Такой фантастический пейзаж на этом участке дороги можно увидеть только зимой и только ранним пасмурным утром. По обе стороны от шоссе лежит пустая, ровная, как покрывало, степь. А в дымном предсолнечном полусвете небо и снег одного цвета. Глазу не за что зацепиться, и он проваливается в эту голубовато-серую беспредельность...
Среди пассажиров большого междугородного "Икаруса", пытавшихся добрать кусочки сна в дороге, бодрствовали только двое - парень и девушка, сидевшие где-то в середине салона. Девушка с любопытством новичка смотрела в окно, а парень украдкой разглядывал её.
- Вы в первый раз едете? - спросил он в надежде познакомиться.
Девушка оторвалась от своего занятия и оглянулась. На вид ей можно было дать не более двадцати лет. Округлый подбородок; тонкие черты; длинные светло-русые волосы собраны на затылке в "хвост". Большие прозрачно-голубые глаза в обрамлении густых ресниц смотрели вполне дружелюбно. В салоне автобуса было натоплено, девушка раскраснелась, и этот жаркий румянец был ей к лицу.
- Да. В первый раз, - с расстановкой ответила она, но встречного вопроса не задала, поэтому спросивший сделал вывод, что не в её правилах завязывать светскую беседу с незнакомцами.
- В Таганрог - домой или в гости? - тем не менее, продолжил он расспрос, теперь уже открыто заглядывая ей в лицо.
- Домой. А вы?
- В командировку.
- Что же вас в командировку перед самым праздником отправили? - спросила незнакомка и одарила его приветливой улыбкой. Она тоже смотрела прямо ему в глаза.
- Я должен был ещё два дня назад лететь, да вот беда, билета на самолёт не достал. Поэтому пришлось - автобусом.
- Вот и у меня та же история, - охотно начала рассказывать девушка. - Я раньше всегда самолётом летала. Учусь в Волгограде, а родители живут в Таганроге. Вообще-то я не собиралась домой. А тут вдруг все друзья разъехались. Не встречать же Новый год в одиночестве? Поэтому в последний момент надумала, а билета на самолёт не купишь... Говорят, надо было заранее...
Похоже, что в предвкушении скорой встречи с родным домом настроение у неё было самое радужное.
Они ещё побеседовали на разные темы, как вдруг автобус чихнул, зафыркал и остановился.
Водитель выпрыгнул на дорогу, но вскоре вернулся, разбудил напарника, и они вдвоём принялись копаться в двигателе.
- А у них без этого ни один рейс не обходится. Вы не знали?..
- Кто мне ответит: я сегодня доберусь-таки до дома?..
- Что-то случилось. Интересно, это надолго? - изобразив удручённость, поинтересовалась девушка у своего попутчика.
Ясность внёс вскочивший на подножку автобуса водитель. Он взял микрофон и, повернувшись лицом к пассажирам, объявил:
- Граждане, прошу минутку внимания. Небольшая техническая неполадка. Чтобы её устранить, потребуется время. Но я вам гарантирую, что до Нового года мы с вами точно прибудем в пункт назначения.
Девушка нервно взглянула на свои часики. До Нового года - о, ужас! - оставалось чуть более пятнадцати часов!
- Шутник, однако, наш водила, - сказал парень.
- Если кому срочно надо по нужде или просто проветриться, попить чайку, перекусить, то в двухстах метрах впереди имеется неплохое кафе, - продолжил свою речь водитель. - Можете переждать там, мы вас оттуда обязательно заберём. А не хотите, так оставайтесь на своих местах.
- Ну, вот невезуха. До Таганрога всего-то часа два езды осталось... Кстати, меня Сергей зовут, а вас?
- Лена.
- Что, Лена, может, прогуляемся?
Лена была отнюдь не против. Ночь в дороге ей показалась сплошным мучением. В салоне было нестерпимо душно; попахивало соляркой, нагретой пылью, выхлопными газами - всем понемногу.
Кроме того, ей импонировала раскованность в общении её нового знакомого.
Она застегнула дублёнку и накинула на голову капюшон. Бочком, стараясь не задеть пассажиров, они вдвоём пробрались к выходу.
Желающих прогуляться в столь ранний час по занесённому снегом шоссе нашлось не так уж много: кроме них, ещё двое мужчин и семейная пара с девочкой.
Лена и Сергей неспеша пошли по обочине.
Трасса в этом месте проходила вдоль насыпи железной дороги. Было пусто и тихо, только под ногами похрустывал снег. Однако вскоре вдалеке показался огонёк, и послышался характерный стук. Навстречу шёл поезд.
Когда состав поравнялся с молодыми людьми, какой-то тяжёлый предмет упал в снег невдалеке от них.
- Ну, дают люди! Совсем с ума сбесились! Так и убить недолго, - возмутился Сергей.
Лена посмотрела туда, где в сугробе что-то темнело. Ей показалось или оттуда действительно раздался звук?
Спустя пару секунд её сомнения развеялись. Это была большая спортивная сумка. Из неё отчётливо слышались всхлипы и приглушённое "уа", которое ни с чем не спутаешь. Так кричат только новорожденные.
Сергей сообразил быстрее Лены. Он рванул "молнию" на сумке и извлёк завёрнутого в окровавленную простыню ребёнка. На его неестественно большой, багровой от натуги голове отчётливо выделялись оливкового цвета струпья. Когда его взяли на руки, младенец зашёлся плачем.
Лена подавленно молчала, не смея подойти, и только смотрела во все глаза, покусывая губы и теребя пальцами бахрому шарфа. Она впервые в жизни столкнулась с таким чудовищным преступлением. Это было непостижимо.
Пока смысл произошедшего доходил до неё, Сергей стянул с себя куртку-"аляску", оставшись в тонкой водолазке, и укутал в неё младенца. Он действовал чётко и расторопно.
Опомнившись, Лена размотала с шеи свой шарф и завязала его крест-накрест поверх куртки, тщательно подоткнув полы.
- Ужас какой, - несколько раз повторила она. - Как же он так? В окно?
- В смысле - в окно? Лена, вы что, на самом деле думаете, он мог сам выпасть в окно?
Сергею было всё ясно с первого мгновения. Не выпал, а выкинули. Какая-то гадина - пассажирка поезда, родив, решила таким изуверским способом избавиться от ненужного ей приплода.
Первым их побуждением было броситься назад к автобусу, ведь они успели отойти недалеко. Но чем там помогут? Можно добежать до кафе и вызвать "скорую". Наверняка там должен быть телефон.
Но Сергей и этот вариант отверг, как не самый удачный.
- Пока их дождёшься... Выход один, Лена, - ловить попутку и везти его в город самим.
На дороге, как нарочно, не было видно ни одной машины.
Видя, что Сергея от холода пробирает дрожь, Лена, сказав ему: "Не смотрите", - сняла с себя дублёнку, положила её на снег и стянула через голову свитер, оставшись в белом лифчике. Раздеваясь, она немного замешкалась, так как висевший на шее маленький золотой крестик зацепился за ворот.
Он хотел сказать ей, что такой альтруизм ни к чему, но она опередила его.
- Вот, возьмите, - сказала она и протянула свитер Сергею, после чего надела дублёнку.
Сергей спорить не стал, передал ей укутанного в куртку ребёнка и быстро натянул поверх водолазки свитер. Бледно-розовый, из мягкого пушистого мохера, он хранил девичье тепло и у ворота пах нежными духами.
- Спасибо, тёплый какой! Сами вязали? - из вежливости поинтересовался Сергей.
- Нет, мама.
На дороге показалась легковушка.
Сергей проголосовал, и непрезентабельного вида "москвичонок" послушно остановилась. Парень быстро поговорил с шофёром, подозвал Лену, и они сели на заднее сидение.
Младенец, который всё это время надрывался истошным плачем, на руках у Лены внезапно успокоился и затих.
Водитель - деревенского вида пожилой субъект с мясистым носом и кустистыми бровями на загорелой морщинистой физиономии - кивком поприветствовал Лену.
- Молодёжь, а куда вас в Таганроге доставить?
Лена промолчала, а Сергей сказал:
- В детскую больницу.
Потом уточнил:
- Ближайшую.
И повернулся к склонившей голову Лене.
- Что вы там шепчете, Лена? Молитву, что ли, читаете?
- Только бы он выжил, - повторила она погромче специально для него, а потом добавила: - Я никакой молитвы не знаю, а то бы читала.
- Выживет, куда ж он денется. Что же вы крестик носите, а молитв не знаете?
- Крестик просто так, для красоты.
Девушка немного отогнула край куртки. Младенчик мирно спал. Веки его чуть заметно подёргивались.
- Интересно, кто это - мальчик или девочка?
- Пацан, - Сергей наклонился, разглядывая детскую рожицу. - Вон какой носяра! Лена, жаль, мы с вами ту сумку не додумались с собой взять.
- А зачем она нам?
- Как зачем? В милицию сдать. Это же вещдок. Чтобы ту гадину, мать его, проще было найти.
- Найти? Зачем?
- Чтобы отдать ребёнка назад. Шучу, конечно. Какая ж она мать? Да и кто ей отдаст? Не исключено, что её вообще не найдут.
Лена едва не плакала.
Чтобы её отвлечь, увести разговор в другое русло, Сергей спросил:
- У вас в автобусе вещи остались?
- Да. Сумка.
- А в сумке есть что-нибудь ценное?
- Да так. Одежда.
Она подумала о платье, купленном к Новому году, о предстоящем празднике в кругу семьи, и всё это показалось ей вдруг таким несущественным и малозначительным. Вот ведь как бывает!
- У меня тоже там сумка. Не беспокойтесь. Думаю, никуда наш багаж не денется. Заберём в целости и сохранности.
Шофёр помалкивал, хотя было видно, что он с интересом вслушивается в их разговор.
Вскоре въехали в город. У прохожего спросили о ближайшей больнице.
Небольшой двухэтажный корпус больницы, окружённый по периметру деревянной галереей, смотрел окнами на бульвар, через который был натянут красочный плакат, возвещающий: "С Новым 1986 годом!"
В белом, бесконечно длинном больничном коридоре они передали новорожденного в руки дежурного врача.
И тут Лену прорвало безудержными слезами.
- Ну, вот и всё. Всё хорошо, Лена, не плачьте, - как мог, успокаивал её Сергей. - Его здесь спасут.
Но она плакала и плакала, ничуть не пытаясь сдержать себя...
* * *
Ранним морозным утром 31 декабря 2010 года, в день своего двадцатипятилетия, я ехал через погружённую в мягкий мрак заснеженную степь. На небе одна за другой гасли звёзды. Если долго всматриваться в бесконечную, плавно переходящую в небо гладь, то начинает казаться, что вот она - граница действительности. Дальше начинается непознанное. И именно туда, в эту вечность, как в воронку, утекает время.
Очнувшись от короткого сна, я смотрел сквозь запорошенное окно вдаль, насколько хватало глаз, и вспоминал недавний разговор с отцом.
- ...Денис, не понимаю я, почему вы с Настей не женитесь?
- Пап, отстань, на мозги мне не капай, а? Рано мне ещё жениться.
- Чего тянете-то? Ждёте, пока дети не появятся, что ли?
А потом я сказал такую вещь, которую нельзя было говорить ни при каких обстоятельствах, и в то же время я не мог не сказать, не мог её больше носить в себе, потому что она мучила меня всю сознательную жизнь.
Я сказал:
- Кто бы говорил, пап? Почему же вы сами с мамой сначала меня родили и только чуть ли не через год после этого женились?
И тогда он рассказал мне эту историю...
В предопределённость начинаешь верить тогда, когда не хочется верить в случайность.