Боль. Тупая, ноющая боль. Где-то тут, у висков, кружит словно ищейка. Сжать голову руками. Медленно лечь на диван и закрыть глаза. Медленно, медленно, будто погружаясь в теплую воду, массировать виски и стараться не плакать. Хотя плакать хочется. Нельзя. Недостойно тебя. Плач - признак слабости, и очень хочется верить, что это не про тебя. Лежать, закрыв глаза, сконцентрироваться на одной мысли и не давать ей уйти. Хвататься за нее как за соломинку и ждать. Ждать, когда боль уйдет. Отступит и позволит вспомнить то, что случилось.
Да и что случилось-то? Ну, подумаешь, накричал, обидел, может быть, был не прав. Ну и что? Каждый день мы сталкиваемся с тысячью мелких неприятностей, обижаемся, забываем. Ну и что с того?
Но боль не уходит. Не хочет уходить, словно знает, что не все так просто. Что не просто обидел, не просто накричал, а причинил такую же боль, что теперь терзает его больную голову. И кто-то очень вредный сидит внутри и не дает покоя.
На минуту хватка ослабевает. И тут же сквозь пелену таких дурацких воспоминаний проступает широко распахнутая дверь и худенькая фигура, тонущая в мареве электрического света. Она плачет. Он плачет. Их слезы смешиваются с мраком комнаты, и кажется, что каждая вещь внутри покрыта тонкой пленкой из их слез. Она садится на пол.
Нет. Не так. Он морщится, силясь вспомнить.
Вернее, она сползает по косяку прямо на пол и замирает на пороге, словно сорванная случайным прохожим ветка сирени, впопыхах брошенная на асфальт и растоптанная тысячами ног. Да, именно так. Словно ветка сирени. Такая же растрепанная и вянущая.
Когда это было? Прошло уже много лет, но почему-то он все еще помнит об этом. Помнит ту комнату, тот диван, на котором он сидел, полуразвалившись, прямо перед ней. Да, это был именно этот диван, на котором он лежит сейчас и корчится от боли. Той боли, о которой он никогда не подозревал.
А на стене была именно эта картина, нарисованная одним арбатским художником и отданная Коле за бутылку пива. Хорошая картина, абсолютно не вписывающаяся в интерьер. Голубое небо и огромные зеленоватые глаза. Непонятный рисунок. Отвратительный и прекрасный своей нелепостью.
И вот оно, это небесно-свободное небо, тоже было там. Прямо над ней, полулежащей на пороге его комнаты, не знающей, что ей делать дальше, как жить с мыслью об этом дне.
Коля переворачивается на бок. Может, так боль ослабнет и даст ему все вспомнить именно сегодня, а не в какой-то другой день, когда он будет занят и не сможет уделить своим воспоминаниям того драгоценного времени, которое сейчас тратит впустую.
А что было до того? Перед этим серовато-мглистым днем, принесшим столько боли? Был другой день. Теплый и удивительно солнечный. Был настойчиво звонивший телефон и голос матери в трубке. Была огромная квартира, внезапно уменьшившаяся до размеров чулана, и вдруг потемневший проем окна. Была пачка сигарет, беспомощно валявшаяся посреди комнаты у его руки, держащей трубку телефона. Был срывающийся голос матери и шум в ушах, не дававший смыслу сказанных слов дойти до колиного сердца. Была распахнутая дверь и внезапно ставшая абсолютно незнакомой лестничная клетка. Были три долгих пролета вниз и яркая оживленная улица прямо ему навстречу. Бежать. Бежать, не останавливаясь. Куда? ъачем? Неважно. Важно не прерывать бега. Дышать. Дышать, будто каждый глоток воздуха последний.
Стоп. Хватит. Хватит надрывать себя. Коля переворачивается на спину и замирает в таком положении. Боль уже не так сильна, уже не с такой силой сдавливает виски. Все. Теперь можно. Можно вспоминать дальше.
Он не помнил, как добрался до больницы. Не помнил ровно ничего из того, что бы следовало помнить. Не помнил удивленного лица медсестры, несколько раз переспросившей его фамилию, не помнил своего безумного бега по полупустым коридорам туда, где была она. Должна была быть. Он помнил лишь свою уверенность в том, что все будет хорошо, что она там, за этими бесконечными обшарпанными полузапертыми дверями. Она ждет его. Обязана ждать.
Он ее не нашел. Ее не было. Не было! Он готов был грызть стены в тщетной попытке найти ее. Спасти ее. Хоть ценой собственной жизни. Его увели. Дали успокоительное. Пытались что-то обзяснить, но он ничего не слышал. Не хотел слышать. У висков кружила боль. Такая же как сейчас.
А потом была пустая квартира и бесконечные, рвущие душу, звонки. Он не брал трубку. Не хотел брать. Не желал общаться с внешним миром, с радостью променяв его на свой собственный. А еще он писал. Ушел в запой, среди быстрых неразборчивых строчек найдя жизнь и каждый раз проживая ее по-новому. Писал так, как никогда больше. Изливал на бумагу свою боль и множил ее. Писал весь день и всю ночь. Ушел с головой в придуманный им мир. Тысячи раз умирал и воскресал, обретя веру
Потом было утро. Хмурое и неприветливое. Остро напомнившее ему о мире, который он успел позабыть за ночь. Были сотни голосов, звучащих в его голове, не дающих покоя. Было распахнутое окно и крик ворон. Была она
Коля вздыхает. Он отчетливо помнит чувства, всколыхнувшиеся в его измученной за ночь душе. Сначала он даже не узнал ее. Он думал, что она далеко. А она вот. Стоит рядом с глупой улыбкой на лице, покорно опустив руки. Стоит в дверном проеме, и мягкий розовый свет нежно-утреннего солнца обволакивает ее стройную, хрупкую фигуру, обрисовывает ярко-красным контуром ее руки, плечи, ноги, золотит волосы и прячется в длинных пушистых ресницах, нежным отблеском оттеняя серебро ее глаз. Стоит и смеется.
Коля помнит, как он отступил шаг назад и вдруг ринулся прямо на нее, будто пытаясь стереть из памяти ее образ, разрушить наваждение, но внезапно наткнулся на ее теплые руки, пытающиеся обнять его за шею. Стоял и чувствовал на своем лице ее губы. Именно чувствовал. Слышал голоса институтских приятелей у себя за спиной. Смех. Возгласы. А потом внезапно оттолкнул ее от себя и бросился вниз. На улицу. Словно превратился в дикого зверя и, весь подобравшись в прыжке, на едином дыхании преодолел лестницу. Ворвался в солнечный свет и растворился в нем.
Он целый день бродил по улицам. Вспоминал ее и себя. Словно слепой щупал стены домов руками, пытаясь вдавить в кирпичи и бетон свою боль. Сидел на тротуаре, раскинув в разные стороны руки, и плакал. Плакал от боли. Той боли, что терзает его сейчас.
Он медленно встает с дивана и идет на кухню. Две ложки кофе, потом залить кипятком, и вот он уже сидит на подоконнике, свесив ноги, и смотрит вниз, на такую знакомую улицу, чуть не ставшую в тот солнечный день для него дорогой на небо. То небо на картине. К тем зеленоватым глазам. Таким же глазам как у нее.
Боль постепенно уходит. Дурацкий комок в горле. И каждый глоток дается все труднее и труднее. ъакрыть глаза и замереть, наслаждаясь тишиной. Не дать слезам вырваться наружу. Сидеть на подоконнике и отчаянно болтать ногой, как будто это что-то может изменить. И чувствовать, как воспоминания опять заполняют каждую клеточку твоей памяти. ъаполняют и не дают забыться. ъабыться, как это сделала она тогда, в тот солнечный день.
Ну что за пафос. Ничего она не забывала. Она все решила и сделала именно то, что сделала. Так почему же ему до сих пор больно? Неужели он еще не понял, что она не та. Что он ошибся. Принял ее за другую. Перепутал в бешеной погоне за настоящим чувством. Решил, что это навсегда, а оказалось, что и он не тот. Он слишком растворился с ней. Потому и боль. Потому и страх. Такой страх, что он бежал тогда, много лет назад, сам не зная куда с одной лишь мыслью в голове, что она попала в беду. Так нельзя. Он уже понял. Должен был понять.
Коля слезает с подоконника и идет в комнату. Садится на порог, где в тот злополучный день полулежала Света. ъакрывает лицо руками и плачет. Просто плачет. Тихо. Беззвучно. Оплакивая свое прошлое, так и не ставшее их будущим.
- Ты можешь понять, что это всего лишь шутка? - Света сидит прямо перед ним, чуть наклонившись вперед, пытаясь глядеть ему прямо в глаза. - Коля, пойми. Это всего лишь шутка. Может быть, глупая, несмешная. Но это всего лишь шутка.
- Да? - Коля поднимает голову и смотрит прямо на нее. - ъначит, ты просто ошиблась.
- В чем я ошиблась? - Света начинает сердиться. Встает со стула. Ходит по комнате, не зная куда себя деть.
- Во мне. В себе. В нас.
- Хватит говорить загадками. Я просто пошутила. И если ты не понимаешь шуток, то это не моя вина, а твоя! - она выходит из комнаты, потом возвращается и замирает на пороге.
- Коль, ну неужели ты и вправду подумал, что я умерла? Господи, да мы просто пошутили, - проходит в комнату, садится рядом с ним, берет его руку в свою, - значит, Сашка классно скопировал голос твоей мамы. А мы думали, что ты не купишься, - ее звонкий голос отдается в колиной ничего не понимающей голове и гулким эхом отражается от стен. - Ты все еще сердишься, да? Ну, прости.
- ъачем ты это сделала? - Коля наконец находит в себе силы заговорить. Он старается не смотреть в это родное улыбающееся лицо.
- Да просто так. Вчера ж 1 апреля было. День дураков, - Света теребит его за рукав рубашки, лукаво улыбаясь, - ты, что, забыл? Коль, ну хватит тебе, - капризно произносит она, замечая каменное выражение его лица. - Ну, хочешь, я попрошу прощенья? Ну, прости, - она пытается поцеловать его неподвижные губы.
- Не надо, - Коля встает с дивана и идет на кухню. Света молча за ним.
- Коль, это уже не смешно. Ну, пошутила я. Ну, неудачно. Ну, прости. Коль, ну скажи хоть что-нибудь. Коль
Коля слышит за спиной ее голос и не знает, куда от него скрыться. Бродит по комнате. Потом садится на диван. Света остается на пороге:
- Коль, не молчи. Скажи что-нибудь, ну я прошу
Внезапно он понимает, что должен сказать это. Должен. Потому что так получилось
- Я тебя больше не люблю.
- Что? Коль, я не поняла.., - Света растеряна, - Но
- Ты понимаешь, я больше не люблю тебя, - слова даются ему с трудом. Он словно вымучивает их из себя, выдавливает каждую строчку, каждое слово, каждую паузу. - Я не люблю тебя, вот в чем дело
- Но Коль. Это шутка, да? Ты меня разыгрываешь? - Света держится за косяк, не решаясь войти. - Это ведь шутка, да?
- Нет. Шуткой была твоя смерть, - Коля вздрагивает от произнесенных им слов. - Да. Конечно, шутка. Но я больше не люблю тебя.
Света медленно сползает по косяку на пол. Она плачет. Он тоже плачет. Их слезы смешиваются с мраком комнаты. Растекаются по полу, остаются на стенах, повисают в воздухе.
- Но почему? - ее плечи мелко вздрагивают. Она не хочет верить в то, что он говорит ей.
- Не знаю. Просто не люблю и все
А потом провал. Он до сих пор не может понять, что было дальше и было ли что-то вообще. Как она ушла? Когда? Куда?
Коля слезает с подоконника и идет в комнату. Садится за стол. Смотрит на часы. Ну вот и все. И снова
И снова боль. Тупая, ноющая боль. Где-то тут, у висков, кружит словно ищейка. Сжать голову руками. Медленно лечь на диван и закрыть глаза. Медленно, медленно, будто погружаясь в теплую воду, массировать виски и стараться не плакать. Хотя плакать хочется. Нельзя. Недостойно тебя. Плач - признак слабости, и очень хочется верить, что это не про тебя. Лежать, закрыв глаза, сконцентрироваться на одной мысли и не давать ей уйти. Хвататься за нее как за соломинку и ждать. Ждать, когда боль уйдет. Отступит и позволит вспомнить то, что случилось. Вспомнить и наконец-то забыть