Аннотация: Помните рассказ О.Генри "Дороги, которые мы выбираем"? Эх, если бы мы все-таки могли выбрать хотя бы две...
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Вплоть до недавнего времени, разворачивая газету и видя в очередной раз на ее страницах имя сокурсника, я испытывала самое примитивное, но и доставляющее больше всего мучений, чувство зависти. Усугублялось это тем, что услужливая память тут же подсовывала нужную мизансцену. Институт, урок международной журналистики. Преподаватель подводит итоги факультетского конкурса на лучшую статью для публикации в институтской газете. Он говорит, что уже не первый раз материал Бегловой признан лучшим и, выдержав драматическую паузу, добавляет: "Да, глядишь, и выйдет из тебя вторая Татьяна Тэсс" (очень популярная тогда журналистка).
Но журналистки из меня не получилось. Выйдя замуж за дипломата, я вынуждена была сделать выбор - работа или семья.
Я свой выбор сделала в пользу семьи. И потом очень долго мучилась вопросом: а как бы сложилась моя жизнь, если бы я осталась в журналистике.
В этом, наверное, основная трагедия человеческой жизни. Нельзя, оказавшись на распутье двух дорог, пойти сначала по одной, а если она не понравится, вернуться и пойти по другой. Помните рассказ О. Генри "Дороги, которые мы выбираем"? Его герой проживает две жизни. Одну - выбрав дорогу, ведущую, допустим, налево. И другую - поехав по дороге направо. Но итог его жизни один и тот же, хотя прожиты они были в разных обличьях: разбойника с большой дороги и банкира. По большому счету писатель прав. Судьба человека - это его характер. Но все-таки жизнь рыцаря ножа и кинжала и бизнесмена - это не одно и то же. Хотелось бы попробовать и того, и другого.
Тем, кем мечтала, удалось побыть лишь очень недолго. Я смогла лишь прикоснуться чуть-чуть к журналистике. Но сколько я перепробовала и перебрала других работ, кем только не перебывала за все эти годы, какие профессии мне только не приходилось осваивать! Мне чуть-чуть удалось "побыть дипломатом", у меня довольно приличный стаж переводчика и преподавателя русского языка, я долго проработала научным сотрудникам. Но помимо этого пришлось побывать и бухгалтером, и дежурным комендантом, и даже... шефом столовой!
ПРОЩАЙ ЖУРНАЛИСТИКА!
Вскоре после возвращения из Калькутты в марте 1972 года Игорь улетел в Дакку. Очередная многомесячная разлука. Схема отношений, начало которой было заложено поездкой Игоря на практику в Пакистан - несколько месяцев вместе, несколько месяцев врозь - постепенно, помимо нашей воли, повторялась с неумолимой периодичностью. Каждый раз нам казалось, что мы расстаемся в последний раз, больше этого не произойдет. Мы еще не подозревали, что регулярные разлуки станут закономерностью нашей семейной жизни. Интересно было бы подсчитать, сколько времени из тридцати лет совместной жизни мы провели вместе. Думаю в общей сложности не более половины. Безусловно, можно все объяснить обстоятельствами. Да, были обстоятельства, которые делали расставание иногда неизбежным, иногда необходимым. Но постепенно разлуки переставали восприниматься трагически. Мы привыкали обходиться друг без друга и становились постепенно заложниками раз принятых правил игры.
Правда, иногда я задаю себе вопрос: а сохранились бы между нами такие теплые отношения, если бы мы все эти годы были вынуждены жить вместе? Такая мысль особенно часто приходит в голову, когда видишь смертельно опостылевшие друг другу пары некоторых наших друзей. Но здесь нет закономерностей. Кому-то удается сохранить тепло и свежесть отношений, проведя вместе всю жизнь, а кто-то не выдерживает испытание и первой разлукой.
В этот раз мне особенно некогда было предаваться размышлениям о закономерности или случайности расставаний в наших семейных отношениях. Надо было заканчивать диплом и защищать его, а потом сдавать государственные экзамены. В июне состоялось вручений дипломов и началось распределение на работу. Получив диплом с отличием, я могла рассчитывать на интересные предложения. Например, мне предложили пойти работать в еженедельное приложение к газете "Известия", популярное в то время издание - "Неделя". После окончания второго курса я проходила практику в этом еженедельнике, проработала там пару месяцев. Это был мой первый и последний опыт настоящей журналистской работы. Он принес много интересного: знакомство с кропотливой ежедневной работой редакции, первое задание, первая статья, опубликованная в "настоящей" газете, а не как прежде в студенческом "Международнике". Но с ним же связано и первое профессиональное разочарование, первое столкновение с цензурой.
В Москве заканчивалось строительство Останкинской башни. Мне поручили написать об этом статью. Нечего и говорить о том, как я была счастлива. Такой сюжет, это действительно интересно! Я ездила на строительство, ко мне отнеслись снисходительно - какая-то пигалица изображает из себя журналистку - но в целом доброжелательно. А один из инженеров, как-то сопровождавших меня, согласился, наконец, выполнить мою просьбу и подняться со мной на верхний этаж башни. Впечатление, которое я испытала, выйдя из лифта и оказавшись на небольшой открытой площадке на стометровой высоте, было незабываемым. Было ощущение, что мы оказались где-то далеко, далеко от земли, в опасной близости от стихии неба. Мне показалось, что башня и мы вместе с ней довольно сильно раскачиваемся в такт с порывами ветра. И хотя площадка, на которой мы стояли, была окружена металлическими поручнями, но это не устраняло чувства опасной незащищенности. Немного справившись с нахлынувшим чувством страха, я попыталась осмотреться. Меня удивило то, что облака над Москвой были разноцветные. В одном месте они были окрашены в зеленоватый цвет, в другом имели желтовато-коричневый оттенок, в третьем - переливались розово-красными тонами.
--
Как красиво! - не удержалась я от восклицания. - Странно только, почему они в разных местах разного цвета?
--
В разных районах разные предприятия, - с какой-то грустной усмешкой ответил сопровождавший меня строитель.
--
При чем здесь предприятия? - еще ничего не понимая, спросила я.
--
Как при чем? Очень даже при том. Вот там все больше предприятия металлургические. И облака окрашены в красноватые цвета. Там - химические. И облака желтоватые.
Спустя столько лет я могу ошибиться в деталях: какие предприятия, что выбрасывают в воздух и какие элементы окрашивают атмосферу в красный, желтый или другой какой цвет. Но суть того, что я увидела, стоя над Москвой в 1969 году, не меняется. Воздух в Москве был уже отравлен выбросами промышленных предприятий. Я смотрела на разноцветную мозаику облаков, но это зрелище уже не вызывало восторга, а пока еще смутное беспокойство. В голове крутилось множество вопросов: сильно ли загрязнен воздух, опасно ли это, почему я нигде ничего не слышала о проблемах экологии в Москве?
Вернувшись домой, я постаралась найти какие-нибудь материалы об экологической ситуации в Москве, но безуспешно. Это еще более подстегнуло меня - надо же, первое задание и такая удача! Никто еще не поднимал проблему загрязнения воздуха в столице. В статье об останкинской телебашне я описала все увиденное с комментариями инженера. Я с нетерпением ждала дня выхода "Недели" с моей статьей, предвкушая громкие отклики на столь сенсационный материал. Газета вышла, статья была опубликована и, естественно, там не было ни слова о разноцветных облаках. Получилась обычная дежурная статья об очередных успехах наших строителей.
Только такой наивный начинающий журналист, каким была я в тот момент, мог питать иллюзии, что материал будет полностью опубликован. Ведь пусть невольно, не отдавая себе в этом отчета, я посягала на столь бережно, вплоть до конца восьмидесятых годов, лелеявшийся миф о Москве, как о самом чистом городе, если не мира, то уж во всяком случае, Европы. Когда же миф лопнул, то вскрывшиеся реалии оказались катастрофическими: мы оказались, как поется в той песне Высоцкого, "впереди планеты всей" - только не по чистоте окружающей среды, а скорее наоборот, по загрязнению этой среды.
Я впервые осознала насколько загрязнен воздух в Москве много лет спустя, оказавшись в 1985 году в Женеве. Я переходила дорогу в центре города, свет переключился, и я оказалась на переходе посередине улицы. Движение в этот обеденный час было очень оживленным. И вдруг я поймала себя на том, что я вдыхаю нормальный чистый воздух. Мне в нос не шибает перегоревшим топливом, соляркой и еще бог знает чем, что неизбежно настигает вас едва вы оказываетесь на московской улице, не говоря уж о том, что вы испытываете, находясь посредине оживленного перекрестка в час пик. Это было одним из моих самых сильных первых Женевских впечатлений. С тех пор ситуация в Москве значительно ухудшилась - резко возросло количество машин, увеличилось число пробок, в которых машины, газуя, простаивают порой часами. В итоге, Москва, в буквальном смысле слова, задыхается. Для меня, например, посещение Смоленской площади или Нового Арбата в разгар лета превращается в тяжкое испытание, после которого хочется немедленно выбраться на природу, прочистить легкие.
Хотя первый мой первый профессионально испеченный блин и вышел комом, но это отнюдь не отбило у меня желания продолжать пытаться их печь. Находясь в Калькутте, я написала пару статей о своих индийских впечатлениях. Но дальше "Международника" мне никуда пробиться не удалось Попытка выступить в качестве журналиста "free lance", не связанного с определенной редакцией, не удалась. Да она и была заранее обречена на провал. Помимо того, что у меня не было ни имени, ни опыта, такой практики вообще тогда не существовало в советской журналистике. Изданий было мало, и у ведущих газет и журналов имелись повсюду свои специальные корреспонденты.
Следовало в очередной раз делать выбор и на этот раз - окончательный. Семья или работа. Вечный женский вопрос. Вернее не вечный. Типичным он стал лишь с середины нашего века. До этого женщины, за редким исключением, его и не задавали. Естественно, семья. И для нашего советского времени такая постановка вопроса тоже подразумевала практически однозначный ответ: конечно, важнее семья. А может быть, я просто, задним числом, ищу себе оправдание? Конечно, и тогда можно было сказать: "Знаешь, Игорь, я не могу без интересной работы. Давай, поезжай один, а я буду тебя навещать". Другой вопрос - согласился бы Игорь тогда с таким вариантом или нет. Как бы на это прореагировали родители. Смогла ли наша молодая семья выдержать такое испытание. И самый главный - была ли бы я более счастливой, оставшись в журналистике? Но на эти вопросы я уже никогда не получу ответа.