Беда не заставила себя ждать. При Филиппах сошлись армии республиканцев или освободителей, как они себя называли, и соратников Цезаря. Долгое сражение клонилось то на одну, то на другую сторону. Республиканцам удалось сильно потеснить порядки Октавиана, но удар отрядов Антония во фланг смял наступающих, отбросил их. Гай Кассий, решивший, что битва проиграна, бросился на меч. После этого отступление республиканцев переросло в бегство. Брут, второй лидер сенатской партии тоже покончил с собой. Судьба Республики была решена. Но война продолжалась. Победителям было не до далеких восточных провинций, тем более, дотла разоренных Кассием.
Однако иначе виделась ситуация из дворца парфянских владык. Бежавших с поля боя при Филиппах воинов ласково принимали в Ктесифоне. При содействии царя Орода, бывший легат Брута, Квинт Лабиен смог собрать войско и начать наступление в Киликии и Пергаме. На юг начали наступление парфянские войска, ведомые царевичем Пакором. Ослабленные римские легионы оттеснялись в горы, уничтожались. Вместе с Пакором шел претендент на Ерушалаимский престол, царевич Антигон. К нему примкнули и отряды его сторонников из иудеев.
Герод узнал о продвижение Пакора, когда тот только подходил к Антиохии. Знал он о сорока тысячах воинов, идущих с царевичем и двух легионах, противостоящих им. Он приказал стянуть все силы к Ерушалаиму, понимая невозможность защиты Самарии. Но Ерушалаим он отстоять надеялся. Шесть тысяч воинов Герода, семитысячный гарнизон, который Герод при содействии своих помощников хоть немного обучил навыкам сражения, вполне достаточная сила, чтобы отстоять город.
Понимал это и Пакор. Тройная стена, построенная еще Антипатром и Геродом, сильный гарнизон, любовь населения и вера его в счастливую звезду Герода - все это было серьезно. Потому он и решился на игру. Из временной резиденции царевича, в Ерушалаим прибыло посольство. Сын царя царей (шахиншаха), как официально именовали себя парфянские владыки, вызывал царя Гиркана и сыновей Антипатра на суд по жалобе Антигона.
Он обещал неприкосновенность своим гостям. Послы были вежливы и почтительны. Герод из себя выходил, пытаясь убедить испуганного до смерти Первосвященника, что это ловушка. Царь впервые за всю жизнь решил проявить непреклонность. По вечерам из ворот крыла дворца, где остановилось посольство, выходили люди, плотно укрытые плащами. Таясь по переулкам, они пробирались во дворцы владык колен Израиля, дома членов Синедриона из саддукеев. Все это видел Герод, но не видели, или не хотели видеть Гиркан и Фасаэль. Они решили отбыть вместе с посольством. Герод не поехал. Перед расставанием Гиркан призвал Герода к себе.
- Герод, друг мой, у меня плохое предчувствие - начал царь.
- Царь, - уже безо всякой надежды просил Герод - Не езжай к Пакору. Это смерть.
- Я знаю, но должен попробовать уладить все без крови. Это мой долг царя. Но сейчас я о другом. Я хочу, чтобы ты взял в жены мою воспитанницу и внучку, принцессу Марьямну, заботился о ней так, как отец твой, Антипатр, заботился о твоей матери, Кипре.
- Но она из рода Хасмонеев.
- Я знаю. Потому и хочу, чтобы последние члены моего рода не исчезли в этой бойне. Заботься о ней и ее брате. Обещаешь?
- Царь, я сделаю все, что в человеческих силах. Но захочет ли этого сама Марьянма?
- Захочет. Я ее дед и в отсутствии отца я вправе решать ее судьбу.
- Ты предлагаешь мне руку принцессы из дома Хасмонеев?
- Да. Ты согласен?
- Царь! Это великая часть для меня.
- А теперь ступай. Свое согласие на ваш брак я написал. Тебе его вручат. Я же должен подготовиться к путешествию, обратиться мыслями к Всевышнему.
Герод понял, что это прощание. На следующий день царь и тетрарх отбыли на суд парфянского царевича. Младший брат, Иосиф тут же, во исполнение приказа старшего брата отбыл в Масаду. А сам Город начал готовиться к обороне. Но события развивались слишком быстро. Уже через неделю в город прибыл тайный вестник из ставки парфян. Фасаэль был заключен в темницу и там покончил с собой. Гиркан с обрезанными ушами, что лишало его прав на престол, и в цепях увезен в Вавилон.
Герод велел запереть ворота и расставить воинов на стены. Но скоро войска царевича Пакора подошли к городу и окружили Ерушалаим. Не приближаясь на опасное расстояние, где их могли достать защитники города, они обстреливали Ерушалаим с помощью метательных машин. Впрочем, результат этих обстрелов тоже был довольно скромным. Обе стороны выжидали. Город тем временем бурлил. Кто-то склонялся к мысли, что парфяне не хуже римлян, а Антигон тоже из рода Хасмонеев и вполне может заменить Гиркана, который лишился права на престол.
Соратники Герода думали иначе. Но за пределами военных отрядов убежденных сторонников битвы до конца становилось все меньше. Несколько удачных вылазок в лагерь парфян на время поднимали настроение жителей осажденного города, но общей ситуации не меняли. Парфяне жгли окрестные деревни, поля и оливковые рощи. Все это видели жители со стен города. И решимости это им не добавляло. Было понятно, что ситуация развивается в крайне неблагоприятную для дома Антипатра сторону. А помощи ждать неоткуда.
Герод стоял на башне у ворот, ведущих в Самарию. Было раннее утро. Солнце едва освещало порядки противника. Здесь парфян было меньше. В основном были видны отряды врагов из иудеев, сторонников Антигона. Внизу башни послышался шум: Господин! Господин! Изменники открыли Яффские ворота. Парфяне уже на улицах города.
Это он и предполагал. Город слишком большой, а люди разные. Многим Антигон ближе Герода. Кто-то ненавидит его так, что готов на что угодно. Они, готовые отдаться любому, кто избавит их от антипатридов, нанесли свой удар. Герод бросился вниз:
- Быстро, выставить заслон на прорыве, всех остальных ко мне. Ты и ты, со мной во дворец.
Во дворце он успел собрать свою мать, дочь Гиркана, Александру, и внуков царя, девушку, так странно беседовавшую с ним, и ее малолетнего брата. Семья, домочадцы, воины и множество жителей города ринулись в сторону противоположную от Яффских ворот. Остатки войска Герода должны были сдержать, насколько можно парфян и уходить ночью. Воины быстро раскидали бревна, раскрыли ворота, войско Герода рванулось к врагам. Те тоже не ожидали столь стремительного удара, отступили. Беглецы не стали ввязываться в битву и бросились прочь.
Дорога на Масаду заполнилась бешено скачущими конями, повозками, бегущими мужчинами и женщинами. Оставив три сотни воинов в заслоне, Герод устремился к крепости. Он понимал, что погоня будет. Понимал и то, что она не может быть особенно многочисленной. Пакору и Антигону важнее удержать город, чем догнать Герода. Вдруг дорогу огласил вой: Госпожа! Госпожа!
К Героду подскакал всадник из отряда, сопровождающего свиту матери: Господин! Госпожа Кипра упала с коня и расшиблась. Герод бросился к колонне. Мать!
Женщина лежала на земле. Голова была запрокинута. Дыхание почти не было слышно. Герод бережно взял тело немолодой женщины, отнес его до ближайшей повозки, положил на мягкие тюфяки. Колонна остановилась. Герод понимал, что им нужно бежать. Понимал и то, что гонка просто убьет мать. Он разрывался. Вдали уже показался столб пыли. Это приближалась погоня. Решение родилось сразу.
Повозки с женщинами и безоружных мужчин за спины. Пустые повозки вперед. Перевернуть. Лучники за повозки. Пехота - за лучников. Конница - скрыться за холмами. Все заняло считаные мгновения.
Когда стремительные отряды вражеской конницы приблизились к войску Герода, перед ними предстала дощатая стена. Кто-то успел остановиться, но большинство продолжило бег. Навстречу им метнулись сотни стрел, десятки всадников упали на землю, под копыта надвигающихся преследователей. Вновь взлетели стрелы. В погоне не участвовали латники, потому стрелы легко находили уязвимое место. Герод разделил лучников на два отряда. Пока один из них стрелял, второй готовился. Поток стрел, не останавливаясь, лился на парфян и их союзников. Сотнями они падали с коней. Десяток всадников, все же перемахнувших через заграждение попадал на копья тяжелой пехоты, стоящей за стрелками.
Осознав, что попали в засаду, потеряли уже не одну сотню воинов, так и не добравшись до врага, преследователи попытались повернуть назад, но в тыл им ударила конницы Герода. Герод рубил врагов, упиваясь собственной яростью, горем, болью за смерть отца, брата и несчастия матери. Клинья сомкнулись, перемолов тысячи парфян и их иудейских союзников. Жалкие остатки отряда преследователей, охотников, ставших жертвой, бежали в сторону Ерушалаима. Войска Герода не стали их преследовать. Герод остановился и вытер лицо. Как быть? Двигаться или нет? Пожертвовать матерью или тысячами людей? Он искал и не находил ответа. Ответ нашелся сам.
Господин! Ваша мать пришла в себя! - подскакал к нему вновь всадник из свиты, когда Герод, наконец, остановился и опустил меч.
Герод бросился к повозкам. Кпира уже сидела, облокотясь на подушку.
- Мать! Ты благополучна? Цела? - Герод целовал руки женщины, давшей ему жизнь.
- Все хорошо, сын мой. Мы можем ехать дальше, - как ни в чем не бывало, величаво ответила мать.
Движение возобновилось. Сражений больше не было. Небольшие отряды парфян, рыскавшие по пустыне, не рисковали нападать. Самых наглых отгоняли залпами стрел лучники. Шли больше суток, а к утру второго дня показалась крепость Масада, возвышавшаяся на плоской скале, господствующей над местностью. Оставив в крепости мать и самых усталых и раненых воинов, Герод поспешил далее. Иосифу было поручено дождаться воинов, которые поодиночке и небольшими группами должны были бежать из Ерушалаима, потом прорываться в Наботею. Оставив там мать со свитой, больных и слабых, Иосиф должен был отбыть в Идумею, где дожидаться возвращения брата.
Сам же Герод вместе с верной тысячей воинов, Марьямной, ее братом, Аристобулом и самыми близкими советниками выехал в Александрию. Но и это не был конечный пункт путешествия. Он должен был быть в Риме. В конфликте с великой державой у маленькой Иудеи, ее изгнанных властителей шансов нет. Если за нее не вступится другая великая держава. Но сама держава, похоже, забыла о востоке. Стоит ей напомнить. Тем более, одного из триумвиров, нынешних властителей Рима, Герод знал давно. Марк Антоний бывал у них дома, долго и охотно общался с отцом, часто беседовал и с самим Геродом.
Аскелон был ближе. Но корабли, стоящие в Аскелоне были малы. Они предназначались для плаванья на острова, изредка в Малую Азию. Да и отряды Пакора уже приближались к стенам Аскелона. В Александрии стояли мощные квадриремы и квинкваремы, самые крупные корабли, способные выдержать любое путешествие, а три легиона римлян и двадцать тысяч гоплитов обеспечивали ее безопасность.
Дорога до Александрии была намного дольше, но спокойнее, чем бегство в Масаду. Она пролегала по территории дружественных племен и по идумейской земле. Но он спешил. Если Антигон сможет укрепиться, то сместить его, заменив на Аристобула-младшего, будет очень не просто. В Набатее он пытался вернуть долг, который числился за монархом. Но был встречен на границе войском, глава которого сообщил ему, что царь не желает видеть Герода, способного поссорить царство с Парфией. Возможно, долгие переговоры смогли бы дать благоприятный результат, но Герод не мог ждать долго.
Все более понятно становилось то, что только заступничество римлян, может спасти дом Антипатра, да и саму Иудею вырвать из рук парфян. Он решил ехать в Рим. Путь в Рим лежал через Александрию. Туда и отправился изгнанник. Через пустынные пространства и холмы, заросшие жесткой пустынной травой, Герод упорно пробивался в Александрию. Караван из ближних людей и тысячи лучших воинов шел через пустыню.
Герод все чаще останавливался у повозки, в которой ехала Марьянма, рассказывал смешные истории, старался скрасить тоску долгого путешествия по бесплодным холмам. Девочка реагировала на шутки. Но что-то томило ее, она порывалась спросить и, одновременно, боялась. В один из дней, когда караван уже завершал переход, а передовой отряд высматривал место для ночлега, девочка, уже несколько минут угрюмо смотревшая на Герода, вдруг спросила:
- Дедушка Гиркан сказал, что ты теперь мой муж и будешь обо мне заботиться. Это правда?
- Я обязательно буду о тебе заботиться, принцесса - ответил, несколько смущенный Герод - Но мужем твоим я стану только, если ты сама так хочешь.
Девочка приняла важную позу и задумалась. Вытерпев пару минут, она, повелительно взглянув на мужчину рядом, торжественно произнесла:
- Тетрарх Герод, я, принцесса Марьянма из рода Хасмонеев, согласна стать твоей женой.
Но забывшись, вдруг перешла к своей обычной манере разговаривать.
- А еще, я хочу ехать на лошади и ночевать в твоей палатке.
- Принцесса, моя палатка намного меньше и неудобнее, чем шатер, который служит местом ночлега для тебя. А женой моей ты станешь, когда на престол в Ерушалаиме взойдет твой брат, Аристобул. Хорошо?
- Аристобул, неуклюжий маленький мальчишка - засмеялась принцесса - Как он может быть царем?
- Он - мужчина из рода Хасмонеев. Значит, он может быть царем. Когда же он вступит в пору зрелости, то станет и Первосвященником. А чтобы он стал мужчиной и мудрым правителем, я буду рядом с ним. Буду помогать ему, как помогал царю Гиркану мой отец, Антипатр.
- А дядя Антигон? Мы его прогоним?
- Обязательно прогоним. Для этого мы и поедем к нашим друзьям в далекий город Рим.
- В Рим плывут по морю, а мы едем по пустыне. Так в Рим не доберешься.
- В Рим плывут только большие корабли. Мы поедем в город Александрия, к царице Клеопатре. Попросим у нее большой корабль.
- Мама говорит, что Клеопатра - плохая женщина. Она думает, что я еще маленькая. А я знаю. Она спит со всеми мужчинами, которые ей нужны.
- Почтенная Александра, твоя мать, не вполне права. Клеопатра пережила много страшных событий. И.... Давай оставим эту тему. Вот я могу рассказать тебе смешной случай о...
- С тобой она тоже будет спать - не унималась девочка - Ты красивый. Только ты не соглашайся. Ты же теперь мой муж? Так?
- Хорошо, принцесса, я обязательно откажусь разделить ложе с царицей Египта, - рассмеялся Герод, прощаясь.
Герод отъехал от повозки, направляясь к своим воинам. Нужно было обустраивать лагерь, распорядиться о приготовлении пищи. Да, и просто подумать. Положение становилось все более напряженным. Иосиф успел прорваться в Набатею, надежно спрятав там Кипру и Александру, дочь Гиркана и мать Марьямны. Но Иудея и Идумея подверглись нашествию парфян. Главные крепости были разрушены, вытоптаны поля, угнан скот. Антигон за свое воцарение расплатился с Пакором караваном золота. Говорили о тысяче талантов золота, отданных новым владыкой Иудеи. Можно было не сомневаться, что запасы Храма и дворца перекочевали за Евфрат. Все подвластные ему земли были обложены налогом в пользу победителей-парфян. Еще немного, и Иудею нужно будет не отвоевывать, а возрождать заново.
Нужно спешить. Только Рим остается надеждой. Только Антоний. Потому нужен корабль, который домчит его в Вечный город, нужно место, где он сможет спокойно оставить свою невесту и близких людей. Таким местом и будет Александрия. По крайней мере, Герод на это очень надеялся.
***
Иосиф Флавий сидел на берегу моря. Волны нескончаемой чередой набегали на скалистый берег, рассыпались в мириадах всполохов и откатывались назад, в бесконечную синеву, подсвеченную дневным светилом. Флавий думал о человеке, чья жизнь была ему глубоко неприятна, враждебна. И, тем не менее, захватывала, притягивала, манила. Он вновь и вновь думал об Ироде, проклинаемом и прославляемом, Ироде, чья жизнь шла против всех ожиданий, всех молений.
В эпоху, когда все думали только о смерти, распаде, когда ждали всеобщей гибели, он решил бороться. Он решился закрыть глаза на все страшные пророчества, на все проповеди мудрых толкователей Святой Книги. Почему? Зачем? Зачем брести против течения в половодье, когда знаешь, что победить не возможно. Ведь знал же? Знал. И, тем не менее, шел. Жил своей неправильной жизнью. И она была. Неправильная, невозможная, но невероятно яркая жизнь. Что-то должно было жечь его, толкать на все эти немыслимые деяния? Что? Честолюбие! Наверное, оно. Он мнил себя выше и чище других. Наверное, так.
Иосиф вспомнил о пересудах, которые ходили о визите Ирода к царице Египта, Клеопатре. О том, что та добивалась Ирода, о том, что Ирод отказал ей. Правда ли это? Похоже, что нет. Думаю, что сам Ирод, или ближние его не смогли преодолеть искушения украсить свою биографию эпизодом о "домогательствах" царственной куртизанки. Наверное, было все банальнее.
Парфяне угрожают уже и границам Египта. Римляне, решающие вопрос о власти, никак не могут помочь. В этих условиях Ирод, вполне реальный и сильный союзник, за которым стоят тысячи мечей и слава победоносного военачальника. Скорее, Клеопатра предлагала ему не постель, но место полководца. Любому другому это предложение могло бы показаться привлекательным. Три римских легиона, собственные силы - вполне достаточно, чтобы отбить натиск парфян. Но Ирод грезил об Иудее, его Иудее, спасенной вопреки желанию ее самой. Потому, отговорившись необходимостью согласовать свои действия с Антонием, он отбывает в Рим.
Флавий выводил: "Затем, однако, Ирод все-таки считал более разумным удалиться в Египет. Тогда он прибыл в какое-то святилище (где он оставил небольшой отряд своих приверженцев), а на следующий день в Ринокоруру. Когда он прибыл туда и находившиеся там корабельщики не захотели повезти его в Александрию, он обратился к начальствующим лицам. Принятый последними с почтением и сопутствуемый ими к городу, он прибыл туда и был там удерживаем Клеопатрой. Однако Клеопатра не смогла уговорить его остаться у нее, потому что он вследствие наступления зимы спешил в Рим, тем более, что из Италии приходили вести о тамошних смутах и больших политических переменах".
Флавий оторвал глаза от пергамента и уставил взгляд на море. Вечная вереница волн, набегающая одна за другой на берег, вечный бег и вечное стремление. Флавий представил корабль, несущийся по этой неостановимой пустыне в незнаемые просторы. Он видел этот корабль, несущий Ирода к столь желаемым и столь непонятным ему берегам. К берегам Великого Рима.
***
Герод смотрел на волны, бегущие вдоль мощного тела его корабля, несущегося к берегам Италии, к воротам Великого Рима. За спиной остались переговоры с царицей Клеопатрой, едва не завершившиеся открытым конфликтом, долгие уговоры Марьямны остаться в Александрии во дворце представительства дома Антипатра. Гораздо охотнее оставался любитель книжной мудрости Аристобул, быстро нашедший себе среди иудеев Александрии учителей и наставников. В прошлом осталась и буря, вынесшая его корабли вместо вожделенной Италии на берег острова Родос. Впрочем, эта же буря позволила ему избежать столкновения с кораблями Секста Помпея, пиратствовавшими в тех водах.
Герод мог отправиться на попутном корабле. Но решил построить свой собственный. Причин тут множество. Не последняя из них, необходимость произвести впечатление на своих покровителей, римлян. Он придет не просителем, а союзником. Не подданным, но гражданином Рима. Для этого пришлось отправлять гонца в Эфес, где теперь тоже было одно из представительств дома Антипатра. Вложенные средства, очень быстро вернулись сторицей. Корабль был куплен. На остаток Герод повелел построить на Родосе колоннаду. И граждане Родоса славили его имя. Что ж, когда-нибудь и это пригодится.
Путь лежал в Брундизий, ближайший порт Италии. Здесь совсем недавно примирились Октавиан и Антонием, составив силу, о которую разбились армии заговорщиков. Здесь сходились сухопутные дороги и морские пути Апеннинского полуострова. Сюда стремился Герод.
После штормов, потрепавших триеру, при прохождении мимо Пелопоннеса, после долгого дрейфа по Адриатике, наконец, на горизонте показались отмели Италии. Низкие берега порта образовывали огромную гавань, напоминающую рога оленя, откуда и возникло название города. Сам город в тот период насчитывал более ста тысяч жителей. Огромная гавань вмещала десятки, если не сотни кораблей. Портовые районы тянулись на много стадий. Тяжелый запах от складов с кожами, гниющих остатков продуктов, выбрасываемых в прибрежные воды, морских водорослей слоился над водой и кораблями, между которыми пробиралась триера Герода.
Итак, он, гражданин Рима, хоть и житель провинции, ступил на италийскую землю. Магистрат города принял Герода в своем доме со всем возможным уважением. Дом был далек от роскоши александрийских дворцов. Тем не менее, после долгого путешествия, Герод и его спутники были рады ночлегу под крышей на мягкой постели, посещению терм, пиру, который дал в их честь римский магистрат. Они не видели, как в час, когда они располагались для недолгого отдыха, из дома магистрата выехал всадник и помчался по дороге в Вечный город. Он вез письмо новому владыке Рима, Марку Антонию.
Два дня провел Герод в городе на самом краю Италии. Видел огромные корабли с зерном, прибывающие из Египта, видел суденышки с сушеной рыбой, переплывавшие пролив из Сицилии. Видел тысячи разных торговцев, заполнявших городской рынок, склады и дороги, вереницы рабов, несущих тюки с товаром. К исходу второго дня хозяин передал Героду письмо от Антония с приглашением в его виллу близ Рима. Через час небольшой отряд всадников уже мчались по дороге, окрестности которой еще несли следы гражданской войны.
***
Марк Антоний медленно потягивал вино из серебряной чаши, разглядывая письмо из Брундизия. Он думал. В принципе, у него остались самые добрые воспоминания от общения с семейством из далекого Ерушалаима. Будь он молодым легатом, как в те годы, когда вместе с проконсулом Габинием они приводили к покорности восставших туземцев, он кинулся бы на помощь еще более молодому сыну Антипатра. Но времена изменились. Тут нужно подумать, насколько полезен сегодня изгнанник Герод. В принципе, это можно сделать поводом для того, чтобы взять себе все восточные провинции, как тот же Кассий. Скажем, для помощи верному союзнику Рима и восстановления спокойствия.
Со времен веселой юности Антоний не любил Рим, важных и самодовольных сенаторов, каждый из которых считал себя пупом земли, носился со своими предками, своей образованностью. Волею судьбы и великого Цезаря Антонию пришлось общаться с ними. Любви к отцам отечества это не добавило. Гораздо больше он любил дружескую компанию, задушевную беседу, общество прекрасных и, что важно, доступных женщин. Даже армейский лагерь был ему роднее, чем форум и сенат. Пусть Октавиан спорит и дружит с ними. Он их. Плоть от плоти. Хоть и вырос в провинции пока Юлия, сестра Цезаря не взяла на себя заботы о воспитании мальчишки. Антоний другой. Он не встает на котурны, не репетирует ночами речи, как этот выскочка Цицерон. Он живет и любит жизнь. Любит радость, которую дарит вино, друзья, любимая. А остальное? Так ли это важно? Впрочем, власть тоже штука неплохая. Она - путь ко всему тому, что он любит. Да и возможность быть сильным и благородным, помочь другу в беде. Разве это не здорово? Нет. Определенно. Героду он поможет.
Антоний позвонил в колокольчик. Показался слуга-грек.
- Как только прибудет посланец из Иудеи, Герод или Ирод, сразу веди его ко мне. Понятно?
- Да, господин!
- Вот и молодец! А пока вели подать еще вина. Этот сосуд опять оказался слишком маленьким.
***
Не успел Герод и его спутники подъехать к изгороди, окружающей виллу Марка Антония, как ворота открылись, навстречу вышел невысокий и важный грек-управитель:
- Господина зовут Герод сын Антипатра?
- Да - несколько удивился такой поспешности и осведомленности Герод.
- Великий Марк Антоний ждет тебя. Твоих спутников я провожу.
- Благодарю тебя, добрый человек, - ответил Герод и, спешившись, направился по желтой песчаной дорожке, идущей мимо усаженных ровными рядами деревьев, в сопровождении управителя к главному входу, отделенному от парка рядом колонн. За ними пошел один из сопровождающих Герода с сумой на плече.
Герод прошел через богато украшенный атрий, управляющий указал ему на перистиль. Взяв у сопровождающего суму, Герод шагнул за занавес. В комнате сидел хозяин за столом, на котором рядом с кувшином фалернского вина лежали свитки. Судя по блеску глаз хозяина, фалернское ему было намного интереснее свитков.
- А, малыш-Герод! Как я рад тебя видеть! - гигант вскочил с кресла и сгреб в охапку совсем не маленького Герода.
- Приветствую тебя, благородный Антоний! - несколько с трудом выдавил из себя, потерявшийся в объятиях Герод.
- Ладно, ладно - Антоний весело рассмеялся - Дай посмотрю на тебя! Воин! Настоящий римлянин! О тебе уже говорят в Вечном городе. Отец был бы горд тобой!
Тон Антония изменился. Он уже знал о смерти Антипатра.
- Рассказывай. Что происходит на востоке? Подожди. Сейчас выпьем отличного вина с дороги - Антоний сам наполнил чаши - Вот. А теперь рассказывай.
- Рассказ мой не радостный, Великий Антоний - начал Герод. Антипатр, мой отец, погиб. Восток захвачен. В Азии бесчинствует враг Цезаря Квинт Лабиен. В Сирии стоят войска царевича парфян Пакора, в Иудее его ставленника Антигона. Царь Гиркан отстранен от власти. Мой старший брат Фасаэль погиб. Мой младший брат, Иосиф с частью воинов скрывается в Идумее. Другая часть пока стоит на границе с Египтом. Но нас слишком мало, чтобы противостоять парфянам. Мы ждем помощи Великого Рима, твоей помощи, Антоний.
Герод нагнулся к суме, лежащей возле стола. Вынул оттуда меч в простых кожаных ножнах, но с рукояткой, украшенной огромным рубином. Антоний внимательно посмотрел на сына своего приятеля. Герод поднялся из кресла и склонил голову.
- Это наша святыня! Меч моего отца, Антипатра. Он защищал нас все эти годы, спасал от бед. Сегодня мы молим тебя, Марк Антоний, о помощи и просим принять меч защитника.
Антоний взял меч из рук Герода, продолжавшего стоять со склоненной головой. Меч походил на гладий, обычный римский меч, но полотно лезвия отличалось. Тусклый блеск выдавал работу оружейников Дамаска. Он взвесил меч в руке. Балансировка идеальная. Но ведь дело не в ней. Это память об отце. Мальчишка вручает ему, Антонию, власть над собой, молит о помощи. Да, Антоний любил радости жизни, ценил те удовольствия, которые следуют на цепи за властью, но он ценил и другое. Дружба, доверие - это не менее важно. Где-то в самой глубине было и любование собой, высоким и благородным, спасающим несчастного юношу, пострадавшего за верность Риму. Антоний встал. Обнял Герода.
- Мальчик мой, Великий Рим не оставит в беде своего гражданина, а Марк Антоний не бросит сына своего друга. Завтра мы едем в Рим.
Глава II.
Рим
Огромный город, крупнейшее во всей Ойкумене скопление людей, дворцов, лачуг, площадей и всего, что делает город городом, обнесенный мощными стенами. Таким был Рим, когда к нему подъезжал Герод, сопровождая самого могущественного человека Вечного города, триумвира, Марка Антония. Подъехав к Палантинскому холму, они направились к одному из дворцов, в изобилии окружавших форум, сердце римской державы.
- Здесь живет Гай Цезарь Октавиан, наследник Великого Цезаря. Нужно, чтобы он стал твоим сторонником, Герод - проговорил Антоний - Он, наглый и самодовольный мальчишка, но лучше, чтобы он был нашим сторонником, чем врагом. Ты понял меня?
- Понял. Я сделаю все, как ты сказал, - ответил Герод, поднимаясь по лестнице к входу в главное здание.
В просторном зале, украшенном мозаикой, обставленном золоченой мебелью и картинами, развешенными по стенам, их встретил невысокий худощавый юноша, совсем не героической внешности. Его подозрительный взгляд перемещался с Антония на Герода и обратно. Наконец, губы растянула улыбка, но глубоко посаженые глаза оставались холодными.
- Приветствую тебя, Марк Антоний и тебя, гость! Рад вашему визиту. Что за дело привело вас в мой дом?
- Здравствуй, Гай! - откликнулся Антоний - Это Герод, сын моего друга, прокуратора Иудеи Антипатра. Он приехал просить помощи Рима против парфян, захвативших его страну.
- А. Это то самое семейство из Иудеи, которые столько раз выручали нас на этой не особенно гостеприимной окраине, - уже теплее улыбнулся Октавиан.
- Великий Цезарь даровал нашей семье права римских граждан. Мы стараемся верно служить Риму - с поклоном ответил Герод. В этот раз он был одет в римскую тогу, а на переплетенных ремнях легионера висел гладий в простых ножнах.
- Что ж, это достойный ответ. А не ты ли помог собрать деньги нашему врагу, Кассию, Герод сын Антипатра, гражданин Рима?
- Я выполнял распоряжение наместника провинции, будучи римским магистратом, подчиненным ему.
- Оставь, Гай! - вступился Антоний - Что он мог противопоставить Кассию? А то, что парень хорошо понимает в том, как добыть деньги, это признают все. Да и воевать умеет. Думаю, сейчас нам это очень пригодиться.
- Это так. Но у парня сегодня нет ни страны, из которой можно черпать подати, ни воинов, которыми он смог бы ее отвоевать - проговорил Октавиан задумчиво - Это так, Герод сын Антипатра? - Обратился он уже непосредственно к Героду.
- Во многом ты прав, наследник Великого Цезаря. Но не во всем, - спокойно ответил Герод, глядя прямо в глаза триумвира.
- И в чем я не прав?
- Сегодня Азия для Рима почти потеряна. Парфяне вошли в Киликию и Понт, подходят к границам Египта. Их ставленники сидят на тронах Коммагены и Иудеи. Но парфяне - грабители. Население бежит от них. Поддержите меня сегодня. И завтра я соберу армию. Ее не хватит, чтобы освободить Иудею и Келесирию, но хватит, чтобы отвлечь силы врага, в то время, как римские легионы начнут наступление в Азии.
- И что дадут Риму эти разоренные провинции? - уже несколько спокойнее промолвил Октавиан.
- И здесь не все просто, Гай Цезарь Октавиан. Сегодня провинции разорены. Но пройдет год и поля опять дадут урожай. Особенно, если это будет год без войны. По дорогам пойдут караваны торговцев, а это пошлины. Из портов выйдут корабли. Азия - это курица, несущая золотые яйца. Дай только возможность их выносить.
- Хорошо, Герод сын Антипатра, а что ты хочешь от Рима?
- Я, гражданин Рима! Я прошу признать меня представителем интересов Рима в статусе прокуратора Иудеи и сопредельных странах, прошу разрешить мне начать набор наемников на территории державы. Если будет возможность, выделить для освобождения страны хотя бы несколько легионов, то клянусь, вы не пожалеете о своей щедрости. Мой отец был самым верным сторонником Рима на всем востоке. Я заменю его. Я знаю, насколько сложно сейчас вам, тем, кто решил взять на себя избавление государства от вражды, ссоры, взялся построить мир. Но, поверьте, более верного помощника у вас не было и не будет.
- А кто, по твоим рассуждениям, должен сесть на престол твоей Иудеи? Ты же не хочешь быть царем?
- Тут мое желание играет самую незначительную роль. Мой род не относится к священным коленам народа Иудеи, к его царям. Но в моем обозе и под моей опекой живет потомок царского рода Хасмонеев, Аристобул. Его я и хотел посадить на трон.
- Сколько ему лет?
- Ему сейчас десять лет. По иудейским законам он не может быть царем и первосвященником. Но я пока буду опекуном молодого царевича и позже возведу его на трон.
- А ты хитер, сын Антипатра, - усмехнулся Октавиан - Мальчишка на троне, а ты у власти? Так.
- Так. Только у власти не я, а Великий Рим. Я же только его представитель.
- Хорошо. Я спрошу прямо: что это даст триумвирату? Даст сейчас, а не через десять лет.
- Столь же прямо попробую и ответить, почтенный Октавиан, наследник великого Цезаря, я сейчас, а не через десять лет обеспечу закупку фуража и провианта для войска, направляющегося в Азию. А могучий Антоний обеспечит поступление золота из восточных провинций на пользу римской державы. Я буду его верным помощником и проводником в этом нужном деле.
Оба триумвира удивленно взглянули на провинциала из далекой Иудеи. Деньги стали в последнее время их кошмаром. Легионеры требовали обещанного золота и земли. Сын Помпея, Секст, укрепился в Сицилии и теперь блокировал порты Италии. Но флот на борьбу с ним тоже требовал денег. Конфискация имущества заговорщиков не сильно поправила положение. Только самые зияющие дыры в бюджете триумвиров были закрыты. А тут появляется изгнанник из далекого царства на богами забытой окраине, готовый взять на себя изрядную часть расходов.
- И где ты возьмешь средства на это? - не выдержал Антоний.
- Когда дом Антипатра был в силе, мы одалживали большие суммы купцам из Пергама и Эфеса. Сегодня пришло время им заплатить по счетам.
Лицо Октавиана приняло уже совсем дружелюбное выражение, да и Антоний выглядел крайне довольным.
- Ты получишь поддержку Рима. Так, Марк?
- Ну, мне-то этот парень совсем не чужой. Если и ты поможешь, то сенаторы примут то решение, которое нужно.
Герод в ходе разговора переместился из разряда просителей в разряд союзников, хоть и не самых значимых.
Тогда у меня остался последний вопрос, Герод сын Антипатра, зачем тебе все это? - спросил Октавиан.
- Что, прости? - не понял Герод.
- Ну, смотри. Ты не беден. Верно?
- Ты прав, наследник Великого Цезаря. Хотя я не так богат, как нобили Рима.
- Так вот - продолжал Октавиан - Ты богат. Ты - римский гражданин. Зачем ты ввязываешься в эту кровавую игру с непредсказуемым финалом? Почему бы тебе не поселиться в какой-нибудь Капуе или в Иллириии, как, скажем, наш друг Тит Помпоний Аттик, купить себе дом, сад и жить в свое удовольствие? Ответ важен. Я должен понимать, думаю, что Марк согласиться со мной, что движет нашим союзником?
Герод задумался. Не то, чтобы вопрос был сложен или застал его врасплох. Об этом же не раз спрашивал его Ферарос в Александрии, да и купцы в Финикии и Дамаске никак не могли взять в толк, зачем Антипатру и его сыну-наследнику нужна эта жизнь, таящая постоянные угрозы, чреватая несчастьями и потерями. Ведь куда завиднее праздная жизнь богатого римлянина. Скорее, он искал слова, чтобы объяснить это своим покровителям.
- Это трудный вопрос, триумвир - начал он после паузы - Я родился в Иудее. Когда я закрываю глаза, я вижу город среди желтых холмов, покрытых жесткой травой, я вижу его жителей. Эти люди вскормили меня, там я впервые произнес слова молитвы, впервые взял в руки меч, ощутил первый поцелуя на губах. Возле стен Ерушалаима есть роща, где мой отец Антипатр любил сидеть со мной и братьями, рассказывать о том, как нам жить, как отличать черное от белого.
Мой отец завещал мне беречь эту землю, как берегут мать. Я старался делать это. И люди мне поверили. Они ждут меня. Иначе нас раздавят, перемелют более крупные народы. Наши следы затеряются среди холмов, а имя исчезнет. Могу ли я вкушать блага в мирной Капуе, зная, что люди, доверившиеся мне, зовущие меня, страдают? Смысл моей жизни - отвечать за этих людей перед миром, перед судьбой. И сберечь ее, сделать ее народ счастливым можно только под эгидой Великого Рима, отбив ее у парфян. Это тоже одно из убеждений, завещанных отцом. Иначе и сама жизнь мне не нужна. Не знаю, почтенные триумвиры, ответил ли я на ваш вопрос, но я старался.
Антоний одобрительно посмотрел на своего подопечного. Хорошо сказал парень. Иной сенатор лучше бы не сказал. Каков? Октавиан замолчал. Что-то такое было в пафосных и сбивчивых словах иудея, что заставило дрогнуть струны души самого триумвира. Что-то нашло созвучие. Чем-то это напоминало разговоры самого Октавиана с его друзьями Агриппой и Меценатом в Македонии. Этот иудей в чем-то был большим римлянином, чем те патриции, которым завтра надлежит решить его судьбу. Но промелькнувшая на миг вспышка во взгляде Октавиана, сразу погасла.
- Спасибо, друг, Герод - опять спокойным и каким-то бесцветным голосом проговорил Октавиан. Думаю, днями надлежит созвать Сенат. А до тех пор все обсудить. Ты согласен, Марк?
- Конечно. Я с тем и пришел.
- Что ж, завтра все и решим.
Антоний и Герод покинули дом Октавиана, холодный и чужой, несмотря на все его великолепие.
- Ладно, Герод - сказал Антоний, когда они проходили мимо портика, опоясывающего форум - Гай всегда был каким-то холодным и болезненным. Будто и не кровь у него в жилах. До сих пор удивляюсь, что Гай Юлий Цезарь сделал его своим наследником. Наверное, он объелся устрицами в тот день, когда писал завещание. А мы с тобой пойдем в мой городской дом, и ты увидишь, что не все римляне похожи на Октавиана.
***
Пирушка у Антония затянулась за полночь, что было вполне в обычаях старшего из триумвиров. Еще, будучи совсем молодым человеком, он успел промотать на таких пирушках огромное состояние. Герод не был большим любителем пиров, но понимал их важность. Здесь, на пирах под переливы арф, пируэты танцовщиц и возгласы пирующих, составлялись политические союзы, заключались договоры, воплощавшиеся в перемещениях легионов, выдвижении кораблей и многом другом, столь необходимом для него сегодня. Не исключением была и пирушка у Антония.
Уже привычный зал с выложенным мозаикой полом, яркими светильниками на стенах, гигантским кабаном, запеченным целиком, на столе. Кабан венчал целую череду блюд с пирожками, оливками, колбасками, запеченной рыбой и сложными паштетами. Гости Антония провозглашали тосты за хозяина дома, не чураясь самой откровенной лести. Герод старался держаться в тени, есть и пить, как можно меньше, хотя хозяин и уложил его на почетное место справа от себя. Впрочем, понимая, что в этом кругу нужно быть своим, он шутил, декламировал греческие и латинские стихи, внимательно выслушивал и кивал хозяину, проявлял живую заинтересованность речами Антония с его тягой к неумеренной похвальбе, гостям. Словом, по общему убеждению, показал себя воспитанным мужем и отличным собеседником. Это и было нужно Героду.
Неожиданно разговор принял не вполне желательное для Герода направление. У уже изрядно напробовавшихся самых разных сортов греческого, италийского и даже испанского вина гостей вдруг родилась "мудрая мысль".
- А почему мы должны отдавать царство какому-то мальчишке? Как там его... Аристобул? - вдруг воскликнул покровитель искусств и знаменитый оратор Валерий Мессала.
- Точно! - поддержал кто-то из гостей - Он еще и племянник этого изменника Антигона. Пока мальчишка, посидит под Геродом, а там тоже начнет в сторону парфян смотреть.
- Он, кроме предателя Антигона, единственный представитель царского рода. Другого претендента могут не принять - пытался объясниться Герод. Но разгоряченные гости не желали его слушать.
- И правда, зачем нам какой-то дикарь на троне на границе с Парфией? Да еще и возможный изменник? - не унимались пирующие.
- И верно, посадим царем Герода - шум за столами продолжался, заглушая и звуки музыки, и шум фонтана - Он - римский гражданин, верный, воспитанный в римском духе.
Наконец, шум голосов донесся до уха хозяина дома. Антоний приподнялся на локте, оглядел гостей мутным взглядом, словно пытаясь сообразить, о чем, собственно, идет речь. Потом поймав глазами Герода воскликнул: Мой друг, сын моего друга будет царем Иудеи! Это правильно, почтенные сенаторы! Думаю, это решение сенату и стоит принять!
Гости, многие из которых принадлежали к членам сената, громогласно выражали согласие с мнением Антония, серьезно осложняющим жизнь будущему владыке Иудеи. В отличие от собравшихся римлян, он отлично понимал, как отнесется иудейская аристократия к царю, назначенному римлянами. Куда проще было бы оставаться в тени Хасмонеев. По крайней мере, сейчас. Но, похоже, переломить ситуацию уже поздно. Где-то он упустил момент. Да и римлян, по понятным причинам он устраивает больше, чем Аристобул. Он римский гражданин, что уже обеспечивает его лояльность. Он не принадлежит к родовой знати, а значит, не сможет начать "оглядываться в сторону". Их позиция понятна. Сложнее понять, есть ли выбор у самого Герода. Похоже, что и нет.
Уже после того, как основная масса гостей отбыла домой, а хозяин вместе с наиболее верными приверженцами Бахуса заснули непосредственно на пиршественном ложе, Герод смог уединиться в комнате, предоставленной ему, чтобы обдумать и взвесить все, что произошло. Итак, два самых могущественных человека Рима заявили о своей поддержке. Правда, поддержка может оказаться чрезмерной. Вместо статуса прокуратора он может получить статус царя, создающий гораздо больше хлопот. Но отказаться сейчас опасно. Слишком неопределенно положение Герода. Александрийское и Эфесское представительства продолжают приносить доход. Но впервые его дом оказался без территориального ядра, без опоры и ответственности за народ. Во всяком случае, впервые на памяти самого Герода.
Из Иудеи его вытеснил Антигон, поддержанный Пакором, принцем парфянским. Отношения с новым царем Набатеи тоже совсем не простые. Долг он не вернул, хотя и принял мать и будущую тещу, а также тех жителей Иудеи, которые решили последовать за Геродом. Караваны через Набатею идут, но их стало ощутимо меньше. Война не располагает к торговле. Все сложно. Впрочем, как и его отец, Антипатр, Герод не ждал, когда обстоятельства сложатся благоприятно, а действовал в тех условиях, которые есть. Значит, и теперь стоит поступить так же. Скоро в новом здании Сената, построенном Юлием Цезарем, решение будет принято. А дальше...
Герод закрыл глаза и увидел холмы вокруг Ерушалаима. Бесконечная гряда холмов, переходящих в иудейские горы, высокие стены города с башнями и широко раскрытыми воротами. Все это он помнил. Но картина менялась. Дороги прорезали холмы то тут, то там. Настоящие дороги, а не тропы для караванов. Вдоль дорог он увидел сады, разбитые стараниями сотен людей, дома с белыми стенами, увитыми виноградной лозой. Увидел радостных и спокойных людей, сидящих возле домов, идущих по дорогам, увидел огромные караваны с товарами, отправляющимися к морю. И над всем этим высился купол Храма, нового Храма, построенного им, Геродом. А там, где купол соединялся с невероятно синим небом, летела, наливаясь силой его песня, песня героя.