Черкиа Елена : другие произведения.

Август песка и воды

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.04*7  Ваша оценка:
  • Аннотация:

    Четвертая история о Шанельке и Крис
    Счетчик посещений Counter.CO.KZ - бесплатный счетчик на любой вкус!

  ЕЛЕНА ЧЕРКИА
  АВГУСТ ПЕСКА И ВОДЫ
  Роман
  Четвертая история о Шанельке и Крис
  
  Марине Юшкевич - с теплом и радостью
  
  Глава 1
  
  Луна стояла высоко, была белой, без малейших оттенков желтизны и Шанелька удивилась тому, как быстро та изменилась: всходила - огромная, багрово-красная, словно налитая жидкой кровью, и Шанелька, выйдя туда, где ничего не мешало смотреть, на небольшой пригорок недалеко от раскопа, сначала пожалела, что не взяла с собой фотоаппарат, а потом успокоилась, глядя, как лунища ползет вверх, еле заметно, но, все же, отмечаемо глазом. Пришлось бы снимать с очень высоким исо, что значит - снимок получится шумный, будто запорошенный песком. Иногда это придавало картинке нужной художественности, но эдакую луну хотелось запомнить, если не получается запечатлеть, со всеми ее подробностями. С четкими, будто аккуратно вырезанными краями на фоне ярчайшей вечерней синевы. С широкой лунной дорогой, похожей на пролитый в мелкую рябь пролива малиновый сироп.
  Именно, обрадовалась Шанелька, укладывая на колючий валун сложенную ветровку и усаживаясь, хватит уже про кровь, есть в мире много других вещей таких же оттенков.
  Поодаль, на таком же пригорочке суетились, оглашая вечер язвительными и азартными выкриками, несколько черных силуэтов вокруг массивного фотоштатива. Один, разводя руки, чтоб не подходили и не мешали, припадал к видоискателю, огрызался на критические замечания и советы.
  Угу, лениво подумала Шанелька, удобнее устраивая ноги в летних сетчатых кроссовках среди густых кустиков полыни, пробуйте, детки, но выйдет все равно не то и не так, для такой луны нужен как минимум Айвазовский. Или совсем не такая техника, хоть у вас и есть парочка прекрасных дорогих фотокамер. А если нет ни того, ни этого, тогда нужны слова. Правильные.
  
  И вот луна пропутешествовала выше, теряя тревожный свет, бледнея, но одновременно становясь ярче, резче светя. И лунная дорога сузилась, стала совсем белой, такой же яркой. А комаров нет, в который раз порадовалась Шанелька, нагибаясь и срывая полынную веточку. Растерла в пальцах и вдохнула сумасшедший аромат, от которого у нее неизменно кружилась голова. Так хорошо. Если бы, кроме этого вечера не было ничего, поправилась она, тогда было бы хорошо, нет, совсем прекрасно. Но нет, это тоже неправильно, прикидываться, что ничего нет кроме. Домашние печали нужно оставить дома, беспокойство о будущем отложить на потом. А пока нужно просто быть здесь и сейчас, вдруг никогда больше не даст мироздание такой роскошной лунищи в таком правильном месте.
  - Фотошоп, - выкрикнул один из силуэтов, а другой перебил:
  - Та, старье, фильтры!
  И все загомонили разом, вываливая знания и термины на голову старательного фотографа, который уже не снимал побелевшую луну, а повернув камеру, выцеливал всякие вечерние виды. Полумесяц небольшого пляжа, со скалами сбоку. Холм, на котором днем были видны остатки древних стен, свежие осыпи вырытой глины, колышки и натянутые веревки, оставленные сбоку тачки, блестевшие алюминиевыми брюшками. А сейчас - только черные силуэты: неровные - скал и прямые, с углами - расчищенных старых стен. И еще - призрачный лунный свет, в котором такие же призрачные тени лучше всего были видны краем глаза.
  Шанелька хотела бы просидеть так всю ночь, тем более, тепло, даже ветровка не пригодилась, ну разве что защитить от колючести валуна. Но мешали деловитые выкрики, а еще смех, доносящийся от палаток на пляже, и кто-то там крутил музыку, ну какая тут может быть музыка, сердито удивилась она в который раз, и в который раз вздохнула - наверное, совсем ты, Нель-Шанель, анахронизм, дамочка уверенно среднего возраста, уже бы бабушка, если бы Тимка, задравши хвост, скакал по койкам лет с шестнадцати. Повезло, отношение к девочкам у ее сына критическое и осторожное. И вообще, осторожности в Тимофее сильно больше, чем в его матери, которая, вместо того, чтоб успокоиться и остепениться, с каждым годом все больше позволяет себе всяких глупостей.
  Умом Шанелька понимала (а что не понимала, то они обсуждали с Крис, приходя в итоге к пониманию), что это процесс самый логичный и как раз нормальный. В юности можно перевоплощаться, примеряя на себя роли и тратя время на то, чтоб побыть кем-то. А чем меньше остается в запасе лет, тем правильнее наконец-то стать именно собой. Но вбитая с детства мораль тащила Шанельку в другом направлении. Как это "собой"? Что такое "для себя"? А как же все, кто вокруг? (все, кого ты приручила, сделала мысленное примечание Шанелька и плюнула, тоже мысленно). Но если продолжать быть для всех хорошей: отличным профессиональным детским библиотекарем, доброй дочерью для мамы со слабым здоровьем, понимающей заботливой матерью для почти взрослого сына, и вот - замечательной, в смысле, правильной женой для чудесного мужчины Димочки Валеева по прозвищу Фуриозо, то где, скажите на милость, найти время для самой Шанельки? Которая, как внезапно выяснилось, не только это вот все, а еще и писатель...
  Дойдя в размышлениях до этого своего главного занятия, которое приносило Шанельке сверкающие радости и беспрерывные в промежутках мучения, она встала с камня, дернула ногой, чтоб освободить запутанный в полыни шнурок, и пошла, оставляя за спиной гомон туристов-фотографов. С каждым шагом расстраиваясь все больше.
  Дурацкая получается ситуация, раздумывала Шанелька, а монетка луны пристально светила в спину широкой тишотки, из-под которой еле выглядывали короткие джинсовые шорты. Кромешное какое-то свинство. Была бы я мужиком, писала бы военные романы. Или боевую фантастику. Или что там еще, брутальное такое. И звали бы меня, к примеру, ну-у, Соколовский. Ингмар Вальдемарович. Нет, отчество надо покороче и попроще. Федорович? Слишком уж рычит. Ага, Федотович. Да. И был бы я средних лет мужчина с проницательным взглядом из-под нависших густых бровей, и хорошо бы доцент. Или доктор наук.
  Шанелька споткнулась под воображаемым взглядом сурового Ингмара Федотовича и рассмеялась. Хорошо получился.
  Так вот. С таким имиджем можно писать любую галиматью и главное, торжествующе среднюю галиматью, из тех, что Крис язвительно называет "гладкописево", а грамотных создателей "писева" - гладкописцами и гладкописицами, и быть кругом своим, и пользоваться уважением соратников - по перу собратьев. И сосестер, уточнила Шанелька, взбираясь по узкой петляющей тропинке на самый верх черной на фоне посеребренного моря скалы. Кстати, о сосестрах.
  Была бы ты, Нель-Шанель, не Шанель, и не Нелли, а, к примеру, Стелла... или Ольга. С фамилией, например, Серебрянская. Или там Орлович. Дальше, обращаемся к Федотычу... - доктор наук, или как там сейчас принято - докторка? Докторесса? Писала бы архисерьезные замороченно-философские прозы, замаскированные под мрачную фантастику или, опять же - беллетризованные очерки на исторические темы, или военные - войн, как барахла на цыганском прилавке - пиши не хочу. Нависших бровей, Стелле, конечно, не надо, но сухощавое лицо и проницательные глаза пригодятся. С ней хлопот чуть больше, все же Ольга это вам не Олег, но пару-тройку раз отбрила бы высокомерных насмешников, побив их виртуальными лбами в виртуальную кирпичную стенку - зауважали бы точно. Как своего парня... Причем, снова - необязательно писать суперски, это даже помешает, кому охота топтаться у подножия пьедестала бывшего соратника по сетевым самиздатам. Нет-нет, писать можно и нужно гладко, с терминологией, с экскурсами и вставными мини-лекциями (их так прекрасно выдирать из любого справочника, начиная с вики и кончая словарем матерной лексики Новогебридского архипелага), но ни в коем случае не в полную силу таланта, если он есть.
  Цепляясь руками за выступы камня, Шанелька выбралась на верхушку скалы, венчающую неровный холм, выпрямилась и покачнулась, взмахивая руками. Коленки задрожали, захотелось немедленно присесть на четвереньки, схватиться пальцами за надежные каменюки. Но она представила себе, как торчит, белея в лунном сумраке копной белокурых волос - над окрестностями, над скалой, которая соседняя с холмом раскопа, над пустырем, переходящим в полумесяц пляжа с горстью палаток на дальнем крае, над просторным огородом у дома смотрителя городища, где разбиты еще палатки, экспедиционные. На карачках, да. И, закусив губу, устояла, осторожно установив подошвы в крошечных впадинах на макушке скалы.
  Медленно дыша, смотрела по сторонам, изгнав из мыслей свежепридуманных Ингмара и Ольгу. Потому что вид с яркой монетой луны был просто восхитительным, черные тени и белые пятна лунного света - прекрасны. Даже шум отдалился, впустив на свое место шорохи в травах (кто там шуршит, если нет ветра?) и беспрерывное журчание августовских сверчков. А еще - запахи. Подсушенных жарой трав, морской воды, и слабый, но уверенный - камня, похожий на запах подсыхающей на стенах свежей побелки.
  Как хорошо, что завтра утром приезжает Крис! А Дима, ну что Дима. В ближайшую неделю ему придется готовить себе обеды и ужины, убираться в квартире, кормить толстого кота Темучина, и иногда - Шанелькиного сына Тимку, если тот нагрянет раньше, чем обещал, из своего похода.
  Шанелька слегка помрачнела и снова улыбнулась, вытирая капельки пота на висках и лбу. Хорошо, что оставила в лагере мобильник. Последний звонок был как раз от Димы - спрашивал, на каком масле жарить яичницу. Ой, нет, это был предпоследний, а последний, это когда поинтересовался, почему яичница так отдает рыбой. И ведь додумался не заметить сковороду, висящую прямо перед носом, залез на дальнюю полку, извлек оттуда специальную сковородку для рыбы, и пожарил на ней. Кто в итоге виноват? Конечно, ветреная жена Нелька-Шанелька, которая усвистала на какие-то археологические раскопки, какой-то, подумать страшно, мелкой лаборанткой, и будет теперь жить в палатке, окруженная археологами-копателями. Ты же взрослая женщина, кричал Дима, пока Шанелька, плотно сжав губы, пихала в рюкзак вещи, над тобой детишки смеяться будут! Сколько им там? Ах, студенты? То есть, ты для них практически бабушка Неля, да? Испортишь малявкам все каникулы. Им, может, потрахаться хочется, у костра посидеть, а тут ты маячишь, сорок лет с хвостом. Как тот воспитатель в пионерлагере.
  Шанелька хотела возразить, что в экспедиции берут не по возрасту, и кто же виноват другим сорокалетним, что им важнее пиво, диван и ресторанные посиделки. Или Турция с шезлонгами и аниматорами. Но вдруг возмутилась тому, что муж вынуждает ее оправдываться. Как будто она затеяла нечто преступное, а не отправляется поработать на самые обычные для здешних мест летние археологические раскопки. И кстати, оправдание у нее было, очень весомое: Дима наверняка бы проникся, глядишь, даже довез бы ее на своем стареньком жигуленке. Но, возвращаясь к нашим баранам, получается, все равно надо оправдываться?
  Она не захотела, так что, приседая под тяжестью рюкзака, погладила шерстяной живот спящего Темучина, постояла в прихожей, ожидая, вдруг муж все же выйдет попрощаться, но Дима удалился в комнату, хлопнув дверью. И ушла, подавив желание хлопнуть входной - да посильнее, с треском и грохотом.
  С мамой тоже были разборки, перед тем, как она уехала в гости к старшему брату, Шанелькиному дяде Виктору. Узнав, что дочь собирается потратить часть отпуска на работу в экспедиции, мама, кротко вздохнув, решила сдать билет. А то, кто же будет о мужчине заботиться, вопросила легкомысленную Шанельку, пока ты там, со своими копателями. И такая постановка вопроса Шанельку снова возмутила. Маленький он, что ли, ее Дима. Позаботится сам. Но мама скорбно качала головой, стоя у раковины и перемывая картошку для варки. Будто ты не знаешь, мужчины - они, как дети. И смотри, не будешь заботиться, найдет себе кого получше.
  Позаботливее, фыркнула Шанелька. Отлично, значит, два человека решили идти по жизни вместе, не потому что они вместе, а потому что одному из них нужна нянька и домработница? Средние века, честное слово. Билет она сдавать запретила, сама проводила маму на автобус, и скрепя сердце, наврала, обещая свои отпускные дела отменить. Чего делать совершенно не собиралась. Да и рассказывать матери о настоящей причине своей авантюры тоже не собиралась. Во-первых, еще бабушка надвое сказала, будет ли результат. А во-вторых (тут Шанелька снова вернулась к баранам, с тоской понимая - ходит и ходит по кругу), даже если не будет результата, какая разница! Почему она обязана отчитываться и тыкать всем вокруг блестящими результатами! Почему не может просто жить, как хочется ей самой...
  
  Сбоку подул легкий ветерок, высушивая потный от ночного тепла лоб. Надо же, какой жаркий выдался август, рассеянно, все еще полная горьких мыслей, удивилась Шанелька, оно, конечно, бывает, такая жара именно в августе, но не каждый год. А море - далеко внизу, и если продолжить думать о том, что настала пора делать, что хочется, то сейчас ей хочется оказаться на песке и окунуться. Но спускаться в темноте, сплетенной из лунного света и черных теней, отыскивая узенькую крутую тропинку, ведущую в сторону пляжа, лень и жарко.
  Она прищурилась, решая, возвращаться ли в лагерь или все же уйти на пляж, и вздрогнула, снова качнувшись на крошечном бугристом пятачке.
  За спиной кто-то хрипло кашлянул. Держась рукой за сердце, Шанелька медленно повернулась, шаря глазами по каменной невнятице из которой вдруг что-то блеснуло.
  - Куртка, - поспешно сказал хрипловатый юношеский голос, - забыли. Вы ее. Там.
  Черная тень ниже Шанелькиных кроссовок зашевелилась, отслаиваясь от такого же черного каменного массива, обрела очертания - стриженая голова, рука с тряпичным комком. И - очки, в которых сейчас отразились две маленькие белые луны.
  Очки Шанельку успокоили. Да и вообще, чего она дернулась - вон на пляже орут детишки, скачут, взрыхляя босыми пятками песок, вбегают в серебряную воду, плюхаются, разбивая лунную рябь. И музыка с ними.
  - Ты кто? Фу, напугал.
  Рука с курткой опустилась, взамен вскинулась другая, приглашая опереться, чтобы легче сойти с импровизированного пьедестала. Шанелька, секунду помедлив, протянула свою, нащупала напряженные пальцы. Держась, осторожно шагнула ниже, стараясь не скользить по каменной крошке, которой была усыпана тропка.
  - Ми... - внезапный бас сломился, пискнул, пальцы дернулись в ее руке; снова окреп, договаривая смущенно, - Миша. Михаил, в общем. Баратынский.
  - Очень приятно, Михаил.
  Шанелька спрыгнула и вытащила свою руку из каменно скрюченных пальцев неожиданного Баратынского. Тот отвернулся в сторону, тихо прокашливаясь. Луна осветила худое лицо, нос с легкими очками в металлической оправе. С виду парню лет не больше четырнадцати, решила Шанелька, тоже отворачиваясь, чтоб не смущать школьника разглядыванием. И смущается, как девочка. Хотя нет, сравнение устарело, девочек нынче смутить нелегко. Но елки-палки, как же ему представляться-то?
  В голове всплыла картинка с Димочкиным возмущенным лицом и слова его, насчет бабушки и школьников. Но в ответ Шанелька снова возмутилась сама. А не ушел бы ты по своим сорокалетним делам, Дима Фуриозо!
  - А меня зовут Нелли Владимировна, - легко сказала в ответ, принимая мятую куртку и встряхивая ее, - я буду лаборантом на керамичке. В экспедиции. А ты...
  - А я знаю, - начал Миша одновременно с ее вопросом и замолчал.
  Шанелька подбадривающе умолкла, призывая закончить фразу, и на скале воцарилась короткая тишина.
  - Знаешь, что на керамичке? - помогла вьюноше, так же, как годами подсказывала ответы маленьким читателям детской библиотеки, - ну да, я завтра первый день. И вообще в первый раз. А ты уже был в экспедициях?
  Но Миша не ответил. Вместо этого задал другой вопрос, шагнув ниже и снова протягивая ей спасительную руку:
  - Вы купаться хотите?
  - Н-ну...
  Дальше спускались молча, сосредоточенные на сползающей под подошвами каменной крошке, отводили руками колючие плети дерезы, что свешивались через тропу. И уже на середине спуска, где камень переходил в склоны холма, поросшие сухой травой, Миша остановился на маленькой круглой полянке, обрамленной торчащими из земли острыми валунами.
  - Там пляж есть, маленький. Туда ночью не ходит никто, потому что круто. Ну, в смысле, спуск туда паршивый. А я знаю, как. Если хотите, можем пойти.
  Шанелька посмотрела в затененное лицо, удивляясь, что ей пришлось для этого задрать голову - Миша оказался высоким, хотя и тощим, очки поблескивали выше ее макушки, но выражения разобрать не смогла. А вообще, очень удачно она, собираясь на одинокую вечернюю прогулку, надела под одежду купальник.
  - Давай так, - решила, - мы спустимся, а там я посмотрю, может, просто покажешь место. Не знала, что тут, кроме общего пляжа, еще есть.
  - Два, - Миша повернулся и ступил в черную тень, отрезающую его на уровне плеч, - два даже. На втором плохо, там плиты бетонные в воде, они скользкие, такая зеленая дрянь сплошная. Туда рыбаки любят, утром. А этот, он классный.
  В черной тени вспыхнул кружок света, показывая Шанельке, куда ступать. Она ступила. Кружок плавно переехал пониже, указывая тропинку, которая здесь была совсем незаметной - просто грубые неравномерные выбоины в скалах и проплешины в траве. С каждым шагом отдалялись голоса, музыка превратилась в еле слышное бульканье и скоро осталась за скалой, которую оседлала луна, примостившись на том месте, где недавно стояла Шанелька, осматривая окрестности.
  - Вот, - Миша спрыгнул, глухо тупнув ногами по высохшей глине, которая отозвалась еле слышным каменным звуком - под тонким слоем почвы с вытертой подошвами травой лежал известняк, - руку давай. Те.
  Шанелька снова подала руку, спрыгнула сама, сжимая в другой тонкую ветровку. Свет фонарика медленно прошелся по каменной стене, смятой удивительными, не ломаными фрагментами, а такими, будто в незапамятные времена камень был мягким, как тесто, его перемешивали, потом стал застывать, а его все крутили и крутили великанской ложкой, и вот теперь среди острых торчащих выступов блестят гладкие выпуклости и впадины, с трещинами, проросшими пучками полыни.
  Свет ушел ниже, Шанелька увидела плоскость, обрывающуюся в десятке метров от них.
  - Там, - сказал Миша, - песок даже есть, совсем мало. Но есть. Только еще на метр спуститься. Пойдем?
  На мгновение Шанельке стало страшно. Не потому что она испугалась Миши с литературной фамилией Баратынский, сейчас она вспомнила - видела на раскопе, когда только приехала и ходила в дом смотрителя, потом в кухню - знакомиться с поварихой, потом они со смотрителем прошлись над раскопом - искали начальника экспедиции, а тот, оказывается, уехал в город - разминулись. И вот там, среди полуголых копателей в разнокалиберных шляпах, Миша и был, тощий, с загорелыми плечами, в платке-арафатке, наверченном вокруг головы. Блестел очками на пыльной физиономии.
  Шанелька вспомнила, потому что он разогнулся и посмотрел снизу, из-под рукодельного обрыва-стеночки, и очки блеснули из тени. Как вот на скале. Ну да, неуверенно подумала она, это и был Миша. Наверное. Очки же...
  А страх ушел было, но Шанелька сама придержала его, превращая в другое. Уж очень тут было... ну да, сказочно. Выбирая слово, снова рассердилась на себя: ей что теперь, и перед собой извиняться всякий раз, когда вокруг не фантастично, не жутко, а именно и торжествующе сказочно?
  - Я могу посторожить, - Миша по-своему истолковал ее молчание, - покажу только, где спуститься.
  - Что? А...Нет, не надо сторожить. Ты вообще торопишься?
  - Куда? - в хрипловатом баске просквозило недоумение.
  Шанелька немного смешалась. Но задумываться о том, что подумает Миша, и объяснять, что думает она, вдруг стало некогда.
  - Ты подожди просто, ладно? Я тут сама.
  Фонарик дернулся, свет ушел вниз и лег узким, расширяющимся лучом, высвечивая на краю последнего маленького обрывчика черную щетку травы, прерванную в одном месте спуском и кустом непременной дерезы с выгнутыми тонкими ветками. Теперь Миша сидит, догадалась Шанелька, уходя от луча в темноту. Мягко ступая кроссовками, переходила от глухой, почти невидимой скальной стены на середину вытоптанной площадки, оттуда шла к обрывчику - глянуть вниз, где за смутной краюшкой светлого песка плескалась вода, невидимая, черная. И далеко в ней рисовалась зубчатая тень с острой неровной вершиной, резко лежащая на лунном серебре.
  Тут стояла своя тишина, полная еле слышных шорохов безветрия, тайного плеска воды и оттененная ририканьем сверчков.
  Мерно дыша запахами соли и полыни, Шанелька бродила, присаживалась на корточки - коснуться пальцами сыпучей каменной крошки, трогала гладкие вздутия каменной стены, прорванные острыми выступами. И, наконец, услышав, как Миша заворочался и вздохнул, улыбнулась, выпрямилась, стряхивая с рук пыль.
  - Вот. Все. Спасибо тебе.
  - Э-э... Угу. На здоровье. Пожалуйста, то есть.
  Он не стал спрашивать, будет ли она теперь купаться и Шанелька за это тоже была ему благодарна. Так же, как за тихое сидение в тени, пока она знакомилась с новым местом. Еще бы избежать обычной вежливой болтовни по дороге в лагерь, и - совсем хорошо...
  Но Миша и тут оказался на высоте. Молча они выбрались с пляжика, снова преодолев подъем до середины скалы: Шанелька снова подавала руку, когда он протягивал свою. И так же молча дошли к шатким сетчатым воротам, распахнутым на территорию просторного сада, где среди десятка абрикосов и вишен стояли палатки, в паре мест горели костерки, и между ними двигались тени, перебрасываясь словами.
  У ворот Шанелька попрощалась с Мишей и ушла, сначала в дом смотрителя, где был вполне современный туалет, отделанный кафелем, а потом, наскоро умывшись и рассмотрев в зеркале блестящие глаза, пылающие щеки и спутанные светлые волосы (решив, выглядит вполне нормально, но все же хорошо, что вокруг было темно), прошла вдоль забора из сетки рабицы и забралась в свою маленькую палатку, которая стояла у толстого ствола старого абрикоса, слегка отгородившись от прочих палаток растрепанными кустами смородины.
  В глазах плыли лунные пятна и черные тени, сквозь наплывающий сон слышался плеск воды, смех и негромкое треньканье гитары. А потом сон слетел, когда она услышала девичьи голоса, смешки и уже знакомый хрипловатый басок.
  - Нагулялся, Мишель, - в девичьем голосе явно звенела насмешка, - и как? Все пучком вышло?
  - Лизавета, тебе вставать в пять утра, иди. Иди, зубы там почисть, что ли, - посоветовал Миша и заговорил негромко еще с кем-то.
  - Наш Мишель, ну ка-ак всегда, - не унималась невидимая Лизавета, - та-акой весь загадочный. Та-акой... та-акой...
  - Слова забыла? - усмехнулся в ответ Миша, - в контактике глянь, чо в статусе написано. А то скоро и читать разучишься.
  - Лиз, - сказал еще один девичий голос, стараясь потише, - слышно же все. А она, между прочим...
  Дальше была пауза и после нее - тихий смех.
  Шанелька, злясь и краснея, нашарила в кармане палатки пузатую косметичку. Вытащила коробочку с берушами, впихнула их в уши и легла навзничь, закрыв глаза и хмурясь. Но тут же улыбнулась. Странное дело. Случись такая ситуация десять лет назад, она бы уже все кулаки изгрызла, додумывая, что там сплетничают о ней незнакомые барышни. Ну и расстроилась бы, конечно, из-за того, что выглядит идиоткой, прогуливаясь по ночным пляжам с недорослем-школьником. А теперь... Теперь, оказывается, ей намного важнее то, что она там - была. И сумела не испортить время белой луны и черных теней пустой болтовней, а - сосредоточилась. Услышала и увидела. Сложила в себя столько, сколько смогла. И это вот совершенно прекрасно.
  
  Глава 2
  
  В темноте горел огонек, мерцал и смигивал, а потом выравнивался, светил неярко и спокойно, казалось, сгущая вокруг себя темноту, но не боясь ее.
  Шанелька смотрела внимательно, задерживая дыхание, а потом дышала, улыбаясь - он далеко, и защищен, дыханием его не убить. Так и будет светить в кромешной темноте, пока ночь идет на убыль. И придет утро, показывая высокую стену скалы, расписанную выступами и вмятинами. Но тайна в том, что ни утренний свет, ни дневной - не расскажут о том, что за огонь загорается ночью в этой стене. Потому что днем выемка в камне исчезает...
  Она открыла глаза, выплывая из сна и стараясь удержать обрывки. Маленькое пламя. Свеча или фонарик? Ниша в скале, похожая на уютную полочку, туда нужно прийти ночью, найти ее, и засветить ночной огонь в первый раз. Дальше он уже сам. Только найти нишу не так легко, днем ее нет, а ночью стена огромна, неохватна взглядом.
  В полусонные размышления вклинился мерный технический звук, нейлон палатки осветился и снова потемнел, но свет, померкнув, остался в уголке входа, подсвечивая приткнувшийся там раскрытый рюкзак.
  Машина, поняла Шанелька. Может, приехал начальник экспедиции, которого ждали утром? Паршиво, что она проснулась, и хорошо бы заснуть побыстрее, в ее возрасте, если не выспишься, выглядишь на десяток лет старше.
  Закрывая глаза, Шанелька принялась раздумывать, этот вот теоретический десяток, он прибавляется к ее реальному возрасту или к тому, на сколько лет она выглядит? Если к реальному, то это конечно, катастрофа. Увидит ее утром на работе долговязый Миша Баратынский и ужаснется тому, с кем прогуливался в ночи. А выглядит она (если нормально поспит и правильно отдохнет, а еще, если нет изматывающих переживаний, а когда же их нет-то) на добрый десяток лет моложе паспорта, а значит, поутру будет на лице отражаться именно паспорт.
  Но печальная фишка в том, что, ежели женщина не кинозвезда, специально подретушированная для красной дорожки и юпитеров, то выгляди хоть как, все равно будет ясно, что это не юность, а только что-то похожее на юность.
  Шанелька зажмурилась, мечтая немедленно заснуть, чтоб к утру выспаться. Полежав так, слушая дальние вполголоса разговоры и шаги на веранде дома смотрителей, вздохнула и открыла глаза. По заказу фиг заснешь. Но вдруг...
  Вдруг она поняла, как уже было недавно, во время девчачьей язвительной болтовни, что ей несколько наплевать на то, сколько лет прибавит или убавит сон в палатке. И это Шанельку страшно удивило. Так, что она даже села, моргая и обдумывая новые ощущения. То есть, это как? Она привыкла быть пусть не кромешной красавицей, но - хорошенькой и прекрасно помнила, как ее убивали всякие сожалеющие замечания, как раз насчет, что-то ты сегодня... спала, наверное, плохо? И, разумеется, всегда боялась постареть, с печалью смотрела на стареющих бывших красавиц, с легким ужасом думая, а как сама справится с такими же взглядами со стороны. Когда появятся морщины, волосы пробьет седина, и поплывет фигура.
  И вот, оказывается, когда это страшное время практически на подходе (да, выгляжу, снова напомнила себе Шанелька, но именно выгляжу, а не являюсь), в нем возникают какие-то вещи, которые важнее чем "выглядеть". Настолько важнее, что временное ухудшение внешнего вида, связанное с недосыпом или переживаниями, отходит даже не на второй план, а на десятый. Со стороны, наверное, может показаться, что это попытка махнуть рукой на себя, раздумывала Шанелька, уже не обращая внимания на шаги, голоса и свет фонарика, но это если полагать женщину куклой, состоящей исключительно из внешности. Но если внутри куклы тоже происходят изменения, и что-то выходит на первый план, оттесняя заботы о внешности, не все, разумеется, а те, что с каждым годом требуют все больше времени и сил... Это же как раз хорошо!
  А главное, и тут успокоенная Шанелька снова легла, главное не то, понимают ли это окружающие, а то, что ты понимаешь это сама.
  Я могу сейчас спать, думала она, устраиваясь удобнее, а могу лежать и думать. Про смешного Мишу Баратынского, про сон с тихим пламенем свечи в нише, про... да про всякое. А если не высплюсь, ну что же, после обеда завалюсь в палатку и досплю свои несколько часов, в самую жару.
  Луч фонаря прошелся по стенке, высветив синий нейлон и незастегнутую сетку входа.
  - Тут вот, - мужской голос старался быть тихим.
  Шанелька не успела снова сесть, натягивая покрывало повыше к плечам, как сетка зашевелилась и распахнулась, фонарик очертил стрижку с иголочками волос над шеей.
  - Спишь? - и в палатку на корточках втиснулась Крис, отпихивая плечом полотнище входа.
  - Криси! - Шанелька наконец, уселась, подтягивая ноги и прижимая покрывало к груди, - о! Криси! А я думала ты утром только...
  - Ну, прости, - Крис, обернувшись, расправила полотнища, чтоб не торчать из входа пятой точкой:
  - Знала бы, что ночью нельзя, покуковали бы с таксистом посреди степи пару часов...
  - Тебе можно, - Шанелька засмеялась.
  Они обнялись, тыкаясь губами в щеки друг друга. Потом Шанелька подвинулась к самой стенке.
  - Садись. Ну, или ложись сразу. Или умыться и туалет? Пожрать, может, хочешь? Видишь, тут не развернуться, все снаружи приходится, кроме вот спать.
  Они говорили шепотом, а с веранды слышались негромкие голоса и кашель. Потом стихли.
  - А лягу. Даже болтать будем утром, хорошо? У меня самолет два раза переносили, потом дорога эта. И еще раз дорога. Я считай, почти двое суток как из дома.
  - Летайте самолетами аэрофлота, - с сочувствием процитировала Шанелька.
  Крис упала навзничь, тоже сдвигаясь к другой стенке палатки.
  - Во-во. И ведь не возмутишься, какие-то они там устраняли неполадки, в итоге другим самолетом пришлось... - договаривая, зевала и выдиралась из брюк, ногами уталкивая их ко входу, под бок Шанелькиному рюкзаку.
  - Ох, - сказала после щелчка застежки лифчика, - кайф какой. Ты смотри, утром разбуди. На... работу-эууу-ах. Вашу.
  - Спи уже, - озаботилась Шанелька, - успеется та работа.
  Через минуту внезапная Крис уже спала, отвернувшись к нейлоновой стенке и уперев в нее согнутое колено.
  Шанелька еще полежала, обдумывая, как отнесется привередливая подруга к полевой жизни в палатках и душу с сортиром - одним на весь коллектив - про это она как-то не успела ей рассказать, когда давала адрес раскопа. И тоже заснула, наказав себе завтра же заняться благоустройством если не крошечной полутораместной палатки, то хотя бы толстым развесистым абрикосом, на ствол которого можно приладить отдельный рукомойник и полочку с зеркалом.
  
  Утреннюю работу Шанелька безбожно проспала. Открыла глаза, с резким испугом прислушиваясь, но за нейлоновыми стенками стояла почти тишина, разбавленная громыханием кастрюль за распахнутым окном кухни, да еще, ближе и негромко лязгал своей цепкой лохматый Букет, таская ее от миски к деревянной конуре.
  Осторожно сдвинув ногу Крис, которой та словно отталкивалась от Шанелькиной щиколотки в своем сонном беге-полете, села, сглатывая пересохшим ртом и поправляя спутанные волосы. Нехорошо, что опоздала в первый же день полевой работы, прекрасный повод юным девочкам-керамисткам посматривать свысока на сорокалетнюю тетку, которую нужно беречь, а то вдруг развалится от старости. Но с другой стороны, разумно утешилась Шанелька, в доме пустой туалет, не придется дергать ручку и переминаться на веранде, делая вид, что рассматриваешь виды лагеря, где между палаток слоняются сонные копатели, подгоняемые окриками бригадира. А Крис пусть спит, решила, выползая к выходу и откидывая тонкое полотнище с непригодившейся антикомариной сеткой. У нее еще и акклиматизация, после сереньких дождиков столицы.
  Лагерь действительно был практически пуст. Шанелька вздохнула с облегчением, нашарила в углу косметичку, и, повесив на локоть полотенце, встала, слушая звуки с раскопа. Там, похоже, работа шла уже вовсю. Еще бы, с шести утра копают, возят на тачках сухую рассыпчатую глину, собирают в мешки осколки керамики, унося их на отдельную площадку, где стоят ведра с водой и пара старых цинковых корыт обок расстеленного выцветшего брезента. Интересно, кто там будет вместе с ними? Пара девчонок с облупленными на солнце носами. Разумеется, те, что шептались у ночного костра. Просто Шанелька хотела бы, чтоб это были как раз обычные девочки, которые тоже впервые. Но Шанелька, облеченная тайным заданием, понимала, на самом деле, хорошо бы рядом оказались лаборанты-ветераны, за плечами которых уже есть экспедиции, а значит, всякие воспоминания, сплетни и байки. Это бы сильно помогло. А может, не помогло бы никак, размышляла она, выходя из туалета и колеблясь, идти в душ, или залениться и сразу отправиться узнавать насчет завтрака. Душ был свободен, и это привлекало, но пока еще нет большой жары, зато над раскопом стоит кромешная пыль, которая накрепко прилипнет к влажной после душа коже - отдери потом. А после работы наверняка придется долго ждать, когда народ наплещется. Хотя, вот оно, пониже раскопа - море - и конечно, парни рванут туда после работы, чихали они на пресную воду.
  Раздумья о душе мучили ее больше из-за Крис - Шанелька знала, с каким трепетом подруга относится к удобствам. Мало того, что один сортир на два десятка человек (два сортира, поправила сама себя, отметив взглядом дощатую будочку у забора), так еще и душ. Один. При этом, чему всегда удивлялась Шанелька, количество окружающего народа Крис не смущало совсем. Несмотря на то, что общаться с толпой та не любила точно так же, как и сама Шанелька.
  Все перемешано, размышляла она дальше, промакивая полотенцем лицо и разглядывая в зеркале легкие круги под глазами (хоть и проспала, но все равно не доспала нормы, эх), вот и сама, великая любительница одиночества, она совсем не против быть на виду, и с юности выбирала для демонстрации себя самые людные места: никогда не торчала в дальних углах, вышагивая по самым центральным улицам, танцуя на дискотеке перед самой эстрадой. Только говорить в толпу не люблю, усмехнулась, выходя из душевой, а еще - мне нужна полная свобода уйти, когда все надоест, и пора остаться одной. Правда, к ежедневной работе в читальном зале детской библиотеки это никак не относится. Перед своей малышней (а своей Шанелька считала всю малышню) она выступала охотно и с удовольствием. Вот уж кто не посмотрит свысока и не одарит вдохновенную блондинку насмешливым взглядом за ее выдумки и полеты...
  На этом месте своих размышлений Шанелька подошла к открытому окну кухни и стала серьезной, вернее, нацепила взрослую улыбку. Глянула внутрь, разыскивая глазами местную кухонную королеву.
  - Евгения Ви... - замялась, перебирая в голове варианты (Витальевна? Викторовна? Ви...), - ой, Валентиновна! Доброе утро. Мы тут немного к завтраку опоздали... Извините.
  - На четыре часа, - согласилась худая спина, острые локти и цветная косынка, повязанная на темных волосах, - совсем немного.
  Шанелька прикусила губу. Всего-то десять часов утра, но да, народ уже с шести работает, получается.
  - Что? - спохватилась, выплывая из виноватых подсчетов и укрощая желание оправдаться, рассказывая о ночном прибытии подруги, - извините, я не расслышала.
  - Валерьевна, - повариха повернулась, одним движением перенося алюминиевый таз с мытой картошкой и грохая его о бескрайнюю столешницу.
  Блин, обругала себя Шанелька и поспешно поправилась:
  - О, простите. Конечно, Евгения Валерьевна. Немножко я ошиблась, да?
  - Как сказать, - из-под низко надвинутой косынки мелькнул пристальный взгляд, и темные глаза сразу обратились к овощному ножику с черной ручкой, - только я не Валерьевна.
  Шанелька повела плечами - под тишоткой между лопаток спина слегка взмокла.
  - И не Евгения, - продолжала загадочная повариха, стремительными движениями ошкуривая картофелину и бросая ее в кастрюлю с водой.
  - К-как... - Шанельке немедленно захотелось уйти в палатку и завернуться в покрывало. А еще лучше - угнать старый экспедиционный пикапчик и уехать домой (или заграницу). На худой конец убежать в степь. Но в палатке спит Крис и нужно добыть если не завтрак, то хотя бы кипятку для кофе.
  - Валерия, - с удовольствием поведала сокрушительница картофеля и Шанелькиного самоуважения, - Ва-ле-рия Евгеньевна.
  - Извините, - совсем шепотом сказала Шанелька. К вспотевшей спине добавилась горячая краска, заливающая лоб и уши. Сколько раз за последние пять минут она успела извиниться?
  - А ничего, - с внезапным добродушием простила ее повариха, не прекращая работы, - все путают, а мне смешно, это уж вы извините, что поиздевалась малость. Кофе, конечно, вам? Или чай? Вон на столике чайник, и каша там рисовая, в сковородке котлетки. Хотите, тут ешьте на веранде. Или к себе понесешь?
  - У нас там нет ничего, - рассмеялась Шанелька, - палатка и кусты. Я пойду, разбужу Кристину. Она ночью из аэропорта, так что...
  Тут она поняла, что снова скажет "извините" и не закончила фразу.
  - Семенычу скажите, он вам столик принесет. И табуреток пару.
  - А! Хорошо бы. Ой, наверное, нет. Чего мы там сами. Лучше вместе со всеми, - храбро, но с печалью отказалась Шанелька Облеченная Тайным Заданием от соблазнительных удобствий в виде дощатого столика и кривых старых табуретов.
  - К абрикосу вам пусть поставит, - мерные движения ножика гипнотизировали: пять взмахов, и белая картошка летит в кастрюлю, а в руках уже следующая, - с зеркалом маленьким. Я ж понимаю.
  Шанелька нахмурилась, поворачиваясь уходить. Ну да, повариха понимает, не девочки они, бегать по лагерю с розовыми сонными мордашками, сперва надо навести хоть какой марафет - не пугать молодежь мешками под глазами и припухшими веками.
  - Можно Лера, - донеслось ей в спину, - и на "ты", чего уж.
  Шанелька кивнула, улыбнулась вежливой кривоватой улыбкой и ушла, получив новую пищу для уничижительных размышлений. Разумеется, с пенсионного возраста теткой они и должны быть на "ты" и по имени. А не с девчонками и пацанами.
  
  У палатки она присела и ввинтилась внутрь, тяжко вздыхая и усаживаясь рядом с проснувшейся Крис. Та потягивалась, с удовольствием разглядывая тонкие палаточные стенки.
  - Кажется, все накрылось. Медным тазом. Вернее, алюминиевым, с картошкой. Елки-палки, Криси, ну почему я вечно ведусь на всякие авантюры?
  - И тебе с добрым утром, - Крис уселась, нащупывая под майкой застежку лифчика, - сто лет так не спала, даже бюстенхальтер не успела выдернуть. Как малолетка какая. А что случилось-то? Ты мне даже исходных данных не предоставила, я еще не успела проникнуться, и вдруг - все накрылось. Что и почему?
  - Некогда рассказывать, проспали, - скорбно сообщила Шанелька, торопясь расчесать свою гриву, - нужно перекусить и срочно на керамичку, а там народ, получается, я тебе только после работы скажу. А работы той осталось, - она выкопала из кучи одежек свой смартфон, - буквально два часа. Подождешь?
  - Ну, если ты не собираешься по своей привычке посыпать главу пеплом и топиться в море, как героиня античной трагедии, подожду, - согласилась Крис, валясь навзничь и натягивая на широкие бедра обтрепанные джинсовые шорты, - а теперь, веди меня, Моисей, через эту палаточную пустыню к удобствам. А то усцусь. Я еще час тому просыпалась, но забоялась идти искать сортир без тебя. Слушай, в женской физиологии есть приятные моменты. Ты в курсе, что мужики, ежели приспичило, терпеть не могут? Перехотеть, то есть, как вот мы.
   - Ну, хоть что-то, - Шанелька туго стянула копну волос и увязала в хвост на затылке.
  - Кепочку, - напомнила Крис, выбираясь и щурясь на яркое солнце.
  - Потом. Сперва кофий с плюшками. В виде рисовой каши с каклетками. Криси, ну вот почему, когда мы вместе, то всякие проблемы кажутся ерундой? И смешно сразу.
  - Потому что они и есть ерунда, - величественно провозгласила Крис, шествуя между палаток и придерживая на плече полотенце.
  Навстречу из-за дерева вывернулся небольшой размерами парень, таща на руках какие-то брезентовые мешки и железки. Увидел Крис, и куча посыпалась на утоптанную землю.
  - Доброе утро, - ласково сказала Крис светлой макушке и малиновым оттопыренным ушам.
  Уже обращаясь к подруге, вздохнула вполголоса:
  - Вот где проблема-то. С ней приходится жить. Чего ты ржешь?
  - Теперь это его проблема, - процитировала Шанелька старый анекдот, - судя по реакции, он такие сиськи только в папкином плейбое видел. И как мальчику таперича ночами спать? Мне показалось, или они у тебя еще подросли? В смысле, увеличились.
  - Ну, так и я подросла, - Крис похлопала себя по крутому бедру узкой ладонью, - нажрала за зиму пять кило, думала, эх, летом скину, а оно как-то никак. Помню, лет в двадцать так все просто - три дня булочек не поешь и три кг минус. А теперь, откуда что берется, и держится на боках, как когтями вцепимшись.
  Шанелька снова помрачнела. Вот опять. Эти напоминания о возрасте. Никуда от них, и плевать бы, но мысль о том, что их возраст (вернее, мой собственный, уточнила она) может помешать совершить главное дело, вцепилась в нее, как тот упомянутый подругой лишний жирок, от которого не избавишься мимоходом.
  После умывания, в кухне, снова поздоровавшись с поварихой, теперь уже - Лерой, они забрали тарелки с вязкой кашей, украшенной котлетками, и вышли на длинную веранду. Шанелька сразу убежала снова в кухню и вернулась с двумя толстыми фарфоровыми кружками, парящими кофейным ароматом.
  - Нам надо быстро, - оправдалась извиняющимся тоном, - хоть полтора часика поработать.
  Но планы, к тихому удовольствию Крис, нарушил бригадир Петр Семеныч, возникший за перилами веранды в просвете густых кустов смородины. Покивав Шанельке, он кинул взгляд на высокую грудь Кристины, обтянутую скромной серой маечкой, и, обретя голос, правда, сиплый с прокашливанием, дальше общался уже исключительно с ней, в смысле, с грудью, мысленно веселясь, уточнила Шанелька, наблюдая, как выцветшие глаза дядечки мучительно пытаются подняться к смуглому лицу, но снова и снова возвращаются к серому трикотажу.
  После того, как Шанелька церемонно представила их друг другу, задним числом взволновавшись, вдруг она и его имя-отчество забыла и перепутала (но Петру Семенычу, кажется, было на это совершенно плевать), он посвятил их в изменение планов.
  - Ристархыч просил. Неля, вас просил, в общем. С журналами там помочь. Сегодня. Вместо керамички. Если захочете, конечно.
  Почти до черноты пропеченное лицо сморщилось, углубляя складки на лбу - Семеныч справился с непосильной задачей, оторвал взгляд от бюста Крис и мельком посмотрел на вежливое выражение Шанелькиной физиономии, потом снова сообщил вырезу серой маечки:
  - Он вечером вернется, а там, в кабинете его, там бумажка на столе, написано, чего делать надо. И кондишин там. И телефон записан, если вдруг. Но это, если вы вот. И... вы...
  Крис посмотрела на Шанельку с вопросом. Та быстренько обдумала все и кивнула. Получается очень неплохо. Если уж сам начальник экспедиции поручил двум лаборанткам заняться бумагами, значит, ничего они не проспали, при деле, и завтра или там послезавтра прекрасно вольются в коллектив керамички. Тем более, вдруг в бумагах что-то найдется.
  Шанелька вспомнила, как они с Крис копались в бумагах, сваленных в деревянные ящики, которые были увезены из египетского захолустного музейчика великолепным истинным пуруджи из рода Джахи. А за брезентом большого шатра топтались верблюды, мекали овцы и орала, матерясь, бесподобная в своей торжествующей вульгарности сибирячка Лаки, готовая всех местных смуглых красавчиков схватить и закинуть в объемистую сумку. Вот это было приключение! И ведь справились!
  
  ***
  
  После завтрака (котлетки и каша оказались неожиданно очень вкусными) они вознамерились помыть тарелки и кружки, но Лера перехватила грязную посуду, одновременно указывая подбородком на скромный флигелек, похожий, по мнению Шанельки, на приятно побеленный деревенский сортир, но с евро-окнами и прицепленной к стене серой коробищей кондиционера:
  - Идите. Ристархыч у нас мужчина суровый. Пацанок к бумагам не допускает, повезло ему, что вы появились тут. А то позвонит, а вы не начали еще.
  
  - Ристархыч, - медленно произнесла Крис, направляясь рядом с Шанелькой к штаб-квартире, - то есть, мы тут имеем мущину с отчеством Аристархович? И попрошу не пошлить.
  - Имеем, - согласилась Шанелька, - не пошлю, в смысле, не пошла я.
  - Куда? - удивилась Крис, берясь за блестящую дверную ручку.
  - Криси, - с чувством сказала ей подруга, - ну как же я рада, что ты приехамши. А то с кем бы мне бы словоблудить и беседами развлекаться...
  - А то мы с тобой в вотсапе не беседуем.
  - Там надо по клавишам. А тут оно само. И еще знаешь, что мне почему-то нравится? Что оно, пуф, и улетело. Ну, то есть, все пишут, всё записывают, сплошные вокруг сей сёнагоны, и выходит, искусство легкой беседы, которая в анекдоты записанные не превращается, оно почти умерло.
  - Так не дадим! - вполголоса провозгласила Крис и открыла двери, показывая лицом, мол, хватит, а вдруг там кто-то.
  Шанелька еще успела подумать про двусмысленность фразы насчет "имеем Ристархыча", прицепляя к ней последнее про "не дадим", подавила смешок и вошла следом, осматривая помещение поверх плеча Крис.
  - Игорь Петрович, вы тут? - на всякий случай спросила у пустой комнаты, в которой - деревенская кровать с никелированными шишками на спинках, фанерный шкаф с зыбким зеркалом, два массивных мрачных сейфа у стены и большой стол, заваленный по краям пирамидами папок и свернутых карт.
  Крис повернулась, с возмущенным лицом.
  - А как же чудесный Ристархыч?
  - Фамилия у него такая, - Шанелька подошла к столу, подхватила листок с записями, лежащий на большой развернутой карте, - причем, не просто Аристархов, а Аристархьев, не хвост собачий. Я ее три дня учила. Но тут зам шефа его полный тезка по имени-отчеству, так что, сама понимаешь. Кстати, как там ваше сиятельство граф Азанчеев поживает? Вот у кого тоже фамилие замечательное.
  - Потом, потом. Ты мне когда секреты свои расскажешь?
  Крис уселась за стол, положила локти на карту, потом нацепила очки в роговой оправе, найденные среди бумаг и воззрилась на подругу суровым взглядом.
  Та дочитала записку и положила ее.
  - Работа с бумажками, и вся обезьянья. То есть, нужно просто рассортировать записи по датам и подколоть в журналы на правильные страницы. И еще внести в комп даты и заголовки. Это прошлого года еще макулатурка. Видимо, все уже сделано, отчет сдан, но в порядок чтоб привести, ждали нашего с тобой прибытия, мадмуазель Крис.
  - Тогда, - Крис сняла очки и сунула их в бумаги, - давай я еще принесу кофейку, ты начинай, а под кофе прервемся на полчасика, и все мне, наконец, расскажешь.
  Она вышла, а Шанелька медленно принялась бродить по комнате, разглядывая полевой быт экспедиционного Зевса. Вернее, фыркнула тихонечко о том, о чем ей вслух не положено, но, устраиваясь на работу, она успела от разных людей услышать, не Зевса, а скорее Зевсика. Потому что по местным археологическим меркам, эта экспедиция была совсем маленькая, и весьма сомнительная. Ристархыч доказывал всем, что тут погребено целое поселение, со своим отдельным названием, пусть не античный полис, но крепкая немаленькая деревня. Хотя разведка обнаружила остатки стен на совсем небольшом пятачке, и возможно, это была всего лишь одинокая усадьба, а то и вообще, пара рыбацких домишек, куда заселялись сезонные рыбаки. Но если открытый лист получен, то все равно - экспедиция. Это во-первых. А во-вторых, Шанельке нужно было именно это место.
  - Так вот, - сказала она, ставя принесенную подругой кружку на расчищенный пятачок стола, - рассказываю...
  
  Глава 3
  
  История одного успеха, рассказанная Шанелькой
  
  - Ты за последние пару лет от сети слегка отвалилась, ну я имею в виду литературные всякие дела. Да что там, даже фейсбук свой, хорошо если раз в месяц обновляешь. Я понимаю, работы гора. А мне ж приходится, это ты тоже понимаешь, мне вообще с тобой жутко повезло. Я вот вспоминаю часто, себе в утешение, у меня девчушка была в библиотеке, Дашка, выросла уже, уехала в вашу Москву за всяким счастием. Так вот, лет в десять она вдруг стала шить и сразу хорошо. И понеслось. Хорошая девочка, вдумчивая, сейчас у нее все нормально, даже вроде бы ателье свое держит, прикинь. Так вот, я о чем - тут каждый первый эдак ей снисходительно, чуть ли не по щечке - а-а-а, тряпичница, значит, наряжаться любишь. То есть, у человека главное дело в жизни, а ее упорно считают барышней, у которой в голове одни тряпки - для нарядиться. Вот и я, со своими сказочками-прозочками, да ладно, не делай свирепого лица, я не уничижительно, это такой перенаправленный сарказм. Я сказала, как другие мыслят: если дамочка в социалках сидит, да еще на нескольких литературных сайтах, а особливо ежели дамочка симпатичная блондинка с ником Нель-Шанель, то значит, просто виртуально тусуется, гламурные позы для селфи принимает. Пописывая. И хоть тыщу раз перевернись, публикуя всякие литературные материалы, приговор вынесен и все. Не обжалуется. А тем более, ежели дамочка обычный провинциальный библиотекарь. Но мне же нужны читатели, Криси! Про издателей я уже молчу, но пишу я все равно не для себя. А если умолкну в сети, меня забудут через три дня даже те двести человек, которых я, судя по списку френдов, хоть как-то интересую. Так что... Да вот, сижу в сети. Что-то я длинно оправдываюсь, сейчас уже начну.
  Ты такую фамилию слышала - Звенигородцев? Нет? Угу, так я и думала. А цитаты эдакие, чаще всего в статусах, щас даже припомню поточнее. "Мы сами лепим прошлое, используя одинаковый материал, но такими разными руками". Или вот: "Слава о красоте Елены держалась и держится на многократных повторениях свидетельств немногих очевидцев. Каждая из вас - невыразимо прекрасная Елена Прекрасная - если вы сумели себя верно подать, оставляя на водной глади мироздания вечно расходящиеся круги". Или вот - "Вечность смотрит на твою судьбу с любовью, как нежная мать на первые шаги лопочущего дитяти" - мать с большой, дитятя, разумеется, тоже. Так, не хихикай, плиз.
  Ясно, что в Одноклассниках таких статусов не налепят. Но в фейсбуке или там, где литературненько и интеллектуальненько, те, кто желают, чтоб их полагали мыслящими интелями, их по этим цитаткам прям можно в отдельное стадо собирать. В контакте тоже мелькает. Конечно, не у тех девочек, кои в статусе пишут, что красота в простате. Я тебе потом еще цитат накидаю, прочитаешь десяточек, и потом сама будешь этого Звенигородцева вычислять слету. Это как паэлью от Коэльо в холодильник не убрать, чтоб подпортилась еще больше, и вся поросла большими буквами и курсивами.
  Нет, он не сборник цитат сочинил, хотя и такие бывают монстры мысли. Мы с тобой пару раз, помнится, веселились. Шел-шел, присел, напрягся, выдал на-гора философское размышление, не привязанное вообще ни к чему. Собрал в мешочек, дальше пошел, отягощенный драгоценным грузом. Нет, с Валерием Елизаровичем... что? Он, родимый, Звенигородцев. С ним посложнее. Написал он роман. Художественный. С сюжетом, все как положено. С аллюзиями, отсылками, экскурсами и вставками. И даже типа с романом в романе, то бишь, использовал прием рамочного повествования, который называется еще принципом матрешки или китайских шаров. Уф, специально лазила в словари смотреть. То есть, внутри его художественного романа прописаны главы романа исторического. Как бы. Изящно переплетенное повествование. Михаилу Афанасьичу наш горячий привет. Ну да, я злюсь слегка. И снова тебя буду мучить сейчас собственными отсылками. В автобиографии Паустовского, да будет ему легко на райских-то облаках, есть глава про учителя гимназии, с которым случался нервный припадок всякий раз, когда кто-то говорил криво или без смысла. Совсем не был человек защищен от воздействия "красот-простат", в наши времена скончался бы в корчах еще в родильном отделении, бедняга. Я, разумеется, покрепче, и о себе не могу сказать, что я гений и божество таланта, грамотности и ума. Но ежели в тексте из каждой строки прет торжествующая пафосная пошлость, я бешусь. Беситься стараюсь тихо, потому что те самые, кто меня полагает малоосмысленной сетевой блондиночкой, они как растолкуют мое возмущение? Верно: скажут, что это элементарная зависть среднего писателя-неудачника, направленная на успешного гениального прозаика-историка-философа... Так что, рычу и смеюсь я, когда сама. Или с тобой, потому что ты понимаешь.
  
  В маленькой комнате мерно шептал кондиционер, гоня еле заметную волну прохладного воздуха - когда Шанелька его включила, Крис отобрала у нее пульт и поколдовала, убирая сквозняк. Со стороны кухни слышался тихий шум, почти заглушенный оконными рамами, но дверь они оставили чуть приоткрытой. Там о чем-то беседовала повариха Лера с бригадиром Семенычем, о чем-то совсем приземленном, судя по доносящимся отдельным словам. А тут, в тихой прохладе сидела за столом Шанелька с пылающими щеками и круглыми от веселого возмущения глазами, вертела в руках кружку с недопитым кофе. Прихлебывала временами, останавливалась, подыскивая нужные слова, и благодарно кивала, когда Крис негромко подсказывала формулировки.
  - Я бы, - сказала Крис в паузе, - не стала б дочитывать. Если совсем ерунда. Мало ли их. На пару недель звезданутых. Да пусть даже на год, или на два.
  Шанелька поставила кружку.
  - В том и дело. Я и не читала, хотя собиралась было: мне на сайт библиотечный прислали рецензию, взахлеб восхищенную. А потом еще интервью с автором. Ты знаешь, у нас там рубрика есть, про мнение читателей. С оговоркой, что их мнение может не совпадать с мнением редакции сайта. Это я считаю, нормально, как моя сетевая френдесса говорит, пусть цветут все цветы. И на вкус и цвет...
  - ...фломастеры разные, - улыбнулась Крис.
  - Точно. И вот, уже эти публикации благополучно уехали в подвал, хотя, к моей кривой гордости, по сети целая волна прошла перепостов, особенно интервью копировали часто, теперь куда ни ткнешься, везде умный профессорский взгляд месье Звенигородцева, из-под нависших бровей, и грива такая, художественно патлатая, и трость со сложенными на ней руками. На лавке сидит, весь в листопаде, а рядом с ним лабрадор, прекрасная, наверное, псина, хотя и смотрит на хозяина с обожанием. А еще есть фотка - месье автор посреди раскопа, опирается на лопату, в руке держит кисть. А... я ж не сказала еще? Роман - из жизни современных археологов. Мета-роман - про античные времена, когда городище было процветающим полисом, и случилась в нем история любви красавицы-гречанки и свирепого степного сармата, который ее во время набега похитил. Да ладно тебе ухмыляться, вполне приличный сюжет, я б сказала, на свете не бывает вовсе неприличных сюжетов, в смысле нелепых, любой можно написать, если писать умеешь. А вот с этим у товарища Валерия ба-альшие проблемы. Нет, пишет он гладенько.
  - И гаденько, - вклинилась Крис.
  Шанелька с возмущением посмотрела на подругу, но тут же расхохоталась.
  - Да. Весь набор там у него есть. И как она билась в железных объятьях, с ненавистью...
  - Иссушающей, - кивнула Крис и Шанелька посмотрела на нее с упреком.
  - ...глядя в свирепые глаза...
  - Под нависшими бровями...
  - Угу. И как постепенно стихала, тррепеща и отдаваясь во власть чувственного наслаждения... А на губах ее раскаленным клеймом горела память о неумолимо впечатанном поцелуе.
  - Чур меня, чур, - пробормотала Крис, закатывая темные глаза.
  - Да, - заторопилась дальше Шанелька, - и меня чур, прости, что я это все вываливаю. И как-то сумбурно, да? Щасвирнус.
  Она вытащила из ближайшей папки несколько листов бумаги и аккуратно расположила их перед собой, будто сортируя в голове мысли. Ткнула пальцем в крайний лист.
  - Сначала были публикации. Потом перепосты.
  Палец переместился на следующий лист.
  - Потом пришло письмо. Вернее, сперва несколько. Но я их просматривала, вежливо отписывалась и в корзину. В них просили адрес кумира. А я им, сорри, дарлинги, у нас нет и вообще, не имеем права. Так вот...
  Палец теперь упирался в третий лист.
  - А в том письме было мне предложение. Это одна из наших постоянных рецензенток, которая пару лет назад работала в издательстве-монстре, принимающим редактором. Их там целая команда, и понятно, что самотек они давно уже не читают, но кто-то же должен в корзину все выбрасывать и всякую прочую переписку вести. И вот пишет мне эта Марина, что вот мол, возникла тут ситуация... После тех публикаций Елизарович внезапно пропал. То есть, он вроде как появляется в своих социалках временами, и что-то там постит, и даже фоточки себя поначалу выкладывал. Но ни на каменты, ни в личку не отвечает, а ее бывшая сотрудница, которая редактором еще осталась, имеет к нему от издательства предложение.
  - Издаться?
  - Угу. Понимаешь, им и вкладываться в рекламу не надо. Куда ни ткнись, везде цитируют этот самый роман. А издан он, я смотрела, методом принт-он-деманд, то есть, самим автором, и чтобы книжечку заказать, нужно заплатить, как за половину томов большой советской энциклопедии. Ясно, что никто из виртуальных поклонников заказывать не будет. То есть, издать его для продажи в магазинах, и для электронных книжек - ничто не мешает, а даже наоборот, народ сравнит цены и помчится книжечку покупать. Но в любом случае им надо заключить договор, и познакомить публику с автором по-новой, вот мол, мы издали народного кумира, ваш любимец - наш автор. Поэтому Марина мне предлагает, Нель, свяжись с ним, познакомься, возьми свое интервью, авторское. А я похлопочу, чтоб редактор почитала твои рукописи.
  В комнате воцарилась тишина - взволнованный голос Шанельки умолк.
  - И? - осторожно спросила Крис.
  Шанелька пожала плечами. Поправила спадающий вырез большой, явно сына или мужа, тишотки с рисунком разрезанного арбуза на груди.
  - Только почитает? - уточнила Крис, - и это все?
  - Н-ну... Да. Марина говорит, мол, только она увидит, как здорово ты пишешь и как много уже у тебя прелестных сказок, то они сходу в тебя вцепятся. Это же готовый сборник. Или целая серия чудесных книжек. С картинками...
  - Тогда это прекрасно, Нелечкин! Ты что?
  Шанелька прикусила губу, качая пушистой головой, отбросила убранные в хвост волосы за спину.
  - А, все равно ничего не выйдет. Смотри сама, Криси. Кого любят все? Того, кто пишет про раскаленные поцелуи и скармливает читателям напыщенную - не пришей кобыле хвост - философью, годную для публикации в статусах.
  - Это не значит, что и тебя не полюбят!
  - Это значит, что у меня снова никаких преимуществ! С точки зрения ведущего издательства страны. Не качай головой, я знаю, о чем говорю.
  Крис снова взялась за свою кружку, повертела, рассматривая яркий рисунок на фарфоровом боку.
  - Мне не нравятся твои настроения, Нелькин.
  - Не-не. Ты просто путаешь настроения с фактами. Я ближе к ситуации, я их вижу.
  - Они в твоем изложении какие-то совсем безнадежные.
  - Так и есть. Прости. Сарафанное радио, на которое я надеялась, написашми пару-тройку первых историй, не работает. Его скушали сммщики. Не знаешь? Это раскрутка в сети, имитирующая глас народа. Ну как, помнишь, издательства платили своим людям, чтоб те ездили в метро, с упоением типа читая определенные книжки? Так вот, сейчас платишь нескольким трудягам, и они сутками строчат в сети отзывы на книгу: из пары-тройки слов, меняя ники. Идешь смотреть, как книжка читается, какие на нее отзывы, а там - полсотни страниц восхвалений типа "круто, прекрасно", "я ночь проплакала"...
  - А ты как понимаешь, что это проплаченные отзывы? - заинтересовалась Крис, придвигая кружку ближе к Шанельке и поворачивая ее к ней разрисованной стороной.
  - Так они одинаковые. Стоит открыть другой сайт, видишь там примерно такой же блок каментов с теми же "круто" и плачем на всю ночь. И еще один. И еще... Это только один прием, я специально не изучала, но как попутешествуешь по сайтам, то система видна, мы же сейчас не про это.
  - Мне просто ужасно за тебя обидно. - Крис убрала руки от кружки и взбила черные, ассиметрично подстриженные волосы, - я тебя люблю, но сейчас говорю просто как заядлый читатель, вполне образованный, со стажем - ты пишешь замечательные истории, и это уже никак не сказки. Это... это окно в другой мир, вернее, миры. Оно там все живое. И они просто прекрасны сами по себе. И ты, значит, должна суетиться, совершать реверансы перед человеком менее талантливым, а может и просто бесталанным, и все это ради тощей морковки: какая-то грымза соизволит просто открыть рукопись и кинуть свой тупой взгляд на твою прозу? Ненавижу!
  - Эй. Эй! - Шанелька засмеялась, беря в руки подсунутую кружку, - я тебя тоже сильно люблю. Так, ты чего мне ее?
  - Пока не забыла. На картинку посмотри.
  Шанелька уставилась на цветной бок кружки.
  - Эммм... Я вижу гламурную деву в мини и декольте, с рукой на холке здоровущего быка. Угу. И подписано... Рак? Криси. Почему рак-то?
  Крис пожала плечами. А потом они вместе расхохотались.
  - Видишь, - отсмеявшись, подытожила Шанелька, - хрен знает что намалевано, от балды, но кружка исправно юзается. И, между прочим, я ее уже люблю, за эту вот супер-кичевую абсурдность. Как бы ее скрасть?
  - Вечно ты любишь не то, что другие, - согласилась Крис, - даже вот в киче и пошлятине находишь некий сенс.
  - Ну дык, если с нужной стороны рассматривать... Криси... а ведь и правда. Если тот же роман нашего Валерия Елизаровича рассматривать как пародию, он из фигни превращается в нечто блистательное, а? Жаль, что это не так.
  - А не так?
  Шанелька махнула рукой.
  - Я тебе покажу интервью. Почтешь, с какой важностью он там отвечает на дурацкие вопросы. И как сам себя любит и лелеет. Нет, он именно писал всерьез. Так что, я сосредоточилась, мерно подышала, чтобы настроиться, и накатала нашему звездному мачо письмо. Как библиотэкарь и редактор литературного сайта. С просьбой ответить на несколько вопросов и поговорить о дальнейшем сотрудничестве уже на другом уровне. Прямо не стала писать, ему ж уже писали из издательства, а решила пока создать интригу. А он как раз перед этим, весной было дело, новые фоточки в фейсбуке повесил, когда комп заведем, я тебе найду, покажу. Написал, что в конце лета отправляется за вдохновением в привычные свои места, о Юг, о, Крым! - откуда, значит, уже черпал, и из начерпанного созидал. Ждите, пишет, новых приключений и откровений.
  На картинке этой он снова стоит по-над морем, ветер развевает патлатую гриву, в руке бинокль, в другой - тетрадь какая-то. Когда мы с тобой для Ристархыча работку сделаем, я тебя отведу на то место, откуда снимали.
  - То есть, как? - оторопела Крис, - то есть, ты уверена, что это прямо тут вот? Узнала, что ли, пейзаж? Или у археологов справки навела?
  - Наши места узнать нетрудно. Тому, кто тут всю жизнь-то. Точнее географию определить археологи помогли, опознали место будущей экспедиции на побережье. А вот со справками по поводу самого героя вышла ерунда. Те, с кем я сумела побеседовать, а это нелегко, они же полевой народ, в сети не торчат, и на посторонние письма не особенно отвечают, так вот, пара научников, которые соизволили ответить, они мне чуть голову не откусили. Дистанционно, слава котам. Потому что, оказывается, наш археолог-историк - шарлатан и самозванец, вульгарный популяри-за-тор, тьфу, пока выговоришь, и мало того, что все извратил и повывернул, так еще и похабно изобразил в своем опусе примерных трудящихся лопаты и тачки, приписав им все возможные человеческие грехи. Ну, разве что кроме убийства.
  - И как, - с интересом спросила Крис, - правда, изобразил?
  Шанелька поставила замечательную кружку и направила указательный палец на вырез серой маечки:
  - Ага! Поняла, да, что мне стало интересно! И я почитала. Ну, изобразил, да. Они у него там копают, конечно, но помимо этого, волочатся за студентками, бухают, угоняют экспедиционный джип с целью ночных оргий на дальнем пляже, а еще укрывают находки и плетут интриги против друг друга, аки пауки в банке. Ничего особенно криминального, обычное житие-бытие. Если, конечно, читатель не начинает вдруг узнавать себя в не слишком благонравном персонаже. Но я сама пишу, и тут я могу Елизаровичу только посочувствовать. Наверное. Потому что, даже когда персонаж вроде бы изымается из другого мира и не имеет прототипа в нашем, у всех людей есть голова-руки-ноги-профессия. И если напрячься, примеряючи, то любого персонажа можно на себя... как бы это...
  - С собой идентифицировать.
  Шанелька покивала.
  - Я хотела попроще выразиться, но - да. Это, как если бы я написала готичную историю о библиотеке, то даже техничка наша тетя Марина узнала бы себя в маньяке-уборщике, парне из спецшколы. Не говоря уже о директрисе, коллегах и их семействах. А Звенигородцев-то и не старался о другой реальности писать, у него - подчеркнуто типа документальное повествование. Псевдо-документальное. Но массовый читатель разницей не заморачивается.
  - То ли у него шубу украли, то ли он шубу украл, - кивнула Крис.
  - О, да. Это отдельная, прекрасная тема, про фейки всякие, не давай мне свернуть, а то забуду, как возвращаться, - Шанелька рассмеялась.
   - Так вот, один собеседник меня просто послал, как только дочитал до слова "профессор" в письме, а второй выдал интересную инфу. Так вот... в научном мире профессора Звенигородцева просто не существует.
  - Ну, псевдоним, понятное дело, - кивнула Крис.
  - И патлатого бородача с пристальным взглядом - тоже. Не было его тут, уверил меня собеседник. Он, оказывается, сюда с разведкой и приезжал, собеседник мой в смысле. Бородатые были, бородатых археологов летом в Крыму - вагон. С патлами. Но именно этого, который прилагается к грандиозному успеху якобы исторического романа, - его нет! Или же он тут был, но без титула, бороды, волосьев а-ля Макс Волошин, без лабрадора и прочего. Тот же мой собеседник уверил, что география верна, сведения о будущей, этой, то есть, экспедиции тоже правильные, и я подумала. А вдруг он все же приедет, а? Увенчанный литературной славой, взойдет на раскоп ясным солнышком. В сопровождении блогерш, блогерок и блогериц...
  - И тут его реальные археологи лопатами, лопатами, чтоб не извращал историю, извращенец...
  - Гм. Ладно, а вдруг он приедет анонимно? Как мы вот с тобой. Вольется в коллектив...
  - Угу. Рядовым копателем.
   - Да! И будет копать. Высматривать... прислушиваться...
  - А потом ты узнаешь себя в страстной античной гречанке, - подхватила Крис, - а я - в свирепом степном викинге.
  - Сармате, - поправила ее Шанелька, - нефиг, ты будешь коварной степной принцессой. Практически хазарской Атех, пусть славному мошеннику Павичу тоже сладко почивается на облаках.
  - Эхехе, судя по твоим словам, до хазарской принцессы наш автор не доползет, надорвется.
  - Но помечтать же можно! И смотри, какая крутая развертывается интрига. Автор не желает рассекречиваться, но грозится приехать именно в эту небольшую экспедицию. А тут мы. И тоже будем высматривать. Вступать в разговоры. Прислушиваться. И если повезет, вычислим шалуна. Припрем к стенке, возьмем интервью, а возможно, я напишу очерк-расследование.
  - Не напишешь, - ласково попеняла Крис.
  И Шанелька, остывая, кивнула:
  - Да. Если он захочет сохранить анонимность, не напишу. Фиговый из меня журналист. Но зато интервью, Криси! И может быть, серия фотографий - уникальный авторский контент для нашего сайта. И вдруг ты права, а я пессимистка: моя рукопись понравится, и со мной заключат договор. А еще...
  Она замолчала, обернувшись к просторному окну, и Крис посмотрела туда же. За острыми и округлыми макушками палаток, за стволами деревьев и почти невидимой сеткой забора сверкало море, разбрасывая острые блики, такие радостные.
  Шанелька снова повернулась к подруге.
  - Тут такая красота. И полная свобода. Как будто мне двадцать, понимаешь? Не та свобода, чтоб курить-бухать-гулеванить. А просто вот - быть тут. С утра до вечера и - ночью. На этом солнце, этом вот побережье. Никуда не ехать, чтоб в воду войти. Даже ночью, если захочется - три шага и море.
  - Вот она - твоя главная морковка, - Крис улыбнулась, придвигая к себе неровную кипу листков, - еще расскажешь или поработаем?
  - Расскажу. Когда поработаем.
  
  Глава 4
  
  И весь следующий час подруги интенсивно работали. Шанелька, после рассказа заново захваченная двойной авантюрой - собственной и таинственного профессора, спохватывалась, усилием воли заставляя себя сосредоточиться на разнокалиберных бумажных листочках. Иногда просто вырванных из блокнота, иногда - стандартных листов писчей бумаги разного качества - то аккуратных, а то смятых, испачканных пылью и коричневыми кофейными кругами. Хорошо, конечно, что на каждом листке стояла дата, но сами записи частенько приходилось перечитывать дважды и трижды, а разок, в полном отчаянии, Шанелька просто сфотографировала каракули на смартфон и отложила лист в отдельную пустую папочку, поставив на ее обложке большой восклицательный знак.
  Поглядывая на Крис, улыбалась. Когда копатели прибыли в лагерь, готовясь к обеду, подруга стала все чаще отрываться от бумаг, рассматривая тех, кто проскакивал мимо окон.
  - Надеешься вычислить слету? - Шанелька повертела еще одну записку и устроила ее на самом краю стола, - ух, тут записи есть трехлетней давности, оказывается.
  - Видать, Ристархыч твой занялся полной оцифровкой архива. И мы ему в помощь. Ну да, - Крис подравняла листки и откинулась на спинку стула, потягиваясь, - я теперь на всех буду смотреть и гадать, а вдруг это наша замаскированная знаменитость.
  - Ты и на даты не забывай посмотреть, ладно? А то напортачим вдруг. Как-то стыдно. Скажет, совсем вас, деффки, деменция одолела.
  - Сколько лет ему, говоришь?
  Шанелька подвела глаза горе, прикидывая:
  - Я с ним один раз общалась, вернее, протыгыдымил по коридору конторы, весь в дыму и полуми, фыркая аки дракон. А я позади, с писком, мне бумажечки подписать, на работку... Я бы сказала, что разглядела в дыму, выглядит лет на пятьдесят с хвостиком.
  - Тогда он и сам все забудет, - постановила Крис, - кстати? А вдруг это он, а? Чо там с бородой? Патлами?
  Шанелька махнула рукой, снова раскладывая перед собой веер бумажек:
  - Нет. Сама увидишь. Другой рост, другая фигура. И сейчас зря вертишь головой, все еще полчаса будут в море купаться, так думаю. А барышни тут, им в душ хочется. Перед обедом.
  - Мне тоже хочется, - вздохнула Крис, - вчера свалилась спать, от самой Москвы немытая, сегодня ты меня увлекла в труды.
  - Прости. Пусть там все отобедают, а мы с тобой как раз попозже, когда пусто, и душ свободен. А они там пусть все отдыхать и на море.
  - Нет! - Крис отодвинула бумаги, аккуратно отделяя разные стопки, - в самую гущу, на разведку. Прямо сейчас. Я даже не пойду в душ и буду обедать немытая.
  - Криси, да там один молодняк! Плюс повариха Лера и бригадир. Даже сами научники, я ж видела, знакомилась чуть-чуть, дама лет сорока в очкищах и молодой человек, тощенький и бледненький. У него две ноги, как у того Звенигородцева ручища. Тоже в очках.
  Но Крис уже поднялась и, потыкав в пульт, отключила старательный кондишен.
  - А всякий треп? Мало ли о чем детишки будут болтать за едой! Ты сама говорила - прислушиваться и присматриваться. А теперь боишься показаться толпе малолеток, да?
  - Вовсе нет, - отказалась Шанелька, но тут же кивнула, - боюсь, вообще-то. И просто не хочу, ты же меня знаешь.
  - А ты представь себе, что они сидят у тебя в библиотеке. Как та Дашка, про которую ты рассказала. Ей тоже было, сколько там? Лет восемь?
  - Шесть и семь, когда ходила постоянно. Потом только книжки брала. Крис, я тут пытаюсь влиться в коллектив, а ты мне советуешь разницу в возрасте еще больше сделать, эх. Может, еще скажешь, спеть-сплясать перед детишками?
  - Метафорически. В переносном смысле.
  Мимо окна пронеслись галдящие тени, замерло на миг блестящее мокрое лицо под такими же мокрыми вихрами.
  - Уже и парни с моря возвращаются, - испугалась Шанелька, - совсем обед.
  - Прекрасно, - Крис воинственно одернула майку и встала у двери, распахивая ее настежь, - давай, хикикомори библиотечная. Пошли в народ.
  
  Шум на длинной веранде на пару мгновений умолк, когда дамы поднялись по ступенькам и, отыскав в углу свободные места, направились к ним, улыбаясь заинтересованным взглядам. Шанелька от волнения не видела ничего вокруг, только через каждые два шага кивала с улыбкой, надеясь, что не выглядит полной идиоткой. Уже садясь, мысленно прикрикнула на себя - они точно так же просто работать приехали, успокойся же.
  - Я специально держал. Для вас, - сказал над самым ее ухом хрипловатый басок, и Шанелька вздрогнула, роняя с трудом взятую в непослушные пальцы ложку.
  Рядом с ней сидел долговязый Миша Баратынский, топырил в сторону острый локоть, чтоб его сосед справа не придвигался ближе. Шанелька кивнула, уставившись в пустую глубокую тарелку и снова стискивая в руке ложку. Все нормально было. Бы. Если бы в первое мгновение и Миша, и его круглолицый сосед, да и вообще все гомонящие и смеющиеся соседи по застолью не показались Шанельке детишками-пятилетками. Вот же Криси... Теперь за собой надо следить, а то машинально полезу вытереть Мише нос салфеткой, в панике подумала Шанелька. Классическая профдеформация, помноженная на мощную стеснительность интроверта. Вот интересно, а дети знают, что бывают взрослые, которые стесняются и детей тоже? И как Крис умудряется работать в солидном офисе, общаться с незнакомыми людьми, да еще не какими-то студентами, а бизнесменами, которые миллионами ворочают.
  - Да, - сказала она в ответ на неуслышанное Мишино предложение, и тот вдруг встал, потянулся через половину стола, почти ложась на ее плечо внезапно голым животом с задравшейся майкой.
  Шанелька в ошеломлении прилегла на плечо Крис в надежде оказаться подальше от загорелой кожи и завернутого подола. Та сдавленно хихикнула.
  Миша уселся снова, а тарелка перед Шанелькой оказалась под самый край полной зеленоватой жижи с плавающими в ней сухариками.
  - Лера суперский суп варит гороховый. А вам налить?
  Очки блеснули в сторону Крис.
  - Меня Михаил зовут. Баратынский...
  - Очень приятно. Кристина Андреевна. Неверова. Буду вместе с Нелли Владимировной... А чего смешного-то?
  Миша затряс головой, отрицая обвинение. В гаме его было плохо слышно, и он привстал, наклонился, снова вторгаясь в Шанелькино личное пространство, на этот раз перед ее глазами оказались плечо и шея, не слишком чистая, в тонких линиях, забитых черной пылью.
  - Очень длинно. С отчеством если. Нет, если надо, то конечно, да. Как начальство. А у нас все по имени друг друга.
  Он снова сел. Шанелька сидела на угловом месте, и Миша тоже - на короткой стороне стола, потому они смотрели друг другу в лицо, и ей было видно, да, насмешки на его худом лице с крупными чертами нет. На мгновение Шанелька снова увидела в его чертах детскую мягкость пятилетнего пацанчика, и очки, наверное, такие же были, только маленькие совсем, но тряхнула головой и видение исчезло. Остался только парень, и сейчас она видела - далеко не подросток, каким показался ночью. Лет двадцать ему точно есть.
  Крис тем временем отказалась от супа и принялась за картофельное пюре (Шанелька вспомнила, как виртуозно Лера чистила картошку) с огненно-томатной мясной подливкой. Сунула в рот вилку, округлила глаза, потом закатила их, и, прожевав, поскорее набрала снова.
  Шанелька сосредоточилась на супе, который, и правда, был совершенно божественного вкуса. Вот только Миша налил такую великанскую порцию, что вряд ли в нее влезет и картошка с мясом, а судя по выражению лица Крис, она тоже восхитительна.
  - Тут новеньких много, - просвещал ее Миша, когда удавалось вклиниться в радостный гомон и взрывы смеха, - а с прошлого года трое всего. И я вот. И то, мы не тут копали, тут первый год экспедиция. Мы ездили на Нимфей, знаете? Ристархыч тоже там был.
  - Да, - Шанелька сунула в рот очередную ложку супа.
  - А сюда хотел понабирать школьников. Ну, это я потом. Вам. Тут немного народу на самом деле. Двадцать всего человек, с вами вместе. И с научниками. На керамичке вон те девочки.
  Шанелька проглотила суп и украдкой посмотрела на дальний конец стола. Ну, конечно. Одна - совершенно красотка барби, загорелая, с пышными волосами, убранными сейчас в тугой пучок на темени, в белой рубашке, завязанной узлом под маленькой грудью. Была бы барби, поправила себя Шанелька, если бы не полное равнодушие на личике с невыразительными чертами. Рядом, обращая к барби преданное личико-подсолнух, сидела полненькая дурнушка с маленькими глазами и большим, как у сказочной лягушки, ртом. Восторженное внимание, с которым она следила за красивой подругой, не помешало ей поймать взгляд Шанельки, и она толкнула соседку локтем. Та прищурилась и вдруг позвала через весь стол, тем самым, услышанным ночью через тонкое полотнище палатки, томным голосом:
  - Мишель? За виноградом пойдем сегодня?
  Миша постучал пальцем по уху, отрицательно качнул головой, мол, не слышу. И отвернулся, принимая от соседа тарелку, полную картошки.
  Крис, отставив пустую тарелку, взялась за кружку, ее сосед слева приподнялся, забирая и черпая половником из алюминиевой кастрюли.
  - О боги, - сказала Крис с восхищением, - компот, риал компот из сухофруктов.
  - Как в детском саду? - засмеялся Миша.
  Шанелька, доев суп, уже хотела взяться за свою кружку, но замерла, ловя то ли мысль, то ли воспоминание.
  - Я была домашним ребенком, - покачала головой Крис, - даже в лагеря школьные не ездила. Так что для меня это все двойная экзотика, Мишель.
  Пока Шанелька раздумывала, тарелка перед ней волшебным образом оказалась полна второго, и она мысленно застонала, но вежливо улыбнулась сияющему Мише, как будто тарелка с горой пюре и тонной тушеного мяса - главное ее желание.
  Когда она добралась до компота, стараясь не поворачиваться резко - мешал набитый живот, ей было уже не до прислушиваний и присматриваний. Она даже мгновенно забыла, что именно Миша поведал про научных сотрудников, тем более, ни топорная дама, ни тощенький, похожий на кузнечика историк, действительно, совсем не годились на роль замаскированного лже-профессора и довольно быстро покинули общий стол, забрав свои тарелки и унеся их куда-то в глубину большого дома, откуда теперь слышался звон вилок и изредка смех.
  - Пойдете сегодня за виноградом? - Миша вывинтил пустую кружку из Шанелькиной руки и попытался передать ее дальнему соседу, который уже взялся за пустеющую кастрюлю.
  - Нет! То есть, я про компот. Спасибо, Миша. Я уже не могу.
  Кружка приземлилась на место. Миша тоже. Сидел и ждал с вопросом на загорелом лице. У него были, как уже отметила Шанелька, довольно крупные, даже грубоватые черты лица, темные глаза прятались в глубоких глазницах. Большой нос хорошей лепки и обтянутые кожей скулы. Подбородок с продольной чертой-ямкой. И темные точки щетины на нем и на сильной шее. Наверное, подумала Шанелька, в античном шлеме с алыми перьями он бы смотрелся отменно. Типа, это Спарта дружок. А в жизни - вырастет и будет похож на тыгыдымского коня, такой же мосластый, громкий и неуклюжий, как пронесшийся по коридору Ристархыч. Странно, что при первом знакомстве он показался ей подростком.
  - Это она так соглашается, - Крис под столом пихнула Шанелькину щиколотку, - пойдем, если не придется удирать от сторожа.
  - Да, - сказала Шанелька, выплывая из раздумий, - точно.
  - Это заброшенный виноградник, нет сторожа. Мы вчера были, там классно. Я бы оставил, если б знал. А купаться идете сейчас?
  Крис встала, одергивая маечку на талии. Поредевшие пирующие примолкли, зачарованно глядя.
  - Нет, Миша. Мы сейчас еще поработаем в штабе, потом отдохнем. А вечером уже увидимся.
  Миша разочарованно улыбнулся и тоже встал, возвышаясь над Шанелькой. Она быстренько поднялась, чтобы не созерцать перед носом небрежно завязанный на животе белый шнурок. Сами шорты были в белесых разводах, видимо, купаться ходил прямо в них.
  - Кто дежурит? - раздался резкий голос Леры, - куда дернули все? Двое на посуду и со стола убраться.
  Двое мужчин, вздыхая, отозвались и, налив себе еще компота, уселись вольготнее, хлебая и переговариваясь. Прочие, подхватывая свои тарелки, уносили их в кухню, сталкиваясь в дверях и смеясь.
  Миша собрал всю посуду с угла стола в шаткую пирамиду и Шанелька закрыла глаза, уверенная - сейчас все полетит с грохотом. Но он сунул пирамиду недовольному соседу и, прижимая большую руку к груди, откланялся:
  - Мы на море. А вам же работать еще. До вечера, да?
  
   ***
  
  К шести часам вечера дамы успели не только разобрать по датам большую часть бумажного завала на столе, но и завести настольный компьютер, крепко не новый, чтобы оформить грамотную таблицу, куда будет рассортированная документация вноситься. И главное, Шанелька успела открыть фейсбук, чтобы показать на большом экране фотоальбомы Звенигородцева и ленту с его свежими постами. Альбомов было не так много, а лента обрывалась с началом летнего сезона, что вполне логично, если ученый отбывает в поля до самого октября.
  Сначала Крис, хмыкая, рассмотрела десяток фотографий. Кивнула, когда палец Шанельки, указывая несомненные приметы, коснулся экрана в нескольких местах.
  - Справа, видишь, две скалы? Почти одинаковые. Я на одной вчера торчала, луной любовалась, вот тут. А слева, смотри, кусочек дальнего берега, это закраина бухты. На ней строения. Вернее, руины перестроечных времен. Лодочные гаражи строили и бросили, так и стоят бетонные коробки. Как выйдем, я тебе покажу. Даже окна сосчитать можно. А стоит наш профессор буквально посередине нынешнего главного раскопа, только еще верхний слой не снят, только разведочные шурфы, ну ямы за ним, видишь?
  - Н-да. Судя по комплекции, это никак не давешний Сергеич даже.
  - Семеныч, - поправила Шанелька, кивая.
  - И даже если научная дама прилепит бороду на свою далеко не лебединую шею, то профессора из нее все равно не получится. На мужиков я тоже слегка посмотрела, за столом. Пока ты вела светские беседы с юным мальчиком. Никто из них даже и близко. Кстати, ты меня пугала сотней юных жеребят, а за столом торчали сильно побитые годами дяденьки, м?
  - Я так стеснялась, - призналась Шанелька, - вообще не видела лиц, только пятна всякие. Ну и Миша над тарелкой. О боги, Крис, ну какой из меня писатель, а?
  - Нормальный писатель с подсознанием и воображением, - утешила ее подруга, - всегда помни классику, плыви мой челн по воле волн и тогдалие. Когда тебе надо будет, все у тебе поплывет, не волнуйся. И вообще, возвращаемся к нашим барашкам. Получается, сейчас мы можем быть уверены, что наш гений еще не явился. А сам-то Ристархыч никого больше не ждет? Может, какие коллеги собираются почтить? Может, экскурсия высокопоставленная? А может, твой проф вообще передумал, а? И кстати, а кто Ристархыча возит? У него обязан быть личный шофер, наверное?
  - Возит он себя сам, - вздохнула Шанелька, - не такая уж грандиозная тут экспедиция. Насчет гостей, откуда мне знать, лаборантка я. Это у самого босса придется выяснить. А про "передумал"...
  Шанелька положила руку на мышку и придвинулась ближе к стулу подруги. Курсор рывками проехался по экрану, нашел нужную ссылку.
  - Опаньки, - прокомментировала Крис открытую фотографию с подписью.
  На снимке профессора не было. Зато был развороченный раскоп с линиями вскрытых стеночек, с левого боку за невидимым сетчатым забором раскинулись палатки - еще немного, но в самом углу сада клонил толстый ствол такой знакомый уже абрикос с темной раскидистой кроной. А справа, протягивая оранжевые лучи, садилось не попавшее в кадр солнце, зажигая вечерним светом рябенькую воду бухты.
  - И как во все времена великое Светило, смеживая глаза, вот балбес, смежая, а не смеживая, кануло за Горизонт Современности, унося нас в Блистательное Прошлое, кто-нибудь, заберите у этого психа заглавные буквы, которое вздымается Могучей Волной, ы-ы-ы, и бла-бла-бла, можно я зажмурюсь, ладно, спасибо...
  - Ты лучше на дату посмотри, в ней больше информации, - подсказала Шанелька.
  - Хм. На той неделе, значит? А в его ленте почему этой фотки нет?
  - А он ее сразу в группу вывесил. Причем, не в археологическую, у него, кстати, их там раз-два обчелся, а в литературную, где у него толпы...
  - И сонмы...
  - Чур тебя. Заразилась? Сонмы поклонников, вернее, поклонниц. Отчитался как бы, что он прибыл и на месте.
  Одновременно обе подняли головы и оглянулись на закрытое окно. Потом - на приоткрытую дверь. Потом посмотрели друг на друга.
  - Думаешь, он и сейчас здесь? - прошептала Крис.
  Шанелька качнулась к ее уху, отвечая таким же конспиративным сдавленным шепотом:
  - Не знаю...
  Через секунду обе хохотали, вытирая глаза и тряся головами.
  Но все-таки, когда прибрались на столе, отключили компьютер (очистив историю браузера за последние пару часов) и отправились выкупаться на тот самый, показанный Мишей крошечный пляжик, обе оглядывались, выискивая тайные углы, откуда мог блеснуть экран смартфона и чувствовали себя несколько неуютно.
  - Там комментарии, - сказала Шанелька, спрыгивая с камней на безлюдный вытоптанный пятачок, - я знаю, ты не читаешь, а мне пришлось.
  - Ты умеешь. Как-то по диагонали всю эту лажу с сердечками и гифками. И не пропустить. А меня сразу бесит. Как того учителя гимназии.
  - В-общем, у него одна пассия восторженная, филологиня, чего по стилю и не поймешь, там сплошные эмодзи и восклицательные знаки, но она ему практически открыто в любви признается. В каждом предложении. Вопиет, так сказать. А он в ответ ее с руки кормит сахаром. Ну, знаешь, этот публичный интим а-ля Костик Черепухин, ах, Вероника, дорогая, наши мысли удивительно схожи бла-бла-бла мур-мур-мур, чур меня чур...
  - Чур и меня, - согласилась Крис, расстилая коврик на краю маленького обрывчика и стягивая шорты.
  - Ну, вот, ей он там пишет, что пришла пора окунуться в работу, и он, мол, совсем по-новому подойдет к подготовке написания Книги - это она там его опусы только с огромной буквы - так что, пишет профессор, как Дух невидим и неслышим, буду парить я между древностью и будущим.
  - С больших буков, - уточнила Крис.
  Шанелька кивнула.
  - А то. Поняла намеки? Невидим и неслышим.
  - Козел, - Крис со вздохом легла, свешивая ноги с обрывчика, и накрыла глаза рукой с коротким, но весьма стильным маникюром - серебристые ноготки, еле заметно отличающиеся по оттенку.
  - То так, да. А может, он испугался, что ему научники морду набьют, а?
  - С его комплекцией набить морду может ему разве что ваш Ристархыч. Судя по твоему описанию. Ну, может, еще и твой новенький Миша, как его - Сумароков?
  - Баратынский, - поправила Шанелька, укладываясь рядом и с возмущением приподнимаясь на локте, - и чего это мой? Ерунда насчет набить, он же худой. Тощий, я бы сказала. Совсем еще дите.
  - Э-э-э, - теперь уже приподнялась Крис, засматривая темными глазами в серые, - ты о ком щас? Этот вот верзила, похожий на младого Льва Толстого, когда тот бухал и за бабами гонялся весь в эполетах и портупеях... Тощее дите? Через какие очки ты смотришь на мир, Нелька Владимирна?
  - Проехали, - Шанелька бухнулась лопатками, поерзала, укладывая затылок на смятую одежду, - нам сегодня с ним воровать виноград, вот и разгляжу по-настоящему.
  - И давай пока выбросим из головы этого профессора с его заглавными, - попросила Крис, - что-то я объелась на неделю вперед. Нелечкин, как же замечательно, что ты не журналист. - ка. Прикинь, постоянно в таком возиться - скандалы, интриги, расследования...
  - Выбросила, - послушно сказала Шанелька, - а, между прочим, море светится, август же.
  Она хотела продолжить, что узнала об этом вчерашней ночью, потому что Миша показал ей этот самый пляжик и ночную воду с искрами, но вдруг испугалась - как-то слишком много Миши для одного дня ее жизни, и просто замолчала, чувствуя, как солнце укладывает на кожу свои все еще жаркие ладони, а легкий ветерок сдувает тепло, которое тут же возвращается снова.
  
  Глава пятая
  
  Перед тем как у палатки завозился Миша, вполголоса приговаривая - тук-тук, хозяева, спите? - Шанельке приснился коренастый Звенигородцев в хитоне, облепившем могучие ноги с босыми ступнями. Профессор парил над раскопом, подлетал к пятачку керамички, снижался, наводя на повязанных косынками барышень смартфон, стиснутый толстой ручищей. И сатанически хохотал, разнося в солнечной синеве оперные рулады, сопровождаемые гомоном и треньканьем гитары.
  Потому проснулась она быстро, уселась, моргая и подталкивая в бок спящую Крис.
  - Уже? Мы сейчас. Скоро.
  - Я тут посижу, - негромкий голос несколько удалился, - у дерева.
  
  - Ого, - сказала еще сонная Крис, покачиваясь рядом с палаткой и вглядываясь в черноту, в которой плавало озаренное светом экранчика голубоватое мишино лицо, - да у тебя тут удобствия. Уже.
  - Это у вас, - поправил ее Миша, вставая с табурета. Положил на еле видимый столик гаснущий телефон, - вы пока спали, Семеныч притаранил мебель. И зеркало вот.
  К ветке абрикоса было прикручено автомобильное зеркальце. Шанелька заулыбалась, сражаясь с копной волос, которые никак не желали закалываться пластмассовым крабом. А Крис, памятуя о запланированных хождениях в народ, покачала головой.
  - Спасибо, конечно. Но не надо было.
  - Как не надо, - удивилась Шанелька, - по-моему, здорово.
  Крис промолчала. На столике уже исходили ароматным паром две кружки с горячим кофе, и она уселась обок на табурет, а Миша, вскочив, с готовностью посветил Шанельке, которая, смотрясь в зеркальце, все же справилась с волосами.
  В молчании, слушая смех и песни, которые доносились от костра в центре лагеря, а еще - смех и музыку с пляжа, они быстро выпили кофе и встали, готовые отправиться в приключение.
  - Телефон, - спохватилась Крис, - в палатке. Твой принести, Нель?
  - У меня фонарик, - отказалась та, - и фотокамера вот, в кофре.
  - А-а... - Крис внимательно глянула в спокойное лицо подруги, нахмурилась, и не стала заканчивать вопрос.
  Уже когда вышли за территорию и ступили на мягкую пыль проселочной дороги, уводящей вдоль берега в сторону яркой луны на левой стороне бухты, Шанелька, замедлив шаги, чтоб Миша ушел вперед, сказала:
  - Мы поругались. Давай потом, ладно?
  И дальше они уже не отвлекались на постороннее, окунувшись в здесь и сейчас.
  
  ***
  
  Малая россыпь огней осталась позади, а за огромным черным пространством слева еле заметно поднималось зарево - светил сам себе ночной город, до которого полчаса автомобильной езды. Ярко белела в луне грунтовка, окаймленная слева сплошной чернотой, а справа - узкой полосой степного обрыва, с резко видимым на серебре воды краем - кусты полыни, щетка высокой травы, иногда куст дерезы, похожий на спутанную проволоку в человеческий рост. Безветренная тишина содержала в себе ририканье сверчков, и ничего больше. Нет, подумала Шанелька, мерно ставя ноги в тень Мишиной головы (он ушел немного вперед, видимо, полагая, что им нужно наговориться, а может, сам был не слишком разговорчив), слышны еще наши шаги. И дыхание. Даже плеска воды не было слышно, хотя лунное серебро дробилось на мелкие почти сплошные искры, словно кто-то расстелил под черным обрывом сверкающую блестками ткань.
  Крис шла совсем рядом, иногда, зевая, покачивалась, и тогда ее плечо касалось плеча Шанельки. И так было правильно, тихо и тоже сонно радовалась Шанелька, потому что с ней можно молчать, а можно говорить, причем, начиная мысль с середины, не волнуясь, что примется с раздражением уточнять и переспрашивать. Нет, они, конечно, спорили иногда, но удивительное дело - даже оставаясь при своем мнении, четко видели опасные зоны, и тормозили, или плавно обходили их, и дальше снова существовали мирно, позволяя друг другу быть - разными. Может быть дело в том, что мы видимся не так часто, и вот интересно, живи мы вместе, чтоб утром - кофе в кухне, и вечером после работы или еще каких дел - уютная комната, диван, какие-то разговоры. Если захочется. Было бы так же? Или тоже придется привыкать и вместе с привычкой придет это вот все...
  Последнее подразумевало устоявшийся быт нынешней семейной жизни Шанельки, и она, ощутив, как на лице появляется гримаска, прогнала мысли, заодно разглаживая морщинки на лбу. Потом тихо засмеялась, представляя себе Крис в тапках и халате, и как та, откушав кофе, уходит в комнату, а Шанелька вдогонку кричит "а чашку помыть"? Она что, обдумывает семейную жизнь двух подружек? О, как возвеселятся родные, знакомые, а в особенности - соседи. Бедная мама. И бедные бывшие мужья...
  - С ними можно ходить на свидания, - вслух поделилась Шанелька с окружающим миром. И захихикала, прикусывая губу, чтоб не заржать в полную силу.
  - Что там? - Крис придержала ее за локоть.
  Миша оглянулся и замедлил широкие шаги, дожидаясь, когда они поравняются. Дальше шли втроем, молчали, и Шанелька спиной ощущала, как следуют за ними длинные тени, смещаясь немного влево - луна торчала над морем правее и впереди.
  - Скоро уже, - Миша протянул в сторону черного пространства длинную руку, - тут тропинка будет, тогда уже фонарик надо, там камни и трава всякая.
  - Не пропустим? - Крис оглядывала степь, которая уже, оказывается, не была совсем черной. Луна, поднимаясь, лила бледный свет на пологие холмы и впадины, серебрила траву, на которой местами лежали черные тени.
  Это валуны, думала Шанелька, серебряные на серебряной траве, от них видны только тени. И под нами тоже каменная земля, немного присыпанная глиной. Поэтому дорога белая, как простыня. И звонкая. А там, где трава, камни вылезают из земли, как будто продолжают расти.
  - Там дерево, - лаконично ответил Миша, продолжая шагать.
  Шанелька глянула на освещенное луной лицо - с симпатией. Какой, однако, правильный Миша - идет, ведет, не болтает, нарушая лунную сказку. Но как же прекрасно вокруг. Хотя страшновато, и ноги постепенно устают, а ведь еще топать по извилистой тропинке. Непонятно куда, наверное, далеко, потому что никаких виноградников в бледной степи не видать.
  - Вот, - длинная рука вытянулась вперед.
  На левой обочине, как будто специально, чтобы отметить нужное место, кривилось старое дерево лоха с живописно изогнутым черным стволом и ослепительно роскошной кроной. Серебристые, длинные, как мелкие рыбки листочки впитали в себя лунный свет, и дерево казалось облитым драгоценным металлом, оттененным резкой чернотой ствола и веток. Белел рядом с деревом огромный валун. Совершенно сказочная сложилась картинка и Шанелька застыла, боясь, что следующий шаг ее разрушит, меняя положение предметов. Неужели никто не прибежал сюда с мольбертом, или вот с фотокамерой и штативом? Никто не запечатлел, чтоб показать? Поделиться.
  - Удивительная красота, - согласился с ее восхищением негромкий голос Крис.
  Миша ждал, переминаясь растоптанными сандалиями. Не торопил.
  Наглядевшись, Шанелька вздохнула. Шагнула к дереву, с тихим удовольствием понимая - ничего никуда не делось. Миша пошел рядом.
  И уже на уровне валуна она ахнула снова. За краем дороги, за камнем и деревом тропинка уходила вниз, теряясь в густых зарослях черных кустов. И там, не видимая до этого, лежала неглубокая долина, теперь полностью открытая взгляду.
  Мы шли вдоль нее, удивлялась Шанелька, и - не видели. Глаза думали, если за кустишками расстилается степь, то начинается она сразу у обочины. А она показывала им плавные подъемы холмов, которые - за долинкой.
  Внизу, на самом дне, брошенной решеткой чернел квадрат ровных рядов. Вроде бы небольшой, но, присмотревшись, Шанелька поняла: крошечные светлые черточки в темных линиях - это бетонные столбики, которые с нее ростом.
  - Минут двадцать, наверное, - размышлял Миша, спускаясь на тропу и светя фонариком в густое переплетение веток, - днем быстрее, конечно, но тут круто и бывает, пролезать надо, под боярышником. С ногами осторожно. Корни тут.
  В голосе слышались извинительные нотки.
  - Тут очень здорово, - слегка дрожащим голосом утешила проводника Шанелька и дернулась, ощупывая рукой макушку, по которой проехалась корявая ветка.
  Крис фыркнула, помогая ей отцепить от ветки прядь волос. Ну как всегда - беззаветная владычица детской библиотеки - кидается подбадривать детишек, хотя у самой голос перепуганный... А этот Миша, по мнению Крис, вовсе в поддержке не нуждается, вполне себе самодостаточный Миша, как многие миллениалы.
  
  Десяток медленных осторожных шагов перенес троицу в другой мир. Вниз, через выступающие корни и торчащие на тропе макушки подземных камней, в туннель со стенками, сплетенными из кривых стволиков и беспорядочных веток степного боярышника. Там, наверху, удивилась Шанелька, касаясь рукой с фонариком веток, а другой пытаясь уберечь волосы, - дорога. За ней - обрыв и море. Но казалось, исчезло все, кроме густого мрака, который луч фонаря прорезал, путаясь в мешанине теней и веток. Тут, под густыми кронами, ветки были почти без листвы - корявые и внезапные, с бородами совершенно сказочного лишайника, какой рисуют в детских книжках, если речь заходит о дремучем лесе, в котором обязательна избушка бабы Яги, или пряничный домик Гензель и Гретель на глухой полянке. Вот только серому волку с царевичем на спине тут явно не развернуться, с нервным смешком думала Шанелька, в очередной раз останавливаясь, чтобы выпутать волосы из торчащих над головой веток, идти приходится, согнувшись в три погибели. Интересно, почему "в погибели"? В три - это понятно, магическое число. Хорошо, что их тут сейчас магически трое - она посветила вперед, где исчезала за поворотом Мишина задница и согнутые локти, отвела фонарик и тут же вздрогнула: в гуще сверкнули крошечные зеленые точки - чьи-то глаза. Оттуда пискнуло, захлопали крылья, умолкли, оставляя после себя тишине мелкий шорох сухих листочков.
  Крис мягко толкнула окаменевшую Шанельку в бок.
  - Ппти-ца, - сказала та, повернув к ней лицо, - блин, я испугалась.
  И двинулась дальше, теперь очень резко ощущая, что этот тайный, такой снаружи невеликий мирок, оказывается, полон собственной жизни. Внизу (тут Шанелька замедлила шаги, опасаясь ставить поднятую ногу) может быть, проползают змеи. В гуще ветвей раскидывают паутины крестовики. И через плотный слой слежавшихся за десятилетия листьев упорно прорастают свои, отдельные от степи, тайные лесные травы. Она это знала, с самого Тимкиного детства они с ним облазили все дикие места азовского побережья, до которых смогли добраться. И в собственном детстве Шанелька не раз бывала в таких местах. Видела кружевные сеточки аспарагуса, такие изящно волшебные в чаще корявых, словно уже наломанных для костра ветвей. Толстые стрелки аронника, буравя подстилку, по весне распускали блестящие, будто покрытые лаком листья, а к осени светили пронзительно красными початками ягод - тоже так и просились в какую-то сказку. И толстых ящериц-желтопузиков видела она в таких местах, потому и вспомнила о змеях, нервно поводя плечами, которых касались свешенные надо тропой ветки. Да, днем все тут имело свои названия, было классифицировано, изучено, внесено в книги, и приходилось слегка отрешаться от этих общих, доступных всем знаний, чтобы увидеть странную, немного пугающую своей нездешностью, сказочность некоторых обитателей степного буша. Не то что сейчас, ночью, когда даже полная луна не может проникнуть через густое переплетение веток, укрытое сверху августовской, звенящей от любого движения листвой. Вон она, висит белым пятнышком, расчерченным черными углами и кривулями. Бедная луна. Запуталась в сетях ночного кустарника.
  Тут в реальном мире случился еще один поворот, и Шанелька с размаху влетела животом в Мишину задницу, а лицом - в пропотевшую на спине футболку. Устыдиться не успела - в нее точно так же врезалась Крис и пару мгновений они шевелились, распутывая руки, ноги и посмеиваясь друг над другом.
  - Тут яма, - объяснил Миша слегка виноватым голосом, в котором, однако слышалось и удовольствие тоже, - а то б свалились.
  Мог бы и предупредить, хотела попенять Шанелька, обходя впадину по каменистой закраине спрятанного в чаще плоского камня, но тут Миша отпустил ее пальцы, сдвигаясь и протягивая руку Крис, и за ним обнаружилось распахнутое в лунный свет пространство. Туннель, сказочный, но невероятно утомительный, кончился.
  Шанелька перетопталась на дрожащих ногах, уставших от ходьбы в полусогнутии, да все вниз и вниз, и встала крепче, осматривая еще один ночной мир. Рядом фыркнула Крис, встряхивая головой и обирая с плеч и волос мелкий лесной мусор.
  Казалось, они стояли в мелкой, но с уверенно симметричными, поднятыми краями чаше. Не на самом ее дне, прикинула Шанелька, разглядывая виноградник, лежащий пока что ниже того места, на котором они стояли. Скорее - там, где лесная ручка-тропа переходит в саму чашу. И отсюда видно все, теперь уже совсем близкое: донце, прикрытое рядами небольшого виноградника с неказистым домиком, прилепившимся к симметрии рядов сбоку, и закраины, которые поднимались плавно, еле заметно серебрясь в луне травяной жесткой чеканкой, и та, что напротив - очерчена тем самым дальним городским заревом. Такие вот чаши, думала Шанелька, оглядываясь и запоминая, сделанные по форме морских раковин. Или - вогнутый веер. Или - ладонь, сложенная горстью. Нет, как раз - чашечкой. И они сейчас спустятся в самый ее центр.
  - Его потрусили уже, конечно, - рассказал Миша, убедившись, что его подопечные вылезли на свет лунный невредимыми и готовы идти дальше, - я потому и хотел, чтоб сегодня. Завтра народ собрался днем. Сюда. Ночью же какой дурак полезет, через кусты.
  - Угу, - подала голос Крис.
  Шанелька хихикнула.
  Миша, не останавливаясь, обернулся, сверкнув очками. Кажется, ничуть подначкой Крис не обиженный. И снова отвернулся, спускаясь по такой после кустарникового лабиринта удобной тропинке.
  Колени Шанельки были о тропе несколько другого мнения - она зашагала, как оказалось, снова приседая и нащупывая подошвами покатые неровности. Но Шанелька одернула себя - ты тут сама старшая, между прочим, и будет полным позором, если станешь охать и кряхтеть.
  Вместо нее охнула Крис, оскальзываясь на внезапной крутизне.
  - Уже пришли почти, - теперь в голосе Миши звучала только виноватая забота, но обратился он именно к Шанельке, что той не слишком понравилось.
  Тропа, наконец, достигла ровной поверхности, и они зашагали гуськом, с каждым шагом приближая к себе ряды виноградных лоз, что уцепились за покосившиеся столбики и остатки натянутой между ними проволоки. Потом вошли в сам виноградник.
  Грозди висели редко, показывая себя матовыми лунными точками на черных, все еще крупных ягодах. Миша коснулся одной, взял ее снизу, приподнимая. Сунув смартфон в карман шортов, сломил веточку и протянул подругам ночное подношение - груду матово блестящих ягод, свисающих между растопыренных пальцев.
  - Они чистые. Ну, в смысле, не прыскали никакой дрянью, сами созрели.
  Шанелька оторвала ягоду, отправив в рот, раскусила, с наслаждением глотая прохладный, с кислинкой и сладостью, щедрый сок, которым истекла упругая мякоть.
  Миша свалил гроздь в подставленные ладони Крис и, усмотрев под лозой поросший травой пригорочек, кинул на него легкую ветровку. Сам сел сбоку, прямо на траву, сгибая мосластые колени. Луна светила на них, а из тени сверкали очки в тонкой оправе, пряча глаза на затененном лице.
  Крис со вздохом удовольствия села, гася фонарик телефона. Шанелька устроилась рядом, повозившись, чтоб не сползать с крутизны пригорка. И дальше они сидели, почти молча, обрывая ягоды и закидывая их в рот, жевали, изредка перекидываясь ленивыми словами.
  В ответ на вопросы Миша рассказал о том, сколько лет и на каком курсе, и почему экспедиция, ничего собственно, оригинального, лето: и подзаработать и полевая экзотика; будущая профессия, что-там, с Шанелькиной точки невероятно скучное, связанное с менеджментом и экономикой, никакого отношения к античным городищам не имела. Запнулся в ответах только раз, словно обдумывая, что говорить, когда Шанелька поинтересовалась, откуда он родом, если так уверенно себя чувствует в здешних степных местах. И, ответив что-то по касательной, насчет, а вот в краснодарском крае, напротив, через пролив, примерно все так же, и тоже есть грязевые вулканы в степи, и виноградников куча, принялся рассказывать о том, как в прошлом году они копали Нимфей и ездили в Керчь на автобусе, который редко ходил и совсем раздолбанный, пока доедешь, все вытрясет из тебя.
  Шанелька, поедая ягоды, кивала, слушая не так чтоб внимательно. То, что совершалось вокруг, интересовало ее сейчас намного больше, хотя на первый взгляд ничего, кроме их ленивого сидения под резными листьями, не происходило. Но это ведь совершенно не так, знала она, и маялась неловкостью от того, что невежливо будет прервать беседу. ...Побыть одной, наблюдая, нет, скорее, ступая в ночь, как в морскую тихую воду и отмечая все изменения, которые в ней происходят. Все запахи, маленькие звуки - близкие и далекие. Свет луны и то, как ложится он на листья и травы, и как смешивается с дальним городским заревом.
  - Что? - переспросила о неуслышанном, с легкой тоской вспоминая, как в ночном Египте ушла из беседки, в которой остались Крис и Джахи - они понимали, оба, что ей нужно.
  - Я говорю, мы пройдемся, - Крис уже стояла над ней, луна светила в лицо, рисуя на нем темные очертания глаз, губ и легкую линию носа, - посмотрим, где больше растет. А ты посиди, ладно? С вещами тут.
  Шанелька кивнула с горячей благодарностью к подруге, которая - понимает. Проводив взглядом неспешные фигуры, которые почти сразу исчезли - Миша шагнул, уводя Крис в соседний ряд, а следом исчезли и тихие голоса, она поморщилась от мысли, внезапно мелькнувшей - мальчик, скорее всего, решит, что тетенька сильно устала, тетеньке надо посидеть-отдохнуть. Но мысль именно мелькнула и ушла. Осталась только ночь, полная темной жары и лунных бликов на тяжелых гроздях, с ягодами, припыленными сладкой виноградной пыльцой. Так странно, подумала Шанелька, обхватывая руками согнутые колени, ягоды матовые, а луна на них все равно блестит. Не блестит. Сияет.
  И дальше уже не думала ни о чем, никакими человеческими словами, перебираясь в другую реальность, в которой было то, что вокруг, и, конечно же, еще всякие вещи. Она еще не знала, какие, но, наученная несколькими годами беспрерывного письма, не торопилась узнавать, понимала - они могут оставаться в тени до того, единственно верного времени, когда расскажут о себе сами. А она просто сядет, положит руки на буквы, вверяя движение пальцев чему-то внутри себя.
  Отодвинув реальное время и мысли, Шанелька сидела, и, когда на краю зрения прошли, тихо смеясь, белые фигуры, держа за руки фигуры темные, успела заметить водопад черных волос по спине и плечам, - даже не повернулась, позволяя ночи совершаться так, будто тут нет ее - женщины со светлыми волосами, стянутыми на затылке пластмассовой заколкой, и белеющим в лунном свете серьезным лицом.
  И ночь совершалась, поворачивая над виноградником купол, полный звезд - больших и маленьких.
  
  ***
  
  Время пришло снова, вместе с шагами и тихим смехом Крис. Миша вполголоса что-то доказывал, потом смеялся сам.
  - С той стороны, - прервала его Крис, - там пара рядов, вообще изобилие какое-то. Жалко, мешка не взяли, а то до конца экспедиции жрали б только виноград. Ты как тут?
  - Хорошо. - Шанелька поднялась, прихватывая ветровку. Встряхнув, вернула Мише.
  Тот в ответ поднял длинную лапу с тяжелым пакетом, блеснули в довольной улыбке зубы.
  - А мы уже набрали! Пошли просто смотреть, да?
  Он уложил пакет под бетонный столбик и снова исчез в соседнем ряду, зашуршал по сухой траве длинными шагами.
  Шанелька прислушалась к ночи, оглядываясь, чтоб вернуться в реальность совсем. Вдруг испугалась мелькнувшей в голове картинки-воспоминания.
  - Криси... а мы тут точно одни? Вы никого не видели?
  Соседний ряд тянулся, весь открытый луне, и было так странно, как в зарослях высоченной кукурузы или в лесополосе, где деревья посажены такими же рядами - вроде все на виду, но кто знает, что там, за живым забором растений, где снова "на виду", но отсюда совсем не увидеть.
  - Не-а. Тут места всего-ничего, мы за пять минут обошли и даже в домик заглянули. Лучше бы не заглядывали, конечно, - Крис тихо рассмеялась, - а что? Услышала что-то?
  - Н-нет, - покачала головой Шанелька и повторила уже увереннее, - нет. Ничего.
  - И прекрасно. Ты меня не пугай. Мишка, правда, похвастался шокером, в кармане таскает, но сразу и оправдался, мол, там фонарик мощный. Волнуется, что примем за труса, - Крис шла рядом, шептала, посмеиваясь.
  - А еще. Ты заметила, он нас - то на "ты", то на "вы", а теперь вот с тобой вообще перешел на всякие безличные формы.
  - Ну и фигня, - рассердилась Шанелька, - тоже мне деликатный деликатес, я и не скрываю, что мне сороковник. С хвостом, между прочим.
  - С хвостиком, - утешила Крис, сводя перед собой пальцы - показать размеры хвостика, - с махоньким таким. И чего ты все перекручиваешь? Мне кажется, он совсем по-другому...
  Через пару рядов что-то треснуло, чертыхнулся Мишин голос, пятная заросли светом фонарика. Прервав обсуждение, подруги заторопились, приподнимая проволоку, оплетенную лохматыми, давно не стрижеными виноградными ветками.
  
  Своим фонариком Шанелька осветила Мишино лицо с прищуренными глазами и перекошенным ртом. Мальчик сидел, привалившись к бетонному столбику, держался руками за согнутую ногу в расстегнутой сандалии. Щурясь навстречу лучу, сказал:
  - Да нормально все. Спотыкнулся. Палец зашиб, - и зашипел сквозь зубы, разминая пострадавшие пальцы.
  - Ты мни-мни, - взволновалась Шанелька, присаживаясь рядом на корточки, - минут десять надо, тогда болеть перестанет. И не опухнет. Растирай.
  - Да нормально. Я ж сказал. Маленький, что ли.
  Сбоку протянулась в свет рука Крис со смартфоном.
  - Уронил. Держи.
  - Спасибо, - Миша немедленно бросил мять болящую ногу и потянулся за телефоном.
  Крис, отдавая, задела мерцающий экран, тот мигнул, меняя картинку.
  - Э, - сказала она, но смартфон уже перекочевал в большую ладонь, и был сунут в карман.
  - Отключил бы, - ласковым голосом посоветовала Крис над головой обеспокоенной Шанельки, - а то начнет звонить всем подряд.
  Но Миша снова склонился, прижимаясь грудью к выставленному колену, и в третий раз ответил Шанельке на ее беспокойные вопросы:
  - Нормально все. Уже встаю.
  Он немного прихрамывал и временами морщился, но тут же старательно улыбался, если свет падал на лицо. Шанелька деликатно фонарик уводила пониже, светя на локти и перекошенный подол старой тишотки. И убедившись, что с парнем все более-менее в порядке, и он не собирается отойти в корчах, упадая на заросшую травой землю, отвлеклась и теперь просто шла следом, светя фонарем то на взблескивающие бетонные столбы, то на резные листья. Пятно света выхватывало висящие кое-где черные гроздья, делая их скульптурными, резко очерченными. На удивление крупные ягоды загорались яркими бликами, которые гасли, когда свет уходил дальше.
  Если на них не светить, думала Шанелька, то можно увидеть блики не от фонариков, а от лунного света. Только не сразу. Надо постоять в темноте, все выключить, чтобы глаза привыкли.
  Миша, прихрамывая, прошел по одному ряду, выбрался в следующий там, где проволока порвалась, создавая проход. Шанелька, раздумывая, как бы снова деликатнее отправить его подальше, чтоб постоять, подстерегая лунный свет, перешла следом, за ней последовала Крис, луна выбелила на мгновение ее серьезное, несколько удивленное лицо - подруга явно о чем-то размышляла.
  Потом они одолели еще ряд, и еще. И наконец, Миша встал, дожидаясь, когда спутницы подойдут ближе. Повел в сумрачном теплом воздухе длинной рукой:
  - Вот.
  Шанелька огляделась с восхищением. И выключила фонарик, замерев.
  Это был небольшой пустырчик, образовавшийся там, где сразу в нескольких рядах столбики повалились - сами или кто-то забавлялся. И теперь лежали, полускрытые травой и лозами, белели, притворяясь античными колоннами. А вокруг, за черными кляксами растущего прямо на земле, лишенного опоры винограда, открывалось пространство, и во все стороны, как солнечные лучи на детском рисунке, расходились ряды с темными между ними проходами.
  Как это, думала Шанелька, мы же смотрели сверху, никаких лучей, просто параллельные рядочки. Квадратом. Наверное, когда вблизи, глаз учитывает разрывы в посадках каждого ряда, такая вот создается оптическая иллюзия, будто мы в центре. И все расходится именно из этой точки. От этой странной, немного пугающей полянки. Она, как сцена, на которой происходило что-то, и будет происходить, когда мы уйдем, со своими голосами, сандалями, мигающими телефонами и яркими фонариками. А пока оно ждет.
  Пока двое стояли рядом, не мешали, тоже оглядываясь и запоминая, она подумала еще - интересно, если уйти отсюда в заросли винограда, унесу ли я с собой этот центр, чтобы встать в любом месте и увидеть снова эти лучи. Сад расходящихся тропок... Который - во мне самой.
  На краю зрения проявлялось и никак не могло до конца проявиться нечто, слабо видимое, но - везде. Шанелька сосредоточилась, решая не зажигать фонарик, вдруг увидится без него. И увидела, то, что и хотела - лозы, черные от крупных резных листьев, увешаны были тяжелыми гроздьями, каждая - побольше пары подставленных ладоней, а некоторые совершенно великанские, как раз парочка таких займет Мишин пакет целиком, отметила Шанелька, вцепляясь глазами в другое - на каждой ягоде светилась (нет, мягко сияла) размытая световая точка. Блик от луны...
  Она уже хотела сказать про это, указывая пальцем, поделиться, пусть Крис и Миша тоже запомнят. Но рука, освещенная призрачным светом, повисла в темном воздухе. Какой луны, если луна вон она - напротив, за виноградником, и черные тени ползут прямо к Шанелькиным ногам. Значит, и ягоды освещены с той стороны. Невозможно увидеть эти лунные блики отсюда, думала Шанелька. Но я их вижу...
  Миша сделал шаг, кашлянул, пошел вперед, ступая между травяными кочками и поваленными столбиками. Тень от его нескладной фигуры протянулась через всю полянку. И бликов не стало. Осталась только теплая, почти жаркая ночь, внимательная луна почти в зените, цвирканье сверчков и резкий запах виноградного сока - одну гроздь Миша сорвал и, обрывая ягоды, закидывал в рот.
  - Похоже на Кардинал. Только сладкий совсем.
  Не ешь его, развеселяясь, думала Шанелька, пробираясь следом за Крис к щедрой лозе с черными гроздьями, кто знает, откуда эта сладость, и что это за ягоды.
  С ней было так сейчас, будто мир расслоился, показывая себя в большем объеме и глубине. Словно экран, на который одновременно проецируют два или несколько фильмов, и их кино, кино летней ночи, похода за вкусным виноградом по сельской дороге, обычных разговоров, телефонов в карманах, оно смешано с кадрами, наложенными и просвечивающими, и звуки, запахи оттуда - тоже есть.
  И не нужно кидаться скорее к буквам, уже знала Шанелька, увиденное не денется никуда, сложится в тихие кладовые памяти и дождется нужного времени. А сейчас можно спокойно принимать участие в том кино, которое и привело их сюда - насобирать винограда в удачно заброшенном старом винограднике. И наесться его от души.
  - Ох, - сказала, срывая ягоды прямо с ветки и придерживая гроздь другой рукой, - помню, как мы ходили воровать кукурузу. А там между рядами оказался посеян горох. Ну, мы сели на краю поля. И сожрали в четыре лица ведро, наверное, гороха.
  - Гм, - сказала Крис, выплевывая косточки.
  - Представь себе, ничего и не случилось, а ведь могло. Пацаны, конечно, изощрялись в остроумии на эту тему.
  - Гм, - снова сказала Крис.
  И Шанелька рассмеялась.
  - И, снова как ни странно, ничего противного и пошлого не болтали, хотя могли бы - обычные керченские пацаны-восьмиклассники. Обычная пригородная школа, куда продвинутые родители детишек не отдают. Миша, а ты добывал что-нибудь с полей? В детстве?
  - Я домашний мальчик был, - неохотно ответил Миша, прервав жевание, - даже пару классов дома учился, экзамены сдавал экстерном. Зато я доедал гамбургеры в кафешке на вокзале. Чужие.
  - Э-э-э, - Шанелька тоже бросила жевать и уставилась на собеседника с восхищенным недоумением.
  Крис подошла ближе, держа в руке виноградную гроздь.
  - Ну... ништяки. Я тогда в панки решил податься, - он машинально кинул в рот ягоду, закашлялся и проглотил, когда Крис постучала по широкой спине, - с-спасибо. В-общем, девчонка там одна. Была. Ну и. Короче, они мне сказали, что посвящение должно быть. Что риал панк должен уметь везде выжить, особенно в этом зажратом мире.
  - В Африке, - тихонько вставила Крис, - дети ж голодают.
  - Типа того, - согласился Миша, переминаясь с ноги на ногу и немного морщась, - ну, мы пришли, а там столиков куча и кругом тарелки. С ништяками. Я пошел, встал и дожрал чей-то бутер.
  - О боги, - слабым голосом прокомментировала Крис, - а сами барышни, что же? Стояли и ржали, небось?
  - Нет, нормально все. Мы потом в кино пошли, так Юлька и Верка ели с пола попкорн, там рассыпал кто-то.
  - Воодушевляли, так сказать, - подытожила Крис, - славные девочки. И как живот...
  - У меня и пирсинг был, куча в ушах дырок остались, заросли уже почти, - заторопился Миша, уводя допрос в сторону от давешнего состояния его живота, - но когда туннель собрался сделать, мама сказала, только через труп. Ее.
  - Добрая какая мама, - Крис отъела еще одну ягодку, - будь ты моим сыном, я бы - только через твой. А сколько маме лет?
  - Сорок, - сказал Миша.
  О боги, весело подумала Шанелька, продолжая поедать виноград, на три года меня моложе. Интересно, что бы сказала добрая мама, узнав, что ее мосластый сынуля хороводится не с барби-Лизаветой и прочими ровесницами, а прилепился к двум взрослым теткам. И, похоже, основательно, судя по его планам то показать и туда отправиться...
  - Ну, - утешила Мишу Крис, - пирсингами нас не удивишь, причем, всякими. Нет, я не про себя. И не про Нелли... Владимировну. Есть один прекрасный друг...
  - Ваш? - в голосе Миши прозвучала внезапная суровость.
  - В смысле?
  - Ну. В смысле, твой друг? Или Нелин? И я можно скажу? Я для себя так решил, еще давно. Взрослые - они просто взрослые. То есть - те кто выросли, уже не дети, но и не старики же, да? Поэтому мне вот наплевать, сколько какому взрослому лет. Так что, я хочу. Хотел бы... Чтоб мы по имени друг друга и на ты. А то выходит фигня и я устал уже, каждый раз думать, как надо. Чтоб не обиделись.
  Он обвел слушательниц суровым и одновременно немного испуганным взглядом:
  - Вы не обиделись?
  Обе покачали головами, улыбаясь. И Миша с облегчением улыбнулся в ответ.
  Со стороны полуразрушенной сторожки ухнул ночной сычик и внезапный порыв ветра привел в движение листья, зашуршал травой.
  - Пора, - сказал Миша, - еще ж поспать надо.
  Они вернулись за пакетом и отправились обратно, ко входу в лабиринт из переплетенных стволов и веток.
  Как он взвился из-за слов насчет друга, размышляла Шанелька, пробираясь по стиснутой ветками тропке, похоже, милого Мишу заинтересовала Крис. Ну и нормально, по его же собственному выражению, и насчет возраста и обращений он прав, нелегко управляться с тяжеловесными отчествами в обыденной жизни, когда вместе идем воровать виноград или надо, к примеру, отойти в кустики пописать. Конечно, вряд ли он станет тыкать начальнику экспедиции, тут сработает еще и статус, но к равным по положению - почему бы и нет. Ну и (тут она вернулась к началу размышлений), если он собирается поухаживать за Криси, то лучше уж сразу обращаться по-приятельски, чем в середине срока внезапно начать тыкать. Вряд ли ему что-то обломится от загадочной гостьи из дальней столицы, но - смелость у парня есть. Пусть развлекается, все же лето. Да и Шанельке с Крис будет тема для вечерних насмешливых разговоров. Добрых, разумеется, мальчик видно - хороший, но все равно все это весело. И мило.
  
  ***
  
  В лагере спали все, хотя, к удивлению Шанельки, времени на часах не так уж и много, но слишком рано все просыпаются, так что - логично. Усталая, она порадовалась тишине, когда попрощались с Мишей и, оставив на столике под абрикосом виноград, отправились в туалет и душ, но и расстроилась, снова переживая за Крис с ее трепетным отношением ко всяким удобствам.
  На веранде у длинного стола краснел огонек сигареты. Проходя, Шанелька попробовала разглядеть, кто же там курит. Спохватилась, что с Ристархычем разминулись, и теперь непонятно, бежать ли утром на керамичку, или снова идти в штабной флигелек - заканчивать канцелярскую работу. Второе соблазняло - можно поспать, и потом не придется вливаться в толпу, делая приветливое лицо и пытаясь запомнить новые имена. Но с другой стороны, она тут как раз за тем, чтоб вливаться!
  - Вечер добрый, - сказал неопознанный силуэт женским хрипловатым голосом. Поднимаясь, фигура опустила к столу огонек, тот мелькнул и погас, придавленный в пепельнице.
  Держась за перила, к ним спустилась повариха Лера, кивнула на ответное приветствие.
  - Ристархыч передавал благодарности. Просил, чтоб завтра снова, часам к десяти. И ежли успеете, то перед обедом на керамичку. Он тоже приедет, привезет там кого-то. Комиссия, что ли.
  Крис толкнула Шанельку локтем. Та закивала, чувствуя, как по спине пополз щекочущий холодок. А вдруг? Вот прям на второй день явится искомый Звенигородцев. Конечно, нужно успеть на керамичку. И вдруг он прикинется кем-то другим, а они сравнят с фотками, и, хоба - опознают паршивца.
  - Мишка таскал?
  - Что? - не поняла Шанелька, выдернутая из детективных раздумий.
  - Я говорю, Миша вас куда свел?
  Крис кивнула, удобнее устраивая на плече полотенце.
  - На виноградник.
  - Угу. Он у нас такой. Любитель, - и, не объяснив, Лера вернулась на веранду, на ощупь подхватила со стола пепельницу, - спокойной ночи.
  
  - Любитель чего? - возмущалась Шанелька вполголоса, стоя в раздевалке душевой и сражаясь с мокрыми волосами, - какая-то она, интриганка просто. Лера эта. Все с подковырочкой.
  - Тише. Окно открыто, - Крис кивнула в сторону черного прямоугольника фрамуги.
  - Еще б сказала - любитель кого, - понизив голос до шепота, не унималась Шанелька, переживая за подругу, - в смысле, увивается. Да вас рядом поставить, вы ровесники почти. С виду. Он здоровущий, как мельница.
  - Нас? - удивилась Крис из-под полотенца, падающего с волос на нос, - я тут причем? И помнится, ты недавно совсем полагала Мишеньку совсем дитем.
  - Полагала. А теперь рассмотрела получше. Он сам сказал, что перешел в категорию взрослых. И похоже, так и есть.
  За фрамугой послышался шорох, и обе умолкли, с трудом натягивая на влажную кожу штаны и кофточки.
  - В палатке доскажешь, - прошептала Крис и отправилась к туалету, пока Шанелька совала ноги в мокрые шлепки.
  В палатке они улеглись, сблизив головы, чтоб шепот не улетал за пределы тонких нейлоновых стенок. И Шанелька, посмеиваясь, изложила Крис свои наблюдения о внезапной ревности Миши.
  - Да-а-а, - сказала Крис, - ну ты даешь, Нель-Шанель. Тыж писатель у нас. Должна проницать, так сказать. Все движения души.
  - Я и проницаю, - оскорбилась Шанелька, - по нему все же видно.
  - Помнишь, он ногу зашиб? И смартфон свой уронил, а я подняла и ему сунула.
  - Ой. Надо было сказать, чтоб помазал какой мазилкой. Обезболом каким.
  - Я, когда подняла, то в экран тыкнула, случайно. И там фоточка открылась. Твоя, между прочим, фоточка. А бедный Миша так растерялся, что даже не отключил, сунул в карман.
  - Нет, - не поверила Шанелька, - да ну. Фигня какая. Откуда бы? Ты точно ошиблась.
  Крис молчала, раздумывая.
  - Конечно, ошиблась! Ну, смотри, я с ним вчера только вечером познакомилась, а потом мы с тобой в штабе торчали. Потом дрыхли. Ну, выкупались. Хочешь сказать, он там ползал за камнями? И вообще, ты видела пару секунд, ну что видела-то? Лохматую блондинку на фотке? Может, это его панкушка, которая ништяками питается.
  - Ну... может ты и права. Но я как увидела, уверена была, что это ты. Там еще пальма...
  Шанелька приподнялась на локте.
  - Криси. Откуда здесь пальмы, а? Ты еще скажи, что он был в Египте, где мы с тобой, это ж единственное место, где я и пальмы. И вот он, значит, ползал там, за пальмами. Снимать на телефон кого? Тетку, которая старше его матери на три года?
  - Многовато шпионов, - согласилась Крис, - тут профессор прячется. В раскопе. Там, где-то за пальмами, недоросль с гормонами. Наверное, ты права, и у меня паранойя.
  - У нас, - зевнула Шанелька, - а все из-за этого прохвессора. Давай спать.
  - Что? - спросила через несколько минут, просыпаясь от ворочаний и недовольного бормотания.
  - Я говорю, и все равно ты не права! Насчет тетки и возраста. И мать еще приплела. Да ты выглядишь на десять лет моложе. Никто не скажет...
  - Криси, давай спать. Я как раз переживаю кризис среднего возраста, счас как проснусь, начну выкладывать все, о чем думается по поводу, ты меня проклянешь и убежишь из палатки.
  - Но согласись!..
  - Не желаю я постоянно выглядеть. Тьфу на это все. Это вот итог. Обосную, как выспимся.
  - Да, - удовлетворилась Крис, проваливаясь в сон.
  
  Глава 6
  
  Телефон завибрировал, когда Шанелька готовилась сделать шаг из центра залитой луной полянки, держа глазами расходящиеся лучи виноградных рядов, похожие на сумрачное солнышко, нарисованное ребенком. Там, в глубине одного ряда, на более светлом по сравнению с черной листвой пространстве, стояла девочка в длинной полупрозрачной рубашке. Нет, не стояла, уходила дальше, держа за руку босого мальчишку в подвернутых джинсах. Луна светила на ее черные волосы, свитые кольцами, и каждое колечко отмечено было тонким бликом. Как виноградные грозди, тяжко свисающие с ветвей.
  Короткие волосы мальчика растрепались над шеей, и Шанелька с тоской и уверенной печалью узнала ту самую, любимую ее сыном футболку - серую, с обрезанными по самые плечи рукавами. Если он обернется, как раз думала она, поднимая ногу для первого шага, я увижу надпись, название рок-группы, которую Тимка слушал в четырнадцать лет. Ему тут - четырнадцать, все уже произошло, было. А я и не знала, что это было - вот так...
  Резко открывая глаза, нащупала у локтя смартфон, поморгала, всматриваясь в номер - на мгновение страшно испугавшись, что звонит сын. Вздохнула, и, сжимая мобильный в руке, осторожно выскользнула из палатки, стараясь не потревожить спящую Крис. Встала, торопясь отойти. Трава и камушки кололи босые ступни, в голове перемешивался еще не исчезнувший сон и бледная предрассветная серость, пахнущая росой и свежими огурцами.
  - Что? Дима, что случилось?
  Обойдя столик у абрикоса, она прошла вдоль забора дальше, выискивая место, где негромкий голос никого не разбудит. Шагала, морщась и покачиваясь, касалась локтем провисшей металлической сетки забора. У веранды завозился, звякая цепкой, сонный пес, лайнул для порядка и стих.
  - Ты спишь, что ли?
  Голос был недовольным, но никакого беспокойства в нем не звучало, и Шанелька слегка успокоилась.
  - Подожди.
  Она вышла в открытые ворота и прошагала по грунтовке десяток шагов, встала, прижимая телефон к уху.
  - А сколько времени?
  - Ну, - и после маленькой паузы, - четыре. Полпятого почти.
  - Что случилось? - снова спросила Шанелька, переминаясь босыми ногами по теплой дорожной пыли.
  - Ты говорила там суп.
  - Что? Какой суп, Дима?
  - В холодильнике. Я не нашел. Вермишелевый. С тушенкой.
  Шанелька покачнулась, хлопая глазами. Как будто получила несильную, но внезапную затрещину. Встала ровнее, уговаривая себя - ну такие мелочи, совсем же пустяки. Спокойнее, Нель-Шанель.
  - Если ты про тот, который я варила еще за день до отъезда, то мы его доели. С тобой. Я вымыла кастрюлю.
  - Так нет, что ли, супа?
  Шанелька досчитала до пяти. Надо бы до десяти, конечно, но побоялась, что просто отключит телефон, а потом наберет Диму снова и наорет на него от души.
  - Я правильно поняла? Ты мне звонишь в четыре утра, чтоб я за тебя порылась в холодильнике? Который от меня за сто километров? И тебе наплевать, что мне к шести на работу, и поспать. Я могла бы поспать. Еще часа полтора хотя бы!
  - А что, поздно легли, да? Костер, пионэрские песни...
  (шесть-семь-восемь... девять...)
  - Дима. Не начинай, а? Какой костер, если подъем в полшестого? Мы вырубились уже в одиннадцать. Еле в палатку заползли. Ты сам почему не спишь?
  - Вы? Кто это вы, интересно мне знать?
  (де-сять!). Шанелька перевела дыхание.
  - Во-первых, все! Весь лагерь. Во-вторых, мы с Криси.
  - О!.. - суровый муж помолчал, видимо, переваривая новость и определяя свое к ней отношение, - а... приехала, значит. Заранее договорились, получается? А мне и знать не надо?
  Один, начала счет Шанелька снова, два-три-четы-...
  - Так. Если тебе надо поужинать. Или позавтракать? В миске на нижней полке яйца. В морозилке две упаковки сосисок. И еще в буфете бомж-пакеты есть.
  - Ты не ответила.
  - На риторические вопросы не отвечают, Дим. Мне упорно кажется, ты позвонил просто так, потрепать мне нервы.
  - Ой. Ну, конечно. Ну, разумеется.
  - И продолжаешь. Трепать. Давай уже. Выдай свою главную претензию, чтоб я посыпала голову пеплом и успела поспать. Хоть час еще.
  - Так где сосиски?
  - Нет. Скажи уж. Тогда напомню.
  В телефоне все смолкло. Шанелька отодвинула его от уха, проверила экран - соединение еще продолжалось - снова прижала к щеке.
  - Так что? - злость прошла, и на ее место явилось желание рассмеяться. Ну что ж он такой - как Тимка лет в десять. Нет, ее сын не был эдаким занудой, даже в детстве. И очень часто, когда ругались, то вдруг или он, или рассвирепевшая мать посреди ссоры начинали смеяться. Что? - спрашивал сердитый Тимка, - да что? И подхватывал смех. Отсмеявшись, говорил мирно, мам, я тебя люблю. И она говорила в ответ тоже самое. Господи, счастлива будет жена ее сына, и почему самой Шанельке никогда в жизни не попадался такой вот парень, понимающий насчет того, что важно, а что можно просто отодвинуть, не увязая в болоте взаимных упреков и обвинений.
  - Нормальные жены, - наконец, высказал Дима главную претензию, - так не поступают. Как ты.
  Шанелька рассмеялась, чувствуя, как сильно ее смех отличается от только что вспомненного. В этом было недоумение и раздражение. И капелька презрения была, которую она постаралась не заметить, да кто она такая - презирать хорошего парня, которого сама же любит, и который любит ее. ...но ведь была она, эта капелька.
  - Дим. Я тебя люблю.
  Фраза повисла в воздухе. Ну, давай же, заклинала Шанелька, скажи, неужели не понимаешь, это то, что должно стоять за всякими мелочами, и мы должны быть уверены - оно неизменно, ведь все ссорятся, главное, понимать, что за мелким стоит эта каменная, непоколебимая, хотя бы сейчас, стена.
  - А ты? - у нее устала рука, устало ухо, устали босые ноги, и позвоночник ныл - хотелось сесть, прислоняясь спиной, а еще лучше - лечь, вытянуться и заснуть (заснешь теперь, резюмировал мрачный внутренний голос).
  - Я по заказу таких вещей не говорю.
  - Сосиски в морозилке, за пакетами с мороженой курицей, - скучно сказала Шанелька, - приятного аппетита.
  Пошла было обратно, ощущая, как в ладони вибрирует смартфон - Дима снова рвался в беседу - но внезапно серое утро, большой двор, забитый палатками, пустая веранда, за которой светилось кухонное окно (Лера, конечно, уже встала и готовит завтрак) - показались Шанельке непереносимыми, противными, как зубная боль. И она остановилась, морщась. Никак нельзя смешивать волшебный вечер Черного винограда с этой вот серенькой предутренней безнадегой. Не разбуди ее Дима, проснулась бы сразу в солнце, в его свет, и это было бы - как переход в другую главу, правильное перелистывание страницы. А так...
  Она развернулась и пошла по дороге к большому пляжу, удаляясь от лагеря и от раскопа. На ходу, держа в руке умолкнувший телефон, другой поправляла волосы. И осмотрела себя, помня о том, что возвращаться придется уже "в люди". Все нормально - трикотажные шортики, в которых спала, это вам не маленькие девчачьи трусы, и просторная тишотка, белая, с силуэтом черного кота на груди, тоже выглядит вполне цивильно.
  Шаги успокаивали. Мерные, приближали ее к тихому, еще спящему морю, вокруг уже было видно все, хотя цвета тоже еще спали. Но - травины, камушки, валуны на обочине, роскошный куст индийского дурмана, осыпанный громадными белыми цветками. Внезапный, совершенно беззвучный серый кот, что вышел из путаницы дерезы, глянул на Шанельку янтарными глазами и двинулся дальше, исчезая в травах - и вот - только уши, навостренные серые кончики среди тонких травин...
  "Я сама перевернула страницу", думала Шанелька, с каждым шагом приближаясь к новой реальности, перевернула, как надо, отделила черное ночное от предрассветного серого верным абзацем, красной строкой. И поэтому то, что сейчас тут, оно произойдет, - мерно или быстро, но произойдет правильно. Как правильно рассказанная история. Не о девочках Черного винограда, с которыми знакомятся, наверное, все мальчишки, достигая определенного возраста (вот откуда ее уверенная печаль там, во сне - ее сын тоже прошел через это, и хотя они всегда многое говорили друг другу, но ведь о многом он умолчал, оставаясь наедине с новыми ощущениями и мыслями, и вот, это все - уже прошлое), а о том, что солнце - встанет, расцвечивая мир. И именно сегодня Шанельке повезло быть одной, там, где можно шлепать босиком по дороге, и сесть на берегу, не боясь замерзнуть или промокнуть (она подняла лицо к чистому небу, на котором легкие облачка толпились лишь далеко, подвешенные клочками ваты над горизонтом), сесть и смотреть. Слушать, отслеживать звуки и запахи. - Читать историю одного восхода.
  Одолев небольшой гребень, за которым дорога, спустившись, распластывалась в разъезженное машинами пространство и исчезала, Шанелька рассмеялась от неожиданной мысли. Скажи спасибо голодному Диме Фуриозо, Нелечка. За его звонок, толкнувший тебя в еще одну историю вечного мира.
  
  ***
  
  Это был прекрасный час личного одиночества, в которое пыталась прорваться обида на Диму, но Шанелька ее запросто прогнала. Потому что тихо сидеть, следя, как наливается светом окружающий мир, и свет это содержит в себе птичьи голоса (ожидаемые), и тарахтение рыбацких лодок (неожиданное), и негромкие возгласы рыбаков, и их смех над водой, гладкой, как зеркальная глазурь, и множество прочих мелочей - было прекрасно.
  А потом вышло солнце, сбоку, выглядывая из-за низкой гряды дальнего мыса, над теми самыми недостроенными гаражами, и Шанелька прочитала все его восхождение: от алой черточки на неровностях скальных выступов - до слепящего белого шара, который, растворив облачные клочки, воцарился над играющей искрами водой, обещая еще один жаркий августовский день.
  Моргая слипающимися глазами, она еще раз внимательно осмотрела все вокруг, встала с плоского камушка, потирая затекшее бедро. Пора возвращаться. И хотя она напустилась на Диму, и сама была возмущена его эгоизмом, но ведь сегодня снова кабинетная работка, а значит, можно плюнуть на шпионские страсти за ранним завтраком и завалиться снова поспать, попросив Криси разбудить, ну допустим, в восемь. Часа три они поработают и после уже окунутся в свою, вернее, в Шанелькину бондиану, следя, кого привезет на своем потрепанном джипе неуловимый Ристархыч.
  - Я тоже люблю рассветы.
  От голоса за спиной Шанелька ожидаемо вздрогнула и резко повернулась. Сумароков, метнулась в голове мысль и тут же она поправила себя - Баратынский, блин. И все равно - не угадала.
  За камнем стоял невысокий парнишка, очень стройный, с короткой стрижкой на русых густых волосах, в красной тишотке и джинсовых шортах. Улыбался, показывая очаровательные ямочки на смуглых щеках. И распахивал синие глаза под густыми темными ресницами. В опущенной руке болталось полотенце, возя концом по траве, в другой, разумеется, неизменный смартфон.
  Шагнув, парень встал рядом, перекинул полотенце на локоть и, потыкав в экран, показал Шанельке цветную картинку.
  - Отлично вышло.
  Снимок, и правда, был хорош. Хотя и несколько трафаретен, отметила Шанелька, рассматривая бескрайнюю воду с алой солнечной дорожкой, живописное нагромождение скал сбоку, и женскую спину, укрытую пушистым водопадом светлых волос. Снова с некоторой неловкостью удивилась, как выглядят ее волосы - как-то их чересчур много, слишком длинные, очень вызывающе выглядят. И еле сдержалась, чтоб при мальчике не начать скручивать их в жгут, убирая копну в косу.
  - Вам скинуть? Вифи подключен у вас?
  - А ты вообще в курсе, что людей без разрешения снимать нельзя?
  - Меня Денис зовут, - ушел от ответа собеседник, - а вас я знаю, вас - Неля. Очень приятно, да?
  Какого хрена, мрачно подумала Шанелька, но одернула себя - хватит с нее Димы, еще гоняться по берегу за недорослями, требуя удалить фотки. Да они снимают вообще все, время такое. Не набегаешься.
  - Я удалю. Если не нравится.
  Парень встал еще ближе и, располагая смартфон перед лицом Шанельки, коснулся пальцем, проводя:
  - А тут вы стоите. Супер, правда? И вот еще. И вот - снова на камне. Я сбоку хотел зайти, но не стал. Снимать же классно, когда не знает, не знаете, в общем, тогда получается суперски.
  - То есть, ты все снимаешь, - уточнила Шанелька, следя за сменой кадров, потом указала пальцем, - стоп. Этот удали, пожалуйста.
  Денис с готовностью нажал кнопку. Минуту молчали, пока Шанелька указывала еще на один снимок и еще на один, а насчет следующего фотограф заупрямился, пряча смартфон за спину:
  - Вы чо, это же лучший почти! Не. Не буду.
  - Я ж могу потребовать вообще все удалить, - напомнила Шанелька, - имею право.
  Денис вздохнул, медленно вернул смартфон и с явной неохотой потыкал в какие-то кнопки.
  - Ла-адно. Сделано.
  Широкая улыбка снова осветила красивое лицо, на щеках заиграли ямочки:
  - Только они все уже в облаке. Вот так.
  Шанелька обошла его и двинулась к лагерю.
  - Эй! Вы обиделись, что ли? Я пошутил.
  Она резко остановилась.
  - Я тебе девочка - шутки со мной шутить?
  Парень пожал плечами, окидывая ее взглядом. Оценивающим и одобряющим.
  - Та что те девочки. Вы лучше. А давайте так - после работы сегодня встретимся, я покажу облако, все загрузки, и удалю все, что вот скажете.
  - А удалить прямо сейчас, чтоб я видела это облако, ты значит, не можешь, - усмехнулась Шанелька, снова шагая к лагерю.
  Денис проноровился к ее шагам и шел рядом, улыбаясь и помахивая рукой с зажатым смартфоном.
  - Не могу. Связь паршивая, а у меня там дофигища фоток, надо нормально сесть и ждать, когда загрузится. А наши уже на раскоп ушли, мне и так попадет от Семеныча, что я шарюсь где-то. Так что - только после работы. А вы занятая будете?
  Шанельке не понравилась легкая улыбка, почти ухмылочка, которой он сопроводил последний вопрос. Но сразу же спохватился и раскрыл глаза пошире, улыбнулся очаровательно - явно зная о том, как милы ямочки на слегка небритых щеках.
  Она бы уже отправила неугомонного младенца от себя подальше, но из-за слов о том, что снимает он всех подряд, решила пока потерпеть. Ворота приближались, и нужно было спешить с осторожными вопросами.
  - А ты зачем снимаешь? Ну, именно все подряд. Хобби такое?
  Она смотрела прямо, но ощущала сбоку его изучающий взгляд, а может быть, одернула себя Шанелька, это снова моя паранойя.
  - В инсте конкурсы проходят. Не те, где барышни селфятся, а нормальные такие. Репортажи всякие. А еще - художественная фотография, снятая на гаджеты. Вы понимаете?
  "Эхехе, внучек, куда уж мне, в лесу жисть прожила, так и помру"
  - Сейчас народ и к полароидам возвращается. И на стекле фотки делает. Знаешь такую технологию - амбротип?
  - Старое все, - с удовлетворением подытожил Денис, - я не про то.
  - Ты не понял. Ты про мобилографию, да? А я о том, что необязательно иметь супер-технику, шедевр можно снять и на спичечный коробок. А, ладно, ты рассказывай.
  - Да чо рассказывать... А! Я кино смотрел, там чувачок видео снимал, по десять секунд каждый день, потом монтировал. Вышло типа круто. Ну, вот я решил, а чо, буду снимать фотки и ролики, а после разберусь, что там выйдет. Хотите, я с вами роликов наделаю? Вы ходите красиво.
  -Не надо, - Шанелька вошла в распахнутые ворота и вдруг поняла, как это в целом выглядит - все только на завтрак сползаются, зевая, а она прибыла с пляжа. С вьюношей томным, ага, со взором горящим.
  Денис придержал шаткую створку, делая рукой с мобильником театральный жест:
  - Про-шу.
  И вдруг заорал над ухом, через мгновение уже мелькнув впереди и удаляясь:
  - Сашка! Погодь, я щас!
  Шанелька осталась одна и пошла вдоль сетчатого забора, повторяя утренний, вернее, еще ночной путь в обратном порядке. И ей казалось, на веранде стих звон вилок и громыхание кружек: нет голосов, одни взгляды.
  Крис отсалютовала ей кружкой, сидя за столиком у ствола абрикоса.
  - Вовремя. А мне тут и сварили, и принесли, и пирог сейчас будет. Два куска и две добавки.
  - Может, не захочу я добавки, - Шанелька уселась на табурет, взяла кружку с "быкораком" и от души хлебнула.
  - Тогда я сожру. Расскажешь, куда тебя унесло посреди ночи? И что за отрок вокруг тебя - королевишны прыгал и упрыгал после в кусты, показав сразу свою отроковичную сучность?
  
  Пирог принес Миша. Коротко кивнул, ставя тарелку, сразу же повернулся и ушел. Немного деревянной походкой, держа на отлете согнутый локоть и уставясь в экран смартфона.
  Шанелька возвела глаза и снова хлебнула из безумной кружки. Примерилась и откусила мягкое тесто с блестящей корочкой, под которой благоухал мясной фарш.
  - Мне показалось, - вкрадчиво прокомментировала Крис, прожевывая, - м-м-м, вкуснотища, или в самом деле тут разыгрываются испанские стррасти?
  - О боги. Криси.
  - Не показалось, - Крис хихикнула и уткнулась в чашку, блестя над краем темными глазами.
  - Кушай пирог, - посоветовала Шанелька, - а я хотела еще поспать, не судьба, ладно, раньше начнем - раньше уйдем на раскоп. Наконец-то. Криси, не смотри так. Расскажу, да.
  ***
  
  Через полчаса, убедившись, что никого нового на территории не появляется, да и кто станет приезжать в эдакую рань, зевая, думала Шанелька, они, совершив все утренние процедуры, уединились в штабном домике. Неуловимый начальник явно тут побывал - кровать наспех застелена криво брошенным покрывалом, а почти в центре комнаты валялись неопрятной кучкой носки - некогда белые. Крис закатила глаза, потом, оглядев интерьер, обнаружила на вешалке у двери длиннющую обувную ложку (не иначе сандали надевать, предположила Шанелька), подцепила ею носки и аккуратно стряхнула их за порогом, сдвигая в сторонку.
  - Зато у него богатый внутренний мир, - предположила Шанелька дальше, в утешение подруге, - наверное.
  - У тебя тоже богатый, - Крис ткнула в кнопки компьютера, садясь к нему спиной, - но ты же не раскидываешь трусы и лифчики по всей спальне.
  - Носки не трусы. А во-вторых, тут даже и не спальня как бы.
  - О! Прастити. Не вешаешь паутинку чулка на торшер в детской библиотеке.
  - Криси!
  - И вообще, рассказывай.
  Под шелестящий шепот кондишена Шанелька, тоже почти шепотом, оглядываясь на прикрытую дверь, поведала Крис про звонок Димы и утреннюю прогулку по случаю. И про общение с Денисом. Закончив рассказ, поразилась:
  - Слушай, мы тут всего-ничего, вторую ночь заночевали. А уже обросли какими-то мальчиками, и на сцену ревности я нарвалась.
  - На две, - поправила ее Крис, - Миша вчера пытал, чей друг, чей друг - помнишь?
  - Обоги, тогда три. Я про Диму же подумала. Какого хрена, Криси?
  - Ключевое слово "хрен".
  Шанелька посмотрела на подругу, подняла руки, разводя ладони. Пожала плечами, опуская обратно.
  - Мне сорок три! Именно, логично просится вопрос - какого хрена-то? Мне через десять лет на пенсию. По старому если стилю.
  - А ты вспомни, что Миша сказал вчера. Выскочили из детства - стали взрослыми. И теперь, пока альцгеймер не одолеет, все в равных правах. Да и с альцем. Ой, анек помнишь старый, про старого мужа и супружеские обязанности?
  - Я сюда приехала, между прочим, поскандалив со своим, совсем не старым мужем, не с мальчиками кокетствовать, а дело делать!
  - А мальчики видят твои шорты и кудри и принимают исключительно этот мессидж. Так устроен мир, Нелечкин.
  - То есть, нам с тобой надо ждать, когда станем совсем старухами и будем сыпать песок из себя? И что ж мы тогда совершим-то? Немощные и беспамятные! Паршиво как-то устроен этот мир.
  Крис улыбнулась. Шанель, как всегда, без усилия от частностей переходит к обобщениям. У обычных женщин это выражается в формуле "разбил тарелку - разбил мою жизнь", но выводы ее подруги всегда лежали в других плоскостях, и именно поэтому она так часто набивала себе шишки, видя за обыденным то, чего там и нет. Вернее, поправила себя Крис, оно есть, только дальше, еще за несколькими слоями. А принимать во внимание приходится только один слой, первый. Если конечно, ты не пишешь странные истории, каждый день проваливаясь в порталы, соединяющие миры.
  - Давай работать, - она сдвинула стул, чтоб Шанелька тоже устроилась перед монитором, - ты мне только скажи, парой слов, чего Дима от тебя хотел-то? В ночи? Повод какой придумал?
  - Да-а-а... - сказала после паузы, услышав историю про суп.
  - И самое паршивое, - подытожила Шанелька, опровергая недавние размышления подруги о своем витании в облаках и неумении видеть первый, обыденный слой, - что это никакой и не повод. Он хотел супа. И потер лампу. Вызвал джинна, значится. Давай сейчас не будем, это грустно. А лучше скажи, стоит ли мне пообщаться с Денисом, чтоб все его архивы за неделю работы посмотреть? Как думаешь, будет ли толк?
  Крис пожала плечами, выводя на монитор начатую вчера таблицу:
  - Мне кажется, толку будет мало, а вот страстей - вагон, не расхлебаешь потом. Он же тебе реально свидание назначил. И для него твой интерес к фоточкам - именно только повод. Пообщаться с молодым мясом.
  - Фу, Криси, какая ты циничная дама. Хочу все это выкинуть из головы.
  - Тогда работаем. Диктуй по датам, я буду писать.
  - Да, - Шанелька с печалью улыбнулась, вороша уложенные на краю стола бумажки, - смотри, Диму и меня можно в одно предложение уместить: он привык, а я - устала. Все, нафиг, работаем.
  
  Он привык, билось у нее в голове, не мешая, впрочем, внятно диктовать поспешные заметки, и откладывать бумаги из одной стопки в другую, а я - устала. Устала бесконечно держать на плаву эту самую трафаретную лодку, которая так часто разбивается о быт. Устала начинать день с обхода владений, все заводя, смазывая, прислушиваясь, не загремит ли какая изношенная деталька. Потому что быт - это такой механизм, требующий неустанной и беспрерывной поддержки, и если берешь на себя заботы о нем, то все прочие привыкают, им кажется - все совершается само. И это не эпизодические всплески мужской деятельности, когда починил протекающий кран и ты - герой, имеешь право лежать на диване в лавровом венке набекрень. Это - утром "сделать обход", запустить все двигатели, потом на работу, потом через магазины домой, и там снова работа - стирка-уборка-готовка. Потом два-три часа ночного личного времени, вырванного у этой реальности, чтоб убежать в другую. А этого мало, так мало, потому что нужен настрой и побыть в одиночестве, прислушаться к себе. Нужны одинокие прогулки без мыслей о том, что кончился сахар и надо попросить Диму зайти в магазин (а проще зайти самой, чем долго утрясать, в какой и сколько, и я не могу сегодня, и трали-вали), а еще отключают воду, и снова копится стирка... И во время домашних разборок, которые не всегда и ссоры, вдруг вопросы мужа, показывающие его отношение к интенсивной и странной ночной работе Шанельки - а толк хоть какой выйдет из этого? Нет, я не хочу сказать, что ты... но... (но именно это ты и говоришь, понимала Шанелька, такая странная попалась жена - пишет ночами, и все как-то без толку, нет славы, нет денег, нет полки, уставленной изданными книгами). Он бы мог отнестись к этому как к хобби своей жены, но хобби можно и отодвинуть, если реальность требует к себе внимания, а у нее все получается наоборот.
  И даже ее попытки как-то свести несводимое, они выходят кривыми и воспринимаются Димой не как попытка замирения, а напротив, как желание Шанельки уйти в свой мир еще дальше. Яркий пример - эта дурацкая работа в экспедиции. Она искренне хотела, чтоб все вышло так, как обещала ей редактриса, пусть бы отыскался таинственный Звенигородцев, и рукописи Шанельки начали триумфальное (да ладно, пусть хоть какое) шествие по пути к изданию книги. То есть, будет какой-то толк. Это слово она успела возненавидеть. Но с другой стороны, честная сама с собой, она понимала, что ее личный толк тут совсем другой. И вчерашний Черный виноград с посетившими ее видениями - свидетельство того, что ее толк тут есть и все совершается. Это важно. Важнее очередной их с Криси авантюры, важнее надежд на благосклонность издательства, и уж, конечно же, важнее забавных, но и раздражающих моментов общения с юными мальчиками, западающими на взрослых женщин. И, прости, Дима, важнее даже наших с тобой отношений. Важнее?
  - Что? - Крис перестала печатать.
  - А? Нет. Ничего, задумалась, - Шанелька положила в стопку листок и взяла следующий. Но брови остались сведены, рисуя на переносице вертикальную складочку.
  Хотела бы она произнести по слогам, подчеркивая важность открытия: вот-э-то-но-мер. Но никаким открытием для нее это не было, а просто в первый раз за прошедшие три года мысль сформулировалась ясно и четко. Главное, с испугом решила Шанелька, не произносить этого вслух. Можно сказать Крис, но сказать Диме? Даже если сделает усилие и поймет, никогда не смирится с тем, что он на втором месте - после этих ее, с трудом выторгованных у реальности ночных часов за ноутбуком, а еще - после дневных часов такого необходимого ей одиночества. А на втором ли, внезапно спросил внутренний голос, и если придется выбирать, не между Димой и писанием, а между Димой и Криси...
  Но эту мысль Шанелька поспешно прогнала, боясь, что ответ она уже знает и вот тут ее потребность в ясных формулировках может загнать ее в опасную ловушку. Ведь справедливо тогда спросить и дальше - а если придется выбирать между Криси и ночными путешествиями в другие миры...
  - Нет, пора тебе перекурить, - Крис убрала руки с клавиатуры, - я не знаю, что ты там надиктовала, но явно гуляешь где-то сама по себе.
  - И никому ни о чем не говорю, - закончила цитату Шанелька, и засмеялась.
  О последнем она знала точно - вопрос про выбор между ее типа хобби и подругой не встанет никогда. Не в этой реальности. Скорее сама Крис будет привязывать ее к стулу, чтоб отработала положенную норму, не дожидаясь прилета изменчивой музы, ах-ах.
  
  После Шанелькиного перекура (Крис с явным неодобрением смотрела, как та затягивается, топчась у двери и стряхивая пепел в мятую жестянку) они еще поработали и, наконец, проверив время, прибрались на столе и вышли из мягкой кондиционированной прохлады на яркую, немного злую жару.
  В палатке Шанелька вытащила из рюкзака пару медицинских белых повязок. Крис, которая уже сменила шорты на свободные полотняные штаны и широкую длинную рубашку, повертела повязку в руках.
  - Пыль, - пояснила Шанелька, - мне сказали, косынку надо обязательно, а то потом глину из башки не вымоешь. А про повязки я сама придумала.
  - Ишь ты, - Крис со вздохом примерила на нижнюю часть лица повязку. Нацепила большие черные очки, потом кинула на голову тонкий капюшон рубашки, сказала невнятно, - ну, похожа я на Дарта Вейдера?
  - Ишь ты, - Шанелька с завистью разглядывала капюшон, - а я вот буду как та доярка, у косыночки. Прекрасный у тебя лук, в смысле, прекрасный у вас, папаша Вейдер, вышел Люк. В смысле, получился.
  -А ты на косынки не клевещи, - Крис бросила маску на покрывало, - уф, жарко дышать, там вообще спаримся, тебе косынки всякие ужасно идут, похожа на белую негритянку почему-то.
  - Губищи, - подсказала Шанелька, по примеру подруги тоже облачаясь в длинные штаны, в надежде спастись от вездесущей глиняной пыли.
  - Покрасим тебя жженой пробкой, навертим тюрбан. Подадим Диме в качестве экзотического блюда. И он тебя ка-ак залюбит!
  - Не. Диме важнее всего суп. С большой буквы Суп.
  - Страшный Суп, - подсказала Крис, - его он и получит, потом-потом, когда помрэ и предстанет. За все его насупливания. Слушай, так насупиться, это от супа, что-ли?
  - Кэролл сказал, да. И от горчицы - огорчаться. А от уксуса - кукситься. Хотя нет, это сказал Остер, переводя Кэрролла.
  - Оба молодцы.
  
  Глава 7
  
  Керамичка, то есть место, куда приносили извлеченные из раскопанной земли черепки, чтоб их очистить от грязи и рассортировать для отправки в музейные мастерские на реставрацию, находилась поодаль от раскопа. Вытоптанная площадка на небольшом возвышении, залитом дневным солнцем, ползущим к зениту. Огороженный колышками центр площадки повторял очертания раскопа и был расчерчен пронумерованными квадратами с лежащими в них кучками черепков. Рядом лежал кусок брезента, стояли два старых корыта и ведра с водой. У одного ведра, вытянув загорелые ноги, сидела давешняя барби Лизавета, в микроскопических шортах и топике в матросскую полоску. Ее лицо закрывали черные очки и до самых глаз повязанная цветная бандана (к облегчению Крис, которая опасалась, что они с Шанелькой окажутся единственными благоразумными), но когда сидящая напротив толстушка наклонилась, лицом показывая на подходящих новеньких, и сказала что-то неслышное, Лизавета опустила бандану и мокрой рукой сдернула с головы косынку. Тряхнула головой, распуская роскошные каштановые кудри, закрывающие почти всю спину.
  Снизу вверх посмотрела через очки и, буркнув ответ на приветствие, снова занялась черепками, по одному окуная в ведро и отчищая щеткой комки приставшей сухой глины.
  На самом углу керамички, балансируя на жиденьком раскладном табурете, устроилась под пляжным зонтиком крупная музейная дама в выпуклых, как насекомые очи, больших очках. Не вставая, она помахала новеньким большой рукой, потыкала в сторону сидящих девочек и углубилась в чтение чего-то, раскинутого на мощных коленях, торчащих из-под краев рабочих шортов.
  Подруги осмотрелись и устроились у свободного ведра. Крис поправила на волосах капюшон и вопросительно посмотрела на Шанельку. Та постояла, колеблясь, и, кинув взгляд на читающую археологиню, отправилась к старожилам за советом. Выслушала пространные объяснения толстушки, попутно выяснив, что зовут ее Света Владимирова (и Владимировна, добавила та, прыская от дежурной, видимо, шуточки), и неохотные, сквозь зубы, дополнения Лизаветы.
  Вернувшись, уселась на камень с брошенной на него тряпкой. И подцепила из горы черепков гнутый обломок амфорной ручки.
  - Ничего сложного. И трудного тоже ничего. Главное, кучи не путать, мытое уносить и складывать в тот же квадрат, откуда взяли. Эти вот, видишь, бумажка, с номером. Туда и унесть. Ну, в смысле...
  - Ага, я слышала.
  И они углубились в работу, бережно счищая с осколков звонкой глины земляную крошку и приставшие сухие травины.
  Солнце жгло, по лбу Шанельки ползли капельки пота, щекоча под очками. Кожа под повязкой чесалась от таких же капелек и временами Шанелька скидывала повязку на шею, поглядывая на сосредоточенных девочек и на археологиню. Совсем непонятно, как завести беседу. А надо. Послушать какие-то девчачьи сплетни, задать осторожные вопросы. Но не орать же через десяток метров. Получается, сидят они, как четыре пенька, и только руки мелькают, окунаясь в ведро.
  - Вода! - заорала повязанная банданой башка, появившись над краем сухой травы сбоку.
  Шанелька уронила в ведро очередной черепок.
  - Денис, - укоризненным басом сказала археологиня, захлопывая журнал и поднимаясь с шаткого табуретика.
  По трем вырубленным в глине ступенькам к ним поднялся утренний Денис, которого Шанелька не сразу и узнала - в одних запыленных шортах по колено, с голым торсом, и с лицом, обвязанным хвостом банданы - ее мальчик сразу же размотал, кидая на шею. Расплескивая, бухнул наземь принесенное ведро.
  - Дэн, ты хоть раз можешь нормально донести! - Лизавета согнула ногу, чтоб он поставил ведро поближе.
  - А я, может, хочу сюда часто ходить, - Денис ухмыльнулся, обращаясь к девочке, но рассматривая просторные одежды новеньких и их закрытые лица, - у вас тут прям восток, прям гарем.
  Пухленькая Света Владимировна зашлась смехом, стреляя глазами поверх спущенных на картофельный носик очков.
  - Прям, три грации, - разливался Денис, - о, простите, четыре, конечно же. Тьфу ты, пять, конечно жа.
  Света, которая было примолкла, хихикнула снова, но уже неуверенно. Потом выслушала шепот Лизаветы, окинула торжествующим взглядом парочку у соседнего ведра и засмеялась уже громче, прыснула, отвернулась, еле сдерживаясь.
  - Надрать ей что ли, волосья, - сквозь зубы вполголоса поразмыслила Крис, - так там волосьев тех... У меня и то погуще будут.
  - Нормальные у тебя волосья, - обиделась Шанелька, тоже полушепотом, пригибаясь к ведру, - и вообще. Пусть.
  - Да пусть, разумеется.
  Они замолчали, накрытые внезапной тенью. Дама с журналом постояла молча, рассматривая их мокрые руки со щетками. А потом нерешительно улыбнулась, показывая крупные, не слишком ровные зубы на загорелом лице.
  - Надя. Надежда Константиновна. Хотышкина. Старший научный.
  Выслушав имена, покивала.
  - У вас все хорошо получается, да. И немного пока материала, а если попадется что-то интересное, вы мне показывайте, или вон Лизочке, у Лизочки очень хороший глаз. Я и так смотрю, конечно. Но все-таки.
  Она снова улыбнулась и отошла, с опаской осмотрела свой хлипкий табуретик и осторожно села, упираясь ногами в землю.
  - А следующее ведро - вам! - Денис вырос над ними, заслоняя солнце.
  - Отлично, - сказала Крис, - ты сильно занят сейчас?
  - Не, - с жаром ответил водоноша, - а чо? Я только вот за водой буду, час всего остался.
  - Минут десять можешь нам подарить?
  Тот закивал, черная тень закивала тоже, накрывая собой ведро и руки с черепками.
  - Тогда постой тут, будь хорошим мальчиком, - Крис легонько дернула его за карман шортов, вынуждая сделать шаг, - во-от. Чтоб тень падала.
  - Ничосе! - заорал Денис после паузы, осмыслив поручение, - это я значит вам, как навес да? Зонтик такой?
  - Скорее пальма, - поправила Крис, пока Шанелька изо всех сил сдерживалась, чтоб не расхохотаться, - жаль, что ты так изящен, тени маловато, но - сойдет.
  Денис театрально вздохнул и, снова замотав лицо банданой, выпрямился, воздевая руки и раскидывая их на манер пальмовых листьев. Потом заунывно запел что-то, явно изображая муэдзина и раскачиваясь.
  Надежда Константиновна с беспокойством оторвалась от своей документации, обнаружила источник шума и снова сказала с привычной укоризной:
  - Де-нис!..
  - А постоять спокойно никак? - осведомилась Крис, по лицу которой мелькала тень от растопыренных пальцев.
  - О, алла! - голосил мальчик, прикрывая глаза под надвинутой на самые брови банданой, - это ветер же. О кэмел-пэмел, самум-каракум!
  И замолчал, сгибаясь и хватая за ручку пустое ведро. - За их спинами, на пятачке перед воротами усадьбы смотрителя гудел и взревывал, разворачиваясь, пыльный пикапчик.
  - Сорри. Работа! - прошлепал к ступеням и в секунду исчез, дребезжа ведром.
  Лизавета выпрямилась, на этот раз сдергивая с лица бандану, та повисла на груди. Девочка улыбнулась, как улыбаются победительницы, с подчеркнутым торжеством. Села изящнее, вытягивая бесконечную загорелую ногу.
  Надежда, вздыхая, снова встала (табуретик, наконец, упал), поправила растрепанную соломенную шляпу и спустилась следом за мальчиком.
  Шанелька повернулась, услышав машину, успела заметить, как выскочили из нее люди и направились к раскопу. И снова заработала щеткой, жалея, что так опрометчиво села спиной, а вот Крис удачно сидит, ей все видно. И спросить не получится, барышни смотрят, не шептаться же постоянно.
  - Шеф приехал? - обратилась над ведром к Лизавете и Свете.
  Те кивнули.
  - Привез кого-то, кажется, - продолжила Шанелька, - он говорил, то есть, писал в записке. Когда мы бумаги там разбирали. В домике.
  - И ч-то? - перебила объяснения Лизавета.
  Шанелька пожала плечами.
  - Ничего. Просто так. Вам разве не интересно?
  Теперь плечами пожала Лизавета и, на секунду отстав, Света тоже свела округлые плечики.
  - Нам интересно отпахать и получить денег.
  Крис протянула Шанельке круглый осколок:
  - Смотри.
  На выпуклой стороне выделялись три неглубокие впадинки. Шанелька приблизила черепок к лицу, подняла очки на лоб, повязанный косынкой. Каждая впадинка была расписана еле заметными линиями.
  - Вах! - она крутила осколок в руках, стараясь в солнечном свете рассмотреть петли и дуги как можно лучше, - пальцы, да? Это же отпечатки пальцев!
  Продолжая разговор, протянула руку над ведром, показывая черепок, который теперь украшали еще отпечатки - ее мокрых пальцев - Свете.
  - Смотрите!
  Света вытянула шею, но Лизавета пожала гладкими плечами, и толстушка угасла.
  - И ч-то? - фыркнула Лизавета, гремя в ведре черепками.
  - Им три тыщи лет, - сказала Шанелька, - представляешь? Жил человек, лепил эту глину, и мы видим. Его пальцы. Как будто мы трогаем не глину. А сразу его. Кожу. Понимаете?
  У нее в голове крутились всякие затертые слова насчет связи времен, и она старалась укротить их, чтоб не выскочили, хотя тут же, глядя на упрямое лицо Лизы, понимала и другое - той наплевать, какими словами выскажется странная тетка. И те, которые уже сказаны, сама Шанелька видела, как через двойное стекло, в котором смыслы дробились, насмешничая: трогаем... лепил... кожу...
  Крис над ведром смотрела на Шанельку, и той казалось, она понимает пристальный взгляд ее иногда безжалостной подруги. К чему ты - бисер мечешь! Понимала, но не могла поверить, что такие головокружительные вещи, как эти отпечатки на глине тысячелетней давности не могут волновать девчонок, ну хоть чуточку. Хоть немножко, как взволновал бы аттракцион или поездка по горной дороге - хотя бы.
  - Суп, - сказала Крис, укладывая в горку черепков еще один отмытый и беря грязный.
  И Шанелька сразу остыла, опустила глаза, снова рассматривая отпечатки. О, да. Ты там насчет каких-то отвлеченных вещей, сказочница? А суп где? ...Интересно, каким он был? Будь она такой, какой шаблонно виделась тем, поклонникам супа, то есть, романтичной дурочкой в бусах и шали, уж конечно, был бы он в воображении похож на античного героя, эдакий Ясон или Тезей, в коротком хитоне, открывающем мускулистые бедра. Ваяющий звонкие чаши и рисующий на них танцы вакханок. Но упорнее виделся Шанельке толстый дядька с одышкой и волосатыми руками, в перемазанной глиной робе, у него ноет нога, нажимающая педаль гончарного круга, а пальцы и запястья болят каждую ночь. Он думает о том, что хорошо бы хватило на винишко, но придет старуха, выгребет все полученные им медяки, а потому что полон дом детишек.
  - И так далее, - сказала Шанелька вслух и засмеялась. Потому что он все равно оказался хорошим, дядька, умерший три тысячи лет назад. А его старшая дочка как раз похожа на Лизавету, но меньше ростом и с ямочками на локтях. Он похваляется дочерью, когда напьется и рассказывает, как удачно выдаст ее замуж. Но не торопится, ведь муж увезет ее хозяйкой в свой дом. Как бежит время. Когда успела вырасти? Та-ак... Не время и не место, надо прекращать!
  Она схватила новый старый черепок, а этот положила не в кучу мытых, а чуточку отдельно.
  Крис слегка кивнула, показывая подбородком, чтоб Шанелька повернулась.
  Над краем обрывчика уже поднималась голова в защитного цвета панаме. И слышался густой голос Ристархыча, толкующий об устройстве экспедиционного быта и распорядке дня.
  - А тут у нас девочки, на керамичке, - прервал сам себя шеф и прошел вдоль края брезента, указывая длинной рукой на горки глиняных черепков, - и вы как хотите, Дмитрий Саныч, но материал говорит сам за себя. Отличный слой, и это только первые. А?
  Дмитрий Саныч Шанельку заинтересовал. Он был вполне подходящего роста и комплекции, небольшой живот выпирал под линялой рубахой навыпуск, бугрились мощные икры под длинными шортами серого цвета. Но увы - почти полностью лыс, что компенсировалось тщательно стриженой пегой бородкой и густейшими бровями, затеняющими маленькие глазки.
  - Нет, - отвечал на вопросы Ристархыч, - только начали, реставраторы будут на днях, пару практиканток нам пришлют из музея, ну и Полина Владиславовна поможет с кадрами, как только пойдет не бой, а приличные фрагменты. Так, Полина Владиславна? Вы же не бросите нас, авантюристов от полевой науки?
   И захохотал. Третья гостья - дама в белой соломенной шляпке и в светлом длинном платье - хмыкнула, но кивнула. Она была занята тем, чтоб не испачкать подол, который приподнимала пальчиками, вернее, узловатыми пальцами, унизанными серебряными кольцами и перстнями. И да - на плоской груди болтались в три ряда цветные бусы и выше повязан был на шее кисейный шарф с кружевом на концах.
  С неодобрением покосившись на длинную загорелую ногу, Полина Владиславовна обошла ее, продолжая держать подол пальцами, и оказалась напротив Шанельки. Вытащила из полотняной сумки, висящей на костлявом плече, папку, оттуда извлекла скрепленные степлером листки. Палец пробежал по напечатанным строчкам, укрощая попытки листка завернуться от ветра.
  - Так. Это вы у Игоря Петровича новенькие? Двое? Я полагала, одна. Нелли Владимировна? Клименко?
  - Это я, - Шанелька сняла очки и скинула на шею надоевшую повязку.
  Дама кисло осмотрела ее и обратила взор на Крис. Молча ждала с вопросительным лицом. Крис так же молча смотрела на нее через черные непроницаемые очки.
  - А вы? - наконец изволила спросить дама.
  - Неверова, - ответила Крис, - Кристина Андреевна. Нелли предупреждала Игоря Петровича, что я могу подъехать. Я просто помогаю.
  - Место работы, - еще кислее сказала дама, нацеливая ручку в листок, - год рождения, Игорь Петрович, ну вы словно мальчик, - голос из кислого сделался сладким, - мы же договаривались, только через отдел кадров! Мне же документацию...
  - Полечка, милая! - загромыхал Ристархыч.
  Полечка тут же расцвела, блестя глазами, подрисованными черной, уже слегка поплывшей от зноя тушью, с укором посмеялась и снова обратила взгляд на Крис.
  - Птицефабрика, - ответила та, - бригадир на потоке заготовок. Пгт Прудищи. Восьмидесятый.
  Шанелька снова уронила в ведро черепок, нагнулась, выискивая его в мутной воде, которую не успел поменять пальмовый Денис.
  - Так вот, милочка, - голос Полечки победительно окреп, она осмотрела собеседницу с легким презрением, - в нашем учреждении, не знаю, как там у вас, в ваших Прудищах... Я правильно название?
  - Большие Прудищи, - уточнила Крис.
  - У нас все делается по правилам. Какой год рождения?
  Она быстро повернулась, адресуя последний вопрос уже Шанельке.
  Мужчины отошли, горячо споря о чем-то, не относящемся к кадровым вопросам. А на Шанельку уставились девочки и сама кадровичка.
  - У вас же записано там, - удивилась та, - я заполняла анкету. Ладно. Семьдесят четвертый.
  Дама, загадочно улыбаясь, чиркнула что-то в листке.
  - А у меня - девяносто седьмой, - ясным голосом высказалась Лизавета, заставив улыбку на густо смазанном кремом лице померкнуть.
  - А тебя я не спрашивала, - Полина Владиславовна огрела барышню взглядом и отошла к мужчинам, успев по пути свысока глянуть на новоиспеченную птичницу, что сразу подняло ей настроение, и она защебетала, подхватывая археологов под локотки.
  Со стороны усадьбы раздался и поплыл в жарком воздухе звонкий удар - Лера от души стукнула деревянной ложкой в помятый медный таз, висевший на стене дома.
  - И вы просто обязаны проявить гостеприимство, Игорь Петрович, - ворковала Полечка, увлекая мужчин к ступенькам, - у вас такая дивная повариха, вам все завидуют, между прочим. Как вы спасли Леру от Бойкова, а? Только вот, что она тут живет, в этом доме и работает, да? Ой, руку дайте, я же упаду тут, аха-ха, не шутите так, Ди-ма!
  Смех звенел уже внизу, удаляясь, а от Ристархыча снова осталась одна голова в мятой панаме.
  - Нелечка, - густо сказал начальник, - большое вам спасибо, и вам, Кристина. За таблицу. Я б не собрался еще года три.
  - Там еще есть работа, на пару дней, наверное, - Шанелька посмотрела на Крис, и та кивнула.
  Ристархыч замахал мосластой рукой.
  - Да то уже не к спеху, главное, я сейчас могу пользоваться. А как снова захотите там поработать, скажите мне. Я ключи оставлю. Все равно целыми днями в разъездах. Лизка! А ты, если будешь влезать, когда взрослые беседуют, получишь от отца. Я ему позвоню.
  - Не позвоните, - буркнула Лизавета, но голову опустила, и лицо покрылось багровыми пятнами, - я уже взрослая.
  - Тогда и веди себя.
  Панама исчезла, и, удаляясь вместе с густым голосом начальника, усилился кокетливый женский смех.
  
  ***
  
  Лежа в палатке вечером, подруги делились впечатлениями о прожитом дне. Со встречи с Денисом Шанелька вернулась взъерошенная и несколько злая, махнула рукой на вопросительный взгляд Крис, и та кивнула. Было бы что интересное, понимала она - подруга рассказала бы сразу. А так - потерянный вечер, во время которого Денис увлек Шанельку на прогулку, и та слегка мучилась, что оставила Криси в одиночестве. Гулять на самом деле было не очень куда: кроме усадьбы, раскопа и скального массива у воды, ограничивающего пляж, вокруг расстилалась пустая степь, в которой Шанелька прекрасно провела бы время одна, следя за уходящим солнцем, или - с Крис, или на худой конец с Мишей. А не с хитроватым парнишкой, который то скакал вокруг, дурачась, то шел рядом, стараясь коснуться ее локтя, плеча или кидаясь поддержать за талию, если на грунтовке валялся камушек размером с кулачок. Разумеется, идти туда, где проводили время копатели, то есть, на сам пляж, а еще там стоял небольшой, но шумный туристический табор, или оставаться в лагере, посиживая на траве рядом с Денисовой палаткой, Шанелька отказалась.
  В итоге они уселись на пыльный валун обок дороги, рядом с которым земля обрывалась к морю, с бережком, засыпанным колючими обломками скал. И Денис, приваливаясь к плечу Шанельки, соизволил открыть папку с картинками. Дыша ей в ухо, стал показывать, сопровождая тыкание пальцем пространными и несколько издевательскими пояснениями. Хуже всего, думала Шанелька, отклоняясь, так что спина и плечи вскоре заныли от напряжения, он ведь не умеет говорить. То, что болтает, оно шаблонно или совсем скучно. Интересно, например, тот же Миша говорит не так много, и вроде бы теми же словами, но почему-то каждая его фраза вызывает воображаемую картинку. Эта его авантюра с поеданием обгрызанного гамбургера, и девчонки, которые стоят поодаль, давясь от смеха и наблюдая, как он давится... Хорошая речь, думала Шанелька, по своей всегдашней привычке делая выводы и вертя их перед внутренним взором, по-настоящему хорошая устная речь, она как правильное письмо, проста до незаметности. Тот, кто умеет сказать просто, он всегда лучше владеет речью, чем мастер шуток и каламбуров, за которыми устаешь следить, хоть и смеешься. Но понимается хорошая речь чаще в сравнении, вот как сейчас она понимает, насколько приятнее слушать короткие, иногда по-человечески нескладные высказывания Миши, чем журчащую болтовню Дениса, который среди своих, вероятно, записной шутник и клоун.
  - А это Лизкин поклонничек. Очередной. Завтра они свои акваланги соберут и бай-бай, любви конец...
  - Гриша, о! Гриша... К Лере подкатывает, он как в первый раз три тарелки борща навернул, так сразу полез ей предложение делать. А вот я зафотал, они на веранде тусуются.
  И снимки у него такие же, удивилась Шанелька, вернувшись, наконец, из размышлений в закатный свет и полные лиц и фигур картинки. Удивительно, конечно, как по-разному видят все одно и то же. Возьми компанию, проведи определенным маршрутом, или заставь прожить один день в одном месте. И пусть снимают, что хотят. Потом у одного получится увлекательный яркий рассказ, у другого сплошные шаблоны, а у третьего - это вот, винегрет, утомляющий глаза и мозги.
  - А тут типа раскоп сверху, с керамички как раз...
  - Мне пора, - она поднялась с самого краешка валуна - еще немного и свалилась бы на пыльную траву, - спасибо, что показал.
  - Да ладно, - не поверил Денис, - еще ж вечер только-только! А купнуться?
  - Меня Кристина ждет. Мы с ней выкупаемся. Или отдыхать.
  - Ну да, - кивнул Денис, идя рядом и рассматривая что-то вдалеке, - я понимаю. Конечно.
  - Ты о чем?
  Он ухмыльнулся. Шанелька тихо взъярилась. То есть, это малолетнее существо будет ее подкалывать, насчет "устала" (разумеется, возраст!) или насчет выкупаться именно с подругой (интересные отношения...), а она даже ответить не может ему достойно, не перечислять же догадки вслух. И вообще, неприятно и ненужно получилось, права была Криси.
  
  Все это, укладываясь, Шанелька пересказала шепотом зевающей Крис, которая весь вечер благополучно проспала в палатке, потом пробудилась выслушать новости и всякие извинения, и, отказавшись идти в летнюю ночь, приготовилась спать дальше, наверстывая хронический столичный недосып.
  - А ты? - спохватилась Шанелька, торопясь, пока Крис не заснула, - я с обеда все спросить хочу, насчет Больших Прудищ и птицефабрики. Тебя какая муха укусила? Или то курица клюнула?
  - Курица, - согласилась Крис, - и вообще. Я по вдохновению. Эта калоша в бусах и в шали...
  - В шарфике, - поправила Шанелька.
  - Я умозрительно.
  - Я поняла...
  - Смотрит, как на соперниц каких-то, тоже мне, нашлись античные герои - археологи пыльные. И если б узнала правду, вообще бы на нас бросалась ястребом. А так - нормально. Ты ж про себя что написала?
  - Немножко соврала, вообще-то, - призналась Шанелька, - я не стала, насчет центральной библиотеки, написала - в Капканах, это окраина самая.
  - А почему?
  - Ну... Да. Чтоб не лезли. А Капканы эти нафиг никому не нужны.
  - Вот и я, - зевнула Крис, - чтоб не лезли. Пусть лучше упивается. Положением. А я... нормальная прудищенская... птичница...
  - Спи уже, - Шанелька вытянулась, поворачиваясь набок, - завтра, как всем - в пять утра подъем.
  
  Глава 8
  
  Все ночные сны Шанелька забыла, о чем подумала с сонным огорчением, выбираясь под утро из палатки, чтобы сходить в туалет. Так что, покачиваясь, прошла между темных и ярких куполов, откуда доносилось бормотание и храп, почти не просыпаясь, старалась сберечь сон, ведь через пару часов подъем. И почти не обратила внимания на Леру, которая сидела на веранде, покуривая в темноте. Бормотнула что-то вежливое, проходя ниже перил, и обратно вернулась уже другой тропинкой, вдоль дальней части огорода. Улеглась, стараясь не потревожить Крис, успела снова немного помаяться тем, что из-за нее подруга вынуждена терпеть в личный отпуск всякие бытовые неудобства, и провалилась в новый, предутренний сон, из тех, которые снятся ярко и так же ярко остаются в памяти, главное - успеть утром такой сон пересказать.
  Этим и занималась, когда в начале шестого утра они устроились на табуретках под абрикосом, прихлебывая из кружек горячий, отменно сваренный Лерой кофе.
  - А я стою за его спиной и прикинь, пилю, классическая такая женушка. Насчет, сходил бы на базар, дома кончились консервы. Причем сама понимаю, какие там в древней Греции консервы и смеюсь, повторяю ему тоже, слышишь, я какую порю чушь - консервы! Приглашаю, значит, посмеяться...
  В лагере царила обыденная утренняя суета, медленная и сонная. Народ слонялся от палаток к веранде, шумел перед туалетом, препираясь насчет очередности, за длинным столом гремели тарелки, и Лера что-то коротко отвечала на сонные вопросы.
  Уже выкатилось солнце и даже приподнялось над горизонтом, теряя багровые утренние краски, но тени все еще были странными, длинными, тянулись от всего, меняя перспективу.
  В общем ленивом гомоне послышался смех Дениса, Шанелька поморщилась, но тут же отвлеклась, торопясь досказать самое интересное.
  - Тут он встает от своего гончарного круга, а вазу тычет мне в руки, держит ее у самого донышка (Шанелька перехватила кружку, чтобы показать, как лежали на сосуде мужские пальцы), я беру, поворачиваю. А там, с другой стороны она уже готовая, расписана. И это такая красота, просто рай для глаз. И вообще рай. То есть, птицы, зверье всякое, ветки висят, и танцуют девушки. Свеженькое все, блестит, по терракоте двумя красками, нет, тремя - черным лаком, белыми такими прописями и алыми мазками. Нет, там даже не девушки. Ой, я поняла, там две женщины, Криси, и кажется, это мы с тобой. Точно! Мы! У тебя волосы, как черное облако. А мои заплетены в косы и летают. Как змеи. Даже вот это не важно все. А важно, что поворачивает и рядом с чистой поверхностью, еще только что обожженной, на которой вмятины от пальцев остались, значит, рядом с ней - уже целый мир. И ему важно, что я это поняла и очень этим восхитилась.
  Она замолчала. Из-за кустов выступила высокая фигура. Миша кивнул, не подходя к столику, хотя Крис сделала приглашающий жест.
  - Там каша. Если хотите.
  И снова исчез, уже за кустами обращаясь к кому-то с не услышанными отсюда словами.
  - Н-да, у прекрасного парня с фамилией классика впала ты, Нель, в полную немилость, - прокомментировала явление Миши Крис, - а все твои шпионские заморочки, это он из-за Дениса на тебя дуется.
  - Криси... Ну нафига мне вообще эти мальчики! Я замужняя жена, у меня вон Димочка.
  - Супу хочет.
  Шанелька фыркнула и тут же опечалилась, кивнула.
  - А я хочу каши, - объявила Крис, поднимаясь с опустевшей кружкой в руке, - будь последовательна, вдруг чего услышим там, за столом.
  Шанелька вздохнула и повлеклась следом, на запах разваренной гречки и перестук посуды.
  Ничего интересного, кроме нескольких пошлых анекдотов, которые рассказывал, зевая, один из копателей - средних лет хитроватого вида мужчинка в драной панаме на немытых кудрях, дамы не услышали. Едоки почти спали, скребя по тарелкам и накладывая добавку - каша оказалась отменно вкусной, хотя и без всякой подливки, без мяса и овощей. Просто нежная, рассыпчатая, парящая сытным ароматом гречневая каша, сваренная так, что хотелось Леру после пары добавок расцеловать или хотя бы вручить какой диплом с медалью - как лучшему в мире эксперту по гречневым кашам.
  
  ***
  
  Все утро подруги работали на керамичке, слушая беседы Лизаветы и ее верной наперсницы Светочки над ведрами с мутной глинистой водой. В болтовне девчонок не было для Шанельки ничего интересного, да и понимала она ее с трудом, хотя временами напоминала себе - тыжписатель, Нель-Шанель, должна, ну как там - руку на пульсе, в гуще жизни, познавать и углубляться... Но углубляться в обычные девочковые сплетни про мужчин и в рассуждения о контурах и хайлайтерах из видео-роликов бьюти-блогерш ей было скучно. Совсем ведь неважно, о чем бает Лизавета, думала Шанелька, пока ее руки мерно выуживали из кучи следующий черепок, окунали в воду, отмывали и укладывали в мокрую, быстро высыхающую другую кучу, все эти разговоры - они как те школьные задачки и примеры, где вместо звездочек можно подставлять значения, хоть из одной цифирки, хоть из миллионов, а в задачках яблоки заменять самолетами. Суть не меняется. Двадцать лет тому мама такой Лизаветы баяла бы о журналах мод и о том, чем покрасить голову в нужный цвет. А сейчас эта мама рассуждает о стиральных порошках и кухонных комбайнах. Ну, или старается не отстать от дочери, нонеча ведь молодость сдвинули на место прежней зрелости, так что, вуаля - возвращаем в задачке на место кухонной техники видеролики бьюти-блогеров и снова на коне.
  Размышляла она об этом без всякого раздражения или высокомерия, но и закрывать глаза на данность, как было это еще несколько лет назад, когда боялась сама превратиться в средних лет брюзгу, осуждающую весь молодняк без разбора, уже не закрывала. Да, понимала Шанелька, нужно быть доброй, как та бабуля в анекдоте, которая уступает место юнцу со словами "садись, сынок, в старости настоишься", то бишь, никакие чаши никого не минуют, и победительная молодость неумолимо уходит. Но одновременно понимала она и то, что приходит время смотреть вокруг и на себя тоже открытыми глазами, честно отдавая себе отчет и так же честно оценивая. И себя, и окружающих. Что толку глаза закрывать. Пусть Лизавета покажет себя с какой-то другой стороны, не сомневайтесь, Шанелька увидит. И порадуется. Причем, скорее за себя, а не за самодовольную и самовлюбленную красотку. Ей, Шанельке, будет интереснее, если в Лизавете существует нечто интересное. А самой-то Лизе и так хорошо, не правда ли? А вот будь она несколько посложнее, ей будет уже не так хорошо, и печалей прибавится и всяких мыслей. Зато уж если возникнет какая радость, подумала Шанелька, стремясь рассмотреть подуманное со всех сторон, уж она так засверкает. Хотя возможно, радость от новой шмотки сверкает не меньше? Вот и оставляем вопрос открытым.
  Она снова вспомнила прекрасную вазу, поданную толстым дядькой в испачканном глиной хитоне. И порадовалась тому, что успела рассказать сон, оставляя его в памяти.
  
  После работы они пообедали, с удовольствием поедая невероятно вкусные блюда, приготовляемые суровой Лерой. Да что ж такое, удивлялись с юмором, переглядываясь над тарелками, это вот вермишелевый суп? А это? Картофельное, говорите, пюре со сливочным маслом?
  - Когда я все это ем, вернее, извините, жру, - сказала Криси, выскребая тарелку, - мне кажется, что Лера явилась из тех времен, когда все было настоящим. Не это вот - трава была зеленее, а "трава - зеленая". Понимаешь?
  - Лера - повар первозданности, - засмеялась Шанелька, подставляя тарелку соседу, который занимал теперь место Миши, чтоб налил ей добавки, - из времени Эдема, когда гречка была гречкой, а не тем, что нам сейчас за нее выдают. А молоко было молоком. Арбузы - арбузами. Так?
  - Именно! И пюре - картофельное!
  Сосед, молчаливый дядька в линялой, когда-то цветной рубахе и серой бандане, отдал тарелку Шанельке и взял у Крис, чтобы положить в нее облачную горку пюре, поливая его огненно-рыжей мясной подливой. Согласился сиплым прокуренным голосом:
  - Везуха кому-то с женой. Или может жрет щас в командировке одну сухомятку, пока она тут днюет и ночует.
  - Он прячется в ее комнате, - предположила Крис, отправляя в рот вилку с мини-облачком пюре, - м-м-м, - и ест без перерыва.
  - Чо, правда? - удивился другой сосед, тот, что любил без конца пересказывать пошлые анекдоты, - а-а-а, шутишь, значит. Хотя. Я б и сам, с такой жратвой-то.
  За пару человек от них вдруг приналег грудью на стол аккуратный мужчина с мешками под темными глазами:
  - Я бы... попросил. Николай! Валерия Евгеньевна, между прочим, в разводе. Так что, не надо. Не надо этого вот.
  Произнеся речь в защиту сдавленным шепотом, с оглядкой в сторону распахнутого кухонного окна, выпрямился, строгим взглядом обводя обидчиков.
  - А тебе что? - удивился громкий сосед Шанельки, - тебя Лерка еще после первого борща наладила. В сраку подошвой. Попросил бы он. Надо, так и попроси, чо.
  Сьорбнул из кружки вкуснейшего алычового компота. Подмигнул дамам и отставив грязный мизинчик, с шумом и бульканьем вцедил в себя сразу полкружки, откашлялся и стукнул ее об стол.
  - Ладно. Чего рассиживаться. Давай, попрошун, вон Семеныч уже подпрыгивает, заждался.
  - Леночка! - закричал вдруг кругленький, совершенно потный мужчина в конце стола, до этого смирно шепчущий что-то в прижатый к толстому уху телефон, - Леночка, так нельзя!
  Уговаривая заочную Леночку, толстячок вперил возмущенный взгляд в круглый вырез тишотки Криси, и та заерзала, пытаясь незаметно сесть немного боком.
  - Ты умненькая девочка! У меня. Разве можно так волновать маму? Вся ночь! Ну и что что звонила? Да-да, я понимаю, пешком оттуда далеко. Так. А этот ваш спит? Н-да, - сообщил толстячок декольте Крис, - ну я уверен был, уверен. Немедленно в душик и баиньки, Ленуся! Мамочку позови. Костик хочет? Ну, что мне с вами делать-то? Майор? А кто? Честь имею, товарищ адмирал!
  Толстяк вскочил и произвел в воздухе некие пассы вокруг тонких волос. Соседи по застолью, посмеиваясь, вставали и обходя его, спускались с вернады, разбредаясь по лагерю.
  - Эскадра? - поразился толстячок, - но галактика дьявола в биллиарде этих, как их. Парсеков! Мама хочет? Лора, я что хочу сказать... Костику передай, чтоб две эскадры и телепорт. Не забудь. Ленку не трогай. Проснется, дай от головы. Не по голове, таблетку дай. Я вернусь и поговорю. Да-а-а, он уж поговорит. Не смеши меня. Ты постриглась, наконец? Ты ходила в тот салон, что я сказал?
  Невежливый Николай, снова подмигнув дамам, вытолкал толстячка с веранды и скоро отчаянные вопли, обращенные к Лорочке, Костику и заснувшей Ленусе, стихли.
  - Как он, за семью, - потряслась Шанелька, убирая тарелки, чтоб унести в мойку, - я думала, нет таких нынче мужчин, кончились.
  - Угу, - сипло вступил мужской голос, заполняя воздух крепчайшим перегаром. Длинный дядька в линялой рубахе и в такой же линялой бандане на длинной же голове отобрал у Крис стопку посуды, - то не его семья. То он с бывшей разговаривал. Идите, я сам.
  - Все равно, - не согласилась Шанелька, - и даже тем более. Как он с детьми. Не забывает!
  - И дети тоже не его, - засмеялся дядька. И ушел с горой тарелок в кухню.
  
  Наевшись, улеглись поспать, что Крис никогда не надоедало. Проснулись совсем вечером, и отправились выкупаться. На полдороге к скалам к ним пристал было Денис, балаболя по своему обыкновению всякую ерунду, которую они из-за сонной лени слушали благожелательно, и даже как-то поддерживали беседу. Но стоило на горизонте появиться Лизавете, как он оборвал сам себя на полуслове и исчез, чертиком из коробки выскакивая уже рядом с ней.
  - Хоть бы извинился, - возмущалась Шанелька, бредя рядом с Крис к скалам, чтобы перевалить через гребень и спуститься на крошечный пляжик, показанный Мишей, - обычные правила вежливости, ну, нельзя же так, по-хамски.
  - А ты ему выговор, - посоветовала Крис и зевнула.
  - Угу. А он решит, что тетечка Нелли в нем слишком заинтересована. Пусть уже скачет.
  
  После купания ушли погулять, без конца разговаривая, или вместе молчали. И то и другое Шанельке ужасно нравилось. Болтать с Крис можно было на любые темы, от тех же бьюти-блогеров до картин прерафаэлитов. Иногда, уставая говорить, Шанелька думала, интересно, будет ли интересным роман, сотканный из таких разговоров, которые следуя прихотливым ассоциациями, сплетаются сами, перекидываясь с одного предмета на другой. И смирялась с тем, что никогда такой не напишется, просто потому что успевали они говорить о многом. Ни с кем больше не доводилось Шанельке вести таких бесед, на работе существовала совсем другая Шанелька - любимая детишками веселая библиотекарь, умеющая из всего сделать сказку. Дима Фуриозо? Да, он выслушивал ее домашние выступления, о чем был заранее предупрежден (вдруг я заведусь на какую литературную тему или еще что отвлеченное, ты пожалуйста, выслушай и хотя бы покивай, если не захочешь вместе поговорить, - Дима тогда, обдумав, кивнул в первый раз, и сердце Шанельки наполнилось радостью, но увы, дальше случались именно только кивки и терпеливое ожидание, когда же жена закруглится, возвращаясь к обычным женским обязанностям), но практически никогда не поддерживал разговора, не его это были темы, совсем не его.
  Многие мысли Шанелька записывала, когда писала свои истории, но там приходилось их фильтровать и отчеканивать, оставляя за бортом ту живость и "брызги шампанского", которые отличали живую беседу. А записывать все в полном объеме, ой, ну да, придется сделаться самой себе секретарем, да и руки устанут колотить по клавишам.
  В общем, убеждалась Шанелька, ничто не заменит настоящей, реальной беседы, когда два человека одинаково заинтересованы в ней. А еще, она все же оставалась интровертом и были ей заказаны возможности, которыми, например, вовсю пользовался тот же Денис - выступления на публике, болтовня с кем угодно, лишь бы уши.
  Так что, понимая, время реального общения с подругой, как всегда, ограничено - через десять дней Криси уедет в свою столицу, к своим договорам, тендерам и консультациям, Шанелька старалась вовсю - выкладывалась сама, с не меньшим удовольствием слушая. А ведь еще нужно было обговорить всякое личное у обеих...
  
  ***
  
  Вечером этого дня они шли по пустынной, серебряной в лунном свете грунтовке и держали военный совет.
  - Я так понимаю, среди толпы никто на профессорскую роль не годится, - Крис шла со стороны обрывчика, а ее тень наискось убегала под ноги Шанельки.
  Та вздохнула.
  - Сама видишь. Пяток студентов. Вернее, четверо их и еще школьник Сашка, это племянник Леры, приехал на каникулы. Ну и простые дядьки-копатели, которые каждое лето устраиваются поработать за баблишко. Дай посчитаю точнее. Значит, кто у нас там? Переговорщик с семьей. Алкаш этот, который тарелки уносил и вонял перегаром. Пошляк с анекдотами в панамке. Николай, кажется. А, еще шептун, который за Леру вступился. Ой, про него же Денис болтал, как раз насчет борща и предложения. Гриша его зовут. Еще этот, тощий длинный, с ногами. Что сидел на углу и эдак загадочно улыбался.
  - С пуговичными глазками который? И с бывшей шевелюрой?
  - А. Ну да. Я б его заподозревала, но чтоб сделать из него прохвессора, нужно в два раза сложить, как раз и рост совпадет и комплекция. Все остальные - простые, как пеньки.
  - Ристархыч тоже не вариант. Но кто-то же вешает эти фотки!
  
  Новые фотки действительно были. Выложены в обновлениях сообщества. Парочка всего, но на одной, на самом краю кадра высилась над головами копателей площадка керамички, и Шанелька с изумлением опознала в двух мешковатых фигурах, склоненных над ведрами - себя и Кристину.
  - Может, их тут целая команда, - усмехнулась сама предположению, - и фотокамеры в пуговицах. Крадутся и щелкают.
  - Да щелкнуть щас плевое дело, - отмахнулась Крис и ее тень повторила жест, унося руку под ноги Шанельке, - у всех в руках машинки, поди пойми, кто звонит, а кто фоткает. Только про Лизавету все ясно: селфи-селфи-селфи.
  - Девочки, - подхватила Шанелька фразочкой-мемом, - мы багини!
  Засмеявшись, добавила:
  - Да и сложно мне представить, что Лизавета и мускулистый дядька а-ля Макс Волошин - одно лицо.
  - Фигуры точно разные, - согласилась Крис, - но ты же сама сказала - команда. Может.
  - Лиза там сидела. Где и мы, - напомнила Шанелька, - хотя, если насчет команды не ржать, открываются перспективы. Допустим, кто-то ему помогает, а? Шлет картинки, а наш писака их ставит в ленту, типа от себя. Эхх...
  - Что?
  - Я говорю, эхехе, - повторила Шанелька, - это же значит, что снова-здорова любой тут может оказаться под подозрением.
  - Не любой, - Крис покачала головой, темные волосы пересыпались по высокой скуле, - тот, кого нет на фотках.
  - Точно! Хорошо, отбросим совсем уж затурканных дядек, которые по вечерам напиваются. Девчонок на обеих фоточках видно, а еще Миша торчит, как вавилонская башня. Рядом с Надеждой. У нее, кстати, в музее прозвище Крупская.
  - Кто бы сомневался...
  Шанелька вздохнула:
  - Прочих по головам придется опознать, в смысле по панамках, локтям и задницам в пыли и солнечных бликах. И отсеять.
  Они дошли до валуна, на котором Шанелька сидела с Денисом, и тоже сели, подстелив ветровки. Может, как раз Денис, задумалась Шанелька. Снимает во все стороны, болтун хоть куда. По первому впечатлению, конечно, пустоголовый, как тыква на хелоуин, но вдруг это маскировка.
  - Ты все усложняешь, - покачала головой Крис на пересказанные догадки, - это же не литература, Нелькин, в жизни - проще. Если с виду тыква, оно на 99 процентов и будет тыква. Но он болтун. Вряд ли ему кто доверит секреты. Я бы скорее про Мишу задумалась. Или вот Светочка Владимировна. Хотя нет. Она точно тыквочка.
  - Миша хороший, - расстроилась Шанелька, - куда пропал дурачок, я даже как-то скучаю по нему. Ну и обидно, конечно.
  - М-м?
  - Обидно, что он с нами сутки проваландался, а потом исчез, как будто понял, что с нами - неинтересно, - пояснила для Крис.
  Та улыбнулась.
  - Такая вот обраточка, мадмазель Шанель. Ты точно так же отопнула болтуна Дениса, когда поняла, что он неинтересен - тебе.
  - Ничего подобного, - возмутилась Шанелька, - я с ним беседую. И буду. Если он вдруг.
  - Это ты не видела, с каким лицом беседуешь. От такого лица молоко скисает. Правда, супермальчику на твое выражение совершенно наплевать, он вокруг себя ничего не видит. Кроме себя.
  - Пишут, что для миллениалов это нормально. И вообще, мы собрались о профессоре, а снова почему-то про этих щенков! Сорри, щенят.
  - Кстати! Скоро, может быть, что-то случится.
  Шанелька повернулась к подруге. Луна заливала светом немного скуластое лицо Крис, кладя под бровями и возле губ глубокие тени.
  - Ты когда смирно сидела над ведром, я прошлась в сортир, а там как раз бригадир бегал по площадке, руками размахивал. Вроде бы мерил стоянку, чтоб какой-то встал втомобиль. И чертыхался, потому что въезд будет перегораживать.
  - Ну мало ли, - Шанелька снова уставилась на серебряную лунную дорожку поперек ночной воды, - грузовик какой, привезут что-то.
  - Не привезут, а будет стоять, - поправила Крис, - значит, приедет кто-то, на своем транспорте.
  Усталая Шанелька попыталась взволноваться, но вместо этого громко зевнула.
  - Спать, - Крис тоже зевнула и поднялась, - ох, как здорово, я тут так много сплю, хотя встаем рано. Еще бы утром дрыхнуть до обеда, был бы чисто рай.
  
  И через полчаса они уже спали, не слыша, как тихо тренькает гитара у костра, запаленного между палаток.
  
  Глава 9
  
  На рассвете сонная Шанелька была только рада, что никаких снов не запомнила - вчерашний военный совет с Крис вверг ее в полное уныние, которое, казалось бы, должно развеяться утром, которое "мудренее", но нет, наоборот, как раз с утра и навалилось.
  С отвращением она отправилась к туалету, кивая сонным фигурам у палаток, но (тут Шанелька вяло порадовалась, становясь рядом со Светочкой в тени вишенника) мужики и есть мужики, уж они-то утром умывальную не штурмуют и около сортира их не наблюдается. Интересно, задумалась Шанелька, переминаясь с ноги на ногу, были бы женщины анатомически как мужчины, тоже писали бы под каждый куст, не заморачиваясь, где тут поблизости заветная дверь? А если бы в обществе обнаженная женская грудь не считалась неприличием, дамы тоже гуляли бы в жару, повесив на плечо скинутую рубашку и демонстрируя окружающим свои животы и ребра?
  Светочка нерешительно улыбнулась в ответ на шанелькину улыбку, та фыркнула, прыснула, округлила глаза, сдерживая смех и прижала ко рту ладонь.
  - Не обращай внимания, - сказала невнятно, - это я о своем.
  О девичьем, прискакала тут же мысленная кокетливая приговорочка и совместив ее с картинкой того, как гуляют по улице дамы, проветриваясь, с кинутыми на плечо или повязанными на бедра блузочками, Шанелька расхохоталась. Светочка вежливо улыбнулась и исчезла в заветной двери.
  А Шанелька после приступа веселья снова приуныла, вспомнив, что она - не просто так, она - на задании. Конечно, никому и ничего она не должна, но привычка доделывать начатое и исполнять обещанное была сильна, за что Шанелька частенько себя кляла, зато в другое время была мирозданию за это свойство характера очень благодарна. В ее положении активно пишущего без всякой надежды на издание прозаика именно эта привычка держала в узде, не позволяя отчаяться и все бросить.
  Хорошо бы, мечтала Шанелька, уходя снова к палатке, где все еще спала Крис, уметь управлять своими привычками жестко, аккуратно и главное - быстро. Нажала на воображаемую кнопочку, и вот уже на месте привычки тянуть лямку до конца, явлена и вступает в силу привычка положить с прибором и забыть. Летом прекрасно включить привычку просыпаться рано и гулять до жары, а зимой, вот прям пятнадцатого января, включить привычку кушать мало и сплошные витамины, чтобы ко дню рождения все жареные курочки и оливьешечки с новогоднего стола из фигуры испарились. И так далее. Но это уже будет какой-то робот-Шанелька, а не реальная Шанелька.
  - Что там на завтрак? - спросила Крис, приоткрывая один глаз.
  - Я унюхала какао и, кажется, молочное что-то. Горячее молочное.
  - О боги, - с интересом сказала Крис и села, нащупывая под боком полотенце, - неужто молочная каша? Утром! Я миллион лет не ела молочную кашу. И думала, что вполне обошлась бы еще миллион лет.
  - Миллион лет до нашей Леры, - уточнила Шанелька, - как-то так.
  
  Через десять минут они сидели за общим столом, поедая пшенную кашу, сваренную на молоке со сливочным маслом. Каша была настолько восхитительной, что дурное настроение Шанельки развеялось и теперь она, отправляя в рот ложку за ложкой ароматной желто-белой жижи с кружочками растаявшего масла, обводила взглядом завтракающих, радуясь тому, что кулинарный талант Леры даже в шесть утра всех вытаскивает из сна и доставляет на веранду. Пусть даже они молчат, зато все на виду, можно сосредоточиться и внимательнее рассмотреть и обдумать, что делать дальше. Вот только еще добавочку...
  - Чуть-чуть, - попросила она соседа, давешнего Гришу - претендента на сердце поварихи, - да-да, спасибо.
  Приняла тарелку, жалея, что остановила кавалера, ну и пусть бы еще раз тарелка, все равно сидеть на керамичке, а не махать лопатой. А так придется накладывать еще одну добавку. Третью.
  - А вы, Нелечка, замужем? - Гриша навалился на стол, чтоб смотреть не в ухо соседке, а в лицо. Вопрос задал тем же сдавленным шепотом, каким защищал вчера Леру.
  Может, у него что-то с горлом, подумала Шанелька. Отклонилась на перила за спиной, не потом что боялась заразной простуды, просто загорелое лицо Гриши, вполне, впрочем, приятное лицо мужчины средних лет, хоть и с темными кругами вокруг глаз (может быть, печень, мельком предположила Шанелька) и с морщинами по широким скулам (а это просто возраст) - оказалось в десятке сантиметров от ее рта, полного каши.
  - Эм-м, - она проглотила кашу, собираясь признаться в благополучном замужестве, но тут Крис, безмятежно мешая крапчатое озеро в своей тарелке, мягко наступила ей на ногу.
  - М-м, ну, как сказать, - смешалась Шанелька, тайно отползая по лавке от каменного мужского бедра.
   Гриша блеснул темными глазами, вдруг обежал взглядом всю видимую над столом Шанелькину внешность - от светлых волос, забранных на затылке деревянной заколкой - до локтей и талии. Попытался глянуть и ниже, в тень под столом, но спохватившись, вернулся к солнечному свету. И продолжил, еще понижая голос:
  - Там, где скала в море, там рапанов полно, я смотрел. Вы их вблизи видели, Неля?
  - Э-э, - снова задумалась Шанелька, на всякий случай отодвигая ногу под столом подальше от сандалии Крис, - такие серые большие? Ракушки?
  - Да! - придушенно зашептал Гриша, продолжая почти лежать на столешнице с руками, упертыми в край гладкой доски, - они! Я вам достану, хотите? Сегодня если. Вечерком. Ну, чтоб вы после работы покушали, поспали, а потом пройдемся. А?
  Шанелька неопределенно пожала плечами и улыбнулась. Гриша, удовлетворившись, откинулся на перила и воздел над тарелкой ложку, казалось, салютуя собственным успехам.
  Крис привстала, чтоб положить себе добавки, ее тарелку перехватила высушенная солнцем тощеватая рука с парой серебряных потемневших перстней.
  - Позвольте старому гусару, прелестная леди! Счастлив услужить, хотя в наши равноправные времена дамы снова сражаются за свои права, а нам, бедным гусарам, приходиться догорать в пыльных углах мироздания. Хотя...
  Мужчина, который на вчерашнем военном совете был охарактеризован как "тощий с длинными ногами с пуговичными глазками и бывшей шевелюрой" улыбнулся с юмористической печалью, потом улыбнулся с хитринкой, потом улыбнулся еще как-то (наверное, философически, предположила Шанелька), кивком показывая на мир вокруг:
  - ...хотя... невзирая на пыль, назвать это место углом язык не повернется. Я бы сказал уголок. Дикий и прелестнейший.
  Он вернул Крис тарелку с кашей и тоже откинулся на перила, протягивая под стол длинные тощие ноги.
  - Прелесть диких уголков такова, что можно на все плюнуть и остаться. Они соблазняют. Не так ли? Искушают, я бы сказал. Помню, был я...
  (в Бразилии, успела подумать Шанелька, где в лесу много... и героическим усилием отогнала непрошеную ассоциацию, чтоб не подавиться кашей)
  ... в поселке Эрты ямало-ненецкого округа. Крошечный поселочек, буквально пять домов, а за ними и вокруг тундра. И Баренцево море. Свинец. Рябь под серым небом, крошечные елочки не выше колена. Клюква! Вы видели клюкву на зеленых мхах среди такого карликового леса, миледи? Неважно. И вот я там...
  Он выпрямился и укладывая руки вдоль тарелки, обвел всех юмористическим взглядом.
  - Влюбился! Пацан, практикант, приехал считать рыбу в сезон промысла! Восемнадцать лет, во-сем-над-цать! Щетине утренней радовался - мужчина же! А она возила почту, на собачьей упряжке. Старше меня на десяток лет, лицо круглое как луна, глаза как черное масло, а волосы! Несется, в руке поднятой - шест с флажком. Волосы развеваются, как черное пламя. Мне даже не надо было и близко смотреть, лишь бы вот так неслась мимо, кричала гортанно. Вовка, не корчи рожи, мешаешь девочкам подпадать под впечатление!
  Длиннолицый Вовка, который, как и вчера, распространял вокруг крепчайший запах перегара, хмыкнул, поднимаясь.
  - Та пошли уже, доскажешь после работы.
  Тощий встал, вернее, воздвигся, возвышаясь над сидящими как покосившийся телеграфный столб, прижал к груди руку в перстнях и поклонился.
  - Прошу прощения за непрошеные экскурсы в прошлое. Александр, к вашим услугам, миледи. И да, совершенно не за тем, чтоб мучить ваши прекрасные ушки, а просто в надежде увидеть таких прекрасных дам вечером, у нашего костерка, приглашаю. К зеленой палатке, к девяти. Надеюсь, Гриша, к этому времени ты уже разберешься там. Со своими рапанами. А если прелестным дамам станет отвратительна моя гитара, я ее сломаю и выброшу в море. Со всеми ее песнями.
  - Александр Дмитрич, кончай уже, - позвал снизу Семеныч, - вошкаетесь тута, вам что, прочерк ставить?
  - Иду, мой друг!
  
  После чудесного какао, тоже украшенного пятнышками сливочного масла, подруги бережно, чтоб не растрясти в животах кашу, поднялись, заглянули в кухню поблагодарить Леру за неземное блаженство и медленно отправились к палатке одеться на работу.
  - Ну и чего ты на меня наступала? - благодушная Шанелька придерживала рукой живот, прижимая к нему нарисованного на тишотке черного кота.
  - Сегодня сядем и составим списочек. Вычеркнем тех, кто был на фотках, точно. С прочими нужно провести работку. Мало ли, вдруг проговорится, в интимной обстановке. Не возмущайся заранее, я ж не говорю, чтоб ты Матой Хари кидалась в объятия копателей. Но погуляешь с Гришей часок, мы придумаем, чего ты должна у него спросить. О! Телефон попросишь на минуточку, может, получится фоточки посмотреть.
  - Фу, Криси. Чужой альбом - это как в душевой подглядывать.
  - А ля гер ком а ля гер, - пожала плечами Крис, - им, значит, можно, снимать нас скрытно и вешать где ни попадя, а мы, что ли, лысые? Ты не переживай, мне кажется, на этого матримониального Гришу стоит разок посмотреть со значением, и он всю подноготную выложит.
  - Мне вся не нужна, - вздохнула Шанелька, облачаясь в просторные брючки и нашаривая косынку в куче одежек, - ну, как тут все перемешивается, в этой палатке. Вот бы палатку с комодом. И трельяжем.
  - Нужна, - постановила Крис, - тыж писатель! Потом напишешь Гришу и будешь радоваться, какой жизненный вышел персонаж. Ты, кстати, поняла, почему он шепчет постоянно? От Леры шифруется, вдруг она подумает и согласится. Замуж. А наш пострел уже поспевает в сторону другой соблазнительной кандидатки.
  - Ладно, - с угрозой согласилась Шанелька, - я ему устрою соблазнительную. Он еще сто раз пожалеет, что меня в свои списки внес. Да не сразу, я понимаю. Сперва выслушаю, как ты сказала.
  - Вот! Это речь не мальчика, а мужа. Что там у нас с феминитивами?
  - Не девочки, а дамы, - отрапортовала Шанелька, выбираясь из палатки со смартфоном в руке, - кстати, машинки надо унесть в дом, там тумбочка с этим, где много розеток. Пока будем пахать, телефоны зарядятся. Ты свой берешь?
  - У меня повербанк. Мы можем его зарядить, а потом уже от него телефоны, чтоб не бросать там. Мне по работе могут позвонить.
  - Насчет заготовки курей?
  - Приблизительно.
  - А я свой оставлю, компромата в нем нету, а за добром на тумбочке Лера присматривает.
  - Какая ты скучная, Нель-Шанель со своим Димой бывшим Фуриозо! Неужели даже эротических фоточек нету, неужели он с тебя не требовал обольстительно зафотаться и ему прислать? О-о, я вспомнила, историю про эротические фоточки!
  - Свои?
  Они замедлили шаги, не доходя до веранды, и встали, перешептываясь.
  - Не. Про соблазнительный зад Алекзандера. Я его однажды сфотала в сауне, на его телефон. И потребовала, чтоб он мне картинку своей жопки прислал по вотсапу. Он и прислал. С подписью, мол, ну и как моя соблазнительно обнаженная жоппка? Соблазняет? Разумеется, номер перепутал и отправил послание нашей знакомой, юристу, очень деловой даме, а она его получила в разгар совещания с клиентом. Так что через час, когда совещание закончилось, Сашка получил осторожный встречный вопрос "Александр, вы уверены, что мы должны это обсуждать?". Поржали мы втроем хорошо. Причем, Алина сильно передо мной извинялась, за мутную формулировку, нет чтоб написать, эй, друг, номера не перепутал? Она, когда увидела мужской голый зад с игривой подписью, да еще от бойфренда приятельницы, сперва решила, что он поехал крышей. И решил эдаким образом к ней подкатиться.
  - Или вообще рассылает свою несравненную жоппку всем дамочкам в списке контактов! В литературе, Криси, это кончилось бы романтическими отношениями. Такое развитие темы задом-наперед.
  - Во-во, именно что задом.
  Досмеиваясь, они взошли по ступенькам и свернули в кладовочку сбоку от кухни, где рядом с кушеткой, укрытой полосатым самовязаным покрывалом, стояла широкая тумба, а на исцарапанной лакированной поверхности лежали с десяток разнообразных мобильников с хвостиками проводов.
  - Угу, - Крис положила глянцевую плиточку повербанка рядом с чьей-то кнопочной нокией, - смотри, еще пару человек можно смело отсеять. Нокия. И этот вот танк с кнопками. В нем камера есть, но жутко паршивая, у Сашки друг на рыбалку такой телефон берет. Вместо радио и фонарика.
  Она вышла из кладовки и заглянула в кухню. Лера подняла голову - на столе перед ней распласталась, сверкая боком, увесистая рыбина в кровавых потеках.
  - Не подскажете, Лера, это чей там бронированный телефон на зарядке? Хочу такой купить папе, говорят, он громкий. Вот, думала посоветоваться с хозяином.
  - А. Это Вовкин. Что с вами рядом сидел сегодня. Здоровый такой алкаш. Зачем ему телефон, непонятно, он его забывает везде. Хорошо, если тут вот.
  Лера бросила взгляд на Шанельку, странный, словно бы изучающий и немного насмешливый. Тыльной стороной ладони вытерла подбородок, стряхивая прилипшую серебряную чешуину.
  Шанелька нахмурилась, страдая от неловкости. Наверное, повариха видела, как Гриша пытается ухаживать. И теперь они вроде как соперницы. Или Лера знает о нем что-то такое, из-за чего насмешка кривит уголки жесткого рта. А Шанелька не знает. И выглядит наивной дурочкой.
  - Алкаш? - уточнила Крис, - а не похож. Ну перегар, конечно, да.
  - Это пока. Пару лет еще протянет как нормальный с виду мужик, а дальше все. Он каждый вечер напивается, в лежку просто. Но силы много, с утра растолкали и пашет, без разговоров. Это Мыколка вон, неуемное существо, тоже бухает, но раз в пару дней, и тогда уж Семеныч ему прочерк, потому что утром не поднять, никакими силами. И поскандалить любит.
  
  
  После работы и роскошного обеда - дивный рассольник с перловкой и плавающими в бульоне лепестками соленого огурчика, картошка, жареная соломкой и хрустящие кусочки жареного до золота пеленгаса, ах и еще компот из того самого черного винограда плюс свежайшие слоеные пышки - подруги вернулись в палатку и улеглись, держа перед собой мобильники. Шанелька проверила пропущенные звонки, убедилась, что Дима выдерживает характер и прогнала связанные с этим печальные мысли. Крис открыла в своем смартфоне новую заметку и, уставив в клавиатуру палец, задумалась. Потом быстро стала печатать, шепотом перечисляя вычеркнутых кандидатов.
  - Итак, - подытожила вполголоса, - нам остается пообщаться с Гришей, ну извини уж, его нет на фотках, дальше - с любителем собачьих упряжек...
  - Александром Дмитричем, - подсказала Шанелька.
  - Угу. Та-ак... Оба алкаша прилежно машут лопатами, Крупская восседает на краю керамички, мы с тобой, аки жены Цезаря, вне подозрений. И девчонки там видны. И еще, кроме Миши, вот посмотри...
  Она повернулась на бок, устраивая смартфон с открытой картинкой перед глазами.
  - Вот там на краю, в облаке пыли. Тощая ипостась. Как думаешь, Денис в бандане или научник этот? Который вместо Ристархыча следит за махателями совком. Ну как его?..
  Шанелька припомнила худенького человечка в невнятной одежде, который носил на узкой голове панаму с обвислыми полями и большие очки. На фото фигура была далеко и спиной.
  - Носки, - подсказала, изучая снимок, - носки он носит с сандалями. Белые. Я б сказала, бросаются в глаза похлеще, чем его все остальное, включая очкищи. Но тут он в ямке по колено.
  - Ничего не попишешь, - постановила Крис, убирая фото и снова возвращаясь к списку, - вписываем ученого в белых носках.
  - Мозун! - вдруг воскликнула Шанелька.
  - Это фирма носков?
  - Это фамилия. Кажется, так. Или нет? Я слышала, он ругался, когда кто-то неправильно. Мозгун? Мизган?
  - Мизгирь? - предположила Крис.
  - Вспомнила! Мо-озун. На первый слог ударение. Кому-то он там выговаривал ее по складам с ударением. И голос, знаешь я что...
  За тонким нейлоном палатки кто-то густо и выразительно прокашлялся. Шанелька прихлопнула рукой рот и округлила глаза. Крис положила смартфон и потянулась к полотнищам входа, которые шевелил легкий ветерок.
  - Не надо, - прошептала Шанелька, хватая ее за майку, - о боги, а вдруг это он? Мы спим!
  Она закрыла глаза и повалилась навзничь, изображая крепкий послеобеденный сон. Но была поднята за руку неумолимой Крис. Та покачала головой, укоряя за глупость и, садясь рядом со входом, откинула край.
  - Да?
  Снаружи молчали. Шанелька, снедаемая любопытством, вытянула шею, стараясь за плечами и головой Крис разглядеть визитера. Снова округлила глаза - она-то думала, басом кашлял мужчина, но перед палаткой стояла, перекрывая солнечный свет, могучая фигура Надежды Константинны. В невнятной рубашке с карманами, очень похожей на рубаху только что обсуждаемого Мозуна (только раза в три просторнее), в таких же шортах, открывающих глянец больших коленей. И - в белых высоких носках, перечеркнутых ремешками сандалий размера не меньше сорокового.
  Пауза длилась и длилась, через молчание все сильнее становились слышны всякие обыденные лагерные звуки, словно шум приближался, окружал, тоже полный любопытства. Звяканье посуды на веранде, чей-то храп в палатке, тарахтение машины на дороге, крики со стороны пляжа.
  - Да? - снова спросила Крис, придерживая откинутое полотнище.
  - Хорошего, - сиплым басом сказала Крупская, - аппетита. Вечера, то есть. Приятного.
  Сверкнула большими очками, за которыми совершенно не разглядеть выражения глаз, а лицо в тени тоже осталось непонятным.
  - С-пасибо... - Крис еще сказала, - а...? - но большая фигура развернулась и двинулась от палатки в сторону ворот, шагая мерно, как шагают по пустыне верблюды.
  Шанелька подползла ближе и вдвоем они молча сидели, провожая взглядом удаляющуюся археологиню.
  - И что ж это было? - Крис высунула голову, осмотрев окрестности, убедилась, что рядом никто не спрятался, и вернулась на свое лежачее место; сложила на груди руки и уставилась в зыбкий синий потолок.
  Шанелька продолжила сидеть, обдумывая детали происшествия.
  - Обоги, Крис. Носки. Мы же болтали тут про носки, наверное, она подумала, мы над ней издеваемся.
  - Мы не издевались. Не успели. И вообще, пусть носит хоть чулки с подвязками.
  - Но мы же не сказали! Про чулки. Она могла подумать...
  - Эй, Шерлок, не думай за других, сама себя запутаешь. Мы еще про мизгиря этого говорили. Может, ее это привлекло? В смысле, может быть он ее привлекает?
  Шанелька улеглась рядом и тоже скрестила руки. Сообщила потолку скорбным шепотом:
  - Еще лучше. Мало мне Леры, которая из-за Гриши на меня эдак смотрела. Теперь еще Надя будет думать, что мы тут обсуждаем стати ее сотрудника. Нет, хуже того - соратника. Если не сказать больше.
  - МОзгун! - шепотом вскричала Крис, - не-не, лежи, я просто вспомнила фамилию. Так ведь?
  - Не так! МО-зун. И вообще, хватит, а то вдруг она там обошла и за палаткой... Или он там. Или еще кто. Во что я ввязалась, Криси? Жила бы нормально, драила щеткой черепки. Ходила купаться. С тобой. А теперь вот ползать по скалам с Гришей, скрываясь от глаз Нади, которой интересно про Мозгу... тьфу, Мозуна. И кто там у нас еще? Ты, может, на себя возьмешь парочку?
  - Могу, - согласилась Крис, - Могуна этого как раз. Опять не так?
  - Нам срочно нужно поспать. Убери свою машинку от греха, а то еще пять минут, и я ее растопчу с этим вот списком внутрях.
  - Мы еще не проработали тактику, - удивилась Крис, - наводящие вопросы, то-се. А то будешь ползать по скалам без толку.
  - Р-р-р, - сказала Шанелька в ответ.
  Крис зевнула и с удовольствием отключила мобильник, суя его в изголовье.
  
  ***
  
  Тем же вечером перед закатом Шанелька сидела на неровном валуне, одни край которого облизывали мелкие волночки, и скучно смотрела вниз на плещущегося в темной воде Гришу. Ухая, тот выныривал, фыркал, тряся головой и поводя плечами, подмигивал ей мокрым глазом и с шумом плюхался обратно. Шанелька, при каждом выныривании меняя тоску в лице на радостно-удивленно-уважительную улыбку, кивала и тихонько вздыхала.
  Они с Крис так и не успели продумать наводящие вопросы, заснули, переваривая божественный Лерин рассольник, и Гриша разбудил их, топчась перед палаткой и покашливая. Потом деликатно отошел к воротам, встал там, орлиным взором окидывая места будущей пляжной охоты.
  Крис заставила сонную подругу надеть измятое цветастое платьишко и помогла заколоть волосы, шепотом наставляя:
  - А ты, как Остап, по вдохновению. И главное - слушай.
  - Может он спрашивать начнет...
  - Он-то? - Крис покачала головой, - вряд ли.
  
  И она оказалась совершенно права.
  Гриша начал вещать о себе сразу от ворот, и прерывался, только погружаясь под воду в поисках коварных ракушек, которые вдруг исчезли, не даваясь в руки. Но и в воде, выныривая, успевал кое-что сообщить. О себе, разумеется.
  - Уф, - потряхивая мокрой головой, вставал, благо воды ему было по плечи, поводил этими самыми плечами, оглаживая ладонью бицепс, - разжирел, разжирел Григорий на пельменях покупных да бутербродах, но все равно, не засалился, уже хорошо. А ты, Нелечка, готовить любишь? Я уверен, что все умеешь, и борщик и рассольничек, но оно ж надо, чтоб и любовь была, так?
  И, смеясь, плюхался обратно в зыбкие солнечные звездочки, плывущие по темному шелку.
  - Фырр... да где ж твари эти... Что-то сердце нехорошо стучит, - тут мокрая рука подхватывала несколько обвисшую грудную мышцу, - я обследоваться ходил, в мае, у меня докторша в первой поликлинике знакомая, хорошая девочка, но - замужем. А у меня принципы. Я чужих семей не разбиваю. Тем боле разведенок вокруг полно. Аха-аха, вот так подумаешь, и чо этим мужикам надо, правда, Нелька?
  Возникла короткая пауза и Шанелька пожала плечами. Потом кривовато улыбнулась, ерзая по сложенному на камне коврику. Гриша удовлетворился и нырнул снова.
  - Ухх, а вот! Один есть! - выскочив из воды, добытчик принял горизонталь и, задирая счастливое лицо, подплыл к валуну, поднял руку с добычей.
  Шанелька послушно ахнула и приняла в руки мокрую шершавую ракушку. А Гриша вывернулся, показывая облегающие плавки и, наверное, класс, ухнул и мелькнул большими пятками, уходя головой в морскую траву.
  - Замерз, - сообщил после очередных пяти минут уханья, фырканья и плеска.
  Выбрался на скалу и присел рядом, хлопая себя по плечам крест-накрест.
  - Не надо полотенца, - предупредил недвижимую Шанельку, словно она кинулась к нему со средствами первой помощи, - обсохну, это полезно, закаляться на ветерке. И закатик тут виден. Ну что, стррашная ракушка, да? Было б побольше, отнесли бы Лерке на кухню, для плова. А так, тока вот посмотреть.
  Он поерзал по коврику, с каждым движением оказываясь на пару сантиметров ближе к Шанелькиному бедру. Она привстала, указывая рукой на медно-красные солнечные дорожки:
  - Ой. Рыба. А нет, показалось, - и приземлилась на безопасном расстоянии от мужского тела.
  - Я чо говорю-то. Про разведенок. Вас девочек сразу видать, вот как в кино говорил этот. Гоша! Не просто смотрите, а вроде как перебираете. Подруга твоя, она - тоже.
  - Да ну? - Шанелька потуже обернула вокруг коленок подол, радуясь, что платье длинное.
  - Так и стреляете глазками. - Гриша захохотал, впрочем, деликатно и с умилением, как родитель над выходками любимого дитяти, но тут же посуровел.
  - Но там куда уж нам-то. Столичные дамочки, они сильно себя высоко ставят.
  - Она из Прудищ! - возмутилась Шанелька, - и вовсе не дамочка.
  - Девчонка еще, конечно, - согласился Гриша, - а нам тут что Москва что Подмосковье один перец. А про птицефабрику наврала, извини, конечно, но я ж вижу.
  Шанелька приготовилась слушать внимательно. Уж больно проницательным оказался собеседник, вдруг не просто так Гриша-то.
  - Отдел кадров! Или там секретарша какая. Где чистенько и в костюмчиках все. Вот она где. Но я не лезу. Я уже с москвичками нахлебался - во! - широкая ладонь чиркнула по кадыку, потом подхватила полотенце, небрежным жестом бросая его на мокрые плавки.
  И следующие полчаса Шанелька кивала, ерзала на коврике, садясь поудобнее и разглядывала смутные маленькие фигурки на середине пляжа. Иногда одобрительно или с возмущением мычала, вздыхала, когда нужно.
  ...Пляж, после того, как собрались и уехали вольные палаточники со своими спортивными великами, казался пустым и бесконечным. А посередине его девичий силуэт входил в воду, судя по волосам - Лизавета отправилась купаться. И другая фигурка сидит, согнувшись, наверное, Светочка...
  - Моя, когда ушла, мы еще три года судились, емае, я говорю, ты хоть Глебку пожалей, ну чего тебе те полдома, у тебя вон теперь махина в три этажа, на соседней улице. К армянину ушла, а сперва любовь с ним крутила, пока я на севере вкалывал. Теща мне говорит (тут Гриша повысил голос и запищал) ты, Григорий ее обижал, она б сама никогда. Обижал. Ладно, Бог судья. Ну вот, мне одному вроде и хорошо. Понимаешь? Собака у меня, Джек, здоровущий он, спит со мной зарраза. Прибегает ночью и мостится на кровать, я тебе фотки потом покажу. Смешной. Была бы жена, гоняла б. А у тебя есть собака?
  - Мы в квартире живем, - покачала головой Шанелька, - у меня кот...ты. Коты.
  - Гм. Два, что ли? А с кем живешь-то? Ребенок, да?
  - Сейчас с мамой, - честно призналась Шанелька, - ну и сын, он учится в институте. Котов? Трое котов, - плавно перешла она на вранье.
  - Трое? Зачем трое-то? У меня вон Джек и еще Борька кот. Джек он ризик, я не сказал? Ну, помесь ризика и эрделя. А кот - настоящий русский голубой! - Гриша приосанился. Потом, покрутив пальцем в ухе и стряхивая мизинец, несколько озаботился:
  - А маме сколько ж будет?
  - Семьдесят э-э-э четыре, - поведала Шанелька наугад.
  - Н-да. Еще долго проживет, время такое, старики щас долго живут, заметила, да? ... И вот в одноклассниках смотрю я значит, нашлась девчонка, с которой мы в Воркуте на санках вместе катались, со двора нашего она. Пообщались, ну я ее пригласил. В Москве живет, работает там. Сорок пять, ясно, девочка ж давно была. А тебе сколько лет?
  - Сорок восемь, - ясным голосом ответила Шанелька.
  Гриша слегка дрогнул и искоса заново ее осмотрел. Но сказал не дежурный галантный комплимент, сократив тем самым и без того стремительно исчезающую букетно-скамеечную стадию отношений.
  - Эх, - вздохнул, накидывая рубашку на высохшие плечи, - по старым законам еще б немножко и пенсия. Живи, а деньги платят. А на северах ты не работала?
  - Нет.
  - Ну вот, короче, приехала она ко мне, и покупала там продукты какие, нам с Глебкой, а я ее возил, Бахчисарай там, ханский дворец, Ялта, Никитский сад, потом уехала. На другой год снова. Потом пару раз мне денег прислала, у нас тогда фигня была с зарплатой, то-се, я говорю, я ж не смогу отдать-то, такие деньжищи, она не-не, то подарок, ну ладно, подарок нормально, приехала снова, и опять - я значит, ее катаю, книжечка у ней на пляжике, и кстати, уже никаких там продуктов, смотрю, мнется, ну я конечно, сам купил, и дальше сам покупал, а потом уже улетела когда, я и говорю, когда по телефону... ты пойми, я ж вообще честный и привык, чтоб семья, один оно и неплохо, но хочется нормально поесть и хозяйство, и чтоб кто-то пришел вот вечером, по голове погладил, ну всякое, сама понимаешь, чтоб не одиноко, и не старые ж еще, так что, говорю ей, давай уже поженимся, а то что ты катаешься туда-сюда, и тут она мне, как это, а работа, а квартира, и кот у меня тут, и вообще... и снова собралась, значит, ко мне ехать, романтику себе устраивать, а я и говорю, ну прости, я не согласен так, и тут она мне - тогда купи мне билет на самолет... то есть, чтоб я заплатил эти тыщи, а до того вообще разговору не было, сама покупала и туда и обратно, но я ж тоже - возил, бензин тратил, продукты все опять же, ну нельзя же сказать, что я какой-то захребетник получаюсь, я так и сказал ей, а она мне, как топором, а ты деньги брал, я присылала, брал, а я говорю тыж дарила, обошелся бы без твои денег, если б знал, что ты скандал закатишь с них, и тут она мне, ну так и верни, а я ей них... нихрена себе дело, а может ты мне и не слала ничего, а, и тут она мне, а у меня все квитанции есть, я ж могу и в суд подать...
  Интересно, подумала Шанелька, ахнув и покачав головой, там рядом с Лизаветой кто ныряет, длинный такой. Смеются, но голоса плохо слышны. Похоже, Миша.
  - Не, ну нормально, да? Я тут тащу на себе и дом, и огород, жратву готовлю, а она - приехать летом, на пляже полежать, покататься на машине, и фью, снова к себе? Лежать на диване с котом? А я значит, чисто для секс-туризма у нее? Я вот знаешь, подумал что?
  Он придвинулся и слегка пихнул Шанельку плечом. Та с сожалением отвлеклась от мыслей о купающихся. Гриша улыбнулся, сморщив крупный нос, и стал вполне милым, наверное, подумала она, сын у него симпатичный парень, и как же обидно, что многие становятся бывшими молодыми. Будто жили только в каком-то одном возрасте.
  - Что?
  - Лучше б я не писал ей. Осталась бы память, про санки и снег. А так вон как вышло.
  Улыбка ушла, лицо снова стало деловитым и слегка напряженным.
  - А так-то все нормально у меня, она там не живет сейчас, ну бывшая, полдома закрыты, Глебка с армии через неделю приходит, а я пенсию себе отсудил северную. И военную. Ты вот как думаешь, мне сколько лет?
  Шанелька подавила в себе нехорошее желание сказать "шестьдесят восемь" и посмотреть, как снова изменится милое лицо неприласканного хозяйственного Гриши:
  - Сорок пять?
  Собеседник с удовлетворением кивнул:
  - Пятьдесят! То я всегда хорошо выгляжу, потому что утром зарядка, штанга там, гантели, веришь, если не успел, вечером бегу и свою норму качаюсь. Соду пью по утрам. Ты не пьешь?
  - Нет.
  - Противная, ужас! Но были шишки...
  Шанелька закрыла глаза, мечтая оказаться где-нибудь, например, лежать на диване с котом.
  - Варикозные, - бодро уточнил со всех сторон здоровый Гриша, натягивая штаны, - так рассосались все! Я еще золотой ус пью, может, оно конечно, от уса. А в том году принимал спирулину. И чайный гриб, тоже сильно помогает. От всего! Ты по утрам водой обливайся. Никакая простуда не пристанет, я вот посмотрел Порфирия Иванова и тоже стал. И теперь ни чихну, ни горло. Вот только сердце...
  Он снова приложил руку к груди, уже укрытой расстегнутой рубашкой и помял карман, прислушиваясь.
  - Н-да. Придется снова в поликлинику, хорошо, полис есть, и льготы всякие. О, я тебе расскажу щас, как баба эта в пенсионном меня надурить хотела! С военным стажем-то!
  Шанелька приподнялась и стала сползать с камня, высматривая, куда бы поставить ногу.
  - Гриша, мне пора уже. Солнце вон село, а я обещала. Кристине.
  - Та подождет твоя Кристина! Сашка вон сильно интересовался, думаю, он уже там ей по ушам ездиит. Бывают же мужики, как заведется байки травить и без конца. А бабы дуры верят. А ты скупнулась бы хотя б?
  - Как-то холодно. Ну и мне надо... - Шанелька запнулась, стараясь придумать повод посолиднее, - вот! Мне надо лекцию проверить, для библиотеки, фотографии выбрать. У тебя случайно нет свежих фоточек? Как мы копаем тут.
  - Та, - удивился Гриша, - чо тут снимать, пыль одна и ямы. Да у меня еще камера спортилась, сегодня как раз отдал Семенычу, он разбирается, скажет, надо нести в ремонт или то я настройки посшибал. Так что, уже неделю без камеры, хорошо телефон на гарантии.
  Он снова посуровел и вдруг заторопился, кидая на плечо полотенце и хватая с камня смятый коврик:
  - Надо ж сказать, чтоб не лазил внутрь-то, а то и не примут в магазин. Ты верхами хочешь пойти, что ли? Чего лазить без толку, что-то у меня дыхалка заходится. Давай через пляж вернемся. А ты завтра во начинай обливаться, утречком как встанете, и сразу с ведра. Чего я плету, море вон рядом.
  Он рассмеялся, ускоряя шаги и вглядываясь в сторону далеких еще ворот, еле видных в легчайших послезакатных сумерках.
  - Де этот Семеныч... А ну посмотри, это он там торчит у забора?
  И пошел быстрее, временами оглядываясь и кивая спутнице, чтобы поторопить.
  
  Шанелька, спотыкаясь, почти бежала следом за целеустремленным поклонником, поворачивая лицо к длинной изогнутой линии пляжа. С моря дул прохладный ветерок, и кроме маленькой группки в центре, на истоптанном песке никого и не было. Надолго ли, задумалась Шанелька, сильно желая воспользоваться пустынностью пляжа и уйти одной, далеко, до самого края бухты и пусть ветер треплет волосы, а волны набегают одна за другой. Скорее всего завтра или через день снова нагрянут туристы, раскинут палатки, станут сверкать машинами, дымить вечерними кострами, и хорошо, если спортсмены какие, а не семейные или бухающие. Велосипедисты тоже шумные, но как правило с ними нет визжащих детишек и лающих собак, и ночных истерик после вечерних возлияний они не устраивают. Ладно, думала Шанелька, стремясь быть справедливой, с детьми тоже надо где-то отдыхать. А вот питие под звездами и луной - это уж будет совсем печально.
  Почти безлюдный вечер приобрел вдруг в ее глазах совершенную драгоценность, и как же обидно тратить его на всяких ненужных ей дядек, стремясь к нечеткой и зыбкой цели. И, в качестве авантюрного приключения, и беседа с Гришей (Шанелька упорно не желала даже мысленно именовать ее свиданием), и предстоящие посиделки у костра потрепанного жизнью болтуна Александра Дмитрича ее никак не прельщали. Трата прекрасного летнего времени, сердито думала Шанелька, входя следом за Гришей в ворота и ища глазами подругу - вдруг та уже устроилась рядом с зеленой палаткой.
  Но между палаток было довольно тихо, из одной доносился густой храп, да на веранде слышались голоса и смех.
  Ужин, возрадовалась Шанелька, кивая озабоченному Грише, который сразу устремился на поиски Семеныча и телефона, пусть пропали два часа тихого заката, но зато можно подняться на веранду, где Лера приготовила ужин! И судя по ароматам - что-то пряное, что-то печеное, что-то сладкое - опять прекрасное открытие давно известных простых блюд, которые, оказывается, так вкусны изначально. В Лерином исполнении...
  Она сунула голову в темную палатку и, не услышав сонного дыхания Крис, тихонько позвала, нашаривая рукой ее ногу. Похлопала ладонью по смятому одеялку и влезла в пустую палатку, уселась, раздумывая, где искать подругу и стоит ли сменить парадно-выходное платье на уютные широкие брючки и просторную тишотку.
  Конечно, можно просто позвонить Крис, но придется смотреть, есть ли пропущенные звонки, а Шанелька уже с испугом поняла, она не хочет, чтоб они были. Потому что придется звонить Диме в ответ и исполнять все эти ритуальные танцы с расхаживаниями вокруг и раскланиваниями, чтоб состоялось примирение. Все как всегда, и просто жалко уже тратить на это время.
  Тоже мне, упрекнула себя, стаскивая через голову платье, деловитая какая. Можно подумать, ты этот час вместо укрепления семьи потратишь на нечто архиполезное. Будешь валяться с книжкой. Или - идти по песку, вдумчиво слушая, как он поскрипывает под босыми ногами. А то - просто сядешь и уставишься перед собой, ни о чем не думая.
  - Бокетто, - вполголоса сказала Шанелька, вспомнив термин, который как раз про такое вот сидение и смотрение. И рассмеялась.
  В свое время существование слова ее сильно успокоило и умилило. Если есть даже термин, то я не одинока, поняла Шанелька, и фиг с ними, этими беспощадно энергичными, а мы будем сидеть и смотреть в пространство...
  
  Глава 10
  
  Но сидеть в палатке было душновато и потом, куда же, интересно, делась Крис?
  Шанелька задумчиво переоделась и заплела волосы в свободную косу, накрутила на кончик махровую резинку. Вылезла из палатки и встала, принюхиваясь к запахам ужина. В сумраке под абрикосом кто-то кашлянул, и она вздрогнула. Обошла палатку, всматриваясь в вечерние тени.
  - Миша? Напугал. Ты что тут?
  - Сижу, - сообщил Миша довольно мрачным голосом, вытягивая длинные ноги в больших кроссовках.
  - Угу, - согласилась Шанелька, - вижу. Ужинал?
  - Нет еще.
  - Пойдем?
  Они помолчали немного. Шанелька не подходила близко, чтоб не садиться лицом к лицу и ожидая, что мальчик встанет и вместе они отправятся на веранду. Пахло оттуда чем-то мясным и жареным.
  - Блины, - просветил ее Миша, не поднимаясь, - с мясом. И кисель. С курагой.
  - Божественно, я уверена. Ты идешь?
  - Не хочу.
  Шанелька пожала плечами. Огляделась в поисках подруги. Блины влекли, но появляться одной на веранде ей не хотелось, как не хотелось вступать в вежливые беседы с шуточками или слушать, как Семеныч пытается удержать лагерных алкашей от чрезмерного пития.
  - Могу принести, - вклинился в ее мысли Миша.
  - А? - она сосредоточилась, вернее, попыталась. Прекрасно было бы посидеть под абрикосом, с блинами и киселем. Но надо же вливаться в коллектив, смотреть, слушать и делать всякие выводы, насчет фото-шпионажа. Какая тоска...
  - Нет, если, конечно, надо туда, - продолжил Миша, - чтоб снова с этим Григорием. Ля-ля. То иди сама. Я не пойду.
  Шанелька стало смешно и сердито одновременно. Она подошла к столику, подвинула шаткий табуретик и села, укладывая на столешницу руки.
  - Нет, ну если, конечно, ты принесешь. Два блинчика. И кисель. То я уж лучше уж тут уж.
  Миша быстро встал. Свет мелькнул в очках. И зубы тоже блеснули.
  - Угу.
  - Три, - сказала Шанелька вдогонку, - три блинчика. И если увидишь Кристину...
  Мальчик остановился, замявшись. Тыкнул длинной рукой куда-то за дом и деревья.
  - Она в степь ушла. С замом.
  - Тогда не надо, - поспешила Шанелька, - пусть они.
  
  Через пять минут она ела блинчик, роняя на тарелку сочные крошки фарша и подбирая их вилкой. Молчала, потому что свернутые тонкие блины, обжаренные в масле, были и впрямь, божественны. И запивала киселем, наверное, оранжевым, думала, рассматривая темную поверхность густой жидкости в смешной кружке. Если бы поместился в Шанельке еще один блинчик, было бы здорово, но увы.
  Про четвертый она пересказала Мише, отодвигая тарелку и усаживаясь удобнее. И он засмеялся.
  Невдалеке, освещая зеленую палатку, разгорался костерок и тренькала гитара, слышался кашель и вдруг, несколько протяжно спетых слов. Шанелька вздохнула. Потрепанный жизнью мушкетер Александр Дмитрич готовится к вечернему выступлению. И они вроде как обещали прийти. Или не обещали, с надеждой стала припоминать. Но даже если не поклялись, все равно надо сходить, посидеть, послушать. Вдруг получится вычеркнуть и его. Чтоб все это просто выбросить из головы и дальше жить нормальной палаточной жизнью со всеми ее радостями и неудобствами.
  Миша листал что-то в телефоне, оттуда на его грубоватое лицо исходил свет, как всегда, если снизу, делал тени черными, высвечивая скулы и шею. Потом он повернул гаджет, положил, придвигая к Шанельке.
  - Вот. Я тут снимал немножко.
  Она увидела снятый чуть сверху раскоп и сердце стукнуло. Как-то слишком похоже на те снимки, которые выложены в сообществе. Но там на одном торчит сам Миша.
  - Это не все я снимал, - уточнил мальчик, - ну не совсем я. Ставил на штатив. Потом дистанционно включал, оно поснимало. Так интересно, получается, вроде как случайный взгляд. Там, дальше листай, еще десять кадров.
  Штатив, значит... Шанелька коснулась пальцем экрана, вызывая следующую картинку. То есть, он мог поставить и уйти, влезть в кадр. А они с Крис его вычеркнули. Рановато.
  Она пролистала несколько снимков, потом прислушалась к тишине. И, спохватившись, стала листать обратно, уже просто смотря на кадры, а не выискивая в них что-то там. Засмеялась. Кадры, снятые Мишей, оказались хороши. Просты, как бывают простыми самые важные и нужные слова. Или вот, как простые, и так невероятно вкусные блюда, которые готовит Лера.
  - Ветер, - Шанелькин палец прошел над клубами желтой пыли, через которую виднелась поднятая лопата и чьи-то плечи, блестело напряженное лицо с прищуренными глазами, - и солнце, жара. Какой ты молодец. Прекрасно у тебя получается. Я вот не умею снимать людей, толпу, движение.
  Она сдвинула снимок, и вдруг горячая рука попыталась отобрать смартфон, тот упал на стол, глухо стукнув.
  - Дальше нету, - Миша прокашлялся. Протянул было руку к телефону, но опустил. Потому что там уже светилась другая картинка. С Шанелькой, но без пальмы, о которой говорила Крис.
  Куст дурмана, усыпанный огромными, в размер ладони, белыми колокольцами цветков. И за одним, внимательно глядя в нежное нутро цветка - женское лицо, обрамленное светлыми волосами. Краешек приоткрытых губ, не заслоненный лепестками, сложен, как для поцелуя. Блестящие глаза смотрят в цветок, словно там есть что-то еще. Или кто-то.
  Шанелька подняла глаза на лицо Миши.
  - Извини, - сказал он, стоя над ней, а руки опущены вдоль тишотки с дыркой на подоле, - ну, я снял просто.
  - Дальше еще есть? - она дождалась кивка и вызвала следующую картинку, немного боясь, что увидит себя смешную или с перекошенным некрасивым лицом. Или просто - старую, как то бывало иногда, когда случайно видела себя в зеркале мимоходом, не успев автоматически сделать, как сама это называла "лицо для зеркала". Но те пять-шесть кадров, которые Миша сделал, они были очень хороши. Хотя да - на парочке из них Шанелька никак не выглядела на тот самый десяток лет моложе, а выглядела как раз на свои, и еще, на снимке, где она стоит над цветами, сосредоточенно настраивая фотокамеру, не слишком хороша была и фигура. Могла бы быть и постройнее, мысленно упрекнула себя Шанелька, пролистывая снимок, а потом снова к нему возвращаясь. Но с другой стороны, Миша ее не для модного журнала снимал. А вообще - для чего?
  - Ты всех снимаешь? - она долистала снимки до разрешенного Мишей предела: в какой-то момент он поднял большую руку, предупреждая, и она кивнув, стала возвращаться, снова рассматривая себя. - Извини, если невежливо спрашиваю, мне просто интересно, сравнить, как ты видишь других. Не только меня. Понимаешь, смотреть на себя на чужих фото, это как слушать голос записанный. Думаешь, обожемой, какой ужас. А потом уже - вроде и не ужас. С внешностью еще смешнее, потому что даже к зеркалу идешь, заранее делая лицо. У нас женщин - так. Но если не хочешь показывать, то и не надо.
  - Не хочу, - ответил Миша после паузы.
  Шанелька кивнула. Указала пальцем на фотографию:
  - Эту скинешь мне? Нет, ты скинь все, а я удалю какие не очень.
  - Они все очень, - сердито возразил Миша.
  Она кивнула еще раз.
  - Снова извини.
  Поднялась, забирая со стола тарелку и чашку. Через крыши палаток всмотрелась в отблески костерка.
  - Ты пойдешь туда? Песни, гитара там, чай вечерний.
  - Нет, - отказался Миша, - ничего там интересного. Но мужики соберутся. Чай-портвейн.
  - Одна я не пойду, - постановила Шанелька, - ладно, если увидишь Кристину, скажи, что я к скале ушла. Часа через полтора вернусь и спать.
  - Чего одна, - голос мальчика прозвучал с некоторой язвительностью, - там и Гриша будет. Как раз в самый раз.
  - А теперь ты должен извиниться, - вздохнула Шанелька, - за свои дурацкие намеки и шуточки.
  - Извини, - буркнул Миша и исчез за стволом абрикоса.
  Шанелька возвела глаза к черным веткам и направилась в палатку - намазать лицо и руки дэтой от комаров.
  В палатке было совсем темно, но она не стала включать фонарик или подсвечивать себе телефоном. Наощупь вытащила из кучи одежды ветровку, нашарила косметичку и в ней - цилиндрик с распылителем. Сунула его в карман ветровки, намереваясь опрыскаться уже снаружи. Потом притихла, слушая приближающийся разговор.
  - Приятно, Кристиночка, найти тэаксскзть, единомышленницу, вдалеке от родных пенатов. Как говорила Блаватская... позвольте, тут камушек. Ага. Так о чем я? И Рерих. Рерихи, с агни-йогой, и как же приятно, Кристиночка, что не нужно вам объяснять, что йога, не та совсем йога. Да что там, наши дамы... Тут ветка. Пришли уже? Кактусы, понимаете? Увлеклись, Кастанеда, ах, пути и перспективы, и что же? Стали на подоконниках выращивать кактусы! Захотели пейотля.
  В палатку донесся деликатный кудахтающий смешок. Шанелька застыв, соображала, как быть. Получается, она подслушивает этот вдохновенный монолог, находясь буквально в полуметре от токующего эзотерика. Жалко, что он не тетерев, те, когда токуют, не слышат вокруг ничего. Или - глухари не слышат?
  - Спасибо, Игорь, вы очень, оч-чень любезны. А сейчас, если позволите... Ну что вы, не надо, Игорь, оставьте.
  Шанелька напряглась, услышав - неужто звуки борьбы? Во всяком случае, какое-то шевеление с тяжелым дыханием и вот прогнулась стенка палатки, кто-то ощутимо пнул ее в плечо коленом.
  - Я же с-сказала, - сквозь зубы прошипела Крис.
  Шанелька совсем уже собралась очень громко зевнуть, пошебуршиться и выползти, притворяясь только проснувшейся, как вдруг ситуация изменилась. Встала за тонкой стенкой звенящая тишина. А через пару мгновений рассыпалась, ударенная негромким, но очень свирепым голосом.
  - Игорь П-петрович?
  - Надя? - осторожно осведомился казанова, - Наденька! А я это...
  О боги, подумала Шанелька, прикусывая губу и на всякий случай усаживаясь в самый центр одеяла, чтоб не стукнули ненароком, если начнут снова пинаться коленями. Вспомнила мощные колени Надежды Константинны и отползла еще дальше - к противоположной стенке.
  - Я ужин. Час уже. - проговорила Надежда, - но я понимаю, да. Простите.
  - Наденька, - воззвал Игорь Петрович, - э-э-э, Кристина, я совершенно извиняюсь, за Надежду Константинну, у нас отчет, журнал.
  - Ужин, - подсказала Крис.
  - Ужин, - убитым голосом согласился ухажер, - какой ужин? Простите...
  - Наденька! - вскрикнул вполголоса, уже удаляясь.
  Крис чертыхнулась и присев на корточки, распахнула вход. Еще раз чертыхнулась, столкнувшись нос к носу с Шанелькой.
  - Спокойствие, Криси! Это всего лишь я.
  - Слава котам и крысам, - Крис вползла и уселась, сдирая с плеч ветровку, - иногда я понимаю, для чего нужны паранджи и хиджабы всякие. Как я упарилась в этой куртке.
  - Хватал, что ли?
  - Не. Смотрел глазами.
  Она зашарила руками у стенки.
  - Дэта тут где-то.
  - Я взяла уже. Вылезай, а то совсем запаримся.
  Они вылезли и, встряхнувшись, сели на табуретики под абрикосом. Крис зажгла было фонарик, но тут же его выключила, оглянувшись на подсвеченную невидимым костерком палатку. Нагнулась над столом поближе к Шанельке.
  - Сейчас точно припрется этот гидальго с гитарой. Ну, пойдем туда?
  - Не хочу.
  - Я, что ли, хочу? Два часа таскалась в закатной степи, слушая про рерихов и кастанеду. Под конец думала, задушу эзотерика и закопаю там под обрывчиком. Крупскую только жалко.
  - Да-мы! - над зеленой палаткой воздвиглись плечи и растрепанная голова, - дам-мы! А мы вас ждемм! Не начинаем! Я уже иду!
  - Какое счастье, - пробормотала Крис, - ну решай. Давай уже сходим и с завтрашнего дня положим на все с прибором. Если ты не против, конечно.
  - Я б и сегодня не против, - вздохнула Шанелька и встала, цепляя на лицо улыбку, - но ладно, давай уж сегодня и нафиг. Добрый вечер, Саша!
  Саша, который, лавируя между палатками, добрался к ним, выставил вперед ногу и согнулся в поклоне, прикладывая руку к военной рубашке. Потом выпрямился и сложил обе руки баранками, приглашая "дамм" кокетливо повиснуть.
  - Мы скоро, - поспешно сказала Шанелька, - вы идите, мы сейчас подойдем.
  - Нам в сортир надо, - уточнила неделикатная Крис.
  Саша осклабился, схлопнул свои баранки и растворился во мраке.
  - Ну зачем ты, - упрекнула Шанелька, поправляя волосы и припудривая сгоревший нос.
  - Я птичница, мне можно, - пожала плечами Крис.
  - Не в том дело. Он же теперь начнет именно как с птичницей.
  - Гм. Ну ладно, отобьемся.
  
  ***
  
  Через пару часов совершенно умотанная общением Шанелька все еще сидела у костра на галантно раскинутом хозяином пиршества одеяле и улыбалась всякий раз, когда скулы раздирала зевота, то есть, почти без перерыва. Загадочный бродяга Александр оказался обычным, как называли таких они с Крис, байкером. Не мотоциклистом, а любителем рассказать байки, выученные настолько, что даже кивки, подмигивания и паузы в них следовали в одном, навсегда определенном порядке. Оптимальном, по его мнению, догадалась Шанелька. Крис рядом с ней кивала, если Саша умолкал, дожидаясь реакции, и снова утыкалась в смартфон, быстро набирая очередное послание. Наверное, пишет своему Алекзандеру, которого срочно вызвала из Питера, чтоб он поухаживал за возлюбленными крысиками, которых у Крис внезапно (хотя вполне ожидаемо) образовалось всего-то три десятка. А еще там был маленький, но жутко голосистый чихуахуа Павлин - любовь и радость крисиной мамы, которого та подбросила в дочкин зоопарк, уехав с подругой в отпуск. Так что, Крис было о чем пообщаться с бойфрендом, отвечая на вопросы о кормежке, прогулках крысиного стада по дивану и о том, что делать, если Павлюша наблевал в коридоре после выгула.
  По диагонали за костерком располагались на старом коврике оба алкаша. Тихий Вова молчал и неустанно подставлял свою эмалированную кружку под горлышко трехлитровой банки с домашним вином, которую притащил громкий Коля, вернее, как все его называли Мыколка. Мыколка не стесняясь, громко комментировал каждое налитие, пугал Вову угрозами позвонить его женке, потом хохотал, утешая, мол, та нафиг ты ей, и бабки твои нищениские не помогут, после чего рвался объяснить, что жена Вовчика бросила, уйдя не просто так, а уехав в сраную Америку с каким-то туристом-пиндосом. Видимо, факт востребованности обычной женщины иностранцем, да такой основательный, что даже - развод и последующая женитьба, был так неудобен и впечатляющ, что Мыколка повторял свой рассказ снова и снова, уже спотыкаясь на каждом слове и обводя маленькое общество моргающими глазками.
  Саша, витийствуя, повышал голос, чтоб не тормозить на самом интересном месте своего повествования, но сдавался, умолкал, и Шанелька каждый раз, казалось, слышала отсчет (и раз, и два, и три) секунд, которые он выделял Мыколке, чтоб, снова перебив его рассуждения, вступить и продолжить.
  - А ррыбы! Я больше нигде и никогда, девчонки! Выходишь из дома, а там вдоль домов тротуар такой сделан из дерева, чтоб значит, не чапать по грязи, так вот, до самой воды - сплошное серебро. Живое. Лежит она, милая, трепыхается. Я в первый раз, дурак же дураком, молодой, говорю, а кто привез ее? Кто рассыпал? А они надо мной ржать.
  Саша обвел слушателей торжествующим взглядом. Пылающее в свете костра худое лицо выражало умиленную насмешку над собой - тем, молодым и наивным, мол, вот какой был Сашок, но нынче уже терт и ого-го.
  - Са-ма! Ясно вам? Идет на нерест, такой волной идет, что выбрасывается на берег, а дальше еще идет, и снова на берег.
  - И ползет к домам, - шепотом сказала Крис в Шанелькино ухо.
  Та поспешно заслонилась кружкой от блуждающего Сашиного взгляда. Округлила глаза, показывая внимание, когда тот выпрямился, витая худыми плечами и расхристанной головой среди крупных звезд черного неба, и выставил перед собой указательный палец.
  - И тут начинаются метафоры и гиперболы, мои дорогие... Потому что на следующий день прибыла бригада рыбообработки. Пятнадцать женщин. Заключенные местной тюрьмы.
  Саша умолк, ожидая реакции. Очевидно, от нас, поняла Шанелька, потому что прочие мирно выпивали, занимаясь каждый свои делом. Мыколка и Вовчик именно выпивали, Семеныч, поставив свою кружку между скрещенных по-турецки ног, тыкал в кнопки смартфона, свет показывал его внимательное лицо, словно он настройщик и тычет в клавиши, слушая, как те отзовутся. На заднем плане в тени прошел Ристархыч, с кем-то толкуя по телефону и на его месте вдруг возникла Лера, посмотрела на оратора с легкой насмешкой на темном от загара лице и осталась стоять, скрестив на груди руки.
  Ах да, еще на границе света и тени сидел со всех сторон семейный толстячок и повесив круглую голову, смотрел в костер, о чем-то думая. Он с полчаса препирался по телефону, отстаивая свое мнение о марке подгузников для какого-то Петеньки и обучал некую Марину варить детскую смесь, но видимо, был наконец, послан и пока что просто кидал на телефон взгляд, как голодный на хлебную корку.
  - И все... они... - с расстановкой говорил Саша, по-прежнему держа перед собой палец и помахивая им в такт, - несколько лет... без мужиков! Простите, дамы, без мужчин. Конечно же. А нас там, на заимке - трое. Тро-е... Бригадир наш Левка, здаровый такой мужик, плечом дом мог перекосить, если как следует упрется, мне говорит, Санек, замки у тебя есть? Навесные значит, замки. Я говорю, есть, Лева. В кладовке. Бери, говорит, замки, на ночь закроешься в лаборатории, навесишь изнутри на окно и на дверь тоже. Я говорю, Лева, там же засов. И ставни, щеколды! А он мне печально так, эх, молод ты, Санек. Не знаешь ты женской силы, на одиночестве настоянной. А у тебя в лабе еще и спирт. Так?
  - Спирт? - пробудился от дремоты Вовчик и протянул длинную руку к рассказчику, но тот проигнорировал.
  - Так, - согласился Саша с воображаемым Левкой, - а ты сам? А я говорит, запрусь на ночь в лабазе. Будем защищать себя, сил не жалея. Ну я и не поверил же. Тем более, пришел катер, привез этих женщин, я ожидал, монстров каких, как в кино показывают, тетки в татуировках. А ничего вот подобного, обычные женщины, разные. И совсем молодые есть, а бежать там некуда, это же островок, катер ушел, девы остались. И всю ночь... всю... ночь... я сидел дрожал, потому что домик мой, где лаборатория, ходил ходуном, ровно в землетрясение. Почти до утра пытались они нас выкурить. И так каждую ночь. Смотрите!
  Стоя над костром, нагнул голову, хватая пальцами поредевшую прядь:
  - Утром Левка мне говорит, э, друг, да у тебя седые волосы! Я говорю, да где? Ну думаю, один там, два. Хотя совсем же пацан. Две пряди. Так с тех пор и живу, шевелюра каштановая, и в ней две пряди седые, а? Всем говорю, конечно, что это за мной сивуч погнался.
  Крис снова наклонилась к уху Шанельки:
  - А если спросить, где половину волос растерял, тоже сочинит страшную историю. Даже две.
  - Не, - прошептала Шанелька, - про это скажет, по чужим подушкам растерял.
  - М?
  - У меня такой был знакомый. Только байки про летчиков. А, еще один, про похоронное бюро баял, он катафалк водил. А про подушки они все...
  В свет вдруг выступил Гриша, который, оказывается, стоял за спиной Леры. Взъерошив свою густую шевелюру, спросил:
  - А волосы-то ваще где порастерял, Сашок? Сивуч тот повыдрал?
  Саша расхохотался и провел по редеющим длинным кудрям ладонью, стараясь расположить их поверх лысеющего темечка.
  - А это все по чужим подушкам, Гриша, извините, девочки. Шутка такая.
  Крис и Шанелька расхохотались так, что он даже растерялся внезапному успеху этой самой шутки.
  - Волосы, - авторитетно сказал Гриша, присаживаясь рядом с Семенычем и снова ероша шевелюру, - надо мазать яйцом. Размешать в чайном грибе, майонезу ложку, еще хорошо корня аира заварить. Намазать, пакет полиэтиленовый, и так спать, утречком вымыть с уксусом. А внутрь - чеснок.
  - Секрет моей молодости, - процитировала Крис, - это чеснок. Да это уже ни для кого и не секрет...
  Шанелька хихикнула, а Гриша радостно закивал через угасающий костерок:
  - Тоже знаешь, да? Еще с медом его, на мясорубке прокрутить надо, с полкило, и банку меда. Потом по ложке в сутки. Очень хорошо простату лечит.
  - Мне, пожалуй, не пригодится, - возразила Крис.
  - Тебе нет, а вот мужу твоему, - тут Гриша оглянулся, но Леры уже не было, исчезла в темноте, а с веранды слышался звон убираемых тарелок, - исделаешь, и будет он у тебя, как огурчик.
  Саша попытался начать еще одну байку, раскинув руки и закатив глаза:
  - А про канадских медведей вы слышали? Которые по три метра вырастают? Так вот, был я однажды...
  - Инка! - заревел вдруг Вовчик, расплескивая вино из наклоненной кружки, - сука ты, Инка, он жеж не просто так ебарь! Враг! Вся херня с той америки ползет, вся! И пидары оттуда, бабам мозги вертят! Прокляну! Если Ольку не вернешь с коледжа вашего сраного, прокляну, кля-кля-нусь вот кровью своей!
  Он довольно ловко размахнулся кружкой, которая к несчастью, оказалась фаянсовой, и обрушил ее на перевернутую миску, валяющуюся в траве. Веером разлетелись осколки, подсвеченные красным, будто уже в крови. Собеседники не менее ловко и слаженно кинулись на страдальца, выкручивая из согнутых пальцев остаток кружки, повалили, держа его руки и хлопая по щекам.
  Саша, попутно склоняясь в извиняющемся поклоне, пролетел обок костра, плеснул в лицо Вовчику воды из пластиковой бутылки. Тот стих и только ворочался, перемежая стоны и вздохи. Потом сел, тряся мокрой головой. Протянул дрожащую руку. В нее тут же втиснули новую кружку, на сей раз алюминиевую и Вовчик припал к утешению, глотая гулко, будто из бочки.
  В звуки суеты вплелись томные гитарные аккорды.
  - А что касается мменя, - выводил Саша, усевшись поближе к несколько ошарашенным барышням и подмигивая, - то я опять гляжу на вас, а вы глядите нна ннего, а онн (гитара выдала кучерявых аккордов) глядит в пространство, мнэ-мнэ, эх...
  - Инка, - скорбно сказал Вовчик, уже возвращаясь к своему обычному тихому состоянию. И снова уткнулся в кружку.
  - Нам пора, - Шанелька привстала, опираясь на плечо Крис. Потопталась, разминая затекшие ноги.
  Крис поднялась тоже, кивнула, суя смартфон в кошелек, висевший на шнурке через плечо. И мягко отклонив предложения Саши: послушать песни, спеть, уйти смотреть на луну, испить сваренного им по таиландскому рецепту кофия, сделать точечный массаж головы и ступней, послушать страшный рассказ про анаконду, нет? Тогда про девочек-девственниц племен южной Америки (тут Вовчик вздрогнул, но кружка еще не опустела), снова нет? Поведать о практиках крепкого сна, практикуемых в Мексике (практикующими знахарями, мысленно дополнила Шанелька), - они отправились к своей палатке, а Саша галантно тащился сбоку, провожая. Видимо, предположила Шанелька, чтоб нас не сожрали канадские медведи на этих двух десятках метров от костра до палатки.
  - Да-мы, - Саша поклонился, потом по очереди припал к неохотно протянутым дамским ручкам, чтобы пощекотать их растрепанными усами, запечатлевая поцелуй. Вздохнул, выражая этим свое удовольствие от общения и разочарование от прерывания оного. И ушел обратно, что-то там про парусники и шторма напевая.
  Шанелька заползла в палатку, откатилась вбок, чтоб освободить место для Крис и упала навзничь.
  - Бо-ги, - прокомментировала, бессознательно копируя интонации Саши.
  - Что, хождение в народ не понравилось? - Крис вытянулась тоже и с удовольствием зевнула.
  - Я бы лучше послушала про бьюти-блогеров, с Лизаветой.
  - Это тебе кажется. Тоже помирала бы с тоски.
  - Слушай, мне ужасно, просто жутко неловко это говорить...
  - Да говори уж, - разрешила Крис.
  - Но это просто какой-то зоопарк.
  Шанелька с минуту лежала молча и печально, потом рывком села, поправляя растрепанную косу.
  - Я совершенно не хочу сказать, что мы лучше...
  - Но мы же лучше, - возразила Крис, - в этом конкретном случае - да.
  - А еще, надо идти умываться и всякое.
  - Пойдем, - Крис тоже села, - а то передумаем, я уже сплю совсем.
  
  Пока они, по максимально большой дуге обогнув тлеющие угли и пару самых стойких рядом с ними копателей, занимались вечерним, вернее уже ночным туалетом, Шанелька раздумывала. И совсем не о том, о чем бы надо было. Совсем не хотелось ей перебирать наблюдения и прикидывать, кто из собеседников мог быть помощником неуловимого профессора. И вообще, вся эта катавасия с призраками писателя, с тайными фотографиями, выложенными в сеть, с какими-то виртуальными волнениями, авантюрами и собственными надеждами, показалась ей ненужной шелухой, легкой, сдуваемой даже сквозняком. А вот неуклюжая скорбь длиннолицего алкаша Вовки - это уже настоящее. И жалко его, конечно, но с другой стороны, она легко могла себе представить эту измученную постоянными пьянками жену. И хорошо бы мятежной Инке попался нормальный американский мужик, а не забугорная копия собственного мужа или того же Гриши, помешанного на лекарствиях. Хотя, разве я ее знаю, спросила себя Шанелька, начищая зубы и строго глядя в зеркало на уставшее лицо. Может, ей как раз счастье - вертеть чеснок в мясорубке и потом делиться рецептом на форумах, где такие же.
  Это не она виновата, и вообще-то даже и не он, вернее, они, постановила Шанелька, как всегда стремящаяся к глобальной справедливости. Это я страшно далека от народа. И всегда была. И Криси тоже. Но ее это даже не волнует, а вот Шанельку это заставляло чувствовать себя виноватой.
  Плохое чувство, в сотый раз напомнила она отражению, прополаскивая рот, пока Крис за стенкой плескалась в душе, зевая. Все твои ошибки, Нель-Шанель, выросли и совершились именно из-за чувства вины, что поделать, так уж воспитали. Ты виновата и всем должна. А вот здоровый эгоизм пришлось воспитывать в себе самостоятельно, и пусть это странно звучит (эгоистично, ага), но всему хорошему, что с ней происходило в жизни, Шанелька обязана именно здоровому эгоизму и любви к себе.
  Об этом хотелось подумать, но спать хотелось сильнее.
  Они вышли на веранду, пустую и тихую, темную, спустились по трем ступенькам и разом подняли головы, глядя на россыпь звезд, видную на половине неба - другую забивал светом далекий, но сильный фонарь между территорией лагеря и раскопом.
  У воды, думала Шанелька, пробираясь мимо спящих палаток, и даже Саша уже исчез, залив костерок и перестав мучить гитару, у воды - там звезды видны в полную силу, и луна как раз уже небольшая.
  - Криси, - сказала она у палатки, - я, наверное, пройдусь. Чуть-чуть совсем. А то после этого всего...
  - М-м, - Крис зевнула и пролезла в палатку, высунула оттуда руку, белеющую в темноте, - баллончик.
  - О!
  - Не утопись, смотри. А, ну ты ж не пила совсем. Это я старый алькач, целую кружку портвейна жахнула.
  - Вот и спи. Алькач. Я недолго. И недалеко.
  
  Глава 11
  
  Лагерь спал за спиной. Шанелька медленно шла навстречу морю, которое мягко серебрилось узенькой лунной дорожкой за резко очерченным гребнем, отделяющим степь от пляжа. Думать не хотелось совсем, и потому она думала о том, в какую бы сторону свернуть. Направо, к скалам? На них надо лезть, а лень. Налево, туда, где длится и длится плавно скругленная бухта, содержащая в себе ночные соленые воды? Или просто, никуда не сворачивая, снова устроиться на валуне, где она встречала восход... Но там с ней болтал неугомонный Дэнчик и сейчас воспоминание об этом мешало, как муха.
  Шанелька даже поморщилась, бессознательно махнув у лица ладонью. И вышла на гребень, встала, оглядывая пустое пространство, пахнущее свежей ночной водой.
  Почти пустое - ниже, на песке у самой воды чернел скорченный силуэт. Сидит кто-то, подумала она с неудовольствием, собираясь тихонько ступить в сторону, правую, и пробраться к скалам, где можно будет укрыться в тенях. Все же придется лезть наверх.
  Силуэт пошевелился. Встал, превращаясь в длинную сутуловатую фигуру. Фигура шагнула к воде и вошла, разбивая лунные блики. А потом, стоя по колено в воде, повернулась и Шанелька замерла, не успев спуститься и понимая - ее хорошо видно на гребне, таким же черным силуэтом.
  Гуляющий взмахнул длинной рукой и пошлепал обратно на берег, держа курс прямо к ней и превращаясь из кого-то незнакомого в Мишу Баратынского, с поблескивающими на невидимом лице очками.
  - На скалы? - спросил, останавливаясь чуть ниже.
  Шанелька немного подумала.
  - Нет. Лучше туда, по песку. Вдоль воды.
  Он кивнул и протянул руку, но она спрыгнула на песок сама, разулась, вешая сандалии на пальцы, но Миша их отобрал. И рядом они двинулись по диагонали, приближаясь к воде и одновременно удаляясь от правого края бухты, запечатанного скальным массивом. При каждом шаге Миша хлюпал и чавкал мокрыми сандалиями, и они тоже блестели в неярком лунном свете под мокрыми до черноты штанинами.
  - Чего в воду полез обутый, - попеняла Шанелька, выворачивая босые подошвы из песка. Песок был одновременно теплым и прохладным, она прислушалась к свои ногам - как это? Потом засмеялась.
  - Смотри, песок сверху уже остыл. А под холодным, оказывается, он еще теплый, от солнца. Это как кофе с мороженым.
  - Та, - сказал Миша и уточнил, - сандали - чего им сделается. Я в них купаюсь, там, где камни, чтоб ноги не порезать.
  - Грамотно.
  Ей было лень говорить о том, что она годами мечтает о настоящих античных сандалиях, чтоб подошва из нескольких слоев грубой кожи, и кожаные ремешки, которые принимают форму подъема и щиколотки. И получается, словно обувь приросла к ногам, стала как собственная кожа, и тогда, конечно, их можно и не снимать, заходя в воду и лазая потом по острым камням. Но лень вслух, и она просто шла, думая об этом.
  Миша тоже молчал, и Шанелька преисполнилась благодарности, и тут же вспомнила, что она уже отмечала в нем это - умение правильно молчать, не нарушая личного пространства, но тем не менее, находясь рядом. С Мишей было легко. Легче, чем с Димой, с которым Шанелька, прожив вроде бы благополучно уже несколько семейных лет, все равно слегка напрягалась в молчании, почему-то ожидая, что Диме скучно, или - Дима расстроен чем-то, а иначе бы говорил. И легче, чем с собственным сыном Тимкой, который Мише практически ровесник. С Тимкой напряжение было другим, сейчас он постоянно и неумолимо отдалялся от Шанельки, словно их разносило большим вселенским взрывом, не потому что катастрофа, а потому что - так выходит. Возможно, думала Шанелька, ступая в сыпучий песок и выворачивая из него ноги, у Миши то же самое происходит сейчас с его матерью. Но сила вселенского притяжения никуда не денется и как только планета Миша (и планета Тимка - утешила она себя) обретет нужную орбиту, то будет и возвращение, и так будет уже навсегда. Удалится, чтоб после приблизиться, чтоб потом снова почти исчезнуть, и - снова.
  Миша тронул ее локоть.
  - Тут хорошо идти, ближе к воде.
  Она кивнула и сдвинулась ближе к мелким поплескивающим волночкам, где сыроватый песок слежался и бережно-плотно принимал шаги.
  - Зато тебе неудобно.
  - Нормально, - сказал Миша.
  Дальше снова шли молча. Уйдя совсем далеко, остановились, чтобы смотреть на воду, на лунную горбушку, удачно скрытую небольшим плотным облачком, от чего звезды засветили ярко, как на рисунке в детской книжке. Тут было совершенно пустынно, так, что щемило сердце от тихого удовольствия. И Миша находился рядом, был именно тут, но не воспринимался помехой, не нарушая сладостного одиночества.
  Иногда Шанелька думала, как было бы прекрасно оказаться на время совершенно одной не в квартире, не среди толпы, а именно так, чтобы вокруг никого на километры. И по желанию, соскучившись по всем, вернуться обратно. Но там - совсем-совсем одной. Совершенно. Космически.
  - Обратно? - она повернулась, и Миша повернулся, молча кивнув.
  В том же торжественном молчании шли вдоль воды, отбрасывая на песок лунные неясные тени. Пару раз Шанелька подумала было, насчет, нужна, наверное, хоть какая-то вежливая беседа. Но вспоминала, как беседовала с отражением в душевой, рассуждая о долге и здоровом эгоизме, и отпинывала вежливость подальше.
  А потом, когда стал приближаться сочный свет фонаря, рисуя черный гребешок обрывчика и бросая на песок от него еще более черную зубчатую тень, она перешла в другое настроение, и внезапно, подстраивая слова к шагам, рассказала Мише про их с Криси попытки вычислить профессора тире писателя тире полевого археолога и его теоретического помощника.
  - Вот, - сказала, завершив рассказ в аккурат напротив валуна, торчащего рядом со съездом на песок с обрывчика, - не поняла, ты что смеешься? Хотя да, смешно это все.
  - Извини. Я так. Я думал, чего вы с мужиками этими. Один сначала, потом другой. И Кристина тоже. А вы, оказывается.
  - Охо-хо. Представляю, если даже ты так думаешь, что ж тогда думают бедные все эти мужики. Наверняка решили, приехала парочка неуспокоенных теток за летними развлечениями. В полном, так сказать, объеме.
  - Не говори так.
  - А уж что думает бедная Надя Константинна. И Лера. Что? Как - так?
  - Не надо про себя - тетка. Ты не тетка никакая.
  - Никакая ты не тетка, - поправила Шанелька, - ой. Извини. Спасибо, конечно.
  Стряхивая с ног песок и обуваясь, она хотела продолжить, эдак мудро покачивая головой - насчет хочешь не хочешь, а разница поколений, напомнить, что она - на три года старше его матери. Но не стала, обсуждали уже этот вопрос, а повторять - совсем не значит быть мудрой. Да и почему люди обязаны выстраивать стенки, подчиняясь усредненным общим правилам? То есть, если парень - ровесник ее сына, то иди-иди отсюда мальчик, гуляй по песку с Лизаветой и Светочкой, общайся с болтуном Дениской. Да почему она вообще должна зацикливаться на этом? Править все слова, поступки, все мелочи их общения разницей в возрасте! Так ли это нужно?
  Она вспомнила своих дошколят в библиотеке. Там разница настолько большая, что места в общении распределяются автоматически. Никому не придет в голову, что библиотекарь Нелли Владимировна крутит роман, ну, к примеру, с неуемным горластым Петенькой Липченко... Хотя... В нынешние времена охоты на педофилов...
  - О боги, - слабым голосом прокомментировала собственные мысли Шанелька и постаралась не расхохотаться вслух - громко и невежливо, - извини, это я так. Думаю всякую ерунду.
  Миша просто кивнул. И она снова поразилась тому, как они совпадают в общении. Удивительное рядом с этим длинным спокойным парнем возникает чувство свободы, как будто он - растущее вблизи дерево. Снова веселясь, Шанелька прикинула, а как отнесется дерево Миша к тому, что он вдруг - дерево. Но поняла, скорее всего, отнесется нормально и просто кивнет.
  - Так что насчет профессора этого? - возвратился дерево-Миша к свежим для него новостям, - вы думали, может, я помогаю? То есть, я в списке, да?
  - Думали, - Шанелька подошла к знакомому валуну и уселась, с удовольствием вытягивая по вытоптанной жесткой траве ноги, - мы про всех почти думали. На всякий случай.
  Миша поколебался, блеснул очками, оглядывая неровный камень. И сел у ног Шанельки прямо на землю, свои опуская к песку с маленького обрывчика. Потом сдвинулся подальше, чтоб не выворачивать голову при разговоре. Свет фонаря перекрывала Шанелькина голова и тень от нее падала как раз на Мишино лицо.
  - Если начну совсем много болтать, остановишь, - предупредила она, в задумчивости ковыряя на коленке присохшую к штанам глину, - а то я люблю - мыслию по древу растекатися. Во-от. Я тебе потом расскажу, как мы с Криси ездили в Египет и там шерстили всякие архивы, чтоб найти родню одной замечательной московской старухи. Было весело и ужасно интересно. И сейчас, оно вроде как похоже. Но на самом деле - не особенно. Понимаешь, там во всех этих фантиках из приключений, поездок, встреч, старых бумаг, в них содержалось - настоящее. Поэтому, когда нашли, а-а-а, даже если бы и не нашли, я вот поняла - это получилось важное время. Со смыслом. В обертке скрывалось нечто настоящее. А сейчас, ну что меня без конца в этой ситуации с профессором раздражает? Почему сперва воодушевилась как-то, а потом скисла? Неужто я такая, м-м-м, нестойкая? В смысле в достижении цели? ...Сижу вот и думаю, а может, какая цель - такие и усилия? Ну написал некто не слишком хорошую книжечку. Ну раскрутилась она и стала популярной, не впервой такое. И выходит, это вот все, что я обнаружу, когда докопаюсь до правды? Увижу человека, который, раздуваясь от собственной гениальности, изрекает всякие типа гениальности, одновременно подкусывая собратьев по цеху. Увижу. И? И даже те пряники, которые меня вроде как манят, манили, они кажутся не слишком и нужными. Невкусные какие-то они стали. Это как...
  Она обвела взглядом горизонт и тихую воду, песок уходящий влево и нагромождение черных скал справа.
  - А... вот... Это как будто нужно осилить много скучной и неприятной работы, допустим, мыть причал, убирать хлам, чинить парусник, мечтая о кругосветке, а потом он превращается в игрушечную лодку в надувном бассейне. Тоже вроде удовольствие, но совершенно не те масштабы, и кому-то нужно такое, а мне другое совсем. Эх, мелю какую-то ерунду. Так выглядит?
  - А какое? Тебе самой какое нужно? - Миша сидел, согнув ногу и обнимая ее руками, из тени поблескивали очки.
  Шанелька отклонилась, чтоб дальний фонарь осветил его лицо, успела увидеть спокойную сосредоточенность, и Миша сдвинулся, чтоб уберечь глаза от света. На секунду ей стало неуютно, именно от его спокойствия, происходящего, как показалось, от полной веры в нее - Шанельку. Откуда такой аванс доверия, а? Чем заслужила? Но он ждал ответа, и она задумалась. Потом спросила, вставая:
  - У тебя случайно, свечки нет? Обыкновенной.
  - У Леры есть, - он сполз с обрывчика и поднялся к валуну по тропинке с вырубленными в глине парой ступенек, - в шкафчике на веранде.
  - Пойдем!
  
  Они прошли через спящий лагерь совсем тихо, иногда переглядываясь и улыбаясь друг другу. Миша добыл огрызок толстой свечи, прилепленный на залитую парафином консервную крышку, и полупустой коробок спичек.
  А через десять минут подавал Шанельке руку, помогая ей спускаться по той самой тропинке в камнях, что вела на крошечный спрятанный пляжик, с пятачком вытоптанной травы под высокой каменной стенкой.
  Шанелька светила под ноги фонариком, пятно света прыгало в руке, меняя очертания скал, и ей некогда было думать о том, а вдруг ничего не получится - нужно было внимательно следить, куда ставить ногу.
  
  Скала закрывала пляжик от вездесущего фонаря и под каменной стенкой стояла кромешная, бархатная темнота, казалось, ее можно отодвигать руками, открывая еще одну и еще.
  Они шли под самой стеной, кружок света превращался в овал, потом в полосу, сжимался снова, уходил по скале вверх и опускался ниже. А потом Шанелька споткнулась о камушек в траве и, опираясь о стену, рядом с выглаженной поверхностью обнаружила маленькую пустоту.
  - Сюда посвети.
  - Руку убери, - поспешно сказал Миша, просвечивая неровную и неглубокую нишу, - вдруг пауки там.
  Шанелька отдернула руку, встряхивая кистью. Потом забрала у Миши свечу и спички.
  - Вот, - сказала, когда слабый огонек помелькал, нашел себя и разгорелся, издавая еле слышное потрескивание, - я дурочка, да?
  - Нет, - мальчик стоял рядом, опустив руку с выключенным фонариком.
  Мерцающий свет падал на его лицо, меняя на нем выражения. И освещал лицо Шанельки, немного сердитое от смущения, но одновременно полное удовлетворения - лицо человека, совершившего важную работу, и понимающего - она сделана правильно.
  Она ждала продолжения, но Миша молчал. И снова развеселившись, теперь уже в полном счастии от того, что желание исполнилось, зевнула, так сладко, что ее качнуло, плечо коснулось Мишиной руки над локтем.
  - Теперь вот можно спать. Ужасно устала.
  Он взял ее руку и повел обратно, перед тропинкой отпустил, полез первым, через каждые пару шагов останавливаясь и протягивая ей руку. Зевая, Шанелька цеплялась, спала на ходу, нащупывая тропу сперва на подъеме, потом на спуске. Потом шла рядом с Мишей в ворота, потом что-то там говорила ему уже перед палаткой вежливое. И наконец, на четвереньках вползла внутрь и, свалившись набок, мгновенно заснула, исполненная тихой благодарностью к щедрому мирозданию, которое, с улыбкой глядя, позволяет ей получать те подарки, какие она пожелала сама. Желанные. А не те, которыми положено обладать на уровне, где живут и играют в общие земные игры.
  
  
  Глава 12
  
  Утром подруги снова сидели на керамичке, зевая, ворошили гору пыльных черепков, бережно отмывали с них древнюю пыль. Неподалеку так же зевали Лизавета и Светочка, перебрасываясь ленивыми словами.
  Закатывая к локтям рукава просторной рубашки, Шанелька с легкой печалью обдумывала положение. Тот азарт, с которым она взялась за розыски таинственного профессора, практически испарился, в чем она ночью призналась Мише, формулируя себя словами. Да и точно ли был, спросила она себя, если совсем по-честному. Вот когда они с Крис занимались поисками в Египте, действительно, все было совсем по-другому. Так сказать, окутано флером времени и романтики. А тут? Признайся себе дальше, Нель-Шанель, ты просто ухватилась за повод вырваться из беличьего колеса домашней работы, и это совсем не значит, что сам повод тебе интересен и он - главное. Главным оказалось и осталось совсем другое.
  - Это как с покупками, - сказала вслух, укладывая на брезент изогнутую ручку от какого-то кувшинчика, - хватаешь первую вещь, которая вроде случайно подвернулась, потом ходишь-бродишь, в надежде, вдруг лучше и дешевле, потом возвращаешься к той, первой. Прям вот реально - чаще всего.
  - Так и есть, ага, - Крис поморщилась, прикладывая ко лбу сгиб запястья, - моя голова... ты сейчас о чем?
  Шанелька посмотрела с сочувствием, немного наклонилась, чтоб говорить потише:
  - Пока что самое главное для меня, что тут случилось, это виноград первой ночи. Потом, конечно, море и степь. Ах, да, еще свечка, я тебе потом расскажу. Дальше - по убывающей. Тебя я не считаю тут, ты отдельно.
  - Угу. Мерси.
  - А делишки с профессором остаются где-то на задворках. И получается, сколько я ни сделаю кругов, вернусь наверняка к тому же первому винограду. Метафорично если.
  - Ага. Поняла. И что тебя печалит-то?
  - Так я же должна! Отыскать. Или - не должна? - Шанелька подняла голову и улыбнулась, - не должна.
  - Никому, - кивнула Крис, - и вообще ты должна беречь цветы своей селезенки, ты ж у нас писатель. Вот и живи, как тебе радостно. Еще не хватало, печалиться из-за каких-то профессоров.
  Лизавета подняла голову, смотря куда-то в сторону дальнего изгиба степной дороги. Бросив щетку, встала, поднимая на лоб черные очки. Рядом тут же вскочила Светочка, затопталась, всплескивая руками.
  Надежда, которая восседала на своем хлипком табуретике, старательно отводя глаза от подруг над ведром, выпрямилась и вместе с табуретиком развернулась лицом к лагерю. Подняла ко лбу журнал, прикрывая глаза от солнца.
  Крис уставилась за плечо Шанельки.
  - Ничего себе. Кажется, в нашем пыльном королевстве гости?
  Шанелька успела заметить автобус, здоровенный, бликующий белыми боками и серебряной полосой крыши, а потом он исчез за холмом. Туристы?
  - Трейлер, - сказала Крис, - кажется, трейлер. Дом на колесах. Скоро увидим поближе.
  У Шанельки забилось сердце. Это уже что-то. Бригадир Семеныч бегал, выбирал место, сказала Крис. Наверное, чтобы поставить это массивное чудовище. Кто же в нем, если начальник раскатывает по степи на пыльном исцарапанном джипе-козлике? Кто-то важный. И, наверное, не на полдня, а то встал бы просто снаружи у забора.
  - Эх, - Крис вытирала руки, поправляя длинные рукава рубашки, - дом на колесах, там у них наверняка душ есть. И сортир. Совершенно отдельный. Придется втереться в доверие. И коварно пользоваться. Лиза? Ты часом не в курсе, кто приехал?
  Лизавета отрицательно качнула головой. Уже привычным жестом сдернула с головы косынку, взбила руками каштановые локоны, пригладила указательными пальцами кончики широченных модных бровей. И с вызовом уставилась на Кристину. Светочка с готовностью хихикнула.
  Ожидая появления автомобильного монстра из-за холма, Шанелька подумала с раздражением, что девы стали вести себя по отношению к ним совсем нехорошо в аккурат после давешнего визита кадровички. Полины, как ее там, с длинным отчеством, когда выяснилось, что Криси - типа птичница-бригадир. С одной стороны, это вроде и неплохо, потому что барышни свободнее болтали, но с другой - досадно наблюдать, как меняет знание иерархии даже таких вот юниц. Какого там цвета должны быть штаны, чтоб получать свое "три раза ку"? У птичницы Крис и окраинной библиотекарши Шанельки таких штанов не оказалось.
  Автомобиль вынырнул из-за холма уже совсем близко к лагерю и, стоя на высокой площадке керамички, подруги могли видеть, как белоснежный трейлер с посеребренной крышей и стилизованными серебряными чайками на боку аккуратно въезжает, порыкивая мотором, в распахнутые ворота. Рядом с воротами бегал бригадир, чуть поодаль стояли еще парочка человек, а с веранды, мелькая коленками, слетал Денис, на ходу натягивая через голову синюю тишотку.
  - Ну еще б, - фыркнула Лизавета, - куда ж без Дэнчика.
  - Он дежурит сегодня, - заторопилась Светочка, - картошку чистит, на борщ. И посуду там...
  - Да и фиг с ним.
  Лизе явно хотелось досмотреть прибытие, но она села, демонстративно хватая из кучи осколок. А потом, бросив его в ведро, снова вскочила, подошла к самому краю обрывчика, стягивая с подбородка бандану и снова встряхивая гривой длинных волос. Встала там, изогнув бедро и держа на пальце темные очки. Зная, что прекрасно видна из лагеря стройным силуэтом на фоне бледного августовского неба.
  Трейлер еще порычал мотором и стих. Бригадир заорал, размахивая руками и делая всякие танцевальные шаги - отбегал и подскакивал, видно, продолжая вымерять, остается ли место для других машин.
  Наконец, дверь со стороны водителя распахнулась (Лизавета крепче уперла руку в бедро и застыла в правильной позе) и на землю спрыгнула девушка. Или молодая женщина, кто разберет издалека. Но даже издалека было видно, как, оттеняя ослепительно белые шортики, сверкнули золотистым загаром длиннейшие ноги, подпрыгнула круглая грудь, обтянутая белоснежной же маечкой. И метнулась по плечам, укладываясь на спину, волна гладких волос. Тоже белых.
  - Мнэ-э... - сказала Крис, снимая свои очки и всматриваясь в то, как правительница трейлера подходит к тут же присмиревшему бригадиру и что-то ему говорит, кивая и кладя на плечо тонкую руку.
  - Да, - кивнула восхищенная Шанелька, - не профессор. Я бы сказала, совсем даже не он.
  - Кто это? - охрипшим голосом спросила Лизавета, поворачиваясь к ним, но тут же снова уставилась на прибывшего ангела.
  Подруги синхронно пожали плечами.
  - Может, к кому-то, - вступила Светочка, оглядывая свою мгновенно поблекшую "багиню", - навестить, может. И уедет сразу. Она уедет, Лиз, вот, наверное, быстро уедет.
  - Мне-то что, - огрызнулась Лизавета.
  
  Пока вдалеке внизу бригадир, разводя руками, совещался с гостьей, Шанелька и Крис переглянулись и, возвращаясь к ведру, уселись над ним, касаясь друг друга плечами.
  - А вдруг, - прошептала Шанелька, - ну, я не говорю, что он это она, и даже вряд ли она ему, сама понимаешь, кто-то.
  - А почему нет?
  Шанелька смерила подругу слегка возмущенным взглядом:
  - Да если она ему хоть кем-то, стал бы он постить всякие отвалы и черепки. Снимал бы только эту бронзовую блондинку, и так и эдак.
  - Может и снимает. Или наоборот, она его достала своими инстаграмами, и он убежал как раз в простую грязную археологиццкую жизнь.
  - Неважно. Главное, нужно проверить и убедиться. И уж если нет, тогда...
  - ...пусть живет, - закончила Крис решать судьбу красавицы.
  
   ***
  
  Два часа, оставшиеся до призыва на обед, работа шла кое-как. Лизавета работала молча, не поднимая головы от ведра, изредка отмахиваясь от сочувственного журчания наперсницы. Тогда Светочка умолкала, постоянно вытягивая шею, чтобы разглядеть, что там, на территории лагеря происходит.
  Шанелька, сидя спиной, тоже ощущала немалое любопытство, но не поворачивалась, предпочитая тешить его выдумками, умудрившись вообразить незнакомой красавице десяток разнообразных биографий и причин, по которым роскошный трейлер перегородил свободное пространство двора. Крис работала, поглядывая через плечо подруги, пожимала плечами на ее вопросительные взгляды. Потом замедлила мерные движения рук и одновременно Светочка воскликнула, мешая в голосе торжество и сожаление от неутоленного любопытства:
  - Ой. Кажется, уезжает, Лиз. Смотри, заводится!
  Лизавета зыркнула на подругу, но повернулась, демонстрируя неохоту. Потом снова встала, чтобы видеть получше. Светочка переминалась рядом, тиская в руках мокрую щетку.
  Слышно было, как зарычал мотор, меняя тональность. Сверкая глянцем и серебром, трейлер сдавал задом, чуть вилял, словно нащупывая дорогу к снова распахнутым воротам. И, выехав под надсадные вопли бригадира, стал разворачиваться на пыльном пятаке, обрамленном сушеной травкой и редкими кустами дурмана и дерезы.
  - Поехал, - констатировала Светочка, - интересно все-таки...
  - Что? - тяжело спросила Лизавета.
  - Ничего. Совсем ничего, - заторопилась Светочка. Вздохнула, провожая взглядом плавные обводы серебристой крыши.
  Машина проехала к пригорку, за которым расстилалась разогнутая подкова пляжа, отсюда невидимая, только морская гладь сверкала на полуденном солнце. Взревела на гребне. Но вместо того, чтобы свернув на прибрежную грунтовку, удалиться по ней в сторону того самого виноградника, куда ходили дамы в первый вечер, свернула направо, в сторону скал, где никакой дороги не было. Проехала еще с полсотни метров. И победительно встала, прямо на траве пригорка, четко рисуясь плавным силуэтом на фоне морской ряби и линии горизонта. Шум двигателя утих. Еле слышно отсюда хлопнула дверь, которую закрыла, соскакивая на траву, блондинка. Встала рядом с машиной, оглядывая горизонт. Стройный силуэт, съедаемый по краям сверкающими солнечными звездочками, казался еще стройнее.
  - Молодец, чо, - отметила Крис, которая тоже стояла со щеткой в мокрой руке, а рядом с ней стояла Шанелька, а ниже, в земляных квадратах раскопов, стояли, разглядывая практически рекламную картинку - море, солнце, роскошный трейлер, роскошная молодая женщина - группка пыльных рабочих в истертых штанах и шортах, в майках, потерявших цвет и в банданах, кепках и всяких замызганных панамах. Перекидывались смешками и замечаниями.
  - Встала снаружи, чтоб двор не занимать, - продолжила Крис, пояснив похвалу.
  Удивительное дело, думала Шанелька, веселясь в предвкушении новых, наверняка интересных событий, вот пейзаж, ничего в нем особенного, привычный мне с детства, и успевший навязнуть в зубах за эту неделю. Но вдруг в пейзаже появляется новый объект. И делает его совершенно другим. Оттеняет, меняет акценты. Посади на этот же взгорок вместо красавицы с ультра-автомобилем банду живописных злодеев, или пусти чешуйчатого динозавра топтать камни и разрывать борозды в траве, будут совсем другие картины, и те же скалы станут выглядеть древне или опасно, зловеще.
  Стройная фигурка потянулась, раскидывая руки, потом приподняла волну волос, кинула их снова по плечам.
  - Етить-колотить, - выдохнул кто-то под ногами Лизаветы.
  Та нахмурилась и ушла к ведру. Сердясь, пнула его в жестяной бок стоптанной пыльной кроссовкой.
  - Воду нам поменяют или нет сегодня?
  - Я скажу, - Светочка кинулась вниз по вырубленным ступенькам, подняв облачка глиняной пыли, - я позову сейчас.
  Исчезла, пробираясь между копателями, которые снова взялись за работу, временами вскидывая головы и прикладывая ко лбу козырьки грязных ладоней.
  Через четверть часа вернулась, сама таща плескающее ведро, установила его на месте грязного и села, отдуваясь.
  - Лера сказала, не знает ничего. А Семеныч сказал, вроде фотографы приехали. Репортаж делать. И убежал. Я только не пойму, Лиз, а они сами где. А еще, Дэнчик сказал...
  - А Букет что сказал? - перебила ее Лизавета, резкими движениями намывая черепок и швыряя его в кучу.
  - К-какой букет? Наш Букет? - Светочка захлопала глазами, все больше расстраиваясь.
  - Ты прям всех обошла, да? У всех там бегала спрашивала?
  - Да, - с охотой согласилась Светочка, - интересно же.
  - А мне неинтересно, - отрезала Лизавета, углубляясь в работу.
  Светочка посмотрела на нее, потом на сидящих без дела подруг - вода в их ведре тоже была неимоверно грязна, но все равно с минуты на минуту ударит обеденный гонг. Пухлые губы в трещинках задрожали.
  Шанелька ей улыбнулась. Сейчас толстушка была сильно похожа на пятилетнюю Надю, которая вышла к елке декламировать стишок и забыла все после первой строчки, потом вспомнила, но перепутала и снова замолчала, глядя, как слушатели смеются ее "медморозу". Пришлось быстренько рассказать Наде, что есть такая сказка, страшно веселая, и тут же ее придумать: целую зиму новый персонаж радовал маленьких читателей, а Надя ходила гордая.
  В ответ на улыбку Светочка насупилась, наверное, решив, что Шанелька потешается над ее проблемами, и наклонила голову, уставясь в глубины ведра.
  
  ***
  
  Никогда еще гонг на обед не собирал на веранду буквально всех и настолько быстро. Шанелька обвела взглядом мужские выжидательные лица, странные какие-то, ах вот что - умылись как следует, и отметила, нет, все же не все тут. Не явился неуловимый Ристархыч, которого снова мотало между двумя подотчетными ему раскопами, и нет алкаша Мыколки, у которого, догадалась Шанелька, состоялся очередной похмельный выходной, и он отсыпался в палатке.
  Шанельку порадовал общий интерес к новым гостям, вернее, пока к гостье, потому что Миша снова занял свое место в дальнем торце стола, опять сидя практически к ней лицом, но никому до этого не было дела, и Лизавета не фыркала, пытаясь изобразить лицом тонкую понимающую усмешку. Впрочем, лицо у нее было невыразительное само по себе, а может, так кажется по сравнению с ее же фигурой, которая бросалась в глаза - длинными слегка полноватыми ногами, округлыми плечами, которые девочка напряженно откидывала, дабы подчеркнуть грудь, пышной копной каштановых волос. Другое дело Светочка, размышляла Шанелька, принимая от Миши полную тарелку, она совсем не красавица, но широкое личико похоже на солнечное небо в ветреный облачный день, когда облака мешаются с тучками, несутся быстро, меняя свет на тени и обратно.
  Сейчас на лице Светочки пылало жадное любопытство, с которым она по очереди засматривала в каждую жующую физиономию, и временами пролетала по нему тень испуга - а вдруг ее богиня заметит интерес и снова жестоко отделает насмешливыми словами.
  Трейлер был скрыт деревьями и забором, только крохотный кусочек серебряной крыши поблескивал в просвете густой припыленной листвы. И никто оттуда не пришел, и, как сбегал и после доложился, усаживаясь за стол Дэнчик - никто и не выходил, а только появились возле машины два сложенных полосатых шезлонга и валялся большой пляжный зонт, тоже сложенный.
  - Двое - точно, - закруглился многозначительно и на дальнейшие вопросы только пожимал плечами, наливая себе густого, царственно-пурпурного свекольника и украшая его белоснежной блямбой сметаны.
  Шанелька поискала глазами Семеныча, уж он наверняка знает больше всех, он с белой королевной единственный беседовал. Но Семеныч, хотя и нашелся в середине стола, зажатый между гидальго Сашей и чопорной Надеждой (которая теперь старательно отворачивалась от ищущего взгляда Игоря Петровича, который Мозун), помалкивал, мерно проглатывая ложку за ложкой пурпурного месива и заедая его серой горбушкой.
  Криси легонько толкнула Шанельку под локоть руки с повисшей без дела ложкой:
  - Свекольник сам себя не съест, между прочим.
  Та послушно набрала ложку, отправила в рот и уже привычно закатила глаза в восхищении. Поискала взглядом Леру, та стояла в распахнутых дверях кухни, закатила глаза еще раз - для поварихи, и та улыбнулась.
  После свекольника состоялись макароны по-флотски. И были они теми самыми макаронами из детства, с густо вмешанным в них нежнейшим мясным фаршем с мягкими колечками жареного лука, и снова нужно было бы остановить себя, потому что в животе уже тарелка борща, а впереди еще дивный Лерин компот. Но, мысленно стеная, Шанелька снова отдала Мише тарелку, и он положил добавки. Сначала ей, потом Криси, у которой Шанелька опустевшую тарелку отобрала, немного мстительно заявив, что и макароны сами себя не съедят, на что подруга простонала - стараюсь, как могу - и добавку послушно взяла.
  - Ну что ж, - сказал Саша-авантюрист, хлебнув компота. Откидываясь на перила, вытянул под стол длинные волосатые ноги в драных шортах.
  - Всем интересно, - обвел едоков прищуренными глазами, - и все молчат. Семеныч! И ты молчишь, да?
  - А я чо? - удивился Семеныч, - бутта я много чо знаю. Позвонил шеф, сказал, место надо, для машины. Большая, грит, машина. Я ж думал, лендровер какой. А тут вона. Цельный, щитай, автобус.
  Все ждали, уставясь в пропеченное солнцем морщинистое лицо. Семеныч безмятежно всосал в себя полкружки компота, с бульканьем и охом.
  - Ну и? - не выдержал Саша, призывая всех поддержать интерес, - дальше-то что?
  - А то ты не видел! Вы ж лопаты побросали сходу, вам тока дай вот.
  Семеныч запрокинул надо ртом кружку и предоставил всем любоваться свои кадыком и щетиной на шее. Допив, потянулся к кастрюле с компотом, явно наслаждаясь вниманием.
  Саша дернул кастрюлю на себя. За столом произошло шевеление, слушатели зароптали, кто-то нервно зачиркал зажигалкой, почти угрожающе привставая, мол, ну вас, ухожу.
  - Я про фемину, - пропел Саша и повел тощей рукой в нагретом воздухе, тыча пальцем в сторону густой листвы абрикоса, - которая там вот, неужто ничего тебе не сказала? Кто, откуда?
  В тишине фыркнула Лизавета, почти одновременно с ней громко вздохнула Светочка.
  Семеныч пожал плечами. Сморщил лоб, собирая над бровями резкие гармошечные складки. И вдруг улыбнулся.
  - Забыл.
  Над столом поднялся шум, впрочем, вполголоса - собеседники, спохватываясь, оглядывались, остерегаясь внезапного визита, но и надеясь на него, и тут же снова сверлили смущенного Семеныча негодующими взглядами.
  Саша сплел пальцы, укладывая на них подбородок, потом расправил плечи и поднял руку:
  - Ша! Все верно мужик говорит, я б тоже все забыл. Если бы эдакая вот.
  На этом месте Лизавета встала, задрав круглый подбородок, прошествовала к ступенькам и сошла, потряхивая гривой и быстрыми движениями поправляя пряди. Но, заметила Шанелька, далеко не ушла, встала за верандой, скрытая перильцами.
  - Она как выскочила, ну я это...
  - Дар речи потерял, - подсказал Саша.
  - Ага, - кивнул Семеныч, - во-во. Она значит, про звонок. Я грю... эээ, нууу, ага, говорю. Да! Ну и...
  - И-и-и? - мягко подтолкнул его Саша, оказавшийся еще и практикующим психотерапевтом.
  - И-и-и, - послушно разогнался Семеныч, - зовут ее... Ну... просто в общем как-то зовут.
  - Как-то зовут, - прошептала Крис Шанельке.
  - Ессвссвс, - согласилась та.
  - Еще про работу сказала, - вспомнил Семеныч. И все снова умолкли.
  - Институт? - он обвел слушателей взглядом, - нет, в метро есть, такое. А, нет. Квартира? Сказал же, не могу я!
  Он уронил на стол кулаки и пригорюнился.
  Крис откинулась на перила и придвинула табурет ближе к Шанельке.
  - Изобильно. Институт я поняла, допустим... Но вот метро? Ты у нас по словам, придумай для нашего бригадира ассоциаций, а? Мне кроме рельсов и шпал ничего как-то не лезет.
  - А квартира? - хмыкнула Шанелька.
  Вместе они посмотрели на Мишу, тот пожал плечами. А потом переглянулись и выдали догадку одновременно, из-за чего ее услышал даже Семеныч почти на другом конце стола:
  - Студия?
  - Во! - закричал страдалец, - студия. От института - студия! У меня Наташка вечно смотрит, ну это про богатых, квартиры их показывают. И после такая - ой, апартаменты, ой студия. В журнале "Лиза" оно еще.
  Потом Семеныч встал и собрал свою посуду. Уже отворачиваясь, сказал сам себе вдогонку и негромко:
  - А вот чо не забуду - пахнет она... Ох-ре-нительно совсем. Эх...
  Шанелька ближе наклонилась к подруге:
  - Что?
  - Том Форд, - повторила та свою ремарку, - у него есть новый аромат. Так и называется. "Факин фабьюлас Том Форд".
  - Шутишь?
  - Это он шутит, он маэстро, ему можно.
  
  После обеда дамы привычно уединились в палатке, распахнув вход и окошко напротив, чтоб внутренности нейлонового домика овевал сквознячок.
  - Что вздыхаешь? - Крис уютно лежала, тыкая пальцем в смартфон, - на, посмотри, как Алекзандер прогуливает крыс. Практически Македонский во главе войска. Хвостатого. А тебе невтерпеж выяснить, кто там в трейлере прячется?
  - А тебе разве нет? - Шанелька сидела у входа, пытаясь собрать волосы в хвост.
  Крис кивнула.
  - Интересно, конечно. Но думаю, все будет просто. Выползет из салона заспанный папик красавицы. Усядется в шезлонг и будет отечески наблюдать за своей кралей. Ну вот, ты опечалилась. Хорошо, тогда - выбегут оттуда с улюлюканьем десять адонисов и как почнут носить на руках эту самую кралю по пляжу.
  - Угу. Перебрасываясь. Но я все равно хотела бы. Увидеть.
  Крис отключила смартфон и повернулась на бок, опираясь на локоть.
  - Я тоже. Но сейчас вся наша толпа, вместо того, чтоб сладко поспать, рванула на берег, типа загорать-купаться. Добривая на ходу недельную щетину. И ты хочешь с ними там? Топтаться перед машиной?
  Они молча выслушали, как в подтверждение слов мимо палатки протопали торопливые шаги. Шанелька поморщилась, представив. Да, все именно так, копатели и молодняк соберутся на песочке напротив машины и будут делать вид, что просто так, как обычно. Хотя обычно в это время, быстренько выкупавшись, возвращались в палатки покемарить. И получается, на открытом, как ладонь, пляже, где ни устройся, все равно попадешь в число любопытствующих, а это, помимо прочего, еще и неделикатно. Хотя, судя по манере двигаться и общаться, авто-блондинку вряд ли смутит повышенное внимание. И все же интересно...
  - И все же интересно. Ну вот кто она? - повинилась Шанелька, - слушай, а давай пойдем мимо, на маленький пляж. Вдруг нам повезет и как раз. Когда мы мимо... А мы такие, просто вот - мимо шли.
  - Душ, опять же, - в надеждах добавила Крис.
  Переодевшись в купальники, дамы натянули шорты, и прихватив полотенца с ковриком, направились в сторону пляжа. По пути Шанелька толкнула подругу локтем, указывая на обычно пустую в это время площадку керамички. Сейчас там в гордом одиночестве передвигалась длинноногая фигура - Лизавета бродила, поправляя брезент, пиная ногой корыто и время от времени выпрямлялась, поворачиваясь лицом к пляжу, а потом быстро отворачиваясь.
  А где же Светочка? Шанелька поискала взглядом - надо же, вон, впереди, рядом с насиженным валуном, на котором сейчас крутился Дэнчик, что-то болтая. Стоит, переминаясь, и вертит головой, как подсолнух, поворачивая лицо то к далекой керамичке, то к собеседнику, то к безмолвному сверкающему трейлеру на гребне обрывчика.
  - Опа, оппа! - закричал Дэнчик, когда подруги подошли, чтобы спуститься по вырубленным в глине ступенечкам на песок, - спеклись, обе спеклись! Интересно, да?
  - Денис, - с упреком попеняла Светочка, глядя на подходящих с извинительным выражением широкого лица, - ну, как ты...
  - А чо я? - Дэнчик задрал ноги и устроил их на валуне, откинулся, упираясь на руки, - вон, вся толпа уже типа купается, типа загорает. Только прынцесса наша еще марку держит.
  Скинул ноги на землю и нагнулся, напуская на себя секретно-доверительный вид:
  - У нашей Лизочки тут случился роман. Она потому и торчала тут, в ебенях, пардон, потому что сильно рассчитывала. На дайвера своего. А то бы тусовалась сейчас в большом лагере, там, где кандидатов полно. Да, Светулик?
  - Де-нис!
  - А дайвер через три денька собрал манатки и укатил со своими френдами, чао, дорогая красавица, Крым большой, песка много.
  - Через неделю, - поправила его Светочка, - и вообще.
  - Идет! - провозгласил Дэнчик, вытягивая руку в сторону раскопа, - последняя, значит. Надо ей медаль. За стойкость.
  Он вытряхнул из кармана шортов кривой камушек, приложил к глазу дыркой и уставился на медленно идущую в их сторону Лизавету. Потом подбросил куриного бога на руке и протянул, кривляясь и декламируя.
  - И наша медаль вручается... вру-ча-ет-ся... Прекрасной Елизавете, за ее... ее м-м-м...
  Лиза мрачно посмотрела издалека и свернула, собираясь спрыгнуть на песок подальше от клоуна. А тот вдруг замолчал, спрыгнул с камня, всматриваясь в бело-серебристую тушу трейлера, который находился справа от них на расстоянии в полсотни шагов.
  - Скорее! Там в кабине вроде кто-то. Идете?
  Спрыгнул с обрывчика и помчался, выворачивая песок пятками, к толпе блестящих бритыми щеками копателей, которые расположились между трейлером и морем, делая вид, что загорают.
  Подруги переглянулись и пошли следом, вынужденно держась ближе к загадочной машине, между ней и толпой.
  - Пройдем по песку, - вполголоса сказала Шанелька, - и там наверх. Кстати, сверху тоже все будет видно. Ну, если не сразу на пляж спускаться. Чего смеешься?
  - Да так. Дневной дозор. Притаимся там выше всех. Жалко, что без бинокля. А где, кстати, твой Миша?
  - Он не мой, - открестилась Шанелька.
  Они уже пересекали пространство практически перед боком трейлера, стараясь не глазеть на тонированные окна и серебристые панели.
  - Твой-твой, и ты у него с пальмой там.
  - Не знаю, где. Закопался в песок и перископ выставил.
  Краем глаза Шанелька видела Лизавету, которая с независимым видом прогуливалась по линии прибоя.
  И вдруг, - все вздрогнули, обращая к трейлеру лица и поднимая головы, - могучий сверкающий автомобиль заревел. Просигналил, словно давая отмашку начала какого-то действа.
  Дверь кабины распахнулась, изнутри тоже сверкнуло какими-то глянцами, перекрытыми сейчас стоящей на верхней ступени фигурой...
  - Фу ты, - сдавленно сказала Крис, собираясь прибавить шагу, чтоб не болтаться прямо напротив.
  - Э-м-м, - Шанелька дернула ее за край майки, вцепилась, не отпуская.
   За их спинами пронесся по группке мужчин невнятный ропот, полный удивления и замешательства.
  На пороге, резко очерченный серебристой рамкой, стоял... наследный граф Валерий Аксенович Азанчеев, с гладко зачесанными назад стального цвета волосами, убранными в тугой хвост, ложащийся на плечо, обтянутое черным рукавом тишотки. Светлые глаза смотрели на растерянных барышень, которые замерли, забыв о своем стремлении быстренько пройти и самоудалиться.
  Крис прищурилась, хотя особой нужды напрягать зрения не было - Азанчеев стоял буквально в десятке метров и солнце прекрасно освещало худую фигуру с узкой талией и длинными ногами. А так же - клетчатую юбку, складки которой шевелил легкий ветерок.
  - О боги, - пробормотала Крис, подумала и добавила, - о-бо-ги. Валерка?
  Азанчеев, игнорируя ступеньки, изящно спрыгнул на траву, подол взметнулся (Шанелька зажмурилась, гадая, привиделся ли ей блеск под стремительным взмахом клетчатого полотна), упал, сдерживаемый кожаной круглой сумочкой на причинном месте. И граф, подойдя к обрывчику, спрыгнул еще раз, подошел, держа на худом лице с резкими скулами непроницаемое выражение. Взял одновременно руку Крис и руку Шанельки, церемонно, склонясь в легком поклоне, приложился губами к каждой по очереди. После чего выпрямился и совершенно неприлично заржал, упирая руки в обтянутые юбкой бедра.
  - Блин! - Крис оглядела его и пихнула в грудь ладонью, - ваше сиятельство! Разве можно так пугать! Скромных работниц археологии. Ты вообще, как тут? Оказался?
  Шанелька быстро оглянулась на тишину. Копатели, презрев приличия, столпились в десятке шагов и напряженно слушали, боясь упустить хоть слово.
  Азанчеев, все еще скалясь, довольный эффектным выходом, обнял подруг за плечи и развернул, подталкивая к трейлеру.
  - Мне надо вас кое с кем познакомить.
  Пропуская их внутрь, задержался в дверях, чтобы помахать ошарашенным зрителям и замершей по щиколотку в воде Лизавете (та расправила плечи и нерешительно помахала в ответ) и отгородился от внешнего мира мягким шелестом и чмоком замка.
  
  Глава 13
  
  Внутри тихо гудел кондиционер, и мерно журчала вода, видимо, в душе. А еще - царили у больших окон диваны светлой кожи и всякие блестящие поверхности столиков и шкафов.
  Азанчеев подвел подруг к роскошному дивану, на котором поверх кожаной обивки валялся полосатый домотканый коврик, усадил, повернулся, вытаскивая из холодильника запотевшую бутылку с длинным горлышком.
  - Совсем слабое. Белое и совершенно сухое. Если покажется кислым, вот шоколад. Крис? Это твой любимый.
  Сел наискось, на короткую сторону дивана, расправил складки своего килта поверх домотканого коврика и стал аккуратно вскрывать бутылку, сколупывая кусочки сургуча.
  Шанелька, не зная, куда девать руки, прислушивалась к плеску воды за узкой дверкой, улыбалась в ответ на болтовню графа, искоса поглядывая на смуглое лицо подруги. Он сказал - кое с кем познакомить. И приехал сюда в этом ослепительном трейлере, с такой же ослепительной блондинистой красавицей.
  - Ты же мне по телефону сказала, когда уезжаешь. Неля, там ящик, достань, пожалуйста, стаканы. А? Нет, три стакана. Персиков не хотите? Тогда потом. Ну вот, я выторговал себе отпуск, тем более, м-м, тем более, нужно было совершить важное дело, я подумал, а можно и совместить. Вот мы и...
  Он наклонил бутылку к стакану, наполняя его почти бесцветной влагой. По кондиционированному воздуху проплыл летучий, но резковатый аромат.
  - Ну и вот мы...
  Шум волы стих. Как по команде все трое подняли головы, устремляя взгляды на дверцу душевой. Та распахнулась и в сверкание, глянец и бежевые поверхности диванов, выплыла, отражаясь в зеркалах, высокая блондинка, замотанная в белое же парео. Шлепая босыми ногами, подошла ближе, улыбаясь, придвинула мягкий кожаный пуфик и уселась, в аккурат напротив Крис и рядом с коленом Азанчеева. Слишком уж рядом, приуныла Шанелька, переживая за подругу. Та сдержанно улыбнулась новой знакомой.
  - Позвольте представить, - Азанчеев привстал, потом уселся снова, - Светлана, моя э-э, так... все время забываю, Светка, ты мне кто?
  - Ничего ты не забываешь, - возразила девушка, поправляя на голове тюрбан из полотенца, - тебе просто слово не нравится. Сноха я тебе, Валерий Аксеныч.
  Голос у нее был хрипловатый и негромкий. Шанелька кивала, не забывая улыбаться. И не могла оторвать глаз. Не от красивого лица с округлыми нежными щеками, с бровями вразлет над большими, действительно прекрасными глазами - такими же серыми, как у Азанчеева. А от открывшегося под забранными полотенцем волосами шрама - он шел от виска, начинаясь у кончика брови, и пересекал скулу, уходя неровной линией под ухо.
  Светлана посмотрела прямо в глаза Шанельке и улыбнулась, не делая попыток скрыть шрам. Та покраснела, отводя глаза. Но сразу же вернула взгляд, улыбаясь в ответ.
  Азанчеев сморщил аристократический нос.
  - Кому, скажите на милость, понравится такое слово? Кстати, Неля, это твоя вина, что теперь некоторые слова у меня вызывают аллергию, а в другие я просто влюбляюсь. Прекрасное, к примеру, слово "тандем", а?
  Светлана улыбнулась ему, и Шанелька заметила, что из-за шрама улыбка выходит слегка кривой, словно одновременно с приветливостью выражает тайную усмешку.
  - А вас я знаю, - обратилась хозяйка трейлера к обеим, - Кристина, Валера обещал познакомить нас еще в Москве...
  - Свекор, - поправил Азанчеев.
  - Фу, - воскликнула Светлана и на этот раз все вместе расхохотались.
  - Но он сказал, пусть будет сюрприз. Так что, мы машину эту взяли напрокат, ну, вернее, он взял. Свекоррр мой взял. И рванули сюда. Потом поедем дальше, на Южный. Что? Еще дальше?
  - Ты же хотела поснимать дикие скалы? И Кирилл собирался именно туда, в западный Крым.
  Светлана подняла узкую ладонь:
  - Поняла, да. Я просто совсем плохо разбираюсь в географии местной. Виновата, исправлюсь, карты посмотрю. Как место называется?
  - На Атлеш они планировали, - Азанчеев отпил из своего стакана и поставил его на глянцевую, уже слегка загорелую коленку.
  Шанелька покачала головой.
  - Разве же там дикие скалы? Да там летом народу - и скал не увидите. Вам нужно ехать дальше, в сторону Черноморска, где мы жили в отельчике, Криси, помнишь?
  Крис кивнула, немного хмуря черные брови каким-то своим мыслям. Но отвлеклась, снова кивнула, улыбаясь.
  - Там прекрасно. Было во всяком случае. Это уже пять лет тому, что ли?
  - Практически юбилей, - согласился Азанчеев, - кажется тем летом мы с вами и познакомились.
  
  Пять лет. Шанелька, держа в руках прохладный высокий стакан, вспомнила и постаралась совместить того странного мужчину в драном плаще (на голое тело), который почти преследовал их на крымском пляже, заводя странные беседы. С этим вот - лощеным красавцем в нахально носимом шотландском килте, красавцем, который приехал в отпуск отдохнуть от работы в столичной немаленькой фирме, взяв напрокат роскошный трейлер, наверняка стоивший даже в прокате немыслимых денег. И если бы между этими двумя этапами не было ничего, то совместить и не получалось бы. Но были еще приключения в осенней Москве, когда Азанчеев водил подруг в театр, попутно спасая брошенного котенка, а потом, став по воле самой Шанельки, поддельным телеведущим с ужасным именем Никандр Явович, таскал по вокзалу огромную клетку с маленькими крысятами, тоже спасаемыми. И звонки Крис из египетского отеля, когда она с любовной фамильярностью кричала в трубку "привет, твое сиятельство, ну, как сияется?". Только эта вот гирлянда из картинок и образов помогла ей наконец, уразуметь, что ничего, собственно, и не изменилось, это их друг, тот самый, который пытается совместить в себе две таких разных жизни, и у него, в отличие от многих и многих, это получается. С великим изяществом, отметила она, отпивая глоток кислющего сухого вина и кидая поверх краешка стакана взгляд на смугловатое по контрасту с пеплом волос худое мужское лицо и то, как непринужденно он сидит в этом своем килте.
  И все же интересно, нацепил ли он под килт свои пирсинги, про которые они как раз пять лет тому шутили с Крис и хохотали до полного изнеможения.
  Тут Шанелька поперхнулась вином и Азанчеев заботливо придвинул к ней ближе развернутую шоколадину.
  - Оденусь, - сказала Светлана, вставая и уходя в глубину салона, в кормовую его часть, что-то там сделала по пути и вздохнув пневматикой, из стены выползла блестящая панель, отгораживая часть пространства.
  - Виннебаго, - сказал Азанчеев, сделав рукой округлый жест, - старинная фирма, выпускающая дома на колесах. Я как увидел фото, просто влюбился. Но стоят безумно дорого, да и можно было бы как-то извернуться, но с нашими дорогами кататься на такой игрушке пришлось бы по своему двору. Или туда-сюда по парочке более-менее нормальных шоссе. А эти ласточки созданы для путешествий и дальних углов. Но дикие углы в их цивилизованной Америке не слишком похожи на наши.
  - В наших тебя не только без трейлера оставят, - кивнула Крис, - но и без твоего килта. Он настоящий, кстати?
  - Обижаешь! - весело обиделся Азанчеев, доливая в стаканы вина, - подарок партнера, настоящего шотландского аристократа. Мало того, Иэн еще и цвета тартана мне подарил.
  Он вытянул под столик ногу, расправляя по коленям зеленоватые и ярко-синие клетки, пронизанные вдоль и поперек тонкой пурпурной нитью:
  - Заплатил в отдел регистрации новых тартанов и теперь это официально узаконенные цвета моего сиятельства.
  - Ты крут, как всегда, - Крис улыбнулась. Потом поставила полупустой стакан на столешницу и, выпрямившись, словно прислушалась к чему-то.
  Двери салона отъехали, пропуская к ним Светлану - уже в шортах, самых обыкновенных, по колено, со множеством карманов, и в растянутой майке с обрезанными у плеч рукавами. Белые волосы она заплела свободной косой и бросила на плечо, прикрывая ими зигзагообразный шрам. Но и в этих небрежных вещичках выглядела Светлана, как сказал бы Дэнчик, улетно и отпадно.
  - Факинг... - внезапно по-иноземному выругавшись, Крис уставилась на девушку, - факинг фабьюлос? Да?
  Та засмеялась, открывая какие-то шкафчики у стены. Вынимая оттуда кофры и замшевые пакеты, укладывала их на узкую под шкафами столешницу-полку.
  - Том Форд, да. Ты тоже от него кайфуешь?
  - Он офигительный, - кивнула Крис.
  - Охренительный, - согласилась Светлана, вынимая из кофра фотокамеру.
  - Факин в-общем, - теперь они смеялись вместе, и Крис весело пересказала, как описывал встречу с блондинкой бригадир Семеныч.
  - Наш человек, - Светлана проверила крепление объектива и нацелила его в окно, - брат, можно сказать, по новейшим ароматам. От Тома Форда.
  - Ну, если следующий его аромат будет обладать изысканной базой выпитого накануне самогона...
  - С ноткой соленого огурца...
  - С устойчивым водочным шлейфом!..
  Азанчеев слегка нахмурился и снова широко улыбнулся, вставая и расправляя свой килт.
  - Итак, дамы? Покажете нам все прелести этого уголка? Или у вас сегодня еще работа?
  Светлана уложила фотокамеру в странного вида кофр, напоминающий женскую хозяйственную сумку - распашной, с парой круглых ручек и длинным ремнем. Ремень повесила на плечо, похлопала себя по карманам, проверяя всякие мелочи.
  - Я готова.
  - Может, сразу переедете к нам? - Азанчеев обвел рукой сверкающее пространство, - в нашей ласточке десяток спальных мест и перегородки всякие. Эдакий игрушечный отель, не могу наиграться.
  - Мы подумаем, - сказала Крис, - а вот душ, извините, с сортиром...
  - Всегда к вашим услугам, - Азанчеев поклонился, - вам два ключа или одного хватит?
  - Одного, - поспешно сказала Шанелька. Еще не хватало ей без Криси и хозяев воцаряться в этом сверкающем хромом и никелем царстве с целью посидеть на горшке.
  
  Они вышли на солнце, миновали копателей, которые расположились неподалеку живописной группой - кто сидя, а кто лежа на песке, но все лицами к трейлеру. И встали, осматриваясь.
  - Валера специально партизанил, - рассказывала Светлана, глядя то на воду, то на обрывчик с торчащим валуном у спуска, - велел мне проследить, когда вы появитесь на пляже, чтоб значит, явиться внезапно. И ошарашить. Мне иногда кажется, что он младше Кирки. Какие на воде искры, а?
  - Кирка у нас патриарх, - согласился Азанчеев, - иногда занудный до предела. А ты, Свет наш, старше нас обоих, и я это очень ценю.
  Светлана улыбнулась. Потом спросила, обращаясь к подругам:
  - Там, на песке у воды. Это кто?
  - А. Это наша Лизавета. На керамичке работает. Очень собой гордится.
  - Нет, - Светлана выслушала Шанельку, - другая. Маленькая которая.
  - Светочка. Владимировна и Владимирова, так она про себя шутит. Подружка ее.
  - Тезка, значит. Я ее сниму. Она не обидится, если я попрошу?
  
  Светочка сидела рядом с лежащей навзничь Лизой, обняв руками согнутые колени - казалось, прячет себя за собственной сгорбленной спиной. Ветер шевелил русые прядки негустых волос.
  - Обидится, скорее, Лизавета, - засмеялась Крис, - она у нас звезда. Кстати, а вы не обидитесь, если я спрошу? Про имя как раз. Валера, как ты говорил, зовут твою бывшую жену?
  - Светлана, - Азанчеев расстегивал пряжки килта, стряхнул его, открывая, к облегчению Шанельки не пирсинги, а вполне нормальные мужские плавки, - тоже тезка.
  - И тоже блондинка, так?
  - Ты с психологической точки зрения рассматриваешь ситуацию? Лучше спроси, какой цвет пропустила Света, перекрашивая свои многострадальные волосы. Ты ее один раз видела, да? Когда я ее подвозил. Через неделю она была трехцветная и волосы нарастила ниже спины. Так что, никаких фрейдовских штучек. А вот когда Кирка познакомился с нашей Светланой, у нее, собственно, вообще волос на башке не было.
  - Врешь! - возмутилась Светлана, - были! Ежик был. Я его выкрасила в ярко-синий.
  - И это было ужасно. Как будто тебе весь череп зататуировали. Ладно, проехали.
  Он сложил килт, бросил сверху сумку и ремень. Хлопнул себя по бедру и помчался к воде, вскидывая руки и выворачивая пятками песок. Влетел в море и, подпрыгнув, нырнул, как ныряют парни, наклонив голову и вытягивая вдоль воды напряженные руки.
  - Он не любит про то время говорить, - после паузы, когда далеко от берега показалась мокрая голова, - сказала Светлана, - я тоже не люблю. Так что, если вдруг, вы извините, ладно?
  Она тоже разделась, оставшись в крошечном белом бикини, и пошла к воде. Ни говорить, ни оторвать глаз от ее фигуры, пока шла, колеблясь и текуче переливая себя от шага к шагу, было невозможно. И подруги молчали. Пока тонкая, но сильная фигура не скрылась под водой, а потом тоже вынырнула мокрая голова, блеснула на солнце и стала удаляться.
  - В юности я фильм смотрела, дурацкая комедия такая, - нарушила молчание Шанелька, - про жандарма и инопланетян. Там инопланетяне прикидывались земными девушками. И так же вот шли по песку, потом бежали и - в воду. Так вот, я несколько раз ходила смотреть только на них, как идут, как прыгают, и думала, ну ясно, откуда такое совершенство, это ж инопланетяне. А потом такая - но играют же их земные девчонки! Постоянно приходилось себе это напоминать. Что они настоящие.
  - Очень красивая, - согласилась Крис, - и мне показалось, или она не очень-то счастлива?
  Шанелька подумала. О шраме, конечно же. Но еще и о некоторых жестах, случайных словах, о нелюбимой теме из прошлого, а еще - о том, как мягко менял разговор Азанчеев, иногда казалось, заранее менял, обходя что-то. И как смотрел. Когда же у него был такой взгляд, ведь был? Да. Когда он смотрел на замурзанного котенка, которого Шанелька прижимала к груди на московской ночной улице.
  - Я бы сказала... сейчас она счастлива. Но боится. Ты заметила, она извиняется постоянно?
  - Ты тоже извиняешься постоянно, - улыбнулась Крис, стаскивая с себя майку и расстегивая шорты.
  - О, ну нет. Я извиняюсь совсем по-другому, - Шанелька бухнулась на бережно сложенный килт, чтоб расстегнуть липучки на сандалиях, - я слон, большой серый и могучий, и извиняюсь, чтоб ненароком не расшибить чьи-то мысленные фарфоровые плошки в посудной лавке. Они может, и не заметят, что плошки их мною побиты, но я все равно говорю, извините, что я такой большой слон.
  - Наконец-то, - обрадовалась Крис, - я слышу речь - не девочки, а матриарха! Который, гм, которая в состоянии себя оценить по достоинству.
  - Ну дык, давно уже из девочкового возраста вышла. В моем возрасте надо реально уметь и себя видеть и окружающих. Стараться, по крайней мере. Но мы уклонились.
  - Выходим из посудной лавки...
  - И направляемся в море.
  
  К воде они прошли неподалеку от Лизаветы, которая теперь сидела, чтоб ничего не пропустить и одарила подруг тяжелым, почти ненавидящим взглядом.
  - Очень все запущено, - пробормотала Крис, - и я тебя знаю, вдруг кинешься с ней возиться, унутреннюю доброту ее раскрывать. Так вот, прошу - не-на-да.
  - Не буду. Ежели ей суждено, сама и раскроется. Ой, я тебе расскажу, про доброту-то!
  Шанелька бухнулась в воду ничком, стеная от удовольствия. Выпрямилась, тряся мокрой головой и убирая с лица прилипшие пряди.
  Крис плавно упала спиной, задирая голову и держа ее над водой. Повела руками в прозрачной воде.
  - Давай.
  - У мамы сотрудница была, в лаборатории, сейчас тоже пенсионерка. Просто двинутая на помощи окружающим, не женщина, а чисто ангел. Очень милая, маленькая такая, хрупкая, как эльф, вечно я ее встречала, то с сумкой картошки для заболевшей сотрудницы, то с горшочком меда для внучатого племянника двоюродной тетки жены институтского вахтера. Всегда в синем платьице-сафари, которое ей очень шло и носила она его лет, наверное, десять. ...Да что там, она до сих пор звонит нам домой, поздравить с праздниками и днем рождения не только маму, но и меня, и Тимофея
  - И кота Темучина, - подсказала Крис.
  - Во-во. Звонит, потому что уже ей тяжело ходить, а то прибегала с подарочками, шоколадка "Аленка", вафельный тортик. И вот однажды пришла на работу несколько взъерошенная и рассказала, что поздним вечером с ней случилось. Бежала она с автобуса домой, несла тяжелую сумку, в которой продукты, а еще пустые банки и белье в стирку - это она навещала десятиюродную тетку в психушке за городом. И в парке прицепился к ней маньяк, с нехорошей целью, о которой он нашей Элечке Ивановне сразу и сказал. Мол, вот я, а вот ты одна, и никто тебя не услышит. Элечка Иванна очень за него расстроилась и за себя тоже испугалась. Стала его спрашивать, как это - таким вот быть, и ходить же приходится ночами, и бояться милиции, или вот побить же могут. Тяжело, наверное? В итоге маниак долго жаловался сердобольной Элечке на свою нелегкую маньяческую жизнь, а чтоб удобнее ей было слушать, забрал тяжелую сумку и проводил до самого дома. У подъезда сказал больше не ходить одной так поздно, а то мало ли, кто встретится.
  - Так и сказал?
  - Криси, я бы и не поверила, но Эля Иванна сама рассказала, а она честнейшая женщина, ну и просто ангел.
  - Это ты к чему вообще, - спросила Крис после совместного хохотания, отплевываясь от воды.
  Шанелька повела мокрыми плечами.
  - О доброте же говорили. Я могу быть не права, но больше всего мне хотелось Элечку временами убить за ее синее платьице. Уж очень оно ей шло, понимаешь? Красивая она в нем. И - одно. Все деньги и время у нее уходили на добрые дела другим. А хотелось мне, чтоб она и с собой поступала иногда по-доброму. А не только кидалась на окружающих со своей добротой наперевес. Так что... Я насчет Лизаветы, да. Не кинусь, пусть она - сама. А, вот, еще поймала мысль! Мне кажется, Светлана, она как раз учится относиться по-доброму к самой себе. И - молодец.
  - Потому что если такая красота мирозданием подарена, - медленно продолжила Крис, - то иногда совсем на беду хозяйке, а никак не на счастье.
  - Угу.
  - Надеюсь, ты права. Насчет ее настоящего.
  
  Глава 14
  
  Появление трейлера с графом и Светланой изменило жизнь лагеря дважды. Пока не пронесся слух о том, что гости вовсе не семейная (или любовная) пара, копатели только вздыхали, рассматривая красотку издалека, а Лизавета нервно активизировала попытки как-то задеть работающих на керамичке подруг. И что она дергается, размышляла над ведром Шанелька, ну приехали туристы, мало ли кто приезжает. Оказалось - наши знакомые, практически друзья. Не нравятся они ей? Ну и кидалась бы на самого Азанчеева и на Светлану тоже. Зачем без конца цепляется к Криси, язвительно упоминая ее место работы. Да и в сторону Шанельки фыркает, поглядывая свысока и отпуская шуточки насчет книжек и детишек.
  Крис успела несколько разъяснить подругины недоумения еще до того, как ситуация изменилась.
  - Мне кажется, - вполголоса поделилась соображениями, когда они шли в свою палатку, вдоволь наплескавшись в душевой трейлера, - ее ужасно бесит, что мы - такие вот провинциальные неудачницы-тетки - и вдруг так хорошо дружим с эдакими голливудскими персонажами.
  - Это она еще правды не знает, - усмехнулась Шанелька, - я-то ладно, а вот то, как Валерка за тобой уже несколько лет волочится...
  - Что? С ума сошла?
  - Я?
  Они остановились у провисшего забора, с одинаковым изумленно-возмущенным выражением на загорелых лицах. Потом лицо Шанельки выражение поменяло, озаряясь искренней заботой:
  - Криси. С тобой вообще все в порядке? Ты такая умница-разумница у нас, я бы сказала, преисполненная мудрости. И не видишь таких ясных вещей?
  - Это не вещи. Это фигня, - заявила Крис, - да посмотри на меня. И на Валерку посмотри!
  - Я смотрю, - кротко согласилась Шанелька, - смотрю вот уже сколько? Пять лет, да? И недоумеваю. Три последних года точно.
  - Нет, - Крис помотала головой и подхватила упавшее с волос полотенце, - нет и нет.
  - Жалко. Ужжасно жалко. Но если такое вот "нет", то почему вы с Сашкой тянете резину? Не, ну я понимаю, гостевой брак, почти заочный, междугородний, так сказать, брак. Но я хочу уточнить!
  - А кто меня звал? - из-за ближайшей к сетчатому забору палатки петрушкой вынырнула расхристанная фигура гидальго Александра Дмитрича, - не отпирайтесь, я слышал, Са-ша, проговорили нежные уста. О, Са-ша. И вот! Я тут!
  Дамы молчали, припоминая контексты. Но Саша, очевидно, не услышал ничего, кроме имени, разумеется - своего, и говорили тут разумеется - о нем, такое было выражение на не слишком чистом лице с очень сильно нечищеными зубами. Лучась, он подскочил к воротам, джентльменским жестом распахивая зыбкую створку. Створка, явно не привыкшая к джентльменскому отношению, крякнула и застряла в кустишках травы.
  - Но какая фемина, - болтал Саша, с пыхтением приподнимая дощатую раму с натянутой в ней рабицей, - природа мать... мать ее так, извините, девочки, уж как создаст, так вот создаст. Я таких только в телевизоре и видел, идет такая колибри, в модных шмотках, уф, вот, получилось... Пррошу! Она идет, а я, я тогда женатый был человек, сижу, передо мной миска с пельменями, а она пока-ачивается эдак и на повороте глянула... я говорю Верке, жена это моя была Верка, говорю, и ведь кто-то же это, а? Её. Того. На этого... Не, ну я шутил, конечно же. И зачем пельменями швыряться? Она совсем была простая, Верочка моя, с деревни. Не понимала... Вы вот. Да-мы...
  Тут Саша прервал монолог, возможно, вспомнив, где якобы работает Крис, которая слушала его с непроницаемым выражением, в то время как Шанелька изо всех сил рассматривала горизонт, мечтая, чтоб в руках у нее оказалась та самая миска с пельменями, и чтоб потяжелее они.
  - Вы конечно, понимаете, - уверил сам себя Саша, нащупав некое доказательство, которое тут же и привел, - вы же опытные, пожили, так сказать. Умудренные. Прошу! Осторожнее, Кристиночка - ямка.
  Шагая за умудренными следом, он продолжал, вздыхая и отпуская временами смешки:
  - И вот я увидел. Увидел, кому отдает свое сердце неземная, так сказать, красота. Эх-хе-хе. Я серьезно! Я всю ночь сегодня пытался вспомнить, доводилось ли мне. В жизни. Вблизи, так сказать. Были, конечно. Ольга была, роскошная такая брюнетка, кассир на сибирской магистрали, а, там еще проводница. Была. Но то совсем другой разговор.
  Крис повернулась, намереваясь попрощаться, пока Саша, упоенный воспоминаниями, не сунулся следом за ними в палатку.
  Тот развел длинными тощими руками.
  - Нет! Все не то. И вот - ангел. И еще ангел - в любви. Ведь невозможно не увидеть... эхе-хе. Искры. Искры между ними. Ну что ж. Он с виду вполне мужичок. Нормальный такой мужичишка. Староват, конечно. Для такой фемины. Но... эхе-хе. Мог ведь оказаться вообще, м-м?
  Саша подмигнул Крис, потом отдельно Шанельке. И что мы ждем, подумала Шанелька, давно пора найти дрын. Суковатый дубовый. И звездануть.
  - Жырным старым олигархом. Но вот... пусть и сильно пожилой. Но еще поскрипит.
  - Он ей не муж, - спокойным голосом прервала монолог Крис, - Светлана девушка его сына. И если вы, Саша, закончили свои мемуарные изыски, то мы хотим поспать.
  Подтолкнула Шанельку, и они почти строевым шагом удалились за абрикос, хотя палатка стояла ближе. Обойдя дерево, вернулись к ней с другой стороны - Саша уже удалялся, что-то бормоча и вскидывая за голову руки.
  
  В палатке после порции язвительных и возмущенных слов Шанелька улеглась на спину, суя руки под голову.
  - Миша бы тебя не одобрил, - вспомнила вдруг, - за теток.
  - А Саша с нами общался вполне уверенный, что мы тетки и есть.
  - Я там, где Миша, - объявила Шанелька, - и ты иди к нам, ну его нафиг этого Сашу. И вообще, это тебе урок. Будешь знать, как рассказывать - посмотри на меня, и посмотри на Валерку! Высказалась, вот сразу и материализовала всяку каку.
  - В виде Саши. Кстати, мы только что поменяли ситуацию, ты в курсе? Теперь роскошная Светлана как бы практически свободная женщина и уж точно свободным оказался Азанчеев.
  - Хм. Интересно, как теперь все будет.
  - А мне нет, - зевнула Крис, - что-то мне все эти хождения в народ уже надоели.
  - А мне еще нет, - повинилась Шанелька, тоже зевая, - хотя нервов уже не хватает.
  - Тыж писатель, - напомнила Крис, - тебе положено, за правдой жизни. Ходить.
  
  ***
  
  За ужином Шанелька просто разрывалась между восхитительными сырниками в золотистой корочке, залитыми нежнейшим сметанным соусом, и ситуацией за столом.
  Азанчеев и Светлана пришли одновременно со всеми, Шанелька церемонно познакомила их с Лерой, та улыбнулась своей скупой улыбкой Азанчееву, потом, быстро оглядев Светлану в маечке и длинных шортах, с белой косой по груди, улыбнулась отдельно, кивнув с одобрением. И выставила перед ними на стол дополнительную розетку с джемом из белой шелковицы, чем вызвала веселое возмущение прочих, которые порывались шутить, но очень осторожно, присматриваясь к новым гостям.
  Саша разливался соловьем, журчал, привставая и двигая на столе посуду, подмигивал, обращаясь к Азанчееву и прикладывал длинные руки к груди, закатывал глаза в сторону его спутницы. Что-то спрашивал, но каждый вопрос оказывался предлогом для развития новой темы, и пару раз открыв рот для ответа, Валера Аксенович оценил ситуацию и молча наслаждался сырниками, намазывая их перед каждым укусом полупрозрачным джемом с точками крошечных семечек.
  Рядом с Сашей тяжко вклинивался в реальность громкий алкаш Мыколка, который, побив собственные рекорды, проспал не только ночь и рабочее утро, но и практически весь день и выполз из палатку к ужину, и теперь сидел с повернутой набок башкой, не в силах оторвать глаз от смеющейся Светланы.
  Лизавета и Светочка восседали на внешнем торце стола, рядом с ними вертелся Дэнчик, бросая на гостей быстрые взгляды, а потом шепча что-то Лизавете, стараясь придвинуться к ней поближе и нежно убирая от маленького девичьего уха каштановые локоны, явно свежезавитые. Лизавета вообще постаралась, отметила Шанелька, отвлекшись от сырника. Несмотря на еще по-дневному горячий зной, невыразительное личико было густо покрыто тональным кремом с бликами всяких хайлайтеров на кончике носа, скулах и подбородке. Полосатый топик сменила полупрозрачная майка с драпировками, а джинсовые шорты - черные велосипедки с ртутным блеском.
  Ну, подумала Шанелька, с содроганием отогнав ассоциацию из своей собственной юности - блестящие черные лосины, так любимые дискотечными барышнями (о боги, как же давно это было, пришла мысль, полная веселого ужаса) - хайлайтеры с бронзерами не сделали девочкино лицо более выразительным, а вот присутствие за столом Азанчеева в его новом качестве свободного мужчины ее явно волнует. Ключевое слово "явно"...
  Лизавета следила за гостем пристально, не обращая внимания на то, как ее вилка крошит сырник на мелкие кусочки, гоняя их по тарелке. И поймав случайный взгляд, отвечала на него прищуренными глазами и как бы тайной улыбкой, полной театрального обещания.
  Больше всего Шанельке понравилось смотреть на Светочку. Никакого театра не надо, в самом хорошем смысле этого слова. По широкому лицу с большим тонкогубым ртом, который придавал внешности нечто лягушачье, бежали тени, сменяясь светом. Откровенное любование Светланой, настороженное внимание к Азанчееву, легкий испуг в кинутом на подружку взгляде и вдруг (вот тут Шанелька поняла, почему Светлана хочет снять именно ее - свою некрасивую тезку) - щемящее в своей полноте и беззаветности выражение любви ко всему миру, с которым она обводила стол, кажется, почти не видя сидящих, а потом кидала взгляд дальше и шире - через двор, кроны деревьев - к распахнутой синеве моря под небесной голубизной.
  Казалось, Светочка ест не сырник, от которого, впрочем, не забывала откусывать, макая каждый кусочек в кляксу клубничного варенья, а поглощает весь окружающий мир, и он для нее вкусен невероятно. Даже с переживаниями за подругу и собственным испугом за то, что подруга может обидеть, заметив ее радость.
  Она изменилась, отметила Шанелька, или просто мы чуточку ближе узнали ее? Поначалу казалась только неловким отражением красивой подруги, ее послушным эхом. А теперь, может быть, полностью захваченная интересом и любованием, забывает прежнюю роль и становится сама собой? Или просто нашла себе нового, пусть и временного кумира? Так, филологически отвлеклась Шанелька, где там наши феминитивы? Кумирку? Кумиршу?
  Светлана, допив чай, подхватила тарелку и прошла за спиной сидящего напротив подруг Азанчеева, легко коснулась его плеча. Пройдя вдоль стены с распахнутым в кухню окном, ушла в двери, оттуда послышался ее негромкий разговор с Лерой.
  За столом ожидаемо воцарилось молчание, вдруг прерванное кашлем Мыколки и все задвигались, заговорили неловко. А Светлана вышла, поправляя косу, и встав за спиной Светочки, чуть наклонилась к ее уху.
  Крис посмотрела на Азанчеева, тоже отставляя пустую кружку.
  - Вы как? Прогуляться идете или на пляж?
  - Светка пусть сама, - ответил Азанчеев, - если решила поработать. А я пойду, куда поведете. Неля, кого будем спасать? Дельфинов или акул?
  
  ***
  
  На берег опускался закат, вернее, расцветал, по мере того, как солнце медленно двигалось к ровной кромке воды, зажигая над собой облачную гряду, и та очерчивалась нестерпимой золотой каймой по верхнему краю.
  Народ расходился, гремя тарелками, посматривая на одиноко сидящую в торце стола Лизавету, от которой Светлана увела ее тезку.
  - Даже Дэнчик свалил, лопух такой, - сердясь, пожаловалась Шанелька, удаляясь вместе с Крис к палатке, чтобы переодеться для прогулки - они решили пройтись втроем как можно дальше по песку, может быть, добраться к самому краю бухты.
  - Ну, Лизавете ты Дэнчика не заменишь, - справедливо заметила Крис, забираясь в палатку, - и надо быстрее увести графа, а то вдруг барышня за нами увяжется.
  
  А после они долго и медленно шли, Шанелька впереди с фотокамерой, иногда останавливаясь, чтобы снова и снова снять прекрасную над тихой водой вечернюю зарю, и тогда Крис с Азанчеевым ее обгоняли, углубившись в ленивую беседу. До нее долетали обрывки фраз, и она кивала, улыбаясь, мол, слышу и слушаю, но на самом деле слушать и снимать одновременно не умела, а вечер был так красив.
  Потом Шанелька вообще отошла подальше, под самый обрывчик, чтоб в кадр попадали двое - мягкая, полная плавных изгибов фигура Крис и рядом, по щиколотку в воде - резкий мужской силуэт, который складки килта над коленями совсем не делали женственным, а как-то наоборот, добавляли походке и осанке экзотической мужественности.
  Шанелька выцелила в видоискателе затемненную контровым светом пару и, нажав кнопку, улыбнулась, представив себе по очереди в таких юбках копателей и самого Ристархыча. Еще, припомнила, есть же японские широченные штаны, тоже практически юбки, черные, туго стянутые поясом, и самураи прыгают, рассекая воздух своими сверкающими катанами. И дервиши! Турецкие дервиши в белоснежных крутящихся юбках. Да, если подумать, полно в мире одежд, которые подчеркивают мужественность, но без всяких там брюк и штанов. Даже вот древние греки потешались над местными скифами, которые носили меховые и кожаные штаны. Но Крым это вам не Эллада, в особенности восточный Крым, хотя историки уверяют, что климат тогда был мягче. Наверное, после пары ветреных зим штаны пришлись грекам как раз ко двору. Нет, лучше сказать - в тему. А вот нет, улыбнулась своим филологическим упражнениям, ко двору - как раз ко двору.
  
  Перед тем, как отправиться спать, они снова сидели в кондиционированной прохладе трейлера, свежие после неторопливого душа, на мягких диванах, и пока за сдвижной дверцей плескала вода, смотрели на экран большого настенного телевизора, откуда на них смотрело осиянное вечерним солнцем широкое лицо Светочки Владимировой. Полное тихого покоя, с полуприкрытыми глазами, а ниже руки, обхватившие согнутые коленки.
  - Ну как? - спросила Светлана, выйдя из душа и усаживаясь на низкий кожаный пуфик. Взяла заботливо налитый Азанчеевым высокий стакан оранжевого сока, отхлебнув, заела кусочком ветчины, вытряхнутой из банки в блюдце. Смеясь, сморщила ровный нос.
  - После сырников вашей Леры все эти консервы - брр...
  - Очень хорошо, - сказала Шанелька, тоже преисполняясь немного печального покоя, - ну просто, замечательно совершенно. Так странно, ей тут, на этом портрете то пять лет, то двадцать, а иногда кажется, все семьдесят. Прекрасные, в смысле, семьдесят.
  Светлана засмеялась, немного смущенно.
  - Люблю девочек.
  - Ты всех любишь, - кивнул Азанчеев. И встал, отвернулся, добывая что-то из высокого встроенного шкафа.
  Пока поворачивался, Шанелька успела заметить, как мелькнуло на худом лице некое выражение. Непонятно, какое, но - сильное. И еще заметила, как быстро Светлана глянула на их недопитые стаканы с белым вином, снова берясь за свой, полный солнечного жидкого апельсина.
  Что-то у них, медленно и нехотя освобождаясь от впечатления, вызванного прекрасными снимками, догадалась Шанелька, что-то такое - серьезное и совсем не гладкое, что оба скрывают. Ох, Господи, лишь бы это не то, внезапно-обыденное, когда красивая девушка собственного сына, и красивый в своей уверенной зрелости отец. Вдруг... Для них - не хочу такого.
  Тихо звякнул лежащий на столике смартфон, посветлел экран, показывая мрачную физиономию, всю в черной косматой бороде и шевелюре. Светлана, смеясь, схватила, прижимая к уху.
  - Кирка? Кирочка, ну наконец-то!
  Говоря туда, в плоскость гаджета, обводила сидящих за столом невидящим, полным веселой любви взглядом. И у Шанельки отлегло от сердца, она мысленно отругала себя за всякие, теперь уже казалось ей мещанские страхи, достойные дамского журнала со сплетнями.
  Светлана встала, держа рукой на груди тонкое полотенце, закутывающее ее до щиколоток. Рассеянно кивнув, и болтая на ходу, прошла вперед, туда, где распахнутые двери отделяли спальный отсек. Дверь плавно проехала, закрываясь.
  - Ну все, - проворчал Азанчеев, - теперь на час болтовни, - Светка! Ты мне хоть потом дай трубку, я поздороваюсь.
  - Я уже поздоровалась, - донеслось из-за двери, - за тебя. Кирочка, батя тебе передает здрасти.
  Крис зевнула, ставя на столик пустой бокал. Следом, не удержавшись, зевнула Шанелька, и Азанчеев тоже прихлопнул ладонью сам собой раскрывающийся рот.
  - Вам же завтра ни свет ни заря. Пошли, провожу. Светку теперь за уши не оттащишь, пока не наговорятся.
  
  Не торопясь, шли через яркий свет фонаря, бросающий на вытоптанную землю резкие тени. За спинами темнота, усиленная белым электричеством, съела море, оставив лишь мерный шорох прибоя. Впереди, за сеткой-рабицей тоже было темно и тихо, усталость развела всех по палаткам, только в доме горели пара кухонных окон.
  Шанелька шаркала уставшими ногами, соображая, не поведать ли сейчас Азанчееву про их с Криси расследование. Судя по тому, как быстро Светлана налаживает контакты, толку от нее может быть намного больше, чем от них обеих. Будет снимать копателей, студентов, глядишь, кто-то и проговорится...
  Азанчеев остановился на границе света и тени, не дойдя к полураскрытым воротам.
  - Я про Светлану. И Кирку. В двух словах.
  Подруги подошли, становясь совсем близко, чтоб слышать негромкий голос.
  - Они в одном классе учились. Светка совершенный была кузнечик, тощая, тихая. Влюбилась в Кирку по самые уши, ходила за ним, как щенок. Только что хвостом не виляла. А он, куда там, герой. Популярный был мальчик, девчонки за ним бегали. Мускулистый такой брюнет, весь из себя спортсмен. Ну, выпустились, жизнь развела, она быстро уехала, в Америку, с парнем каким-то. Прислала Кирюхе фоточек - вполне продвинутая девица, с модной стрижкой, на шее зеркалка навороченная со здоровенным объективом. Контракт там у нее был, с молодежным журналом, и его тоже потом прислала, пару номеров. А Кирилл, бывает так, пору своего внешнего расцвета, оказалось, в старших классах и проскочил.
  Азанчеев засмеялся, с любовью. Поднял руку, отмеряя тихий воздух на уровне своего уха.
  - До меня не дорос пацан, и волосы стали редеть, омедвежился, эдакий стал коренастый мужичок. Но упорный и самостоятельный, серьезный, аж не могу. Встречался с приличной такой девочкой, аж скулы у меня ломило от скуки, ну я молчал, само собой. Раз уж, думаю, не в дурного отца пошел, радуйся, папаша. А два года тому без всякого звонка, явился к мне, я спал, просыпаюсь, слышу, грохот, шум, да что думаю, воры в Кирюшкиных дизайнерских шторах запутались? Ты помнишь, Крис, я тебе говорил, он мне квартиру отделал всю.
  - Угу. Под филиал Антарктиды. Ты еще спал чуть не в кладовке.
  Азанчеев кивнул.
  - Выхожу в кухню. А там мой сын. И с ним - существо. Худое, башка бритая, синяя какая-то вся. Одета реально вот - в лохмотья. И значит, он в углу сидит, спокойный такой. А она крушит кухню. Только летают все эти его медные ковшики, что для красы висели, и миксер с тостером. Но выдохлась быстро, худая, как тот скелет, не ела, видно, давно. И тут он встал, ботинками по осколкам прохрустел, ее значит, с табурета на руки, пока на пол не сползла. И мне культурным таким голосом "папа, это Светлана, ты помнишь, моя одноклассница, я ее сейчас уложу и поеду, а ты присмотри, чтоб ночью, ну, тут газ не открыла или воду. Чтоб не утопилась, в общем".
  На кровать в спальне, ту антарктическую, уложил, и в самом деле исчез. А я рядом сел, вот думаю, дела. Просидел до пяти утра, разок она встала, в туалет, меня обматерила, потом просила рому, нет - требовала, заявила, что я гад такой, украл недопитую бутылку и сам выпил. Потом пыталась меня, значит, соблазнить, чтоб я ее отвез в бар, добрать до кондиции. Ну потом, когда вазу об стенку грохнула, устала и снова легла, отрубилась. Кирка утром приехал, в пять. И остался. С ней. Так вот, с тех пор...
  Он замолчал, и они тоже молчали. Шанелька вспомнила о своих намерениях рассказать про лже-профессора и незаметно передернулась, скривясь, как от зубной боли.
  - Я не особенно верил, - снова сказал Азанчеев, - но тогда вот понял, зачем моему сыну мироздание подарило это вот железобетонное упорство. Господи, как же он с ней возился. И сколько раз все срывалось, и назад их отбрасывало. И ведь ни разу рук не опустил! Сказал бы, что понимаю, что любовь там, она эти горы сворачивает. Но если честно - не знаю. Не знаю, что сворачивает, и кажется мне, захочет она уйти - такая вот, нынешняя, Кирка ее отпустит без единого слова. И продолжит жить. В смысле нормально будет жить, а не бегать с веревкой, искать на чем повеситься.
  Он тихо рассмеялся. Покачал головой, привычным жестом подцепил резинку на волосах и распустил тугой хвост. Стальные пряди, желтея в электрическом свете, рассыпались вдоль резких скул.
  - Но пока что никуда она не хочет. И на Кирку смотрит точно так же, как вот в школе на того черноволосого супермена смотрела. С щенячьим обожанием. А он суров и зануден, воспитывает и чуть что, кидается отовсюду - нос своей Светлане вытирать. Чтоб, значит, снова дальше воспитывать.
  - Суров ты, Валерка, к собственному сыну, - улыбнулась Крис.
  - Ну, шучу же, потому что люблю. А так, вижу, конечно, что им вместе исключительно хорошо. Она, хоть и смотрит снизу вверх на него, но там, где прочие девочки уже бы об его раннюю лысину все сковородки побили, возмущаясь, только смеется и мимо ушей пропускает.
  Он покачался на подошвах, осматривая тихий лагерь и два негасимых окошка в кухне, перевел взгляд на молчащих спутниц:
  - Что я все о себе, о нас. Это я просто предупредить хотел, насчет спиртного. Светка в полной завязке, ей даже лекарств на спирту нельзя. Держится хорошо, умница она. Никогда не боится помощи попросить, если что вдруг, звонит Кирке или вот бежит ко мне. Знает, не бросим, и если что, не отвернемся. Но, похоже, самое гадкое время прошло, теперь сама себя контролирует. Кирка ее отпускает, видите, и не только со мной. Ну, а я... видел я больше, и потому опасений больше. Какие-то ситуации заранее обхожу. А тут вон - костры, застолья, мужики с бухлом.
  - Мы последим, - сказала Крис, - ты не волнуйся.
  Шанелька кивнула. Азанчеев тихо рассмеялся.
  - Знаю. Потому и сказал. Опыт у вас прекрасный, у обеих. Крысы, коты, детишки библиотечные. И про то, что будете деликатны, знаю тоже. Ладно, бегите спать, хранители. Завтра расскажете свое. А то я вас знаю, наверняка не просто так черепки на раскопе намываете.
  
  - Что молчишь?
  Тихий вопрос повис в тихой темноте палатки, уколотой сбоку бликом недремлющего фонаря. Шанелька заворочалась, устраиваясь удобнее, чтобы лицом к подруге.
  - А я тут. С профессором своим, - ответила сразу завершением мыслей, уверенная, что Крис ее поймет.
  Та молчала и Шанельке стало паршиво. Не потому что она ждала поддержки, а просто мысли текли дальше, и мгновенно представилось ей, как вдруг сын Тимка притащит в дом худую замурзанную алкоголичку или наркоманку, помогай, милая мама (внутри сразу все всколыхнулось в отрицании, нет-нет...), потом подумалось еще, насчет давешнего сравнения родственных отношений с орбитами планет. Получая нового человека, ты получаешь не только его, а еще и всех, кого удерживает рядом его притяжение. Не планету или звезду, а сразу звездную систему, которая вмешивается, встраивается и нужно дальше как-то с этим жить. Как вот живет Валерка Азанчеев, принимая участие в девушке, с которой проще всего было бы так - убери с глаз, не нужна, или сам вожжайся, если такой милосердный. Получается, если его система переплетется с системой Криси, то и она примет к себе эти же новые орбиты, а не одного лишь стильного красавца в килте. И где проводить границы, и насколько они нужны? Может быть, права беззаветная Элечка Ивановна, живущая не свои, а чужие жизни? Потому что любое место для проведения границы кажется...
  - Так, - голос подруги прозвучал достаточно внезапно, чтобы Шанелька забыла, какой там вывод о границах она собралась сделать, - я понимаю, ты уже улетела в космические выси. И дали. Но ты вот о чем подумай-то. Если Светлана много пережила и от каких-то своих кошмаров избавилась, ей теперь что, всю жизнь посыпать главу пеплом?
  - Нет, конечно!
  - Или тогда что? Потрясаться значительностию каждого дня и падать ниц в молитве, типа спасибо за спасение? И Валерке значит, руки лобызать, попеременно правую и левую.
  - Фу ты, Криси, перестань, поняла я. Я и сама прекрасно б до этого додумалась. Ну после пары облетов вселенной, конечно, - повинилась Шанелька.
  - Мне кажется, ей наоборот, ценны теперь всякие милые пустяки. Веселые пустяки. И возможность радоваться и огорчаться просто так. По пустякам как раз. А если она не дура, а мне кажется, что не дура, такая жизнь все ж таки учит, то прочее будет фоном, всегда. Ну это как пирсинги графа на его неприличных местах совершенно не отменяют его самого. Что?
  - Я говорю, серебро на стали. И золотая сердцевина. Про золото это я сегодня очень хорошо поняла. Давай, Криси, выходи за него замуж, а? Я было испугалась, что ты испугалась, ну, что вы оба слишком взрослые, и у каждого слишком уж своя жизнь, но ты не боишься. Извини, но он тебе больше подходит, чем Сашка твой.
  - А если я не хочу замуж? Вообще. Глобально, - Крис зевнула, ее рука в темноте стукнулась о шанелькино плечо, - извини, жестикулирую.
  - М-м... - Шанелька упала навзничь, пристально глядя в темный, прореженный еле заметными бликами потолок, - э-э... Блин! А что, так можно было? - резко села, сжимая в кулаках край тонкого одеялка.
  - Тише ты!
  Теперь Крис повернулась на бок, чтобы лучше слышать взволнованный шепот подруги.
  - Нет. Мне еще подумать надо, над этим. Но пока вот что скажу. Я ж постоянно прикидывала, что со мной не так, а? Ну вот, вроде бы симпатичная дамочка, и общаться умею, и комплиментик соображу, и жрать приготовить. Но с мужиками постоянно какая-то невезуха. И оно ж не только со мной так. Куда ни плюнь, кругом это вот - и что вам мужикам надо, если эдакие супер-деффки годами в деффках сидят, ай-яй-яй, ох и эх. Так может, дело во мне, а не в мужиках? Может, подсознательно мне та семейная жизнь нафиг не нужна? Нет, я не про феминизм. Но вот когда Гриша сказал, типа оскорбил насчет "лежать на диване с котом!", а я подумала, вай нот-то? Ну да, когда мне хочется лежать на диване с котом, сутки, я хочу лежать. На диване. С котом. Потому что дальше я все равно наверстаю свое, и не надо мной стоять с расписанием и секундомером. Требуя ежедневного супа и вообще.
  Она замолчала. Потом сказала, уже умерив пыл:
  - Это все риторическое. Давай спать, ага? Завтра докуем.
  Крис снова зевнула. Вытянув руку, похлопала подругу по кулаку и тот разжался, пальцы шевельнулись, расслабляясь.
  - Зато у тебя есть Тимофей, - напомнила тоже зевающей подруге.
  И Шанелька кивнула, вспомнив Тимку, а потом, почти без перехода, почему-то - долговязого Мишу Баратынского и его круглые очки в тонкой золотистой оправе.
  
  Глава 15
  
  Миша ей и приснился ночью, перед самым пробуждением и, выплывая из сладкого, свободного в сонной вседозволенности поцелуя (у него оказались твердые и одновременно очень нежные губы), она запомнила сон, открыла глаза, ощущая горячую краску на щеках и шее. Села, смущенно прокашливаясь в надежде, что не мычала в бессознательном состоянии всякие нежности.
  Крис уже расчесывалась, задевая локтем палаточную стенку, и принюхавшись, сообщила вполголоса:
  - Лера снова готовит нам райское блаженство, с утра. В виде чего-то жареного.
  Блаженством оказались обычные с виду оладушки, горками на старых фаянсовых тарелках, а между ними в глубоких пиалах - коричневая с кусочками - баклажановая икра.
  - М-м, - сказала Крис, намазав и откусив, - м-м-м, - добавила, прожевав и тут же кусая снова.
  Лера, стоя на своем наблюдательном пункте в дверях кухни, сдержанно улыбнулась.
  Минут через десять, заставив полусонных сотрапезников зашевелиться, покашливая и выпрямляясь, к столу прибыли Азанчеев и Светлана, которая, кивая на приветствия, зевала почти без перерыва. До первого оладушка с кляксой баклажанной икры. Округлив серые глаза, она села удобнее и, ловко работая вилкой и ложечкой, нагрузила свою тарелку оладьями с икрой. Поправила цветную бандану, повязанную поверх гладких волос, уложив длинные хвосты на плечо, вдоль скулы. И занялась завтраком.
  Шанелька тоже ела с большим аппетитом, потому что по-другому Лерину готовку есть просто не получалось, и временами взглядывала на место Миши, занятое сейчас Азанчеевым. Когда садились, мальчика не было, а теперь неловко оглядываться на ступени веранды, смотреть в сад и на ворота. Казалось ей, стоит им встретиться взглядами, как Миша сходу поймет, что он делал в Шанелькином сне. Что вместе делали. Вот дурында, отчитала она себя мысленно, пацан младше твоего сына! Но, перескочив с укоров на вечерний разговор с Крис, сама же и взъерепенилась. А что такого-то? Она что, лезет к Мише с какими-то отношениями? Мысли и чувства - дело ее личное, собственное. Даже всяких канонов христианских не задевают, ведь не сама мечтать уселась про лямуры с вьюношей, а просто вот увиделся сон. Кстати, очень душевный. И достойный литературного описания, подсказал внутренний голос, видимо, в качестве утешения, так что - рабочий момент, не более того. Тыж писатель, как смеется Криси.
  Поверх пустой тарелки Шанелька с сожалением посмотрела на остатки горы оладушков посредине стола и чистые пиалки, где недавно красовалась икра. Быстро выпила остывший кофе - сегодня они почти проспали и потому кофейного утра под абрикосом не получилось, и встала одновременно с Кристиной.
  Светлана помахала им кистью руки с чайной ложкой.
  - Мы к вам попозже придем! А сейчас на море. Я сегодня буду делать "здрасти!".
  
  - Что она будет делать? - переспросила Крис, поднимаясь по глиняным ступеням на простор керамички.
  Шанелька засмеялась. Ей вспомнилось после этой смешной фразы только одно - как в романе Стивена Кинга искалеченный художник рисовал свои картины, размещая на фоне роскошного заката чужеродные там предметы: садовые рукавицы, еще что-то. И первую картину подписал одним словом - "здрасти!"
  Усаживаясь, она пересказала это Крис. И дальше уже просто работали, не отвлекаясь на болтовню Светочки, - немного виноватую, и односложные гмыканья хмурой Лизаветы. И не устает же злиться, весело подумала Шанелька, все еще радуясь этому светланиному "здрасти", вокруг такая красота, хотя пылища, конечно, и скоро жарища, но - все равно. А она дуется, как мышь на крупу.
  - Криси, ты у нас спец по крысикам. Про мышей тоже знаешь? Почему говорят, что мышь дуется на крупу?
  - Не знаю. Еще можно сказать, смотрит как Ленин на буржуазию, - Крис рассмеялась, стаскивая с подбородка повязку, чтоб удобнее говорить, - у меня бабушка любила так высказаться.
  - Главное, не путать, - Шанелька подняла руку со щеткой, - не ляпнуть, смотрит, как мышь на буржуазию. Или дуется, как Ленин на крупу.
  - Библиотеку Крупской называют "Крупа", так что логично он на Крупу дуется, - вспомнила Крис. И выяснилось, некстати - на краю керамички прокашлялась Надежда Константинна по прозвищу Крупская. В трубных звуках явно был слышен упрек.
  Шанелька попыталась быстро сменить тему, но в голове мыши завели хоровод вокруг крупы и, кажется, никаких слов, кроме этих, не осталось.
  - Миша, - сказала она в отчаянии, - куда-то вот делся. Никто не видел, куда?
  - Мишенька себе отгульчик взял, - сахарным голосом сообщила Лизавета и, наконец, улыбнулась, весьма неприятно, - пошел с вашими миллионэрами на песочек, к водичке. Развлечь барышню умненькими словами.
  - Лиза, - потерянным шепотом попросила Светочка и повернулась, извиняясь улыбкой.
  - А четакова? - Лизавета выпрямилась, кидая в ведро черепок, - странно только, что Мишенька наш внимание обратил, на нее. Он у нас по старушкам, вообще-то.
  - Лиза! - возмутилась не кто-нибудь, а Надежда Константинна, воздвигаясь со своего хлипкого брезентового стульчика, - если ты позволишь себе. Еще такое вот. Я попрошу Игоря Петровича. Чтобы он тебя...
  - Я и сама свалю, - Лизавета встала, шваркнув в ведро щетку, та утробно булькнула, - тоже мне, крутая блин экспедиция.
  И мелькнув мимо, исчезла, сбегая по пылящим ступенькам.
  Надежда вздохнула, поднимая и опуская широченные плечи. И снова села, бережно придерживая под костлявой задницей стульчик. С требовательным вопросом на большом красном лице воззрилась на растерянную Светочку. Та попыталась что-то сказать, но промолчала, опуская голову. Выловила из ведра черепок и мокрую щетку.
  
  Через два часа, когда все устроили перекур, подошла к подругам, дергая висящую на груди косынку, стянутую с подбородка.
  - А можно вас попросить? Неля Владимировна?
  Шанелька встала и пошла следом, на дальний от раскопа край.
  У Светочки сильно и горячо покраснело широкое лицо. Помявшись, она сказала почти шепотом:
  - А можно вы попросите вашу Светлану, пусть она снимет Лизу тоже? Она же красивая. Не то что я вот. А она снимала меня. Ей же обидно. Понимаете?
  - Я понимаю, - Шанелька немного отвернулась, чтоб не смущать девочку пристальным рассматриванием - та и без этого пылала широким лицом - и стала смотреть, как собираются кучками копатели, прикуривая и усаживаясь, разбросав пыльные ноги, - но я же не могу ей приказать, что делать, ты понимаешь? Это же... дурацкие слова, но так и есть - это творческий процесс, как в него вмешиваться.
  Светочка упрямо молчала и Шанелька, порывшись в мыслях в поисках верного аргумента, кинула под танки себя, в качестве самого близкого примера:
  - Ну вот смотри. Я пишу. Сказки там всякие, истории. Рассказы. Но по заказу не могу ничего. Недавно сама себе пообещала, что напишу сказку в подарок. Подруге. Я ее люблю, хотела подарить что-то такое. Эдакое. Чтоб только ей. В итоге осталась она без подарка. А мне до сих пор совестно.
  Сейчас ей было еще и стыдно, как бывало всегда, стоило вслух заговорить об этом вот "я пишу". В памяти сразу же возникала язвительная сцена из язвительнейшего хулиганского фильма о радио-диджее Говарде Стерне, в которой персонаж высказался с гордостью "я и сам когда-то играл, в школьном театре, да-с".
  Шанелька поняла, что собственное ее лицо сейчас покраснеет не хуже Светочкиного и стала отряхивать рубашку, готовясь закруглить беседу. И вдруг.
  - А что пишете?
  - Что? А... Ну я же сказала. Ну-у, всякое. Ладно, нам уже...
  - А где почитать? Можно же, да?
  Шанелька смотрела на серьезное лицо, теперь полное интереса.
  - Ты хочешь просто почитать? - уточнила, не слишком веря. Чересчур часто сталкивалась она с другим. Знакомые сетевые мужчины, клюя на миленькие аватарки с портретиком, рвались ознакомиться с творчеством и сейчас Шанельке было неловко вспоминать о собственной наивности: радовалась, кидала ссылки, советовала, с чего начать, да черт, присылала файлы в почту - по просьбе, разумеется. Чтоб вскорости убедиться, не читают (ибо что там может написать симпатичная блондиночка) или же поводив глазами по тексту, возвращаются с целью, потрепав по щечке, попоучать миленькую авторшу, которая, ах ну да, пописывает. Но Светочка на сетевых поклонников аватарок никак не тянула.
  - Ну да, - с некоторым удивлением кивнула она, - мне интересно. Я вообще много читаю, вот фэнтези люблю, но только классику. А еще серьезные всякие книги. Говорят, никто сейчас не читает романов, ну ерунда, я в группах состою, там полно таких. Как я. А вы роман не написали еще?
  - Нет, - весело повинилась Шанелька, - извини. Пока вот нет. Я еще не решила, надо ли. Если действительно хочешь что-то мое почитать, скажешь потом. Стоит мне его писать вообще.
  - Я? - у Светочки приоткрылся рот, и краска снова поползла по скулам, - я почему? Ну, в смысле, я ж никто совсем.
  - Тыж читатель, - ласково возразила Шанелька, - вымирающий, говорят, вид. Вымирает он, правда, последние три тыщи лет, если судить по античным свидетельствам, я читала, про поэта, который в банях загонял голых приятелей в бассейне в угол и не выпускал, пока поэму не дослушают. Чего смеешься, это факты, исторические. Но все равно, для пишущего человека самое главное - читатели. А не всякие там критики и даже издатели.
  - Ссылку кинете мне? - напомнила Светочка.
  Шанелька кивнула. Они улыбнулись друг другу и пошли обратно, к рабочим местам.
  - Да, - спохватилась писатель, обращаясь уже не к соратнице по керамичке, а к читателю, - а ты читала книгу Звенигородцева? Исторический роман, как раз про эти вот места? В сети о нем много пишут.
  Светочка нахмурилась. Остановилась, окидывая собеседницу непонятным взглядом. Но ответить ничего не успела. Предвещая явление гостей, прозвенел смех. И над ступеньками появилась голова и плечи Светланы, которая, смеясь, оглядывалась, слушая того, кто поднимался следом.
  Выпрямляясь, Светлана отряхнула выпачканное пылью колено, ойкнула, становясь ровно, поддержанная под локоток галантным Ристархычем. За ними выбирались на площадку керамички небольшой толпой остальные и сразу тормозили, оглядываясь, чтобы не ступать на раскинутый по земле брезент. Тут был и бригадир, и научный сотрудник Могун в бандане, трепещущей длинными концами, и пара копателей, любопытно взирающих на смеющуюся красавицу. Замыкая шествие, поднялся, укрощая клетчатый подол над блестящими коленями, его сиятельство граф, отошел к ведру, у которого заседали Шанелька с Крис.
  - Тут, - окинув взглядом пространство керамички, указала рукой Светлана, - Игорь Петрович, тут нормально? Мне нужен ваш силуэт. Рядом со Светочкой. Нет-нет, ты сиди. Над ведром. А вы просто стойте. Извините, я вашего отчества не помню, Надя! Можно вашу табуретку вот сюда, поближе?
  Улыбаясь, Светлана переждала небольшое столпотворение вокруг брезентового стульчика и самой Надежды, которую переместили чуть ли не на руках в нужное для стульчика место. И приблизив к лицу фотокамеру, застыла, медленно поворачиваясь, делая снимки, потом - маленькие шаги в одну и в другую сторону, потом опуская камеру и просто глядя. Не получившие указаний статисты, потоптавшись, ушли в тень земляной стеночки, где и встали, покуривая и смотря за процессом.
  Миши не было, отметила Шанелька, уже привычным движением подхватывая с брезента черепок и опуская его в нагретую жарой воду. Ну и ладно. Как там Лизавета сказала? Насчет старушек... Обидно, конечно, но многое объясняет. Есть такие мальчики, которые любят крутить лямуры с дамами постарше. Не до такой же степени! - весело возмутился внутренний голос, но Шанелька парировала, помахав перед голосом вытащенной из памяти киноафишей культового фильма "Гарольд и Мод", сколько там было старой подруге мальчика Гарольда? Восемьдесят? Голос, конечно, знал, что сам фильм Шанелька не видела, а только собиралась посмотреть, но все равно заткнулся. До любой степени, подытожила Шанелька, не зная, грустить или хохотать, то есть, ты считала себя в безопасности, Нель-Шанель, а мальчик (который почти на десять лет старше Гарольда, между прочим), вполне возможно, именно ухаживал за тобой. Именно с целями. Ей вдруг стало неприятно. Там, где по идее должно быть лестно. Как будто она - фетиш, предмет небольшого мальчишеского извращения. Это как с тягой к детишкам (как библиотекарь, Шанелька про опасности общения разных поколений знала побольше среднего гражданина), кого-то тянет к девочке-ангелочку не потому что она выглядит ангелочком, а только лишь потому что она - ребенок.
  Возраст. Годы. Существование личностей рядом, но с невеликим таким в пределах времени цивилизации сдвигом - буквально в пару десятков лет. Такая вот трагедия иногда случается, и не будучи влюбленной в высокого мосластого парня, Шанелька, тем не менее, примерила трагедию на себя, прислушиваясь, как оживают и наполняются смыслом многократно читанные почти одинаковые слова насчет "я опоздал родиться..." или там "жаль, что вы родились на полсотни лет раньше", и так далее.
  Механически беря горячие от солнца черепки, опуская их в тоже почти горячую воду, отчищая щеткой бугры присохшей глины, ополаскивая и аккуратно выкладывая на брезент, Шанелька вроде бы следила глазами за суетой вокруг спонтанной фотосессии, слушала разговоры и даже кивала, на что-то короткими словами отвлекаясь. А в голове, перед внутренним взглядом (мало мне внутреннего голоса, отметила Шанелька еще одним слоем сознания, в котором сидел вечный комментатор) развернулась вдруг та самая карта, виденная в квартире старого моряка с хорошей фамилией Деряба. Желтоватый пергамент, изрисованный непонятными континентами, с множеством мельчайших картинок и надписей на множестве языков, и чтоб все разглядеть, висела обок карты на бронзовом крючке большая лупа в черной оправе. При чем тут разница в возрасте? При том... - возразила Шанелька, еще не находя аргументов, но разве непонятно, они уже есть, их надо только записать. Я же знала все это, когда ехала в поезде - кофе, разлитый на белую салфетку. Пятно, очертаниями похожее на страну, которой на картах - нет. И - дочь без родителей, принцесса без королевства... Спящая Неллет. Она спит, и она никогда не постареет, а все вокруг, ну да, как рядом с каждой Спящей красавицей... И конечно же, есть там мальчишка, который любил. Почему любил? Он и любит. Только давно уже не мальчишка... и вообще...
  Ей вдруг захотелось бережно положить щетку и черепок, совсем тихо, чтоб не заметил никто. И уйти отсюда тоже. Как ушла она из дома, пытаясь разорвать чересчур плавную ткань реальности, чтобы впустить нужный ей воздух, открыть проходы, которые за миллионом дел незаметно и неумолимо зарастали, как тропинки к спящей красавице - колючим кустарником и ползучими лианами по вековым стволам. Это было главной целью, а не именно этот берег, эти скалы и морская вода. И сейчас, несмотря на то, что она любила Криси, любила блистательного графа Азанчеева, с большим теплом относилась ко многим новым тут знакомым, и восхищалась с огромной симпатией белой королевной Светланой, больше всего ей хотелось остаться одной перед чистым листом, открытым на мониторе.
  Казалось, она начнет писать сразу. И не нужно сейчас придумывать первое предложение, а то оно повиснет само по себе в жарком воздухе, гудящем от голосов и смеха. Сначала сесть, коснуться клавиш. И...
  Шанелька встрепенулась, кивнула в ответ на какой-то вопрос подруги.
  - Отлично, - обрадовалась Крис, - я думала, ты откажешься.
  - От чего? - непоследовательно удивилась Шанелька.
  Крис покачала головой, мол, понимаю, витаешь.
  - Ребята приглашают нас в машину. Светлана будет снимать там... Не нас, не пугайся. Вон его.
  Шанелька обернулась. В тени под земляной стенкой топтался длинный алкаш в замызганной бандане на длинной же голове, вертел в руке окурок, оглядываясь и соображая, куда его выкинуть. На пыльном лице четко выделялись похмельные мешки под страдальческими глазами.
  - Э-э, - Шанелька попыталась представить алкаша на стильном кожаном диване перед полированным столиком, и в клешнятой лапе - тончайший фужер с золотистым вином, - как его, Вовчика этого? В супер-трейлере? Гм... А, слушай, я поняла. Это вот и есть "здрасти". Мне нужно Светлану об этом спросить!
  Она приподнялась, захваченная догадкой, потом снова села. Слишком шумно вокруг и много народу. Спросит потом, улучив момент. Пустяки, вроде бы, но это как с тем ароматом от Тома Форда, когда шутили насчет милого совпадения, а оказалось, это общая точка у Криси и совершенно незнакомой девчонки с богатым и всяким прошлым. "Факин фабьюлос" у них. А у нас, значит, такое вот "здрасти"?
  Момент был улучен, когда, по милостивому разрешению Ристархыча, работу закончили раньше и двинулись нестройной толпой к пляжу. Светлана, уговорив смущенного Вовчика, не пустила того переодеться и побриться и, предоставив Азанчееву конвоировать будущую фотомодель, чтоб не сбежал, шла рядом с подругами.
  Внимательно выслушав Шанелькин вопрос, сделала большие глаза и засмеялась с тихим удивлением.
  - Вам тоже нравится этот роман, да? Хотя, извините, Неля, и что я удивляюсь... Вы писатель, да еще постоянно с книгами. Так и должно было. Но я ужасно рада. Вы понимаете, как будет, да?
  - Да. Как будто ты уже его сняла. Там, в этом блеске.
  Она и правда, очень четко видела, как это называется, контрапункт? В общем, этот жесткий контраст, между объектом и местом, куда он помещен. И совершенной сказкой казалось ей то, что практически незнакомая девочка выхватила из несколько раз перечитанного, любимого Шанелькой романа важную вещь и использовала ключевое слово части сюжета как собственный термин. Как будто мы рассеяны по миру, думала Шанелька, и узнаем друг друга, говоря на своем языке, не придуманном, а том, который вроде бы для всех, но из него нужно выбрать. Выбрать - наше. А кто-то другой выбирает совсем другое, из него же. Интересно, а что бы выбрал Миша? У него наверняка какие-то свои, отдельные заморочки, если эдакая разница в возрасте. Внутренний голос немедленно хмыкнул и посоветовал Шанельке сверить разницу между ею и девочкой Светланой, и она мысленно покивала, ну да, виновата, извини, просто мне интересно, куда он делся-то.
  Усаживаясь на прохладный диванчик в роскошном салоне подальше от центра действа - под панорамным боковым окном Азанчеев показывал смущенному Вовчику нечто в бутылках с блестящими этикетками, а тот кивал на все предложения, явно находясь в тихом отчаянии, которое пытался скрыть - Шанелька попыталась приказать себе поволноваться лучше о Диме, все же любимый муж. А то вдруг объелся груш, а она и не в курсе. Но с другой стороны, чего о нем волноваться, Дима мужик самостоятельный, взрослый, пока ее не будет, как раз вспомнит, как жарить яичницу и кофе сварить - хотя бы для самого себя. Наверное, сама виновата, загрустила Шанелька, избаловала нежностью и вниманием, заботами, наивно полагая, что процесс этот обоюдный и, когда у нее не хватит сил или времени, то Дима ка-ак кинется ответно баловать. Не кинулся.
  Шанелька вспомнился суп, и она снова обиделась. Так что, волноваться о Диме никак не получалось.
  Зато... Тут она приподнялась, чтоб лучше видеть через огромную плоскость стекла пляж и две фигуры на самом прибое. А вот и Миша, гуляет с обиженной грубиянкой Лизаветой, что-то ей там рассказывая. Судя по тому, как увлеченно машет длинными руками, интересное что-то. Ну и ладно, ну и пусть. И - вообще...
  Но, усаживаясь снова и принимая от Крис высокий стакан солнечно-оранжевого сока, сама над собой посмеялась. Глупая ты женщина, Нель-Шанель, если так сходу поверила словам не слишком умной девицы, сказанным явно с целью обидеть. Вот о чем сразу надо было подумать и выбросить из головы дурацкие обидки. Но, с другой стороны... Не будь этой некрасивой сцены, кто бы еще пнул ее начать роман, который оказывается, давно задуман и - ждет. Удивление Светочки - о ненаписанном Шанелькой романе. Злые слова о возрасте - Лизаветы. Вот уж точно, любая весть изначально благая!
  Крис встала, держа в руках упаковку с соком. Всмотрелась в окно. Шанелька стесненно приготовилась выслушать комментарии подруги, насчет гуляющих рядом с морем детишек, на та свесила голову, увидеть что-то совсем рядом. Кивнула, тыкая пальцем в сторону Шанельки.
  - К тебе посетительница, Нель. Выйдешь? Судя по физиономии, что-то срочное. И важное.
  Под окном, привставая на цыпочки, хмурила выгоревшие бровки Светочка Владимировна, смотрела почти с отчаянием, накручивая на пальцы растянутый подол трикотажной тишотки, выпущенный над рабочими шортами. Увидев в приоткрытом окне шанелькино лицо, закивала, пылая щеками.
  Шанелька пробралась мимо Светланы и столика, мимоходом восхитившись: Вовчик расслабился, наконец, сел свободнее, вытягивая длинные ноги, стащил с головы бандану и, взлохматив пыльной пятерней пегие волосы, ухватил ею со стола бокал, налитый до половины темным как черный янтарь, пивом с толстым слоем крутой пенки. И стал похож на героя вестерна, живописный до необычайности, с пристальным взглядом из-под тяжелых клочкастых бровей и впалыми жестким щеками.
  Как будто в баре каком сидит, думала Шанелька, спускаясь по металлическим ступеням, и сразу видно, какой был когда-то. Нет, какой был бы, если бы вот другая у него жизнь. Даже как-то стал похож на графа Валерку. Эхе-хе, а, наверное, посели Валерку в маленький сонный городок, заставь работать каким сантехником с обязательной водкой после работы и утренним пивным опохмелом, и получится из графа такой же обыденный мужик, как Вовчик.
  Ступеньки кончились и из-за угла замахала Светочка, по-прежнему нахмуренная.
  - Вы его знаете? - спросила отрывисто, увлекая недоумевающую Шанельку подальше от песка и трейлера, поближе к раскаленным полуденным зноем скалам, - Звенигородцева этого? Который роман.
  - А в чем дело-то?
  Светочка достигла тени и повернулась, сверля собеседницу узкими глазами.
  - Не знаю, - примирительно ответила Шанелька, - вернее, я читала книгу, и кое-что смотрела насчет биографии, ну и поспрашивала. В письмах. У людей.
  - Зачем?
  - Ты что меня допрашиваешь? - наконец рассердилась отрывистым вопросам, - между прочим, это невежливо. Мне поручили взять у него интервью. Если, конечно, он появится.
  Светочка, немного остыв, молчала, разглядывая осколки камней, валяющиеся на короткой подсохшей травке. Потом, уже немного успокаиваясь, но все еще глядя с подозрением, уточнила:
  - И все? Только интервью? Или он вам. Свидание тут. Тоже.
  - Свидание? - потряслась Шанелька, - да ты что? С чего взяла-то? Даже близко нет. Хотя на самом деле не твое это дело. Даже если и так.
  - А это так, да?
  Шанелька закатила глаза и взяв Светочку за упрямый локоть, потащила ближе к скалам, где горбились невысокие валуны. Уселась на один, указывая рукой на другой.
  - Садись. И если это не великая тайна, расскажи. А то так и будешь к каждому слову цепляться.
  Над яркой водой летали чайки, ярко освещенные почти злым в полуденной ярости солнцем. Пикировали, выхватывая из воды мелких, серебристо сверкающих рыбешек, глотали и снова кидались вниз, складывая крылья. Солидно тарахтел посередине воды маленький рыболовный кораблик, серый, с какими-то тонкими палочками кранов и лебедок на палубе. И крошечные, как детские игрушки, стояли на прибое две фигурки, тоже ярко освещенные солнцем. Нет, не стояли, медленно уходили от скал и трейлера, от съезда на пляж, туда, в сторону закругления бухты, куда можно идти далеко-далеко.
  Туда же, усмехнулась Шанелька, куда она сам с Мишей уже прошлась. Скулы повело от внезапного нервного зевка, и она героически стиснула челюсти, боясь обидеть собеседницу, вдруг решит, что Шанельке просто скучно.
  - Она его любит, - покаянно, но и сердито поведала Светочка, ерзая на валуне широкой попой и сморщилась, извлекая из-под бедра мелкие камушки и швыряя их на песок.
  Зевота мгновенно прошла. На секунду Шанельке показалось, но она, тут же осмысливая, обрадовалась, что не ляпнула ерунды сразу...
  - Ага. Роман? - уточнила, утверждая.
  - Роман, - согласилась Светочка, - только они ж не встречались никогда. В жизни я имею в виду.
  - Погодь, - Шанелька уцепилась за камень пальцами. Казалось, он взбрыкнул, пытаясь ее сбросить, - не поняла. Любит книжку профессора этого? Роман? Или - что?
  Светочка посмотрела на взрослую дамочку с высоты своего полного любовей возраста:
  - Любит Звенигородцева, - произнесла почти по складам, - у них роман. В сети.
  - О боги, - слабым голосом прокомментировала Шанелька теперь уже боясь неприлично расхохотаться. Не над Лизаветой, а над собственными умозаключениями. И правда, а четакова, как сказала бы сама влюбленная, почему бы и нет? Восторженная поклонница могучего таланта, писателя свирепых сарматов, в железных объятиях которых бьются... и так далее...
  Светочка на ремарку обижаться не стала, оглянулась и заторопилась изложить суть, раз уж начала. Было видно, что после первого признания ей заметно полегчало.
  - Она носилась с ним, с романом этим. Цитаты выписывала. В статусы их пихала постоянно. И писала ему. А еще ходила на сайты кругом, писала там отзывы, ники меняла, чтоб больше каментов оставить.
  - Типа "всю ночь плакала"? Елки, а я думала, это реклама просто.
  Светочка кивнула. Потом отрицательно помотала головой.
  - Эти, да. Нет, не реклама, нет - реклама как раз. Она мне говорила, так надо, чтоб все видели, какой он. Она даже группу создала, чтоб ролевую игру устроить, костюм себе сделала. Косплей. Это такое...
  - Я знаю, что это. А дальше что?
  - Ну, она сфоталась такая в тунике вся, с ожерельями. Меня попросила, я ее тоже фотала. Она ему послала. Написала, что хоть он не отвечает, она надеется, что мысли о нем помогут в творчестве. Родство душ и все такое.
  - Я и не думала, что Лиза слова такие знает. Извини. Не надо было мне...
  - Она и не знает. Ну, в смысле, она меня попросила, мы письмо писали вместе. Она говорила, что нужно написать, а я уже ну... чтоб красиво. Он же писатель. Все-таки.
  Шанелька механически отметила последнее слово, но прерывать исповедь не стала.
  - И вдруг ответил, - Светочка подняла на собеседницу испуганные глаза, - написал, что будет ее ждать, в экспедиции. И что они обязательно встретятся. Ну там, много там написано, я ей говорю, Лиза, ну тебе зачем это, он же старый. Ему, наверное, уже сорок. Ой, Неля, извините, я хотела сказать, пятьдесят. Наверное. Даже пятьдесят может быть девять. У него куча там женщин, с высшим, такие все. Солидные, в общем. Я понимаю, часто бывает, когда у мужчины молодая жена. А она смеется, говорит, я за него замуж не собираюсь, а вот роман покрутить, чтоб он меня написал в следующем романе, это самое вот оно. Понимаете? Я наверное, совсем дурочка старомодная, мне сначала было Лизу жалко, она, ну-у... она не сильно умная, не думает, как оно будет. Замужем если. Вот. А когда сказала такое, я уже не знаю, кого жалеть. Его, наверное.
  А тебе обязательно нужно кого-то жалеть, с внезапной нежностью подумала Шанелька, оберегать, нянчить, кидаться прикрывать грудью. И не только потому что ты доброе милое дитя, которое сразу вот разглядела Светлана. Еще потому что сама ты себя ни в грош не ставишь. А это уже совсем плохо.
  - Теперь Лиза бесится, - понижая голос, продолжила Светочка, - потому что неделю уже ждет, Дэнчик ее изводит, дразнит тем байкером. Это ж секрет, Звенигородцев особенно попросил, чтоб она никому-никому. Она бы нормально ждала, она ж второе лето уже ездит, и научники ее хвалят, разбирается в керамике отлично, ей предлагали пойти в реставраторы. Но он же фотки повесил! В группе. Значит, он тут был, зафотал, пока мы работали, а к ней не подошел даже! И вообще его никто не видел. Понимаете? Совсем странное что-то, а Лизка злится сильно, я ей говорю, Лиз, что-то тут не так. А она мне, он, наверное, нашел себе другую и наплевал на нее. И теперь на всех смотрит, прикидывает. Она. Понимаете? Вас не ждал никто, ой, ну я имею в виду...
  - Я поняла, - кивнула Шанелька, - внезапно явились, и кто знает, может я или Кристина.
  - Да. Да! - Светочка закивала, рукой отбрасывая русые тонкие прядки с щеки, - а теперь еще ваш этот шотландец, ну не он, а Светлана его. Когда Лиза поняла, что они не муж и жена, ей вообще крышу снесло.
  - То есть, весь мир вокруг вертится исключительно вокруг гениального профессора, - рассердилась Шанелька, - и где у нее голова?
  - Я ж сказала уже...
  - Это ты еще мягко сказала! У меня знакомый был, неприятный тип, но характеристики людям давал емкие. Хоть и злые. Про таких говорил - она же феерическая чистопробная дура, без примесей. Извини, конечно.
  Светочка молчала, кусая тонкую губу и смотрела на свои круглые исцарапанные коленки.
  - Прямо хочется высосать из пальца этого самого Звенигородцева, в смысле принарядить какого мужичка и отдать твоей Лизавете, пусть побалуется и остынет. Такой вот ответный устроить косплей. Прости, если обижаю вашего кумира. Хотя... А ты почему сказала "все-таки"?
  - Я не говорила, - отказалась Светочка.
  - Сказала! Ты сказала, он же писатель. Все-таки. Прозвучало как-то не очень восторженно. Почему?
  Та вздохнула, ковыряя ногтем камень, потом, оцарапавшись, сунула палец в рот, потом вытерла его о мешковатые шорты и снова вздохнула.
  - Мне не нравится. Роман его. Он мне вообще не нравится, такой слащавый весь, такой куды там, значительный. Ну и написано так же. Фигня, по-моему, полная.
  - Ого. - Шанелька с уважением осмотрела пылающее неровным пятнами широкое лицо и сердитые, хоть и немного испуганные глаза, - имеешь мнение. О прочитанном.
  - Имею! - с вызовом согласилась Светочка, - я Лизе не стала говорить, я только заикнулась, она мне скандал, я думаю, она мне подруга, а на профессора этого я чхала, но если она не слышит, я тыщу раз скажу, что книга у него фиговая.
  - У тебя интернет подключен? В телефоне? - Шанелька выкопала из кармана штанов удачно прихваченный сегодня смартфон (а Дима подлец так и не звонит, отметила мимоходом) и включив, открыла вотсап, - давай свой номер телефона.
  Светочка продиктовала номер. Шанелька тыкнула пару раз в экран, кивнула. Потом открыв браузер, скопировала ссылку.
  - Я тебе кидаю ссылку сразу на раздел свой. Все читать необязательно, сама посмотришь, если не понравится: чтение - дело добровольное. Только одно условие, ладно?
  Светочка, поднимая глаза от своего смартфона, кивнула.
  - Скажешь мне свое мнение. Любое. Но обязательно обоснуй. Если понравится, скажи, чем. И наоборот - то же самое.
  - Вам интересно, что ли? Мое мнение.
  - Твое - да.
  Светочка улыбнулась, сначала чуть-чуть, потом лягушачий рот растянулся в широкой улыбке. Засмеялась с легкой веселой угрозой.
  - Ну-у, смотрите.
  - И если не трудно, можешь меня на ты, и Кристину тоже. А то забавно получается, Миша настоял, чтоб на ты, вы его, конечно, тоже на ты, а нам, получается, выкаешь.
  - Тогда надо, чтоб и Лиза вас на ты, а она вряд ли, - вздохнула Светочка.
  Шанелька замахала рукой с зажатым в ней мобильником:
  - Да как хочешь, я просто предложила, на всякий случай.
  
  И уже завершая беседу, потому что Светочка заерзала, оглядываясь, а из трейлера стали выбираться, переговариваясь, участники фотосессии и Крис замахала рукой, указывая в сторону воды, Шанелька, вставая с валуна, спросила будто о пустяке:
  - Мишу-то она куда повела? Или - он ее?
  - Не знаю, - с сердцем ответила Светочка, щуря глаза на совсем уже далекие, как две продолговатые рисины, фигурки, - Миша еще этот ваш. Она и так страдает.
  - Не мой, - открестилась Шанелька, махнув рукой компании, - может он ее как раз утешит.
  - Он злой. Вечно над ней издевается. Еще с того года.
  - Гм. А мне показалось, наоборот совсем, - Шанелька вспомнила издевочки Лизаветы, подслушанные из палатки, - злой, говоришь? Ну это просто. За косички дергает.
  - Косички???
  - Иносказательно. Тебя что, никогда пацаны в школе не дразнили, которым нравишься? Плевали на парту, за косички... - тут Шанелька умолкла, поняв, что затронула тему совсем зря.
  - Нет, - тяжело ответила Светочка, - меня так не дразнили. Дразнили по-настоящему. Жабой. И лягвой. И лупили часто.
  - Сволочи. Извини, смолола я фигню. Головы бы им поотрывать.
  Светочка вдруг рассмеялась.
  - Ну если вправду, лупили не просто так. Я мстила. За щенков. Там собака жила за школой в развалках. Со щенками. Они бегали туда, гоняли ее.
  - А ты гоняла их, да? - Шанелька вспомнила свои крестовые походы в защиту как раз лягушек от дворовых пацанов. И ей тоже перепадало в младшей школе крепко.
  - Я маленькая была, - разумно возразила Светочка, - куда их гонять. Я сказала, если не перестанут, кефир вылью в рюкзаки.
  - И вылила? - Шанелька с уважением смотрела на амазонку.
  - Ага. Всем четверым. Так что они меня до самых каникул гоняли и лупили. Зато я стала быстро бегать.
  - Надо тебе придумать медаль. И дать.
  Смеясь, они кивнули друг другу, но тут Светочка спохватилась, совсем уже собираясь уходить к палаткам:
  - Неля. Я сильно рада, насчет профессора. Но что делать теперь? Если вам тоже надо его найти, может вместе придумаем чего?
  Такое впечатление, развеселилась Шанелька, что всем вокруг нужно найти таинственного Звенигородцева. И вся экспедиция придумана исключительно с целью его поимки.
  - Хорошо. Иди отдыхай и будем думать. Потом посоветуемся.
  
  Глава 16
  
  - Пусть твоя Лизка напишет ему письмо, - предложила Крис, валяясь в палатке и сладко выворачивая в зевке челюсти, - уахх, отлично как после душа, поспим сейчас, а вечером дернем на виноградник, Светлана просила сводить.
  - Мало ему ее писем-то.
  - Нет. Пусть назначит свидание, срочно. Где-то вот тут вот. А мы заляжем в засаде, ыыыэхммм.
  - И заснем, - Шанелька ответно зевнула, глядя в матерчатый потолок и обдумывая предложение, - а что, интересно выйдет. Мы посмотрим. На него. А потом перехватим.
  - И ка-ак возьмем интервью. У тепленького. Если поведется и появится, конечно.
  - И как я уговорю эту цацу ему написать? Она ж меня видеть не может.
  - А ты уговори Светочку. Пусть эта лепорелла уговорит своего дона Хуана в юбке. На подвиг.
  - В лосинах, - поправила Шанелька.
  - В велосипедках, - поправила ее Крис, - отстала ты от моды.
  - Куды ж мне, я ж старушка, ехе-хе. Слушай, а нормальная идея. Тем более, лепорелло-Светочка все письма ей и писала.
  - У нее, может, и пароль от ящика есть. Тогда фиг на ту Лизу, пусть напишет сама, мы подскажем, что писать-то.
  - А ей это зачем? - рассудила Шанелька, - она о подруге печется, а тут.
  Но Крис уже спала, отвернувшись к прогибистой стенке.
  
  
  Задремывая, Шанелька усилием воли заставляла себя проснуться, чтобы обдумать, стоящая ли идея - с письмом, и ну допустим, стоящая, тогда - как его написать? Просьба? Или напоминание о себе, ну где же ты мой античный рыцарь я вот она и ждууу... Или некая мягкая угроза намеком - на раскрытие отношений. Хотя какие там отношения-то, сплошная виртуальность. Хотя нынче виртуальные отношения не уступают реальным, а часто бывают и важнее.
  Но придумать чего-то толкового никак не получалось, все казалось высосанным из пальца, не эффективным и все приходящие в сонную голову идеи Шанелька с раздражением отбрасывала, мучаясь неловкостью даже за то, что они в ее бедную голову явились.
  Как же быть-то, с отчаянием подумала она и заснула, быстро, наверное, пытаясь от этого отчаяния спастись.
  
  ...Перед тем, как в сон вкрались шаги и шорохи снаружи, тревожа и прогоняя его, Шанельке приснилось, что она страшно влюблена в профессора Звенигородцева, топчется в яме раскопа, мучаясь ревностью, в то время как герой ее сна любезничает с Надеждой Константинной почему-то, рокочет прекрасно поставленным голосом комплименты, а та в ответ взвизгивает, неумело кокетничая и от восхвалений защищаясь. Ну и что, уныло спросила себя Шанелька, открывая глаза и возвращаясь в реальность, тоже мне - вещий сон, мне теперь что, писать гениальному автору о своей якобы любви и ждать, вдруг поведется?
  Но садясь, отвергла толкования и указания, понимая - сон всего лишь пересказал ей новые впечатления. О романе Лизаветы, о поклонницах, упомянутых Светочкой. А может, пригласить его на фотосессию Светланы? Но если он скрывается, то и восхитительная столичная дива может остаться ни с чем. Интересно, какие такие веские причины вынуждают профессора таиться? Попытка саморекламы? Или он старается как раз избежать любви юной поклонницы? Мало ли, может его жена пасет и пришлось на ходу срочно передумать и все изменить.
  Шаги еще приблизились, ткань распахнулась, являя темную голову Крис, еле очерченную светом фонарика за спиной.
  - Ну ты спишь. Уже прям ночь на дворе. Вылезай.
  Шанелька ладонями потерла щеки, потом глаза, проморгалась. Ужасно хотелось в туалет, видимо спала, и правда, долго.
  - Проспала обед, - докладывалась между тем Крис, по-прежнему торча головой в проеме палатки, - купание тоже проспала и мини-посиделки в трейлере с просмотром новых фоточек. А еще проспала полдник. Слушай, Лера сотворила тоненькие блины с печенкой, это просто микеланджело с леонардо. Гениальные блины. Я спросила рецепт, она смеется.
  - Не сказала? - язык все еще плохо ворочался. Шанелька тряхнула головой.
  - Почему же. Сказала. Но совершенно никаких секретов там нет. Я такие блины делала десяток раз, перестала, потому что скучная какая-то еда. А блины Леры - шедевр, трип и приключение. Роман, а не блины.
  - Криси, не пытай меня, - Шанелька встала на четвереньки и двинулась к выходу, прихватывая наощупь полотенце, - слюнями захлебнусь сейчас. И вообще, мне срочно надо, а потом уже я приду в сознание и буду жалеть о блинах. Ну и что там еще. Купания всякие...
  Идя рядом с подругой за угол веранды, Крис ее утешила:
  - Блинов Лера тебе оставила, по моей личной просьбе. А еще я ей знаешь, что сказала? А пусть она тебе перескажет рецепты, и ты напишешь такую кулинарную книгу сотворения дивной еды. Вернее, я сперва ей предложила, чтоб написала сама, а Лера сходу в отказ, как-то даже фыркнула, мол, писать это дело писателей, настоящих. Ну и я сказала, что у нас тут один настоящий под боком имеется. Дрыхнет в палатке, тепленького можно брать. В смысле -кую. Тепленькую.
  - Я поняла. Зря ты это.
  Шанелька скрылась за дверями сортира. Потом, умываясь, и наконец, проснувшись, поняла, новость, что Лера теперь знает, что Шанелька - человек пишущий, ей ни грамма не нравится. Уж слишком эта молчаливая внимательная женщина жестка. А Шанелька, трепетная, как любой живой автор, вполне обойдется сейчас без всяких критических и язвительных замечаний. Ей почему-то казалось, что Лера на них быстра и потом мнения не меняет.
  - Читателей бояться, - пробормотала отражению, которое испуганно смотрело на нее из заляпанного зеркала, полыхая рубцом от примятой подушки на скуле, - книг не писать, дорогуша.
  - Волнуешься, - утвердила Крис, когда Шанелька с надутым лицом вышла, поправляя на локте полотенце, - ну ты что! Читателей бояться...
  - Книг не писать, - послушно повторила Шанелька, - ладно, фиг с ним со всем. И со всеми. Что у нас там, после блинов моих?
  - Поход на виноградник. Слушай, а Мишка твой Сумароков...
  - Баратынский. Не мой.
  - Мишка не твой Баратынский. Похоже, круто поссорился с Лизой, за обедом сидел молчал, смотрел в тарелку. А она издаля его сверлила взглядом, поджаривала, так сказать, на медленном огне. Иногда фыркала.
  - Гренки из Миши Баратынского, - Шанелька повеселела и мысленно возмутилась тому, что известие ее порадовало, - и чо, из-за чего, не знаешь?
  - Сама спросишь, он тебя искал, я велела не будить. Тебе нужно выглядеть, а значит, высыпаться время от времени.
  - Так ему и сказала? Что старушке Нелли Владимировне надо?
  - Перестань. Просто сказала, ты устала и спишь.
  
  После восхитительных блинов и большой кружки кофе Шанельке стало совсем хорошо. Миша помаячил вдали, мелькнул в сумраке, кинув внимательный взгляд на столик под абрикосом, но не подошел, тактичный.
  А встретились они уже позже, когда шли небольшой толпой по белой, освещенной ущербной луной грунтовке в сторону валуна с растущим около него серебряным деревцем.
  Миша пристроился рядом с ними, сбоку, и Крис плавно ускорила шаги, догоняя идущих впереди Светлану и Азанчеева, увлекла их еще вперед, о чем-то девушку спрашивая.
  - Лиза, - сказал Миша, меряя белесую пыль медленными, немного нескладными шагами, - не подходила к тебе?
  - Нет, - Шанелька замолчала, ожидая продолжения.
  - Вот же. Я ей сказал. Чтоб извинилась.
  - Да ладно, Миша. Пустое это.
  - Ничего не пустое! Я ей сказал, что пора уже, вырасти. А то как ребенок, обиделась и пинает все вокруг.
  - Взрослые тоже такими бывают, - Шанелька улыбнулась и поморщилась, вспоминая занудные придирки Костика Черепухина, которыми он изводил ее, обижаясь на кого-то другого.
  - Пусть бывают. Но она обидела. Тебя. Не по делу. Так что, пусть извиняется.
  - Вы поэтому поругались?
  Вокруг яростно скрипели сверчки и в стороне внезапно проухал несколько раз ночной сычик. По серебристой от луны воде плыло темное пятно - тень от заблудшего облака. И пахло, немного пылью, очень сильно - травой, еле заметно цветами, и наплывал справа, шекоча нос, терпкий запах гниющих на песке водорослей.
  - Да. Я все равно ее заставлю.
  - Миш, - Шанелька остановилась, - мне правда-правда совсем не обидно. Вернее, было, но я потом поняла, это такой - нужный пинок. Понимаешь? У меня давным-давно задуман роман, вернее, я не знала, что это роман, хотела написать небольшую такую сказку. Волшебную. А после того, как Лиза вскинулась и ляпнула это вот, мне словно глаза открыли. И голову повернули в нужную сторону. Писать надо не о волшебстве, это уже так - антураж. Писать надо о большом. Огромном и вечном. Обычно, о любви пишут, да? Это нормально как раз. Но мне нужно еще больше! Пусть любовь, но чтобы через любовь там просвечивало, нет, чтоб прорвалось - большее. Я бы, может, написала про это и коротко.
  Шанелька на мгновение остановилась - перевести дыхание, и засмеялась, но все равно продолжила:
  - Но чтоб в коротком это сказать, так сказать, чтобы ударило, нужен не просто талант. Нужна писательская гениальность. Может, когда-нибудь, я сумею. А пока я буду писать такую историю, которая сама меня поведет. Так вот, про Лизу - там главное будет, это вот взаимодействие параллельных времен. Понимаешь? Как будто жизни - линии дорог, и кто-то вырвался вперед, а кто-то только завел машину, сел на коня, ну что там еще. И как догонишь, как пересечешься? Нет, это дурацкое сравнение. Я о чем хотела-то. Вот за эти мои мысли как раз Лизе нужно сказать спасибо. Без нее я бы еще долго болталась, во всяких сказочностях. А мне пора уже браться за большие и настоящие дела.
  - Ты и так, - возразил Миша, суя руки в карманы штанов и упрямо задирая подбородок. Блеснула в стеклах очков луна.
  - Нет! У каждого есть что-то, что человек умеет делать лучше всего. Я умею с детишками, да. Я умею и сказки, чтоб они рты пораскрывали и слушали, и после, может, им помогут эти мои сказки. Но я чувствую, что я могу больше! Как бы на цыпочки встать и еле-еле пальцами дотянуться, но дотянусь, если буду стараться. Это вот как... как волшебная Лерина еда. Вроде бы такое простое, но она в этом великий художник, именно в простом. И может быть, это и есть ее предназначение в этом мире. А мое - такое вот. Уф.
  - Вы там живые? - донесся издалека голос Азанчеева.
  - Да! - в один голос ответили оба и остались стоять, глядя друг на друга.
  Шанелька засмеялась.
  - Слушай, с тобой так прекрасно говорить. О самом важном. С Крис я тоже говорю, но как же здорово, что и еще можно. Хотя это эгоизм конечно, я все о себе.
  - Да, - внезапно согласился Миша, - но хороший эгоизм, крутой. Ты вообще супер-крута.
  - И я собираюсь жить еще долго, - почти с угрозой закруглилась Шанелька, - и работать в полную силу.
  - Но я сейчас думаю ж не только про тебя. Извини. Я почему к Лизке прицепился-то. Она неплохая. Только глупая. Если она извинится, это ей будет хорошо. А ты и без этого проживешь, я теперь вижу.
  Остывая, Шанелька покивала. Вместе они повернулись и пошли, так же медленно, догоняя тех, кто уже не шел, но и не ждал, а просто - вот оно, чудесное дерево и Светлана уже приникла к штативу, а Валерка и Крис стояли за ее спиной, тихо, чтоб не мешать, переговариваясь.
  - Вот, - сказала Шанелька, понижая голос, - ты оказывается, думал о ней, а я все о себе. Точно, эгоистка.
  - Ты не о себе, - возразил Миша с внезапной не по возрасту мудростью, - ты о таланте, ему надо. Ты ему самый главный защитник.
  - А все прочие будут думать, что я ношусь сама с собой.
  - А наплевать.
  - Тоже верно.
  
  На винограднике, куда они спустились, пробираясь уже знакомой Шанельке и Крис потайной тропкой в боярышниковом буше, все было хорошо, хотя Шанелька стесненно опасалась лишних восторгов и громких разговоров. Но их гости были очень правильными людьми, такое счастье, мысленно поблагодарила Шанелька мироздание, и Светлана тут же замолчала и дальше уже была совсем одна, таскала разложенный штатив, отказавшись от помощи, сгибалась, смотря в видоискатель, иногда замирала, слушая все, что вокруг. И сама же подсвечивала фокус на черных листьях и тяжелых гроздьях крошечной лазерной указкой, ставя в нужном месте тут же исчезающую ярко-зеленую точку.
  Азанчеев и Крис уселись на пригорок под лозами и шептались там, сдвигая головы.
  А Миша, тронув Шанельку за локоть, увлек ее дальше, на самый край, где светлые столбики подступали к плавному подъему, поросшему сухой травой с белеющими в ней редкими валунами.
  - Пошли наверх?
  Она кивнула и двинулась следом, с каждым шагом поднимаясь над чашей долинки - не круто, но оглянешься - и видно, выше, еще выше.
  На самом гребне горячие лица овеял ночной ветерок, полный морских запахов. И море за темной долинкой стояло перед глазами, так неожиданно рядом, казалось, откроешь рот и вольется. Шанелька молчала, глядя и слушая все что вокруг, потом оборачивая слух внутрь себя и снова наружу. Плавные слова спускались в голову, как крупные мягкие снежинки, прекрасные, и с печалью понимала она - так же растают, оставив после себя память об ощущениях, но не эти вот фразы и словосочетания. Но уже знала и другое - потом придут новые. А пока - пусть так. Тонкая нитка дороги - на уровне подбородка (потрогать ее пальцем, потянуть, меняя очертания); темная чаша виноградника - чуть ниже шеи, на уровне груди, как тяжелая роскошная гривна кованого металла, и под ногами - шуршание ночной травы, тронутой лунным светом.
  - Что? - голова Миши нагибалась, губы коснулись прядки волос, прикрывающей ухо, потом - уха, потом - горячей щеки, - не слышу...
  - Можно увидеть все. Что внутри. В сердце. В правильную виноградную ночь. Отсюда вот, - она не стала вытаскивать свои пальцы из его руки, тем более, не сжимал, а просто держал, легко-легко, словно позволял ей решать.
  - Да.
  Тут нужно поцеловаться, поняла Шанелька, медленно, словно плавая в густом киселе, раскрывая губы навстречу его губам. По законам так сказать жанра, откликнулся насмешливо-нежный голос внутреннего комментатора. Да, согласилась она, закрывая глаза и ощущая под своей спиной твердую мужскую ладонь. Откидываясь, запрокинула лицо (да, и - заткнись, пожалуйста - и голос послушно заткнулся).
  Пожалуйста, снова попросила она, теперь уже обращаясь к мирозданию, когда губы их медленно разомкнулись, завершая медленный и плавный поцелуй, пусть дальше тоже все будет совсем правильно, а не это вот все, с продолжениями. И разбирательствами.
  Ее рука медленно выскользнула из полусомкнутых Мишиных пальцев. Повисла в темноте, опущенная вдоль бедра.
  - Вниз? - Миша прокашлялся, убирая из голоса хриплость.
  - Да.
  Он шагнул, обернулся. Снова взял ее руку, на этот раз совсем по-другому, с нормальной дружеской заботой, следя, чтобы не споткнулась на склоне.
  Но когда Шанелька тихо порадовалась тому, что все прошло гладко, вдруг сказал:
  - Я тебя давно люблю.
  И она все же споткнулась.
  
  Мир качнулся, перекашивая прекрасный ночной горизонт с висящей над ним высоко-высоко лунной монеткой с выщербленным краем. И когда сильные пальцы крепче сжали Шанелькину руку, вернулся на место.
  - Давно? Миш...
  - Угу.
  Она хотела руку забрать, но он, сперва ослабив пожатие, не отпустил, шагнул чуть ниже, становясь вровень с ее лицом, глаза в глаза.
  По своей старой привычке, которая сейчас, к ее удовольствию, уходила, уступая место другой Шанельке, с другим восприятием мира, Шанелька метнулась внутри, осматривая свое лицо, волосы, плечи - и видны ли круги под глазами и морщинки от улыбок, идущие к подбородку из уголков губ. Но мысленно же отмахнулась от себя прежней и это ей прекрасно удалось. Он ее видел и днем, всякую, в работе, и после сна, с мятой физиономией.
  - Мы неделю знакомы, Миша. Давно - с понедельника типа?
  - Пятнадцать лет, - поправил ее Миша.
  Мир снова попытался встать вниз головой, но Шанелька теперь уже сама крепче ухватилась за надежную руку молодого мужчины, почти мальчика для нее, который стоял, со спокойным лицом, полным теней от лунного света, падавшего сверху и сбоку.
  - Я ходил в библиотеку. К вам, Нелли Владимировна. Три года. Почти три. Потом мы переехали.
  - О бо-ги. Сколько же тебе тогда было?
  - Когда пришел, шесть с половиной. А в девять уже на Кубани мы.
  Шанелька рылась в памяти, стараясь разглядеть среди сотен мальчишеских лиц это вот, нынешнее, только без щетины, и нос, конечно, поменьше, и... и..., может быть без очков еще?
  - Не помню. Вот ужас-то, Мишенька, я тебя не помню. Извини.
  Она, наконец, тихонько вытащила свою руку и поправила волосы, убирая их за спину. Засмеялась, не понимая, что сказать, но потом кивнула, руками развела и покачала головой.
  - Ты в очках был?
  - С одним заклеенным стеклом, - мрачно подтвердил Миша, - здоровущие такие, в черной оправе.
  И тут. Тут!
  - Савельченко! Миша Савельченко, так? Господи. Это ты? Конечно, я тебя помню. Мы еще с тобой ходили мороженое есть, когда мама опаздывала тебя забрать. Сидели на площади у фонтана. Ты такой маленький был, худющий, мордочка - одни очки. И серьезный. Я тебя даже немного боялась. А почему фамилия другая?
  - Они развелись. Мама взяла старую. Ну девичью, в смысле. Неля... Ты не думай, что я такой дурачок, запомнил красивую тетеньку из детства.
  - Я никогда так не думаю, - Шанелька прислушалась к тому, что внизу, но там стояла мирная тишина и мелькала пронзительная точка лазера по рядам виноградника.
  Тогда она села, прямо на травяную кочку и согнула ноги, удобнее устраивая их на траве. Миша помедлил и тоже сел, коснувшись ее локтем и обнимая мосластые колени.
  - О себе, бывает, думаю всяко, но стараюсь это не культивировать. Я хочу, чтобы по-настоящему все, понимаешь? Но и ты пойми. Настоящее, реальное - это то, что у тебя было детство, в нем была милая библиотекарь, которая тебе нравилась. А сейчас реальность - ты взрослый, красивый и умный практически уже мужчина. Молодой. А мне - сорок три. И - встреча через пятнадцать лет! Если бы это относилось ко взрослым, это было бы... ну, как-то более нормально, что ли.
  - Как будто тебе надо, чтоб нормально, - буркнул Миша.
  - А? А... ну поймал, да.
  Ей снова захотелось смеяться, но это нервное, не смей, приказала она себе, не обидь мальчишку, боже ж мой, он ведь это все совершенно всерьез.
  - И потом, я ж не сказал, что уехал с концами. Откуда дракон взялся, как думаешь?
  - Ты принес? Ты приезжал еще? Вот тут точно не помню, извини.
  - А я не подходил. Я ходил в другой зал, брал книги. Ну и... Заглядывал, стоял там в углу. Слушал. Смотрел, как ты...
  Угол этот Шанелька прекрасно знала, в крошечном предбанничке, отделявшем детскую библиотеку от холла, вечно толпились умиленные родители, дослушивая сказку вместе с детишками. Там сумрак, и никого не отвлекают собой, но все видно и слышно.
  - Мама сюда приезжала, тут родственники. Один раз каникулы даже. Нет, три раза, но ты тогда уехала, это было прям горе, - он усмехнулся, покачав головой. А я все равно ездил, от лагеря отказывался и с ней сюда, хотя бабка тут - змея натуральная. Потом ты вернулась. Мне пятнадцать было. А ты все такая же. Классная. Ну вот. Я и недавно был. Ну, в прошлом году.
  - Дракон совсем старенький, - Шанелька вспомнила плюшевую игрушку, которую долго таскала в кармашке рюкзака, своего тайного товарища по прогулкам, - то-то мне всегда казалось, что он печальный. Я думала, потому что хочет на улицу, не любит стоять там, на подоконнике. Теперь живет у меня на полке. Где компьютер. Миша!
  Влюбленный от возгласа вздрогнул, выпрямляя спину. Шанелька направила на него указательный палец:
  - Пальмы! Криси сказала, у тебя фотки там, я и пальмы. Это, что ли, наш финик, который у окна библиотеки?
  - Ну да, - Миша изогнулся, выдирая из кармана шортов смартфон, тыкнул в кнопку, потом в экран. Подал ей.
  С маленького светящегося экрана на Шанельку смотрела ее собственная смеющаяся физиономия. На фоне растопыренных финиковых листьев. И сбоку - еле видные книжные полки. Маечка, отметила Шанелька, рассматривая себя и знакомый антураж, маечка вот, которую сшила, два года назад? Или - три?
  - И ты до сих пор время от времени? Навещаешь, так сказать?
  - Это прошлого лета фотки. Там еще есть, пораньше. Но мне эти нравятся. Их три всего, потому что снимать, ну неудобно же снимать.
  - Еще и невежливо, - строго сказала Шанелька и, наконец, рассмеялась вслух.
  - Ну да, - послушав, как она почти всхлипывает, кивнул Миша, опираясь на руки, чтоб удобнее отвернуться, - я дурак.
  Шанелька толкнула его локтем. Вытерла слезы, которые, кажется, и не только от смеха выступили.
  - Дурак ты сейчас, Мишенька Баратынский. Савельченко. Я смеюсь не над тобой. И не над собой. Я смеюсь, потому что, - она обвела рукой темный воздух и все, что в нем, - потому что вокруг такое все. Великолепное. И жизнь такая. Со всем, что в ней есть.
  - Эй! - снизу донесся слабый крик и повторился, строже и сильнее, - эй, там! На горе! Ночевать собрались?
  - Идем! - крикнула Шанелька.
  Встала, трогая мальчика за плечо.
  - Я не пойду, - Миша ссутулился, крепче облапив руками коленки.
  - Пойдем. Ты сказал, я рада. Потом подумаем про это все, хорошо? Блин, мы даже поцеловались с тобой.
  - Тебе хоть понравилось? - Миша встал, свесив свои длинные руки, которые качнулись, как тряпочные.
  - Да. Мишенька, не думай, что я какая-то попрыгушка, я очень понимаю, что это все для тебя серьезно.
  - Я б хотел, чтоб и для тебя тоже.
  - Подожди. Ты не слушаешь. Для меня это тоже очень серьезно. Но именно поэтому нужно потом поговорить, ладно? Не сейчас. И мне кажется, ничего плохого не произошло, так? Одно только хорошее. А останешься тут, это как рубаху на груди рвать и рыдать. Или хочешь просто остаться, потому что тут красота и охренительно?
  Миша покачал головой.
  - Нет. Не из-за красоты. А чтоб рубаху. Рвать, - он фыркнул, видимо, представляя.
  Шанелька подала ему руку. Они пошли вниз, проскальзывая на траве и осыпая подошвами сухую глиняную крошку.
  
  "А ты?", думала она, мирно улыбаясь серьезному лицу Миши, в ответ на его настороженные взгляды. Он сказал о любви, я не стала издеваться, не стала ругать или еще что. И теперь больше всего ему хочется спросить - а ты? Каждый влюбленный жаждет забрать как можно больше. А вот любящий стремится отдать. Может быть, это и есть главная разница. ...А вдруг он и правда любит тебя, Нель-Шанель? Не тетенек сильно старше себя, а именно человека, уникального, которого угораздило родиться на двадцать лет раньше. Стоп, и снова ты о себе, эгоистка. Что ответишь парню, если поймает момент и все же спросит прямо?
  Потом, посулила сама себе, хотя казалось ей - ответ на виду, уж она его знает, вон дома муж, сама выбрала и согласилась, и говорили друг другу - о любви. Но все равно мысленно сказала себе - потом решу, ладно?
  
  ***
  
  Обратно шли молча, уставшие. Граф нес на плече не до конца сложенный штатив с прижатыми длинными ногами и время от времени останавливался, чтобы Светлана еще поснимала - серебряную дорожку луны на воде, смутную ленту грунтовки с темной группой пешеходов - им тогда приходилось стоять совсем неподвижно, чтобы медленные секунды не размазывали силуэтов, а потом наоборот, по просьбе Светланы все медленно шли, чтобы на кадре превратиться в размытые фигуры с прозрачными руками и ногами.
  Миша повеселел, взглядывая на светлое задумчивое лицо спутницы, и Шанелька, ловя его взгляд, улыбалась. Крис внимательно посматривала на обоих, но ничего не спрашивала, конечно. Я ей все расскажу, понимала Шанелька, конечно же. А пока просто шла, с утончившейся до состояния кисеи кожей, вбирая в себя ночную красоту и роскошь окружающего мира. Как будто летела над всем этим.
  В полете ловила картинки, понимая - это не мечты, а картины тех вариантов будущего, которые, скорее всего, так и останутся проигрываемыми в мыслях вариантами. Но были они настолько реальны, что ударяли в голову, как хмельное легкое вино.
  ...Она сидит, с наброшенной на колени простыней, смеется, а Миша лежит, уставив в нее веселое лицо, лохматый, очки валяются на полу, рассказывает, и замолкает, жмурясь котом, когда она кладет руку на его макушку. Он клонит голову, лицом утыкаясь ей в щиколотку, губы скользят по коже, щекотно и она снова смеется.
  ...Она стоит у двери, нащупывая ногой туфельку, а Миша торопясь, хватает со стола телефон, пихает в карман, другой рукой пытается пригладить волосы, а Шанелька, уже обувшись, ругает и дразнит его. И оба смеются.
  Было и другое, на каждый шаг разное. В одном из видений она стояла у окна, прижимаясь лбом к холодному стеклу, а внизу, еле видные под секущим дождем - две фигуры под зонтиком. Женские ноги и мужские. (откуда у парня зонтик, Нель, ах да, конечно... это не его). И не видно, что они там, закрытые блестящей от капель тугой полусферой, но стоят, а потом Миша выскальзывает и быстро идет к подъезду, а та, что привела его, уберегая от сырости осени, поднимает лицо, пытаясь разглядеть нужное окно.
  И какую-то ссору показал Шанельке полет, и она героически в ней воздержалась от упреков и от глупых мыслей, насчет, ну поигрался, добился своего парень, теперь может жить дальше - как все.
  А еще вспомнилась ей сцена из старого фильма, где принявшая зелье вечной юности героиня слушает признание в любви горячего мальчишки, слушает в тысячный раз, и одновременно жадно ест пирожное - в тысячный раз вкусное. Никто не отменит прожитых тобой лет, сказало ей видение, пытаясь напугать печалью опыта и знания, чем все завершается.
  Но Шанелька, тряхнув головой, возразила - но никто не отменит и меня! Меня такую, какая я есть, а не общий шаблонный опыт, пусть даже мой, пусть даже полный повторений, что пытаются доказать общий ход событий. Повторения - это и ночь, и луна, и рождения со смертями. Все мы живем в них, и даже вот прекрасные сегодняшние блины Леры не отменяют того, что завтра она приготовит снова и обед, и ужин, повторяя то, что делала сотни раз. Разве же это плохо? Это просто есть. Но в наших силах сделать эти повторения именно жизнью, а не списком одинаковых действий.
  Совсем устав, она замедлила шаги, оказываясь позади всех. И Миша отстал тоже, не слишком решительно пошел рядышком. Шанелька с удовольствием просунула руку ему под локоть и, приноравливаясь к шагам, зевнула во весь рот.
  - Ой.
  - Вам завтра рано ведь.
  - Да. А я совсем сплю. Слушай, мы тут уже целую неделю, получается?
  - Тебе через три дня уезжать, - мрачно согласился Миша, поддерживая ее под руку.
  Шанелька промолчала. Вообще-то ехать нужно было завтра, она договаривалась на неделю работы плюс три дня, если решит задержаться. Но завтра к утру серебристый виннебаго двинется к Южному берегу, увозя не только Азанчеева со Светланой, но, как сильно надеялась Шанелька, и Крис тоже. А Криси соблазняла ее провести последние три дня не на раскопе, а во внезапной поездке. Такая роскошь - кондиционер, мягкие диваны, скорость, прекрасные попутчики и не менее прекрасные виды. И плюнь ты на этого профессора, здраво рассуждала Крис, он тебе никто и вся ситуация сложилась мутная. Пусть Лизавета ждет сама, вдруг да дождется. На свою голову любовных приключений. ...Теперь оказалось, любовные приключения настигли саму Шанельку.
  
  Впереди уже ярко сиял неспящий фонарь над раскопом, бросая на песок пляжа длинные угольные тени от обрывчика и торчащего на нем трейлера. До воды тени не дотягивались, и в самом центре лунной дорожки чернело небольшое пятнышко - кто-то устроил себе ночное купание.
  Группа встала напротив, переговариваясь и зевая - Светлана и граф собирались в трейлер, Крис, Шанелька и Миша уходили через пустырь к палаточному лагерю. Должны были уходить. Но пока стояли, перекидываясь словами - уставшая Крис отказалась от приглашения в душ, выпить на сон грядущий, посидеть на диванчиках, но волновалась, вдруг этого хочет Шанелька, а та уверяла нет-нет, спать и только спать.
  Замолчав на полуслове, посмотрела туда, куда уже минуту смотрел тоже замолчавший Миша. Из воды, долгим силуэтом на фоне серебра выходила девичья фигура. Вот ступила на песок, поднимая руки к мокрым волосам, древним, вечно женственным движением, скрутила длинные пряди, отжимая. И величественно, обернувшись к свету луны, а потом - к берегу, прошла на середину пляжа. Лунный свет мягко обрисовал маленькие груди, длинные бедра, изгиб коленей и светлые черты икр над тонкими щиколотками.
  Лизавета, лишь один взгляд кинув на столпившихся зрителей, подхватила полотенце и небрежно обернув его вокруг груди, проследовала к обрыву, сопровождаемая непонятно откуда взявшейся Светочкой, ну да, та сидела рядом с полотенцем, но все смотрели только на выходящую русалку.
  Поднявшись по земляным ступеням, прошла почти рядом, буквально в трех метрах, бросив на зрителей ленивый и торжествующий взгляд. И двинулась дальше, не оглядываясь.
  Интересно, подумала Шанелька, если сейчас посмотреть на Мишу, придется ли подбирать тому челюсть? Если да, то все совершается канонически. Признался, скинул тяжесть с сердца, и сразу глаза раскрылись на мир, как вот у нее сегодня, когда смеялась, одновременно почти от восторга плача. И можно, отодвигая с тихой печалью прошедшее, теперь заниматься настоящим, уходя в будущее - к новой любви. Вот и славно, трам-пам-пам.
  Она моргнула, озадаченная концовкой мысленной тирады. Самой-то не противно? - осведомился внутренний комментатор, - ну ладно, проиграла в воображении парочку судеб своих собственных, хотя бы поимела смелость вообразить сумасшедший секс, мокрые от него простыни и двух влюбленных, почти животных в своей торжествующей страсти. Но для парня чего ж выдумываешь сиропные шаблончики? Ты еще закончи историю эдак "и он долго-долго смотрел вслед... в смысле - она, в смысле - ты".
  Шанелька закашлялась, чтобы скрыть - почти хрюкнула от смеха. И повернулась к Мише. Тот стоял, задрав брови выше оправы очков.
  - Спать? Криси, идем?
  - Что это Лизке мозги вывихнуло? - вопросил ночное пространство Миша.
  - Зачем ты. Так вот, - Шанелька не смогла промолчать, - ну, купается девочка ночью. На то и лето, юг, все дела.
  - Нет, - мальчик с досадой отмахнул поэтические возражения, - она ночью часто, что я не видел, что ли. Ты на лицо ее смотрела?
  Крис еле слышно сдавленно хихикнула. Шанелька почувствовала - краснеет. Она была больше занята ногами и фигурой юной красавицы, м-да.
  - А что с лицом? - поинтересовалась Крис, когда они отпустили зевающую Светлану и медленно шли, там, где недавно ступали босые ноги ночной русалки.
  Миша пожал плечами, замялся, подбирая слова.
  - Как будто пирожок украла. У голодного.
  - Ты же сам говорил, - напомнила Шанелька, - она неплохая. А теперь...
  - Потому и сказал. Пусть она и дальше неплохая.
  - Не ворует, то бишь, пирожки, - закруглилась за него Крис.
  
  Они уже прошли освещенную фонарем площадку, за которой сверкала частыми ячеями рабица и за ней слева - крыши парочки спящих автомобилей. Шанелька отвлеклась от светлого обнаженного тела, длинных ног, груди, думая с тихой паникой, что сейчас надо как-то с влюбленным Мишей прощаться, а завтра вообще решить, может, пора уезжать (на этой, полной светлой печали ноте, подсказал комментатор и она привычно посоветовала тому - заткнись, плиз, и он умолк) и нужно будет прощаться по-настоящему, очертив словами какое-то ожидаемое мальчиком будущее. Их будущее.
  - Неля, - сказала вдруг темнота сиплым, очень секретным голосом.
  Миша остановился, всматриваясь в черные кусты шиповника, притулившиеся сбоку к воротам. Оттуда донесся звонкий шлепок. И снова:
  - Неля!
  - Света? - Шанелька нашла Мишину руку и на секунду сжала (не смогла отказать себе в удовольствии, да), - Миш, ты иди, хорошо? Криси, я догоню.
  Отпустила руку и шагнула ближе к кустам. От них отделилась невысокая фигура, махнула согнутой рукой и снова раздался звонкий шлепок.
  - Комары. Я. Мне поговорить надо. С тобой.
  - Тут ветра нет, - Шанелька показала рукой дальше, где кружевной забор поднимался, следуя за еле заметным подъемом почвы, - пойдем туда, там дует. Дэту дать? Пока сидела на песке, сожрали, наверное?
  - Там нету, - Светочка шла рядом, изо всех сил скребя шею, - это тут. Набросились.
  Они встали на клочке земли, окруженном буйными кустами бурьяна. Ночной ветерок кидался, овевая лица и плечи, стихал и дул снова.
  - Что случилось? Срочное что-то?
  - Он приезжает, - гробовым голосом поведала Светочка, - завтра прям. Ну в смысле, послезавтра, да? Сам!
  И никому не пришлось писать, машинально отметила Шанелька, на всякий случай уточняя:
  - Звенигородцев? Сюда?
  - Он Лизе написал! Я просила, говорю, дай прочитаю, а она смеется, показала мне быстро, я только успела там, немножко увидеть. А пароля я не знаю, ну я не полезла бы все равно. Но она говорит, что он... Он пишет, как сильно ее любит. И что были дела, конференция. Но что он должен скрываться.
  - Чего?
  - Нет. Скрытно, вот. Что он должен так приехать, в общем, чтобы никто не знал! Он хочет встретиться. И договориться насчет их жизни. Ой, Неля, что будет-то!
  - А что будет? - переспросила Шанелька, обдумывая сверкнувшую возможность. Конечно, она уже отказалась от всех планов и как бы прокричала на площади им три раза "развод-развод-развод". Но шанс сам пришел и падает в руки!
  - Он же старый, - обиделась Светочка, топчась и расчесывая шею согнутыми пальцами.
  - Оставь, - велела Шанелька, - через минуту само пройдет, потерпи. Так это поэтому она сегодня на нас эдакой королевной взирала?
  Светочка опустила руки, потом голову.
  - Ну да. Она показала мне и говорит, они теперь все утрутся. Я говорит, всегда своего добиваюсь. Потому что я знаю, как!
  - Ее можно поздравить. Я вот как Сократ, чем дальше, тем лучше понимаю, что ни черта не понимаю. Но мне это как раз нравится. Слушай, а где они встретятся?
  - Зато я понимаю! Понимаю, там фигня какая-то! Он ей фотку прислал, в письме этом. Я ж увидела. Он там голый. Ну, в плавках малюсеньких. Такой стоит вода по колено. В смысле море. И рука так вот, - Светочка напрягла бицепс, сжимая кулачок около уха.
  - Н-да, - кивнула Шанелька, - очень показательно. Если мужчина шестидесяти лет присылает девчонке свои фоточки в почти голом виде. Но с другой стороны - вполне в духе профессора, если по его книжке судить, не находишь?
  - Я же читала его письма. До этого. Два которые, первые. Еще до того, где про свидание. Они, ну, они хорошие, понимаете? Понимаешь? Нормальные. Он такой в них - добрый. И понимающий. Настоящий. А это!.. Он ей пишет, щас, щас я вспомню...
  - Бесценная моя Катерина Матвевна... Прости, не буду.
  - Моя... а, вот. Моя красоточка, соскучился за тобой и тороплюсь тебе написать... А в конце, там так - целую твои ручки и ножки, и с нетерпеливостью жду свидания.
  - О боги. Ты не перепутала? Может, хотя бы "с нетерпением"?
  - Неля... Лизе все равно, она не понимает разницы. Я не могу ей объяснить! Про слова. А ты понимаешь. Ты же пишешь, я прочитала сегодня, сказку и два рассказа, я там плакала даже, про Джека, ладно это потом. Ты только не пиши про котов, ладно? Так вот, как про Джека написала, а то я прочитаю и повешусь же, а сперва обревусь, нельзя так.
  - Вообще-то, я уже написала. Про одного маленького кота. Но так и быть, я тебе не дам это читать, и вообще, не сбивайся. А, ладно. Я поняла, что ты хочешь сказать. То есть, в прежних письмах он хоть и бревно литературное, но выглядел приличным человеком, практически джентльменом, так? А это мало того, что неграмотное, но похоже, еще и сулит нашей Лизе всякие сексуальные забавы. Заранее. Пошленькое такое письмишко... Если ты, конечно, верно начало и конец интерпретировала (тут Шанелька не выдержала и с наслаждением зевнула). Прости, я устала совсем. И ты хочешь Лизу уберечь. А она уберегаться совершенно не желает, да?
  - Она неплохая, - убитым голосом повторила Светочка давние слова Миши.
  И Шанелька в очередной раз умилилась без сиропа, просто вот удивилась, радуясь. Два хороших человека пытаются удержать рядом с собой человека, который сам норовит свалиться, отпинывает их, а они, такие глупцы, повторяя свою мантру, протягивают руку, и держат, держат.
  Она шагнула ближе и приобняла девочку за ссутуленные плечи.
  - Я верю. Но понимаешь, ты не можешь за Лизу прожить ее жизнь. Даже кусочки жизни. Она должна сама. И шишек набить, если что. Или сама - отказаться. В конце-концов, особо страшного тут нет, ну, состоится свидание, пусть даже одно. Ну, уедет этот дядя, а она останется с какими-то там воспоминаниями. Может быть, ей они нужны? Может, все, что ей нужно - такое вот романтическое приключение, а? А ты станешь ее тащить за подол. Ей же не тринадцать лет, а ты - не мама. И не старшая сестра.
  - Но я переживаю ж! За нее!
  - Вот и переживай. И расскажи ей обязательно, что тебя в этой ситуации волнует. И помаши ей рукой, провожая в приключение, если она решит его пережить. Мы должны разрешать людям совершать ошибки, они имеют право на свою жизнь.
  Светочка молчала, и они вместе пошли обратно к воротам. Шанелька так и не убрала руку, чувствуя, как девочка при каждом шаге прижимается к ней боком и откачивается. Сколько ей? Восемнадцать? Девятнадцать? О-хо-хо, дочки-матери, да. Девчонка имеет право прибежать с печалями, а Шанелька имеет такое же право ее выслушать и поделиться опытом, именно по-матерински.
  Почему-то эти возрастные переплетения вызвали в Шанельке не печаль-тоску, а некое острое наслаждение тем, что сама она называла "плавное течение жизни", этот вот менуэт из тысяч фигур, повторяющихся и одновременно неповторимых. И внезапно, так же остро заскучалось по Диме, не по этому, который сейчас мрачно дуется из-за супа, а по тому, который приехал зимой, вошел в библиотеку, украшенную мигающими гирляндами, и протянул ей на ладони - огромный алый шар в легких мазках стеклянного инея, такой хрупкий и такой восхитительный.
  - А ты, - спросила девочка на прощание за воротами, - ты разве не хочешь узнать, где он будет? Ну там интервью, все такое.
  - Хочу, конечно! Я даже просто посмотреть на него хочу, я же целую неделю об этого деятеля мозги ломала... Но видишь, я в этой ситуации с выгодой как бы, а вы просто волнуетесь за человека. И ты, и Мишка. А на выгоду я уже наплевала.
  - А просто так, без выгоды? Разве не интересно? - напирала Светочка, явно ища подтверждения каким-то аргументам. В пользу каких-то, наверное, действий.
  - Конечно, интересно! Я ужас, какая любопытная, - Шанелька засмеялась и отняла руку, - давай спать, а то свалимся на грядки.
  - Угу, - Светочка помахала, углубляясь в мысли, - угу... я так и думала вот. Так вы завтра не уедете, а?
  - Не знаю. Завтра все и решим, хорошо?
  
  Крис в палатке уже спала, и Шанелька, которую распирало от новостей, вздохнула, снова улыбнулась, в темноту, потом улыбнулась мысли о том, что скулы, наверное, треснут от такого количества улыбок, и собралась было обдумать что-нибудь, разговор с Мишей, беседу со Светочкой, явление обнаженной Лизаветы, Диму Фуриозо с алым ша...
  
  
  На веранде в полной темноте светился крошечный, но яркий огонек. Вот поднялся, разгорелся, освещая женское лицо с глубокими тенями у глаз и висков. И снова притих, опускаясь к невидимой пепельнице. Через минуту погас, выпустив облачко крошечных искорок. Лера встала и ушла в дом, касаясь пальцами невидимых, но знаемых наизусть дверей, стен и краев мебели.
  
  Глава 17
  
  Шанельке казалось, Крис растолкала ее, как только глаза закрылись. Но через секунду в тяжелой голове мелькнуло - последний день! - и она села, все еще не открывая глаз, но внезапно совершенно не сонная.
  - Нелечкин, извини, но мы даже позавтракать не успеваем. Кофе твой на столике и бегом на керамичку. Пятнадцать минут осталось.
  - Эх, - Шанелька открыла глаза, подползая на заднице ближе к выходу и одновременно принюхиваясь, - а что мы пропускаем? Какие вкусности Леры?
  - Никакие. Я за кофе пошла, там траур и печаль. Лера уехала, по делам.
  Шанелька снова закрыла глаза и рухнула навзничь, держа на груди скомканный край покрывала. Потом рассмеялась и, наконец, повозившись, принялась вставать, и выползать из палатки, и выпрямляться, оглядываясь и продирая пальцами волосы. Устремилась на запах горячего кофе.
  - Да. Это траур и печаль. Погодь. Проснусь.
  - Расскажешь всякое, - утвердила Крис, глотая из своей кружки и усаживаясь плечом к стволу абрикоса.
  - О-о-о, - Шанелька уткнулась в кружку, сказала оттуда гулко, - кучу всего. А время?
  - Нет у нас времени, - Крис тыкнула в смартфон, и заторопилась, допивая кофе, - а на керамичке народ. Так и помру, от любопытства.
  - На перекуре расскажу.
  
  Сбегав в туалет (в трейлер идти было совсем некогда) подруги отправились в палатку оставить полотенца и прихватить нужные вещи.
  - Безобразие, - ворчала Шанелька, - еще письмо это, и Лера. Про Мишку потом расскажу, тем более, посоветоваться мне с тобой надо. Но письмо! Самое паршивое, что оно так и продолжается, мелкое какое-то все, вроде как пустячки незначительные, невзирая на глобальность персоны. А если трезвым взглядом, то вот не-завтрак Леры - это намного значительнее Лизаветиного романа. Как она могла, взять и бросить нас - без завтрака!
  Они уже шли, огибая кусты крыжовника, и остановились, чтоб Крис отцепила штанину от колючей ветки. Как вдруг из-за высокого куста раздался язвительный, с ноткой горечи, голос:
  - А Лера, конечно, годится только жратву вам готовить.
  Крис отпустила ветку, которую держала двумя пальцами. Шанелька застыла с приоткрытым ртом. Из-за кустов выходила сама Лера, в джинсовых шортах, показывающих худые, глянцевые от загара колени, в расстегнутой на груди защитного цвета рубашке и в спортивных сандалиях. Из тени длинного козырька бейсболки поблескивали темные глаза, а тонкие губы, освещенные солнцем, сжаты в полоску.
  Окинув подруг не слишком дружелюбным взглядом, женщина прошла, в легком облаке какого-то парфюма (знающая Крис расширила ноздри, принюхиваясь и с одобрительным удивлением посмотрела на повариху) и направилась впереди них к воротам. За ними порыкивал мотором пыльный темно-зеленый жигуленок с открытой дверцей и неразличимым отсюда шофером.
  - Черт, - прошептала Шанелька, - капец, неудобно как.
  - Ты куда? - удивилась Крис в следующую секунду.
  Но Шанелька, покраснев скулами, в два шага уже догнала Леру и обошла, перекрывая дорогу.
  - Я ничего плохого сказать не хотела! - в голосе зазвенел вызов, - ты что думаешь, мы просто так постоянно глаза закатываем? И чуть ли не хлопаем, в ладоши. Есть такие люди. Умеют что-то, ну, как говорят - от Бога. Лера, вы. Ты. Ты именно такая. Что плохого-то? Но если обидно, извини, хотя я совсем не понимаю, как можно на свой талант, ну за свой талант, обижаться! Это ж гордиться надо.
  Лера кивнула через ее плечо, наверное, шоферу. И обратила взгляд на сердитое лицо собеседницы. Сказала вдруг, без насмешек, и как будто мгновенно уставшим голосом:
  - Рассказы твои я почитала.
  Пауза повисла, Шанелька в растерянности моргнула, не умея так быстро перестроиться. И заново нахмурилась, с щекоткой под ложечкой предвидя, как сказано будет сейчас что-то язвительное. Но Лера молчала, разглядывая ее - лицо, глаза, потом осмотрела волосы, небрежно упрятанные под косынку, плечи.
  - Про эту статуэтку античную. Которую мужик нашел под кустом. Под деревом лоха, да? Археологи, наверное, вцепятся и раздраконят за каждое там слово. Шучу, за пару абзацев. Но ты ведь совсем не про это писала. Да?
  - Конечно, - настороженно согласилась Шанелька.
  За ее спиной раздраженно квакнул автомобильный клаксон. Лера кивнула и сделала шаг в сторону, обошла Шанельку и, пыля сандалиями по разбитой колесами сухой глине, направилась к машине. Села и через полминуты от жигуленка остался только шлейф белесовато-рыжей пыли.
  - И что это было? - спросила Крис, разворачивая Шанельку к раскопу, где на керамичке в их сторону уже сверкали строгие очки Крупской, - критика? Литературно... м-м-м... полевая?
  - Ни хрена я не поняла, - честно ответила Шанелька, - но, знаешь, настроение у меня что-то исправилось.
  - У нее, кажется, тоже. А начала так, как будто она тебя ревнует. К кому-то. Признавайся, обольстительница, с кем ты еще успела нашалить, пока я целомудренно дрыхла в палатке? Неужто с Григорием, и он и тебе сделал предложение?
  Шанелька содрогнулась.
  - Про Мишку я догадываюсь. Кое апчем. У него вчера, когда вы спустились, морда сияла поярче луны. Но не из-за Мишки-младенца Лера на нас кинулась из крыжовника-то?
  Шанелька пожала плечами и снова подавила желание расхохотаться. Представив себе, как две взрослые тетки предпенсионного возраста тянут за руки испуганного студента. Но они уже лавировали между ямищ и колышков раскопа, так что ничего не ответила и даже сумела не засмеяться.
  Сидя над ведром и отчищая мокрой щеткой бесконечные мокрые черепки - фрагменты горловин, куски изогнутых ручек, скорлупки боков - она думала, изредка через склоненные плечи Крис посматривая на девчонок, что сидели в десятке метров. Конечно, поделиться новостями можно и сейчас, но временами подходит Крупская, благожелательно посверкивая пыльными очками, прибегает и снова скрывается в недрах раскопа Дэнчик со своей болтовней, да и смотреть на Лизавету и Светочку было пока интереснее, тем более, через полтора часа все равно перекур, тогда уединимся, надеялась Шанелька, и нормально что-то поведаю. А еще она опасалась, вдруг над краем раскопа появится обмотанная арафаткой голова Миши. И надо будет себя как-то вести...
  Но Миша трудился, не поднимая от лопаты этой самой обмотанной головы - дальше и ниже керамички. Только когда они с Крис проходили между выкопанных квадратов, помахал им рукой издалека и снова кинулся в труды, мелькая солнечными бликами на широких плечах и загорелой тощей спине.
  
  А Лизавета цвела. Улыбалась, то и дело скидывая на шею с лица бандану, наклонялась к Светочке, видимо, поддразнивая, и та хмурилась, потом на шутки, не выдержав, прыскала, держа на отлете руку с очередным черепком. Иногда, сама придвигаясь к Лизе, шепотом что-то горячо ей втолковывала, но без нужного результата - подруга выслушивала невнимательно, прерывала, цепляя на лицо высокомерное выражение. И каждые несколько минут взглядывала на согнутую спину Крис и сидящую за ней Шанельку - с видом победительницы.
  Вставая, потягивалась, отряхивала мокрые руки, таким же взглядом окидывая копателей, что трудились ниже керамички.
  Чем бы дитя не тешилось, фыркнула про себя Шанелька, да пусть уж. Только вот почему девочке для собственного триумфа так необходимо подчеркивать свое именно первенство, как будто они вместе рвались к одному финишу, и она всех обогнала, а на самом деле, ну его к шутам, этого профессора. Сама Лиза даже и не в курсе, что у Шанельки и Крис имеется к нему некий интерес. Хотя подружка могла ей и рассказать. Про интервью. Если рассказала, тогда торжество Лизы тем более понятно...
  Но тут прискакал Дэнчик, приятно заслонил обзор своей изящной подвижной фигурой, заполняя все вокруг болтовней, и Шанелька с удовольствием выбросила из головы эти мысли, стараясь теперь обдумать другое. Уезжать ли сегодня?
  - Ты что решила? - как часто бывает, Крис думала в унисон, - едем или бросаем графа с его, мнэээ, снохой?
  - Тьфу, - Шанелька поморщилась.
  А Крис засмеялась. Но тут же умолкла, дожидаясь ответа.
  - Девочки, - басом сказала Крупская, поднимаясь со своего хлипкого стульчика, - перерыв.
  И громоздко, по частям, исчезла, спускаясь по вырубленным ступенькам.
  Лизавета, покачивая бедрами, обтянутыми ультра-короткими джинсовыми шортиками, немилосердно прорванными в стратегических местах, прошла рядом, почти наступив на ногу Крис. Фыркнула и тоже стала спускаться. Светочка осталась сидеть, глядя в мутную воду ведра и кусая тонкие губы.
  Крис потянулась, вставая и показала Шанельке на трепещущий зонтик, который косо прикрывал рабочее место Крупской:
  - В тенек?
  Они встали над самым раскопом, спицы зонтика шоркали по волосам, но в жиденькой светлой тени ощущался налетающий с воды ветерок и было почти комфортно.
  Шанелька курить не стала. Вполголоса, торопясь, пока чумазые копатели разбрелись, кто курить, а кто побежал к морю - успеть макнуться - пересказала Крис историю Мишкиной любви. И та умилилась, перестав вытряхивать широкие рукава рубашки.
  - Мое золотко. Значит, сидел там, в очочках, такой маленький серьезный ботанчик, любил тетю Нелю...
  - Нелли Владимировну, между прочим. И хватит ржать.
  - Я не ржу. Я умиляюсь.
  Крис фыркнула, снова закатала рукав и коснулась голого локтя Шанельки:
  - Не дуйся. Если ты помнишь, я вообще-то, еще и поэт. Так что, могу прочувствовать. Всю, так сказать, глубину. От того и умиляюсь. Но если пацан всерьез тебя любит... Что будешь делать, Нель-Шанель?
  - А что буду? Ничего не буду! Я замужем. У меня муж...
  - Объелся...
  - Да, да, груш, я знаю. Но совершенно не понимаю, как мне дальше быть! Он мне нравится. Так нравится, что терять его я не хотела бы. Блин, я даже успела себе напредставлять. Кое-что.
  - Представляю.
  - Вот-вот! Но я же не могу!
  Она умолкла. Крис ждала, с веселым сочувствием, понимая по выражению Шанелькиного лица, что толика веселья ей простительна.
  - Не можешь чего? - подтолкнула, утомясь ожиданием, - покинуть Диму, чтоб кинуться в объятия юного мальчика?
  - Нет! Не то! Я не могу... - Шанелька в растерянности огляделась, ища подсказку, но вокруг было все, как всегда - жара, пыль, марево меж двух высушенных холмов, вопли купальщиков.
  - Почему я обязана переходить от мужчины к мужчине? Вот главный вопрос. Я не желаю.
  - Королевна...
  - Да. Я хочу жить и не мучиться совестью, за то, что внезапно поцеловалась. С кем угодно.
  - Так вы поцеловались? О-о-о...
  - Неважно. Я хочу сама это все переварить и обдумать, прочувствовать. И может быть, вообще ничего не решать. Помнишь, как у нас свадьба расстроилась? С Димкой? Я вот думаю, а может, это не просто так. Не потому что судьба там трали-вали... Если бы мне было нада, сильно нада, я бы его доволокла до загса. А так мы оба решили, да ну их, эти бумажки. И даже гордились, что нам на них наплевать.
  Она снова замолчала. Крис смотрела, медленно закатывая второй рукав. Шанелька нахмурилась, потом улыбнулась нерешительно.
  - Я поняла, чего хочу, пока вот тебе говорила. Я всегда, когда выскажусь, тебе вот, ну и еще, пишу когда тебе. Просто, получается, это такая, вроде бы, мелочь, а выглядит, ну, воспринимается, даже похуже и пострашнее, чем от одного мужчины переметнуться к другому. Я просто хочу быть свободной и самостоятельной. Хочу жить свою жизнь, а не урывать кусочки между супом для Димы и стиркой на семью. Ох, Криси, это ужасно и полный эгоизм, да?
  Мокрые парни и мужчины уже возвращались, блестели головы и плечи, над раскопом разносились голоса и смех.
  - Ты просто - такая вот, - сказала Крис, - о, Крупская идет. С мозгуном своим.
  - МОгуном, - поправила Шанелька с убитым видом, - ну хорошо, допустим. Я такая. И как мне быть теперь? Выгнать хорошего нормального мужика Димку Фуриозо? Отказаться варить ему суп, стирать труселя? И без всяких там оправданий?
  - Если осмелишься - да. Я не советую. А то проклянешь меня потом. Просто... если ты - вот такая, то самой тебе будет легко. А с кем-то - всегда тяжело. Ты не найдешь такого, в смысле единственного.
  Они улыбнулись Надежде и покинули тень, уходя к родному ведру.
  - То есть, - вполголоса закончила Крис, - даже если найдешь или, может, Дима как раз он, а может, чур не ржать - Мишка как раз он... Если найдешь, жить тебе все равно надо будет самой.
  - Хм. - Шанелька бухнулась на валун и подскочила, нащупала рукой дерюжку и расправив, опустилась уже медленнее, поерзала, - это так глобально. Это надо мне обдумать. Ой!
  - М?
  - То есть, я сейчас могу решить, поеду с вами или нет, не потому что Миша там, все дела... А сделать, как я хочу сама?
  - Есссвнно!
  - Ахренеть, - только и смогла сказать вечная неудачница в семейной жизни Нелли Владимировна Клименко, библиотекарь центральной детской библиотеки и начинающий прозаик с горой рассказов, сказок и волшебных историй на пару книжек среднего книжкиного размера...
  
  Крис молчала, позволяя подруге свыкнуться с мыслью. И, посматривая на серьезное, тронутое солнцем лицо с неровным загаром от постоянных очков и надвинутой на лоб косынки (сейчас та лежала на коленях у Шанельки, комкалась, свертывалась и разворачивалась), думала и сама тоже. О том, что казалось таким простым, и наверное, для нового поколения оно и есть простое. А вот им, особенно Шанельке, которая немного старше и практически всю жизнь прожила в небольшом городе, где устои... (более устойчивы, подсказала себе Крис), и вот теперь, будучи уже зрелой женщиной - взять, да и все поменять? Вопреки уверенности почти всех, кто вокруг, кто привык жалеть одиночек или удивляться, да что ж такую милую-хорошую и замуж никто... и мало этого, в шанелькином случае ей-то как раз повезло, с точки зрения тех же окружающих, у нее симпатичный муж-ровесник, в хороших отношениях с ее мамой и ее сыном (и даже котом). За такого держаться надо, а если уж рушить отношения, то в двух случаях. Или убегать от тайных пороков милого-симпатичного (ага, лупит Шанельку веником с похмелья) или же кинуться в новую любовь. Второе хоть и осуждаемо и обсасываемо, но в итоге все равно аргумент, привычный. Но взять и все поменять - а просто так, один образ жизни с его ценностями на совершенно другой. Да, это нелегко. Даже вот ей, хотя живет она в столице, где народ раскованнее и на все смотрит проще, да и не увязла она еще в отношениях, потому и тормозит, держа на расстоянии своего флегматично-спокойного Алекзандера и стремительно-прекрасного графа Валерку Азанчеева. Да блин, она ведь могла вообще уехать в египетскую провинцию Пуруджистан и сделаться там небесной сестрой - ани восхитительного красавца Джахи. А не просто перекидываться с ним редкими эмейлами. Это если строить свою жизнь как путешествие от одного мужчины к другому, подумала Крис и усмехнулась, припомнив возмущение подруги. Истории для "Каравана историй" - ах, какая яркая была у некоей дамы жизнь - то одна яркая любовь, то другая. А если вдуматься, может быть большая часть этих ярких исторических дам просто не могла себе позволить самостоятельности и пытались они заменить ее сменой одной любви на другую?
  - Так, - спохватилась она, поняв, что перерыв заканчивается - с пляжа уже вернулись обратно дядьки и парни с мокрыми волосами и блестящими от воды плечами и коленками, - а насчет девчонок ты что там ворчала? Про пустяки и глобальное, еще Леру помянула. С ее не-завтраком.
  Шанелька, отвлекшись от раздумий о себе, быстренько пересказала Светочкины новости.
  - Ах вот чо, - протянула Крис, устраивая на голове капюшон и поправляя солнечные очки, - вот почему красавица наша чуть не на темечко нам плюет. Торжествует победу. Ну?
  - Что?
  - Будем мерзавца в угол загонять?
  - Почему сразу мерзавец, Криси. Ну может он все-таки...
  - Судя по твоему рассказу ничего не все-таки. А давай! У нас полно времени, едем завтра утром. Вся ночь, в-общем. Спрятаться тут вообще некуда, разве что заползти в палатку и там вести себя тихо-тихо. Но это ж вряд ли?
  Шанелька кивнула, все еще сомневаясь. Внизу, на краю квадратной ямы стояли Светочка и Лиза, беседовали с Мишей, и похоже - о ней, судя по насмешливым взглядам, которые Лизавета кидала то на мальчика, то вверх, на керамичку. Но Миша улыбался в ответ совершенно непробиваемо и Лизе скоро надоест, поняла Шанелька, да и перерыв кончается.
  - А в округе все можно за часок пешочком обойти, ну что тут - пляж за скалами, просто пляж и виноградник с будкой. Конечно, если он примчится на машине, то умчит свою кралю, но потом все равно к утру в лагерь забросит, после утех. Тут мы его и поймаем. Для беседы.
  - Криси, давай потом.
  - Угу. Заодно все и обдумаем.
  
  После работы подруги скучно ели лапшу, пристроившись за столиком под абрикосом, уставшие и переполненные новостями, не обсуждали, а только перебрасывались ленивыми фразами ни о чем. Нужно поспать, думала Шанелька, зевая и неохотно вертя ложкой в кудрявой лапше, залитой синтетической водичкой, пахнущей специями. Вот же Лера, могла бы хоть каких блинов наготовить, чтоб в микроволновку их. Но с другой стороны, Шанелька Леру очень даже понимала, совершенно в ее характере - бросить голодных, разбалованных ее искусством работничков на денек. Чтобы потом больше ценили. Сама Шанелька, слегка двинутая на заботе об окружающих, так не смогла бы. Блинов все же приготовила бы.
  - Так, - сказала Крис, с отвращением отодвигая недоеденную лапшу, - сперва спать, потом все остальное. Проснешься, скажешь, едешь или остаешься крутить Мишке голову дальше.
  
  И тут зазвонил телефон. Обе уставились на яркую фотографию Димы Фуриозо, который, прищурив монгольские глаза, скалил с экрана зубы в довольной улыбке.
  - Эммм, - сказала Шанелька, возвела было глаза к веткам абрикоса, потом вздохнула и решительно прижала мобильный к уху.
  - Да, Дима? Что?
  Слушая, встала и пошла за дерево, затрещала там кустами смородины, пробираясь к сетчатому забору. Крис накрыла тарелки салфеткой и полезла в палатку, упала там на сбитое покрывало, зевнула, раскидывая руки. И совсем уже приготовилась спать, полагая, что подруга на полчаса застрянет в выяснениях, но тут быстрые шаги сменились шорохом - Шанелька ввинтилась в палатку и легла рядом, складывая на груди руки - в одной стиснут смартфон.
  - Дима попросил отставки, - доложила будничным голосом.
  - Что? - Крис тут же села.
  - Да шучу я. У него там срочная работа, уезжает сегодня. На месяц. Спрашивал, где лежат его новые носки, которые в упаковках. А через три дня возвращается Тимка.
  - А кот? - осторожно спросила Крис, - ты напомнила, чтоб жратвы оставил ему?
  Шанелька так же резко села. И, выдираясь из палатки, вскочила, полотнища захлопали крыльями.
  - Алло? Дим? Ты ключи не забудешь оставить? Тете Вале, да. Чтобы смотрела за Темучином. Что? Ох, ну разумеется, ты же можешь сам о себе. А он не может. Что? Нет, подожди. Что значит, я его люблю, а тебя нет?
  Возмущенный голос удалялся, стих, потом стал громче. Обошла абрикос, отметила Крис, лежа и слушая.
  - То есть ты решил, я обязана перезвонить, чтоб значит... Нет, это ты подожди.
  Пару минут Шанелька молчала. Потом сказала спокойным совершенно голосом:
  - Я тут подумала, Дим. Это хорошо, что ты едешь, нам нужно пожить отдельно. Может, и больше чем месяц. Причем тут кот? Нет, не из-за кота. Да, из-за кота тоже. Давай так, ты едешь, потом возвращаешься и мы все обсудим. Тебя? Люблю, конечно.
  И снова наступила пауза. После которой Шанелька попрощалась и голос в трубке прервался, кажется, подумала Крис, на полуслове.
  Шанелька снова забралась в палатку.
  - Я их не пойму, этих мужчин. И они еще обвиняют нас во всяком романтизьме, в ненужных трепетах. Сказала ясно и четко, где носки, кому ключ, как с котом. А в ответ. И не любишь, и кота больше, и не волнует тебя, что я... ну и так далее. Ой!
  - М?
  - Я что-то вспомнила, как в "Грозе" Кабаниха Катерину гнобит, мол, мало убиваешься, когда мужа провожаешь. Надо волосья рвать и падать на крыльце. С рыданьями. Примерно это Дима мне и высказал, что я должна бы волосья рвать. И на крыльцо мордой вниз. И тогда он уедет ублаготворенный, а моих слов что люблю, их ему мало.
  - А ты любишь?
  - Ох. Не знаю я. Я теперь вообще не знаю, что такое эта ваша любовь, и вот вспоминаю все свои страсти и думаю, а может ее нет или она разная. Криси? Ты спишь уже? Ну нормально, сама же спросила!..
  Через пару минут Шанелька тоже спала. Между бровей потихоньку исчезала вертикальная черточка.
  
  Глава 18
  
  А потом состоялся самый обычный день, если не считать того, что внимание копателей постоянно отвлекалось на смеющуюся Светлану, которая обошла с камерой палатки, выкупалась вместе со всеми на пляже, почтила свои присутствием унылый полдник, состоящий из серого хлеба с маслом и вареньем, запиваемого чаем в пакетиках.
  И уже ближе к вечеру друзья собрались на самой вершине скалы, где, несмотря на нещадное весь день солнце, оказалось прекрасно - дул сильный устойчивый ветер, овевая горячие лица и голые плечи.
  Закончив снимать панорамные виды, Светлана, улыбаясь, подошла к валунам - на самом высоком сидела Шанелька со своей фотокамерой, а на траве пониже Крис расположился Миша, покусывая травинку.
  Светлана уселась на низкий камушек, забрала белые волосы руками, позволяя ветру обдувать мокрую от жары шею. Миша глянул на шрам, нахмурился, отвел было взгляд, потом улыбнулся в ответ на спокойную улыбку Светланы.
  - Ну, - спросила та, отпуская волосы, - Неля, ты едешь с нами? Или еще останешься? Мы думали совсем рано поехать, но если проспим, то попозже.
  Шанелька подавила желание посмотреть на Мишу, думая, все же смотрят на нее, ждут ответа. И он тоже ждет. А она собиралась подумать обо всем, но вместо этого проспала полдня, потом болтала с Крис, потом купалась с ребятами и смеялась, радуясь чистой радости блистательного графа, с которой тот, вопя ерунду, мчался в воду, мелькая глянцевыми коленями и нырял, вздымая фонтаны брызг. В общем, постоянно отвлекалась на мироздание, поняла с веселым раскаянием, вместо того, чтобы, ах любовь... или - если брать разборки с Димой Фуриозо - эх любовь... Наверное, это возраст, и как же это прекрасно, находить в каждом возрасте свои радости, спокойно отпуская те, которые принадлежны другим возрастам. Но неделикатно показывать Мише, что его переживания совсем не так сильно волнуют Шанельку, как ему кажется, должны бы волновать.
  Она открыла рот, собираясь высказаться по вдохновению, и совершенно не представляя, что именно скажет, как над иззубренным краем валуна, прячущего тропинку, показалась замотанная чем-то белым большая голова. Под тюрбаном сверкнули очки, кидая блики на каждое по отдельности лицо. Задержались на фигуре сидящей Крис. И, оставаясь за камнем по пояс, красная Надежда Константинна басом сказала, краснея еще больше:
  - Игорь. Петрович в смысле. Игорь...
  Вытянула шею, видимо, спохватившись, что за площадочкой есть еще всякие каменные закоулки и спуски.
  - Могун, - уточнила, сновая оглядывая группу.
  - А что с ним? - после паузы спросила Крис, утомясь ждать продолжения.
  Крупская, продолжая пребывать в половинчатом виде, совсем уж вспыхнула и сурово уставила на Крис сверкающие очки.
  - Нет его. Где?
  - Тут тоже нет, - поспешно перевела огонь на себя Шанелька, пока Крис не занялась въедливым уточнением, что в смысле "где" и как понимать столь некорректно сформулированный вопрос.
  Надежда вздохнула, поднимая на груди пыльную рубашку. Было видно, что ей хочется обойти площадку, заглядывая в расселины и лабиринты камней - а вдруг коварный Могун прячется, расклещившись человеком-пауком. Но - стеснялась. Или не хотела вести себя неподобающе.
  - Присаживайтесь, - вступил в беседу граф, величественным жестом указывая на валун рядом со своим, с виду исключительно неудобный.
  - Нет-нет, - Крупская снова сверкнула очками на Крис и стала с пыхтением исчезать, где-то там нашаривая сандалиями ттропу, покрытую россыпью каменной крошки.
  Уже почти исчезнув, вспомнила:
  - Игорь Петрович. Вас. Кристина...
  - Нет, - возмутилась Крис, откачиваясь.
  - Начальник. Просил подойти, срочно.
  - А-а-а, - Крис засмеялась, смущаясь, - Ристархыч! Ох. Ну я хотела сказать, он - Игорь Петрович. Не Мозгун. Могун. Меня. Ну, не меня...
  - МОгун, - каменным голосом поправила ее Крупская и исчезла.
  - Это заразно, - обиделась Крис смеху, который раздался, как только Надежда ушла на безопасное расстояние, - вы все тоже. Так же бы. Если бы вас. Обвинили. Что вы его. Нет, что он - вас. Такими словами вот.
  - Хотя на самом деле он - вовсе не он, - подытожила Шанелька, - пойди, скорее. Чего он там хочет, неправильный Игорь Петрович.
  - Чего он вообще может от меня хотеть, - проворчала Крис, отряхивая бриджи и стаскивая с камня полотенце.
  Шанельке тоже стало интересно, и они спустились вдвоем, пообещав после заката прийти к трейлеру, где на песочке граф обещал устроить большой костер и гигантские шашлыки для всех желающих.
  
  Ристархыч для разнообразия находился в своем штабе, в распахнутое окно был слышен раскатистый баритон, которым он общался по телефону с кем-то. Услышав имя-отчество, Крис подошла ближе к окну, делая Шанельке большие глаза.
  - Это ж мой шеф!
  - Да-да, она сейчас подойдет. Извините, такая вышла путаница, за бригадира извините, конечно, ах-ха-ха.
  Крис кашлянула и отступила - в окно нагнулась изнутри мосластая фигура начальника в клечатой незастегнутой рубашке.
  - Вот она, - Ристархыч замахал телефоном, приглашая войти.
  Сунул в руку Крис теплый мобильник и, вытирая со лба пот, взъерошил надо лбом серые волосы.
  - Ну подставили вы меня, барышни, - сообщил громким шепотом Шанельке, пока Крис выслушивала и что-то там уточняла, - он мне - потерял главного юриста, срочно, совещание, тендер, документы. Фамилию мне, значит. А я ему - на кур, что ли тендер? Вы ж говорю, наверное, у Кристины Андреевны бригадир? Или кто там у вас главный на заготовке птиц и яиц. На яйцах его слегка, извините, переклинило. Но выяснили.
  Крис попрощалась и вернула начальнику мобильный.
  - Извините, Игорь Петрович. Я свой забыла в палатке. Сейчас возьму и мы все порешаем.
  - Партизанки, - фыркнул Ристархыч и махнул большой ладонью, уже набирая новый номер, - идите, а то мне с мастером надо, по кондишенам. Надеюсь, хоть он не президент какого концерна.
  Девы вышли, стараясь не засмеяться. И тут же столкнулись с другой парой, которая заняла их место - Лиза и Светочка торчали под окном, явно переваривая случайно услышанное.
  Лизавета, смерив взглядом Крис, фыркнула, не очень, впрочем, убедительно, и задрав подбородок, направилась от домика к палаткам. Светочка кинулась было за ней, потом остановилась рядом с Шанелькой.
  Привставая на цыпочки, потянула ее за рукав.
  - Ой, а я же ее почти уговорила. Теперь точно пойдет.
  Как мне надоели ваши страсти-мордасти, подумала Шанелька, вежливо наклоняясь поближе к трагическому лицу Светочки и кивая на страстный шепот.
  - Она сказала он сказал, что приедет, в темноте уже. Она сказала, там, где скалы хотел, а там же машина стоит, вашего Валеры, в юбке.
  - Это килт, - поправила Шанелька, - и хорошо, будет костер, шашлыки, пусть приходят.
  - Он сказал, это она сказала, чтоб же не видел никто, а она обиделась и сказала...
  Светочка прерывисто выдохнула.
  - Неля! А вдруг он маньяк?
  - О Господи, Света...
  - А почему он тогда! Она сказала...
  - Он сказал, - машинально помогла ей Шанелька.
  - Да. Да! Она говорит, он сказал, пусть идет по пляжу, вдоль дороги, а он приедет. Придет. И будет встреча.
  - И прекрасно. Может, у него просто знакомые тут, может, он женат благополучно. Вот и прячется. Не волнуйся ты так.
  - А вдруг он маньяк, - уперлась Светочка и по испуганному личику было видно - с каждой секундой она себя в этом убеждает все больше, - вы совсем-совсем не поможете, да? Я же не хочу мешать. Если вдруг любовь. Но вдруг он маньяк! Надо хотя бы знать, мне надо - где они будут. Неля, он ей снова прислал фотку. Опять в плавках, и в руках нож.
  - Нож?
  - Большой такой. Сверкает.
  Шанелька подумала, убирая рукав из светочкиных пальцев.
  - Давай так. Ты подруга, ты последи, куда Лиза пойдет. А мне потом позвонишь. А лучше смску. И мы, ну-у, ну, просто поблизости будем. Чтоб не мешать.
  Светочка обрадованно закивала. Рванулась от окна и Шанельки, опасаясь, что Лиза встревожится ее отсутствием, но теперь уже Шанелька поймала ее локоть:
  - Только не вздумай влезать и портить людям свидание, поняла? Звони, только если совсем подозрительно будет. Или просто напиши потом, мол, все в порядке...
  Светочка еще покивала и умчалась, пыля растоптанными шлепками.
  - Вот видишь, - сказала Крис, которая дожидалась конца беседы неподалеку, - как все само закруглилось. Отважная Светочка выследит за тебя профессора, подежурит возле свидания, и ты получишь своего анонима, нет, инкогнита, еще тепленького, расслабленного и загонишь в угол литературными вопросами. И пусть только попробует не дать тебе интервью!
  - Как-то это неспортивно, - вздохнула Шанелька, - человек, может, в поисках музы трепещет, а мы тут.
  - Это и не спорт. А страшная вещь - литературное бытие. Подожди, еще узреешь себя в новом романе гения. И меня, и конечно же, Светочку с Лизаветой.
  - Да тьфу. Но чо поделать.
  - Времени у тебя в обрез, - скомандовала Крис, - ты вопросы набросала? Давай, я все равно сейчас буду с шефом решать деловые проблемы, нет, ну это ж надо, вызнал номер местного шефа и вывинтил меня из неизвестности! Да еще рассекретил. Хорошо, что утром уезжаем.
  
  В палатке она вытащила мобильник и ушла к абрикосу, села там за столик, уставясь в пространство темными, уже не видящими ничего перед собой глазами. И занялась решением юридических проволочек вокруг очередного тендера и пакета документов.
  Про куриц, захихикала Шанелька, укладываясь и открывая в мобильнике заметки, и про яйца.
  
  ***
  
  Первые два вопроса Шанелька придумала сходу, а чего особенно думать, обычные первые - представьтесь, пожалуйста, расскажите немного о себе. А потом ее заклинило. И виновато оказалось необузданное писательское воображение. Внезапно в голове развернулся целый сюжет, явно детективный, благо детективов Шанелька прочитала много, она любила лечиться уютными детективами от простуд и ангины. Но слова Светочки насчет маньяка слегка повернули воображение, и в картинках ничего от уюта не осталось. Воцарился там тихий с виду мужчина, который зимой пишет, общается с поклонницами, без конца точит любимый нож, а вот летом... Назначает тайные свидания, и под покровом тайны и темноты, ясно, чем все кончается.
  После стремительного развертывания детективного варианта Шанелька с интересом исследовала вариант мистический (где Звенигородцев оказывался неким поедателем душ), фантастический (где профессор прибывал из античного прошлого и, натешившись, убывал обратно), а также наметки сценария ситкома, в котором главные роли достались самой Шанельке вместе с Крис, а серии были посвящены нынешним неторопливым приключениям под жарким крымским солнцем.
  Через пятнадцать минут мучений она вздохнула и отключила смартфон, решив снова положиться на вдохновение. И вообще, пора подумать, ехать ли, и что сказать мальчику Мише.
  На этом месте Шанелька мысленно прикрикнула на себя, чтоб не углубляться в сюжет безбашенно романтического романа, в котором у нее (у героини, успела поправить сама себя) роман с юным мальчишкой; и ведь можно это все подробно расписать, пережить... даже увидеть, чем именно у них (у персонажей!) все закончится. И закрыла глаза, намереваясь подремать, пока Криси там разбирается с юридическими аспектами. Ага, курей и яиц.
  
  ***
  
  В лагере стояла ленивая предвечерняя тишина, доносился из соседней палатки привычный уже чей-то храп и, задремывая, Шанелька развеселилась тому, что так и не определила, кто же из копателей храпит. А вдруг там храпит кто-то совсем не знакомый, а такой вот - приехал лежать и храпеть, для создания атмосферы. Тоже сюжет - для милого пустенького рассказика...
  Проснулась она через час, резко села, тряся распухшей от тяжелых сновидений головой. Почему-то испугалась за сына, наверное, снился, а что и как - вылетело из памяти. И хорошо бы ему позвонить, но договорились, что будет звонить сам, в удобное мальчику время. Дима сказал, что Тимка возвращается домой через три дня, значит, они поговорили, значит - все с ним в порядке.
  Криси в палатке не было и Шанелька, проводя языком по сухим губам, выбралась, оглядываясь - не хотела, чтоб ее сонную сразу кто-то увидел. Но в медном свете начинающегося заката стояла вокруг пустота, только издалека, со стороны пляжа раздавались деловитые возгласы, смешанные с урчанием автомобильного мотора.
  Шашлыки - вспомнила Шанелька. И опять рассердилась на Леру. Будет, конечно, вкусно, это же мясо, на углях жареное, с резким запахом уксуса и специй. Но ужасно жалко, что не получится напоследок отведать райских блюд суровой Леры, и немного с ней поговорить. Шанельке показалось, после пары брошенных поварихой фраз, именно Лера могла прочитать в ее рассказах то, что она писала в них. Увидеть глубину, до которой добирался не каждый читатель, чаще довольствуясь красивой картинкой и интересным сюжетом. А если она не увидела, размышляла Шанелька, то вероятно, я не сумела. Думала о большом, о высоком, даже когда писала легкие, милые мелочи, и полагала, что это большое оставит в написанных предложениях свой отпечаток. Может быть, не оставило. Хотя Криси уверяет, что это не так.
  Но Крис - лучшая подруга, свой человек, мы с ней часто думаем в унисон, продолжила изводить себя Шанелька уже по пути из туалета и душевой, где умылась так, что намокли даже плечи и волосы, нет гарантии, что Крис читает то, что написано, а не то что подумано мной. Эх... Да. Разговор с Лерой был бы очень кстати.
  
   У палатки ее ждала Крис. И Миша стоял рядом, непривычно аккуратно одетый, в широких серых штанах с карманами на коленках и в белой тишотке с какой-то пиксельной загогулиной на груди, подписанной английскими буквами.
  Вот, подумала Шанелька, пытаясь укротить волосы и одновременно приветственно улыбаясь парню, я даже не разберу, к чему картинка, а наверняка для поколения Миши что-то культовое, всем понятное. Да и фиг с ним, тут же подумала, не с Мишей, а с ней - с картинкой.
  - Там все бегают кулинарят, - доложила Крис, - а мы сбежали. Сказали, тебя пойдем будить. Ты как? Готова включиться в приготовления? Нанизывать там, лучок нарезать, все такое...
  И кивнула выражению Шанелькиного лица:
  - Вот. Я тоже как-то ленюсь. Думаю, может поваляться часок, в палатке.
  Миша быстро посмотрел на Шанельку, та искоса глянула на него, потом на подругу, делающую безразличное лицо.
  - Я поеду, - внезапно для себя сказала Шанелька, уже куда-то двигаясь внутри, набирая скорость, и сердце от этого замирало, - утром, с вами. Так что, пойдем, Криси, успеем закат посмотреть. На скале. Миша? Идем?
  Может быть, он недоволен, думала, поднимаясь следом за серыми штанами и худой спиной, ловя протянутую мальчиком руку, и он бережно подтягивал ее, ставя рядом, а потом протягивал руку Крис, но я сейчас слушаю себя и свой мир, а не пытаюсь угодить всем, кто в нем. Может быть это эгоистично и неверно, но зато нет ощущения, что я разрываюсь на мелкие куски, постоянно. - И то, что должно охранить мою сердцевину, как хранят пламя свечи сложенные ладони, оно исчезает, распыляется, не охраняет. Почему я должна просить о защите кого-то? - перескочила она сразу через несколько мыслей в цепочке рассуждений, если есть вещи, которые я могу охранить и сама. Зачем мне прислоняться к сильной мужской груди и взывать, ты обязан понять, что для меня важнее! А может, вовсе и не обязан. То, что важно мне, оно мое, и разве не эгоизм - требовать от того же Димки, чтобы он проникался этой важностью, берег ее, сдувал пылинки, ходил на цыпочках. Вот так прибегаешь к человеку, полагаешь его единомышленником и радостно сгружаешь на него свои важности, свои метания и переживания - носи, мой милый, оберегай. А сама? В конце-концов, это не кусок мамонтятины притащить в пещеру, рискуя жизнью на охоте. Это то, что ты вполне можешь сама. Другое дело, что близкие этот вот не-эгоизм однозначно примут именно за эгоизм, скажут - носишься со своей писаной торбой, вместо того, чтобы носиться с нашими торбами. Или хотя бы ежедневно готовить мамонта на завтрак-обед-ужин...
  Ветер овеял мокрое лицо и Шанелька поняла - сбивчивые, но уверенные и немного сердитые мысли незаметно подняли ее на верхушку скалы и тут, кроме ветра, еще и алый шар солнца, который вот-вот коснется горизонта за медленно темнеющими небесами. И так много воздуха, как будто они трое летят вместе с площадочкой, обрамленной выветренными обломками скал.
  Они не стали садиться. Подошли к закатному краю втроем и стали смотреть. На море, такое тихое, тяжелое под косым скользящим светом. На степь, уходящую в предвечернюю дымку.
   Миша держался рядом с Шанелькой, его локоть касался ее локтя и ей это было приятно, но порадовалась она и другому - Криси тоже тут, а значит, не придется выяснять зыбкие отношения, которые у мальчика уже есть и давно, а у нее - непонятно и только явлены, и пока нужно ходить вокруг, присматриваясь и обдумывая. Конечно, впереди еще посиделки у ночного костра, вино и жареное мясо, плеск воды, может быть купание и снова посиделки, как славно, что она поспала и не будет зевать во весь рот. Миша призовет ее к ответу, попытается наверняка, а то ведь как же - она уедет и дальше что?
  Внезапно вспомнился ей милый эпизод из старого фильма, где такая вот чересчур вдумчивая героиня - синий чулок - говорит закадрившему ее незнакомцу, мол, все, спасибо, я ухожу, когда осознала, что да, она женщина, она желанна и для нее этого вполне достаточно, а мужчина в ответ изумлен - как это все??? Мягкая насмешка, теплая ирония, вот такие вы девочки - женщины, а мужчины - они совсем же другие.
  Десяток лет тому Шанелька, волнуясь от того, что ситуация не уникальна, рассказана, да еще и обсмеяна, пусть и с добротой, пошла бы в поводу у своих комплексов (посмеялись, значит, так уже нельзя), но сейчас ей стало на всякие насмешки наплевать. Но мальчика жалко и нужно с ним как-то побережнее. Он старался, и даже искал свечу, когда Шанельке приспичило затеплить сказочный огонек в тайной нише скалистого обрыва.
  Солнце уже касалось воды, нижний край терял очертания, расплывался, бросая через тихую гладь широкую плавленую дорожку.
  Зеркало, вдруг вспомнила она и рука опустилась, отпуская точку касания с Мишиным локтем. Зима, новый год, мрачные скалы западного Крыма, ветреная чернота. И они с Димой над волнами, он удерживает на макушке маленькой скалы зеркало, которое по ее просьбе притащил из домика. Получается - он тоже понимал, что ей нужно? И куда оно делось-то? Куда девается, получается - всегда? И если делось, то она теперь для него, как для всех прочих - странноватая женщина со странными устремлениями, ну хоть готовит хорошо и в доме порядок...
  Снизу послышались голоса и Шанелька передернула плечами, отпуская сбивчивые размышления, которые, она понимала, сейчас ни к чему, только мешают. Как помешали эти вот голоса в молчании проводить солнце.
  Но через минуту на верхушку выбрался граф, блеснуло колено, взметнулся клетчатый, почти черный в сумерках, подол, укладываясь складками. За ним, притянутая сильной рукой, почти выпрыгнула Светлана, смеясь, но тут же замолчала. Вдвоем они подошли к самому краю и тоже встали рядышком.
  Не мешают, успокоилась Шанелька, из всех, кто тут - они именно с нами, наши. И как прекрасно, что Светлана, которую незнакомый ей Кирка вытащил из горестей и тягот и не стал отпускать, дождался, когда из озлобленного пропитого существа явится эта вот белоснежная нимфа с прекрасной улыбкой, прекрасно, что она тоже наша. Вроде бы слишком хорошо, чтоб такому случиться в реальности, думала Шанелька, но тут же сама себя поправила - даже если хочется, чтоб именно все хорошо, разве забудешь короткие взгляды, которые бросала Светлана на их бокалы с вином. Увы, все тут перемешано, и под прекрасной с виду картиной таится изнанка, суровая, с пылью и пауками. Это, конечно, увы, но с другой стороны, успокаивает, как будто часть испытаний пройдена и есть надежда, что нынешнее прекрасное дано уже наградой, а значит, какое-то время побудет с героями истории. А если кончится, то они, пройдя всякие огонь-воду, знают, справиться можно...
  - Что?
  Она повернулась к подруге.
  - Не улети, - вполголоса сказала Крис, - тут высоко.
  Шанелька засмеялась и нервными движжениями поправила волосы, чтоб скрыть смущение. Лицо, наверное, было, как у того Пушкина на портрете Кипренского, сплошное вдохновение и слезы в глазах.
  - Тебя уже и Валерка спросил, и я погромче, а ты все витаешь, - объяснила Крис, - идем, пока тропинку видно? Солнце село уже.
  - Село, - согласилась Шанелька и так сильно захотела шашлыка, что скулы свело и во рту стало кисло, - идем, да.
  
  Дальше все было так прекрасно, как бывает, если шашлыки получились, и никто не буянит, наслаждаясь вместо этого вкусной едой и вином в пластиковых стаканчиках, морем, сверкающим лунной рябью под легким вечерним бризом.
  Через пару часов Шанелька, наевшись до полного удовольствия, сидела на покрывале, брошенном на теплый песок, слушала очередной рассказ потрепанного авантюриста Александра и треньканье гитары за спиной, потягивала вино и легонько убирала руку от лба Миши, который лежал рядом, время от времени эту самую руку тянул к себе, целовал пальцы и укладывал на горячий лоб.
  Наконец, когда большая часть вкушающих разбрелась (а Шанелька отметила, что мелькающая тут и там Лизавета в какой-то момент исчезла и Светочки тоже нигде не видно), Миша решился. Сел, наклонился к ее лицу и отводя легкие пряди от уха, проговорил, касаясь губами:
  - Пойдем на виноградник, а? Это ж последняя ночь тут.
  В процессе ужина они уже обменялись телефонами и электронными адресами, Миша поведал, что осенью он собирается приехать в Керчь, навестить бабушку и поживет у нее пару недель. Увидимся, пообещала Шанелька, обязательно, в библиотеку зайдешь, ну и прогуляемся, мороженого съедим. И тайно она обрадовалась, что кажется, прощание состоялось и все прошло неплохо, хотя Крис, сидя наискосок, время от времени строила ей рожи и указывала глазами на Мишу, вздевая темные брови, а потом вздыхала, изображая отчаяние, мол, что с тебя возьмешь. Но виноградник... именно о нем она думала, помня темную сказку, показанную ей в их первый визит. Сидела сейчас и лениво мечтала, прикидывая, пусть бы ночь растянулась на нужное лично ей время - успеть бы сходить на крошечный пляжик, снова засветить там свечной огарок и притвориться, уехав, что он горит и горит - всегда. И потом, конечно же - на виноградник. Вдруг еще раз увидятся ей те девочки в длинных белых платьях (рубашках?), укрытых по спинам блестящими кольцами черных волос, издалека похожих на щедрые виноградные грозди. Но ясно же, что, дав согласие Мише, она пойдет не туда и не к ним, а в совсем другую историю, даже если она переплетается с девочками, уводящими своих мужчин. Куда-то.
  - Э-э... - ну, ужасно же хочется согласиться, неужели придется отказываться, а рот уже раскрыла и сейчас оно скажется...
  Смартфон, лежащий у бедра, вдруг засветил экраном, показывая неразличимую полоску крошечных цифирок - без фотографии.
  Шанелька закрыла рот и схватила маленького спасителя. Смска.
  - Извини, Миш. Сейчас.
  "Виноградник!" - гласила отчаянная запись, "срочно Неля виноградник"
  Это же Светочка, поняла Шанелька, сперва испугавшись прочитанному слову, так в унисон возникшему, а я балда, как всегда не внесла в контакты. Ну что ж, выходит, есть еще виноградник номер три. Куда таинственный профессор тире писатель тире возлюбленный увлек свою очередную пассию. Тире подружку взволнованной Светочки.
  Наклоняясь к подавшейся вперед Крис, Шанелька мигом пересказала случившееся и они втроем встали, отряхивая себя и переминаясь на затекших от ленивого валяния ногах.
  - Супер! - обрадовалась Крис, - жалко идти долго, а вдруг успеют сбежать?
  - У него, может, нож, - вспомнила мрачные предчувствия Светочки Шанелька.
  - Думаешь, будет долго ее разделывать?
  - Тьфу ты, Криси! Нет, я к тому, что да, нужно бы побыстрее.
  - Попросим Валерку! Пусть отвезет на своем динозавре!
  И, не дожидаясь возражений, Крис исчезла в темноте, куда десяток минут назад убежал Азанчеев - в очередной раз выкупаться, что ему не надоедало.
  - Динозавр, - расстроилась Шанелька, обращаясь к Мише, - ну да, чтоб этот тип сразу понял, кто-то едет. Его трейлер, наверное, из космоса виден. Невооруженным глазом.
  - Я возьму джип, - вдруг сказал Миша.
  Глаза под очками тоже блестели, лицо, освещенное бликами костра полнилось азартом, и Шанелька умилилась, ну, конечно, вот где стихия родная для мальчиков, начинается индиана джонс.
  - Ну, козла, - поправился Миша, - на котором Ристархыч гоняет.
  - А... - Шанелька синхронно с Мишей повернулась посмотреть - начальник экспедиции, который для разнообразия и, видимо, из-за шашлыков, остался в лагере, мирно спал, уложив голову на сложенные по-детски руки.
  - Тебе можно? - спрашивала уже на бегу, торопясь следом, - а права есть?
  - Тут километр всего, - Миша протянул ей руку и выдернул с песка на низкий обрывчик, где слева от них белела длинная громада автодома.
  Оттуда к ним быстро шли Криси и Азанчеев. Граф на ходу наматывал килт на мокрые от купания бедра, роняя и подхватывая черную скомканную тишотку.
  - Козел, - поспешно сообщила Шанелька, - джип, в смысле, Миша сказал отвезет.
  - Хорошо, - кивнул Азанчеев, выныривая головой из надеваемой тишотки, - а то Светка заснула в салоне, не хотел будить.
  
  Глава 19
  
  Маленький потрепанный автомобиль трясло и подбрасывало на ухабах. Откуда они, удивлялась Шанелька, хватаясь за сиденье или пытаясь упереться рукой в панель бардачка, мы тут шли... ой... ногами...
  В щели дверцы пролезала белая пыль, щекочущая ноздри, и ей представилось, как за ними поднимается к темному небу мерцающий шлейф. И это вдобавок к кашляющему реву двигателя. Даже если профессор увлек Лизавету на виноградник, мрачно заключила Шанелька, подобраться тайком у нас никак не получится. А может быть, это и хорошо. У людей обычное свидание, летнее, романтическое. Для чего вообще август, и экспедиция, и звездные ночи на берегу теплого моря как не для совершения всяких романтических глупостей. Но Светочка сказала "нож". Скорее всего, это как-то будет объяснено и всем после станет смешно и неловко, но и ладно. А еще, распаляясь, уговаривала она себя - место тут общее, мало ли, может, нам просто захотелось напоследок прогуляться по сказочному винограднику. Вкусить, так сказать. С собой набрать.
  После очередного ухаба она обернулась, проверить, как там на заднем сиденье Криси и граф, которые почему-то совсем замолчали. И быстренько отвернулась обратно, уставясь вперед через пыльное стекло. - Успела разглядеть только сомкнутый силуэт, один вместо двух.
  Дорога, которая в пешей прогулке казалась довольно длинной, кончилась стремительно и внезапно.
  - Тут, - хрипловатым голосом сказал Миша, - оставим и дальше пешком вниз.
  - Вы, может, подождете? В машине? - вопрос Шанелька обратила к почти невидимому низкому потолку.
  И не получила ответа. Хмыкнула, выбираясь следом за Мишей. Тот подумал секунду, сжимая в кулаке ключи, потом решительно распахнул дверцу и сунулся, протягивая внутрь руку.
  Вынырнув обратно, доложил Шанельке, как ей показалось, вполне довольным тоном:
  - Валера попозже. Ну, подойдут они. За нами.
  Гм, подумала Шанелька, не зная ни что ответить, ни как отреагировать. Но если им правда хочется вместо азартной охоты целоваться на заднем сиденье брезентового козлика, то пусть уж.
  Тут близко, успокаивала она себя, пробираясь за Мишей и предоставив ему право смахивать ночные паутины в низком туннельчике из корявых веток, если что, мы заорем. Миша заорет, а мы со Светочкой будем визжать. А он заорет, он жеж мужчина все-таки. И где та Светочка, интересно?
  Шанелька рассчитывала, что спасительница подруги дождется их на дороге, у деревца, отмечающего спуск, но - не было ее. А вдруг! ... Прекрати, скомандовала, уже начиная на себя злиться. Причем злость была многослойная, Шанелька сердилась, что волнуется о придуманной ерунде, которая, конечно же нелепа и нереалистична, но сердилась и на то, что в голове мелькали обрывки сюжетов, переводящие эту нереалистичность в весомую реальность текста (прикидываю, как бы сделать ее поубедительнее), а еще сердило ее то, что какой-то своей частью она желала, конечно, не погони маньяка за глупой девицей и не их погони за маньяком с большим ножиком, но все же чего-то эдакого, не тривиального... Как ребенок, которому нравится ураган или снегопад, заклинает погоду размахнуться еще, не думая о последствиях.
  Миша поймал ее на выходе из кустарника, сходу обведя вокруг ямы, про которую Шанелька благополучно забыла, и толкнув в сторону от тропинки, замер у самых кустов, обнимая за плечи.
  - Надо послушать, - шепнул в ухо, и она кивнула, решив, что пока постоит, не драться же с ним, пыхтя на всю замершую долинку.
  Здесь стояла та самая тишина, которая не-тишина. Со сладостным надрывом стрекотали сверчки, вдалеке мерно ухала ночная сова, еще какая-то птица взывала временами и умолкала, словно тоже прислушиваясь, а еще приглушенно голосили лягушки, видимо, где-то там в степи таился ставок или бочажина, хорошо, не рядом, а то орали бы, порадовалась Шанелька. Прозудел комар, звук метнулся и удалился - привычная дэта сработала.
  Но весь этот ночной шум все равно был тишиной, потому что его не нарушали посторонние звуки. Только вот дыхание двоих, а еще Шанелька слышала стук сердца совсем рядом. Не-тишина была такой тихой, что она услышала, как разомкнулись Мишины губы перед тем, как раздался его шепот.
  - Или на той стороне. Или в сторожке.
  Или в любом месте виноградника, немного сердито подумала Шанелька, темнота и кругом эти кусты, разве со склона разглядеть, кто там под ними. И куда делась Светочка? И вообще все становится невероятно глупым, им надо бы громко явиться, треща кустами и болтая, чтоб было ясно - просто гуляют. А так получается какое-то извращенное подглядывание и подслушивание.
  - Пик, - раздался явно не степной звук совсем рядом и оба вздрогнули.
  - Пик-пик... пик-пик-пик, - смска, поняла Шанелька, медленно поворачивая голову в поисках источника звука, кто-то набирает смску...
  Пиканье смолкло и ее смартфон мяукнул, задрожав в кармане шортов. Одновременно с этим Миша убрал руку с ее плеча, тыкнув вдоль неровной стены ветвей, где еле видное сияние очертило контуры колючего валуна. И пропало.
  Шанелька разжала потные пальцы на смартфоне, которыми перед этим стиснула его, словно пытаясь заставить молчать. И пошла за Мишей, который как бы крался, немилосердно треща всеми попавшими под ноги ветками.
  Светочка сидела за валуном, опустив голову и поджав ноги с поблескивающими коленками. Шанелька присела рядом. Заговорила шепотом, потом потрясла каменное под рукой плечо.
  - Эй! Ты чего? Мы тут. Пришли.
  Девочка подняла голову и выдохнула, расслабляясь. Глаза раскрылись на белом в лунном свете лице. Смартфон упал в траву, рука вцепилась в Шанелькины пальцы, стискивая их и разжимая в такт жаркому шепоту.
  - Ой. Я. Я испугалась как. Я смс. А оно за камнем как квакнет.
  - Это Темучин, - оскорбилась Шанелька, - нет, ничего, говори.
  - Я думала. Я не думала даже. Скрючилась тут и сижу. Думаю, хоть бы не увидел!
  - Кто? Ты можешь толком сказать, что видела-то? И где влюбленные?
  - К-какие?
  - Профессор где?
  - Ти-ше! - ледяные пальцы еще крепче стиснули руку.
  - Лиза твоя где? Свет, ты нас позвала, мы приехали. Ну?
  - Понимаете, я хотела, я думала, я хотела...
  Шанелька, сидя на корточках, отняла свою руку и выпрямилась.
  - То есть, ты просто так?
  - Нет!
  - Тогда успокойся и расскажи, где наша (Шанелька хотела сказать парочка, но поняла, что буквальная Светочка снова забуксует), где Лиза? А чего ты сама думала и хотела, утром расскажешь, в лагере.
  - В домике, - гробовым голосом сказала Светочка и стала подниматься, видимо, рассудив, что если Миша торчит каланчой, то ей сидеть среди муравьев и клещей необязательно, - он ее туда увел. А потом тишина такая. Я жду-жду. Знаете, неудобно как? Сюда голоса не слышны. Но если... ну, вы понимаете, да?
  - Стоны-вопли-смех, - неожиданно сформулировал Миша, - ну это ж лето, Светк, чего стремаешься так.
  - Я же не хочу подслушивать! - оскорбилась деликатная Светочка, - а получается, как раз оно. Но они там уже долго! И вообще ничего. Ни света, ни голосов. Ну то есть, какое-то бур-бур-бур я слышала, и вот все.
  - Спят, может? - практично предположил Миша и обе дамы посмотрели на него с негодованием, - ну я так. А что ж еще?
  Они умолкли и с удвоенным вниманием уставились на черный, даже в лунном свете шаткий кубик дощатой сторожки. Действительно странно, думала Шанелька, преисполняясь беспокойства, Мишка говорил, там бардак и сплошной мусор, лучше и не входить. И вокруг полно мест, вообще-то, ежели кому надо слиться в объятьях и все такое. Любой куст выбирай. Так почему они торчат в помоешной сторожке, тихо, как мыши, и уже долго, как сказала Светочка? Для тайных объятий слегка многовато. Или нет? Или он действительно там сотворил что-то и теперь...
  Додумать мысль и допредставлять страшное Шанелька не успела, как оно бывает часто, после тягучего затишья все стало происходить сразу, валясь в уши, глаза и головы беспорядочной кучей.
  Небо над виноградником прочертил зыбкий рассеянный свет, который упал, чиркнув по глазам, а когда Шанелька их открыла, уставился двумя слепящими фарами прямо на кубик сторожки. И звук мотора, да, кажется, он появился одновременно, но такой тихий...
  Зато громким был визг, или вопль, вырвавшийся из недр зловещей сторожки.
  - Нет, - визжал полный паники голос, - не надо, нет!
  Позади Шанельку кто-то толкнул, схватил за руку, она рванулась, пытаясь приблизиться к Мише и Светочке, а сбоку уже мелькнул силуэт, развевая над блеснувшими коленями подол. Луна посеребрила волосы, забранные в хвост на затылке. Следом мчался Миша, размахивая длинными руками.
  Машина стояла на том самом гребне, куда Миша увел Шанельку в первый раз, прятала себя за безжалостным светом фар, протянутым поверх кустов, травы и покосившихся столбиков к ярко освещенному теперь кубику сторожки. А ниже, рядом со сторожкой, изредка попадая в полосу света и исчезая в темноте, двигалась между кустов согнутая фигура, что-то тяжелое за собой волоча.
  - Нет, - сказала Светочка вторя еще одному воплю и застыла, прижимая руки к ушам. А потом кинулась вслед за мужчинами.
  И Шанелька, перестав наконец, драться с сердитой взъерошенной Крис, побежала туда же вместе с ней.
  - Сидели, - докладывала на бегу, - ой, блин, осторожно. Час целый. А тут тачка эта. И как заорут.
  - Слышала, да.
  По мере того, как они спускались, обзор менялся и вот уже не видно общего плана, а только подсвеченные кусты, такие странные в белом галогеновом сиянии, бросают черные тени и вообще среди них ничего не понять.
  Подруги замерли на краю виноградника, тяжело дыша и оглядываясь.
  - Туда! - махнула Крис в сторону халабудки.
  - Бежал же туда! - показала Шанелька в сторону склона холма, увенчанного автомобилем.
  - Парни разберутся. А мы пока...
  Верно, кивнула Шанелька, и они бросились к сторожке, лавируя между кустов и провисших проволок.
  Свет, немного сдвинувшись, уже не достигал ее стен, рассеиваясь на полянке перед распахнутыми дверями, а внутри кто-то ворочался, всхлипывая. Шанелька вытянула перед собой смартфон, включила фонарик и повела дрожащий луч в черный зев перекошенной дверцы, боясь увидеть страшное. Плачет. Растерзанная Лизавета, это она кричала "нет, не надо".
  Свет упал на серые клочья волос, блеснул в глазах, которые сразу зажмурились. Пошел вниз, рассматривая вместе с подругами сидящего на ломаном ящике мужчину. Коренастый, в веселеньких полосатых шортах, в неуместно ярких сандалиях. И широкой тишотке с какой-то эмблемой, сейчас смятой массивными руками, которыми тот обхватил грудь.
  Шанелька сглотнула и снова уставила фонарь в лицо. Такое знакомое по сетевым фотографиям. Мужчина заморгал, пытаясь прикрыть глаза от света. На тишотке открылась надпись под картинкой "Нимфей-89".
  - Профессор э-э-э... - тут Шанелька поняла, что имя-отчество напрочь вылетело из памяти, - Звенигородцев? Это вы?
  - Эдик? - раздался за их спинами металлический голос, - какого черта, Эдик!
  Шанелька, еле удержав смартфон в руке, и с перепугу отключив фонарик, обернулась, хватаясь за Крис. Не разобрала, чей это силуэт, вернее, два силуэта, и рядом с одним еще какой-то предмет, неуместно-геометрических очертаний.
  - Эдик? - вопросил силуэт номер два и Шанелька выдохнула, узнавая знакомую злость Лизаветиного голоса, - какой еще Эдик? Валерий, скажи ей! И вообще, чего она тут?
  - О-Гос-по-ди, - отчеканил силуэт номер один и, обойдя застывших подруг, у двери в хибару встала повариха Лера, - Эдик, спрашиваю еще раз. Какого такого черта? Тебе что, пять лет? Козлина ты дурацкий.
  - Ты сказал "шофер"! Личный! - заорала Лизавета, пиная свой геометрический предмет, тот звякнул и свалился, блеснув длинной ручкой и выставляя на свет туго набитый клетчатый бок, - сказал "бунгало"! Мальдивское!
  - Лерочка, - забормотал двуименный профессор, поднимаясь и толстой ногой отпихивая ящик, за которым мелодично зазвякали бутылки, - ну что ты, в самом деле. Не позорь меня. Перед читателями. Поклонницами, так сказать.
  - Шофер? - вопросила Лера, делая шаг внутрь домика.
  - Нет, - пискнул профессор знакомым по воплям голосом, отступил в темноту, загремел там совсем сильно, охнул со стоном.
  И снова случился небольшой кавардак, со склона рядом с машиной раздались грозные мужские голоса:
  - Эй там! Тут нет никого. Мы идем!
  А из домика тем временем, мешаясь со стонами профессора, раздавался треск и почему-то азартные вопли Светочки:
  - Сс-котина! - орала она, - вот я щас! Держите его там, а я тут.
  - Сойди с ноги, - блеял профессор, - та епты жеж, уйди ненормальная.
  - Бунгало? - Лера остановилась и махнув рукой, захохотала в голос.
  - Мы тут! - орали со склона бегущие вниз спасители, - щас!
  - Угу, - прокомментировала Крис, - совсем вовремя.
  В дверях, отодвинув хохочущую Леру, возник изрядно помятый профессор, кинулся вперед и затормозил, почти утыкаясь в негодующую лизаветину грудь. Позади него продолжала бушевать Светочка, громыхая хламом и что-то грозно крича.
  Профессор снова пискнул и, пометавшись, прорвался мимо зрителей. Исчез в темноте, провожаемый стихающим топотом и треском веток под ногами.
  Через полминуты в небольшой толпе оказались и граф с Мишей, дышали тяжело, рвались следом за убежавшим, но были остановлены Лерой, которая, наконец, справилась со смехом и махнула им рукой, приказывая оставаться на месте. Оглядывая мрачную Лизу, покачала головой.
  - Бунгало, значит. Да стой, я подвезу. В лагерь.
  - Не поеду, - Лиза задрала подбородок и, присев, поймала рукоять дорожной сумки.
  - Пешком пойдешь? А, я вижу, ты совсем ушла. Собралась, значит, с известным писателем... Ладно, стой. Не буду больше. Точно не вернешься?
  Лиза опустила голову. Из домика, наконец, выбралась Светочка с обломком доски в руке, и подбежав, встала рядом, растерянно осматривая народ, Лизу, сумку.
  - Ну до утра хоть, - мирно попросила Лера, отряхивая узкую джинсовую рубашку, - в доме поспишь, днем я тебя отвезу на вокзал. Заодно Ристархычу скажешь, а то некрасиво же получается.
  Лиза покусала губы. Светочка придвинулась ближе.
  - А я? Я как же? А он куда делся, Лиз? Я там доску вырвала, сзади. Пролезла. А где? Я что-то совсем не понимаю ничего.
  - А я и расскажу, - посулила Лера, - идите пока наверх, к машине. Я подойду сейчас.
  - Подожди, - отмахнулась Лиза от горячего подругиного шепота и шагнула к Лере, стараясь не смотреть на прочих спасателей.
  - Он вам муж, да? Звенигородцев?
  - Эдька-то? - Лера усмехнулась, - нет, моя дорогая. Он мой брат.
  - Холостой?
  - А что, хочешь продолжить отношения? - в голосе плохо освещенной Леры слышалась усмешка и Лиза снова задрала подбородок, - в машине все узнаешь, поняла? И если захочешь, да флаг тебе в руки-то. Теперь уж все равно. Или тут побудешь пока? С нами?
  - Нет, - быстро ответила Лиза, рывком поднимая набитую сумку за длинную ручку.
  И Шанелька вполне ее поняла. Девочка строила планы, упивалась мечтами, не сильно хорошими, и постоянно подчеркивала, какая же ей светит блестящая судьба, а вы тут плебеи - библиотекари-курятницы (нет, куроводки, тьфу, нет же... а-а-а - птичницы) и уже ее гордость несколько пострадала, когда прибыли сюда граф со Светланой, а птичница Крис оказалась столичным юристом в солидной фирме, и значит, нужно уж совсем всех поразить... И вот теперь - стоять вместе со всеми как раз этими и слушать как твои мечты рушатся на фиг. Держа за ручку дурацкую сумку, показывающую, как серьезно отнеслась Лизавета к посулам насчет авто, шофера, бунгало на тропическом острове...
  Видимо, понимала это и Лера, потому что снова кивнула и показала барышням на склон.
  - Какое счастье, - с жаром сказала Шанелька, когда обе девушки исчезли в темноте, - Лера, я еще раз успею, мы все успеем, после этой кошмарной китайской лапши... Ты же успеешь нас еще разок накормить?
  Секунду стояла тишина и дальше, в общем смехе, Шанелька попыталась оправдаться:
  - Ну, я конечно, рада, что не маньяк, и что все разрешилось, и так далее.
  - Но на первом месте все-таки Лерин завтрак! - поддел ее граф, стоя за спиной Крис и, как бы незаметно, обнимая ее за талию и укладывая на плечо подбородок.
  - Да, - повинилась Шанелька.
  - Вот только интервью у нашего писателя ты так и не взяла, - вставила Крис, - удрал.
  - Интервью я тебе, Неля, предоставлю, - ответила на сожаление Лера, - сама писала эту дурацкую книгу, сама за это и буду отвечать.
  О-гос-по-ди... хотелось сказать Шанельке в спину Лере, которая, сделав признание, отвернулась и пошла через рассеянный свет фар в темноту, чтобы, пересекая виноградник, подняться по склону следом за Лизой и Светочкой.
  - Ничего не понимаю, - призналась Крис, - но мне нравится, что чем дальше, тем страньше. Поехали, народ, а то вдруг Лера передумает и ничего нам не расскажет. Уже, между прочим, почти два часа ночи.
  
  - Не понимаю, - подпрыгивая на сиденье рядом с Мишей, пыталась перекричать шум двигателя Шанелька, обращаясь то к нему, то поворачиваясь к заднему сиденью и снова деликатно отводя взгляд, - ну если умеет, то написала бы что приличное, нормальное! Криси, граф, хватит вам тискаться, успеете еще.
  - Когда? - спросил граф, - завтра к вечеру уже Кирка с нами.
  - Стесняешься? - Крис засмеялась, но умолкла и Шанелька снова обратила вопросы к Мише.
  - Получается, она устроила эдакий грандиозный розыгрыш, что ли? А зачем? Нет, ну я знаю, да, насчет Керубины Габриак и так далее. Но почему использовала брата этого? Несчастного дядьку. Или они вместе развлеклись? А вообще...
  Она замолчала, и Миша посмотрел в серьезное, немного виноватое лицо, полускрытое растрепанными волосами.
  - Что?
  - Так ничего. Потом скажу.
  Она вспомнила, как причитала мысленно насчет подачи автора читателям. И сама, пусть и в шутку, но придумывала себе величавые псевдонимы. Мужские, да. Создавала имидж, который сработает. И вот пожалуйста, кто-то, вернее, целеустремленная жесткая Лера, довел дело до конца. И оно сработало.
  - Фу, - совсем расстроилась Шанелька, - да ну нафиг такое.
  - Что? - снова поинтересовался Миша, но она махнула рукой, отказываясь делиться мыслями.
  - Жалко, - сказал он негромко, когда джип уже остановился на пустыре перед воротами, Крис вместе с графом вышли, и попрощавшись, ушли к трейлеру, медленно, обнявшись и приноравливаясь к шагам друг друга.
  Лагерь молчал, освещенный сбоку негасимым ярким фонарем на тонкой высокой ноге, молча стояли тихие палатки, а с берега доносился прежний, но уже усталый и совсем негромкий шум затянувшегося ужина с шашлыками.
  - Что? - спросила теперь Шанелька, ленясь вылезать.
  И Миша продолжал сидеть, устроив на рулевом колесе крупные ладони с длинными пальцами.
  - Что с виноградником - так вот, - повернул к спутнице лицо, - я хотел, ну, чтоб попрощаться, там именно. Чтобы он был совсем наш. Понимаешь?
  - Да. Но он теперь все время будет совсем наш. Я его напишу.
  В доме загорелись два окна. За верандой, отметила Шанелька, одно - кухонное. Лера сейчас там с девчонками. Успокоит Лизу, уложит подружек спать. И будет ждать нас, с нашими ей вопросами. И это, конечно, все ужасно интересно. Но есть вещи как будто более важные. Не секс, нет. И не обнимашки с поцелуями.
  - Мы можем прогуляться на маленький пляж, - сказала она, - хочешь?
  - Я так и думал, чтоб обязательно туда. Сейчас?
  Шанелька подумала и покачала головой.
  - Давай сперва поболтаем с Лерой. Я понимаю, времени совсем мало у нас будет, но зато. Зато не придется думать, что вот, еще предстоит разговор.
  - Дурацкая ночь, - в сердцах сказал Миша, - ну, короткая в смысле. Через три часа уже солнце.
  - Зато сколько всего! - Шанелька рассмеялась и вылезла, наконец, из теплого пыльного нутра козлика, - пойдем на веранду, я оттуда Криси напишу смску, пусть тоже придут послушать.
  
  Глава 20
  
  История одного успеха, рассказанная Лерой
  
  Вдвоем они прошли в ворота, и направились к дому. Шанелька подняла голову, втягивая носом запахи.
  - Это что? Клубника? Пойдем скорее!
  На веранде у большого стола двигалась Лера, в городских шортах, в кроссовках, в той самой узкой джинсовой рубашке, а темные волосы убраны под цветную косынку. Расставляя чашки, кивнула:
  - Знаю, не голодные. Но я сварила кисель.
  - Кисель, - повторила Шанелька, упиваясь густым ароматом, - клубничный, да? И как у тебя получается это? По идее - просто кисель.
  Лера ушла в кухню, потом вернулась, неся за бока старую алюминиевую кастрюльку с половником наискось.
  - Особо я ничего не готовила, Миша, пойди, там масленка и джем. Хлеб возьми серый, в пакете.
  Водрузив кастрюльку на стол, села, вытирая салфеткой руки. Улыбнулась Шанельке, та, набирая смску, улыбнулась в ответ. Встречая Мишу, Лера приподнялась и отобрав у него масленку, поставила перед собой. Открыла пузатую баночку и зачерпнув ложкой горку блестящей массы, бухнула ее на мягкое масло. Заработала ложкой, вымешивая.
  Миша бухнулся рядом с Шанелькой и облизнулся.
  - Ой, - сказала Шанелька, кладя на стол смартфон, - мы такое ели, в детском саду еще. Вкусно...
  - Хлеба нарежь, - руководила Лера Мишей, - не толсто, ага, и треугольниками теперь. Ну что, придут твои столичные гости? А, вон вижу.
  Через палатки торопились, тихо переговариваясь, Азанчеев и Крис. Уселись, гремя стульями и выжидательно глядя, как Лера превращает масло и клубничный джем в поблескивающую однородную массу.
  - Тебе хорошо, - упрекнула графа Крис, - ты тощий, а я после тяжкого труда на раскопе ни во что не влезу теперь.
  - Кисель, - сказала Лера, двигая масленку в центр стола и укладывая на чистую тарелку нож, - намазывайте сами, я разолью.
  Кисель оказался не только клубничным, были в его вкусе и аромате еще какие-то восхитительные нотки, и отпивая густой мягкой жидкости, Шанелька прикидывала, как бы это звучало в рекламной подписи, чтоб никак не хуже, чем патетические описания драгоценных кутюрных духов от Тома Форда. Легкая нотка клубники с послевкусием лесных ягод и степных горьковатых трав. И так далее-далее...
  Когда выпили по кружке, постанывая от удовольствия, Лера налила по второй и обвела слушателей острым взглядом. Снимая косынку и взбивая тонкими пальцами черные волосы, остановила взгляд на Шанельке:
  - Сама будешь спрашивать? Или мне рассказать?
  - Расскажи. Пожалуйста. Мы потом спросим, если что вдруг.
  Лера опустила голову, побарабанив пальцами по столу, подняла снова и усмехнулась.
  - Гордиться тут особо нечем. Я это хорошо поняла, когда твои рассказы прочитала, Неля. Нет, я не про мастерство сейчас, недостатки у кого угодно выкопать можно, да посмотри, что говорят о классиках, и сами, когда читаете, думаю, видите же, да? То у Фолкнера громоздкие конструкции на три страницы без точек, то у Толстого масса вроде бы лишних рассуждений и поучений. Но написать идеальный текст - одно, а написать талантливо, от сердца - другое. Чего я вам лекции буду читать, сами не дураки. Хотя лекций в свое время я перечитала уйму. Преподавала литературу студентам. И вот, когда началась вся эта катавасия с вольными публикациями, я и подумала, как многие. Да разве я так не умею? Я умею на порядок лучше. Мало того, знаю досконально, каким должен быть текст идеальный - по построению, сюжету, архитектуре, тайным приемам, чтобы внимание читателя удержать. Так что, с маху села и несколько вещиц написала. Новеллы, повесть небольшая. Нет, Неля, не хмурься...
  Лера несколько искусственно рассмеялась, сплела пальцы, укладывая руки на стол. Шанелька спряталась за кружкой и гулко глотнула.
  - Я не про этот дурацкий романчик. В общем, преисполненная, разослала по журналам, повесила на литературном сайте и стала ждать. Набежали литературные соратники, все больше мужичье, стали в комментариях кидать комплименты, о, ну да что говорить, думаю, Нелли, ты и сама все это знаешь. Так что, пройдя то и это, в итоге я разозлилась. И открыла аккаунт с мужским псевдонимом. Валерий вместо Валерии. Фамилию выдумала поинтереснее, моя-то - Голобородько, а ну, побудь дамочкой-писателем с такой фамилией. Ну, и чтоб лучше сработало, я своему персонажу сразу и биографию высосала из пальца. Наврала вокруг правды, короче. Эдька пару раз в экспедициях подрабатывал, копателем. Вон, даже футболку сегодня нацепил из прошлого своего. Ну, подбила я его - сделать несколько фотографий. И понеслось. Правда, сразу же и затормозилось. Как ко мне набежали общаться дядьки, так и к профессору кинулись беседовать литературные дамочки. У него и в разделе-то ничего еще не было, пара туманных минитаюр, а уже полная почта изысканных писем. И такая меня что-то взяла злость, как открою свою страничку - висит фоточка Валерии Голобородько, внимания или ноль или со знаком минус, типа, а вы в Крыму да, а можно приехать, а узнайте там почем жилье... И тут же вокруг профессоровых пары предложений витиеватые комплименты, рассуждения на литературные темы... Вот тут я и сорвалась.
  Лера усмехнулась.
  - Роман этот левой ногой накатала за неделю буквально. Даже не перечитывала. Собрала все тошнотные штампы, все то, над чем издевалась, читая подобные опусы в сети и на бумаге. Все эти трепеты в сильных объятьях и тыды. И сходу его и повесила.
  - И тут оно началось? - Шанелька отставила кружку, захваченная рассказом, - а в издательства ты его посылала?
  - Ох, нет. И не началось и не посылала, не решилась. Казалось мне, это из розыгрыша сразу перейдет в какую-то нехорошую правду. А так - ну пошутила, и ладно. Но вот то, что на роман мало внимания обратили, это меня заело. Азартный я человек. Что?
  - В карты тебе играть нельзя, - повторил Азанчеев.
  - Да. И тогда я устроила себе ликбез по тем дисциплинам, в которых слабо понимала. Почитала статьи, сама пошерстила сеть, кое-какие выводы сделала. И провела рекламную кампанию. В одно, так сказать, лицо. Написала два десятка восторженных отзывов, создала двадцать посторонних аккаунтов, разместила. На всякие книжные сайты тоже их повесила.
  Лера снова посмотрела на Шанельку, словно еще что-то говоря взглядом, помимо слов, продолжила с нажимом:
  - Придумала кое-каких якобы известных личностей, с кучей титулов и званий, и заставила их спеть дифирамбы профессору. И даже сочинила несколько обложек литературных журналов. Типа - "Заволжские дали", ну, или там "Ветер широких степей"... А с переводными, якобы с переводными - вообще полный простор. И отсканировала якобы страницы с якобы размещенными отрывками. Вручила профессору несколько литературных премий...
  - О Боже, - сказала Шанелька, - значит, это вот "всю ночь не спала, плакала", Лера, это ты тоже сама?
  Та кивнула, снова криво улыбаясь.
  - Поначалу да. А вот потом уже оно понеслось. Но самое во всем этом противное даже не то, что стали читать, хвалить, рассуждать, писать гениальному профессору письма с признаниями в любви. Хотя и это уже было достаточно для меня противно. Хуже то, что вся эта петрушка, стоило мне забросить ее на неделю-другую, она засыхала. Все переставало работать, понимаешь? Понимаете? Я вложила столько сил в развертывание этой туфты только затем, чтобы убедиться - теперь я должна все это тащить на горбу постоянно. И самое неприятное - как-то ночью сижу я перед компом и думаю - тащу, да. Справляюсь. Комар носа не подточит. Но - было бы что тащить! Кому я собралась что-то доказать? О боги литературы, я вспомнила Ажара, вернее Гари, который сделал примерно то же, но там было что представлять мирозданию! А я? Получается, набрала слюней больше всех и плюнула смачнее всех? И это то, что мне было нужно?
  За забором послышались крики, усталые, впрочем, и Лера кивнула Мише, показывая на кухонное окно. Миша ушел и через полминуты свет погас, оставляя сидящих в почти полной темноте. Щелкнула зажигалка, освещая резкие черты худого лица и ночные пряди волос над воротником. И все погасло, даже огонек сигареты, пройдя дугой от лица вниз, скрылся за краем столешницы.
  Шанелька ощутила Мишу совсем рядом, а потом уже скрипнула половица, пристукнул деревянной ногой табурет. Теплые пальцы, найдя ее руку, легонько сжали ладонь.
  Сплошное умиление, растрогалась Шанелька и руку не убрала, чуть шевельнула пальцами, укладывая их удобнее. Какая же из меня жена, успела подумать, но не стала углубляться во всякие размышления и снова навострила уши.
  Все молчали, прислушиваясь, как разбредаются по палаткам хмельные копатели и густо кашляет рядом со своим клозетным домиком Ристархыч. Лера курила, прикрывая ладонью руку с сигаретой. Вот весело будет, представила Шанелька, если кому-то захочется чайку, и он поднимется на веранду. Обнаружит за темным-темным столом черные-черные фигуры. И тишина...
  
  - И в этом ничего нового не было тоже, - Лера пошевелилась, тихий голос полнился грустной насмешкой, - вы тут все умники собрались, Мишка вот разве не читал Аверченко...
  - Читал, - подал Миша обиженный голос, - рассказы у него классные.
  - Потому и говорю о тебе, странный ты мальчик, Мишенька, не по тем ты делам, по которым все прочие.
  Вот почему, с облегчением догадалась Шанелька, вот почему сказала Лера тогда, про парня. А я-то думала, она имела в виду его пристрастие к дамочкам в возрасте.
  - А мне нравится, - с вызовом ответил Миша.
  - И прекрасно. Ладно, мне уж немного осталось дорассказать. Поспать еще успеете перед дорогой. Так вот, если читали "Шутку мецената", там милый Аверченко весьма злую, нет, просто безжалостную историю поведал, как раз о том, чем такие шутки кончаются. Подняли на щит бездарность и плевать всем на то, что бездарно, паршиво, напыщенно. Хвалят, поклоняются, цитируют. Все это мне поперек горла встало и решила я после этого сезона профессора угробить. Вот, думаю, пусть еще попартизанит пару недель, а потом - утоплю гада в море. Или со скалы сброшу.
  - И станет этот его роман великим произведением, типа, ах, сколько бы еще написал наш светоч, - звонким сердитым голосом подхватила Шанелька и тут же почти шепотом закончила, - ой, извини.
  - Да спят уже все. Так думаешь, да? Ладно. Вот тебе пример из вполне серьезной литературной жизни. Павича небось читали?
  - И сейчас читаем, - согласилась Крис, - иногда, как захочется.
  - Угу. Но не так, как при жизни. Недавно ведь помер и пока живой был, куда ни глянешь, везде - Павич то, Павич это.
  - Он как яйцо, - пробормотала Шанелька, - кружевное такое, вырезанное...
  - Чего?
  Шанелька, немного смутившись, пояснила сравнение:
  - Ну вот, есть такое ремесло - по скорлупе яйца кружева вырезают. Вроде все тонко, красиво, смотреть приятно. А внутри за кружавчиками - пусто, скорлупка.
  - Жаль, - душевно отметила Лера, - быстро уезжаете, нам бы еще сто раз потрепаться. Про всякое отвлеченное. Ну, ладно. Я о чем хотела сказать-то. Пока был жив и много вокруг своей прозы сам суетился, принимал во всяком участие, то и популярен был, ну - плотно. В смысле, одновременно много читали, обсуждали, покупали книжки. Вот, умер. Оставил после себя. И теперь читатели его рассеются по времени. Я понятно сказала? Не всемирное общество любителей странной прозы мэтра, а сегодня один, завтра еще один, через пару лет еще кто-то... Через сто лет покажется, они все толпой, а это не так. А мы - живые - мы ж хотим, чтоб все сразу, в один год, еще лучше - в неделю. То, что называется "проснулся знаменитым". Попочивать, значит, на лаврах. Успеть.
  - Это еще называется "пятнадцать минут славы", - усмехнулся невидимый Азанчеев.
  - Во-от. Но хотим же? И пятнадцати минут в итоге нам маловато. Так что, кто вертится, суетится, тот их и продлевает. Сам или там агент его, или реклама издательства. Что?
  - А писать тогда когда же? - расстроилась Шанелька, - ночью писать, утром править, днем значит, побегай вокруг своих пятнадцати минут? А еще ж жить надо.
  - Именно. Но я о другом. О профессоре. Мне его и не жалко было, и не волновалась я, что постигнет несчастного посмертная слава, она тоже хлопот требует, от тех, кто остался. А я хотела выкинуть из жизни и из головы, забыть, плюнуть. Но пусть я суеверна, но Эдька ж дурной - он мне брат. Портреты его. В интернете. А тут еще оказалось, хоть и дурной, но хитрый. Я же от него всякие переписки вела. Но в конце-концов он у меня пароль от фейсбука отжал и от ящика тоже. Я и не знала, поняла только, когда успел уже девочке куры состроить, конкретные, и свидания стал назначать.
  Лера засмеялась. Загремела по столу невидимая пепельница.
  - Я, когда увидела, каких он ей там накидал фоточек, мне поплохело, прям. Герой-любовник, в плавках, в ластах, с ножом для мидий в волосатой ручище. Насчет бунгала не успела и прочитать, наверное, удалил, в общем, решила поехать к нему и переговорить нормально, хотя с Эдькой никогда нормального разговора и не выходило у меня. Что? Да он в соседнем поселке живет, как развелся, так и остался там, жена уехала в Питер, а Эдя развел кур, уток и возится там с ними.
  - Кур, - задумчиво проговорила Крис, - о боги, никуда от этих кур не денешься...
  - В следующий раз разводи павлинов, - посоветовал граф и Крис пихнула его локтем в ребра.
  
  И снова все молчали, на этот раз спокойно, вдумчиво слушая окружающую ночь, такую странно тихую на своем темном излете, словно и не было пару часов тому веселого хмельного шума. Устали копатели, думала Шанелька, украдкой подавляя зевок, устали и отрубились. И нам нужно ложиться, ведь графу днем несколько часов вести свой лощеный трейлер. Хотя, чем вот хорошо безмятежное лето - можно махнуть рукой и проспать, выехать позже. Но все-таки выехать - в голове ее, при мысли о том, что вдруг отъезд будет отложен и нужно снова день быть в лагере и ночевать в палатке - натянулась тугая нетерпеливая струнка. Уже настроилась, уже практически еду, улыбнулась она и сунула руку в карман широких штанов.
  - Лера? Можно сигарету, я свои оставила в палатке.
  - А кончились, - Лера пошевелилась, еле видным силуэтом в отблесках фонаря, который тускло пробивался через ветки, окрашивая палатки в желтовато-серый цвет.
  - Могу блок открыть, в сумке. Но девчонки там.
  - Я принесу, - подал голос Миша, - в палатке, да?
  - Там слева, у входа сразу, - вполголоса припомнила Шанелька, - три пачки валяются.
  Миша поднялся, аккуратно ступая, сошел по ступенькам, мелькнул в рассеянном свете и исчез за ветками кустарника.
  - Отправь его дауншифтером, - посоветовал Азанчеев, - Эдьку своего. Пароли он не поменял в социалках? Ну вот, напиши пафосную речь ко читателям, попрощайся. И удали все нафиг.
  - Гм... а роман? - раздумывая, вопросила Лера.
  - Да пусть висит у пиратов, - согласилась Крис, - там, где можно, удали, а где нет - пусть оно само как-то. Заодно посмотришь, чем дело кончится.
  - Думаешь, кончится? - Лера замолчала, размышляя сама, - ладно, сама знаю, не отвечай. Никто с этой нетленкой носиться не будет. Получается, я проверила, можно ли раскрутить, а теперь мы все проверим, сколько времени нужно, чтоб... чтобы оно мхом поросло.
  - Эдя твой заново не откроет? Сам не кинется продолжать? - Шанелька улыбнулась предположению, радуясь, что улыбки не видно. Мысль о новом, возрожденном профессоре после того, как она увидела персону лично, повеселила.
  - Куда ему. Нет, он нормальный мужик, конечно. И в своем деле совсем не дурак, но книжек никогда не читал, и пишет, ох.
  - Как курица лапой, - хихикнула Крис.
  - Касаемо грамотности - именно так. Все эти тогдалие и молотые риббентропы - это как раз его стиль. Лизавете (тут Лера понизила голос до шепота) на это, может, и наплевать, хотя она не глупая девица в плане учебы-то, но вот то, что великий историк разводит курей в махоньком поселочке - ее подкосило. Расстроилась так, что вон дрыхнут у меня в гостевой, как два сурка. Ладно, это все технические детали, я с этим справлюсь. Спасибо, тезка, за совет.
  Шанелька зевнула и следом так же сладко зевнула Крис. Вместе сказали:
  - Ой.
  И дальше засмеялись уже все, потому что следом зевнул Азанчеев, а за ним Лера.
  - А Мишка пропал, - отметила Шанелька вслух, а про себя отметила и другое - собрались же пойти за скалу, вместе, типа попрощаться, и она, как дурочка, планировала зажечь в маленькой нише огарок, пусть светит. Ну, чтоб уехать, думая, что он там все еще светит. Такая внешне ерунда, про которую никому и не скажешь.
  Граф зашевелился и встал, за руку поднимая зевающую Крис. Шанелька встала тоже.
  - Лера. Спасибо.
  - За что? - удивилась та, аккуратно двигая табуретки глубже под стол, - за фигню эту с профессором?
  Шанелька пожала плечами. Не говорить же ей - спасибо, что ты вообще существуешь и что мы теперь знакомы, и за то, что правильно поступаешь после не слишком правильного. И за слова о ее, Шанелькиных рассказах. А еще...
  - А еще, - продолжила вслух, - за совершенно дивную еду, и за кисель вот отдельно.
  - Ох, да на здоровье, - Лера засмеялась, - идите, мне через два часа уже с завтраком возиться. А Мишке я скажу. Утром увидитесь, они ж рано встают.
  
  Через минуту трое стояли у палатки и задумчиво смотрели на две здоровущие ступни, торчащие из распахнутого полога. Рядом с одной валялась сброшенная сандалета.
  Шанелька присела на корточки и над неподвижными ногами сунулась головой в палатку. Оперлась рукой рядом с Мишиным теплым животом и нашарила пачку сигарет, которую держали его пальцы. Откачнулась, когда Миша захрапел с некоторым подвыванием, и снова встала.
  - Ну что ржете? Его трактором не поднимешь теперь. Герой, сигареты пошел принести. Детский сад, штаны на лямках.
  - Мы с тобой, между прочим, спали в каждую свободную минуту, - вступилась Крис, - а он романтикой занимался. Любовь - штука энергетически затратная.
  - Неля, если ты дашь нам одеяло... Иди поспи в трейлер, там куча места. Вот ключ. А мы с Кристиной на берегу. Погуляем, в общем.
  - Дам, - поспешно согласилась Шанелька, боясь, что Крис встрянет с возражениями, - его только надо вытащить, из-под Мишки.
  - Я сам, - граф опустился на четвереньки и какое-то время сражался со спящим, а тот протестующе мычал, пытаясь в это самое одеяло завернуться.
  
  Граф и Крис проводили Шанельку за ворота и ушли в сторону пляжа, обнявшись и волоча край одеяла, как шлейф, по песку. Она постояла еще немножко, вертя на пальце ключи, усмехнулась своему легкому, но все же разочарованию, и проверив смартфон в кармане, двинулась в сторону скал, все еще темных, совсем ночных. Спохватившись, пощупала в другом кармане зажигалку.
  Да вот. Иду сама, констатировала с печалью, и видимо, как и мыслилось в недавних размышлениях, это тебе знак, пишущая Нель-Шанель - привыкай делать свои личные собственные вещи - сама. А то всю жизнь будешь бегать в поисках человека, который свое отодвинет, помогая тебе совершать твое. Угу, некто уже с фонарем бегал, пока не поселился в бочке. Конечно, есть вещи, которые делать самой несподручно, но разве ты можешь жаловаться на кромешное одиночество? У тебя есть Крис, а когда ее нет рядом, ты можешь совершать эти вещи - написав их.
  В общем, как-то так, успокоилась она, снова зевая и оглядываясь уже на самой макушке скалы. На востоке небо наливалось еще не зарей, но предвестием ее, и это меняло воздух и направление легчайшего ветерка.
  Постояв, Шанелька засветила фонарик и стала очень осторожно (еще не хватало сломать ногу и испортить всем последние дни отпуска) спускаться по тайной тропинке, показанной Мишей.
  ...И потом, смотри, ты идешь туда, где была с кем-то, и мальчик, как оказалось, один из тех, на кого падает правильный свет фонаря поисков, это место он показал тебе. И помог тебе - совершенно глобально помог, чтоб вместо мучений кризиса среднего возраста ощутила себя прекрасной, желанной и любимой, а не бывшей хорошенькой. Было? Да. Хотела, чтоб не продлевалось до полного истощения ситуации? Хотела. Так какого рожна печалишься, пусть ребенок спит, устал.
  Она вспомнила ноги и сандалию - размера не меньше сорок четвертого и рассмеялась почти вслух.
  Спрыгнула на полегшую сухую траву. Уперев в землю кружок света, постояла в кромешной, космической совершенно темноте, которая тут будет и будет, даже, когда солнце выглянет, оторвется от воды, и там, за скалой засияет дивное летнее утро... И только потом, когда свет станет ярчайшим, он осветит собой и темные тени. А пока - как же здорово, что решила не спать, а пробралась сюда.
  Вздыхая от полноты чувств, которых и скрывать не надо, и объяснять никому не надо, и не надо думать, как выглядишь в один из особенных для себя моментов, Шанелька шмыгнула, утерла уголок глаза сгибом руки со смартфоном. Фонарик выключился, но включать заново она его не стала. Хотела еще постоять и послушать темноту.
  Но когда притихла, глядя перед собой и пытаясь разглядеть, где темнота травы и земли переходит в темноту воды, дальше уже осиянную легкой лунной рябью, вдруг обнаружила, что рядом с ней, в десятке метров невидимая земля разрисована другими бликами - еле заметными, и они танцуют, меняя свои зыбкие очертания.
  "Там что-то... Какой-то свет..."
  Она замерла, утишая дыхание и пытаясь услышать, точно ли одна тут. Или кто-то притаился неподалеку и... ну... светит там чем-то? Сигаретой? Совсем непохоже.
  Мысли заняли несколько секунд, после которых она сердито засмеялась и повернулась, пошла вдоль стены, с уверенностью нащупывая кончиками пальцев твердые выступы. Через десяток шагов отпустила стену и отошла от нее.
  Конечно!
  В той самой нише, куда несколько дней тому они с Мишей водрузили свечу и зажгли ее, горел, плавно качаясь и иногда прыгая, крошечный огонек.
  Приближаясь осторожными шагами, не сводя глаз с яркой точки, танцующей в укромной нише, Шанелька радовалась и одновременно удивлялась. Конечно, никого тут нет, а просто горит огонек, который наверняка виден ночью с лодки, как она и хотела. Но почему горит-то? Свечка должна бы сгореть еще в ту, самую первую ночь. Выходит, Миша, приходил сюда сам и зажигал? О счастье, о чудо, немножко посмеялась надд собой Шанелька, о нежность и умиление, о, и еще раз о, и снова о...
  И когда успевал-то? Даже вот сегодня - когда, ведь постоянно был рядом, а если раньше сюда забежал, она бы сгорела. Или погасла. От ветра. Вон как танцует пламя...
  Она не стала соваться в нишу ни рукой, помня о пауках, ни приближать лицо, чтоб рассмотреть все досконально. Горит? - ласково шепнула ей ночь и, слыша этот шепот, Шанелька понимала, он слышен, потому что она тут - одна. Горит? И пусть горит, какая тебе разница, что за винтики и пружинки внутри маленького летнего чуда, сотворенного для тебя. И - тобой вообще-то.
  Да, кивнула Шанелька, соглашаясь с доводами и было ей совершенно наплевать, кто говорит с ней - может быть, легкое и такое хмельное вино блистательного графа Азанчеева, или - ее собственное воображение, или же - то самое мироздание, о котором шутят.
  
  И, еще немного постояв, отправилась обратно, нащупывая в темноте крошащиеся камни и кустики полыни на обочинах петляющей тропки.
  На другой стороне скального массива утренняя заря заливала восточный край неба, но над линией горизонта стояла еще серая полоса, показывая - заря отыграет раньше, чем солнце начнет показывать раскаленный краешек.
  Шанелька не стала ждать рассвета, отдышалась и спустилась вниз, уже в розовато-сером предутреннем свете. Дошла к трейлеру, похожему от скал на огромный брикет мороженого, лежащий между песком и травой. Потыкав ключом, справилась с дверью.
  Перед тем, как лечь на боковой дальний диванчик, помялась, но заглянула в отгороженную временной ширмой комнатку Светланы. Постояла, глядя на прекрасное лицо в короне разбросанных по плоской подушке волос. Дрогнула сердцем, увидев в неярком свете, проницающем матовое оконное стекло, страдальческую морщинку между тонких бровей. И, уже еле переставляя ноги и не помня, как умывалась, и добралась ли до стильного сортира, ушла к диванчику, дернула штору, которая послушно выкатилась из стены, отгораживая ночлег. Упала на мягкую кожу и заснула, одетая, таща на бедро край какого-то стильного самовязаного покрывальца.
  
  ***
  
  Она еще несколько раз просыпалась, вернее, пыталась проснуться, охваченная желанием найти ответы на невысказанные в общей беседе вопросы: как именно, например, Эдька оказался в халабудке и почему сидел там, таясь и вынуждая сидеть Лизавету... И насчет Криси хотела возмутиться - чего ж это она ее сватала за Диму Фуриозо, а теперь вот говорит совсем другое - ты можешь быть сама, Шанель и, наверное, самой тебе лучше... И еще во сне взволновалась, как же Лера успеет приготовить завтрак, уже утро. А еще - бедный куровод Эдька пошел, что ли, ночной степью пешком? К своим курам... И вот еще...
  Но всякий раз, не успевая проснуться, засыпала снова, понимая там, в глубине сна, что все вопросы, конечно же, имеют ответы, нормальные и логичные. А Эдька - да пусть идет.
  Ей снилась огромная степь под бледнеющей луной, полная трав, сверчков и легкого ветра. Как будто она идет там сама, и ей - прекрасно.
  
  Глава 21
  
  Сама? С этим словом она и проснулась, села, стряхивая на пол покрывало и моргая на двоящиеся блестящие и матовые предметы и плоскости. После сонной уверенности в неразрешимости вопросов, и дальше - к уверенности в том, что они разрешены, этот, разбудивший ее, уже содержал ответ в самом себе. Но ей нужно было, чтобы Крис выслушала и подтвердила. Еще и потому что она - подруга и в курсе ее, Шанелькиных, дел.
  Нашарив босой ногой сандалии, Шанелька сунула в них ноги, приминая ремешки. Поднялась, кое-как укладывая на диван покрывальце. И тихо пошла, касаясь прохладных стенок и шкафчиков. Остановилась рядом с ширмой, что отгораживала заднюю, спальную часть трейлера, где днем царил роскошный, практически гаремный диванище, вплотную подступавший к встроенным в боковые стенки шкафам и освещенный через большое заднее стекло. Задержав дыхание, одним глазом посмотрела в небольшую вертикальную щель, говоря себе - если бы что неприличное, то заперлись бы, так? Может, они вообще не ложились и все еще на пляже.
  Фыркнув, отвернулась и тихо-тихо, но быстро пошла к выходу. Неприличного на диване хватало. Ох, думала Шанелька, почти пробегая мимо прикрытой ширмой спаленки Светланы, скорее бы время прошло, чтоб роскошную эту картинку написать куда-нибудь, со всей ее утренней истомой и торжествующей усталостью, свалившей прекрасных двоих в глубокий сон на диване взятого напрокат эдема на колесах. И ей показалось, или нет, что под смуглым бедром Крис, где длилась по смятой простыне жилистая нога блистательного графа, что-то сверкнуло в утреннем свете? Тоже вопрос, и нужно будет его спросить, у Криси, конечно. Как-нибудь, неожиданно. И вместе над этим посмеяться.
  
  Снаружи оказался совсем уже день, вернее, жаркое устойчивое утро, Шанелька нащупала в кармане мятых штанов смартфон и попыталась увидеть время. Половина одиннадцатого? Как же прекрасно, что вчера состоялся прощальный ужин, а значит, она уже почти невидимка - может ходить, где захочется и не разводить всяких прощальных церемоний.
  Она заторопилась к воротам, слыша привычные уже выкрики на раскопе, где поднималась пыль и сверкали лопаты. А выше, на керамичке, так же привычно трепетал на ветру белый покосившийся зонт, под ним поблескивали, ловя солнце, очки Надежды Константинны. Поодаль - две сидящие фигуры, склоненные над ведрами. Две.
  Одна встала, вытирая руки, помахала кому-то внизу. Шанелька обрадовалась - Лизавета, оказывается, осталась. Ну и прекрасно. Все равно никто тут не знает, что ночью произошло. Кроме Леры, конечно. И Миши. А он вряд ли начнет болтать.
  Шанелька, проходя уже в ворота, поискала глазами высокую тощую фигуру в клубах пыли. Не увидела и ушла к своей палатке. Она маленькая, сложить ее совсем легко, а потом проснутся ребята и помогут отнести вещи в машину. И Лера, она ведь обязательно оставила им завтрак. Или вот через пару часов будет уже обед.
  
  Миша сидел под абрикосом. Встал навстречу, хмурясь от неловкости и пылая ушами.
  - Выспался? - засмеялась Шанелька, - не сердись, я сама отрубилась напрочь, как только в трейлер зашла. Только вот встала. Ты завтракал?
  - Я спал, - тоскливо ответил мальчик. Лицо его перекосилось, как будто во рту билась залетевшая пчела, сжатые челюсти не выдержали и распахнулись в судорожном зевке.
  Шанелька немедленно зевнула следом. Так же громко и судорожно. Отсмеявшись, замолчали, потом она попросила, стараясь не переминаться:
  - Подождешь? Мне палатку надо собрать, поможешь? А я умоюсь пойду.
  - А я кофе. Принесу да?
  Она кивнула и быстро ушла к душевой. Когда уже умылась и разглядывая себя в запотевшем зеркале, поправляла волосы, в кармане пикнул смартфон.
  Шанелька вытащила его, открыла смску с номера мужа и уставилась на пустой экран. Нет, там все же был текст. Одна-единственная точка.
  Сначала она засмеялась, думая - ну вот же Димка. Решил напомнить о себе, а слов не стал писать. Отправил совершенный минимум. Даже не смайлик. Но потом смех кончился, и лицо приняло озабоченное выражение. Не смайлик, именно. А точка. Может, он это и имеет в виду? Или она снова все усложняет? Димка, конечно, не Эдя-лжепрофессор, сильно пограмотнее, но слуха на слова и буквы у него все равно нет - технарь. Так что означает эта самая точка?
  Стоя за углом веранды, Шанелька набрала номер мужа, но милый женский голос посетовал, что аппарат вне зоны действия сети, и она сердито выключила смартфон, сунула его в карман. Вытащила снова, отключила звук и вибрацию, собралась сунуть опять, но вспомнила графа и Крис. Вздохнула и вибрацию оставила.
  Когда шла обратно, смартфон в кармане задрожал, и она дернула его наружу, увидев номер Крис, успокоилась. Повертев головой, нашла уголок подальше, ступила на плиточную дорожку в кустах, где тупичок скрывал жестяную старую ванночку, полную зеленоватой воды и потертый садовый шланг, закрученный алюминиевой проволокой.
  - Проснулись?
  - Ну, так. А чо там с кормлением? Граф, отцепитесь, да дай же мне...
  После некоторого пыхтения телефон снова заговорил:
  - Валерка сказал, пообедаем и рванем. Да ну подожди ты. Я с подругой. Ой.
  - Криси, - прервала далекую возню Шанелька, - я чего хотела спросить. Если ты, я слышу, уже проснулась там совсем. Стараниями его сиятельства. Вот помнишь, Дима мне подарил шар, да? На елку. Красный такой, замечательный. Угу. А про зеркало помнишь? Ну, какое. На скале которое. Новый год. Да-да, когда на скалы он его притащил, потому что я попросила же. А теперь про Мишу (она понизила голос и зашептала, прикрывая трубку рукой)... Вот он на виноградник. Меня. Ну, как надо в общем. И свечка эта. Она горит теперь все время. Какая могилка, с ума сошла? Нет, вместо маяка свечка. Он зажег. Короче, я вот что спросить... А, еще же помнишь, у тебя сосед, дядька прекрасный такой - Деряба! Который сперва жалобу, а потом рыбу нам. И пепельницу. И карта, карта у него на стене! И даже забрал кота Марьяччо. Такой прекрасный Деряба. Не путай меня. Ничего я не влюбилась в дедушку, фу, да он старый же! А что, слышит? Валерка слышит? Сколько лет ему? Блин, Криси, молчи, он же поймет сейчас. Да нормально, полтинник, скажи, совсем еще не дед. Что давать? Про себя? Так я про себя же! Вопрос? Какой? А!..
  Шанелька умолкла, собирая мысли. Чего она тут наплела, еще и Дерябу вспомнила? А, вот!
  - Криси, получается, они по разу, по два, ну, фигурально если, то поступали так, как нужно именно мне. То есть, на одной волне мы, вроде бы. И я думала, нет, не про Дерябу, он просто так, для примера. И я потом спросила, а куда все девается - потом? Да, риторически вроде бы. А сегодня проснулась и мне кажется, я поняла. Это я? Я сама, что ли?
  - Конечно, - ответила Крис, отбившись наконец от утренних шалостей почти престарелого графа, - а ты думала?
  - Думала, вот оно, - вздохнула Шанелька, - совпадение. Одна волна, унисон, трали-вали. И дальше уже вместе. По жизни. Потом думала, да тьфу, просто букетно-конфетная стадия. Прошла и кончилась...
  - А теперь что думаешь? Ах да, ты уже сказала, но я хочу еще услышать. Чтоб знать, что ты, наконец-то, к себе нормально относишься. А не ценишь себя только вот по отношению. К ко-... Ко кому-то. Ко-ко.... Тьфу ты. С утра мне слишком сложно такое.
  - Нормально. Я поняла. Да, я повторю (тебе - можно, подумала Шанелька), это я, а не они вот все. И это кошмар со всех сторон. Был бы. Но не для меня же!
  - Даже вот выбор, - продолжила Крис, явно проснувшись и уже увлекаясь, - возьмем Дерябу твоего.
  - Нашего, - поправила Шанелька, переминаясь и вытягивая шею - вдруг Миша с кофием рыщет по кустам.
  - Нашего. Ты сама перечислила. Пепельница в подарок, рыба еще, коту. Но зато, жалоба ж была? Но тебе была важна карта мира снов. И ты выбрала ее, а не кляузу и не подарки. И еще, конечно, Марьяччо, тебе важно, что твой Деряба, наш Деряба, он добрый. Ко... ко коту, в общем. А клюнула бы на кляузы, может, до сих пор судились мы с прекрасным Дерябой и его стервой доченькой. Мало этого!..
  - Криси, я поняла, и тут Миша, ну не рядом, но кофе. К абрикосу.
  - Скажи ему, пусть еще две чашки. Мы идем уже. Так вот, я говорю, мало этого!
  Крис выдержала торжественную паузу, потом осведомилась:
  - Ну?
  - Я должна сказать? Еще раз?
  - Угу. Формулируй.
  - Я их заставляю, что ли? Шучу. Нет. Это не шутка да?
  - Они подстраиваются, Нелечкин, и даже, не потому что идет ухаживание там, все такое, цветочки-конфетки. Они, когда с тобой общаются, то попадают в твой мир, понимаешь? Он совсем настоящий и - сильный. Там хорошо, интересно и вообще. Но это - твой мир. Ну, это как постоянно жить в том же Египте, мы ахали, нам здорово, но все равно же оно какое-то не наше. Ну вот ты - генерируешь атмосферу, а не просто существуешь. Сама себе страна. Чо там с кофем-то? А, вижу, Миш, ты на всех принес? А где наша Нелечкин?
  Шанелька отключила смартфон и выдралась из кустов. Заторопилась под абрикос, где уже сидел Миша, вытянув длинные ноги, а рядом сидели Крис и сонный, но страшно довольный Азанчеев.
  Точка, подумала Шанелька, усаживаясь на шаткий табуретик и беря в руки кружку с быкораком, прости, милый Димка Фуриозо, я не обязана думать о том, что ты там хотел мне сообщить так загадочно, вернее, я могу думать, но я не обязана догадываться. Скажи прямо, и мы вместе подумаем. И если не складывается, ведь не обязательно проедать мозги друг другу, а на самом де...
  Тут она поняла, что Дима таки вынудил ее думать о себе, улыбнулась и - перестала. Подумала о том, что впереди три прекрасных дня, и там в них - дикие скалы Тарханкута, прозрачнейшая вода над камнями и белым граненым песком. Три дня с друзьями, которых она любит, а еще - такой роскошный трейлер "виннебаго", вот уж Тимофей обзавидуется, когда увидит снимки. А потом, когда она вернется и на работу только через неделю, то сможет закрыться в комнате и писать, послав ко всем шутам распорядок дня, и если захочет - выйдет перед рассветом, а не захочет, не станет выходить вообще.
  
  Среди пустых палаток явилась высокая фигура Леры, которая, покачивая узкими бедрами, пробиралась по рассыпанным рюкзакам, упавшим с веревок полотенцам и прочему хламу, неся в руках поднос, накрытый салфеткой.
  - О-о-о, - шепотом сказала Крис.
  А граф вскочил, колыхая клетчатым подолом, указал на табурет.
  Лера, улыбаясь, отрицательно покачала головой.
  - Мне еще обед. Мишка так быстро унес кофе, а выпечку и не взял.
  - Он целый же был, - подал голос Миша, - я думал резать нельзя.
  - Спросил бы, - Лера откинула салфетку и поставила поднос на стол.
  Высокие ломти, прослоенные нежным кремом, рыжеватые и темные, были засыпаны поверху такой же рыжей крошкой.
  - Медовик! - Крис нагнулась, втягивая кондитерские запахи, - м-м-м, настоящий.
  - У нас говорили торт "Рыжик", - засмеялась Шанелька, - я иногда делаю, но давно, забыла уже и когда. Столько рецептов в интернете.
  - Мед, - кивнула Лера, - крем заварной с ванилином и сметанный, еще - немножко какао и сгущенки. Все просто. Ешьте. Там я для вас испекла отдельно, с собой.
  - Когда ты успеваешь? - восхитилась Шанелька, прожевывая нежнейшую массу, - мне даже хвалить никак, у меня слова кончились.
  - А коржи напекла заранее, мед брала у брата, у него же, кроме кур, пасека маленькая. Так что, все быстро, за пару часов нормально пропитался.
  - Ты все же собери свои рецепты, - попросила Крис, - напиши их. Я понимаю, что они совсем простые, ты уже говорила. Но это же невероятная какая-то прелесть. И у тебя будет твоя книга, Лера, прекрасная.
  Лера, уже вполоборота, покачала головой, поправила косынку, из-под которой на смуглую щеку выбивался жесткий цыганский локон.
  - Совсем не факт, моя дорогая. Да и зачем? Просто вот чтоб была еще одна средняя книжка? А чтоб не средняя, ее же надо суметь написать так, как я умею обычную еду сготовить. Вы лучше обед не пропустите, потом и поезжайте.
  Она кивнула и ушла, изгибая себя и переступая через разбросанные вещи. Из-под ситцевого платья мелькали, поблескивая, загорелые крепкие икры, а солнце кидалось через густую листву, высвечивая повязанную косынкой голову.
  - Граф, - сказала Крис, - с вашей стороны это кромешное свинство. Взять и сожрать последний кусок моего куска. Как это нечаянно? Эх, а еще аристократ. Что такое, Нелькин?
  - Боже мой, - приуныла Шанелька, скребя ложечкой по пустой тарелке с разводами крема, - баклажаны, жареные! Кабачки в сметанном остром соусе! Хамса под шубой! А еще бутеры, с хамсой же - ма-аленькие такие рыбочки на сливочном масле, и чай горячий - запивать, сладкий, чтоб аж глаза вылезали.
  - И? - Крис отобрала у Азанчеева тарелку и пальцем собрала последние рыжие крошки.
  - И мы ничего этого не успели поесть! А Лера, ты представь, как она все это!
  - Яичница еще, с помидорами и перцем, - подсказал Миша, который героически отдал свой кусок торта Шанельке, и та безутешно и стремительно съела подарок, не заметив подвига влюбленного.
  - Мидии, жареные с луком! - в голосе Шанельки уже гремела античная скорбь, - перцы! Болгарские, фаршированные!
  - Через час обед, - практично сказала Крис, - кое-что Лера нам еще приготовит. И - торт с собой. Давай уже собирать палатку.
  
  Эпилог
  
  Через несколько часов они уже ехали, Светлана, прекрасно выспавшись, сидела впереди на пассажирском месте, болтала с графом, который, отчаянно красуясь, несколько небрежно вел огромный фургон, и временами, притормаживая на приятно пустой дороге, оглядывался, чтоб еще и еще раз коснуться взглядом сидящей у бокового окна Крис. Та улыбалась в ответ и продолжала важное занятие: водила рукой со смартфоном, снимая все, что их окружало. Глянцевые плоскости стенок, блестящие поверхности столиков, гладко убранные эргономические шкафы, роскошные мягчайшие диваны. По салону, хватаясь за стенки, бродила Шанелька, тоже беспорядочно снимая и думая о своем. Иногда стреляла глазами на затылок графа, потом на спокойное, мягкое лицо подруги и улыбалась. Наконец, утомившись, плюхнулась рядом, вытягивая ноги и приваливаясь к плечу Крис.
  - Так странно все вышло. Ехала я сюда за одним, а получила совершенно другое. Но такое, суперское.
  - Как в игре. Перескочила на новый уровень, да?
  Шанелька кивнула. Так и есть. Останься она на прежнем уровне, то, приехав домой, быстренько накатала бы статью про свои приключения в поисках автора популярного романа. Без разоблачений, чтобы не обижать брата решительной Леры, но - нашла бы, как написать, чтоб интересно, весело и на десять минут чтения увлекательно. Но теперь вот даже вариантов, как бы это сделать, перебирать не хочется.
  Важнее всего оказались собственные размышления, которые даже пока не решения. Нет, поправила она себя, главное решение принято, а прочее - это уже вещи того, оставленного позади уровня, с которого она ушла. Никто ни у кого не в кильватере, если нет на то согласия обоих. Ни ей нельзя тащиться за Димой, даже помогая и поддерживая его жизнь. Ни ему. Если они справятся с тем, как должна выглядеть их жизнь, именно их, а не его или ее, они будут вместе. А если нет... Тогда у каждого будет своя отдельная жизнь. По идее, это должно быть печально, так? Но как раз печали Шанелька не ощущала. И в конце-концов, подытожила она свои размышления (слишком много думаешь, с самого детства укоряла ее мама, полагая всякие размышления бессмысленными самокопаниями, эхе-хе), двое могут жить по-всякому, и не обязательно вести общее хозяйство, перекидывая друг другу те самые бытовые обязанности, если они топят лодку совместного бытия. Получится и захочется - прекрасно. На нет - суда нет.
  И как хорошо, что Мишка не стал... ну ладно, навязывать, хотя слово чересчур нахальное, отношения более близкие. Парень, наверное, и сам немного струхнул, когда после пятнадцатилетней влюбленности вдруг завязалась дружба и даже случился поцелуй. Тоже вот скачок на другой уровень, и к этому надо привыкнуть. А может быть, он просто умнее, чем многие сверстники. Или наоборот, совсем глупенький и полагает, что у Шанельки впереди столько же времени, сколько и у него - совсем птенца.
  - Чего смеешься? - машину качало и Крис то приваливалась ближе, то откачивалась, рассматривая фото на маленьком экране.
  - Я вот поняла, многие не догоняют, насчет возраста. Молодым кажется, что старшие, они те же самые, и отличаются, ну... а! Степенью износа, вот. Если дамочка выглядит на свеженький тридцатник, они и полагают, что внутри ей тридцатник, не понимая, что внутри она изменилась все равно. Это все равно, что вместо взрослых, к примеру, видеть детей, только увеличенных в размерах. Таких грандиозных пупсов.
  - Не все меняются, - возразила Крис.
  - Я про тех, кто меняется, - уточнила Шанелька, - а еще, ой! Ты записала телефон Леры? А то я почему-то, только адрес почты, ну и пока у нас есть же аккаунт Звенигородцева.
  - Можем там побуянить напоследок, - предложила Крис, - явимся в виде восторженных поклонниц, и ка-ак кинемся петь ему оды и признаваться в любви.
  - И назначать свидания в старых виноградниках!
  - И требовать увезти нас в бунгалы на Мальдивах!
  - Надо только Леру предупредить, а то снова кинется разнимать брата и его пассий... Так что про телефон?
  Крис нашла и продиктовала Шанельке номер. Та набрала и прижала трубку к уху.
  - Лера? Это Неля. Едем, да. Не мешаю? Слушай, еще тебе мильон спасиб за супчик. И за картошку жареную. И за... Все, молчу. За компот! Я что хотела попросить. Ты мне пришлешь вот все рецепты своей еды, когда я тебе напишу? Ох, знаю, что простые. Но мне нужно будет. Да. Да, для книги. Нет, я не буду про лагерь, и про Эдика не буду, и про профессора.
  Она кивнула Светлане, которая покинула место и отправила туда вместо себя Крис, а сама, коснувшись Шанелькиного плеча, прошла дальше, что-то из настенного шкафика доставать.
  - Ладно. Скажу, хотя не люблю я заранее, но знаешь, я как-то перестала бояться себя сглазить и все такое. Это будет сказка. Большая сказка, да. Ну, допустим, о принцессе, которая стала младшим поваренком на дворцовой кухне. Почти как Карлик Нос, да? Только там будет весело, светло - никаких здоровущих носов и прочей готики. И пусть мои девчонки в библиотеке учатся одновременно читать и готовить, а?
  Лера помолчала, а потом рассмеялась в трубку. Смех то отдалялся, то становился близким, словно она сидела рядом и тоже касалась Шанелькиного плеча.
  - Что ж. Если получится, это будет действительно славно. Тем более, в моей еде абсолютно нет ничего сложного.
  Шанелька сказала спасибо и попрощалась, сдвигаясь на диванчике так, чтобы рядом было удобно Светлане, которая притащила из холодильника любимый свой апельсиновый сок и еще сходила за грейпфрутовым для Шанельки.
  - Кирка звонил, - Светлана хлебнула из тяжелого широкого стакана и вытерла рот сгибом запястья, - они нас будут ждать, перед Судаком, в Солнечной Долине. Черт, ужасно я по нему соскучилась.
  Она засмеялась, беря стакан обеими руками, обхватила его тонкими, прекрасными, как все в ней, пальцами.
  - И волнуюсь, как школьница.
  - Не трусь, принцесса, - засмеялась в ответ Шанелька, - все у вас будет хорошо.
  
  Елена Черкиа
  Весна 2020 г. Керчь.
  
  
  
Оценка: 8.04*7  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"