Редактор "Собачьей Жизни" Петр Афанасьевич любил поесть. Дородного телосложения мужчина, он частенько довольствовался обильным обедом в ресторанчике на углу улицы, где располагалась редакция.
Сегодня Петр Афанасьевич снова ел в том самом ресторане. Ожидая обед, он нетерпеливо играл ноктюрн, сам того не осознавая отбивая мелодию пальцами по поверхности скатерти.
Вдоволь наигравшись, он принялся раздраженно рассматривать секундную стенку наручных часов, время от времени недовольно качая головой. И дело было не вовсе в том, что наступил обед, и Петр Афанасьевич был голоден и зол на то, что официант слишком ленно двигался. Нет, сегодня редактор ожидал встретиться с человеком, вчера позвонившим в редакцию и волнительным несколько испуганным голосом, пригласившим его в этот самый ресторан побеседовать в назначенное время. Но мало того, что незнакомец опаздывал на добрых полчаса, так и не соблаговолил предупредить, что было большим преступлением, по мнению редактора "Собачьей Жизни".
Обед был почти съеден. Петр Афанасьевич уже почти не сердился на не явившегося гостя. Сейчас милостивый редактор боролся с приятным чувством блаженного окутавшего сна, которое нападало всякий раз, стоило ему приятно и сытно поесть. Разленившись, он, было, задремал, но резкий громкий стук открывшейся двери ресторана пробудили его.
На пороге стояли двое. Один низкий и лысый, с бандитским прищуром, даже не подумавший затушить сигарету, торчавшую в зубах при входе в ресторан. Второй одет не по погоде, будто мумия завернут в теплое клетчатое пальто, рука подозрительно опущена в карман, а на голову, опуская тень на лицо, низко насажена шляпа. К шляпе как у шервудского разбойника приколот миниатюрный бирюзовый цветок.
Странная парочка, приглядываясь к посетителям, обошла ресторан. Лысый отпускал непотребные шуточки, его компаньон был более чем сосредоточен и серьезен. Бегая глазками по людям, он хмурился, скулы дрожали от напряжения. Его лицо задержалось на Петре Афанасьевиче, сейчас зарвавшегося в бесконечном кашле от облака дешевого табака.
К ним уже спешили руководитель ресторана и официант.
- Идем - сказал в пальто, словно приказал. - Прилепин не пришел.
Лысый пожал плечами, наклонившись, бросил в чей-то стакан тут же зашипевший окурок. Быстро, как и появившись, парочка удалилась.
Руководитель ресторана, примирительно качая руками, принялся рассыпаться в извинениях перед рассерженными посетителями. Платком, вытирая остатки невзначай брызнувших от зловоний дешевого курева слез, Петр Афанасьевич призадумался.
Фамилия "Прилепин" была ему знакомой, так представился вчера позвонивший в редакцию человек.
- Я живу в гостинице... Комната двадцать шесть, это так на всякий случай - назвав название гостиницы, также добавил он.
И бросил трубку...
Не обращая внимания на остатки еды, редактор "Собачьей Жизни" привычно принялся рассуждать, деля историю на мелкие и даже незначительные факты.
"Человек не пришел на встречу... В ресторан пришли двое искавших его... Похожи на бандитов... Пришли ли поговорить или еще что, любопытно? История не так проста, как кажется".
В тот день Петр Афанасьевич был несколько растерян. Сидя в редакции в своем уголке он уже дважды забывал заняться неотложными бумагами у себя на столе, как и, говоря по телефону, отвечал несвойственно для себя скомкано, нетвердо, отвлеченно. В тот день он не ходил по кабинетам болтать о том, о сем с коллегами, и не помышлял об сдобных булочках спрятанных в ящике стола. Раз за разом он возвращался к одной и той же мысли:
" Если Прилепин догадывался или знал о том, что за ним следят, не потому ли он не пришел на встречу. Эти двое бандитов не случайно пришли в ресторан в тот самый час. И вчера, его звонок, голос сух, напряжен, что такого важного хотел сообщить он сегодня?".
В тот самый день, когда все валилось из рук, и который был проведен как на иголках, Петр Афанасьевич за полчаса до конца рабочего дня сорвался из редакции и поехал не домой, рванул в гостиницу.
Гостиница, в которой остановился Прилепин была не из дешевых, но и по меркам большего города известной не была. Идеальное место для немногочисленных постояльцев насладиться покоем в больших номерах.
Двадцать шестой номер, названный по телефону постояльцем, располагался на втором этаже. Петр Афанасьевич постучал. Никто не ответил. Переминаясь с ноги на ногу, любопытный редактор призадумался. Постучал еще раз, подождал, тот же результат. Затем, медля, попробовал повернуть ручку, - дверь с легким торжественным скрипом поддалась и раскрылась.
В комнате был полумрак, шторы занавешены. Душно, атмосфера пропиталась потом, гнилым запахом страха, безнадежного отчаяния; в нос бил сладковатый привкус залежавшегося покойника.
Редактор сделал пару неуверенных шагов к центру зала. Брезгливо сморщился от пятна тошноты разверзавшейся на тонком живописном коврике. Неуклюже задел кубок набитый засыхающими фруктами, пара виноградинок, покатились по полу. Огляделся.
Гостиничная комната была заставлена всевозможными кушаньями, покоившимися в тарелках лениво расставленными на полу. К большинству из аппетитных яств хозяин не притронулся. Бар был опустошен. Опрокинутая бутылка водки находилась возле кушетки, где с широко раскрытыми глазами незамеченный в груди сваленного бардака лежал труп.
Труп был небрит, непричесан, помят. Синие глаза буравили тщательно выбеленный потолок. Сам труп был белее мела, бесцветные губы спрятались под впалыми скулами, над бровями образовались непаханые равнины морщин. На лбу блестели речушки пота, сливаясь, они ликом освещали одутловатое лицо.
Покойник поежился, повернулся к редактору "Собачьей Жизни", застывшему на месте посреди комнаты и ожидающе посмотрел.
- Я журналист....Редактор газеты. Петр Афанасьевич. Видимо, сегодня с вами я должен был встретиться в ресторане - после некоторой тишины нерешительно пробормотал уважаемый редактор.
Оживший мертвец ничего не ответил. Меланхолично уставившись в одну точку, он скрестил руки и начал покачиваться, будто болванчик потерявший интерес ко всему окружающему.
- Пока я ждал вас в ресторане, вас разыскивали двое, очень любопытные, подозрительные типы. Я забеспокоился и решил вас навестить, вы оставили мне адрес, вчера - оправдывая свое присутствие, все еще неуверенно вел монолог редактор со странным собеседником.
- Значит, все-таки искали - впервые заговорил Прилепин. - Не думал, что они прибудут так быстро. Может так и лучше, быстрее закончим.
Петр Афанасьевич непонимающе взглянул на собеседника, но тот, давая понять, что разговор окончен, отвернулся от него.
- Если вы не желаете говорить, то зачем просили о встрече? - насупившись, спросил Петр Афанасьевич.
- Хотел, чтобы вы написали статью, запутали их. Но кой в этом смысл, раз они знают, что я в городе - равнодушно сказал он.
- Кого запутал, давайте по порядку?
- Преследователей. Убийц - прошептал Прилепин.
- Вы хотите сказать, что вас хотят убить, так?
- В любой момент убьют.
- Но кто?! Почему?!
- Присаживаетесь.
Петр Афанасьевич схватил какой-то стул и с готовностью уселся на него. Дело принимало неожиданный оборот. Для газеты возможной сенсацией, для журналиста большой удачей. Прилепин облокотившись на подушки уселся, собираясь мыслями помолчал, его губы дрожали. Петр Афанасьевич жадно разглядывал собеседника. Впившись глазами в его плачевный вид, редактор навострил уши как хищник выслеживающий, слушающий шаги загнанной дичи.
- Уже полгода я скрываюсь. Нигде подолгу не останавливаюсь. Меняю места, гостиницы, даже страны - подыскивая слова, говорил Прилепин.
Петр Афанасьевич ободряюще кивнул ему.
- Кто преследует вас? - спросил редактор.
- Те, кому не следуют переходить дорогу. Они всегда добиваются своего. Они везде, у них связи, деньги, могущество, сила. Эти люди - акулы в тихом озере рыб. Акулы и рыбы мирно сосуществуют до тех пор, пока рыба не узнает тайны акулы, узнав их, она обречена быть сожранной, поплыть вверх брюхом.
- Может, назовете имена?
Прилепин отрицательно покачал головой.
- Вы прекрасно знаете их имена, и это знание нисколько не поможет вам изобличить их.
Редактор "Собачьей Жизни" искал вопрос, собранного материала было мало, недостаточно для большой сенсационной статьи. Прилепин же развалился на диване, его глаза фанатично блестели. Бледные щеки заиграли красками, порозовели, рассказывать о своих злоключениях оказалось удовольствием.
- Я долго жил в Австрии - вспоминал он. - Даже начал думать, что преследователи решили оставить меня в покое. Я упустил из виду, что они никогда ничего не забывают. Опрометчиво было верить в их благодушие. Возвращаюсь было из булочной, а у меня в квартире бардак, и на кровати как я сейчас сидит мой информатор. Мертвый - разумеется.
Он замолчал. Ожесточенно провел ладонями по лицу, размазав следы пота.
- Вероятно, они решили, что он это я. Перепутали. Хотя - он горько засмеялся, - я не могу отрицать, что им нравится убивать. Не им самим, конечно, а их многочисленным рукам - щупальцам.
Прилепин взглянул на Петра Афанасьевича, его губы больше не дрожали. Он лишь монотонно говорил, вспоминал, изредка вздыхая, выдыхая из себя боль, сгустки пережитого.
- А в Польше в меня стреляли. Два раза - жестом показал он. - Не попали, слава богу, а может и жаль, что не убили. Влачить подобный образ существования не большое удовольствие. Я столько раз представлял себе этот хлопок, мелодию вырывающийся пули, это последнее мгновение.
Пауза. Собеседник запрокинул голову.
- Как я завидую всем счастливчикам, кто умрет во сне от старости, ведь я обречен, расстаться с жизнью в результате насилия.
- Вы не пробовали обращаться в правоохранительные органы? Просить защиты? - спросил Петр Афанасьевич.
Губы Прилепина изогнулись в издевательской ухмылке.
- Лучше умереть здесь - он махнул на комнату, - чем быть задушенным, избитым до смерти в тюрьме, повешенным.
- Почему вы перестали скрываться?
- Стали заканчиваться деньги - на секунду призадумался Прилепин. - Бегать по миру от убийц довольно дорого. Но знаете, если бы я до сих пор был при средствах, то все равно остался бы доживать в этой комнатушке.
- Поясните...
- Я смертельно устал. Устал трястись, засыпать и думать, что не проснусь. В каждом темном углу видеть смерть, а в глазах всякого встречного потенциального убийцу. Моего убийцу.
- Но между тем вы боитесь смерти?
Прилепин рассмеялся, дико захохотал в лицо редактору, корчась от колик и диких ужимок.
- Дорогой мой, а кто не боится. Вы далеки от того, чтобы умереть - я же со смертью стою в обнимку и дрожу от страха, чувствуя ее дыхание. И даже зная, что скоро умру, я трусливо боюсь застрелиться сам. Пробовал - не получилось.
Вдоволь насмеявшись, собеседник вдруг стал необычайно серьезен.
- Еще вчера я сидел и думал, что случись что - убегу, даже вам позвонил, хотел, чтобы вы написали статью, запутали их. Сегодня же сплю, вижу сон и сквозь дрему слышу - полы скрипят. Шагает по ним кто-то, тихо, легонько. И тут как ударил мне в лицо ветер будто могильный. И кто-то стоит на пороге как ты. Оказывается это мальчишка - официант принес завтрак, стоит и смотрит. Тут-то до меня и дошло, что устал, добегался, и скрываться больше не хочу. Потому и не пришел на встречу в ресторан к вам.
Он вновь замолчал. Петр Афанасьевич грустно улыбнулся собеседнику - человека попавшего в подобное положение он интервьюировал впервые.
- Я могу чем-то вам помочь? - спросил редактор "Собачьей Жизни".
- Вы можете оставить меня одного - сказал Прилепин. - Я достаточно исповедовался, сейчас я хотел бы побыть наедине. Оценить этот мир этими глазами. Только в последние часы я понял, действительно понял, какое это удовольствие дышать.
Петр Афанасьевич с готовностью поднялся. Чувствуя легкое головокружение, он пожал руку Прилепину и неуверенно спросил: