|
|
Хозяйка
|
Все действия человека и все компоненты среды обитания, прежде всего технические средства и технологии, кроме прочих позитивных свойств и результатов, обладают способностью генерировать опасные и вредные факторы...
Вредные и опасные факторы, обусловленные деятельностью человека, называются антропогенными, а вызванные природными явлениями - естественными.
|
10 сентября, год двенадцатый, последний.
- Как тебя зовут? - спросил он.
- Мари.
Чуть заметный прищур зеленых глаз... каштановый локон... ямочки на щеках. "А она красивая, - подумалось отстранено. - Она очень красивая".
- Маша, что ли? - он усмехнулся, внимательно глядя на нее. Локон... ямочки...
- Нет, - она даже головой помотала. - Не Маша - Мари.
- Ладно, Мари, пойдем-ка отсюда. Место тут... нехорошее.
- Почему это? - заинтересовалась она.
- Почему? - А в самом деле, почему? Из-за дурацких страшилок? Так он в них не верит. Из-за того, что все стараются обходить Большое ржавое пятно стороной? Из-за потенциальной опаснос...
Внезапный подземный толчок заставил покачнуться, следующий - сбил с ног. Мелко дрожала земля, с шуршанием осыпались кучи щебня, вздымая в воздух клубы ржавой пыли. Пыль тут же забилась в рот, в нос, в глаза... Он надсадно закашлялся и, прикрывая лицо рукавом куртки, постарался отползти дальше от падающих камней. Минут через десять-пятнадцать - так же внезапно - тряска прекратилась.
Трясун, ну конечно... Везет дуракам! Раз в два-три месяца обязательно случается трясун. Ему действительно повезло - слабенький трясун вышел, ерундовый. Крепко зажмурив глаза и прикрывая рот и нос левой рукой, он перекатился на спину; подтянул под себя ноги, сел. Снял рюкзак и на ощупь стал искать противогаз. Со второй попытки влез в неприятно-сухую резиновую маску, подтянул лямки и резко выдохнул. Открыл глаза.
Грязно-рыжая муть.
Видимость - в пределах двух метров. Черт! Достал фонарь, щелкнул кнопкой: луч тут же утонул во мгле.
- Мари! - позвал он. Хороший все-таки у него противогаз, с переговорным устройством, фильтрующая коробка укреплена на маске, и еще запасная есть. А у нее? Он попытался вспомнить, была ли у девушки сумка. Хотя даже если и была...
- Мари!
Тишина. Шуршит осыпающийся щебень. Тусклый свет фонаря мечется по камням. Она ведь рядом стояла! Ищи!
Он поглядел на часы: полчетвертого. В шесть уже будет темно. Тут вообще рано темнеет. Надо успеть вернуться домой. Я облазил все Пятно: ее нет. Есть ли смысл искать дальше? Нет, наверное. Локон... ямочки... Он судорожно вздохнул, еще раз посмотрел на часы, пожал плечами...
Дурак? А как же - сорок минут псу под хвост. Но все-таки шанс был. Маленький такой... Ладно, проехали. А теперь - быстро! быстро! - успеть к Старому вязу до темноты, обязательно успеть. Чертова пыль! Глаза слезятся, в горле саднит, и совершенно непонятно, куда могла подеваться девушка? Пятно - место относительно безопасное. Ну, трясун там, ну, еще кой-чего, - да, бывает. Иногда. Тогда - почти верный каюк. Сегодня вот - повезло, легко отделался. Даже испугаться не успел. А в эти идиотские байки я не верю! - он понял, что кричит. Стоп. Возьми себя в руки, парень. Крик - это лишнее, особенно здесь. Господи, почти полшестого. Быстрее, быстрее надо.
...Вяз уже виднелся невдалеке, когда он почувствовал: догоняют. "Не оглядывайся, никогда не оглядывайся, - говорил Генрих. - Не материализуй свой страх. А лучше - вообще не бойся". Вот он - вяз. Еще чуть-чуть... Он споткнулся, кубарем покатился по земле, вскочил, побежал дальше, снова упал... съежился, ожидая страшного. Ничего однако не происходило. Он полежал еще немного, встал, оглянулся: никого.
Он успел. Он был по ту сторону вяза. Ноги сделались ватными, непослушными, лоб покрылся испариной, а на лицо выползла дурацкая ухмылка. Он пошарил в карманах, выудил десять копеек, широко размахнулся и бросил монетку туда, на ту сторону.
На счастье, значит. Чтоб не в последний раз.
Монетка глухо звякнула о неприметную железку и зарылась в пыль.
* * *
- Длинный, брата-а-ан! - поприветствовал меня Вадим, когда я вошел в дом. - Я так и знал, что ты вернешься! А этот вот, - тычок в сторону Бориса, - каркал: все, хана Длинному, не успел до темноты.
- Не слушай ты его, Андрей, я, конечно, волновался...
- Эй, Длинный, ты че такой бледный? Заболел что ли?
- Андрей, что с тобой?
- Ну, Длинный, ну ты даешь! Хлоп - и в обморок! - орал Вадим, размахивая у меня перед носом ваткой, смоченной в нашатыре.
- Убери, - я поморщился. - Все нормально.
- Андрей, глотни-ка, - Борис сунул мне в руку стакан с водой.
Я глотнул. Бог ты мой! Глаза полезли на лоб. Горло обожгло огнем.
- Что это? - просипел.
- Спирт, Андрюшенька. Очень помогает.
Когда я привел себя в порядок и поужинал, то стало ясно: вопросов не избежать. Что ж... как всегда, как всегда.
- Итак, любезный сударь, - ну, Вадим! ну, зар-раза! То Длинный, то сударь! - позвольте полюбопытствовать, где это вас черти носили? Впрочем, можете не отвечать, это и так было видно по вашему внешнему виду.
- Было... - я слегка помассировал виски, - видно. На Пятне был. Ржавом...
- О-о, - Вадим воздевает палец вверх. - Сей муж зело храбр и велик. Какого дьявола ты туда поперся, Андрей?! Ты должен был идти к шахте!
- Я и шел... к шахте. Через Пятно. Так короче.
- Ага, - соглашается Вадим. - Точно! То-то ты так рано вернулся. А в следующий раз - вернешься еще раньше, если вообще... - слава богу, у него хватает ума вовремя заткнуться.
Борис мечет на Вадима укоризненный взгляд. Я тяжко вздыхаю. Нет хуже таких вот глупых пророчеств. А самое страшное, что они почти всегда сбываются. Я не суеверен, но...
- Извини, - булькает Вадим. И я вздыхаю еще раз.
- Видишь ли, Вадичка, я через Пятно не от большой дури пошел, хотя так действительно короче. Просто на развилке... ну, там, направо - Завал, налево - Пятно... - Вадим кивает. - В общем, на развилке появился указатель. Догадываешься, куда указывает? Ага. Знаешь, что там написано? Угадай с трех попыток. Нет, Борис, этого слова там не может быть по определению. А написано: "Welcome to Zaval". Каково?!
Я смотрю на Бориса, тот пожимает плечами. Вадим бормочет что-то вроде: "М-да, подозрительно".
- Вот и я подумал, что подозрительно, и пошел через Пятно.
- И?.. - вопрос Бориса повисает в воздухе.
- И угодил прямо в трясун.
- О-о, братан, ну ты крут, крут. Повезло дурачку.
- Повезло, - я лихорадочно соображаю: говорить о девушке или не стоит? Ладно, умолчу. - Еще как повезло - трясун-то несерьезный оказался, короткий, слабенький.
- Ну, кончился трясун, дальше ты что делал?
Так, ага, нестыковочка получается, ох, не люблю врать...
- Да меня, когда трясун, это... камнем по балде... и завалило влегкую. Очнулся в пятом часу - и быстрей домой, вот... Еле успел.
- Эх, Андрюха, ты не "еле успел", ты - "чуть не опоздал". Иди-ка посмотри в зеркало - у тебя на висках седина засеребрилась.
- Слушай, Вадим, не надоело еще? - огрызнулся я. Седина на моих висках засеребрилась давно, три года назад, когда я по глупости сунулся на поле Дикое. Вообще бы об этом забыл и не вспоминал больше, да Вадим, гад, не дает. Говорит: "За ошибки надо не только платить, но и не забывать. Понял, братан?"
Я лежал в кровати, ворочался и никак не мог заснуть. Девушка... Куда она могла деться? Нет, не так. Откуда она вообще взялась?
Я шел через Пятно, краешком, на всякий случай, тьфу-тьфу, не дай бог что случится! Шел себе, топал, взметая облачка ржавой пыли. Дальше... ага, вот... и увидел ее сидящей на куче щебня. Хотел было притаиться и понаблюдать, но она меня тоже заметила, махнула рукой: мол, присоединяйся. В нежить я не верил (пусть дураки верят и других дураков пугают, язык длинный...) и пошел к ней, вглубь Пятна, оскальзываясь на неровной щебенке.
- Привет, - улыбнулась она. - Ты всегда так громко ходишь?
- Нет, - буркнул я. - Только сегодня. Специально для тебя.
Она засмеялась.
- А ты что здесь делаешь?
- Сижу.
- Ага, очень информативно. Тогда я, стало быть, - иду. Ты приезжая, да? - Она наклонила голову, то ли соглашаясь, то ли... - Тебя как зовут?
- Мари.
Глазищи, глазищи-то какие зеленые. И ямочки на щеках... Красивая девушка. Очень.
- Маша, что ли? - я решил поддеть ее. Немножко. Чтоб не так глазищами сверкала.
- Нет, - очень серьезно ответила она. - Не Маша - Мари.
- Ладно, Мари, - сказал я. - Пойдем-ка лучше отсюда. А то место тут... нехорошее.
- Почему это? - воспротивилась она.
- Почему? - Я задумался... Почему? Потому что... И тут случился трясун. Вовремя, ничего не скажешь! Словно по заказу...
Я перевернулся на другой бок. Спать решительно не хотелось. Бывает. Зато завтра утром меня не добудишься. Мысли плавно перескочили на Пустышку. Странное название. Но - так и только так, и никак иначе. В городе, правда, называют еще аномальной зоной. Глупые, не знают ни черта, пусть их. Только бы не лезли с разными исследованиями. И все-таки, почему Пустышка? Из-за брошенных колхозных полей и деревень? Или оттого, что там действительно пусто? И нет ни леших, ни инопланетян, ни призраков, ни всякой другой ерунды, какую горазды придумывать скорые на язык люди. Что-то другое там. Непонятное. А непонятное - страшит.
В последний раз Генрих долго и нудно толковал об овеществленном страхе, темных тайниках души, подспудных желаниях и пагубных стремлениях... Оно, конечно, так, да не совсем. Что-то еще есть. Что-то иное. Генрих так не считает, вернее, говорит, что не считает, советует преодолеть страх, а сам, как бы случайно, подсовывает мне какое-то странное кольцо. Поноси, говорит, вреда не будет.
Страх. Боязнь. Почему? Откуда это? Хотя вокруг Пустышки - неправильного овала длиной приблизительно одиннадцать и шириной шесть с половиной километров... вокруг Пустышки есть что-то вроде границы. Местные называют ее "поясом страха". Не знаю. Может быть... Я его не чувствую, этот пояс. Другие - чувствуют. Большинство. Но - не все. В принципе, я тоже - местный. И Вадька с Борисом. Мы здесь росли, учились, потом, правда, переехали. В город. Они - раньше, я - позже. В деревне сейчас вообще мало народу живет - одни старики да старухи. В Орловке - то же самое. Ну, дачники еще, те, что посмелее: земля здесь богатая.
Я считаю, у меня и еще у некоторых что-то вроде иммунитета. Когда все началось, мне лет одиннадцать было, и Вадьке тоже. А Борису - и вовсе девять. Смешной такой карапуз был, веселый, букву "р" плохо выговаривал. Спросишь его, как зовут, - он отвечает: "Болис, а тебя - Андлей" и смеется. Мы на Пустышку - только тогда ее никто так не называл - часто ходили. Поля там колхозные. Горох, кукуруза... Ну и в лесу - грибы-ягоды. А еще там было озеро Глубокое. Ух, далеко! От родной деревни - четырнадцать километров. Самое смешное, что рядом с Ковалями, ну от силы километра полтора, тоже озеро есть. Чернозерка называется. Так нет - там и мелко, и вода мутная, и лягушки, понимаешь... В общем - никак.
Ходили, ходили, а в колхозе и дальних деревнях - Медведево и Шишмарь - начались странности. Сначала безобидные, пустяковые. То окна в избах льдом покроются (это летом-то!), то молоко разом во всех дворах скиснет. Затем похуже стало - видели там блуждающие огни, на полях с пшеницей появлялись концентрические круги, спирали, совсем уж непонятные фигуры, резко испортилась погода. Все это продолжалось около двух лет, потом словно некий качественный скачок произошел, переход на другой уровень.
Вокруг Пустышки стал зарождаться "пояс".
Первыми это почувствовали жители Шишмаря и Медведево. Шишмарь "пояс" рассек надвое, а Медведево зацепил как раз по околице. Зато погода исправилась, и странности различные прекратились. "Не к добру, - говорили старики. - Ох, не к добру".
И были правы.
Пустышка затаилась, чтобы через полгода перейти в атаку.
Мне тогда исполнилось тринадцать лет, и я заканчивал седьмой класс.
Медведево и Шишмарь были буквально брошены. Люди покинули их за несколько дней. 6 марта третьего года - Исход. Летоисчисление Пустышки. А День Рождения у Нее - летом, приблизительно в июле. Из Ковалей и Орловки тогда уехала четверть населения. Колхоз "Рассвет" существовал лишь де юре. Родители строго-настрого наказывали своим оболтусам никуда не ходить из деревни. Результат был прямо противоположным. Стайки пацанов бродили по Пустышке вдоль и поперек. До первого несчастного случая.
В тот день на Пустышке образовался Завал. Образовался на крови...
Его звали Олег, он учился в 10 "а". Все, больше я ничего про него не знал. Дома меня выпороли ремнем и пообещали вообще не выпускать на улицу. А потом отец взял с меня честное слово не ходить на Пустышку. Через месяц я его нарушил.
Это было сумасшедшее время. Нас с Вадимом тянуло туда, словно магнитом. Находились и другие безумцы. Помнится, осенью по телевизору показывали "Сталкера", и кто-то записал фильм на видео. Я смотрел его после раз шесть. А Вадим пошел в Библиотеку и потребовал "Пикник на обочине" Стругацких, "Пикника" не оказалось, но "Гадкие лебеди" и "Улитка на склоне" были прочитаны за несколько вечеров.
Весной Вадькины родители переехали в город, а следом уехал и Борис. Позже Вадим как-то приезжал ко мне, а вот Борис - нет. "Он стал чувствовать это... ну, пояс, - объяснил Вадим. - Ему плохо тут". Да, конечно, в конце четвертого года активность Пустышки была невероятно высокой: формировались новые структуры. Это сейчас тишь да гладь, да божья благодать - два-три несчастных случая в год. Это если кто сдуру полезет. Погибнуть-то тут очень даже можно, но если все с умом делать - то вряд ли.
- Вставай, лежебока! - Подушка выскользнула из-под головы. - А то Борис сожрет твою порцию и станет еще толще.
Я протестующе замычал и нырнул под одеяло, которое с меня тут же стащили.
- Длинный, а, Длинный, тебя водичкой полить? Холодной?
- Не надо, - взмолился я. - Вадим, будь человеком! Еще полчасика!
- Еще пять минут, Длинный, и ты примешь душ прямо в постели.
- О-о, ты чудовище!
- Да. А ты - спящая красавица.
Завтрак проходил в легкой, непринужденной обстановке: Вадим острил, Борис жевал, я клевал носом.
- Кто пойдет? - спросил Борис.
- Андрей.
- Да ты что?! Он же спит на ходу!
- Ниче, проспится.
- Андрей, ты пойдешь?
- Я? Конечно.
- Вот видишь, - Вадим похлопал Бориса по плечу, посмотрел на меня, спросил: - А завтра кто пойдет?
- Завтра - ты.
- А послезавтра?
- Послезавтра - я.
- А почему?
- Ну-у... так. Так получается.
- Вот видишь, - Вадим снова похлопал Бориса по плечу. - Так получается. Понял?
- Так, Андрей, походи, посмотри все внимательно. Если получится - иди к шахте. Кстати, как думаешь, что это такое?
- Не знаю. Я ее только издалека видел.
- Ладно, всему свое время. Но, наверно, это - то самое. Ключ.
- Тогда уж, скорее, замок. А тот, кто сумеет туда попасть, и будет ключом.
- Соображаешь...
Ключи-замки-двери... Фиг знает. Человеческая логика. Хотя даже Генрих считает, что должен быть Центр. А Вадим зубоскалит и говорит: "ЦУП. А я главный оператор. Нажмем на кнопку Сброс?" Не знаю. Не хочу я никуда нажимать.
...вот и вяз. Старый-старый вяз у дороги. А вокруг березки, сосенки... Кр-расота! Я, не спеша, пошел вперед. Вот здесь проходит "пояс страха". Только я его не чувствую. Хотя иногда - хочется. Может, я тайный извращенец? Нет, скорее всего, я урод. Все чувствуют. Боятся. А ничтожно малый процент - нет. И ходят еще туда, тянет их. Так кто они после этого? Ясное дело - выродки. Или с головой не все в порядке. Или еще хуже - пособники Темных сил, которые с нечистью якшаются. Им говоришь: нет там никакой нечисти. Странности - есть, а нечисти - нет. Не верят.
И все-таки - шахта... Появилась совсем недавно. Или, скажем так: заметили ее недавно. Или вот так: нам позволили ее заметить... недавно. Тьфу ты! Совсем запутался. Поскорее надо распутываться со всем этим и - в институт. А учебный год уже начался, уже идет. Черт бы с ним, но родители... Для них - я отдыхаю в деревне с друзьями на даче (наш бывший дом), и причин пропускать занятия... Нет их у меня, причин. Ни-ка-ких. Кроме одной, самой главной. Ну, если узнают. Что бу-у-дет...
* * *
Он в раздумье потоптался у развилки. Идти через Пятно не хотелось, через Завал... очень уж смущала надпись на указателе. Подожду, решил он. Иногда - лучше подождать.
Ждать просто так было неинтересно, и он направился к свалке, которая располагалась справа от дороги. Шел не спеша, нога за ногу, и от нечего делать считал шаги. В этот раз получилось получилось триста девяносто восемь, а в прошлый, помнится, на шестьдесят шагов меньше. Дела-а... - выдохнул он. Ох, грехи наши тяжкие. Впрочем, свалка была безопасным местом (по крайней мере днем, а ходить сюда ночью...), и здесь можно было найти кучу интересных и даже загадочных вещей. Самыми необычными оказались две находки: нечто похожее на оплывшее прозрачное яйцо и цветная открытка с фотографией зимнего леса. В "яйце" периодически загоралась и гасла яркая точка, причем, интервалы времени всегда были разными, цвет - тоже. А в комнате, где стояла открытка, пахло морозным, ядреным воздухом и сосновой хвоей.
- Эгей! - крикнул он, спугнув стайку воронья. - Где мой подарок?
Из-под остова трактора вылезла черная шелудивая собака, лениво почесалась за ухом и потрусила прочь, громыхая привязанной к хвосту консервной банкой. Он расхохотался и двинулся к своему, давно облюбованному месту. Да уж, странный выбор: опрокинутый набок холодильник "Бирюса" в окружении картонных коробок из-под обуви. Развалившись на холодильнике и надвинув бейсболку на самый нос, он вполглаза принялся наблюдать за дорогой.
На дороге не было ничего интересного, зато сзади... Сзади, со стороны свалки, кто-то явно приближался. Легко, почти не слышно, но при этом - ничуть не таясь. Он медленно обернулся, да так и застыл с открытым ртом.
Перед ним стояла... Мари.
- Привет, - сказала она. - Рот закрой, а то муха залетит.
- П-привет, - кажется, он начал заикаться. - А ты... т-ты...
Она улыбнулась, присела рядом, спросила:
- Хочешь яблоко? - и, не дожидаясь ответа, достала из карманов ветровки два крупных спелых плода.
Яблоко было вкусным. Он с сожалением посмотрел на огрызок, повертел его в руках и кинул в ближайшую коробку. Не попал.
- А знаешь, Мари, вчера после трясуна я тебя искал. Долго искал. Ты куда подевалась?
- Я провалилась куда-то, - она шмыгнула носом, - в какую-то щель. А сверху камнями засыпало. Ну, выбралась потом, домой пошла.
"Врет, как я Вадьке врал. Нет там никаких щелей, и домой бы не успела, если только раньше меня не ушла. А это - вряд ли: я же все обыскал, звал ее постоянно. Или бы я ее нашел, или бы она - услышала. Хотя, конечно, мог и не найти, а она, в свою очередь, если время поджимало, могла через Лешиху пройти - и сразу в лес. Это близко. А потом, по лесу, в обход Пустышки - домой? Темно, страшно, далеко - как пить дать заплутаешь, не дай бог обратно на Пустышку вернешься".
- А-а, - он понимающе кивнул. - А где ты живешь? Дом твой где?
- Да я к бабушке в гости приехала, а бабушка живет в...
- В Орловке, - подсказал он. - Потому что в Ковалях я тебя не видел.
- Д-да, в Орловке. Дом такой... большой... ну... огород еще.
"Врет. Врет и не краснеет. Эх, мне бы так!"
- Слушай, а я ведь до сих пор не знаю, как тебя зовут, - девушка быстро сменила тему разговора. - Нехорошо как-то, ты мое имя знаешь, а я твое - нет.
- Андрей, - он протянул руку и осторожно пожал узкую теплую ладошку. - Очень приятно. Взаимно.
Мари улыбнулась.
- Андрей, ты... в общем... у тебя кольцо на пальце. Можно посмотреть?
- Отчего ж... - он аккуратно снял серебристый ободок, протянул ей. Мари повертела кольцо в руках, вглядываясь в выгравированные на металле значки, покачала головой.
- Здесь неправильно написано.
- Что?
- Вот здесь. Хотели, наверное, написать "спаси и сохрани", а получилось "спасешь - сохраню".
"Да уж. Это на каком интересно языке? Кольцо мне дал Генрих, на время. Сказал, что это - древний оберег. Очень древний. А значки - я таких раньше вообще не видел..."
- Хочешь исправлю?
- Что? - "Нет, наверно, я все-таки тупой. И особенно это проявляется в общении с красивыми девушками".
- Надпись. Две черточки подрисую - и будет правильно.
Он неопределенно мотнул головой. Мари достала перочинный ножик и принялась царапать лезвием по кольцу.
- Вот, теперь все верно, дай-ка руку, - она надела кольцо ему на палец. Но свою ладонь убрала не сразу, и он готов был сидеть вот так целую вечность.
- Мари, - он замялся, - а послезавтра ты здесь будешь?
- Да.
- Где?
- Ну... здесь где-нибудь.
- Может... встретимся? - он искоса поглядел на нее. Мари задумчиво теребила длинную каштановую прядь.
- Хорошо, - она вздохнула. - Только... Андрей, не ходи к шахте сегодня... Вообще не ходи.
Она слезла с холодильника и пошла в сторону Завала, потом обернулась - помахала рукой. Он помахал в ответ.
"Не ходи... Ты-то откуда знаешь, что мне именно туда надо? Откуда ты знаешь?! Пойти? Не пойти? Ин ладно, не пойду. Раз девушка советует... Только домой мне еще рановато. Прогуляюсь-ка я лучше в Орловку - хотя и нет там у нее никакой ба-бушки".
* * *
Походил я по Орловке, поспрашивал... Н-да, наврала мне Мари. И к Кексу завернул, в гости. Тот оказался дома - вчера, вечером уже, из города приехал.
Кекс - мой старый знакомый, точнее, наш. И Вадим его знает, и Борис, и другие... такие же. Больной, в общем, человек. Пустышкой болеет. А кличка у Кекса знатная. Это прям целая история. Фамилия-то его - Булкин. Булкин Анатолий. И раньше его Булычем звали.
Так вот, лет несколько назад повадился Кекс на Жареный бугор ходить. А Бугор, хм, такое место... Похоже, туда лишь он и ходил. В принципе, Бугор - это совсем не бугор, а холмистая местность впереди развилки, и тянется он вдоль дороги (не рядом, конечно, так... в отдалении) до самых колхозных полей. На юго-востоке от Бугра, рядышком, - Завал, а на севере, в километре, - Ферма. Там, говорят, кентавры водятся. Я в это, конечно, не верю, но и проверять не пойду: опасно там, вмиг башки лишишься. А на Жареном бугре - ничего, нормально. Лес, птички поют. Но... но частенько, то здесь, то там, вспыхивают непродолжительные, локальные пожары. И два могут сразу случиться, и три, и десять. Однако, что удивительно, деревьев меньше не становится.
Так вот, Кекс там все любил лазить. Над нами смеялся, трусами называл, и каждый раз приносил оттуда какую-нибудь забавную вещицу. То узловатый корень, похожий на медвежонка, то шишку со странным красноватым оттенком, то еще что... Да только однажды Жареный бугор целиком полыхнул - допрыгался, значит, Кекс. Это мы так думали, а судьбе - ей видней...
Пришел он. Обгорелый весь, страшный. Что было, как спасся - ничего не стал говорить. И теперь все больше помалкивает. Молчун он, Кекс, это раньше разговорчивый был. А кличка... Вам горелая булка ничего не напоминает?
Посидели мы с Толяном, поговорили, по бутылочке пива выпили, а потом пошли его новые рисунки смотреть. Кекс графикой увлекается, и рисует, на мой взгляд, очень неплохо, хорошо даже. В общем, сижу, смотрю, и новые вещи, и старые, и вдруг вижу один портрет. Сходство - один к одному! Дата, правда, двухгодичной давности.
- Толян, - говорю, - это кто? - и портретом ему в нос тычу.
- Это? - Кекс аж скривился, словно от зубной боли. - Так... знакомая одна. Дай сюда! - и портретик у меня забрал.
- Ну ладно... Кекс, - говорю я. - Дело твое. Не хочешь - не говори. Только я ее тоже знаю.
У Толяна глаза на лоб полезли.
- Т-ты... ее... - запинаясь, начал он и совсем нелогично закончил: - Где?!
- Я - ее, - передразнил я. - Там. Сегодня. И вчера тоже. Видел!
Тут Кексу совсем плохо стало: пришлось даже водичкой отпаивать.
- Ты, Андрей, ты... Да ты знаешь, кто это?!
- Нет, - говорю, - не знаю. А зовут - Мари.
- Ох, Андрей, ох, не шути ты так. Про Хозяйку слышал? Слы-ы-шал. Не веришь только, да? Я тоже не верил... Ну что ты смеешься? Что ты смеешься?! Да сам ты головой ударенный!
...по пути домой я уже не смеялся. Кекс - парень упертый. Как я. Как Вадим. В байки всякие - не верит. Если сказал что - значит, правда. Врать не станет. Может, пошутил? Нет, непохоже - уж больно рожа у него была кислая, кислая да кривая.
- Ну как? - спросил Борис.
Я отрицательно покачал головой, следовало что-нибудь соврать.
- Не получилось. Будто водит кто: дальше развилки не прошел.
- А ты не врешь, Длинный? - высунулся с кухни Вадим, и я почувствовал, что краснею. - И до развилки-то, наверно, не добрался! - он оглушительно захохотал, и, вторя ему, задребезжала посуда на кухне.
- Тише ты, ненормальный! Видишь, устал человек. Ты, Андрей, иди ляг, отдохни. А этого дурака - не слушай. Вот сам завтра пойдет - узнает, почем фунт лиха.
Я окончательно смутился. А Борис уже суетился вокруг: Андрей то, Андрей се, чаю хочешь? - так я принесу.
- Борис, - шепотом позвал я, - а может не надо?
- Что - чаю?
- Да нет. Может не надо Вадьке завтра...
Он непонимающе уставился на меня. Наконец, дошло.
- Андре-е-ей, - протянул. - Ляг, успокойся, отдохни. Все будет хорошо, - и вышел из комнаты.
Я опустился на кровать, повторил: "Все будет хорошо". Если бы... Потом лег поудобнее, закутался в покрывало. Поспать, что ли? Так ведь не дадут: с кухни то и дело доносился громкий возбужденный голос Вадима, Бориса же почти не было слышно. Я закрыл глаза. Черт с ними - просто полежу.
...мысли упорно возвращались к Мари. Зеленые глаза... улыбка... "У тебя кольцо на пальце. Можно посмотреть?" И хрипловатый голос Кекса: "Про Хозяйку слышал? Слы-ы-шал. Не веришь только, да?" Мари... Мари-Розмари... Есть такая книга - "Ребенок Розмари"... "Андрей, не ходи к шахте... Хочешь яблоко?.. Здесь неправильно написано..." Локон... ямочки... "Не ходи, слышишь?! Ну пожалуйста, Андрей, прошу тебя! И друг твой пусть не ходит, ладно?" Чьи-то пальца касаются лица. Гладят. Это приятно...
Я вздрогнул. Что это? Откуда? Задремал - и снится всякое или... Поговорить с Вадимом? Высмеет. Дураком назовет суеверным. Намекнуть как-то? Предупредить? Скажет: не маленький. Сам знаю - опасно. А ты, Длинный, - не лезь. Я, куда не надо, не пойду. Понял? Все будет тип-топ, Андронище. Вот увидишь. Да, так и скажет: я его знаю.
А может, я зря волнуюсь? Ну, привиделось что-то... Так что теперь - все? Не ходи, Вадим, к шахте, мне Хозяйка снилась, не велела. А он мне: Андрей, тебе что - лобик солнышком напекло? Или ты теперь местный фольклор собираешь да другим пересказываешь? Это все Кекс, сволочь. Плюс мое минорное настроение. Допустим, даже - есть Хозяйка. Или что там... не знаю. Но чтоб вот так, сниться? Все, пойду завтра к Кексу - душу из него выну, пусть только попробует отмолчаться!
На следующий день Вадим не вернулся.
И с рассветом я пошел его искать.
Борис попытался было увязаться следом за мной, пришлось даже прикрикнуть на него... А к Кексу я ходил, только напрасно: уехал он. И тревога змеей закралась в мою душу...
Я шел и думал, какой же я дурак. Говорили ведь тебе, предупреждали... И сейчас - чего пошел? Рассудком понимал: бесполезно. Провести ночь на Пустышке и остаться в живых... Ничего я не найду, зря все... Будет тихо, пусто, будут каркать вороны на свалке... обычное утро обычного дня. И если мне встретится девушка с каштановыми волосами... Что мне сказать ей? Что?!
Есть места относительно безопасные - Пятно, Лешиха, озеро. Там редко что происходит. Но уж если произойдет, то шансов практически нет. Поэтому туда стараются, по возможности, не ходить. Есть места почти безопасные - это участок дороги от вяза до развилки и свалка, которая совсем рядом. Есть места малой опасности - Завал, березовая роща к западу от Бугра, и остальные дороги на территории Пустышки. Опасность там присутствует всегда, но чаще всего - незначительная. Это - цветочки, а ягодки, как говорится... Итак, места повышенной опасности - колхоз, прилегающие к нему поля и брошенные деревни, еще, наверное, шахта. А также Жареный бугор, пожалуй, самый опасный в этой категории. В таких местах надо действовать очень осторожно, рассчитывать каждый шаг.
И, наконец, есть места очень опасные - Ферма и поле Дикое. Туда ходить нельзя, особенно - на поле. Оно тянется южнее Завала до деревни Шишмарь. Образовалось на восьмом году, точнее, эволюционировало... Раньше там Псарня была. Жутковатое местечко, но поле... Это просто бред! Кошмар какой-то! До сих пор снится. И седина на висках...
Абсолютно же опасное место... Абсолютно опасным местом является вся Пустышка в темное время суток. Ночь на ней не переживал никто. Ну ладно еще вечер - туда-сюда. Не успел, допустим, человек пересечь "пояс" до темноты, что ж... поиграет с судьбой в кошки-мышки. А вот ночь... Ночь никак. Бесполезно.
Я знал это.
И все равно на что-то надеялся.
* * *
Она сидела у обочины, рядом с указателем, и палочкой чертила что-то в дорожной пыли.
- Здравствуй... Мари, - сказал я.
Она не ответила. Я постоял еще немного и пошел дальше.
- Андрей, не ходи!!!
Я даже не обернулся...
Расстояние от развилки до Завала невелико - максимум полчаса. А дальше - по тропе, в обход Жареного бугра - к шахте. Это еще часа два. Почему-то я был уверен: если где и искать, так именно там...
Завал встретил тишиной и новым указателем, гласящим: "Колхоз "Рассвет" - 4,5 км.". Ближе к правой стороне Завала тянулся широкий проход, и я даже не сразу сообразил, что это - дорога! Ну конечно, - под грязью и мусором виднелись неровные стыки бетонных плит. Вот как... - протянул я и двинулся влево, в обход, в опасной близости от Жареного бугра.
Через какое-то время я уже шел-шагал по тропе, пристально поглядывая по сторонам и внутренне готовясь к новым подвохам. А вокруг... Вокруг было подозрительно тихо. К месту или не к месту вспомнился один разговор. Так, ерунда. Какой-то не в меру любопытный дачник. Нашел, понимаешь, сталкера...
- А ты за Завал ходил? Туда, дальше, где колхоз и брошенные деревни.
- Ходил...
- И что?
- Ничего. Дома пустые, улицы... Тишина.
- Говорят, там в три уже темнеет. Правда?
Я кивнул.
- А Трон видел?
- Что?
- Трон. Ну... рассказывают, что в колхозе, в бывшем кабинете председателя стоит Трон. Золотой. А на нем будто бы мумия с хрустальной маской на лице. И она может ответить на любой вопрос.
- Нет, - я усмехнулся. - Не видел. Нет там ничего. Пусто. Ни кентавров, ни собак с красными головами, ни мумий... с масками. Не веришь? Ну глупо, глупо пересказывать друг другу разные байки, вместо того, чтобы понять: что же там на самом деле?
Что тут на самом деле? Не знаю... Я бесконечно задаю себе этот вопрос - и до сих пор не могу найти ответ. А может, его и не надо искать? Или его вовсе нет, этого ответа?..
...Шел, шел и, что называется, пришел.
Шахты - не было.
Была ровная каменистая площадка, не площадка даже, а целое футбольное поле, и посередине, резко выделяясь на светло-желтой щебенке, темнело отверстие люка. Крышки тоже не было. Я медленно обошел площадку вокруг: ничего. Лишь кое-где валяются куски щебня, да трава припорошена мелкой желтой пылью. Чисто механически подобрал небольшой округлый камешек, подбросил на ладони. Раз. Другой. Кинуть, что ли? Однако передумал. Черный провал равнодушно пялился в небо. Снизу - вверх.
Нет, к люку я не пойду, не дурак. И по камням ходить поостерегусь - рядышком пока поброжу. Как говорится, тише едешь... Вскоре я наткнулся на след, похожий на колею. Трава около него была смята и вдавлена в землю. След вел к озеру.
...метров через сто обнаружилась лежащая на земле крышка от люка. Большая такая, ржавая... А неподалеку, зарывшись в траву, лицом вниз, лежал Вадим и хрипло, тяжело дышал. Я мысленно воздал хвалу Творцу, а также себе, потому что я все-таки заставил Вадьку надеть кольцо, которое подсунул мне Генрих. Пригодилось, значит. Выручило. Ну все - теперь Генрих просто упьется пивом. Да все упьемся! Упьемся, сопьемся, к черту эту шахту... Я кинулся к Вадиму и замер, пытаясь проглотить вставший в горле ком: он был совершенно седой, как будто состарился уже и...
- Вадим, - позвал я. - Эй! - и легонько потряс его за плечи.
- Вадим! - я перевернул его на спину, ухватил за ворот и крепко встряхнул. - Эй, Вадим! - потом ударил несколько раз по щекам. - Вадим, очнись! Это я - Андрей!
Он открыл глаза, мутные, невидящие. Из уголка рта потянулась тонкая ниточка слюны.
- Вадим... - я еще раз встряхнул его и попытался снова похлопать по щекам. - Эй, что с тобой?
Он вдруг вырвался, неожиданно сильно толкнув меня, и побежал к озеру. Я побежал вслед за ним, что-то надсадно крича, но он только прибавил ходу. Так и бежали. Я уже почти догнал его, когда он с разбега бросился в воду.
Туча брызг, рябь на поверхности, мельтешение пузырей... темная, холодная вода безучастно плеснула в берег.
Все.
Кажется, я заплакал.
Я мог, конечно, прыгнуть следом, попытаться спасти, хотя с тем же успехом можно было сунуть ствол пистолета себе в рот и нажать на спуск. Потому что в озере была вовсе не вода - лишь что-то похожее. Темноватого цвета, с очень маленькой плотностью, ну а кроме того, вода замерзает при нуле градусов Цельсия. Эта "вода" имела температуру минус пять.
Над озером стлался легкий туман, флора и фауна отсутствовали.
Я долго сидел на берегу, тупо уставясь в землю и не думая вообще ни о чем. Я старался не думать... Тонкая ниточка слюны в уголке рта... Глаза... Боже, это были глаза безумца! Или еще хуже - ведь он мог потерять не только разум. Наверное, я никогда не прощу себе это. Никогда...
Я встал и пошел к шахте. Вернее, не к шахте - к люку... или что там... Какая разница?
Это было глупо. Особенно - теперь. Но я не мог иначе.
Это было опасно. Что ж, я готов сыграть в игру, где ставка - жизнь.
Это было чистейшей воды безумием. Безумием с мутными глазами и ниточкой слюны изо рта.
Наконец, это было просто смешно. Жаль, никто не оценит такую прекрасную шутку.
Вскоре я услышал скрежет и металлическое лязганье. А потом и увидел: по камням, наворачивая круги и восьмерки, каталась крышка от люка. Она подпрыгивала, крутилась волчком и все пыталась подобраться к люку поближе. Но что-то не пускало. Наконец она обиженно звякнула и улеглась неподалеку, будто сторожевая собака рядом с вещами хозяина.
Мне очень не понравилось это сравнение, и все-таки я пошел вперед - осторожно, выверяя каждый шаг. Перед площадкой остановился, внимательно оглядел ее еще раз: желтая щебенка, крышка, люк. Волной накатило ощущение угрозы, в глазах потемнело. Я сглотнул вязкую слюну. Площадка ждала. Молчаливо, угрюмо. Ждала...
Я осторожно наступил на щебенку ногой. Правой. Ничего не произошло. Перенес на нее вес тела, шагнул. Ничего. Я стоял на площадке; в горле было сухо, ужасно хотелось пить. Еще несколько шагов; камень хрустит под подошвами ботинок, камень желтый, как... Еще... А потом мне стало страшно. Отчаянно страшно. До судорог, до спазм в желудке. Я стоял мокрый, как мышь, я кричал...
В воздухе над площадкой роились смутные виденья, в бездонном провале люка тяжко ворочалась и вздыхала тьма, далеко-далеко, в невообразимой дали отсюда выл кто-то - на высокой протяжной ноте, выл, плакал, жаловался; сгустились тени, вечерние, страшные, дохнуло холодом...
А на желтой щебенке, раскинув руки, навзничь, лежал человек.
Без сознания.
Скрежет. Лязганье. Крышка от люка хищно кружит по площадке. Будто принюхивается. Все. Нашла.
Разгон.
Катится, подпрыгивает на неровностях железное колесо...
...очнулся я, лежащим на траве. Ноги были ватными, в голове гудело, а в животе будто подтаивал кусок льда. До площадки было шагов десять. Вот оно как, подумал я. Вот оно... Еще один "пояс страха". Кажется, ты как-то хотел почувствовать, что это такое? Давай, парень... десять шагов, всего каких-нибудь десять шагов... Я сел и облизал пересохшие губы. Как я убрался оттуда? Не помню. Этот "пояс"... Почему он действует на меня?! Не знаю. Это что-то другое? Возможно. Интересно, насколько широко это? Ширина внешнего пояса колеблется от двенадцати до двадцати пяти метров. А этот? Метр? Два? Хорошо бы. Тогда можно разбежаться и...
- Не надо разбегаться, Андрей, - сказали у меня за спиной. - Здесь нет "пояса". Вся площадка... такая.
Я медленно обернулся. Она стояла, засунув руки в карманы ветровки, и грустно смотрела на меня.
- Уходи, - пробормотал я. - Уходи... Мари. Пожалуйста.
Она как-то сгорбилась вся, потом покачала головой и тоже села на землю. Я отвернулся, но все равно чувствовал, как она смотрит на меня.
- Мари, - я никак не мог назвать ее "Хозяйкой". Да и не хотел. - Кольцо... Ты ведь сама исправила надпись. Почему оно не помогло?
Она промолчала.
- Надпись была правильной, да?..
- Нет. - Печальный голос. Красивый. Локон... ямочки...
- Нет? Я не верю тебе... Мари.
- Это правда, Андрей, - кажется, она еле сдерживалась, чтоб не заплакать. - Только дело не в надписи. Твое кольцо все равно осталось бы дурацкой безделушкой. Дело в другом... ну, помнишь, я сама надела кольцо тебе на руку. А ты его снял...
- Заботилась, значит? - угрюмо бросил я. - Ну, не снял бы, не отдал Вадиму. Он что - живой бы остался?!
- Зачем... зачем ты так, Андрей? - всхлипнула она.
- Как?! - заорал я. - Как, Мари?!! - И она все-таки заплакала, а мне сделалось стыдно. В самом деле - она-то причем? Еще и предупреждала дураков.
- Прости, - я повернулся к ней. - Я не пра... - не договорил, потому что ее - не было.
- Прости... - прошептал я.
- Прости меня, Мари! -закричал я. - Мари!!!
Вдалеке глухо ухнуло, пронзительно застрекотали кузнечики; воздух стал ощутимо тяжелым, давящим. Горячая, жаркая волна прокатилась окрест, меняя, выворачивая наизнанку, преображая... вздрогнула земля... Раз, другой...
Светило солнце, и шел дождь, мигали в ночном небе колючие звезды, и ревел ветер над неподвижной травой, полнебосклона озарилось яростным сиянием, другая половина - ушла во тьму. А под ногами текли-струились-бурлили невесть откуда взявшиеся ржавые ручейки, похожие на кровь; я слышал стук копыт и собачий лай, легкий смех дриад и рычание зверя, грохот лавины, треск пожара, мерный плеск волн; я видел бортовые огни неизвестных летательных аппаратов, заросших шерстью леших, мумию в хрустальной маске, кентавров, бегущих цепью автоматчиков в пятнистой униформе...
И над всем этим - над лавиной, пожаром, кентаврами, автоматчиками - над всем этим... что было над всем этим я так и не увидел, наверно, я просто потерял сознание.
...кто-то маленький и очень наглый ползал по моему лицу. Я смахнул насекомое рукой, встал, огляделся: небо, солнце, мокрая трава... березовая роща шумит в отдалении, качает кронами. Каменистой площадки с люком - нет. Я стащил с себя промокшую куртку, хотел было отряхнуть грязные и тоже мокрые штаны, но не стал. Постоял, вслушиваясь в собственные ощущения. Странно... совершенно не чувствуется никакой опасности. Но что же это было недавно? Что произошло? В голове забрезжила смутная догадка. Нет. Не так - тень догадки, намек. Невозможно... Проверить? Да... все равно надо...
Куда пойти? К озеру или к Пятну? Озеро ближе, но... но... И все-таки я пошел к озеру... Еще издалека я увидел, то есть наоборот, не увидел... Я не увидел туман над озером. И в нем, в озере, которое когда-то звали Глубоким, а теперь - просто озером, в нем снова была вода. Прозрачная, холодная (потому что осень!) вода; на ее поверхности скользили водомерки, а в глубине кто-то плавал.
- Нет... - прошептал я. Как же...
Громкий плеск. Брызги. Рябь на поверхности. Мельтешенье пузырей.
Дежа вю... Только наоборот.
- А-а-а, - захлебываясь, кричал кто-то. - А-а...
Я вскочил и побежал вдоль берега, стаскивая на ходу одежду...
Когда я вытащил его из воды, мокрого, дрожащего, непрерывно бормочущего: "Ан... Андрей, я н-не... не усп-пел в-вчера. Т-там, т-там... а п-потом... в-вот... П-почему в-вода?" В общем, когда я вытащил его, я и сам был не лучше. И еще я не понимал: как? Как?! Нет, вру - все я уже понимал. И от этого понимания...
От этого понимания хотелось выть, катаясь по земле, расшибить себе башку о камни, достать нож и вскрыть вены, приставить пистолет к виску, утопиться...
- Прости... - шептал я, уставясь в одну точку. - Прости, Мари. Прости меня, прости...
- Прости! - кричал я в равнодушное небо. - Мари, прости меня! Пожалуйста!
|