Л Е В АЯ !

Я сижу на работе в своей маленькой комнатке и реву. Сломалась моя безотказная правая рука. А если - точнее, какой то мерзкий тип, несомненно родной русской национальности, своей мощной правой ногой пульнул входную дверь в метро... И как же смачно она отрикошетила на мою чуть-чуть зазевавшуюся правую!

Хруст стоял такой, будто сломалась не рука, а бедняга Останкинская башня, которой в этот день тоже крепко досталось.

А боль! Господи, какая боль... В миг потемнело в глазах, будто выключили мой внутренний телевизор, и на его чёрном потухшем экране шустро заплясали сумасшедшие голубые искорки.

Сердобольные российские женщины поддержали, усадили на скамейку, и глядя на отвисшую кисть посоветовали: " В травмопункт и поскорее."

Я ещё, на что-то надеясь, попыталась поработать, но уже через несколько минут поняла, всё напрасно. Даже таракану ясно: пора-пора отправляться в родной районный травмопункт, что на Сиреневом бульваре.

Приехала. Там, как везде у нас, - очередь. Хотя не так уж и много, передо мной всего-то пять человек. Травмы обычные, бытовые: заплывший голубой глаз у мужчины неопрятного вида, иногда выплывающий из чёрного моря синяков; разбитая коленка у худенькой бабуси ( такая субтильная и столько крови), страшноватый укус на руке первоклашки. Малыш не плачет, но вид у него несчастный. А рядом со мной ещё один экземпляр - нелюдимая пожилая женщина со сломанными пальцами правой руки. Зрелище то ещё: конечность сине-зелёная со страшными чёрными разводами и буграми.

И наконец, последний субъект - участковый милиционер с переломом ноги. Вид у стража порядка помятый и несчастный. Из-за угла, где он восседает сильно несёт сивухой. На застывшем лице - фаза позднего раскаяния в содеянном вчера.

Скучно. Пытаюсь разговорить соседку. Не поддаётся. Зато подключаются мужчины и хором утешают меня.

Да, на их фоне моя травма - совсем пустяковая. Милиция утверждает, что у меня ушиб. Хотелось бы верить, но этот могучий хруст...

Сидим, тоскуем.

И тут на сцене появляются новые действующие лица, - " святая троица" с вещевой ярмарки, что неподалёку от метро " Черкизовская" . Впереди торжественно выступает пожилой, лысоватый армянин, похожий на Джигарханяна, внезапно потерявшего интеллект.

Да, картина колоритная: плотный мужик, сутулый, немного лысоватый очень важный и совершенно здоровый, но за ним... , спотыкаясь и поддерживая друг друга скорбно ковыляют двое молодых парней. Лет по двадцать им уже, пожалуй, стукнуло.

Один, похожий на украинца, сильно помятый и с пробитой головой (милиционер уточняет - " Сделано железной трубой и очень точно." , а кровь течёт себе густым ручьём). Второй - видимо, чеченец, длинный, худой, темноволосый и тёмноглазый с совершенно такой же раной на голове, но кровь уже не льётся, а слабо сочится.

Оба побитых усаживаются на корточки и постанывают. " Украинца" мутит от боли и крови, но держится он классно, хотя и теряет временами сознание.

" Армян" заходит к врачу, а долго ждущая публика принимается ворчать. Да, это " пришествие" задержит нас всех часа на два. Нарастает ропот, но тут украинец отключается всерьёз, и публике приходится пропустить парня без очереди.

Нелюдимая злобная бабка с поломанными пальцами от вида побитых парней начинает вздыхать , охать, и внезапно разговаривается: живёт с сыном тридцати семи лет и его молоденькой двадцатилетней сожительницей. Молодые родили сына, ему уже два года. А квартира у " семейства" - такой же " скворечник" , как у меня.

Молодуха постоянно с остервенениеми животной радостью бьёт " свекровь" за то, что та отказывает ей в прописке. Уже трижды ломала бабкину руку. а глупая старушка, привязавшись к славному мальчонке, всё терпит.

Прихожу в ужас. Думаю: " А что, если бы со мной так? Нет-нет, знаю, я бы не потерпела. А впрочем? Нет,нет! Хотя человеческая жизнь - такая тёмная штука."

Ну, наконец-то. Врачи обработали " хохла" . Он опять сидит в коридоре на корточках, держит грелку со льдом на своей голове и постанывает. Муторно ему и, видимо, очень больно.

Чеченец порывается проникнуть к врачу, но его грубо отодвигает многолюдная и довольно весёлая процессия: четверо серых, помятых, но весёлых мужиков тащат пятого, то-есть пострадавшего. С ними - женщина, уже немолодая, но при виде.

" Серый" молчит. Прикидываю, сколько же ему лет? Сорок - сорок пять, а может быть, все пятьдесят. Что-то странное угадывается в его облике. Ну, да. Конечности. И руки, и ноги безвольно свисают с носилок.

И в тот же момент без перерыва заводится говорливая жена пострадавшего.

- Ведь надо же! - обращается она к очереди. - Дед уже, пятьдесят пять настукало, а туда же. На свадьбе гуляли. Хорошо, от души. Мужики подвыпили и давай скакать со второго этажа на сараюшку (ну, как всегда), а с него на землю.

Все уже напрыгались, вернулись, а его всё нет, как нет. Пошла посмотреть. И что же? Оказывается эта старая пьянь на сарай-то не попала.

Не удерживаюсь, хмыкаю, но женщина, слава Богу не замечает.

Тем временем " авиатора" протаскивают в дверь, и оттуда снова слышатся те же " песни" .

Мужчину обрабатывают долго, потом вывозят на каталке. Удивительно, но на его руках и ногах нет ни гипса, ни бинтов, зато крепко фиксирована шея. Значит главная беда с позвоночником.

- Допрыгался, ангел, - никак не угомонится жена. - Дед уже, " а всё летать, а всё летать " паразиту охота.

Беднягу увозят на " Скорой" , и наконец-то, в кабинет тянется чеченец. Как он выдерживает, непонятно. Голова у него раскалывается, на лице - ни кровинки, а из раны на голове уже не сочится, а вязкими струйками течёт кровь.

Теперь вся очередь вместе с поломанной бабкой жалеют " чечена" . А тот пропадает за дверьми кабинета на час. Выползает совсем без сил. Кожа лица приобрела голубой потусторонний оттенок. Как и первый торговец, он прижимает грелку со льдом к завязанной голове, и изо всех сил старается не нырнуть в обморок.

Наконец-то, дело пошло живее, и всего-то через два часа подходит моя очередь. Очень кстати. Правая рука уже разнылась, разболелась, пальцы онемели, настроение стремиться к нулю.

Вхожу в кабинет. Усталый пожилой врач с ходу заявляет: " перелом." ( И кошке понятно, безо всякого рентгена).

На всякий случай меня гонят на просвечивание, где сижу ещё полтора часа с теми же самыми действующими лицами. Парнишки очухались и рассказывают о драке на рынке. У бабки с переломанной рукой теперь обратная реакция. Язык развязался, и она уже радостно обнажает другие язвы жития с невесткой и сыном, а я изо всех сил стараюсь не зареветь.

Рентген, естественно, показывает хорошенькую дулю - перелом. И не проходит часа, как я выхожу из кабинета врача с гипсом по локоть.

" Родственники" из очереди переживают, поддерживают, помогают надеть плащ, объясняя, что сперва в рукав надо пропихивать больную правую. И откуда они всё это знают?

Пришла домой, села на стул и реву. Ведь надо же! Сколько дел и каких любимых, собиралась переделать я в эти последние августовские дни.

Мечталось, что успею напечатать на компьютере довольно удавшуюся повесть, произведу генеральную уборку, но самое-самое заветное - сбегаю по грибы ранними росистыми утрами. Нет радости приятнее этой. Да и погоды стоят - самые грибные: дожди и теплынь.

А теперь всё коту под хвост.

" Скажи, о Господи, за что в этот-то раз?"

Хочется переодеться, залезть в любимые брюки и свитер, но как же с одной-то рукой.

- А ты попробуй, - тихо произносит моя, всегда в вполглаза спящая Левая.

Смотрю на неё немного ошарашенно, потом отвечаю: " Ну, давай."

И надо же, с её помощью раздеваюсь и довольно шустро. Благодарю

Левую.

- А меня ты когда-нибудь благодарила? - сердится Правая.

- Давай отдыхай, и быстро - в строй, - заявляю ей.

Только я чуть-чуть воскресла, новая проблема возникает - залезть в те самые любимые брюки и свитер.

- Нет проблем, - журчит Левая.

- Когда научилась? - удивляюсь.

- Скоро тридцать лет вместе, не так уж и мало, присмотрелась.

Немного прихожу в себя. Надо бы выпить кофейку, но левой рукой спички никак не зажигаются.

- Ага, - злорадно шепчет Правая, - без меня, всё-таки, не обойдётесь.

- Заткнись, - бросает сердито Левая, - я упорная, вся в хозяйку.

И правда. Кладём коробок на стул, прижимаем его гипсом, и всего-то с третьей попытки спичка загорается. Радостно включаем газ... Спичка гаснет.

Пробуем снова. С третьей попытки, слегка надышавшись газом, справляемся.

Кипячу воду, завариваю кофе, на душе немного посветлело.

- Ну, вот, - говорит левая, а ты боялась.

- Да, - говорю умиротворённо. - Ты - молодец. Спасибо, родная. Пойдём-ка спать.

Ложимся, но сон не приходит. Плохо нам, особенно бедняге Правой. Левая гладит её, успокаивает, но боль всё растёт и растёт. В конце-концов я укладываю руку на свой мягкий и тёплый живот, и где-то через час ухитряюсь заснуть.

Утром возникают новые проблемы. Верхнюю часть туловища задрапировали легко , но что делать с колготками? Посмотрев на них с ужасом, откладываю в сторону.

- Давай, всё-таки, попробуем ещё раз, - говорит Левая, и представьте себе, совершая самые немыслимые ранее движения , справляемся.

- Даже не порвались, - восхищаюсь.

Позавтракали, спички сегодня вели себя поприличнее.

- Ты быстро учишься, - похваливаю Левую и нечаянно бросаю взгляд в зеркало.

" Боги мои, Боги! Что же у меня на голове! Огромный колтун. Кос нет и в помине. Ну, да. Ведь всю ночь вертелись. Туда-сюда.

- И что теперь? - спрашиваю Левую.

Та молчит уныло, потом произносит не очень уверенно: " Справимся поди.

Не стричь же такую красоту. Ведь длиннее метра."

И представьте себе, эта умелая и упорная Левая, действительно, смогла расчесать мои длиннющие волосы, но дальше этого дело не пошло. Сплести их в косу одной рукой оказалось делом абсолютно фантастическим.

- Одна Правая тоже бы не справилась , ворчит Левая.

Та угрюмо молчит, а я хлюпаю носом.

- Ничего! - вдруг оживляется " всегда вторая." Сделаем модерновую причёску.

И представьте себе: шустро и быстро она сворачивает волосы в тугой жгут, и совсем уж непонятно как извернувшись, прикрепляет сооружение шпильками к затылку.

Смотрюсь в зеркало: " И совсем неплохо, - думаю. Правда странный большой пучок немного на боку, но держится довольно крепко и устойчиво. Даже занятно."

" Спасибо, милая, - улыбаюсь Левой. - Вот, ещё бы помыться, но как?"

- Частями, - смеётся Левая.

- Что бы я без тебя делала? - говорю.

И в этот самый момент звонит друг ( важная информация по работе).

" Надо бы записать. Чем?? "

Смотрю с надеждой на Левую. Та какая то мутная, нерешительная. Но всё-таки решаемся. Очень стараемся... Невероятно трудно, хотя самое важное записали, но какими, (" Боже ты мой!" ), каракулями.

- Вот, видишь, - говорит обиженная Левая. - Ты почему не учила меня письму в детстве? Ведь я в этом деле, что ребёнок ясельного возраста.

- Да, - вздыхаю. - Это моя и только моя оплошность. Но лучше поздно, чем никогда. Прямо сейчас и засядем учиться.

Правая недовольна, бурчит что-то гадкое, но я не обращаю на неё внимания.

Уже на пятой странице(!) Левая перестаёт дрожать, и мы обе радуемся, как дети.

- Тебе ещё нас обеих нужно научить ездить на машине, - ликует довольная Левая. - И плаваешь ты, почти, как топор.

- Да-да, - смиряюсь я, - научу обеих, - но по дурному характеру не удерживаюсь и запускаю " шпильку" . - Быть может, ещё с парашютом попрыгаем?

- Обойдёмся, - заявляет Левая, а вот связать нам обеим хорошие пуховые варежки на зиму совсем не помешало бы, и смазывать руки кремом после вечерних каторжных работ - тоже неплохое дело.

- Ну, ты, матушка, решила насмерть закабалить меня. Да ладно уж, будут вам и варежки, и самый лучший в мире крем.

Вот так, дорогие мои двурукие, учите своих Левых уму - разуму с самого раннего детства. Обязательно пригодится.

12. 01 03 г.