Аннотация: 1985-й год. Приключения студентов второго курса, решивших проехать на лошадях по родной области. Излагается в форме дневника одного из участников похода, найденного через 30 лет после описанных событий. (Все совпадения случайны)
ПРЕДИСЛОВИЕ СЕРГЕЯ
Подруга моей жены вышла замуж. Казалось бы, банальнейшая ситуация, но! Именно это обстоятельство заставило меня взяться за перо. Объясню по-подробнее. После свадьбы мы стали дружить семьями. Ну, значит, ходить в гости друг к другу, в кино, шашлычки на природе и всякое такое. Тут ещё праздники подвалили, новогодние - государство расщедрилось, целых десять дней. После встречи Нового Года суматоха улеглась, на улице морозяка в двадцать градусов, гулять не тянет, на работу не надо.
Так что, собрались мы в очередной раз у молодожёнов, сидим пиво пьём. То есть, мы с Лёнчиком пьём, а жёнушки наши любимые на кухне хохочут, типа, еду готовят. Телик, естественно, балаболит, мы на него одним глазом иногда посматриваем, он нам темы для задушевной беседы подкидывает. Одна полторашечка уже по кружечкам растеклась, под сушёного язя, и тут по телику стали что то про нашу армию показывать: то ли она доблестная, то ли долбанная, я точно не помню, мы вообще-то о спорте рассуждали, а в разговоре образовалась пауза, пока горло промачивали, и тут ворвался этот телевизор. Лёнчик замер и вдруг говорит: "Серёга, ты ж вроде писатель?". "Да какой я писатель, пару раз в журнал заметки писал! Это моя увлекается!" - отшучиваюсь я. "Ну, неважно, кто из вас - какая разница?"
А любопытство проснулось. "Чё это ты про писательство заговорил?" А Леонид замялся на пару секунд, покосился на телик, и говорит: "Услышал про армию и вспомнил. Я в армии в медчасти служил, фельдшером. В конце первого года пришёл туда работать. У меня ветеринарное образование, между прочим. Я как раз перед армией технарь закончил. А у нас фельдшер дембельнулся. Ну, вот меня временно и поставили на его место, да так и не сменили, до дембеля там отпахал. Передал мне наш, уже бывший, фельдшер всю документацию оптом, на шкафы рукой махнул - там, мол, карты медицинские, в этом - журналы посещений, литература в помощь, и так далее. По описи мы только матчасть передавали - лекарства, инструменты.... Приступил я к обязанностям и стал потихоньку в шкафах документы разбирать. И среди журналов и книжек по медицине попалась мне одна папочка, вся вензелями разрисованная. Я папочку-то развязал, посмотреть, что там внутри, а там... Короче, я начал читать....в общем, сейчас... "
Он вышел и через пару минут вернулся с картонной папкой с белыми завязочками. "Не знаю, кто это оставил там, но я её домой увёз, рисунки очень понравились, - протянул он мне папку, - Вот тебе идея для твоего какого-нибудь будущего романа. Дома глянешь. Мне..." Тут в зал зашли наши девчонки с тарелками и разговор оборвался.
На следующее утро я развязал беленькие тесёмочки и открыл папку. Общая тетрадь альбомного формата. На обложке нарисован берёзовый лес ранней осенью. Под ней такая же, в нераскрашенной обложке, потом рисунки на альбомных листах: карта какой-то местности, портреты лошадей с подписями внизу - "Рыжий", "Дикий", "Радуга". Одна лошадь была нарисована полностью, бегающая в загоне из голубых труб. Внизу было написано "Ворон", Я так понял, что это были их клички. Над головой "Радуги" была нарисована настоящая радуга. На шее у "Дикого" была затянута зелёная верёвка. Ещё был рисунок цветка с пятью полукруглыми лепестками разных цветов. В серединке был нарисован летящий среди облаков Пегас, держащий в зубах такую же разноцветную ромашку, в серединке с Пегасом с разноцветной ромашкой во рту. Пегас был улыбающийся и смешной, но шибко худой. В самом низу лежала ещё одна общая тетрадь в коричневой дермантиновой обложке.
Я раскрыл первую тетрадь....Каллиграфический почерк, фиолетовые чернила... Вторая тетрадь тоже исписана таким же почерком. Коричневая тетрадь исписана карандашом. Какие-то закорючки, мелкий-мелкий почерк, написано в каждой клеточке, часто встречаются просто отдельные заглавные буквы - в общем, нечитаемо. Или зашифровано? Ладно, пока вернёмся к тому, что можно легко прочесть...
ТЕТРАДЬ ПЕРВАЯ
28 июля 1985 года, воскресенье. Вчера в Москве состоялось открытие XII Всемирного Фестиваля молодёжи и студентов.
9-30 утра. Утром приехали в Чик, в контору. Я и Комсорг. Аркаши нет, хотя обещал быть как штык.
10 часов утра. Аркаши нет. Комсорг в бешенстве. Я - в унынии. Сегодня намечали отправление в путь. Но, не тут-то было!
10-30 утра.. Аркаши нет. Комсорг посылает меня за ним. Я сразу же прихожу в себя: ехать в город, а потом тащиться в райком, а, может, и к нему домой - такая перспектива меня отрезвляет. Уныние моё как рукой сняло. Предлагаю Комсоргу самому попробовать. Так как он в бешенстве, то он соглашается. Спустя 40 минут появляется Аркаша, который ехал с театралами на следующей после нас электричке. Но они проспали. Не только Чик, но и "93 километр", и проснулись в Коченёво. Хорошо, что электричка шла только до туда, а то.... Они подождали, пока она уйдёт обратно и проснулись окончательно. Пришлось им там сидеть около сорока минут, дожидаясь следующей. Вдобавок, Аркаша показал театралам из окна не дорогу на конюшню, а тропу неизвестно куда, причём, в противоположном направлении, он потом только понял (показывал - то из обратной электрички, хи-хи). Очень сокрушался по этому поводу. Стукал себя кулаком по лбу и говорил "Какой я дурак!" Я не препятствовала. Особенно, когда поняла из его объяснений, что произошло.
Я позвонила из конторы Комсоргу домой и попросила его отца передать ему, чтобы он ехал на "93 километр" и ковал лошадей. Сами же мы с Аркашей, так и не найдя главного зоотехника, которого искали по всей деревне (и даже узнали, где он живёт), пошли к директору совхоза "Чикский" Александру Степановичу. Он встретил нас, как говориться, с распростёртыми объятиями.
Хотя всего три дня назад категорически отказал Маслову: "Никакого похода не будет! Мне звонят в час ночи домой, ищут своих детей! Прекратите!" - Маслов сообщил это нам с таким покорившимся судьбе видом, что не смотря на наше бешенство (а с некоторых пор, при виде Маслова мы всегда были в бешенстве), нам стало смешно. Маслов далее сообщил , что кто-то неизвестный, сказав, что он из райкома комсомола, позвонил директору совхоза и заявил о том, что "родители трёх юношей и трёх девушек в ужасе, они потеряли своих ненаглядных чад, днюющих и ночующих на конюшне" (у нас там сроду столько народу за раз не бывало), и слёзно просил от имени этих несчастных родителей прекратить это безобразие (то есть подготовку к походу, да и сам поход) и вернуть детей домой, родителям!
Но, как только до нас дошёл смысл его слов, нам сразу же стало не до смеха. Поклявшись убить Маслова и снять с него два скальпа вместо одного, как только вернёмся из похода, мы решили сами идти к директору. Внимательно выслушав Маслова о грозном характере и злющем нраве директора, на следующее утро мы всей толпой отправились к нему в кабинет, на центральную усадьбу.
Секретарша почти в точности воспроизвела слова Маслова о детях, ужасах и прекращении безобразия. Но мы неустрашимо послали Аркашу и Комсорга в кабинет директора на съедение. А сами остались по бокам приоткрытой двери. Оказалось, "не так страшен чёрт, как его малюют", иными словами, директор просто ненавидел Маслова и сказав: "С кем вы связались! Разве можно доверять таким людям! Почему я узнаю об этом через десятые руки! Где я возьму лошадей? Племенных нельзя!", вызвал по рации Главного зоотехника.
Главный зоотехник сидел в соседнем кабинете (как раз, только что закончилась радиопланёрка)и прибыл чуть ли не через минуту. Тут и мы просочились следом за ним в кабинет, создавать толпу. Главный сказал про Маслова и лошадей то же самое, почти слово в слово. Тогда мы популярно объяснили, что лошади есть, надо бы ещё одну или две и телегу. Директор сказал: "Берите, что хотите!", а Главный добавил, что "надо доверенность от райкома". Аркаша заверил, что завтра доверенность будет у него, и мы распрощались. Это было 27 июля. Вот почему в воскресенье, 28 июля, на следующий день после открытия Фестиваля, мы ошивались возле конторы совхоза "Чикский".
Директор при виде нас сделал большие глаза и спросил, что нам ещё нужно? По правде сказать, мы несколько растерялись. Пробормотали что-то несвязное об одной - двух лошадях, телеге, главном зоотехнике, привезённой доверенности. Директор по рации узнал, что лошадей можно будет взять в табуне, телегу дадут, а Главный зоотехник скрылся на горизонте в облаках пыли на своей машине. Куда - неизвестно. Доверенность у нас взял сам. Тут я вспомнила о существовании Главного ветеринара: "Нам надо справку, то есть, ветсвидетельство, что лошади здоровы" (Не зря таки грызла гранит науки 2 года в институте!) Через 2 минуты нас уведомили, что справку сейчас напечатают, а печать и подпись Главветврача поставят в ветаптеке. Действительно, миловидная девушка поставила на справку печать Главного ветврача и ловко расписалась его росписью. Мы, радостные и довольные, помчались на электричку! На "93 километр"!
До конюшни мы летели, как на крыльях. Но, увидев Комсорга, сразу упали с неба на землю. Лошади были не подкованы, телеги не было. Маслов с довольным видом сказал, что увольняется. Хоть что-то приятное. И театралы были на месте, хоть и слегка злые на Аркашу... Они нашли-таки конюшню, правда, прогулявшись сначала в сторону дач. Но, Слава богу, вовремя встретили добрых людей, которые не дали им далеко уйти не туда.
Учили театралов ездить верхом. Ольга ехала на Венере, Вера на Вороне, а Андрей на Диком. Ирка - на своём ненаглядном Рыжем. Я со Светкой и Комсоргом были на подхвате, если что... Аркаша с Мишкой остались чистить конюшню.
Оставшееся время до вечера собираем казачьи сёдла. Три штуки. На три седла Кандей выдал нам ворох спутанных ремней, среди которых мы обнаружили три путлища, подхвостные и нагрудные ремни и длинные ремни с петлёй на конце, о назначении которых мы до сих пор гадаем. Набивали поролоном подушки, искали недостающие путлища. Решили на пробу подседлать и поездить. В итоге: Венеру седлают 5 человек. Дело в том, что хотя это и моя лошадь, но мы первый раз седлаем казачьим седлом. Конюха говорят, что там должна быть ещё какая-то мифическая третья подпруга, но её в общей куче выданных нам ремней нет. Попадаются только подхвостные и нагрудные ремни, которых более, чем достаточно. И эти, загадочные, с петлёй на конце.
Разобрались, наконец-то. Дед Миша сказал нам, что нагрудные ремни называются подперсье, а подхвостные - пахвы. Тех и других было по 9 штук. А загадочных - целых 12 штук.
Я раньше никогда не видела казачьи сёдла, только слышала о них. Деревенские мужики всегда морщились, говоря о них. По коневодству мы должны изучать разные типы сёдел, но это будет только в следующем году. До этого я ездила в основном, на строевом седле, а с прошлого года мой тренер Ходос разрешила мне брать своё спортивное снаряжение. Здесь же, в Светлом, мы ездим всегда на спортивных сёдлах. Два вида сёдел я уже изучила, пришло время изучать третий.
Конструкция казачьего седла немного отличается от кавалерийского (строевого) седла. Полки в полтора раза короче, чем у строевого и поставлены более круто. Расстояние между ними меньше, чем между полками строевого. Луки ленчика более высокие, с приваренной сверху узкой вертикальной дужкой. Путлища и крылья крепятся так же, как у строевого седла. Подушка широкая и толстая, закрывает всё пространство между лук, и гораздо шире полок, а у строевого седла подушки вообще нет, там покрышка из толстой кожи подвешена между лук. Пока кожа новая, покрышка пружинит, но вскоре кожа обминается, вытягивается. А, если за седлом не следят, то кожаные ушки, которыми покрышка цепляется за луки отрываются и покрышка ложится прямо на основу ленчика, причём, со складочкой. В деревнях пастухи стелят сверху старую телогрейку, для мягкости, а нам, на ипподроме, приходится ездить как есть, удовольствие ниже среднего.
Само казачье седло гораздо короче. Две подпруги, соединённые премычкой, пристёгиваются пряжками к четырём пристругам (по две с каждой стороны седла), и удерживают седло, а третья, по словам деда Миши, должна перекидываться через подушку седла и дополнительно стягивать всё седло и лошадь вместе. Подперсье удерживает седло от сползания назад, а пахвы - вперёд. К седлу в комплекте идёт узда, к поводу которой пришит дополнительно длинный ремень. Седло и всё остальное - чёрного цвета. Уздечка и вся сбруя не сшиты, а связаны узлами, даже перемычка. Пришиты только пряжки. Остальное - крепится на узлах. Необычно, но смотрится нарядно и, вероятно, надёжнее, чем швы.
По очереди испробуем казачье седло. Ничего так, удобное, и сидеть в нём мягче, хоть и непривычно. На рыси на нём облегчаться неудобно. Очень пригодилась практика работы под седлом рысаков на ипподроме. Там тоже неудобно облегчаться, вернее, невозможно облегчаться на резвой рыси. Приходится стоять на стременах, пружиня ногами. Ничего, и к этому седлу приноровимся, "где наша не пропадала"!
Испытала непередаваемое словами впечатление, когда увидела Венеру, летящую галопом под Светкой. Кобыла мчалась прямо на нас и так замысловато переплетала ноги, что казалось они у неё сейчас завяжутся в узел прямо на бегу! Я не удержалась от возгласа лёгкого ужаса, а стоящая рядом Ирка, хмыкнув, заметила: "Вот и мы тоже самое чувствовали, когда тебя на ней в первый раз увидели. Сейчас-то уже попривыкли к вам".
Я стала внимательно всматриваться в ходы Венеры, пытаясь понять, почему правильная во всех отношениях, когда стоит, лошадь так плетёт ногами на галопе? Ведь и шаг, и рысь у неё, на мой взгляд, абсолютно нормальные. Моя уверенность, что я знаю о лошадях почти всё, слегка поколебалась.
Единственное, что пришло мне на ум, это то, что не зря на выводках лошадей оценивают не только стоя, но и заставляют бегать разными аллюрами.
10-00 вечера. Пишу дома, надеюсь, это последняя ночь. Завтра в поход. Вспомнилась вся предшествующая эпопея.
Я с детства увлекаюсь лошадьми, с тринадцати лет занимаюсь на ипподроме, пыталась попасть туда и раньше (в 10 лет), но в секцию принимали только с двенадцати. От моего дома до конюшен по прямой - 23 километра, троллейбусами, с одной пересадкой, ехать полтора часа, родители категорически были против, но к тринадцати годам я их всё-таки уломала. В конце ноября 1978 года мне удалось затащить туда маму. Её встретил лично директор СДЮШОР Игорь Петрович (удивительное везение, мы прогуливались по конюшне, а он попался ей навстречу). Они поговорили, он так ласково-напористо всё ей рассказал-объяснил, что она сдалась. И 13 декабря я пришла на первое занятие.
Потом было много всего, я ушла из секции, с ипподромовской подругой Таней Ш. болталась около года на рысачьих конюшнях. Удивительно, но вокруг меня просто табун Тань! Целых пять штук, то есть человек, про людей в штуках не говорят же! С увеличением количества моих тёзок, стало трудно разбираться о ком идёт речь. Поэтому мы решили, что к имени Таня прибавляем первую букву фамилии. А если и фамилии начинаются одинаково, то и первую букву отчества. Теперь можно нормально-понятно рассказывать любые истории с Танями! Или с Ленами - их тоже не мало!
На нашем ипподроме испытывают русских и орловских рысаков. Кроме верховой спортивной конюшни, есть ещё восемь рысачьих, которые называются тренотделениями. Тренер-наездник в каждом отделении один, а лошадей у него в беговой сезон бывает до двадцати голов. И каждого рысака надо ежедневно хотя бы просто проезжать по часу - полтора, чтобы он не терял спортивную форму. Умелым людям там всегда рады. А мы рады возможности поездить на лошадях!
На четвёртом тренотделении, где стояли рысаки Чикского конезавода, мы познакомились с девчонкой Олей, которая как и мы, ездила на рысаках верхом, а не в качалках. (так тоже можно их работать, главное не давать им сбиваться в галоп), а она притащила нас на племенные рысачьи конюшни конезавода, в село Светлое, то есть на "93 километр". Вообще-то, правильно эта станция называется "3293 километр", но все сокращают, даже в электричке, когда объявляют остановки. А 3293 это расстояние до Москвы (или от Москвы), по Транссибу, главной железнодорожной магистрали страны.
Кроме двух рысачьих конюшен, в Светлом есть ещё кумысная ферма с дойными кобылами русской тяжеловозной породы - они самые молочные из лошадей. Всё это одно из отделений Чикского совхоза, куда относится и конезавод. Там работают прекрасные люди: бригадир - начкон Геннадий Фёдорович, за глаза "Кандей" (а иногда и в глаза), коваль дядя Саша, конюха Сашка, Лёша, Василий, Люда и дядя Ваня. Жокеи и, одновременно, наездники Витёк и Славик (их так ласково зовут за небольшой рост), и ещё много народу. Все они относятся к нам, как к родным.
Когда я поступила в институт, то снова вернулась на спортивную конюшню, записавшись в секцию при институте, которую ведёт мой любимый преподаватель коневодства Ходос Светлана Филипповна, сама бывшая спортсменка, а теперь тренер и судья высшей категории. Вдобавок, она выезжает лошадей для высшей школы верховой езды. В институтской секции я познакомилась с нашими ветеринарами Светиком и Иринкой. Они тогда были на втором курсе. Светка, у которой за плечами было Хреновское училище, уже умела сама расчищать и ковать лошадей и, поэтому, сразу же вызвала у нас безграничное уважение. Ну, и ветеринарные знания, само-собой. Мы с Комсоргом однокурсники, будущие зоотехники (вернее, зооинженеры, что конечно, звучит гораздо солиднее). На самом деле его зовут Олег, а Комсорг это подпольная кличка, так как он - комсорг нашего второго курса. Он тоже ходит в конноспортивную секцию.
Аркадий - заведующий отделом молодёжной инициативы в городском Райкоме комсомола, а по образованию - экономист. Закончил наш же институт, экономический факультет. По совместительству, он ещё и талантливейший актёр народного театра нашего института. Театр называется "Крик" (я бываю на всех их спектаклях, просто высший класс!). Я хожу туда как зритель, а Олег, как и Аркаша, актёр театра "Крик".
Идея конной агитбригады пришла в голову именно Аркаше, когда после спектакля, за чаем, мы разговорились о лошадях. Мы с моей подругой - однокурсницей Татьяной Е., тоже, кстати, жуткой лошадницей, стали рассказывать о своей мечте пойти в поход на лошадях, хотя бы на неделю, а лучше на две, или на месяц, или жить с ними вечно в полях, в шалашах, или...... короче, понятно. Он, вообще, и по театру комик, и по жизни, и вид у него довольно забавный, поэтому все смеялись до слёз, когда он развил нашу идею вплоть до:"...с диким воем и с шашками наголо врываемся в деревеньку, какую-то курицу зарубили на полном скаку, подлетаем к конторе с криками "Ур-ра-а! Да-ё-ошь! Овса-а-а!"...".
Но потом, видимо, поговорив с кем-то в райкоме, он предложил нам на полном серьёзе организовать конный поход с концертами по деревням. Вкратце идея выглядела очень привлекательно: мы путешествуем на лошадях от деревеньки к деревеньке, даём бесплатно концерты, примерно на час, а за это там кормят нас и лошадей, предоставляют где переночевать, снабжают овсом на дальнюю дорогу. Подготовку к походу и сам поход (командировочные, там, оплату проезда, то-сё, пятое-десятое...) финансирует райком комсомола. Мечта становилась реальностью!
Мы загорелись этой идеей не на шутку. В секции нас поддержали обеими руками "За". Правда, Ходос скептически пожала плечами, но отговаривать не стала. В итоге, мы впятером (я, Танька Е., Света, Ира и Олег взялись организовать конную часть нашего похода. Концертная часть легла на Аркашкины плечи.
В Светлом на нас посмотрели как на идиотов, но смирились и показали на трёх необъезженных трёхлеток, рабоче-неизвестного происхождения. Нам они показались великолепными. Мы влюбились в них с первого взгляда. Однако, познакомившись с ними поближе во время объездки, мы слегка пришли в чувство.
Первый, красно-рыжий, просто огненный, высотой в холке не больше ста сорока сантиметров, почти не доставил хлопот. Правда, когда мы попытались его поймать, и прижали к кормушке, он тут же сиганул через неё с места! Мы оторопело взирали на это чудо в образе маленького "конька-горбунка". Кормушка была метровой ширины и почти такой же высоты, из половины металлической трубы, длиной в шесть метров! Он не просто перепрыгнул с места, он перелетел ещё с запасом в полметра над ней!
Тогда мы с Ирой и Таней, встав цепью, загнали его в угол загона, к двухметровому забору, который, Слава Богу, оказался ему не по силам. Угостили овсом и надели недоуздок, сверху - уздечку. Покормив его ещё минут десять овсом, чтобы привык, мы погоняли его немного на корде по загону. Остановили, опять подошли, дали овса. Он был совсем не против. Видя, какой он спокойный, мы надели на него седло (Кандей "пожертвовал" нам списанные спортивные седла, хранившихся на чердаке рысачьей конюшни, мы их подремонтировали), и я рискнула сесть. Комсорг страховал кордой. Конь сразу же задрожал и встал как вкопанный. Я слезла. Мы дали ему ещё овса для успокоения и я повторила попытку. Короче, в итоге: я сидела верхом, посылала коня шенкелем(*2) и усиленно чмокала, а Ира с Таней тащили его вперёд за недоуздок, увязая в грязи загона. Мы назвали его "Рыжий". Грива у него, даже после расчёсывания, оказалась такая растрёпанная и неровная, что через неделю мы подстригли его налысо, чтобы у коня был приличный вид.
Со временем он привык и нормально ходит под седлом. Перестал затаивать дыхание и замирать с сеном во рту, когда заходишь к нему в денник. Ирка влюбилась в него с первого взгляда и старается ездить только сама. А если её не бывало и коня работал кто-то из нас, то потом приходилось выслушивать нудную лекцию, о том, что мы его слишком гоняли, у него потёртости на губах, у него был грустный вид, когда она зашла и прочее, прочее, прочее. Но, если мы Рыжего не брали, то было не лучше: Рыжему нужна ежедневная работа, у него был печальный вид, когда она зашла к нему, он как то странно кряхтит на рыси, и так далее, и всё одно и тоже. Мы уже притерпелись. Но, похоже, сейчас Ире с Рыжим гораздо лучше - мы её стенаний почти не слышим.
Со следующим коньком, вороной масти, пришлось повозиться дольше. Он был гораздо выше и крупнее Рыжего, чуть меньше ста шестидесяти сантиметров в холке, и сразу получил кличку "Ворон". Он выглядел очень нарядно, с широкой проточиной от лба до подбородка и задними ногами в белых "чулках", длинной, вьющейся, густой гривой и тяжёлым пышным хвостом. Немного, правда, портили вид здоровенная голова с маленькими глазами и, особенно, огромные уши, которые у него не стояли, а развешивались по сторонам головы. Шея тоже была не очень - короткая и толстая. Его мощный раздвоенный круп и густые щётки на ногах наводили на мысль о явной примеси тяжеловозной крови. И ещё у него была одна странность. Он брал корм не губами, как все нормальные лошади, а зубами. И, вообще, всё грыз, как собака. Он сразу подпустил нас к себе в загоне. Тут мы и обнаружили эту его "особенность". Пару раз попав к нему в зубы вместо овса, мы махом выдрессировались, и стали кормить его не с руки, а с фанерки. Фанерка хранилась потом возле его денника.
Объездили его за день, практически, тем же макаром, что и Рыжего. Правда, несмотря на своё дружелюбие, он, предварительно, хорошо потаскал нас по загону, а потом свечил подо мной несколько раз, и, даже умудрился меня разок скинуть, но быстро устал и смирился. Даже Танька на него рискнула сесть. Мишка снял весь процесс на фотоаппарат.
Миша - наш общий друг, он не студент, работает на заводе осциллографов. Наслушавшись наших восторженных рассказов, он тоже загорелся идеей конного похода и в свой отпуск едет с нами. А ещё, он классный фотограф. Так что, теперь у нас есть обалденные фотки, которыми мы постоянно везде хвастаемся. После этого ещё один наш общий друг (но, увы, не лошадник) Борик заявил, что "этот конизм меня уже достал!" А нам понравилось! Мы теперь не говорим о лошадях, а "коним"! Но, продолжу.
Третьим был гнедо-саврасый коренастый конёк, ростом где-то между Рыжим и Вороном. Первым неприятным сюрпризом стал его возраст. Внезапно выяснилось, что ему не три, а пять лет, и он до этого жил в табуне. Мы пытались подойти к нему с лакомством, но он сразу дал понять, что люди ему не нравятся в принципе! Добровольно сдаваться за овёс и хлеб он не стал. Он был дик, неукротим и собирался задорого продавать свою независимость. Промаявшись больше часа, мы так и не смогли даже приблизится к нему в загоне.
Увидев наши мучения, конюха решили помочь нам его "обломать", как они говорили. Я впервые увидела этот "краткий курс обучения" лошади. Мужики взяли слегу, метра четыре длиной, на повале(*1) соорудили затяжную петлю, примерно метр в диаметре, и развесили её на тонком конце слеги, намотав на него так, чтобы большая часть петли широко и свободно свисала. Оставшийся хвост повала замотали на слегу в один оборот. Один человек держал слегу над спинами лошадей и вел её к нашему дикарю. Остальные держали свободный конец повала. Как только петля оказалась перед коньком, парень накинул её на шею коню и выдернул слегу к себе, тем самым освободив повал. Остальные резко дёрнули повал, затягивая петлю на шее коня. Дичок рванул и потащил всех за собой. Мы наблюдали всё, сидя на трубе загона, и, естественно, тут же кинулись на помощь. Конь мчался по загону вдоль ограды, а мы все старались удержать его, стоя в центре. Сделав пару кругов по загону, он остановился, хрипло дыша, и вдруг повалился на землю. К нему подбежали и тут же ослабили петлю. Он вскочил, но все были начеку и снова вцепились в повал. Вновь пара кругов и падение. Опять отпускают петлю.
На этот раз конь не спешил убегать. Он стоял, опустив голову и тяжело поводя боками, весь в пыли и соломенной трухе. Конюха попытались надеть на него уздечку, но он опять рванулся. Мужики это предвидели и удержали повал. Конёк опять упал, но сразу встал. Его качало и ему пришлось расставить ноги пошире, чтобы устоять. Мы спокойно подошли к нему и ослабили петлю. Он не шевелился. Один из конюхов стал снова надевать уздечку. Конь не препятствовал. Мы принесли щётку и смахнули с него пыль и солому (медленно и не делая резких движений). Затем надели седло (кавалерийское, обычно в деревне обучают на таких). Когда стали затягивать подпруги опять все схватились за повал, но конь стоял. Первым в седло сел Комсорг. Коня оставили на повале, только петлю завязали так, чтобы она не затягивалась. Конь стоял смирно, но конюха приготовились. Комсорг ударил коня ногами и вцепился в переднюю луку. Конь рванулся вперёд и помчался по загону, мужики упёрлись ногами, удерживая повал. "Ты, главное, не упади!" - орали они. Но конь, пробежав полтора круга, перешёл на рысь, сделал ещё пару кругов, потом пошёл шагом и встал.
Следующей в седло вскочила я. Подо мной конёк даже не поднялся в галоп. Я взяла повод и стала потихоньку тянуть, чтобы он почувствовал удила. Всё нормально, конь сразу же остановился. Потом села Света. Под ней конь пошёл уже "как старый" - как выразился один из мужиков. Как я поняла, свежеобъезженная лошадь всегда называется "молодой", независимо от возраста, а потом, примерно через месяц - два, она становиться "старой", то есть полностью послушной и надёжной. Такая вот деревенская терминология. Конюха посоветовали нам первое время привязывать коня на повал. Мы завели его в денник. Как только мы закрыли дверь, конь бросился к окну. Он встал на дыбы и попытался вылезти в окно. Если учесть, что окна в конюшне находятся практически под потолком, а размер у них 40 на 80 сантиметров, то он даже не смог дотянуться и высунуть кончик морды. Окна, кстати, ещё и зарешёченные. Но его это не смутило, и он продолжил попытки обрести свободу. Понаблюдав, как он "ходит" по стенам, мы решили назвать коня "Дикий".
На следующий день мы (Я, Комсорг и Света) собрались продолжить заездку Дикого. Но, сначала, решили забрызгать "Кубатолом"(*3) его многочисленные ссадины, оставшиеся после вчерашнего обучения. Зашли аккуратно в денник, дали овса. Конь даже позволил себя почистить. Но первый же "пшик" баллончика заставил его взвиться на дыбы и врезаться в стену. Нас махом вынесло из денника, иначе он бы нас просто по нему размазал. Пришлось идти за повалом.
Повала мы не нашли, взяли вожжи, заменявшие нам корду. Мы набросили затяжную петлю и выгнали Дикого в загон. Там мы подобрали волочащийся конец вожжей, но не тут то было! Протащившись волоком несколько метров за конём, мы поняли, что втроём нам его не удержать. Пришлось отпустить его и задуматься о помощниках. Оглядев окрестности в поисках кого-нибудь, мы не засекли никого, спешащего нам на помощь. Нас окружал только забор из голубых труб, приваренных к металлическим столбикам. Мы мрачно смотрели на эти столбики...
Столбики! Решение пришло мгновенно: Комсорг хватает вожжину, а мы с Ирой, махая руками, бежим наперерез Дикому и пугаем его. Конь поворачивает и Комсорг обматывает вожжи вокруг ближайшего столбика. Со столбиком дело пошло на лад. Как только петля затянулась потуже, Дикий сразу же упал, вскочил и больше не шевелился. Мы тут же ослабили петлю. Правда, ссадин на коне чуть прибавилось. Зато Дикий вытерпел всё. После этого мы подседлали его спортивным седлом и поездили по загону. Он вёл себя "как старый".
На следующий день поехали втроём в поля: Я на Рыжем, Мишка на Вороне, а Комсорг на Диком. На обратном пути Дикий понёс! Несколько раз он кинул задом и Комсорг не усидел. Упав, он проволочился за ним, зацепившись ногой за стремя. По идее, спортивное седло снабжено шнеллером, в подобных случаях мгновенно отстёгивающим стремя с путлищем, но первым "отстегнулся" кирзовый сапог. Стремя с путлищем потом отстегнулось тоже, но выяснилось это гораздо позже. Сапог мы нашли почти сразу и Комсоргу даже не пришлось долго хромать босиком. После того, как выяснилось, что с Олегом всё более-менее в порядке, мы отправили Мишку вслед за взбунтовавшимся конём. Я осталась с Комсоргом для моральной, так сказать, поддержки. Потому что, ехать на Рыжем Олег отказался наотрез и шёл пешком, хромая и ругаясь на Дикого.
Олег вообще, даже в хорошие времена, на Рыжем никогда не ездил. Однажды, правда, он сел на него верхом, но, когда он распрямил свои длиннющие ноги, создалось полное впечатление, что сидит он на осле, почти доставая ими землю. А так как в этот день с нами был Мишка, то он всё это сфотографировал и фотку эту нам потом принёс. Конечно, наш смех был совершенно дружеский, но вызывать его вживую Олег больше не желал. Как мы его не уговаривали. Это ж не Аркаша.
Девчонки (Света и Таня) отбивали денники и с нами не ездили. Они поймали Дикого, влетевшего прямо в конюшню, и уже хотели бежать разыскивать нас, но тут прискакал Миша, который гнался за сбежавшим Диким. Мишка успокоил их, сказав, что с нами всё в порядке и мчаться к нам на помощь не надо. А, когда Света собралась сесть на коня, чтобы его отшагать, и обнаружилось отсутствие путлища. Дикого отшагали в поводу, расседлали и поставили в денник. Тут и мы с Комсоргом появились на горизонте.
Путлище со стременем искали всей толпой, прочёсывая "частым гребнем" весь газон и беговую дорожку ипподромного круга. Было это спустя час после нашего возвращения в конюшни. Комсорг, который получил от Дикого длинную ссадину на боку и локте, с нами не пошёл.
Лишь через две недели Дикий стал спокойным и послушным, то есть почти "старым". А путлище потом отстёгивалось при малейшем отведении ноги назад и мы его ещё пару раз теряли на галопе, а потом разыскивали по всему ипподромному кругу!
Следующий "подарочек" от Дикого мы получили, решив обучить его в телегу. Выбрав погожий июньский денёк, мы запрягли его в конюшенную телегу, с помощью конюхов, конечно, ведь сами мы ещё не умели, мы-ж все были спортсмены. Нам дали самый замызганный хомут и самую старую сбрую (какую не жалко, если порвём). Всей толпой мы насели в телегу, Олег взял в руки вожжи и весело чмокнул. Дикий не подкачал и полностью оправдал своё имя! Порядок вылета нам не смогли точно рассказать даже самые заинтересованные свидетели. Мне казалось, что я вылетала предпоследней, и что там кто-то ещё оставался, но это всё - как в тумане. Кто был последним, так осталось тайной. Зато ясно помню, что летела почему-то вперёд, а потом увидела над собой жёлтое пузо Дикого и телега правыми колёсами проехала по мне. Хорошо, что она была на резиновом ходу, было почти не больно. Телега нашлась за ближайшими деревьями, с запряжённым в неё разорванным хомутом. Сам Дикий пасся неподалёку, волоча за собой порванные вожжи. Его поймали, поцокали языками, а Кандей сказал, что телегу нам больше не даст.
Но мы трудностей не боимся и отступать не привыкли. Одноногий дед Миша, шорник и сторож, пообещал починить хомут и вожжи "к завтрему". Мужики посоветовали запрячь коня в сани: мол, они потяжелей на ходу, и не дребезжат. "Побольше насядете и порядок" - говорили они, глядя на нас, как на ту самую категорию людей, с которыми лучше сразу соглашаться.
Видимо, свежий воздух и кумыс, который мы пили там постоянно, действовали на нас как-то по особому. На следующий день мы таки запрягли Дикого в сани. Ничто ничего не предвещало. Мы "насели побольше", Комсорг взял вожжи, а я и Ира взяли Дикого под узцы, и с хлебом и лаской повели его на ипподромный круг. Дикий честно влёг в хомут и спокойным шагом потащил сани с народом. Метров через 300 мы решили, что самое страшное миновало и сели тоже. Ещё через 300 метров Комсорг решил, что можно ехать и побыстрее, и чмокнул Дикому. Дикий резко рванул вперёд, вожжа шлёпнула ему по крупу и понеслось. На этот раз я вылетела первая и, сидя на попе почти в центре бегового круга, очень отчётливо видела, как на крутом вираже из саней вываливаются остальные "народы". Оставшись последним, Комсорг изо всех сил тянет вожжи на себя, пытаясь остановить коня, а сани летят не касаясь земли. Ему кричат: "Прыгай, Олег, ПРЫГАЙ!". Он успевает скатиться с саней и конь с ними скрывается в лесополосе, отгораживающей конюшни от круга. Все заняло несколько секунд.
Добежав до лесополосы, мы нашли в ней Дикого, на сей раз, для разнообразия, запряженного в сани. Внутри оглобель вместе с конём стоял клён, толщиной в руку, в который сани и упёрлись. Как такое возможно, не представляю! И никто представить не смог. Подбежали конюха и Кандей. Постояв вокруг и опять поцокав языками, мы стали распрягать коня. Вся сбруя была цела, вожжи обмотались вокруг оглобли, но тоже уцелели. Впятером мы оттащили сани на конюшню и решили больше судьбу не испытывать. Дикий остался верховой лошадью.
В прошлом году на отделение в Светлом пришёл новым начконом молодой специалист Лёша Маслов. Он окончил Московскую сельско-хозяйственную академию имени Тимирязева. И сам коренной москвич. Каким ветром его занесло в такую даль, не знаю. Я с ним не почти пересекалась до последнего времени. Узнав об организации похода, он загорелся ехать с нами и обещал нам помочь. Договориться с директором и Главным зоотехником о выделении ещё лошадей, телеги, снаряжения. Мы обрадовались и с облегчением свалили всю организационную часть на него. Через месяц конюха по секрету сказали нам со Светкой, что Маслов трепло, и ему здесь никто не верит, причём уже давно. Народ его ненавидит и тихо саботирует все его указивки. В общем, зря мы с ним связались, он нам всё дело завалит. Мы скучковались и пошли призывать Маслова к ответу. Представ пред нами, Маслов клятвенно заверил нас, что все идёт как надо, пусть мы не волнуемся и спокойно работаем, обучаем лошадок, а он все сделает, как обещал. Вот-вот. Я в лоб спросила его, был ли он у директора. Нет, но он собирается завтра, с утра. Я предложила ему утром встретиться в конторе. Нет - нет, он сам, не беспокойтесь. Директор суров, к нему нужен особый подход. Он только-только провёл всю подготовку. А мы можем всё испортить, если заявимся все к нему. Нас это начало слегка волновать.
Вообще-то, честно говоря, нам было катастрофически некогда. Мы написали заявы в деканат на досрочную сдачу сессии "в связи с подготовкой и организацией конной агитбригады, посвящённой XII Всемирному фестивалю молодёжи и студентов". Всё официально, от имени райкома комсомола, с печатями, подписями. Нам дали добро. И мы бегали по институту все в мыле, чтобы успеть развязаться с экзаменами. Мы были отличниками, нам бы и так светили пятёрки "автоматом", но позже. Преподы, конечно, шли нам навстречу. Но не все.
Преподаватель генетики, знаменитый профессор Иванов, прочитав сию бумагу, начал спрашивать нас с Комсоргом на каждой лекции, приговаривая: "А что думают по этому поводу наши юные участники конного агитперехода?" С одной стороны, такая известность, нас стали узнавать, через одного интересоваться походом. А, с другой...
Моя подруга Танька Е. с нами не едет, она только помогает готовить лошадей. После первого профессорского опроса она тут же пересела от меня на другой ряд. Как она выразилась: "чтоб он меня с тобой случайно не перепутал!". Нас, действительно, многие путают, хотя мы совершенно непохожи, она носит очки, а я нет, даже рост у нас разный! (Ну, разве что, у нас одинаковые имена, длинные тёмные волосы, заплетённые в косу, карие глаза и стройные фигуры. А ещё, мы обе беззаветно любим лошадей. Наверно, любовь к лошадям и сбивает всех с толку!)
В конце последней лекции профессор велел нам подойти на кафедру для сдачи экзамена досрочно. Мы прибыли следом за ним. На двери кафедры висел список вопросов, 52 - напечатанных на машинке и 53-й, подписанный от руки, скорее всего, сегодня утром. Заходим. Билеты мы все знали, но всё равно мандраж бил, во всяком случае меня.
Профессор сел за стол и сказал:
- Давайте зачётки. Я ставлю вам обоим "пять".Я облегчённо вздохнула, но тут выступил доцент кафедры Петухов:
- А за что это им "автоматом" "пять"? Они хоть знают матерьял? Что, все пятьдесят два вопроса выучили? - обратился он ко мне.
- Там пятьдесят три, - отвечаю я.
- А! Ну тогда точно, знаете!
И все рассмеялись. Мы вышли и, закрывая дверь, я слышала голос профессора:
- ... юные участники конного агитперехода...
Это был последний экзамен. Фу-ух! Свободны!
Маслов тогда к директору так и не сходил. Мы были в бешенстве. Почти всё готово! И нам нужны ещё лошади. Срочно! Обученную - в телегу и пару - тройку верховых. Маслов опять обещает пригнать лошадей из табуна. Ему уже не верим, идём к бригадиру Кандею. После приезда "тимирязевского выпускника" Маслова, он остался только бригадиром, хотя до этого исполнял обязанности ещё и начкона.
Бригадир Геннадий Фёдорович, высокий, темноволосый, с жгуче-чёрными усами, "косая сажень в плечах" (очень красивый и чем то неуловимо напоминающий мне актёра, игравшего Зорро), хмуро посмотрел на нас, но обнадёжил. Оказывается, лошади есть, и Маслов уже ездил в табун за ними, но почему-то не пригнал. Значит, надо самим ехать забирать их из табуна. Седлаем коней и в путь. Заберём лошадей сами и приведём их в поводу, вроде бы они обученные. Табуны пасут за шесть километров от Светлого. Выспросив дорогу (для верности несколько раз, от разных людей, а то мы знаем, какой Маслов "полупроводник"), выезжаем. У нас с собой две запасные уздечки. Еду я, Ира и Комсорг. Света с Мишей остались чистить конюшню.
Табун нашли почти сразу - увидели его с горки. Подъезжаем к табунщикам, я объясняю кто мы и что нам надо. Мужики веселятся неизвестно чему. Показывают мне кобылу. Она великолепна, просто глаз не оторвать. Рослая, тёмно-тёмно-гнедая, почти караковая, полукровка, зовут Венера. Привязываем своих коней. Я рассёдлываю Ворона. Венера доверчиво подходит и спокойно даёт себя подседлать. Сажусь верхом. Самый огромный из табунщиков между делом сообщает, что на кобыле уже два года не ездили. Я интересуюсь, почему? Он нехотя говорит, что "кобылка как бы с подвохом". Не поняла, но уточнять не стала.
Разворачиваю Венеру от табуна и высылаю. Кобыла послушно берёт с места в карьер. Пригибаюсь и лечу! В смысле, уже лечу вперёд кобылы, меня резко разворачивает над землёй и я повисаю на поводе перед мордой лошади! Опа! Вот это фокус! Пока забираюсь вновь в седло, вижу краем глаза довольные рожи табунщиков и вытянутые лица наших... Кричу, что всё нормально. Мне и вправду не впервой. Ипподромовский Гранит тоже любил нас пометать, так что опыт есть. Вновь высылаю кобылу, надеясь, что готова к её выкрутасам. Хлоп! Я опять вишу на поводе перед её мордой. Но, на этот раз, я хоть поняла что произошло: кобылища разогналась на ста метрах карьером, а потом резко тормознула, и поддала задом. Голову она опустила, чтоб мне было проще её покинуть, а когда я перелетела через неё, то резко задрала. Очень удачно, поэтому я опять на ногах, благодаря крепкому поводу. "Вот змеища!" - думаю я, - "Тоже мне, Венера, богиня любви!"
Снова лезу в седло, правда не так лихо, как в первый раз. Заметила, что табунщики уже не смеются. Но мне не до этого. Высылаю кобылу! Хлоп! Или фью-ю-ють? Интересно, насколько прочен повод? Надеюсь, выдержит. Лезу в седло. Ко мне бежит тот самый огромный табунщик и с воплем - "Нет уж, это выше моих сил!" хватает кобылу за повод:
- А ну, слезай! - приказывает.
- Что-о? Я ещё не устала! - сопротивляюсь я.
- Хватит с тебя! - он почти сдёргивает меня за руку с седла, садится сам, отпускает подлиннее стремена, и они уносятся в клубах пыли.
До меня, наконец, дошло какой у кобылы подвох. Ноги немного дрожат, да и всю остальную меня слегка потряхивает. Я побрела к своим. Там же толклись и оба оставшихся табунщика. Пока ждали, табунщики рассказали, что пару дней назад приезжал Маслов, хвастался, какой он гениальный начкон и организатор. Рассказал про конный поход и что, якобы, это он всё придумал и сделал. Вот они и решили подсунуть ему Венеру. Он навернулся с неё разок и убрался восвояси. А сегодня приехали мы. Мы слушали это и приходили в ярость. Похоже, скоро мы будем сатанеть лишь при одном слове "Маслов", как собаки Павлова на звонок! Вот гад!
Мы заверили их, что прониклись к Маслову лютой ненавистью не на шутку. Вдали показалась Венера с седоком. Он спрыгнул с седла, и я только теперь толком разглядела, какой он огромный. Просто гигант. Наверно, больше двух метров, настоящий былинный богатырь. Кулаки, так, точно, с мою голову. Ну, или с Иркину!
- Она больше не будет! - сказал он, передавая мне повод.
- Как Вы это сделали? - я была в восхищении.
- Секрет! - он лукаво ухмыльнулся и пошёл к своим.
Табунщики показали нам остальных коней, отобранных для похода: серый в яблоках Нептун и светло-гнедая Зоология. Оба полукровки, от орловских рысаков. Нам они очень понравились. Они обещали отдать их на отделение за день до выезда. Тепло попрощавшись с табунщиками, мы отбыли в Светлое. Ворон отлично шёл в поводу, Венера вела себя идеально.
Месяц назад Аркаша придумал репертуар и начал делать из нас актёров. Три раза в неделю мы должны были, как штык, быть у него на репетиции. Мы выкладывались изо всех сил, но он всё равно был недоволен. И артисты из нас никакие, и концерт короткий. Тогда он задумал позвать с нами профессионалов. Мы вяло посопротивлялись, но он махом задавил наше недовольство на корню. Не знаю, где он познакомился с театралами и как он уговорил их на этот поход, но результат налицо: с нами едут настоящие актёры театра кукол! Вера, Ольга и Андрей.
Всё, глаза закрываются. Спать!
29 июля 1985 г. Понедельник.
Утром мы всей толпой поехали на "93 километр", на шестичасовой электричке. Аркаша с Олегом сошли в Чике. Нам выходить через одну. В 7-30 мы на месте.
8-00 утра. Аркаша и Комсорг, наверно, уже сидят у директора, в конторе. Наша обычная работа - отбить денники и отработать лошадей, уже не нужна. Мы вчетвером слоняемся без дела. Или сегодня мы уезжаем, или походу конец!