Аннотация: Everyone is a moon, and has a dark side which he never shows to anybody. (Mark Twain)
Мой французский друг Дидье был поистине разносторонним и живым человеком. Его интересовало практически всё - классическое и современное искусство, компьютеры и технологии, коллекционирования и мода. Всю дорогу до аэропорта я думал о том, чем же в Киеве заинтересовать, а главное удивить столь эксцентричную особу как Дидье. И я придумал. Это будет необычный музей одной знакомой мне художницы, что находится в полуподвале старинного здания, что на Андреевском спуске, недалеко, кстати, от домика Михаила Булгакова. Встретив своего друга в аэропорту, я ужасно ему обрадовался и, предвкушая сюрприз, по дороге из Борисполя поведал ему рассказ об умершей художнице и её музее. Вот что я ему изложил.
"Мой дорогой друг, я знал эту талантливую и скандально известную художницу давно, так, что и не помню, когда мы с ней познакомились и где...очень давно...с начала её творчества и до её смерти. Не вздыхайте, мой друг, девушки действительно как уже два года нет в живых, и память о ней хранит лишь её музей, который находится в её бывшей мастерской. В нём собраны её картины, но не все, а лишь те, которые хранились у её друзей и которые они приобрели на аукционах. Некоторые картины были проданы на Интернет-аукционах и их судьба неизвестна, некоторые вовсе исчезли. Впрочем, вы сами увидите, мой друг. Ключи от студии доверил мне близкий друг художницы, и я часто люблю бывать в этом музее. Там очень красиво и необычно. Мне иногда кажется, что в музее собраны поистине необыкновенные вещи, но я не ценитель искусства и поэтому не могу утверждать наверняка. Впрочем, вы сами все увидите. Потерпите же, завтра я предоставлю вам эту возможность.
Но вы спрашиваете меня, какое отношение имел непосредственно я к художнице? Мой друг, нас связывало все, что может связывать мужчину и женщину - дружба, узы Эрота и, конечно же, любовь. Нас связала жизнь и погубила смерть. Как известно, нельзя слишком любить жизнь - это, несомненно приведет к погибели. Что, вы спрашиваете, что послужило для её ухода из жизни? Кокаин, мой друг - неоригинально для её профессии, согласитесь. Но на то воля Божья. Но, должен вам признаться, Дидье - её картины были намного прекрасней её души."
Дидье всю дорогу молчал, лишь изредка задавая вопросы, но я знал своего друга, и чувствовал, какой силы интерес скрывается в этом деликатном молчании. По приезду в Киев, я забронировал своему другу номер в гостинице, и на следующий день мы договорились встретиться в небольшом уютном кафе неподалеку от нашего музея. Когда я зашел, Дидье уже сидел в нетерпеливом ожидании. Глаза его лихорадочно горели и я даже осведомился, не болен ли он, на что тот поспешно ответил, что нет. Впрочем, я сам не хотел лишать удовольствия ни его, ни себя посетить музей. Мы поторопились.
Достав перед дверью из черного дерева ключи от мастерской, я ощутил непривычную дрожь в руках и замешкался, что даже Дидье удивился. Я сослался на головокружение. На самом деле я волновался, что бы мой сюрприз прошел удачно.
Вот отворилась дверь. Первые впечатляющие штрихи - просторная комната в строгом готическом стиле, окна тщательно задрапированы черными покрывалами, мною же, наспех, из-за чего создается ощущения беспредельности помещения. В глубине полыхает настоящий костер из свечей, снаружи темнота - контраст света и тени. На ближней стене висят первые четыре "шедевра" - откровенная пошлая мазня с голыми телами, что очень понравилось моему впечатлительному товарищу. И вокруг много, много разносортных набросков - больших и совсем крошечных. Некоторые были почему-то настолько невыразительны, что я добавил в них яркости, набрызгав накануне черной и красной краски. Боясь, что краска еще не высохла, я запретил Дидье касаться набросков, отзываясь об их огромной ценности. Кажется, нежный француз был определенно напуган всем этим. Я облегченно вздохнул и провел его вглубь, где светили канделябры.
Там, по центру, в маленькой нише стояло огромное старинное зеркало с секретом, купленное мною на барахолке и отлично вписывающееся в убранство студии. Секрет состоял в том, что в зеркале с разных ракурсов отображались картины, отчего, во-первых - картин казалось больше, а во-вторых - создавалось впечатление, что пространство студии не имело границ. Вокруг зеркала были развешаны самые крупные работы - серия картин Апокалипсиса и "Черная Мадонна".
Неизвестно, что двигало художницей при написании этой картины. Я знал, что девушка с неуравновешенной психикой и что она рано или поздно сведет счеты с жизнью, но её жуткого творчества понять не мог. На картине была изображена изнасилованная Дева Мария в черном одеянии, а лицо её изображало ту приторную покорность и кротость, которую изображают на иконах. Дидье был особо ошеломлен "Мадонной" и я едва подавил в себе смешок, увидев его бледнеющее лицо в зеркальном отображении.
Внезапно Дидье стало плохо. Вначале ему было душно, но я не обращал на это внимание, списав это на воздух в подвальном помещении. Но, увидев, что моему другу и впрямь нездоровится, я решил, что на сегодня хватит. Мы вышли на воздух, но странно - свежий ветер и свет начали меня раздражать. Я еле нашел в себе силы проводить Дидье до гостиницы и, в скверном настроении, отправился обратно. Мне было недостаточно на сегодня и я поспешил вернуться в музей.
Отворив черную дверь, я, впрочем, не ощутил облегчения. Напротив, меня все начало раздражать так же, а может быть еще больше. Я отметил, что это случилось впервые за два года. Два, года, которые я провел, заполучив ключи от мастерской и каждый день её посещая. Вначале я просто сидел здесь и размышлял, ничего не трогая. Мне было приятно осознавать себя в уединении, что есть место, где жизнь застыла и ничего не меняется, оставаясь прежним изо дня в день. Картины художницы меня не волновали, я не разглядывал их даже из-за брезгливости. Эта девушка вела праздный образ жизни, а я не мог себе позволить ценить творчество проститутки и наркоманки. Но однажды я решил все-таки навести в студии небольшой порядок. Я долго решался и когда решился наконец и сделал легкую уборку, то ощутил несравненное удовольствие, будто коснулся чего-то запретного.
С тех пор я заполучил право переставлять не только художественные принадлежности, но и даже картины в заброшенной мастерской. Я делал это порой от скуки, порой с явным удовольствием. Сам себе я напоминал известного актера-трагика, который, оставшись наедине в душной гримерной принимается вдруг гримасничать перед зеркалом - самым справедливым зрителем в мире. Когда я изрисовал свою первую картину, моим единственным зрителем тоже оказалось старинное зеркало. Постепенно, день за днем, увлечение мое достигло таких масштабов, что уж не оставалось чистых картин. Я постоянно находился в странном возбуждении, а однажды лишь в конце рабочего дня в смятении обнаружил на запястье два незамеченных ранее мазка от краски.
Ну и Дидье, ну и ценитель искусства... Я глухо рассмеялся и взялся было промыть кисточки, но передумал. На меня, словно туман, навалилась густая апатия, сковав виски железными обручами. Надо успокоиться. Но чувство тревоги нарастало. Откуда? Источник был где-то рядом, как же, вот оно - старинное задрапированное зеркало. Свечи глухо мерцали и так чудесно обрамляли раму, что мне не хотелось подходить, портить такой прекрасный вид. Но я сделал усилие и подошел, взглянул на свое отражение. Портрет Дориана Грея, некстати вспомнил я, глядя на изнеможенное и в ночном свете постаревшее лицо. Я сразу догадался. Не долго думая, отодвинул зеркало, медленно, чтобы не опрокинуть канделябры. Так и есть. Я даже не вскрикнул от удивления и осторожно снял со стены картину. Пыльная, сколько же висела она? Я вытирал картину и машинально задавал себе вопрос, зная ответ заранее.
На картине был изображен простенький угрюмый пейзажик - скала, возвышающаяся над морем. Экспозицией картины была крошечная каменная башня, сверкающая единственным глазом в полуночном свете. Внизу картины была роспись художницы, сзади - название. Поднеся огарок свечи, я прочитал коротенькую надпись - Заточение. В глазах потемнело, а, может быть, погасли свечи. На ощупь побрёл к выходу и слезы катились по моим впалым щекам, и я заранее знал разгадку.