Биченкова Ольга Евгеньевна : другие произведения.

Скарлетт_черно_пока не отредактированный перевод 9 глав

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Скарлетт
  
  Сиквел романа Маргарет Митчелл
  УНЕСЕННЫЕ ВЕТРОМ
  
  
  Александра Рипли
  
  Скарлетт
  
  Александра Рипли, которую на родине Маргарет Митчелл выбрали для написания этого сиквела, родилась и выросла на Юге. Она является автором трех бестселлеров: "Чарльстон", "Покидая Чарльстон" и "Наследство в Новом Орлеане". Александра Рипли с мужем живут под Шарлоттсвиллем в Вирджинии.
  
  Александра Рипли
  
  Скарлетт
  Сиквел романа Маргарет Митчелл
  "УНЕСЕННЫЕ ВЕТРОМ"
  
  ПЭН БУКС
  
  ЗАТЕРЯННЫЕ ВО ТЬМЕ
  
  Скоро это кончится, и потом можно уехать домой в Тару. Скарлетт О"Хара Гамильтон Кеннеди Батлер стояла наособицу, в нескольких шагах от людей, оплакивавших Мелани Уилкс. Шел дождь. Одетые в траур мужчины и женщины держали над головами открытые зонты. Женщины обнимали друг друга, соприкасаясь зонтами, плача и делясь своим горем - и укрытием от дождя и ветра.
   Скарлетт зонтом ни с кем не делилась. Не делилась она и своим горем. Порывы бросали под зонт холодные мокрые струйки, лившие прямо на шею, но женщина этого не замечала. Она не замечала ничего, пребывая в глухом оцепенении от утраты. Скарлетт будет оплакивать Мелани позже, когда сможет перенести боль. Она была внутренне отстранена от боли, чувств, мыслей. От всех мыслей, кроме одной. Слова снова и снова звучали в ее мозгу, неся будущее избавление от боли и полное восстановление - когда она будет полностью исцелена.
  Скоро это кончится, а потом я могу уехать домой в Тару.
  
  "... пепел - к пеплу, прах - к праху..."
  Голос священника проник через стену оцепенения, слова зазвучали громче. Нет! Скарлетт молча заплакала. Не Мелли. Это - вовсе не могила Мелли, она слишком велика, Мелли такая хрупкая, и у нее косточки-то как у птички. Нет! Она не может умереть, не может быть, чтобы она умерла.
  Скарлетт резко повернула голову. Ее охватило чувство отрицания: отрицания открытой могилы, в которую опускали простой сосновый гроб. В мягкой древесине отпечатались небольшие полукруги - отметины, оставленные молотками, вгонявшими гвозди, чтобы закрыть окошко в гробе над нежным, любящим личиком Мелли, еще сохранявшим форму сердечка.
  Нет! Нельзя, не делать этого! Идет дождь, нельзя класть ее там, где на нее будет лить дождь. Она так зябнет, ее невозможно оставить под зябким дождем. Я не могу смотреть на это, я не вынесу, не поверю, что она умерла. Она любит меня, она - мой друг, мой единственный настоящий друг. Мелли любит меня, она не оставит меня, когда она нужна мне больше всего.
  Скарлетт посмотрела на людей, окруживших могилу, и в ней закипела ярость. Никому нет дела, кроме меня, ни один из них не потерял больше, чем я. И никто не знает, как я люблю ее. Мелли знает, верно, не так ли? Она знает, я привыкла верить, что она знает.
  Хотя они никогда не поверят. Ни миссис Мерриуэзер, ни Миды, ни Уайтинги, ни Элсинги. Глянь-ка на них - столпились вокруг Индии Уилкс и Эшли, как стая намокших ворон в своих траурных одеяниях. Они успокаивают тетушку Питтипэт, все правильно, хотя все знают, что она принимается плакать по любому, самому пустяковому поводу, вплоть до обгоревшего по краю тоста. Им и в голову не приходит, что, быть может, и я нуждаюсь в утешении, что я была ближе к Мелани, чем любой из них. Ведут себя так, как будто меня здесь нет. Ни один даже не обратил на меня внимания. Даже Эшли. Он знал, что я была с ними эти два ужасных дня после смерти Мелли, когда я была нужна ему, чтобы управиться с делами. И всем, всем я была нужна, и Индии тоже, когда они блеяли рядом со мной, как овцы. "Что мы будем делать с похоронами, Скарлетт? А угощение для гостей? Где взять гроб? И кто будет его нести? А место на кладбище? Надпись на памятнике? Некролог в газету?" А теперь они так и виснут друг у друга на шее, плача и рыдая. Хорошо же, я не порадую их приятным зрелищем моих слез в одиночестве, когда никто их не утирает. Я просто не буду плакать. Не здесь. И не сейчас. Если я начну реветь, то, возможно, не смогу остановиться. Вот когда я попаду в Тару, тогда и смогу нареветься.
  Скарлетт вздернула подбородок, сжала зубы, чтобы они не стучали от холода и чтобы прогнать комок в горле. Скоро все это кончится, и потом можно ехать домой, в Тару.
  
  На Оклендском кладбище Атланты Скарлетт теснили воспоминания об ее разбитой вдребезги жизни. Высокий гранитный шпиль, серый камень в струйках дождя были печальным памятником тому миру, который навсегда ушел в прошлое, беззаботному миру ее юности до Войны. Это был Памятник конфедератам, символ гордости и бесшабашной храбрости, в свое время венчавший Юг яркими флагами... Все это ушло в небытие. Это было все, что осталось вместо погибших жизней, друзей ее детства, кавалеров, вымаливавших у нее вальсы и поцелуи в те дни, когда перед ней не стояло большей проблемы, чем та, какое бальное (с неизменно широкой юбкой) платье выбрать для предстоящего бала. Этот памятник был поставлен и в честь ее первого мужа и брата Мелани, Чарльза Гамильтона. Он стоял в честь сыновей, братьев, мужей, отцов всех промокших под дождем людей, плакавших у небольшого холмика, где теперь была похоронена Мелани.
  Были и другие могилы, другие вехи. Фрэнк Кеннеди, второй муж Скарлетт. И маленькая, ужасающе маленькая могилочка с надгробием, на котором было написано "Юджиния Виктория Батлер", и под этой надписью - "Бонни". Ее последний ребенок, ее самое любимое дитя.
  Живые, как и мертвые, окружали ее, но она стояла одна. Кажется, здесь собралось пол-Атланты. Толпа переполнила церковь и теперь распространялась широким, неровным черным полукружьем вокруг открытого рва могилы Мелани Уилкс, кровавой раны в сером цвете дождливого дня, вырытой в красной глине Джорджии.
  В первом ряду хоронивших стояли те, кто был ближе всего к ней. По белым и черным лицам струились слезы, но Скарлетт не плакала. Старый кучер Дядюшка Питер, Дилси и Куки стояли вместе, образуя собой черный треугольник, защищавший Бо, перепуганного маленького сынишку Мелли.
  Здесь собралось старое поколение Атланты со своими удручающе немногочисленными потомками, которые остались в живых. Миды, Уайтинги, Мерриуэзеры, Элсинги и их дочери и зятья, Хью Элсинг - последний живой сын; тетушка Питтипэт и ее брат, дядюшка Генри Гамильтон, забывшие свою старую вражду в общем горе по своей племяннице. Молодая, но выглядевшая так же старо, как и все остальные, Индия Уилкс спряталась в своей группке и бросала на своего брата, Эшли, горькие и виноватые взгляды. Как и Скарлетт, он стоял один под дождем. Эшли стоял с непокрытой головой, не сознавая возможности укрыться под каким-нибудь зонтом, не ощущая промозглой сырости... он был совершенно не способен воспринять ни окончательности слов священника, ни реальности узкого гроба, который укладывали в могилу, вырытую в смешанной с грязью красной земле.
  Эшли. Высокий, стройный и какой-то бесцветный, с волосами цвета серебра, которые теперь казались серыми, с бледным потрясенным лицом, таким же опустошенным, как его пустые, невидящие серые глаза. Он стоял, выпрямившись, и его выправка была наследием, оставшимся от многих лет, проведенных в серой офицерской форме. Он стоял неподвижно, бесчувственно и бессознательно.
  Эшли. Он был символом всей разбитой жизни Скарлетт. Из-за любви к нему она не замечала счастья, которое могла получить просто так, только возьми в руки. Она отвернулась от мужа, не видя его любви к себе, не признавая своей любви к нему, поскольку ее желание к Эшли всегда стояло перед их глазами. И теперь Ретт ушел, его присутствие здесь выражалось только россыпью жарко-золотых осенних цветов - среди других цветов. Она предала своего единственного друга, прокляла упрямую лояльность и любовь Мелани. И теперь Мелани ушла. И даже любовь Скарлетт к Эшли кончилась, так как она осознала - причем слишком поздно,- что привычка любить его за многие годы заменила саму любовь.
  Она не любила его и никогда не полюбит вновь. Но теперь, когда она уже не хотела его получить, Эшли был ее, был наследством, доставшимся от Мелани. Она обещала Мелли позаботиться о нем и Бо, их ребенке.
  Эшли был причиной крушения ее жизни. И тем единственным, что осталось от жизни у нее.
  Скарлетт стояла поодаль и одиноко. Только холодная серая пустота была между ней и теми людьми, которых она знала в Атланте, пустота, которую когда-то заполнила Мелани, храня ее от изоляции и остракизма. И был только леденящий влажный ветер под ее зонтом, один ветер - на том месте, где должен был стоять Ретт, защищая ее своими широкими плечами и своей любовью.
  Она держала подбородок высоко поднятым, стоя на ветру, принимая его атаки и не чувствуя их. Все ее чувства сосредоточились на словах, в которых была вся ее сила и надежда.
  Это скоро закончится, и потом я смогу уехать домой в Тару.
  
  "Посмотрите на нее", - прошептала леди под черной вуалью своей спутнице, делившей с ней укрытие под зонтиком. "Просто каменная. Я слыхала, что за все время, пока она занималась похоронами, она не пролила и слезинки. Эта Скарлетт - деловая. И совершенно бессердечная".
  "Вы знаете, что говорят?" - прошептали в ответ. "Она по уши влюблена в Эшли Уилкса. Вы не думаете, что у них был..."
  Люди, собравшиеся неподалеку, зашикали, про себя думая то же самое. И так думали все.
  Жуткий пустой звук, который раздался от комьев земли, падавших на древесину гроба, заставил Скарлетт сжать кулаки. Она хотела зажать руками уши, взвизгнуть, крикнуть - сделать что угодно, чтобы заглушить страшный звук, шедший от могилы, закрывавшейся над Мелани. Больно закусила губу. Она не закричит, нет, не закричит.
  Но тут зазвучал крик, разрезавший траур пополам. "Мелли... Мелл-и-и!" и снова: "Мелл-и-и". Это был крик души, измученной горем, исполненной одиночества и страха. Эшли!
  Он шагнул к глубокому глинистому рву, как человек, только что ослепленный молнией. Его руки искали то маленькое, кроткое создание, в котором была вся его сила. Но - держать уже некого, только струящиеся серебряные полосы холодного дождя.
  Скарлетт осмотрелась. Доктор Мид, Индия, Генри Гамильтон. Почему они бездействуют? Как можно остановить его? Его нужно остановить!
  "Мелл-и-и-и..."
  Ради Всевышнего! Он вот-вот сломает шею, а они только стоят здесь и смотрят, глупо смотрят на него, балансирующего на краю могилы.
  "Эшли, стой! - крикнула Скарлетт. - Эшли!". Она побежала, оскальзываясь на мокрой дорожке. Отброшенный ею раскрытый зонт скосил траву, подталкиваемый ветром, и в конце концов остановился, запутавшись в охапках цветов. Скарлетт схватила Эшли за пояс, пытаясь спасти его от опасности. Эшли начал сопротивляться.
  "Эшли, не надо!" Скарлетт боролась с ним, не уступая его силе. "Мелли уже не может помочь тебе". Голос Скарлетт окреп, он прорезал глухое, сводящее с ума горе Эшли.
  Эшли прекратил сопротивляться, и руки его повисли по бокам. Он тихо застонал, и всем телом повалился на руки Скарлетт. И когда ее руки уже были готовы разжаться под тяжестью его тела, доктор Мил и Индия подхватили Эшли под руки, чтобы поднять его.
  "Можешь идти, Скарлетт, - сказал доктор Мид. - Нет возможности принести больше вреда, чем ты только что сделала".
  "Но я... - Она посмотрела на лица окружавших ее людей, ее глаза расширились от изумления. Потом она развернулась и пошла назад под дождем. Толпа отпрянула и расступилась, как будто прикосновение к полам ее юбки могло осквернить их.
  Они должны знать, что ей безразлично. Она не покажет, что они могут обидеть ее. Скарлетт высоко задрала подбородок, давая дождю возможность поливать ее лицо шею. Спина была прямой, плечи развернуты - такой она шла до ворот кладбища, пока не скрылась из виду. Только потом она ухватилась за железную оградку. От усталости у нее кружилась голова и подгибались коленки.
  Элиас подбежал к Скарлетт, раскрывая свой зонт над ее поникшей головой. Скарлетт прошла к своему экипажу, так и не обратив внимания на руки ее кучера, протянувшиеся, чтобы помочь ей. Внутри обитой плюшем кареты она забилась в угол и натянула на себя шерстяное одеяло. Она продрогла до костей и была в ужасе от содеянного. Как она могла так опозорить Эшли на глазах у всех, когда всего лишь несколько ночей назад она поклялась Мелани, что она будет заботиться о нем, защищать его, как всегда делала Мелли. Но что еще она могла сделать? Помочь ему броситься в могилу? Ей просто нужно было остановить Эшли.
  Коляску качало из стороны в сторону, ее высокие колеса утопали в глубоких колеях и глинистой грязи. От одного из толчков Скарлетт почти упала на пол. Локтем она ударилась о раму окошка, и острая боль пронзила ее руку.
  Это была физическая боль, и она могла перенести ее. Но была и другая боль, отложенная на потом, та отвергаемая ей смутная боль, которую она не могла вынести. Не сейчас, не тогда, когда она одна. Ей надо добраться до Тары, надо добраться до Тары. В Таре Мамушка. Мамушка обняла бы ее, прижала к себе, положила бы ее голову себе на грудь, на которой Скарлетт выплакала все свои детские обиды. Она бы заплакала на Мамушкиных руках, и боли как не бывало - ее сердце бы успокоилось от любви. Мамушка обняла бы ее с нежностью, разделила бы и помогла ей преодолеть ее боль.
  "Вперед, Элиас, - сказала Скарлетт, - и побыстрей."
  
  "Помоги мне снять это мокро, Панси, - приказала она горничной. "Ну, скорей же". Ее лицо было белым, как у привидения, и от этого глаза делались темнее, ярче, пугали. Молоденькая чернокожая девчонка делала все крайне неуклюже - от нервозности ситуации. "Быстрее, я сказала. Если из-за тебя я опоздаю на поезд, я выпорю тебя ремнем".
  Нет, она не сможет это сделать - Панси знала, что не сможет. Дни рабства прошли, мисс Скарлетт не была ее владелицей, и Панси могла уйти от нее в любой момент. Но отчаянный, лихорадочный блеск в зеленых глазах Скарлетт заставлял Панси усомниться в своих мыслях. Скарлетт выглядела способной на все.
  "Запакуй черное платье из мериносовой шерсти, будет холодно", - произнесла Скарлетт. Она смотрела в открытый гардероб. Черная шерсть, черный шелк, черный хлопок, черный твид, черный вельвет. Она могла носить траур до скончания жизни. До сих пор траур по Бонни, теперь траур по Мелани. Я должна найти платье чернее черного, платье еще более траурное, чтобы плакать по себе.
  Я не буду думать об этом сейчас. Если я буду думать об этом сейчас, я сойду с ума. Я подумаю об этом, когда вернусь в Тару. Там я могу вынести это горе.
  "Одевайся, Панси. Элиас ждет. И только посмей мне забыть креповую ленту на руку. Этот дом - дом скорби".
  
  Перекресток улиц на Пяти Углах превратился в трясину. Повозки, экипажи и кареты тонули в грязи. Кучера проклинали дождь, дороги, коней, других кучеров... Слышались крики, щелканье кнутов, словом, шум толпы. На Пяти Углах всегда скапливалась толпа, люди спешили, спорили, жаловались, смеялись. Пять Углов кипели жизнью, суматохой, энергией. Этот перекресток был той Атлантой, которую так любила Скарлетт.
  Но не сегодня. Сегодня Пять Углов были препятствием на ее пути, Атланта тянула ее назад, в прошлое. Я собираюсь успеть на этот поезд, я умру, если опоздаю, мне надо добраться до Мамушки и до Тары, иначе я сломаюсь. "Элиас, - вскрикнула она. - Мне плевать, если ты загонишь лошадей до смерти, мне плевать, если даже ты переедешь человека на улице. Тебе нужно довезти меня до вокзала." Ее лошади были самыми крепкими, ее кучер - самым искусным, ее экипаж - лучшим из тех, которые можно было купить за деньги. Она всегда продолжала стоять на своем, выбирая самое лучшее. И успела на поезд с запасом времени.
  
  Паровоз тронулся, свистя и выпуская пар. Скарлетт затаила дыхание, прислушиваясь к глухому стуку колес: это означало, что поезд пришел в движение. Вот и он, этот стук. Вот еще - стучит! И дребезжание и покачивание вагона. Наконец она была в пути.
  Все складывалось хорошо. Она ехала домой в Тару, которая стояла перед ее мысленным взором - солнечная и ясная, сияющий белый дом, блестящие зеленые листья кустов жасмина, увенчанные прекрасными, восковыми белыми цветами.
  Тяжелые, темные капли дождя струились по окну рядом, когда поезд отходил от станции, но ей было все равно. В Таре в ее комнате будет камин, и огонь будет потрескивать в еловых шишках, брошенных в дрова, и занавески будут задернуты, закрывая от нее дождь, темноту, весь мир. Она положит свою голову на мягкую широкую грудь Мамушки и расскажет обо всех ужасах, которые произошли с ней... Тогда она сможет подумать, обдумать все.
  Скарлетт тяжело вздохнула: госпожой дома в Таре была ее сестра Сьюлин. Ха! Крикливый младенец в доме - вот на что это смахивает. Сьюлин всегда только скулила, это она делала всегда, с самого детства. Теперь у Сьюлин были свои дети, такие же визгливые маленькие девочки, какой была раньше их мать.
  Свисток парового котла и визг колес заставил Скарлетт резко поднять голову.
  Неужели Джонсборо? Должно быть, она заснула, и неудивительно - так сильно устала. Ей не пришлось уснуть две ночи, даже несмотря на несколько глотков успокаивавшего нервы бренди. Нет, станция называлась Раф-энд-Реди. До Джонсборо еще час. Наконец дождь смолк; впереди даже виднелся кусочек голубого неба. Может быть, в Таре светит солнце. Она представила себе подъездную дорогу перед входом, темные кедры, окружавшие ее, дальше была зеленая лужайка и горячо любимый дом на вершине небольшого холма.
  Дети Скарлетт тоже были в Таре. Уэйд и Элла. Она отправила их домой с Присси, их нянькой, как только узнала, что Мелани умирает. Возможно, ей следовало взять их с собой на похороны. Это дало всем старым кошкам в Атланте еще один повод для сплетен - как, мол, противоестественно для матери она себя вела. Но пусть говорят, что хотят. Как бы ей удалось пережить эти черные дни и ночи после смерти Мелли, если бы на ее руках висели еще и Уэйд и Элла?
  Она не должна бы думать о них, вот и все. Она ехала домой, в Тару и к Мамушке, и она просто не должна бы позволять себе думать о вещах, которые могут ее расстроить. Бог знает, у меня есть достаточно поводов для расстройства, кроме них. И я так устала... Она опустила голову и закрыла глаза.
  "Джонсборо, мэм", - сказал проводник. Скарлетт заморгала, села прямо.
  "Благодарю Вас". Она оглядела вагон в поисках Панси и саквояжей. Я шкуру спущу с этой девки, если она пробралась в другой вагон. О, если бы леди не нужно было иметь компаньонку, спутницу всегда, когда ей надо высунуться из своего дома! Гораздо лучше справилась бы сама. Ага, вот и она. "Панси. Сними эти саквояжи с багажной полки. Приехали".
  До Тары осталось всего пять миль. Скоро я буду дома.
  Уилл Бентин, муж Сьюлин, ожидал на платформе. Ее всегда шокировала внешность Уилла; первые несколько секунд - всегда. Скарлетт искренне любила и уважала Уилла. Если бы она могла иметь брата, чего она всегда хотела, она бы пожелала, чтобы он был в точности как Уилл. Кроме, конечно, ноги на деревяшке. И, естественно, не квакер. Именно в этом и заключалось то, что не позволяло принять Уилла за джентльмена; он, несомненно, принадлежал к низшему классу. Она забывала об этом, когда была вдали от него - и через минуту после встречи, настолько хорошим и добрым он был. Даже Мамушка высоко ставила Уилла, а уж она была самым строгим судьей в мире, когда доходило до того, кого считать леди или джентльменом.
  - Уилл!
  Он шел к ней своей особой раскачивающейся походкой. Она обвила руками его шею и отчаянно сжала в объятиях.
  - О, Уилл! Я так рада видеть тебя, что почти плачу от радости.
  Уилл отнесся к ее приветствиям без эмоций.
  - Я тоже рад видеть тебя, Скарлетт. Много воды утекло...
  - Слишком много. Это даже стыдно. Почти год.
  - Похоже, что два.
  Скарлетт обомлела. Так долго? Неудивительно, что она в таком плачевном состоянии. Тара всегда давала ей новую жизнь, вливала в нее новые силы, когда она приезжала. Как она могла выжить без Тары?
  Уилл сделал знак рукой Панси и зашагал к повозке, стоявшей за железнодорожной станцией. "Нам лучше ехать, если мы хотим успеть до темноты", - сказал он. - "И в тесноте, да не в обиде, Скарлетт. Поскольку я ехал в город, я счел нужным сделать некоторые закупки". Повозка была забита до отказа мешками и тюками.
  "Я совершенно не жалуюсь". Скарлетт сказала правду. Она ехала домой, и любой экипаж, который вез бы ее туда, показался бы ей чудесным. "Забирайся на эти мешки с продуктами, Панси".
  На пути в Тару оба молчали. Скарлетт наслаждалась давно забытой тишиной деревенской глуши, освежавшей чувства. Воздух был очень чист после дождя, а лучи полдневного солнца теплом ложились ей на плечи. Она правильно поступила, вернувшись домой. Тара - то убежище, в котором она так нуждалась, а с помощью Мамушки она сможет понять, как восстановить ее разрушенный мир. Скарлетт даже наклонилась вперед, когда они свернули на знакомую дорогу. Все ее лицо светилось надеждой и ожиданием.
  Но тут показался дом. У Скарлетт вырвался крик отчаяния. "Уилл, что случилось?" Фасад Тары был некрасиво увит виноградом - одни плети висели без листьев; на четырех окнах ставни покоробились, а на двух ставень не было вовсе.
  "Ничего не случилось, Скарлетт. Просто было лето. Я чиню дом зимой, когда нет посевов, за которыми нужно ухаживать. Я займусь этими ставнями через пару недель - октябрь еще не наступил".
  "О, Уилл, почему же ты не разрешил мне дать тебе денег? Ты мог бы нанять помощников. Однако... Сквозь побелку виден кирпич. Это неряшливо".
  Уилл терпеливо отвечал ей: "Сейчас невозможно найти помощников ни так, ни за деньги. Те, кто хочет трудиться, по горло в работе, а кто не хочет, тот мне не нужен. Я и Большой Сэм, мы справляемся. Твои деньги здесь не нужны".
  Скарлетт прикусила губу и проглотила слова, которые вертелись у нее на языке. Она часто сталкивалась с гордостью Уилла и прекрасно знала, что он будет непреклонен. Он был прав, что посевы и урожай должны быть в первую очередь. Эти нужды нельзя откладывать, а побелку - можно. Теперь ее глазам предстали поля, простиравшиеся за домом. Тщательно прополотые, они были только что распаханы, и в воздухе висел пьянящий, густой запах компоста, вкопанного, чтобы подготовить их для новой страды. Красная земля производила впечатление теплой и плодородной, и Скарлетт расслабилась. Земля и поля были сердцем Тары, ее душой.
  "Ты прав," - сказала она Уиллу.
  Дверь в дом распахнулась, и веранда заполнилась людьми. Сьюлин стояла впереди всех, держа на руках свою младшую дочь. Она была опять беременна, и выпуклый живот был хорошо заметен в обтягивавшем фигуру линялом хлопчатобумажном платье. Шаль у Сьюлин висела только на одном плече. Скарлетт изобразила веселость, которую не ощущала. "Боже мой, Уилл, у Сьюлин будет еще одно чадо? Вам придется расширять дом".
  Уилл тихо засмеялся. "Мы все хотим мальчика". Он помахал рукой, приветствуя жену и трех девчушек.
  Скарлетт тоже помахала, внутренне жалея, что она и не подумала купить игрушек, чтобы привезти ребятишкам. Бог ты мой, глянь-ка на них. Сьюлин смотрела сердито. Глаза Скарлетт пробежали по лицам, ища темнокожих слуг. Здесь была Присси; Уэйд и Элла прятались за ее юбками... жена Большого Сэма, Далила, стоит, сжав в руке поварешку, которой она, должно быть, мешала пищу на кухне... Вот - как ее зовут? - да, Люсия, няня из Тары. А где Мамушка? "Привет, дорогие, мама приехала". Затем она повернулась обратно к Уиллу, кладя ладонь ему на руку.
  "Где же Мамушка, Уилл? Она не настолько стара, чтобы не встретить меня". В горле у Скарлетт пересохло от страха.
  "Она больна и в постели, Скарлетт".
  Скарлетт спрыгнула с еще двигавшейся повозки, на мгновение остановилась, потом собралась с духом и бегом побежала к дому. "Где Мамушка?" - бросила она Сьюлин, игнорируя восторженные крики детей.
  "Это, как видно, вместо здравствуйте, Скарлетт. Впрочем, ничего лучшего я от тебя не ожидала. О чем ты думала, когда ты посылала сюда Присси и детей, если ты знала, что у меня и так хлопот полон рот?"
  Скарлетт подняла руку и чуть не дала Сьюлин пощечину. "Сьюлин, если ты сейчас же не скажешь, где Мамушка, я завизжу".
  Присси потянула Скарлетт за рукав. "Я знает, где Мамушка, мисс Скарлетт, знает. Она сильно больна и мы отдали ей эту маленькую комнату рядом с кухней, ту, в которой всегда висели окорока, когда у нас было много окорока. Она милая и теплая, и рядом с печной трубой. Она уже была там, когда я приехала, поэтому я не могу сказать, что мы отдали ей эту комнату все вместе, но я принесла кресло, чтобы сидеть, если ей захочется сесть или если будет гость..."
  Присси говорила в пустоту. Скарлетт уже стояла в дверях у входа в комнату, где лежала больная. Она схватилась за дверную раму, чтобы не упасть.
  Эта... эта... женщина в кровати не была ее Мамушкой. Мамушка была крупной женщиной, сильной и полной, и кожа у нее была цвета шоколада. Прошло едва ли шесть месяцев, как Мамушка покинула Атланту, не так долго, чтобы так похудеть. Этого не может быть! Скарлетт просто не могла вынести этого. Эта женщина - не Мамушка. Глазам не верю. Под одеялами из пэчворка лежала ссохшаяся посеревшая старая женщина, которая даже не имела сил приподняться и посмотреть на Скарлетт... Скрючившиеся пальцы слабо двигались в складках постельного белья. Скарлетт изменилась в лице.
  Потом она услышала Мамушкин голос. Тонкий и прерывистый, но все равно любимый, любящий голос. "Теперь, маленькая мисс, разве я не прошу вас не выходить из дома, когда вы не одели капор и пошли без зонтика от солнца... Разве я не прошу вас..."
  "Мамушка!" Скарлетт резко опустилась на колени рядом с ее кроватью. "Мамушка, это Скарлетт. Твоя Скарлетт. Прошу тебя, не болей, Мамушка, я этого не вынесу! Ты не болей! Только не ты..." Она положила голову рядом с хрупкими плечиками больной и заплакала громко и отчаянно, как дитя.
  Невесомая ручка погладила ее по голове. "Не плачь, детка. Ничего непоправимого нет вообще".
  "Все, - рыдала Скарлетт, - все у меня плохо..."
  "Мисс Эллин, не надо плакать, это только одна разбитая чашка. А ты как-нибудь купишь себе целый чайный сервиз, такой же красивый. И снова будешь приглашать к себе на чай, как твоя Мамушка тебе и говорит".
  Скарлетт отпрянула назад в ужасе. Она не могла перенести этого. Она уставилась на Мамушку и вдруг увидела в глубоко запавших глазах то же сияние любви... Но эти глаза уже не смотрели на нее.
  "Нет", - прошептала она. Это невыносимо. Вначале Мелани, потом Ретт, а теперь Мамушка; все, кого она любила, оставили ее. Это было слишком жестоко. Так жестоко, как не может быть.
  "Мамушка, - сказала она громко, - Мамушка, послушай меня. Это Скарлетт". Она взялась за край матраса и попыталась встряхнуть его. "Посмотри на меня, это я, это мое лицо, - всхлипывала она. - Ты должна узнать меня... Это я, Скарлетт".
  Большие ладони Уилла сомкнулись на ее запястьях. "Не нужно этого". Его голос звучал мягко, но в руках чувствовалась железная сила. "В этом состоянии она счастлива, Скарлетт. Она снова в Саванне и заботится о твоей матери, когда та была маленькой девочкой. Это была ее счастливая пора. Она была молода; она была сильной; она не болела. Пусть так".
  Скарлетт попыталась высвободиться. "Но я хочу, чтобы она узнала меня, Уилл. Я никогда не говорила ей, как много она значит для меня. Я должна сказать ей".
  "У тебя будет возможность. Часто она другая, узнает всех. Знает, что умирает. Тогда лучше. Теперь, Скарлетт, пойдем со мной. Все ждут тебя. Далила присмотрит за Мамушкой с кухни".
  Уилл помог ей подняться. Онемев не только физически, но и душевно, Скарлетт в молчании проследовала за ним в гостиную. Сьюлин тут же стала ругать ее, начав прямо с того места, где ей пришлось остановиться, но Уилл пресек ее жалобы. "Скарлетт перенесла сильное потрясение, Сью, и оставь ее в покое". Он налил виски и протянул стакан Скарлетт.
  Виски помогло. Оно огнем пробежалось по ее телу, притупляя боль. Скарлетт дала пустой стакан Уиллу, и он нацедил в него еще немного.
  "Здравствуйте, дорогие, - сказала она, - обнимите же маму". Она услышала звук своего голоса; он будто бы принадлежал другому человеку, но, по крайней мере, говорил правильные слова.
  
  Она проводила как можно больше времени в Мамушкиной комнате, у ее постели. Не так давно она возложила все надежды на то, чтобы обрести покой, на Мамушкину ласку и любовь, но теперь именно молодые руки Скарлетт поддерживали пожилую женщину. Она приподнимала умирающую, чтобы выкупать ее, сменить постельное белье, помочь ей, когда та кашляла, влить в ее рот несколько ложек бульона. Она пела Мамушке те самые колыбельные, которые когда-то часто слышала от нее, и когда Мамушка горячечно бредила о покойной матери Скарлетт, Скарлетт отвечала теми словами, которые, как она думала, могла бы произнести ее мать.
  Иногда Мамушка узнавала ее, и потрескавшиеся губы старой негритянки улыбались при виде своей любимицы. Тогда она дрожащим голосом бранила Скарлетт точно так же, как она бранила ее с самого детства: "Ваши волосы не уложены, мисс Скарлетт. Сейчас же расчешите их щеткой сто раз, как вас Мамушка учила". Или она говорила: "Вам не стоит носить такой мятый халат. Подите оденьте что-нибудь свежее, пока люди вас не увидели". Или еще: "Вы бледны как привидение, мисс Скарлетт. Вы не пудрите ли лицо? Немедленно умойтесь".
  И, что бы ни приказывала Мамушка, Скарлетт обещала сделать. Но у нее никогда не хватало времени выполнить свое обещание до того, как Мамушка опять проваливалась в забытье или в иной мир, в котором Скарлетт просто не было.
  Днем и вечером Сьюлин, Люция и даже Уилл тоже бывали в комнате больной, и Скарлетт могла перехватить полчаса сна, свернувшись калачиком в продавленном кресле-качалке. Но по ночам Скарлетт бодрствовала одна. Приглушив пламя масляной лампы, она держала сухонькую ручку Мамушки в своих руках. Пока дом спал и Мамушка была в забытьи, Скарлетт могла и поплакать, и слезы, исторгавшиеся ее разбитым сердцем, немного смягчали боль.
  Однажды, в тот небольшой тихий промежуток времени, что перед рассветом, Мамушка проснулась. "Отчего ты плачешь, моя сладкая? - прошептала она. - Старая Мамушка готова к тому, чтобы снять с себя ношу и упокоиться в руках Господа. Не стоит так волноваться". Ее рука пошевелилась в руках Скарлетт, высвободилась, погладила молодую женщину по низко опущенной голове. "Тише, миленькая. Все не так плохо, как ты думаешь".
  "Прости меня, - всхлипывала Скарлетт. - Я плачу и просто не могу остановиться".
  Мамушка своими скрюченными пальцами убрала спутанную прядь волос с лица Скарлетт. "Расскажи старой Мамушке, что так мучает ее ягненка".
  Скарлетт смотрела в старые, мудрые, любящие глаза и испытывала такую глубокую внутреннюю боль, которой она раньше не знала. "Я все сделала неправильно, Мамушка. Я не знаю, как я смогла натворить столько ошибок. Я не понимаю".
  "Мисс Скарлетт, вы делали то, что должны были делать. И никто, ни один человек, не смог бы сделать большего. Благой Господь посылал вам тяжкие ниши, и вы несли их. Нет смысла спрашивать, почему они достались именно вам, и чего стоило вам волочь их. Что сделано, то сделано. Не мучьте себя сейчас". Мамушка смежила тяжелые веки, скрывая блеснувшие на глазах слезы, и ее затрудненное дыхание постепенно успокоилось: она уснула.
  Как я могу не мучиться? Скарлетт чуть не закричала. Моя жизнь разбита, и я не знаю, что делать. Мне нужен Ретт, но он ушел. Мне нужна ты, и ты тоже оставляешь меня.
  Она подняла подбородок, вытерла слезы рукавом и выпрямила ноющие плечи. Угли в пузатой печи почти прогорели, и посудина с углем была почти пуста. Ей надо ее наполнить, она должна поддерживать огонь в очаге. Комната начала остывать, а Мамушка должна быть в тепле. Скарлетт натянула выцветшие покрывала из пэчворка на хрупкую фигурку Мамушки и вышла с ведром в холодный темный двор. Она поспешила к месту, где лежал запас угля, думая о том, что ей следовало накинуть шаль.
  Луны не было, только серебряный месяц, затерявшийся где-то в облаке. Воздух был густым от ночной сырости, и несколько звездочек, не скрытых тучами, смотрели на нее из глубокой дали, сверкая морозными бриллиантами. Скарлетт поежилась. Чернота вокруг нее показалась бесформенной, бесконечной. Вначале она, как слепая, выбежала в центр двора, и теперь заблудилась - она не могла найти во мраке знакомые очертания коптильни и коровника, которые должны были находиться поблизости. Скарлетт обернулась во внезапной панике, ища глазами белую громаду дома, из которого только что вышла. Но дом тоже был темным и бесформенным. Вокруг - ни огонька. Она будто потерялась в холодном, неизвестном и безмолвном мире. Ничто не шевельнулось в ночи, ни листик, ни перышко на крыле птицы. Ужас коснулся ее взвинченных нервов и она чуть было не кинулась бегом. Куда? Везде была темнота, чужая и страшная.
  Скарлетт сжала зубы. Что за глупости? Я дома, в Таре, и холодная чернота кончится, как только взойдет солнце. Скарлетт натужно засмеялась; резкий звук заставил ее подпрыгнуть.
  Действительно, говорят, что перед рассветом всегда темнее, думала она. Полагаю, что сегодняшняя ночь - тому доказательство. У меня мигрень, вот и все. Я не сдамся, нет времени, печь надо накормить. Она вытянула руку вперед, в черноту, и решительно пошла по направлению к месту, где рядом с поленницей должен был находиться угольный ящик. Но тут она споткнулась на выбоине и упала. Ведро громко брякнуло, а потом укатилось неизвестно куда.
  Каждый измученный, перепуганный нерв в ее теле кричал, что она должна сдаться, остаться на месте, крепко прижавшись к надежной, хотя и неразличимой земле, пока не наступит день и она не обретет зрение. Но Мамушка нуждалась в тепле. И в радостном, желтого цвета печном огне, видном сквозь слюдяные окошки в печке.
  Скарлетт медленно приподнялась, встала на колени и ощупала землю вокруг себя в поисках ведерка для угля. Клянусь, мир никогда не видел еще такой черной ночи. И такого сырого и холодного ночного воздуха. Скарлетт задыхалась. Где же ведерко? И когда рассветет?
  Пальцы ее наткнулись на холодный металл. Скарлетт подползла к ведерку на коленях, потом обеими руками ухватилась за неровные края жестянки. Она села на пятки, с отчаянием прижимая ведро к груди.
  О Боже, у меня все смешалось. Я даже не знаю, где дом, и тем более - где угольный ящик. Я потерялась в ночи. В истерике она бросила взгляд наверх, ища хотя бы малейший огонек, но небо было черно. Даже холодные далекие звезды исчезли.
  Она даже хотела закричать, завизжать и визжать до тех пор, пока не подымет кого-нибудь в доме, кто зажжет лампу, найдет ее и приведет к дверям.
  Но гордость помешала ей сделать это. Заблудиться в собственном заднем дворе, в нескольких шагах от кухни! Она не переживет такого позора.
  Перекинув дужку ведра через руку и опираясь на локти и колени, она неуклюже поползла по земле. Рано или поздно она наткнется на что-нибудь, будь то дом, поленница, овин или колодец, и соберется с чувствами. Быстрее, однако, идти, чем ползти. Если бы она поднялась, она не чувствовала бы себя такой дурой, как сейчас. Но она может снова упасть и на этот раз подвернуть лодыжку, например. Тогда она будет беспомощна, пока кто-нибудь не найдет ее. Что бы ей ни пришлось делать, это было лучше, чем лежать на черной земле - одной, беспомощной и заблудившейся.
  Но где же стена? Где-то здесь должна быть стена - Скарлетт чувствовала себя так, как будто она проползла полпути до Джонсборо. Она была в панике. А если темнота никогда не кончится? Уже можно подумать, что она так и будет ползти вечно и не найдет ничего.
  - Прекратить! - сказала она себе, - и прекратить немедленно! Она с трудом дышала.
  С таким же трудом она поднялась на ноги, заставила себя замедлить дыхание и свой мозг - обрести контроль над скачущим сердцем. Я - Скарлетт О"Хара, - повторила она. Я в Таре. Я знаю здесь каждый фут лучше, чем собственную ладонь. И что теперь, если она не может видеть на четыре дюйма вперед? Она знала, что здесь находится; все, что ей оставалось делать - найти это. И она сделает все, стоя на ногах, а не на четвереньках, как младенец или собака. Скарлетт вздернула подбородок и распрямила худые плечи. Слава Богу, что никто не видел ее распростертой в грязи или ползущей, как калека, и боящейся подняться. Никогда в жизни она не была побежденной, ни армией старины Шермана, ни тем, что принесли с собой на ее землю "саквояжники" - а от них натерпелись. Никто и ничто не могло бы победить ее, пока она сама бы не допустила этого, и тогда бы она действительно заслуживала поражения. Подумать только: испугаться темноты, как какой-то трусливый слюнявый младенец!
  Думаю, я позволила ситуации скрутить меня моментально, подумала она с отвращением, и ее собственное презрение согрело ей душу. Я не дам этому повториться, никогда, что бы ни случилось. Если все время спускаешься вниз, дорога может только идти вверх. Если я проворонила мою жизнь, я ее и поймаю. Я не буду сидеть сложа руки.
  Держа перед собой ведерко для угля, Скарлетт твердыми шагами зашагала вперед. Почти тут же жестяное ведро клацнуло обо что-то. Она засмеялась, услышав острый вязкий запах свежесрубленной сосны. Она была у поленницы, а угольный ящик был сразу за ней. Именно в это место она и собиралась попасть с самого начала.
  Глава 3
  Скарлетт пошатывало. Должно быть, она уставала так и раньше, но не могла припомнить, когда. Она была слишком усталой, чтобы вспоминать.
  "Я устала от похорон, устала от смертей, устала от жизни, которая бежит от меня, - каждую секунду - кусочек жизни, - оставляя меня в одиночестве".
  Кладбище в Таре было небольшим. "Могила Мамушки кажется огромной, гораздо больше, чем могилка Мелли, но тело Мамушки ссохлось, так что она стала не крупнее Мелани, - думала Скарлетт. - Ей не нужна такая большая могила".
  Ветерок пробирал морозцем, хотя небо было синим, а солнце - ярким, и пожелтевшие листья проносились по кладбищу. "Наступает осень, если уже не наступила. Раньше я любила осень в деревне, поскольку каталась на лошади по лесам. Тогда земля казалась сделанной из золота, а в воздухе пахло яблочным сидром. Так давно это было. А в Таре, с тех пор, как ушел папа, нет объезженных коней".
  Она посмотрела на могильные камни. Джеральд О"Хара, рожденный в графстве Мит в Ирландии. Эллен Робийяр О"Хара, рожденная в Саванне, штат Джорджия. Джеральд О"Хара-младший - три крохотных могилки, похожие одна на другую. Это братья, которых она никогда не знала. По крайней мере, Мамушка будет похоронена здесь, рядом с "мисс Эллен", ее первой любовью, а не на участке, отгороженном для рабов. "Сьюлин подняла вопль до небес, но я победила, тем более что Уилл встал на мою сторону. Когда Уилл стоит на своем, это выполняется. Плохо, конечно, что он столь горд, что не позволяет мне одолжить ему денег. Дом выглядит ужасно.
  Так же выглядит и кладбищенский дворик, кстати сказать. Всюду сорняки, очень неряшливо. И вся похоронная служба такая же, Мамушке бы не понравилось. Этот черный молельщик все тянет и тянет, а он, честное слово, даже и не знал ее. Мамушка бы минуты не потратила на него, она была католичкой. Все в доме Робийяров были католиками, кроме дедушки, а он не сказал бы ни слова на этой службе, если верить Мамушке. Мы должны были нанять священника, но ближайший священник - в Атланте, это заняло бы несколько дней. Бедная Мамушка. Бедная Мамушка. Она умерла и похоронена без священника. Папа - тоже, но, скорее всего, для него это не имело такого значения. Он обычно дремал во время вечерних молитв, которые читала мама".
  Скарлетт посмотрела на запущенный кладбищенский двор, потом - на неряшливый фасад дома. "Я рада, что мама не видит этого, - подумала она в неожиданном и остром приступе гнева и боли. - Это разбило бы ее сердце". Скарлетт - на одну секунду - представила свою высокую, изящную мать так ясно, как будто Эллен О"Хара была здесь, рядом, среди скорбящих. Она всегда безукоризненно выглядела, а руки ее были вечно заняты шитьем или затянуты в перчатки перед тем, как мама отправлялась на одно из дел милосердия; голос ее был неизменно мягок, но она всегда была в бесконечных трудах, необходимых для поддержания той упорядоченной и совершенной жизни, которой жила Тара под ее управлением. "Как она добивалась этого? - Скарлетт молча заплакала. - Как она создавала тот прекрасный мир в течение всей своей жизни? Мы все были так счастливы тогда. Что бы ни происходило, мама всегда могла разрешить любую проблему. Как бы я хотела, чтобы она была здесь! Она бы обняла меня, и все беды остались бы позади.
  Нет, нет, не хочу я, чтобы она была здесь. Ей было бы так горько смотреть на то, что сталось с Тарой и что сделалось со мной. Она бы разочаровалась во мне, а я бы этого не перенесла. Что угодно, только не это. Я не буду думать об этом, я не должна. Подумаю о чем-нибудь другом - например, о Дели. Надеюсь, эта Делия имеет достаточно разумения, чтобы приготовить всем еду после похорон. Сьюлин об этом и не подумает, она такая подлая. Она не будет тратить деньги даже на закуску".
  Но эта мысль не слишком обеспокоила Скарлетт - на кладбище почти никого не было. "Хотя, впрочем, это черномазый псаломщик смотрит волком, как будто ест за шестерых. Если он не прекратить кричать об отдыхе на лоне Авраама и переходе через реку Иордан, я завизжу Эти три сухопарые женщины, которых он называет хором, единственные здесь, кто не помешался от горя. Вот это хор! Тамбурины и спиричуэлы... По Мамушке, конечно, надо было бы читать что-то торжественное на латыни, а не "Взбираясь по лестнице Иакова". Ох, это так вульгарно. Хорошо, однако, что народу мало - только Сьюлин, Уилл и я, а также дети и слуги. По крайней мере, мы все любили Мамушку и горюем, что она умерла. У Большого Сэма глаза красные от слез. Посмотреть на Порка, так он просто выплакал все глаза. Ой, он совершенно седой, а я никогда не воспринимала его как старика. Дилси, конечно же, не выглядит на свой возраст, сколько бы ей ни исполнилось, она нисколько не изменилась с тех пор, как приехала в Тару".
  Тут измученный, смятенный разум Скарлетт осенила новая мысль. Что вообще делают здесь Порк и Дилси? Они не работали в Таре уже годы. С тех пор, как Порк стал дворецким Ретта, а Дилси, жена Порка, перешла служить в дом Мелани в качестве мамушки Бо. Как они попали в Тару? Они не могли узнать о смерти Мамушки, кроме как от Ретта.
  Скарлетт оглянулась. Не вернулся ли Ретт? Нет, не похоже.
  Как только службы закончилась, она направилась прямо к Порку. Пусть Сьюлин и Уилл имеют дело с этим долгополым проповедником.
  - Печальный день, мисс Скарлетт. - Глаза Порка были влажны от слез.
  - Да, конечно, Порк, - ответила она. Не надо торопить его, или она никогда не узнает то, что хотела узнать.
  Скарлетт медленно пошла рядом со стариком-чернокожим, слушая его воспоминания о "мист" Джеральде", Мамушке и первых днях Тары. Она уже и забыла, что Порк так долго служил ее отцу. Когда-то он приехал вместе с Джеральдом туда, где не было ничего, кроме обугленного старого дома и полей, заросших кустарником. Однако! Порку, должно быть, семьдесят или даже больше.
  Она помаленьку извлекала из него информацию. Ретт уехал в Чарльстон, чтобы остаться там. Порк упаковал все вещи Ретта и послал их на станцию для пересылки. Это было последней его обязанностью как камердинера Ретта - теперь он на пенсии и получил на прощание деньги, которых хватит для того, чтобы купить себе дом в любом месте, в каком только пожелает. "Я могу содержать мою семью, всю, - произнес Порк с гордостью. - Дилси теперь никогда не придется работать, да и Присси может принести кое-какое приданое тому мужчине, который захочет жениться на ней. Присси не красавица, мисс Скарлетт, и ей исполняется двадцать пять лет, но с наследством, которое ее ожидает, она поймает жениха с такой же легкостью, как нищая молоденькая красотка".
  Скарлетт улыбалась и соглашалась с Порком, что мист" Ретт - настоящий джентльмен. Но внутри она кипела. Щедрость "настоящего джентльмена" создавала известные сложности для нее. Кто будет заботиться о Уэйде и Элле, если Присси уйдет? И где найти хорошую няньку для Бо? Бо только что потерял мать, его отец обезумел от горя, и теперь единственный человек в этом доме, кто сохранил разум, тоже покидает его. Она тоже хотела бы так собрать вещи и бросить все. "Матерь Божья! Я приехала в Тару, чтобы передохнуть, исправить свою жизнь, а все, что я приобрела - это дополнительные проблемы. Можно оставить меня в покое?" - мысленно вскричала Скарлетт.
  И Уилл дал Скарлетт такую передышку. Говоря тихо, но твердо, он отправил ее спать и распорядился, чтобы ее не беспокоили. Она проспала почти восемнадцать часов и проснулась с ясным планом, с чего начать.
  
  "Я надеюсь, ты спала хорошо", - сказала Сьюлин, когда Скарлетт наконец спустилась к завтраку. Ее голос был неприятно сладким. "Ты, должно быть, ужасно устала от всего пережитого". Перемирие между сестрами закончилось со смертью Мамушки...
  В глазах Скарлетт мелькнул опасный огонек. Она знала, что Сьюлин думает о безобразной сцене, которую сделала Скарлетт, когда умоляла Ретта не бросать ее. Но голос Скарлетт был так же сладок. "Только моя голова коснулась подушки, я тут же уснула. Деревенский воздух так успокаивает и освежает". Ты противная штучка, добавила она про себя. Спальня, о которой Скарлетт до сих пор думала как о собственной, теперь принадлежала Сьюзи, старшей дочери Сьюлин, и Скарлетт ощущала себя чужой в своем доме. А Сьюлин знала об этом... Скарлетт была в этом уверена. Но это не имело значения. Ей было нужно оставаться в ладах со Сьюлин, если она собиралась выполнить свой план. Она улыбнулась сестре.
  - Что смешного, Скарлетт? У меня что, пятно на носу или еще что-то?
  Сьюлин чуть не заставила Скарлетт ответить колкостью, но она сдержалась, сохранив улыбку на лице.
  - Извини, Сью. Я просто вспоминаю забавный сон, который приснился мне ночью. Мне снилось, что мы опять стали детьми и Мамушка стегает меня по ногам прутом от персикового деревца. Ты помнишь, как противно жалили эти прутья?
  Сьюлин рассмеялась.
  - Конечно, помню. Люсия пользует ими моих девочек. И я до сих пор чувствую боль в ногах, когда вижу это.
  Скарлетт внимательно вгляделась в лицо сестры.
  - Удивительно, что у меня нет сотни шрамов с того времени,- сказала она. - Я была такой ужасной девчонкой. Просто не знаю, как ты и Кэррин могли ладить со мной.
  И она намазала маслом бисквит с таким видом, как будто это было главной заботой в ее жизни.
  Лицо Сьюлин стало подозрительным.
  - Ты действительно мучила нас, Скарлетт. И каким-то образом умудрялась вести себя так, что виновны в драках оказывались мы.
  - Я знаю. Я была ужасным ребенком. Даже когда мы подросли. Я заставляла тебя и Кэррин работать как мулов на уборке хлопка, когда янки разграбили все.
  - Ты почти убила нас тогда. Мы были полумертвыми после тифа, а ты вытаскивала нас из постели и посылала работать на солнцепеке. Сьюлин заметно оживилась и стала говорить более горячо, рассказывая об обидах, которые взгодовала за многие годы.
  Скарлетт кивнула, поощряя ее и изобразив раскаяние. Как Сьюлин любит жаловаться, подумала она. Это просто пища для ее ума. Она подождала, когда Сьюлин остановится, и сказала:
  - Я чувствую себя такой подлой и просто не знаю, что я должна сделать вам за все те плохое, что я причинила. Уилл - злюка, раз не позволяет мне дать вам денег. Помимо всего прочего, это для Тары.
  - Я говорила ему то же самое сто раз, - произнесла Сьюлин.
  Клянусь, что ты так и делала, подумала Скарлетт.
  - Мужчины такие упрямые. О, Сьюлин, мне только что пришло в голову кое-что. Пожалуйста, скажи "да", это будет просто подарком для меня. И Уилл, быть может, не будет поднимать шум из-за этого. Что, если я оставлю Уэйда и Эллу здесь и пришлю вам денег на их содержание? Они так устали от городской жизни, а деревенский воздух пойдет им на пользу.
  - Я не знаю, Скарлетт. У нас будет тесно, когда родится ребенок. На лице Сьюлин проступила жадность, но она все еще была настороженной.
  - Я знаю, пропела Скарлетт сочувственно. И Уэйд, кстати, ест как лошадь. Но это было бы так хорошо для них, бедных маленьких горожан. Обойдется в примерно сто долларов в месяц, чтобы только кормить их и покупать им обувь.
  Она сомневалась, что Уилл имел сто долларов в год наличными при всей тяжкой работе в Таре. Сьюлин онемела и только кивала. Но Скарлетт была уверена, что та обретет дар речи, чтобы вовремя согласиться. "Я напишу хороший, жирный банковский чек прямо после завтрака", - подумала Скарлетт.
  - Это лучшие бисквиты, которые я когда-либо пробовала. Можно еще один кусочек?
  Она начинала чувствовать себя гораздо лучше - сказался крепкий сон прошлой ночью, еда в желудке и, наконец, то, что о ее детях было кому позаботиться. Она знала, что должна вернуться в Атланту - ей еще предстояло присмотреть за Бо. И за Эшли; она обещала Мелани. Но она подумает об этом позже. Она приехала в Тару из-за деревенской тишины и покоя и твердо решила получить от нее хоть что-то до отъезда.
  После завтрака Сьюлин вышла на кухню. Наверное, чтобы пожаловаться, подумала немилосердная Скарлетт. Не имеет значения. Это дает ей возможность остаться одной и в покое.
  "В доме так тихо. Дети, должно быть, завтракают на кухне, и, конечно, Уилл давно уехал в поля вместе с Уэйдом, который следует за ним по пятам, так же, как когда Уилл только появился в Таре. Уэйд будет гораздо счастливее здесь, чем в Атланте, особенно если учесть, что Ретт ушел - но нет, я не буду думать об этом сейчас, иначе я сойду с ума. Я буду наслаждаться миром и покоем, для этого я и приехала".
   Она налила себе еще кофе. Кофе остыл, но это ее не беспокоило. Солнечный луч, проникший в комнату через окно, внезапно высветил картину на противоположной стене, прямо над поцарапанным буфетом. Уилл провел огромную работу, чиня мебель, которую поломали солдаты-янки, но даже он не смог устранить на ней шрамы-следы от солдатских сабель. Или штыковую рану на портрете бабушки Робийяр.
  "Кем бы ни был солдат, повредивший картину, он был, по-видимому, сильно пьян, - раздумывала Скарлетт, - потому что он промазал, не попав ни по высокомерной, почти презрительной усмешке на горбоносом лице бабушки, ни по глубокому декольте ее платья. Удар штыка испортил только левую серьгу на картине, и теперь бабуля выглядела еще интереснее - с одной серьгойе".
  Ее бабка по матери была единственной из старших родственниц, интересовавшей Скарлетт, и ее беспокоило, что никто не никогда не рассказывал о той достаточно много. Она три раза выходила замуж... Скарлетт узнала об этом от Эллин, но обстоятельства трех браков так и остались для нее тайной. И Мамушка всегда обрывала рассказы о жизни в Саванне сразу, как только они приобретали пикантность. За бабушку устраивали дуэли, даже мода ее времени была скандальной - женщины, не колеблясь, промачивали водой свои тонкие муслиновые платья, чтобы они облепляли ноги. Да и все остальное, если судить по портрету....
  - Я должна бы покраснеть оттого, что думаю о вещах подобного рода, - пробормотала про себя Скарлетт. Но повернула голову и, выходя из столовой, снова поглядела на портрет. - Интересно, какой бабушка была?
  Гостиная являла следы нищеты и была тем местом, где часто собиралась молодая семья. Скарлетт с трудом узнала обтянутое бархатом канапе, где она принимала изысканные позы, когда ее кавалеры делали ей предложения. Все изменилось, все. Она должна была признать, что Сьюлин имела право на переустройство дома по своему вкусу, но это все равно мучило Скарлетт: так перекроенное, поместье уже не было ее Тарой.
  Она чувствовала себя угнетенной, переходя из комнаты в комнату. Все изменилось. Каждый раз, когда она приезжала, в нем появлялись все новые изменения, а особняк становился все неприбраннее. Ох, и упрям же Уилл! Мебель нуждалась в перетяжке, вместо штор висели лохмотья, сквозь ковры был виден пол. Если бы Уилл позволил, она купила бы для Тары новую обстановку. Тогда она не падала бы духом, видя вещи, которые она помнила другими, в столь плачевно изношенном состоянии.
  Тара должна быть моей! Я бы лучше позаботилась о ней. Папа всегда говорил, что оставит Тару мне. Но он и не подумал о завещании. Что ж, весьма похоже на него - он никогда не думал о завтрашнем дне. Скарлетт нахмурилась, но не могла и вправду рассердиться на отца. На Джеральда О"Хара никто в жизни не сердился; даже когда ему было за шестьдесят, он напоминал непослушного ребенка-любимчика семьи.
  А вот на кого я до сих пор злюсь, так это Кэррин. Младшая сестра она мне или нет, она совершила ошибку, и я никогда не прощу ее, никогда. Она стала упрямой, как мул, когда приняла решение уйти в монастырь. Я согласилась ее отпустить. Но она никогда не ставила меня в известность, что собирается использовать свою долю в Таре - одну треть, - как лепту в монастырь.
  Она должна была сказать мне! Я бы как-нибудь нашла деньги, тогда у меня было бы две трети. Не полная собственность, как тому бы следовало быть, но, по крайней мере, неоспоримый контроль. Тогда бы я могла распоряжаться. Вместо этого я должна прикусить язык и смотреть, как все катится под гору... позволить Сьюлин жить в Таре как королева! Это несправедливо. Именно я спасла Тару от янки и саквояжников. Она моя, что бы ни говорил закон, и когда-нибудь она будет принадлежать Уэйду. Я позабочусь об этом, чего бы это ни стоило.
  Скарлетт прилегла на софу с порванной кожаной обивкой в той маленькой комнатке, из которой Эллин О"Хара так покойно правила плантацией. Казалось, в ней навек задержался запах лимонной вербены - туалетной воды ее матери, задержался, несмотря на то, что миновали годы. Здесь царило умиротворение, ради которого она приехала. Наплевать на перемены, на неряху Сьюлин. Тара остается Тарой, родным гнездом. И сердце Тары здесь - в кабинете Эллин.
  Хлопнувшая дверь вдребезги разбила тишину.
  Скарлетт услышала, как Элла и Сьюзи идут через холл, ссорясь и споря о чем-то. Ей надо уйти, она не может сейчас слышать шум и ссоры. И она поспешила на улицу. Ей захотелось увидеть поля. Поля были удобрены, их плодородная красная земля оставалась такой же, какой была всегда.
  Она быстро зашагала через заросший сорной травой газон мимо коровника. Скарлетт так и не смогла преодолеть свое отвращение к коровам, как будто в тех местах, где она жила, их было сто. Противные существа с острыми рогами. Поравнявшись с краем первого по счету поля, она перегнулась через забор и глубоко вдохнула густой аммиачный дух, шедший от только что вспаханной земли и навоза. Забавно - в городах считается, что навоз дурно пахнет и годен только на свалку, а для фермера его запах лучше всяких духов.
  Конечно, Уилл - хороший фермер и его появление было лучше всего, что когда-либо происходило в Таре. Не имеет значения, что сделала я сама - мы никогда не смогли бы справиться с этим, не остановись он у нас на пути во Флориду и не реши остаться. Он влюбился в эту землю, как другие мужчины влюбляются в женщину. А он даже не ирландец! Пока мне не попался Уилл, я всегда думала, что только провинциалы-ирландцы могут так урабатываться на земле.
  Скарлетт увидела, как на дальнем краю поля Уэйд помогает Уиллу и Большому Сэму починить повалившуюся изгородь. Хорошо, что он учится, подумала она. Это его наследство. Несколько минут она наблюдала за мальчиком и двумя мужчинами, работавшими вместе. "Лучше мне прокрасться назад к дому, - мысленно сказала себе она. - Я забыла выписать эту банковскую бумажку для Сьюлин".
  Ее подпись на чеке соответствовала характеру. Четкая и простая, без завитушек и линий, какие бывают у неуверенных в себе людей. Она была деловой и прямой. Скарлетт посмотрела на нее секунду, до того, как промокнуть, а затем снова вчиталась.
  "Скарлетт О"Хара Батлер".
  При написании личных записок или приглашений Скарлетт следовала моде своего времени, добавляя сложные "петельки" к каждой заглавной букве и заканчивая подпись росчерком пера. Она сделала это и сейчас - взяла и расписалась на кусочке коричневой оберточной бумаги. Потом она снова посмотрела на чек, который только что написала. На чеке стояла дата - ей пришлось спросить Сьюлин, какое число, и она была ошарашена ответом: 11 октября 1873 года. Больше трех недель со дня смерти Мелли. Она провела в Таре двадцать два дня, заботясь о Мамушке.
  У даты было и другое значение. Более шести месяцев назад умерла Бонни. Скарлетт может отказаться от строгого, скучного траура, соответствовавшего глубокой скорби. Она может принимать приглашения в обществе и приглашать людей к себе в гости. Она может снова войти в мир.
  Я хочу вернуться в Атланту, подумала она. Мне необходимо веселье. Было столько горя, столько смертей. Мне нужна жизнь.
  Она сложила чек для Сьюлин. К тому же, я скучаю по магазину. Все бухгалтерские книги, наверное, в страшном беспорядке.
  И Ретт будет приезжать в Атланту, "чтобы сдержать сплетников". Я должна быть там.
  В доме слышалось только тиканье часов в холле за закрытой дверью. Эта тишина, по которой она тосковала так долго, теперь внезапно начала сводить ее с ума. Она резко встала.
  Я отдам Сьюлин чек сразу после обеда, как только Уилл поедет обратно в поле. После этого я возьму повозку и нанесу короткие визиты в "Прекрасные холмы" и "Мимозу". Они никогда не простят мне, если я не заеду их поприветствовать. А затем вечером я упакую мои вещи, и завтра сяду на утренний поезд.
  Домой в Атланту. Тара для меня больше не дом, как бы я ее ни любила. Наступило время уезжать.
  
  Дорога в "Прекрасные холмы" была вся изрыта колеями, поросшими сорной травой. Скарлетт припомнила, что раньше ее убирали каждую неделю и поливали водой, чтобы прибить пыль. Было время, думала она грустно, когда здесь было по крайней мере десять плантаций на расстоянии одной ездки на лошади, и люди все время обменивались визитами. Теперь осталась одна Тара, а также бывшие поместья Тарлетонов и Фонтейнов. Все остальные усадьбы сгорели дотла, вместо них стояли обугленные печные трубы или обрушившиеся стены. Мне действительно нужно вернуться в город. В округе у меня грустное настроение. Старая лошадка-тихоход и рессоры повозки были так же плохи, как и дорога. Она подумала о своей превосходной карете и упряжке ладных лошадей, и об Элиасе-кучере. Нет, ей надо ехать домой, в Атланту.
  Шумные приветствия в "Прекрасных холмах" подняли ей настроение. Беатриса Тарлетон, как всегда, кипела разговорами о своих лошадях и не интересовалась ничем, кроме этого предмета. Конюшня, обратила внимание Скарлетт, была покрыта новой крышей. На крыше дома была новая черепица. Джим Тарлетон выглядел состарившимся, его голова была седой как лунь, но он вырастил хороший урожай хлопка с помощью его однорукого зятя, мужа Хетти. Три остальные девочки были просто старыми девами. "Конечно, мы день и ночь плачем об этом," - сказала Миранда, и все они засмеялись. Скарлетт совершенно их не понимала. Эти Тарлетоны могли смеяться по любому поводу. Быть может, это как-то связано с тем, что они рыжие.
  Испытанный ей приступ зависти был сам по себе не нов. Она всегда хотела быть частью семьи, члены которой были бы так же нежны и так же поддразнивали бы друг друга, как Тарлетоны, но она подавила зависть. Это было нелояльно по отношению к ее матери. Она слишком надолго задержалась у Тарлетонов - пребывание у них было очень приятным, так что визит к Фонтейнам пришлось отложить назавтра. Почти стемнело, когда она добралась до Тары. И услышала вопли младшенького отпрыска Сьюлин еще до того, как открыла входную дверь. Определенно, время ехать в Атланту.
  Но дома ее ждала новость, сразу изменившая ее настрой. Сьюлин нагнулась над визжащим ребенком и начала утешать его, как только Скарлетт вошла. Несмотря на отсутствие прически и расплывшееся тело, Сьюлин выглядела более хорошенькой, чем была в девичестве.
  "О, Скарлетт! - воскликнула она. - Какой восторг, ты не догадаешься, из-за чего! Тише, солнышко, сегодня на ужин ты получишь косточку и сможешь выплюнуть этот гадкий зуб, так что он не будет больше болеть".
  Если прекрасная новость - это новый зуб, то я не хочу больше ничего разгадывать, хотела было сказать Скарлетт. Но Сьюлин не дала ей такой возможности. "Тони дома! - сказала Сьюлин. - Салли Фонтейн прискакала на лошади сказать нам. Вы с ней только что разминулись. Тони вернулся! Живой и здоровый! Завтра вечером мы едем к Фонтейнам ужинать, как только Уилл закончит дела в коровнике. О, не прелестно ли это, Скарлетт?" Сьюлин так и лучилась улыбкой. "Округ опять оживает".
  Скарлетт чуть было не бросилась на шею сестре, хотя раньше не испытывала такого желания. Сьюлин была права. Чудесно, что Тони вернулся. Она боялась, что никто и никогда не увидит его снова. Теперь страшное воспоминание о последней встрече с ним можно навсегда выкинуть из головы. Он был таким усталым и обеспокоенным - весь взмок от напряжения и ужаса. Кто бы не замерз и не был напуган на его месте? Янки гнались за ним по пятам и он бежал, спасая свою жизнь, после того, как убил черного, ударившего Салли, и белого подлипалу, который подстрекал черного идиота напасть на белую женщину.
  Тони вернулся! Скарлетт едва могла дождаться завтрашнего дня. Округ возвращался к жизни.
  
  Глава 4
  Глава 4
  
  Плантация Фонтейнов называлась "Мимозой" - из-за купы деревьев, которая окружала крашеный бледно-желтой краской оштукатуренный дом. Похожие на перышки фламинго розовые цветы к концу лету увяли, но игольчатые, напоминавшие по своему виду папоротник листики все еще были ярко-зелеными, покрывая ветки деревьев. Они танцевали на легком ветерке, отбрасывая изменчивые тени на дом цвета топленого молока, а усадьба казалась теплой и приветливой в косых лучах низко стоявшего солнца.
  "О, я надеюсь, Тони не слишком изменился", - подумала Скарлетт нервозно. Семь лет - такой долгий срок. Ее ноги подкосились, когда Уилл помог ей спрыгнуть с повозки. А вдруг Тони выглядит старым и усталым - нет! - побежденным, как Эшли. Этого бы она не перенесла. Она, помедлив, пошла за Уиллом и Сьюлин по направлению к входу в здание.
  Тут дверь раскрылась с шумом - ее ожиданиям не суждено было сбыться. "Кто тут вышагивает, как будто все идут в церковь? Почему не кинуться навстречу, приветствуя героя, который вернулся домой?" Тони смеялся, ее голос был исполненным радости в точности, как раньше, его волосы и глаза сохранили свой яркий черный цвет, а его улыбка была столь же сияющей и озорной.
  - Тони! - закричала Скарлетт. - Ты совсем не изменился.
  - Ты ли это, Скарлетт? Иди, поцелуй меня. И ты, Сьюлин. В отличие от Скарлетт, ты не была щедра на поцелуи в те дни, но Уилл, наверно, научил тебя хоть чему-то после свадьбы! Я намерен перецеловать всех особ женского пола старше шести лет во всем штате Джорджия, раз я вернулся!
  Сьюлин нервно хихикнула и посмотрела на Уилла. Он ответил слабой улыбкой на спокойном худом лице, что означало разрешение. Но Тони и не собирался ждать этого - он обхватил ее располневшую талию и громко чмокнул в губы. Сьюлин вся раскраснелась от смущения и радости, когда Тони наконец отпустил ее. Дерзкие братья Фонтейны уделяли Сьюлин мало внимания в довоенное время красавиц и кавалеров. Уилл обнял ее за плечи.
  - Скарлетт, милая, - вскричал Тони, распростерши объятия. Скарлетт шагнула к нему и обеими руками ухватилась за его шею.
  - Как ты сильно вырос в Техасе! - воскликнула она. Тони смеялся, охотно целуя ее подставленные губы. Потом он задрал штанину, показав ботинок на высоком каблуке. "Все в Техасе становятся выше ростом, - сказал он, - я бы не удивился, если бы узнал, что это местный закон".
  Поверх плеча Тони улыбался Алекс Фонтейн. "Вы услышите о Техасе столько, сколько словами не передать, - произнес он нараспев. - Если, конечно, Тони позволит вам войти в дом. Об этом он как-то забыл. В Техасе они все жили вокруг костров и под звездным небом вместо того, чтобы иметь крышу над головой". При этом Алекс сиял от счастья. "Он смотрит так, словно сам готов обнять и расцеловать Тони, - подумала Скарлетт, - а почему бы и нет? Они были не просто братьями, а близкими друзьями, пока росли. Думаю, Алекс страшно скучал по брату". И внезапные слезы брызнули у нее из глаз. Бурное возвращение Тони домой было первым радостным событием в округе с тех пор, когда солдаты Шермана опустошали Джорджию и грабили людей. Скарлетт даже не понимала, как реагировать на счастье.
  Жена Алекса, Салли, взяла ее за руку, и Скарлетт вошла в неприбранную гостиную. "Я знаю, что ты переживаешь сейчас, Скарлетт, - прошептала она. - Мы почти уже забыли, как радоваться. Сегодня в доме больше смеха, чем за последние десять лет вместе взятых. Сегодня мы будем бить в колокола!" Глаза Салли были тоже полны слез.
  Потом колокола начали звонить. Прибыли Тарлетоны. "Благодари небеса, что ты вернулся целым и невредимым, мой мальчик, - сказала Беатриса Тарлетон вместо приветствия. - Ты можешь взять в жены любую из трех моих дочек. У меня пока всего один внук, а я не становлюсь моложе".
  "О, ма! - хором простонали Хетти, Камилла и Миранда Тарлетон. А потом рассмеялись. Любимый конек их матери, скрещивать лошадей и венчать людей, был слишком хорошо известен в округе, чтобы они могли изображать удивление. Но Тони весь стал пунцовым".
  Скарлетт и Салли расхохотались.
  Беатриса Тарлетон настаивала на том, чтобы, пока солнце не зашло, все посмотрели коней, которых Тони привел из Техаса, и спор о преимуществах восточных полукровок перед западными мустангами полыхал, пока все остальные не запросили пощады. "И выпить, - сказал Алекс. - Я даже отыскал немного настоящего виски вместо домашнего вина".
  Скарлетт мысленно пожалела - и не в первый раз, - что выпивка была развлечением, доступным только для мужчин, а не для леди. Она бы с удовольствием хлебнула виски. И более того, Скарлетт бы с удовольствием разделила общество с мужчинами, вместо того, чтобы быть изгнанной из их компании в дамскую часть комнаты, с этими женскими разговорами о младенцах и домашнем хозяйстве. Она никогда не понимала и не принимала традиционного разделения полов. Но это было принято, так было всегда, и она смирилась. По крайней мере, она может развлечься, наблюдая, как сестрички Тарлетон притворяются, что не думают так же, как их мать: "О, если бы Тони хоть посмотрел на нас вместо того, чтобы по уши уйти в мужскую беседу!"
  "Маленький Джой, должно быть, до полусмерти рад, что его дядя вернулся", - говорила Хетти Тарлетон, обращаясь к Салли. Хетти могла позволить себе игнорировать мужчин - в их кружке находился ее муж, плотный однорукий парень.
  Салли ответила подробным рассказом о своем сынишке. Подобные разговоры утомляли Скарлетт, и она подумала: "Когда, наконец, ужин. Наверное, скоро; все мужчины занимаются фермерством и должны встать завтра с рассветом". Это означало раннее завершение всех вечерних сборищ.
  Насчет раннего ужина Скарлетт оказалась права; мужчины заявили, что они готовы к приему пищи сразу после виски. Но в отношении раннего окончания вечера она ошиблась - все наслаждались им так, что не могли дать ему закончиться. Тони заворожил их рассказами о своих приключениях "Прошла едва ли неделя, как я встретился с техасскими рейнджерами, - сказал он со смехом. - Штат, как и любое место на Юге, находился под властью янки, но - черт возьми - извиняюсь, леди, эти синие мундиры не имели ни малейшего понятия, что делать с индейцами. Рейнджеры воевали с ними всю дорогу, и единственное, на что надеялись люди на ранчо, - это то, что рейнджеры будут продолжать защищать их. И они это делали. Я сразу понял, что я нашел своих, и присоединился к ним. Никакой униформы, никаких маршей на пустой желудок туда, куда вас хочет направить генерал-дурья башка, и нет муштры! Ты садишься на своего коня и направляешься с горсточкой товарищей на военные действия".
  Черные глаза Тони засверкали от возбуждения, глаза Алекса тоже горели. Фонтейны всегда любили хорошую драку. И ненавидели дисциплину.
  - А что собой представляют индейцы? - спросила одна из девочек Тарлетон. - Они действительно истязают людей?
  - Тебе будет неприятно об этом слушать, - сказал Тони и его смеющиеся глаза внезапно потускнели. Потом он улыбнулся. - Они просто превосходны в бою. Рейнджеры быстро поняли, что если они собираются бить этих краснокожих чертей, то им придется научиться их способам ведению войны. Да, мы можем взять след человека или животного на голом камне или даже на воде лучше всякой гончей. И жить на мерзлой земле, если другого не остается. Никто не может победить техасского рейнджера или укрыться от него.
  - Покажи всем свои шестиствольные пистолеты, Тони, - настаивал Алекс.
  - О, не сейчас. Завтра, быть может, или послезавтра. Салли не хочет, чтобы я делал дырки в стенах ее дома.
  - Я сказал не перестрелять их, а показать, - ухмыльнулся Алекс своим друзьям и похвастался: - У них резные костяные рукоятки и они просто ждут, когда мой маленький братец приедет к вам с визитом в своем добром старом седле, привезенном с Запада. На этом седле столько серебра, что вы ослепнете от его блеска.
  Скарлетт улыбнулась. Этого следовало ожидать: Тони и Алекс всегда были самыми большими денди в Северной Джорджии. И Тони совершенно не изменился. Высокие каблуки на фасонистых сапогах и седло, покрытое серебром. Она готова была побиться об заклад, что, когда он вернулся домой, его карманы были такими же пустыми, как когда он бежал от виселицы. Верх глупости - иметь седла с серебром, когда дому в Мимозе нужна новая крыша. Но Тони это казалось правильным. Это означало, что он остался самим собой. И Алекс так гордился им, как будто Тони пригнал вагон с золотом. Как она любила их обоих! Они могли остаться только со старой фермой, на которой работали сами, но янки не победили Фонтейнов, им даже не удалось поколебать надежду, годами жившую в этой семье.
  - Боже мой, разве мои мальчики не любили гарцевать по округе, стройные как тополь, и полировать серебро на седлах своим брюхом? - сказала Беатриса Тарлетон. - Так и вижу своих близнецов, они быстро покрыли бы любое расстояние!
  У Скарлетт перехватило дыхание. Ну почему миссис Тарлетон разрушила все? Зачем нарушать столь счастливый вечер напоминанием, что почти все старые друзья лежат в могиле?
  Но спокойствие вечера не было нарушено.
  - Они не смогли бы сохранить седла и в течение недели, мисс Беатриса, и вы знаете это, - ответил Алекс. - Они либо проиграли бы их в покер, или продали бы их, чтобы купить шампанского для начавшей угасать вечеринки. Вспомните, как Брент продал всю мебель из своей комнаты в Университете и купил долларовые сигары для всех мальчиков, которые не пробовали еще курить.
  - А как Стюарт проиграл свою одежду, режась в карты, и ему пришлось уходить с котильона, обернувшись в какую-то рухлядь? - добавил Тони.
  - Помнишь, как они отдали в ломбард книжки Бойда по праву? - сказал Джим Тарлетон. - Я думал, ты с них шкуру сдерешь заживо, Беатриса....
  - Они всегда обрастали новой кожей, - улыбнулась миссис Тарлетон. - Я хотела им ноги попереломать, когда они подожгли хранилище для льда, но мальчики сбежали слишком быстро и я их не догнала.
  - Тогда они приехали в "Милые Радости" и спрятались у нас в сарае, - вступила Салли. - У коров не стало молока на неделю после того, как близнецы старались нацедить себе по кружке молока.
  У каждого была своя история про близнецов Тарлетонов, а эти рассказы повели к другим - о своих друзьях и старших братьях, Лейфе Манро, Кейде и Рейфорде Калвертах, Томе и Бойде Тарлетонах, Джо Фонтейне, - о всех тех, кому не суждено было вернуться домой. Эти истории были как бы венком памяти и любви... Когда их рассказывали, тени в углах комнаты ожили, и в ней повеяло смеющейся, блестящей юностью, ушедшей навсегда, но теперь - наконец - не потерянной, потому что их вспоминали с радостной улыбкой, а не с горьким отчаянием.
  Старое поколение тоже не было забыто. Все собравшиеся за столом обладали обширным запасом воспоминаний о Старой Мисс Фонтейн, злоязычной, но добросердечной бабке Алекса и Тони. И об их матери, которую называли Молодая Мисс до дня ее смерти, наступившего, когда ей должно было стукнуть шестьдесят лет.
  Скарлетт обнаружила, что она может даже разделить общее веселье по поводу доброй привычки ее отца распевать песни ирландских повстанцев, когда Джеральд, как он это называл, "пропускал каплю-две". Кроме того, оказалось, что она способна выслушивать речи о доброте ее матери без сердечной боли, которой она всегда раньше реагировала на упоминание имени Эллин О"Хара.
  Уже долгое время после того, как тарелки опустели, и огонь в камине превратился в тлеющие угли, разговор продолжался, и десяток уцелевших как бы вернул к жизни все тех близких людей, которые не могли встретить Тони сегодня. В тусклом, мерцающем свете масляной лампы, стоявшей посредине стола, не были видны страшные рубцы, которые оставили бойцы Шермана в закопченной комнате и на ее чиненой-перечиненой мебели. Лица людей, собравшихся вокруг столешницы, казалось, были без морщин, а их одежда - без заплат. На несколько минут этой прекрасной иллюзии "Мимоза" как бы чудом была перенесена в пространство вне времени и мук, где никогда не было войны.
  Много лет назад Скарлетт поклялась, что никогда не будет оглядываться назад. Воспоминания о счастливых довоенных днях, траур по ним и стремление их вернуть только причинили бы ей боль и ослабили ее, а ей требовались все силы и решимость для того, чтобы выжить и защитить семью. Но, вспоминая все пережитое в столовой "Мимозы", Скарлетт не почувствовала, что ослабела, - наоборот, она снова набралась духу. Эти воспоминания были доказательством того, что хорошие люди могут перенести любую потерю и все же сохранить способность любить и смеяться. Скарлетт гордилась тем, что она - в их числе и может называть их своими друзьями, что они были тем, кем они были.
  На пути домой Уилл шагал впереди повозки с факелом из сосновой щепы, ведя за собой лошадь. Была глухая ночь, очень поздно. На безоблачном небе сияли звезды, настолько ярко, что месяц в первой четверти казался неправдоподобно, прозрачно бледным. Тишину нарушало только цоканье конских копыт.
  Сьюлин задремала, но Скарлетт боролась со сном. Ей не хотелось, чтобы вечер кончался... Лишь бы эти уют и счастье длились вечно! Каким возмужавшим выглядел Тони. И полным жизни: он с такой радостью хвастался своими смешными сапогами, был так доволен собой и всем! Девочки Тарлетон вели себя как выводок рыжих пушистых котят вокруг банки сметаны. Интересно, кто из них поймает его. Беатриса Тарлетон явно собирается обеспечить свадьбу.
   Сова в придорожном лесу четко произнесла "ух-ух", и Скарлетт тихо хихикнула.
  Они были уже на полпути к Таре, когда она поняла, что не думала о Ретте уже много часов. Потом меланхолия и тревога заключили ее в свои объятья, легли свинцовой тяжестью на плечи... Скарлетт внезапно заметила, что ночной воздух был холоден и что она замерзла. Она запахнулась в шаль и мысленно попросила Уилла поторапливаться.
  Я не хочу думать ни о чем. Только не думать ни о чем этой ночью. Я не хочу портить такой прекрасный вечер. Поспешай, Уилл, ведь холодно и темно.
  
  На следующее утро Скарлетт и Сьюлин привезли в "Мимозу" детей. Глаза Уэйда сияли от счастья и распиравшего его чувства обожания, когда Тони показал ему шестиствольные револьверы. Да что там - даже Скарлетт, приоткрыв рот, смотрела, как он крутил на пальцах, подбрасывал в воздух, ловил и ронял в кобуры, висевшие у него низко на бедрах, на красивом кожаном с серебром ремне, два своих пистолета.
   - А они стреляют? - спросил Уэйд.
   - Да, сэр, они стреляют. И когда ты станешь постарше, я научу тебя пользоваться ими.
   - Вращать ими, как вы?
   - Да, конечно. Лишено смысла иметь шестизарядник, если не собираешься выделывать с ним все эти штуки. - Тони по-мужски крепкой рукой взъерошил волосы мальчика. - Я научу тебя ездить на лошади на западный манер, Уэйд Хемптон. Я думаю, ты станешь единственным парнем в этих местах, который будет знать, как выглядит настоящее седло. Но сегодня мы начать не можем. Мой брат собирается учить меня сельскому делу. Смотри, как получается - каждому приходится все время постигать новое.
   Тони быстро расцеловал в щеку Скарлетт и Сьюлин, а маленькие девочки получили поцелуй в лоб, и затем распрощался.
  - Алекс ждет меня ниже по ручью. Почему бы вам не поискать Салли? Я думаю, что она развешивает белье за домом.
  Салли повела себя так, как будто бы была рада их видеть, но Сьюлин отказалась зайти на чашечку кофе.
  - Я собираюсь добраться до дома и заняться тем же, что и ты. Салли, мы должны ехать. Мы просто не хотели уезжать, не попрощавшись. - И она стала торопить Скарлетт, чтобы она шла к повозке.
  - Я не понимаю, почему ты была так груба с Салли, Сьюлин. Твоя стирка могла бы подождать, пока мы выпили бы кофе и поговорили бы о вчерашнем вечере.
  - Скарлетт, ты ничего не понимаешь в фермерском деле. Если Салли запоздает со стиркой, она не успеет ничего сделать и дальше в течение дня. Мы не можем содержать кучу слуг в деревне, как ты в Атланте. И нам приходится делать большую часть работы самим.
  Скарлетт, вознегодовав по поводу тона, которым были произнесены эти слова, резко произнесла:
  - Я могла бы вполне уехать в Атланту сегодняшним поездом.
  - Чем сильно облегчила бы всем жизнь, - отозвалась Сьюлин. - С тобой столько хлопот, и, кроме того, мне нужна твоя спальня для Сьюзи и Эллы.
  Скарлетт собралась было ответить, но потом промолчала. Лучше бы ей было быть в Атланте. Если бы не приезд Тони, она была бы там уже сейчас. И люди будут рады ее видеть. У нее много друзей в Атланте, у которых есть время на чашечку кофе, партию в вист или вечеринку. Она заставила себя улыбнуться своим двум детям и повернулась к Сьюлин.
  - Уэйд Хемптон, Элла, маме нужно уехать в Атланту сегодня после обеда. Я хотела бы, чтобы вы обещали, что будете хорошими и не будете беспокоить вашу тетю Сьюлин.
  Скарлетт ожидала протестов и слез, но дети были слишком заняты разговором о блестящих револьверах, чтобы обратить хоть чуточку внимания на нее. И, как только они прибыли в Тару, она приказала Панси паковать ее саквояж. Тут-то Элла начала плакать.
  - Присси нет, и нет никого, кто заплел бы мне косички, - рыдала она.
  Скарлетт подавила желание отшлепать свою дочурку. Она не могла остаться в Таре теперь, когда уже решила ехать. Она сойдет с ума от безделья и молчания. Но она не уедет без Панси. Неслыханно, чтобы леди путешествовала одна. Что делать? Элла хотела, чтобы Панси осталась с ней. На привыкание к Люсии, мамушке маленькой Сьюзи, уйдет неделя или больше. А если Элла будет хныкать день и ночь, Сьюлин может отказаться от содержания детей в Таре.
  - Хорошо, - резко сказала Скарлетт. - Прекрати этот рев, Элла. Я оставлю Панси в Таре до конца недели, и она сможет научить Люсию причесывать твои волосы.
  "Придется только познакомиться с какой-нибудь женщиной на вокзале в Джонсборо. Обязательно будет какая-нибудь респектабельная дама, направляющаяся в Атланту, с которой я смогу разделить купе.
  Итак, Скарлетт возвращается домой на сегодняшнем поезде, вот и все. Уилл может отвезти ее на вокзал и вернуться с таким запасом времени, что успеет подоить своих противных старых коров.
  
  На полпути к Джонсборо Скарлетт перестала щебетать о возвращении Тони Фонтейна. С минуту помолчав, она высказала то, что было у нее на уме. "Уилл, о Ретте, то есть о том, как он быстро собрался, я имею в виду... Я надеюсь, Сьюлин не будет болтать об этом по всему округу?"
  Уилл поднял на нее свои светло-голубые глаза. "Ну, Скарлетт, ты знаешь это не хуже других. В семье не принято порочить своих членов. Я всегда считал... Жалко, что ты, как мне кажется, не видишь того хорошего, что есть в Сьюлин. А оно есть, только не проявляет себя, когда ты приезжаешь. Тебе придется поверить мне на слово. Какой бы ты ее ни считала, Сьюлин никогда не скажет о твоих личных делах никому. Она хочет, чтобы люди сплетничали о семье О"Хара, не более, чем ты".
  Скарлетт слегка успокоилась. Она полностью доверяла Уиллу. Его слово было более твердым, чем деньги, положенные в банк. И он был мудр: ей не приходилось видеть, чтобы Уилл в чем-то ошибался - разве что в отношении Сьюлин.
  - Ты веришь, что он вернется, Уилл?
  Уилл не спросил, кого она имеет в виду - он услышал тревогу, спрятанную за словами. Продолжил жевать соломинку, расположившуюся в углу его рта, и только потом решил, что ответить. В конце концов он медленно сказал:
  - Я не могу сказать, что я так думаю или не думаю, Скарлетт. Не мне судить. Я видел его всего четыре или пять раз в своей жизни.
  Скарлетт была оглушена. Но вспышка гнева заглушила боль.
  - Уилл Бентин, ты ничего не понимаешь! Ретт сейчас расстроен, но он справится с этим. Он никогда не поступит так низко, не уйдет, не оставит меня!
  Уилл кивнул. Скарлетт могла понять это как молчаливое согласие. Но он не забыл ту характеристику, которую сардонически дал себе Ретт: "подлец". И, судя по тому, что говорят люди вокруг, он всегда был таким и, скорее всего, останется таким вечно.
  Скарлетт упрямо смотрела на знакомую красную глину дороги, расстилавшейся перед ними. Ее подбородок был выставлен вперед, а мозг лихорадочно работал. Ретт вернется. Он обязан вернуться, так как она хочет этого, а она всегда получала то, чего хочет. Все, что ей осталось сделать, - это заставить себя что-то придумать.
  Глава 5
  
  Шум и сутолока у Пяти Углов подействовали на Скарлетт, как бодрящий напиток, и сразу подняли ей настроение. То же действие возымел и беспорядок на ее рабочем столе. После череды смертей ей требовались жизнь, причем деятельная. Кроме того, ей была нужна работа.
  На столе лежали кипы газет, которые надо было прочесть, стопки счетов, поступавших из универсального магазина, которым она владела в самом центре на Пяти Углах, куча чеков к оплате и рекламки, которые надо было порвать и выбросить. Скарлетт, с удовольствием вздохнув, придвинула стул поближе к столу и села.
  Она проверила, свежи ли чернила в чернильнице, и осмотрела запас перьев для своей ручки. Затем засветила лампу. Будет темно, когда она закончит все дела; возможно, она поужинает прямо за работой.
  Скарлетт жадно потянулась за счетами из магазина, но ее рука повисла в воздухе, наткнувшись на большой квадратный конверт, лежавший на газетах. Письмо было адресовано просто: "Скарлетт", а почерк был Ретта.
  "Я не буду читать его сейчас, - быстро подумала она, - оно попалось мне среди прочих вещей, которые я собиралась сделать. И мне все равно, что в нем - я нимало не беспокоюсь - я просто не хочу читать его прямо сейчас. Я отложу его на десерт". И она взялась было за бухгалтерскую отчетность. Но тут же запуталась в арифметических вычислениях, которые она делала в уме, и бросила бумаги на стол. Она надорвала конверт пальцами.
  Письмо Ретта начиналось так: "Поверь моим словам: я глубоко сочувствую тебе в связи с тяжелой утратой. Смерть Мамушки - большая потеря для нас. И я благодарен тебе, что ты вовремя сообщила мне об ее болезни, так что я смог повидаться с ней до ее ухода".
  Скарлетт в ярости вгляделась в жирные черные строки, написанные перьевой ручкой, и вслух сказала: "Благодарен, чорт возьми! Ты мог лгать ей и мне, подонок!" Ей захотелось взять и сжечь это письмо, осыпать пеплом Ретта и прокричать эти слова ему в лицо. О, она отомстит ему за то унижение, которое ей пришлось испытать от него перед Сьюлин и Уиллом. Все равно, сколько бы ей ни пришлось ждать и планировать месть. Она найдет способ. Он не имел права так обращаться с ней и с Мамушкой, делать посмешище из ее последней воли.
  "Я его сожгу прямо сейчас, я даже не буду дочитывать его до конца, я не могу смотреть на его лганье". Ее рука протянулась за спичками, но, взяв коробку, она сразу выронила ее. "Я умру, гадая, что было в нем написано", - призналась она себе, и она опустила голову, продолжив читать.
  Ее жизнь не изменится, писал Ретт. Счета за хозяйство будут оплачиваться его адвокатами так же, как он завел этот порядок много лет назад, и все деньги, которые Скарлетт будет снимать со своего банковского счета на чек, будут автоматически возмещаться. Она может пожелать, чтобы в тех магазинах, в которых она откроет новые счета, дела велись, как и в других заведениях, где она покупает вещи сейчас - чтобы они посылали все чеки адвокатам Ретта напрямую. Или же она может оплачивать свои счета чеком, а сумма чека будет переводиться Реттом в ее банк.
  Скарлетт прочитала это с восторгом. Все имевшее отношение к деньгам всегда вызывало у нее интерес - с тех пор, как армия Союза заставила ее узнать, что такое нищета. Деньги - это безопасность, считала она. Она прятала деньги, которые зарабатывала сама, в тайники и теперь, столкнувшись с щедростью Ретта, была потрясена.
  "Какой он дурак, я могу ограбить его, если захочу, - подумала она. - Наверное, его юристы ведут с ним нечистую игру много лет. И потом: Ретт, наверное, очень богат, если он может тратить деньги, не зная на что. Я всегда знала, что он богат. Но не знала, что настолько. Интересно, сколько у него денег. Еще: он до сих пор любит меня, и это - доказательство. Ни один мужчина никогда бы не баловал женщину так, как Ретт баловал меня все эти годы, если бы не любил ее до умопомешательства, а он собирается продолжать покупать мне все, что я захочу. Он должен любить меня, или он сошел с ума. О, я знала это! Я знала это. А он не знал, что говорил. Он просто не поверил мне, когда я говорила, что теперь я знаю о своей любви к нему".
  Скарлетт прижала письмо Ретта к щеке - как будто держала в руках не письмо, а руку, написавшую его Она докажет ему, обязательно докажет, что любит его всем сердцем, и тогда они будут счастливы - самой счастливой парой на земле! Она осыпала письмо поцелуями, а потом бережно положила в шкаф. Сделав это, Скарлетт с энтузиазмом принялась за счета. Ее магазин всегда служил ей источником вдохновения. Сгустились сумерки, стало прохладно и, когда служанка постучала в дверь и робко спросила об ужине, она только подняла глаза вверх. "Принеси мне что-нибудь поесть на подносе и разожги огонь в камине," - сказала Скарлетт. Она была голодна, как волк.
  Этой ночью она хорошо спала. Выяснилось, что в ее отсутствие дела в магазине шли превосходно, а ужин приятным грузом лежал в желудке. Хорошо быть дома, тем более с письмом Ретта под подушкой!..
  
  Проснувшись, она хорошенько потянулась. Хруст бумаги в головах вызвал у нее улыбку. Она позвонила в звонок прислуге, заказывая завтрак, и начала составлять план на день. Сначала в магазин. Должно быть, на складе закончились многие товары; Кершо неплохо вел бухгалтерию, но умишком был не сильнее курицы. Обычно у него кончались мука и сахар прежде, чем он думал о том, чтобы пополнить запасы, и, скорее всего, он не заказал керосина и лучины, хотя с каждым днем становилось все холоднее.
   Вчера вечером руки у нее так и не дошли до газет, и выход в магазин спас бы ее от утомительного чтения. Все в Атланте, достойное того, чтобы о нем знали, она узнает от Кершо и клерков. Ведь Нет ничего подобного большому универсальному магазину с точки зрения собирания сплетен обо всей округе. Люди любят поговорить в ожидании, пока упакуют их товары. Ведь и вправду, в половине случаев она узнавала о том, что будет на передовицах, до того, как газеты выходили в свет; может быть, она преспокойно выбросит лежащую на ее столе пачку газет, ничего не потеряв.
  Улыбка на лице Скарлетт погасла. Нет, нельзя. Будет полоса о похоронах Мелани, а она хотела бы прочесть ее. Мелани... Эшли... С выходом в магазин придется подождать. У нее есть и другие обязанности.
  "И что заставило меня обещать Мелли позаботиться об Эшли и Бо? -подумала Скарлетт. - Но я обещала. А пойду-ка я лучше туда. Возьму с собой Панси, чтобы все выглядело прилично. Наверное, злые языки перемыли мне все кости после той сцены на кладбище. Нет смысла давать повод сплетням и видеться с Эшли наедине". Скарлетт быстро прошла по толстому ковру по направлению к вышитому шнурку звонка и яростно задергала его. Где завтрак?
  Нет, Панси до сих пор в Таре. Ей придется взять другую служанку; эта новая, Ребекка, подойдет. Она надеялась, что Ребекка поможет ей одеться без излишней суеты. Скарлетт спешила отправиться в путь, чтобы поскорее избавиться от неприятной обязанности.
  
  Когда экипаж остановился перед крошечным домиком Эшли и Мелани на Плющевой улице, Скарлетт увидела, что погребального венка на двери уже нет, но все окна закрыты ставнями.
  "Это Индия, - подумала она сразу. - Ну конечно. Она забрала Эшли и Бо к тете Питтипэт. Должно быть, она очень довольна собой".
  Сестра Эшли, Индия всегда была непримиримым врагом Скарлетт. Скарлетт закусила губу и обдумала дилемму. Она была уверена, что Эшли переехал вместе с Бо к тетушке Питтипэт, это было для него самым благоразумным. Без Мелани и Дилси у него не осталось никого, кто бы вел хозяйство и заботился о его сыне. У Питтипэт было комфортно, там был заведен порядок, и Эшли мог ожидать постоянного восхищения и любви всех женщин по отношению к маленькому Бо.
  Две старые девы, подумала Скарлетт с негодованием. Они готовы обожествить любого человека, носящего брюки, пусть даже это короткие штанишки. Если бы Индия не жила у тети Питти, Скарлетт бы, конечно справилась с тетушкой. Скромная старая леди не могла дать ответ и котенку, не говоря уже о Скарлетт.
  Но сестра Эшли - дело другое. Индия просто обожала ссориться, говорить гадости своим ледяным фыркающим голосом, могла показать Скарлетт на дверь.
  Если бы она не пообещала Мелани! Но она дала слово. "Езжай к мисс Питтипэт Гамильтон, - приказала она Элиасу. - Ребекка, ты пойдешь домой. Ты можешь и пройтись". Дуэний хватает и у Питти.
  
  Индия выглянула на стук в дверь. Она оглядела модный, шитый мехом траурный наряд Скарлетт и тонкая, удовлетворенная усмешка тронула ее губы.
  "Улыбайся, как хочешь, ты, старая ворона," - подумала Скарлетт. Траурное платье Индии было сшито из скучного черного крепа - и ни одной пуговицы, чтобы украсить его.
  - Я пришла узнать, как поживает Эшли, - сказала она.
  - Тебе здесь не рады, - ответила Индия, начиная закрывать дверь.
  Скарлетт толкнула дверь. "Индия Уилкс, не осмелишься же ты захлопнуть дверь у меня перед носом! Я обещала Мелли и я сдержу свое обещание, даже если мне придется убить тебя!"
  В ответ Индия просунулась плечами в дверь, сопротивляясь Скарлетт, которая уперлась в ту же дверь двумя руками. Эта недостойная стычка продолжалась всего несколько секунд, затем Скарлетт услышала голос Эшли.
  - Это Скарлетт, Индия? Я хотел бы ее видеть.
  Дверь широко отворилась и Скарлетт, гордо подняв голову, вошла в дом. Она получила искреннее удовольствие при виде красных пятен, проступивших от ярости на лице Индии.
  Эшли вышел в коридор поздороваться, и четкие шаги Скарлетт замедлились. Он выглядел серьезно больным. Черные круги залегли под его серыми глазами, а от носа к подбородку пробежали глубокие морщины. Его одежда казалась слишком большой для него; рукава его пиджака висели, как сломанные крылья какой-то черной птицы.
  У Скарлетт перевернулась душа. Она больше не любила Эшли так, как она любила его долгие годы, но он все еще был частью ее жизни. Было много совместных воспоминаний - за столько-то лет. Ей было невыносимо больно смотреть на него. "Дорогой Эшли, - сказала она мягко, - иди и присядь. Ты выглядишь утомленным".
  Они больше часа просидели вместе на канапе в маленькой, аляпистой и загроможденной гостиной тетушки Питтипэт. Скарлетт говорила мало. Зато она слушала, как говорил Эшли, повторяясь и перебивая себя, когда он пересказывал ей свои сбивчивые воспоминания. Он твердил про доброту, альтруистичность и благородство своей покойной жены, про ее любовь к Скарлетт, к Бо, к нему. Его голос звучал тихо и гулко, без выражения из-за горя и безнадежности. Рука Эшли вслепую нащупала руку Скарлетт, и он сжал ее с таким отчаянием и силой, что костяшки на ее руке больно ударились друг о друга. Скарлетт закусила губу и позволила ему держать ее руку в своей. А темная фигура Индии молча стояла в арочном дверном проеме.
  Наконец Эшли остановился и посмотрел в сторону с видом человека потерявшегося и ослепшего. "Скарлетт, я не могу жить без нее, - простонал он. - Я не могу".
  Скарлетт отобрала свою руку. Ей надо было сломать эту скорлупу отчаяния, окружавшую его, или эта скорлупа задушит его. Она встала и наклонилась к нему. "Послушай, Эшли Уилкс, - сказала она. - Я слушала, как ты собирал все свои горести, все это время, а теперь выслушай про мои. Ты думаешь, что ты один любил Мелли и зависел от нее? И я любила ее, больше чем сознавала сама, и больше, чем о том знают другие. Я полагаю, что множество других людей тоже ее любило. Но мы не собираемся падать в обморок и помирать из-за этого. А ты этим занят. И мне стыдно за тебя.
  И Мелли стыдно, если она смотрит на нас с небес. Ты не знаешь случайно, через что она прошла, чтобы родить Бо? А я знаю, как она страдала, и утверждаю, что это убило бы самого сильного мужчину, которого когда-либо создавал Бог. Теперь ты - все, что у него осталось. И ты хочешь, чтобы Мелли это видела? Что ее сын один на свете, почти сирота из-за того, что его папа слишком жалеет себя, чтобы заботиться о ребенке? Ты хочешь разбить ее сердце, Эшли Уилкс? Ты это и делаешь". Она взяла его за подбородок и заставила посмотреть себе в лицо.
  "Соберись! Слышишь меня, Эшли? Иди на кухню и скажи кухарке, чтобы она приготовила для тебя горячую пищу. И съешь ее. Если тебя вырвет, поешь еще. Потом найди своего мальчика и возьми его на руки. Скажи ему, чтобы он не боялся, что у него есть отец, который позаботится о нем. Потом сделай это. Думай о ком-нибудь, кроме себя самого".
  Скарлетт вытерла руку об юбку, как будто ее испачкала рука Эшли. И вышла из комнаты, по пути оттолкнув Индию.
  Но, когда она открыла дверь на крыльцо, она услышала слова Индии: "Мой бедный, дорогой Эшли. Не обращай внимания на те ужасные вещи, которые сказала Скарлетт. Она чудовище".
  Скарлетт остановилась, обернулась. Она вытащила визитную карточку из кошелька и положила на стол. "Я оставляю свою визитку для тебя, тетушка Питтипэт, - крикнула она, - потому что ты боишься сойти вниз и увидеть меня лицом к лицу". Потом пошла дальше, хлопнув дверью.
  "Вези меня, - сказала она кучеру. - Куда угодно". Она не могла оставаться в этом доме ни минутой больше. Что она собирается делать? Пробилась ли она к Эшли? Она вела себя так подло - ладно, ей пришлось быть такой, ведь он был погружен в горе, - но чего она добилась на самом деле? Эшли горячо любил Бо, возможно, он возьмет себя в руки ради сына. "Возможно?" - Этого недостаточно. Он должен. А она должна заставить его это сделать.
  "Вези меня к юридической конторе мистера Генри Гамильтона", - сказала она Элиасу.
  "Дядя Генри" был страшилищем для большинства женщин, но не для Скарлетт. Она могла понять, что сделало его женоненавистником - да просто то, что он вырос в одном доме с тетей Питтипэт. И она знала, что он, пожалуй, испытывает к ней симпатию. Он говорил, что Скарлетт не так глупа, как большая часть женщин. Он был ее адвокатом и знал ее деловую хватку.
  Когда она вошла в его контору без доклада, он отложил письмо, которое читал, и засмеялся. "Входите, Скарлетт, - сказал он, вставая. - Вы так спешите подать иск на кого-то?"
  Она ходила взад и вперед, не обращая внимания на кресло, стоявшее за столом. "Я бы кого-нибудь застрелила, - произнесла она, - только не знаю, поможет ли это? Правда ли то, что покойный Чарльз оставил мне все свое имущество?"
  - Вы знаете, что это так. Перестаньте так суетиться и сядьте. Он завещал вам склады у вокзала, которые сожгли янки. И он оставил вам немного земли в сельской местности, но эта сельская местность скоро превратится в городскую, ведь Атланта быстро растет".
  Скарлетт села на краешек кресла и посмотрела прямо в глаза старому адвокату. "И половину дома тети Питти на Персиковой улице, - четко сказала она. - Он оставил ее мне, не так ли?"
  - Боже мой, Скарлетт, не говори мне, что ты хочешь въехать туда!
  - Конечно, нет. Но я хочу, чтобы Эшли выехал оттуда. Индия и тетя Питти своим участием сведут его в могилу. Он может вернуться к себе домой. Я найду ему экономку.
  Генри Гамильтон посмотрел на нее испытующе своими невыразительными глазами.
  - Ты уверена, что ты хочешь его возвращения домой только потому, что он страдает от слишком большого выражения сочувствия?
  Скарлетт вскипела. "О Бог свят! Дядя Генри! - сказала она. - Вы что, превращаетесь в сплетника в столь преклонном возрасте?"
  - Не показывайте мне свои когти, молодая леди. Сядьте в кресло и выслушайте горькую правду. У вас, возможно, самая лучшая голова для бизнеса, которую я когда-либо встречал. Но во всех прочих отношениях вы не лучше деревенской дурочки.
  Скарлетт нахмурилась, но сделала то, что он просил.
  - Теперь о доме Эшли, - сказал старый юрист медленно. - Он уже продан. Я оформил бумаги вчера. - Он поднял свою ладонь, чтобы прервать Скарлетт до того, как она заговорит. - Это я посоветовал ему продать его и переехать к тете Питти. И не из-за боли воспоминаний и ассоциаций в том доме, и не потому, что меня беспокоило то, кто будет заботиться о его малыше, хотя это и ценные соображения. Я рекомендовал ему сделать это, поскольку ему нужны деньги от продажи на то, чтобы избежать краха своего лесопильного дела".
  - Что же это значит? Эшли не смыслит ничего в зарабатывании денег, но он не может прогореть. Строители всегда нуждаются в лесе.
  - Если они строят. Пожалуйста, Скарлетт, спуститесь на минутку из вашей башни из слоновой кости и послушайте меня. Как я знаю, вас не интересует ничто из происходящего в мире, доколе оно не касается вас. Однако, в Нью-Йорке пару-тройку недель назад был грандиозный финансовый скандал. Спекулянт по имени Джей Кук просчитался и потерпел крах. Вместе с ним прогорела его дочерняя компания - Северо-Тихоокеанская железная дорога. Он потянул за собой нескольких других спекулянтов - парней, которые были с ним в деле с железной дорогой и некоторыми другими махинациями. А потом прогорели и дружки его дружков, вместе со своим бизнесом, то есть не-бизнесом Кука. Все осыпалось, как карточный домик. В Нью-Йорке назвали это "Паникой", "Паникой" с большой буквы. И паника распространяется. Я подозреваю, что она прокатится по всей стране, до того как завершится.
  Скарлетт почувствовала себя в когтях страха.
  - А как же мой магазин? - вскричала она. - И мои деньги? Безопасны ли банки?
  - Тот банк, в котором вы держите счет, - да. Я тоже поместил в него деньги, предварительно наведя справки. В действительности Атланта вряд ли сильно пострадает. Мы еще не доросли до больших дел, а рушатся именно крупные предприятия. Но бизнес в застое везде. Люди боятся вкладывать деньги куда-либо. И в строительство тоже. А если никто не строится, то никто не покупает лес.
  Скарлетт нахмурилась.
  - Как я погляжу, Эшли не будет получать дохода с лесопилок. Но если никто не вкладывает деньги, как вы смогли продать дом так быстро? Мне кажется, если паника, то цены на недвижимость должны упасть в первую очередь.
  Дядя Генри ухмыльнулся.
  - Золотые слова. Вы сообразительны, Скарлетт. Поэтому я и сказал Эшли продавать дом, пока не поздно. В Атланте еще не почувствовали паники, но она скоро докатится и сюда. В последние восемь лет у нас был бум - Господи прости, сейчас в городе живет свыше двадцати тысяч человек, - но мы не может процветать без гроша в кармане.
  И сам засмеялся по поводу удачного словца. Скарлетт засмеялась вместе с ним, хотя она не находила ничего смешного в экономическом кризисе, а просто знала - мужчины любят, когда ими восхищаются.
  Но тут дядя Генри оборвал смех так резко, как будто закрутил кран с водой.
  - Итак. Теперь Эшли живет вместе со своими сестрой и тетей, причем по понятным и уважительным причинам и, кроме того, по моему совету. И это вас не устраивает.
  - Нет, совершенно не устраивает. Он выглядит ужасно, а с ними ему делается только хуже. Он как живой мертвец. Я хорошенько с ним поговорила; попыталась выбить его из того состояния, в котором он находится, наорав на него. Но я не знаю, привело ли это к результату. Я не знаю, чего я добилась и добилась ли хоть чего-нибудь. И не узнаю, пока он в этом доме.
  Она посмотрела на дядю Генри и увидела скептическое выражение на его лице. Ее щеки запылали от гнева.
  - Мне все равно, что вы слышали или что вы думаете, дядя Генри. Я не гоняюсь за Эшли. Я дала обещание у гроба Мелли, что позабочусь о нем и Бо. Я бы всем сердцем хотела не давать такого обещания, но я его дала.
  Ее вспышка смутила Генри. Он не любил эмоций, особенно женских. "Если вы начнете плакать, Скарлетт, я прикажу вывести вас вон".
  - Я не собираюсь плакать. Я в бешенстве. Мне надо сделать хоть что-то, и вы мне не помощник.
  Генри Гамильтон отклонился на спинку кресла и свел ладони - при этом его руки лежали на животе. Он принял свою излюбленную позу "юриста в офисе".
  - Скарлетт, вы - последняя, кто может сейчас помочь Эшли. Как я уже говорил, я собираюсь сказать вам парочку жестоких, но правдивых вещей. Это - одна из них. Правда это или нет, а мне все равно, каков ответ на этот вопрос, но одно время о вас и Эшли ходило много толков. Мисс Мелли взяла вашу сторону, и большинство последовало за ней - из-за любви к ней, попомните мое слово, а не потому, потому что вы были им особенно по нраву.
  Индия предполагала худшее и сказала об этом. Она собрала свою группу единоверцев. Ситуация была тяжкой, но люди приспособились к ней, как это происходит всегда. Но скандал мог разразиться, даже после смерти Мелани. Однако никто не любит разрушений и перемен. И вам одной этого показалось мало. О, нет! Вы предпочли изобразить сцену прямо на могиле Мелани - обняли ее супруга, оттаскивали мужа от его усопшей жены, которую многие люди считали святой.
  Он поднял руку.
  - Я знаю, что вы собираетесь мне сказать, поэтому не затрудняйте себя.
  Кончики его пальцев сомкнулись снова.
  - Эшли готов был броситься в могилу, возможно, сломал бы шею. Я был там и все видел. И это - не беда. Беда то, что вы, хотя и очень сметливы, не понимаете мира. Если бы Эшли бросился в гроб, все назвали бы его поступок трогательным. И если бы он при этом убился, все бы, конечно, пожалели об этом. Однако есть правила и для жалости. Общество нуждается в правилах, Скарлетт, чтобы можно было жить вместе. А что сделали вы? - Вы нарушили все устои. Вы сделали публичную сцену. Вы обняли человека, который не является вашим мужем, публично. Вы подняли шум, нарушивший церемонию похорон, правила которой знает каждый. Вы испортили последний ритуал для святой. Теперь в городе нет ни одной дамы, которая не встала бы на сторону Индии. Значит, против вас. У тебя нет друзей, Скарлетт. И если ты собираешься сделать что-то для Эшли, ты сделаешь это так, что он тоже станет изгоем.
  Он продолжал:
  - Все леди города против вас. Да поможет вам Бог, Скарлетт; я не Бог, я не могу помочь. Когда христианки ополчаются на вас, вам лучше не надеяться ни на христианское милосердие, ни на всепрощение. У них этого нет. И они не допустят, чтобы это проявил кто-либо, особенно из их мужей. Их мужья принадлежат им телом и душей. Поэтому я всегда держался подальше от столь неверно названного "слабого пола". Я желаю вам всего хорошего, Скарлетт. Вы знаете, что вы всегда мне нравились. И мои наилучшие пожелания - это то, что я и могу вам предложить. Вы внесли такую неразбериху, что я не знаю, как вам удастся распутать ее.
  Старый юрист встал.
  - Оставьте Эшли в покое. Какая-нибудь сладкая маленькая птичка зайдет к нему в один из таких дней и наведет порядок. А потом и позаботится о нем. И оставьте дом Питтипэт тоже в покое, в том числе вашу долю в нем. Но не прекращайте посылать через меня деньги для оплаты счетов по его содержанию, как вы делали раньше. Так вы выполните свое обещание Мелани. Теперь до свидания. Я провожу вас к вашей карете.
  Скарлетт взяла его за руку и кротко пошла рядом с ним. Но внутри она кипела. Ей следовало бы знать, что от дяди Генри мало проку.
  Ей предстояло выяснить, прав ли дядя Генри - есть ли финансовая паника и, более того, целы ли ее деньги.
  Глава 6
  
  "Паника!" - так назвал это Генри Гамильтон.
  Финансовый кризис, который начался на Уолл-стрит в Нью-Йорке, распространился по всей Америке. Скарлетт страшно боялась, что потеряет заработанные и накопленные ей деньги. Покинув офис старого юриста, она немедленно направилась в свой банк. И, когда она подходила к конторе управляющего банком, ее била внутренняя дрожь.
  - Я ценю вашу заботу, миссис Батлер, - произнес он, но Скарлетт могла видеть, что он совершенно ее не ценит. Управляющий упорно обходил ее вопросы о надежности банка и в особенности филиала, которым руководил он сам. Чем дольше и убедительнее он говорил, тем меньше Скарлетт верила ему.
  Затем внезапно ее страхи развеялись. "Нет, мы не только будем платить наши дивиденды акционерам, как обычно, - сказал управляющий. - Размер дивиденда будет даже несколько больше обычного". Он покосился на нее. "Я получил эту информацию только сегодня утром, - как будто рассердился он. - Конечно, хотел бы я знать, почему ваш муж месяц назад решил увеличить долю своих акций в банке".
  Скарлетт чуть не вскочила. Если Ретт покупает акции в банке, это, безусловно, самый надежный банк в Америке. Он всегда делает деньги, когда мир рушится. Ее не заботило то, как Ретт смог разузнать о позиции банка. Для нее было достаточно, что Ретт был в нем уверен.
   - У него есть это чудесный магический кристалл, - сказала она, хихикнув, что привело управляющего в ярость. Скарлетт почувствовала себя слегка опьяневшей. Но не слишком легкомысленной для того, чтобы забыть перевести все деньги из ее сейфа в слитки золота. Перед ее глазами до сих пор стояли обесценившиеся красивые облигации Конфедерации, от которых зависел ее отец. Она совершенно не доверяла бумажкам. Выйдя из банка, она даже остановилась постоять на ступеньках, чтобы получить удовольствие от теплого осеннего солнышка и от толчеи в деловом квартале. Посмотри-ка на этих людей, суетящихся вокруг - они в такой спешке, потому что делают деньги, и делают безбоязненно. Дядя Генри рехнулся и ведет себя как простофиля. Нет никакой паники, нет.
   Следующим шагом был магазин. "ЭМПОРИУМ У КЕННЕДИ" - гласила большая, с позолоченными буквами, вывеска на фасаде здания. Магазин достался ей в наследство после недолгого брака Скарлетт с Фрэнком Кеннеди. Магазин и Элла. Ее радость по поводу магазина более чем компенсировала ее разочарование в ребенке. Окно сияло чистотой, в витрине красовалась целая выставка товаров - все, начиная от новеньких блестящих топоров до новеньких блестящих булавок для волос. Тем не менее, ей придется убрать эти отрезы набивного ситца. Потому что иначе они выцветут на солнце и ей придется сбавлять цену.
  Скарлетт влетела в двери, готовая спустить шкуру с главного клерка Уилли Кершо. Но в конце концов оказалось, что искать виноватых нет причин. Ситец на витрине прибыл попорченным от дождя и уже был уценен. Фабрика, выпустившая его, согласилась взять за него всего треть цены из-за брака. Кроме того, Кершо успел заказать новые товары, а в квадратном и тяжелом железном сейфе в задней комнате лежали аккуратные пачки зеленых банкнот и столбики центов - дневная выручка.
  - Я заплатил помощникам клерков, миссис Батлер, - нервно сказал Кершо. - Надеюсь, я поступил правильно. Записано в субботних счетах. Ребята сказали, что они не могут обойтись без своего недельного жалования. Я сам остался без зарплаты, так как не знал, чего вы хотели бы от меня, но я был бы весьма признателен, если бы вы...
  - Конечно, Уилли, - любезно сказала Скарлетт, - как только я проверю бухгалтерские книги.
  За время ее отсутствия Кершо вел бизнес гораздо лучше, чем она предполагала, но это не означало, что ее можно держать за дурочку. Когда вся наличность сошлась до пенни, она отсчитала его двадцать долларов и семьдесят пять центов - заработную плату за три недели. Завтра, решила она, она добавит ему лишний доллар за эту неделю. Он заслужил премиальные за то, что так хорошо справился с работой.
  Также она думала дать ему дополнительное задание. "Уилли, - сказала она ему с глазу на глаз, - я хочу, чтобы вы открыли кредит".
  Рачьи глаза Уилли выкатились еще больше. В магазине никогда не было кредитной системы обслуживания покупателей, по крайней мере после того, как Скарлетт взяла бразды правления. Уилли внимательно выслушал инструкции. И, когда она заставила его поклясться, что он не скажет об этом ни одной живой душе, он, положа руку на сердце, поклялся. Ему лучше держать свое слово, думал он, ведь миссис Батлер как-нибудь да уличит его. Уилли был убежден, что у Скарлетт есть глаза на затылке и что она может читать мысли на расстоянии.
  
  Выйдя из магазина, Скарлетт пошла домой обедать. После того, как она умылась, она принялась за кипу газет. Отчет о погребении Мелани был именно таким, как она ожидала: минимум слов с указанием имени, места рождения и даты смерти. Имя леди могло появиться в печати только три раза, отметив рождение, свадьбу и упокоение. И в прессе не должно быть никаких деталей. Скарлетт написала некролог сама, добавив в него то, что показалось ей приличествующими случаю строчками. "Какая трагедия, что Мелани умерла столь молодой! Как ее будет недоставать находящейся в трауре семье и всем друзьям Мелани в Атланте!" "Индия, наверное, и вырезала эти строчки", - подумала Скарлетт раздраженно. Если бы домом Эшли управлял кто-нибудь другой, а не Индия, жизнь была бы гораздо проще.
  Но следующий же выпуск газеты заставил Скарлетт покрыться холодным потом. Еще сообщение, еще одно - она быстро перелистывала страницы с возрастающей тревогой. "Оставь газету на столе", - сказала она, когда служанка объявила об обеде. Грудка цыпленка застыла в соусе, который превратился в желе к тому времени, как Скарлетт села за стол, но это не имело значения. Она была слишком расстроена, чтобы есть. Дядя Генри был прав. Была паника, экономика катилась к краху. Биржа в Нью-Йорке бездействовала десять дней после того дня, который репортеры называли "Черной пятницей", когда цены на акции резко упали, поскольку все продавали акции, и никто их не покупал. В крупнейших американских городах рушились банки, потому что их клиенты хотели забрать деньги, а деньги канули в никуда - банки вложили их в "надежные" акции, которые теперь почти обесценились. А в промышленных районах закрывались фабрики и заводы - по одному в день. Тысячи рабочих остались на улице без куска хлеба.
  Дядя Генри сказал, что в Атланте этого не будет. Скарлетт твердила его слова снова и снова. Но ей пришлось усилием воли сдержаться, чтобы не пойти в банк и не принести домой ее запертую на ключ шкатулку. Если бы Ретт не купил акции в этом банке, он обязательно бы сходила в банк за золотом.
  Она вспомнила о поручении, выполнение которого запланировала на вторую половину дня, яростно пожелала, чтобы оно никогда не приходило ей в голову, решила, что она должна его выполнить. Несмотря на то, что страна в панике. Действительно, тем более.
  Может, ей следовало бы выпить небольшой стакан бренди, чтобы успокоить взбунтовавшийся желудок? Графин стоял рядом, в серванте. Также это поможет ей сдержать свои нервы, которые вот-вот лопнут... нет - от нее будет пахнуть спиртным, даже если она пожует петрушки или листьев мяты. Она перевела дух и поднялась из-за стола. "Беги к кучерской и скажи Элиасу, что я выезжаю", - сказала она прислуге, которая пришла на звонок.
  
  Ответа на ее звонок в дверь тети Питтипэт не последовало. Скарлетт была уверена, что видела, как занавеска на окне гостиной пошевельнулась. Она снова задергала звонок. За дверями послышались шаги. Скарлетт позвонила опять. Когда звук затих, в доме все как замерло. Она про себя досчитала до двадцати. За это время за ее спиной по улице проехала запряженная конем карета.
  "Если хотя бы одна живая душа видела меня здесь перед закрытой дверью, я никогда не смогу посмотреть людям в глаза без стыда", - подумала она. Ее лицо уже заливало жаром. Дядя Генри был совершенно прав: ее не принимали. Всю свою жизнь она была наслышана о людях со столь скандальной репутацией, что ни один достойный горожанин не открыл бы им дверь своего дома, но даже в самых безумных фантазиях она не могла представить, что это может случиться с ней. Она была Скарлетт О"Хара, дочь Эллен Робийяр, родом из Робийяров из Саванны. Это не могло произойти с ней.
  "Я здесь, чтобы принести добро", - подумала она оскорбленно и недоуменно. В глазах защипало - это был верный признак слез. Потом, как часто бывало, ее подхватила волна гнева, ярости. Да будь все проклято, полдома принадлежит ей! Как смеет кто угодно запирать дверь у нее под носом!
  Она заколотила в дверь кулаком и потом потянула круглую дверную ручку, но дверь была надежно заперта на щеколду. "Я знаю, что ты здесь, Индия Уилкс! - прокричала Скарлетт в дырку для ключа. - Здесь!" Скарлетт надеялась, что Индия слушала у дверей и оглохла от крика.
  - Я пришла поговорить с тобой, Индия, и я не уйду, пока не сделаю это. Я намерена сидеть на крыльце, пока ты не откроешь или пока Эшли не вернется с ключом, выбирай сама.
  Скарлетт повернулась, подобрала подол юбки и сделала шаг по крыльцу. Тут она услышала скрип щеколды и визг петель.
  - Ради всего святого, входи, - охрипшим голосом прошептала Индия. - Иначе о нас будут сплетничать все соседи.
  Скарлетт холодно посмотрела на Индию через плечо:
  - Может быть, ты, Индия, выйдешь и присядешь на ступеньках вместе со мной. Тогда какой-нибудь слепой бродяжка, возможно, набредет на тебя и женится - в обмен на кров и стол.
  Сказав это, Скарлетт тут же пожалела об этом. Надо было прикусить язык раньше. Она пришла не воевать с Индией. Но сестра Эшли всегда была для нее как заноза в пальце, и ее терзало унижение, перенесенное при дверях.
  Индия попыталась запереть дверь. Скарлетт повернулась и поспешила помешать ей закрыться. "Приношу свои извинения," - процедила она сквозь зубы. Рассерженные взгляды двух женщин скрестились. Наконец Индия отступила.
  "О, как бы это понравилось Ретту!" - подумала Скарлетт. В счастливые времена их женитьбы она часто рассказывала ему о своих триумфах в бизнесе и в маленьком социальном мирке Атланты. Это всегда приводило его в состоянии дикого веселья; он называл ее "никогда не кончающимся источником радости". Быть может, он бы снова посмеялся, если бы она описала ему, как Индия шипела подобно дракону, вынужденному отступить.
  - Что ты хочешь? - Тон Индии был ледяным, хотя она дрожала от ярости.
  - Просто сверхлюбезно с твоей стороны пригласить меня присесть и выпить с тобой чашечку чая, - произнесла Скарлетт в своей самой легкомысленной манере. - Но я только что отобедала.
  На самом деле Скарлетт в настоящее время хотела есть. Боевой ее дух заствил память о панике притупиться. Она надеялась, что в желудке у нее не забурчит - в нем было пусто, как в сухом колодце.
  Индия встала в позицию против двери в гостиную. "Тетя Питти отдыхает", - сказала она.
  "Скорее всего, выпила", - подумала Скарлетт про себя, но на этот раз она придержала язык. Она не сердилась на Питтипэт. Кроме того, так лучше для того, за чем она пришла. Она хотела уйти, пока Эшли не придет домой.
  - Я не знаю, знаешь ли ты об этом, Индия, но Мелли на смертном одре заставила меня обещать ей, что я присмотрю за Бо и Эшли.
  Индия вздрогнула всем телом, как будто в нее попала пуля.
  - И помолчи, пожалуйста, - предупредила ее Скарлетт, - поскольку ни одно твое слово не перевесит для меня последних слов Мелли.
  - Ты погубишь репутацию Эшли, как погубила собственную. Я не позволю тебе вешаться ему на шею и навлекать на всех нас гнев общества.
  - Последнее, что я хотела бы сделать на этой Божьей зеленой земле, Индия Уилкс, - это провести еще хоть на одну минуту больше в этом доме, чем мне приходится. Я пришла сказать тебе, что я создала для вас такие условия в моем магазине, что вы можете получать в нем, что вам угодно.
  - Семья Уилксов не нуждается в милостыне, Скарлетт.
  - Ты простая! Я не говорю о милостыне, я говорю об обещании Мелани. Ты не имеешь представления о том, как быстро мальчики в возрасте Бо вырастают из штанов и башмаков. Или сколько они могут стоить. Хочешь, чтобы Эшли был завален мелкими хлопотами наподобие этого, когда у него разбито сердце по поводу более важных вещей? Или ты хочешь, чтобы над Бо смеялись в школе? Я знаю, каковы доходы тети Питтипэт. Я раньше жила здесь, помнишь? Этого хватит, чтобы содержать дядюшку Питера и экипаж, ставить немного еды на стол и платить за нюхательные соли. Кроме того, есть такое небольшое происшествие, которое называют "Паника". Половина предприятий страны сворачиваются. И Эшли, скорее всего, получит меньше денег, чем когда-либо.
  Если я могу растоптать свою гордость и колотить тебе в дверь, как помешанная, ты можешь поступиться своей гордостью и принять то, что даю я. И тебе не к лицу отвергать мою помощь, потому что если бы это касалось только тебя, я бы позволила тебе умеренть с голоду, не моргнув глазом. Я говорю о Бо. И Эшли. И Мелли, потому что я поклялась ей исполнить то, о чем она просила. "Береги Эшли, но не давай ему узнать об этом", - вот что она сказала тогда. Я не могу скрыть это от него, если, Индия, ты мне не поможешь.
  - Как я могу верить, что Мелани это сказала?
  - Потому что это говорю я, а мои слова - на вес золота. Что бы ты ни думала обо мне, Индия, ты не найдешь никого, кто сказал бы, что я отказывалась от обещания или нарушала данное мною слово.
  Индия заколебалась, и Скарлетт поняла, что выигрывает. "Тебе не придется ходить в магазин самой, - сказала она. - Ты можешь посылать список вещей с кем-либо еще".
  Индия перевела дух. "Только по поводу школьной одежды для Бо", - ответила она ворчливо.
  Скарлетт еле сдержала ухмылку. Как только Индия увидит, как приятно получать вещи бесплатно, она будет покупать гораздо больше. Скарлетт была в этом уверена.
  - Тогда, Индия, всего самого доброго. Мистер Кершо, старший клерк, единственный, кто знает об этом, а он не будет говорить об этом кому попало. Напиши его имя на обороте списка, и он позаботится обо всем.
  Когда Скарлетт садилась в карету, ее желудок явственно забурчал. Она широко улыбнулась: благодарю небо, что это не произошло во время разговора.
  Дома она приказала кухарке разогреть еду и снова накрыть на стол. Ожидая, пока ее позовут обедать, Скарлетт просмотрела остальные газеты, тщательно избегая статей о Панике. В газетах были колонки, ранее никогда не интересовавшие ее, но теперь так и притягивавшие ее взгляд - в них были чарльстонские сплетни, где могли упоминаться Ретт, его мама, или брат, или сестра.
  Заметок о них не было, но Скарлетт их и не ожидала. Если в Чарльстоне и случилось что-то замечательное, она узнает об этом от самого Ретта, когда он в очередной раз вернется домой. Ее интерес к его со-горожанам и месту, где он вырос, послужит ему доказательством ее любви, если он до сих пор не верит. Как часто, думала она, будет приезжать Ретт, чтобы "не дать повода для сплетен"?
  
  В ту ночь Скарлетт не спалось. Всякий раз, когда она закрывала глаза, она видела перед собой огромную дверь дома тетушки Питти, закрытую на щеколду. От нее, от Скарлетт. Это - дела Индии, говорила она себе. Быть не может, чтобы дядя Генри был прав и все в Атланте закрыли двери перед ней. Но раньше она думала, что дядя Генри ошибался и насчет Паники. По крайней мере, пока она не прочитала газеты - тогда Скарлетт поняла, что ситуация еще хуже, чем он говорил ей.
  Бессонница была привычной; она знала, что два или три глотка бренди успокоят ее и помогут заснуть. Она тихо прокралась по лестнице вниз и подошла к буфету в столовой. Хрустальный графин радугой играл на свету лампы, которую она держала в руке.
  На следующий день она проснулась позже, чем обычно. Не из-за спиртного, а потому, что, даже выпив, она не могла уснуть до рассвета. Скарлетт не переставала волноваться из-за слов дяди Генри.
  По дороге к магазину, она остановилась у булочной миссис Мерриуэзер. Продавщица, стоявшая за прилавком, посмотрела сквозь нее и как будто не услышала ее приветствия.
  Она ведет себя так, как будто я не существую, с ужасом осознала Скарлетт. А когда она шла от магазина к своему экипажу, то, пересекая тротуар, она усмотрела миссис Элсинг с дочкой, которые не ехали в карете, а шли пешком. Скарлетт помедлила, готовая улыбнуться и сказать слова приветствия. Две леди Элсинг стали как вкопанные, потом, не сказав ни слова и даже не взглянув на нее второй раз, развернулись и пошли в другую сторону. Скарлетт просто онемела от удивления. Потом проскользнула в экипаж и спряталась в темном уголке, затенив лицо. В одно ужасное мгновение она испугалась, что упадет в обморок на пол, прямо здесь.
  Элиас остановился перед ее магазином, а Скарлетт осталась в безопасности в карете, послав кучера в магазин, чтобы он передал служащим конверты с жалованьем. Если она выйдет, она может увидеть кого-нибудь из знакомых, кого-нибудь, кто просто убьет ее на месте. Эта мысль была невыносимой.
  "За этим, конечно, стоит Индия Уилкс. Причем после того, как я проявила такую щедрость к ней! Но я не дам ей уйти от ответа, не дам. Ни один человек не может вести себя со мной таким образом - и уйти от ответа," - подумала Скарлетт.
  "Езжай на лесопилку", - приказала она Элиасу, когда тот вернулся. Она скажет Эшли. И он сделает что-нибудь, чтобы сломить позиции Индии. Эшли этого не потерпит, он заставит Индию образумиться, и всех ее друзей - тоже.
  Скарлетт с тяжелым сердцем смотрела на склад. Он был загружен лесом. Поленницы сосновых досок золотились и поблескивали свежей смолой на осеннем солнце. И нигде - ни повозки, ни грузчиков. Покупателей нет.
  Скарлетт захотелось заплакать: "Дядя Генри сказал, что это произойдет, но я никогда не думала, что будет так худо. Почему люди не хотят покупать это прекрасный чистый лес?" Она глубоко вздохнула. Запах свежесрубленной сосны был для нее лучшим запахом в мире. О, как она скучала по своей лесопилке... она не могла понять, как Ретт заморочил ей голову, чтобы продать лесопилку Эшли. Если бы она до сих пор управляла ей, этого бы не случилось. Она бы умудрилась продать лес хоть кому-то. Тут у нее мелькнула мысль о Панике, но она сразу выбросила ее из головы. Пусть вокруг ужас, но она не должна волновать Эшли. Она хотела, чтобы он помог ей.
  - Как чудесно выглядит твоя лесопилка! - сказала Скарлетт с ослепительной улыбкой. - Она, наверное, работает день и ночь, иначе у тебя не было бы столько леса!
  Эшли поднял голову от счетов у себя на столе, и Скарлетт поняла, что на него надо бы потратить все улыбки мира. Эшли выглядел не лучше, чем в тот день, когда она имела с ним беседу.
  Он встал, попытался улыбнуться. Его врожденное благородство было сильнее его самого, но отчаяние превосходило все возможные пределы.
  "Я не могу сказать ему об Индии, - подумала Скарлетт. - И о делах. Он уже вынес столько, что нельзя лишить его возможности сделать новый глоток воздуха. Кажется, что его держит только его одежда".
  - Скарлетт, дорогая, как мило с твоей стороны остановиться здесь. Не посидишь со мной?
  "Мило", не так ли? Матерь Божья! Эшли говорит так, как заведенная музыкальная шкатулка, где вместо музыки звучат одни любезности. Нет, впрочем. Его речь звучит, как будто он не понимает своих слов. По крайней мере, по мнению Скарлетт, это ближе к истине.
  "Почему его не заботит, что я растеряю остатки своей репутации, приходя сюда без компаньонки? Он не заботится даже о себе - это может увидеть каждый дурак - так почему его должно заботить мое положение? Я не могу сидеть и вежливо говорить. Я этого не вынесу. Но мне придется сделать это", - думает она.
  - Спасибо, Эшли, - сказала она, садясь на стул, который он любезно пододвинул. Она заставит себя задержаться на минут пятнадцать и будет делать пустенькие, живенькие замечания о погоде, рассказывать забавные истории о своем "отпуске" в Таре... Она не сможет сказать ему о Мамушке, это слишком сильно его расстроит. Однако, Тони вернулся домой, и это большая новость. И новость хорошая. Скарлетт приготовилась говорить.
  - Я ездила в Тару...
  - Скарлетт, зачем ты остановила меня? - сказал Эшли. Его голос звучал ровно, безжизненно, был лишен вопросительной интонации. Скарлетт умолкла, не зная, что сказать.
  - Зачем ты остановила меня? - повторил он, и теперь его слова обрели эмоциональность - гнев, ощущение предательства, боль. - Я хотел бы быть в могиле. Просто в могиле, не обязательно у Мелани. Это единственное, на что я годен... Нет, не перебивай, не говори, что ты собиралась сказать, Скарлетт. Меня утешали и поддерживали столько людей в здравом рассудке, что я слышал все это уже раз сто. Я думаю о тебе так хорошо, что не жду от тебя обычных плоскостей. Я буду благодарен, если ты скажешь то, о чем ты, конечно, думаешь - что я оставил лесопилки на произвол судьбы. Твои лесопилки, твое дело, в которое ты вложила всю себя. Я - отверженный и неудачник, Скарлетт. И ты знаешь это. И я знаю это. Это знает весь мир. Почему же тогда мы ведем себя так, как будто это не правда? Прокляни меня, почему ты не сделаешь этого? Возможно, ты не найдешь слов более жестких, чем те, которые я говорю себе сам - нет, ты не можешь "ранить мои чувства"! О Бог, как я ненавижу эту фразу! Как будто у меня остались чувства, которые можно ранить. Как будто я еще что-то чувствую...
  Эшли покачал головой тяжело и медленно. Он напоминал смертельно раненое животное, сваленное стаей хищников. Всхлипнул и отвернулся:
  - Прости меня, Скарлетт, умоляю тебя, прости. Я не имел права сваливать на тебя мои проблемы. Теперь к моему позору прибавится и это. Сделай милость, моя дорогая, оставь меня. Я буду благодарен, если ты сейчас уйдешь.
  Скарлетт встала и ушла, не сказав ни слова.
  Позже она села за свой стол - за все свои юридические бумаги, которые аккуратной пачкой лежали перед ней. Очевидно, что сдержать обещание Мелани было труднее, чем он ожидала. Одежды и других бытовых вещей оказалось мало.
  Эшли не шевельнет и пальцем, чтобы помочь себе. Она собиралась сделать его преуспевающим, будет он с ней сотрудничать или нет. Она поклялась Мелани. И она не может спокойно смотреть, как рушится дело, которое она создала.
  Скарлетт написала список своего имущества. Получилось: магазин, его здание и товары. Эта ее собственность сейчас приносила ей почти стодолларовый ежемесячный доход, но эта сумма, конечно, несколько снизится, когда Паника доберется до Атланты и у людей не будет денег, чтобы тратить. Скарлетт сделала для себя пометку: заказать более дешевые товары и приостановить продажу предметов роскоши, к примеру широких бархатных лент.
  Салун на ее участке рядом с вокзалом. По правде говоря, она им не владела - она сдала в аренду дом и землю человеку, который управлял салуном, за тридцать долларов в месяц. Скорее всего, в трудные времена люди будут пить больше, чем раньше, и она сможет повысить ренту. Но несколько долларов в месяц, безусловно, не спасет Эшли. Для этого ей нужны реальные деньги.
  Золото в ее сейфе. Нет, реальные деньги у нее были, больше двадцати пяти тысяч долларов реальными деньгами. Она была богата в собственном смысле слова, по мнению большинства людей. Но не с ее точки зрения. Она до сих пор не чувствовала себя в безопасности.
  Она подумала, что может выкупить дело у Эшли, и в какой-то момент у нее даже закружилась голова от радости, от представившихся ее мысленному взору возможностей. Потом она вздохнула. Это ничему не поможет. Эшли - такой дурак... он не берет того, что можно взять на открытом рынке, а это - почти ничего. И потом, если она сделает предприятие успешным, он еще больше почувствует себя неудачником. Нет, как бы она ни хотела положить лапу на этот дровяной склад и на лесопилки, ей придется вместо этого заставить Эшли поправить свои дела на этом деле.
  "Я не верю, что лес не продается. Паника Паникой, но люди обязаны что-то строить. Пусть это даже коровник или конюшня".
  Скарлетт быстро перелистала бумаги. У нее появилась идея.
  И вот какая. Участок пахотной земли, оставленный ей Чарльзом Гамильтоном. Фермы почти не приносили дохода - что бы хорошего могло получиться из пары корзин зерна и одной кипы хлопка? Работа испольщиков - это пустая тратой хороших угодий, если у тебя не тысяча акров, на которой трудится десяток хороших фермеров. Но ее сто акров находились прямо сейчас на краю Атланты, вот в чем дело. И если бы она нашла застройщика - а всем им наверняка нужна работа, - она могла бы возвести сотню красивых, но дешевых домиков, а, возможно, и две сотни. Всем, кто потеряет деньги и кого судьба скрутит в бараний рог, придется сселиться на окраины. Большие дома - это то, что придется оставить в первую очередь, людям надо будет найти место, которое им будет по средствам.
  "Это не принесет мне дохода, но, по крайней мере, много я на этом не потеряю. И я присмотрю, чтобы застройщик использовал только лес от Эшли, причем самый лучший. Эшли будет делать деньги, - не состояние сколотит, конечно, но будет иметь стабильный доход... И никогда не узнает, что деньги пришли через меня. Как-нибудь я это устрою. Все, что мне нужно, - это застройщик, который умеет держать рот на замке. И не очень много воровать".
  На следующий день Скарлетт отправилась сказать испольщикам, что пришла пора им освобождать землю.
  Глава 7
  
  "Да, мэм... Миссис Батлер, я крайне нуждаюсь в работе, это точно", - сказал Джо Коллетон. Застройщик был худощавым, коротенького роста, лет сорока с небольшим, хотя выглядел значительно старше из-за того, что был совершенно сед, а его лицо бороздили морщины от постоянного воздействия солнца и ветра. Он хмурился, и глубокие складки залегли между его бровями; брови лежали низко, затеняя и без того темные глаза. "Мне работа нужна, но все не настолько плохо, чтобы я стал работать на вас".
  Скарлетт чуть было не развернулась на каблуках, чуть было не сделала шаг, чтобы уйти - ей еще не приходилось терпеть оскорбления от каких-то выскочек из белой рвани. Но не развернулась, не сделала. Джо Коллетон был ей нужен. Он был единственным кристально честным застройщиком в Атланте; она знала это со времен строительного бума в Городе в эпоху перестройки, сразу после войны, когда она продавала всем лес. Ей захотелось топнуть ногой. Это все из-за Мелли. Если бы не это глупейшее условие, что Эшли не должен знать о том, от кого исходит помощь, она могла бы использовать услуги любого застройщика, потому что она смотрела бы орлиным оком на всю работу. О, как она это любила!..
  Но нельзя, чтобы ее видели. И она не может довериться никому, кроме Коллетона. Ему придется согласиться взять работу; ей надо уговорить его. Она положила свою ручку на его плечо - ладошка Скарлетт выглядела такой маленькой в тесной вязаной печатке. "Мистер Коллетон, если вы скажете мне нет, это разобьет мое сердце. Я нуждаюсь в помощи, и мне нужен для этого особенный человек". Она смотрела на него с привлекательной для мужчин беззащитностью во взгляде. Очень плохо, что он такой невысокий. Трудно быть хрупкой маленькой леди с человеком твоего роста. Однако именно такие небольшие, как бойцовые петухи, мужчины лучше всего годятся для защиты женщин. "Я не знаю, что делать, если вы мне откажете".
  Плечо Коллетона напряглось.
  - Миссис Батлер, однажды вы продали мне непросохший лес, сказав, что это просмоленное дерево. Я не веду дела с теми, кто один раз меня обманул.
  - Должно быть, это было по ошибке, мистер Коллетон. Я сама была совсем юной и только училась работе с лесопилкой. Вы помните те времена? Янки просто дышали нам в затылок. Я все время была перепугана.
  Глаза Скарлетт наполнились слезами, и ее слегка подкрашенные губы заметно задрожали. Она казалась маленькой и одинокой. - Мой муж, мистер Кеннеди, был убит, когда янки ворвались на собрание Ку-клукс-клана.
  Коллетон смотрел ей в глаза, и его взгляд был тверже стали. Скарлетт сняла руку с его рукава. Что ей делать? Она не может проиграть, нет, только не здесь!... Его надо уговорить на работу.
  - Я на смертном одре моей любимой подруги поклялась.. - Теперь ее слезы не были запланированными. - Миссис Уилкс просила меня помочь, и теперь я прошу вас. - За этим последовала вся долгая история - как Мелани всегда служила прибежищем и опорой для Эшли... Бездарность Эшли в бизнесе... его попытка похоронить себя вместе с женой... склады, заполненные непроданным лесом... необходимость хранить тайну...
  Коллетон поднял руку, останавливая Скарлетт.
  - Хорошо, миссис Батлер. Если это для миссис Уилкс, я возьмусь за работу.
  Его рука дрогнула, потом он протянул ее для рукопожатия.
  - Я протягиваю вам руку в знак того, что вы получите лучшие дома, изготовленные с использованием лучших материалов.
  Скарлетт ответила на рукопожатие.
  - Благодарю вас, - сказала она, радуясь так, как будто одержала величайшую победу в своей жизни.
  Только через несколько часов она вспомнила, что не собиралась использовать для домиков все самое лучшее, а только лучший лес. Жалкие домишки могли влететь ей в состояние, причем состояние, заработанное ее тяжким трудом. Кроме того, за помощь Эшли ее не похвалят. Все так и будут закрывать двери перед ее носом.
  "Нет, не все. У меня полно моих друзей, и они гораздо более интересны, чем эти дурно одетые старики из Атланты", - подумала она.
  Скарлетт отложила чертеж, который сделал для нее Джо Коллетон на бумажном мешке. Чертеж подлежал ее изучению и одобрению. Гораздо интереснее будет, когда он предоставит ей свою смету. Какая разница, как будут выглядеть домики и где он навесит лестницы?
  Она взяла из секретера свою книжку-визитку, переплетенную в бархат, и начала составлять список. Скарлетт собиралась организовать вечеринку. И большую, с музыкантами и реками шампанского, и с большим количеством лучшей и самой дорогой еды. Теперь, когда с глубоким трауром было покончено, наступило время дать ее друзьям знать, что ее можно приглашать на их вечера, а лучший способ это сделать - это пригласить их на банкет у себя.
  Она быстро пробежала взглядом по фамилиям старинных уроженцев Атланты: "Они думают, что я буду в глубоком трауре по Мелли, и нет смысла приглашать их. И еще - бессмысленно заворачиваться в креп. Она не была мне сестрой, только невесткой, и я даже не уверена, что это считается, поскольку Чарльз Гамильтон был моим первым мужем, а у меня потом было еще двое мужей".
  Скарлетт ссутулилась. Чарльз Гамильтон не имеет к этому никакого отношения, как и креп. Она в глубине души всерьез оплакивала Мелани; на ее сердце лежала тяжесть, и на душе было неспокойно. Она скучала по доброму, любящему другу, который был для нее гораздо важнее, чем она когда-либо осознавала; без Мелани мир стал холоднее и мрачнее. А как одиноко-то! Скарлетт только двое суток как вернулась из деревни, но за две прошедшие ночи испытала такое одиночество, которое заронило глубокий страх в ее душу.
  
  Она могла бы сказать Мелани об уходе Ретта; Мелани была единственным человеком, которому она могла бы признаться в такой некрасивой вещи. И Мелли сказала бы ей те слова, в которых она так нуждалась: "Конечно, он вернется, дорогая, он так тебя любит". Именно это были ее слова, когда она умирала. "Будь добра к капитану Батлеру, он так тебя любит".
  Мысль о словах Мелани ободрила Скарлетт. Если Мелли сказала, что Ретт любит ее, то это так и есть, а не просто ее пожелание. Скарлетт стряхнула с себя мрачность, распрямила спину. Ей вовсе не надо сидеть в одиночестве. И не имеет значения, если Старая Гвардия Атланты не заговорит с ней никогда. У нее полно друзей. О да, список приглашенных уже занимает две страницы, а она дошла только до буквы "Л" в своей записной книжке.
  Друзья, которых собиралась развлекать Скарлетт, были самыми яркими и самыми успешными из всей орды хищников, которые накинулись на Джорджию в дни Реконструкции. Многие из первоначально появившихся оставили штат, когда это правительство было изгнано в 1871 году, но большое число их осталось, и они наслаждались жизнью в своих больших домах на колоссальные деньги, нажитые, когда они обгладывали кости мертвой Конфедерации. У них не возникало соблазна вернуться "домой": им было лучше забыть о своем прошлом.
  Ретт всегда презирал их. Он называл их отребьем и уходил из дома, когда Скарлетт устраивала свои расточительные балы. Скарлетт думала, что он дурак, и так ему и говорила. "Богатые люди гораздо более занятны, чем бедные. У них лучше наряды, кареты и драгоценности, и они дают лучшие обеды и ужины, когда ты приходишь к ним в гости".
  Но ни у кого из ее друзей не было так элегантно, сколь было у Скарлетт на балах. Этот, решила она, будет самым лучшим из всех ее приемов. Она начала писать второй список поз заголовком "Не забыть" с того, что нужно заказать "ледяных лебедей" для холодных блюд и десять ящиков шампанского. И новое платье. Она отправится к портному сразу после того, как отправит список приглашенных гостей к гравировщику.
  
  Скарлетт склонила голову, красуясь хрустящими белыми оборками на шляпке в стиле Мери Стюарт. Шляпка бесконечно шла ей, подчеркивая черные дуги бровей и лучистые зеленые глаза. Волосы, как тяжелый шелк, ниспадали на плечи, свиваясь в локоны по обе стороны оборок. Кто бы мог подумать, что этот траурный наряд мог так польстить ей?
  Она повернулась из стороны в сторону, глядя через плечо на свое отражение в трюмо. Нитка бус из черного янтаря и стразы на ее черном платье блестели и переливались, что ей очень понравилось.
  "Малый" траур был не столь ужасен, как глубокий траур - ведь можно было прибегнуть к множеству уловок, например, глубокому декольте, особенно приятных для тех, кто мог оттенить им свою белую, как лилея, кожу.
  Она быстро подошла к туалетному столику и тронула духами свои плечи и шею. Лучше ей поспешить, гости прибудут с минуты на минуту. До нее донеслись звуки музыки - оркестр настраивал инструменты. Скарлетт с удовольствием посмотрела на беспорядочную груду плотных белых визитных карточек, лежавшую поверх ее щеток для волос с серебряными ручками и зеркалец. Приглашения посыпались сразу, как только ее друзья узнали, что она вновь вступает в социальный круговорот; да, в ближайшие недели она будет занята! А затем последуют новые приглашения, и она устроит новый прием. Или бал в Рождество. Дела обещали идти хорошо. Она была приятно возбуждена, как девочка, которой не приходилось раньше бывать на вечеринках. И правда, прошло больше семи месяцев, как она в последний раз была на балу.
  Кроме возвращения Тони Фотейна домой. Она улыбнулась, припоминая. Милый Тони, с его высокими ботинками и седлом в серебре! Ей захотелось, чтобы он тоже был на ее вечере. У всех глаза стали бы квадратными, если бы он проделал эту штуку со своими шестизарядными револьверами!
  Но ей надо было идти - музыканты играли стройно, она, наверное, уже опоздала.
  Скарлетт поспешила вниз по красной ковровой лестнице, наслаждаясь ароматом принесенных из оранжереи срезанных цветов, которые наполняли собой огромные вазы, расставленные по всем комнатам. Ее глаза светились счастьем, когда она проходила из помещения в помещение, желая удостовериться, что все готово. Все было совершенно. Слава Тебе, Господи, Пэнси вернулась из Тары. Пэнси хорошо научилась заставлять других слуг работать - по крайней мере, делала это лучше, чем новый дворецкий, нанятый на смену Порку. Скарлетт взяла бокал шампанского с подноса, с которым стоял этот новенький. На самом деле он неплохо служит, вполне стильно, а Скарлетт обожала, когда вещи и люди были стильными.
  И тут зазвонили в дверь. Она поощрила дворецкого радостной улыбкой, а потом пошла в прихожую встречать друзей.
  Они прибывали плавным потоком почти в течение часа, и дом наполнился громкими голосами, оглушительным запахом духов и пудры, жемчужными переливами шелка и сатина, сиянием рубинов и сапфиров.
  Скарлетт двигалась через толпу гостей то улыбаясь, то попросту со смехом, лениво флиртуя с мужчинами, принимая льстивые похвалы женщин. Они так счастливы видеть ее снова, они так скучали по ней, ни одна вечеринка не может сравниться с теми, которые устраивает Скарлетт, ни у кого нет такого красивого дома, ни у одной нет столь модного платья, у Скарлетт так блестят волосы, такая юная фигурка, а цвет лица столь совершенный и матовый!...
  "Мне весело. У меня прекрасный праздник", - думала Скарлетт.
  Она глянула на серебряную посуду и подносы, стоявшие на длинном полированном столе, чтобы проверить, что слуги постоянно пополняют запасы еды. Количество еды - избыток еды - было важно для нее, она не могла забыть, что значило умирать от голода в конце Войны. Ее подруга, Мэми Барт, перехватила ее взгляд и улыбнулась. Струйка масляного соуса от недоеденного пирожка с устричной начинкой, который Мэми держала в руке, стекала из уголка ее рта на бриллиантовое колье, лежавшее на ее толстой шее. Скарлетт отвернулась с отвращением. Мэми скоро станет как слон... "Слава Богу, я могу есть все, что хочу, и не наберу ни фунта".
  Скарлетт с очаровательной улыбкой посмотрела на Гарри Коннингтона, мужа ее подруги Сильвии. "Должно быть, вы нашли эликсир молодости, Гарри, вы выглядите на десять лет моложе, чем в прошлую нашу встречу". Она смотрела со злой радостью, как Гарри втянул живот. Его лицо стало розовым, потом багровым - он уже не мог не краснеть. Скарлетт громко засмеялась, отходя от него.
  Тут ее внимание привлек взрыв смеха, и она двинулась к тройке так смеявшихся мужчин.
  Она хотела бы услышать что-нибудь смешное, даже если это была шуточка такого рода, какие леди принципиально не понимали.
  - Итак, я сказал себе: "Билл, то, что паника для одного человека, то прибыль для другого человека, и я знаю, каким человеком здесь будет старина Билл".
  Скарлетт уже собиралась вернуться назад. Она хотела хорошо провести время, а разговоры о Панике как-то выбивались из ее представлений о хорошем времяпрепровождении. И все же, быть может, это будет поучительно. Она считала себя умнее Билла Уэлтера, причем даже когда он был на пике успеха. И если он делал деньги на Панике, ей надо было бы узнать, каким образом он их делал. Она тихо приблизилась.
  - Эти бессловесные южане всегда были для меня проблемой с тех пор, как я приехал сюда, - признавался Билл. - Вы ничего не можете сделать с тем, кто полностью лишен элементарной, столь свойственной человеку жадности. Поэтому все мои дела с "горячими" облигациями и документами на золотые россыпи пошли прахом. Они работали тяжелее, чем последний негр на плантации, и складывали копейка к копейка все заработанные деньги. Выяснилось, что многие южане имели полную коробочку облигаций и тому подобного. От правительства конфедератов.
  Билл захохотал, ему вторили остальные.
  Скарлетт пришла в ярость. Как же, "бессловесные южане!" Ее собственный горячо любимый папа владел кипой облигаций Конфедерации. И ценные бумаги были у всех хороших людей в округе Клейтон. Она попыталась отойти подальше, но ей помешали люди, собравшиеся за ее спиной, чтобы послушать Билла.
  - Потом у меня нарисовалась картинка, - продолжал тот. - Они просто не доверяют бумагам. И не верят в те сделки, которые я им предлагал. Я рекламировал лекарства, громоотводы, верные средства, как делать деньги, но никто из них даже пальцем не шевельнул. Говорю вам, мальчики, это задело мою гордость.
  Он состроил мрачную гримасу, а потом широко улыбнулся, при этом обнажив три золотых зуба.
  - Мне не надо вам рассказывать, что мы с Лалой не пошли по миру, так как я кое-что придумал. В хорошие, сытые дни, когда республиканцы полностью контролировали Джорджию, я достаточно хватанул с этих железнодорожных контрактов, которые ребятишки мне кредитовали, и поэтому мы могли бы жить на широкую ногу, даже если бы я был в достаточной мере идиотом, чтобы действительно начать прокладывать рельсы. Но мне нравится сам процесс, да и Лала уже начинала волноваться, что я слишком много времени провожу дома в безделье. А потом - слава Тебе, Господи! - началась Паника, и все мятежники забрали свои денежки из банков и спрятали их в чулки. И каждый дом - даже лачуга - дал мне такие "золотые" возможности, что я просто не мог пройти мимо.
  - Перестань трепаться, Билл, да что за идея? Я жажду услышать, когда ты закончишь хвастаться и дойдешь до финала. - И Амос Барт выразил свое нетерпение плевком, правда, он не попал в плевательницу.
  Скарлетт тоже испытывала нетерпение. Ей очень хотелось уйти.
  - Держись крепко, Амос, я как раз подхожу к главному. Как можно было запустить руку в эти чулки? Я не святоша - я люблю сидеть за моим столом, а мои ра-бот-ни-ки пускаю зарабатывают. Именно это я и делал, сидя в кожаном вращающемся кресле, когда я вдруг взглянул в окно и увидел похоронную процессию. И меня осенило. В Джорджии нет ни одного дома, в котором не было бы хоть одного умершего...
  Скарлетт с широко открытыми глазами слушала, как Билл Уэллер описывал мошеннический способ, которым он создавал свое богатство. "Матери и вдовы - с ними проще всего, а здесь их больше, чем где бы то ни было. Они верили, когда мои ребята рассказывали им, что ветераны Конфедерации возводят памятники на всех полях сражений. Они опустошали свои чулочки и матрасы быстрее, чем можно сказать "Эйб Линкольн", чтобы заплатить за то, что имя их мальчика будет выбито на мраморе". Это было хуже всего, что Скарлетт могла себе представить.
  - Ну ты старый лис, Билл, - это просто гениально, - воскликнул Амос, и мужчины в группе засмеялись еще громче, чем прежде. Скарлетт почувствовала приступ дурноты. Несуществующие железные дороги и рудники никогда не волновали ее, но матери и вдовы, которых обманывал Билл Уэллер, были для нее родными. Прямо сейчас его люди могли разговаривать с Беатрисой Тарлетон, Кэтлин Калверт или Димити Монро, или с любой другой женщиной из округа Клейтон, потерявшей на войне сына, мужа, брата...
  Ее голос прорезал смех, как нож масло. "Это самая низкая, самая грязная история, которую я слышала в своей жизни. Вы внушаете мне отвращение, Билл Уэллер. Все вы мне глубоко противны. Что только вы знаете о южанах - и о порядочных людях вообще? Ни одна достойная мысль никогда вас не посещала, и вы в жизни не совершили ни одного благородного поступка!" - Скарлетт даже протянула руки к этой окружившей Билла Уэллера толпе мужчин и женщин, стоявших, как пораженные громом, потом оттолкнула кого-то и бросилась бежать. При этом она спешно вытирала руки о свои юбки, как будто они были замараны в грязи.
  Гостиная с начищенными до блеска серебряными блюдами с изысканной пищей была перед ней; то, что она успела съесть до скандала, поднялось в ней со рвотой, усилившейся от смешанных запахов дорогих, жирных соусов и вида заплеванных плевательниц. Перед ее мысленным оком стоял освещенный лампой стол у Фонтейнов, простая пища - запеченный окорок, домашний кукурузный хлеб, выращенные у себя в саду овощи... Она была такой же, как Фонтейны; и они были ее людьми, а не эта "белая рвань" - только не эти вульгарные мужчины и женщины.
  Скарлетт обернулась, чтобы посмотреть на компанию Уэллера. "Отребье! - взвизгнула она. - Вот кто вы такие! Отбросы общества! Прочь из моего дома! прочь с моих глаз! Мне от вас дурно!"
  Мэми Барт попыталась успокоить ее, и это была ее ошибка. "Ну-у, милочка..."- сказала она, пытаясь дотянуться до Скарлетт рукой в дорогих перстнях.
  Скарлетт отпрянула с криком: "И в первую очередь ты, ты - жирная свинья".
  "Хорошо же, я никогда, никогда не позволю говорить со мной в таких тонах. И я не останусь, даже если бы ты просила меня, стоя на коленях", -сказала Мэми дрожащим голоском.
  Началась давка, люди яростно толкались у выхода, и менее чем за несколько минут залы опустели, в них оставались только следы пиршества. Скарлетт, не глядя себе под ноги, пробиралась через лужи от шампанского, в которых плавали объедки, через осколки тарелок и бокалов... Она должна высоко держать свою голову, так, как учила ее мать. Она представила, что она снова в Таре, с тяжелым томом романов Уэверли на макушке, и снова взбирается по лестнице, и ее спина пряма как стебель, а линия подбородка образует с линией плеч совершенный прямой угол.
  Как леди. Так, как ее когда-то учила ее мама. Ее голова кружилась, а поджилки дрожали, но она поднималась по лестнице. Леди никогда не покажет, что она устала или расстроена.
  - Наконец-то она сделала это, вот-вот, - сказал корнетист. Октет играл вальсы, спрятавшись за пальмами, на многих вечеринках у Скарлетт.
  Один из скрипачей аккуратно сплюнул прямо в цветочный горшок.
  - Слишком поздно, доложу я вам. Жить с собаками - и не набраться блох?
  А над их головами, этажом выше, Скарлетт лежала, зарывшись лицом в свои шелковые простыни и рыдая так, словно у нее было разбито сердце. Она так хотела "приятно провести время".
  
  Этой же ночью, когда было совсем поздно, а дом был погружен в тишину и темноту, Скарлетт спустилась вниз по лестнице за брэнди - она не могла уснуть. Вечеринка ушла в прошлое, от нее остались только изысканное убранство из цветов и огарки в канделябрах на шесть свечей на опустевшем столе в гостиной.
  Скарлетт зажгла свечи и потушила свою лампу. Почему она должна красться в полутьме как вор? Это был ее дом, ее бренди, и она могла вести себя так, как ей нравилось.
  Она выбрала бокал, поставила бокал и графин на стол и села в кресло во главе стола. Стол был тоже ее.
  С бренди приятная теплота разошлась по телу. Скарлетт вздохнула: "Слава Богу. Еще один стаканчик, и мои нервы успокоятся, не будут так напряжены, как сейчас". Она снова наполнила элегантный маленький бокал на небольшой ножке, поднесла к губам и опустошила его, сделав привычное движение кистью руки. "Нельзя спешить, - подумала она, наливая еще одну порцию. - Леди так не делают".
  Она тянула третий бокал. Как мил ей стал свет свеч, как приятны золотые огоньки, отраженные полированной поверхностью стола! Пустой бокал-"кордиал" показался прелестным. Его грани переливались всеми цветами радуги, когда она поворачивала его.
  Было тихо, как в гробнице. И звяканье стекла о стекло чуть не заставило ее подпрыгнуть, когда она наливала бренди. Значит ли это, что ей не следовало пить? Она до сих пор была слишком взвинчена, чтобы заснуть.
  Свечи почти догорели, и графин медленно опустел. Скарлетт перестала контролировать свой рассудок и свою память. Именно в этой комнате все и началось. Стол был пуст, как и сегодня, на нем стояли только свечи и серебряный поднос, на подносе был графин и бокалы. Ретт был пьян. Она никогда не видела его таким пьяным, раньше он всегда мог пить сколько угодно. Он был пьян тогда и был жесток. Он говорил ей страшные, оскорбительные вещи, и он схватил ее за руку так, что она чуть не вскрикнула от боли.
  Но потом... потом он принес ее в ее комнату... и принудил ее к... Нет, она не нуждалась в принуждении! Она очнулась, когда он целовал ее губы, шею и тело, и она вся горела, и просила еще и еще. Ее тело наконец отозвалось и хотело быть с ним.
  Нет, это неправда. Должно быть, она выдумала это! Снова нет, ведь как можно выдумать вещи, о существовании которых даже не предполагаешь?
  Ни одна леди не будет испытывать такое страстное желание, которое снедало тогда ее. Ни одна леди не будет делать такие вещи, которые сделала она. Скарлетт попыталась прогнать мысли назад, в уже битком набитый темный уголок ее сознания, где она держала все непереносимое и немыслимое. Но для этого ей пришлось бы выпить слишком много.
  Это было, - кричало ее сердце, - было. "Я не придумала это".
  И ее ум, так умело вышколенный ее матерью и потому уверенный в том, что леди не могут испытывать животных импульсов, уже не мог контролировать страстные потребности ее тела. Она хотела ощутить насилие и поддаться ему.
  Скарлетт обхватила свою заболевшую грудь, но тосковала она по совсем другим рукам. Потом она уронила руки на колени перед собой, а голову - на стол. И предалась волнам желания и боли, и наконец позвала в пустоту освещенной свечами залы: "Ретт, о Ретт, ты мне нужен"...
  Глава 8
  Приближалась зима, и Скарлетт с каждым днем становилась все беспокойнее. Джо Коллетон уже выкопал яму для основания первого дома, но хронические дожди сделали невозможным поставить бетонный фундамент. "Мистер Уилкс нападет на след, если я куплю лес до того, как все подготовлю", - говорил он резонерским тоном, и Скарлетт знала, что он был прав. Однако это не делало отсрочку менее томительной.
  Возможно, идея со строительством была ошибкой. Каждый день приносил новые объявления о катастрофах в бизнесе, их публиковали газеты. Теперь в больших городах Америки создавались кашеварни и стояли очереди за хлебом - тысячи людей еженедельно теряли работу, когда их фирмы банкротились. Что заставило ее рисковать своими деньгами теперь, в худшее из возможных времен? И почему она дала это дурацкое обещание Мелли? Только бы перестал этот холодный дождь...
  И дни бы не становились короче. Она могла заниматься делами в светлое время суток, но темнота замыкала ее в пустом доме с собственными мыслями в качестве компаньонок. А она не хотела думать, потому что не могла найти ответов ни на что. Как она оказалась в этой неразберихе? Она никогда сознательно не делала ничего, чтобы настроить людей против себя... И почему они стали такими противными? И почему Ретт так долго не приезжал домой? Что ей делать, чтобы исправить это? Ответ должен быть, она не может вечно болтаться из комнаты в комнату, перемещаясь по большому дому, как горошина в высохшем стручке.
  Она была бы рада, если бы Уэйд и Элла приехали домой и составили ей компанию, но Сьюлин написала ей, что все они находятся на карантине, так как дети один за одним прошли сквозь зудящую пытку ветрянки.
  Она могла возобновить знакомство с Бартами и всеми своими друзьями. Не имело значения, что она обозвала Мэми свиньей - у той кожа была толстой, как у буйвола. Одна из причин, по которой Скарлетт нравилось иметь "отребье" в своих друзьях, состояла в том, что она могла изощряться в злоязычии в отношении их всегда, когда того хотела, и они, пресмыкаясь перед ней, всегда появлялись за новой порцией.
  "Я еще не пала до такой степени, благодарю Бога. Я не собираюсь ползти к ним сейчас, когда я знаю, насколько они низкие люди. Просто становится темно слишком рано, и ночи такие долгие, и я не могу выспаться, как мне было бы надо. Когда дождь прекратится, дела пойдут лучше... когда зима кончится... когда Ретт приедет домой..." - думала Скарлетт.
  Но погода переменилась. Наступили яркие, морозные, солнечные дни с мазками облаков высоко в голубых, сапфирового цвета небесах. Коллетон откачал стоячую воду из ямы, которую он выкопал для фундамента, и резкий ветер просушил красную глинистую землю Джорджии. Земля стала твердой, как кирпич. Потом он заказал цемент, а потом и лес, чтобы сделать формы для литья фундамента.
  Скарлетт погрузилась в праздничную круговерть подарков. Близилось Рождество. Она купила кукол для Эллы и дочерей Сьюлин. Крошечных куколок для младшеньких, с мягкими, набитыми резаной соломой тельцами и сморщенными фарфоровыми личиками, ладошками и ножками. Сюзи и Элла получили почти одинаковых кукол-леди с изысканными кожаными чемоданчиками, полными красивых платьев. С подарком для Уэйда возникли проблемы; Скарлетт никогда не знала, что с ним поделать. Но она вспомнила обещание Тони Фонтейна научить Уэйда вертеть свои шестиствольные пистолеты, и купила ему такие же, с его инициалами, выгравированными на покрытых слоновой костью рукоятях. Со Сьюлин было проще - унизанный жемчугом шелковый ридикюль, который был слишком модным, чтобы носить его в деревне, с двадцатидолларовым золотым слитком внутри, что было хорошо в любом случае. А вот с Уиллом оказалось труднее всего. Скарлетт обегала все магазины, прежде чем выбрала ему еще один пиджак из дубленой кожи, наподобие того, который она покупала год назад. "Дорог не подарок, дорого внимание," - твердо сказала она себе.
  Она долго спорила сама с собой и решила не покупать подарок для Бо. Она не позволит Индии вернуть его нераспакованным. Кроме того, Бо ни в чем не нуждается, думала она горько. Счет Уилксов в ее магазине рос каждую неделю.
  Она купила золотой ножик для сигар Ретту, но у нее не хватило нервов послать его адресату. Вместо этого она сделала более дорогие и изящные, чем обычно, подарки, двум своим теткам в Чарльстоне. Они могут сказать матери Ретта, какой внимательной оказалась Скарлетт, а мать Ретта ему передаст...
  "Хотела бы я знать, пошлет ли он мне что-нибудь? Или привезет? Возможно, он вернется домой на Рождество, чтобы погасить толки."
  Эта возможность была достаточно реальной, чтобы Скарлетт начала лихорадочно украшать дом. Сделав беседки из еловых веток, остролиста и плюща, она посылала остатки в магазин.
  - У нас всегда была гирлянда из мишуры, миссис Батлер. В этом нет нужды, - говорил ей Уилли Кершо.
  - Не рассказывай мне, что нужно, а что нет. Я сказала: свяжи эти еловые ветки и поставь во всех углах. И повесь рождественский веночек на дверь. Люди почувствуют Рождество, и потратят больше денег на подарки. У нас мало безделушек. Где эта большая коробка с веерами из пергамента?
  - Вы сказали мне убрать ее с дороги. Сказали, что нам не надо занимать полки ерундой, когда люди хотят гвозди и стиральные доски.
  - Ты дурак, то было раньше, а то теперь. Достань ее.
  - Хорошо, но я не помню точно, куда я ее поставил. Это было очень давно.
  - Матерь Божья! Поди посмотри, что там хочет мужчина. Я найду ее сама.
  И Скарлетт бросалась в складской зал за торговым пространством.
  Она стояла на лестнице, разглядывая пыльные стопки на верхней полке, когда раздались знакомые голоса миссис Мерриухзер и ее дочери Мейбел.
  - Я думала, ты сказала мне, что никогда твоя нога не переступит порога магазина Скарлетт, мама.
  - Тише, нас может услышать продавец. Мы искали во всем городе, но не нашли отреза черного бархата. Я не могу закончить свой костюм без него. Никто не слышал о Королеве Виктории в цветной безрукавке!
  Скарлетт нахмурилась. О чем это они говорят? Она тихонько спустилась по лестнице, прошла на цыпочках и прижалась ухом к стене.
  - Нет, мэм, - услышала она, как сказал продавец. - У нас маленький спрос на бархат.
  - Именно этого я и ожидала. Пошли, Мейбел.
  - Пока мы здесь, может быть, я найду перья, которые нужны для моего Покахонтаса, - тем временем произнесла Мейбел.
  - Чепуха. Пошли. Нам не следовало и заходить сюда. Представь, кто-нибудь бы нас увидел. - И она быстрым тяжелым шагом пошла вон, не забыв хлопнуть дверью за собой.
  Скарлетт вновь забралась на лестницу. Все ее рождественское настроение прошло. У кого-то костюмированный бал, а она даже не приглашена. Теперь она желала, чтобы Эшли свернул себе шею на могиле Мелани! Скарлетт нашла коробку, которую искала, и бросила ее на пол, где коробочка распалась. Веера теперь лежали широким цветным полукругом по всему полу.
  "Подбери их да протри каждый от пыли хорошенько, - приказала она. - Я еду домой". Она бы лучше умерла, чем начать реветь перед собственными клерками.
  Ежедневная газета лежала на сиденье ее экипажа. Скарлетт была слишком занята рождественскими приготовлениями и поэтому не успела ее прочесть. Сейчас она тоже не особо хотела читать, но газета скрыла бы ее лицо от любого любопытного взгляда. Она распрямила заломившийся бюллетень и открыла его на центральной странице. "Наш чарльстоновский вестник". Вся газета была посвящена грядущим в январе скачкам на ипподроме имени Вашингтона, только что открывшемся снова. Скарлетт быстро пробежала глазами часть статьи, с энтузиазмом живописавшую довоенные празднества, в которой были заявлены обычные претензии чарльстонцев на лучшие скачки в мире и все остальное - тоже лучшее в мире, а также содержались предсказания, что будущее событие будет по блеску равным своим предшественникам, если даже не превзойдет их. Как писал корреспондент, будут каждодневные пиршества и балы в течение нескольких недель.
  "И, готова поклясться, Ретт Батлер на всех балах," - пробормотала Скарлетт. Она швырнула газету на пол.
  Однако в глаза ей бросился заголовок на передовице. "КАРНАВАЛ ЗАВЕРШИТСЯ БАЛОМ-МАСКАРАДОМ". Так вот куда собирались старая дракониха с Мейбел, подумала она. Все, все в мире, кроме нее, пойдут на чудесные балы. И Скарлетт быстро подняла газету, чтобы прочесть заметку.
  
  "Теперь, когда планирование и подготовительные предприятия закончились, Атланта будет праздновать Карнавал, намеченный на 6 января. Своим великолепием Карнавал может затмить знаменитый бал "Марди-Грас" в Новом Орлеане. "Гости Двенадцатой Ночи" - это организация, недавно созданная замечательными людьми нашего города из общественности и мира бизнеса, которые стали вдохновителями этого фантастического события. Король Карнавала будет править всей Атлантой в окружении своего двора, составленного из Дворян. Он въедет в город и пересечет его на королевской колеснице, возглавляя процессию, которая, как ожидается, будет более мили длиной. Все граждане города, его вассалы в этот день, приглашаются на этот парад, где они смогут увидеть удивительные и чудесные вещи. Время, место и маршрут, по которому пройдет процессия, будут объявлены в следующем номере нашей газеты.
  Празднества, которые будут длиться весь день, завершатся балом-маскарадом в Оперном театре "Де-Гивс", превращенном для этого в настоящую Страну Чудес. "Гости" уже раздали почти триста приглашений самым прекрасным Кавалерам и Дамам Атланты..."
  
  "Ну черт возьми!" - сказала Скарлетт. Потом одиночество нашло на нее, и она стала плакать, как плачут маленькие дети. Как несправедливо! Ретт будет танцевать и смеяться в Чарльстоне, а все ее ложные друзья в Атланте будут развлекаться, а она будет сидеть в своем огромном безмолвном доме! Она никогда не делала ничего дурного, что бы заслуживало такого наказания.
  "Ты никогда не была такой кисейной барышней, чтобы плакать из-за них всех," - сказала она себе злобно.
  Скарлетт стерла слезы тыльной стороной запястья. Она не собиралась пребывать в горе. И будет добиваться того, чего она хочет. Она пойдет на Бал - и найдет выход.
  
  Достать приглашение на бал было и возможно, и достаточно просто. Скарлетт узнала, что знаменитый парад будет являться в основном вереницей раскрашенных вагонов, рекламирующих товары и магазины. Со стороны участников - а как иначе? - предусматривались взносы, также они должны были заплатить за украшение "праздничного церемониального поезда", но за все это дело присылали два приглашения. Она отправила Билли Кершо со своими деньгами, чтобы магазин ее бывшего мужа, Фрэнка Кеннеди, называемый "Эмпориум", был включен в число участников парада.
  Скарлетт утвердилась в своей уверенности, что почти все можно купить. Деньги могут все, не правда ли?
  - Как вы украсите Ваш вагон, миссис Батлер? - спросил Кершо.
  Вопрос подразумевал массу возможностей.
  - Я подумаю об этом, Вилли.
  Да, она могла бы думать час и два и три, и даже несколько вечеров подряд, чтобы сделать свой вагончик самым лучшим, и чтобы все остальные показались жалкими рядом с ним.
  Так же, ей надо было решить, какой наряд она наденет на Бал. О, наряд займет уйму времени! Ей придется перечесть все свои модные журналы, посмотреть, что носят, выбрать ткань, запланировать украшения, красиво причесаться...
  Нет же! Она до сих пор в трауре. Однако это не значит, что она пойдет в черном платье на маскарад. Она никогда не была на балу-маскараде, она не знает, что принято. Но соль в том, чтобы одурачить людей, прикинуться тем, что ты не есть, чтобы тебя не узнали. Тогда - тогда она снимет траур. И мысль пойти на Бал понравилась ей еще больше.
  Скарлетт поспешила закончить свои дела в магазине и отправилась к портной, миссис Мэри.
  Плотная, хриплоголосая миссис Мэри вынула гроздь булавок изо рта при виде Скарлетт и в ответ на вопрос сказала, что леди заказывали костюмы Розовых бутонов - бальные платья розового цвета, украшенные сделанными из шелка розами, Снежинок - белые хитоны, расшитые блестящими стразами, Ночи - платья из темного глубокого бархата с вышитыми звездами и кометами, Рассвета - с темно-розовыми шелковыми юбками, Пастушек - платья в полоску с нашитым по краям белого фартука блестящим бисером.
  - Хорошо, хорошо, - сказала Скарлетт нетерпеливо, - вижу, что они собираются сделать. Я дам вам знать завтра, кем буду я.
  Миссис Мэри только руками всплеснула.
  - У меня нет времени сшить ваше платье, миссис Батлер. Мне пришлось нанять еще двух портних, и я все еще не вижу, как я успею справиться со всем вовремя... Я не могу отказать тем, которым я уже обещала!
  Скарлетт отмела ее возражения мановением руки. Она знала, что может настоять на своем и получить то, что хотела. Трудность заключалась в том, чтобы решить, что именно она хочет.
  Ответ пришел к ней сам, когда ей пришлось разыгрывать прямо-таки аллегорию Терпения в ожидании обеденного времени. Скарлетт раскладывала пасьянс и заглянула в колоду, чтобы понять, выйдет ли у нее король, нужный ей, чтобы занять пустое место. Но нет, перед королем лежали две дамы, и пасьянс не сложился.
  Королева! Ну конечно. Она сможет надеть прелестный костюм с шлейфом, отороченным белым мехом. И все украшения, какие только она захочет.
  Она рассыпала оставшиеся карты по столу и взбежала вверх по лестнице, торопясь заглянуть в свой ящичек с украшениями. Почему, ну почему Ретт был так скуп на драгоценности? Он покупал ей все, что угодно, но жемчуг был единственным видом украшений, который одобрял Ретт Батлер. Она вытащила одну нить, другую, положила их на бюро. Вот они! Ее алмазные сережки. Она подумала, что точно наденет их. И она может украсить жемчугом свою головку, шею и запястья. Какая жалость, что она не может рискнуть надеть изумруды и бриллиантовое кольцо - знак ее помолвки. Ее могут узнать по этим украшениям, и тогда - тогда отрежут ее от общества. Скарлетт рассчитывала, что с помощью костюма и маски на лицо она защитится от миссис Мерриуэзер, Индии Уилкс и других женщин. Она была намерена великолепно повеселиться, танцевать все танцы - то есть снова вступить в круговорот жизни.
  
  К пятому января, накануне Карнавала, вся Атланта сошла с ума от приготовлений. Мэрия уже приказала, чтобы все предприятия шестого числа были закрыты и чтобы все строения по пути парада были расцвечены красными и белыми флагами - цветами Карнавального Короля.
  Скарлетт подумала, что это ужасная потеря средств - закрывать магазин в день, когда город будет запружен людьми из глубинки, приехавшими сюда ради праздника. Однако она повесила большие розетки из лент в окне магазина и на железной ограде, и, как и все, радостно смеялась по поводу превращения улиц Уайтхолл и Мариетты. Вывески и флаги украшали каждый фонарь и каждое здание, создавая фантастический коридор из яркого, колеблющегося на ветру белого и красного шелка, предназначенный для финального шествия процессии Короля к своему трону.
  Она должна была бы привезти Уэйда и Эллу из Тары в город на парад, подумала Скарлетт. Но они, вероятнее всего, еще очень слабы после ветрянки, быстро подсказал ее разум. И у нее нет пригласительных билетов для Сьюлин и Уилла. "А кроме того, я послала им тучи рождественских подарков!"
  Непрерывный дождь, ливший в день Карнавала, развеял окончательно все сожаления о детях - они все равно не могли бы простоять в холоде и сырости всю процессию.
  А она могла. Скарлетт закуталась в теплую шаль и стояла на каменной приступке недалеко от ворот, сжимая в руке большой зонт. Перед ней, поверх голов и зонтов других зрителей, расстилалась полная картина празднества.
  Как и обещалось, парад занял больше мили. Это было отчаянное и одновременно печальное предприятие. Дождевые потоки разрушили все великолепие средневековых костюмов, красная краска побежала рекой, плюмажи поникли, а еще недавно задорные поля бархатных шляп свисали, как вялый лук-латук. Марширующие герольды и пажи выглядели промокшими и замерзшими, но сохраняли решительный вид; конные рыцари с хмурым видом боролись со своими забрызганными дождем лошадьми, чтобы оставаться в седле, несмотря на хлюпающую, вязкую грязь под ногами. Скарлетт вместе с толпой аплодировала Эрлу Маршалу. Только один дядюшка Генри Гамильтон, казалось, наслаждался событиями: он шел босой, держа пару туфель в одной руке и промокшую шляпу в другой и махая ими, при этом широко улыбаясь.
  Скарлетт засмеялась про себя, когда Придворные Дамы медленно проехали в открытых повозках. Предводительницы Атланты были в масках, но на их лицах была печать стоически переносимого несчастья. Мейбелл Мерриуэзер в костюме Покахонтаса с гордым видом несла свои жалко выглядевшие перья, капли с которых стекали по ее щекам. Миссис Элсинг и миссис Уайтинг были легко узнаваемы, несмотря на костюмы Бетси Росс и Флоренс Найтингейл. Миссис Мид с оглушительным чиханием представляла старые добрые времена в большом облаке из мокрой тафты. Только миссис Мерриуэзер осталась несгибаемой - ее Королева Виктория держала большой черный зонт над сухой царственной головой и даже бархатная шляпка не намокла.
  Когда леди проехали мимо, наступила долгая пауза, и зрители начали расходиться. Но издалека раздались звуки "Дикси", и за какую-то минуту толпа стала ликующей. Все приветствовали оркестр, проходивший мимо, пока музыка не затихла и не настала тишина.
  Это был маленький оркестр - два барабанщика, два человека со свистками и еще один мужчина, игравший на корнете, который издавал нежные, высокие звуки. Но они были одеты в серые мундиры с золотыми кушаками и яркими медными пуговицами. А впереди них шел человек с одной рукой, державший флаг Конфедерации. К звездному трехполосному флагу относились с гордостью, и его пронесли по всей Персиковой улице. Души всех были переполнены эмоциями, и никто не мог проронить ни звука. Скарлетт чувствовала, что слезы бегут по ее щекам, но были это не слезы поражения, а слезы гордости. Люди Шермана сожгли Атланту, разграбили Джорджию, но они не смогли победить Юг. Она видела похожие слезы на лицах других женщин и мужчин, стоявших впереди нее. И они опустили свои зонты, чтобы с непокрытой головой чествовать старое знамя.
  Они горделиво стояли под холодным дождем в течение долгого времени, держа головы высоко поднятыми. За оркестром шла колонна ветеранов в оборванных, цвета небеленого полотна и из него же сшитых мундирах - тех самых, в которых они вернулись домой. Они маршировали под звуки "Дикси", как будто помолодевшие, и промокшие до нитки южане, глядя на своих воинов, снова обрели голос, чтобы приветствовать их, насвистывать и издавать леденящий душу, поднимающий в бой клич, известный как клич мятежников.
  Приветствия продолжались, пока ветераны не скрылись из виду. Но люди накрылись зонтами только перед тем, как разойтись. Они забыли и Короля Карнавала, и "Двенадцатую ночь". Высшая точка парада была пройдена и ушла в прошлое, оставив их продрогшими и промокшими, но все были в восторге. "Чудесно" - Скарлетт слышала это из уст десятков людей, с улыбкой на лице проходивших мимо ее ворот.
  - Будет еще процессия, - говорила она некоторым из них.
  - Не превзойти "Дикси", не так ли? - отвечали они.
  Она потрясла головой. Даже она не ощущала интереса к будущему "поезду", а она-то очень постаралась, делая свой выезд. Потратила круглую сумму на крепированную бумагу и на мишуру, которые, надо полагать, смел дождь. По крайней мере, Скарлетт могла теперь сидеть на скамейке, и это было хорошо. Она не хотела утомления перед балом-маскарадом.
  Прошло десять бесконечно долгих минут, пока появилась первая повозка. Скарлетт смогла понять, почему ожидание затянулось, когда повозка приблизилась. Колеса фургона скользили по красной глинистой грязи, покрывшей улицу. Она вздохнула и глубже завернулась в шаль: похоже, что сидеть придется еще долго.
  Процессия заняла более часа; у Скарлетт зуб на зуб не попадал задолго до того, как она закончилась. По крайней мере, ее повозка оказалась лучшей. Гофрированная бумага, украшавшая бока повозки, намокла, но сохранила свою яркость, а надпись "Кеннеди Эмпориум", сделанная из серебряной мишуры, сверкала в каплях дождя. Огромные бочонки с маркировкой "Мука", "Сахар", "Кукуруза", "Патока", "Кофе", "Соль" были пустыми. Скарлетт не выносила убытков и позаботилась об этом. ("А оловянные бачки и стиральные доски не заржавеют", - думала она.) Котлы потерпели небольшой ущерб - ведь она наклеила бумажные цветы прямо на ручки. Только инструменты с деревянными ручками, которые были выставлены на повозке, уже нельзя было восстановить. Даже рулоны драпировки вокруг мелкой проволочной сетки могли быть отчасти спасены - их ждала распродажа.О, если бы хоть кто-то остался на улице! Она была уверена, что ее фургончик произвел бы впечатление на людей.
  Скарлетт ссутулилась, потом улыбнулась и скорчила рожицу своему фургону. Его окружила толпа детей, которые кричали и скакали. Человек, одетый в красочный костюм эльфа, разбрасывал с другого фургона конфеты. Скарлетт уставилась на вывеску над его головой. Вывеска гласила: "Рич" - Вили неустанно рассказывал ей об этом новом магазине у Пяти Углов. Он был обеспокоен тем, что цены у Рича были ниже и лавка Кеннеди теряла клиентов. "Чепуха", - подумала Скарлетт с презрением. Рич не удержится в мире бизнеса долго и не повредит ей. Снижение цен и частые распродажи товаров не ведут к успеху. Эта мысль сильно ее порадовала и Скарлетт собралась сказать Вилли, чтобы он перестал валять дурака.
  Еще больше ей понравилась повозка, завершавшая шествие после фургона Рича. На ней был трон Короля Карнавала. Через красно-белую крышу ее лило, и вода пузырилась и булькала, стекая прямо на увенчанную оловянной короной и фальшивыми ватными бакенбардами голову доктора Мида. Доктор Мид выглядел весьма жалко.
  "Я надеюсь, что ты подхватишь пневмонию и помрешь", - сказала Скарлетт про себя. А потом она кинулась домой за горячей ванной.
  
  Скарлетт была в костюме Дамы червей. Она предпочла бы быть Дамой бубен, в блестящей коронке, большом, как у пастора, воротнике и с дорогой брошью. Но тогда она не смогла бы надеть свои жемчуга, которые, как сказал ей ее ювелир, "были достойны самой королевы". А кроме того, она нашла красивые искусственные рубины - портниха прикрепила их по вырезу ее красного бархатного платья. Как хорошо было не носить черное!
  
  Шлейф ее платья был оторочен белой лисой. И он, конечно, будет порван к концу Бала, но это чепуха; он выглядит столько элегантно на ее руке, которую она будет протягивать партнерам во время танцев. Еще у нее была маленькая маска из красного сатина, закрывающая лицо до кончика носа, а губы накрашены в тон. Она чувствовала себя дерзкой, но в безопасности. Сегодня она может танцевать и радоваться - и ее никто не узнает, а поэтому и не обидит. Чудная идея - бал-маскарад!
  Даже с маской на глазах Скарлетт нервничала, входя в бальную залу без сопровождения, но, как оказалось, напрасно. Большая и шумная группа вступила в залу, когда Скарлетт выходила из экипажа, и Скарлетт присоединилась с ней. Комментариев не последовало. Попав внутрь, она удивленно огляделась. Оперный театр Де-Гивса изменился до неузнаваемости. Прелестный еще вчера холл теперь мог сойти за настоящий королевский дворец.
  Местом, предназначенным для танцев, были сделаны партер и сцена, и места хватило бы для целой толпы людей. В дальнем конце залы на своем троне сидел доктор Мид - он был Королем. По левую и правую руку от него стояли придворные в униформе, среди них был даже Хранитель королевского кубка. На галерке же располагался самый большой оркестр, который Скарлетт видела за всю свою жизнь, а по залу порхала масса танцующих, просто наблюдателей и тех, кто просто бродил между людьми. В воздухе витал дух веселья и какой-то бесшабашности, возникавшей из-за полной анонимности присутствующих - все были в масках и спрятаны за карнавальными костюмами. Как только Скарлетт вошла, человек, одетый как китаец и с китайской косичкой, обнял ее за талию и закружил по зале. Возможно, Скарлетт вообще его никогда не встречала раньше, и это казалось опасным и немного пьянило.
  Играли вальс, и ее партнер вальсировал так, что у нее закружилась голова. Когда они повернулись в очередной фигуре, Скарлетт поймала внимательные взгляды - взгляды этих людей, одетых в индийцев, клоунов, арлекинов, пьеро, монахинь, медведиц, пиратов, нимф и кардиналов, которые танцевали так же безумно, как и она. Но музыка кончилась, и у нее перехватило дыхание. "Как чудно! Столько людей! Должно быть, вся Джорджия здесь!" - прошептала она.
  "Еще не вся, - сказал ее партнер. - Кроме того, не у всех есть приглашения". Он жестом показал наверх. Скарлетт увидела, что галереи было заполнены зрителями в обычном платье. Некоторые, впрочем, были разряжены в пух и прах. Там была Мэми Барт - во всех своих брильянтах, и окруженная прочим отребьем. "Как хорошо, что я не связалась с ними снова, они - рвань, и их никуда не пригласят", - подумала Скарлетт, умудрившаяся забыть о том, как она сама получила приглашение на бал.
  Присутствие зрителей делало Бал еще более вожделенным. Она покачала головой и засмеялась. Ее брильянтовые сережки сияли огнем и отражались в зрачках Мандарина, что Скарлетт видела сквозь его маску.
  Затем он исчез. Скарлетт оказалась о локоть с монахом, клобук которого был надвинут низко, затеняя его скрытое маской лицо. Не говоря ни слова, он взял Скарлетт за руку, затем обвил ее талию другой рукой, а оркестр - оркестр заиграл живенькую полечку.
  Скарлетт танцевала так, как не танцевала уже долгие годы. Она была оживлена, заражена безумным весельем маскарада, отравлена странностью происходящего, опьянена шампанским, которое разносили на серебряных подносах сатиновые пажи, весела радостью быть на вечере снова - и счастлива своим несомненным успехом. Да, она имела успех и полагала, что оставалась неузнанной и недостижимой.
  Она узнала вдов из Старой Гвардии. Они были в тех же костюмах, что и на параде. Эшли был в маске, но Скарлетт узнала его, только кинув на него взор. Эшли носил на рукаве траурную ленту. Одет он был в черно-белое домино Арлекина. Должно быть, его вытащила сюда Индия, чтобы у нее был спутник - так подумала Скарлетт, добавив про себя, что это низко с ее стороны. "Конечно, она не заботится о том, как она поступает, если это полагается правильным, и мужчине, даже в трауре, не следует забывать, что он обязан следовать за дамой везде", - объяснила себе Скарлетт. - "Мужчина может надеть повязку на руку и пуститься ухаживать за следующей своей любовью, пока его жена не успела остыть. Однако... Любой скажет, что Эшли трудно быть здесь. Смотри-ка, как обвис на плечах его наряд. Не беспокойся, дорогой - ведь будет гораздо больше домов, чем Джо Коллетон строит сейчас. И весной ты займешься поставками леса так, что тебе будет некогда грустить".
  Вечер приближался к концу, а маскарад не затихал. Некоторые из воздыхателей Скарлетт спрашивали ее имя; один даже попытался заглянуть под маску. Она легко отвергала эти попытки. "Я не забыла, как справляться с буйными мальчишками", - подумала она с улыбкой. - "Ведь мужчины всегда мальчики, независимо от возраста. Они гурьбой бегут к барной стойке, чтобы захватить что-нибудь покрепче. Следующим номером они завоют, как мятежники-демократы..."
  "Чему вы улыбаетесь, моя загадочная Дама?" - спросил ее тучный Рыцарь. Он, казалось, танцуя, старался изо всех сил отдавить ей ногу.
  "Чему? Да вам, конечно", - ответила Скарлетт, смеясь. Нет, из науки обольщения она не забыла ни йоты.
  Во время танца со ждавшим ее Мандарином, который возвращался к ней в третий раз, Скарлетт мило попросила усадить ее в кресло и подать ей бокал шампанского - Рыцарь сильно повредил ей палец.
  Но когда кавалер повел ее к стоявшим на такой случай в зале креслам, она внезапно заявила, что оркестр играет ее любимую мелодию и что она не может не танцевать.
  По пути она встретила тетю Питтипэт и миссис Элсинг. Узнали они ее или нет?
  Гнев и страх охватили ее, ни следа не оставив от ее счастливого воодушевления. Она почувствовала, как мешают ей саднящий палец и крепкий запах виски, исходивший от Мандарина.
  Я не буду думать об этом сейчас, ни о миссис Элсинг, ни о боли в ноге. Я не позволю ничему испортить мне праздник. Она попыталась отогнать эти мысли и снова предаться веселью.
  Но непроизвольно она оглядывалась по сторонам на сидевших или стоявших мужчин и женщин.
  Ее глаза скользнули по высокому бородатому мужчине в пиратском костюме, который прислонился к дверному косяку, и он ей кивнул. У Скарлетт перехватило дыхание. Она повернула голову, чтобы взглянуть опять. В нем было что-то необычное... как оскорбительное высокомерие.
  Пират был одет в белую рубашку и темные вечерние брюки. Даже не маскарадный костюм, за исключением широкого красного кушака из шелка, завязанного вокруг талии!.. Под кушак были засунуты два пистолета. И две синих ленточки от простой черной маски, закрывавшей только глаза, свисали по краям его бороды. Она его не знает, верно ведь? Так мало мужчин здесь носят густую бороду. А его поза!.. И как он смотрит на нее сквозь свою маску!...
  Когда Скарлетт посмотрела на него в третий раз, он усмехнулся, показав очень белые зубы, контрастировавшие со смуглым лицом и темной бородой. Скарлетт стало дурно: это был Ретт.
  Но этого не может быть... должно быть, ей показалось. Нет, не показалось; ей не было бы так плохо, если бы это был не он. Как это на него похоже! Приехать на бал с таким узким кругом приглашенных... Но Ретту всегда удавалось всё.
  "Простите, я должна идти. Нет, правда, должна". Она оставила Мандарина и ринулась к мужу.
  Ретт снова поклонился. "Эдвард Тич к вашим услугам, мэм".
  "Кто?" Не решил ли он, что она его не узнала?
  "Эдвард Тич, известный всем как Черная борода, величайший из негодяев, которые когда-либо бороздили воды Атлантики". Ретт закрутил на палец завиток своей бороды.
  Сердце ее дрогнуло. Да он развлекается, подумала она, отпуская такие шутки, которые, как он прекрасно знал, она вряд ли поймет. Так же, как когда-то... до того, как всё пошло так плохо. Теперь я не должна оступиться. Не должна. Что бы я сказала прежде, чем полюбила его так страстно?
  "Я удивлена тем, что ты появился на балу в Атланте, когда столько дел творится в твоем драгоценном Чарльстоне", " сказала она.
  Да. Это было верно сказано. Не слишком большая пакость, но и без особой любви в любом случае.
  Брови Ретта выгнулись черными полумесяцами над его маской. Скарлетт сдержала дыхание. Он всегда вел себя так, когда его позабавят. Она действует правильно!
  "Откуда столько сведений об общественной жизни в Чарльстоне, Скарлетт?"
  "Я прочла в газете. Одна глупая журналистка всё время пишет о скачках".
  Проклятая борода! Ей показалось, что он улыбнулся, но она не могла видеть его губы.
  "Я тоже прочитал в газетах", - сказал Ретт. - "Даже в Чарльстоне это новость, если в таком городе-выскочке, как Атланта, начинают притворяться новоорлеанцами".
  Новый Орлеан. Он привез ее туда на медовый месяц. Возьми меня туда снова, хотела сказать она, и мы начнем все сначала, все изменится. Но она не должна говорить это. Не сейчас. В ее уме промелькнули воспоминания. Узкие мощеные улочки, затененные залы с высокими потолками и огромными зеркалами в тусклой позолоте рам, необычайная и прекрасная пища...
  "Я признаюсь, что развлечения там не столь изысканны", - проворчала она.
  Ретт засмеялся. "Сильно недооцениваещь".
  Я его развеселила. Я не слышала его смеха сто лет... долгое время. Он не мог не видеть, как за мной увиваются мужчины.
  "Как ты узнал, что это я?" - спросила она. - "Ведь я в маске".
  "Мне всего лишь нужно было найти самую вульгарную женщину, Скарлетт. И она не могла не оказаться тобой".
  "О, ты... ты подлый". Она забыла, что хотела развлечь его. "Тебе не очень идет эта идиотская борода, Ретт. С таким же успехом ты мог нацепить на себя медвежью шкуру".
  "Это была самая глупая маска, которую я мог придумать. В Атланте масса людей, которые иначе меня бы узнали, а я не хотел этого".
  "Тогда почему ты пришел сюда? Не для того же, чтобы оскорблять меня? Надеюсь, по крайней мере".
  "Я обещал тебе, что я буду достаточно часто появляться в Атланте, чтобы унять сплетни о нас, Скарлетт. И случай мне представился."
  "И что хорошего? - Ведь это же маскарад. И никто никого не узнаёт".
  "В полночь все маски будут сняты. Сейчас примерно без четырех минут двенадцать. Мы будем танцевать вальс до полуночи, а потом уйдем". Ретт обнял ее, и Скарлетт перестала сердиться, забыла о том, что ей предстоит открыться перед врагами, забыла обо всём. Всё утратило свою важность, ибо он был здесь и держал ее в объятиях.
  
  Скарлетт лежала без сна почти всю ночь, пытаясь осознать, что произошло. На Балу всё было прекрасно... Когда часы пробили полночь, доктор Мид попросил всех снять маски, и Ретт засмеялся, сорвав свою бороду. Клянусь, его это забавляло. Он помахал рукой доктору и сделал поклон миссис Мид, а затем потащил меня оттуда с такой легкостью, будто я была пушинкой. Он даже не заметил, как люди отворачиваются от меня - по меньшей мере, он сделал вид, что не замечает, сам же он улыбался во весь рот.
  И в карете по дороге домой, хоть и было слишком темно, чтобы я могла увидеть его лицо, в его голосе звучали доброжелательные нотки. Я не знала, что сказать, но мне и не пришлось об этом заботиться. Ретт спрашивал, как дела в Таре и оплачивает ли его юрист мои счета вовремя... к тому времени, как я нашлась, что ответить, мы были дома. И здесь-то это и случилось. Он стоял здесь, внизу на лестнице, почти в коридоре. Потом он пожелал мне спокойной ночи, объяснил, что устал, и поднялся в свою спальню.
  Он не был зол или холоден, а просто сказал "спокойной ночи" и пошел наверх. Что это значит? Почему он приехал? Ведь не просто из-за вечеринки - в Чарльстоне сейчас можно прекрасно провести время. И не потому, что это был бал-маскарад - в конце концов, он мог пойти к Марди Грас, если бы захотел. Да и в Новом Орлеане у него много друзей.
  Он сказал: "Чтобы унять сплетни". Попал пальцем в небо. Он только подлил масла в огонь, когда снял эту глупейшую бороду...
  Мысленно она постоянно возвращалась к воспоминаниям о проведенном вечере, повторяла все в уме снова и снова, пока не почувствовала, что у нее раскалывается голова. Когда пришло забытье, сон оказался коротким и утомительным. Тем не менее, она проснулась вовремя, чтобы спуститься к завтраку в своем самом красивом пеньюаре, и не приказала принести поднос с пищей в постель. Ретт всегда завтракал в столовой.
  "Встала так рано, моя дорогая? - сказал он. - Какая удача! Мне не придется писать прощальную записку". Он бросил свою салфетку на стол. "Я упаковал вещи, которые забыл Порк. Собираюсь взять их позже, уже на пути на поезд."
  Не оставляй меня, - взмолилась в своем сердце Скарлетт. Однако она отвернулась, чтобы он не заметил мольбу в ее глазах. "Во имя всего святого, допей свой кофе, Ретт, - сказала она. - Я не намерена делать сцену". Скарлетт подошла к буфету и налила себе кофе, наблюдая за мужем в зеркало. Она должна вести себя спокойно. Быть может, он и останется.
  Ретт стоял, глядя на открытые часы-луковицу. "Нет времени, - проронил он. - Я хотел бы увидеть еще несколько человек, пока я здесь. Я буду очень занят до начала лета, так что я пустил слух, что уезжаю в Южную Америку по делам. Никто не будет сплетничать о моем длительном отсутствии. Большинство жителей Атланты даже не знают, где Южная Америка. Видишь ли, дорогая, я верен своему слову хранить чистоту твоей репутации". Ретт зло усмехнулся, закрыл часы и положил их в карман. "До встречи, Скарлетт".
  "И почему ты действительно не едешь в Южную Америку? Да пропади ты там навсегда!"
  Когда Ретт закрыл за собой дверь, Скарлетт потянулась за графином с бренди. Почему же она повела себя не так, как чувствовала? Он всегда доводил ее до того, чтобы она говорила то, что не собиралась. Ей следовало это учесть и думать, прежде чем стрелять. Но ему не надо было говорить колкости о моей репутации. Откуда он знает, что я изгой?
  Скарлетт не чувствовала себя такой несчастной никогда в жизни.
  
  Глава 9
  Позже Скарлетт стыдилась себя.
  Пить утром! Только бедняки-пьянчуги пили по утрам. Жизнь в реальность не так уж плоха, подумала она. По крайней мере, теперь она знала, когда Ретт вернется. В отдаленном будущем? - Да, зато определенно. Теперь она не будет терять время на пустые мысли - сегодня? Или завтра? Или когда-нибудь еще?..
  Февраль выдался неожиданно теплым - на деревьях появились зеленые листочки, а воздух был напоен ароматом пробудившейся земли. Скарлетт приказала слугам открыть все окна, чтобы в доме не пахло зимней затхлостью. Свежий ветерок, треплющий завитки на висках - что может быть прелестнее? Но внезапно ее охватила невыносимая тоска по Таре. Как она мечтала бы просыпаться в Таре утром, когда в окне - весна и запах нагретой солнцем земли пронизывает ее комнату!
  Но я не могу ехать. Коллетон может построить, по крайней мере, еще три дома, как только земля оттает. Но он не станет заниматься этим без принуждения с моей стороны. Мир не знал еще такого щепотника! Он будет дожидаться, пока весна придет даже в Китай!
  А если я уеду всего на несколько дней? Это не сделает погоды, верно? Но Скарлетт вспомнила бледность Эшли - он пошатнулся и чуть не упал на балу ... И ощутила некоторое разочарование: она не сможет отдохнуть в Таре, даже если и поедет.
  И Скарлетт послала за Элиасом, чтобы тот запряг коляску. Ей срочно надо было найти Джо Коллетона.
  
  Этим же вечером, как бы вознаградив Скарлетт за исполненный долг, в дверь позвонили. "Скарлетт, милая!" - воскликнул Тони Фонтейн, когда дворецкий впустил его в прихожую. - "Один твой дружок нуждается в комнате для ночлега, ты не поможешь ему?"
  "Тони!" - Скарлетт выбежала из гостиной и обняла его.
  Тони бросил свои сумки, обхватил ее руками. "Великий Боже Всемогущий! Скарлетт, а ты неплохо устроилась!" - сказал он. - "Я уж решил, что какой-то дурак дал мне адрес отеля, когда я увидел этот дворец!" Он посмотрел на резные подсвечники, обои из тисненого бархата и массивное зеркало в позолоченной раме в прихожей, потом ухмыльнулся ей. "Неудивительно, что ты вышла замуж за этого чарльстонца вместе того, чтобы дождаться меня. Где Ретт? Я хотел бы поглядеть на человека, который увел мою девушку!"
  По спине Скарлетт пробежал холодок. А вдруг Сьюлин сказала Фонтейнам что-нибудь? "Ретт в Южной Америке", - сказала она легким тоном, - "представь себе. Боже мой, я думала, что лишь миссионеры добираются в такую глушь".
  Тони рассмеялся. "Я тоже так думал. Жаль, что я его не застал. Но мне это на руку - ты полностью в моем распоряжении. Как насчет горячительного напитка для жаждущей души?"
  Он не знает, что Ретт ушел. Скарлетт была в этом уверена. "Я думаю, твой визит заслуживает шампанского".
  Тони сказал, что не против шампанского, но попозже. Сейчас он предпочел бы старое доброе виски и ванну. Он сказал, что чувствует запах коровьего помета, исходящий от него.
  Скарлетт налила ему виски сама, а потом отправила его наверх с дворецким в одну из дополнительных гостевых спален. Благодарение небу, слуги жили в доме - поэтому не будет скандала, даже если Тони останется надолго. А у нее теперь появится друг, с которым можно поговорить.
  Они выпили шампанское за ужином. Скарлетт надела жемчуга. Тони съел четыре больших куска шоколадного торта, который повар спешно приготовил на десерт.
  - Скажи ему, чтобы он завернул остатки для меня, - попросил он. - Единственное, на что меня теперь тянет - это торты с глазурью. Я всегда был сладкоежкой.
  Скарлетт рассмеялась и отдала распоряжение на кухню.
  - Ты не в обиде на Салли, Тони? Разве она не прекрасно печет?
  - Салли? Откуда ты взяла про обиду? Она готовила первоклассный десерт каждый вечер, только для меня. У Алекса нет этой слабости, так что она может теперь прекратить готовить вообще.
  Скарлетт озадаченно посмотрела на него.
  - То есть ты не знаешь? - сказал Тони. - Я думал, Сьюлин написала тебе. Я возвращаюсь в Техас, Скарлетт. Я принял решение на Рождество.
  Они разговаривали часами. Вначале она просила его остаться, пока неуклюжее удивление Тони не переросло в проявление знаменитого фонтейновского темперамента.
  - Проклятье, Скарлетт! Тише! Я пытался здесь жить, видит Бог! Но я не могу привыкнуть. Хватит на меня ворчать.
  От его громкого голоса раскачивались и звенели подвески на канделябре.
  - Ты мог бы подумать об Алексе, - упорствовала Скарлетт.
  Но выражение лица Тони заставило ее умолкнуть. Он заговорил очень тихим голосом:
  - Я действительно старался.
  - Извини, Тони.
  - И ты меня извини, сладкая. Почему не попросить твоего дворецкого открыть еще одну бутылку, и мы поговорим о чем-нибудь еще?
  - Расскажи мне о Техасе.
  Глаза Тони загорелись.
  - Там нет ни единой изгороди на сто миль.
  Он засмеялся и добавил: "Потому что там нечего огораживать, разве что пыль и мусор. Но там ты знаешь, чего стоишь, пока ты живешь один в пустыне. Там нет прошлого, и не хочется возвращаться на его руины. Все - в эту минуту, может быть, завтра, но не вчера".
  Он чокнулся с ней бокалом.
  - Ты выглядишь прелестно, просто как картинка. Ретт не слишком-то умен, иначе он не оставил бы тебя одну. Я сделал бы тебе пару авансов, если бы не знал, что у меня ничего не выйдет.
  Скарлетт кокетливо покачала головой - было приятно играть в старые игры.
  - Ты делал бы авансы моей прабабке, если бы она была единственной женщиной рядом с тобой, Тони Фонтейн. Ни одна леди не будет чувствовать себя в безопасности с тобой в одной комнате, особенно когда ты блестишь своими черными глазами и улыбаешься так белозубо.
  - Нет, сладкая моя, это не так. Я - самый большой джентльмен в мире... если женщина не настолько красива, что заставляет забыть о манерах.
  Они искусно подтрунивали друг над другом и находили в этом радость и удовольствие. Тем временем дворецкий принес еще одну бутылку шампанского и разлил по бокалам. Они снова чокнулись. У Скарлетт закружилась голова; она надеялась, что Тони прикончит шампанское сам. Пока Тони допивал бутылку, он рассказывал ей смешные истории о Техасе, и она смеялась до слез.
  - Тони, я хочу, чтобы ты остался у меня на некоторое время, - сказала она, когда он объявил, что сейчас заснет прямо за столом. - Я так не веселилась уже много лет.
  - Я бы хотел, если бы мог. Мне нравится есть и пить в комфорте, когда прелестная девушка смеется рядом. Но я должен воспользоваться переменой погоды. Я сажусь в поезд на запад завтра с утра, до того как будут заморозки. Он отбывает довольно рано. Выпьешь завтра кофе со мной перед отъездом?
  - Я бы выпила, даже если бы ты мне запретил.
  
  Элиас довез их до станции в сереньких предрассветных сумерках, и Скарлетт помахала платком на прощанье, когда Тони садился в вагон. Он нес маленький кожаный саквояж и большой чемодан, к которому было приторочено седло. Забросив их на полку, Тони обернулся и приподнял свою большую техасскую шляпу с лентой из змеиной кожи. Его куртка распахнулась, и Скарлетт увидела его оружейный ремень и шестизарядные пистолеты за поясом.
  По меньшей мере, он околачивался здесь достаточно, чтобы научить Уэйда вертеть его пистолетом. Надеюсь, он не прострелил себе ногу. Она послала воздушный поцелуй Тони. Он махнул шляпой, показывая, что ловит поцелуй в нее и складывает в карман для часов. Скарлетт все еще смеялась, когда поезд тронулся.
  - Вези меня на мою землю, где работает мистер Коллетон, - сказала она Элиасу. Солнце взойдет, когда они доберутся до места, и лучше бы рабочие копали землю, иначе им несдобровать, подумала Скарлетт. Тони был прав. Надо было воспользоваться переменой погоды.
  Джо Коллетон был непоколебим.
  - Я вышел на работу, как я сказал, что сделаю, миссис Батлер, но все сложилось не так, как я ждал. Оттепель еще не пробила лед достаточно, чтобы выкопать фундамент. Пройдет еще месяц, прежде чем я смогу начать.
  Скарлетт пыталась уговорить его, потом рассердилась, но это ей не помогло. Она кипела от раздражения весь месяц, когда Коллетон прислал за ней, чтобы она приехала на участок.
  Она не видела Эшли, пока не стало слишком поздно возвращаться. Что я собираюсь сказать ему? Он меня не звал, но он настолько глуп, что поверит любой лжи. Она была уверена, что улыбка на ее лице выглядела принужденной.
  Но если так это и было, Эшли, казалось, и не заметил этого. Он ссадил ее из ее кареты со своей обычной врожденной галантностью. "Я счастлив, что не пропустил тебя, Скарлетт. Мистер Коллетон сказал мне, что ты, возможно, приедешь, так что я бездельничал здесь, сколько смог". Он печально улыбнулся. "Мы оба знаем, что я никудышный бизнесмен, моя дорогая, так что мой совет недорогого стоит. Но я хочу сказать тебе, что если ты построишь здесь еще один магазин, ты, возможно, сделаешь ошибку".
  О чем это он? О... да, конечно, я вижу. Как умен этот мистер Коллетон! Он принял мои извинения, что я его так задержала. Она снова повернулась к Эшли.
  "... и я слышал, что городские власти собираются провести сюда трамвайную линию, и отсюда - до черты города. Не потрясающе ли? Атланта строится".
  Эшли окреп. Он выглядел усталым от встречи с жизнью, но более жизнеспособным. Скарлетт сразу подумала: это значит, что дела с лесопилкой идут хорошо. Она не смогла бы перенести, если бы ее лесопилки и заготовительный цех погибли. Это она никогда не простила бы Эшли.
  Он взял ее за руку и посмотрел на нее сверху вниз с обеспокоенным выражением на понуром лице. "Ты выглядишь усталой, моя дорогая! У тебя все в порядке?"
  Ей захотелось прикоснуться к его груди и пожаловаться, что все очень плохо. Но она улыбнулась.
  - О, ерунда, не говори глупостей. Я вчера сильно припозднилась из-за вечеринки, вот и все. Тебе бы полагалось знать, что не стоит намекать женщине, что она выглядит дурно.
  Эшли промолчал. Потом рассказал ей о домах, которые должен был строить Джо Коллетон. И, как будто она не знала всего этого, упомянул даже о количестве гвоздей, которое нужно для каждой постройки.
  - Это качественные дома, - сказал Эшли. - Наконец менее удачливые получат то же, что и богатые. Я никогда и не думал, что я увижу такое в наше наглое и конъюнктурное время. Кажется, не все наши старые ценности утрачены окончательно. И для меня честь участвовать в этом. Видишь ли, Скарлетт, Джо хочет, чтобы лесом его снабжал я.
  Она прикинулась удивленной.
  - Но, Эшли, это же чудесно!
  Так оно и было. Она была поистине счастлива, что ее план помощи Эшли сработал так хорошо. Однако после приватной беседы с Коллетоном Скарлетт подумала, что она не предполагала превращать это в фиксированную сделку любого рода. Джо сказал ей, что Эшли намеревался ежедневно бывать на этом участке. Она же хотела обеспечить для Эшли хоть какой-то доход, а не хобби, причем на полном серьезе. А теперь она не смогла бы приезжать сюда вообще.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"