Он был великолепен, хотя это и не сразу бросалось в глаза. Он не врал, не грубил и не хвастался. Он был открыт и всегда готов помочь. Он морщился, если при нём матерились, и называл композитора Бетховена Леонидом Викторовичем, и просил уточнить, тот ли это Бетховин (он делал упор на звук "и" в последнем слоге на том основании, что фамилии должны заканчиваться суффиксом "ин"), который написал специфическую сонату. Он заканчивал каждую свою фразу жестом. Плавным и выверенным годами тренировок. Жест, казалось, производился всем телом, но заканчивался кончиками пальцев. Смысл его жестов был всегда всем абсолютно понятен и не нуждался в пояснении. Он был всегда пьян, а ещё я его любила, хотя поняла это слишком поздно.
Я не знаю, как его зовут и где он сейчас, но знаю одно. Я никогда не видела никого, про кого могла бы с большим основанием сказать: "это настоящий мужчина".
А ведь поначалу я смотрела на него с пренебрежением и снисходительным интересом. Его небритость, неопрятные неопределённой длины волосы и окосевшие глаза ясно говорили о том, что пьёт он не один день. А была ещё только пятница.
У одной моей знакомой была вечеринка. Хотя правильнее было бы сказать - пьянка. Я зашла в комнату, а он сидел на диване (правильнее будет сказать, стоял на коленях на диване) и разглагольствовал, глядя на холодильник окосевшими глазами. Некоторые из присутствующих его, кажется, слушали.
- Для самурая есть только одна вещь, с которой он не может жить, и с которой он не может смириться: чувствовать стыд. Поэтому что я делаю. Я расслабляюсь и выпиваю, - он выпил, и сделал рукой плавный жест, показывающий, что он расслабляется, - завтра я не буду помнить, что делал сегодня, и не буду испытывать чувства стыда. Сейчас я расслаблюсь, выпью и спокойно займусь тем, чем мне хочется заниматься.
После этого пьяный самурай сделал плавный жест рукой. Жест означал "если у вас есть вопросы, я с удовольствием на них отвечу".
- Как называется твой стиль? - спросили его с незначительной издёвкой.
Издёвки он не заметил и пояснил проникновенно, со всей душой:
- Алко-дзюцу. Поинтересуйтесь, как это переводится с японского. Главное это расслабится и не мешать событиям идти своим чередом, лишь слегка перенаправляя их в нужное тебе русло, - он сделал плавный жест рукой, наглядно демонстрируя, как события развиваются сами по себе, если им не препятствовать. Было очень похоже.
Если бы каким-нибудь чудом он мог бы в своё время попасться на глаза Акиро Куросаве, то японский мастер обязательно снял бы целую серию картин о непобедимом вечно пьяном самурае. Даже тогда мне бросилось это в глаза, хотя я тогда подумала, что он явно сумасшедший. Сумасшедшие всегда вызывают интерес, даже в наше время, хотя их сейчас и развелось слишком много.
- А как всё это применимо на практике, - спросили его.
- Это зависит от того, чего ты хочешь. Нужно определится со своими желаниями. А для этого нужно расслабится и воспринять мир таким, каков он есть, - он плавно взмахнул рукой. Это означало точку в предложении. Все именно так этот жест и поняли.
- Я хочу открыть бутылку, - сказали ему. Кто-то засмеялся, а он совершенно спокойно ответил:
- Возьми штопор.
Когда все отсмеялись, он продолжил:
- Усилия, которые ты прикладываешь к бутылке вина, когда пользуешься штопором, ничтожны, но ты легко вытаскиваешь пробку, потому что применяешь силу в правильном направлении, - чувства юмора пьяный самурай не имел.
Затем на какой-то короткий момент мы остались с ним наедине.
- А ты какую музыку любишь, - спросила я его, что б поддержать разговор.
- Не надо, - сказал он и сморщился, - не надо.
- Что не надо? - удивилась я.
- Не надо, - сказал он в третий кажется, раз, - не надо форсировать события, не надо напрягаться. Не надо пытаться узнать человека таким вот образом. Всё, что тебе нужно о нём знать выяснится само в процессе общения. А уж музыка-то последние дело.
На этом разговор закончился и я ушла в другую комнату.
Через некоторое время, когда все были уже изрядно пьяны, я вновь увидела его, сидящим на диване. Кажется, он находился в той стадии запоя, когда можно пить ведрами и уже не пьянеть дальше, просто потому что больше некуда.
- Всё очень просто, - сказал пьяный самурай одному из своих собеседников, - главное расслабиться, и всё получится. Я подношу стопку ко рту. Моя сила направлена от моей кисти к моему горлу. Ты перенаправляешь мою силу к себе. И всё. Попробуй.
Самурай взял стопку и медленно стал подносить её ко рту. Собеседник схватил его за руку и потащил к себе. Стопка едва не пролилась, и тогда самурай мягким движением кисти освободился от захвата и быстро выпил.
- Нет, не так. Не надо пытаться её у меня отнять. Сделай так, чтобы я сам её тебе принёс. Смотри, - он сделал жест рукой, означавший "бери стопку и пей", - главное расслабиться.
Опасливо взяв стопку, собутыльник самурая понёс её к рту. Самурай слегка подтолкнул его кисть, рука закрутилась, постепенно разворачиваясь на сто восемьдесят градусов. Вслед за кистью начало разворачиваться предплечье, затем плечо, а потом и корпус. Развернувшись спиной к самураю и совершенно потеряв равновесие, он облокотился на самурайский живот. А стопку влил прямо в открытый самурайский рот.
Самурай же сделал жест рукой, означавший вопрос "Понял?" и добро улыбнулся окосевшими глазами.
Я видела подобное только в кино, и весьма удивилась, но мне это было не очень интересно, и я ушла танцевать в соседнюю комнату, где играла музыка.
Когда возникла необходимость сходить за вином, оказалось, что самурай вызывается добровольцем при условии, что кто-то пойдёт с ним. Никто идти не хотел, и тогда вдруг я сказала, что пойду. Он сделал плавный жест рукой, означавший "спасибо".
Мы вышли на улицу. Он ничего не говорил, против своего обыкновения. Только смотрел на меня с улыбкой. С доброй и ласковой улыбкой старшего брата, а может даже отеческой.
- А почему ты не захотел идти один? - спросила я его, потому что мне было неловко от его взгляда, - ты здесь в первый раз?
- Да, - ответил он.
- Здесь все дома одинаковы, можно было заблудится.
- Нет, - прервал меня он, - Заблудится невозможно. Я не могу заблудится, потому что я никуда не иду. Если ты не знаешь куда идёшь, то попадаешь всегда туда, куда надо. Главное, это не зачем ты идёшь, а как. Идти нужно правильно. Надо расслабится, и выйдешь туда, куда надо.
- Но ведь ты никуда не идёшь. Как при этом может быть такое, что тебе надо куда-то идти, - спросила я.
- Это просто, - ответил он, - тебе надо туда, где ты нужен. Весь мир един, и если не препятствовать ему, то он сам расположится так, что приведёт тебя туда, куда ему надо.
И он сделал жест рукой, означавший "Это же так просто. Как можно этого не понимать".
Идти до магазина было достаточно далеко. Здесь народ попадался разный. Когда мы проходили мимо трёх подвыпивших молодых людей, один из них косо посмотрел в нашу сторону, а пьяный самурай остановился и сказал:
- Не говори про себя, говори в слух. А лучше делай. Обратно мы ведь можем пойти другой дорогой. Тебе надо определится, чего ты хочешь. Если ты хочешь выпустить свою агрессию, то расслабься и всё пройдёт.
Кулак с хрустом ударился в лицо самурая, но он даже не покачнулся.
- Ты неправильно бьёшь, - сказал он, - представь, что у тебя в одной руке бутылка, а в другой руке стакан. Хочется ли тебе наподдать из такого положения?
- Нет, - ответил парень с некоторым удивлением.
- Тогда не нападай. Самый лучший бой, это тот бой, который не состоялся. Надо просто расслабиться. Когда ты наливаешь из бутылки в рюмку, твои руки находятся в положении наибольшего равновесия и наибольшей гармонии. Попробуй сделать так, чтобы при атаке, ты сохранял эту гармонию и перемещал её целиком, не разрушая. Попробуй.
Кулак с хрустом ударился в лицо самурая.
- Тебе не больно, - спросил самурай?
Больно было мне. Я представила, как его сейчас будут бить. Бить втроём этого доброго, беспомощного и безобидного, как ребёнок, человека. Мне было больно
Лицо парня исказилось злобой. Он шагнул вперёд, собираясь бить в полную силу. Самурай сделал лёгкое движение рукой, и парень послушно ухватил его за руку. На миг на его лице проявилось сильнейшее удивление: "Зачем я схватил его за руку?". А в следующий миг, он уже вылезал из сугроба.
- Попробуй ещё раз только медленно, - сказал самурай.
Но парень пробовать не стал. Он понял, что бесполезно. Мы пошли дальше. Без приключений мы дошли до магазина, купили много вина и пошли обратно.
- Знаешь, - сказал он, - я хочу тебя рассмешить. Мне кажется, что тебе нравится смеяться. В своё время, когда-то давно, ещё до того, как я основал своё стиль, я занимался многими боевыми искусствами. И вот как-то я пришёл на тренировку. Не помню, айкидо это было или джиу-джицу, это не важно. Важно то, что там я понял одну важную вещь. Я тогда впервые услышал, что главное расслабиться. Когда сенсей сказал это, я достал литр водки из-за пазухи кимоно и стал его пить. Почему ты не смеёшься? Все говорили, что это смешно.
- Это действительно смешно, - сказала я.
- Тогда я продолжаю, это ещё не конец. Тогда я был молод и не всегда мог расслаблятся. Выпив всю водку, я стал агрессивен и отобрал у сенсея его кимоно со знаками различия. "Снимай своё кимоно, козёл, - сказал я, - теперь я тут сенсей". Надев это кимоно, я стал преподавать свой стиль. Я поступил неправильно.
Я не заметила как мы пришли к дому. Он действительно не мог заблудиться. Ноги вынесли его туда, куда надо. Потому что он не думал куда идти, он просто взял и пришёл. "А ведь это не я его вела, а он вёл меня", - подумала я с удивлением. Я до сих пор иногда путаюсь в этих одинаковых домах и удивляюсь как моя подруга, которая здесь живёт, в них ориентируется.
Спустя час после этого я увидела, как он споткнулся об чью-то ногу и упал. В руке у него был полный стакан вина. Он мгновенно сложился и перекувырнулся через голову. Рука со стаканом как будто зависла в воздухе, а он тут же вскочил, не пролив ни капли. Потом он протянул стакан мне. При этом он сделал жест, означавший "не соблаговолите ли вы со мной выпить". Я соблаговолила, а потом он взял меня за руку и мы пошли в комнату. Он заснул у меня на коленях, и я гладила его шелковистые не очень чистые волосы и была счастлива как никогда в жизни.
А утром он снова был пьян. Он проснулся раньше всех и тщательно похмелился. Он дождался, пока я проснусь, и снова положил мне голову на колени, щурясь, как кот.
- Помоги мне дойти до метро, - сказал он, - ты женщина, а женщины в своё время на себе вытаскивали с поля боя раненых самураев. Выполни свой священный долг и почётную обязанность.
У входа в метро он посмотрел мне в глаза и улыбнулся. Я села в маршрутку и поехала домой, а он нырнул в метро, и больше я его никогда не видела.
Никто из моих знакомых тоже не знал ни кто он, ни как его зовут. Как он очутился на той вечеринке, и кто его привёл, так и осталось тайной. Наверно, кто-то из мальчиков случайно выпил с ним по кружке пива и пригласил с собой. Он ведь был совершенно не злой. И сразу всем было понятно, что от него не может быть ни угрозы, ни неприятностей. Он почти святой. Нет, он скорее юродивый, потому что наши радости, ценности нашего мира не имеют для него никакой ценности, да простят мне тавтологию.
Нет, не может он ходить на работу, ходить в ГБР по поводу квартиры или искать где подешевле можно купить литые диски для машины. Не может затаскивать мебель в квартиру, снимая боковину у излишне большого дивана. Это всё не для него.
Наверное, он по-прежнему называет Бетховена Львом Вениаминычем, и по-прежнему просит уточнить, тот ли это Бетховин, который написал специфическую сонату. Он морщиться, если при нём матерятся. И он никогда не врёт и никогда не хвастается.
Иногда, когда я выглядываю в окно, мне кажется, что я вижу его. Его плечи опущены и непонятно, сутулится он или собран и сгруппирован, как гимнаст перед прыжком. Он идёт нетвёрдой походкой, не глядя и не думая, куда он идёт. На его пухлых губах играет рассеянная пьяная улыбка. Он расслаблен и одновременно сосредоточен. Он слегка шатается, но попробуйте сбить его с ног, и вас будет ждать сюрприз. Ему неважно, куда и зачем он идёт, ему важно как. И ему кажется, что он идёт правильно. Свет от фонарей отражается от его старой мокрой чёрной куртки. Вот он остановился под следующим фонарем, чтобы прикурить. И хоровод снежинок охватывает его, сверкая отраженным электрическим светом. А затем идёт дальше, и исчезает в темноте, чтобы вынырнуть у следующего фонаря, став меньше и незаметнее... И так уходит, уходит от меня навсегда мой любимый пьяный самурай...