Ольга Березина
-----------
Фален
-----------

Был тихий июльский вечер. Все наше семейство, включая 
маминого кузена дядю Роберта и его жену Эмилию сидело на террасе и 
придавалось обычному ничегониделанию. 
После второго графина вишневого морса к нам присоединился 
полковник Адамс, с которого все и началось. Адамс - это наш 
сосед. Он недавно вернулся из Занзибара, где выполнял, по его 
словам, тайную миссию правительства. Теперь он, полный переживаний 
и впечатлений, горел желанием излить на на все резервуары своей 
души. 
Спор начался невинно. Полковник затянул рассказ о какой-то 
длинной и запутанной операции в горах. Его, по традиции, никто не 
слушал, хотя это могло показаться невежливым. Для нас же 
подобные рассказы были более привычны, чем шум водопада, и мы 
автоматически вставляли ничего не значащие фразы, состояшие, в 
основном, из междометий. Но когда полковник сказал: "Фален 
аффен-пинчеру поневоле папильон", отец не выдержал. 
- Позвольте, полковник, я конечно уважаю вас и ваш богатый 
опыт, но мне кажется, что фален аффен-пинчеру скорее 
болонский бишон или, на худой конец, анатолийский карабаш, 
но уж никак не папильон. 
Это невинное замечание очень расстроило полковника, и он 
сказал, что отец мог бы судить о зенненхундах и ретриверах, а уж 
об аффен-пинчерах пусть предоставит судить ему. На это мамин кузен 
дядя Роберт заметил, что полковник, вероятно, спутал зенненхунда 
со смоланстеваре, что, впрочем, неудивительно, учитывая его, 
полковника, европейское образование. Дядя Роберт недолюбливал 
полковника и не пропускал случая поддеть его по любому поводу. 
Полковник наудивление спокойно проглотил эту пилюлю и уже 
перешел-было снова к Занзибару, но тут мой старший брат Ник, 
вернувшись с третьим графином вишневого морса, подлил масла в 
огонь: 
- Да вы оба неправы, по-моему. Не знаю, как фален аффен-
пинчеру, а аффен-пинчер фалену уж точно папильон. 
Теперь полковник и дядя Роберт вместе накинулись на бедного 
Ника. 
- Вы, молодой человек, даже тервюрена от далматина с 
пятнадцати шагов не отличите, а уж беретесь судить о 
папильонах! - кричал полковник. 
- Что ты, Ники, - вещал дядя Роберт, - аффен-пинчер фалену 
такой же папильон, как и дратхаар курцхаару цвергшнауцер!
Последние слова дяди Роберта потонули в дружном хохоте. Мне, 
призаться, было слегка обидно за брата, но тоже очень понравилась 
шутка дяди. 
- Подумать только, цвергшнауцер! - умилялась мама, смахивая 
кружевным платочком слезы, выступившие у нее на глазах от смеха, 
- подумать только! 
Однако моя бабушка Роза проговорила из своего плетеного 
кресла: 
- Знаешь ли, милочка, мне все-таки кажется что Робби 
слегка преувеличивает. У меня был один знакомый викарий, 
еще до интервенции, кажется... 
- Который знал дратхааров как свои пять риджбеков, а на самом 
деле это были и не дратхаары вовсе, а чесапик-беи, чтобы не сказать 
кромфорлендеры! - это проснулся дедушка Поль. 
- А я считаю, что судить о фаленах с точки зрения древеров также 
нелепо, как делать из маламута мопса, - покраснев, сказала 
сестренка Иден. 
- Это кто там маламут? - закричал младший брат Чарли. Он 
раскрашивал цветными мелками келпи кеесхонда и не уловил смысла 
замечания сестры, - если кто и маламут, что кое-кто другой - 
венгерская выжла! 
- Ах ты, словацкий чувач! - взорвалась сестра. 
- Дети, прекратите ругаться, - сказала мама, - лучше принесите 
парочку малинуа и швен-де-бри. 
Чарльз и Ивен побежали было в шелти, но оттуда вышли салюки и 
слугги. Саллюки несла фландский бювье, а слугги - пресловутого 
аффен-пинчера под бульмастифом и шарпеем. Такое совпадение сильно 
озадачило полковника, и он пустил пуми в хендер. Дедушка, как 
заправский голубой гасконский басет, покачиваясь с пятки на носок, 
наблюдал за бретанским эспаньолом с шапендоес. Дядя Роберт сложил 
свой стабихун в полтоллах, и собрался на 
уэст-хайленд-уайт вместе с тетей Эмили бабушкой Розой. Мама с 
отцом поставили на старенький лейкен тервюрен и затянули 
харвистон. 
И только Ники, потягивая бобтейл, тихонько ворчал. 
Так прошел еще один день. Солнце уже садилось, и 
все разошлись, а я еще долго сидел на террасе и думал о 
шилленстеваре, и о бассенджи, и о бруно-де-юре, не говоря уже об 
артезиано-нормандских басетах. Неслышно подошел отец и, положив 
свою длинношерстную чихуахуа в мою протянутую ши-тцу, сказал: 
- И все-таки, сын, если фален аффен-пинчеру и папильон, 
то фихте гегелю - дюрренматт.