Мой первый тост, - Михаил встал, - я хочу поднять за тебя, моя девочка. За то, чтобы ты смогла найти свое место в этой суровой и реальной жизни, из которой я вырвал тебя восемнадцать лет назад. А теперь я могу только просить у тебя прощения за то, что совершил. Поэтому давай выпьем это сладкое шампанское, за много радостных встреч, ожидающих тебя за воротами этого дома. Чтоб их было так много, как много звезд в безлунную ночь, чтоб количество неудач всегда стремилось к нулю!
Вино было необыкновенное. Но Лена не знала, от чего она была сейчас опьяневшей. То ли от алкоголя, выпитого ею в первый раз в жизни и впитывающегося в кровь, то ли от ожидания свободы. Наконец она все же не выдержала.
- Миша, я понимаю, что тебе будет нелегко, но я все-таки хочу знать всю правду, - она замолчала, понимая сердцем, что ему будет тяжело решиться на рассказ, где придется предстать далеко не в розовом свете.
Михаил сидел неподвижно, глядя на свои потемневшие, в мозолях от каждодневного труда, руки. Был ранний августовский вечер. Легкий ветерок, еще по-летнему теплый, с реки Великой, приятно освежал кожу. Воздух был напоен ароматом яблок. Где-то неподалеку, через мост, постоянно мчались автомобили, но даже . они казались необходимым атрибутом этого вечера. Солнце уже практически скрылось за краем горизонта, окрасив его неповторимыми красками. Над нарезанными фруктами тяжелыми кругами летал шмель, пытаясь понять, откуда исходит привлекающий его запах.
Старая немецкая овчарка лежала во дворе, положив голову на передние лапы, и смотрела на веранду, анализируя немыслимую для себя ситуацию - в доме, у хозяина, находился посторонний человек. И даже кошмар! Этот человек ходил по двору и саду! Собака была на привязи, в толстом кожаном ошейнике, но длины цепи хватало, чтобы взойти на веранду, либо при необходимости в сад. Поэтому старая охранница была абсолютно спокойна, уверенная, что при необходимости она всегда сможет защитить своего хозяина. А что до чужака, то переживать нечего, раз спокоен хозяин, то опасности нет, в конечном итоге, кроме него никто не мог привести гостя или гостью (эта подробность ее не трогала) из дома (она заметила это сразу), а не с улицы. Прийдя к такому умозаключению, она окончательно успокоилась и прикрыла глаза, оставаясь однако готовой к любой неожиданности.
А хозяин ее собирался с мыслями. Сколько раз в уме он проговаривал все, что теперь надо было сказать наяву. Сколько десятков и сотен оправданий находил он своему поступку, но сейчас слова застряли в горле. Однажды она уже просила его об этом рассказе, но он отказался, сказав, что расскажет потом. Время отговорок закончилось. Но он сидел не зная, как начать свое повествование, а главное - с чего начать.
Молодая женщина, сидящая напротив, смотрела на него со смешанными чувствами, но была полна уверенности пройти сегодня весь путь до конца. "Как ракета, - почему-то пришло ему в голову, - ракета, выпустив которую, надо быть готовым, что назад ее не вернешь никогда, а она будет лететь в пространстве, разыскивая свою цель. Ракета, все существование которой подчиняется только одному стимулу - разыскать и поразить цель."
- Разреши, я немного выпью? Для храбрости, - он усмехнулся и потянулся к бутылке с водкой.
Она кивнула. Он налил себе много, почти полный бокал для шампанского. Покрутил его в руках, рассматривая прозрачную жидкость на свет заходящего солнца. Затем потянулся к бутыли с шампанским:
- Тебе вина?
Елена отрицательно покачала головой и налила в свой фужер немного абрикосового сока из пачки.
- Хорошо. За правду!? - крупными глотками он опустошил бокал и некоторое время сидел неподвижно, смотря в одну точку.
Она отпила сок и вытерла уголки рта салфеткой. Есть почему-то совсем не хотелось. Сегодня она решила узнать всю правду, чего бы это не стоило. Он еще раз взглянул в ее глаза и начал свой рассказ.
Михаил. Обоснование убежища
Все началось так давно, что тебя еще, наверное, не было на белом свете. Еще будучи школьником, я понял, что может случиться, если вдруг неожиданно разразится мировой кризис, а затем и мировая атомная война. Картины, страшные в своем реализме картины Хиросимы и Нагасаки, будили меня кошмарами от сна. И в этом сне защиты и спасения не было - была только смерть и небытие. Идея спасения, мысль о хорошо укрепленном убежище пришла ко мне в старших классах школы и оставалась единственной насущной мечтой моей жизни. Поступив в военное училище, я получил достаточно серьезные знания о том, какое это страшное оружие. Боязнь радиации и жизни после ядерного удара парализовала мое сознание и силу воли. Мои сверстники веселились в ресторанах и кафе, а я копил деньги, чтобы превратить свое призрачное желание в реальность, существующую в железе и бетоне. Но кроме этого, благодаря обучению, я также узнал о том, как спастись от атомного пожара и выжить после него.
Я прочитал в газетах, что в Америке существуют специальные фирмы по постройке бункеров на случай атомной войны, но у нас же ничего такого не было. Да и никто всерьез не собирался защищаться. Побывав на учениях в одном из современных убежищ, я понял, что в случае чего нас всех ожидает неминуемая смерть в первые же часы или дни после удара. При этом аэродром является одной из главных целей при планировании объектов поражения. Эта мысль терзала меня днями и ночами. Я не мог спать, просыпаясь от каждой вспышки света и боясь, что сейчас все и начнется. Я медленно сходил с ума. Открывая газеты, я видел только одно, что мир находится на краю огромной ядерной ямы, куда и скатывается. Но самое интересное, что никто не видел этого. Все просто жили в свое удовольствие, тратя деньги на какие-то тряпки и шмотки, которые в случае ядерного апокалипсиса стали бы ненужным хламом.
Но при всем этом, благодаря дальновидной политике руководства нашей огромной страны, поддерживался определенный баланс сил. В то время, я, как и многие миллионы наших сограждан, думал, что все это полная и безоговорочная заслуга Леонида Ильича Брежнева, имя которого сдерживает американцев на пути их мировой экспансии. Конечно, это вселяло какую-то надежду, но душа была неспокойной. Ведь, куда ни глянь, в нашем обществе царил покой, а также умиротворенность, которых не должно быть - успокоенность приводит к поражению, от внезапной атаки. На мой взгляд Америка тогда могла поступить вероломно по отношению к Советскому Союзу, так же как и нацистская Германия поступала по отношению ко всем странам во Второй Мировой Войне.
Видя такое, я решил, что надо действовать самостоятельно. Узнав, что продается дом, купил его и стал разрабатывать идею строительства своего личного убежища на случай атомного удара американцев. Что такой удар будет, я не сомневался, а поэтому занялся детальной проработкой проекта. Мой бункер должен был отвечать многим требованиям. Во-первых, это полная возможность автономного существования после катастрофы в течении продолжительного времени, около полугода, или даже свыше этого срока. Во-вторых, достаточный уровень защиты от ударного и радиационного воздействия. Что толку жить, если невидимая взгляду радиация полностью вывела тебя из строя. В этом варианте лучше мгновенная смерть, чем продолжительные мучения. В-третьих, проблема обеспечения водой, воздухом и отвод из убежища продуктов жизнедеятельности. В-четвертых, это обеспечение полной секретности о строительстве. Я боялся, что окружающие воспримут мою фобию как сумасшествие, а следовательно, моя жизнь будет окончена в сумасшедшем доме, где уж точно не будет никакой защиты от ядерной опасности.
Но, кроме того, чтобы защитить себя от ядерного оружия и последствий, связанных с его применением, необходимо было продумать вопрос о том, что делать впоследствии. Странно было бы выжить в горниле войны для того, чтобы потом остаться совершенно одному, без всякой надежды на продолжение жизни. Конечно, велика была вероятность, что после трагедии выживут сотни и тысячи людей в специальных убежищах, но где шанс, что они захотят общаться с кем-то со стороны? Первым их желанием будет избавление от тех, кто может претендовать на кусок хлеба из глубинных хранилищ и на лекарства от последствий катастрофы, а это будет выражаться в немедленном уничтожении всех тех, кто не сможет им приносить пользу как охрана, либо как рабочая сила по разбору завалов и поддержанию жизнеспособности. Все это было понятно как дважды два, но простого выхода из этой ситуации не существовало. Можно было, конечно, поступить как библейский Ной, но создать убежище таких размеров, чтобы поместить в него каждой твари по паре под силу только развитому государству, учитывая громадную себестоимость как проектировочно-строительных, так и работ по последующему долговременному содержанию. А это включает в себя три периода эксплуатации: до ядерной войны, ядерная зима и постъядерная акклиматизация.
Индивидуальное укрытие должно отвечать несколько более скромным задачам, да и финансовые затраты должны быть минимальны. Вот при этом я впервые задумался о семье, благодаря которой отпадает необходимость в поисках других переживших катастрофу, а следовательно повышается шанс на выживание. Здесь я столкнулся с несколькими трудностями. Мои родители к этому времени уже умерли, а природная застенчивость помешала мне обзавестись собственной семьей. Вокруг не нашлось такой девушки, которая смогла бы увидеть во мне свой идеал, а затем сделать первый шаг на встречу ко мне. Сам я этот шаг сделать не мог. Постоянная боязнь получить отказ и последующие явные и неявные насмешки сделали меня осторожным и лишили возможности вести семейную жизнь.
Нет, я, конечно, любил. Моя любовь жила через несколько дворов от моего жилища. Притаившись, как мышь под окном, я часами смотрел на нее, мечтая о том, как мне было бы хорошо с ней. Но пока я собирался с силами для признания - она вышла замуж и переехала на соседнюю улицу, а я остался один на один со своим одиночеством. Но это только придало мне силы при обдумывании моих дальнейших действий. Я мечтал, что в случае чего спасу ее от неминуемой гибели, и мы останемся с ней вдвоем, тогда я признаюсь ей в своей долгой любви, а она скажет, что тоже давно влюблена в меня. На этом мои голубые мечты обычно обрывались, из-за отсутствия объекта, которому можно было бы признаться в тайной и долгой страсти.
Все это и послужило обоснованием тех требований, что я заложил при продумывании мысли об укрытии. Они свелись к основным следующим:
1. Убежище, исходя из условий своего нахождения, должно располагаться на глубине порядка семи метров;
2. Оно должно включать в себя несколько помещений, а именно: спальню, кухню, туалет, ванную комнату, кладовые, агрегатную, а также складские помещения;
3. Выходов на поверхность должно быть несколько, и они должны быть герметично закрывающимися;
4. Запасы продовольствия должны обеспечить полгода автономного обитания для двух человек;
5. Вода, добываемая из скважины, должна иметь несколько степеней очистки;
6. Запаса топлива для дизель-генератора должно хватить не менее чем на год, при использовании его не чаще одного раза в сутки на десять часов непрерывной работы;
7. Стены убежища должны были быть прочными, защищать от лучевой радиации, выдерживать взрывы и потрясения земной коры от них и от землетрясений;
8. Запас материала для ремонта убежища должен позволять обходиться без посторонней помощи не менее пяти лет.
Строительство, начатое мною более двадцати лет назад, не завершено до сих пор. Но даже сейчас, в этом незаконченном виде, укрытие может выдержать взрывы ядерных зарядов на соседнем военном аэродроме, а затем в нем можно автономно жить в течении нескольких месяцев. Основная проблема состоит в том, что убежище сейчас мне уже не нужно. Моя старость надвигается вместе с истощением физических сил, а следовательно, мне уже нет нужды бояться смерти в молодом возрасте. Сейчас мне жалко только своей силы, которую я потратил на это сооружение, вместо того, чтобы жить и наслаждаться жизнью как другие люди. Но об этом по порядку.
Моя работа началась с того, что я стал рыть колодец вглубь земли, чтобы достичь уровня гарантированной безопасности. Это сейчас шахта лифта и лестницы. Долгими выходными днями и ночами я вгрызался в землю, боролся с грунтовыми водами. Средняя толщина бетонной стены в убежище составляет полметра. Первым делом я построил спальню и агрегатную. Затем мне удалось найти и установить небольшой дизель-генератор, а также насобирать для него запасных частей. После этого настал черед склада под топливо. В этом мне помогло наше государство. Самолет, который я обслуживал, снабжался резиновыми протектироваными баками, выбрасываемыми в больших количествах без мысли об их ремонте, хотя повреждения были малозначительны. Керосина в то время было много, и за его расходом никто не следил, а следовательно топлива мне удалось запасти не то, чтобы на год, а года на три, если не больше. Сил на это мне было не жалко. Все в конечном итоге шло не на порчу экологической обстановки, а на возможность выживания отдельно взятого гражданина страны.
Самое страшное препятствие мне чинила природа, в отместку на то, что я решился на подземные работы. Местность в окрестностях Псковщины болотистая, грунтовые воды близко прилегают к поверхности, а следовательно, большую часть времени пришлось потратить на борьбу с водой. Она проникала сквозь малейшие трещины в стенах, подмывала стены и грозила затопить все помещения в любую секунду. И опять же мне помогала наша доблестная армия. Аэродром был настоящей кладовой, откуда можно было брать что угодно, и в каком угодно количестве, при этом качество продукции военного назначения на несколько порядков превосходило аналогичные параметры продукции, что шла на нужды народного хозяйства. Расширение коммуникационных построек на аэродроме позволило мне запастись цементом в таком объеме, что стена толщиной в полметра была для меня не мечтой, а жизненной рутиной. Все в конечном итоге упиралось только в мои собственные силы, которые, естественно, не беспредельны. Но моя мечта о безопасном будущем помогала мне, а физический труд оздоравливал организм, заставляя отступать все болезни. Этому так же способствовали салаты из овощей со своего огорода и теплицы, ведь вода для полива у меня была постоянно (необходимость откачивать ее из подземных сооружений подталкивает к мысли о том, куда бы ее деть). Тепло, которое скапливалось в нижних ярусах убежища обогревало в холодное время мой дом и теплицу, позволяя есть свежие овощи круглый год.
Но все это не было главным. В течении нескольких лет, урывками от основной работы и в период отпусков, я смог построить минимальный комплекс - убежище, в состав которого входили как функциональные помещения: агрегатная, кладовые продуктов и технические, так и помещения для жизни: две комнаты, кухня и туалетная комната с ванной. Кроме этого мне удалось разместить под землей резиновые емкости с керосином, в специальных бетонированных помещениях, в количестве трех тонн, а также оборудовать вместимую выгребную яму для отходов жизнедеятельности.
Но самым тяжелым для меня была необходимость справляться с грунтовыми водами. Эта беда терзала меня долго, пока я не пришел к простому решению, а именно - прорыл колодец большей глубины, чем та, на которой находились помещения, и вода, что совершенно естественно, стала стекать в него, а моя задача заметно упростилась. Осталась только потребность в регулярном освобождении колодца от воды.
Но еще более страшным было осознание того, что это грандиозное сооружение было пустым. Никто, кроме меня, не ходил по его коридорам, оживляя мрачное пространство разговорами и наполняя теплом жизни и любви. Убежище было мертвым, несмотря на то, что я порой даже ночевал на нижних ярусах, чтобы усталым 'не подниматься наверх. Семьи у меня не было, да и кто бы пошел замуж за меня. К этому времени я превратился в законченного холостяка - отшельника, сидящего в тесной раковине своего жилища, и не выглядывающего по сторонам в поисках амурных приключений.
Несколько раз я предпринимал неуклюжие попытки сойтись с очередной женщиной, появившейся на фоне моего желания иметь семью, но это были тщетные потуги, ибо время, когда я бы мог стать примерным семьянином, прошло. Слишком много времени я прожил в одиночестве, что приучило меня к неприятию совместного проживания под одной крышей с кем-то еще. Эта необходимость зависеть от кого-то, спрашивать советы и разрешения по пустякам, подстраивать свои привычки и поступки - все это было тем краеугольным камнем, который разрушал все мои попытки вступить в брак. Тем более, что мне попадались такие женщины, главной заботой которых было обеспечение собственного уюта, абсолютное нежелание мирится с моими комплексами, а также попытки приобщения меня к благам цивилизации. Это благо виделось им, главным образом, в квартире городского типа. Следующим пунктом блага шли: обстановка квартиры импортной мебелью, а также скупка горы самой разнообразной одежды. Сие рождало следующую проблему: "Нечего надеть, и некуда положить", а следовательно острую необходимость покупки нового шкафа для одежды! Ну и как постоянный пункт мечтаний любой женщины, из тех, что встречались на моем жизненном пути, это "голубая в дымке" мечта о переезде в Москву, в начале на временное, затем на постоянное место жительства, а уж там...
При всем этом многообразии мечтаний любой женщины, мужчина, в большинстве жизненных ситуаций, рассматривается ею просто в качестве необходимого инструмента для удовлетворения своих растущих материальных потребностей. В этом случае мудрая женщина, а под мудростью женского ума следует понимать житейскую хитрость и смекалку, отдает мужу политическую власть в семье, взамен полностью и безвозвратно забирая контроль над распределением финансовых потоков. Недаром старинные поговорки утверждают, что жена должна быть "шеей", которая будет вертеть мужем - "головой", в потребную для себя сторону. Такая женщина не будет в открытую добиваться главенствования в семье, она будет делать все исподволь, пользуясь своими женскими, методами и чарами. Та же, которая попытается изменить сие положение дел на кардинально противоположное, добьется только конфликтов из-за нежелания мужа подчиняться - ведь всегда любой мужчина считает, что глава семьи он. То есть здесь возможен вариант расставания, так как общество еще только привыкает к тому, что женщина может играть главную скрипку, не только скрытно, как она делает постоянно, но и официально. Мужчины более живо и болезненно реагируют на ситуацию, когда их хотят "посадить под каблучок", пусть даже этот каблучок находится на туфельке, а та на прелестной ножке его любимой женщины.
Мои поиски спутницы жизни, которая была бы лишена агрессивно выраженных лидерских замашек, а взамен хотела бы семью с нормальными равноправными отношениями плавно продолжались некоторое, весьма непродолжительное время. Но все в этом мире имеет свое логическое завершение. В конце всех своих экспериментов я остался совершенно один, что не могло не навести на определенные мысли о моей внешней и внутренней неполноценности, не дающей никаких шансов на счастливое будущее, а также о том, что я пытался предъявить слишком уж жесткие требования к своей будущей спутнице жизни. Но остаться в случае ядерной войны в полном одиночестве и знать, что никого более рядом нет - это немыслимо. Да даже и при современной жизни, одинокая жизнь приводит к постоянной деградации всех чувств; человек - по своей сути есть общественный элемент, нуждающийся в постоянном окруженнии себе подобных. Ему хочется чего - то светлого, хочется обрести общество того, кто мог бы встретить тебя после тяжелого рабочего дня, с кем ты мог бы отдохнуть душой, занимаясь общими семейными делами. Но как я уже говорил, семейная жизнь не смогла дать мне того, что я желал - а может быть я просто завышал рамки и мечтал о слишком многом - я не знаю.
Но все задачи, даже если у них много условий и неизвестных, имеют решение. Порой не одно единственное, но каждый из вариантов существует, а приоритет того или иного - незначителен, что в определенной мере затрудняет поиск наивыгоднейшего решения. Самое же трудное - это определиться в верности и оправданности своего выбора со всех точек зрения, ибо то что для одного человека хорошо, для другого может привести к непоправимым трагическим последствиям. Найти ключевое решение, оптимальное и наиболее эффективное - вот одна из самых тяжелых задач любого человека, перед которым стоит дилемма выбора.
Так и моя проблема одиночества имела много вариантов своего решения, но надо было принять один. В этом могло помочь только провидение, для того, чтобы свести к минимуму все вредные последствия. Всвязи с этим необходимо было просчитать все условия - выполнимые и невыполнимые. Либо просто жить, ни о чем не задумываясь - плыть по течению бурной реки судьбы, изобилующей водоворотами, порогами и другими препятствиями, и надеяться на то, что авось пронесет на очередном повороте жизни.
Елена. Путь к убежищу
Лена родилась в семье простых хлеборобов, в одной из деревень при городе Остров. Отец ее мечтал только об одном - иметь как можно больше спиртных напитков, и при этом как можно меньше работать. Девочка, рожденная ранней осенью, была нежданным подарком, к тому же еще и ненужным. Ведь теперь те маленькие деньги, которые ранее перепадали на пятерых членов семьи, приходилось делить на шестерых. Молоко у матери пропало практически сразу после рождения дочери, из-за какого-то конфликта в семье, на почве постоянных пьянок и ругани с рукоприкладством мужа.
Медсестра из поселковой санитарной части, с ужасом в душе и болью в сердце наблюдала, на каком питании и в какой антисанитарии растет ребенок. Она также не могла понять, как может женщина жить с человеком, который поднимает на мать своих детей руку. И это в годы, когда советская власть находилась на высшем пике своего могущества. Она просто была не из этого мира исконно российской деревни, где основной постулат отношения мужа к жене можно выразить словами "бьет - значит любит!" Но ее можно было понять, так как она приехала на три года по распределению из города, после медицинского училища, и каждый прожитый день в поселке приближал к счастливому моменту возвращения к родителям и друзьям в город, где ее вновь ожидали блага цивилизации. Она жила здесь временно и старалась не запачкаться об эту реальность жизни, окружающую ее сейчас. А тем, кто проживал в таких условиях постоянно, это было привычно. Дети в этих семьях росли сами по себе, окруженные минимумом заботы со стороны родителей.
Такое происходило повсеместно. Люди не думали о том, какое будущее можно получить, забывая о воспитании тех, кому предстояло строить это самое будущее. Воспитание гражданской сознательности людей происходило по принципу, что самое главное - это мое, а все что общественное - это ничье, а значит, можно не беречь и не экономить. Забота о детях в подавляющем большинстве "ячеек общества" сводилась к банальному принципу: накормил, одел, а воспитывать и внедрять в душу ребенка сознание и правила поведения в жизни должно было государство в лице детского сада, школы и прочих институтов государственного образования. В цепочке воспитания будущего гражданина страны исчезло главное звено - семья, а без этого звена воспитание нормального, всесторонне развитого человека невозможно. В большинстве случаев это приводит к моральной деградации подрастающего поколения, а следовательно и всей нации.
На этом этапе развития, в стареющем на глазах социалистическом обществе, появился новый принцип отношения к детям. Теперь, когда государство объявило воспитание детей государственной заботой - они сразу стали ничьи. Заботу о воспитании детей возложили на государственных людей, к которым можно отнести воспитателей и преподавателей. Люди же, которые дали жизнь новому поколению, предпочитали больше заботиться о материальных благах, забывая о духовном воспитании, которое должно стать краеугольным камнем любой нормальной семьи. Человек, который постоянно видит дома одно, а в школе в него пытаются вложить другое; который вынужден всегда подстраиваться под общество, окружающее его - вырастает лицемером и эгоистом. И это не только его проблема - это его беда. А также громадная беда и замедленная мина на пути эволюции человеческого общества, населенного такими людьми. Людьми, приученными к постоянному ношению маски - личины.
А девочка подрастала, хотя постоянно болела, но ее матери некогда было заботиться о здоровье маленького ребенка, так как на руках у нее было несколько детей, а также пьяница муж. Учитывая, что до школы Лене надо было прожить еще шесть лет, то думать о ее воспитании до этого времени никто и не собирался. Зачем? Подрастет, а там будет жить как все. Так все продолжалось бы, как у всех, если бы не одно событие, кардинально изменившее судьбы каждого из этой "ячейки"
Однажды отец семейства, как всегда в состоянии непрочного стояния, возвращался домой с работы, когда на его глаза "попался" магазин, где его и обнаружили с утра, в обнимку с ящиком дешевого вина. После проведенного расследования в магазине обнаружили хищения на сумму более трех тысяч рублей, что говорило о многом... Как результат справедливого суда - приговор на пять лет с конфискацией имущества, хотя забирать в семье в пользу государства было нечего. Сразу выяснилось, что брать на поруки отца, а по совместительству и руководителя "ячейки общества", никто не собирается. Таким образом, мать осталась одна, с четырьмя детьми на руках, практически без средств к существованию.
Выручило то, что у женщины были родственники в городе. Благодаря им, и тому, что они пожалели детей, удалось перевезти остатки имущества в небольшой домик на окраине Острова, где теперь семье предстояло жить, а матери еще и работать, чтобы хоть как-то прокормить детей, искать же силы на духовное воспитание уже не было времени. Работу найти удалось быстро, правда малооплачиваемую, но постоянную, учитывая, что на руках куча детей, одной из которых меньше года.
С этих пор жизнь их протекала хоть и бедно, но спокойно и размеренно. Старшие дети заботились о младших, конечно в меру своих сил, ибо самой старшей было всего восемь лет. Но это уже была новая жизнь, а мать семейства по вечерам долго плакала в подушку, проклиная свою загубленную молодость и жизнь, а также "довесок", в виде маленьких детей, из-за которых теперь нет возможности изменить эту самую жизнь.
К чему говорится все это? Нет смысла "давить на жалость", но есть смысл попытаться понять, что происходит вокруг нас, для того чтобы иметь возможность по-другому взглянуть на, казалось бы, очевидные вещи. Может быть, это сможет добавить немного объективности в наши суждения об окружающем мире. Легко рассуждать о высоком, но трудно самому стать другим, попытаться сбросить свою теплую и удобную шкуру из фальши и обнаженной душой почувствовать остроту - и температурные перепады реальной жизни. Можно годами и веками сладко говорить о той великой и многогранной миссии Христа, с которой он прошел сквозь души и сознания людей, но при этом оставаться нечувствительным к боли и страданиям окружающих. Можно. Многое можно. Но не надо при этом забывать одного, что в первую очередь Иисус призывал идущих следом за ним, по его нелегкой дороге, "не сотворять себе кумиров", поклоняясь идолам, выдуманным для отвлечения сознания большинства людей от их главной цели жизни.
Цель, к которой призывал Учитель своих учеников и последователей, заключается не в простом служении на приумножение богатства материального для церкви или личного, а, в первую очередь, она состоит в том, чтобы каждый воспитал в себе Человека. Чтобы каждый, живущий на этой планете, стал богат Душой, чтобы каждый стал способен пройти свой путь к Голгофе во имя искупления грехов, и не только своих, но и чужих. Только когда мы сможем осознать эту простую истину, только тогда может быть мы сможем сбросить маску, носимую нами для защиты своего маленького, но такого родного и горячо любимого "Я". Личину, скрывающую наши чувства и эмоции. Маску, сквозь стеклянные глаза которой, как через призму, преображаются события вокруг нас, прежде чем предстать перед нашим сознанием.
А между тем маленькая девочка подросла до шести лет. Отец, выполнив повинность перед государством, вернулся домой. Но это уже был другой человек. Там, за колючей проволокой, он увидел всю реальность нашей "свободной" жизни. Познал простую" истину - в этой стране нормально жить могут только те кто ворует, и желательно по крупному, чтобы были деньги на "своих" адвокатов и судей. Туберкулез, заработанный им в лагерях на принудительной ударной стройке в восточной Сибири, прогрессировал. На работу его никуда не брали, несмотря на определенное законодательством право на труд. Статья, по которой его осудили, заставляла чиновников морщить лоб, чтобы придумать отговорку, почему ему нельзя устроиться именно к ним. Так он был сброшен с поезда истории, шедшего полным ходом к победе коммунистических отношений в отдельно взятой социалистической стране. Нет, он не пошел воровать дальше, для этого он был слишком напуган, он просто стал тунеядцем, с точки зрения закона, а реально занялся домашним хозяйством, регулярно попивая самогон собственного изготовления, и не забывая также регулярно относить бутылочку - другую участковому инспектору под видом домашней настойки, чтобы тот не слишком придирался к нему.
Так прошел год его вольной жизни, и, может быть, так текли бы и другие года его жизни, если бы он не заснул пьяный в сугробе по дороге от "друзей". Пневмония, на фоне второй стадии туберкулеза, а за ней практически сразу последовал путь на кладбище. Примерно через неделю после похорон пропала Леночка, катавшаяся на санках с берега реки. В подернутой льдом проруби на следующий день обнаружили вмерзшие санки, валенок и . шапку. Осиротевшая семья несколько дней проплакала, но ведь жизнь продолжается, а от девочки не осталось на память даже фотографии. Как-то так случилось, что она еще ни разу в своей короткой жизни не фотографировалась.
Михаил возвращался домой с полетов. Его подвезли до моста, а далее он пошел напрямик через реку, по льду. Ранние зимние сумерки окутали городок. Он шел, погруженный в свои холостяцкие думы, разочарованный последней неудачной попыткой обзавестись семьей. Хриплый, осипший вскрик от проруби достучался до его сознания уже после того, как он бежал, на ходу оглядываясь во все стороны, чтобы определить место, где кричат. Она еле держалась на поверхности воды, как поплавок, может быть за счет того, что была одета как луковица в сто одежек, между которыми еще оставался воздух.
Вытащив девочку из проруби и завернув ее в снятую с себя куртку, он стоял посреди реки в растерянности, не зная, что делать дальше. Куда бежать и к кому обратиться, когда на дворе практически ночь, а ребенок такой маленький и дрожит от холода. Конечно домой! Так Лена впервые оказалась в том доме, который стал ее убежищем на долгие дни, месяцы и годы.
А тогда, принеся ее домой, растерев полотенцем докрасна, вымыв в горячей ванне и напоив чаем с малиной, он поразился болезненной худобе ребенка и ветхости тех одежд, в которые она была одета. Сидя на стуле, рядом с кроватью, на которой засыпала разморенная от тепла и сытости девочка, он еще мечтательно думал о том сколько радости принесет родителям известие, что их ребенок жив и здоров. Медаль "За спасение утопающих" возникла перед его мысленным взглядом, но все это не радовало сознание, поэтому блестящее изображение померкло и исчезло. Думы о том, в каких условиях живет эта девочка, терзали сознание. Но затем пришла одна мысль, которая просветлила его душу, и он успокоенный лег спать.
Проснулся он ночью от несвязного бормотания, всхлипов и вскриков ребенка. У девочки начался сильный жар. Всю долгую зимнюю ночь он провел у постели больного ребенка, сбивая температуру смоченными в воде полотенцами, обтирая ими тщедушное тело девочки и прикладывая мокрое полотенце на горячий лоб. К утру, когда жар спал, он снова сел на стул и задумался. В бреду человек высказывает все то, что каким-то образом наиболее ярко отпечаталось в его сознании. Из слов ребенка он понял, что девочка из неблагополучной семьи, где отец постоянно бъет мать и детей по поводу и без повода, Он думал о том, что ждет детей в такой семье, где существует только одна надежда на лучшее - это попытка вырваться из таких условий.
Утром, пока девочка еще крепко спала, он сходил в город, где, пройдя по рынку, прикупил разных детских вещей, набив ими большую сумку, заглянул в аптеку за лекарствами и пошел домой. Погладив спящего ребенка по лбу, чтобы убедиться в том, что жара нет, он снова вышел из своего убежища, чтобы найти тот дом, где пропала девочка. Минут десять постоял на берегу, внимательно наблюдая, как едва протрезвевшие мужики шарят баграми под прорубью шагах в ста выше того места, где он достал девочку. Рядом с прорубью лежали санки, и если бы не валенок, который держала в руках бедно, но опрятно одетая женщина, рядом с которой сиротливо жались несколько детей, он бы решил, что утонул еще какой-нибудь ребенок.
Почему он не подошел к ним и не обрадовал их известием, что девочка жива и здорова? Он стоял, как в столбняке, пассивно наблюдая за происходящим, пока мысль о том, что ребенок уже мог проснуться, чуть не обожгла его мозг. Тогда он пошел домой. Девочка еще не проснулась. Она спала спокойно и умиротворенно. Температура упала до нормальной, дыхание успокоилось. Он снова присел, задумавшись о том, что ждет этого ребенка дальше. Вечером у девочки вновь был жар, но кризис миновал гораздо быстрее, и ночь прошла спокойнее.
Утром он вновь оставил спящего ребенка одного, перенеся ее сонной в убежище, а сам посетил санчасть, взяв там освобождение на несколько суток по болезни, немного похрипев и покашляв, и, отпросившись у командира, вернулся домой. Девочка уже проснулась и играла с куклой, купленной им на рынке. Увидев его она замерла, наблюдая за HИM ИЗ угла комнаты. Он присел на корточки и тоже с любопытством посмотрел на свою гостью. Из всех нарядов, оставленных им на стуле, она выбрала простенькое ситцевое платьице и колготки, волосы заплела в короткую, но толстенькую косичку.
- Ну что, - начал он, улыбаясь, - давай знакомиться. Меня зовут дядя Миша. А тебя?
Она молчала, глядя на него бусинками глаз и нервно теребила руками куклу. Губки сердито поджались.
- Ты боишься меня? - она отрицательно покачала головой.
- Ты не умеешь разговаривать!? - она снова покачала головой, но в уголках губ промелькнуло, что-то похожее на слабенькую улыбку.
- А может ты не девочка, а маленькая собачка, которая превратилась в девочку, но разговаривать не научилась!?
Она улыбнулась, вновь покачав головой, но все так же смотрела на него из-под длинных ресничек, чуть опустив голову, думая, что так ее улыбки и смеющихся глаз не видно. Он встал и прошелся по комнате. Несмотря на свой возраст, она показала себя достаточно опрятной. Тарелки, в которых он оставил ее завтрак, были аккуратно сложены кровать заправлена, а вещи, которые она без сомнения просмотрела, выделялись аккуратной горкой.
- Ну все-таки давай знакомиться! Я себя уже назвал. Теперь мне хочется узнать, как зовут мою маленькую гостью. Ты мне скажешь свое имя? - он немного помолчал, пригладил рукой волосы, еще раз обвел взглядом помещение, - Наверное, ты все-таки боишься меня? Я, наверное, страшный серый волк, а ты маленькая Красная шапочка, да?
- Нет, ты не серый волк. А меня зовут Лена, и никакая я не Красная Шапочка - у меня бабушки в лесу нет! Она в деревне осталась, и мы к ней только летом в гости ездием.
- Вот и познакомились! А теперь, Леночка, расскажи мне, кто твои родители, и где вы живете? Мама, наверное, волнуется, что тебя долго нет?
Задавая этот простой вопрос, Михаил был готов услышать самые различные варианты ответов, начиная от "Не знаю", до подробного изложения всех нюансов, но то, что он услышал, не вписывалось в его заготовленные мысли. При этом голос ребенка был искренним.
- Я не хочу домой, там меня не любят. Там никто никого не любит. Пожалуйста, не отдавайте меня домой. Я буду хорошо себя вести. Я же умерла. Как вы можете меня отдать?
- Почему ты решила, что умерла? Ты живая.
- Но я же прыгнула в воду, и меня несло под стеклом к небу. А потом стало тепло, только хотелось дышать, но вокруг была вода. Я боялась вздохнуть. - слезы побежали по ее щекам, капая на куклу, она вытерла глазки, - И вдруг стало холодно, меня что-то ударило, я вскрикнула и увидела небо и тебя. А потом я не помню... Не отдавай меня. Можно я буду твоей дочкой, а ты моим папой. Ведь ты дядя Бог?
- Нет, Леночка, я не Бог. И ты не умерла, а вполне нормальная и живая девочка, которая правда искупалась в проруби, но от этого на небо не попадают, а только в кроватку с простудой.
- Жалко... А я думала, что все закончилось. Ведь все было так, как говорила мама.
- А что и когда тебе говорила мама?
- Когда я спросила, что случилось с папой. Она сказала, что он умер и ушел на небо, и у него теперь там есть все, о чем он всегда мечтал. Значит у него теперь постоянно есть самогон, и он всегда пьяный, и он счастлив, что рядом нет моей мамы, испортившей ему жизнь. Он всегда говорил, что не хочет ее и нас видеть. А я всегда хотела, чтобы у меня было много платьев, игрушек и вкусная еда, а также своя кроватка. И еще я хотела бы доброго папу, который бы не бил меня и мою маму, после того когда она бы умерла и тоже пришла бы к нам. И мы бы жили на небесах долго и счастливо.
- Но Леночка, что будет делать твоя мама, подумав, что ты умерла? Ей же будет плохо? А твои сестры?
- Она всегда так хотела. Она говорила, что жалеет о том, что я не умерла при родах. А если меня не будет, то им всем станет легче. Не отдавайте меня, я буду помогать. Я буду послушной дочкой.
Михаил отвернулся, чтобы украдкой вытереть выступившие из внезапно ставших мокрыми глаз слезы. Впервые в жизни он не знал, как поступить дальше. Рассуждения малышки были не по-детски рассудительны. Так мог думать только взрослый человек, либо тот кто перенес много страданий. Трагедия чужой маленькой жизни всегда незначительна, если наблюдаешь со стороны, либо читаешь о ней книгу. Но если ты сам становишься невольным участником, и от твоего решения могут измениться судьбы других, что делать тогда? Какой путь выбрать?
Михаил. Решение судьбы
Когда ты сидела у стены и говорила, что не хочешь возвращаться домой, я был обескуражен. Ведь мое воспитание говорило мне, что самое главное в жизни любого человека - это его семья. А перед этим я долго и безуспешно пытался решить эту проблему для себя, но уже не видел никакого выхода из сложившейся ситуации, кроме того, что мне предстоит долгая и продолжительная жизнь в одиночестве. Тут, как снег на голову, а точнее как рыбка из проруби, появляется маленькая девочка, которая при этом просит оставить ее в убежище и не возвращать родителям. Я не смог тогда прийти к какому-либо решению, а позорно ретировался, сказав, что иду на кухню готовить обед.
Вся система любого общества построена на определенных принципах. И все при этом стараются следовать им, так как любое отступление чревато неотвратимым наказанием. Момент ожидания можно оттянуть, но его нельзя избежать. Кража ребенка - это страшное преступление с любой точки зрения, ведь при этом происходит разлучение наиболее родных людей - матери и ребенка. Такое нельзя допускать. Но что делать, когда один из них не хочет жить с другим под одной крышей и даже готов на смерть ради этого? При этом, если мать может отдать ребенка в детский дом, то у ребенка нет никакого выбора - родителей не выбирают. И такая ситуация, как правило, длится до совершеннолетия ребенка. Только тогда он может решить для себя два важных вопроса. Первый - это где ему жить, а второй - с кем. Можно, конечно, допустить, и это практически, всегда допускается, что ребенок сам не знает, чего хочет. Но как в таком случае смотреть на ситуацию, когда последний пытается уйти из жизни в потустороннюю реальность?
Обсудив все эти вопросы со своей совестью, взвесив все за и против, которые были в данной критической ситуации, я понял, что эта маленькая девочка предназначена мне самой судьбой. Она была послана мне для того, чтобы я смог познать радость отцовства - чего у меня никогда не было. Конечно, я хорошо понимал, что ожидает меня в случае, если все это раскроется. Обвинения в похищении ребенка, а также в попытке фальсификации его гибели, были бы только началом. Но что делать? Подспудно я мечтал о таком варианте развития, когда у меня наконец-то появлялся свой ребенок, о котором я теперь мог заботиться, но все произошло с такой скоростью, что я просто не поспевал за реальными событиями.
Когда я вошел с тарелками, девочка все так же сидела в углу, играя с куклой. При моем появлении она вновь села, пристально рассматривая меня, а мне почему то стало не по себе от ее не по-детски взрослого взгляда, пронзавшего меня насквозь. Она смотрела, ожидая моего ответа. В первый раз в своей жизни я не знал с чего начать.
- Ты по-прежнему хочешь вернуть меня домой? Я буду тебе хорошей дочкой, и выполню все, что ты захочешь. Ты только не прогоняй меня, пожалуйста, - она шмыгнула носом, и вдруг громко заревела, - не хочу домой!
- Я не люблю, когда ревут. - я старался говорить бесцветным голосом, но мне это плохо удавалось.
Она всхлипнула и зажала ладонями лицо, сотрясаясь в беззвучных рыданиях, но постепенно успокаиваясь. Вид девочки, размазывающей слезы, вперемешку с соплями, был настолько комичным, что я расхохотался. Она вначале посмотрела на меня из-под мокрых ресниц, а потом ее губки растянулись и улыбнулись хитрой улыбкой.
- Притвора. - сказал с укоризной я, - Сейчас покушаем, а затем будем сообща думать, что нам делать с тобой дальше. Хорошо!?
- Да! Но я все равно прийду к тебе и останусь жить у тебя. Я решила, что ты можешь быть моим папой.
От этого действительно можно было смеяться до упаду, но мне тогда было не смешно. Решения ребенка сиюминутны, а я тогда думал глобально. Не надо забывать, что я боялся даже уезжать надолго от моего убежища. А теперь, когда в нем будет жить маленький ребенок, которому необходима была постоянная няня, что мне делать. Истинный путь был один - вернуть девочку родителям, но этот путь мне не подходил, ведь тогда я лишался ее общества.
- Пойми Леночка, что если ты сейчас не уйдешь отсюда, то ты не сможешь выйти отсюда никогда, пока я не разрешу. Ты будешь находиться здесь постоянно, и практически всегда одна.
- А Миле можно быть со мной?
- Какой Миле?
- Вот ей, - она приподняла куклу, -Я назвала ее Мила, ты не против?
- Нет, конечно! Это твоя кукла, и ты можешь называть ее как хочешь! Она будет с тобой всегда, пока ты сама не захочешь с ней расстаться.
- Тогда я согласна. А ты будешь играть со мной? Я бы хотела играть в школу, мне нравится складывать
буквочки.
Эти простые слова окончательно растопили лед в моем сердце, и я согласился оставить тебя в убежище. Не могу сказать, что я не раскаивался в этом решении впоследствии, и не могу точно сказать, сколько ночей после этого я спал спокойно, но решение мое состоялось.
Но самое трудное ожидало меня впереди, потому что теперь я был человеком, нарушившим закон, а следовательно, в любой момент мог ожидать наступление неотвратимого наказания. И конечно, я в глубине души понимал, что решение, принятое маленькой девочкой, не может быть осознанным и, следовательно, не имеет никакой юридической силы. Но тогда больше всего на свете я хотел, чтобы рядом звучал детский голос и был родной человек.
Годы, прошедшие с того момента, когда я принял свое решение, показали всю глубину моего заблуждения. Самое трудное, что меня ждало, было отнюдь не в том, чего я боялся. Сохранение тайны - это мелочи. Воспитание ребенка - это самое сложное, что есть в мире. Вкратце это можно свести к следующему:
Ребенок - это маленький человечек, с постоянно меняющимися требованиями по отношению к окружающему миру. Сегодня он хочет одного, а завтра иного, порой диаметрально противоположного. При этом у меня до этого не было никакого опыта работы с детьми. Все приходилось делать по методу проб и ошибок. Единственное, в чем мне повезло, так это в том, что моя маленькая девочка оказалась спокойной, усидчивой и рассудительной не по годам. А еще меня поразило, с какой необыкновенной легкостью осваивается любой учебный материал. Практически это сводилось к тому, что я не успевал доставать учебники.
Лена. Обучение жизни
Маленькая девочка, волею судьбы попав в убежище, была совершенно спокойной. Казалось, что ничто не может вывести ее из этого состояния. Михаил и Елена регулярно играли в школу, обучаясь правильному чтению и литературному письму, занимались гимнастикой, а также работой по своему подземному дому. Ребенок даже помогал своему приемному отцу в работе по расширению убежища. Особенно хорошо девочке удавались точные науки, и он с удовольствием наблюдал, с какой легкостью и грацией она решает примеры и задачи, которые были бы не по зубам многим ученикам более старшего возраста. Ей нравилось заниматься, потому что учеба наполняла ее жизнь особым смыслом. Все шло хорошо в их маленьком и уютном мире. Она не вспоминала своей прежней семьи, а он окружил ее всем теплом, на которое был способен. Годы шли.
На поверхности между тем громыхали локальные войны, человечеству едва удавалось сдерживать себя от полного уничтожения в атомном горниле. Умер генеральный секретарь коммунистической партии, а по совместительству руководитель сверхдержавы, Л.И.Брежнев. Мировую политику в очередной раз залихорадило. Окружающий мир ожидал, что предпримут новые рулевые социалистического государства. А те принялись делить власть и могущество. Запахло сменой направления движения и укреплением трудовой дисциплины, под действием железной руки и воли нового руководства. Но внезапность смертей лидеров, дорвавшихся до руля, наводила на размышления. Попытки реанимировать железную вертикаль власти уже были тщетны, ибо в стране появилось новое сословие людей, которые вкусили сладость власти и богатства, а следовательно, теперь не хотели отдавать того, что удалось приобрести. И жизнь этих людей наполнялась особым смыслом, суть которого сводилась к принципу полной вседозволенности и безнаказанности. А те, кто этого не имел, вполне естественно, мечтали получить доступ к кормушке государственного распределения, при этом, не гнушаясь грязными поступками и готовые платить любую цену.
Есть незыблемый закон развития государств - сверхдержавы, практически всегда, гибнут не от руки внешнего врага, а из-за возникновения внутренних распрей за верховную власть. Вполне вероятно, что когда-нибудь мудрые политологи, в соавторстве с математиками, выведут этот закон зависимости продолжительности существования сверхгосударства от количества претендующих на власть и количества людей, готовых подчиняться кому-нибудь без всяких претензий. Мощные вычислительные машины проанализируют все возможные составляющие и константы и, исходя из этого, будут рекомендовать людям никогда не объединяться, ибо все в конечном итоге закончится развалом, а потом вновь объединением и так далее, до бесконечности. И все это будет происходить всегда, до тех пор, пока на нашей планете есть люди, потому что каждый, вкусивший хоть толику власти, мечтает о большей власти. А власть принадлежит на Земле тому, кто больше других сможет подчинить себе подобных. Как тут не вспомнить сказку о старике, старухе и золотой рыбке?
Но все это было наверху, а девочка между тем росла. Ей становилось скучно. Прежняя нелюбовь к своей семье прошла, потому что время лечит и заживляет любые раны. Даже очень глубокие душевные потрясения через несколько лет проходят, а на смену им приходят печаль и грусть, замешанные на тоске. И если кто-то говорит о том, что никогда не простит, то можно быть уверенным в том, что он заблуждается, прежняя ненависть сменится равнодушием и апатией по отношению к бывшим врагам. Непреходящая ненависть может быть направлена только на одного человека - на самого себя. Потому что ты всегда рядом с самим собой, и никуда от этого не уйдешь, не убежишь.
- Папа, мне надоело жить под землей. И я хочу наверх, к маме. Ты надоел мне. Я хочу домой!
- Но ты же здесь дома.
- Нет. Я хочу домой. К моей маме.
- Леночка, дочка, здесь и только здесь твой дом. Наверху у тебя никого нет.
- Я сказала, что хочу к маме, значит хочу! И я уйду! И ты не мой папа! - она рывком встала с кровати, на которой сидела. На лице застыло выражение упрямства.
Он сидел неподвижно. Тысячи самых разных сценариев развития ситуации мгновенно промчались перед его мысленным взором. Одно он понимал точно -ее нельзя было выпускать из убежища. И дело было вовсе не в том, что его могли посадить, просто, теперь он уже не смог бы жить в одиночестве. Приходить домой, где тебя никто не ждет, что может быть хуже? А она робко, но упрямо пошла к двери, с выражением решимости на лице.
- Хорошо, Лена. Ты сможешь увидеть свою маму и братика с сестрами, но ты больше никогда не будешь жить здесь. Уходя отсюда, ты уходишь навсегда. Ты уже не маленькая, должна это хорошо понимать. Тебе уже одиннадцать лет. Иногда, сделав шаг, нельзя вернуть назад свое прошлое. Ты прочитала много книг, и уже, наверное, понимаешь, что, когда пять лет назад ты попала сюда после своего неудачного катания с горки, закончившегося в проруби, я был один. Ты пришла в мою жизнь, сделав ее полезной. Но это, конечно, ничто, по сравнению с тем, что ты стала для меня родной, стала моей единственной и любимой дочкой. А теперь, Лена, если ты решила уйти, то уходи, но вначале собери свои вещи, которые хочешь взять с собой, надень платье, по улицам не ходят в халатике. Дверь наверх будет открыта. Но это только сегодня.
Он тяжело встал. Казалось, что невидимая каменная плита придавила к земле его плечи. Она стояла в проеме дверей, слушая его, поджав губы и смотря перед собой в глубину тускло освещенного коридора. Михаил нежно отодвинул ее чуть в сторону и пошел по нему усталой походкой внезапно постаревшего человека.
Она вновь осталась одна. Как всегда одна, когда он уходил на службу. Больше всего ее злило именно это, невозможность быть с кем-то. Одиночество - оно как червь терзало ее маленькое сердце, желающее только одного - чтобы рядом постоянно был родной человек. А не тот, кто приходит и уходит. Помнит ли она свою семью? Да, конечно. Сколько раз она просыпалась долгими ночами от одного, и того же сна, приходящего к ней с завидным постоянством.
Слюна, густо смешанная с самогоном и кровью от хриплого и надрывного кашля, всякий раз слетала с его губ, когда он резко дергался вперед, чтобы ударить свою жену, прижавшуюся к стене. Она же, без сил к борьбе, лишь тихо и тоскливо плакала, закрывая глаза ладонями, огрубевшими от постоянной тяжелой работы. В пьяных ударах не было сил, но у нее была обида на эту жизнь, раз вступив в которую, надо было идти по ней до конца.
- Смотри на меня! Смотри, каким я стал! Это ты виновата! Ты!
- Но почему, почему?..
- Присушила, ведьма! Из-за тебя я такой стал!
Хлесткий удар пьяного самодура следовал за ударом. Дети рыдали в соседней темной комнате, куда всегда убегали в такие моменты, где и сидели, забиваясь в углы, закрывая детские мокрые лица ладошками, и надеялись, что скоро все закончится. Конечно, все скоро завершалось. Отец уставал бить жену, шел к кровати, либо падал тут же около стола и засыпал тяжелым непробудным сном. А вся семья, притихшая от ужаса, тоже успокаивалась и засыпала, убрав непорядок, наведенный пьяным отцом.
Лена, после такого сна, даже по прошествии долгого времени, проведенного в убежище, просыпалась в обильных слезах, прижимала к себе куклу, и долго не могла заснуть, содрогаясь в рыданиях. Больше всего в такие моменты ей хотелось только одного - прижаться к маме, как это она делала раньше. Даже время не могло залечить этой раны.
Теперь же они оба сидели. Он наверху, а она внизу, и проливали в душе горькие от воспоминаний слезы. Оба понимали, что произошедшего уже не отменить, а следовательно, необходимо было принять какое-то решение, суть которого - полное изменение существующего положения.
Мы часто думаем, что нам подвластно все, но всегда можем убедиться, что не имеем возможности влиять даже на незначительные по своей сути события. Что уж говорить о событиях, от которых зависит многое. Доля нашего влияния на них мизерна, настолько мала, что мы даже не можем этого себе представить, но и этого крохотного воздействия достаточно, чтобы кардинально изменить окружающий нас мирок. То, что мы строим долгими годами, может измениться в одну секунду, от одного слова или даже звука. Возможно, что именно поэтому нам следует внимательно продумывать каждый свой поступок и слово, чтобы не жалеть долгими днями о невозвратном.
Когда он часа через два спустился в убежище, его взгляду предстала почти трагическая картина. Она сидела на постели все в том же халате, поджав под себя ноги и громко ревела, прижав к себе куклу. Он подошел к ней и сел рядом, обняв ее рукой. Лена вздрогнула от слабого прикосновения и прижалась к нему, словно пытаясь согреться рядом с ним. - Ты еще не оделась?
- Я боюсь. Я не знаю почему, но я боюсь выйти наверх, боюсь увидеть маму, хотя и хочу этого. Я не знаю, как буду жить дальше...
- Лена, все, что захочешь, ты можешь сделать. Можешь сейчас уйти, а можешь остаться. Решение только твое. Я не стану сегодня заставлять тебя делать то, что тебе не захочется, потому что я люблю тебя, моя маленькая девочка. Ты дорога мне.
- Помнишь, ты постоянно говорил мне, что наше убежище построено на случай атомной войны, но ведь ее нет? Почему мы не можем жить наверху, на земле, как все остальные люди?
- Девочка моя, мы не можем жить как все - мы другие. А то, что пока еще нет войны, так это хорошо. Наше убежище еще не готово. Ты смотришь телевизор, слушаешь радио, а поэтому должна видеть, что мир на Земле достаточно хрупок. Любая мелочь может его нарушить, и я хочу, чтобы в этот момент моя девочка была в полной безопасности.
- Я не знаю, как мне сейчас поступить. Тебе что-нибудь известно о моей семье?
- Да.
- Где они сейчас? Как они живут?
- Они переехали в другую часть города. Сейчас они живут в районе железнодорожного вокзала. Я, с тех пор как ты живешь у меня, передаю деньги со своей получки, чтобы облегчить немного их жизнь. Больше я им ничем помочь не могу. Также, как и ты. Если ты уйдешь, то я больше никогда не смогу помогать ни тебе, ни им.
- Что мне делать?
- Не знаю, но как бы ты ни поступила, ты поступишь правильно. Кстати, уже поздно, ты случайно не хочешь покушать? У меня с утра макового зернышка во рту не было.
Лена медленно, словно нехотя, поднялась и пошла на кухню - разогревать ужин. Часы показывали уже десятый час. День для этой семьи начал клониться к закату. Никогда еще у них не было такой грустной и молчаливой трапезы. Каждый думал о своем, может быть поэтому у них не было аппетита. Заканчивая есть, Михаил наконец-то оторвал взгляд от тарелки и внимательно посмотрел на Елену. Она сидела, бессмысленно ковыряя вилкой в тарелке и изредка промокая платочком большие и грустные глаза. - Леночка, хватит думать о печальном. Давай лучше ложиться спать. А завтра ты с утра еще немного подумаешь и примешь решение. Хорошо?
Она не ответила, и еще долго сидела за столом, подперев подбородок кулачками и думая о чем-то недоступном для постороннего восприятия. Он ушел к себе. Еда на тарелке давно остыла, а она все так же сидела, ковыряя вилкой застывающие в томатной подливе макароны. Маленькая девочка, одиннадцати лет, вынужденная жить практически в полном одиночестве, да еще и глубоко под землей.
Она не ушла из убежища ни в этот день, ни в последующие дни. Через два дня Михаил запер выходы и несколько дней они общались только через двери. Он боялся одиночества, боялся остаться один. Затем он спаял из радиодеталей маленький брелок и прицепил его к металлическому ожерелью, в виде сравнительно толстой цепочки желтого металла. В брелке был расположен маломощный радиопередатчик, излучающий фиксированную частоту. В коридоре он расположил несколько приемников, а также мощные инфразвуковой и ультразвуковой излучатели. При попадании брелка в коридор происходило автоматическое включение всей системы, которая могла отключиться, только если убрать источник возмущения, то есть брелок. Оставалось сущая мелочь - одеть ожерелье на девочку и следить за тем, чтобы она не могла его снять Сделав шаг - нельзя вернуться назад. Любое положение вещей, к которым мы вернемся, будет совсем другим.
Она плакала, когда он вошел к ней в комнату. В комнате все было перевернуто. Вещи валялись в беспорядке, а Лена даже не повернула голову в его сторону. Он, не спеша, прошелся несколько раз по комнате, выключил телевизор и сел на стул. Она, не прекращая всхлипывать, посмотрела на него. Во взгляде было столько неприязни, что его всего передернуло.
- Зачем ты пришел?
- Поговорить с тобой, о том как мы будем жить дальше.
- Мне не о чем с тобой говорить! Уходи! Я все равно уйду отсюда, и ты меня не удержишь!
- Лена, скажи мне тогда, почему ты не ушла, когда я разрешил тебе. Я много думал за эти дни. Девочка моя, пойми, что тебе нельзя уходить. Никто и никогда не поверит, что ты сама захотела остаться в убежище.
- Правильно сделают! И тебя накажут, за то что ты удерживал меня здесь! Тебя посадят в тюрьму!
- А тебе не жалко меня? Мы же так хорошо жили все эти годы.
- Все равно! Я хочу уйти отсюда! Я хочу жить на Земле, а не под землей - как в могиле.
- Но зачем уходить, что тебя там ждет? Уйдя отсюда, ты больше никогда не сможешь вернуться назад. Ты, как и я, все потеряешь! Лена, ну хочешь, мы с тобой поедем куда-нибудь, отдохнем. И все останется как раньше. Тебе что, было здесь плохо?
- Нет! Но я все равно хочу уйти отсюда, и ты меня здесь не удержишь! Я так хочу!
- Хорошо, - его голос немного понизился, - Значит так, моя маленькая девочка. Не забывай, что кроме тебя здесь есть еще один человек, чье мнение надо выслушать. И этот человек здесь, это я! Так вот, ты никуда отсюда не выйдешь! Ты потеряла свой шанс, когда не ушла сразу. А теперь ты останешься здесь. Потому что я так хочу! Ты меня попросила, чтобы я тебя здесь приютил. Я выполнил твою просьбу. Так вот. Теперь моя скромная просьба. Ты будешь здесь находиться до тех пор, пока я этого хочу!
- Ты меня не удержишь!
- Я не буду тебя удерживать. - он встал и подошел к ней, - Вот это украшение, ты будешь носить на своей шейке всегда!
С этими словами он наклонился и, резким движением рук, застегнул замочек на цепочке ожерелья. Она попыталась снять или сорвать колье, но ничего не получалось. Минут через десять, после полусотни различных попыток, она с ненавистью посмотрела на него, красная от злости и праведного негодования. Он все это время сидел на стуле и смотрел на ее безуспешные попытки.
- С этим украшением ты сможешь спокойно ходить по территории всего убежища, кроме коридора, ведущего к лестнице наверх. Там тебе будет плохо и больно. Это будет продолжаться до тех пор, пока ты не вернешься назад.
- Сними эту гадость немедленно, а не то я не знаю, что сейчас сделаю!
- Ничего ты не сделаешь. Лена, пойми одну простую истину, ты не сможешь отсюда уйти, пока я не отпущу тебя. Единственное, о чем мы можем поговорить, так это о том, когда я сниму украшение с твоей шеи. А это произойдет не раньше, чем через несколько лет. Только тогда ты сможешь покинуть убежище. Конечно, если будешь хорошей девочкой, будешь заниматься уроками и научишься быть отличной домашней хозяйкой.
- Ты нехороший! Гадкий и противный! Я тебя ненавижу! Я сильно тебя ненавижу! Я убью тебя!
- Прости меня, девочка, но все это только для твоей пользы. Ты поймешь меня позднее, когда станешь достаточно взрослой. И я еще раз повторяю, что ты сама просила меня о приюте. А теперь хочешь отблагодарить меня тем, что покинешь. Леночка, это есть черная неблагодарность за все, что я для тебя сделал, и еще сделаю в будущем.
Не отвечая ему, девочка отвернулась и бросилась на кровать. Рыдания сотрясали ее хрупкие плечи, а распущенные волосы закрыли всю подушку. Он молчал, смотря на нее. Такое поведение ребенка для него было большой неожиданностью. Особенно поражала непредсказуемость, с которой это все произошло. Еще несколько недель назад все было в совершенном порядке.
В тот вечер Михаил понял одно. В этой жизни нельзя быть сторонним наблюдателем. Каждое мгновенье надо обдумывать свои поступки, а также и то, как все это отразится в будущем. Его размеренная жизнь летела в пропасть. Весь отпуск он провел в убежище, стараясь особенно не надоедать, но в то же время быть постоянно на виду, чтобы в случае необходимости оказаться рядом.
- Лена, ты помнишь, как пыталась пройти по коридору, и чуть не погибла от головной боли?
- Да. Хотя я и не помню, как все это закончилось.
- Ничего страшного не произошло, хотя я и не ожидал от тебя такого упрямства и противодействия боли. Ты боролась и сопротивлялась до тех пор, пока не потеряла сознание. Мне повезло, что я оказался рядом и смог отключить систему.
Такое противостояние длилось около месяца. Потом Лене это надоело, да и просто стало скучно. Ведь, хотя Михаил и был рядом, но она все равно была одна. Так они и помирились, но ожерелье, из чувства самосохранения, Михаил снимать не стал.
Лена. Ее семья
Когда мать Елены получила маленький купон почтового перевода в первый раз, то единственным желанием было отказаться от денег, присланных неизвестно кем. Она даже заявила на почте, что не ждет денег ни от кого, а этот перевод пришел к ней, должно быть, по ошибке. Но деньги были нужны, очень нужны, а почтовая служащая, проверив все необходимые документы, подтвердила, что эти деньги присланы именно ей. Да и на купоне, в графе для письменного сообщения, была надписана вежливая просьба не отказываться от денег, присланных от чистого сердца. Она взяла перевод с единственной мыслью, найти этого человека и отблагодарить его. А также, по возможности, перезанять и вернуть деньги. Почему-то она не могла привыкнуть к мысли о безвозмездности помощи, ведь такая помощь с одной стороны всегда подозрительна, но ведь просят взять. Никогда еще никто не просил ее о таком одолжении.
Затем эти переводы стали приходить с завидным постоянством. При этом места, откуда приходили деньги, были разные, но почерк один - немного детский, корявый. Однако больше всего женщину поражали суммы денежных переводов. Да и было отчего поразиться. На своей работе, где она работала уборщицей, мать большого семейства получала семьдесят рублей. А суммы, проставленные в купонах, иногда даже превышали ее зарплату.
Так продолжалось постоянно. И вскоре она привыкла к тому, что жить стало немного легче. И если раньше она стыдилась заходить на почту, то теперь считала это положение дел в порядке вещей, и даже злилась, если заветный купончик с почтовой печатью запаздывал. Ее перестала интересовать мысль о том, кто и зачем пересылает деньги. Ведь эти хрустящие бумажки, которых всегда мало, нужны были постоянно, особенно если в доме несколько детей, а помощи ждать не от кого. Дети не знали про ее терзания совести. Да и зачем им было бы это?
Вскоре ей от работы, как матери-одиночке, выделили двухкомнатную квартиру в районе городского железнодорожного вокзала, в двухэтажном деревянном доме. Сотрудники с работы помогли перевезти нехитрый скарб, и семья смогла зажить новой спокойной жизнью, свободной от памяти о недавних трагических днях. Деньги, получаемые от невидимого и незнакомого благодетеля помогали и на этом этапе, а также и впоследствии, когда настали тяжелые времена перестройки нашей устаревшей социалистической системы на что-то новое - совершенно незнакомое для большинства населения. Конечно, особенно после распада Союза, денежный поток с почты сильно уменьшился, по покупательной способности, но в отличии от государственной зарплаты, не иссяк. Одно время практически вся семья жила только благодаря этим деньгам, которые хоть и реже, но все же приходили, создавая иллюзию мнимого благополучия.
Но наступил день, когда деньги перестали приходить. Этот момент, которого мать семейства ждала и боялась, настал. Произошло это в день, когда младшая дочь, окончив школу, покинула семейное гнездо и уехала для поиска лучшей доли в город Псков. Теперь, правда, все это было безболезненно, но непривычно, ибо исчезло какое-то внутреннее чувство стабильности. Мать рассудила здраво, что тот, кто помогал все эти годы, принял решение о прекращении переводов, так как семья окончательно встала на ноги. Для этого были все основания. Старшая дочь вышла замуж - жила своей семьей, небогато, но прилично. Квартира в центре города, пусть с печным отоплением, но зато есть телефон. Сын остался служить после срочной службы в псковской десантной дивизии. Контрактная служба ему понравилась, и он теперь собирался продолжать службу в армии, тем более, что появилась реальная возможность побывать за границей, в составе миротворческих сил в странах бывшего социалистического лагеря.
Мать была горда. Несмотря на неудачное семейное начало, жизнь удалась, Дети получили образование, не скатились на дно, в конечном итоге вышли в люди -жили не хуже других, а матери теперь оставалось доживать свою жизнь, надеясь на короткие и трогательные мгновения встречи с детьми и внуками. Единственное, о чем она жалела долгими и одинокими вечерами, так это о том, что пропала ее младшенькая. Но даже не это печалило ее. Больше мучило, что нет даже могилки, куда бы она могла ходить, чтобы повиниться и попросить у дочери прощения за то, что тогда, в детстве, она не уделяла ей тепла и внимания.
За то, что часто говорила ей о том, что лучше бы она не рождалась или умерла при родах. За то, что просмотрела момент исчезновения своей крошки, а сердце, занятое проблемами семьи, не подсказало ей, что над ребенком нависла опасность. В этом случае она шла на кладбище, к могиле мужа, и просила его, чтобы он связался с дочерью и передал ее просьбу о прощении. Затем она плакала, вспоминая все то, что произошло много лет назад. Возвращалась домой, вставала перед дешевой фотографической иконкой и истово молилась за упокой их душ, а также за то, чтобы неисчезающее чувство вины оставило наконец и прекратило терзать. Ведь она в глубине своего сердца понимала, что деньги, приходящие к ней по почте, это плата. Но плата за что? Плата от кого? Однако в глубине души она не хотела узнать ответа на эти вопросы, и свято берегла тайну переводов от детей, говоря им, что эти деньги - пенсия за отца. А может, так оно и было?
Лена и Михаил. Ужин продолжается
Лена сидела, слушая обстоятельно рутинный по фактам рассказ Михаила, и лениво перебирала овощи на своей тарелке. Прежде незнакомое чувство неприязни и какой-то гадливости наполняло ее. Хотелось уйти, встать и уйти прочь, чтобы не копаться в этой грязи, но она почему-то не могла. Что-то внутри мешало поступить так. Она попыталась проанализировать ситуацию, но смогла прийти только к одному выводу -она еще не пришла к единственному решению, а поэтому надо заставлять отца рассказывать дальше. Но, в то же время, дальнейший рассказ для нее был бы бесполезен, ибо самое главное она уже услышала.
Семья, конечно, есть. Мать живет недалеко - в этом небольшом городке, а следовательно, можно всегда сходить и увидеть ту, что дала ей жизнь. Но прийти и сказать: "Здравствуйте, я Ваша дочь?". Что делать, и у кого можно спросить совета? И кто она для нее, и для тех, кто по иронии судьбы являются ее родственниками - она же мертва в их памяти. Михаил, ее, по воле случая и нелепого детского желания, приемный отец, имеющий только одну мечту в жизни, касающуюся его личной безопасности в случае ядерного катаклизма. Кто он для нее? Тюремщик, лишивший свободы ради собственных корыстных интересов, либо ангел-хранитель, спасший и взрастивший ее в изоляции от того общества, которое чуть не погубило маленького человечка?
Лена думала, совершенно перестав вникать в те подробности, которые приводил отец, поясняя принцип работы каких-то механизмов убежища. Зрело решение прервать его и уйти, может быть не из дома, а хотя бы для того, чтобы побыть одной. Открытое окружающее пространство давило на нее. Хотелось найти раковину и спрятаться внутрь, как рак-отшельник. С тоской она подумала о своей маленькой уютной комнате, но тотчас же отвергла эту мысль, с ужасом понимая, что ей нельзя оставаться здесь. Это пришло как озарение. Остаться здесь - это значит лишиться попытки начать новую жизнь.
Михаил, заметив ее отвлеченность, несколько раз спросил о чем-то и, неполучив ответов, вновь налил себе водки, чтобы залить щемящее чувство горечи, поднявшееся из глубины души. Он рассказывал ей все это, чтобы она не ушла прямо сейчас. Понимание того, что дочь будет сидеть напротив ровно столько, сколько будет длиться рассказ, подхлестывало его желание говорить без остановки. Но теперь ушла даже эта уверенность. Осталась только тоска по прошлому и страх перед будущим одиночеством. Сознание этого, страх, долгими годами маячивший на горизонте, все это лишало его того самого варианта будущего, которое он бы хотел.
Протянув руку, он подлил ей сока из пакета, стоявшего чуть поодаль. Этот напиток из смеси мандарина и персиков он немного модернизировал, добавив несколько ингредиентов, а теперь хотел бы, чтобы она выпила его, не заметив постороннего привкуса.
- Лена, выпей этого сока. Он вкусен, а главное. -полезен. Тебе же надо быть в хорошей физической форме, чтобы жить в этом страшном мире, где между людьми практически нет добра. Знаешь, один древнегреческий поэт говорил, что боги неблагосклонны к людям. И если Гомер утверждал, что у Зевса две корзины - одна со злом, а другая с добром для людей -то этот поэт говорил, что у Зевса целых две корзины зла, и лишь одна - с добром. И пусть я буду банален в своем пожелании, но я хочу выпить за то, чтобы для тебя бог отпускал руку только в корзину с добром.
Несмотря на теплый вечер и то, что вся снедь лежала на столе, напиток был прохладен и приятен на вкус, хотя и с небольшим горьковатым привкусом. Михаил внимательно смотрел на нее, как она пьет напиток, понимая всю суровую необходимость того, что он сейчас сделал. Он не мог ей позволить покинуть пределы убежища, но осознавал с полной отчетливостью, что она сделает это, как только он прекратит говорить, а может быть и раньше. А сейчас на дворе уже практически ночь...
- Ты закончил? - в ее голосе было больше не вопроса, а утверждения. На такие вопросы полагалось бы отвечать только утвердительно.
- Да, если не считать некоторых малюсеньких нюансов, но тебе они, наверное, будут неинтересны, - помимо воли он посмотрел на часы.
- Торопишься?
- Да нет, завтра воскресенье. Тем более, что я все-таки пенсионер. Просто осталась привычка быть в курсе времени.
- Отец, пожалуйста, принеси мои документы. Ты говорил, что смог их сделать, но я хотела бы посмотреть на них. Ведь если верить тебе, то я закончила институт. Извини меня за тон, но я же просто никогда не держала в руках документов, подтверждающих мое существование на этом свете. И ты же обещал еще мне рассказать, как тебе удалось сделать эти бумаги. Это, наверное, было нелегко?
Михаил улыбнулся. Ему приятно было вспомнить тот момент, когда он придумал, как все осуществить. Самое сложное было продумать детали, а остальное было просто техникой. И теперь, рассказывая Елене о деталях той сложной и детективной операции, он гордился собой и своей смекалкой. Да, пришлось пойти на преступление, чтобы проникнуть в сельсовет и выкрасть необходимые бумаги и печати, а затем замести следы, поджигая контору. Тяжело было получить паспорт, но и это решилось, благодаря его таланту уговаривать людей. Просто он остановил на улице первую же девушку подходящего возраста, и она за плитку шоколада сходила в паспортный стол. Отдала документы. А другая девушка потом получила их через несколько дней. Обе они были уверены, что помогают растерянному отцу непутевой дочери, уехавшей к матери на Украину, а теперь не имеющей возможности вернуться назад без документов, подтверждающих российское гражданство. Девяностые годы были наполнены маразмом. Развал Союза помог ему, и помог хорошо.
Особенно легко было получить образование. Нищие учителя были конечно людьми принципиальными, но среди них были и такие, кому деньги были важнее, а в качестве знаний своей Лены он был уверен. Платное же образование в институтах позволяло получить диплом, даже не присутствуя в ВУЗе. Достаточно принести набор выполненных за период обучения обязательных домашних работ и контрольных заданий. Все это Елена выполняла под его контролем, а он сдавал на проверку, каждый раз убеждаясь, что девочка его не просто умная, но очень умная. Курс обучения из пяти лет они освоили за три года. "Утром деньги - вечером стулья!" Аттестат за школу был средним, а вот диплом был с отличием, и это его радовало.
Рассказав о процессе получения документов, он снова сник. Она же с интересом просматривала новые корочки паспорта, метрики, диплом и аттестат, согласно которым она являлась молодым дипломированным специалистом в области литературы.
- С этим дипломом ты сможешь устроиться на работу в любое издательство, в газету, либо учителем литературы в школу. Но я бы не советовал тебе торопиться с выбором работы. Сначала необходимо освоиться в этой жизни.
- Хорошо, я подумаю над этим. А сейчас я бы хотела уехать... - Лена попыталась привстать со стула, но не смогла, а медленно стала сползать на пол, продолжая изумленно и непонимающе смотреть на Михаила. От ее угасающего сознания не ускользнул тот факт, что он вновь посмотрел на часы, а уже только после этого бросился ей на помощь.
Михаил. Одиночество
Сколько времени он просиживал на этой скамейке, не знал никто. Он сам ее сделал крепкой и надежной, и теперь в любую погоду приходил, садился и долго смотрел вдаль. Многие смотрели на него и ничего не понимали, другие догадывались, что в его жизни что-то произошло, пытались его разговорить, но это было тщетно. Как по жизни он был молчун и бобыль, так он им и оставался.
Соседи перешептывались, намекая на то, что он, уйдя с армии, окончательно повредился рассудком и поэтому долго не протянет. Особенно их поражало, что еще не старый сосед за зиму и весну сильно сдал, и теперь больше напоминал древнего старца, чьи седые космы спадали на плечи. Хозяйство его хирело на глазах. Огород, на котором никто ничего не посадил по весне, зарос сорняком и бурьяном, забор уже не поражал всех своей гармоничностью формы и красотой. Убежище, за которым никто теперь не следил, заполнилось за зиму грунтовыми водами, потому что он ни разу не включил откачивающий насос. О былом великолепии теперь напоминал только прямоугольный лаз в полу кухни, накрытый тяжелой бронированной крышкой, обшитой деревом. Собака не пережила суровой зимы; под весну он ее похоронил в дальнем углу огорода, а затем посадил на том месте молодой дубок. Деревце принялось так же хорошо, как и та березка, которую он посадил прошлой осенью, чуть дальше.
Теперь они стояли и разговаривали, тихим шелестом отвечая на ласковое прикосновение шаловливого ветерка. Иногда он подходил к ним и смотрел невидящим взглядом сквозь слезу. Деревья, чувствуя его тоску, замирали, а потом вновь начинали тихие неспешные переговоры с ветром, жалуясь на свою нелегкую долю. Может быть, они мечтали о том времени, когда бы они смогли сорваться с места под действием воздушного потока и улететь далеко-далеко. Но пока они были принуждены стоять на одном месте и лишь протягивать, свои веточки вослед дуновению.
Он практически потерял счет времени, неделями не брился, ничего не ел; жил, как брошенная собака, на развалинах бывшего дома. Единственным его занятием в такие моменты было расчесывание замусоленой плюшевой игрушки, в которой угадывались очертания очаровательной собаки. Он приводил ее в порядок, усаживал на кровать, которая была всегда чиста и аккуратно заправлена, а сам, усевшись за стол, покрытый давно нестиранной скатертью с крошками от хлеба долго смотрел, мечтая о чем-то несбыточном.
Он оживлялся лишь в краткие моменты, когда по улице проходил почтальон. С немой тоской он смотрел ему вослед, тяжело вздыхал и вновь уходил в себя, в свою печаль. Один раз почтальон остановился у калитки и он бросился к нему, ожидая несбыточного, но получил только повестку из военкомата.
Так продолжалось долго. Дни тянулись нескончаемой чередой, не принося облегчения израненной душе. И Михаил не выдержал. Он понял, как можно облегчить этот груз. В один из дней августа он встал затемно, тщательно выбрился, сходил на речку, помылся в проточной воде. Надел чистое белье и свой парадный, единственный приличный костюм и отправился через автомобильный мост к центру города. Долго стоял у церкви, не решаясь войти, затем вошел, купил несколько свечей; расспросив пожилую прихожанку о правилах, расставил их перед иконами, помолился перед алтарем, прося прощения у Господа за содеянное, а также испрашивая совета на будущее. К сожалению, глас Божий отсутствовал, но Михаил и так знал, что ему велит сделать его совесть. Накупив две полные сумки продуктов, он вернулся домой, и долго сидел на крыльце, приходя в себя после тяжелого пешего перехода.
Мотор насоса, откачивающего воду из убежища, зазвучал легко и ровно, как и много лет до этого. Работа была бы затруднительной, если бы не одно обстоятельство - вода смогла затопить только негерметичные помещения и коридор. Остальное было сухим. Спустившись под землю, Михаил вновь ощутил присутствие памяти о всех тех событиях, случившихся практически год назад. Пахло сыростью и затхлостью, хотя вытяжные вентиляторы работали на полную мощность. Он долго стоял у герметичной двери в комнату Елены, но не смог заставить себя отворить ее и войти внутрь. За дверью было непривычно тихо; а еще год назад там играла музыка, практически постоянно работал телевизор. Сердце надсадно стучало, заставляя спешить, оно говорило ему, что настала пора исправлять многие ошибки и перегибы; время жизни у человека конечно.
Уборка и просушка помещений заняла несколько дней. Он не спешил и делал свою работу медленно и обстоятельно. Уборка затронула также и дом, и пространство двора. Иногда он смотрел на часы со встроенным календарем, начинал подгонять себя, но усталость брала свое, и темп работ не изменялся. Последним этапом стала стирка всех вещей, которые он не стирал почти год. Он не спешил, но хотел успеть.
Особенно тщательной чистке подвергся парадный костюм офицера военно-морской авиации. Медали были старательно начищены, пуговицы блестели, а звездочки на погонах напоминали о тяжелой и нелегкой военной службе и годах, отданных на служение отечеству. Кортик был извлечен из под горы одежды со шкафа и теперь красиво висел на стене, готовясь стать необходимым атрибутом обмундирования. Подкачали только туфли с немного стертой подошвой, но и они радовали глаз глянцем и блеском.
Вечером, накануне, он лег спать поздно. Несколько раз подходил к заветной двери, но каждый раз не мог повернуть тяжелый маховик засова. Один раз ему почудилась тихая музыка изнутри, тогда он отшатнулся от двери и бросился наверх. Долго сидел на крыльце, пытаясь отдышаться, но сердце уже не могло легко справиться с нагрузкой, поэтому прошло много времени, пока он смог убедить себя в том, что это ему почудилось. А дверь он решил открыть завтра.
Сон не приходил. Постоянно что-то мерещилось перед глазами. Картины прошлого сменяли друг друга, не давая заснуть. И только под утро он забылся тяжелым сном. А во сне пришла Елена. Они вновь разговаривали на террасе, снова она выпила сок, и вновь она падала со стула, смотря на него непонимающими, широко распахнутыми глазами. Он бросался поймать ее, но между ними как будто пролегла вечность. Михаил летел к ней сквозь пространство и время, а Лена была все так же далека и недоступна.
Ранним утром, когда город еще досматривал сны, Михаил был уже на ногах. Он вновь обошел свои владения. Настроение было немного подавленное, но полное утреннего оптимизма. Вся техника работала хорошо, несмотря на почти годичный простой. Даже на кухне все было в полном порядке. Поставив варить овощи на салат, Михаил не спеша, перемыл начисто посуду, сервировал стол на террасе. Затем посмотрел на часы и криво усмехнулся; стрелки лениво передвинулись к восьми утра. Можно было никуда не спешить, думая о том, что приготовить из еды.
В убежище, несмотря на год забвения, погреба с консервацией были в полном порядке, а поэтому продумывание набора продуктов для застолья не заняло много времени. Гораздо больше ушло на распределение очередности того, что и в каком порядке будет подаваться к столу. Наконец, ближе к обеду, все приготовления были окончены. Оставалось только надеть выглаженную одежду и терпеливо ждать.