Ночь обещала быть черной, как глаза глядящего вдаль человека. Он стоял на балконе особняка и напряженно всматривался в темнеющий горизонт. В окно спальни дул ветер, но стоящему на балконе было наплевать на подобные неудобства. Складки длинной ночной рубахи обвевали его поджарую фигуру, обрисовывая крепкие ноги хорошего наездника и сильные руки искусного фехтовальщика. Глядя на него, можно было писать портрет мыслителя или библейского мученика. Однако этот человек не был ни тем, ни другим. Его звали Джакомо Бечилотти; это был знаменитый актер с мировым именем. Его знала вся Европа первой половины XVIII века, им восхищались короли и герцоги, князья и графы, его приглашали едва ли не во все театры известных держав, от него была без ума добрая половина женщин европейских государств. Джакомо недавно исполнилось 26 лет, он находился в самом расцвете сил и молодости. У него были крупные карие глаза, прямой нос, а голову венчала копна черных волос. Средней толщины губы плотно сжаты, брови нахмурены, в голове бродили самые неприятные мысли. Его секретарь и ближайший друг, Джанни Леони, хитрый малый, проныра и мошенник, сидел в спальне позади Джакомо на расстеленной кровати и без особых церемоний потягивал пунш из бокала Бечилотти. На белобрысой голове Джанни играли отсветы каминного огня, искрами отражаясь в его серых глазах. Леони видел, что Джакомо не находит себе места, и гадал, что же послужило причиной столь очевидного беспокойства друга. Вспомнился маскарад у одной знатной особы, устроенный на прошлой неделе. Среди приглашенных был и Бечилотти. Впрочем, разве обходится хоть один бал или маскарад без знаменитых людей... Все шло как обычно, пока не прибыл новый гость. Он был одет в черный бархатный костюм турецкого паши, его лицо и голову закрывала маска, из прорезей которой на мир глядели жаркие темные глаза. Увидев его, Джакомо побледнел как смерть и покинул бал. Леони последовал за ним, но не получил ни одного ответа на сотню своих вопросов. Тогда Джанни вернулся, чтобы понаблюдать за черным гостем, так напугавшим его друга. Ничего необычного в поведении пришельца Леони не заметил. Тот флиртовал с дамами, танцевал - одним словом, вел себя как любой другой приглашенный мужчина. Правда, было что-то особенное в этом незнакомце, что приковывало к нему внимание. Джанни поначалу сам не мог понять, почему он так долго изучает неизвестного. Что же было такого притягательного в черном госте..? Маска? Нет. Костюм? Нет. Голос? Самый обычный. Фигура? Походка? Ах, да, руки... Именно руки притягивали к себе взгляд, заставляя наблюдать за каждым их жестом и движением. Мягкие, пластичные, гибкие, они были затянуты в светлые лайковые перчатки; их упругие изящные движения, лишенные угловатости и резкости, словно ласкали на расстоянии. Джанни внезапно осознал, что очень бы хотел, чтобы эти руки коснулись его. Взглянув еще раз на незнакомца, Леони поспешил за Бечилотти.
С той ночи прошло около недели, но Джакомо все еще не мог прийти в себя. У него намечался спектакль, трагедия Шекспира "Отелло", где Бечилотти досталась самая замечательная роль. Он играл Яго. Джакомо грезил наяву, представляя себя в этой роли, и, наконец, его мечта сбылась. Роль Яго обещала стать его звездной ролью. Она принесет ему ошеломляющий успех и небывалую славу. Премьера должна состояться на севере Франции, в Нормандии, где уже началась зима и стоял адский холод. Джакомо не жалел себя на репетициях, проводя все свободное время в выстывшем зале театра. Он подхватил простуду, но не обращал на нее внимания. Только репетиции, репетиции, репетиции... После маскарада все вдруг прекратилось. Бечилотти забросил театр, часами сидел молча и о чем-то думал. Леони был очень обеспокоен, ведь на кон поставлены карьера его друга и немалые гонорары. И вот теперь, когда надвигалась ночь, Джакомо стоял на балконе, позволяя промозглой сырости проникать в натопленную спальню, и снова о чем-то думал.
-Джакомо, - позвал Леони. - Ты порядке?
-Да, - сухо ответил тот.
-Не очень-то верится, - Джанни соскочил с постели и подошел к Бечилотти. - Закрой окно. Жуткий холод.
Джакомо нехотя ушел с балкона. Леони закрыл за ним окно и вновь сел на постель.
-Я видел его, - сказал Джанни.
-Кого "его"?
-Этого гостя в костюме турка.
-И что с того?
-Я знаю, что он - причина твоего беспокойства. Или я не прав? - Джанни решил идти в атаку.
-Прав, - с досадой ответил Джакомо.
-А теперь скажи мне, почему он тебя так тревожит.
-Это тебя не касается, - раздраженно отмахнулся Бечилотти.
-Касается, - возразил Леони. - Я ведь твой секретарь и не могу видеть, как ты заваливаешь спектакль. Вспомни, когда ты последний раз появлялся на репетиции?
Джакомо промолчал.
-Это все из-за него. Ты боишься его встретить и потому стараешься не покидать дом. Ведь так?
-Оставь меня, сделай одолжение, - Джакомо упал на подушки. - Я устал.
-Устал? - поднял брови Леони. - И чем это ты был занят весь день? Своими раздумьями, да?
Наступила пауза. Потом Леони произнес:
-Я наблюдал за этим турком на маскараде..
-Наблюдал? - в глазах Джакомо зажегся тревожный интерес.
-Да. И не увидел в нем ничего особенного. Единственное, что достойно внимания в его внешности, так это его руки.
-Руки?!- Джакомо приподнялся на локтях. - Причем здесь его руки?
-Как тебе объяснить... Одним словом, движения его рук напоминают потягивающегося перед прыжком гепарда.
-Ты в своем уме, Леони? - сощурился Джакомо. - О чем ты тут говоришь?
-Только лишь о том, что видел собственными глазами, - пожал плечами тот.
-Черт побери, - Джакомо снова лег на подушки и отвернувшись от Леони, замолчал.
Джанни пожал плечами и вышел вон. Бечилотти, едва только закрылась дверь за Джанни, сел на постели и обхватил колени руками. Мысли его занимал этот злополучный турок с маскарада. Джакомо, сам не зная почему, чувствовал, что больше всего на свете боится встречи с ним. Но кто же он, этот человек с гибкими руками, отчего он не дает покоя знаменитому актеру? Джакомо и сам толком не мог ответит на этот вопрос. Его мучали отвратительные воспоминания, нахлынувшие из далекого и давно забытого прошлого, и ему казалось, что воспоминания эти напрямик связаны с неизвестным гостем. Джакомо знал, что когда-то давным-давно совершил чудовищный проступок, знал, что вряд ли сможет сам себя простить, и знал также то, что Бог непременно накажет его. И вот, похоже, рука Всевышнего настигла его в лице этого самого турка с маскарада...
Грудь сдавило. Джакомо содрогнулся в неистовом порыве кашля, едва успев нашарить спрятанный под подушкой носовой платок и прижать его ко рту. Проклятая простуда... Только ее нехватало за три недели до премьеры спектакля. Если только Джакомо провалит этот спектакль, то на его карьере можно будет поставить огромный крест. Раз и навсегда. Отдышавшись, Джакомо посмотрел в висевшее перед кроватью зеркало на свою физиономию и твердо решил явиться завтра на репетицию, чего бы это ему ни стоило. Правда, простуда начинает отнимать силы, к тому же из-за нее обострился бронхит, от которого Джакомо страдал вот уже почти полгода, подхватив его где-то на юге Италии в местах, изобилующих разными экзотическими растениями, сыростью, грязью и оборванными лаццарони. Но разве это все достойные причины для отмены спектакля, которого Джакомо так ждал? А про черного человека надо просто забыть. Да и кто он такой, чтобы великий Бечилотти обратил на него свое внимание...
***
Падал снег. Бесформенные хлопья лениво, неторопясь, кружили в воздухе. Снег метил прямо в лицо, лепился на бровях и ресницах, мешая смотреть. Джакомо уже в сотый раз, чертыхаясь, протирал ладонью глаза, то снимая, то надевая вновь светлую лайковую перчатку. Он торопился на репетицию, совладав со своими страхами. Теперь он не боялся встретить незнакомца в черном, твердо уверившись в том, что опасения его совершенно неоправданы. Вслед за Бечилотти шел Леони, довольный, что его друг наконец очнулся от спячки и взялся за ум. Джанни мысленно уже подсчитывал гонорары, которые непременно отвалятся после грандиозной премьеры, и размышлял, куда было бы выгоднее вложить деньги. Сам Джакомо не особо интересовался финансовыми вопросами, его вполне устраивало то, что он хорошо одет и накормлен, так что с предприимчивым Леони ему, можно сказать, повезло. Леони умел выгодно распорядиться имеющимися средствами и умел обеспечить и Джакомо, и, конечно, себе безбедное существование.
Снег шел и шел. Джакомо кутался в плащ и проклинал северную погоду. Уроженец солнечной Италии, он привык к вечной жаре, и Нормандия казалась ему краем непрекращающейся зимы. Сколько же может идти этот снег... Похоже, что небеса разверзлись и хотят завалить снегом все живое, включая и самого Бечилотти. Джакомо передернуло. Ну вот, снова эти мысли о каре небесной и о запоздалом чувстве вины...
-Смотри-ка, - Леони потянул Джакомо за рукав плаща. - Кто там впереди? Какой болван осмелился выйти из дома в такую погоду...
Джакомо, прищурившись, стал вглядываться вдаль.
Впереди, полускрытая снежной подвижной сетью, шла навстречу Джакомо и Леони какая-то фигура.
-Похоже на нашего режиссера. Сейчас он тебе всыпет за прогул репетиций, - сказал Джанни.
-Пусть только попробует, - Джакомо дул на замерзшие руки. - Он на мне деньги зарабатывает и ни за что не захочет меня потерять.
-Он может из любого самого захудалого актеришки создать второго Бечилотти, - заметил Джанни. - Твоя слава в его руках.
-Пусть не обольщается, - хмыкнул Джакомо. - Я не особо держусь за его камзол. Любой режиссер будет прыгать от счастья, если я приду к нему.
Фигура приближалась, постепенно материализуясь в человека, почти до самых глаз закутанного в плащ. Видимо, Бечилотти был не единственным, кто ужасно замерзал на этом морозном севере. Прохожий и актер поравнялись. Джакомо закашлялся и закрыл лицо платком. Прохожий глянул на Бечилотти поверх меховой опушки и прошел мимо. Поймав на себе его взгляд, Джакомо оказался в состоянии, близком к обмороку.
-Это он, черт возьми, - Бечилотти смотрел вслед прохожему. - Это он, убей меня Бог...
-Да в чем дело?
Джанни оглянулся и узнал в прохожем человека с маскарада.
-А-а, это же твой турок.
-Какой турок? - вздрогнул Джакомо.
-Да тот самый, с маскарада. У него руки такие, особенные...
-Опять ты со своими руками, - плюнул Джакомо. - Поворачивай обратно. Я иду домой.
-Домой?! - оторопел Леони. - С какой стати? А репетиция? Ты с ума сошел?
-Много вопросов.
Джакомо развернулся и отправился домой. Лишь вихрь снежинок взметнулся за ним. С досадой развел Джанни руками и последовал за Бечилотти.
С тех пор с Джакомо не стало сладу. Он наплевал на спектакль, сидел, запершись у себя в комнате, дни напролет, лишь изредка открывая окно, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Режиссер, господин Раманьяни, суровый и скорый на расправу, грозился найти Джакомо замену, если тот не явится на репетицию. Бечилотти подрывал репутацию всей труппы, без него не получалась ни одна сцена, и режиссер отчаянно бранился, проклиная Бечилотти и его причуды. Он был уверен, что Джакомо "с жиру бесится", посылал ему десятки гневных писем, в которых уговаривал актера образумиться, угрожал, что в противном случае пойдет на крание меры, отложит спектакль и подыщет другую знаменитость на роль Яго. Джакомо бросал все письма в камин, едва распечатав. Леони был в панике. Он созерцал, как рушится судьба и карьера его друга, как растворяется в воздухе мечта о сказочном заработке, и не знал, что предпринять.
Наконец, за две недели до премьеры дело сдвинулось с мертвой точки и великий Джакомо пожаловал в театр. Раманьяни тотчас же принялся нещадно эксплуатировать Бечилотти, не разрешая тому покидать сцену более, чем на полчаса. Труппа падала от усталости и ругала Бечилотти на чем свет стоит. Джанни потирал руки в предвкушении прибыли.
До премьеры оставалось шесть дней, когда Джакомо слег с высокой температурой. Простуда и адский труд добили его окончательно. Страшный кашель скручивал его тело, ежесекундные спазмы давили горло так сильно, что Бечилотти не мог произнести ни слова. Однажды, когда кашель был особенно жестоким, Джакомо обнаружил на своем платке пятно крови. Врач сказал, что это есть следствие бронхита, и Джакомо особенно не волновался. Джанни же, напротив, очень встревожился. Он видел, что Бечилотти хиреет и бледнеет с каждым днем. Леони не без оснований опасался, что спектакль с участием знаменитого Джакомо вовремя не состоится. Режиссеру пока ничего не было известно. Леони не стал что-либо говорить ему, зная, как тот горяч и скор на необдуманные поступки. Сам Бечилотти клялся, что выйдет на сцену во что бы то ни стало. Однако ни о какой сцене не могло быть и речи. Джакомо был не в состоянии даже подняться с постели, и Леони всерьез задумался над поиском выхода из неприятной ситуации.
***
Джанни шел по заснеженной улице в театр. Господин Раманьяни вызвал его, что называется, "на ковер", потребовав, чтобы Леони рассказал всю правду о Бечилотти. Режиссер предупредил, что уже подыскал актера на замену Джакомо. Леони понял, что это есть начало конца. Он пытался сообразить, как убедить режиссера дать Джакомо время на выздоровление и отложить спектакль. Однако волнение Леони было столь неуемно, что в его голове не появлялось ни одной мало-мальски подходящей идеи.
Джанни шел, опустив голову и загребая сапогами снег. Он чувствовал себя совершенно потерянным и разбитым.
Леони ощутил острую потребность выкурить сигару, но в его карманах было пусто. Подняв глаза, он увидел человека, идущего навстречу, и решил попросить сигару у него.
-Простите за беспокойство, месье, не найдется ли у вас... - начал было Джанни и осекся.
Прохожий убрал закрывавший нижнюю часть лица шарф, собираясь ответить. Леони не поверил глазам... Неужели он настолько расстроен, что бредит? Перед ним стоял Джакомо.
-Джакомо? - пролепетал Леони. - Ты же болен...
-Извините, друг мой, но вы ошиблись, - сказал незнакомец голосом Бечилотти. - Я не Джакомо.
-А кто же тогда? - забыв обо всяких правилах приличия, спросил ошеломленный Леони.
-Я - не ваш Джакомо, так не все ли равно, кто я есть? - ответил собеседник.
-Шутишь, Джакомо, - не поверил Леони. - Меня не проведешь.
-Говорю же вам, что вы ошиблись, - настаивал незнакомец.
-Ошибся? Но на земле есть единственный человек, обладающий вашей внешностью, и это - актер Джакомо Бечилотти! - выпалил Леони на одном дыхании.
-Правда? - прохожий нисколько не удивился. - И все же я - не он.
Снежинки упали на его щеки. Незнакомец поднял руку и одним мягким движением кисти стер появившееся на лице мокрое пятно. Такой жест мог сделать только один человек...
-Черт, да я же вас и вправду знаю, - "прозрел", наконец, Джанни. - Вы - тот самый турецкий паша с недавнего маскарада, ведь так?
-Верно, - тут пришла очередь удивляться прохожему. - Разве мы с вами знакомы? Я вас впервые вижу. Как вы умудрились меня запомнить?
Джанни улыбнулся.
- Да, собственно вас я как раз и не помню. Я запомнил ваши руки, месье.
-Мои руки? - собеседник был огорошен до крайности. Он поднес к лицу свои руки, затянутые в темные перчатки. - А что с ними?
Мысли Леони работали со скоростью света.
-Послушайте, мне надо с вами поговорить, - Джанни схватил незнакомца за руку. - Вы должны мне помочь. У меня есть к вам предложение...
-Предложение? Ко мне?
-Да, именно к вам. Давайте зайдем вон в тот трактир и поговорим.
-Чего вы от меня хотите? Я вас даже не знаю!.. -упирался незнакомец.
-Это можно исправить, - тон Леони не допускал возражений.
Джанни почти насильно усадил своего нового знакомого за свободный стол и заказал два бокала бургундского. Не давая собеседнику опомниться, Леони сразу перешел к делу.
-Выслушайте меня. Это чрезвычайно важно. В ваших силах спасти жизнь одного человека.
-Бог мой, вы подлетаете ко мне на улице и ни с того, ни с сего говорите, что я могу кого-то там спасти! Вы представляете, что я сейчас чувствую? Не пойму, что вам от меня нужно, - возмущался тот.
-А вот слушайте. Джакомо Бечилотти. Вам говорит о чем-нибудь это имя?
-Допустим, я его знаю, - буркнул незнакомец, покосившись на принесенный бокал вина.
-Через несколько дней состоится премьера спектакля "Отелло" с его участием.
-Извините, я не любитель театра.
-От этого спектакля зависит карьера Бечилотти и его будущее. Но... дело в том, что Джакомо сильно разболелся и вряд ли сможет выйти на сцену в назначенный срок из-за своей простуды. А режиссер полон решимости найти ему замену. Но замены быть не должно, понимаете? Не должно! Иначе Джакомо потерает все, что имел до сих пор. Он лишится славы. Погаснет его звезда. Вы знаете, сколько известных людей приглашено на эту премьеру? Никто не должен заменять Джакомо. Он просто обязан выйти на сцену...
-Я-то чем могу помочь? Пожелать ему скорейшего выздоровления?
-Вы похожи на него, как две капли воды! Родная мать не отличит! Если бы я не знал Джакомо так хорошо, как я его знаю, я бы ни за что не догадался, что вы - не он...
Собеседник артистическим движением поднес бокал к губам.
-Вы должны заменить Джакомо на сцене.
Незнакомец поперхнулся.
-Я заплачу столько, сколько вы пожелаете. Скажите, чего вы хотите? Денег? Дом? Женщин? Я все могу вам дать. Это в моих силах. Только, умоляю, соглашайтесь.
Леони накрыл своей рукой руку собеседника и заглянул в его глаза.
-Я прошу вас. Соглашайтесь. Назовите любую сумму.
-Да тут не в деньгах дело, - обрел, наконец, дар речи незнакомец. - Вы постарайтесь меня понять... Я вас не знаю, вы меня тоже, и вдруг ... такой разговор... Я просто шокирован...
-Прошу прощения, - спохватился Леони. - Я взволнован не менее вас. Мне, правда, даже в голову не пришло представиться. Меня зовут Джанни Леони, я личный секретарь Джакомо и его друг.
-Могу ли я вам доверять? - подозрительно спросил собеседник.
-Можете. Хотя я, честно говоря, не знаю, чем доказать вам правоту моих слов.
-Расскажите что-нибудь о вашем Бечилотти.
-О, но вы же его все равно не знаете... Ну хорошо, на завтрак он предпочитает кофе с клубникой...
-...а если у него плохое настроение, то он пьет крепкий черный чай, - неожиданно продолжил, улыбаясь, незнакомец.
-Черт возьми, вам-то откуда это известно? - поразился Леони.
-Мне много чего о нем известно, - продолжал улыбаться собеседник. - Я ведь его родной брат.
Джанни почувствовал, что сейчас потеряет сознание.
-Ну да, я его брат-близнец. Зовут меня Витторио. Разве он вам никогда не рассказывал обо мне?
-Не...нет, никогда, - выдавил из себя Джанни. - Я узнал о вашем существовании только сейчас. Я даже подумать не мог...
С минуту оба сидели молча. Потом Джанни сказал:
-Тогда вы должны быть заинтересованы в его судьбе. Я обязан рассказать вам правду.
-Какую еще правду? Разве мало правды на сегодняшний день?
-Джакомо болен, очень болен. Он не сможет играть.
-У него простуда. Что в этом страшного? - пожал плечами Витторио.
-Джакомо смертельно болен, - Леони опустил голову. - Это... не простуда. У него чахотка, но он не знает. Джакомо уверен, что у него бронхит.
Витторио молчал. Он был потрясен этой горькой и простой истиной.
-Разве вы ничего не знали?
-Ничего, - тихо произнес Витторио.- Я не видел его более десяти лет.
-Между вами что-то произошло?
-Как вам сказать... В общем, да.
-Боясь показаться бестактным, я не буду вас ни о чем расспрашивать.
-Все же я вам расскажу, - подавленно произнес Витторио. - Думаю, вы должны знать.
Витторио замолчал и опустил голову, словно пытаясь совладать со столь внезапно обрушившемся на него горем. Леони не торопил его.
Наконец Витторио заговорил.
-С самого детства мы были вместе, - начал он. - Родители, родственники, друзья воспринимали нас как единое целое. Нас не делили на Джакомо и Витторио, для всех мы были одним человеком, одной личностью. У нас были общие интересы и вкусы. То, что нравилось Джакомо, нравилось мне, а то, что любил я, обожал и он. Мы, не сговариваясь, выбирали одинаковые платья, заказывали повару одинаковые блюда, получали одинаковые подарки, у нас были одинаковые игрушки... Встав друг против друга, мы ощущали, что смотримся в зеркало, и одновременно смеялись этому. Мы не замечали того, что наши личности, наши индивидуальности оказывались стертыми в глазах всех, кто нас окружал, да и в наших глазах тоже. Поняли мы это слишком поздно.
Как-то раз, на отцовские именины, приехали давние друзья наших родителей с дочерью. Нам с Джакомо было тогда по пятнадцать лет. Девочка, с которой нас тотчас же познакомили, была поистине очаровательна. Мы считали ее воплощением нежности и женственности. Одним словом, мы оба полюбили ее. Не сговариваясь, мы поделили нашу любовь к одной девушке на нас двоих. Мы оба сопровождали ее на прогулках, вдвоем шептали ей нежности, одновременно целовали ей руку - я целовал левую, Джакомо - правую. Она смеялась нашей любви, да и мы сами мило забавлялись нашими чувствами. Как и все, она тоже не воспринимала нас по отдельности. Мы и для нее были одним человеком. Все шло хорошо, но с некоторых пор я стал замечать перемену в поведении Джакомо. Я чувствовал, что он постепенно отдаляется от меня, становится холоднее. Я чувствовал, что он страдает, но не знал, отчего. Я пытался расспрашивать его, но он стал избегать меня. Мы перестали появляться вместе. Теперь, едва только Джакомо видел, что я вхожу в ту же комнату, где находится он, он старался как можно быстрее уйти. Я не понимал, что происходит. Никто не понимал.
Вскоре наша возлюбленная уехала. Я по-прежнему пытался вызвать Джакомо на откровенность. Наконец я застал его в лаборатории нашего отца. Отец увлекался химией, содержал большую лабораторию, где хранилось великое множество самых разных препаратов. Мы с Джакомо любили приходить сюда и наблюдать за работой отца.
Джакомо стоял у окна. Я понял, что должен разговорить брата сейчас или никогда. Джакомо повернул ко мне лицо, и я увидел в его глазах такое чужое и страшное выражение, что мне стало не по себе. Я всегда смотрел в его глаза так, как если бы смотрел в свои, и каждый его взгляд был знаком мне, как мой собственный. Но тогда... Я не узнал своих глаз.
Джакомо подошел к столу.
-Скажи мне, что с тобой, -попросил его я.
-Хорошо, я расскажу, - ответил Джакомо чужим, не знакомым мне голосом. - Но не думаю, что ты будешь в восторге от моего рассказа.
-Рассказывай уж как есть, согласен выслушать все.
-Я всю жизнь был похож на тебя, - начал Джакомо. - Я никогда не был индивидуальностью. У меня недавно был разговор с нашей возлюбленной. Я спросил ее, кого из нас она по-настоящему любит. Знаешь, что она ответила? Никогда не забуду ее ответ. Она сказала: "Как же я могу выбрать между вами? Ведь вы - точное повторение друг друга. Я люблю вас обоих, как любила бы одного человека. Вы неразделимы, и ни я, ни любая другая никогда не сможет сделать свой выбор. Скажи, ну как можно разделить одного человека пополам?" Тогда я понял, что ты есть моя вторая половина, от которой мне никогда не избавиться. Ты есть моя тень, мое вечное отражение, мое точное повторение. Ты - призрак меня самого, ты - мой крест, который я обязан волочить за собою повсюду. Даже если тебя и нет рядом, я все равно чувствую твое присутствие, ощущаю тебя, могу угадать, что ты делаешь в тот или иной момент, даже если ты далеко. Это наваждение, которое сводит меня с ума, понимаешь?
Мне было страшно слушать Джакомо. Я, признаюсь, был готов услышать от него что угодно, но только не каскад беспочвенных обвинений.
-Опомнись, Джакомо, - сказал, наконец, я. - Мы не виноваты в том, что Бог создал нас такими, какие мы есть. Мы ничего не можем изменить.
-Разве? - лицо Джакомо исказилось.
Я невольно попятился.
Голос Джакомо неожиданно сорвался на крик.
-Мне надоело быть частью тебя! Я хочу быть собой, единственным и неповторимым!
Основательно напуганный поведением брата, я не почувствовал надвигающейся беды.
-Я не желаю, чтобы ты был похож на меня!
Джакомо уже не владел собой. В мгновение ока он схватил со стола какую-то колбу и выплеснул ее содержимое мне в лицо. Повинуясь инстинкту самосохранения, я закрыл лицо руками на долю секунды раньше, чем ядовитая жидкость коснулась моих щек. Я спас свое лицо, но мои руки оказались изуродованными навсегда. В паническом ужасе, еще не сознавая до конца того, что произошло, я отнял ладони от лица и посмотрел на них. Кожа краснела, желтела, покрывалась язвами, которые увеличивались, сливались и превращали мои руки в отвратительное месиво крови и мяса.
Джакомо, остыв, сам испугался содеянного. Пустая колба выпала из его рук и разбилась вдребезги на полу. Брат в ужасе закрыл ладонью рот, глаза его в безумном страхе округлились.
Я постепенно начал ощущать неимоверную боль, которая усиливалась с каждой секундой.
-Что ты... что ты наделал... - едва смог сказать я, не пытаясь сдерживать хлынувших слез.
-Витторио... Тори... - пролепетал Джакомо и сделал движение по направлению ко мне. - Прости меня... Я не... Я...
-Как ты мог, Джакомо?! - закричал я от боли и от душевного страдания. - Как мог ты?!
-Тори... прости...Тори!!
Джакомо в отчаянии рванулся ко мне, но я выскочил за дверь и кинулся бежать прочь, сам не зная, куда. Наконец, я вбежал на чердак, упал на кучу тряпья и разрыдался. Руки жгло так, словно я опустил их в кипящее варево. Мне казалось, я с ума сойду от этой адской боли и от осознания того, что мой родной брат, моя плоть и кровь, желал покалечить меня и сделал это. Я потерял сознание и очнулся только тогда, когда наш семейный врач забинтовывал мои руки, смазав их какой-то мазью, от которой боль только возросла.
Ту ночь мы с Джакомо впервые провели в разных спальнях, я - в правом крыле нашего дома, он - в левом. Я не спал, метался от дикой боли и душивших меня слез по комнате, и могу поручиться, что Джакомо не сомкнул глаз тоже.
Наутро брат пришел просить прощения. Мы оба плакали навзрыд. Джакомо умолял меня простить его, упал передо мной на колени, рыдая, как младенец.
-Я не верю тебе, Джакомо, не верю ни единому твоему слову, - говорил я, глотая слезы, так как не имел возможности их вытереть: к забинтованным кистям страшно было прикоснуться. - Я думал, что знаю тебя, я доверял тебе, а ты... ты... предал меня!
-Тори... я прошу...
Мне было больно видеть слезы брата, но я не мог справиться со своею обидой.
-Я никогда не прощу тебя! Никогда, слышишь? - закричал я, убегая прочь. - Ты предал меня, предал, Джакомо!!
Стех пор мы более не разговаривали ни разу. На следующий день Джакомо уехал к тетке в Рим. Я видел его тогда в последний раз. Я стоял у окна и смотрел, как он садится в экипаж и как мать, рыдая, что-то говорит ему. Признаюсь, в какой-то момент я был близок к тому, чтобы выбежать на улицу и остановить брата, обнять его и простить. Но обида, эгоистичная обида, владевшая мною, удержала меня. Спустя много лет я не раз проклинал себя за то, что отпустил тогда Джакомо и сломал нашу жизнь.
Джакомо учился театральному искусству. Из его писем, которые он писал родителям, я узнавал о его жизни, такой близкой и далекой одновременно. Когда матери и отца не было рядом, я потихоньку перечитывал его письма, и мне казалось, что он говорит со мной; я слышал его голос, словно звучавший с желтых пергаментных листов. Спросите, отчего я не написал Джакомо? Отчего сам не приехал к нему? Черт бы меня тогда побрал, но я не мог пересилить жившую во мне обиду, не мог! Мне, мальчишке, казалось, что, если я первый пойду на мировую, то тем самым покажу, что не сумел выстоять в этом глупом поединке молчания. Я даже наслаждался своею ролью этакого мученика.
Шли годы, Джакомо разъзжал с труппой по Италии, а потом покинул нашу страну. След его затерялся. Присылать письма он стал все реже и реже, а потом связь с ним и вовсе оборвалась.
С тех пор прошло больше десяти лет. Только сейчас я что-то услышал о нем впервые за столько лет. И я вновь проклинаю себя за эти потерянные годы, которые могли бы быть совсем другими.
В первых письмах Джакомо много раз повторял, что его ожидает Божья кара. Он был уверен в том, что Бог накажет его за содеянное, накажет за то, что он осмелился пойти против Его воли. Эта фобия преследовала его, сквозила в каждом его слове, в каждой фразе...
И вот теперь мы волею судьбы оказались здесь, на севере Франции. Но то, что я узнал от вас, Джанни, уничтожило меня совершенно. Джакомо считал, что Бог накажет только его одного, но Бог наказывает и меня. Причем абсолютно заслуженно...
Витторио, умолкнув, посмотрел в окно и снова поднес бокал к губам.
Леони, пораженный рассказом Витторио, сидел молча и едва дышал. Он не находил подходящих слов и ощущал себя едва ли не идиотом.
-В каком состоянии Джакомо? - спросил Витторио. - Что говорят врачи?
-Доктора говорят, что жить ему осталось не больше двух-трех месяцев, - рубанул с плеча Джанни, не зная, как смягчить свои слова.
Витторио покачал головой.
-Значит, надежды нет, - молвил он.
Джанни убито кивнул.
-Мы с ним как братья, - сказал он. - Знаем друг друга вот уже более восьми лет. И за все эти годы ни один из нас не имел повода упрекнуть в чем-либо другого. Мне очень больно терять его, понимаете...
-Понимаю, конечно. Но если его отправить на юг, где сухой климат, может, нам удастся продлить его жизнь?
-Я не знаю. Врачи говорят, что смысла в этом нет.
Они вновь замолчали. Джанни пригубил вино, Витторио о чем-то размышлял.
-Расскажите о себе, - попросил, наконец, Леони. - Кто вы по профессии? Фокусник?
-Кто?! - Витторио, удивленный предположением Леони, даже забыл на мгновение о неприятном разговоре.
-Э-э-э... - Джанни стало неловко оттого, что он сморозил глупость. - Простите, я не хотел вас обидеть.
-Да я вовсе не обиделся, просто вы немного обескуражили меня вашим предположением. Почему вы так решили?
-Не сочтите меня бестакным, но все время нашего общения я не сводил глаз с ваших рук. Они у вас... как бы вам это сказать... они у вас особенные, понимаете?
-Нет, - пожал плечами Витторио и слегка улыбнулся.
-Ох, трудно же найти слова, с помощью которых я мог бы выразить то, о чем думаю. Разве вам никто не говорил, что в ваших руках как будто отсутствуют кости? Разве вы сами не замечали, что ваши руки - истинное чудо творения? Их движения мягки и упруги, податливы и точны одновременно. Только цирковые артисты обладают столь ловкими руками. Вот почему я и решил... Вы, должно быть, очень нежны с женщинами? - неожиданно спросил Джанни.
Витторио улыбнулся широкой улыбкой, в которой сквозило некоторое смущение. Такую улыбку Джанни часто видел на губах Джакомо.
-Нежен... - произнес Витторио. - Право, вы застали меня врасплох этим вопросом. Хотя многие дамы, думаю, ответили бы вам утвердительно.
-Я врач, - ответил Витторио. - Хирург. Оперирую людей.
Леони невольно проникся еще большим уважением к собеседнику.
-Может быть, именно поэтому ваши руки такие ловкие?
-Может быть, - Витторио вновь улыбнулся, и Леони вновь едва не забыл, что перед ним не Джакомо.
-Вы так и не сняли перчаток, - заметил Джанни. - А ведь здесь довольно тепло.
-Несмотря на прошедший десяток лет внешний вид моих рук продолжает шокировать окружающих, поэтому я обречен носить перчатки всю жизнь. Снимаю их только тогда, когда остаюсь наедине с собой.
-Это, должно быть, ужасно.
-Сначала это и вправду было невыносимо, но потом я обратил этот недостаток в свое преимущество. Дамы обожают загадки и интриги, они даже пустили слух, что мои руки покрыты чешуей и что я на самом деле не человек, а морской житель. Чушь, конечно, но все же это лучше, чем ощущать себя уродом. Поверьте, нет ничего хуже, когда люди с отвращением отворачиваются от тебя, как от прокаженного.
Джанни, повинуясь внезапному порыву, сжал своими руками ладонь Витторио и, не говоря ни слова, улыбнулся.
***
Витторио согласился заменить Джакомо на спектакле. Господину Раманьяни, конечно, не было известно о подмене, и, когда Витторио явился на репетицию, он обрушил на него потоки брани, как сделал бы это, если бы перед ним стоял Джакомо. Джанни кое-как удалось сгладить острые углы, он даже сумел уговорить режиссера отодвинуть сроки премьеры, и, так как приглашения важным персонам еще не были полностью разосланы, тот согласился (правда, пригрозил вычесть из гонорара Джакомо - Витторио некоторую сумму).
На репетициях Витторио чувствовал себя отвратительно, потому что не привык выступать на публике. Кроме того, Витторио пришлось основательно потрудиться над ролью. Он сотни раз на дню проклинал себя за то, что согласился заменить Джакомо; только лишь мысли об умирающем брате и запоздалое чувство вины удерживали его от бегства со сцены.
Тем временем Джакомо начал приходить в себя. За два дня до премьеры он встал с постели, удивленный тем, что рядом не было вездесущего Леони. Да и вообще, в последнее время Джанни перестал задерживаться у Бечилотти. Джакомо насторожился. Премьера на носу, а Леони внезапно перестал его теребить и упрекать за халатное отношение к здоровью. Да и режиссер, гроза всей труппы, похоже, совсем забыл о существовании Джакомо. Неужели и вправду подыскал ему замену..? Джакомо решил выяснить, что происходит.
Он с трудом поднялся с постели и едва дополз до зеркала. Увидев свое отражение, Бечилотти пришел в ужас. Из позолоченной рамы на него смотрело нечто, напоминающее человека весьма отдаленно. Лицо этого существа было белее белого, темные глаза словно провалились и стали казаться почти дырами, губы спеклись от крови, волосы хилыми прядями висели вдоль бледных щек. На лбу Джакомо выступила испарина. Чертыхнувшись, он отер ладонью лоб и распорядился принести таз для умывания и новый камзол. Он приводил себя в порядок долго. Стремясь хоть как-то скрыть ужасающую бледность, Джакомо извел на лицо полбанки румян и терракотовой пудры. Снова взглянув на себя в зеркало, Джакомо увидел, что стал похож на фарфоровую куклу с нарисованным лицом. Не зная, что еще предпринять, Джакомо плюнул и отправился в театр.
В театре шла очередная репетиция, все собрались в зале и на сцене, и потому прихода Джакомо никто не заметил. Бечилотти всерьез обеспокоился: его роль явно была занята, иначе как можно репетировать без одного из главных действующих лиц?! Джакомо прошел за кулисы, где копошились рабочие, и, отогнув край тяжелого занавеса, заглянул на сцену. Первое, что он услышал, были слова режиссера: "Опять не так, Джакомо! Больше чувства! Ты же не ковры на базаре продаешь!" Бечилотти бросило в жар. Желая посмотреть, кто же попал на его место, он почти целиком высунулся из-за занавеса. Взгляд его упал на сидевшего в первом ряду Леони, который подбадривал кого-то энергичными кивками головы, совсем как подбадривал раньше самого Джакомо. Бечилотти перевел взор на сцену. Там, в костюме шекспировского Яго стоял... Джакомо решил, что он бредит. Там... там, на сцене, стоял он сам, Джакомо...
Исполняющий роль Яго обернулся и увидел Бечилотти. Джакомо был шокирован. Дыхание его сорвалось. Желая что-то сказать, он открыл было рот, но тут его скрутило в спазмах неудержимого кашля. Витторио бросился к брату. Джакомо прижал одну руку с носовым платком ко рту, а другой водил в воздухе, словно желая заставить Витторио исчезнуть, подобно ужасному видению. Джанни, понимая, что у режиссера, заметь он близнецов вместе, непременно возникнут ненужные вопросы, кинулся наперерез Витторио, но было поздно. Раманьяни обернулся на возглас Витторио и счел нужным вмешаться в происходящее за кулисами.
Джакомо, будучи не в силах сдержать кашель, сполз по стене на пол. Кровь хлынула из его горла. Джакомо захлебывался. Витторио подхватил брата. Ворвался режиссер, отпихнув Джанни. Увидев близнецов, он оторопел.
-Что это все значит? - рявкнул он.
-Ему нужно лечь, - сказал Витторио. - Джанни, помоги мне!
-Эй, вы! - закричал режиссер. - Кто там из вас Джакомо? Может, обьясните, что тут происходит?!
-Не сейчас, месье режиссер, - сказал Джанни.
Рабочие сцены помогли отнести Джакомо в одну из гримерных, где стояла кушетка.
Приступ кашля прошел нескоро. Джакомо едва дышал, дергаясь от судорог и спазмов. На его лбу выступила испарина. Сомкнутые веки подрагивали. Витторио сидел рядом на коленях, невольно прикрыв губы затянутой в светлую перчатку ладонью. Джанни кусал костяшки пальцев. Режиссер стоял тут же, требуя объяснений.
Джакомо с трудом повернул голову и открыл глаза. Взгляд его блуждал какое-то время и остановился, наконец, на Витторио.
-Тори... - еле слышно прошептал он. - Наконец-то я тебя вижу. Я не надеялся встретить тебя.
-Все хорошо, Джакомо, тебе нужно помолчать, -сказал Витторио.
-Слушай, у меня мало времени, - Джакомо вцепился в руку Витторио, словно боясь, что брат исчезнет. - Я знаю, что умираю. Я слышал разговор Джанни и врача. Я все знаю. Мне нужно много тебе сказать. Я хочу, чтобы ты...
Он снова закашлялся.
-Его нужно отвезти домой, - сказал Леони. -Я распоряжусь насчет кареты.
Витторио кивнул, и Джанни вышел. Близнецы остались одни.
-Джакомо, - тихо позвал Витторио. - Джакомо...
Грудь сдавило так, словно неведомые руки хотели выжать из нее слезы. Витторио почувствовал, что защекотало глаза.
-Прости меня, Джакомо, - прошептал он.
-Ты тоже прости меня, - произнес Джакомо. - Я все эти годы мечтал, как скажу тебе это. Я боялся нашей встречи и одновременно желал ее более всего. Знаешь, я не перестаю упрекать себя в том, что вел себя как последний идиот. Я не должен был покидать дом тогда, я должен был остаться и помириться с тобой. Я знал, что Бог накажет меня за мою глупость, и Он сделал это.
Джакомо поднес ладонь Витторио к глазам.
-Всю жизнь в перчатках... - молвил он. - Из-за меня...
Медленно, палец за пальцем, снимал Джакомо перчатку с руки брата. Витторио непроизвольно дернул рукой, словно желая вырвать ее из ладоней Джакомо и скрыть свое уродство. Но Джакомо держал крепко. Он долго изучал взглядом покрытую несходящими рубцами кожу, долго смотрел на едва заметно пульсирующую кровь в местах, где кожа была сожжена совершенно. Витторио чувствовал себя не в своей тарелке. Без перчаток он ощущал себя настолько беззащитным, как если бы его раздели догола.
-Джакомо... - умоляюще произнес он.
-Я должен видеть все, - сказал тот. - Господь наказывает меня не за то, что твои руки изуродованы, а за то, что я осмелился желать тебе плохого, тебе, моему родному брату...
Джакомо затих и закрыл глаза. В правом углу его губ показалась красная капля, которая тонкой струйкой потекла на белую манишку.
-Тебе нужно на юг, где сухой климат, - сказал Витторио.
-Это бесполезно, - произнес Джакомо. - Мне уже ничто не поможет. Я доживу свое здесь. К тому же у меня спектакли.
-Не нужно думать об этом сейчас.
-Знаешь, я не хочу умирать в четырех стенах, пропахших лекарствами. Я хочу умереть за каким-либо делом. Дела отвлекают от дурных мыслей... Я давно подозревал, что мне крышка и потому работал, как умалишенный. Я пытался не обращать внимания на очевидное, я не хотел думать о том, что скоро умру. Я не позволял себе расслабляться. Только глубокой ночью я оставался наедине со своими мыслями. И тогда каждая капля крови на носовом платке убивала меня. Я боялся смерти, я не желал ее... И сейчас боюсь...
Дела пошли вкривь и вкось, когда на последнем маскараде я увидел тебя. Я тогда еще не знал, что это ты, но твои глаза, твоя фигура, твои манеры, а в особенности твои руки выдали мне тебя с головой. Я испугался, сам не знаю, чего. Всю жизнь я панически боялся того, что Бог накажет меня. Когда я увидел тебя на маскараде, я понял, что доживаю свои последние дни. Ведь уже тогда я знал, что болен. Джанни уверял меня, что у меня всего лишь бронхит, я хотел верить ему и почти что верил. Гибнущий человек всегда хватается даже за воздух, лишь бы выжить... Но теперь все встало на свои места. Я боялся нашей встречи, холодея от одной только мысли, что увижу тебя, увижу ненависть в твоих глазах. Да, ненависти я боялся более всего...
-Я не мог появиться бледным как простыня, - сказал Джакомо.
-Как я в перчатках, так ты в белилах...
-Я же говорю, Бог все видит и расставляет по своим местам.
С минуту оба молчали. Потом Джакомо сказал:
-Что теперь будет с моей ролью?
-Я заменю тебя, - ответил Витторио.
-Нет, я сам должен играть, - покачал головой Джакомо.
-Ты не сможешь.
-Смогу. Я знаю свою роль безо всяких репетиций. Я же говорил, что хочу умереть, работая.
Видя, что спорить сейчас бесполезно, Витторио перестал возражать. Он крепко сжал холодную ладонь брата. Почувствовав прикосновение упруго-мягкой, ласковой, родной руки, Джакомо на мгновение подумал, что его болезнь есть всего лишь страшный сон, что он обязательно поправится, будет жить и играть на сцене... Не желая расставаться со спасительными руками Витторио, дарующими утешение, Джакомо прижался к руке брата щекой и закрыл глаза, утопая в блаженной дреме.
***
Режиссеру пришлось обо всем рассказать. Осознав, что положение безвыходное, господин Раманьяни после долгих раздумий все же позволил Витторио играть вместо Джакомо. Во избежание огласки труппе ничего не сказали, и о тайне знали только четверо: режиссер, Джанни Леони, Джакомо и Витторио. Едва почувствовав себя лучше, Джакомо явился на репетицию и проработал до самого закрытия театра. После этого Витторио пришлось снимать овладевший братом приступ кровавого кашля. Джанни провел у постели больного остаток ночи. Витторио спал тут же в кресле. Леони скользил взглядом по руке Витторио, устало свесившейся с подлокотника. Джанни по-прежнему манили волшебные руки Витторио, он заворожено следил за каждым их жестом, за каждым движением. Прикосновение рук Витторио словно исцеляло и вселяло надежду. Ловкие движения облаченных в лайку ладоней принесли облегчение страданиям Джакомо, успокоили его, и теперь он крепко спал. Разволновавшегося Леони Витторио просто погладил по плечу, и Джанни почувствовал, что от этой ласки умиротворение вошло в его душу. В какое-то мгновение Леони осознал, что готов умереть за эти руки...
В день премьеры Джакомо почувствовал себя лучше и вышел на сцену. Витторио и Леони остались за кулисами. Режиссер, которому уже надоело разбираться, кто есть кто из этих двух Бечилотти, махнул рукой и позволил тем заменять друг друга сколько душе угодно. Лишь бы не провалили спектакль.
...Завершилось первое действие. Джакомо, задыхаясь, вошел в свою гримерную. Там никого не было. Бечилотти остановился напротив зеркала и долго изучал свое лицо, чью бледность не мог скрыть никакой грим. Джакомо почувствовал, что весь горит. "Проклятие", - шепнул он, продолжая смотреть в зеркало, чье холодное стекло отвечало измученным взором его собственных глаз. Джакомо взял графин с водой и принялся жадно пить прямо из горлышка. В его груди словно поселился демон, который клокотал и хрипел. Дыхание становилось все более учащенным, и Джакомо понял, что сейчас начнется приступ. Взглянув еще раз в зеркало, он увидел почти животный ужас в своих глазах. Джакомо стало страшно. Тут он заметил, что его чуть приоткрытые губы покраснели, словно он только что выпил вина. В следующее мгновение струйка крови потекла на его подбородок, капая на костюм и на гримерный столик. "Черт, черт, черт", - едва вымолвил Джакомо и, гонимый неведомым страхом, выбежал прочь. В коридоре он столкнулся с Витторио, шедшим вместе с Леони в гримерную.
-Джакомо, тебе плохо? - Витторио подхватил брата.
-Черт возьми, Тори, я, похоже, пас... - сказал Джакомо, закрыв ладонью рот. В следующее мгновение он зашелся кашлем.
-Витторио, выручай, - произнес Джанни. - Выходи на сцену.
Сердце врача упало. Из-за кулис он видел, какое огромное количество народа сидело в зрительном зале, какие блистательные и важные господа были приглашены. Витторио казалось, что, едва он только выйдет на сцену, с ним случится удар.
Тем временем начало второго действия задерживалось. Режиссер рвал и метал, грозился убить обоих Бечилотти, если только те посмеют опозорить его имя и имя его труппы. Джанни едва ли не на коленях умолял Витторио выйти на сцену. Тот пришел в ужас: ведь одно дело играть на репетициях перед пустым залом, а совсем другое - играть под прицелом не одной сотни глаз. В конце концов Леони удалось заставить Витторио облачится в костюм, и режиссер приготовился дать знак к началу второго действия.
...Витторио дрожал. Сердце его колотилось с безумной силой. Никогда еще врачу не приходилось так волноваться. Роль свою он помнил, благо режиссер предусмотрительно решил проводить репетиции не только с Джакомо, который на глазах разваливался по частям, но и с ним тоже. Но все же Витторио надеялся, что ему не придется играть на сцене, и теперь, стоя за кулисами в ожидании своего выхода, он умирал от страха.
-Перчатки сними, Витторио! - зашипел откуда-то сзади режиссер. - Они не являются элементом костюма!
-Я не могу, - замотал головой Витторио, беспомощно озираясь вокруг в поисках Джанни: только он смог бы доказать что-либо разбушевавшемуся Раманьяни.
-Сними, кому говорят! - нервы режиссера были на пределе. Казалось, еще немного, и он разорвет Витторио на кусочки.