- Ты напялил на свою порочную башку Великий Шлем Великолепия и собрался покорить то самое неприступное сердце, которое не открылось никому за те двадцать лет, которые оно стучало в мягкой груди сеньоры? - прошептала цыганка, открыв за Дамой Опавших Листьев Короля Увядшего Лета.
- Это не Великий Шлем Великолепия, дура, - сказал я, поправляя на голове свою новую соломенную шляпу, украшенную лентой бананового цвета, - это моя новая соломенная шляпа.
- А то я не вижу, - огрызнулась обросшая древесными трещинами старая гадалка, - убирайся вон, Гуачиалья, падший Король Увядшего Лета, и будь ты проклят вовеки веков.
- Вместе будем, старуха, - сказал я, выходя из-под натянутого табором тента, и добавил, - и дважды будь ты проклята, если Дама узнает о нашей беседе.
- Цыган проклинают только небесные ангелы, Гуачиалья, - громко засмеялась вслед цыганка. - Запомни это, Король! И запомни мой совет, падший: берегись свиней и младшей сестры!
Единственное, что я мог сделать, так это в сердцах сплюнуть ей под ноги.
Гадалка хохотала и задолго после того, как я скрылся за деревьями, окружавшими табор...
Дома меня встретила младшая сестра, Дама Опавших Листьев, Мирафлорес.
- Привет, брат, вернувшийся домой! - сказала она, подняв небесные глаза от вышивки, которой занималась уже три солнечных года.
Вы могли бы представить себе запах осеннего воздуха, отдающий прелыми палеными листьями жёлто-красного цвета с прожилками из любви и ненависти к неизвестной сопернице? Именно это и ваяла с помощью серебряной иголки и нитей из паучьего шёлка моя сестра, моя Любовь, Дама Опавших Листьев, Мирафлорес.
- Привет, сестра, вышивающая жизнь! - сказал я, бросив взгляд на её круглые колени, лишающие разума как меня, так и ещё чёртову дюжину соломенных шляп.
- Что нового в городе? - спросила сестра у вышивки, поскольку глаза её уже опустились долу.
- Табор, - коротко ответил я. - Чудеса, магические кольца и последние новости о будущем сахарными устами морщинистой ведьмы.
- Какой ведьмы? - удивленно переспросила вышивку сестра.
- Цыганской ведьмы. Дьявольской старухи. Чёртовой бабки. Той самой ведьмы, которая предсказала моему отцу смерть твоей матери от жары в позапрошлогоднее равноденствие.
- Она снова здесь? - уже спокойно спросила сестра.
- Слава Богу, не здесь. Она в таборе на окраине, в белом белье и белом платье.
- Почему в белом? - спросила сестра. - Всегда ведь была в чёрном.
- Оно выцвело солнцем и стало белым. Ещё две сотни лет и оно станет прозрачным как дождь. И, может быть тогда, солнце убьёт эту чёртову старуху...
- Старуха мудра как само солнце, она просто подумает о новом платье...
На следующий день, вернувшись из города, я не застал Мирафлорес дома. Она вернулась поздно вечером и сразу ушла в свою комнату.
Моя сестра спит по соседству с моими покоями. Ночью я слышу её дыхание и чую её запах. Её простынь шуршит для меня громче, чем огромная серая крыса, завёрнутая в бумажный кулёк, а ночная рубашка, которую она надевает перед сном, гораздо тоньше паутины, из которой она плетёт нити для своей вышивки. Я вижу её тело сквозь каменную стену, разделяющую нас, ночную рубаху, разделяющую нас, и простынь, разделяющую нас.
Утром моя сестра, моя Любовь, Дама Опавших Листьев, Мирафлорес, вошла в мою вечность бессонную комнату и откинула мою простынь, освободив меня от ложного стыда и последней преграды.
Через семь месяцев после той прыгающей в окне луны у нас родилась дочь со свиным хвостиком, и Дама Опавших Листьев дотла сожгла Вышивку Жизни.
Цыганка прислала письмо, в котором поздравляла нас с ранним приплодом и обещала молиться за наши души, души Мирафлорес и Гуачиальи, души Дамы Опавших Листьев и Короля Увядшего Лета...