Я свернул за угол большого здания и вышел на улицу этого города.
Небо чувствовалось кожей. Я видел невозможность неба быть здесь, у этой земли. Я слышал, как оно стремительно неслось на юго-запад, стремясь убежать отсюда. Но только это не имеет смысла. Тот, кто создал это все, был плагиатором, Он взял Небо откуда-то ОТТУДА и прилепил сюда. Оно не наше, не здешнее. Кто-то чувствует это и тогда он сходит с ума, от боли за небо, или от невозможности отделаться от этого чувства и перестать смотреть вверх и жить там а не здесь. И тогда они кончают с собой. Небо несется с огромной скоростью на юго-восток, все увеличивая темп. Но это не имеет смысла. Тот, кто создал здесь все, сделал так, что оно бегает по кругу как белка в колесе. Я несчастен, и мне не хватает сил оставаться человеком в моем несчастии, поэтому я злорадно улыбаюсь чужим потерям. Но где-то глубоко в душе мне жаль небо. Я понимаю его и чувствую его боль.
Мимо изредка проходят люди. Лето, и не каждый отважиться выйти на улицу. У ларька со всякой всячиной лежит собака и лениво смотрит на редких прохожих сквозь полу прикрытые глаза. И непонятно умирает она, или изнывает от жары.
- У вас есть что-нибудь безалкогольное из холодильника?
- "Балтика" нулевка.
- ...Спасибо, не надо...
Удрученно бреду дальше под палящими лучами солнца этого мира. Странный это край, какой-то слишком нервный что ли. Одни крайности в природе. Зимой здесь минус сорок, летом плюс сорок. Амплитуда, по-моему, великовата. Может кому-то и нравиться, но лично я предпочитаю холод, люблю, когда немножко знобит - чувствуешь себя живым. Нужно видимо перебираться отсюда в более умеренные климатические пояса. Дохожу до магазина. С удовольствием захожу в кондиционированное помещение. Хотя слово "помещение" слишком казенное для отражения моего ощущения. Подхожу к прилавку и, достав помятый, мокрый червонец из кармана джинсов протягиваю его продавщице, в который раз пообещав про себя купить бумажник.
- Стекляшку колы, пожалуйста. Из холодильника.
Выхожу из магазина и пару десятков метров иду, прижимая бутылку к голове. Она такая холодная, что кажется может довести до некроза кожи у меня на лбу. Неторопливой, немного шаркающей походкой иду вдоль по улице. Разглядываю прохожих, проезжих, и остающихся на месте в окнах своих квартир. Чем заняты мысли этих людей? О чем думают они когда их мысли отвлекаются от жара сегодняшней земли. Я делаю глоток, и мне становится легче. Мое внимание привлекает девушка идущая мне на встречу. Прямые волосы цвета солнца ниспадают ниже плеч ее, и тень от них ласково лежит у нее на шее. Губы цвета зрелой летней клубники, такой вкусной и свежей, что кажется можно умереть от наслаждения ее вкусом. Глаза цвета неспокойного неба смотрят на меня, и я чувствую свое единение с миром. Она и есть весь мир для меня. Я чувствую, как поднимаюсь над землей, и ничто уже не имеет в сущности значения. Ничто кроме мира, которым она является для меня. Тело мое становиться легче. Руки и ноги настолько теряют в весе, что поднимаются горячим испаряющимся с земли воздухом. Я слабею. И теряю разум. Сердце мое захлебывается собственным ритмом как старый мотор какого-то драндулета. Я не заканчиваю следующего шага. Поднимаю глаза и вижу, как деревья начинают свой ритуальный танец, медленно кружась надо мной. Мои руки разжимаются, и бутылка со звоном падает на камни, торчащие из земли. Следом мягко оседаю я. Девушка подходит ближе и стоя на коленях, я вижу что опять обознался. Образы ЖИЗНИ моей все еще преследуют меня, хоть это и было безумно давно. Лежа на земле, закрывая глаза, я вижу, как она проходит мимо, вижу ее маленькие, словно детские пальчики, выглядывающие из босоножек. Глаза мои закрываются. И в красной темноте я слышу, как сердце мое пытается попасть в ритм моей жизни. Попытки его безуспешны, и через несколько секунд оно недоуменно замолкает. Сначала молчание ее становиться грустно-обидчивым, затем скорбным, а затем красная темнота окрашивается черным.
II
Я пролежал, видимо около двух, трех часов. Сознание вернулось ко мне бардовым покрывалом моих век просвеченных на солнце. Я лежал и любовался узором сосудов на шторах моей души. Мимо шли люди, ехали машины, пробегали собаки и кошки, пролетали стрекозы и мухи. Мне на нос села бабочка и я открыл глаза. Мир остался тем же. Он не пропал, не исчез, не изменился ни в цвете, ни в запахе. Я моргнул и бабочка взмахнула крыльями, прощаясь со мной и улетая в небо. И я видел.
Дети изображающие беззаботность потому как они дети и им положено быть беззаботными. Взрослые делающие вид что у них все в порядке и с заботой глядящие друг на друга и на детей своих, потому что так надо. Нельзя чтобы видно было что ты в чем-то несчастен и отличаешься от других иначе останешься один на всей земле. Собака ласкает своих щенков и играет с ними в шутку прикусывая им головы. Однажды видел как скорпиониха поедала своих детей. Чувствую что мысли мои стекают с меня словно пот или воск. Кое-как вползаю в тень дерева, подтягиваю колени к подбородку и плача засыпаю.
Просыпаюсь далеко за полдень. Встаю. Тяжелая голова еле движется на моей тонкой шее. Отряхиваю штаны слишком широким жестом. Покачиваясь ухожу с этого места. Добредаю до главной улицы этого города и иду в сторону площади, наверное как и везде Площади Ленина. День катится к концу но все же еще есть время найти то что ищу уже давно, и хоть пока безрезультатно, но все-таки с надеждой. Ветер развевает мне волосы, и небо уже не кажется чем-то далеким. Так обычно бывает под вечер, когда шаги становятся меньше, а дыхание слабее. Небо укрывает тебя своим пологом и тихо напевает в твоей голове о своей многотысячелетней печали. Ты переживаешь ее горе и кутаешься в темно-синий плащ с бордово-желто-оранживыми оборками. Планета ложиться тебе на ладони а небо из-за плеча рассматривает ее вместе с тобой и тыча пальцем и говоря шепотом рассказывает старые истории. Истории жизней, рождений и смертей. И все они горными речками сливаются в Память Любви. Я спросил у Неба, любило ли оно. И оно мне ответило что да, только очень-очень давно. Так давно, что боль уже стала частью нее. И уже не разглядеть где кончается память и начинаются мечты. Так давно, что то, что еще помнится уже не имеет цвета. Небо спросило меня любил ли я, и я ответил что да, только очень-очень давно, это было в неисчислимо прошлой, далекой от меня, словно не моей жизни. Сказал, что память моя об этом светла, но уже ровным, почти мертвым светом. Сказал, что теперь знаю что будет после, но не знаю смеяться ли этому или плакать. Если хочешь, просто забудь - сказало Небо и дыхание ее обжигающее мне шею пропало. Я обернулся. Оно сидело укрыв ноги пледом млечного пути и протягивая мне амнезию. Я взял ее в руки. Сначала пришло ощущение а потом я увидел. Я стою на самом краю многокилометрового обрыва и чувствую Шаг. Это как лишить кого-то жизни или подарить кому-то жизнь. И я думал. И я чувствовал все прошедшее и настоящее. И я увидел все последующее за Шагом. И я думал. И я рассуждал нужна ли мне эта боль грозящая скоро превратится в бесцветное полотно фактов Истории. И я пытался почувствовать потеряю ли Я Себя если Забуду. И я думал. И я чувствовал что если убью эту Память то умру и я сам. Память выросла во мне и стала частью меня. Она стала Я. Я выронил дар неба из рук и ощущение Шага исчезло. Я сел на пол и заплакал. Небо протянуло мне Веру, - что же ты ищешь? Прошлое - был мой ответ.
Когда небо упадет, мы поймаем жаворонков.
Я шел мимо людей и вглядывался в лица. Лица, лица, лица, лица. Город сотен лиц. Город сотен тысяч лиц. Город сотен тысяч живых лиц. О чем мыслят они, чем живут, что ищут и что находят. Я провожал взглядом людей и поворачивал голову им вослед пытаясь прочесть их. Я искал. Искал в этом городе как и в десятках других. Искал в глазах, в жестах, в походке и смехе. Искал квартал за кварталом, улица за улицей. Искал. У мира час до полночи - пропело небо. И я сел на дорогу отдохнуть. Вдруг солнце выпрыгнуло из-за горизонта и меня что-то сильно ударило. Я пролетел метра два и лег на остывающий асфальт смотреть небо. Раздался скрип резины и скрежет металла. Потом робкие шаги, кто-то посмотрел на меня сверху вниз и убежал. Хлопнул дверью и прошлифовав судя по звуку метра два укатил. Я лежал и выдумывал себе новоприобретенную Веру. Я лежал и рассказывал Память. Я лежал и смотрел небо. Глаза мои закрылись.
Завтра. Завтра я очнусь за границей этого города и продолжу путь дальше к другим городам. Мои поиски вечны, пока вечен я. А я вечен пока есть места где я не был. И я мертв пока не рожден заново Ее сердцем. Я ничто, пока не услышу имя свое произнесенное ее губами. Имя, коим она называла меня.