|
|
||
опубликовано в журнале "Край городов", "Пампасы" и др.Регистрация РАО под номером 7948 | ||
Надежда Белякова
ЗЕРКАЛО
...................................................Глава.первая............................................................. Опустив голову, Иеронимус с удивлением рассматривал свои босые ноги, осторожно на цыпочках ступающие по темной отражающей звезды воде.
Ему казалось, что еще один шаг и он провалится в воду, распугивая сонно проплывающих под его ногами рыб.
Но он не падал. Не тонул. И ступал все увереннее, понимая, что может не только идти по воде, но даже бегать. И сможет догнать смеющуюся красавицу.
Она бегала, танцуя и что-то напевая вокруг Иеронимуса. Словно дразнила, заставляя и его бегать по воде, так же как и она, поднимая следом за собой целый столб брызг, капли которого не падали вниз, сливаясь с водой, а летели дальше, выше. До самого неба, превращаясь в сверкающие звезды.
Их становилось все больше и от их яркого света становилось светлее. И, догоняя красавицу, Иеронимус смог рассмотреть, что бежит по воде озера.
Только у берега льдинистая кромка воды, переливающаяся то синеватым, то лиловым отсветом, переходила в плотный снежный покров, застилавший сплошной пеленой покатые холмистые берега. Белоснежное искристое кружево сплетений ветвей белело на границе света и ночи, этих незнакомых Иеронимусу мест. Все это он видел впервые.
А красавица все смеялась и голос ее сливался с криком ночной птицы, шорохом падающего снега шепотом вьюжной поземки, шелестом ветвей на далеком берегу, всплесками воды под их босыми ногами... И голосом этой ночи; таинственной, манящей становился голос красавицы.
Но свет, все прибывающих на небе звезд, становился все ярче и ярче, пока не стал нестерпимо слепящим. Иеронимус зажмурился, потер глаза и проснулся.
Утреннее солнце протянуло свои лучи в незашторенное с вечера окно его домашней химической лаборатории.
Накануне он засиделся допоздна над бумагами, исписанными какими-то формулами и выводами да так и заснул, сидя, опустив голову на сложенные на столе руки.
Он тотчас же вскочил, и стал собираться на лекцию в Университет, где он преподавал химию.
Обычно собранный, внимательный и аккуратный, уважаемый и студентами и профессорами, этот молодой талантливый немецкий ученый никогда не опаздывал.
Но с этого дня что-то изменилось в его жизни. Он стал часто глубоко задумываться среди лекций, уносясь куда-то вдаль, увлеченный в мир грез, с блуждающей улыбкой на устах. Стал рассеян. Много времени проводил в университетской библиотеке, копаясь в словарях языков разных народов.
Пока однажды не нашел то, что искал и убедился, что та дивная красавица из его сновидения, изъяснялась на диковатом, но напевном на слух, безусловно русском языке.
А значит все, что он видел происходило в России.
Он стал живо интересоваться всем, что было связанно с этой страной. С нетерпением ожидая газетных новостей оттуда. Вырезал статью, где писалось об открытии Университета и была напечатана гравюра с изображением здания Университета. Там же в модном витиеватом картуше был помещен портрет русского ученого Михайло Ломоносова.
Обе гравюры он повесил на стене своей лаборатории.
Иеронимус был человеком, которому мир научных идей, поисков, дерзких мечтаний был куда дороже и интересней тихих размеренных буден. Пожалуй, это и было основной причиной того, что он начал упаковывать любовно оборудованную домашнюю химическую лабораторию. Начистил до блеска медные пуговицы своего нового сюртука и уложил в дорожный сундук. Он собирался в дорогу.
Новые ботфорты, принесенные сапожником, изготовление которых он заказал еще три месяца тому назад, оказались как нельзя кстати. И он, обрадованный тем, как хорошо сапожник выполнил заказ, тотчас же расплатился с ним и сердечно попрощался со стариком, который делал обувь ещё его деду и отцу.
Старик -сапожник, озадаченный тем, что Иеронимус упаковал свой небогатый гардероб и книги, и готов столь внезапно покинуть милый славный Вютенберг, прервать преподавание в Вютенбергском университете спросил его: "Ради чего?"
"Я нужен там!" - ответил Иеронимус, указав ему на успевший пожелтеть газетный листок с гравюрами и статьей. Потом он осторожно отколол его от стены и бережно положил сверху в сундук с рукописями и книгам, вместе с недавно купленной гравюрой, на которой был изображен Вютенберг в грозу.
"В путь! В путь!" - стучало и звало в дорогу его пылкое сердце.
Выехал он из Вютенберга ранним утром. Засветло, когда город спал безмятежным сном, словно укутанный заботливо лоскутным одеялом своими густыми пестрыми осенними садами.
Убаюканный дорожной тряской и заунывным поскрипыванием колес он глубоко заснул. Просыпаясь время от времени на станциях, где его будили для проверки документов.
После этого он засыпал, каждый раз смутно надеясь, что повторится тот сон. Но всякий раз он засыпал крепко, без снов. Пока вдруг ,проснувшись, не увидел , что бескрайняя русская зима сменила уютные городки Европы. Иеронимус поплотнее запахнул лацканы камзола, вздрагивая от холода.
Глава вторая
Перекаты оврагов, холмов и сбегающие по ним ели-исполины в снежных тулупах мелькали за окном повозки. Чистота белоснежных снегов, точно белый лист уложенный и тщательно расправленный по этим холмам и далям самим Господом Богом, чтобы написать на нем что-то сокровенное, но отчего-то он всё медлит и медлит нарушить и эту белизну ,и это безмолвие.
Снег! Снег! Куда ни глянь-снег ! И где-то в этих снегах затерявшаяся повозка Иеронимуса .Снег , снег искристый , бескрайний снег ! Но вот среди снежной белизны опять появилась его повозка. Запряженная лошадь, по всему видно, что она была изнуренна долгой дорогой. На козлах сидел кучер, закутанный в огромный тулуп, с высоко поднятым воротником.
Ничто не нарушало ночного безмолвия, кроме звука колокольчика. Вдали виднелся старый мощный дуб. Как только повозка Иеронимуса поравнялась с дубом, из дупла, которого дуба выскочил человек. Вида самого безобразного. Весь всклокоченный. В красной атласной рубахе. С топором, заткнутым за широкий пёстрый кушак.
Он палил из двух пистолетов разом. И ругался так... Словом , ужасно ругался.
Кучер, сбросив свой тулуп , молил о пощаде. Но разбойник явно хотел поживиться большим. Он подбежал, перепрыгивая через сугробы, к повозке, чтобы распахнуть дверцу. Но его опередил сидящий внутри человек. Он высунулся из им же открытой дверцы и негромким, явно спросонок, голосом спросил: "Почему такой шум? Это Москва? Мы приехали?"
"Приехали! Приехали! Ха - ха - ха! Слазьте, ваше благородие!" - ответил разбойник, грубо схватив путешественника за лацканы его немецкого сюртука, одним рывком вышвырнул его из повозки.
"Как вы смеете? Я есть немецкий ученый! Какая грубость!" - успел возмутиться ученый, падая в глубокий сугроб лицом.
"Что везешь? Где деньги, где золото?" - рычал разбойник и для подтверждения нешутейности всего происходящего пару раз выстрелил в воздух. И не дожидаясь ответа, он влез внутрь повозки. И стал рыться там, в поисках наживы. Но, вскрывая коробку за коробкой, всякий раз оставаясь недовольный содержимым.
Он ,просмотрев его небогатый скарб , безжалостно выбрасывал всё из повозки на снег.
Разбойник совершенно озверел от досады на зряшность своих поисков и выпрыгнул из повозки, чтобы допытаться у этого ученого, где же ценности.
По его разумению, повозка была битком набита совершенно бесполезными вещами. Какими-то склянками. Банками с порошками, непонятного назначения железками. Таинственными для него устройствами и механизмами.
Кучер, хоть и был ни жив, ни мертв, но улучил момент, когда разбойник разбирал и вышвыривал содержимое повозки, оставляя все валяться на снегу, и , хлестнув покрепче лошадь, умчался прочь.
Разбойник стрелял ему вдогонку, но... Но кучер оказался смекалистым и проворным. Вскоре и он, и повозка совсем пропали из виду, затерялись где-то за искрящимися сугробами за плотным завесом пушистого, безмятежно опадающего снегопада .
"Ох! Удрал! Да, с другой стороны, что с него возьмешь? Хорошо тулуп остался" - и обрадованный наживой, разбойник поднял тулуп. Отряхнув его от снега, одел, и даже, как будто подобрел и успокоился.
"О! Майн гот! Что вы натворили! Вы разгромили мой лабораторий! Я химик! Как мне теперь работать!" - вдруг услышал негодующий голос ученого у себя за спиной разбойник. Услышанное заставило его задуматься. Он подошел к ученому, пытавшемуся окоченевшими от холода пальцами собрать утонувшие в снегу книги, колбы.
И почесывая, то бороду, то затылок, в задумчивости переспросил: "Так говоришь, ни денег, ни золота нет у тебя?"
"Найн!!! То есть - нет!!! Нихт! Я есть немецкий ученый, химик!"
"Ах! Ты химик?" - переспросил разбойник, чему-то улыбаясь.
"Я! Я! Я! Я- есть химик!" - пояснял тот ученый.
"Погодь! Так ты ж то, что мне и нужно!" - чему-то вдруг обрадовался разбойник и, приставив пистолет к виску, онемевшему от испуга ученому, приказал ему идти, куда он ему прикажет.
"Я только бедный ученый, приехал работать для русской науки. Я уважайт русска наука. Денег нет." - бормотал он, направляемый дулом пистолета разбойника.
"Ну нет, и ладно!" - ответил разбойник. "Ты иди, не спотыкайся. Будешь у меня в пещере сидеть - Золото варить будешь" - пояснял разбойник.
"Как варить золото?" - оторопел ученый.
"А я почем знаю - как? Ты ученый, ты и должен все знать. Я вашим премудростям не обучен. Академиев не кончал" - сурово ответил разбойник.
"Но я не умею... варить золото!" - взмолился ученый.
"Не умеешь - научишься. Там у меня один уже сидит. Варит, как миленький."
"О! Нихт не понимайт! Сидит милэенький и... варит золото! О! Россия, страна Чудес! Но я согласен, это интересно для науки" - вдруг выпрямившись, сказал ученый и решительно шагнул вперед.
"У меня там, в пещере сидит один ученый. Но только нашенский. Кудесник он. Золото варит отличное. Сразу монетами. Отличной царской чеканки" - пояснил разбойник.
"Не может быть! - изумился ученый - Это, наверное, как это по-русски - фальшивомонетчик?"
"Да нет! Говорю тебе - отличной чеканки. Уж я чего только не покупал на эти монеты. Настоящий умелец варит" - даже как-то обиженно ответил разбойник.
"О! Майн гот! Из чего варит?!!!" - спросил ученый почти шепотом.
"Да из чего принесу, из того и варит. Из шишек еловых, из снега талого, из камней придорожных. Сухих трав, березовых веток. У меня не забалуешь! Из чего прикажу, из того и сварит!" - гордо ответил разбойник.
"Не может быть! И химия и физика достигли небывалых высот. Но есть наука , и не можно варить золото из ёлкин шишек и березовых веток ..." - бормотал ученый, ведомый прямо к тому дубу.
Разбойник вдруг обиделся на последние слова ученого: "Ты чё? Мне не веришь?!!! Да это ваша наука бессильна. А у нас тут - Россия! Тут всё может быть! Понял?"
"О! Это Русское чудо! Ради этого я и покинул милый Вютенберг! Ради науки я готов на все! Веди меня к твоему кудеснику!" - сказал ученый.
"Так уж пришли!" - ответил разбойник, грубо втолкнув ученого прямо в дупло дуба , невероято высокого и необьятного , широко раскинувшего чернеющие ветви припорошенные снегом .
Иеронимус едва поспевал за ними по узкому проходу, ведущему вглубь пещеры.
Вдруг резкий свет ударил в глаза. После ночной тьмы, ослепленный ярким светом Иеронимус, даже зажмурился.
Довольно просторная внутри пещера, освещалась укрепленными по бокам факелами, вставленными в расщелины между камнями. Отсветы пламени плясали под сводами высокой пещеры, отбрасывая замысловатые тени от выступов острых камней, образуя причудливый и подвижный узор.
Посреди пещеры горел разведенный костер, над которым висел ни на чем не закрепленный обширный чан. Он покачивался сам собой и кружился над костром; то в одну, то в другую сторону.
Иеронимус, привыкнув к яркому свету, присмотрелся повнимательнее, полагая, что это ему померещилось от усталости. Повыше, почти у самого свода пещеры, где оказалось сквозное отверстие, через которое были видны звезды на ночном небе. Через это же отверстие проникал свежий воздух и выходил дым от костра в прохладу зимней ночи, такой далекой и недоступной здесь внутри пещеры под дулом пистолета разбойника.
В чане, самом по себе висящем над костром, что-то бурлило и кипело. Пар улетал вместе с дымом.
Седовласый длинноволосый старик в холщовом одеянии украшенном вышивкой колдовал, почти танцуя вокруг этого чана.
Он, то поднимал высоко над головой руки с ветками, с еловыми шишками, с какими-то травами.
Время от времени он бросал их в чан, что-то приговаривая, бормоча, а иногда даже выкрикивая.
Разбойник и его пленник замерли, рассматривая этого человека и его таинственные действия, которые он не прерывал, несмотря на их появление.
Что-то причитая, он поднял лежащий на земле черпак с длинной ручкой и стал помешивать это варево. Потом зачерпывал, явно что-то пытаясь выудить со дна чана. И... наконец, очень довольный, что зачерпнул то, что ему было нужно достал из чана и поднес дымящийся черпак поближе к разбойнику. Тот вне себя, от радости, завопил: "Золото! Гляди, ученый, золото! Настоящее золото!" - и, разбойник, совал пятерню в этот кипяток, обжигаясь, чертыхаясь, но продолжая радоваться! Наконец ему удалось извлечь то, чего он так ждал. И, действительно, это была золотая монета. Одна из тех, что имели хождение по России того времени.
Потрясенный Иеронимус видел это, но просто поверить не мог своим глазам. Настоящая монета. Не самородок, не слиток. Монета!
"А!!! Видал! Так что, давай, учись! Вдвоем вы мне больше наварите золота!" - радовался разбойник золотой монете.
Потом он обратился к кудеснику: "Вот привел тебе помощника. А вот, принес, из чего варить золото будете!" - и он опустил на землю один из ящиков разгромленной им лаборатории Иеронимуса, который он все же прихватил с собой по свойственной ему жадности - "Теперь вас двое - ученых. Так что завтра приду в это же время и... Чтобы две монеты сварил, как-никак, а за постой нужно платить! Ха-ха! А не будет завтра сварено две монеты, сварю твою курицу и съем!" - с этими словами он подошел к подвешенной клетке с какой-то яркой диковинной птицей, которая по приближении разбойника в страхе заметалась по клетке, отчаянно вереща. Потом разбойник высыпал на пол принесенные за пазухой красной атласной рубахи груду шишек и обыкновенных булыжников.
Кудесник посмотрел на подношения вполне одобрительно. И довольный разбойник, подбрасывая еще горячую монету на ладони, ушел из пещеры, затворив выход огромным валуном, для крепости укрепив его большущим засовом.
Глава четвертая
Как только он покинул пещеру, Кудесник бросился к ученому с вопросами.
"Кто вы? Как Вас угораздило попасть в такую беду?" - Иеронимус рассказал все по порядку, но ему не терпелось поскорее самому скорее расспросить обо всем увиденном здесь в пещере.
Но Кудесник, не дослушав его, обратился к сидящей в клетке птичке: "Доченька! Видишь, устал человек с дороги. Ему умыться нужно. Поухаживай за гостем".
"Конечно, папа" - ответила ему птичка нежным и кротким девичьим голосом.
И выпорхнув, не смотря на частые прутья плетеной клетки совершенно беспрепятственно, подлетела к изумленному Иеронимусу, сев у его ног.
Теперь Иеронимус смог рассмотреть ее как следует. Ее крылья и хвост были украшены какими-то неведомым узором, очень напоминающим вышивку. И что поразило особенно Иеронимуса, так это то, что ее изящную пушистую головку по бокам украшали висящие серьги! Серьги с кораллами и яркой бирюзой. Красивые девичьи серьги. А на ее птичьих лапках болтались... кольца.
Птичка смотрела на Иеронимуса очень внимательно. Вдруг к птичке подползла ящерка. Юркая зеленая ящерка, что само по себе было удивительно морозной русской зимой. Да мало этого. Эта ящерка в пасти держала две золотые монеты. Точь-в-точь как те, что выудил со дна кипящего чана кудесник для разбойника.
Кудесник очень обрадовался, увидев ящерку: "Молодец, сынок! Экий ты у меня смышленый и проворный! Вот ведь посмотри, мил человек!" - сказал он, поглаживая ящерку, которая тоже внимательно рассматривала Иеронимуса: "Только услышал, что на завтра разбойник повелел две монеты "сварить", так уж сбегал и принес. Вот ученик мой, достойный". Но, видя, как от изумления Иеронимус онемел, глядя широко раскрытыми глазами то на красивую птичку, то на зелёную ящерку , Кудесник пояснил: "Не удивляйся! Это детки мои. Вот сынок мой. Зовут его Велемир" - как только он произнес это, ящерка на глазах рассыпалась множеством мелких звездочек, превратившихся в золотистый туман. Когда же туман рассеялся, перед Иеронимусом стоял мальчик в рубашке с искусной вышивкой, узор которой чем-то напоминал рисунок на оперении диковинной птицы.
Но потрясающим чудом выглядело превращение, которое последовало сразу за первым.
"А это доченька моя, Любавушка. Тоже ученица моя и славная помощница в моих делах" - сказал кудесник, нежно дотронувшись до головки птицы, после чего золотой туман окутал и эту птицу. А чуть позже в тумане этом появилась сначала неясная фигура девушки. Когда же она стала отчетливо видна, глаз невозможно было отвести от такой красоты. Стройная ясноглазая девушка стояла перед Иеронимусом. В руках, украшенных теми самыми перстнями, что приметил Иеронимус на лапках птицы, она держала чашу с водой и белое полотенце. Длинный ее сарафан был расшит узором, повторяющим узор ее бывшего оперения. Она была удивительно похожа на ту красавицу в его незабываемом сне, который видел он в милом Вютенберге.
Она намочила полотенце и отерла им лицо Иеронимуса. Потом протянула ему эту серебряную чашу, и он омыл в ней руки. Что уж за вода или отвар находился в чаше, но после этого омовения Иеронимусу стало так легко, и на душе и во всем теле появилась легкость. Такая, словно он не был путником изнуренном неожиданностями далекого и опасного путешествия, а долго и славно отдыхал.
"Кто Вы?" - первое, что хотелось Иеронимусу спросить.
"Я - то сам - Любомудр, это я тебе уж говорил, сынок мой - Велемир, дочь моя - Любава... я - Кудесник. А привел тебя сюда к нам супостат - лиходей. Тебя-то как сюда занесло?" - усмехнулся Любомудр.
"А золото? Вы его варите или нет?" - спросил Иеронимус.
"А... золото. Нет, не варим, не глупостей нам. Дело у нас тут важное есть. Золото варить нам времени нет. Да и не всё моим знаниям и умению подвластно".
"Ничего не понимаю!" - воскликнул Иеронимус: "Вы здесь в плену. Золото доставали из чана. Я сам видел. Потом - мальчик, ящерица с двумя монетами..." - бормотал, пытаясь понять, Иеронимус.
"Да! Дело-то на самом деле простое. Я тебе объясню. И помощь нам твоя, ой, как нужна. Слушай, все по порядку. Позарился этот разбойник на наше роскошество. Влез в наш дом, а поскольку давно уж досаждал он нашей округе своими безобразиями и разбоями мы и, вроде как, поддались и в плен к нему пошли, чтобы попасть в место его потаенное. Это нам для пользы дела нужно быть в том самом месте, где он злодейства свои замышляет и осуществляет. Чтобы не учинил злодейства над детишками моими, оборотил я их. Ну, превратил вроде как. Чтобы рядом они были помошнички мои верные, а в то же время вроде как невидимые оставались.
А, золото? Так это сынок мой приносит. Он домой, когда нужно бегает и приносит из заветного сундучка. Плохо только то, что монеток-то припасенных в дому маловато осталось, всего-то теперь на три дня и хватит. Но ничего, не пугайся, мил человек, до полнолуния хватит. Это мы для отвода глаз, вроде как золото варим для этого дуралея, ему на радость. А на самом деле, мы тут совсем другим делом заняты... Это дело поважнее чем золото "варить .
Зло пресечь нужно. Уж очень распоясался супостат. А как? Вот вопрос! Мы не душегубы какие-нибудь, чтоб взять да порешить его злодея. Мне душу за него свою губить?.. Нет, не желаю. А злодейство, совершенное даже ради искоренения злодейства, все одно злодейством и останется. А значит, только одним злодейством на свете больше станет. Доброе дело не получится. Вот о чем думал я долгие дни и ночи. Вот и надумал. Надумал я использовать древнее знание, которое перешло ко мне еще через моего пра-пра-прадеда. Суть его заключается в том, что каждый человек сам выбирает на какой стороне ему жить, на темной или на светлой. Злодей - часть силы Зла. А светлый человек часть общего нескончаемого света. А вся-то жизнь - сплошное испытание крепости этого выбора.
А потому как разбойник этот совсем погряз во тьме Злодейской... Нужно его этой тьме и отдать. Нечего ему на свету болтаться".
Слушая все это, Иеронимусу становилось как-то не по себе: "И что же Вы будете делать, нечто магическое?" - спросил он, чувствуя, что лоб его покрывается ледяным потом.
"Магическое или нет... этого я не ведаю. Но наше народное средство имеется. А вот кое-чего не достает" - горестно вздохнув, сказал Кудесник.
"Чего же не достает" - спросил у задумавшегося Кудесника Иеронимус.
"Зеркала! Обычного зеркала. Сынок нес из дома. Но, какие его силенки! Разбил. А новое сотворить, не из чего сейчас. А без зеркала ничего не выйдет" - пояснил Кудесник Любомудр Иеронимусу.
"О! Майн гот! Я вез целую лабораторию. Мы можем своими силами сделать Амальгаму. И если это единственное препятствие... Но" - и он опустил скорбно голову: "Но я в плену. А разбойник все выбросил прямо в снег. В эти высокие сугробы, и до весны ничего не найти. Но! Посмотрим, может быть, в том ящике есть необходимое для создания Амальгамы".
Глава пятая
Все эти скляночки, реторты, к великому изумлению и Кудесника Любомудра, и Иеронимуса, и красавицы Любавы и братика ее Велемира, он перебрал и остался очень доволен. Несмотря на то, что многие реторты и склянки с нужными химикатами разбились, но все, что нужно для создания зеркала, осталось. Так что можно было приступать к работе. Они спешили и старались.
"Почему Вы сказали, что монет хватит только до полнолуния?" - спросил Кудесника Любомудра Иеронимус.
"Потому что свет, льющийся, исходящий от Луны в полнолуние обладает великой силой. И луч лунного света проникает в это отверстие" - и он указал на отверстие в своде пещеры. "Так вот, в полнолуние луч Луны, едва он коснется поверхности зеркала, намазанной чудодейственным составом, преобразит и должно произойти то, ради чего и пошел я с детьми вполон к разбойнику. А теперь нам нужно спешить. Ведь еще нужно успеть до полнолуния не только зеркало доделать, но и всю поверхность этого зеркала покрыть вот этим" - сказав это, он достал из-за пазухи висящий на толстом кожаном шнуре плоский небольшой, похожий на ладанку серебряный пузызёк.
"Такой маленький?!!!" - изумился Иеронимус.
"Это он с виду такой маленький, а умещается в нем целая река и дюжина Болот. Придет время, увидите!" - таинственно закончил Кудесник.
И действительно. Как только зеркало оказалось готово, Любомудр снял пузырёк с шеи и отворил его. В пузырьке что-то загремело, забурлило. Из него доносился шум речного потока. Кудесник хотел рассказать еще что-то, но послышался скрип и грохот отодвигаемого засова и камня, которыми был затворен вход в пещеру. Это возвращался разбойник за новым золотом. Любомудр быстро заткнул пузырёк и спрятал его за пазуху. Любавушка проворно подбежала к клетке, и превратившись в птицу ,влетела в неё. Мальчик превратился в ящерицу и скрылся за камнями пещеры.Потом Любомудр достал две монеты, принесенные его сыном Велемиром, и бросил их в котел, стоящий посередине пещеры.
"Делай все, как я буду делать. Повторяй за мной" - успел он шепнуть Иеронимусу, протянув руки к своим детям и слегка коснувшись их лбов ладонями. Отчего они сразу превратились: она - в птицу, полетевшую в плетеную клетку, а он - в зеленую ящерицу, проворно спрятавшуюся среди камней в пещере.
Кудесник сделал какие-то магические движения руками и тяжелый котел поднялся в воздух. Не высоко над земляным полом. И, словно подвластный и послушный каждому движению рук Кудесника, плавно покачиваясь, стал кружиться то в одну, то в другую сторону. Иеронимус, стараясь не отставать от него, повторял все его движения. Любомудр нагнулся и дунул, что-то выкрикнув куда-то в землю, и под чаном вспыхнул огонь. Вода закипела в чане тотчас же. И повалил густой пар.
Кудесник двигался вокруг чана плавно, точно танцуя неведомый магический танец с закрытыми глазами. Вдруг замирал, словно в глубоком забытье, но вдруг открывал глаза, резко взмахивая руками так, словно он привлекал к себе неведомые силы. Произнося при этом, то громче, то едва слышно заклинания. Иеронимус с трудом поспевал повторять за ним движения и бормотания. С удивлением рассматривал и то, как поднялся чан, над самим по себе вспыхнувшем костром,и то, как в этом чане, словно повинуясь магическим движениям Кудесника, вода кипела, меняя цвет от прозрачного до красного, синего, желтого.
Обильный разноцветный пар поднимался и улетал в отверстие в сводах пещеры.Разбойник смотрел на происходящее как завороженный, опустив пистолеты.По лицу его бродила улыбка, но он спохватился: "А где же золото?!"
Кудесник, услышав это, нагнулся и поднял одну из валявшихся еловых веток. Потом поднял ее высоко над головой трижды, взмахнул ею и... она превратилась в обычный кухонный половник с длинной ручкой.Так же, продолжая кружить в чародейских плясках вокруг крутящегося чана, он время от времени зачерпывал этим половником в поисках монет, лежащих где-то на дне. Какое-то время ему пришлось еще покружить, но вскоре, после нескольких попыток, он все же удачно зачерпнул. И обе монетки сверкнули на дне половника.
Любомудр протянул разбойнику половник с глубоким нарочито торжественным поклоном.
Разбойник, обжигая пальцы, бросился доставать их, подмигивая Иеронимусу: "Вот, а ты не верил, что из чего принесу, из того и сварите золотишко, мне на радость!Ой! Хорошо! Две монеты сразу! А! Правильно я сделал, что двоих вас сюда засадил, больше наварите!"
Разбойник собрался, было уже уходить, но увидел полуготовое зеркало.
"А это вам зачем?" - изумился он.
"А это мы тебе подарок готовим. При твоей разбойнической жизни не с кем по душам поговорить, вся твоя жизнь в бегах. От людей, которым зло принес прятаться нужно. А в этом зеркале будешь видеть все, что захочешь. Девки веселые песни петь тебе будут и пляски плясать. Далекие края увидишь. А в полнолуние - особую силу это зеркало обретает. Оно предсказывает будущее. Так что, ждем тебя в полнолуние, ближе к полночи. Увидишь зеркало во всей красе".
"Да ну?" - подивился разбойник и, подумав, добавил, поигрывая монетками на широкой ладони: "В полнолуние, в полночь...Х-М! А, приду!" - и с этим удалился из пещеры, заперев их крепко накрепко, как и прежде.
Как только он ушел, все вернулись к зеркалу. Кудесник Любомудр отворил пузырёк .И опять рев бушующего потока буквально оглушил Иеронимуса.
Но еще более удивительным было то, что из такого крошечного плоского пузырька, что Иеронимус сначала принял его за ладанку, но в нем содержалось столько таинственной чёрной воды, что, сколько ею не умащал Любомудр поверхность зеркала, казалось, ее нисколько не уменьшалось.
Иеронимус не выдержал, и спросил Любомудра, который в это время с какими-то заклинаниями, не прерываясь ни на минуту, все, втирал и втирал в зеркало содержимое пузырька .Отчего звуки и запахи воды- весенних ручьёв, осенних болот, , становились все отчетливее, заполняя собой всю пещеру .
Даже сама поверхность зеркала перестала быть прежней- зеркальной. Она превратилась в поток, из которого при этом наружу не выпадала ни одна капля, бурлящей и черной воды.
"Что это?!!!" - спросил Иеронимус: "Это черная вода? Почему она такая черная? Откуда и для чего?"
Не останавливаясь, Кудесник Любомудр объяснил, что он знахарь и врачеватель. И для него Зло и злодеяние- боль и болезнь. И он, как старый лекарь считает, что излечивать это и есть его живое дело. И ему должно искоренять это зло. Ради этого и пошел он в полон к злодею.
"Уж откуда появился он в наших местах, бог весть!" - вздохнул кудесник и, подумав немного, добавил: "Нужно спешить, чтобы избавить наши места от лиходея. А поскольку этот разбойник - часть той злодейской силы, что сеет зло, гибель и разрушения, так пусть сольется он воедино с этой злой силой. И, став частью ее, раствориться в ней, и покинет нас навсегда, поглощенный ею! А поможет нам в этом вот эта самая Черная вода. Это только с виду она вода как вода, только чёрная. Но обычная вода дает жизнь, омывает, поит, очищает. А эта... дремала она в болотах непроходимых. В каждой ее капле сила несметная, чародейская. Словом - зло несет и погибель. Поджидала она в болотах заблудившихся путников, обольщая их кажущейся безопасностью. Зыбь - трясина начинала казаться утомленному путнику твердой надежной почвой или тропинкой в глухом лесу. И мука мученическая ожидала того, кто, прельстившись ее обманом, ступит туда, где она притаилась. Потому что затянет она человека вглубь трясины и уж без посторонней помощи тому человеку спасения не видать. Но в наших местах беду эту, мой прадед укротил силой своего волхования и, пользуясь древними знаниями. Удалось ему собрать ее, эту черную воду. Вернее силу ее окаянную в сгусток этот смрадный и во флакон этот зловонный ее заточить. Вроде как для усмирения".
"Как?" - ужаснулся Иеронимус: "Вы хотите дать ей волю? Но ведь это же опасно! Разве можно выпускать ее из заточения?"
"Не бойтесь!" - ответил Велемир: "Отец знает, что делает!"
"Чтобы окончательно побороть зловещую силу черной воды, нужно заставить ее совершить доброе дело" - прощебетала Любава из своей плетеной клетки: "Доверьтесь и ничего не бойтесь!
Столько лет хранился и передавался в нашей семье этот флакон, в ожидании подходящего случая".
"Да, пришло время завершить дело моего прадеда, окончательно преобразить Черную воду, заставив ее послужить доброму делу и утратить свою злодейскую разрушительную силу, и места наши от лиходея избавить.
Но делать это нужно с умом!" - пояснил кудесник, не прерывая своей работы, и подмигнув Иеронимусу.
"Особую силу приобретала Черная вода в полнолуние. Вот поэтому и назначил отец супостату нашему придти и заглянуть в зеркало, умащенное черной водой, именно в полнолуние" - продолжила объяснение Любава.
"Да! Да!" - почти перебивая сестру, добавил Велемир в обличье проворной ящерицы: "Как только луч Луны в полнолуние едва коснется зеркала, то есть заденет черную воду, что на поверхности зеркала, тут такое начнется!"
"Вот поэтому я и установил зеркало как раз под этим отверстием" - Любомудр, показав рукой на то самое отверстие под сводами пещеры, куда уходил дым от костра, и добавил: "Поэтому, когда начнет Черная вода норов свой показывать, держитесь все от зеркала подальше, чтоб никто в ней не отражался. А то она ведь прожорливая, кого увидит, того и поглотит. Или, во всяком случае, попытается. Как никак, а лет сто точно просидела она во флаконе. С ней сейчас осторожно нужно быть! Голодная она! Особенно в полнолуние, когда нечистая сила балуется и бесчинствует. Луч полнолуния для нее вроде указки, что все можно, мол.
Ну! Вот и готово!" - сказал довольный выполненной работой кудесник, внимательно осматривая поверхность зеркала; вся ли она покрыта этой таинственной жидкостью, и не слишком ли кое-где толстый слой получился. Чтобы в зеркале лучше отражался, тот, кому суждено в него заглянуть.
"Отойдите скорее от зеркала все. Опасно ведь!" - прощебетала Любава и хотела добавить еще что-то, но не успела. Ее перебил грохот и шум. Это возвратился разбойник. И, отодвигая огромные камни, снимая тяжелые цепи, он гремел, освобождая вход в пещеру.
Разбойник вошел, сверкая драгоценными перстнями на грубых пальцах. Наброшенный на плечи расшитый искусными узорами кафтан, подбитый пышным соболем, был явно маловат ему. По-всему видно, что с чужого плеча.
"Ну, где обещанная забава?" - громко спросил он у Кудесника.
Тот подвел его к зеркалу и поставил прямо напротив зеркала.
"Чей-то оно у вас вроде мутновато?" - удивился разбойник и добавил: "Ну, где же чудеса?" - спросил он, разглаживая на прямой пробор волосы, стоя перед зеркалом.
"А вот всмотрись повнимательнее" - посоветовал ему кудесник.
Разбойник присмотрелся и обомлел от изумления. С одной стороны отражался он сам - детина во всей красе. Но появилось и другое отражение ,живущее где-то в глубине зеркала. Там он увидел за своим полупрозрачным отражением усадьбу боярскую. Богатство несметное, девки румяные, тихие, покорные, столы накрывают. Пир горой готовят. А вскоре и сам пир увидал он - гости лихие песни поют удалые. Девки тоже поют. Потом в пляс пустились. И такое веселье разливанное пошло в том зазеркалье! Да мало того, что веселье, подвалы боярские показались. А в тех подвалах, сундуков видимо не видимо. Расписные и обитые тяжелые крышки сами собой поднимаются, и... ослепительный свет полился оттуда; от сверкающих камней драгоценных, от золота, что в тех сундуках лежали.
Вот ведь, что у лиходея в мечтах лелеялось. Когда же он увидел сундуки, набитые золотом и ослепительно блистающими драгоценностями, он буквально взвыл. И, как-то дико зарычав, бросился к зеркалу, словно пытаясь войти в этот прельстительный мир.
И именно в это мгновение долгожданный луч полной Луны проник в отверстие. И словно перст указующий коснулся поверхности зеркала.
Все, что изображала поверхность зеркала, тотчас же точно смыло. Все виденное замутилось, и поверхность зеркала стала подобна рокочущему водопаду. Но бурлящему только внутри зеркала. Но вдруг из зеркала вырвалась наружу волна.
Эта волна окатила с головы до пят разбойника, и... прямо на глазах, он становился все прозрачнее и прозрачнее, словно из той же воды сотворенный. И так, пока совсем не перестал быть видимым и не слился с потоком черной воды, которая казалось вот-вот и вырвется за пределы зеркала и немилосердно зальет все вокруг, затопив пещеру.
Иеронимус держался подальше от опасного зеркала. Ему становилось жутко. Он закрыл глаза и замер. Но в это время раздался оглушительный звон, заставивший его широко открыть глаза.
Оказалось, что это Кудесник Любомудр, бросил в зеркало камень, валявшийся до того под ногами в пещере.
Зеркало разбилось вдребезги. Только осколки, разлетевшиеся в разные стороны со звоном, падали вниз. Но опадали они на землю лужицами, которые высыхали на глазах.
"Теперь обратной дороги злодею нет!" - облегченно вздохнув, сказал кудесник.
"Как хорошо! Теперь мы можем вернуться домой!" - прыгая на месте от радости и хлопая в ладоши, сказал его сынок Велемир.
"Как хорошо! Мы можем идти домой!" - хлопая крыльями от радости, ворковала Любава. Потом она превратилась, как и прежде, в прекрасную девушку, все ту же милую Любаву. Она, любезно поклонившись залюбовавшемуся ее красотою Иеронимусу, пригласила его отдохнуть в их доме, после всего пережитого.
А там уж каждый, куда захочет путь держать может. А она, как хозяйка дома, никак допустить не может, чтобы испытавший столько, да и изрядно утомленный долгой дорогой человек, дальше пустился в путь, не согретый, не отдохнувший, не накормленный и, что того хуже: переполненный самыми мрачными впечатлениями об их отчизне.
Глава шестая
Иеронимус с радостью принял ее приглашение. Тем более, что глядя на нее ему казалось, что тот удивительный сон, который надолго лишил его покоя и заставил становиться прекрасной явью.
Они все вместе вышли из пещеры, легко преодолевая все препятствия и заслоны, поставленные на их пути исчезнувшим навсегда разбойником.
Первым шел кудесник. Он дотрагивался до засовов, цепей, и они падали на землю, рассыпаясь в прах. Огромные камни, преграждавшие им выход на свободу, едва он касался их, оседали кучей песка к их ногам. Перешагнув через них, они выбежали на свежий и морозный воздух снежной ночи. Ночи освобождения!
Бескрайняя снежная гладь искрилась. Все вокруг дышало красотой этой звездной ночи.
Вдруг Кудесник снял с головы повязку, вернее бисерное плетение с яркими камнями, и бросил его на снег. Украшение провалилось в глубокий снег к изумлению Иеронимуса. Но он даже не успел спросить у кудесника: зачем он это сделал, как с пронзительным карканьем из лунки в снегу, оставшейся после падения украшения, вылетела ворона. Она, распластав крылья, поднялась в воздух. На снегу осталась ее тень, довольно обширная. Это поначалу не удивило Иеронимуса, потому что яркая Луна освещала все вокруг, и в появлении тени не было ничего необычного. Но тень осталась на снегу и после того, как ворона улетела и исчезла среди звездного неба.
Эта тень, приветливо помахивая крыльями, словно зазывала в полет.
"После всего, что было пережито нами, не по силам будет возвращаться домой пешком" - сказал Кудесник и пояснил: "Встанем все внутри этой тени и полетим домой! Отдыхать".
И они так и сделали. И кудесник, и Иеронимус, и Велемир и Любава шагнули в сугроб посреди этой тени на снегу. Тень взмахнула крыльями и стала медлено подниматься над снегом, взмахивая крыльями. Иеронимус смотрел на это , как завораженный. И вдруг, к своему изумлению, он понял , что эта загадочная тень птицы подняла их, плотно прижавшихся друг к другу. И, что летят они над заснеженной землей.И, несмотря на усталость, они любовались разлитой вокруг красотой. Вскоре они увидели и золотые купола и селения.Но они летели мимо. Туда, где находился дом кудесника. В месте довольно уединенном, в чаще леса.
Вскоре показался их дом, вернее, то, что они считали домом. Ветхая сторожка, едва заметная под заметенной снегом крышей, глубоко утопающая в сугробах.
"Убогое жилище."- с грустью подумалось Иеронимусу потому, что эта ветхая сторожка никак не вязалась в его представлении с потрясающими чудесами и возможностями старого кудесника, с роскошью, на которую мог бы польстится разбойник.
Когда они вошли внутрь, Иеронимус увидел все убожество этого жилища. Кудесник зажег свечу и, несмотря ни на что, на лице его играла улыбка счастья и удовольствия оттого, что он наконец-то дома. Любава и Велемир были тоже очень рады. Иеронимус, только он один, испытывал некоторое смущение, которое вскоре сменилось сначала замешательством, а позже крайним изумлением. После того, как Любомудр обошел со свечой все четыре угла этой сторожки, поводя горящей свечой снизу вверх и, произнося какие-то заклинания Потом, он встал посередине сторожки, позвав всех за собой. Все четверо сгрудились посередине комнаты и. О! Чудо! Углы комнаты стали на глазах удаляться от них. Стены комнаты становились все выше и длиннее. Но этого мало! Крохотные слюдяные оконца превратились в дверные проемы. Появилась золоченая лепнина, украшающая их. Она росла на глазах. За ними возникали великолепные парадные залы, в которых сами собой зажигались свечи в ярких расписных многоярусных светильниках, место которым было бы в дворцовых царских и парадных залах. В сводчатых окнах, украшенных изысканными разноцветными витражами, отражалось сверкание этих свечей, делая залы еще более торжественными и загадочными.
Удивительно, что и обычный дощатый потолок, щедро увешанный густой паутиной, тоже начал преображаться самым диковинным образом. Он стремительно поднимался, все выше и выше, превращаясь, сначала в белоснежный гладкий, а позже в прекрасный расписной, украшенный искусной резьбой.
Несмотря на падающий за окнами снег, невиданной красоты бабочки порхали из зала в зал. Отчего в каждом зале становилось все светлее. Вскоре ничто не напоминало прежней бедной и тесной сторожки.
В одном из залов возник сам собой богато убранный стол, уставленный яствами. И Любомудр, как радушный хозяин, пригласил всех к столу.
Много других чудесповидал Иеронимус; и потаенные залы, где хранились сундуки, полные всяких диковинок и ценностей , и те комнаты, где хранились и сушились травы. Целебные свойства были хорошо известны Любомудру - потомственному целителю. Увидел Иеронимус и главное в этом доме - лабораторию кудесника.
Многое поражало его в доме кудесника, необъятного внутри и оставшегося снаружи все той же убогой ветхой сторожкой.
Шли годы, а на стене этого дома в одной из светёлок желтел лист с гравюрой, приколотой когда-то рукой Иеронимуса. Это была та самая гравюра, уложенная в дорожный сундук утром того дня, когда покинул молодой немецкий ученый милый его сердцу славный Вютенберг.
И поседевший Иеронимус любил, предаваясь воспоминаниям любоваться ею, припоминая каждый изображенный на ней дом. Рассказывая их с Любавой детишкам, как какая улица называлась, и где он сам жил когда-то. Потом он рассказывал, вспоминая свою молодость в Вютенберге, то же и внучатам.
Временами он грустил о покинутом им Вютенберге, и, тогда воспоминания его становились еще более красочным. Но ни разу не пожалел он ни о том, что решился уехать, ни о том, что не доехал до Москвы.
Потому что сон тот сбылся.
И бегали они после жаркой русской бани среди сверкающей зимы по тёмной ночной, отражающей звезды воде, этому научил его кудесник Любомудр, и валялся он в глубоком снегу не оставляя следов. Лечил и людей, и птиц ,и зверей.
И много много счастья познал он, посвященный в таинства русского знахарства и чудодейства . Многое повидал . Многое пережил, но того вещего сна никогда не забывал .Вот такие бывают сны!