Оленька молилась по Псалтыри о "времени благоволения". Шел 1978 год, ей было десять лет. Ей сказали, что молиться она будет до двенадцати, а потом ее окрестят. Вернее, это обещала ей мать, Рыжая Таня. Ее отчим, Олег Иванович Огарев, которого многие называли Гордеем Гордеичем за его высокомерие и наглую дерзость в обращении с людьми ниже его по чину, был верным сталинцем в брежневские времена и воинствующим атеистом. Веру Тани и Ольги, внебрачной дочери своей жены, он терпел, иногда высмеивал, называя Господа Бога свиньей и жидовским выродком, а иногда и избивал Ольгу после молитв.
Сегодня он хвалился так: "Мой дед был ЛИЧНО знаком с человеком, убившим Николашку. (Он имел в виду несчастного и милого Царя-мученика Николая I Романова). А может, и сам убил. Знал он все точно слишком, свидетелем был. Сам убил, как пить дать, сам". Он был сильно подшофе, а к ночи собирался напиться еще сильнее.
Таня не слушала его. А вот Ольга, несмотря на черноту, охватывавшую ее от его слов, впитывала каждое слово. Об истории в ее доме говорили редко, об истории Семьи - тем более.
"Оля, слушай. Это я, я убил - говорил мне дед. А он был попом-расстригой, вернее, бывшим расстригой-монахом. Двенадцать лет в послушании жил в монастыре. Потом поймали его, что в женский монастырь за бабьем ходил, и выгнали".
"Ты что такое говоришь дочери? Дед Виталий Степанович был прекрасный человек, я видела и знала его. Какие девки из монастыря? А про царя заткнись вообще, донесут, если Олька разболтает, что ты про расстрел царя рассказывал дома, и сам под монастырь пойдешь. Да деда Витя был... да как ты можешь?" - прислушавшись к пьяному трепу, сказала Таня, злясь.
Ольга после наступившего молчания произнесла: "Мама Таня, пусть рассказывает. Мне интересно. Я читала Ленина, том 23, и видела его приказ о расстреле царя. Так что я знаю. А что, царь был хороший человек? Раз его убили? Знаете, я Ленина не очень люблю. Точнее, ну, дедушку Ленина".
Но разговор был смят. Огарев, хрюкнув, как чорт, засмеялся и пошел еще за фляжкой с коньяком.