Блуждающий Дух : другие произведения.

Апачи

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Апачи Андрей Катков The Apaches: Eagles of the Southwest (The Civilization of the American Indian Series) by Donald E. Worcester. Дональд Вустер, Апачи - Орлы Юго-запада. АПАЧИ - ОРЛЫ ЮГО-ЗАПАДА. ОГЛАВЛЕНИЕ. 1. Апачи и их соседи. 2. Апачи и испанцы. 3. Начало конфликта между американцами и апачами в Нью-Мексико. 4. Начало конфликта между американцами и апачами в Аризоне. 5. Судьба мескалеро. 6. Конфликт между американцами и апачами в Аризоне. 7. Апачи и Мирный Курс. 8. Крук и завоевание тонто. 9. Джон Клам и борьба между гражданскими и военными за контроль над апачами. 10. Викторио, Нана и мимбреньо. 11. Мятеж в Сибекью. 12. Крук и Джеронимо. 13. Апачи-военопленные. 14. Запертые в клетке орлы. Предисловие. В отличие от многих других народов, которые живут оседло и имеют один дом на протяжении всей своей жизни, апачи бродили по горам и пустыням, и не хотели изменять своему кочевому образу жизни. Даже когда их постоянные атаки вынуждали жителей пуэбло покидать свои деревни, апачи никогда не занимали их брошенные земли и дома. Часто бывало так, что апачи могли полностью уничтожить тот или другой населенный пункт в Соноре или Чиуауа, но они не делали этого, хвастливо заявляя, что хотят, чтобы мексиканцы выращивали для них лошадей и мулов. Все апачи говорили на языке атапаска (атабаска), но это не означало, что между разными группами апачей обязательно существовал мир. Убийство апача взывало к мести. Если один апач убивал другого, то родственники матери убитого обязаны были отомстить. Если американец или мексиканец убивал кого-либо из апачей или даже воровал у него лошадей, то вождь клана или локальной группы должен был вести военный отряд против обидчиков. По возможности, они должны были убить этих людей, если же их не находили, то должен был умереть любой человек с вражеской стороны. Если они захватывали живьем взрослого мужчину, то отдавали его для пыток и последующего убийства женщинам-родственницам скончавшегося апача в качестве компенсации за потерю. Апачи не имели племенного правительства и не собирались всем племенем для проведения какой-либо церемонии, подобно Солнечному Танцу индейцев Равнин. Они подразделялись на локальные группы, каждая со своей территорией для охоты, собирательства, а в некоторых случаях и для занятия земледелием. В каждой группе был свой лидер, но у него не имелось полномочий для наказания своих людей. Все лидеры локальных групп теоритически были равны между собой, хотя некоторые из них, из-за их более высокого интеллекта, физической силы или военного мастерства, пользовались более широким влиянием, чем другие. Основой клана была семейная группа или расширенное семейство, распределенное по нескольким жилищам. Эти семьи объединяли кровные и экономические связи. Взаимовыручка или взаимопомощь у разных семейств в поиске пищи или по защите от врагов, являлась важнейшим атрибутом жизни апачей. Слишком опасно было мужчине в одиночестве ходить на охоту, а женщине одной собирать семена и выкапывать корни. В любом случае, сбор и изготовление мескаля требовали много физической работы, и женщине в одиночку тяжело было с этим справиться, поэтому в обычае апачей бытовало приглашение соседей на охоту или на различные работы. Ввиду таких факторов, апачи были общительными людьми, и лишь особые обстоятельства могли их толкнуть на жизнь в одиночестве. Джон Роуп, скаут-апач во время апачских войн в 1880-х годах, так обьяснял отношение самих апачей к тем членам их семей, которые старались жить за счет других: "Такая жизнь может быть хороша для белых. Но мы так не умеем. Мы просто не можем жить за счет других. Это неправильно. Другие люди должны много разговаривать с подобными членами своих семейств, пытаясь выяснить, почему они так поступают, разьяснять им, что они не должны ничего скрывать, даже если совершили что-то плохое". Моррис Оплер, исследователь апачей, привел такие свои наблюдения: "Среди апачей судьба и жизнь каждой личности неразрывно связана с его родственниками и всем кланом. Такая деталь очень важна в понимании жизнеустройства апачей. На каждом шагу своей жизни, любой ребенок апачей пользуется вниманием не только родителей и близких родственников, но и всей своей локальной группы. Родственники обязаны проявлять внимание друг к другу на протяжении всей своей жизни". Когда молодой апач вступал в брак, он переходил жить в семейство своей жены, но при этом ее родители не должны были заставлять его пренебрегать своей родительской семьей и близкими родственниками. Из-за так называемого
  Апачи
  Андрей Катков
  The Apaches: Eagles of the Southwest (The Civilization of the American Indian Series) by Donald E. Worcester. Дональд Вустер, Апачи - Орлы Юго-запада.
  
   АПАЧИ - ОРЛЫ ЮГО-ЗАПАДА.
  
  ОГЛАВЛЕНИЕ.
   1. Апачи и их соседи.
  2. Апачи и испанцы.
  3. Начало конфликта между американцами и апачами в Нью-Мексико.
  4. Начало конфликта между американцами и апачами в Аризоне.
  5. Судьба мескалеро.
  6. Конфликт между американцами и апачами в Аризоне.
  7. Апачи и Мирный Курс.
  8. Крук и завоевание тонто.
  9. Джон Клам и борьба между гражданскими и военными за контроль над апачами.
  10. Викторио, Нана и мимбреньо.
  11. Мятеж в Сибекью.
  12. Крук и Джеронимо.
  13. Апачи-военопленные.
  14. Запертые в клетке орлы.
  Предисловие.
  В отличие от многих других народов, которые живут оседло и имеют один дом на протяжении всей своей жизни, апачи бродили по горам и пустыням, и не хотели изменять своему кочевому образу жизни. Даже когда их постоянные атаки вынуждали жителей пуэбло покидать свои деревни, апачи никогда не занимали их брошенные земли и дома. Часто бывало так, что апачи могли полностью уничтожить тот или другой населенный пункт в Соноре или Чиуауа, но они не делали этого, хвастливо заявляя, что хотят, чтобы мексиканцы выращивали для них лошадей и мулов.
  Все апачи говорили на языке атапаска (атабаска), но это не означало, что между разными группами апачей обязательно существовал мир. Убийство апача взывало к мести. Если один апач убивал другого, то родственники матери убитого обязаны были отомстить. Если американец или мексиканец убивал кого-либо из апачей или даже воровал у него лошадей, то вождь клана или локальной группы должен был вести военный отряд против обидчиков. По возможности, они должны были убить этих людей, если же их не находили, то должен был умереть любой человек с вражеской стороны. Если они захватывали живьем взрослого мужчину, то отдавали его для пыток и последующего убийства женщинам-родственницам скончавшегося апача в качестве компенсации за потерю.
  Апачи не имели племенного правительства и не собирались всем племенем для проведения какой-либо церемонии, подобно Солнечному Танцу индейцев Равнин. Они подразделялись на локальные группы, каждая со своей территорией для охоты, собирательства, а в некоторых случаях и для занятия земледелием. В каждой группе был свой лидер, но у него не имелось полномочий для наказания своих людей. Все лидеры локальных групп теоритически были равны между собой, хотя некоторые из них, из-за их более высокого интеллекта, физической силы или военного мастерства, пользовались более широким влиянием, чем другие.
  Основой клана была семейная группа или расширенное семейство, распределенное по нескольким жилищам. Эти семьи объединяли кровные и экономические связи. Взаимовыручка или взаимопомощь у разных семейств в поиске пищи или по защите от врагов, являлась важнейшим атрибутом жизни апачей. Слишком опасно было мужчине в одиночестве ходить на охоту, а женщине одной собирать семена и выкапывать корни. В любом случае, сбор и изготовление мескаля требовали много физической работы, и женщине в одиночку тяжело было с этим справиться, поэтому в обычае апачей бытовало приглашение соседей на охоту или на различные работы. Ввиду таких факторов, апачи были общительными людьми, и лишь особые обстоятельства могли их толкнуть на жизнь в одиночестве.
  Джон Роуп, скаут-апач во время апачских войн в 1880-х годах, так обьяснял отношение самих апачей к тем членам их семей, которые старались жить за счет других: "Такая жизнь может быть хороша для белых. Но мы так не умеем. Мы просто не можем жить за счет других. Это неправильно. Другие люди должны много разговаривать с подобными членами своих семейств, пытаясь выяснить, почему они так поступают, разьяснять им, что они не должны ничего скрывать, даже если совершили что-то плохое".
   Моррис Оплер, исследователь апачей, привел такие свои наблюдения: "Среди апачей судьба и жизнь каждой личности неразрывно связана с его родственниками и всем кланом. Такая деталь очень важна в понимании жизнеустройства апачей. На каждом шагу своей жизни, любой ребенок апачей пользуется вниманием не только родителей и близких родственников, но и всей своей локальной группы. Родственники обязаны проявлять внимание друг к другу на протяжении всей своей жизни".
  Когда молодой апач вступал в брак, он переходил жить в семейство своей жены, но при этом ее родители не должны были заставлять его пренебрегать своей родительской семьей и близкими родственниками. Из-за так называемого табу тещи, молодой человек и его жена должны были жить в собственном отдельном жилье, и он никогда не должен был разговаривать с матерью своей жены. Обычно семейная группа содержала четыре или пять отдельных домов, которые занимали отец и мать, их неженатые дети и несколько вступивших в брак дочерей с их собственными семьями. Каждая семейная группа находилась под руководством пожилого мужчины. Перед восходом солнца, он криком должен был будить спящих сородичей, и ожидалось, что все будут слушать его и следовать его советам и замечаниям, чтобы не прослыть ленивыми людьми. Апачи называли такого человека- "самый лучший", или - "главный в лагере".
  Следующей ступенью в жизнеустройстве апачей шла локальная группа, включавшая в себя от двух до десяти семейных групп и от десяти до тридцати домов. Лидер (нантан) локальной группы мог наследовать свою должность, или завоевать ее, проявляя свои способности перед его людьми, и они должны были это оценить по достоинству. Такой человек не обладал полномочиями для принуждения кого-либо, а публичное обсуждение не было принято и пресекалось у апачей в корне, следовательно, их дети должны были это осознавать с самого начала своего жизненного пути.
  Мальчики у апачей закалялись с раннего детства, - как зимой, так и летом. С восходом солнца они купались, а иногда, когда поблизости не было водоема, обтирались снегом. После купания они должны были быстро бежать до верха холма, и для того, чтобы убедиться, что во время бега они дышали носом, им полагалось набрать в рот воды.
  Девушки тоже проходили такие процедуры, и некоторые из них не отставали от мальчиков. Присутствие волос на теле было неприятно апачам, и молодым девушкам говорили, что они должны купаться каждое утро, иначе на видных местах у них будет расти много волос.
  Церемонии апачей заключались, главным образом, в проведении обрядов по исцелению больного, обрядов половой зрелости и предотвращения неудач в предстоящих делах. Апачи боялись болезней, и в панике бежали куда угодно, когда чума приходила в их лагеря. Большинство серьезных болезней, как они предполагали, появлялись в результате контакта с некоторыми видами птиц или животных, такими, например, как сова или койот. Болезни, вызванные этими существами, имели каждая свои симптомы, и людей, соответственно, лечили шаманы или знахари, получившие свои сверхъестественные способности от конкретного вида птиц или животных. Апачи очень боялись сов, и присутствие совы в окрестностях лагеря считалось дурным знаком, - не слышно было рассказов, шуток и любых других упоминаний о совах. Считалось плохим тоном даже малейшее упоминание о них. Также апачи верили, что призраки мертвых людей поднимаются из могил и входят в тела этих птиц. Уханье совы считалось голосом призрака, говорящего на языке апачей,и это считалось плохим признаком.
  Апачи избегали упоминаний о мертвых людях. Вместо пространных сообщений о смерти человека, они просто говорили фразу - "он ушел". Если имя мертвого было упомянуто во время военного танца, то воины переставали танцевать, и некоторые из них даже покидали военный отряд в убеждении, что тот будет уничтожен. Погребение мертвого апача по возможности должно было происходить как можно быстрей. У апачей бытовало ошибочное убеждение, что страшная болезнь должна пойти на убыль, если тело умершего будет находиться непогребенным как можно меньше времени. После похорон, родственники умершего избавлялись от всех его вещей, даже от тех, которыми пользовались другие члены его семейства. Если уничтожение этих вещей не было быстро произведено, то апачи верили, что призрак умершего может вернуться и принести с собой так называемую болезнь призрака, а возможно, и смерть для кого-либо из родственников умершего. Прилагались максимальные усилия для того, чтобы стереть любую память о мертвом человеке. Дом, в котором он жил, сжигался, и семейство переходило жить в новый. Когда другие люди посещали похороны, то по окончании погребения они сжигали свои одежды и проводили обряд окуривания. Место могилы никогда не упоминалось. Если возникала необходимость разговора о мертвом, люди ссылались на него с помощью фразы - "тот, кто был". Не было ничего хуже, чем упоминание имени умершего при его родственниках. Это могло вызвать большие проблемы. Детям после смерти кого-либо в семействе обычно давались другие имена , так как скончавшийся называл те, старые имена, и апачи думали, что дети могут заболеть той же болезнью, от которой скончался умерший человек.
  Апачи верили в сверхъестественные силы. Для ведения военных действий было очень важно обладание такой сверхъестественной силой против мощности противника, которая позволяла бы достичь победы над ним. Некоторые мужчины, например, Джеронимо, и согласно некоторым отчётам, даже отдельные женщины, обладали подобной силой и могли предугадывать события, происходящие на далеких расстояниях. В военных отрядах обычно находились мужчины, обладавшие даром вызывать ветер, поднимать пыль, укрощать лошадей или становиться невидимыми для врагов. Всегда немногочисленные, апачи успешно сопротивлялись любым попыткам их завоевания, начиная с начала 17 века и до последней четверти 19-го. Они, по возможности, избегали генеральных сражений, но в безвыходных ситуациях бились до конца. Как партизанам им не было равных. В отличие от равнинных племен, их невозможно было подчинить голодом, путем истребления бизонов или других животных.
  На следующих страницах будет рассказана история апачей от испанских времен до их поселения в резервациях. Рассказ об их отношениях с другими людьми будет долгим повествованием о непрерывной войне. Небольшие в числах, но сильные духом и очень любящие свободу, апачи были замечательными людьми.
  ГЛАВА 1. АПАЧИ И ИХ СОСЕДИ.
  Апачерия всегда была суровой страной. На земле апачей каждое насекомое имело жало, каждый кустарник был с шипами, каждая змея с клыками. Жизнь там проходила в ежедневной борьбе за выживание, с жутким противостоянием с природой, дикими животными, а также с самыми опасными хищниками - людьми. Раскаленные скалы и бесконечные пустыни,- всё это являлось землей апачей. Они жили в горах, которые простирались по всей их земле, и апачам часто приходилось страдать от голода и жажды, от суровых зим и раскаленного лета, не жалуясь при этом на свою судьбу. В каждом вновь прибывшим человеке они видели врага, и часто между их локальными группами, или даже внутри них, бытовала неприязнь.
  Занимаясь собирательством, апачи всегда могли найти что-нибудь сьедобное, а в случае необходимости в пищу шли даже ящерицы и крысы. Но апачи не ели мяса медведей, а также рыб и индеек. Такой способ существования заставлял их разделяться на группы, состоящие из нескольких семейств, которые время от времени переходили на новые места. Земля не могла содержать большое количество людей, и из-за этого у апачей выработалась своя, в общем-то, простая племенная организация. У них были свои лидеры, но их власть была ограничена, и они не могли указывать другим членам своей группы. Апачи были абсолютно свободны, и они очень дорожили этой свободой.
  Воинственные люди, апачи были словно созданы для войны. Начиная с детства, подготовка молодого человека строилась на обострении его чувств, обучении в использовании оружия и выработке максимальной физической стойкости. Когда приходило время, а обычно это происходило в четырнадцати или пятнадцатилетнем возрасте, молодой апач должен был показать свое мастерство в налетах. Обычно ожидалось, что такой молодой человек будет хорошо заботиться о жизнеобеспечении лагеря, в котором он живет, и будет учиться у опытных воинов. Если он хорошо показывал себя в первых четырех налетах, то становился воином. Тем не менее, некоторые молодые люди отказывались в дальнейшем от налетов, а некоторых из них даже забраковывали как непригодных к военному делу по каким-либо причинам. Таких людей никто не уважал. Но тот молодой человек, который все-таки становился воином, являл собой безжалостного противника, мастера по устройству засад, проведения неожиданных атак и быстрого отступления после достижения цели. Выносливость воина была невероятной. Воин мог пройти пешком 70 миль за один день. Апачи презирали показную храбрость. Если они не получали преимущество во время неожиданной атаки, то считали глупостью подвергать дальнейшему риску свои жизни. Апачей было слишком мало, чтобы позволять себе опасные игры с жизнью. Но если возникала необходимость, апачи сражались до конца, защищая своих женщин и детей, и на границе бытовало мнение, что апач становился во много крат опаснее, когда он был ранен. Как только апачи покидали убойное расстояние от выстрелов их врагов, они часто выражали насмешку и презрение в их сторону, например, хлопками по ягодицам и другими жестами.
  Апачи и навахо принадлежали к широко распространенному лингвистическому семейству атапаска, видимо, являясь последними мигрантами из Азии, которые достигли североамериканского континента. Несмотря на позднее прибытие, северные атапаски быстро расселились с северо-запада Канады до севера Мексики. Неизвестно точное время их прибытия на юго-запад нынешних США, но они уже хорошо обосновались на новых землях, когда испанцы туда прибыли в 16 веке. Несмотря на то, что антропологи не знают точную дату их прибытия, многие из них убеждены, что атапаски прибыли в этот регион последними. Как бы там ни было, но точно установлено, что апачи к моменту прибытия на Юго-запад испанцев, уже издавна здесь жили, иначе они не смогли бы так органично влиться в окружающую среду, представлявшую собой суровые горы и пустыни.
   Апачи находили пищу и воду там, где другие люди давно погибли бы. Их знание местности, в которой они жили, ясно указывает на то, что они здесь находились достаточно давно.
  Данный анализ включает в себя апачей Нью-Мексико и северо-западной Мексики. В этих обширных пустынях и горах бродили хикарийя, мимбреньо, могольонеро, чирикауа, а также западные апачи-тонто, койотеро и пиналеньо. Этими именами испанцы называли апачей в 18 веке. Навахо можно было бы включить в число апачей вместе с другими южными атапасками, но все-таки их обычаи и традиции были немного другими, поэтому в этой книге о них говориться не будет. Кайова-апачи и липан-апачи тоже будут исключены из повествования.
  Название "хикарийя" означает по-испански - "маленькая корзина", - и принадлежит оно одному из апачских племен, которое славилось искусным изготовлением этих корзин. Хикарийя бродили по северо-востоку Нью-Мексико и в южном Колорадо. Они никогда не были многочисленными, и общая их численность не превышала более тысячи человек. В основном, в 17 веке, они находились в дружеских отношениях с мескалеро, но не с навахо, которые тоже говорили на языке атапаска. В отношениях с испанцами, у хикарийя чередовались периоды дружбы и вражды, и часто они сопровождали их в экспедициях против других племен.
  Мескалеро (то есть, изготовители мескаля) жили в центральных и юго-восточных областях Нью-Мексико, и на западе Техаса. Они обрели свое имя благодаря тому, что мескаль являлся основой их пищи. Несмотря на то, что другие племена апачей тоже использовали в питании мескаль, имя мескалеро было только у этой группы. Мескалеро бродили по обоим берегам Рио-Гранде, углубляясь на восток на равнины, но их домашней территорией считались горы Сьерра-Бланка, Сакраменто, восточный склон гор Гваделупе (Гвадалупе) и область Биг-Бенд в Чиуауа.
  Не позднее 1630-х годов, возле истоков реки Хила, на юго-западе Нью-Мексико, приобрели известность индейцы, которых называли апачи-хила, или хиленьо. Мимбреньо, или чихенне (Люди Красной Краски) - одно из подразделений апачей-хила, - жили в горах Мимбрес (горы Ивы) и вдоль одноименной реки.С ними были тесно связаны бедонкое, или апачи-могольон, которые жили в горах Могольон, возле современной границы между Аризоной и Нью-Мексико. Обе эти группы, в свою очередь, имели тесные взаимоотношения с чирикауа из южной Аризоны, и, фактически, их считали восточными чирикауа. Так как каждая из этих групп была известна по названием гор, по которым они бродили, их нужно разделять на мимбреньо и могольонеро, чтобы не возникало путаницы. Западнее мимбреньо жили чирикауа, которые бродили по горам Чирикауа и Драгуна на юге Аризоны. Это было племя Кочиса. Южнее их жили недни (Враждебные Люди), которых часто называли южными чирикауа, и бродили они от гор Сьерра-Мадре до гор Хатчет в северной Мексике. Все эти племена населяли труднопроходимую и засушливую местность, поэтому они не занимались земледелием, а добывали пищу исключительно охотой и собирательством. Хотя все апачи являлись кочевниками, каждая из этих групп имела свое любимое место или убежище, где они жили зимой, хранили там свою пищу и уходили оттуда в налеты. Самыми западными апачами были тонто, койотеро и пиналеньо, которые жили в Бассейне Тонто, в окрестностях современного Флагстаффа, далее вдоль реки Литтл-Колорадо, в Белых Горах возле современного Форт-Апачи, и в горах Пинал. Из-за их удаленности от испанских поселений, эти люди и их территория были малознакомы испанцам перед приходом туда миссионеров иезуитов, появившихся впервые на севере Соноры в конце 17 века. Западные апачи - как в целом называли все эти группы - выращивали некоторые зерновые культуры, а также тыквы, дыни и другие продукты земледелия. Их численность была почти в два раза выше, чем у чирикауа, могольонеро и мимбреньо.
  Различные группы апачей, - а они не являлись племенем в обычном понимании этого слова, - были известны испанцам в ранний период, и даже несколько позже, под разными именами, до того, как прижились нанешние их названия. Из-за этого не совсем понятно, какая из групп апачей в испанских отчетностях участвовала в том или ином инциденте.
  Дополнительно к группам, указанным выше, были и другие воинственные люди, которые ранее, возможно, входили в лингвистическое семейство атапаска, но они часто упоминались в связи с апачами. Этими индейцами были народы ханос, хокомес, мансос и сумас. Ханос и хокомес были связаны с чирикауа, и, вероятно, влились в них к 1700 году, так как после этой даты их названия уже редко упоминались. Мансос и сумас жили дальше на восток, и тоже исчезли как независимые группы. Тебока Нового Леона, очевидно, являлись группой атапасков, так как их военные методы были подобны апачским, и испанцы 18 века считали их апачами.
  Подобно многим другим племенам американских индейцев, дававшим самим себе имена, апачи называли себя именем, звучащим на языке атапаска как "дине" - люди. Полагают, что само слово "апачи" пришло из языка зуни, и означает оно - "враг", или - "противник". Из-за своей легендарной истории, апачи стали известны даже в Европе. Их свирепая репутация первоначально зарабатывалась в противостоянии с испанцами, и они были уже хорошо известны, когда англо-американцы пришли в регион в 19 веке. Апачи жили бродячими лагерями, состоявшими из нескольких семейных групп, и подобное жизнеустройство было основополагающим. Молодые женатые мужчины вливались в семейства своих жен, и время от времени воины из разных лагерей объединялись для совершения налетов. Они оставляли женщин и детей в безопасных убежищах с запасами еды и под охраной нескольких пожилых мужчин, а сами уходили в налеты.
  Некоторые из апачей, вероятно, хикарийя и мескалеро, ежегодно торговали на Рио-Гранде с пуэбло, обменивая шкуры, жир и пленников на товары жителей пуэбло, такие, например, как хлопок, табак и другие. Имеется предположение, что зимой некоторые апачи даже располагались лагерями около определенных пуэбло. Отношения между этими двумя народами, скорее всего, обычно были мирными, но конфликты, вероятно, всё же происходили, иначе зуни дали бы им более дружелюбное название, чем "противник".
  После того, как испанцы в 1590-х годах поселились в Новой Мексике на постоянной основе, апачи резко повысили число своих налетов в целях воровства домашнего скота из испанских поселений и деревень пуэбло. Так как апачи не умели сами выращивать скот или лошадей, то украденное через какое-то время они съедали, таким образом, всё более становясь зависимыми в получении пищи посредством налетов. Апачи редко могли собрать большие отряды воинов, и поэтому их мародерствующие группы насчитывали в основном от четырех до двенадцати мужчин. Налетчики передвигались пешком, скрываясь по необходимости днем и наблюдая при этом за своими предполагаемыми жертвами. Затем они настолько незаметно уводили животных, что часто их исчезновение обнаруживалось через несколько часов, а то и дней. В подобных налетах они по возможности пытались избегать боестолкновений. Если же их догоняли, то часть животных они убивали и прятали, чтобы несколько позднее возвратиться за тушами и забрать их, а затем разбегались в разные стороны. Когда украденные животные были съедены, апачи вновь уходили в налет. Иногда налетчиков от их лагерей до атакуемых ранчо и поселений в Нью-Мексико, Соноре и Чиуауа разделяли сотни миль, и поэтому организовать против них защиту и ответные эффективные кампании было очень сложно.
  Апачи делали различие между грабительскими налетами и военными кампаниями, целью которых являлась месть. Грабительские налеты организовывались, обычно, когда мясная пища в лагере заканчивалась. Как правило, пожилые женщины в лагере привлекали к этому факту внимание и предлагали пойти мужчинам захватить новые стада домашнего скота. Затем опытный воин объявлял о намерении идти в налет и призывал добровольцев из числа людей, прошедших обучение в других подобных налетах и заслуживших право находиться в составе грабительского отряда. После того, как цель была выбрана, несколько налетчиков, обычно рано утром, подходили к ней, молча окружали стадо и начинали его перемещать в свою страну. Часто подобное путешествие длилось несколько дней, и грабители на его протяжении не знали ни сна, ни отдыха. Согласно обычаю, украденный скот равномерно распределялся среди всех жителей лагеря, и ни одно семейство не должно было исключаться из этого процесса. Если грабительские партии состояли в основном из мужчин одной локальной группы, то военные отряды объединяли воинов разных кланов. Если воин был убит, родственники его матери обязаны были мстить за его смерть. Лидер локальной группы, откуда был убитый воин, посылал гонцов к лидерам других групп, созывая их на совет. Все те, кто приходил и объединялся для военного похода, проходили церемонии танцев, а также произносили речи в целях укрепления морального состояния перед борьбой. Такие военные отряды могли включать в себя до двухсот мужчин, и всегда при них находился хотя бы один знахарь, который нёс определенную ответственность и должен был предсказывать исход предстоящего похода.
  Захваченные дети обычно принимались в племя, но если был пленен взрослый враг, его отдавали женщинам, родственницам убитого воина, которые пытали его и обычно в итоге убивали.
   Как показывают исследования, первый конфликт между апачами и испанцами произошел в 1599 году, когда они помогали защищать пуэбло Акома против Хуана де Онате, первого испанского губернатора Новой Мексики и основателя первой поселенческой колонии на Рио-Гранде за год до этого. Сейчас невозможно установить, кто были эти защитники, - чирикауа, западные апачи или навахо. В любом случае, первая колония Онате вскоре стала объектом нападений апачей и навахо, целью которых было, вероятней всего, воровство домашнего скота, а не убийства испанцев. Лошади, мулы и скот существенно обогащали "спартанскую" диету апачей, и вскоре они уже начали выбирать между мясом лошади и мула в пользу говядины и баранины. Налеты апачей становились такими разрушительными, что в следующем десятилетии поселенцы Новой Мексики попросили вице-короля разрешить им покинуть колонию. В 1609 году вице-король, наконец, позволяет им это сделать.
  После происшедшего с испанцами, апачи продолжали торговлю с пуэбло, хотя из-за миссионерской деятельности среди пуэбло иезуитов и постепенного преобразования их в христианство, эта дружба начала давать трещину. Испанские губернаторы, начиная с Онате, для обеспечения дармовой рабочей силой шахтерские лагеря, проводили целенаправленный захват апачей с последующей продажей в рабство. Иногда они продавали даже мирных апачей, которые согласились принять христианство, а также тех, кто приходил торговать, ничего не подозревая о готовящемся против них вероломстве. Следовательно, совсем не удивляет та беспримерная ненависть к испанцам, которая постепенно выработалась у апачей. Семейства апачей были дружными, связанными взаимными обязательствами ячейками общества, и потеря любого члена семьи служила причиной для печали и скорби. Налеты за рабами и последующая практика посылки пленников в город Мехико только усиливали ненависть апачей к испанцам и позднее к мексиканцам, и она никогда не уменьшалась. К 1620 году испанцы хорошо познакомились с апачами Новой Мексики. Наблюдая за апачами в 1630 году, падре Алонсо де Бенавидес настолько был впечатлен ими, что ставил их выше других племен Новой Испании. Он оставил несколько записей о них, и его слова находили себе подтверждение в течение следующих столетий. В частности он писал: "Апачи люди очень горячие и агрессивные, и они очень искусны в войне. Они ценят целомудрие, и наказывают женщину, совершившую прелюбодеяние, отрезая ей нос. Они являют собой саму гордость".
  Когда апачи научились использовать лошадь, их мобильность и военная мощь возросли в разы. К сожалению, не осталось свидетельств того,как и когда апачи научились обращаться с лошадьми, но наличие нескольких документов позволяет сегодня строить догадки насчет этого.
  Испанские власти обычно запрещали продажу лошадей индейцам, но в 1621 году скотоводам и миссионерам Новой Мексики было дано специальное разрешение для использования христиан-пуэбло в качестве пастухов. В 1630-х годах поступали частые жалобы на то, что эти пуэбло, возможно, разочарованные отношением к ним испанских хозяев, бежали к апачам или навахо. По-видимому, в это время, благодаря таким вот беглецам, апачи и научились ездить на лошадях.
  В конце 1640-х годов появляется много сообщений о сговоре между индейцами пуэбло и апачами или навахо, против испанцев. В 1650 году, например, некоторые пастухи пуэбло приводили табуны испанских лошадей к своим союзникам апачам.
  Многое в деле использования лошадей, апачи переняли у испанцев. Из конского волоса они плели стремена, а из сырой кожи изготовляли подпруги. Первые их седла имели деревянный каркас, покрытый овечьей, бизоньей или оленьей шкурой. Позднее их сменили тканые одеяла, приобретенные у пуэбло или захваченные в налетах. Для защиты лошадиных копыт в долгих переходах, апачи придумали обувать их в чехлы из сырой кожи.
  До 1680 года союзы пуэбло с апачами были несогласованными и случайными, но уже в 1650-х налеты апачей на испанцев приобрели серьезный характер. На протяжении всего 17 века испанские управляющие практиковали захват апачей для продажи в рабство. В испанских экспедициях часто присутствовало много пуэбло, и это повышало вражду некоторых групп апачей с некоторыми пуэбло. Но среди других групп этих народов, сотрудничество оставалось на прежнем уровне. В течение 1660-х годов враждебность апачей стала настолько серьезной и широко распространенной, что практически не осталось безопасных дорог, так как воины апачей вели постоянное наблюдение за ними и всегда были готовы неожиданно атаковать любого неосторожного путника. В следующем десятилетии налеты апачей стали еще более разрушительными, и в 1672 году пуэбло Хавикух было покинуто. Налеты хикарийя и мескалеро - также в начале 1670-х - вынудили отказаться от пуэбло Томпиро, находившееся восточнее гор Манзано. Испанские стада в долине Рио-Гранде были угнаны, за исключением нескольких тщательно охранявшихся овечьих отар. Между тем, королю стало известно о практике продажи апачей в рабство , и в 1673 году одним из нескольких королевских эдиктов предписывалось освободить индейских рабов в Новой Мексике и в других северных провинциях. Но испанцы на местах просто игнорировали нежелательные и неудобные королевские эдикты. Вроде бы они и признавали такие указы, но, в то же время, говорили: "Я подчиняюсь, но не соглашаюсь". В итоге рабы не были освобождены, и захват с последующей продажей апачей продолжился.
   Налеты апачей сделали драгун из пресидио Санта-Фе практически безлошадными и бессильными в деле наказания налетчиков. В 1677 году падре Франциско де Ауета, энергичный францисканский руководитель, привел для миссий Новой Мексики фургонный обоз с продуктами, и тысячу лошадей. Ауета, убежденный, что провинция находится в серьезном положении, возвратился в город Мехико, где подал ходатайство о предоставлении еще больших поставок продуктов и лошадей, а также об увеличении числа солдат. Возвращаясь на север с фургонами, лошадьми и полусотней солдат, завербованных в тюрьмах города Мехико, он встретил у Рио-Гранде бегущих на юг из Новой Мексики испанцев.
  Мятеж пуэбло 1680 года был запланирован и организован индейцем пуэбло по имени Попе. Он указал разным лидерам пуэбло считать дни до условленной даты начала восстания, путем завязывания узелков на шнурках. Лидеры мятежников убедили некоторых хикарийя, мескалеро и навахо присоединиться к восстанию. Этот союз предрешил итог мятежа: испанцы покинули Новую Мексику только после того, как убедились, что апачи и навахо примкнули к мятежникам.
   Позже, обдумывая возврат этой области (который произошел через 16 лет), испанцы особое внимание уделяли отношениям с апачами и навахо. Они очень надеялись на то, что люди пуэбло попросят сами защиту от кочевников. Давление команчей выталкивало мескалеро на запад от Рио-Гранде. Кроме этого, команчи прогнали хикарийя с реки Арканзас к Сьерра-Бланка. Таким образом, распространение команчей на юг, первоначально с целью приобретения лошадей, выталкивало мескалеро и хикарийя из их прежних мест охоты на бизонов на южных равнинах. В 1733 году испанский священник основал около пуэбло Таос миссию для хикарийя, но она продержалась всего несколько лет. Очевидно, хикарийя приняли миссионера в надежде на то, что испанцы помогут им защититься от команчей. После восстания пуэбло, налеты апачей резко расширились. Мескалеро, например, заходили в своих вторжениях далеко на северо-запад долины Рио-Гранде. Апачи-хила начали наносить удары по испанским поселениям на юге, в Чиуауа, формируя при этом союзы с сумас, ханос и хокомес с запада Чиуауа и востока Соноры. В конце 1690-х годов Падре Эусебио Франциско Кино пророчески заявил, что теперь апачи будут грабить Сонору на протяжении многих следующих лет.
  Точная дата прихода апачей в сегодняшнюю Аризону неизвестна, но первые иезуитские миссионеры в этом регионе не упоминали о столкновениях с апачами до 1698 года, когда Падре Кино встретил некоторых из них в долине Сан-Педро, около современного Фэрбанкса. Возможно, апачи были вытеснены туда испанцами, или возможно, их привлекли многочисленные тамошние оседлые народы, удобные для их грабежа. Между 1680 и началом 1700-х годов западные апачи концентрировались около истоков Хилы, а точнее, на реке Верде в будущей Аризоне. Тонто-апачи объединились с явапаями - народом юманской языковой семьи. До 1774 года ничего не упоминалось об апачах, проживающих в регионе реки Сан-Франциско, а в регионе Белых Гор до 1808 года, но, возможно, они жили там раньше. Испанские кампании из пуэбло Зуни в 1747 и 1754 годах, а также из Чиуауа, могли выталкивать апачей с запада Новой Мексики и с юго-востока Аризоны дальше на запад, тем самым, увеличивая их давление на собайпури. Испанские экспедиции из Ханоса и Фронтераса могли вынудить апачей искать убежища в горах Чирикауа и в регионе реки Сан-Франциско.
  Испанская Аризона формировалась за счет расширения Соноры, а не Новой Мексики, и Аризона оставалась частью Соноры до 1854 года. Испанцы никогда не занимали часть территории Аризоны севернее долины Санта-Крус. Иезуитские миссионеры с начала 17 века основывали миссии среди индейцев майо и яки в Соноре, и позже появились на севере Соноры, в области Альберто-Пимерия, получившей свое название в честь индейцам пима, большая часть которых там проживала. Альберто-Пимерия была родиной верхних пима, папаго, соба и собайпури. Это были оседлые, сельскохозяйственные народы, хотя папаго пустынь южной Аризоны жили в основном собирательством и охотой. Альберто-Пимерия с севера граничила с землями хиленьо-апачей, восточной границей служила река Сан-Педро, а на западе река Колорадо и залив Калифорния. Иезуитские миссионеры, во главе с Падре Кино, осваивали Альберта-Пимерию в течение 1680-х годов. Люди пима и опата встретили их дружелюбно, и были вскоре преобразованы в христианство. Собайпури Санта-Крус и долины Сан-Педро тоже просили прислать миссионеров для себя, но этого не происходило до начала 18 века. Иезуиты знали о растущей угрозе со стороны апачей, и поэтому начали полагаться на военные навыки опата и пима, приглашая их для защиты своих миссий и домашнего скота.
  Из всех племен, с которыми испанцы контактировали в Северной Америке, опата легче всех остальных аборигенов приняли их образ жизни. Вместе с пима, они вскоре стали играть ведущие роли в поселениях Соноры. Поскольку опата перемещались постепенно по реке Яки, и, таким образом, вторгались на территорию пима, имели место случаи враждебности между этими двумя народами. Но из-за возросшего числа атак апачей, незначительные проблемы быстро были улажены. Опата, из-за их особых отношений с испанцами, стали называть "испорченными детьми испанской короны", но при этом их считали наиболее храбрым, наиболее благородным и лояльным из всех дружественных племен "тласкалтелкских внутренних провинций". Они вступали в браки с испанцами, а позже и с мексиканцами, и, в конце концов, потеряли свое самосознание и племенную самостоятельность, а их родной язык полностью вытеснил испанский.
  Страна опата простиралась от гор Уачука в южной Аризоне до центральной Соноры. Со временем, постоянно растущая враждебность апачей вынуждала племя медленно, но верно, отодвигаться на юг, тем самым, обезлюживая северную часть своей территории. Деревни опата представляли собой маленькие и независимые анклавы, политически неорганизованные, как племя. Фронтерас, Бависпе, Басерак иАриспе - первоначально это поселения в стране опата. Ариспе в 1778 году стал столицей провинции Сонора. Гармоничные отношения между опата и испанцами несколько подпортились в 1696 году, а в 18 веке между ними даже произошло несколько инцидентов.
  Испанцы не очень доверяли пима, несмотря на их заслуги в борьбе с апачами, и несколько серьезных восстаний пима только подтвердили эти сомнения. Поддержка пима испанцев усиливала враждебные отношения между ними и апачами, хотя некоторые группы апачей по-прежнему приходили в деревни пима для торговли. Из всех пиманских племен, собайпури славились наиболее выдающимися воинами. Они храбро бились с апачами аравайпа и чирикауа, которые налетали из глубины гор. В целом слабое племя, рано или поздно ждала судьба изгнаников и потеря идентичности. Несмотря на их смелость и воинское умение, воины собайпури не могли долго противостоять постоянному давлению апачей. На протяжении 17 века апачи атаковали Сонору и Новую Мексику в равной степени. Начиная с 1680-х годов, число их набегов неуклонно возрастало каждый год. В 1690-х годах, из-за апачских ограблений север Соноры был почти обезлюжен. Чирикауа смело атаковали не только окраинные миссии и ранчо, но и дерзко вторгались в южные, густонаселённые части провинции. Испанцы обращались к опата и пима за помощью в защите поселений и городов, и с целью их участия в своих карательных экспедициях против апачей. В начале 1690-х годов, после того, как чирикауа и хиленьо выгнали опата из северной Соноры, испанцы основали на границе пресидио Фронтерас, который стал ключевым форпостом в регионе в деле защиты от вторжений апачей. Только одно племя апачей украло приблизительно 100 000 лошадей, и в 1693 году для защиты Соноры были организованы так называемые "летающие компании", или "компании воланте". Эти мобильные подразделения создавались с целью преследования и наказания мародеров, но апачи были настолько быстры, и их действия охватывали одновременно настолько обширные территории, что эти меры не оправдали себя.
  Лишь один объединенный отряд пима-опата успешно защищал миссию Опата и деревню Кучута. Опата относились к пима, как к культурно менее развитым людям, и, следовательно, обращались с ними с высокомерием. Естественно, пима, в свою очередь, возмущались этим. Тогда иезуиты стали назначать некоторых христианизированных опата в качестве своих ассистентов при миссиях пима, указывая им при этом, чтобы они как-то смягчали напряженность в отношениях между этими двумя народами. Но в 1695 году обиженные пима подняли восстание против испанцев, и убили некоторых иезуитов и их помощников опата. Мятежники разрушили Альтар и атаковали Каборка - два поселения при миссиях. Падре Кино организовал мирное собрание, и вождь пима Эль Туро согласился найти тех, кто убивал иезуитов. Но когда пима выдали одного из виновных, испанский офицер бесцеремонно его обезглавил. Напуганные индейцы бежали, но солдаты и их индейские союзники из племени сери быстро их догнали, в итоге убивая Эль Туро и пятьдесят его последователей. Эти убитые не были в чем-либо замешаны, и им всем была обещана защита. В результате такого предательства, пима разбрелись по всей округе, и затем уничтожали испанские города и ранчо до тех пор, пока через несколько лет Падре Кино лично не пообещал их всех простить.
  Когда Кино прибыл в долину Санта-Крус и долину реки Сан-Педро на юге Аризоны, то нашел эти области хорошо заселенными: каждая долина имела от десяти до двенадцати деревень собайпури, с общей численностью населения в 4500 человек. Кино привёл с собой стадо скота и табун лошадей, чтобы организовывать поселения-ранчо в Куйбури (возле современного Фэрбанкса) и Бак (около ранчерии пима Тусон). Куйбури была деревней вождя собайпури по имени Коро, кто завоевал себе славу в войнах против апачей, проведя несколько успешных карательных экспедиций в их горный оплот.
  Так как налеты для апачей являлись практически единственным методом по добыче средств существования, они полностью полагались на воровство скота, и вновь прибывшие стада животных приманивали к себе многих их воинов. Часто грабительские отряды насчитывали до нескольких сот воинов с несколькими женщинами, и кроме апачей, в них нередко входили воины племен хокомес и ханос. В зависимости от численности, эти отряды смело атаковали испанские и индейские поселения, и даже пресидии. Подобные изменения в их тактике сделали вторжения очень разрушительными. Апачи больше не удовлетворялись лишь кражей скота, и их ненависть к испанцам побуждала их уничтожать всё, что только было возможно. В 1693 году, например, апачи полностью уничтожили миссию в Кокоспера. Вскоре произошло уникальное столкновение, когда несколько сот апачей, ханос и хокомес атаковали миссию собайпури Санта-Крус-де-Куйбури. После террора жителей, апачи устроили праздник прямо на улице, с зажаркой конины. Собайпури послали бегуна к Коро с мольбами о помощи. Вождь во главе пятисот воинов поспешно выступил на помощь миссии, но в пяти милях от нее натолкнулся на апачей. Вождь апачей Эль Капоткари, видя, что у него намного меньше людей, предложил Коро выбрать по десять лучших воинов для борьбы. Коро принял вызов, и выбрал десять наиболее подготовленных своих людей. Эль Капоткари тоже выбрал свою лучшую десятку. Пима оказались наиболее искусны в увертывании от стрел, и убили всех этих десятерых апачей, включая самого Эль Капоткари. Остальные апачи пытались спастись бегством, но прежде чем некоторым из них это удалось, собайпури положили замертво вдоль дороги еще полсотни апачских воинов. Уцелевшие апачи, а также апачи из других групп, стали приходить в Ханос, Эль-Пасо и Санта-Фе с просьбами о мире. Несмотря на то, что весть о победе далеко разнеслась, испанцы по-прежнему сомневались в верхних пима. Падре Кино и другие иезуиты, жившие среди них, были настроены более оптимистично, но даже они крайне разочаровались, когда пима покинули свои миссии.
   Соотношение сил было не в пользу собайпури, и, несмотря на случайные победы над апачами, вскоре после своего громкого триумфа, Коро увел своих людей из долины Сан-Педро к Лос-Рехес, в район будущей Патагонии. Там они оставались до 1705 года, а потом возвратились в Куйбури. После смерти в 1711 году Падре Кино и Коро, испанцы в следующие двадцать лет немногое сделали для поддержки собайпури. Падре Луис Веларде, изучавший Альберта-Пимерию в 1716 году, так писал о пима: "Они храбрые и смелые, и это доказано войнами, которые собайпури и другие северные племена ведут против апачей". Испанцы исследовали Аризону севернее Касас-Грандес, однако ими не было предпринято ни одной серьезной попытки заселения региона в 17 веке. Открытие знаменитых приисков Болас привлекало туда шахтеров и изыскателей в течение 1730-х годов. Они находились там до тех пор, пока залежи серебра не были полностью исчерпаны. Несмотря на то, что большинство изыскателей ушло, некоторые поселенцы остались в регионе на свой страх и риск. В течение этого же десятилетия иезуиты вновь возобновили свою деятельность среди собайпури в Гуэвави. Вскоре собайпури покинули нижнюю часть долины Сан-Педро и объединились с другими пима на реке Хила. В 1741 году вице-король Новой Испании приказал начать строительство пресидио между Гуэвави и Соамса, чтобы контролировать пима собайпури, папаго и кокопа с марикопа. Он оптимистично заявил, что это также поможет защитить провинцию от атак и вымогательств апачей.
   Пресидио Терренате было построено в следующем году в долине Сан-Педро, возле нынешней мексиканской границы. Это была важная стратегическая позиция по контролю над вторжениями апачей. Но хотя войска и были достаточно активны, они оказались не в состоянии оправдать ожидания вице-короля. В 1750 годах апачи уничтожили миссии в Бак и Гуэвави. На следующий год произошло всеобщее восстание пима под руководством Луиса Оакписагуа Сариса, которого называли "капитан-генералом" пима из-за его помощи в подавлении восстания сери. Пима восстали из-за давления иезуитов, обвинявших индейцев в соблюдении обряда поиска мощности. Более ста испанцев были убиты в начале мятежа, и прошло несколько лет, прежде чем пима вновь стали мирными.
  Из-за этого восстания в Пимерии, было основано пресидио Тубак. Тем не менее, в 1763 году Тусон и Сан-Ксавье-дель-Бак на время были покинуты из-за разрушительных атак апачей. Через четыре года иезуиты были изгнаны из всех испанских владений и заменены на монахов-францисканцев в миссиях Альберто-Пимерии.
  Апачи прилагали особые усилия для того, чтобы уничтожить ранчерию Тусон, которая находилась на пути их вторжений на юг. Благодаря мерам, предпринятым Падре Франциско Гарсесом, деревня была обнесена стеной. Когда гарнизон пресидио Тубак в середине 1770-х годов был перемещен в Тусон, это поселение стало самым безопасным, но всё же не свободным до конца от апачских атак. Население собайпури в долине Санта-Крус начало неуклонно снижаться с 1750-х годов, и его спад продолжался до тех пор, пока эта область не была полностью обезлюжена. Вторжения апачей являлись главной причиной этого спада, но разорения от болезней тоже были весомы. После многих лет постоянной войны с апачами, остатки собайпури в 1762 году покинули свои деревни, спасаясь от нападений в миссиях Соамса, Сан-Ксавье-дель-Бак и в поселении Тусон. В 1775 году собайпури окончательно исчезли из долины Сан-Педро,и там было основано пресидио Санта-Крус-де-Гуибири, с частью войск из Терренате. После пяти лет беспрерывного противостояния с апачами, солдаты ушли обратно в Терренате. К 1800 году ранчерия Тусон и миссия Сан-Ксавье были единственными испанскими форпостами в долине Санта-Крус. На остальной территории Соноры проблема апачей являлась неотъемлемой частью жизни на протяжении всей первой половины 18 века, и вызванные ими разорения были очень серьезными из-за большого количества воинов, принимавших участие в набегах.
  Многие испанские кампании в регион Хилы и гор Чирикауа исходили из пресидий Фронтерас, Терренате и Тубак. Глубже всех остальных в страну апачей проникла экспедиция 1747 года против хиленьо, которая представляла собой согласованное перемещение войск в нескольких направлениях. Но из-за пересеченной местности и быстрых передвижений апачей, эта кампания была не очень успешной. Тем не менее, такие кампании вырабатывали тактику для будущих военных действий против апачей. Хиленьо продолжали военные действия в Новой Мексике, Соноре и Чиуауа. В Новой Мексике были организованы патрули для встречи индейцев, но те легко их избегали и проникали до Альбукерке и Лагуна. Карательные экспедиции, посылаемые против них из соседних пресидий, были, как правило, безуспешными.
  На протяжении 1750-х годов враждебность апачей настолько возросла, что многие испанские поселения, ранчо и посты на обширной территории с севера Соноры до Альтара на юге, были покинуты. В 1756 году была организована рота из 140 опата для преследования апачей в их логово в стране Хила, а также еще три дополнительных роты из опата были приданы нескольким пресидиям. Собайпури из долины Сан-Педро больше не поглощали основную тяжесть апачских атак, и налеты всей их мощью обрушились на Чиуауа. В 1760-х годах скотоводы Чиуауа потеряли в результате этих нападений тысячи голов лошадей, мулов и скота. В перерывах между своими атаками, апачи часто приходили в какое-либо пресидио, чтобы продать или обменять пленников. После заключения сделок, они, уходя, разбивались на небольшие отряды и собирали по возможности весь скот в окрестностях. Апачи так же имели преимущество, когда испанцы проводили против них карательные кампании. В это время они грабили беззащитные поселения. В 1766 году, например, пока Хуан Батиста де Анса вел солдат из Тубак против апачей, те угоняли стадо скота из Сан-Ксавье-дель-Бак.
  После 1756 года войска из пресидий Фронтерас, Терренате и Тубак каждый месяц проводили карательные экспедиции, которые в итоге не принесли никакого облегчения. Падре Игнасио Пфеффекорн, находившийся в Соноре с 1756 года до изгнания иезуитов в 1767 году, говорил, что апачи управляют украденными животными настолько быстро, что факт кражи обнаруживается, когда грабители находятся от места действия на расстоянии в 15-20 миль. Из-за того, что апачи убивали и ели почти всех лошадей и мулов, кроме нескольких самых лучших, отобранных для налетов, невозможно было вернуть потерянные табуны и стада. Когда налетчики атаковали большими числами, то отступая, они не спешили, и обычно оставляли арьергард, готовый из засады наказать неосторожных преследователей. Апачи были настолько дерзки, что даже атаковали солдат, охранявших табуны лошадей, принадлежащих гарнизону. Пфеффекорн отметил, что проблема слабости защиты от апачей заключается в неэффективном применении солдат. Они не проводили тренировки для улучшения владения огнестрельным оружием, и хотя являлись прекрасными наездниками и отлично владели пиками, этого явно не хватало для успешного отражения нападений апачей. К тому же, командиры пресидий пользовались свои служебным положением для получения личной выгоды. Пфеффекорн упомянул разные случаи, когда капитаны пресидий продавали униформу, лошадей и другие вещи, необходимые войскам для нормальной службы: "Один из таких командиров, хорошо известный в городе Мехико, как-то с усмешкой заметил, что звание капитана не дается каждому, кто не может этого доказать через свое военное мастерство и, тем самым, получать жалованье в двенадцать или четырнадцать тысяч песо. Из-за последнего, они, добившись повышения в должности, в дальнейшем не желают особо рисковать в столкновениях. Это одна из причин того, почему дикари вовсю используют свое превосходство в Соноре". "Войска лишь изредка настигают апачей", - добавил Пфеффекорн, - "но обычно они в таких случаях возвращаются ни с чем, так как те слишком быстры для них". Ситуация неуклонно ухудшалась, и многим испанцам казалось, что Сонора обречена, и рано или поздно она будет полностью обезлюжена. В 1760-х годах только севернее реки Яки было опустошено и уничтожено 48 поселений и 126 ранчо. Тем не менее, нужно отметить в противовес свидетельствам Пфеффекорна, что некоторые капитаны пресидио, такие, например, как Хуан Батиста де Анса, были прекрасными пограничниками и истребителями индейцев.
  В 1768 году, около 360 солдат, среди них было много опытных драгунов под командованием полковника Доминго Элисондо, прибыли в Гуаймас для оказания помощи Соноре. Мобилизовав войска пресидий и милицию, Элисондо довел численность своей армии до 1100 человек. С некоторой долей успеха она воевала против сери, но против апачей ее действия были неудачными. Стало очевидно, что преследовать апачей бесполезно, так как они активны одновременно по всей границе. Тогда король послал маркиза де Руби изучить северную границу, а затем составить рекомендацию по улучшению дел.
  Во время своего интенсивного трехлетнего обследования, Руби видел множество сожженных ранчо. Он рекомендовал организовать пресидии в линию, и чтобы каждое из них при этом несло ответственность за свой район и участвовало в общем преследовании апачей. Он понуждал к заключению союзов против апачей другие племена, и установил им выплаты за их головы или скальпы. Короче говоря, Руби хотел вести войну с апачами до полного их искоренения. Он объяснял неудачи войск в борьбе с апачами инертностью командиров и изумительной бдительностью, скоростью и выносливостью апачей: "Они используют уловки, с помощью которых всегда обманывают наших людей". Несмотря на то, что, согласно этим рекомендациям, пресидии со временем были размещены в линию, ничто не могло компенсировать недостаточное количество солдат и оружия.
  Военные реформы 1772 года постепенно улучшили дисциплину и подготовку солдат пресидий, и их карательные экспедиции стали более эффективными. В декабре 1773 года, когда Анса готовился для похода в целях организации поселения в бухте Сан-Франциско, апачи угнали большинство лошадей и мулов, которых он собрал в пресидио Тубак для проведения этой экспедиции.
  Индейское, не апачское население южной Аризоны, было сильно уменьшено из-за враждебности апачей, а также вследствии болезней. Всего двадцать три семейства оставались в миссии Сан-Хосе-де-Тумамакори; восемнадцать семей в Калабасас, а также в Гуэвави - некогда основной и многолюдной миссии; в Сонойта находилось двадцать три семейства, но за последние два года апачи убили там большинство женщин. Неразрешимой проблемой для большинства деревень было то, что они располагались на берегах разных рек, часто в нескольких милях друг от друга, и поэтому совместные защитные действия организовать было сложно. Люди, работавшие на полях, подвергались постоянной опасности.
  Падре Бартоломе Химено, францисканский миссионер в Тумамакори, пытался объединить эти небольшие группы. "В противном случае", - говорил он, - "за несколько следующих лет апачи полностью уничтожат эти деревни". Пятьдесят лет назад эти поселения были многочисленны, и миссия Тумамакори, например, имела 25 или 30 лошадиных табунов и тысячи голов домашнего скота. К 1773 году там насчитывалось всего два десятка лошадей и 56 голов скота. В 1775 году знаменитый истребитель индейцев и ветеран Хуго О"Коннор собрал из солдат пресидий и гражданской милиции армию численностью 1500 человек и провел согласованную кампанию против апачей хиленьо, загоняя их в ловушку возле истоков Хилы, где 138 воинов были убиты, более ста женщин и детей захвачены и почти 2000 голов скота было конфисковано. В следующем году, О"Коннор провел другую успешную кампанию, по окончании которой сообщил, что апачи уничтожили на севере почти все остававшиеся там асьенды. Когда Анса возвратился в 1777 году, то обнаружил, что апачи беспрепятственно мародерствуют повсюду в провинции. Тогда он приказал проводить ежемесячные кампании против них, но они так же были безуспешны.
  Согласно рекомендациям Руби, пресидии Фронтерас, Терренате и Тубак были перемещены на более важные стратегические позиции, а гарнизон из Тубак был передан в Тусон, оставляя поселенцев своего региона незащищенными. Просьбы жителей тех мест о защите, привели к организации роты пима под командованием испанских офицеров. Как пима, так и опата, показали себя с хорошей стороны, а опата даже были успешно интегрированы в собственно испанские войска. Новая рота опата была завербована, чтобы помогать гарнизонам Соноры в действиях против апачей. Это явилось результатом просьб со стороны лидера опата Хуана Мануэля Варкла, кто предложил включить его воинов в регулярные войска пресидий в Басерак и Бависпе. По стране опата наносились жесткие удары, и население там было сильно сокращено. Постройка крепости в этой области стала шагом по поддержке верных союзников. Новое пресидио был основано и в Буэнависте, с гарнизоном, состоящим из солдат опата и пима. Несмотря на то, что опата и пима несли основную тяжесть в деле защиты провинций, испанцы по-прежнему воздерживались от похвалы пима, говоря об опата, что они "наиболее верные вассалы нашего Короля, наиболее склонные к работе на земле, к выращиванию скота, а также наиболее смелые на войне". В 1780-х годах опата и пима составляли гарнизоны шести сонорских пресидий. Из воинов опата был даже организован один пикет драгун. Ну что являлось совсем уж необычным, так это то, что им было позволено назначать сержантов для их подразделений из своих же людей. Однако, несмотря на все эти проведенные меры, апачи еще не были серьезно ослаблены и продолжали нападать в Новой Мексике, Чиуауа и Соноре, атакуя деревни, обозы мулов и даже укрепленные пресидии. В 1781 году гарнизоны Соноры были увеличины в численности, кроме этого, в войска начало поставляться новое огнестрельное оружие, тем самым, существенно улучшая моральное состояние солдат и эффективность в их применении.
  Разбросанные по пустыням и горам племена апачей никогда не были многочисленными, но они эффективно блокировали испанское продвижение на север в районах, прилегающих к современной американо-мексиканской границе. Присутствие на Рио-Гранде пуэбло позволяло испанцам с переменным успехом осваивать этот регион, за исключением периода в течение первого десятилетия после мятежа пуэбло в 1680 году. Тем не менее, хикарийя, мескалеро и хиленьо продолжали уводить стада из Альбукерке, Лагуна и Берналильо. Присутствие верхних пима, и особенно собайпури, позволяло испанцам зацепиться в южной Аризоне за долины Санта-Крус и Сан-Педро, но в процессе этого противостояния собайпури были полностью разбиты. Обе долины подвергались постоянным вторжениям апачей, и в результате продвижение испанцев в Аризоне в 18 веке было незначительным.
  В конце 18 века, прежнее процветание Соноры окончательно рухнуло под ударами апачей. Шахты, города и ранчо были покинуты, население неуклонно сокращалось. Стада и табуны, ранее повсеместные, теперь редко можно было встретить. Проблема апачей стала настолько серьезной, что в 1776 году испанские власти создали уникальное учреждение во главе с генерал-комендантом Внутренних Провинций. Это было только военное предприятие, и генерал-комендант был обязан осуществлять военное руководство на всей территории между Калифорнийским и Мексиканским заливами. Он не должен был вмешиваться в гражданские дела, и его единственной задачей являлась организация действий по защите пограничных городов, шахтерских лагерей, миссий и ранчо.
  Первым генерал-комендантом стал Теодоро де Круа, и он немедленно приступил к военным действиям против западных апачей. Несколько групп хиленьо на этот раз были серьезно ослаблены регулярными испанскими кампаниями, и они мирно поселились возле пресидио Ханос, где начали заниматься земледелием. Это явилось первым признаком того, что испанская война по искоренению апачей начала приносить плоды. Но вскоре, передохнув, большинство хиленьо сбежали.
  Возможность мирного урегулирования даже пока не рассматривалась испанцами, так как они видели в апачах только потенциальных рабов. Войны с апачами и их порабощение являлись неотьемлемой частью жизни на границе. Когда ветеран Джакобо де Угарте прибыл в Ариспе для службы в качестве управляющего Соноры, он увидел, что основные проблемы приносят мятежи сери на юге и тотальное неподчинение апачей на севере. Хотя сери и хиленьо никогда, вероятно, не организовывали долговременных союзов против испанцев, они провели несколько совместных нападений. Угарте пришел к мнению, что решением проблемы сери является их высылка в Гавану, или куда-нибудь еще, подальше за пределы Мексики. Чтобы остановить апачей, он переместил ближе к границе несколько пресидий и начал строительство новых. В ответ апачи просто нашли новые маршруты для своих вторжений. Некоторые пресидии начали посылать кампании, которые оставались в Апачерии иногда по нескольку месяцев в поисках возможности атаки апачских ранчерий в глубине их страны. Эта тактика тоже не очень была успешна. Но, несмотря на это, подобные кампании периодически повторялись, так как просто не видно было другого решения проблемы. Улучшение военной дисциплины, стабильные поставки оружия и боеприпасов, возросшая численность солдат и эффективность в применении войск, вместе с постоянным убийством и пленением небольшого количества апачей, постепенно ослабляли хиленьо и чирикауа. К концу 18 века обе эти группы, состоявшие, возможно, из самых свирепых налетчиков, имели вместе примерно несколько сот воинов. На протяжении 1780-х годов хиленьо вступали в союзы с многочисленными навахо, которые присоединялись к ним во вторжениях в Чиуауа. Но затем губернатор Новой Мексики, Хуан Баутиста де Анса, использовал фактор давления команчей на навахо, а также страсть навахо к торговле с поселениями его провинции, и склонил некоторых из них к участию в кампаниях против их прежних союзников. Главный вождь навахо Антонио дель Пинто отклонил все предложения Ансы, и его люди пока воздерживались от общей войны против апачей.
  Политика искоренения, годами проводимая испанцами, не давала никакой надежды на заключения между ними и апачами мирного соглашения. В 1772 году была добавлена новая трещина в отношения, когда непокорных индейцев начали отправлять в город Мехико, где их распространяли среди высокопоставленных семейств в качестве семейных рабов. Некоторым апачам удавалось бежать, и возвращаясь к свои людям, они очень сильно повышали ненависть соплеменников к испанцам, особенно к Угарте и другим представителям Провинциал Интернас, продолжавшим высылку пленников за рубеж .
  В 1783 году Теодоро де Круа отправляет 95 апачей в город Мехико с инструкциями для пересылки их в такие места, откуда их возврат был бы в принципе невозможен. Генерал Педро де Нава позже рекомендовал высылать всех индейских пленников, независимо от пола и возраста, и такая политика стала преобладающей. Через несколько лет вице-король Бернардо де Гальвес дал подробные инструкции генерал- коменданту Угарте, вселявшие надежду на улучшение отношений с апачами. Согласно этим инструкциям, апачам, всякий раз, когда они попросят, должен был предоставляться мир, но в случае продолжения военных действий, наказание должно было становиться неумолимым. Мирные апачи должны были снабжаться пайками и, по возможности, оставаться жить возле пресидий, где их легче было бы контролировать. Гальвес считал, что предоставляя апачам вкусную испанскую пищу и алкогольные напитки, и обеспечивая испанским оружием, он сделает их очень зависимыми от испанского общества. Он уговаривал их отказываться от лука и стрел в пользу мушкетов, так как им требовался ремонт и порох со свинцом, и апачи вынуждены были бы обращаться к испанцам. Он приостанавливал выдачу рационов, когда они разрывали мир, чем тотчас вынуждал их прекращать военные действия. Чтобы держать апачей под постоянным давлением и утвердить их в мысли о необходимости дружбы с испанцами, Гальвес помогал другим племенам в войне против них. В результате, впервые, в долговременной и дорогостоящей войне с апачами, появилась возможность по мирному разрешению проблемы.
  ГЛАВА 2. АПАЧИ И ИСПАНЦЫ.
  Возросшая эффективность испанских военных кампаний отразилась на увелечении числа христианизированных апачей, оседавших возле миссий в Соноре и Чиуауа с начала 1785 года, - если судить по баптистским записям Соноры. Большинство преобразованных были, несомненно, пленниками, захваченными в карательных экспедициях, хотя, возможно, некоторые из них происходили из апачей, проживавших возле пресидий в результате изменений, введенных Гальвесом. Его политика по предоставлению мира апачам по их просьбам, вкупе с мерами по уничтожению враждебных индейцев, на удивление быстро привела к успеху. В 1786 году апачи повсеместно просили мира у Соноры и соглашались на мирную жизнь в эстаблишменто-де-пас (что означает "мирные создания", являвшиеся предвестником будущих резерваций ) возле пресидио Бакоачи. Другие, видя, что их родные и близкие действительно получают защиту и еду, постепенно присоединялись к ним. Неудивительно, что находясь много лет в состоянии войны с испанцами, чирикауа быстро восприняли изменения. Когда полковник Джакобо Угарте Лойола и его войска проходили через Бакоачи в направлении Ариспе, вождь Эль Чикито со своей группой неожиданно бежал. Оставшиеся индейцы предложили Угарте помощь по возврату отщепенцев, но тот отклонил это предложение. Он сказал, что чирикауа бежали из-за страха, а не из-за неверия. Он отправил приглашение к Эль Чикито возвратиться назад, и предупредил его о нехороших последствиях для него и его людей в случае отказа. Эль Чикито просто проигнорировал приглашение и угрозу.
  В 1786 году вице-король Гальвес умер, а его преемник Антонио Флорес сменил его политику на практику отдельных мирных договоров с апачами в разных провинциях, и для этого была причина. Несмотря на то, что чирикауа находились в мире с Сонорой, они продолжали совершать набеги в Новой Мексике и Чиуауа. Другие апачи тоже быстро поняли, что очень удобно оставаться в мире с одной провинцией, а налеты проводить в другой. Такая тактика давала им безопасное убежище и возможность торговать награбленным. Это, в свою очередь, давало испанцам возможность заключать мир с апачами за счет соседних провинций.
  Вице-король Флорес, узнав о подобной практике, приказал Угарте начать тотальную войну против хиленьо с использованием войск из Соноры и Чиуауа, а липан и чирикауа привлекать в качестве скаутов, и Угарте должен был их так же атаковать в случае отказа в помощи испанцам. В Чиуауа не было мира ни с одним из племен апачей, несмотря на то, что Угарте убедил некоторых мимбреньо и мескалеро поселиться возле Ханоса и других пресидий. Флорес приказал Угарте изгнать из провинции эти малочисленные группы, в результате чего мескалеро резко повысили интенсивность своих рейдов, тем самым, усложняя проблемы Угарте. В ответ он тоже повысил число кампаний против них, и к 1790 году мескалеро вновь жаждали мира, который они получили, и он продержался до 1796 года.
  Осенью 1787 года испанцы в Новой Мексике убедили некоторых команчей провести совместную экспедицию против западных апачей. Эта экспедиция потерпела поражение, но испанцы вновь убедили команчей, что в следующий раз они не будут так легко разбиты. Хотя вторая кампания была более успешной, полковник Джозеф Антонио Рэндел считал, что команчи могли бы проявить большую активность, и предложил им в будущем проводить собственные кампании против апачей.
  После ухода Флореса в отставку в 1789 году, его преемник несколько ослабил давление на апачей, и позволил от восьмисот до девятисот мимбреньо поселиться возле Сан-Буэнавентуры. Но тут другая группа мимбреньо, которая шла туда, чтобы присоединиться к своим соплеменникам, была ошибочно атакована ротой опата из Бависпе, в результате чего большинство мимбреньо, опасаясь предательства, возвратились обратно на свою территорию.
  Теперь основные действия были направлены против мимбреньо. Войска совместно с команчами отправились из Новой Мексики на юг, чтобы выдавить враждебных индейцев на запад, где сонорские войска вместе с дружественными чирикауа захлопнули бы ловушку. Этот план удалось частично реализовать, и шестьдесят один мимбреньо был убит и захвачен. Но большинство из них избежали западни и затем провели молниеносные налеты мести в Чиуауа, пока испанские солдаты искали их в пустынях и горах, и гарнизоны в это время были ослаблены.
  Те чирикауа, которые еще проживали в Бакоачи, всё время боялись, что не сдавшиеся члены их племени рано или поздно их атакуют и в начале 1788 года Эль Чикито оправдал этиих страхи. Внезапно атаковав, его воины убили предводителя Исосе, кто, как известно, был наиболее дружественнен испанцам. Последовавшая кампания против Эль Чикито потерпела неудачу, хотя солдат и сопровождало множество чирикауа.
  Ввиду обширных территории, охваченных войной, и множества налетчиков апачей, Провинциал Интернас были разделены на два дивизиона. Западный Провинциал Интернас включал в себя Калифорнию, Сонору, Новую Мексику и Чиуауа. Когда Угарте принял там командование, провинция Чиуауа была настолько истощена, что там просто не хватало войск для защиты от хиленьо и мескалеро, ранее изгнанных из мирных созданий по приказу вице-короля Флореса. В результате эффекта от налетов и боен со стороны двух этих племен, происходила постепенная депопуляция провинции.
  Ранчо, шахты и деревни были покинуты, а их владельцы запуганы, ограблены и убиты. Между 1788 и 1795 годами было предпринято несколько попыток открыть новый торговый маршрут между Сонорой и Новой Мексикой через Тусон, и, следовательно, через страну апачей. Первая экспедиция 1788 года во главе с капитаном Мануэлем де Эчегеррия из пресидио Санта-Крус, захватила нескольких апачей около реки Хилы. Это толкнуло нескольких лидеров, включая Компа и Эль Чачо, к сдаче и предложениям помощи Эчегеррия в поисках других лагерей апачей. Он их использовал как разведчиков, и в результате ему удалось неожиданно атаковать несколько апачских ранчерий. Это была та стратегия, которая в свое время привела англо-американцев к победе над апачами. Но испанцы в дальнейшем больше не практивовали подобные методы. Напротив, Хуан Баутиста де Анса, губернатор Новой Мексики, даже выговорил капитану Эчегеррии за то, что он привлек апачей в качестве разведчиков, ведь согласно его приказу, апачей по возможности нужно было убивать или захватывать, и те из них, которые пошли с капитаном, должны были рассматриваться, как военнопленные. Однако генерал-команданте Угарте одобрил действия Эчегеррии, при этом напомнив Ансе, что Компа и другие являются родственниками и друзьями чирикауа, и поэтому "очень опрометчиво будет так с ними поступить". Итог экспедиции вполне устроил Угарте: 54 апача были убиты, 125 захвачены и 55 были привлечены в качестве союзников против хиленьо. Пленники были высланы в город Мехико в распоряжение вице-короля.
  К 1793 году насчитывалось восемь эстаблишментос-де-пас, или резерваций, в которых находилось около двух тысяч апачей. Индейские уполномоченные или агенты обязаны были контролировать, чтобы любые испанские жители не обманывали и не досаждали индейцам. Лидеры племен рассматривались, как судьи внутри своих общин, и ожидалось, что они будут наказывать правонарушителей среди собственных людей. В случае побега кого-либо из индейцев, другие должны были присоединяться к войскам в их преследовании. Уполномоченные должны были проводить совещания с лидерами апачей, постоянно им напоминая о преимуществах мирной жизни.
  Мирным апачам было разрешено охотиться в резервациях и посещать своих родственников, живущих в других местах. Им должно было внушаться подчинение и уважение испанским властям, а также то, что содержание в резервации ограждает их от нападений солдат. Любой апач, еще остававшийся враждебным, в случае его захвата должен был отправляться в тюрьму в Чиуауа.
  Уполномоченные также набирали себе осведомителей и переводчиков, которые, как ожидалось, должны были действовать в качестве шпионов. Агенты раз в неделю выдавали пайки тем, кто жил в пределах десяти миль от гарнизона, и каждый месяц они пересчитывали апачей. Ради того, чтобы помочь апачам стать самостоятельными людьми, агенты назначали их по графику на сельскохозяйственные работы, и особо ретивых награждали. Подобные действия стали предвестниками тех мер, которые США применили к апачам в 19 веке.
  Конде де Ревильягигедо, заменивший Флореса на посту вице-короля, приказал всех индейцев, захваченных во время военных действий в пределах Провинциал Интернас, высылать в город Мехико, а оттуда в качестве рабов в Веракрус или в Гавану. Заключенных апачей, находившихся в городе Мехико, тоже необходимо было ссылать в Гавану, а чтобы они не смогли бежать, их ноги должны были заковываться в кандалы. В дальнейшем это было претворено в жизнь, и некоторых апачей, считавшихся особо опасными, бросали в темницы Сан-Хуан-де-Улуа. Из-за случавшихся побегов апачей, Ревильягигедо приказал принимать более гуманные меры безопасности, включая преобразование пленников в христианство. Иногда апачи оказывались высланными до того, как было доказано их участие в войне с испанцами. Младший сын Охоса Колорадоса, важного лидера мимбреньо, был захвачен возле Ханоса в 1788 году и вывезен в город Мехико.Через два года, ввиду того, что его народ соблюдает мирные условия, Ревильягигедо приказал возвратить его домой к своей семье, но найти его нигде не смогли.
  Большинство апачских пленников были женщинами и детьми, но иногда попадались и воины. Однако даже женщинам и детям иногда удавалось сбежать. В 1799 году, например, группа из пятидесяти одной апачской женщины, сопровождаемая драгунами в Веракрус, так яростно атаковала эскорт, что большинству из них удалось бежать. Из-за того, что взрослые апачи устроили в Гаване несколько мощных мятежей, в 1800 был издан королевский эдикт, согласно которому, высылке теперь подлежали только дети. Подобно многим другим королевским приказам, этот тоже был проигнорирован колониальными властями. Заключенных апачей продолжали отправлять в Гавану до 1810 года, то есть, до начала мексиканской войны за независимость.
  Испанцы одержали важную дипломатическую победу, когда Анса, губернатор Новой Мексики, убедил главного вождя навахо Антонио Эль Пинто присоединиться к его походу против хиленьо, как это уже сделали некоторые другие навахо. Хиленьо обвинили Эль Пинто в предательстве и поклялись убить его. В 1793 году военный отряд хиленьо вступил в страну навахо и выполнил свою угрозу. Испанцы обрадовались тому факту, что союз между хиленьо и навахо разрушился. Это сильно уменьшило военную угрозу со стороны апачей в Соноре и Чиуауа, так как навахо имели много свирепых воинов.
  В 1796 году, полковник Антонио Кордеро, ветеран кампаний против апачей, подвёл итоги десятилетней войны с ними. Он так написал: "Войны с апачами происходят от обмана и жадности поселенцев, а мудрые решения энергичного и богобоязненного правительства приводят к окончанию военных действий. Правительство не желает уничтожать или порабощать апачей, но если бы оно этого захотело, испанские граждане получили бы возможность продавать пленных апачей в рабство".
  Кордеро написал: "Апачи являются чрезвычайно выносливыми и неподвластными погодным метаморфозам людьми. В поисках пропитания они постоянно находятся в походах, и поэтому в скорости передвижения по пересеченной местности и выносливости равны лошадям. В течение короткого времени они способны съедать огромное количество пищи, а когда еды и воды нет, то стойко и без претензий сносят голод и жажду. Они живут в суровых горах, и очень ценят свою свободу и независимость. Их викиапы (жилища) круглые, и представляют собой каркас из веток деревьев, покрытый шкурами. На головах они носят кожаные шапки, украшенные иногда перьями, а одежду украшают иглами дикобраза".
  По мнению Кордеро, тонто были самыми западными апачами, и поэтому наименее известными. Большинство из них мирно жили на своей территории, где они занимались земледелием и охотой на мулов и койотов, отчего Кордеро ошибочно заключил, что они и есть койотеро. Название "тонто" было прикреплено к смешанным группам атапасков и явапаев (или апачи -мохаве) и уалапаи (или апачи-юма), которые жили в Бассейне Тонто и бродили между Белыми Горами и рекой Колорадо. Некоторые апачи поселились возле пресидио Тусон, где они стали известны, как мансо, или "смирные апачи". Западные апачи не подвергались воздействию карательных кампаний, и они были наиболее многочисленной апачской группой. Койотеро занимали регион Белой Горы, и они не ели койотов, хотя некоторые другие группы апачей это практиковали. Тех апачей, которые бродил в горах Пинал, так и называли, - пиналеньо.
   Кроме этого, Кордеро отметил, что чирикауа всегда могли увеличить свои военные отряды за счет присоединения к ним навахо и некоторых западных апачей. Но из-за частых кампаний против них, многие чирикауа мирно поселились возле пресидий в Соноре и Чиуауа. Постоянная враждебность со стороны апачей помешала испанцам занять Аризону, исключение составляли лишь небольшие поселения возле пресидио Тубак и Тусон, а также нескольких ранчо в долине Санта-Крус. Единственными сохранившимися миссиями были Сан-Ксавье-дель-Бак и Тумамакори, возле пресидио Тубак.
  Кордеро считал хиленьо наиболее воинственными и кровожадными апачами: "Они постоянно атакуют Сонору и Чиуауа, но ответными кампаниями их численность уменьшена на три четверти. Мимбреньо наиболее многочисленные и храбрые из хиленьо, но потерпев ряд поражений, они мирно устроились в Ханосе и Каррисале, и их численность снизилась наполовину". Кордеро, рассуждая об апачских убытках, озвучивал желаемые результаты, а не правдивые, так как в итоге эти племена не покорились и не были истреблены.
   Фараон - это, вероятно, была одна из подгрупп мескалеро, бродившая между Рио-Гранде и Рио-Пекос. Небольшая их группа получала пайки в пресидио Сан-Элисарио, ниже Эль-Пасо, но другие фараон постоянно атаковали Новую Мексику и Чиуауа. Мескалеро так же сильно пострадали от испанцев, и особенно от команчей, и их численность так же сильно сократилась. Кордеро считал, что хикарийя принадлежат к мескалеро, хотя это не так, и эти два разных племени даже не имели тесных связей между собой.
  Давая пояснения насчет дымовых сигналов апачей, Кордеро так написал: "Несмотря на постоянные переходы и бродячий образ жизни в обширных пустынных районах, они легко находят друг друга, когда хотят что-либо узнать или передать. Это целая наука, но они так хорошо её постигли, что никогда не ошибаются во время передачи своих сообщений. Дымовой сигнал на склоне горы говорит о том, что они ищут кого-то из своих людей. Сигнал с вершины горы, или с самой высокой точки на местности, указывает на приготовления к встрече противника. Есть множество универсальных сигналов, известных всем группам, но у некоторых из них есть свои специальные сигналы. Апачи всегда имеют при себе кремень и огниво, или две готовых палки, приспособленных к получению огня путем трения. За счет этого, они могут быстро пересылать свои сообщения в любое время, и даже на расстояние в 200-300 миль в течение всего нескольких часов. Это дает им возможность для сбора их разбросанных лагерей в каком-либо месте. Апачи также являются отличными охотниками; они могут сообщить всё, что им надо, об имеющихся в области животных или о присутствии и следах человека. Они, например, знают, когда оставлены следы, - днем или ночью, вьючным животным или просто лошадью, пасущимися животными или которых гонят на выпас. Короче говоря - тысячи сведений и новостей".
  К 1800 году испанцы называли современными именами различные их группы, жившие к западу от Рио-Гранде. Восточные группы кочевали вдоль истоков реки Хила, и далее на юг креке Мимбрес. Их в течение двух столетий называли "хиленьос" или Апачи де Хила, но после 1804 года, когда испанцы обнаружили месторождения меди возле Санта-Рита-дель-Кобре (около современного Силвер-Сити), эти племена называли уже мимбреньо или апачи Медных Шахт. Их главным лидером в то время был Хуан Хосе Компа, кто мог читать и говорить по-испански. Согласно испанцам, племя могольон бродило в районе одноименной горы вблизи современной границы между Аризоной и Нью-Мексико. Эта гора была названа в честь одного из ранних управляющих Нью-Мексико.
   Долина Сан-Педро, на востоке Аризоны, была родиной ужасных чирикауа, родственников мимбреньо. Их охотничьи земли лежали вдоль основных грабительских троп в Сонору, и когда полномасштабные рейды возобновились,чирикауа оказались вновь среди наиболее активных и опасных налетчиков.
  Небольшое племя под названием аравайпа проживало в каньоне Аравайпа, рядом с ручьем, впадающим в Сан-Педро. Подобно большинству других апачских племен, они получили название по имени той области, которую занимали. Несмотря на то, что их численность была невелика, они являлись активными налетчиками. Если принять во внимание, что налеты, приписываемые аравайпа, действительно совершали они, значит, это племя было самым опасным и разрушительным в Аризоне. Именно они, фактически, в 1762 году изгнали остатки собайпури из долины Сан-Педро. Аравайпа были очень близки с пиналеньо, и они объединились с ними, когда были поселены в резервации Сан-Карлос.
  Тонто, вероятно, включали в себя разные лингвистические семейства, объединенные скорее общими культурными признаками, чем языком. В них входили уалапаи, явапаи и возможно, часть пиналеньо. Первые две группы говорили на тех же языках, что и юма из региона реки Колорадо, но всё же они отличались от своих почти оседлых родственников, ведя кочевой образ жизни в горах Аризоны. Они были настолько тесно связаны с апачами, что их обычно считали и называли апачами. Физически они были очень мощными и сильными, и их ненависть к белым была непревзойденной. На протяжении 17 века всех воинственных индейцев к северу от города Мехико испанцы называли - "чичимекос". Затем термин "апачи" стал общим названием для всех враждебных индейцев, так что, случай с тонто не атапасками - то есть, именование их апачами - являлся обычной испанской практикой. Их называли апачами, но только не сами апачи.
  В 19 веке, в результате политики Бернардо де Гальвеса, начатой в 1786 году, возле различных пресидий было основано много поселений апачей-мансос. В 1807 году Зебулон Пайк наблюдал множество их, живущих вокруг поселения Сан-Элисарио на Рио-Гранде. Мансос обычно служили в качестве скаутов, и они с удовольствием принимали участие в борьбе против своих же людей. Итогом политики Гальвеса стал беспрецендентный в истории Соноры и южной Аризоны период мира и процветания, продолжавшийся приблизительно с 1790 по 1830 годы. Это не было временем абсолютного мира, так как в горах по-прежнему оставались небольшие группы враждебных апачей, которые иногда наносили небольшой вред поселениям и миссиям. Между 1807 и 1812 годами было проведено против них тринадцать экспедицийиз пресидио Тусон и примерно столько же из Санта-Крус, закончившихся убийством и пленением 137 апачей.
   В начале 1819 года капитан Антонио Нарбона провел большую кампанию из Фронтераса до земель пиналеньо с целью наказания налетчиков, беспокоивших Тусон. Детали этой самой большой экспедиции неизвестны, но вскоре лидер пиналеньо Чилитипадже и 236 его последователей пришли к Тусону для сдачи, а затем они начали заниматься земледелием вместе с проживающими там мансос. Эта группа была одной из самых опасных и разрушительных среди пиналеньо, и их стремление к миру было очень тепло воспринято. Для испанцев всегда значительно дешевле было кормить апачей, чем воевать с ними. Вскоре после сдачи Чилитипадже, десять других апачских лидеров привели свои группы в Тусон и тоже сдались. Подобные апачские действия произошли вскоре после кампании Нарбоны, но, что в действительности на это повлияло, точно неизвестно. Несомненно, некоторые из них устали от войны, и искренне желали жить в мире возле пресидио, и они оставались там на протяжении многих лет.
  Хотя документы на период между 1810 и 1821 годами, когда Мексика боролась за независимость, неполные, сегодня ясно, что апачи не вели полномасштабные рейды в это время в Соноре и Аризоне, но были довольно активны в Новой Мексике и Чиуауа. Ввиду того, что рационы выдавались нерегулярно и военный контроль был ослаблен, даже апачи, живущие возле пресидий, со временем начали ходить в рейды на отдаленные поселения.
  К моменту завоевания Мексикой независимости в 1821 году, пограничные пресидии и поселения немного могли предпринять для прерывания этих налетов, так как гарнизоны были уменьшены в численности, а некоторые даже были временно покинуты. Тем не менее, командование многих пресидий, - как и в прошлом, - продолжало посылку патрулей и карательных экспедиций. Возле пресидий жило много оседлых апачей, и в 1820 году шестьдесят семь из них были перекрещены в Тусоне. В итоге мансос растворились в мексиканском населении этого города.
  В последующие четыре года, апачи, проживавшие в Бакоачи, принимали участие в кампаниях против враждебных соплеменников. На протяжении 1820-х годов мескалеро постоянно сбегали из эстаблишментос-де-пас в Чиуауа, и возвращались в Новую Мексику с большими табунами лошадей и мулов.
  В те же годы, испанские шахтеры и скотоводы процветали и наслаждались миром; крупным ранчо выдавались субсидии, и скотоводство стало основным занятием жителей региона. Самым большим ранчо в стране чирикауа было Сан-Бернандино. В 1822 году лейтенант Игнасио Перес получил его в дар и привел туда купленный им скот в огромном стаде в Тумамакори. В следующие десять лет его стадо выросло до примерно 100 000 голов, но возобновление апачами военных действий в 1830-х годах вынудило его покинуть ранчо.
  Когда мексиканцы продолжили добычу меди в Санта-Рита-дель-Кобре в 1822 году, владелец шахт Франциско Мануэль Элджеа убедил Хуана Хосе Компа в необходимости мира между его мимбреньо и шахтерами, а также в том, чтобы они разрешали обозам(кондуктас) провозить продукты и оборудование в Санта-Риту, и обратно возвращаться с добытой рудой. Половина мимбреньо, во главе с Кучильо Негро, была недовольна этим соглашением, и они переместили свой лагерь в Охо-Кальенте (Уорм-Спрингс). Они продолжили ходить в налеты в Мексику, но к шахтерам в Санта-Рите пока не приставали.
   Вследствии ухода группы Кучильо Негро образовались два подразделения мимбре, ставшие известными, как апачи Медных Шахт (Коппермайн) и апачи Уорм-Спрингс (Теплых Источников).
  Долина Рио-Гранде, между Вальверде и Эль-Пасо, служила границей между охотничьими землями мескалеро и мимбреньо, и путники, проезжающие по маршруту в этой долине, подвергались атакам и тех, и других. Испанцы не случайно назвали эту сухую долину Хорнадо-дель-Муэрто, что означает - Дневной Переход Мёртвого Человека. Как испанцам, так и мексиканцам, всегда было очень трудно содержать эту дорогу. В 1825 году, из-за непрерывных атак апачей и навахо, был покинут соседний с долиной город Вальверде.
  Правительство Мексики знало об апачской проблеме Новой Мексики. В 1831 году, Антонио Баррейро, юрисконсульт территории, написал отчет о тамошней жизни. Он назвал апачей "наиболее злобным и агрессивным" из всех диких племен, а из них хиленьо, "наиболее бесстрашными". Он так написал: "Во время налетов они устраивают засады впереди идущего стада, и из-за этого мексиканские солдаты не могут начать немедленное преследование налетчиков. Скорость, с которой они возвращаются в свои земли с захваченным скотом, просто непостижима. Их горы и пустыни внушают ужас их усталым преследователям, и уловки, которые они применяют, позволяют им избегать ответных ударов, предпринимаемых против них. Они всегда оставляют двух или трех мужчин на лучших лошадях, чтобы они подстерегали преследователей. Если им не удается тех остановить, апачи режут всех животных , и затем на лошадях разъезжаются в разные стороны, и теперь их поиск становится совсем безнадежным делом. Они выказывают величайшую смелость, когда их атакуют. Они никогда не теряют присутствия духа, и даже когда подвергаются неожиданной атаке и имеют мало шансов для успешной защиты, бьются до последнего дыхания, или пока все эти шансы не исчерпаны, и только затем просят о сдаче. При появлении врага, они могут быстро свернуть лагерь и бежать с невероятной скоростью, и в подобном темпе они могут безостановочно пройти сто миль. Они очень боятся умереть от болезней, и если хоть малейшие их признаки обнаруживаются в окрестности ранчерии, они быстро убегают куда подальше".
  Период относительного мира и процветания в Соноре резко закончился в 1830-х годах, и причины этого до конца не выяснены. Просто апачи возобновили свои полномасштабные рейды. Разбитые и потрясенные яростью апачей, жители Соноры и Чиуауа обратились в панике за помощью к центральному правительству, но всё напрасно.
   Пытаясь воостановить потерянный мир, главнокомандующий Чиуауа обсудил с мимбреньо новый договор в Санта-Рита-дель-Кобре, по результатам которого предоставил апачам для проживания три области, назначив в каждую руководителя, чтобы тот контролировал соблюдение мира в зоне своей ответственности. Но Сонора была исключена из этого договора, и это была непростительная ошибка. Несмотря на проведенные меры, невозможность выдачи регулярных пайков вновь привела к враждебности со стороны апачей. В 1833 году Хуан Хосе Компа и его люди ушли из Ханоса и включились в рейды, присоединившись к койотеро и могольон. Мескалеро сконцентрировали свои удары на востоке Чиуауа, а в 1831 году разгромили армию и милицию в Сокорро, Новая Мексика, преследуя их по улицам города.
  Чиуауа и Сонора вновь стали подвергаться частым апачским атакам. Неудачный договор 1831 года деморализовал слабо вооруженных жителей Чиуауа , а западные апачи, в свою очередь, разоряли поселения далеко на юге Соноры, убив более двухсот человек за один только 1833 год. Наиболее страшными в этот период были койотеро и пиналеньо Аризоны, которые часто объединялись с чирикауа и мескалеро в их крупномасштабных набегах. После подобных рейдов, индейцы возвращались в неторопливом темпе, и никакие войска не смели их преследовать. В 1834 году с неимоверным усилием Сонора собрала войска и провела кампанию, которая в итоге не оправдала затрат на неё, несмотря на пленение наиболее важного лидера Тутихе, затем повешенного в Ариспе. В этом же году штат Чиуауа пытался договориться с команчами о совместных действиях против апачей, но безуспешно.
  Прискорбная ситуация в Соноре ухудшилась, когда начался гражданский конфликт между федералистами и централистами. Игнасио Зунига, командующий северными пресидиями, оценил, что между 1820 и 1835 годами, по крайней мере, пять тысяч человек были убито и сто поселений покинуто в результате апачских рейдов только на северных границах . Почти такое же количество людей вынуждено было оставить свои дома. Зунига уныло заключил, что немногие жители остались лишь для того, чтобы апачи продолжали их грабить.
   Западные апачи вступили в контакт с англо-американцами в 1820-х годах, когда трапперы и торговцы начали проникать в Аризону через Таос и Санта-Фе. В 1825 году около сотни американских трапперов получили лицензии на ловлю бобра вдоль Хилы, и сразу они столкнулись с апачами. Среди этих трапперов были Джеймс Патти и его отец. После нескольких стычек с апачами, они арендовали шахты по добыче меди в Санта-Рита-дель-Кобре, и благоразумно заключили договор с Хуаном Хосе Компа, кто был удивлен оружием американцев и их военным мастерством. Вождь апачей даже подарил Патти-старшему тракт земли под разработку, и дал при этом обещание не приставать к мексиканцам, которых тот нанял для обработки его посевов.
  Верхние пима и марикопа также вступили в первые контакты с американцами в 1820-х годах, когда партии трапперов ставили ловушки на бобров в нижнем течении реки Хила. Отношения между этими индейцами и белыми были неизменно дружественными. Оба этих племени использовали в сельском хозяйстве орошение, производя пищу, которую они охотно меняли на металлические инструменты и необходимые вещи. Все путники, посещавшие их деревни, рассказывали об их честности и достойной процветающей жизни, а также об их дружелюбном отношении к путникам.
  Апачи, игнорируя американцев, продолжали совершать налеты на мексиканцев. К 1835 году большая часть северной Соноры была покинута из-за этих разрушительных налетов. За десятилетие 1840-х, в результате непрерывных апачских атак, население Ариспе уменьшилось с семи тысяч человек до полутора тысячи, и столицей штата стал город Урес. Апачи свободно бродили по Соноре, по желанию входили в пресидио Фронтерас и постоянно беспокоили Тусон. Тем не менее, в 1840-х годах, как в Тусоне, так и в Тубак, пока сохранялись ранчерии апачей мансо.
  Из-за того, что солдаты пресидий слабо снабжались провизией, часто лишались жалованья, и часть войск составляли преступники, приговоренные к военной службе вместо тяжелого труда в неволе, эффективность в действиях гарнизонов неуклонно падала. Без помощи центрального правительства, ничего хорошего ждать не приходилось. В итоге жителям Соноры и Чиуауа пришлось самим применять меры по собственной защите, так как от договоров и карательных экспедиций толку почти не было. В отчаянии, население обоих штатов применило третий метод - война искоренения, с оплатой апачских скальпов. Чиуауа создал новые военные подразделения, на которые возлагал большие надежды, назвав их "защитниками штата", и усилилими Каррисаль, Ханоса и Касас-Грандес , Сонора применила более решительные меры, предложив 100 песо за скальп любого апачского воина от 14 лет и старше. Дополнительной мерой по привлечению охотников за скальпами стало разрешение оставлять у себя любую украденную собственность, которую они конфискуют у апачей. Затем сонорцы пошли ещё дальше, предложив 50 песо за скальп женщины и 25 за детский. За несколько месяцев такой политики, апачи вначале перешли к обороне, а затем их налеты стали ещё более яростными. Отчаявшиеся сонорцы слали мольбы в город Мехико о присылке войск.
  Система выплат за скальпы привлекала не только американцев, но и мексиканцев. В апреле 1837 года, Джон Джонсон, кто был дружен с лидером мимбреньо Хуаном Хосе Компа, заключил контракт с губернатором Соноры после того, как этот штат ввел в 1835 году оплату за скальпы. Джонсон пригласил Хуана Хосе и его племя на праздник в Сьерра-де-лас-Анимас (современный округ Идальго в Нью-Мексико). Когда апачи собрались в кучу для получения подарков, Джонсон выстрелил в них из скрытой в повозке пушки, многих при этом убивая и раня. Прежде чем шокированные уцелевшие индейцы смогли бы организовать сопротивление, Джонсон и его люди начали добивать их из ружей и пистолетов, и закалывать ножами. Джонсон лично убил своего "друга" Хуана Хосе. Эта была настолько грубая бойня, что Мангас Колорадос немедленно стал безжалостным противником по отношению к любым американцам. Оно бъединил своих людей из племени Копермайн с племенем Уорм-Спрингс, и уничтожил группу трапперов возле Хилы. Перерезав пути доставки поставок из Чиуауа, сердитые мимбреньо вынудили мексиканцев покинуть медные шахты. Бойня Джонсона положила начало свирепой войне между апачами и американцами, и ещё больше усугубила плохие отношения между апачами и мексиканцами.
  Быстрый успех Джонсона в качестве охотника за скальпами, не только принёс ему славу и завистников, но и подтолкнул Чиуауа ввести свою систему выплат за скальпы, которая только усилила ненависть апачей к мексиканцам. Эти меры не принесли решения проблемы апачей в Соноре и Чиуауа. В дальнейшем, насколько у них хватало сил и людей, апачи вели безжалостную и неослабевающую войну, как против мексиканцев, так и против американцев.
  Наиболее известным охотником за скальпами стал не Джон Джонсон, а Дон Сантьяго Киркер, кто в разгар своей скальпирующей карьеры получил прозвище "король Новой Мексики". После ввода в Чиуауа оплаты за скальпы в 1838 году, он завербовал партию, состоящую из индейцев делавэр, шауни, мексиканцев и англо-американцев. Выйдя на охоту в район верховьев реки Хила, они неожиданно атаковали ранчерию апачей, убивая при этом 55 человек и конфискуя около четыреста голов украденных лошадей и крупноголового скота. Губернатор Чиуауа в это время обсуждал еще один договор с мимбреньо, но когда он узнал об успехе Киркера, то немедленно пригласил егов город Чиуауа и подписал с ним контракт. Киркер увеличил свою армию до двухсот человек, и пообещал губернатору, что за отдельную плату в 100 000 песо он заставит апачей заключить постоянный договор. Песо в то время был равнозначен доллару.
  В сентябре 1839 года Киркер и его люди наткнулись в Таосе на группу апачей-хикарийя, - которые пришли туда для того, вероятно, чтобы сбыть свою добычу, награбленную в других мексиканских селениях, - и убили сорок из них. На следующий год, во время действий в Чиуауа, в одном налете люди Киркера захватили в плен двадцать апачей. Слава Киркера распространилась по всему мексиканскому северу, приведя в негодование мексиканских офицеров. Следовательно, когда генерал Франциско Гарсиа Конде стал губернатором Чиуауа, он разорвал контракт Киркера. Пытаясь восстановить престиж армии, командир в Эль-Пасо взял в плен нескольких мескалеро, включая жену вождя. Когда этот вождь во главе шестидесяти воинов начал требовать освобождения пленников, офицер дал команду своим солдатам открыть огонь. Этот командир дорого заплатил за свою хитрость, так как в начавшемся бою индейский вождь его смертельно ранил.
  1840 год оказался катастрофическим для всей северной Мексики. Не только апачи находились в рейдах по Соноре, но и папаго, живущие вдоль рек Хила и Сонойта, восстали и убили много шахтеров. Далеко восточнее, команчи убили семьсот человек в Коауиле и, возможно, почти столько же в Новом Леоне. После грабежа в Сан-Луис-Потоси и Тамаулипасе, команчи начали движение к северу с 18000 головами домашнего скота и сотней пленников. В то же время апачи опустошали сельскую местность в Чиуауа и Соноре. Река Кончо была границей между территориями военных действий апачей и команчей. Апачи обычно грабили западнее реки, а команчи восточнее, и иногда при встрече они сражались друг с другом. Например, в случае, когда вождь мескалеро Сантана предупредил гарнизон пресидио Сан-Карлос о приближении военного отряда команчей. Совместными усилиями, войска и мескалеро разбили, хоть и небольшой, но лучше вооружённый отряд команчей.
  Методом апачей в рейдах была молниеносная атака, а потом, когда жители в панике разбегались в поисках укрытия, они разделялись на небольшие группы и собирали в окрестностях весь скот и лошадей. В ноябре 1840 года, например, четыреста могольон и других хиленьо спустились вниз со Сьерра-Мадре и атаковали сразу несколько поселений, а затем разделились на небольшие отряды.
   Охотники за скальпами сконцентрировали свои действия на апачах-хиленьо, пока не затрагивая серьезно другие группы. В 1841 году апачи по-прежнему утверждали, что они не убивают всех мексиканцев на севере лишь по той причине, что те выращивают для них домашний скот. Их налеты продолжались, нанося, тем самым, большие убытки. Поскольку было очень хорошо известно, что Дон Сантьяго берет скальпы апачей с голов мексиканских пеонов, губернатор, в целях защиты своего населения, установил Киркеру повременную зарплату (песо в день). Но "королю Новой Мексики" не нужны были эти жалкие гроши, и он ушел на запад Чиуауа, в то время как число набегов апачей и команчей неуклонно росло, и всё больше и больше людей покидали ранчо и деревни.
  Киркер теперь находился у апачей, жил среди них и помогал им прибыльно избавляться от украденного домашнего скота. Один из его людей говорил в то время, что Дон Сантьяго стал "вождем нации апачи" - такое же экстравагантное прозвище, как и "король Новой Мексики". Из-за деятельности охотников за скальпами, рейды апачей только усилились, и уничтожения жизней и собственности в 1840-х годах достигли, вероятно, наибольших размеров, чем в любое другое десятилетие 19 века.
  Между 1830 и 1841 годами Джозия Грэг провел множество торговых экспедиций из Индепенденса в Чиуауа. Он отметил, что у апачей существовала практика поддержания мира с определенными городами в Новой Мексике, чтобы торговать там добычей и пленниками, захваченными в Мексике. Такая практика продолжалась независимо от того, какая проводилась официальная государственная политика в отношении апачей. Население городов было очень энергично в приобретении мира с апачами за счет других городов, даже за счет собственных соседей. В 1840 году Грэг наблюдал большую торговую партию, выехавшую из Санта-Фе, чтобы обменять виски и ружья на мулов и лошадей, которых налетчики апачи должны были доставить из Мексики. Грэг также отмечал, что возглавляли подобные торговые караваны государственные чиновники, а иногда и сам губернатор.
  Когда апачи заключали перемирие с Чиуауа, они оставляли за собой право не отдавать весь украденный у жителей скот. Правительство даже клеймило украденный скот своим "вента", тем самым, унижаясь, но лишь бы заключить мир. В описании своих путешествий, Грэг говорил о покинутых городах и асьендах на всем пути от Новой Мексики до севера Дуранго. Люди собирались в больших городах, но это тоже не гарантировало безопасность. Апачи были злыми гениями Чиуауа. Иногда группы из трех или четырех воинов атаковали в пределах видимости города Чиуауа, угоняя скот без боязни ответных действий. Грэг написал, что газеты наполнены отчетами об армейских подвигах и мастерских комбинациях, которые всегда вынуждали индейцев покидать окрестности города.
  Западные апачи входили в Сонору и Чиуауа по нескольким хорошо проторенным грабительским тропам. Самая западная из них - "большая дорога койотеро" -начиналась в горах Пинал и в Белых Горах в Аризоне. Затем она пересекала Хилу возле современного озера Сан-Карлос, тянулась вдоль ручья Аравайпа, пересекала долину реки Сан-Педро, проходила через место, где теперь расположен город Бисби, и, наконец, входила в северо-западную Сонору в районе Фронтераса. Там тропа разделялась на три ветки. Одна из них шла на юго-запад в шахты и ранчо Магдалена и регион реки Алисос. Другая тянулась на юг, к городам Эрмосильо, Ариспе и Урес, а третья пролегала вдоль реки Накосар и далее на юго-восток.
   Тропу чирикауа, или тропу хиленьо, использовали чирикауа, мимбреньо, могольон и тонто, которые жили в горах южнее реки Верде и восточнее Санта-Крус. Этот путь пересекал Хилу, тянулся вдоль ручья Сан-Симон, а затем вёл через заброшенное ранчо Сан-Бернандино (возле места, где теперь сходятся границы Аризоны, Нью-Мексико и Мексики), и далее шел по предгорьям, вдоль границы между Сонорой и Чиуауа. Другая тропа тянулась из района Санта-Рита-дель-Кобре до Ханоса в Чиуауа. Одна ветка от нее заходила через Лас-Анимас в Сонору. Никакой регион не избегал внимания апачей, и налеты стали их образом жизни. Часто различные их группы встречались в ранчо Чили-Керро, на западном берегу реки Кармел, возле современного города Рикардо-Флорес-Магон, где было любимое место рандеву мимбреньо, мескалеро иостальных налетчиков. Даже когда апачи не были многочисленны, их систематические рейды блокировали всю деятельность и наносили огромный ущерб. Мальчики готовились к роли воина с раннего детства, и когда они достигали четырнадцатилетнего возраста, то уже были готовы взять на себя такую ответственность. Женщины охраняли и пасли украденный скот, освобождая мужчин для борьбы с преследователями, если только находились способные на это решиться. По необходимости женщины сражались рядом с мужчинами.
  Так как более многочисленные команчи также усилили свои налеты в это период времени, вся северная Мексика представляла собой "девастатионте тьерра деспобладо" - незаселенная земля Это название было дано из-за того, что апачи, по возможности, убивали всех мужчин и уводили в плен всех женщин и детей, которых принимали в племя или предлагали для выкупа в Новой Мексике. Многие из тех пленников, которые были приняты апачами, позже, при малейшей возможности сбегали, хотя некоторые мексиканские мальчики всё же становились у них воинами. Сонорские проблемы увеличились в 1842 году, когда к активности апачей добавилось восстание яки. Майо, опата и пима прекратили борьбу с апачами, и присоединились к восставшим, но вскоре мятеж был подавлен.
   Власти северных штатов отчаянно искали пути для заключения мира. Губернатор Чиуауа заключил новые договоры с мимбреньо, могольон и мескалеро, пообещав им обеспечение пайками в обмен на сдачу ими всех их пленников и помощь в борьбе с команчами на востоке Чиуауа. Другие мексиканские чиновники заключили аналогичные договоры с команчами, пообещав им платить за апачские скальпы.
   Заключив договор с Чиуауа, могольон и мимбреньо обрушили всю свою мощь на Сонору. Чиуауа теперь предоставлял им безопасное убежище и возможность избавляться от добычи, которую они захватывали у их соседей. Чиуауа наслаждался короткой передышкой, а Сонора, разумеется, очень была возмущена. После того, как апачи, живущие в своих лагерях возле Ханоса в Чиуауа, убили двадцать восемь солдат в Соноре и своровали табун армейских лошадей в пресидио Фронтерас, полковник Антонио Нарбона провел армию из трехсот человек и неожиданно атаковал три апачских ранчерии возле Ханоса. В итоге, восемьдесят апачей были убиты. Чиновники в городе Чиуауа были взбешены, но им ничего не оставлось делать, только выражать протесты и ждать мести со стороны хиленьо. Но беда пришла с другой стороны: команчи вновь обрушились на северную Мексику в своем самом разрушительном набеге за всю историю индейских войн. В 1845 году, военный отряд команчей, численностью, возможно, в тысячу воинов, смело прошествовал на юг до города Сакатекас, не дойдя всего триста миль до столицы страны.
  В отчаянии, губернаторы Соноры и Чиуауа восстановили плату за скальпы, не найдя никакого другого подходящего решения, способного хотя бы вселить надежду. Губернатор Ангел Триас также предложил 9000 песо за скальп дона Сантьяго Киркера, прежнего "вождя нации апачей". Через своего посредника, Киркер сделал Триасу контрпредложение, соглашаясь собирать скальпы апачей по льготней цене в 50 песо каждый. Триас принял это предложение. Киркер немедленно собрал отряд из 150 человек и атаковал тех апачей, у которых совсем недавно жил. В результате подобного предательства, он возвратился в город Чиуауа со 182 скальпами. Он так никогда и нигде не упомянул, что один из этих скальпов принадлежал его человеку, получившему апачскую стрелу. Дополнительно к скальпам, Киркер привел пленников апачей и много мексиканских женщин и детей, находившихся у апачей в плену, а также большое количество украденного домашнего скота. В другом случае его люди шли за налетчиками апачами в западную Сьерра-Мадре, в итоге убивая 200 и захватывая 19 индейцев.
   Когда в 1846 году началась война между США и Мексикой, обстановка в Мексике была кошмарной. Апачи и команчи сильно ослабили страну, и она не могла полноценно защищать регион. В прошлые годы апачи уничтожили множество поселений в Соноре и выгнали мексиканские войска из пресидио Тубак. Киркер, и ему подобные охотники за скальпами, только усугубили ситуацию, убивая из-за скальпов мексиканских пеонов, а губернаторы игнорировали эти значительные правонарушения, и платили за все предоставленные скальпы из страха, что в противном случае, все апачи пересекут границу северной Мексики, так как мексиканские войска переместились к Рио-Гранде для ликвидации американской угрозы.
  Киркер продолжил свою жестокую работу, и в один прекрасный июльский день убил вождя апачей Рельеса и его 148 соплеменников. Из-за такой интенсивности военных действий, губернатор исчерпал все имеющиеся у него фонды, и ему нечем было платить за скальпы апачей, и когда Киркер отклонил его предложение получить чин полковника мексиканской армии, то он немедленно был объявлен врагом. Узнав об установленной цене за свою голову в 10000 песо, Киркер бежал в направлении Рио-Гранде, где встретился с войсками полковника Донифана, которые направлялись на захват города Чиуауа.
  В октябре 1846 года, генерал Стивен Карни, направлявшийся в Калифорнию, встретил Мангаса Колорадоса и других мимбреньо возле медных шахт в Санта-Рите. Апачи казались дружественными, и даже озабоченными в получении хороших отношений с англо-американцами. Торгуя с ними мулами, белые обнаружили, что апачи намного практичней и сообразительней, чем они думали. Капитан Джонсон, кто присутствовал однажды на скачках, так описал одежду и оружие апачей: "Их одежда частично напоминает испанскую, с широкими рубашками, мокасинами и гамашами до колена. С внешней стороны леггин у многих из них прикреплен нож, а их мокасины у пальцев имеют квадратную форму. Их волосы длинные, и у большинства из них нет головных уборов. Некоторые носят на головах шляпы, а некоторые фантастические каски. У некоторых из них есть ружья, но в основном они вооружены пиками и луками со стрелами. Когда мы собирались свернуть лагерь, то подошёл старый вождь и во всеуслышание заявил генералу: "Вы забрали Санта-Фе. Продолжайте и заберите Чиуауа и Сонору, и мы пойдем с вами. Вы боретесь за землю, а нам нужна добыча. Поэтому мы вполне можем прийти к согласию".
  Недалеко от Рио-Гранде войска повстречали двоих мексиканцев, возвращавшихся из торговой экспедиции к апачам. Апачи дружелюбно встретили американских захватчиков, но вскоре им пришлось недоумевать насчёт этой своей мудрости и вежливости. Американцы воевали с мексиканцами. И апачи воевали с мексиканцами, так долго, сколько могли помнить, и по их мнению, стороны, имеющие общего врага, должны быть союзниками. Поэтому они были очень удивлены, когда американцы потребовали, чтобы они прекращали налеты на поселения в Мексике, - как в старой, так и в новой. Апачи просто проигнорировали это требование, так как с незапамятных времен они добывали средства существования через рейды. Американцы думают, что они будут голодать? Как американцы,так и мексиканцы,жившие в Нью-Мексико,желали приобретать скот,лошадей, мулов и пленников, то есть, всё то, что апачи захватывали и захватывают в своих налетах в Чиуауа и Сонору. Почему теперь это должно прекращаться?
  Когда англо-американцы завоевали Новую Мексику, они немного знали об апачах. В ноябре 1846 года, губернатор Чарльз Бент, большую часть своей жизни проживший в этом регионе, так сообщал комиссионеру по индейским делам Уильяму Мэделлу об апачах:
  "Хикарийя имеют около сотни жилищ и кочуют по северу Новой Мексики. Забросив охоту, они живут, главным образом, за счет кражи домашнего скота. Они делают гончарные изделия, которые широко используют в качестве кухонных принадлежностей. Но они не делают эти изделия в том количестве, чтобы жить только за счет их продажи. Другие апачи бродят по южной части территории вдоль Рио-Гранде и ее западных притоков до истоков Хилы". Он оценил их численность в 5-6 тысяч человек. "В обозреваемом прошлом, они имели привычку брать дань жизнями и собственностью у жителей этой и соседних областей, откуда они выкрали невероятное количество скота". Он упомянул также, что несколько племен питалось за счет штата Чиуауа, который пытался противостоять рейдам, но "желаемый эффект не был достигнут".
   Кампании армии США против неуловимых апачей почти не приносили успеха, поскольку солдаты были просто не готовы для быстрых преследований, и порой попадали в безвыходные ситуации. В 1848 году Первые Драгуны гонялись за апачами, и всегда безуспешно. На протяжении всего следующего года было проведено много карательных экспедиций, и несколько из них добились небольших успехов. Тем не менее, налеты совершались беспрерывно, и между августом 1846 года и октябрем 1850-го апачи и навахо своровали, только в Новой Мексике, более 12000 мулов,7000 лошадей, свыше 31000 голов крупноголового рогатого скота и свыше 450000 овец.
   Когда Джеймс Калхунв 1849 году приехал в Новую Мексику в качестве индейского агента, он обнаружил , что от Санта-Фе нельзя отъехать дальше, чем на десять миль. "Дикие индейцы этой страны", - так он писал, - "очень успешны в своих ограблениях с тех пор, как генерал Карни занял эту страну, и они верят, что обладают достаточной мощью для того, чтобы нас уничтожить". Он рекомендовал кормить бродячие племена, чтобы "они отказались от налетов". "На протяжении долгого времени, они обеспечивают себя только ограблениями. Эти ограбления являются единственной работой, которую они умеют делать. Прекрасные уничтожители, они не будут слушать уговоры американцев, и нет никакой силы на земле, способной остановить эти ограбления и убийства, если голод угрожает этим людям". Калхун хорошо понимал, что проблемы в будущем еще более усугубятся, если ничего не предпринимать в отношении апачей. В письме на имя уполномолченного по индейским делам, он настаивал на решительных действиях. "Потратить миллион сейчас, если это возможно", - писал Калхун, - "и в будущем вы избежите многомиллионых затрат. Число недовольных индейцев на территории не маленькое. Я должен добавить, что, к сожалению, они не единственные злые люди здесь. Всей стране требуется уделить большое внимание". Также Калхун ругал торговцев, которые абсолютно безбоязненно посещали апачей и продавали им ружья и боеприпасы, и назвал места, где они регулярно встречали индейцев, возвращавшихся из налетов в Мексику. Он предупреждал, что если немедленно не приступить к осуществлению новой политики в отношении индейцев, то проблемы не скоро закончатся. Однако пророческие предупреждения Калхуна остались незамеченными. В 1850 году агент апачей-хила Хейс подал в отставку после года службы, так как он не имел возможности выполнять свои обязанности из-за нехватки средств.
  На протяжении двух лет после начала войны в 1846 году, американские войска сдерживали апачей и команчей, давая региону так необходимую передышку. Но уже в 1848 году, пиналеньо, ранее заключившие мир вТусоне, вынудили оставить Тубак и захватили Фронтерас, в котором они не появлялись два года. Когда был подписан Договор Гвадалупе-Идальго по окончании войны между Мексикой и США, и американские войска ушли из Мексики, апачи вновь отправились по своим старым грабительским тропам в Сонору и Чиуауа. Согласно пункам договора, Соединенные Штаты должны были пресекать попытки апачей и других племен пересекать границу, но вскоре стало ясно, что это невозможно выполнить, по крайней мере, без привлечения больших сил и средств. Мексиканское правительство создало множество военных колоний на севере для защиты от индейцев из США. Северные мексиканцы вновь восстановили систему оплаты скальпов. Чиуауа предложил 150 песо за живую женщину или ребенка, 250 за живого воина и 200 за скальп воина от 14 лет и старше. Захват воина живьём представлял собой гораздо большую опаснось, чем доставка кип скальпов, так что оплата за живых воинов редко выдавалась. Другие штаты приняли аналогичные законы, и энергичные партии охотников за скальпами возвратились в горы и пустыни по обеим сторонам границы. Любой человек, имевший длинные черные волосы, находился в опасности. Обнаружение индейского лагеря было сходно с обнаружением золотого прииска. Лучшим временем для сбора скальпов был период с августа по январь, когда команчи располагались лагерями в Больсон-де-Мапими, а апачи-хиленьо зимовали в долинах и на притоках Рио-Кончо.
  Некоторые скауты англо-американцы и трапперы были более человечны, чем охотники за скальпами. Пол Уивер сопровождал солдат во главе с Филипом Сент Джорджем Куком в 1846 году из Калифорнии, и Кук записал свои наблюдения о регионе гор, где жили апачи тонто. "По дороге от пима", - писал он, - "мы наткнулись на несколько разоренных жилищ". Когда Кук спросил, что произошло, Уивер ему так ответил: "Да мы тут убили двоих или троих индейцев, сожгли их хижины, забрали всех женщин и детей и продали их". Кук был потрясен, но Уивер без тени раскаяния пояснил, что он часто продает индейских женщин и детей в Новой Мексике и Соноре. "Они приносят доход в сотни долларов", - подытожил он.
  Вряд ли хоть один день проходил без сообщений о бойнях, совершаемых апачами и команчами в Чиуауа и Соноре, и власти этих штатов продолжали искать пути для того, чтобы это остановить. Один губернатор убедил команчей приносить скальпы мескалеро. Другой договорился с семинолами во главе с Коакучи (которые сбежали с Индейской Территории, расположенной в США) и бежавшими рабами во главе с Джоном Хорсом, собирать скальпы с апачей. Когда апачи узнали о сумме в 1000 песо, предложенной губернатором Триасом за скальп вождя мескалеро Гомеса, этот предводитель ответил таким же предложением за скальп любого американца или мексиканца. Мескалеро были наиболее активны в грабеже фургонных караванов на дороге между Эль-Пасо и городом Чиуауа.
  Многие американцы хорошо обогатились, торгуя скальпами, но неизвестно, сколько из них действительно принадлежали апачам. К концу 1849 года, город Чиуауа, эта "американская столица скальпов", выплатил огромные суммы за волосы апачей, но те продолжали убивать людей на его окраинах. Наиболее тяжелым для поставщиков скальпов стал период 1849-50 годов. В этот период, Киркер, Джон Джоэл Глэнтон и другие профессионалы волосяной торговли обнаружили, что скальпы апачей стало очень трудно и опасно добывать, и начали сбор волос с дружественных индейцев и мексиканцев. Узнав об этом, губернатор Триас предложил награду за скальп Глэнтона. Зная, что за ним начнется охота, Глэнтон поспешил уйти в Сонору, где получил 6500 песо за волосы мексиканцев и индейцев, на свою беду оказавшихся у него на пути. Надо сказать, что, по крайней мере, в одном случае возмездие настигло охотников за скальпами, когда Глэнтон и его отряд были уничтожены индейцами юма. Плата за скальпы практиковалась по-прежнему, но после 1850 года только гражданам Мексики разрешалось их добывать. Киркер позже предъявил, что он и его люди убили 487 апачей, но, вероятно, это не точная цифра, так как им было уплачено за большее количество скальпов.
   Несмотря на то, что оплата за скальпы вела к смерти и пленению множества апачей, конца в разрешении самой проблемы апачей не было видно. В 1850 году апачи своими налетами охватили ещё более обширные области, чем раньше. Тусон и многие другие города были многократно атакованы, и налетчики смело угоняли стада и табуны, пасущиеся возле стен фортов. Другие апачи проникали теперь восточнее Санта-Крус на необитаемые земли папаго, куда они раньше заходили редко.
  Некоторые племена апачей были сильно уменьшены в численности из-за беспорядочного убийства женщин и детей ради скальпов. В 1850 году, племя Уорм-Спрингс, получавшее пайки от мексиканцев в Ханосе , имело около двухсот воинов, а общая их численность составляла четыреста человек. В 1787 году их было в два раза больше. В других племенах хиленьо тоже произошел спад численности.
  В 1850 году полковник Джордж Арчибальд Маккейл был послан в Нью-Мексико. чтобы провести исследование проблем, главным образом, военных проблем США в этом регионе. В результате он сообщил следующее: "Из восьми диких племен на этой территории, навахо и апачи являются самыми ужасными противниками. В налетах, которые они совершают в Мексике, ими уничтожается всё, что нельзя унести, и воруется всё, что можно использовать. Мескалеро, возвращаясь из налетов в Мексике, встречаются на Пекосе с маклерами из Санта-Фе, которые обменивают им ружья и боеприпасы на мулов. Апачей, удерживающих много пленных женщин и детей, будет подчинить трудней, чем любое другое племя. Хикарийя на севере являются одним из самых маленьких апачских племен и одним из самых ненадежных. Они убили больше американцев, чем любое другое племя. И это несмотря на то, что у них не более ста воинов, при общей численности в 400 человек. Они должны быть уничтожены. Я не знаю, какие другие меры можно применить к ним для того, чтобы они подчинились".
  Маккейл считал, что группы Сьерра-Бланка и Сакраменто принадлежат к мескалеро. Каждая из этих групп имела приблизительно по 150 воинов. Также к мескалеро он относил две южные группы, которые кочевали от гор Гваделупе до Эль-Пасо. В каждой из этих двух групп, вождями которых были Марко и Гомес, имелось, соответственно, 200 и 400 воинов, и они были наиболее мощными и сильными группами, но при этом редко заходили в своих рейдах севернее Эль-Пасо. Они были дружественно настроены по отношению к американцам до 1849 года, а затем их атаковали охотники за скальпами Глэнтона. Как и другие апачи, мескалеро не понимали отношение американцев к их налетам в Мексику. Фрэнсис Обри находился с фургонным караваном, когда встретил Марко и его племя около ручья Лимпиа, на западе Техаса. Обри сказал Марко, что американцы хотят быть им друзьями, но мескалеро должны прекратить свои налеты в Мексику. Марко был удивлен: "Я думал, что мой брат умный человек. Видит ли он достаточно животных для охоты между Пекос и Лимпиа, чтобы прокормить три тысячи человек? У нас долгое время не было другой пищи, кроме мяса мексиканских коров и мулов, и мы должны до сих пор этим пользоваться, иначе погибнем. Если вы дадите нам скота, чтобы кормить наши семьи, мы больше не будем забирать его у мексиканцев". Было ясно, что армия США не в состоянии справиться с апачами. Проблема заключалась в том, что лошади драгун не могли угнаться за лошадьми апачей. Во множестве случаев апачи отрывались в последнюю минуту, так как их лошади были быстрей и выносливей. В результате своей проверки поста Райядо в стране хикарийя, Маккейл сделал вывод, что все лошади, независимо от условий их прошлого содержания и подготовки, просто не подходят для этих гор. Вдобавок, драгуны несли на себе семьдесят восемь фунтов вооружений и боеприпасов, тогда как апачи были отягощены только луками и стрелами. "Лошадей, доставляемых из северных штатов, необходимо год, или даже больше, акклиматизировать, чтобы они были способны выполнять свои трудные обязанности"", - писал Маккейл. Он рекомендовал приобретать трех или четырехлетних лошадей в Теннеси и содержать их на государственных фермах в Нью-Мексико от 12 до 18 месяцев, прежде чем начать полностью применять их по назначению.
  Прибытие англо-американцев после войны с Мексикой означало конец одной эпохи для апачей и начало другой. Так как обе стороны сражались с мексиканцами, апачи решили, что американцы должны стать им друзьями и союзниками. Они не понимали, почему их заставляют отказываться от налетов на мексиканские ранчо и поселения. Апачи мало боялись слабо вооруженных мексиканцев. Теперь же им говорили, что они должны прекращать рейды, или хорошо вооруженная армия США начнет на них охоту. Вероятно, эта диллема могла заставить их принимать пайки в Чиуауа, и, конечно, теперь апачи стали сомневаться в истинности дружбы англо-американцев. Но это было только начало.
  ГЛАВА 3. НАЧАЛО КОНФЛИКТА МЕЖДУ АМЕРИКАНЦАМИ И АПАЧАМИ В НЬЮ-МЕКСИКО.
  Когда англо-американцы начали политическое управление в Нью-Мексико, апачи по-прежнему ходили в налеты в Сонору и Чиуауа, несмотря даже на то, что около двух тысяч их людей жили возле Ханоса. К американцам апачи поначалу относились с почтением и дружелюбно, так как считали, что каждый, кто ведет войну с мексиканцами, достоин друг друга. Апачи не знали в 1846 году, что американцы настолько многочисленны, что заставят их голодать, и не подозревали, что они будут проходить через Апачерию, когда захотят. Но когда в Калифорнии было найдено золото, по маршруту вдоль Хилы хлынул поток разного рода путешественников. Прибытие в 1851 году, - без предупреждения и под охраной войск, - пограничной комиссии, еще больше обеспокоило мимбреньо. Первым об этой комиссии узнал Кучильо Негро, когда он, находясь во главе небольшой группы охотников, столкнулся с одиноким всадником, направлявшимся в Санта-Рита-дель-Кобре. Этим всадником был Джон Кремони, скаут и переводчик для комиссии, на несколько миль вырвавшийся вперёд остальных. Когда индейцы его окружили, Кремони быстро направил пистолет на Кучильо Негро и сказал ему на испанском языке, чтобы он держал своих воинов на расстоянии, или будет убит. Вождь согласился с ним, но при этом отказывался поверить в то, что другие американцы находятся поблизости, здесь, в стране мимбреньо. Кремони удерживал свою позицию до тех пор, пока не показалась его партия, а затем озадаченные апачи уехали.
  Страна мимбреньо была опасной для вновь прибывающих с тех пор, когда мексиканские шахтеры были вынуждены в 1838 году покинуть Санта-Риту. Пограничная комиссия во главе с Джоном Бартлеттом теперь приступила к ремонту заброшенных глиняных построек в медных шахтах, а ее военная охрана заняла форт, который был назван - форт Вебстер. Он был треугольным по форме, с башнями в каждом углу. Стены были глиняные, толщиной в три или четыре фута, и они хорошо сохранились. Пятьдесят, или даже больше жилищ, построенных из глиняных кирпичей, тоже находились в очень неплохом состоянии.
  Мимбреньо часто посещали нарушителей, всегда спрашивая их при этом, сколько еще они предполагают здесь оставаться? Хоть им и было гарантировано, что комиссия и войска сразу уйдут по окончании обследования региона, мимбреньо скептически к этому отнеслись. Почему они все принялись за ремонт построек, если не хотят надолго задерживаться? Их беспокойство в связи с этим еще больше выросло. Они выгнали мексиканцев после бойни Джонсона в 1837 году, и теперь не хотели, чтобы американцы заняли это место. Особое беспокойство из-за присутствия злоумышленников проявлял Мангас Колорадос, кто заменил Хуана Хосе в качестве предводителя. Отряд американцев, хорошо вооруженный, насчитывавший свыше трехсот человек, был слишком силён для мимбреньо, чтобы атаковать его с луками и стрелами, и всего с несколькими ружьями. Мангас был наиболее влиятельным апачем того времени, и он имел друзей и союзников среди других племен апачей и среди навахо. Он был большим, крупным человеком, и производил впечатление настоящего государственного деятеля. В налете на Сонору, он захватил мексиканскую девушку, которая, несмотря на протесты апачей, стала его женой. Его другие две жены, из апачей, хотели принять её, как рабыню, не как равную. Их братья вызвали Мангаса на дуэль, которая по традиции апачей представляла собой схватку на ножах. Когда он убил их обоих, больше среди апачей не нашлось никого, кто смог бы оспорить это его решение. Мексиканская жена родила ему трех привлекательных дочерей. Подобно средневековому монарху, он организовал дипломатические браки, выдав своих дочерей, соответственно, за лидера чирикауа Кочиса, за вождя другого апачского племени, и за воина навахо. Теперь он поехал к навахо и попросил их помочь мимбреньо в борьбе против американцев. Вскоре четыреста воинов расположились лагерем возле Санта-Риты. Однако, из-за того, что никак не предоставлялась возможность для неожиданной атаки, навахо вскоре уехали. Бартлетт вывел из собственных наблюдений за мимбреньо, что "они кочуют по обоим берегам Рио-Гранде и заходят далеко на запад, до страны койотеро и пиналеньо Аризоны. Часть года они находятся в Соноре и Чиуауа, в основном возле Лагуна-де-Гузман, западнее Эль-Пасо". Когда Бартлетт посещал Сонору и Чиуауа в 1851 и 1852 годах, он часто слышал упоминания о вождях, которых он повстречал в Санта-Рите, чьи имена были очень известны. Согласно полученной информации от мексиканцев, знакомых с мимбреньо из Ханоса, их численность сильно сократилась за прошедшие пять лет. Хотя он и видел, что некоторые из апачей выглядят сильно истощенными, он не заметил среди них ни одного "мягкого или добродушного" лица. Он оценил общую численность апачей в пять тысяч человек. Бартлетт пришел к выводу, что "было бы неплохо назначить им агентов". "Их природа и привычки определяются их охотничьим образом жизни", - писал он, - "и мы должны немедленно научить их выращивать скот и мулов, научить с наибольшей прибылью вести дело, и тогда они полностью поймут выгоду от этого". Он был против того, чтобы различных апачей поселять в одной резервации, но такая политика позже была принята, - с катастрофическими последствиями. "Политика концентрации в одном месте является пагубной", - проницательно заметил Бартлетт, - "и будет только один результат. Это простимулирует их любовь к войне". Его прогноз осуществился в 1870 годах. Отношения мимбреньо с пограничной комиссией внешне выглядели дружелюбными. Единственное трение возникло, когда члены комиссии решили срочно освободить мексиканских пленников. Они спасли молодую девушку из рук торговцев, менявших ружья на пленников мимбреньо. Затем два мальчика сбежали и искали защиту у комиссии. Торговцы были напуганы, а мимбреньо разгневались. Мангас Колорадос и другие лидеры пришли в лагерь уполномоченных для "большого разговора". Мангас объяснял, что воин апачей растил этих мальчиков как собственных сыновей, и очень к ним привязался. Он потребовал отдать их обратно, и отказывался от выкупа за них. Вождь Понсе напомнил Бартлетту, что у мексиканцев тоже есть много пленников апачей, но американцы этот факт почему-то игнорируют.
  В своей книге Кремони часто называл апачей дикарями и варварами, но при этом восхищался ими и уважал их. Он так писал: "Благодаря своей естественной проницательности, быстрому восприятию и острому животному инстинкту, они превосходят любых других людей: чтобы грабить и не быть ограбленным; чтобы убивать и не быть убитым; чтобы захватывать пленников и не стать самим захваченным, - это и есть суммарная формула образования апача, и те амбиции, с которыми он должен выполнить все эти действия с безоговорочным успехом, делают его величайшим человеком в племени. Храбрость не очень приветствуется. Слепая смелость может убить человека, и апачи не видят в этом ничего хорошего. Они далеко не трусы, но очень осторожны. Ни при каких обстоятельствах они не будут рисковать жизнью, если они не имеют преимущества и добыча не очень заманчива".
  Женщины, обычно жены налетчиков, часто сопровождали грабительские отряды апачей. Есть одно примечательное исключение на счет одной из них, принимавшей участие в рейдах. Оно касается Лозен, которая, как и любой другой воин, была специалистом по захвату лошадей и стрельбе из винтовки. Кремони вспоминалинал: "Еще одна женщина была подобна ей. Ее так же чевствовали представители противоположного пола, но я забыл ее апачское имя". Она была знаменита тем, что лучше всех воровала лошадей, и редко какая экспедиция без нее обходилась. В переводе с языка апачей ее имя означает - Ловкий Конокрад".
  Пограничная комиссия поспособствовала росту проблем с мимбреньо, так как положила начало разработке шахт в Санта-Рите. Кроме этого, изыскатели обнаружили золото в соседних горах Пинос-Альтос, и около 150-200 шахтеров разбили там свои лагеря. Мангас Колорадос предложил Бартлетту показать место, где есть еще больше желтого металла, что очень озадачило американца. И отдельным шахтерам он тоже пообещал, что отправится с ними на место, где есть много золота. По словам Бартлетта, Мангас каждому из них клялся, что никому больше не расскажет об этом. Шахтеры обсудили его предложение и решили, что это ловушка. В следующий раз, когда этот предводитель посетил их лагерь, они схватили его, привязали к дереву и сильно отхлестали. Это была непростительная ошибка, так как большую часть своей оставшейся жизни Мангас посвятил мести за это свое унижение. За шрамы на теле Мангаса, множество шахтеров умерло в одиночестве, медленно повиснув вниз головой над костром или лежащими связанными в муравейнике. Через несколько лет, пленник Мангаса, доктор Томас, однажды спасший от смерти раненых мимбреньо, с завязанными глазами был сопровожден в дальний каньон, где в изобилии лежали золотые самородки. В награду за его работу, ему было дозволено взять столько золота, сколько он мог унести. Мангас и другие мимбреньо знали, где было еще больше золота, но так и не раскрыли свои секреты.
  Не было никаких препятствий враждебным действиям апачей в Соноре. В январе 1851 года, Игнасио Пескуэйра, во главе сотни солдат, перехватил и атаковал партию налетчиков апачей в количестве двухсот пятидесяти воинов, управлявшую большим стадом захваченного скота. Сильно превзойденные численно, Пескуэйра и его солдаты сражались, пока не потеряли убитыми двадцать шесть солдат и лошадь самого Пескуэйры. Подумав, что их командир убит, солдаты поспешно ретировались. Когда Пескуэйра пришел в Ариспе через несколько дней, его встретили как героя, что в дальнейшем положительно повлияло на его политическую карьеру. В следующем месяце апачи атаковали мексиканскую деревню и разбили войска, посланные для их наказания.
   На пути в Сонору, Бартлетт проезжал через ранчо Сан-Бернандино, которое было покинуто в 1830-х годах, и там еще бродил одичавший скот. Он также обнаружил, что плохо вооруженное население Фронтераса живет под гнетом постоянного террора апачей. Город был покинут в 1849 году, но генерал Хосе Мария Карраско, главнокомандующий Соноры, попытался исправить ситуацию. В ответ на их рейды в Сонору и торговлю украденным домашним скотом в Чиуауа, Карраско атаковал апачей, живущих в Ханосе. Захваченные пленники были распределены в отдаленных асьендах в качестве слуг, фактически, рабов. Это была старая испанская практика, и она сильно поспособствовала росту ненависти со стороны апачей. Среди солдат Карраско находился один сержант апач (Хуан Арройо), кто служил мексиканцам много лет. Вероятно, он был захвачен еще ребенком, и о нем забыли его собственные люди.
  Апачи были лучше вооружены, чем большинство жителей Соноры и Чиуауа, и их рейды являлись неотъемлемой частью существования на протяжении всей их жизни. В своих путешествиях Бартлетт видел, насколько мексиканцы деморализованы опустошениями апачей. Пустынных деревень и асьенд было не сосчитать. Старое поселение опата - Бакоачи, - пребывало в полной нищете, его жители постоянно находились в обороне и не в состоянии были обрабатывать свои поля. Население Ариспе, бывшей столицы, также жило под страхом постоянной атаки. Пока партия Бартлетта там находилась, мексиканские солдаты привели пять пленных апачей. В эту же ночь, другие апачи приехали в город и потребовали отпустить этих пленников, и испуганная охрана быстро на это согласилась. В другом случае апачи атаковали обоз мулов в нескольких сотнях ярдах от города. Погонщики быстро сбежали, а сам обоз был потерян. Жители Ариспе просто наблюдали, как апачи разбирают его содержимое, а затем неторопливо отъезжают. Для пресечения апачской деятельности необходимо было вновь вводить оплату за скальпы.
  Апачи продолжали безнаказанно опустошать северную Мексику. Люди были настолько деморализованы, что им было уже всё равно, кому платить за свою защиту, так как сами не могли себя защитить. Незадолго до приезда Бартлетта в Санта-Крус, в 1852 году, апачи совершили ряд нападений в окрестностях города. Прошлой зимой они управляли стадом мулов на расстоянии мушкетного выстрела из пресидио. Солдаты бессильно наблюдали за ними, и не приложили ни малейших усилий для того, чтобы им помешать. В знак своего неуважения, налетчики вырезали все стадо сразу за стенами города, как бы приглашая войска и жителей выйти за его пределы, чтобы убить их. Город Санта-Крус когда-то был процветающим обществом, но теперь он сократился в численности до двухсот человек, и между ним и Ханосом, Бартлетт наблюдал одни заброшенные ранчо и поселения. Вся северная Мексика превратилась в пустыню.
  На протяжении 1850-х годов карательные кампании мексиканцев были малоэффективны. Однажды Бартлетт встретил около двухсот слабо вооруженных и одетых в лохмотья солдат из пресидио Тусон, которые искали апачей. Он так написал про это: "Эти кампании против индейцев совершенно бесполезны, поскольку они не в состоянии достичь хотя бы малейшего успеха. На протяжении двух последних лет, мексиканцы в своих действиях на границе против апачей не убили даже пятидесяти дикарей". В одной из стычек мексиканские солдаты убили Колетто Амарильо, важного лидера мимбреньо, но это произвело небольшой эффект в деле прекращения налетов.
   Между 1851 и 1853 годами апачи убили в Соноре более пятисот человек, и опата по-прежнему являлись основными защитниками штата. Своей манерой одеваться, они были очень похожи на мексиканцев. Они были отмечены за свою смелость и за то, что, как и пима, никогда не уходили от борьбы с апачами. Опата были искренними, послушными людьми, и они объединялись в союз с мексиканцами так же, как когда-то с испанцами. В Бакоачи, Бависпе и Тубак, как и раньше стояли пехотные роты, набранные из народа опата.
  Когда Бартлетт находился в Уресе, туда пришли сообщения о том, что отряд, состоящий примерно из ста апачей, угнал табун лошадей и мулов из окрестностей Эрмосильо. И хотя город имел население свыше тринадцати тысяч человек, из них только сорок мужчин решились на преследование. Когда они догнали этот злосчастный табун, апачи остановились, развернулись и в яростной атаке закололи пиками тридцать преследователей. Вождь опата Танори, в свою очередь, со своими людьми тоже отправился вдогонку за налетчиками, и в ходе преследования нескольких налетчиков они убили и вернули 860 лошадей.
  Бартлетт видел, что Ханос, как и другие сонорские пресидии, которые он посетил, находится в критическом состоянии, и это являлось прямым следствием не урегулированных проблем между апачами и Чиуауа. В 1826 году гарнизон пресидио состоял из шести офицеров и девяноста солдат. К 1852 году оставалось всего двадцать солдат, и постройки требовали капитального ремонта. Население самого города тоже сократилось, и составляло триста человек. Как и многие сонорские поселения, Ханос казался обреченным.
  Отношения между американцами и апачами в Нью-Мексико тоже оставляли желать лучшего, несмотря на предпринимаемые меры со стороны некоторых американских представителей. Осенью 1850 года группа хикарийя следовала по направлению к военному посту в Абигуйе, собираясь попросить о том, чтобы им разрешили там пожить, и по пути они остановились в ранчо возле Охо-Кальенте, где попросили накормить их. Хозяин дал им еду, но когда апачи тронулись дальше, приказал своей охране стрелять по ним. В результате были убиты один воин и трое мальчиков. Джеймс Калхун, управляющий по индейским делам в Нью-Мексико, уладил проблему, разрешив этим индейцам поселиться в Абигуйе, и обеспечил их провизией. Человек, виновный в расстреле, был арестован, но вскоре отпущен. "Моральное разложение охватило здесь все слои общества, поэтому очень трудно заставить людей соблюдать законы", - писал Калхун. Возникла нужда собрать много денег, чтобы прилюдно вручить этому хладнокровному убийце золотую медаль, и это было сделано, в основном американцами.
  Пьянство среди апачей в Нью-Мексико было повсеместным явлением. Калхун сообщил что мескалеро по возможности продают любых животных, которых имеют в собственности, или воруют, лишь бы получить "огненную воду". Доктор Майкл Стек рекомендовал выдавать апачам еду, приготовленную из кукурузы, так как сами зерна они пускали на приготовление тисвина - алкогольного напитка. Индейский агент Джон Грейнер сообщил, что хикарийя напиваются при каждой возможности, а затем хвастаются, сколько белых они убили. Он отметил, что поселенцы севера Нью-Мексико беспрепятственно продают индейцам "Молнию Таоса" (алкогольный напиток). Стек опасался, что в отношениях с мимбреньо возникнут непредвиденные проблемы,так как племя беспрепятственно получало алкоголь от поселенцев, которые, таким образом, пытались купить себе защиту.
  Одной из составляющей проблемы апачей было то, что американцы до сих пор не выработали по отношению к ним никакой последовательной политики, кроме искоренения. В начале 1851 года Калхун писал уполномоченному по индейским делам, что "убийства и ограбления почти ежедневно происходят на этой территории южнее и западнее Санта-Фе". Калхун рекомендовал содержать апачей в определенных ограниченных местах, но когда мескалеро и хикарийя попросили его о заключении мирного договора, у него просто не оказалось полномочий для совершения подобных процедур. Некоторые хикарийя являлись не просто мирными людьми, они помогали возвращать стада, украденные налетчиками навахо. Это были члены группы их старшего вождя Франциско Чакона. Жители Манзано, поселения в шестидесяти милях юго-восточнее Альбукерке, тоже сообщали, что эти хикарийя на протяжении многих месяцев охраняют их стада. Несмотря на гарантии, прописанные в договоре Гваделупе-Идальго, согласно которым США должны были пресекать рейды индейцев через мексиканскую границу, конгресс просто игнорировал проблему апачей, и мексиканцам с американцами на Юго-западе приходилось надеяться только на свои силы. Положение усугублялось еще тем, что военные и гражданские власти Нью-Мексико редко объединяли свои усилия в делах с апачами. Их разногласия растянули решение проблемы апачей с первых лет пребывания американцев в Нью-Мексико до 1880-х годов. Полковнику Эдварду Самнеру, кто в 1851 году стал командующим военного округа Нью-Мексико, было дано указание сотрудничать с Калхуном в делах, имеющих отношение к индейцам. Калхун был убежден, что после его встречи в Санта-Фе с лидером хиленьо, это племя осталось бы мирным, если бы конгресс оказал хоть какую-то поддержку. Он собирался посетить мимбреньо в Санта-Рита-дель-Кобре, но полковник Самнер отказался предоставить ему охрану, и этим своим решением, фактически, отменил визит. "Если подобное происходит", - писал Калхун уполномоченному, - "то получается, что наши офицеры, обязанные выполнять инструкции из Вашингтона в отношении индейских дел, напротив, ими пренебрегают".
   Шахтеры остались в стране мимбреньо после отъезда пограничной комиссии, но у них не было военной защиты. Форт Вебстер являлся временным постом, созданным для защиты комиссии во время ее нахождения в регионе. Между тем, мимбреньо были убеждены, что это они выгнали солдат, и поэтому совсем осмелели. Многие члены племени возвратились из Ханоса, чтобы помогать выгонять шахтеров со своих земель. В январе 1852 года, по рекомендации майора Эноча Стина из Первых Драгун, в форте Вебстер была расквартирована рота пехоты. В сентябре гарнизон был перемещен на новое место заложения около реки Мимбрес, где был построен новый форт, который тоже был назван - Вебстер. Майор Стин во главе двух рот драгун был послан для усиления гарнизона. В конце 1853 года форт Вебстер был покинут, а войска были переданы в форт Торн на Рио-Гранде, который входил в ряд постов, организованных Джоном Гарландом для противостояния мескалеро. Сильный гарнизон форта Вебстер должен был помочь контролировать мимбреньо, но организации военных постов в стране не уделялось должного внимания, поэтому войск не хватало, следовательно, решение проблемы апачей затягивалось.
  На протяжении 1850-х годов обсуждалось несколько договоров с разными апачскими племенами, и все они были последовательно сенатом отвергнуты. Джон Грейнер, заменивший заболевшего Калхуна на посту индейского агента, пригласил мескалеро на совет в Санта-Фе, и тридцать их лидеров согласились прийти. В июле 1851 года они подписали договор "бессрочного мира и согласия". Затем Грейнер организовал подобные совещания с вождями хиленьо в Акома. Поковник Самнер решил сам провести переговоры, но настоял на том, чтобы Грейнер его сопроводил. Мангас Колорадос вошел в лагерь и обратился к Самнеру: "Ты вождь белых людей, я вождь красных. Значит, мы с тобой с удовольствием поговорим". Конгресс упорно отклонял ратификацию договоров, и отношения между американцами и апачами неуклонно ухудшались. В феврале 1852 года Калхун сообщал о военных поражениях, прерванных экспедициях и путешествиях во многих частях территории. "Если военные действия продолжатся", - писал он Даниэлю Вебстеру, - "то территория будет оставлена, и в дальнейшем превратится в огромную дикую глушь". В официальном ежегодном отчете за 1852 год, Самнер сильно паниковал, предлагая возвратить Нью-Мексико мексиканцам и индейцам.
  В 1853 году, губернатор Уильям Карр, вместе со своими негоциантами обсудил множество договоров с дикими племенами, пообещав снабдить их зерном, солью, говядиной и "коровами-перволетками для дальнейшего их выращивания и разумного использования на протяжении следующих трех лет". Не дожидаясь утверждения сенатом этих соглашений, негоцианты собрали многих мимбреньо возле форта Вебстер и раздали им деньги из территориального казначейства, чтобы те начали заниматься земледелием. Но, как часто случалось и раньше в делах с индейцами, люди, дававшие им свои обещания, были не в состоянии их выполнять. Группу негоциантов вскоре сменил Дэвид Мэривезер, кто нашел территориальное казначейство почти пустым. Мэривезер видел только два пути решения проблем индейцев: кормить их, или уничтожать. "Последний метод применяли мои предшественники, но он не оказался эффективным", - писал он. Вначале он следовал первому озвученному методу, пытаясь наладить кормление индейцев. Но все благие намерения Мэривезера рухнули в одночасье, когда конгресс отказался подтвердить договоренности его предшественника. Когда поставки продовольствия были остановлены, мимбреньо вновь почувствовали себя преданными.
  Группа негоциантов заключила аналогичное соглашение с хикарийя, пообещав им, что правительство будеть одновременно кормить их в течение пяти лет и постепенно приучать к самостоятельной жизни. Договор должен был вступить в силу только после ратификации его в сенате, но хикарийя, совсем незнакомые с конституционными требованиями, решили, что договор уже действует. Они пришли и расположились лагерем возле Абигуйи в ожидании обещанных рационов, и армия вынуждена была их кормить.
  Сенат в итоге отверг и этот договор, и Мэривезер попытался объяснить индейцам случившееся, но хикарийя никак не могли понять, почему, если им обещаны поставки и они должны оставаться мирными, армия вдруг отказалась их кормить. Перед лицом голода, они возвратились к своей старой привычной жизни. Вскоре пошли жалобы поселенцев на кражи домашнего скота и призывы к армии обеспечить их защитой в ожидаемой индейской войне. Желая подавить мятеж в самом его начале, драгуны расстреляли группу хикарийя, убив при этом много женщин и детей. Несмотря на то, что хикарийя были в основном вооружены луками и стрелами, они немедленно отплатили, убивая двадцать четыре драгуна и раня почти столько же. Теперь началась открытая война, в результате которой, по словам Мэривезера, хикарийя нанесли Нью-Мексико самый большой ущерб по сравнению с другими племенами.
   Кормление апачей, - и это было известно еще испанцам и мексиканцам, - требовало меньше денег, чем война с ними, особенно в случае, когда они принимали условия мирного соглашения и жили в мире возле армейского поста. Мимбреньо разозлились, подобно хикарийя, посчитав, что американцы их предали. Первые налеты в этом году они направили против поселений, шахт и ранчо англо-американцев. Было уничтожено собственности на большие суммы, захвачено много добычи и убито много людей. Когда войска вновь заняли форт Вебстер, мимбреньо посчитали, что их земля в опасности, и их ярость ещё больше увеличилась.
  Договор Грейнера с мескалеро касался только группы Сьерра-Бланка, которая соблюдала соглашение и держала мир. Другие мескалеро, бродившие в горах Дэвис, Сакраменто, Гваделупе ив области Биг-Бенд, вероятно, ничего не знали об этом договоре, а значит, не считали себя чем-либо обязанными. В то время как лидеры группы Сьерра-Бланка наносили мирные визиты в Санта-Фе, чтобы показать, что они с кротким достоинством последовали за американцами, а также чтобы напомнить губернатору о строительстве на их землях нового форта, южные группы племени постоянно препятствовали движению по дороге от Сан-Антонио до Эль-Пасо. Однако именно мескалеро Сьерра-Бланка были несправедливо обвинены в этих ограблениях.
  Американцы хорошо знали, что налеты апачей в Мексике наносят гораздо большие опустошения и страдания. Описывая племена Хилы и их обширную страну, Мэривезер отметил: "Их изощренные и безнаказанные грабежи Соноры и Чиуауа происходят все последние годы, и в них они почти не теряют своих людей". За один только июль 1853 года апачи убили в Соноре сто семьдесят человек, уничтожив города Чинапа и Санта-Крус, и одновременно атаковали южную Аризону.
   Грэйвс, агент мимбреньо, не особо разглагольствовал на счёт их мирной и самостоятельной жизни. Он попытался уговорить их заняться земледелием у реки Мимбрес, около Медных Шахт. "В этом деле они достигли небольших успехов", - писал он, - "и я считаю, что если подобная политика будет продолжена, то произойдут значительные изменения в жизни этих деградировавших индейцев". Рассуждая об апачах в общем контексте и об их налетах в Мексику, он говорил, что правительство должно позаботиться о том, чтобы апачи исчезли тихо и безболезненно; что уничтожение принадлежащих аборигенам лесов и гор должно стать политикой, и ни один просвещённый гражданин или государственный деятель не должны этому мешать. Он не оставлял индейцам никакой надежды: "Эти люди, аборигены Америки, обречены на быстрое и окончательное вымирание, если их заставлять жить согласно нашим законам несмотря на то, что мы при этом пытаемся управлять ими согласно общепринятой гражданской и человеческой морали. Все действия просвещенного христианского правительства, каковым, например, является наше, должны быть направлены на окончание их человеческого существования". В ответ на свой вопрос -"Что нужно делать, чтобы этого достичь?", - Грэйвс сам же и отвечал: "Апачей надо сделать полностью зависимыми от нас в получении пищи, неважно - мирными или насильственными методами. Любая тварь, независимо от того, цивилизованная она или нет, погибнет, если лишить ее источников или средства существования. Кормить и одевать индейцев - занятие дорогое. Такая политика, её обязательства, успокоят их только на время. Чем дольше это будет продолжаться, тем больше им будет надоедать это спокойствие, значит, такая политика просто откладывает злой день на какое-то время". Грэйвс предложил сконцентрировать племена в резервациях и учить их там фермерству, давая им шанс сменить луки и стрелы на топоры и мотыги. "Если вы начнете воевать с ними и завоюете их, то у вас также возникнут те же вопросы, и вам придется им угождать. В конце концов, вы будете бесконечно заботиться о них, или их придётся уничтожить".
  Покупка Гадсден была обсуждена в 1853 году и ратифицирована в июне 1854-го. К Соединенным Штатам отошли все земли Аризоны и Нью-Мексико южнее реки Хила. Правительство США и до этого прилагало мизерные усилия в деле пресечения апачских налетов в Мексику, а теперь и вовсе могло не идти на уступки мексиканцам. Как и следовало ожидать, оно просто отказалось от соглашения по контролю над индейцами.
  Вновь приобретенная территория находилась в сердце Апачерии и охватывала земли мимбреньо, могольон, пиналеньо и чирикауа. Эти племена существовали почти исключительно за счет рейдов, так что проблема апачей еще более усложнилась. Трудности, с которыми столкнулся губернатор Мэривезер в своей работе с большими числами враждебных апачей, вынудили его отказаться от переговоров с ними, даже с учетом того, если конгресс, вдруг выдал бы деньги на приобретение товаров, выдача которых входила в условия соглашений. Теперь Мэривезер и не пытался открывать переговоры с апачами.
   Чиновники в Вашингтоне были осведомлены об апачах и об их методах по удовлетворению своих насущных потребностей, и от бессилия предлагали им более мягкие условия. В его годовом отчете за 1854 год, уполномоченный по индейским делам Джордж Мэнипенни, учел эти рекомендации, и допустил, что апачи "вынуждены красть, или будут голодать". Кроме этого, он доказывал, что "правительство должно их субсидировать, пока они не научатся сами обеспечивать себя, или, в противном случае, они должны быть уничтожены". "Христианские обязательства и требования человечности", - набожно он заключил, - "должны подвигнуть правительство на проведение эффективных действий, и это настолько очевидно, что нет смысла далее дискутировать на эту тему. Известно, что мы теперь владеем землями индейцев и лишаем их средств к существованию. Взамен мы должны обучить их обходиться без этих ресурсов, или их уничтожение неизбежно".
  В начале 1854 года Кит Карсон возложил на себя обязанности агента для племен хикарийя, юта и пуэбло. Вскоре хикарийя были обвинены в ограблениях, и лейтенант Белл из Вторых Драгун вышел с войсками наказывать их. Его подразделение настигло партию хикарийя, по их словам, непричастную к ограблениям. Но, как обычно происходило в таких случаях и раньше, когда за проступки одних индейцев наказывались другие, войска открыли огонь по ним, многих при этом убивая, включая главного вождя. Карсон быстро отправился в путь, чтобы пресечь общую войну, и посетил большую группу хикарийя, чей лагерь находился приблизительно в одном дне пути из Таоса. Но его действия не принесли успеха, и через три дня началось восстание всего племени.
  Отряд из шестидесяти драгун столкнулся с большой группой хикарийя, и по окончании тяжелого сражения только семнадцать из них остались в живых. Затем полковник Филип Сент Джордж Кук вышел в область во главе большого отряда и в сопровождении Кита Карсона в качестве индейского агента. Карсон так высказался о тех событиях: "Индейцы, совершающие сейчас ограбления - это те, кто потерял свои семьи во время войны. У них не осталось ничего, и теперь они мстят за гибель своих семейств, которые были уничтожены белыми. Они стали десперадо (отчаянными)". Он надеялся, что сможет предотвратить дальнейшую ненужную резню, но хикарийя разошлись в разных направлениях, и невозможно было собрать их на совет. Карсон думал, что правительство пригласит их на переговоры, но действующий губернатор Мэривезер не удостоил их своими жестами мира.
  Майор Джеймс Карлтон, сопровождаемый Китом Карсоном, шел по следу партии хикарийя к пику Фишер в горах Ратон. Войска неожиданно атаковали лагерь, убивая при этом много воинов, а остальные разбежались, Тем не менее, война продолжалась, и хикарийя, имевшие всего сто или сто пятьдесят воинов, заняли оборону. Два превосходящих их по численности подразделения действовали против них в регионе в 1855 году. Это были драгуны под командованием полковника Фаунтлероя и волонтеры из Нью-Мексико под командованием Серана Сент Врэйна, которые дали индейцам семь сражений, и те понесли в них тяжелые потери. В августе этого же года некоторые красные мужчины из хикарийя и юта пришли к Карсону с просьбами о мире. Он провел совет с ними и губернатором Мэривезером на реке Чама, и в результате было решено заключить мирный договор, по условиям которого, этим двум группам предоставлялась резервация на севере Нью-Мексико. Когда новости о новом договоре Мэривезера достигли Таоса, люди в нем были возмущены. В своих письмах в Вашингтон, они протестовали против того, что место под резервацию находится слишком близко к Таосу, и просили переместить ее куда-нибудь подальше. Возможно, благодаря этому протесту, конгресс не ратифицировал эти договоры. В 1856 году агент Лоренцо Лабади писал из Абигуйи, что юты и хикарийя соблюдают договоры, но живут в нищете, терпеливо ожидая инструменты и семена, которые им обещал Мэривезер. Лабади просил правительство начать обеспечение хикарийя пищей, "так как из-за голода они могут вновь начинать захват и совершение других преступлений".
   Из-за того, что мескалеро по-прежнему препятствовали движению на дороге из Сан-Антонио в Эль-Пасо и атаковали вдоль Рио-Гранде, в 1854-55 годах несколько войсковых колонн вторглись в их земли и пересекли их в разных направлениях, нанося им при этом поражения. В начале 1855 года капитан Юэлл из Первых Драгун промаршировал через страну мескалеро во главе 180 драгун. У него произошло несколько столкновений с ними, и среди прочих были убиты главный вождь Санта-Анна (здесь ошибка автора, так как Санта-Анна, или Сантана, умер гораздо позже от болезни) и один из его сыновей. Из-за того, что кампания проходила в середине зимы, и лошади драгун не в состоянии были выносить морозы и постоянный холод, драгуны к концу кампании просто не успевали за пехотой.
  Когда Юэлл расположился лагерем на Бонито, группа мескалеро поспешила к доктору Стеку с просьбами о мире. Тот обещал предоставить им защиту до тех пор, пока он не даст им ответ. Генерал Гарланд, чьи войска пытались нанести всем мескалеро общее поражение, был разочарован их просьбой. Он сказал: "Этот шаг - их маленькая победа в то время, когда мы были готовы их окончательно разбить". Несмотря на досаду Гарланда, мескалеро была предоставлена резервация в их собственной стране , со штаб-квартирой агентства в форте Стэнтон, который был возведен на реке Бонито в начале 1855 года. Конгресс, как обычно, не одобрил этот договор, но агентство сохранилось и обеспечивало мескалеро кое-какими товарами и инструментами. Эти апачи начали склоняться к миру, но политика американцев причиняла им неудобства, и им приходилось прилагать немалые усилия для того, чтобы оставаться мирными. Как только они поселились в форте Стэнтон, представители агентства пожелали, чтобы у них был главный вождь, но мескалеро этого не хотели. Ожидалось, что вождь будет указывать каждому члену племени и нести ответственность за действия каждого. Но это было невозможно, так как полностью противоречило традиции апачей в том, что никакой их лидер не мог никем командовать. Другим недостатком этой политики было ограничение мескалеро в их перемещениях, оставляя их в этом случае надеяться только на скудные пайки. Этим ограничением американцы пытались пресечь их возможные попытки захвата домашнего скота или продолжение налетов в Мексике. Кроме этого, они не хотели, чтобы индейцы по-прежнему практиковали сбор мескаля. Небольших рационов не хватало для нормальной жизни, но мескалеро не позволялось охотиться. При виде своих голодающих женщин и детей, воины приходили в отчаяние.
  В письме к губернатору Мэривезеру, лейтенант-полковник Майлс требовал нормального обеспечения пищей мескалеро, так как становилось очевидным, что у них есть только два выбора: воровать или голодать. Он рекомендовал назначить им собственного агента, отметив при этом, что "доктор Стек является одним из наилучших агентов у апачей Хилы, которых я когда-либо знал, но он не может приобрести доверие у мескалеро и, следовательно, не может управлять ими, и это может привести к тому, что он потеряет влияние и среди хиленьо, так как эти два племени сильно ревнуют друг друга". Несмотря на это предупреждение, доктор Стек, чья штаб-квартира распологалась в Дона-Ане, был назначен агентом для мескалеро, оставаясь при этом агентом и для хиленьо. Ему вменялось в обязанность решать их проблемы и учить земледелию. У него наладилось хорошее сотрудничество с Gian-nah-tah (Гиан-на-та, Всегда Готовый), влиятельным вождем мескалеро. Мексиканцы называли его Кадетте. Когда поселенцы сообщали о пропаже домашнего скота, Кадетте часто помогал вернуть украденных животных. Но когда он не успевал, голодные как собаки мескалеро уже всё съедали. Стек урезал их без того скудные пайки, и в результате мескалеро ушли в горы. Это только усугубило и без того тяжелую ситуацию, заставляя их как никогда раннее стоять перед выбором: красть или голодать.
  К счастью для мескалеро, губернатор осудил политику Стека и приказал кормить их. В 1856 году Стек наладил контакт с ними и привез им одеяла, одежду и пищу, и пообещал через месяц снабдить их говядиной. Тем не менее, не все мескалеро желали заниматься фермерством и оставаться мирными. Группа Агуа Нуэво, во главе с Матео и Венансия, оставались в Собачьем Каньоне в горах Сакраменто. Другая группа, во главе с Маркосом и Гомесом располагалась в горах Гваделупе, откуда их военные партии отправлялись на дорогу от Сан-Антонио до Эль-Пасо, чтобы атаковать неосторожных путников. Усилия Кадетте по сдерживанию его людей были сравнительно успешны, и это было признано и потверждено некоторыми представителями власти. Другие чиновники продолжали обвинять эту группу Сьерра-Бланка в каждой сообщенной краже, хотя захват лошадей и скота совершали все индейцы, без исключения. В одном случае, майор Томас Холмс, командир в форте Стэнтон, проверял сообщение, что люди Сьерра-Бланка участвовали в атаке на дорогу Сан-Антонио - Эль-Пасо, и после тщательного исследования выяснил, что эта группа никак не связана с налетами. Он написал: "Подобная их сдержанность в этом деле объясняется тем , что для них открыта небольшая лавка по разрешению доктора Стека, которая торгует с ними на небольшие суммы".
  Губернатор Мэривезер, после побед над мескалеро и хикарийя, летом 1855 года начал налаживать связь с хиленьо. Так как мимбреньо и мескалеро временно были остановлены военной мощью США, их вожди решили заняться земледелием под руководством их агента. Согласно Мэривезеру, оба этих племени находились в полной нищете. Мимбреньо знали и любили Стека, и поэтому с радостью встречали его в своих лагерях. Он увидел, что они искренни в своих желаниях заниматься земледелием, и быстро организовал посевную. Семена дали хорошие всходы, и к концу второго года было получено много зерна и овощей, - достаточно для того, чтобы обеспечить потребности мимбреньо в продовольствии. Полное самообеспечение резервации являлось главной целью, но этого невозможно было достичь за короткое время. Тем не менее, мимбреньо смогли бы достичь этой цели, если бы их дополнительно снабжали пищей, необходимыми инструментами и семенами. Даже если бы им и не выдавалась пища, они все равно достигли бы успеха, но почти половина их умерла от болезней, завезенных англо-американцами. Кроме этого, мимбреньо были напуганы экспедицией полковника Бонневилля на Хилу в 1857 году.
  Характер отношения к апачам со стороны американцев можно понять из сообщения индейского комиссионера Коллинза, кто рекомендовал разместить мескалеро, мимбреньо и могольон в резервации возле Хилы, а хикарийя и юта в другой. "Могут спросить", - писал он, - "а согласятся ли индейцы на подобное размещение? Я отвечу, неважно, согласны они или нет, их нужно заставить это сделать. Они больше не имеют права вести тот образ жизни, который они вели последние несколько лет, так как вор должен быть выслежен и должен получить ту же радость, которую он предоставляет тем, кого грабит".
  Могольон-апачи продолжали свою прежнюю жизнь, и в марте 1855 года полковник Дэниэл Чандлер провел кампанию против них, правда, не очень успешную. При возвращении в форт, он проходил через лагерь мирного вождя мимбреньо Дельгадито. Индейцы, собранные на совет со Стеком, решили поглазеть на марш солдат. Когда войска достигли дистанции ружейного выстрела от индейцев, то начали без предупреждения расстреливать лагерь. Одна женщина была убита, а другая, с несколькими детьми, ранена. Когда Дельгадито пришел в себя и был, наконец, способен принять участие в совете, полковник Чандлер объяснил ему, что он подумал, что перед ним находятся могольон, после чего согласился заплатить за их убытки. Генерал Гарланд принял оправдания Чандлера, сказав при этом, что "офицеры должны иметь очень высокий интеллект и человеческую чувствительность, чтобы не совершать безжалостные атаки на своих диких противников". Кампания Чандлера вызвала ответные меры, и одной из жертв стал агент навахо Генри Додж, кто пропал по пути к пуэбло Зуни. Капитан Томас Клейборн из форта Торн послал сообщение Мангасу Колорадосу с просьбой найти индейцев, захвативших Доджа, и провести переговоры с целью его освобождения. Мангас отправил Дельгадито с предупреждением к Стеку, что могольон и койотеро объединились для войны с американцами, и позже он сообщил, что кто-то из них убил Доджа. В октябре могольон украли 150 мулов в округе Берналильо. Войска возвратили большую часть украденного. "Эта група хиленьо", - писал исполняющий обязанности губернатора Дэвис, - "имеет обыкновение грабить данную область осенью каждого года, а в последний раз, то же самое было проделано зимой". Полковник Бонневилль, временный командующий департаментом, не предпринимал пока никаких действий против апачей, но убийство агента Доджа толкнуло его на проведение знаменитой "Экспедиции Хила" в 1857 году, целью которой являлось уничтожение хиленьо. Три больших колонны направились к рекам Хила и Мимбрес. Командовали ими полковник Лоринг из Альбукерке, майор Эноч Стин из Тусона и полковник Диксон Майлс из форта Торн. Майлс вторгся в верховья Хилы и загнал в безвыходное положение большую группу могольон и койотеро возле горы Грэм, убивая сорок два индейца и захватывая тридцать шесть других. Лоринг и его пехотинцы атаковали Кучильо Негро и его племя в каньоне де-Лос-Муэртос-Карнерос (каньон Мертвой Овцы), убивая этого лидера мимбреньо и несколько его последователей, а также захватывая ряд пленников. Теперь хиленьо временно отказались от рейдов в Нью-Мексико, но по-прежнему опустошали Сонору. Могольон требовали встречи с полковником Бонневиллем и Стеком, предлагая предоставить им землю и пост на их землях в качестве залога мирного будущего. Так как ни агент, ни главный офицер не имели полномочий заключать подобные соглашения, это предложение было отклонено, и апачи получили предупреждение, что они будут уничтожены, если рейды не прекратятся. Эта кампания напугала мирных мимбреньо, которые занимались земледелием в Санта-Рита-дель-Кобре. Койотеро выразили протест Стеку за то, что они были несправедливо атакованы Бонневиллем. Они всегда считали американцев своими друзьями, и желали, чтобы так оставалось и в дальнейшем. Стек обяснил им, что эта атака была наказанием за смерть агента Доджа. Один из вождей койотеро предположил, что убийца Доджа был убит в той атаке. Невыдача убийцы, по мнению Стека, оправдывало атаку на них. Вождь затем попросил Стека похлопотать перед командиром в форте Дифайенс насчёт освобождения захваченных в бою койотеро, так как шестеро из них уже умерли в тамошней тюрьме. Большинство мимбреньо и могольон оставались некоторое время в Мексике, куда они сбежали от "Экспедиции Хила". Стек послал к ним бегунов с просьбами вернуться. Многие, в конце концов, возвратились в Санта-Риту, но их доверие было сильно подорвано. Хотя медные шахты находились на землях неофициальной резервации, которую Мэривезер предоставил мимбреньо в 1855 году, Стек убедил их дать разрешение на прибытие американских шахтеров, чтобы те мирно работали. А могольон, со своей стороны, угрожали выгнать шахтеров и говорили Стеку, чтобы он попросил индейского уполномоченного Коллинза выдать им подарки для обеспечения прочного мира. Стек оценил, что численность мимбреньо составляет 70 мужчин и около 450 женщин и детей, а у могольон было 125 мужчин и 500 женщин и детей. Столько же могольон находились в Мексике.
   Из-за того, что всем было известно о склонности апачей и навахо к захвату домашнего скота, легко можно было обвинять их во всех реальных или представляемых кражах. То, что они не всегда были виновны, было отмечено в письме полковника Томаса Фаунтлероя к генералу Уинфилду Скотту: "Возникает много больших трудностей из-за того, что многие претензии к индейцам Нью-Мексико в отношении совершаемых ими грабежей, воровстве скота и другим преступлениям, или сфальсифицированы, или сильно преувеличены. И если начать войну просто из-за предъявления этих претензий, то причины для этого должны быть вескими, и индейцы тогда должны быть уничтожены". Многие чиновники поддерживали идею снабжения апачей пайками, так как становилось очевидным, что в противном случае они продолжат ходить в рейды. Одним из таких людей был доктор Стек, сообщивший уполномоченному по индейским делам, что военные меры в регионе не достигли своей цели, и что самым лучшим путем для установления прочного мира является политика дружбы и поставки достаточных пайков. Он также отметил, что мескалеро и мимбреньо остаются мирными с тех пор, как была принята политика их кормления, и оба этих племени "владеют обширными областями, которые в дальнейшем можно будет развивать". Полковник Джеймс Коллинз, управляющий по индейским делам в Нью-Мексико, поддержал Стека, сказав, что существует лишь единственный выбор в отношении них: "насаждение мира в среде апачей, или их полное уничтожение". Он рекомендовал основать резервацию возле реки Хила, подальше от всех поселений, и расположить там большой военный гарнизон для контроля над ними. Немногие были несогласны с мнением, что апачей нужно кормить, или, в противном случае, уничтожить. К сожалению, последних было гораздо больше.
  (Западная Апачерия.)
  Доктору Стеку хорошо было известно, что поселенцы обращаются с хиленьо несправедливо, и что болезни сильно их ослабили. Но, тем не менее, они были терпеливы, и Стек насчет них был настроен оптимистично. "Племена мимбре и могольон, кажется, желают следовать советам их агента", -писал он, - "и доверяют любезным намерениям правительства по отношению к ним. В их делах с гражданами, они часто оказываются пострадавшей стороной. Их напаивают алкоголем и воруют их лошадей. Мексиканцы украли у них много лошадей в агентстве или около него. Вдобавок, их хладнокровно убивают". Говоря о мескалеро, Стек упомянул, что их часто провоцировуют на продолжение военных действий. В феврале 1858 года группа жителей из Месильи, объявив себя милицией Месильи, атаковала мескалеро, расположившихся лагерем около штаб-квартиры Стека в Дона-Ане. В апреле, другие жители Нью-Мексико неожиданно атаковали лагерь мескалеро, расположенный возле форта Торн, и убили много мужчин, женщин и детей. Разозленный гражданским беспределом в отношении индейцев, генерал Гарланд послал своих подчиненных арестовать убийц, и при этом грозился, что отведет войска, предоставив гражданам право на самозащиту. Жители, разумеется, отчаянно запротестовали перед лицом такой перспективы, и пост не был покинут. Однако Гарланд предупредил, что те граждане, которые совершают насилия, не могут просить о защите, и она им не будет предоставлена. Белые поселенцы в ответ сказали, что мескалеро должны быть удалены из Нью-Мексико, или их следует уничтожать.
  В начале 1860 года Стек посетил мимбреньо и обнаружил, что они по-прежнему мирные и нищие. Американцы и мексиканцы в Нью-Мексико со станций этапа, из поселений вдоль реки Мимбре и с медных шахт, полностью опустошили их охотничьи угодья. Мимбреньо горько жаловались на то, что белые посягают на их лучшие земли. Стек предупреждал уполномоченного, что если не будет немедленно создана постоянная резервация, мимбреньо начнут борьбу за свою землю. В 1861 году угроза вторжения конфедератов из Техаса вызвала отвод войск из всех фортов в стране апачей, так как они были нужны для защиты Нью-Мексико. Конфедераты ждали своих союзников с юга, чтобы помочь им вторгнуться на территорию, но их постигло разочарование. Войска конфедератов временно заняли некоторые заброшенные форты, но вынуждены были уйти из Нью-Мексико в 1862 году после их поражения в каньоне Апачей. Когда мескалеро и мимбреньо увидели марширующие прочь войска , они подумали, что это они их выгнали. Апачам предоставился прекрасный шанс освободить свою землю от злоумышленников, и они должны были использововать его по-максимуму.
  ГЛАВА 4. НАЧАЛО КОНФЛИКТА МЕЖДУ АМЕРИКАНЦАМИ И АПАЧАМИ В АРИЗОНЕ.
  В то время как территория Нью-Мексико страдала от налетов апачей и навахо в начале 1850-х годов, апачи в Аризоне беспокоили пресидио Тусон, атаковали остальные мексиканские пресидии и убивали неосторожных путников. В феврале 1851 года Ройс Отман и его семья выступили из деревни пима у Хилы по направлению к пустыне Юма. Отманы находились в числе тех иммигрантов, которые застряли в Тусоне. Они и несколько других семейств испытывали недостаток в деньгах и других необходимых вещах, но, несмотря на это, тронулись в путь. Пима всегда оказывали помощь путникам, но в то год их урожай был плохим, и пищи у них было немного для того, чтобы ей делиться. Отман находился в отчаянии - его быки ослабли, и у него кончалась еда. Некий путешественник, накануне прибывший из форта Юма у реки Колорадо, сообщил, что маршрут безопасен, и он не видел никаких индейцев. Но из всех остальных переселенцев, лишь Отман со своим семейством решились продолжить путешествие. Семь дней прошли в тяжелой работе, так как быки еле-еле тянули фургоны. Доктор Лекаунт и несколько других путников догнали их. Видя, что быки Отмана слишком слабы для продолжения путешествия, Лекаунт пообещал им, как можно быстрей добраться до форта Юма и выслать оттуда помощь. Но следующей ночью индейцы атаковали лагерь Лекаунта и забрали всех его животных. Пешком, с нехваткой еды, он не мог идти дальше, и случилось это, по крайней мере, в тридцати милях от лагеря Отмана. Он вырезал на дереве предупреждение для Отмана о присутствии в районе индейцев. Через несколько ночей семья Отман расположилась лагерем в том же месте, но, к сожалению, они не увидели отметки доктора. На следующий день они недалеко удалились от места ночевки, когда быки выдохлись и им пришлось разбить лагерь возле реки Хила. Индейцы позже сообщили, что тонто атаковали этот лагерь и убили белого мужчину, его жену и четверых их детей, забрали Оливию, которой на тот момент было шестнадцать лет, и десятилетнюю Мэри Энн. Четырнадцатилетний Лоренцо был оставлен умирать, но он выжил. Когда он пришел в сознание, то отправился в обратный путь в деревню пима. Его сестры, в конце концов, были проданы мохаве. Мэри Энн умерла, но Оливия оставалась рабом у мохаве до 1857 года, когда ее выкупили. Их история хорошо известна. Преподобный Страттон написал мелодраматический рассказ об их неволе, позже приобретший широкую известность.
  В борьбе против апачей, папаго Аризоны играли ту же роль, что и опата в Соноре. Каждый раз, когда апачи атаковали граждан или апачей-мансо в Тусоне, и угоняли домашний скот, войска из форта, граждане, папаго и мансо обычно гнались за налетчиками, пытаясь вернуть украденных животных. В боях против апачей в Аризоне, папаго часто были более успешны, чем мексиканские войска. В 1850-х годах численность папаго составляла три тысячи человек. Подобно пима и марикопа, они дрюжелюбно относилдись к американцам и часто оказывали им полезные услуги. Из-за посягательств мексиканцев на их земли в Соноре, с 1855 года многие из них перебрались на новое местожительство в Аризону, и, по крайней мере, три четверти из них теперь жили там. В 1858 году специальный агент Бэйли сообщил, что четырем тысячам пима и пятьсот марикопа, живущим в Аризоне, не выданы обещанные им инструменты и семена. Также он предупредил, что необходимо определить границы их земель: "Надежная политика должна предохранить от любых претензий с их стороны в этом деле, и нужно их немедленно занять работой; их право на собственную землю должно быть подтверждено официально; они должны быть обеспечены семенами, инструментами и одеждой, как и было им обещано; и к ним должен быть приставлен агент. Когда их лояльность не будет вызывать никаких сомнений, их можно будет снабжать оружием и боеприпасами".
  Специальный агент Сильвестр Моури выразил более холодный и безразличный взгляд на пима и марикопа. "Конец этих людей будет таким же, как и у других племен, это лишь вопрос времени", - писал он. - "К ним нужно применить "теорию исчезновения красного человека". Обязанность правительства сохранить их, по возможности, чтобы стимулировать их экономику, и пока они мирные,
  предоставить им самим решать свою судьбу. Идея цивилизовать и христианизировать их, при всем влиянии на них пограничного населения - это всего лишь мечты псевдо-филантропов. Быстрое заселение территории приведет к определенному числу контактов с "гуманной цивилизацией" белого человека, и результат будет такой же, как ис другими племенами - мужчины станут пьяницами, женщины проститутками, а болезни оставят только название их расы". В 1859 году Джон Уолкер был назначен на должность агента пима и марикопа, но он немного мог для них сделать. В это же лето конгресс наложил вето на деньги, выделенные на инструменты и одежду для этих двух племен, а еще хуже было то, что эти субсидии входили в средства для проведения исследования их земель. Пима и марикопа всегда были мирными с тех пор, как американцы появились в Аризоне, но несмотря на это, с ними не был заключен ни один договор, что говорило о недостаточно уважительном отношении к ним со стороны американцев.
  Американские скотоводы и шахтеры прибыли на юг Аризоны вскоре после Покупки Гадсден, которая была ратифицирована в июне 1854 года. В этом же году Пит Китчен основал ранчо около современного Ногалеса, и через три года оно стало крупней, чем огромное ранчо Каноа возле Тумамакори. Китчен привел из Соноры тридцать семей опата, чтобы они обрабатывали землю и охраняли от апачей стада. "Оплот" - так называлось его ранчо-дом, похожее на форт. Оно располагалось на самом высоком в окрестностях холме, и на крыше его размещался наблюдательный пункт, откуда постоянно велось наблюдение за окрестностями, чтобы вовремя предупреждать работников на полях о появлении апачей. Ранчо много раз подвергалось нападениям, но, благодаря продуманной защите , сохранилось , хотя другие ранчо в регионе были уничтожены или покинуты. Согласно легенде, в 1873 году Китчен и Кочис закончили войну между собой после того, как первый спас сына Кочиса, Найче, из рук мексиканских отщепенцев.
  Правительство США не сразу послало свои войска в Тусон и другие части вновь приобретенной территории южнее Хилы. Мексиканцы ушли из пресидио Тусон, и его жителям пришлось громко просить предоставить им защиту. В 1856 году военный отдел, наконец, прислал в окрестности города четыре роты Первых Драгун. Но майор Эноч Стин, командир этих драгун, не хотел устанавливать пост возле Тусона, так как там, по его словам, не было корма для лошадей и подходящих стройматериалов. Выбор места для нового поста оказался трудным делом. Находясь под давлением жителей Тусона, Стин выбрал для поста старое ранчо Калабасас на реке Санта-Крус (около ее слияния с небольшой рекой Сонойта), примерно в шестидесяти милях южнее города, и это было очень далеко для предоставления даже символической защиты. Драгуны находились там целый год, не нанося серьезных убытков апачам и не пресекая их налеты в Сонору. В июне 1857 года солдатам был дан приказ переместиться к Сонойта, где был построен форт Бьюкенен. Этот форт представлял собой скопление глиняных хижин без защитных стен и укреплений, а численность гарнизона не давала возможности проводить серьезные кампании и карательные экспедиции против враждебных индейцев. Апачи в дневное время с презрением проходили на виду у всего форта, отправляясь в набегив Мексику, а ночью даже вышагивали среди его построек. Ни один офицер или солдат вечером не решался пройти от одной постройки до другой без пистолета в своей руке. Форт Бьюкенен просуществовал несколько лет и был сожжен и оставлен в 1861 году, когда войска Союза покинули Аризону для защиты Нью-Мексико.
  Некоторые шахтеры южной Аризоны сохраняли мир с различными локальными группами апачей, благодаря обеспечению их продуктами и боеприпасами. Эти небольшие договоры, являвшиеся плодами кропотливой работы доктора Стека, приносили эффект до тех пор, пока апачам позволялось совершать набеги в Мексике. В 1856 году, Чарльз Постон, кто имел собственные интересы в шахтёрских окрестностях города Тубак, попросил Стека организовать встречу с несколькими вождями апачей в Санта-Рите. Он нашел, что они желают заключить мир с американцами, так как у них долго не было никаких торговых отношений с мексиканцами. Благодаря этому, они заключили договор, который позже нарушили не апачи. Постон установил свою штаб-квартиру в заброшенном пресидио Тубак.
  Агент Сильвестр Моури, в мрачном сообщении уполномоченному по индейским делам в ноябре 1857 года, писал , что он совсем не доверяет апачам. "По моему личному мнению", - сообщал он, - "апачей невозможно усмирить. Цивилизация - не для них". Позже, когда Моури отстаивал свои изыскательские интересы в Аризоне, он настаивал на проведении политики искоренения апачей, утвержда я при этом следующее: "Есть только один путь завоевать их. Должна быть проведена серьезная кампания, которая сможет проникнуть в их дома. Они должны быть окружены, доведены до голода и поставлены под контроль, недовольные должны быть уничтожены. Если подобные идеи приводит в ужас слабую и чувствительную личность, которая считает себя филантропом, то хочу сказать , что мне жаль такого человека из-за его ошибочного сочувствия. Это все равно, что проявлять сочувствие к гремучей змее или тигру". Он предлагал организовать линию фортов, чтобы контролировать апачей к северу от Хилы. Другой поселенец с изыскательскими интересами в южной Аризоне, Рафаэль Рампелли, противоречил Моури, сваливавшему всю вину на апачей: "Говорят, что индейцы - это предатели, жестоко скальпирующие и пытающие своих заключенных. На это можно ответить, что эти предательства и жестокости происходят в результате деятельности белых. Отравления стрихнином, безжалостное распространение черной оспы - это всё героические деяния из жизни многих наших пограничников".
  Индейское бюро, убежденное в том, что настало время для решительной политики, посылает специального агента Джорджа Бэйли изучить проблему апачей и составить рекомендации. Бэйли позже сообщил, что большинство налетчиков приходят с территории севернее Хилы. Из-за того,что группы мародеров следуют в Сонору и Чиуауа ночью, по труднопроходимым местам, невозможно их остановить, но при своем возвращении с украденными животными, им необходимы доступные водные источники.Создание военных постовв истоках ручья Аривайпа; в месте его пересечения долины Сан Педро; и третий в форте Вебстер, по мнению Бэйли помогло бы решить проблему апачей. Но в 1858 году количество солдат в южной части территории было уменьшено, и поэтому строительство дополнительных фортов было отложено.
  Индейское Бюро послало доктора Стека и других агентов, чтобы обсудить с чирикауа проезд путешественников через Апачи-Пасс (Перевал Апачи). Кочис согласился на создание Наземного Этапа, который в 1858 году начал функционировать на пути между Эль-Пасо и Сан-Диего. Он также дал обещание, что его люди не будут приставать к путникам, и даже, что будет давать защиту небольшим партиям путешественников, проезжающих по маршруту. Затем Стек провел совещание с койотеро, с которыми он тоже договорился, чтобы они не трогали партии дорожных путешественников. Он был сильно поражен койотеро, и даже назвал их самым сильным и наиболее надежным из апачских племен. Согласно его сообщению, у них было шестьсот воинов, большие стада скота и табуны лошадей, а также хорошо обработанные участки земли. По его мнению, они были менее воинственные, чем другие апачи. В начале 1859 года Стек провел совет с пиналеньо в каньоне дель-Оро, недалеко от Тусона. Как и койотеро, они занимали обширные области и тоже согласились пропускать транзитных пассажиров. Теперь, большинство апачей Аризоны, по мнению Стека, "станут придерживаться мира к северу от мексиканской границы", однако они не желали заканчивать свою освященную веками деятельность в Соноре и Чиуауа. Даже в то время как Стек проводил свои совещания, западные апачи совершали налеты далеко на юге: уничтожали асьенды, захватывали женщин и детей, и угоняли табуны лошадей и мулов. Несмотря на то, что койотеро занялись фермерством, и показались Стеку наименее воинственными среди апачей, они являлись наиболее активными налетчиками в Мексику. Вождь Франциско просил, чтобы агент станции в Апачи-Пасс поставил его в известность, когда войска США начнут завоевание Соноры, и он тогда присоединится к ним в налете. Франциско сердито заявил, что "на протяжении всей моей долгой жизни, за мной следуют мои воины для борьбы в Соноре, и американцы могут даже и не пытаться меня остановить, - я буду бороться до конца, пока меня не убьют". Приходили частые жалобы на кражи домашнего скота в районе Тусона и форта Бьюкенен. Некоторые из них точно были работой пиналеньо, а некоторые, возможно, койотеро. Стек рекомендовал назначение двух дополнительных агентов для обоих этих племен. В результате койотеро придали собственному агентству Стека, хотя ему было проблематично управлять широко удаленными друг от друга мескалеро, хиленьо и койотеро.
  До 1858 года апачи не трогали домашний скот Чарльза Постона, или любой другой в регионе Тубак, хотя отряды налетчиков, которые часто там проходили по пути в Мексику или обратно, могли легко увести стада. Проблема возникла неожиданно, когда группа лесорубов из Мэна организовала лесопилку в ранчо Каноа, назвав ее - "Земля Сопори и Скотоводческой Компании". Группа скотоводов из Соноры приехала в Тубак и сказала Постону, что какие-то апачи угнали у них стадо, и теперь они должны пройти по его землям. В качестве оплаты за помощь, они предлагали на выбор лучших из возвращенных животных. Но у Постона имелся договор с апачами, который неуклонно соблюдался, и он отказал сонорцам. Те отправились в Каноа, где к ним присоединились лесорубы, и вместе они устроили возвращавшимся апачам засаду, в результате чего вернули стадо. В следующем месяце вакеро из Каноа галопом прискакал в Тубак, вопя, что ранчо атаковано апачами. Когда подмога достигла его, то все люди были уже убиты , все постройки сожжены и все животные угнаны. Компания была полностью разорена. Месть апачей была жестокой, и англо-американские поселенцы в Аризоне быстро поняли, почему граждане Соноры обычно отказываются преследовать налетчиков апачей. Войска из форта Бьюкенен были посланы по следу индейцев, но быстро его потеряли.
  В начале лета 1859 года полковник Бонневилль проехал по стране апачей. Чирикауа казались мирными, но обвинялись в многочисленных кражах домашнего скота. Однажды они украли восемьдесят животных у Сонорской Изыскательской и Исследовательской Компании. Войска и шахтеры вернули пятьдесят животных. Кочис послал к американцам двоих своих чирикауа с одиннадцатью головами скота и объяснениями, что они думали, что это скот мексиканцев: захват скота и другой собственности у мексиканцев являлся жизненным путем апачей, несмотря на любые договоры. В другой раз, отряд пиналеньо на пути из Соноры зашел в шахты Патагония, где им ради сохранения дружбы обычно давали муку и табак. Один из шахтеров, видимо, не знавший о договоре с ними, прогнал их прочь, и они его застрелили , прежде чем уйти. Полковник Бонневилль теперь признает, что поселенцам в долинах Сан-Педро и Санта-Крус требуется защита, и рекомендует создать один форт в горах возле Тусона, а другой в долине Сан-Педро. "Эти индейцы", - говорил он, - "стали очень смелыми и дерзкими из-за их успешных и частых ограблений".
  Полковник Рив и двести его человек однажды преследовали партию налетчиков пиналеньо целых триста миль, загнали при этом своих лошадей, но так и не сумели навязать апачам борьбу. Эта бесплодная погоня убедила Рива в том, что посты следует устанавливать непосредственно в стране апачей, чтобы наказание было быстрым и эффективным. Следуя рекомендациям Бонневилля, Рива и других, в 1859 году военный департамент приказывает построить форт Брекенридж возле впадения ручья Аравайпа в Сан-Педро. По окончании следующего своего визита к чирикауа, доктор Стек решает, что их следует объединить со своими родственниками мимбреньо в Нью-Мексико. Это предложение, очень неудобное для чирикауа, явилось предвестником политики концентрации апачей, которая вылилась в кровопролитную войну в 1870-х и 80-х годах в Аризоне и Нью-Мексико. В 1860 году, чувствуя напряженность в армии из-за отношений между севером и югом, а также из-за спада в активности войск, апачи усиливают свою военную деятельность. Совсем мало было сделано для пресечения их налетов. Многие офицеры ушли в отставку из армии союза и предложили свои услуги конфедератам. В это время в Апачи-Пасс происходит инцидент, из-за которого, как считается, началась свирепая апачская война, длившаяся двадцать пять лет.
  В октябре 1860 года, группа апачей, вероятно, койотеро, украла немного скота и захватила мальчика в ранчо на реке Сонойта. Это ранчо принадлежало Джону Варду, а мальчик, по имени Феликс Вард, был его приемным сыном и являлся наполовину апачем, а также сыном законной жены Варда, Хесусы Мартинес, которая когда-то находилась у апачей в плену. Небольшой отряд из форта Бьюкенен пытался найти мальчика, но быстро оставил свою затею. Через несколько месяцев, в конце января 1861 года, лейтенант-полковник(подполковник) Питкерн Моррисон, командующий фортом Бьюкенен, посылает лейтенанта Джорджа Николаса Баскома во главе пятидесяти четырех человек из 7-го пехотного полка по следу украденного домашнего скота. Также Баскому было указано попытаться отыскать и вернуть мальчика Варда. В случае отказа чирикауа от сотрудничества, ему были даны полномочия применить силу. Когда этот отряд выступил из форта Бьюкенен, то в расположении осталось только двадцать пять боеспособных солдат, - едва ли достаточное количество просто для собственной защиты. Когда войска прибыли в Апачи-Пасс, то их командир пришел к мнению, что чирикауа знакомы с молодым Феликсом Вардом, и поэтому он берет шестерых чирикауа в заложники. Кочис отвергал все обвинения в адрес своих людей и обещал доставить мальчика от койотеро, если Баском готов ожидать десять дней. Через день или два, Кочис пришел под белым флагом в сопровождении вождя койотеро Франциско и многих воинов. Баском выехал, чтобы их встретить, но затем что-то заподозрил и остановился. В этот момент, двое служащих Наземного Этапа, находившиеся в дружеских отношениях с чирикауа , вышли со станции этапа и направились к индейцам. Баском предупредил их, что у него нет заключенных , чтобы обменять их на случай захвата, но они не послушались и пошли дальше. Чирикауа попытались их захватить, и в итоге одному удалось бежать, а другой был убит. Вождь Франциско опустил белый флаг и, показывая на солдат Баскома, крикнул что-то своим воинам. Баском отбросил флаг и приказал своим людям стрелять. После этих выстрелов, апачи быстро ушли. Через несколько дней Кочис возвратился, предложив обменять заключенных и правительственных мулов на заложников чирикауа. Баском ответил ему, что он вернет заложников, если будет возвращен Вард. Джеймс Уоллес, пленник чирикауа, установил, что племя имело трех пленных американцев и собиралось утром их обменять. Но следующим утром, когда армейских мулов повели на водопой под охраной сержанта и пятнадцати солдат, около двухсот апачей атаковали и обратили их в бегство. Вскоре после этого, апачи в нескольких милях от Апачи-Пасс атаковали дилижанс, другая группа убила восемь мексиканских погонщиков и сожгла их фургоны между Апачи-Пасс и станцией Юэлла. 10-го февраля, доктор Ирвин с небольшим военным эскортом прибыл из форта Бьюкенен, чтобы обследовать раненого. С ним находились захваченные в пути вместе с украденным скотом вождь койотеро и двое воинов. Через четыре дня из форта Брекенридж прибыли семьдесят человек Первых Драгун под командованием лейтенантов Исайи Мура и Ричарда Лорда. Так как Мур был старше Баскома, он принял командование на себя. 16-го февраля Баском и сорок его человек присоединились к драгунам в разведывательном патруле. Они нашли тела четырех американских пленников, но индейцев нигде не видели. 19-го февраля Баском направился в форт Бьюкенен вместе с доктором Ирвином и драгунами Мура. В месте, где были убиты погонщики и пленники, в качестве отплаты они повесили трех заложников чирикауа и трех пленников койотеро. Остальные заложники чирикауа - женщина и два мальчика - были переданы в форт Бьюкенен. В связи с этим инцидентом в Апачи-Пасс до сих пор распространен один миф. Согласно этой легенде, Баском пытался захватить Кочиса под флагом перемирия, но неудачно. Затем он повесил своих заложников, несмотря на отчаянный протест Бернарда Реубена, сержанта , которого впоследствии обвинили в нарушении субординации. После этого Кочис отплатил убийством своих белых пленников, а затем открыл кампанию по уничтожению всех белых в Аризоне.
  Сержант Бернард действительно находился в списках Первых Драгун в форте Брекенридж и, очевидно, сопровождал войска под командованием лейтенанта Мура в Апачи-Пасс, но нет никакой записи о военном трибунале над ним. Позднее он поднялся до ранга генерал-майора, и маловероятно, что он достиг бы такого продвижения по службе, если бы нарушил субординацию. Отряда драгунов не было в Апачи-Пасс десять или одиннадцать дней после вероломства в отношении Кочиса, поэтому Бернард не имел возможности давать советы Баскому, которые можно было бы счесть за неправильное поведение. Но до сих пор принято приписывать резко возросшую враждебность апачей Делу Баскома, или глупости Баскома в Апачи-Пасс в феврале 1861 года. Хотя, на самом деле, ответственность за это надо бы возложить на инцидент в Каноа в 1858 году, на нестабильность в войсках из-за отношений между севером и югом, и на изъятие солдат из аризонских фортов. Чарльз Постон обвинял во всем и инцидент в Каноа, и инцидент в Апачи-Пасс, но последний случай он датировал началом 1858 года, а не тремя годами позже. В 1861 году апачские ограбления были уже серьезными. Затем, с отказом англо-американцев от фортов, апачи начали по полной использовать предоставившийся им прекрасный шанс по изгнанию всех белых людей из южной Аризоны.
  Миф о событии в Апачи-Пасс родился в 1870 году из описания этого инцидента Рафаэлем Рампелли, и большинство авторов приняли его версию, даже не зная его лично. Первое знакомство Рампелли с апачами произошло, когда он и другой молодой человек с востока, опрометчиво бросились преследовать двоих апачей, укравших у них лошадь. Беглецы исчезли за плотной чащей, которая неожиданно ожила от криков апачей, выходящих оттуда с луками и стрелами. Рампелли и его такой же испуганный компаньон направили на них свои винтовки и потянули курки. Оба ружья дали осечку. Апачи гудели и прыгали, шлепая зады в своем привычном насмешливом жесте. Двое молодых людей бежали, уверенные, что апачи могли легко их убить. С этого момента у Рампелли развилась симпатия к апачам, и, подобно многим другим гражданам территории, критическое отношение к армии. Очевидно, что это Рампелли первым обвинил Баскома в попытке захватить Кочиса под флагом перемирия (и с возможной оппозицией Бернарда), и позже, в опрометчивом приказе повесить заложников чирикауа и пленников койотеро. Из-за Рампелли был опубликован ошибочный отчет об этом деле, а лейтенант подвергнут сильной критике со стороны разных авторов из-за его "колоссальной и грубой ошибки", которая явилась причиной для длившейся четверть столетия опустошительной войны. Поносившие Баскома люди проигнорировали тот факт, что и доктор Ирвин, и лейтенант Мур, были старше него, и что именно лейтенант Мур являлся на тот момент командиром объединенных сил.
  Согласно сообщениям самого Баскома, он действительно провел совещание с Кочисом, который сказал ему, что не чирикауа, а койотеро захватили мальчика Варда. Затем он взял шесть заложников чирикауа - троих мужчин, женщину и двух мальчиков. Кочис сказал Баскому, чтобы тот ждал его десять дней, и за это время он должен привести мальчика от койотеро. Баском согласился с Кочисом, но тот, видимо, повстречавший вождя Франциско и большую партию налетчиков койотеро, изменил свое решение и задумал атаковать войска. В 1877 году, Уильям Оури, агент станции этапа Баттерфилд в Апачи-Пасс, опроверг версию Рампелли об этом инциденте, в своей статье под названием "Настоящие причины восстания вождя апачей Кочиса в 1861 году". Оури полемизировал в ней с губернатором Саффордом, который критиковал действия Баскома. Через несколько лет доктор Ирвин тоже написал статью: "Борьба в Апачи-Пасс", - где откорректировал существующие погрешности в известной "Истории Аризоны" Фариша и опроверг утверждения ветерана Седьмой Пехоты, кто был в Аризоне в то время и участвовал в нападках на Баскома. В его статье, которая была опубликована только в 1928 году, через десять лет после его смерти, доктор Ирвин отметил, что хотя апачи Аризоны и пропускали дилижансы и хорошо вооруженные партии через свою страну, в 1860 году они были далеко не мирные. Есть множество сообщений о военных действиях апачей на тот период времени в Мексике. Доктор Ирвин решительно отверг ответственность Баскома за концовку этой истории, доводя до сведения, что это "именно я предложил казнить индейцев, исходя из понятия - человек за человека. Баском же, напротив, протестовал против этого и сделал встречное предложение, сказав , что "я могу только казнить троих заключенных, которых захватил", но, в конце концов, согласился, что их, и троих других заложников, необходимо казнить". Лейтенант Мур тоже разделил с ними ответственность за эту экзекуцию. Баском никогда так и не сумел защитить себя от несправедливой критики, так как был убит в битве Валверде в Нью-Мексико почти через год после инцидента в Апачи-Пасс и за восемь лет до опубликования Рампелли своей книги. Командир Баскома в форте Бьюкенен одобрил его поведение и его действия, так же, как и общее командование в Санте-Фе.
  Весной 1861 года юго- запад был парализован из-за конфликта между Севером и Югом, и войска не вели против апачей никаких военных действий, только защищали свои посты. Затем вышел приказ уничтожить форты и покинуть Аризону. Войска отправились в Нью-Мексико для отражения вторжения армии конфедератов из Техаса. В июне апачи дважды атаковали форт Бьюкенен, убивая при этом нескольких солдат и каждый раз забирая всех лошадей и мулов, которые им попадались. В июле войска сожгли все постройки в фортах Бьюкенен и Брекенридж, а затем ушли в Санта-Фе. Постон и другие англо-американцы благоразумно решили, что без армии им в южной Аризоне делать нечего. Но еще до того, как они покинули свои дома, какие-то апачи украли из корралей всех их мулов и лошадей. Другие апачи в это же время атаковали Санта-Риту и повсеместно все шахты и асьенды. Все англо-американцы покинули восточную часть долины Санта-Крус. Штаб-квартира Постона в Тубак была окружена грозными воинами, но служащим и их семействам удалось под охраной благополучно добраться до Тусона, где несколько американцев, еще остававшихся на этой территории, нашли себе убежище. Часто говорилось, что война апачей стала наиболее интенсивной сразу после дела Баскома, но на самом деле, лишь после ухода солдат США война повсеместно распространилась по региону Покупки Гадсден. "На протяжении лета 1861 года", - писал Росс Браун, - "апачи, вместо ограблений и варварства по отношению к Соноре, начали совершать здесь уничтожения". Южнее Тусона во владении англо-американцев остались только ранчо Пита Китчена и шахты Сильвестра Моури.
  Это правда, что Кочис был глубоко возмущен происшествием в Апачи-Пасс, но мстить так, как ему хотелось, было еще проблематично, и поэтому основной всплеск насилия со стороны апачей на юго-западе Нью-Мексико и в южной Аризоне произошел лишь после того, как войска Союза покинули Апачерию. Так же, как сиу и шайенны, апачи решили воспользоваться прекрасной возможностью освободить свои земли от белых захватчиков и вернуть их в свое владение. Они ошибочно думали, что это они вынудили войска покинуть территорию, и направили свои удары по шахтерским лагерям, ранчо и поселениям по всему региону, надеясь выгнать всех белых из Апачерии. Это была наилучшая возможность из всех когда-либо предоставленных, и апачи вполне могли ее реализовать.
  ГЛАВА 5. СУДЬБА МЕСКАЛЕРО.
   Летом 1861 года войска конфедератов из Техаса вошли на юг Нью-Мексико и заняли брошенные форты, немедленно при этом вступая в конфликт с мескалеро и мимбреньо. В одном случае отряд конфедератов из форта Дэвис пустился в преследование группы мексалеро и был полностью уничтожен. В октябре полковник конфедератов Джон Бэйлор получает призывы о помощи от шахтеров из Пинос-Альтос. С помощью отряда "Гвардии Аризоны" они отбили атаку мимбреньо и чирикауа, во главе которых стояли Мангас Колорадос и Кочис. Несмотря на то, что "Гвардия Аризоны" была создана для того, чтобы защищать шахтеров в этом регионе, вскоре они были призваны на службу конфедератам и находились в их распоряжении целый год. Бэйлор выделили сотню человек для защиты шахтеров, но власть конфедератов в Нью-Мексико продержалась недолго. Союз атаковал как Территорию, так и мескалеро. В декабре 1861 года, генерал Кэнби, командующий военным департаментом, писал, что индейские проблемы растут день ото дня. Единственным решением, которое он мог предложить, - это поселение их всех в резервации, что являлось делом будущего.
  Когда полковник Бэйлор был назначен территориальным управляющим Конфедеративной Аризоны, он расположил свою штаб-квартиру в Месилье, на юге Нью-Мексико. В начале 1862 года он посылает солдат занять Тусон. Бэйлор к этому времени уже считал апачей основной проблемой, так как они часто грабили продовольственные обозы. Узнав, что капитан Хелмс из "Гвардии Аризоны" провел совещание с некоторыми апачами (вероятно, с мимбреньо), Бэйлор, чтобы в дальнейшем предотвратить подобные встречи, приказывает начать войну по искоренению враждебных индейцев. Следовательно, Хелмсу пришлось убивать всех взрослых индейцев и продавать детей, чтобы оплатить стоимость убийства их родителей. Бэйлор так наставлял своих подчиненных: "Никого не оставлять, чтобы успех был полным, а для этого окружать их, чтобы ни один индеец не мог уйти". Поражение конфедератов в Глориете, или в Каньоне Апачей, в марте 1862 года перечеркнуло планы Бэйлора по уничтожению всех апачей, и когда командование конфедератов узнало о его приказах Хелмсу, то сразу же отправило его в отставку. Генерал конфедератов Сибли призвал проводить более мягкую политику в отношении апачей и навахо, не уничтожать их, а использовать как рабов. Союз запланировал в короткие сроки вернуть себе Аризону и Нью-Мексико, и начал подготовку марша, - для выполнение этой задачи, - калифорнийских волонтеров во главе с майором Джеймсом Карлтоном. Карлтон, ветеран драгун, командовал постом в Нью Мексико по окончанию войны с Мексикой , и по его приказу было проведено несколько экспедиций против хикарийя. Джон Кремони, когда-то являвшийся членом пограничной комиссии, теперь стал капитаном добровольческой кавалерии. Методы подготовки Карлтона отличались эффективностью, и вскоре он сформировал боеспособное подразделение. Но когда первые отряды калифорнийских волонтеров в мае 1862 года входили в Тусон, конфедераты уже убрались оттуда. Когда Карлтон достиг Аризоны, то возле Тусона он сразу основал Кэмп-Лоуэлл. Форт Брекенридж был переименован в форт Стэнфорд, в честь калифорнийского губернатора. Затем Карлтон посылает с разведывательной миссией к Рио-Гранде полковника Эдварда Эйри.Тот встретился в Апачи-Пасс с множеством апачей, клявшихся сначала в вечной дружбе, а затем произведшие несколько выстрелов по его лагерю.
   Перед перемещением основных своих сил к Рио-Гранде,Карлтон посылает вперед роту пехоты и фургонный обоз для организации форпоста и базы на Наземном Маршруте. Пехота и батарея горных гаубиц под командованием капитана Томаса Робертса маршировали впереди фургонов, которые находились под охраной Кремони и его кавалерийской роты. Несколько кавалеристов следовали с пехотой, исполняя обязанности курьеров. Их маршрут пролегал через Апачи-Пасс. Когда предводителю чирикауа Кочису, его разведчики сообщили о подходе войск к Апачи-Пасс, он посылает за подмогой к Мангасу Колорадосу. Чирикауа и мимбреньо уже лежали в засаде, когда подошла пехота. Войска прошли сорок миль по безводной пустыне, и теперь апачи перекрыли дорогу к единственному водному источнику в радиусе многих миль. Апачи открыли огонь из-за высоких скал по обеим сторонам прохода. Войска недолго отстреливались, а потом подтянули горные гаубицы и выпустили снаряды, превращавшие скалы в камешки. Апачи никогда до этого не сталкивались с подобной артиллерийской мощью, и вскоре отступили.
  Как только войска захватили источники, капитан Робертс сразу посылает сержанта и пятерых кавалеристов предупредить Кремони. На небольшом расстоянии от прохода на посыльных налетела военная партия апачей, которой удалось отделить Джона Тила от других. Лошадь его была убита, но он сражался отчаянно и ранил одного из апачей. Схватка тут же прекратилась, так как раненым воином был сам Мангас Колорадос. Мимбреньо отправили его в Ханос, где он удостоился наилучшего медицинского ухода , так как воины мимбреньо предупредили доктора, что если Мангас умрет, то умрет и этот город вместе с его жителями. Скоро он выздоровел и вернулся в окрестности Санта-Риты.
   Для защиты источников и маршрута, Карлтон основал в Апачи-Пасс форт Боуи. Вскоре после прибытия в Нью-Мексико, генерал Кэнби поручает ему командование территорией. Конфедераты к этому времени уже покинули Нью-Мексико, и вероятность их нового вторжения была нулевой. Но калифорнийские войска Карлтона были очень беспокойными, в какой-то мере даже бунтарскими по духу, поэтому необходимо было поддерживать их активность. Энергичный и безжалостный генерал решает занять своих людей решением задачи по умиротворению апачей и навахо. Его проводником в этом деле должен был стать ветеран и истребитель индейцев Кит Карсон - полковник подразделений волонтеров Нью-Мексико. Поддерживая решение Карлтона в проведении неотступной войны против индейцев, Кремони отметил: "Когда конфедераты потерпели поражение, то апачи начали всё уничтожать". По его словам, жители Нью-Мексико голодали и были деморализованы. Как человек стойких убеждений, Карлтон становится заклятым врагом мескалеро и навахо, и в меньшей степени мимбреньо и могольон. Хотя войска, остававшиеся в Аризоне, большую часть времени проводили в борьбе с апачами, их успехи были несравнимы с теми поражениями, которые наносили хикарийя, мескалеро и навахо, буквально затерроризировавшие Нью-Мексико. Карлтон по-своему понимал ситуацию: мескалеро заключили ранее мир, но из-за вторжения конфедератов разорвали договор и атаковали поселения англо-американцев. То, что они одинаково сражались и с войсками конфедератов, было неважно, важно, что они разорвали договор. Единственным средством против них, как считал Карлтон, должно было стать уничтожение. Уцелевшие, по его мнению, быстро превратились бы в сторонников договора.
  В октябре 1862 года Карлтон приказал полковнику Карсону восстановить форт Стэнтон и расположить там пять рот волонтеров Нью-Мексико для исполнения наказания и контроля за мескалеро. Карсон не хотел принимать участия в этой, по его мнению, войне искоренения, так как он не был индейским ненавистником, а был убежден, что апачей можно замирить и менее энергичными мерами. Мескалеро, вооруженные в основном луками и стрелами, были очень бедными, находились на грани голода, и Карсон понимал, что война с ними станет улицей с односторонним движением. Но когда генерал Карлтон принимал решение, компромисс уже был невозможен. Он решил, что апачи и навахо должны быть уничтожены, а уцелевшие, если таковые останутся, должны сами попросить о пощаде. Его приказы, отданные Карсону и другим командирам, были беспощадными по своей сути: "Индейцы должны быть разбиты, никаких переговоров и консулов. Все индейцы мужского пола этого племени должны уничтожаться при любой возможности, где бы вы их не встретили. Женщин и детей трогать нельзя, но вы должны отправлять их в качестве военопленных в форт Стэнтон и обеспечивать там питанием до получения других иструкций. Никто, ни при каких обстоятельствах, не должен разговаривать с индейцами под флагом перемирия или заключать с ними мир. Если их лидеры пожелают заключить мир, то они должны лично явиться в Санта Фе и говорить о нем непосредственно со мной". "Я думаю, что подобная строгость", - решает он философски, - "и есть наиболее человечный курс по отношению к этим индейцам".
  Доктор Майкл Стек, прежний агент для южных апачей, становится управляющим по индейским делам для Нью-Мексико в 1863 году, - в том же году, когда ответственность за индейцев перешла от армии к гражданским властям. Стек сразу согласился, что мескалеро должны быть ограничены в резервации, но он был потрясен жестокими приказами Карлтона и количеством убитых индейцев. Он заметил, что между 1854-м и 1860-м годами, когда мескалеро и хиленьо были связаны условиями договора, они оставались сравнительно мирными и занимались земледелием. Стек заявляет, что гораздо дешевле кормить индейцев , чем воевать с ними. "В результате проводимой в последнее время политики", - писал он, - "мы до сегодняшнего дня ежегодно тратим три миллиона долларов из бюджета, хотя можно было бы реализовывать более эффективный план, согласно которому расходы составляли бы только одну двадцатую от нынешних расходов, без убытков жизней и собственности". Далее Стек добавил: "Не нужно быть пророком, чтобы предвидеть, что в течение нескольких следующих лет индейцы Нью-Мексико будут уничтожены, если правительство не протянет им руку помощи и защиты". Но эта рука, которой полагалось быть открытой, была далеко недоброжелательной.
  Никаким индейцам Нью-Мексико официально не была выделена правительственная резервация, но как военный командир территории, Карлтон решает дать её мескалеро. И хотя еще раньше им была предоставлена резервация в форте Стэнтон, в их собственной стране, Конгресс не ратифицировал этот договор. Пока Карсон располагал свою штаб-квартиру в форте Стэнтон, капитан Макклэйв и две роты калифорнийских волонтеров вошли в страну мескалеро с юго-запада, проникнув в Собачий Каньон, любимое их убежище. Эта последняя, как планировалось, кампания, должна была уложиться в сроки от 15 ноября до 31 декабря 1862 года, и ее целью было уничтожение или безоговорочная капитуляция индейцев. Недостаточно продуманные и жесткие приказы Карлтона, вскоре должны были показать всю свою несправедливость по отношению к мескалеро. В конце октября капитан Джеймс Грэйдон и его кавалерийский отряд повстречали старого Мануэлито - наиболее влиятельного вождя мескалеро - и его группу. Мануэлито просигнализировал, что хочет поговорить о мире. Грэйдон, действуя согласно приказам, атаковал без предупреждения, убив Мануэлито , Хосе Ларго, множество воинов и одну женщину. Этот офицер слишком поздно узнал, что Мануэлито тоже исполнял приказ Карлтона и находился на пути в Санта Фе, желая совещаться там с генералом. Когда Кит Карсон узнал об этой атаке, то был шокирован. Он выразил свой протест Карлтону, который, в свою очередь, не хотел лишаться такого опытного борца с индейцами. "Если вы недовольны атакой Грэйдона на Мануэлито, и его люди были честны и открыты", - сказал он, - "то должны вернуть всех лошадей и мулов племени Мануэлито". Карлтон отдал соответствующий приказ, чтобы как-то сгладить убийства мескалеро, но возвращение нескольких лошадей являлось, конечно, небольшой компенсацией за убыток способных лидеров и воинов.
  Вскоре после этого, капитан Макклэйв столкнулся с группой из ста воинов мескалеро в Собачьем Каньоне и разбил их. Уцелевшие бежали через горы в форт Стэнтон и сдались там Киту Карсону, так как знали его, как честного и справедливого человека. Вопреки приказам, Карсон дал им защиту и послал пятерых из них в Санта Фе в сопровождении охраны и агента Лоренцо Лабади. После смерти Мануэлито, Кадете становится главным представителем мескалеро на переговорах. Когда совещание с Карлтоном началось, Кадете сказал: "Вы сильнее нас. Мы сражались с вами, пока у нас были винтовки и порох, но теперь ваше оружие лучше нашего. Дайте нам такое же оружие и отпустите нас, и мы снова будем с вами драться. Но сейчас мы устали, наши сердца больны, у нас нет одежды и еды. Ваши солдаты везде. Наши водные источники и родники, или заняты, или осквернены вашими людьми. Вы выгнали нас из нашего лучшего и последнего оплота, и у нас больше нет сердец. Вы теперь рады, что мы стали хорошими. Но вы не должны забывать, что мы тоже люди, и мы смелые".
  Условия Карлтона были простыми. "Те, кто хочет мир", - ответил он грубо, - "должны уйти в Боске-Редондо (Круглое Дерево), или будут считаться враждебными". Он пообещал, что когда закончится война, им будет предоставлена резервация в их собственной стране.
  Когда Кадете сдался в ноябре 1862 года, Карлтон приказал начать работы в форте Самнер, около Боске-Редондо, северо-восточнее Пекоса и форта Стэнтон. Этот регион, по мнению Стека, был пригоден для ограниченного количества индейцев. Карсон приказывал посылать сдавшихся мескалеро в форт Самнер, содержать и кормить их в лагере около этого форта. "Этих индейцев", - указывал он командиру форта Самнер, - "вы должны кормить за счет ваших поставок, должны обращаться с ними любезно; солдаты не должны раздражать их, посещая их лагерь в неположенное время". Вскоре в форте Самнер было уже 350 мескалеро, и другие находились на пути туда. Приблизительно триста их людей были убиты, и Карлтон был доволен, что племя полностью завоевано. Этой весной мескалеро разработали двести акров земли, и убранный ими урожай являлся единственным хорошим достижением во время их несчастного пребывания в Боске-Редондо. Сдавшиеся мескалеро находились под ответственностью агента Лабади и капитана Кремони. Когда Лабади сообщил Кремони, что индейцы голодают, но им не разрешено охотиться, Кремони убедил командира форта позволить ему возглавить охотничью партию. Охота прошла успешно, и благодаря ей, мескалеро стали доверять Кремони. После того, как Кремони обрел у них доверие, мескалеро всегда останавливали курьеров и спрашивали их, принадлежат ли они его роте. Кадете дал обещание, что ни самому Кремони, ни его людям, мескалеро никогда не навредят, и он всегда держал свое слово. Индейцы охотно помогали ему составлять словарь апачей, а также демонстрировали многие другие свои способности, которые он не наблюдал у многих белых. Татсахдасаиго (Быстрый Убийца) показывал ему, как легко могут апачи спрятаться под землей, не имея для этого специальных приспособлений. Находясь в открытой прерии, где рос только кустарник, Кремони отворачивался на несколько минут, пока Быстрый Убийца прятался, а затем шел искать его. Когда, наконец, Кремони сдался и стал его звать, оказалось, что Быстрый Убийца находится всего в нескольких футах от него, накрытый травой. В другом случае, Нах- ках-иен и Кремони отправились охотиться на антилоп. Когда они увидели стадо, Нах-ках-иен привязал кусок красной ткани к стеблю юкки, отдал винтовку Кремони и сказал ему отойти на некоторое расстояние. Затем он спрятался, зарывшись в песок около юкки, зная о том , что яркая ткань привлечет внимание антилоп. Кремони в это время отошел на несколько сот ярдов. Антилопы, то приближались к тряпке, то отбегали прочь, и так повторилось несколько раз. Когда Кремони решил возвратиться, то по своему приходу обнаружил, что Нах-ках-иен уже убил ножом четырех антилоп. Мастерство апачей в краже лошадей было легендарным. Однажды лошади, принадлежавшие Первой Калифорнийской Кавалерии, были переданы в Сан-Ксавье-дель-Тубак для отдыха и восстановления. Лейтенант- полковник Фергюссон, из калифорнийской кавалерии, обладал отличной лошадью, и во время марша в Сан-Ксавье не отдал ее в связку с другими лошадьми, боясь нанести повреждения этому прекрасному животному во время перехода по горам. На ночь он привязал ее в двадцати футах от других лошадей. Никто не слышал ни звука в эту ночь, но утром веревка оказалось обрезанной, и лошади не было.
  Папаго из Сан-Ксавье загоняли в коррали вечером лошадей из страха апачей , понимая, что животных вечером нужно пасти под сильной охраной. Позже апачи говорили Кремони, что когда папаго потеряли бдительность, они украли почти всех их лошадей. Также Кремони писал, что апачи любят игры, особенно игру в обруч и шест, в которой они часто спускали все свое благосостояние. Двое мужчин начинали игру, крутя впереди себя обручи, а затем набрасывая их на шесты, стараясь попасть как можно ближе к задней части шеста. Трое выдающихся воина исполняли обязанности судей, и их слово было окончательным. Когда игра достигала высшей точки накала, то нередко она заканчивалась ссорой. По этой причине, никому из присутствующих на игре не позволялось приносить оружие. Женщины не могли за ней наблюдать, в противном случае это могло принести им проблемы.
  В то же время, когда генерал Карлтон послал Карсона против мескалеро, полковник Джон Уэст вел непрерывную войну против хиленьо, которые выгнали шахтеров и скотоводов с юга Нью-Мексико. Как и Карсон, Уэст не должен был давать враждебным пощады и проявлять милосердие: "Никакого перемирия или совещания с любыми индейцами, живущими на любом из притоков реки Мимбрес или в истоках Хилы, ниже форта Стэнфорд, до тех пор, пока они не будут полностью подчинены. По возможности, эту войну против апачей надо провести без непредвиденных осложнений". Перед началом кампании, Уэст просил о сотрудничестве мексиканских военных. В своем письме в Эль-Пасо на имя префекта Хосе Мария Уранга, он предлагал вести совместные энергичные военные действия против апачей западнее и восточнее Рио-Гранде, а также просил Урангу обратить внимание губернатора Чиуауа на то, что апачам позволено торговать украденной собственностью в Ханосе. В аналогичном послании к губернатору Соноры Игнасио Пескуэйре, Уэст советовал атаковать апачей на своих границах, и предупреждал о необходимости находиться постоянно в состоянии боевой готовности из-за ухода апачей в Сонору в свои убежища. Осенью 1862 года и летом 1863-го против хиленьо было проведена серия коротких кампаний. Форт Крэйг на время этих экспедиций был усилен. В феврале капитан Макклэйв во главе четырех рот промаршировал к месту будущего форта Уэст, где хиленьо украли у них шестьдесят лошадей. Макклэйв с сотней кавалеристов на усталых лошадях пустился на поиски. Они шли по следу несколько дней, пока не загнали тридцать лошадей. Поиски были продолжены несмотря даже на то, что солдаты спали за четыре дня всего четыре часа, так как след был достаточно свежим. Они неожиданно атаковали индейский лагерь, где убили двадцать пять апачей и вернули большинство лошадей. Хиленьо были лучше вооружены, чем мескалеро, но даже они не могли сравниться с армией, вооруженной последними моделями винтовок, гаубицами, и имеющей в своем распоряжении достаточное количество боеприпасов.
  В январе 1863 года был убит Мангас Колорадос, судя по сообщению, при попытке бегства из форта Маклэйн. Отчеты об этом деле путанные и противоречащие друг другу, и так никогда и не было достигнуто по нему единого мнения. Дэниэл Эллис Коннер, член изыскательской партии Джозефа Рэдфорда Уолкера, позже писал , что они решили захватить Мангаса и держать его как заложника, чтобы спокойно заниматься своей работой в стране хиленьо. Они повстречали передовой патруль калифорнийских волонтеров под командованием капитана Ширланда, находившийся в лагере, когда люди из партии Уолкера направились в Пинос-Альтос, надеясь схватить там Мангаса. Эти похитители ожидали его под белым флагом. Когда Мангас подошел вместе с еще несколькими своими людьми, они направили на вождя винтовки и сказали ему предупредить остальных, что теперь его безопасность зависит от хорошего отношения его воинов к партии Уолкера. Они отвели Мангаса к развалинам старого форта Маклэйн, находившихся в пятнадцати милях юго-западнее Санта-Риты и на таком же расстоянии от современного Силвер-Сити. Этот форт федеральных сил был покинут наряду с другими в июле 1861 года. Мангаса доставили туда одновременно с прибытием в этот разрушенный форт полковника Уэста. На следующий день, согласно свидетельству Коннера , полковник Уэст настоял на взятии Мангаса под охрану, пока он не признается в недавнем ограблении двух федеральных фургонов возле Рио-Гранде. Двое солдат охраняли Мангаса, греясь у костра в эту очень холодную ночь. Коннер был часовым от партии Уолкера и патрулировал окрестности, когда подъехал к Мангасу и его охранникам. Ближе к полуночи Коннер заметил, что охранники издеваются над заключенным, и когда он оказался ближе, то они тут же перестали, как ни в чём не бывало. Отъехав на расстояние, Коннер наблюдал, как солдаты нагревают на костре штыки и прикладывают их к ногам и ступням Мангаса. Когда вождь начал выходить из равновесия, они его застрелили. Армейские сообщения ничего не говорят о партии Уолкера, указывая только на то, что захватили Мангаса. Согласно этим сообщениям, Мангас трижды пытался убежать до того, как охрана его застрелила. Позже, один солдат из калифорнийских волонтеров, который теперь проживал в этом штате, говорил, что полковник Уэст так обратился к охранникам вождя: "Мужчины, этот старый убийца может сбежать от любого солдата и зальет кровью 5000 миль старого наземного этапа. Я хочу, чтобы он завтра утром был живым или мертвым. Вы наверно поняли меня, я хочу, чтобы он был мертв".
  Независимо от того или иного рассказа , через день или два после убийства Мангаса солдаты уничтожили его ничего не подозревающее семейство. Затем они вернулись в Пинос-Альтос и атаковали тех мимбреньо, которые ожидали своего лидера, убивая многих из них. Генерал Карлтон, независимо от того, знал он об обстоятельствах его смерти или нет, сказал: "Мангас Колорадос, наихудший из индейцев в пределах наших границ, совершил больше убийств и пыток, в том числе сожжений заживо, в этой стране, чем все другие вместе взятые. Теперь он убит, и в сражении, состоявшимся несколько дней назад, двадцать его последователей захвачены. Военные действия против апачей Хила теперь должны вестись более энергично, и у них есть возможность стать более продуктивными и, наконец, выполнить свое доброе предназначение". Он не упомянул, что "доброе предназначение" предназначалось для апачей.
  Несмотря на всё это, упорно продолжали циркулировать слухи, что смерть Мангаса была особо грязным делом. Люди не очень-то и восхищались Мангасом и не желали ему долгих лет жизни, но действия Карлтона многим не понравились. Судья из Месильи, Джозеф Кнапп, подверг критике Карлтона за его политику " черного флага", отказ апачам в сдаче и в продолжительном насилии по отношению к ним. Карлтон, чья карьера военного руководителя длилась на всем протяжении гражданской войны, проигнорировал большинство протестов, но иногда ему все же приходилось отвечать своим критикам с затаенным раздражением. Он обьявил, что войне против хиленьо нет никакой альтернативы, и сообщил полковнику Уэсту, что они "должны быть покорены, или уничтожены до последнего человека".
   Хиленьо постоянно подвергались нападениям, и к 1865 году, в результате войны, их численность так же сильно сократилась, как и мескалеро. Сотни хиленьо были убиты и такое же их число умерло от голода и болезней; многие дети были проданы в рабство. Хиленьо вынуждены были покинуть свою страну в поисках безопасного убежища в горах Аризоны и Соноры. У них оставалось немного воинов, и они уже не считались серьезной угрозой.
  В марте 1865 года доктор Стек попросил у Карлтона охрану для поездки в форт Уэст, так как узнал, что мимбреньо попросили о мире. Карлтон ответил, что эти индейцы долго находятся в состоянии войны, и поэтому войска должны захватить всю их страну. "Мимбреньо", - сказал он, - "все еще находятся в состоянии войны, и будут в нем пребывать, пока командующий не заключит с ними мир на своих условиях".
  После своих побед над мескалеро, Кит Карсон находился под прессом, заставляющим его принять командование экспедицией для подчинения навахо. Между тем, вопреки прежнему своему обещанию возвратить мескалеро в резервацию на их собственных землях, Карлтон решает оставить их навсегда в Боске-Редондо. Они только один раз собрали там хороший урожай, вода была щелочной и непригодной для питья, леса было недостаточно, и с точки зрения мескалеро, всё выглядело тягостно, но Карлтон убедил самого себя, что они счастливы в своем новом доме, который он им предоставил. Как только Карлтон решил про себя, что они счастливы, вопрос был улажен. Это привело к недопустимой ситуации и беспрецендентному решению Карлтона послать заключенных навахо в Боске, возможно для того, чтобы мескалеро поделились с ними своим вновь обретенным счастьем.
  Доктор Стек, которому хорошо было известно, что Боске неподходящее место для одновременного проживания там множества индейцев, а также то, что мескалеро и навахо далеко не близки по духу народы, напророчил проблемы. В январе 1864 года, перед прибытием пленных навахо, налетчики из этого же племени увели много лошадей у мескалеро. Те поспешили в форт Самнер и потребовали предоставить им помощь. Большая часть роты Кремони находилась в патруле, но двенадцать остававшихся солдат присоединились к двадцати пяти воинам мескалеро во главе с Кадете. На рассвете они догнали навахо и при температуре воздуха ниже нулевой отметки разбили их наголову, многих при этом убив и возвратив большинство лошадей. Также и в других случаях мескалеро сопровождали войска против навахо. Поэтому перспектива разделения резервации с восемью тысячами враждебных навахо ужасала мескалеро, как это и предсказывал доктор Стек. Напрасно он уговаривал Карлтона предоставить навахо отдельную резервацию в их собственной стране. Он считал, что ситуация настолько серьезная, что отправился даже в Вашингтон, чтобы попытаться убедить высших чиновников в опрометчивости решения по размещению двух племён в одной резервации, но, к сожалению, это ему не удалось сделать. Возвратившись в Нью-Мексико, Стек повторил попытку, предложив Карлтону посовещаться с навахо и узнать, что они думают по этому поводу. Однако Карлтон был как кремень: "Это издевательство - проводить советы с людьми, которые находятся в наших руках и способны лишь дожидаться нашего решения". Логически обосновав собственное решение в отношении того, что мескалеро и навахо смогут вместе мирно жить, Карлтон проигноривал тот факт, что мескалеро в нескольких случаях были завербованы для борьбы с последними. На самом деле, вожди Кадете и Бланко сыграли выдающуюся роль в поражении навахо, и те не могли легко это позабыть и простить. Когда всё больше и больше навахо на протяжении весны и лета 1864 года прибывало в Боске, обстановка для мексалеро становилась всё более невыносимой. В итоге, теперь в резервации находилось более восьми тысяч навахо, и они весьма невежливо обходились с мескалеро, захватывая их кукурузные поля и иногда даже нападая на них. Из-за повсеместно бедных урожаев в Нью-Мексико пища быстро иссякала. Индейцы в Боске были раздетые и голодные, очень страдая при этом от мучительного холода. Карлтон, чья диета была достаточной, сказал, чтобы они не очень-то гордились и роптали, так как он не в состоянии им помочь при сложившихся обстоятельствах, однако его слова мало их утешили. Еженедельник "New Mexican" из Санта-Фе был ещё менее сострадателен, чем Карлтон, лишь отметив, что он собрал в Боске "восемь тысяч индейцев, чьи природные умственные способности не позволяют им понять, почему не закрыты их задницы".
  Если бы Карлтон и чувствовал какое-то уважение или восхищение по отношению к мескалеро до того, как они сдались, то он хорошо это скрывал, поскольку единственные выражения, которыми он обычно их называл, являлись уничижительными. Тем не менее, по его словам, он был полон решимости сделать их счастливыми. Он так говорил насчет этого: "Мое беспокойство очень большое в отношении того, чтобы сделать эту мощную нацию, сдавшуюся нам, как счастливой, так и, по возможности, достаточно зажиточной, при всех тех неблагоприятных обстоятельствах, которые нас окружают". В другом случае он сказал: "Ради жалости, нам позволено, как великой стране, смотреть на этих индейцев так, как они того заслуживают, перед тем как воздействовать на них. Они сражались с нами храбро на протяжении длительного периода времени, и как смелые люди вызвали восхищение и уважение, придя к нам и доверившись нашему великодушию". Однако, в одном случае, когда агент по надзору разрешил голодным как собакам мескалеро покинуть резервацию, чтобы приготовить мескаль, Карлтон приказал командиру в форте Самнер убивать каждого мужчину апача, если он оставит резервацию по любой из причин. При посещении в конце 1864 года Боске-Редондо, доктор Стек был потрясён нищенским существованием как мескалеро, так и навахо, и тем, что массы их умирали ежедневно от голода и болезней. Мескалеро, которые еще были в состоянии перемещаться, ушли в свою страну, и множество навахо тоже ускользнуло, предпочитая смерть от голода в любом месте, лишь бы не жизнь в Боске . Стек рассказал Карлтону о прискорбной ситуации и потребовал от него изменить свою политику. Карлтон отказался. Впрочем, генерал не одобрял жестокости к сдававшимся индейцам, особенно когда эти жестокости исходили со стороны гражданских. Так как Карлтон уже решил, что мескалеро и навахо будут счастливы в совместном проживании в Боске, то был возмущён, когда Стек или прочие назойливые, введённые в заблуждение гражданские чиновники, напоминали, что навахо хотят возвратиться на свои земли и нужно им разрешить туда уйти. Это несоответствовало тому, что навахо в действительности желали в его понимании. Их обязанностью было нахождение в Боске, и быть при этом счастливыми. Когда небольшие группы мескалеро и навахо ускользали из резервации, Карлтон приказывал войскам применить свой непререкаемый авторитет для устранения проблем, искать их повсюду и убивать всех мужчин.
   Страдающие от голода, и считая это фактором безысходности, вождь мескалеро Охо Бланко и его племя в марте 1864 года совершают побег из резервации. Но по настоянию агента Лабади они вернулись через несколько месяцев. Другие, несмотря на угрозы Карлтона, продолжали покидать Боске. Получив сообщение об этом, Карлтон не решается изменить свой курс. Он просто вновь повторяет свой приказ об убийстве всех мужчин.
  1865 год был проблемным повсеместно в Нью-Мексико из-за неблагоприятной погоды, болезней насаждений, и насекомых, уничтожавших посевы. Страдания были повсеместны, как уже было сказано, но в Боске особенно сильные из-за недостаточных поставок провианта, когда и без того маленькие рационы были уменьшены до предела. 3-го ноября все мескалеро, которые ещё сохраняли силы, чтобы уйти оттуда, покинули резервацию и отправились в свои горные убежища, предпочитая умереть в привычной окружающей среде. Кадете сказал армейским представителям, что его люди не хотят оставаться в Боске, но придут в выделенную им резервацию, которая сможет их прокормить.
  В конце осени, и перед зимней кампании против мимбреньо, Карлтон послал лейтенант-полковника Дэвиса в Пинос-Альтос, чтобы провести совещание со старейшинами племени Мангаса Колорадоса о мирном перемещении в Боске. Около ста мимбреньо, включая Викторио, трёх сыновей Мангаса и Нану, прибыли на этот совет. Все они были нищими. Дэвис в ярких красках описал им ту пищу и одежду, которые они должны будут получать в Боске. Он не обещал им немедленный мир, но сказал, что они его получат, если придут в резервацию. Если они не согласны, то война будет продолжена. Теперь был выбор за ними, но они не должны тянуть и дожидаться, пока дверь перед ними захлопнётся. Дэвис сказал им, что они могут послать, если желают, делегацию, посмотреть на Боске. Викторио так ему ответил: "Я и мои люди желают мира. Мы устали от войны, мы бедны, и немного имеем для себя и своих семей еды и одежды. Мы желаем заключить мир, долговременный мир, имея твёрдое намерение сохранить его. Мы хотели бы жить в нашей стране и пойти в резервацию, где правительство, возможно, разместит нас, и если некоторые из наших людей так не сделают, мы придём и поможем в борьбе с ними". Они сказали, что для начала желают посмотреть на резервацию, однако делегация от них так и не появилась. Викторио прислал сообщение Дэвису, что у них украли лошадей и теперь они не могут с ним встретиться. Дэвис решил, что они его обманули и отдал приказ солдатам убивать всех мужчин. "Смерть апачам, мир и процветание этой земле - вот мой девиз", - завершил он свое напутствие.
  Карлтон продолжал чинить препятствия Стеку в оказании помощи индейцам, и не позволил ему сопровождать Дэвиса в его поездке к мимбреньо. Он сказал, что сдача должна быть безусловной. Короче говоря, Карлтон был непреклонен и продолжил военные действия, а поскольку доктор Стек и судья Кнапп отправились в Вашингтон попытаться убедить чиновников в губительности политики Карлтона, и потерпели в этом неудачу, то теперь оба они должны были подать в отставку - "на пользу дела".
  После того, как мескалеро покинули резервацию, никакие войска не были посланы им вдогонку, так как к тому времени Карлтон отдал управление над индейцами в руки гражданских чиновников, и страдания и неправильное обращение в отношении аборигенов под его управлением были, наконец, обличены. Мескалеро вернулись в свои любимые убежища в Сьерра-Бланко, в горы Сакраменто и Дэвис, а также в область Биг-Бенд. Некоторые из них присоединились к команчам, а другие отправились жить и бороться совместно с мимбреньо. Происходили нерегулярные налёты мескалеро на ранчо белых, но некоторые их вожди, в частности Кадете, продолжали уклоняться от военных действий с американцами.
  Единственным результатом визита Стека в Вашингтон было то, что после его выступления в интересах мескалеро и навахо, конгресс наделил полномочиями совместный комитет для исследования положения индейцев, и особенно обращения с ними гражданских и военных властей. Сенатор Джеймс Дулитт из Висконсина возглавил подведомственную комиссию, посланную изучить состояние индейских дел в Нью-Мексико и Колорадо. Его слушания начались пятого июля 1865 года в Санта-Фе, и на следующий день Карлтон отменяет военное положение в Нью-Мексико.
  Выступая в комитете в качестве свидетеля, Карлтон порекомендовал упразднение офиса уполномоченного по индейским делам, и чтобы индейцы были подвергнуты строгому армейскому контролю. По его словам, переговоры с индейцами являлись отголоском прошлого. "Придание внешнего лоска разрабатываемому договору со стороной участника, когда правительство полно решимости взять материал в собственные руки", - сказал он откровенно, - "есть издевательство над достоинством Соединенных Штатов. Мы можем обратиться к справедливости, не прибегая к эффектным театральным жестам". Карлтон настаивал, что Боске-Редондо способно вместить как навахо, так и мескалеро, не соглашаясь с Лабади, что мескалеро стали несчастны после того, как туда были высланы навахо.
  Индейский агент Джон Уорд написал в комиссию конгресса по индейским делам, и обозначил другие причины недоверия к договорам : "Вождь, подписывающий договор, немного понимает в нём, а всё остальное племя знает и того меньше. Вожди гораздо меньше имеют влияния на свои племена, чем обычно думает про это большинство людей. Их могущество символично, в лучшем случае". Далее Уорд писал, что его переводчики часто не в состоянии разъяснить индейцам пункты соглашения, несмотря на все их усилия, и информация должна была пройти через больше, чем одного переводчика. "Также есть повод для сомнений", - добавил Уорд, - "заключающийся в том, что некоторые из таких переводчиков имеют собственное мнение и точку зрения в толковании перевода, иногда предвзятое в отношении индейцев. В основном, единственным пунктом договора, который обычно оказывался понят индейцами, включает в себя снабжение дарами, которые им предназначены. Основной причиной заключения договора с большинством диких индейцев это то, что правительство по своему желанию выделяет для индейцев конкретные суммы, чтобы удержать мир".
  Жители Нью-Мексико были против системы резервирования, поскольку, в этом случае, оставалось бы больше племён, из числа которых они могли бы захватить себе рабов или слуг. Ещё худшим было то, что поселение в резервациях означало, что вооружённые силы будут сокращены, и люди, связанные с армией государственными контрактами, просто потеряют в доходах.
  Кит Карсон дал письменные показания комитету. "Многие из апачей", - писал он, - "понимают толк в земледелии и могут поселиться в резервациях". Он почему-то не думал, что апачи Аризоны станут возражать против поселения в резервации, но был уверен, что хикарийя будут против переселения в Боске-Редондо к мескалеро. "Позвольте мне", - продолжил он, - "высказаться о необходимости применения предельной осторожности в отношении индейцев, чтобы предотвратить внутренние разногласия в резервации". "Другие племена", - напомнил он комитету, - "кроме различной степени прогресса в продвижении в их цивилизации, повязаны кровной местью, продолжающейся с давних времён. Честолюбивые вожди должны стремиться выполнять обычай отложенной мести, то есть, последующего её удовлетворения".
  Майор Грейнер дал свидетельские показания перед комитетом, и при этом опротестовал назначение индейских агентов, исходя из всего лишь политических побуждений. "Обычная политика отбора людей, принимающая во внимание их личные заслуги без учёта их пригодности для такой позиции, и с частой их сменой", - сказал он, - "есть причина всех наших трудностей с индейцами. Из своего опыта работы, я знаю, что самые серьёзные проблемы между жителями территории и индейцами порождены именно этим". Также Грейнер упомянул о конфликте между гражданскими и военными властями. "Индейский департамент одно время находился в подчинении военного министерства" , - отмечал он, - "но приблизительно пятнадцать лет уже, как эти функции переданы министерству внутренних дел. С этого момента индейский департамент в Вашингтоне и его представители в Нью-Мексико постоянно испытывают трудности в отношениях с военными, когда это касается контроля за индейскими делами, и этот фактор является одной из причин проблем". Капитан Кремони, со своей стороны, осознавал , что проблемы индейского бюро нельзя разрешить юридически, так как агентство по-прежнему, в политическом плане является независимым. Он обратил внимание на то, что каждые несколько лет в резервации присылаются новые и неопытные агенты, и, следовательно, провозглашается новый политический курс, вызывая среди индейцев беспорядок и недовольство. Кремони предложил провести всеобщую и решительную реформу, объединив индейское Бюро с военным департаментом. На должность индейских агентов правительство должно было бы назначить большое количество отставных офицеров, многие из которых владели значительным пониманием индейского менталитета. Это всё поспособствовало бы правильной и последовательной политике. Он полагал, что апачи заслуживают особенного внимания, и армия смогла бы их подчинить и переместить в резервацию за пределы их собственных земель. В годы после гражданской войны, члены конгресса были осторожны в распределении денег, в исключении случаев, когда нужно было купить голоса своих избирателей, и проблема апачей была забыта. Из-за стремительного сокращения выделяемых денежных средств, а также, поскольку ничего не делалось для того, чтобы помочь апачам обеспечивать себя самим, возросла опасность войны. Следовательно, не было никакой возможности для того, чтобы выработать эффективный и последовательный курс в деле решения проблем апачей Нью-Мексико и Аризоны.
  Генерал Улисс Грант проявил персональный интерес к положению индейцев, запросив у генерала Джона Поупа полную информацию по этому вопросу. Поуп ответил в том духе, что положение индейцев тяжёлое и не может быть улучшено без кардинальных изменений в политике. Он указал на противоречия в делах с индейцами. Никто понятия не имел о глубине несправедливостей, совершаемых белыми людьми по отношению к индейцам. Поуп сказал, что те же самые белые люди обвиняют правительство за то, что они страдают убытком жизней и собственности. "Но то, что творит белый человек в отношении индейцев, совсем не известно", - писал он. - "Между тем, слухи о девяти из десяти случаев отплаты индейцами в отношении белых, достигают общественности". "Индейцы", - продолжил Поуп, - "больше не владеют собственной землёй, так как она повсеместно захвачена белыми. Потеряв свои земли, дома и средства существования, они начинают всеобщие военные действия, убивая белого человека, - что неизбежно, - и подобные деструктивные достижения грозят общему искоренению индейцев". Отчаявшиеся и голодающие, индейцы начинали войну против белых яростно и отважно. Поуп отметил далее: "В последнее время, войска США - немногочисленные и совершенно не состоятельные из-за этого в обеспечении безопасности белых и предоставлении защиты индейцам - занимают строго оборонительные позиции. Трудность состоит в том, что мы можем раздавать обещания индейцам, но из-за существующей системы нет никаких надежд на их исполнение".
  В июне 1865 года, опираясь на слухи и полученную информацию о существующем фактическом индейском рабстве в Нью-Мексико, президент Эндрю Джонсон отдаёт распоряжение главам различных департаментов уведомить свой персонал, что должны применяться любые законные методы для подавления этой работорговли. Фелипе Дельгадо, управляющий по индейским делам в Нью-Мексико, опротестовал это решение, и уверял, что такие пленники покупаются богобоязненными христианами для дальнейшей их цивилизации. Однако, в соответствии с инструкциями, Дельгадо отдаёт распоряжение, запрещающее приобретение или продажу индейских пленников. Главный судья верховного суда Нью-Мексико дал свидетельские показания перед комитетом Дулитлла о "широком распространении и использовании индейских рабов". Он отметил, что "цены за последнее время подскочили очень высоко. Обычно девушка не старше восьми лет, здоровая и смышлёная, стоит на уровне четырёхсот долларов или даже больше". В марте 1867 года конгресс вынес постановление об "упразднении и бессрочном запрете системы пеонажа на территории Нью-Мексико и в любом другом месте": всеобъемлющий и определяющий закон, который должен был бы с пристрастием отнестись к предмету, и за нарушение его был предусмотрен серьёзный штраф. Но индейское рабство продолжилось, большинство из предполагаемых двух тысяч индейских рабов в Нью-Мексико, были апачами или навахо.
  Через несколько месяцев после отставки Карлтона в конце 1866 года, военный министр Грант передал контроль над навахо в департамент внутренних дел. В то же время, лейтенант Макдональд со всей тщательностью иссследовал область Боске-Редондо и сообщил, что это место не подходит для размещения там индейской резервации. Он рекомендует оставить его, а навахо переместить на более пригодные земли. В мае 1868 года генерал Уильям Текумсе Шерман прибыл в Боске, чтобы провести переговоры с вождями. Навахо давно этого ждали, и соглашение о возвращении их в собственную страну было достигнуто за несколько дней. 15-го июня навахо начали долгий переход на свои земли. Эксперимент Карлтона по осчастливливанию индейцев в Боске-Редондо был завершён. К 1869 году контроль над индейцами Нью-Мексико был передан в военный департамент, и Соединенные Штаты на протяжении двух десятилетий пытались подчинить апачей, но всего лишь несколько сот хикарийя находились в резервации, и то не постоянно. После того, как мескалеро сбежали из Боске, они вовсе исчезли из вида на несколько лет, за исключением небольших налётов на стада, принадлежавшие разным ранчо, и нескольких крупномасштабных набегов. В одном случае они украли стадо из более тысячи голов крупнорогатого скота, которое скотовод Джон Чизум отправил в форт Самнер, и скрылись с ним в горах Гваделупе.. Солдаты иногда выходили на след грабительских партий мескалеро в этих горах, но их преследование, как правило, было безуспешным. Когда в отношении мескалеро высказывались жалобы, то агент Лоренсо Лабади из своей одинокой штаб-квартиры в агентстве в Агуа-Негра писал, что они были послушными и мирными пока в Боске не прибыли навахо, и тогда мескалеро стали умолять об отдельной для них резервации. Он предложил объединить мескалеро и хикарийя в резервации в форте Стэнтон, однако это решение, состоись оно, не обрадовало бы последних. Лабади был убеждён, что мескалеро ни в коем случае нельзя возвращать в Боске. Умоляя о более разумном подходе к решению проблемы апачей, он уходит в отставку.
  Вновь было отдано распоряжение об объединении мескалеро и апачей хила в совместном агентстве, и лейтенант Хеннеси послал бегунов из форта Стэнтон, чтобы разыскать мескалеро. Пришел пятьдесят один из них, но без вождя, чтобы, видимо, посмотреть, какое их ждёт обращение в дальнейшем. У Хенесси немногое имелось для того, чтобы предложить им в части еды, одежды или предоставления защиты, так что они вновь должны были надеяться на себя. Но несмотря на всё это, Хеннесси был оптимистически настроен.
  Мимбреньо и могольонеро подверглись жёстким ударам и были изгнаны со своей земли войсками Карлтона, но теперь некоторые из них возвратились и согласились осесть в Каньяда-Аламосе. Несколько мескалеро, ранее к ним присоединившиеся, тоже отправились вместе с ними в резервацию. Оптимистам, подобным Хеннесси, казалось, что проблемы апачей Нью-=Мексико, наконец, нашли пути для своего решения.
  ГЛАВА 6. АНГЛО-АПАЧСКИЙ КОНФЛИКТ В АРИЗОНЕ.
  Для успешного осуществления кампаний против индейцев в Аризоне, географические преграды создавали еще больше помех, чем в Нью-Мексико, и на протяжении многих лет солдаты вынуждены были их преодолевать. Один офицер так с иронией высказался по этому поводу: "Я не могу передвигаться по этой земле без помощи ругани - постоянной и в больших количествах. Я прошу прощения у всех католических святых перед собранными в кучу скалами и перед коварными обрывами, которые невозможно пройти, пока я со своими людьми не прокляну их самыми страшными ругательствами".
  Несмотря на то, что Аризона была выделена в феврале 1863 года в отдельную от Нью-Мексико территорию, Карлтон удерживал там военный контроль до 1865 года, и войска продолжали исполнять его приказы. В мае 1863 года командир в Тусоне узнал о наличии враждебного лагеря апачей в каньоне Аравайпа. Он приказал лейтенанту Томасу Тидбеллу напасть на него с отрядом калифорнийских волонтеров, гражданскими американцами и мексиканцами, а также с некоторыми папаго и апачами мансо в качестве проводников. Они совершали переход в течение пяти ночей, а затем на рассвете неожиданно атаковали этот лагерь, убивая пятьдесят из его жителей и раня намного больше.
  Когда было найдено золото вблизи места, где вскоре был основан Прескотт, Карлтон решает обезопасить шахтёров от свирепых тонто и явапаев, чьи охотничьи земли захватывались в ходе освоения региона. Он отдаёт распоряжение основать в долине Чино форт Уиппл. Его командир, майор Эдвард Уиллис, приходит к соглашению с несколькими сотнями индейцев, проживавшими в окрестностях. Он предупредил территориальных чиновников, которые находились на пути в регион, о деликатности ситуации, и потребовал избегать разжигание страстей среди индейцев. Несмотря на это предупреждение, когда эти представители повстречали мирную группу индейцев, их охрана атаковала и убила двадцать из них. Через сутки все группы тонто и явапаев в центральной Аризоне находились на тропе войны.
  В начале 1864 года скотовод Кинг Вулси провёл три карательных экспедиции против тонто, явапаев и пиналеньо, которые украли почти всех животных из окрестностей Прескотта, а также табун мулов из форта Уиппл. Вулси сражался с апачами раньше, и разделял бытовавшее на границе убеждение, что в индейской войне нет запрещённых приёмов. В одном случае, он вместе с некоторыми другими белыми обнаружил лагерь, заполненный апачами. Вулси подмешал стрихнин в пиноле - муку, изготовленную путём измельчения зерна и фасолей мескита. Он упаковал этот концентрат и водрузил его на ослика, которого пустил свободно пастись. Естественно, апачи поймали его и съели пиноле. Когда некоторые из них попадали в агонии на землю, другие бежали. Это был так называемый договор Пиноле.
  Собрав двадцать восемь мужчин, Вулси послал одного из них в деревни пима, чтобы попросить их и марикопа присоединиться к военной экспедиции в район Верде. Многие шахтёры уже покинули регион Прескотта из-за индейских налетов, и Вулси понимал, что тонто и их союзники будут досаждать еще остающимся там ранчеро и шахтёрам. Он привлек в кампанию пима, марикопа, одного юма и одного апачи-мохаве по имени Джек Тонто, однако, когда след повернул в незнакомую доселе страну, пима покинули их.
  Всё ещё не сходя со следа украденного скота, партия Вулси разбила свой лагерь в сухом русле ручья. Вскоре горы огласились эхом военных кличей, - это тонто и явапаи окружили лагерь. Апачи-мохаве Джек Тонто был у Вулси переводчиком. Тонто сказали ему, что у их отряда нет шансов для побега, и они все до одного будут убиты. Проводник апачи-мохаве уверял, что Вулси и его партия всего лишь изыскатели, и могут купить свои жизни за табак и пиноле, если индейцы спустятся в их лагерь. Один из противников узнал этого апачи-мохаве и пришёл в лагерь, чтобы получить предложенные табак и пиноле. Потом поодиночке спустились и другие. Тогда Вулси выдернул свой пистолет и убил вождя, что послужило сигналом к атаке. Через несколько минут двадцать четыре тонто, явапаев и пиналеньо лежали мёртвые, а другие бежали, все раненые.
  В двух других кампаниях, Вулси и его люди убили более тридцати тонто и явапаев, тем самым, на некоторое время снизив давление индейцев на шахтёров вокруг Прескотта. Однако существующая опасность была лишь слегка приглушена, и губернатор территории Джон Гудвин заявлет, что "индейские проблемы становятся очень серьёзными, и если не принять энергичных мер, новые добывающие области будут покинуты". Война против тонто и явапаев продолжилась. Рота аризонский милиции убивает двадцать трёх из них в конце 1865 года. Следующей весной, аризонские добровольцы, в экспедиции, выступившей из Кэмп-Линкольн, убивают более тридцати или сорока из них. Солдаты и пима убивают ещё сорок семь в том же регионе. Индейцы и поселенцы долины Черепа (Скал-Вэлли) решили встретиться для "большого разговора". Пока суть да дело, прибывают солдаты и убивают ещё тридцать два индейца.
  Росс Браун, кто посещал Аризону в 1864 году и путешествовал с вновь назначенным управляющим по индейским делам Чарльзом Постоном, оставил разъяснение состояния дел. Ситуация, описанная Брауном, сложилась, по крайней мере, частично, в результате враждебности апачей: "В состав белого населения входят - шахты без шахтёров ; форты без принадлежащих им грубых солдат; политиканы без курса действий; маклеры без торговых постов". Постон просил присылки большего количества солдат и лучшего согласования действий между военными департаментами, добавляя при этом, что "переход из одного военного департамента в другой, равен входу в иностранное государство". Апачи продолжали представлять опасность для жизни на юге Аризоны. Браун обнаружил, что при наличии в Тусоне двух рот калифорнийских добровольцев, апачи, тем не менее, смело появлялись в пределах трёх миль от города. Папаго традиционно вносили свой вклад в борьбу против апачей, однако дорога между Сан Ксавье и Тубак была сплошь обозначена могилами людей, убитых за несколько прошлых лет. Старое ранчо Калабасас, имевшее шесть лиг плодородной земли в долине Санта-Крус, принадлежало бывшему губернатору Соноры Мануэлю Мария Гандаре. Браун повстречал Гандару по пути в Калифорнию. Несмотря на то, что он владел одним из прекраснейших ранчо в регионе, Гандара был беден, так как апачи сделали его владения непригодными для жилья. Один из скваттеров старожилов по имени Пеннингтон, жил там на протяжении последних нескольких лет с десятью или двенадцатью своими детьми. Его скот был угнан и коррали сожжены, однако, из-за того, что строения ранчо были каменными, их удалось сохранить.
  Ранчо Аривака тоже было населено, но постоянно обеспокоено апачами. Ночью необходимо было находиться всегда настороже, чтобы сохранить лошадей и мулов. Они были загнаны в прочный корраль, с тяжёлой цепью вокруг него. Сторожевые собаки рыскали вокруг, и часовые спали по соседству. Несмотря на такие меры предосторожности, четверо или пятеро апачей без шума размотали цепь, растворили тяжёлые ворота и увели всех животных. Пятеро вакеро погнались за ними, и были атакованы из засады.
  Проезжая через каньон Кокоспера, Браун опасался апачской засады, но его ирландский кучер выглядел равнодушным. "В любом случае", - уверил он Брауна, - "вначале они тебя оскальпируют". Но зачем? "Чтобы потереть твои густые спутанные волосы. И я не настолько глуп, как некоторые другие господа, которые всегда что-либо сочиняют".
  В 1864 году Карлтон отдаёт приказ о проведении хорошо спланированной и самой полномасштабной кампании против апачей Аризоны. Как обычно, его распоряжения не обошлись без его любимой фразы об "уничтожении всех лиц мужского пола". Новый пост, названный в честь губернатора Гудвина, был основан у Хилы и занят гарнизоном из пятисот пехотинцев и кавалеристов. Войска обязаны были продолжить отправку разведывательные патрулей против апачей, прочёсывая при этом страну во всех направлениях. В семидневном, или чуть меньше, марше, каждый человек должен был нести на себе выданные ему пайки, куда входили мясо, хлеб, кофе, сахар и соль. Каждый солдат должен был иметь при себе одно одеяло. "Чтобы не стеснять себя в поисках индейцев", - подытожил Карлтон. До того, как войска выступили в поход, большая группа апачей угоняет кавалерийский табун в Кау-Спринг, на юго-западе Нью-Мексико. Капитан Уинтлок отправился на поиски с кавалерией и пехотой, несмотря на то, что следу была уже неделя. Из своего лагеря у Мимбрес, он шёл прямо по следу ровно столько времени, чтобы выяснить общее его направление. Затем он поворачивает на север к Хиле и марширует вдоль реки в течение пяти дней, иногда высылая разведчиков проверять тропу. Наконец, они наткнулись на лагерь и атаковали его, убивая тридцать апачей и возвращая украденных лошадей. Двухмесячная кампания Карлтона должна была начаться 25 мая 1864 года. Он попросил у губернатора придать ему группу шахтёров и отряды из племён пима и марикопа, одновременно с этим предупреждая о своих предстоящих действиях губернаторов Соноры и Чиуауа, и прося их тоже сотрудничать с ним. Перед началом кампании, лейтенант-полковник Нельсон Дэвис отправился на север из форта Боуи, и, обнаружив лагерь апачей, убивает сорок девять из них. Общим результатом кампании стали 216 западных апачей убитых и намного больше раненых. Тридцать их было захвачено и сослано в отведённое им убежище для апачей в Боске-Редондо, и он был уверен, что те пожелают возвратиться к своим людям и убедят их переселиться туда. Несмотря на внушительные цифры убитых и захваченных апачей, многие были разочарованы кампанией Карлтона 1864 года, указывая при этом на большие её издержки и количество мужчин, принимавших участие в военных действиях. Губернатор Гудвин объяснял, что главными причинами неуспеха кампании было незнание солдатами местности и некомпетентное руководство. Через много лет, в 1889 году, Горнодобывающая Компания Ореховой Рощи подала иск к правительству на 292000 долларов, так как её шахта Балья-Буэно, возле Прескотта, была уничтожена апачами. Компания обвиняла правительство, так как в июле 1864 года Карлтон дал гарантии их представителям, что он "уже начал кампанию против индейцев апачей, которая закончится их полным покорением, и если вы убедите своих друзей с востока присоединиться к вам в постройке кварцевой фабрики возле форта Уиппл, то это предприятие будет целиком и полностью находиться под охраной военных". В марте 1890 года эта претензия была одобрена комитетом палаты представителей.
  В августе 1865 года одноглазый вождь койотеро Мигель и трое других посетили Карлтона в Санта-Фе и попросили разрешения навестить пленных койотеро в Боске-Редондо. После прочтения для них лекции, - почему койотеро должны собрать свои вещи и переселиться в Боске, - Карлтон разрешает им посетить своих друзей и забрать их обратно в свою страну. Он был убеждён, что они будут петь хвалебные оды о жизни в любимой резервации. Койотеро обещали ему передать его советы своим людям, однако, вряд ли было возможно, что после посещения Боске, они ради него покинут свою страну в Белых Горах Аризоны.
  Говоря о враждебности апачей на первой законодательной ассамблее в Прескотте, губернатор Гудвин отметил, что "бесполезно размышлять, какая из сторон права. "Только один курс должен быть принят. Война должна вестись, пока они не сдадутся и не уйдут в резервацию". Но не было никакого специально отведённого места для резервации, даже если бы они и сами пожелали бы там поселиться. В конце гражданской войны Соединенные Штаты были поделены на пять военных дивизионов, девятнадцать департаментов и множество округов. Территория Нью-Мексико стала округом департамента Миссури. Аризона стала округом департамента Калифорнии, который был включён в дивизион Тихого океана. Апачерия, до этого находившаяся под единым командованием, теперь была разделена на два дивизиона, каждый со своими инструкциями. Один из них имел штаб-квартиру в форте Ливенворт в Канзасе, а другой в Сан-Франциско. Это неизбежно вело к дублированию приказов, неразберихе и болезненному недостатку согласованности. В то же самое время, конкуренция между военным и внутренним министерствами по контролю над индейцами нашла своё отражение в мелочных спорах между офицерами и индейскими агентами. Очень трудно было подчинить апачей, когда войска находились под единым командованием, а разделение ещё больше увеличивало проблемы и откладывало решение вопроса. Но хуже было то, что до сих пор не было выработано другого курса в "политике апачей", кроме искоренения. Вскоре после этого, попавшему под юрисдикцию Аризоны полку волонтеров было разрешено начать действовать против апачей. Осенью 1865 года 350 мексиканцев, папаго, пима и марикопа сформировали роты волонтеров этого полка. После года суровой службы, в результате пренебрежения со стороны государства своими обязанностями, полк был расформирован. Его успех был отображён в общих чертах в комментариях генерала Мэйсона: "Местные войска из папаго, пима, мексиканцев и волонтеров из нашей расы, были в два или три раза более эффективнее в индейской войне, чем множество регулярных солдат. За год своей службы они убили или захватили сотню апачей, при этом волонтеры прибыли из тёплых районов, были направлены в высокие широты во время суровой зимней погоды, и многие из них были босыми, наполовину раздетыми и полуголодные".
  Сами апачи, а не гуманисты-филантропы, наконец, вынудили правительство обратить своё внимание на другие курсы в политике, кроме искоренения. В марте 1865 года наполовину истощённые апачи начали приходить в Кэмп-Гудвин и просить майора Джеймса Кормана о сдаче, так как они больше не могли сами себя содержать. Корман был "только за", но у него не имелось ни необходимых ресурсов, чтобы накормить их, ни лишних фургонов, чтобы отправить их за едой куда-нибудь ещё. И у него не было других приказов, кроме одного, уполномачивающего его сражаться с ними. Самое лучшее, что он мог для них сделать, это сказать им, что они пока свободны вплоть до получения им новых инструкций. Эти ндейцы остались у поста, но продолжали приходить другие, и вскоре возле поста лагерем располагалось девятьсот апачей. По окончании гражданской войны, заброшенные аризонские посты отстраивались, оживали и переименовывались в то самое время, когда угроза апачей была неустойчива, кочуя из одной области в другую. В мае 1865 года, генерал Джон Мэйсон, назначенный главнокомандующим округом Аризона, путешествовал по территории с губернатором Гудвином. На Мэйсона произвело впечатление, что все ранчо южнее Хилы покинуты и Тубак до сих пор необитаем. К северу от Хилы ситуация была ненамного лучше. Все ранчо, за исключением лишь двух, были брошены, и лишь несколько дорог были безопасны. Мэйсон видел, что 2800 солдат, расположенных в Аризоне, явно недостаточно для решения сложной задачи. Кроме этого, нехватка офицеров достигла критической отметки, а на некоторых постах они и вовсе имелись в единственном числе. Мэйсон также понял, что единственная надежда на установление мира заключается в занятии региона, где апачи располагают убежищами, в которых укрывают своих женщин и детей, а также хранят съестные припасы, заготовленные на зиму. Уничтожение этих лагерей и хранилищ посередине зимы должно было заставить апачей сдаться. Но он не в состоянии был эффективно исполнить свой план из-за задержек в поставках провианта, исключительной суровости погодных условий, и по многим другим причинам. Он распорядился основать форт Макдауэлл у слияния Верде с Солт-Ривер и вновь занять форт Брекенридж (или Стэнфорд) у Сан-Педро, переименовав его в Кэмп-Грант. В верховьях он основывает Кэмп-Валлен, который был вскоре покинут, когда на холме, в стороне от вредного для здоровья месте (из-за испаряющихся там газов), где находился форт Бьюкенен, летом 1868 года был основан Кэмп-Криттенден. Тем же летом Кэмп-Линкольн на Верде был переименован в Кэмп-Верде. До 1866 года в аризонских фортах располагались гарнизонами калифорнийские волонтеры, а затем они были заменены солдатами первого и восьмого кавалерийских полков, и двадцатью ротами девятого, четырнадцатого и тридцатого пехотных полков. В 1865 году апачи пришли в форт Макдауэлл, а также расположились лагерем возле Кэмп-Линкольн, прося при этом мира. Однако ни один из этих постов не смог бы разместить их всех рядом с собой, и им было предложено отправиться к форту Гудвин и там расположиться лагерем. Те отказались , сославшись на то, что индейцы в форте Гудвин являются их врагами. В отсутствии инструкций, им было разрешено остаться в Макдауэлл, но лишь при условии, что они приступят к посевной и воздержатся от враждебных действий по отношению к американцам, пима и марикопа. Это был критический период. Появилась реальная возможность основать для апачей резервацию, и нужно было увеличить количество солдат, но ничего из этого не было выполнено. Вместо этого генерал Мэйсон был переведён, а военный округ разделён на северную и южную части, тем самым, ещё более усложняя ситуацию.
  Одним из нескольких американцев, установивших с апачами в 1860-х годах дружественные отношения, был Томас Джеффордс, прибывший в 1862 году в Аризону и занявшийся поначалу доставкой депеш от генерала Кэнби к Карлтону. Джеффордс находился в Аризоне, где у него случались как враждебные, так и дружественные встречи с различными апачами. На протяжении этого времени он нес ответственность за перевозку почты из форта Боуи в Тусон и обратно. В течение шестнадцати месяцев, когда он находился на этой должности, апачи убили четырнадцать из его перевозчиков почты. В итоге Джеффордс ушёл в отставку, так как правительство не смогло защитить его людей. Затем он совершил такое, что в Аризоне считалось очень опасным занятием. Джеффордс, надеясь на неожиданность решительного и смелого действия, пошёл на встречу с Кочисом прямо в его логово. Он был знаком с апачами (не только с теми, что оставили на его теле шрамы), и хоть и бегло, но говорил на их языке. Дружественные апачи привели его на границу пристанища Кочиса в горах Драгуна и послали дымовые сигналы, сообщающие чирикауа, что одинокий посыльный пришёл с мирной миссией. Несмотря на то, что некоторые люди считали предприятие безрассудным, Джеффордс достиг оплота чирикауа и сообщил Кочису, что он хочет отложить своё оружие и поговорить с вождём. Джеффордс оставался там в течение нескольких дней и нашёл, что Кочис является человеком больших способностей и интеллекта. Таким образом, два этих человека положили начало твёрдой дружбе. Кочис, подобно другим апачам, презирал лгунов, и сам был правдив и откровенен в любых обстоятельствах. Он пообещал Джеффордсу, что никто из чирикауа не будет к нему приставать и совершать против него каких-либо враждебных действий.
  Нарастание трудностей с апачами вынудило папаго и американцев продолжить взаимовыгодное сотрудничество ради простого выживания. В 1865 году папаго согласились выделить отряд из 150 конных мужчин в помощь американским кампаниям против апачей. Белые считали папаго "самыми лучшими" индейцами в Аризоне, но все же делая при этом различие между папаго из Сан-Ксавье-дель-Бак и кочевниками западной пустыни. Несмотря на то, что правительство назначило в 1859 году агентов для пима и марикопа, те в основном занимались там торговлей, и немного делали для того, чтобы основывать для индейцев школы или как-то по-другому им помогать. В 1869 году их агентом стал капитан Гроссман, кто впервые приложил усилия для того, чтобы ввести систему оказания помощи дружественным индейцам. Он основал штаб-квартиру агентства в Сакатон и ввёл контроль над маклерами. Он предложил выделить им землю вдоль Хилы - полосу, протяжённостью в сто миль на запад, от места, где позже был основан город Флоренция, - но правительство согласилось лишь на 64000 акров или того меньше. Гроссман поддержал требования пима о предоставления больших площадей, и резервация была расширена до 145000 акров. Это было хорошее расширение, но значительно меньше того, что пима справедливо требовали. Уже происходили серьёзные посягательства англо-американцев на земли этих индейцев, но, из-за того, что пима всегда были дружественными по отношению к белым, правительство не торопилось заключать с ними формального договора, и в результате у них не было законных оснований для своих протестов.
  Северо-западная часть Апачерии принадлежала уалапаям, то есть, апачи -юма. В 1866 году, Уильям Харди, живший у Колорадо возле форта Мохаве, пришёл с уалапаями к соглашению не приставать к его грузовым обозам. Перед возвращением, он передал вождю Вауба- Юба бумагу, которую в знак дружбы тот должен был показывать белым. Но когда этот вождь представил её Сэму Миллеру, который расположился лагерем у источников Бил (возле современного Кингмена ), результат был прямо противоположен тому, который Вауба-Юба ожидал. Он хотел всего лишь поторговать ради получения провианта и домашнего скота, но Миллер услышал накануне, что уалапаи недавно убили изыскателя, и поэтому был подозрителен. Их короткий разговор окончился, когда американец выхватил пистолет и убил Вауба-Юбу.
  Позже Миллер был арестован в форте Уиппл, но суд присяжных в Прескотте отпустил его "с единодушными высказываниями благодарности". Множество шахтёров и изыскателей имели мало оснований для подобных благодарностей. Многие из них вскоре умерли в отместку, и изыскательская деятельность в регионе фактически прекратилась. Вся северо-западная Аризона наполнилась внезапными военными действиями, однако зверства были отнюдь не односторонними. Как бы там ни было, но Чарльз Спенсер так написал в 1868 году, комментируя войну с уалапаями: "Я не обвиняю индейцев, но многие считают, что я должен так поступить. Для них это было время войны, потому что их мужчины, женщины и дети были убиты белыми,так почему бы и им не действовать подобным образом. И кроме того, я видел некоторых их детей убитыми после того, как они были пленены".
  Беспрерывное давление на уалапаев вынудило их к сдаче в августе 1868 года. Они сложили оружие и согласились уйти к реке Колорадо, чтобы сохранить мир. Жаркие низовья этой реки были наводнены болезнями, тем самым, делая условия там невыносимыми, и к 1875 году они все сбежали в горы, где им, наконец, была выделена постоянная резервация.
  Англо-американцы в окрестностях Прескотта давали мало шансов явапаям и другим индейцам на мирную жизнь. Несмотря на то, что некоторые из них работали на поселенцев и скотоводов, они никогда не были полностью ограждены от бесконтрольных нападений со стороны охотников на индейцев. Армия тоже атаковала мирные группы, убивая женщин и детей, доводя явапаев до отчаяния. В итоге их налёты на белых достигли такого размаха, что летом 1865 года казалось, что вся центральная Аризона будет потеряна для колонизации.
  Управляющий по индейским делам в Аризоне, Лейхи, видел потребность в удалении групп апачей, живших вблизи от поселений центральной Аризоны. С помощью дружественных вождей явапаев и мохаве, он убедил восемьсот явапаев уйти в резервацию юма на реке Колорадо. Это существенно снизило давление - в одинаковой степени как на военных, так и на гражданских - и торговля, полностью прекращённая, начала возобновляться.
  В 1866 году обстановка на западе Аризоны вновь стала столь же плохой, как и всегда до этого, так как явапаи были недовольны резервацией на реке Колорадо и возвратились в горы центральной Аризоны. Возможно, они хотели пока воздержаться от ограблений, но из-за того, что граждане нападали на них при каждом удобном случае, они вынуждены были отплачивать, и движение западнее Прескотта полностью остановилось. Войска, преследовавшие индейцев, уничтожали их лагеря и провиант, тем самым, увеличивая их потребность в совершении набегов и мародёрстве. Наконец, действия армии вынудили приблизительно девятьсот апачей тонто и явапаев поселились у форта Гудвин.
  На юге Аризоны, полковник Гуидо Илгнес из Кэмп-Грант согласно приказаниям полковника Чарльза Лоуэлла заключил мирный договор с аравайпа и частью тонто и пинал, которые согласились принять резервацию. Однако, генерал Макдауэлл, командующий департаментом Калифорния, был настроен поставить апачей на колени вместо их содержания, назвав договор "бесполезным, неуместным и ненужным", отругав этих двоих офицеров. "Мирные условия", - сказал он им, - "должны быть немедленно отозваны, и индейцы, обнаруженные вне резервации, должны считаться враждебными". В начале 1867 года генерал Грэг был назначен командующим округа Прескотт и Верхнего Колорадо, с приказом о недопущении военных действий, характерных для прошлого года. Макдауэлл приказал ему постоянно держать войска в движении в области конфликта и вести активные действия. Грэг согласился и заявил, что все апачи или индейцы с реки Колорадо, обнаруженные вне резервации, будут рассматриваться как враждебные, даже если они оставили её с разрешения своих агентов. Но все же Макдауэлл решает, что атака дружественных индейцев, получивших разрешение на охоту из-за того, что Конгресс оставил без внимания поставки провианта, затянет активные военные действия очень надолго. Он упрекнул Грэга за начало войны против индейцев, очевидно, желавших мира, и указал ему на корректировку его приказов. Как только Грэг был уполномочен на то, чтобы кормить сдавшихся индейцев, он сразу же обратился к мирным методам.
  Майор Роджерс Джонс проходил службу в Аризоне в 1857-58 годах, и сейчас был направлен для тщательного изучения тамошней обстановки. Он обнаружил, что нынешняя ситуация значительно хуже, чем это было десятилетием ранее. Он много чего предложил, в частности, выделение Аризоны в отдельный департамент в целях устранения долговременных задержек распоряжений из штаб-квартиры в Сан-Франциско; концентрацию войск в меньших постах; и для большей мобильности преобразование пехоты в кавалерию. Генерал Макдауэлл был не согласен. Он сказал, что всё предложенное Джонсом применялось и раньше, и безуспешно. Макдауэлл уверял, что не существует никаких союзов между племенами, и что враждебные живут в удалённых и труднодоступных местах, поэтому большие отряды солдат не могут действовать достаточно быстро и скрытно, следовательно, не могут на них эффективно
   воздействовать. Территория, по мнению Джонса , теперь была более небезопасна, чем когда-либо, при этом военные действия велись в меньших масштабах, а также было меньше мест, нуждавшихся в охране. При помощи пехоты ничего нельзя было достичь, и с имеющимися ограниченными в наличии силами, с концентрацией солдат в больших постах, множество небольших поселений оставалось незащищёнными. Макдауэлл, со своей стороны, рекомендовал присылку в Аризону дополнительного кавалерийского полка и одного или двух пехотных, а также привлечение двухсот индейских скаутов. "Офицеры", - объяснял он, - "единодушны в мнении насчёт правильности этой численности и полезности этих скаутов в регионе". Генерал считал пустой тратой времени проведение переговоров с апачами, так как не существовало никакой альтернативы активным действиям "до их полного уничтожения или вынужденной сдачи в качестве военнопленных". Он закончил вопросом, на который никто не знал ответа: "Что делать с этими индейцами, когда их захватят или примут их сдачу как военнопленных?".
  В начале 1868 года генерал Томас Девин был назначен командующим области Прескотт, с приказами от генерала Орда "захватывать и истреблять апачей любыми методами, охотиться на них, как будто это дикие животные". Девин направил множество кампаний против апачей, включая и тех индейцев, которые жили в бассейне Тонто. Он собирался захватить весь бассейн Тонто, так как считалось, что налётчики собирали украденный скот в этом регионе перед отправкой его для продажи белым в форт Макдауэлл или в окрестности Кэмп-Рино. Одновременно с этим, он провёл совещание с вождём тонто Делшаем (Большой Крестец), предложив ему мир, если они не будут покидать пределы области ограниченной реками Верде, Соленой и Блэк-Месой. Делшай со своей группой пришёл жить в Кэм-Рино, где они занялись заготовкой сена для контрагента этого поста, а также служили в качестве курьеров и проводников. Поскольку его разведывательные патрули убили всего тридцать, а захватили семерых апачей, Девин сделал окончательный вывод, что подчинить апачей вполне возможно, если только будут найдены и прослежены их следы в сердце их любимых убежищ. Когда апачи, жившие в форте Гудвин, отказали в выдаче известных "убийц" и в обещании поселиться там навсегда, генерал упразднил временную резервацию, расположенную там, чем просто продолжил дальнейшее наращивание военных действий.
   Криттенден заключил с апачами в Кэмп-Грант новое соглашение, которое должно было заменить соглашение полковника Иглнеса, заключенное с ними в 1866 году. Однако его условия были столь жёсткими и неприемлимыми, что после получения пайков апачи тут же убежали в горы. В 1868 году капитан Чарльз Уиттер прибыл с новой проверкой в Аризону. Он согласился, что кормление апачей важно только в случае, если они не должны быть уничтожены, но содержание их в качестве "индейских заключённых" он назвал незаконным. Также он сделал вывод, что мирные группы незащищены и подвержены мести со стороны пограничных жителей, и что правительство не делает ровно ничего для того, чтобы решить проблему апачей. Численность военных подразделений была недостаточна, но все просьбы о присылке подкреплений оставались без ответа. В область было послано множество патрулей, но они, как оказалось, были больше озабочены собственной обороной, нежели ведением наступательных действий. К концу 1868 года индейская проблема вновь становится серьёзной, и исполняющий обязанности губернатора Халт вынужден был посещать граждан в целях лишь собственного оправдания. Это было расценено как разрешение на убийство индейцев любыми способами. Вскоре этот курс нашёл себе применение против явапаев, которые сбежали из Колорадо, спасаясь от эпидемии коклюша и скарлатины. Десять дружественных вождей были приглашены на совет и безжалостно убиты, и этим действием были уничтожены все мирные предпосылки. Федеральный судья Картер отказался применить какое-либо наказание против убийц, и военные отряды явапаев начали убивать белых везде, где бы они их не обнаружили.
  Генерал Халлек, командующий дивизионом Тихого океана, сообщал военному министру, что невозможно противостоять нападениям без двух дополнительных полков и привлечения множества надёжных индейских скаутов. Он также отметил необходимость выделения Аризоны в отдельный департамент. Но военный министр не торопился что-либо предпринимать. Курс на бездействие сохранялся и в 1869 году, когда ситуация стала ещё хуже, чем когда-либо до этого. Явапаи парализовали всё движение в западной Аризоне, убив, по крайней мере, сотню белых. На юге почти все поселенцы в регионе Сан-Педро были убиты или изгнаны. Но в своём отчёте за 1869 год генерал Орд утверждал, что его приказы по "захвату и истреблению апачей, а также охоте на них как на диких зверей, выполняются с неотступной бодростью". Проведя много дней в седле, войска сожгли некоторое число лагерей, уничтожили провиант, возвратили какое-то количество лошадей и мулов, а также захватили немного женщин и детей. Они убили свыше двухсот индейцев, но "довольно много солдат было потеряно". Орд выражал оптимизм. "Я думаю", - писал он, - "апачи нашли, что им никогда не было так плохо". Возможно, он был удовлетворён, однако военные действия со стороны апачей не были остановлены, и они ещё не убедились, что "получили наихудшее обращение". Между июнем 1868 и июлем 1869 года они убили более пятидесяти англо-американцев только в округе Пима, и почти столько же на следующий год.
  Из-за того, что Соед иненные Штаты проводили лишь курс на экстерминацию (уничтожение) апачей, небольшое их число, хоть и измученное войной, имело наглость продолжать сражаться. Их плачевное состояние можно было немного понаблюдать в экспедиции полковника Джона Грина с Первой Кавалерией в Белые Горы в 1869 году, когда его люди убили нескольких койотеро и уничтожили их лагеря и провиант. Его главной целью являлся поиск пригодного места для резервации, но, узнав о лагере дружественных апачей в тридцати милях севернее, он послал туда на разведку отряд под командованием капитана Барри. Если бы сообщение оказалось ложным, то капитан должен был атаковать. Вождь Мигель, которому этот лагерь и принадлежал, провёл к нему Барри и солдат. Над каждым викиапом реяли белые флаги, и оказалось, что апачи буквально жаждут мира, таща отовсюду зерно для кавалерийских лошадей и явно выказывая радость при виде солдат. Они были настолько дружественными, что Барри сообщил впоследствии: "Все офицеры единодушно признали, что если бы они открыли стрельбу по ним, то стали бы виновны в совершении хладнокровного убийства". Мигель и его люди просили защиты и резервации. Но у Барри не было инструкций в отношении мирных апачей, он лишь мог сказать им, чтобы они шли в Кэмп-Макдауэлл и там сдались. Полковник Грин написал своему командованию, что если койотеро защитить военным постом и правильно ими управлять, то они смогут сформировать ядро по цивилизации всех апачей.
  В своём рапорте генерал Орд указал почему военные действия со стороны апачей сохраняются на стабильно высоком уровне в то время, когда индейцы уже устали от сражений и требовали мира любой ценой: "Чуть ли не единственный свой доход белые жители территории получают благодаря поставкам в войска, и я заявляю, что если армейские квартирмейстеры и казначеи прекратят производить выплаты в Аризоне, то подавляющее большинство белых поселенцев будет вынуждено уйти отсюда. Следовательно, военные действия происходят сообразно потребностям жителей". Англо-американцы непрерывно донимали индейцев, а затем требовали присылки ещё большего количества войск. Также поселенцы способствовали дезертирству солдат из-за того, что каждому из них полагалась хорошая лошадь и скорострельная винтовка, и они были искушены продавать их гражданским примерно за одну треть их номинальной стоимости.
   Джозеф Фиш, аризонский пионер, подтвердил слова Орда, уверяя, что "контрагенты покидали территорию, как только скапливали достаточно денег". Люди были приучены противопоставлять себя агентствам, где располагались и обеспечивались ресурсами апачи. Они боялись, что подобное положение дел приведёт "к сокращению сил армии и пассивной военной деятельности". Любой из граждан понимал, что тогда не будет денег, которые можно было бы заработать. Исходя из этих соображений, Орд продвигал сокращение войск в Аризоне, но 1869 год был неподходящим временем для уменьшения военных сил а Апачерии. В заключение он выразил понимание в отношении сложившейся ситуации, а также долю сочувствия по отношению к индейцам: "Апачи имеют всего несколько друзей, и я не верю ни одному агенту. Даже офицеры, когда им необходимо выдать какую-нибудь информацию, не могут сказать, что им дальше делать. Вероятно, нет никакого мирного разрешения, кроме всеобщей идеи по их убийству, где бы они не были обнаружены. Я полагаю, что наши действия обусловлены лишь искоренением, однако считаю, и меня поддерживает большая часть офицеров, участвующих в моей кампании, что если Мигель и его племя обоснуются в правильно управляемой резервации, имеющей военный пост для обеспечения их безопасности, они смогут сформировать ядро цивилизации апачей. Я даже верю, что если мирными апачами правильно управлять, то их можно использовать против враждебных апачей, тем самым, закончив войну за короткое время. Мигель сказал, что у него есть бойцы, и я могу их задействовать всякий раз, когда пожелаю". Также Орд подчеркнул, говоря об отношении англо-американцев к индейцам: "В основном они их считают вредителями, которых нужно убивать при любой возможности. В результате, уничтожение спокойных групп, которые в некоторых случаях помогали в поисках более враждебных дикарей, не является чем-то необычным в Аризоне. Гражданские власти совсем не препятствуют людям, выполнявшим подобные действия. Поэтому резервация должна послужить убежищем от нападения в районе её расположения, и всем белым людям необходимо запретить занимать её земли, также туда необходимо послать войска, чтобы присматривать за индейцами и охранять их, а также чиновников индейского бюро".
  В октябре 1869 года военная партия апачей атаковала дилижанс возле Драгун-Спрингс, убив его пассажиров и военную охрану. Тот же отряд захватил прогоняемый скот на пути в Калифорнию. Солдаты из форта Боуи возвратили животных и обнаружили апачей, но потерпели неудачу в занятии их позиций.
  Командир форта Боуи капитан Бернард Реубен, получив подкрепления из фортов
   Криттенден и Гудвин, атаковал повторно оплот. Войска при любой возможности убивали множество апачей, тем не менее, эта и многие другие кампании, немного способствовали прекращению апачских набегов. Из- за того, что в отношение апачей пока не был выработан никакого рода конструктивный курс, офицеры лишь иногда кормили и предоставляли защиту тем апачам, которые жили около нескольких военных постов. Поскольку они не могли убивать апачей, отдающих себя в их милосердие, то выдавали им урезанные рационы и поспешно отправляли сообщения своего командованию о присылке инструкций.
  С 1868 года, когда президент Грант вступил в должность, многие бывшие аболиционисты занялись защитой индейских прав, и Грант решил использовать менее разрушительные методы по умиротворению и контролю за дикими племенами. В 1869 году делегация квакеров представила меморандум, вынуждая его принять новый курс по защите и цивилизации индейцев через образование. Грант, питавший некоторую симпатию к индейцам, оказался восприимчив к меморандуму и передал контроль над индейцами квакерам, что положило начало его Мирному Курсу. Исходя из него, религиозные группы получили право назначать индейских агентов, а армия ограничилась пассивной ролью.
  В начале 1869 года Конгресс вынес решение о создании Совета Индейских Уполномоченных по осуществлению контроля над индейцами совместно с министерством внутренних дел, с отошедшим к нему правом финансового обеспечения индейцев, что вызвало недовольство Бюро по индейским делам, ясно отображённое в его поведении и документации. Совет должен был формироваться из выдающихся граждан - "выделяющихся в плане интеллекта и филантропии", - которые обязаны были исправлять злоупотребления в обслуживании индейцев. Помимо прочего, в обязанности совета входило приобретение и отправка товаров первой необходимости, а также проверка отчётностей Индейского Оффиса. Из-за этого на местах произошла значительная дестабилизация.
  Вскоре после образования совета, его председатель, квакер-идеалист Винсент Кольер выехал в Аризону, чтобы провести совещания с вождями навахо и апачей. Эти встречи убедили Кольера, что апачи искренне стремятся к миру, но им предлагается только война. Все люди с Востока были уверены, что войны с апачами были как бесполезными, так и дорогими. Они хотели видеть мирный курс Гранта в честном исполнении. Политика искоренения проповедовалась слишком долго и стоила слишком многих человеческих жизней (капитан 3-го кавалерийского полка Джон Грегори Бурк в своей книге "На границе с Круком" написал, что за смерть одного лишь родственника Кочиса, была заплачена цена в 10000 убитых, раненых и покинувших свои дома людей, что является, конечно, преувеличением, но все же отображает сложившееся положение вещей), а также утери государственной собственности. Настало время других решений. Со своей стороны, генерал Шерман решил, что занятие англо-американцами Юго-запада оказалось преждевременным. Он сообщил военному министру Белкнапу, что "наилучший совет, который я могу дать, заключается в том, что необходимо уведомить поселенцев об их отъезде оттуда, а затем необходимо отводить и войска, оставляя эти области туземным жителям".
  ГЛАВА 7. АПАЧИ И МИРНЫЙ КУРС.
   1870 и 1871-й годы стали поворотными для апачей Аризоны, и в меньшей степени для апачей Нью-Мексико. В целом, вокруг мирного курса президента Гранта, провозглашённого в прошлом году, была поднята хорошая шумиха, и политика искоренения временно была приостановлена. Военное управление индейцами, восстановленное в 1869 году, было завершено. В апреле 1870 года Аризона и южная Калифорния были выделены в отдельный военный департамент в пределах Тихоокеанского дивизиона, тем самым, существенно облегчив согласованность военных действий против апачей, несмотря на то, что Нью-Мексико осталась в дивизионе Миссури. В течение этого периода произошла бойня в Кэмп-Грант, которая ускорила перемещение и расширила возможности мирного апачского курса. И наконец, в июне 1871 года генерал-лейтенант Джордж Крук был назначен командующим департамента Аризоны. Каждое из этих действий должно было повлиять на апачей.
  Когда был образован департамент Аризоны, генерал Джордж Стоунмен стал ведомственным командиром, со штаб-квартирой в форте Уиппл. Это было долгожданное изменение, но произошло оно в то время, когда Конгресс сделал особый упор на экономику, уменьшив влияние армии, что повлекло необходимость сокращения военной деятельности. В течение нескольких месяцев граждане Аризоны с горечью осуждали Стоунмена за его пассивность и за то, что он превратил посты в "станции кормления" сдававшихся апачей вместо того, чтобы уничтожать их. С другой стороны, "Easterns" восхваляла мирный курс, пагубный для чрезмерной жестокости Стоунмена, сообщая, что он нападает на всех апачей из-за незначительных проступков. В "Arizona" Стоунмен тоже подвергся критике за то, что он резко сократил количество гражданских служащих и отменил мошеннические или нежелательные контракты. Нужно отметить, что Стоунмен держал столько солдат в регионе, сколько позволяли фонды, однако они немногое могли сделать.
   Борьба против Кочиса проходила безуспешно. Лейтенант Говард Кушинг из 3-й кавалерии был настроен убить вождя чирикауа, считая, что этим он завершит войну с этим племенем. Рота Кушинга была расквартирована в Кэмп-Грант, который располагался около места, где ручей Аравайпа впадает в реку Сан-Педро. Кэмп-Грант находился в малопривлекательном месте и соответствовал определению - "самый забытый Богом пост" - данное ему капитаном Бурком, а он повидал много других фортов. Кушинг был известен как "отважный" офицер, но на самом деле, это означало, что он был бесстрашным на грани безрассудства, и он также без излишних сомнений рисковал как своей жизнью, так и жизнями своих людей. Его рота F, согласно Бурку, убила больше апачей, чем любая другая, и Бурк говорил также, что Кушинг является одним из самых смелых людей в Америке. В мае 1870 года фургонный караван был уничтожен западными апачами на дороге между Тусоном и Кэмп-Грант, и Кушингу было приказано найти их и наказать. С разведчиком, немцем по происхождению, Джо Фелмером (который состоял в браке с женщиной апачи ), и Дюраном, апачи -мансо, в качестве проводника, они прошли по следу налётчиков вдоль ручья Аравайпа и вышли к реке Сан-Карлос, где след исчез. Однако Дюран знал апачские тропы и вскоре вновь обнаружил его ближе к месту, где Сан-Педро впадает в реку Хила, в пределах 10-15 миль от Кэмп-Грант. След пересёк Хилу и вступил в горы Пинал. Кушинг и его люди продвигались всю ночь и перед самым рассветом окружили лагерь апачей. Когда индейцы начали пробуждаться, солдаты открыли огонь, убивая тридцать из них. Это была партия налётчиков пиналеньо, которая на обратном пути из Мексики случайно наткнулась на караван. Ограбив его, они хорошо запутали следы, чтобы быть уверенными в том, что никакие белые не смогут их преследовать, но они не учли того, что могут быть выслежены такими же апачами, как и они.
  С усилением военной деятельности апачей на юге Аризоны, лейтенант Кушинг был придан форту Лоуэлл, с приказом действовать против апачей этого региона, где бы он их не повстречал. Вот и появилась у него возможность исполнить свои планы насчёт Кочиса. С шестнадцатью рядовыми, сержантом и гражданским погонщиком,он устремился на юг, в расположение Кэмп-Криттенден, бывший форт Бьюкенен. Оттуда они направились в ранчо Пита Китчена, и тот показал им тропу через горы. После отъезда Кушинга и его людей, Китчен видел военную партию апачей, проследовавшую за ними, и в знак предупреждения поджёг траву. Но те не обратили на него никакого внимания и проследовали дальше к горам Уачука, где обнаружили следы скво и её пони, ведущие к Бэр-Спрингс. Вскоре стало ясно, что женщина умышленно оставляла различимые следы. Кушинг быстро вывел своих людей из каньона, тем самым, не дав апачам возможности закрыть их путь к отступлению. Большая военная партия апачей, вооружённая винтовками, заряжаемыми с казённой части, атаковала их, возможно, пытаясь захватить их живьём. Кушинг отправил троих человек к обозу, а остальным приказал ускориться. Сержант Джон Мотт, провожая взглядом нескольких уезжавших мужчин, спросил у Кушинга, чтобы он подумало том, что дальше нужно продвигаться очень осторожно. Гражданский погонщик страстно уверял лейтенанта, что нужно поворачивать назад, однако Кушинг лишь посмеялся над их страхами, и с сержантом, погонщиком и пятью рядовыми устремился навстречу неизвестному числу хорошо вооружённых апачей. Они недалеко продвинулись, когда пули индейцев ответили на вопрос сержанта, свалив замертво самого лейтенанта Кушинга и гражданского погонщика. Сержант Мотт взял командование на себя и успешно довёл остальных солдат до Кэмп-Криттенден. Считалось, что апачем, направлявшим эту атаку, был Ху (иногда его имя писалось по буквам как Хо)- вождь апачей-недни из мексиканской Сьерра-Мадре.
  Тем временем, в Вашингтоне, уполномоченный по индейским делам Эли Паркер, индеец сенека, служивший адъютантом у Гранта во время гражданской войны и разработавший условия по сдаче в Аппоматтоксе, запросил у квакеров список людей, которые могли быть пригодны для службы в качестве индейских агентов. Грант планировал для претворения его Мирного Курса, - а значит, и в услужение индейцам, - назначение армейских представителей в два суперинтенданства и семь агентств. Эти вакансии должны были быть заняты теперь квакерами, согласно рекомендации Конгресса по настоянию тех, кто не видел пользы от назначения военных на должности индейских агентов. В противовес Гранту, разным религиозным обществам было дано право назначать агентов для конкретных резерваций. Например, Голландская Реформаторская Церковь была уполномочена выбирать агентов для резерваций апачей в Аризоне. Но эффект от этого был меньше ожидаемого, так как выбранные несколько агентов мало разбирались в индейцах. Кроме того, они больше были озабочены сутью преобразований своей церкви, нежели обучением индейцев или защитой их прав. Осенью 1870 года лейтенант Ройал Уитмен получил назначение в Кэмп-Грант как командир роты Н, 3-й кавалерии, и как командир этого поста. Уитмен, совестливый новоангличанин, получил внеочередное звание в годы гражданской войны, и он не терпел, когда его убеждениям противоречили, - неважно, граждане Аризоны или военное начальство, - когда был убеждён в своей правоте. Уитмен, во время своего пребывания в Кэмп-Грант, сыграл значительную роль в делах апачей.
  В феврале 1871 года пять старых апачских женщин вошли в расположение Кэмп-Грант под флагом перемирия, и потребовали вернуть мальчика, захваченного несколько месяцев назад. Уитмен учтиво их выслушал и со значением ответил, что мальчик привык к гарнизонной жизни и не хочет никуда уходить. Женщин не было в течение нескольких дней, но спустя неделю они вернулись поторговать и заявили Уитмену, что вождь их племени хочет спокойно поговорить. Уитмен обнадёжил их, и через несколько дней в лагерь прибыли Эскиминзин и двадцать пять его воинов. Вождь сказал, что они устали от сражений и всего лишь желают мирно жить на своих собственных землях. Имя Эскиминзина было известно на Территории (Крук отзывался о нём как о лучшем апачском военном стратеге) и он имел как обвинителей, так и заступников. Некоторые возлагали на него ответственность за множество убийств, а другие напротив, считали, что он не был виновен в проступках, приписываемых ему. Приведённый в восторг, но не имеющий полномочий для разрешения ситуации, Уитмен просит присылки инструкций у генерала Шермана. В ожидании ответа, он заботится о кормлении апачей. За это время ещё две группы апачей попросили разрешения сдаться. Уитмен вновь отсылает сообщение, в котором пишет, что предоставилась хорошая возможность для того, чтобы большая часть апачей сдалась добровольно.
   К сожалению, в спешке Уитмен забыл к своему письму приписать на конверте краткое резюме содержимого. Через шесть недель письмо было возвращено с коротенькой аннотацией, указывающей на отстутствие резюме. Не было никакого подтверждения об получении уведомления сдачи большого числа апачей, не было никаких инструкций о том, как поспособствовать приходу других, не было даже подтверждения, что это письмо просто прочитано. Было похоже на то, что как будто разгневавшийся бог держал апачей в неопределённости, пока не будут правильно соблюдены его церемониальные обряды.
  В начале марта в Кэмп-Грант находилось уже около трёхсот апачей. Уитмен обеспечивал их пайками и через день пересчитывал. Он пришёл к соглашению с частным контрагентом насчёт того, чтобы индейцы заготовляли для поста сено, и согласовал также с соседними скотоводами, чтобы они нанимали апачей на сбор урожая ячменя. На протяжении всего этого времени апачи были послушными и контактными, а также, вероятно, счастливы от того, что война, наконец, закончилась. Они даже послали бегунов в другие группы, призывая их тоже сдаться.
  Жители Тусона сначала хвалили лейтенанта Уитмена и рукоплескали сдаче апачей. Однако, из-за того, что в долинах Сан-Педро и Санта-Крус продолжались налёты и бойни, они стали подозревать, что Уитмен свил гнездо для убийц. Воскресли протестующие возгласы, сначала осторожно, но затем, со всё возрастающей пронзительностью. Хотя при этом и не упоминались имена некоторых граждан, горько осуждавших практику покупки у апачей сена, как подвергавшую опасности один из нескольких надёжных источников собственного дохода на территории. Они ждали возможности, чтобы уничтожить этот эксперимент с пунктом кормления апачей. Вскоре враждебные предоставили им её. В марте индейцы атаковали фургонный караван на дороге из Кэмп-Грант и убили скотовода возле Тубак. "Tucson Citizen" подлила масла в огонь, сообщая, что множество индейцев рыщет в долине Санта-Крус. По воле ли командующего департамента щедро разрешено снабжать убийц пищей и другими поставками, купленными на народные деньги?", - вопрошал автор передовой статьи. Жители Тусона провели ряд собраний, во время которых звучали весьма подстрекательские речи. Большинство разговоров крутилось вокруг длительной кампании граждан против апачей, однако обсуждались и другие планы.
  Был создан Комитет Общественной Безопасности, и Уильям Оури был избран лидером делегации, посланной к генералу Стоунмену. Ее цель заключалась в том, чтобы "обратить наибольшее внимание к непрерывным апачским ограблениям в южной части Территории". Совещание со Стоунменом оказалось неудовлетворительным. Он сказал им, что президент Грант и генерал Шерман распорядились несколько видоизменить тактику в пользу смягчения, чтобы прийти в соответствие с административным индейским курсом "нравственных уговоров и человеколюбия, рассматривая при этом обращение их в христианство". Делегаты из Тусона очень грубо на это отреагировали.
  Стоунмен находился в незавидном и безвыходном положении. В Аризоне он был обруган со всех сторон за свою бездеятельность и, одновременно с этим, подвергался нападкам с Востока за излишнюю жестокость. Он сказал делегатам, что в данных обстоятельствах ничем не может помочь. Согласно свидетельству Оури, генерал посоветовал им защищаться самим. Подобное предложение, если оно и было высказано на самом деле, конечно, не означало, - как это интрепретировал сам Оури, - что граждане Тусона могут проводить карательные кампании против мирных апачей. Как бы то ни было, но Оури убедил многих людей, что нужно организовать военный отряд.
  Апачи, между тем, продолжали прибывать в Кэмп-Грант и насчитывали там уже более пятисот человек. Они попросили разрешения переместиться вверх по течению, где в ручье Аравайпа ещё была вода. Уитмен согласился, и они поставили свои викиапы в долине, примерно в пяти милях от поста выше по ручью. В начале апреля капитан Фрэнк Стенвуд был назначен на должность в Кэмп-Грант, и поскольку он был выше по званию, чем Уитмен, то принял командование гарнизоном на себя. Перед отбытием туда, он имел разговор с генералом Стоунменом, и тот, наконец, отдал хотя бы словесные распоряжения по продолжению кормления апачей как военнопленных, а также приказал постоянно держать кавалерийские патрули на местности, прочёсывая её в поисках враждебных групп. Проверив положение дел в лагере, Стенвуд остался доволен порядками Уитмена и решил ничего не менять. Апачей он нашёл не только послушными, но и совсем не стремящимися к приобретению оружия и боеприпасов. В доказательство этому, многие из них даже распродали свои луки и стрелы. Брисли, хирург в Кэмп-Грант, очень нахваливал апачей, которых он здесь повстречал. "Я побывал среди различных племён до берега Тихого океана", - писал он, - "и никогда не видел любого рода индейцев, которые выказывали бы такой же интеллект, честность и любознательность, присущий этим".
  10 апреля партия налётчиков апачей напала на Сан-Ксавье-дель-Бак и увела некоторое количество скота и лошадей, принадлежащих папаго. Группа граждан объединилась в погоне с этими индейцами. После пятидесятимильного преследования, они вернули большую часть животных и убили одного индейца. Спустя три дня индейцы атаковали поселение Сан-Педро, находившееся почти в тридцати милях выше по ручью от Кэмп-Грант. Один из поселенцев был убит. Те жители, которые погнались за налётчиками, столкнулись с большой военной партией, и в последовавшем столкновении более трёх белых было убито. Жители Тусона пришли в ярость, а "Citizen" науськивала их: "Воодушевление на убийство! Перемерие в Кэмп-Грант - ужасный фарс", - пестрели заголовки. Газета утверждала: "Нет никаких сомнений в том, что индейцы, находящиеся и кормящиеся у Кэмп-Грант, совершили налёт в последний понедельник на Сан-Ксавье. Они подверглись преследованию, были наказаны и лишены своей добычи. Затем они ушли в Грант и оставались там до среды, а в четверг, сильным отрядом совершили нападение на поселение Сан-Педро". Лейтенант Уитмен упорно отвергал все обвинения в том, что какие-либо апачи из Кэмп-Грант участвовали в этих событиях, и другие люди из гарнизона подтверждали его слова.
  Жители Тусона провели собрание, на котором Хуан Элиас говорил от мексиканцев, а Уильям Оури от англо-американцев. Вдвоём они направились к Франциско, вождю папаго. Последние всегда были готовы сражаться с апачами, и девяносто четыре из них добровольно присоединяются к намечаемой экспедиции.
  24-го апреля капитан Стенвуд оставил Кэмп-Грант под ответственность лейтенанта Уитмена, а сам отправился в длительное патрулирование. Через четыре дня, множество людей, небольшими группами, - чтобы не привлекать к себе внимание, - ускользнули из Тусона и затем собрались в Рильито. К Хуану Элиасу присоединились сорок восемь мексиканцев, однако, из пообещавших прийти восьмидесяти двух белых, явились лишь Оури и ещё пятеро. Оури купил фургон под брезентовым тентом, загрузив его оружием и боеприпасами, которые получил от территориального адъютант-генерала. Вскоре прибыли девяносто четыре папаго, и вся партия со всевозможными предосторожностями направилась окольным маршрутом, обычно игнорируемым путешественниками, в Кэмп-Грант. Оури пришла запоздалая мысль в голову, что необходимо в Каньяда-дель-Оро, на дороге из Тусона в Грант, расположить сильный отряд, чтобы до 30-го апреля останавливать любых проезжающих в этом направлении путников. Такая мера предосторожности оказалась крайне важной для реализации его планов, так как капитан Данн из Кэмп-Лоуэлл обратил своё внимание на отсутствие значительного числа мужчин в Тусоне. Подозревая, что может произойти, он посылает двух курьеров предупредить Уитмена о возможной проблеме в отношении индейцев. Оба посыльных были задержаны охраной Оури до утра 30-го апреля, когда военная партия достигла Кэмп-Грант и разделилась на две группы. Элиас, кто был выбран командиром, посылает папаго на правый берег Аравайпа, а сам, вместе с остальными, остался на противоположном берегу . На рассвете они достигли ранчерии апачей. Двое часовых, мужчина и женщина, сидели на холме и играли в карты. Папаго скрытно подобрались к ним и умертвили их, прежде чем те смогли бы поднять тревогу. Затем папаго ворвались в викиапы с палицами и ножами, действуя так, чтобы не пробудить, по возможности, другие части лагеря. Криками они оповестили о тех, кто убегал по каньону, и вскоре бойня завершилась. Некоторые папаго растягивали удовольствие, насилуя апачских женщин, прежде чем убить их. Они собрали вместе уцелевших детей, подожгли викиапы и убрались. Точное количество убитых неизвестно, предположительно от 85 до 135 апачей. Известно, что среди них было только восемь мужчин.
  Наконец, курьер прибыл в Кэмп-Грант и передал предупреждение от капитана Данна лейтенанту Уитмену. Тот посылает двух переводчиков к апачам, сказать им, чтобы они переместились непосредственно к гарнизону. Но когда те добрались до их лагеря, то уже не нашли никого живых. Уитмен послал туда гарнизонного хирурга с загруженным медикаментами фургоном. Доктор обнаружил лишь одну женщину живой и израненной, но и она боялась последовать за ним. Никто из мексиканцев и белых не принял предложение Уитмена о вознаграждении в сто долларов каждому за поиск горах апачей и их возвращения обратно. На следующий день лейтенант привёл партию мужчин к разрушенному лагерю, чтобы похоронить мёртвых. Под покровом сумерек начали приходить апачи, уцелевшие после налёта. Эскиминзин возвращался, неся свою мертвую дочь.
  "Я больше не хочу жить", - сказал он Уитмену, - "но останусь жить, чтобы показать на тех людей, которые сделали это с нами, и что, то, что они совершили, и могут совершить против нас, не может сломать мою веру в вас, пока вы помогаете нам и защищаете нас". Он попросил, чтобы Уитмен попытался вернуть их детей, которых забрали папаго. Уитмен был глубоко тронут апачами, которые по-прежнему ему доверяли, несмотря на бойню их людей.
  Восток отреагировал негодованием на бойню у Кэмп-Грант. Президент Грант назвал это "убийством" и обвинил в этой трагедии Мирный Курс. Он сообщает губернатору Энсону Саффорду, что люди, принимавшие участие в "беспорядочной бойне", должны быть отданы под суд или он введёт на Территории военное положение. Также Грант приказал окружному прокурору Этторну Роуэллу покинуть Аризона-Сити и взять на себя ответственность в судебном разбирательстве в Тусоне. Филипс Венделл заявил, что "эти аризонские негодяи и убийцы апачей должны быть повешены, как будто они совершили убийства в ярде от здания госдепартамента США или в слышимости шагов у Капитолия". Однако Филипс не был знаком с настроениями жителей пограничья по отношению к убийцам индейцев.
  Ещё до того, как новости о бойне достигли Вашингтона, военный департамент выпустил приказы по выводу генерала Стоунмена и 21-го пехотного полка из Аризоны, что означало замену их в июне генерал-лейтенантом Джорджем Круком и его 23 пехотным полком. В своих кампаниях против пайютов, Крук заработал себе репутацию после того, как выработал методику преследования, которая должна была хорошо себя показать и в Аризоне. Он прибыл без фанфар, и после разговора со своим другом губернатором Саффордом, пришёл к убеждению, что жители правы, а Уитмен, напротив, неправ. В действительности, у него даже развилась прочная антипатия в отношении Уитмена ещё до того, как они встретились.
  Крук был повсеместно уважаемым офицером, настоящий "полководец-солдат". Он редко одевал униформу, предпочитая во время проведения кампаний бриджи или холстяной костюм. Он обладал огромным самоконтролем, никогда не пил и не курил, не ругал человека или даже мула. В его облике не было ничего, бросающегося в глаза, он не делал никаких театральных жестов. Он не забрасывал своих подчинённых обстоятельными инструкциями, а просто сообщал о намеченных целях и о том, как он собирается этого достичь. Возможно, не было никого из высших офицеров армии, кто бы так хорошо обращался со своими подчинёнными.
  Сразу после своего прибытия, Крук распорядился, чтобы каждый офицер департамента представился ему и начал подготовку к беспощадной кампании против апачей. Также он выпустил инструкции, запрещаюшие кормление индейцев в местах расположения военных гарнизонов, исключая лишь военнопленных в "закрытом ограждении". Несмотря на то, что Крук использовал в кампаниях против пайютов индейских скаутов, большинство из них всё же принадлежали другим племенам, и, возможно, что идея использовать апачей в борьбе против апачей была подкинута ему аризонским пионером Альбертом Франклином Банта. Он сказал Круку, дословно: "ты должен пламенем сражаться с огнем ". Когда Крук спросил его, как это понимать, Банта так ответил: "Индейцы сражаются с индейцами. Это единственный метод, который можно использовать в такой гористой местности, как Аризона. Пехота здесь практически бесполезна, да и кавалерия немногим лучше...". Согласно воспоминаниям Банта, Крук ответил ему, что эта идея хороша, но только в качестве эксперимента. Использование индейцев как скаутов было одним делом, а использование их как солдат, совсем другим.
  В течение следующих нескольких недель после бойни,, из Тусона не донеслось ни единого слова раскаяния. Вместо этого сыпались одни оправдательные доводы. Они, несомненно, предоставляли доказательства того, что некоторые апачи из Кэмп-Грант участвовали в налётах и убийствах, хотя перед бойней выдвигались всего лишь подозрения. Например, было заявлено, что у апача, убитого в набеге на Сан-Ксавье, отстутствовал передний зуб, и люди клялись, что видели этого индейца раньше в Кэмп-Грант. Это считалось достаточным подтверждением.
  После того, как мёртвых индейцев похоронили, Эскиминзин ушёл на несколько дней в горы, а затем апачи снова начали строить свои викиапы. Спустя некоторое время, ближе к концу мая, отделение кавалерии из форта Апачи проезжало через каньон Аравайпа, и неожиданно наткнулось там на Эскимнзина и других индейцев. Испугавшись, кавалеристы открыли огонь, но апачи моментально разбежались, и никто не был задет. Теперь Эскиминзин полагал, что все надежды на мир с белыми улетучились. Он сказал Уитмену следующее: "Прощайте, тот, кто единожды разбил мир, должен считаться виновным в первую очередь". По дороге в горы он нанёс визит своему давнему другу Чарльзу Маккинею, кто содержал ферму возле Гранта. Они съели кушанье и одновременно закурили. Когда пришло время уходить, Эскиминзин выхватил пистолет и убил Маккинея. Позже, когда его спросили об этом убийстве, он признался, что сделал это для того, чтобы довести до сознания своих людей, что с белыми не может быть никакой дружбы. "Любой трус может убить своего противника", - сказал он, - "но только смелый человек способен убить своего друга".
  В июле, фургонный караван в сопровождении роты пехотинцев выступил из Кэмп-Лоуэлл, направляясь в форт Боуи, в Апачи-Пасс. Эскиминзин возглавил военную партию, чтобы захватить фургоны, так как аравайпа нуждались в оружии, боеприпасах и провианте. Они перехватили караван в Сиенега-Уош в тот момент, когда колонна пехотинцев маршировала в миле впереди него. Однако план не сработал, так как некоторое число солдат находилось в фургонах и они сдерживали апачей, пока пехота не прибежала обратно по тропе. Эскиминзин потерял тринадцать воинов. Со своими людьми он отступил в горы и оставался там, пока не прибыл курьер от Кольера с призывом прийти в сентябре в Кэмп-Грант. В начале 1871 года Конгресс выделяет 70000 долларов на то, чтобы собрать в резервации апачей Аризоны и Нью-Мексико, таким образом, насаждая среди них мир и цивилизованность. Совет Индейских Уполномоченных направил Винсента Кольера с новым визитом к апачам в целях предотвращения начала войны через создание для них резервации. Перед отъездом Кольер встретился с президентом Грантом, который существенно расширил его полномочия по выбору места для резервации и её обустройству. Одновременно с этим, Грант проинструктировал военного министра Белкнапа, чтобы тот обеспечил поддержку армией любого соглашения, которого Кольер достигнет с апачами. Согласно предписаниям, Кольер должен был обустроить бродячие племена в пригодном для резервации месте, привести их под управление соответствующего чиновника из Индейской службы, и обеспечить их пищей, одеждой, и всем тем, что им будет необходимо. Когда Крук узнаёт о миссии Кольера, он тут же приостанавливает свою кампанию против апачей. В Санта-Фе Кольер узнаёт, что поселенцы из окрестностей агентства Каньяда-Аламоса самоорганизовались, чтобы уничтожить агентство. Вместе с управляющим по индейским делам для Нью-Мексико, Натаниэлем Поупом, он спешно направился в Каньяда-Аламоса, но лишь для того, чтобы найти, что индейцы сбежали в горы. Кольер попытался организовать встречу с беглецами, однако вожди не захотели покинуть свои убежища.
  Положение дел с южными апачами было изменчивым. В конце 1869 года лейтенант Чарльз Дрю был послан для осуществления за ними надзора. Он нашёл, что Локо и его группа устали от войны и жаждут мира. Они хотели заняться земледелием на прежних полях в резервации, но также желали, чтобы им разрешили охотиться на обширных площадях. Дрю быстро отослал эти просьбы своему начальству с надеждой, что к индейцам должен примениться "взвешенный подход", так как в преддверии зимы они были совсем нищие. Дрю провёл в Каньяда-Аламосе совещание с Локо, Викторио и другими мимбреньо, а также некоторым количеством воинов мескалеро. Он уговорил их остаться пока здесь, в то время как сам, попытается убедить федеральных представителей начать поставки еды и одежды. Апачи терпеливо ждали до начала зимы. Дрю уже впал в отчаяние и собирался покинуть агентсво, когда Индейское Бюро вдруг выделило 2800 долларов для южных апачей. Это случилось в начале января, и едва-едва успело предотвратить мятеж. Несмотря на то, что они имели пока для себя лишь агентство, а не какую-то закреплённую законно резервацию, южные апачи всё ещё находились в Каньяда-Аламосе. К осени 1870 года их число в агентстве достигло 790 человек, включая Кочиса и некоторое количество его чирикауа. В октябре 1870 года специальный агент Эрни посетил это агентство. Он послал курьера предупредить апачей о своём предстоящем визите, но лишь несколько из них встретили его там. Тогда Эрни отправился на поиски индейцев, и благодаря своему упорству ему, наконец, удалось провести совещание с двадцатью двумя вождями, включая Кочиса, Викторио, Нана и Локо. Кочис поставил его в известность, что со времени повешения заложников в Апачи-Пасс в 1861 году, он убивает белых при любой возможности. Он признался, что чирикауа потеряли много воинов, и сейчас на оставшихся приходилось слишком много женщин и детей, чтобы защищать и кормить их. Кроме этого, он сказал, что белые мужчины редко говорят "искренне и сдерживают свои обещания", поэтому его люди просто не имеют выбора и продолжают сражаться. На предложение Эрни осесть в резервации и привыкать к "цивилизованной жизни", Кочис ответил, что его люди хотят остаться свободными и бродить по-прежнему; что они не желают становиться заключёнными в резервации и любой из них не хочет быть похожим на белых людей. Но он всё же согласился поговорить со старейшинами своей общины и затем сообщить Эрни их решение. Последний ждал, но Кочис не вернулся.
   Несмотря на то, что Кочис не согласится жить в резервации, Эрни рекомендовал образовать её для чирикауа на юго-западе Нью-Мексико, подальше от поселений белых. Также он рекомендовал окрестности форта Стэнтон в качестве резервации для мескалеро. В итоге предложения Эрни были проигнорированы, и правительство приняло меры согласно других рекомендаций.
  Незадолго до того, как Кольер прибыл в Санта-Фе, жители округа Грант собрались в Мимбрес и решили идти по следам любого украденного скота, и возвращать его, "даже если потребуется принести в жертву каждого индейского мужчину, женщину, или ребёнка". Они объявили, что любой, кто против этого решения, будет рассматриваться как противник.
  Постановление жителей округа Грант было отображено в наборе инструкций, которые судья Хадсон послал агенту апачей Пайперу. Жители решили "принимать меры к каждому, кто противоречит им, независимо от того, индейцы это или их пособники индейские агенты, или даже армейские офицеры". Их представители сказали следующее: "Мы стремимся к тому, чтобы любой наш скот был найден и опознан, иначе мы навсегда останемся в милосердии кровожадных грабителей апачей, имеющих домашнее пристанище в Аламосе. И если это так, то в ближайшее время, согласно решению допропорядочных граждан округа, будет остановлен этот беспредел, и когда они приведут в действие свой план, то резня в Кэмп-Грант окажется в тени этого, и Аламоса будет приравнена к Сэнд-Крик".
  Судья Хадсон отметил, что украденный ранее скот был прослежен в резервацию Каньяда-Аламоса, но с другой стороны, он был не согласен с тем, что агент Пайпер возвратил некоторых украденных апачами животных. Когда Пайпер получил подобные угрозы, то послал срочную депешу в форт Макрэй с просьбами о защите, и отряд солдат прибыл в агентство уже на следующий день. Известие от Пайпера об угрозах и лицезрение войск, было уже слишком для апачей. Они убежали в горы, и остались там. Кольер послал за ними курьера с просьбами прибыть на встречу, но они, подозревая предательство, отказались от неё.
  В основном Каньяда-Аламоса была населена мексиканскими семьями, которые покушались на лучшие земли, предназначенные для резервации. Кольер решает, что Каньяда-Аламоса совсем не защищена от посягательств поселенцев и непригодна в качестве резервации для апачей. Он исследует Охо-Кальенте в двадцати милях севернее агентства, и находит, что там мало пригодной земли для занятия земледелием. Долина Тулароса показалась в этом плане для Кольера идеальной, и он объявляет её резервацией для южных апачей, и указывает Поупу переместить индейцев туда.
  Тут прибыли два воина с группы Кочиса и сказали, что они потерпели поражение в Соноре. Поуп посылает разведчика мексиканца с предложением к Кочису переместить своё племя в Туларосу, однако люди Крука перехватывают этого посыльного в Аризоне. Крук отругал его и отослал обратно ни с чем. Конфликт между армейскими и гражданскими чиновниками в деле управления апачами никак не хотел завершаться.
   Визит Кольера в Аризону привлёк к себе очень неблагоприятное внимание ещё до того, как он прибыл на территорию. Он был сильно обруган прессой, и часто при этом ему угрожали насилием. Особенно граждане возбуждались, когда Кольер проводил совещания с армейским начальством, которое разделяло его взгляд на апачей. Сегодняшние историки тоже высмеяли Кольера, хотя Хуберт Хоув Бэнкрофт всё же частично оправдывал его. "Вопреки моим пренебрежительным выпадам в адрес миссии Кольера", - писал он, - "нужно понять, что я вовсе не отказываюсь от истинности собственных утверждений, согласно которым, апачи наносили чрезвычайный вред... Резервация для белого человека под управлением апачей более совпадала бы с вековыми принципами законности, чем нынешнее состояние дел. Я не обвиняю апачей в их действиях по защите своих жилищ и свободы в собственном методе". Бэнкрофт добавил, что нет никакой причины для аризонских поселенцев, чтобы подчинять, грабить и убивать. "Есть много мест для применения нашей лимитированной благотворительности и честного обхождения", - заключает он цинично, - "после совершения насилия в целях подчинения индейцев".
  В форте Макдауэлл тонто сказали Кольеру, что они желают мира, приведя в довод свою слабость, а также то, что они голодают. Вождь сообщил Кольеру, что солдаты убили четверых из его детей. "Я присутствовал на великом множестве переговоров с равнинными индейцами в течение последних пятнадцати лет", - писал Кольер, - "и должен сейчас признаться, что никогда до этого не наблюдал более переживающих или выказывающих здравый смысл индейцев". Явапаи тоже встретились с Кольером, но через несколько дней они вдруг исчезли. Было подозрение, что мексиканцы в корыстных целях обратили их в бегство, сказав, что пришли пима. Подобные советчики, как и контрагенты, теряли работу и доход, когда наступал всеобщий мир.
  Майор Джон Грин из Кэмп-Апачи, в 1870 году организованный на месте Кэмп-Могольон, проявил оптимизм насчёт Мирного Курса, когда сообщил , что койотеро собрали 130 тонн сена, и затем обменяли его на муку. Грин прилагал особые усилия для того, чтобы они всегда были чем-нибудь заняты, но проблема заключалась в том, - как он говорил Кольеру, - что "они так быстро заготовили дрова, что через несколько дней наши запасы на зиму в топливе были обеспечены. Они заготовляли их, по максимальной оценке, на уровне тридцати тонн в день. Сена они заготовляют до пятнадцати тонн в день, и эта работа выполнялась ими вручную или затупленными топорами, а сено нарезалось обычными ножами, и всё это перетаскивалось на спинах. Правда так же то, что почти вся эта работа проделывалась при помощи женщин и детей, но и несколько мужчин интенсивно трудились с самого начала". Это было вполне приемлемо и хорошо для "любителей апачей", которые хотели видеть их мирными и зажиточными, но те граждане, которые имели доход с армейских контрактов, были недовольны. Грин получил свою долю ругани. Перед своим отъездом, Кольер одобрил выбранное генералом Стоунменом место для резервации и утвердил предложение добавить к ней большой кусок земли южнее Хилы. Этот новый участок стал известен, как агентство Сан-Карлос. Сразу после бойни в Кэмп-Грант, апачи Белой Горы испугались и скрылись в горах. Лишь вождь Мигель и его община остались в агентстве. В конце года Крук привлёк некоторое число воинов Мигеля в качестве скаутов, что вызвало немало недовольства.
   Из Кэмп-Апачи Кольер в сопровождении военной охраны отправился через территорию апачей. Два молодых апача ехали с ним и через определённые интервалы пути устраивали дымовые сигналы, чтобы сообщать апачам о мирной партии, следовавшей по их земле. Дикие апачи наблюдали и объезжали их, но не вмешивались.
   Кольер узнал в Кэмп-Грант, что большой вооружённый отряд жителей Тусона находится в пределах двенадцати миль от поста, и по слухам, они собираются уничтожить этот пункт выдачи пайков апачам. Капитан Нельсон, командир поста, послал капрала с несколькими кавалеристами, чтобы предостеречь их от этого. Эти люди были изыскателями, вышеуказанными жителями Тусона, и по их мнению, они имели право на проход через резервацию. Возможно, что они следовали в горы, но не существовало никакой дороги или даже тропы, пересекающей резервацию, по которой они смогли бы проехать туда. Ясно, что их рассказ об изыскательских работах являлся вымыслом.
   Кольер сказал капитану Нельсону, что если бы он позволил этим людям углубиться на десять миль в резервацию, то, тем самым, "удалил бы всех индейцев из Кэмп-Апачи, и пришлось бы ему обеспечивать граждан достаточно сильной охраной, чтобы защитить их". Из-за того, что президент Грант предоставил особые полномочия Кольеру, возвышающие его над военными, Нельсон согласился с ним. Он послал, как уже было сказано, лейтенанта Уитмена предостеречь граждан, что если они подойдут к границам резервации, солдаты вынуждены будут открыть по ним огонь. Так как жители Тусона уже считали Уитмена явным противником, то теперь, именно его они обвинили в последствиях этого приказа и поносили ругательствами больше прежнего.
  Бегуны привели Эскиминзина и его группу, и Кольер попытался убедить их переместиться в Кэмп-Апачи, так как Кэмп-Грант находился в непосредственной близости к поселениям белых. Однако, те отказались уйти туда, объясняя это тем, что Кэмп-Апачи не их земля и койотеро чужие им люди. Несмортя на то, что Кольер понимал, что это временная мера, он согласился согласился Кэмп-Гранту официальный статус резервации и расселить в ней аравайпа и некоторое количество пинал. Но при этом он предупредил их, что они не должны покидать границы резервации. Кольер пообещал, что попытается вернуть их детей, захваченных во время бойни в Кэмп-Грант, однако он не знал их точное местонахождение.
  Их Кэмп-Грант Кольер отправился в Кэмп-Верде, где нашёл явапаев совсем в нищем состоянии, ослабленными голодом и болезнями. Они отказались уйти в Кэм-Дэйт-Крик, но согласились признать Верде в качестве своей резервации. Кольер определил резервацию для них, расширив её в направлении вдоль реки, на сорок пять миль от поста. Он также изучил факты дурного обращения в отношении них. Например, один человек из племени был убит тремя белыми людьми, так как им понравилась его винтовка Генри. На следующий день некоторое количество членов этой же группы проследовали вдоль дороги, собираясь наняться к кому-нибудь на работу. Фермеры наблюдали за их перемещением и решили, что они собрались отомстить за убийство. Испугавшись, они открыли огонь по индейцам, убив в итоге нескольких из них. Кольер видел также большую группу явапаев, умоляющих дать им еды на станции этапа на дороге, в пустыне возле Эренберга. Они сказали ему, что их выгнали из агентства на Колорадо и из Дэйт-Крик, так как федеральные агенты из тех мест не желали их присутствия поблизости.
  Когда он, наконец, встретил группу вождя тонто Делшэя, то нашёл их почти голыми и стремящимися к миру. "Я хочу заключить большой договор", - сказал ему Делшэй. - "Я буду жить с солдатами, если они придут в Санфлауэр-Вэлли (Долина Подсолнуха) или в Кэмп-Кэррол, и если правительство расположит там гарнизон, я заключу окончательный мир. Если большой капитан в Кэмп-Макдауэлл не станет размещать пост в месте, о котором я говорю, то я уже ничего не смогу сделать для Бога белых людей и Бога, создавшего апачей, и апачи будут иметь все основания на получение значительных привилегий в стране белого человека. Я не боюсь белого человека или мексиканца, но я боюсь пима и марикопа, которые подкрадываются в мои лагеря ночью, и убивают моих женщин и детей дубинками".
  Как бы там ни было, но Делшэй отказался существовать на урезанных наполовину пайках в Кэмп-Макдауэлл. Он сказал, что солдаты воспользуются несправедливостью, и индейцы будут вынуждены жить за счёт меньшего количества пищи, чем белые люди. Однажды ночью тонто неожиданно покинули лагерь, оставив уже обработанное мясо в лагерных кострах. Позже Кольер обнаружил, что группа пима и марикопа, узнав, что воины тонто находятся в Макдауэлл, пошли в их лагерь в долине Рино и убили там тридцать две женщины и ребёнка тонто.
  Во время своего посещения пима и марикопа, Кольер нашёл их процветающими и самостоятельными, но находящимися под угрозой разорения и краха. Белые, поселившиеся выше них вдоль Хилы, отвели для себя так много воды, что почти ничего не достигало территории пима. Вождь одной из деревень, ниже по реке, попросил разрешения у агента собрать своих мужчин и прогнать белых. В другом случае, обычно мирные пима встретились с командиром Кэмп-Макдауэлл, который грозился наказать некоторых из них, подозревая в совершении проступка. Пятьсот пима, готовых к сражению, выстроились в линию и сообщили ему, что они готовы. Поскольку офицер имел при себе лишь одну кавалерийскую роту, то решил, что наказание должно быть отложено или вовсе позабыто. Кольер, со своей стороны, дал рекомендации по расширению резервации пима, так как те предъявили убедительные доводы в отношении того, что они имеют право на более обширные участки земли вдоль Хилы, чем у них имелись сейчас.
  В ноябре 1871 года нападение на экипаж почтового этапа закончилось пятью смертями белых людей, включая известного Фредерика Лоринга, выдающегося молодого учёного и писателя с Востока. Все обвиняли в этом проступке тонто и явапаев, однако полковник Дадли был убеждён, что это совершили бандиты, а не индейцы. Апачи, по его мнению, должны были забрать лошадей, одеяла и фургонный полог, но ничего из этого не было сделано. "Я не верю, что апачи находились поблизости от места убийства", - решил он. - "Все честные люди считают, что они не рискнули бы атаковать почтовый экспресс". Но известие о гибели Лоринга вызвало волну протестов против Мирного Курса на Востоке. И в Аризоне почти никто тоже этого не одобрял, несмотря на то, что полковник Дадли, казалось, был прав, утверждая, что индейцы забрали бы лошадей и одеяла.
   Кольер провёл совещание в форте Уиппл с Круком. Отношения между ними были учтивыми, однако Кольер пожаловался министру внутренних дел Делано, что действия Крука как ведомственного командующего, ставит под сомнение успех Мирного Курса. Тот факт, что Кольер проигнорировал совет Крука в отношении того, чтобы в течение наступающей зимы переместить явапаев западной Аризоны в резервацию в Кэмп-Верде, а не основывать временное агентство для них в Кэмп-Дэйт-Крик, тоже не содействовал разрешению спора.
   Крук, разумно скрывая собственное раздражение, высказывал недоумение в личном послании к генералу Шофилду, командующему Тихооокеанским Отделом. Он понял, по его словам, что ему позволили разрешить проблему апачей. В настоящий момент он считал, что должен объяснить президенту "метод ласкового обращения" Кольера. Крук жаловался, что сторонники Мирного Курса используют Кольера в качестве инструмента для утверждения длительного мира, который на деле "часто нарушается апачами и наносит только вред". Крук был убеждён, что апачи лишь жаждут войны и поносил их как самых отъявленных "североамериканских мясников". Он делает вывод, что мир Кольера с апачами является обманным.
  По завершении своей поездки в октябре, Кольер, к удовлетворению армии, оставляет Крука ответственным за аризонских индейцев. К концу 1871 года апачи получали пайки в Каньяда-Аламосе (девятьсот человек), в Кэмп-Апачи (1300), Кэмп-Грант (900), Кэмп-Верде(500) и Кэмп-Макдауэлл (100). Более половины апачей теперь были мирными, и, согласно сообщениям, ещё больше их постепенно включались в мирный процесс. Казалось, что Кольер, наконец, решил проблему апачей, но всё было не так просто. Ещё имелись враждебные группы, к которым нужно было принимать меры, а правительство медлило с обеспечением достаточных фондов, чтобы те группы, которые уже находились в резервациях, смогли стать самостоятельными.
  После посещения генерала Шофилда в Сан-Франциско, Кольер возвратился в Вашингтон, где военный секретарь Белкнап раздражённо обвинил его в создании помех армии. Тем не менее, Кольер использовал своё влияние, чтобы убедить Гранта в недопущении тотальной войны против апачей. Курс, выбранный президентом, находившимся под впечатлением от доводов Крука и Белкнапа, должен был утвердить места, выбранные Кольером, для официальных резерваций, а также предусмотреть использование армии для загона туда групп, находящихся вне их. Там апачи должны были получать пищей и защиту. Управляющий по индейским делам для Аризоны должен был иметь штаб-квартиру в форте Уиппл, то есть, в штаб-квартире Крука, и военный департамент должен выбирать должностных лиц по их "соответствию и рассудительности" как служащих в качестве индейских агентов до тех пор, пока гражданская власть не будет способна взять управление в свои руки.
  Генералу Шерману было дано указание привести в исполнение программу президента. Он приказывает командующим дивизионов Миссури и Тихого Океана провести согласования, добавив при этом, что, поскольку Индейское Бюро редко когда в состоянии обеспечивать индейцев полностью пищей, армейский продовольственный департамент должен пока выдавать им такие пайки, чтобы индейцы не голодали. Также Шерман успокоил Крука, пообещав ему, что военный департамент будет в разумных рамках поддерживать принятие им любых "строгих мер".
  Между тем, лейтенант Уитмен подвергся клеветнической кампании во всех уголках Аризоны. "Благородный Уитмен" характеризовывался как пьяница на военной службе, а также, как человек, который защищает апачей лишь из-за своего специфического интереса к "смуглым девицам". После того, как Крук сменил Стоунмена в качестве командующего ведомством, он освободил Уитмена от его армейской должности в Кэмп-Грант. Крук считал Мирный Курс пустой тратой времени и хотел убрать Уитмена куда подальше. Он прямо предложил последнему поменять свою позицию, но тот упрямо отказался.
  Когда группа граждан встретила Крука во время его поездки через резервацию Кэмп-Грант, он поддержал их в противостоянии с "миротворцами". Он в резкой форме выговорил капитану Нельсону, кто исполнял распоряжения Кольера и на самом деле не имел выбора, а потом и вовсе убрал его из Аризоны. Крук и Уитмена отправил бы укладывать вещи, если бы не назначение последнего Кольером в качестве действующего агента в Кэмп-Грант, частично из-за того, чтобы защитить его от нападок Крука.
  Окружной судья Этторн Роуэлл прибыл в Тусон в середине сентября 1871 года. Большое жюри присяжных собралось в октябре, однако проигнорировало его просьбы в отношении того, чтобы принять меры к людям, которые атаковали апачей в Кэмп-Грант. Роуэлл распространяет слух, что если мужчинам, несущим ответственность за это, не будет предъявлено обвинение в течение трёх дней, то президент объявит военное положение. Если бы их судили судом военного трибунала, то, несомненно, был бы вынесен обвинительный приговор, так как большинство офицеров не одобряли действия граждан, берущих решение проблем в собственные руки, особенно в плане совершения зверств в отношении мирных индейцев.
  С неохотой жюри присяжных предъявило обвинение, но в основном оно касалось других дел (которые не отображали военную составляющую) с апачами, а также прегрешения армейских должностных лиц, такие, например, как пьянство, обман правительства и использования своих служебных мест для лишения невинности индейских девушек. Гражданские присяжные были взволнованы апачскими ограблениями, что не удивительно, но беспокойство о целомудрии апачских женщин отразило их высокоморальный облик, нехарактерный до этого.
  Большое жюри обвинило в совершении убийств 108 человек, а затем добавило ещё одно имя -Эскиминзин - за убийство Чарльза Маккинни. В пределах часа, после предъявления объявления, неизвестные сожгли чучела Роуэлла и его клерка. Из-за постоянных угроз в адрес этих двух мужчин, командир Кэмп-Лоуэлл ввёл в зал суда солдат, чтобы защитить их от насилия беснующейся толпы.
  Во время суда ответчики оставались совершенно невозмутимыми, а их адвокат грамотно нашёл оправдания резне, наоборот, отрицая их вину в происшедшем. Он почти закончил свою речь, когда в зале суда появился лейтенант Уитмен. По одному обстоятельству суд получил разъяснение от Уитмена, когда он признал, что апачи соглашались служить скаутами против враждебных, но только если армия будет им содействовать в их экспедициях против Соноры. Этот крайне ошеломляющий аспект судебного процесса несколько напряг жюри присяжных в деле вынесения заключительного вердикта, и дальнейшая дискуссия длилась целых девятнадцать минут.
  Из-за злобных выпадов в адрес Уитмена, постоянно циркулирующих в прессе, и из-за собственных чувств, Крук решает, что для очищения имени офицера, и для его удаления с территории, необходимо признать его непригодным к военной службе. Для этого, в начале декабря был проведён военный суд, сформированный, главным образом, из офицеров Третьей Кавалерии. В основном Уитмену предъявлялись обвинения в пьянстве. Крук не одобрял действий суда, тем не менее, Третья Кавалерия была готова передать дело в департамент Платта, и уже ничего на данный момент нельзя было сделать. На следующий год Уитмен имел дело с ещё двумя заседаниями военного суда, и в последний раз он был признан виновным в "использовании недостойной речи в отношении вышестоящего начальства и неподобающего поведения как офицера и джентльмена".
  Новый всплеск апачских набегов и убийств привёл к тому, что Мирный Курс в конце 1871 года был тихо убран на полку. Военный Департамент уполномочил Крука на начало энергичной кампании против апачей, а для того, чтобы он смог обеспечить контроль над индейцами в резервациях, ему было позволено назначать временных индейских агентов на своё усмотрение. Это дало ему право с лёгкостью удалить Уитмена из Кэмп-Грант.
   Теперь генерал Шофилдом отдал Круку подробные приказы: все бродячие группы должны собраться в резервациях , а если только кого-то из апачей обнаружат вне резераций, их нужно карать как враждебных; армейские офицеры должны служить в качестве индейских агентов в резервациях; должны быть составлены подробные списки всех лиц мужского пола, пригодных для ведения военных действий, и эти люди должны в любой момент предъявлять удостоверение личности, и, как минимум, раз в день проходить перекличку; любая из сдавшихся групп, если она уличена в оказании помощи враждебным, должна понести наказания за подобные действия; семьи отсутвующих воинов должны браться под охрану до тех пор, пока их мужчины не сдадутся добровольно или не будут захвачены; никто из белых, за исключением официальных представителей власти, не должен допускаться в резервации; каждый индеец должен получать конкретное количество пищи, выдача которой должна проходить под присмотром армейского офицерского состава; энергичные действия против враждебных должны продолжаться, и неисправимые должны преследоваться непрерывно, при помощи дружественных скаутов. Шофилд отдал все бразды правления в руки Крука, чтобы он принял меры, "необходимые для проведения в жизнь политики правительства". Крук отправил сообщения различным группам апачей, предупреждая их, что они должны к февралю 1872 года находиться в резервациях, или будут подвергнуты суровому наказанию. Сотни индейцев поспешно повиновались.
  Возможно, из-за неудовлетворительного итога судебного процесса в Тусоне, президент Грант настоял на предоставление его Мирному Курсу в Аризоне нового шанса. Он послал генерала Ховарда, успешно проведшего многие переговоры с индейцами, исследовать положение дел с апачами, и особенно для того, чтобы наладить контакт с Кочисом и чирикауа, которые вели неослабевающие военные действия в течение десяти лет. Ещё раз, когда Крук уже был готов начать полномасштабную военную кампанию, он был вынужден её отложить.
   Ховард, этот "молящийся генерал", как его называли, был известным другом индейцев, и как генерал-лейтенант был старше по званию, чем любой другой действующий офицер на Юго-западе. Благодаря такому преимуществу, он мог призвать к сотрудничеству военных на любом посту. Жалобы исходили из всех частей Апачерии, а мимбреньо, недавно поселённые в созданную Кольером резервацию Тулароса, проявляли беспокойство и в любое время были готовы к бегству. Ховард был обременён решением всех этих проблем, однако его основной целью было проведение переговоров с неуловимым Кочисом.
  В Кэмп-Грант, Ховард провёл приготовления для будущих переговоров с аравайпа, а затем отбыл в Прескотт, и далее на встречу с Круком. Так как он осознавал, что влияние Уитмена в деле мира было существенным, то именно его он на время переместил в Кэмп-Грант. Но после совещания с Круком, Ховард начал разделять его взгляды на проблему апачей больше, чем взгляды Кольера и Уитмена. Преподобный Смит, сопровождавший генерала, заявил, что низвержение Уитмена было работой определенных сил, боявшихся , что его успех в делах с апачами приведёт к утверждению Мирного Курса. Крук же, со своей стороны, сообщил Ховарду, что резервационная администрация Уитмена "преступно прогнила", и едва-едва скрывал своё возмущение тем, что генерал восстановил в должности этого офицера.
  В пункте раздачи пищи в Дэйт-Крик, Ховард нанёс визит лейтенанту Фредерику Эбштейну из 21-й пехоты, который осуществлял надзор за постом с 1869 года, когда уалапаи и явапаи были враждебны и не было ни одной безопасной дороги для передвижений. В 1870 году небольшая группа индейцев под флагом перемирия пришла на пост в Дэйт-Крик. Эбштейн накормил их и разрешил им разбить здесь лагерь, и вскоре их численность возросла до 650 человек. Офицер ежедневно выдавал на каждого индейца по фунту мяса (говядина) и муки, а те помогали ему заготавливать дрова и сено, и он дополнительно выдавал им по фунту муки за каждую партию груза. Порадовавшись за эффективное управление индейцами, Ховард выдал Эбштейну деньги для закупки семян, чтобы он научил индейцев сеять.
   В мае 1872 года Ховард возвратился в Кэмп-Грант для встречи с аравайпа, тонто, пима и папаго. Ему удалось убедить мексиканских жителей Тусона, у которых находились апачские пленные дети, посетить собрание и привести с собой детей. Там было также много англо-американцев, включая гражданских и военных представителей власти.
  Эскиминзин и его группа прибыли с опозданием и сразу же они заняли свои места на совете. Как только вождь подошёл к генералу, то неожиданно упал на колени и стал громко молиться. Прежде чем Ховард смог разобрать в конце его молитв, содержащиеся в них просьбы, все другие апачи скрылись из виду. Когда собрание вновь началось, то Эскиминзин и ещё один индеец высказали своё недовольство тем, что против их людей "осуществляется колдовство", а также они умоляли, чтобы им вернули их детей, даже если их родители погибли или отсутствовали по какой другой причине. Генерал высказался за возвращение детей аравайпа, однако из-за резких возражений, он уговорил их не волноваться и не спешить , пока президент Грант не примет решение по передаче. Семьи мексиканцев протестовали против этого, так как они уже полюбили детей и считали их своими. В итоге Грант постановил возвратить детей их апачским родственникам.
   У апачей были и другие просьбы: переселить их в другую местность, где земля была плодородней, воды было больше и климат был более здоровым; они хотели заключения мирного договора с соседними племенами во избежание других боен; и просили, чтобы Уитмена восстановили в качестве их агента. Ховард заключил договоры, упразднил резервацию в Кэмп-Грант и основал другую, в Сан-Карлосе, но отверг их просьбу о восстановлении Уитмена в должности постоянного агента, так как пристрастные впечатления о лейтенанте были слишком устойчивыми.
   После совещания Ховард попытался убедить Эскиминзина в своих дружественных чувствах. Он спросил: "Могу ли я войти в ваши жилища в то время, когда вы находитесь на военной тропе?". Эскиминзин невозмутимо ответил: "Нет, если ты не хочешь, чтобы тебя убили". Когда Ховард спросил, может ли любой белый человек посетить его в любое время с уверенностью в собственной безопасности, Эскиминзин ответил, что лишь один лейтенант Уитмен в состоянии это совершить.
  Из Кэмп-Грант Ховард отправился в Кэмп-Апачи, чтобы послушать жалобы койотеро. Узнав, что их пайки были урезаны, он распорядился временно отстранить ответственного за их выдачу, тем самым, предотвратив назревавший мятеж. Приняв во внимание то обстоятельство, что пока не предвидется благоприятной возможности для встречи с Кочисом, он отправился с группой из десяти выдающихся апачей в Вашингтон, где их разместили в студенческом общежитии Университета Ховарда. После аудиенции с президентом Грантом, апачи посетили колледж для глухонемых, и их знание языка жестов позволило им обменяться информацией со студентами, которых они упоминали потом как "мальчиков, говоривших своими ладонями и руками".
  Так как было понятно, что Мирный Курс не достигнет успеха среди апачей, если в него не будет включен Кочис, то Ховард был отправлен с новой миссией в Аризону. Прибыв в Санта-Фе в конце 1872 года, он в сопровождении майора Поупа поехал в агентство Тулароса на западе Нью-Мексико. Община уорм-спрингских мимбреньо, во главе с Викторио, находилась там, но они были недовольны тем, что им пришлось покинуть Каньяда-Аламосу. Большинство их вело разговор о возврате на свои старые земли в Уорм-Спрингс (Тёплые Источники).
  Пока Ховард пребывал в Туларосе, с патрулирования прибыл кавалерийский отряд. Проводником солдат был "редчайший тип", известный Ховарду, как Том Джеффордс, знавший Кочиса и чирикауа. Вот та самая возможность, которую искал Ховард. Когда он был представлен Джеффордсу, то незамедлительно перешёл к существу вопроса: "Сможете ли вы переправить меня в индейский лагерь Кочиса?". Джеффордс посмотрел "пристально и пытливо" в глаза Ховарда и спросил в свою очередь: "Вы пойдёте со мной генерал без солдат?". "Да, если это необходимо", - ответил Ховард. "Значит я поведу вас к нему", - согласился Джеффордс.
  Джеффордс попросил Чие, сына Мангаса Колорадоса и друга Кочиса, сопроводить их, но он понимал, что нужно отыскать Понсе, чей отец был еще одним близким другом предводителя чирикауа. Понсе раньше был отправлен со своими людьми в резервацию мескалеро в форте Стэнтон, но теперь он её покинул и совершал набеги в районе Каньяда-Аламосы. После недолгого поиска, при помощи Чие, Ховард и Джеффордс нашли лагерь Понсе.
  Когда Джеффордс предложил последнему сопроводить их, то Понсе спросил: "А кто будет заботиться об этих индейцах?". Генерал Ховард сказал, чтобы Понсе отвёл всю общину к ближайшей мексиканской деревне, полной припасов. Он закупил для них столько пищи, чтобы ее хватило на тридцать дней, но лишь с условием, что они должны остаться там, где сейчас находятся, и не ходить в грабительские набеги. Так как у Понсе не было лошади, Ховард купил ему одну.
  Когда небольшая поисковая партия начала своё долгое путешествие в страну Кочиса, Ховард обратил внимание на то, что Понсе был пешим. Зная, что солдаты ищут его группу, вождь отдал лошадь своей жене. Теперь было слишком поздно для того, чтобы покупать ему другую, поэтому Ховард делил свою лошадь с ним, - та самая вежливость, которая очень обрадовала и смягчила апачского предводителя. Они ненадолго остановились сначала в форте Байярд, а затем в Силвер-Сити, где их приняли враждебно. В этом шахтёрском поселении не было ни одного сторонника Мирного Курса, и в адрес апачей там прозвучали открытые угрозы.
  Когда они достигли тропы в страну Кочиса, Чие послал дымовой сигнал, а потом потявкал как койот. Ответный сигнал исходил из близлежащего холма, что говорило о том, что они достигли одного из форпостов Кочиса, находящегося в сотне миль от его главного оплота. В форпосте располагались лагерем шестьдесят апачских мужчин, женщин и детей. Разведчик Кочиса сказал Ховарду, что прежде чем продолжить путь, нужно сократить численность его группы. Ховард послал троих своих людей дожидаться их в форте Боуи, и теперь его партия была сведена к Джеффордсу, капитану Слэйдену и двоим апачам. Слэйден был очень обеспокоен тем, что Ховард подвергает себя большой смертельной опасности, однако сам Ховард всецело доверял Джеффордсу и апачам.
   Они пересекли горы Чирикауа и долину Сан-Симон в предгорье Драгун. Несколько раз, в течение дня, Чие и Понсе разводили по кругу пять костров, чтобы сообщить, что пять человек идут с миром.
  Они добрались до группы апачей в естественном укреплении - широком каньоне с перпендикулярными стенами, имевшим приблизительно сорок акров хорошей травы и несколько водных источников. Там, младший вождь Таги нанёс визит партии Ховарда. Он был вежлив, но вместе с тем мрачен, что беспокоило Чие и Понсе. "Хочет ли он мира?", - спросил Ховард. Понсе покачал головой и ответил по-испански: "Кто знает?". Когда Ховард лёг на землю на своё одеяло, чтобы поспать, несколько апачских детей подошли и скрутили его, положив свои головы на его одеяло. Генерал успокоился. Повернувшись к Слэйдену, он сказал: "Это значит, что войны не будет". В любом случае, ещё никто не знал, когда придёт Кочис.
  На следующее утро прибыл всадник - малорослый, крепкого телосложения человек, чьё лицо было разукрашено чёрными и ярко-красными полосами. Несмотря на свою свирепую наружность, он спешился и обнял Джеффордса. Это был Хуан, ведущий воин чирикауа. Вскоре прибыли Кочис и его группа, и среди них находился его сын Начез (Найче). "Буэнос диас, сеньор", - сказал Кочис. Ростом он был почти шесть футов, с приятным выражением лица. Как только они сели полукругом, он спросил Ховарда о цели его визита. Генерал ответил, что президент Грант послал его заключить мир между Кочисом и его народом и белыми людьми. "Никто не хочет мира больше меня", - был ответ Кочиса. Ховард предложил резервацию для всех апачей вдоль Рио-Гранде. Кочис бывал там и знал ту страну. "Тогда не будет мира", - ответил Кочис. - "Я пойду туда и возьму с собой столько своих людей, сколько смогу, но это перемещение разделит моё племя. Почему бы мне не дать Апачи-Пасс? Предоставьте мне его, и я защищу все дороги. Я прослежу, чтобы индейцы ничего не забрали".
  Ховард согласился с тем, что то, о чём просит Кочис, было возможно, но он думал, что область Рио-Гранде является лучшим выбором, так как в той местности протекало пять рек и имелись хорошие пастбища для скота. Затем Кочис спросил: "Как долго генерал, ты будешь здесь оставаться? Подождёшь моих капитанов, чтобы они подошли и тоже поучаствовали в переговорах?".
  Несмотря на то, что нужно было потратить десять дней, чтобы всех собрать, Ховард очень хотел остаться. "Мы были многочисленным народом, населяющим эти горы",-сказал ему Кочис. - "Мы хорошо жили, мы были мирными. Один мой самый лучший друг был схвачен офицером белых людей и предательски убит. Самое плохое место - это Апачи-Пасс. Там пятеро индейцев, один из них мой брат, были убиты. Их тела были подвешены и висели там, пока не превратились в скелеты". Кочис говорил о казни пленников и заложников в Апачи-Пасс в 1861 году. "Сейчас американцы и мексиканцы убивают апачей как только увидят", - продолжил Кочис. - "Я отплачиваю всем, чем могу. Мои люди убивают американцев и мексиканцев, и забирают их вещи. Их потери не поместятся в разработанный рудник. Я убил десять белых людей за каждого убитого индейца, но я знаю, что белых много, а индейцев мало. Апачей с каждым днём становится меньше. Почему мы должны быть закрыты в резервации? На самом деле, давайте передвигаться вокруг свободно, так, как это делают американцы. Давайте мы будем ходить там, где пожелаем".
  Пока Кочис дожидался всех своих старейшин, Ховард и Чие уехали в форт Боуи, чтобы предупредить командира этого поста, что чирикауа согласны на мир, а также дать ему указание на выдачу пайков. Затем эти двое возвратились. Генерал забросил свои планы по перемещению индейцев в Каньяда-Аламосу или Туларосу, взамен предоставив им собственную землю в качестве резервации, как и просил Кочис. Новая резервация чирикауа включала в себя часть гор, а также долину в западном направлении вдоль мексиканской границы, которая стала источником будущих проблем. Кроме этого, в соответствии с пожеланием Кочиса, Ховард назначил Джеффордса их агентом. Все чирикауа соблюдали договор, пока правительство сдерживало свои обещания. Лишь когда была предпринята попытка в 1876 году переселить их в Сан-Карлос, стало проявляться волнение. Теперь, когда чирикауа стали мирными, все апачские племена к 1872 году номинально подчинились Мирному Курсу, и хотя возникали определённые вопросы по контролю за живущими в резервациях, к народу Кочиса это не относилось. В самом большом из агентств рационы выдавались каждые десять дней, что давало апачам достаточно времени для посылки грабительских отрядов, нанесения молниеносных ударов и возвращения назад. С продолжением опустошений как в северной, так и в южной Аризоне, становилась всё интенсивней критика Мирного Курса.
   Тонто и явапаи в Кэмп-Верде были беспокойными и недоверчивыми. Когда Крук учредил военное управление в резервации, многие из них бежали, а вскоре и другие последовали за ними. Затем многие вернулись, но после убийства одного выдающегося пленника тонто, вновь бежали. Крук приказал их схватить и проводить в дальнейшем ежедневный смотр, что поставило крест на надеждах на длительный мир без продолжительной войны.
  Явапаи из Дэйт-Крик были наиболее восприимчивы к армейскому управлению, и их агент смог наладить некое подобие дисциплины. Эпидемия лихорадки, случившаяся в августе 1872 года, подтолкнула его к тому, чтобы разрешить заболевшим уйти с плоскогорья в их родовые горы, а обратно они уже отказались возвращаться. Крук послал туда солдат, и после того, как семьдесят их людей было убито, явапаи повалили толпами в Дэйт-Крик в ещё большем количестве, чем раньше. Дабы убедить их, что только мирные индейцы смогут себя чувствовать в безопасности в резервации, Крук арестовал подозреваемых в соучастии в уничтожении партии, где был Фредерик Лонг, возле Викенбурга в 1872 году.
  Койотеро в Кэмп-Апачи легко восприняли надзор и жизнь в резервации, и в течение первого посевного сезона вырастили и продали восемьдесят тысяч фунтов зерна. В конце 1872 года, во время подготовки своей кампании, в самом её начале, Крук потребовал, чтобы все индейцы переместились в радиус мили от агентства Кэмп-Апачи, и чтобы каждый день среди них проводился поголовный подсчёт. Он преследовал цель ограждения резервации от посещения враждебных, ведь Ховард обещал безопасность всем, в ней находящимся. Но поскольку их посевы и скот оставались бы незащищёнными, койотеро возмутились этим распоряжением, и особенно их недовольство возросло, когда майор Браун прибыл исполнить приказ Крука по привлечению скаутов. Тем не менее, они были непоколебимы, и вскоре ограничительные меры пришлось смягчить.
   В 1870 году в Нью-Мексико произошло объединение агенств мескалеро и южных апачей. Лейтенант Хеннесси из форта Стэнтон попытался наладить контроль над мескалеро, но к посту пришли в назначенный срок лишь полсотни из них, и то без вождя, чтобы просто посмотреть, какое отношение к себе их ожидает. Несмотря на то, что у него немного имелось из того, чтобы предложить им в плане обеспечения пищей, одеждой и безопасностью, Хенесси продолжал сохранять оптимизм.
   В этом же году, когда Военный департамент передал надзор за индейцами в министерство внутренних дел, Американская Унитарианская Ассоциация назначила Кёртиса агентом для мескалеро. Прибыв в форт Стэнтон, он нашёл там лишь вождя Хосе де Ла Паса и двадцать семь человек из его группы, которых сюда принудили спуститься с гор солдаты. Кёртис послал бегунов в другие группы, несмотря даже на то, что некоторые из них перебрались в страну команчей. Прибыл Кадете, и ему была обещана защита, земля для возделывания и школы, если он и его люди будут оставаться мирными в резервации. Вскоре в форте Стэнтон уже находилось 325 мескалеро, и несколько из них отправились в страну команчей в поисках остальных. Человек, служивший по контракту, был послан в Мексику, чтобы убедить вернуться тамошних мескалеро.
  В 1871 году, частично из-за того, что Белый Дом был недоволен решениями сената в части соглашений, все заключённые договора с индейцами были расторгнуты. Теперь ни одно племя не должно было считаться независимой нацией. Отныне они находились под опекой правительства США, и обе палаты Конгресса были уполномоченны решать их судьбу.
   После сдачи других апачей в Нью-Мексико, многие из них были сосланы в резервацию мескалеро. К 1872 году там находилось 350 липан-апачей из Техаса и 310 хиленьо, и хотя у последних имелась собственная резервация в Туларосе, они отказывались туда уйти.
  Мескалеро возмутились поселением чужаков на своих землях, ведь между ними и некоторыми другими группами апачей бытовали неприязненные отношения. Кадете, убедивший многих других мескалеро сдаться, был убит в каньоне Ла-Лус на обратном пути из Месильи, где он свидетельствовал против новомексиканцев, продававших виски индейцам. Его убийца так никогда и не был пойман, и многие считали, что так ему отомстили торговцы виски.
  Несмотря на то, что мескалеро приложили очередное усилие для того, чтобы оставаться в мире и соблюдать договор, их проблемы не закончились. Часть трудностей заключалась в том, что границы их резервации были не определены, и ни апачи, ни белые не знали, где её точные пределы. В итоге мескалеро были обвинены в захвате скота, когда они убили животных, отбившихся от стада за пределами резервации. Из-за жалоб скотоводов и других, майор Райс арестовывает Сантану, брата вождя Романа. Удерживая Сантану в качестве заложника, Райс потребовал возврат некоторого числа украденных лошадей, которые, как он считал, находились на территории резервации. Мескалеро испугались, и двести из них бежали в горы. Однако через несколько месяцев большинство из них возвратились.
  Из-за недовольства мескалеро нехваткой охотничьих земель в резервации, в феврале 1874 года исполнительная власть распорядилась расширить на восток к горам площади для возделывания и отдало под охоту западный склон Сакраменто. Мескалеро по-прежнему обвинялись в захвате домашнего скота, несмотря на то, что в Нью-Мексико было много не индейских конокрадов и скотокрадов.
   Несколько раз отряды белых нападали на индейские лагеря в резервации мескалеро, убивая при этом мужчин, женщин и детей, и уводя табуны пони. Эти нападения происходили недалеко от форта, однако солдаты заявляли при этом, что они считают, что это индейцы разбираются между собой, и соответственно не прилагали никаких усилий, чтобы узнать, что же там происходит на самом деле. Осознав, что они абсолютно незащищены, и испытывая нехватку оружия, мескалеро вновь бегут в свои любимые убежища в горах. Военные, как и раньше, показали свою глупость, когда восприняли побег мескалеро как враждебное действие. Солдаты отправились по следам напуганных индейцев, которые бежали, бросив всё своё имущество, чтобы вновь блуждать голодными и замёрзающими в своих горах.
   Англо-американцы в следующие несколько лет иногда совершали налёты на резервацию, и мескалеро вновь устремились в горы без пищи и с небольшим количеством одежды. Когда их агент, наконец, нашёл их, то они были уже почти голые и совсем голодные. Он убедил их вернуться, но теперь их образ жизни был полностью разрушен, так как скотоводы разделили и огородили их земли колючей проволокой, а южные стада бизонов исчезли. Несмотря на то, что их агент говорил, что они стали "сговорчивые" и "добродетельные", индейцы не смогли избежать проблем в отношениях с белыми, продолжающих воровать их лошадей.
  Несмотря на то, что Мирный Курс полностью задействовал свой потенциал в Аризоне и Нью-Мексико, проблема апачей сохранялась. По-прежнему происходили набеги апачей в Сонору в освящённом веками методе, и несмотря на отрицания Джеффордса, все они приписывались чирикауа. Из-за своей близости к Мексике, резервация чирикауа была любимой безопасной гаванью для неисправимых враждебных с других групп, а также она являлась удобным перевалочным пунктом на пути налётчиков в Мексику и обратно. Джеффордс, понимавший, что мир апачей ненадёжная вещь, выдавал пайки временным залётным гостям из других апачей, не задавая лишних вопросов. Он полностью полагался на Кочиса, и не имел оснований сожалеть об этом. Настал момент, когда необходимо было обратиться к Круку, чтобы применить к апачам другой курс , и тот был убеждён , что нужно приступать к действиям. Для начала враждебные группы должны были осознать, что не существует ни одного безопасного убежища, где можно было бы спрятаться от солдат, и лишь полное подчинение может дать им надежду на выживание. В своём коротком опыте общения с апачами, Крук усвоил чрезвычайно полезный урок, суть которого заключалась в том, что если он хочет добиться успеха там, где его предшественники неизменно терпели неудачу, то апачи должны ловить апачей, а также, что он должен полагаться на апачей не только как на скаутов, но и как на боеспособных солдат.
  ГЛАВА 8. КРУК И ЗАВОЕВАНИЕ ТОНТО.
  Как истребителю индейцев, Круку не было равных. Он был неутомим и чрезвычайно вынослив физически. Это даже вызывало стенания его людей. С точки зрения многих индейских женщин, он был "больше индеец, чем сами индейцы". В отношении враждебных индейцев, он был неумолимым противником, но в то же время был тактичен и уважителен с теми, кто сходил с тропы войны. В Аризоне он часто вербовал скаутов из пленников враждебных, и они хорошо ему служили. В делах с Круком, индейцы никогда не лгали и не давали обещаний, которые не могли сдержать. Он так говорил: "В делах с апачами, основополагающим являются мягкость, терпение, интеллект, справедливость и честность". Его стратегия в этом плане была успешна. Апачи верили ему, как никакому другому офицеру, кроме лейтенанта Уитмена.
  Начиная с июня 1871 года, Крук планировал свою кампанию против апачей осторожно и тщательно, таким образом, чтобы заблаговременно высланные поисковые группы начали вынуждать передвигаться враждебных в направлении Бассейна Тонто. И уже там, где апачи были уверены в своей безопасности, должны наноситься решительные удары, венчающие всю кампанию. Предполагалось, что если апачи поймут, что больше нет нигде в Аризоне безопасных убежищ, то они должны потерять всякое желание к дальнейшему сопротивлению. Вместе с пятью кавалерийскими подразделениями и тыловым обозом, к напряжённой кампании и требующего приложения всех усилий переходу готовились и индейские скауты. Они включали почти все племена региона: опата, яки, навахо, апачи-мансо и пуэбло, а также мексиканцы, англо-американцы и метисы. Помощником Крука во время большинства его кампаний в Аризоне был лейтенант Джон Бурк, позже написавший книгу "На границе с Круком" (On the Border with Crook).
  Вооружённые силы оставили Тусон в июле 1871 года, всего через месяц после того, как Крук приступил к выполнению своих обязанностей. Преодоление 110 миль пустыни в направлении форта Боуи в стране чирикауа было жестом предостережения в адрес Кочиса. С этой точки разные колонны двинулись на север через горы в Кэмп-Апачи, а затем через не нанесённый на карту регион вдоль Могольон, в Кэмп-Верде и Прескотт, удалённые на 675 миль.
  На марше Крук был всегда впереди всех и первым садился каждое утро в седло, готовый к переходу. Его интересовали каждое растение, животное и природные явления, увиденные на всём протяжении маршрута, и он постоянно задавал множество вопросов своим индейским проводникам. Он внимательно изучал местность и делал собственные умозаключения насчёт опасных мест, а также обдумывал потенциальные возможности для получения преимущества.
  Несмотря на то, что вначале Крук доверялся проводникам и скаутам из других племён и мексиканцам, вскоре он стал полагаться в первую очередь на апачей. В Кэмп-Апачи ему удалось убедить некоторое число койотеро завербоваться скаутами на ту же оплату и довольствие, что получали солдаты. В то время койотеро были взбудоражены тем, что Крук приказал переместить их всех на расстояние в милю от агентства: мера предосторожности, которая, как предполагалось, смогла бы дать им защиту от враждебных после начала кампании. Вначале они были обеспокоены тем, что должны будут бросить свои поля и домашний скот, но потом доказали свою благонадёжность, и вскоре распорядок был смягчён.
  Из форта Апачи вышло три колонны 3-го кавалернийского полка, сопровождаемые накануне завербованными апачскими скаутами во главе с капитаном Гаем Генри, которые должны были прочесывать местность в направлении Кэмп-Макдауэлл. Генри позже писал, что объединение скаутов-апачей и кавалерии превзошло все его "оптимистичные ожидания", а вклад апачей был просто "неоценим". Благодаря им, его колонна, при очень неблагоприятных условиях, уничтожила семь воинов и захватила некоторое количество женщин.
  Но прежде чем были высланы другие колонны, Крук получает известие, что Винсент Кольер прибыл для проведения Мирного Курса президента Гранта, и что армия должна с ним всецело сотрудничать. К этому времени Крук уже отдал приказ, согласно которому, все группы должны собраться в резервациях или они будут рассматриваться как враждебные, пока полностью не подчинятся федеральному управлению. Теперь, из-за приезда Кольера, Крук вынужден был приостановить свои действия и с нетерпением дожидаться с ним встречи, чтобы потерпеть поражение в оптимистичной мирной авантюре.
  Во время, якобы, ожидания, Крук продолжил активные подготовки своего главного наступления, которое, по его мнению, нельзя было надолго откладывать. Он был убеждён, что апачей невозможно привести к порядку, пока они находятся в своих наиболее безопасных убежищах, только тогда им будет нанесено окончательное поражение. Меры Кольера по умиротворению апачей, состоявшие из назначения им отдалённых резерваций, лишь откладывали день расплаты, запланированный Круком. Закоренелые враждебные не собирались добровольно подчиняться, и их беспрерывные набеги толкали и других к возмущениям. Частично это происходило из-за ненависти к индейцам, живущим мирно в резервации, из числа которых Крук имел возможность вербовать скаутов, чтобы они сражались с собственным народом.
  Несмотря на то, что Крук был решительно настроен одержать верх над апачами, он всё же допускал, что существует два подхода к решению этой задачи. "Я считаю, что апачи окрашены в тёмные цвета больше, чем они этого заслуживают", - писал он, - " так как их злодеяния порождены в основном ложным представлением о них, благодаря бытующему злобному отношению к ним со стороны других индейцев. Также необходимо сказать, что большая часть белого населения практикует такие же варварские методы войны, как и апачи. Аризона сейчас является прибежищем для разных криминальных и игнорирующих законы людей из других штатов и территорий. Существующие военные действия и мародёрства будут распространяться в среде апачей до тех пор, пока они будут оставаться самыми дикими и непокорными в стране. Кроме этого, большие группы их племени до сих пор паразитируют на севере Мексики".
  Конечно, невозможно было держать индейцев резерваций под неусыпном контролем, и враждебные иногда имели возможность вербовать там воинов для совершения своих набегов. Явапаи, которые поселились в Кэмп-Дэйт-Крик в шестидесяти двух милях юго-западнее Прескотта, по-прежнему высылали грабительские отряды. Одна из этих партий, как считалось, несла ответственность за атаку в 1871 году возле Викенбурга, - так называемая бойня Лоринга, - и один из уцелевших уверял, что налётчиками были явапаи. Крук решил, что индейцы должны быть наказаны, и что резервации не должны впредь являться приютами для тех, кто совершает враждебные действия. Он отправился в Бил-Спрингс, где убедил скаутов-уалапаев сопровождать его в Дэйт-Крик для выяснения отношений с явапаями. Уалапаи, в свою очередь, предупредили его, что если он открыто отправится туда, то явапаи могут убить его, так как они знают, что он подозревает их в виновности. Вместо этого, уалапаи предложили пригласить их на совещание, и чтобы они скрыли свои ружья под одеялами.
  Прежде чем Крук смог исполнить задуманное, он вынужден был приостановить в очередной раз свою деятельность, пока генерал Ховард не закончит ещё одну свою мирную миссию. Лишь в сентябре 1872 года он смог продолжить реализовывать свой план по наказанию отщепенцев из Дэйт-Крик. Для начала он послал индейских скаутов, чтобы они нашли подтверждения их вины, и у него больше не оставалось бы сомнений в том, что именно явапаи из Дэйт-Крик несут ответственность за бойню Лоринга. Мохаве из агентства на Колорадо тоже знали личности налётчиков и были готовы указать на них.
  Капитан Филип Двайр, из 50-й кавалерии, командир в Дэйт-Крик, неожиданно скончался 29 августа, и помощник Крука должен был теперь спешно отправиться на пост, чтобы принять там временное командование. Когда вскоре Крук прибыл туда, то предводитель отщепенцев Очекама подготовил план по убийству Крука в то время, когда две трети индейцев отсутствовало в агентстве. Крук, невооружённый, в сопровождении нескольких солдат и десятка погонщиков - все хорошо вооружённые -отправился на совещание с Очекамой и его людьми. Явапаи выглядели настороженными, а некоторые из них нанесли на свои лица зловещую военную раскраску. Мохаве, во главе с вождём Иретабой, прибыли из резервации Колорадо, чтобы опознать личности виновных индейцев. Согласно уговору, они должны были ходить среди прочих и вручать табачные самокрутки убийцам. Когда подобным образом каждый виновник будет узнан, то солдаты и погонщики должны были незаметно изготовиться и по сигналу Крука схватить их. Первая самокрутка была предложена самому Очекаме, но недоверчивый предводитель отщепенцев сначала отклонял подарок, а затем всё же решился принять его.
  Когда была вручена последняя самокрутка, то Крук дал сигнал для захвата ренегатов. Те оказали противодействие согласно собственному сигналу, и воин, стоявший возле Очекамы, поднял свою винтовку и выстрелил в Крука. Он не попал, так как лейтенант Росс и Дэн О"Лири толкнули генерала в сторону и выбили винтовку из рук стрелявшего воина. Пока трое погонщиков скручивали Очекаму и волокли его в караульное помещение, разразилась повсеместная стрельба, несмотря на тщетные попытки Крука остановить всё это. Предводитель был ранен, но всё же бежал. Перестрелка тотчас стихла, и отщепенцы растворились среди скал.
  Враждебные бежали в горы, и несмотря на то, что их собственные люди предложили им сдаться, иначе они будут убиты, большинство из них отказались. Те немногие, которые возвратились, подверглись злым насмешкам со стороны Иретабы и его мохаве, но всё же они сообщили, что Очекама и другие запланировали отправиться в резервацию Колорадо и убить Иретабу и его воинов. Чтобы предотвратить распространение кровопролития, Крук убедил враждебных, что он узнал личности налётчиков не от мохаве, а от других людей. Вскоре скауты-уалапаи сообщили ему о месте расположении лагеря отщепенцев.
  Крук ожидал несколько недель, а затем послал в горы капитана Джулиуса Уилмота Мэйсона с кавалерийским подразделением, в сопровождении восьмидесяти шести скаутов уалапаев во главе с Элом Сибером и лейтенантом Уолтером Шуилером. Они укрыли обоз и лошадей в каньоне, и за ночь проделали тяжёлый марш. В месте под названием Мучос-Каньонес, где соединяются пять каньонов в виде очертаний Санта-Марии, они обнаружили четыре лагеря отщепенцев. Подразделение разделилось, и каждый лагерь был окружён. Люди от холода приседали до рассвета, и когда явапаи начали выдвижение своих разведчиков, то солдаты открыли огонь. Сорок воинов были убиты, множество женщин и детей захвачено, а всё оснащение и припасы лагерей уничтожены. По прибытии капитан Мэйсон сказал Круку, что "офицеры и рядовые действовали великолепно, и я могу высказаться в высшей степени положительно о наших скаутах уалапаев. Их разведка была превосходной, и когда началось сражение, они не прятались за спины солдат".
  Теперь враждебные явапаи были вполне умиротворены, за исключением одной небольшой группы, которая направилась в сторону Мексики. Крук послал за ними подразделение 5-й кавалерии под командованием капитана Бернса. Солдаты догнали бежавших индейцев и вернули их. Теперь явапаи больше не приносили проблем. Сопротивление индейцев на западе Аризоны было завершено. В начале следующего года, по предложению Крука, скауты уалапаи сопроводили Дэна О"Лири и других белых людей в Калифорнию, чтобы приобрести себе лошадей для дальнейшего размножения поголовья.
   Как Крук и предполагал, вскоре стало ясно, что убеждение Кольера в том, что вскоре все индейцы придут в резервацию, было слишком оптимистичным, так как индейцы вовсе не ослабили свои ограбления и бойни. Враждебные действия ярко обозначились на юге Аризоны, но тонто на севере тоже доставляли неприятности. Теперь многие из враждебных обзавелись огнестрельным оружием, таким же эффективным, как и у солдат, и они чувствовали себя очень сильными.
  Военный Департамент уполномочил Крука начать кампанию, но он вновь вынужден был приостановить действия, так как генерал Ховард совершал свой второй визит в Аризону и Нью-Мексико. На этот раз Ховард заключил свой знаменитый договор с Кочисом, основав резервацию для чирикауа на их собственных землях и предоставив им агента по их вы же выбору. Этот договор вывел чирикауа из сферы полномочий Крука.
   То и дело откладываемая кампания, началась в середине ноября 1872 года. Крук знал, что апачи зимой более уязвимы, так как должны были существовать за счёт припасов. Он направил три отдельных команды из Кэмп-Уалапаи, каждая сформированная из одной кавалерийской роты и от тридцати до сорока индейских скаутов. Они прочесали местность вокруг пиков Сан-Франциско, в верховьях реки Верде. В течение двух недель они убили множество воинов, захватили некоторое количество женщин и детей и уничтожили их зимние лагеря и припасы. Сразу после отмашки Крука, колонны энергично выступили из Кэмп-Апачи в направлении Кэмп-Верде и Литтл-Колорадо. Маршрут растянулся на 250 миль, и солдаты вставали каждое утро в 2-00 и к 4-00 находились уже в седле. Наивысшая точка плато Колорадо находилась на высоте десяти тысяч футов, и холод всё усиливался.
  В Кэмп-Апачи, Крук вновь привлёк скаутов из койотеро, так как ему пришлось распустить ранее завербованных из-за вмешательства Мирного Курса. Одним из тех привлечённых был Нокаделклинни (кавалеристы называли его - Бобби Доклинни), кто позже стал важным знахарем и значительной фигурой в возрождённых военных действиях.
  Из Кэмп-Апачи до Кэмп-Грант было более ста миль, но из-за того, что местность была пересечена каньонами, людям Крука это расстояние показалось значительно большим. Они ехали с шести утра до восьми вечера. Когда на отдыхе выдохшиеся кавалеристы валились со стонами в свои одеяла, Крук отправлялся пострелять птичек для их завтрака. "Это были",- писал Бурк, - "то самое полное безразличие к усталости в соединении с неуважением к опасности и значительной сноровкой в избегании ловушек, которые могли ему быть подготовлены, то есть, качества, за которые сослуживцы Крука уважали его и восхищались им".
   Из обветшалого Кэмп-Грант вышли другие колонны, чтобы прочёсывать Бассейн Тонто с других направлений. Они состояли из девяти отдельных команд, действующих одновременно с разных направлений, расходясь и пересекая враждебную страну, часто заставая врасплох, убегающих от других подразделений группы индейцев. Апачи никогда до этого не подвергались одновременным ударам разных вооружённых отрядов, и результаты этого были ужасающими. Крук находился во главе всего и осуществлял скрытый контроль, выполняя быстрые марши из одной точки на местности до другой. При этом он не создавал помех различным колоннам, предоставляя им действовать во главе тех офицеров, которых сам выбрал для них. И они его не разочаровывали.
   Его распоряжения были незатейливыми и понятными: вынуждайте апачей сдаваться там, где это возможно, а если они отказываются, дайте им сражение, которое они жаждут, и немедленно, не оставляя им времени на отдых и восстановление сил, преследуйте всех враждебных безостановочно, пока последний воин не будет убит или захвачен в плен. Предотвращайте убийства женщин и детей и дурное обращение охраны с пленниками. Каждый раз, когда заключённые пожелают поступить на службу скаутами, привлекайте их немедленно. Крук не принимал никакие оправдания, когда покидался горячий след. Если лошадь пала, то человек должен был продолжать погоню пешком.
   Пешие скауты-апачи были высланы на день пути впереди войск, и при этом они держали постоянную связь с их белым командиром. Их обязанность состояла из нахождения лагерей враждебных и сопровождение к ним солдат, но иногда страсть скаутов к сражению была слишком сильной, и они атаковали враждебных, не дожидаясь солдат. Постепенно скауты стали играть ключевую роль в действиях подразделений Крука, и имея на себе опознавательные знаки для солдат, с которыми совместно действовали, они несли в борьбе основную нагрузку. Из-за всего этого, командир скаутов, наряду с главным офицером в команде, становился ключевой фигурой. Двумя из наиболее эффективных командиров скаутов были Дэн О"Лири и Эл Сибер.
  
  ( Скауты апачи за работой).
   Последний приписывал свои выдающиеся успехи по управлению тонто тому, что` всегда говорил им правду. "Когда я сообщаю им, что собираюсь их убивать", - сказал он, - "то всегда выполняю это, а когда я говорю им, что я их друг, то они знают, что это так и есть".
  Никто из диких апачей никогда не выставлял охрану на ночь вокруг своих лагерей, что было характерно для всех индейцев, а среди апачей, к тому же, никто никому не мог указывать. Следовательно, людям Крука нужно было просто приложить физические усилия для того, чтобы незаметно достичь лагеря апачей и на рассвете занять позиции. Тем не менее, без своих индейских скаутов, солдаты лишь случайно могли отыскать хорошо спрятанные лагеря.
  Обычная разведывательная группа, включавшая в себя восемь кавалеристов и двадцать скаутов апачей, однажды проделала тяжёлый ночной марш в горы Бэд-Рок и атаковала там лагерь Делшэя, убивая при этом четырнадцать человек. Та же группа, благодаря собачьему лаю обнаружила ещё один лагерь и убила там ещё одиннадцать враждебных. Офицеры отчётливо понимали, что каждому своему успеху они обязаны скаутам, однако Индейское Бюро было против использования Круком апачей в борьбе против апачей. Некоторые высокопоставленные офицеры тоже были возмущены тем, что его уважительное и доверительное отношение к апачам может отрицательно повлиять на дальнейшие способности армии по борьбе с индейцами. Так или иначе, но успех в борьбе с враждебными группами был достигнут, главным образом, благодаря обнаружению их индейскими скаутами и последующей их поддержке войск в сражении.
  Большинство офицеров, в разное время участвовавших в индейских кампаниях на Западе, управление над тыловыми обозами полностью передавали в руки гражданских, но только не Крук. Бурк и другие офицеры удивлялись его беспокойству насчёт обозов, и тому, как он умело заботился о них. Он проверял каждого мула, бракуя любого, кто не соответствовал его строгим стандартам. Мул, вброд переходящий поток и останавливающийся напиться, немедленно браковался. Также Крук распорядился, чтобы аппарели, или вьюки, подбирали с учётом особенностей каждого мула, и чтобы каждый предмет, применяемый в обозе, изготовлялся из наилучшего доступного материала. Все знания на тему вьючных обозов, включая основную терминологию, были арабского или испанского происхождения. "Джалма" - это арабское название седла для вьючных животных , седельное покрывало называлось - "sobre-el-jalma"(собре эль джалма - сверху вьючного седла). Большинством погонщиков были мексиканцы, и все обозначения были ими позаимствованы у погонщиков вьючных караванов западной Мексики.
  Каждый мул должен был знать не только отведённое ему место в линии, но и вещи из его собственного вьюка. Кроме этого, мул должен был отказываться идти, если ему положили на спину чужой вьюк. Хорошо воспитанные мулы должны были в полном снаряжении выстраиваться в линию вслед за кобылой с колокольчиком (обычно это было животное белого цвета), в то время как невоспитанные мулы бродили сами по себе, чем создавали в пути значительные трудности. Чтобы опознавать таких животных, погонщики брили им хвосты. Воспитанные мулы назывались погонщиками - "шустрые колокольчики", а невоспитанные - "бритые хвосты". Погонщики неуважительно отзывались подобным образом об офицерах, и в итоге, до сих пор, молодых младших лейтенантов называют "бритые хвосты". Благодаря повышенному вниманию Крука к своим вьючным обозам, мулы могли перевозить на себе вьюки весом до 320 фунтов, хотя государственные нормы разрешали лишь 175 фунтов как средний максимальный вес вьюков. В долговременных кампаниях Крука, его вьючные обозы не отставали от кавалерии, так что солдаты всегда были накормлены и обеспечены боеприпасами. Ежедневная рутинная работа состояла из того, что по окончании форсированного марша, животное нужно было "разгрузить, накормить выскоблить шкуру скребком и рассмотреть его рыло на предмет чистки щёткой".
   Когда кампании начались, то каждый боеспособный офицер был призван на службу. Лейтенант Бурк, ближайший помощник Крука, был прикреплён к колонне майора Брауна, маршировавшей из Кэмп-Грант. Эта колонна включила в себя две кавалерийских роты и тридцать скаутов апачей. В горах Суеверия они объединились с ротой капитана Джеймса Бернса и его скаутами пима. Объектами их поисков были лагеря Чунтца и Делшэя, которые, предположительно, кочевали в районе Четырёх Пиков и гор Мазатзал. В горах Пинал они пробирались от прогретых каньонов до самой вершины, где расположились лагерем прямо в снегу, глубиной по пояс. Вьючный обоз следовал за ними по труднопроходимым тропам, и благодаря предусмотрительным мерам Крука, держался недалеко от кавалерии и находился в хорошем состоянии.
  В конце декабря 1872 года они достигли местности в районе Соленой реки, разыскивая там пещеру, которая, как было известно скаутам, была любимым убежищем тонто, и где, как многие из них считали, они могут скрываться от солдат. Местный ландшафт выделялся своей неровностью, и люди должны были совершать восхождение пешими, под покровом ночи, при экстремальном холоде. Скаут по имени Нантахе предупредил, что они должны убить всех воинов, иначе им придётся сражаться за свой путь к отступлению. Кто-то посмеялся над вероятностью того, что множество враждебных могут скрываться в такой суровой местности. Нантахе лишь улыбнулся и сказал: "Подождём-увидим" .
  Этот скаут вывел на стратегическую позицию лейтенанта Уильяма Росса и десяток самых лучших и метких стрелков среди солдат и индейцев. Когда позже они открыли огонь, то создалось впечатление, будто стрельба ведётся из шестифунтовых пушек (калибр 152 мм). Майор Браун послал Бурка во главе сорока людей в нижнюю часть каньона вслед за группой Росса, а потом спустился с остальными сам. Там они оказались на площадке перед огромной скалой , которая имела обширную, но неглубокую пещеру на уступе, примерно в четырёхстах или пятистах футах от своей вершины. Перед пещерой находился естественный защитный вал из частей упавших и расколовшихся огромных камней.
  Когда передовая партия Росса открыла огонь (ещё до подхода основных сил), шестеро танцевавших перед пещерой воинов упали. Вероятно, они принадлежали грабительскому отряду, который совсем недавно возвратился из опустошающих набегов против поселений белых и пима на Хиле. Майор Браун через переводчика обратился к апачам и предложил им сдаться. Их ответ был издевательским и содержал в себе шлепки по ягодицам, так как им казалось, что их позиция совершенно неприступна. Браун потребовал выпустить женщин и детей. На этот раз ответ содержал в себе ещё больше издевок, и они сказали, что будут сражаться до тех пор, пока все не умрут.
  От входа в пещеру апачи пускали стрелы высоко в воздух таким образом, чтобы они опускались на спины солдат, укрывшихся за скалами, однако эти стрелы почти не наносили вреда. Когда все солдаты расположились на позициях, им было указано стрелять под свод пещеры, чтобы пули рикошетили и поражали надеявшихся отсидеться индейцев. Эта тактика была успешна.
  Браун вновь предложил сдаться, но в ответ из пещеры донёсся какой-то странный звук, жуткий полу-вопль, полу-торжествующий возглас, скорее исступленный крик отчаяния и дикого мщения. "Быть настороже", - воскликнули апачские скауты. - "Они поют песню смерти и собираются атаковать". Двадцать воинов, "прекрасно выглядевших молодых людей", вдруг разом вспрыгнули на каменный защитный вал с луками и винтовками в руках. В полуприседе они открыли бешеную стрельбу, а другие в это время пытались проскользнуть мимо и обойти солдат. Шестеро или семеро из них были убиты, а остальные загнаны обратно. Из пещеры доносились крики, вопли и стоны женщин. Между тем, один из воинов незаметно проник через первую линию солдат. Ничего не зная о второй линии, которая не сделала ещё ни одного выстрела, он прополз за спины солдат первой линии, но был сражён залпом из этой второй линии.
  Браун тут же приказал вести беглый огонь внутрь пещеры в течение нескольких минут, а затем штурмовать её. Сопротивления им оказано не было. Семьдесят шесть человек лежали мёртвые, и почти все, из тридцати пяти уцелевших женщин и детей, были ранены. Оказалось, что пещера представляла собой безупречно укреплённый бастион, хорошо обеспеченный запасами еды и боеприпасами, добытыми в набегах. Пленные женщины сообщили Брауну о другом большом лагере в этих горах, у южной стены каньона, и что вскоре воины из него должны атаковать.
  
   Джеронимо и его воины. Так они выглядели, находясь на военной тропе перед сдачей Круку в 1886 году.
  Однако этого нападения так и не произошло. Не обнаруженный Брауном и его солдатами раненый воин бежал. Он слышал разговор скаутов, и теперь знал, что им предстоит совершить ускоренный марш к их вьючному обозу. Когда прибыли воины из другого лагеря, то он рассказал им об этом, и они повернули обратно. Разгром в пещере практически уничтожил одну из самых разрушительных групп тонто и убедительно продемонстрировал , что войска в сопровождении апачей способны достичь наиболее недоступные и скрытые убежища. Тем не менее, это не завершило сопротивление остальных тонто, и чтобы этого достичь, к каждой их группе необходимо были применение таких же сверхусилий, как это было описано выше.
  Такие акции развеяли все сомнения насчёт полезности скаутов апачей. Без них солдаты никогда даже и не отыскали бы скрытые лагеря враждебных. "Чем дальше, тем больше мы узнавали скаутов апачей", - писал Бурк. - "Мы ещё сильней их полюбили. Они, конечн, были дикими и более мнительными, чем пима и марикопа, но намного более надёжными и отважными". Крук старался привлекать как можно больше апачей на службу скаутами, в том числе и из-за того, что это не давало им возможности объединиться с враждебными, кроме этого, скауты на службе были своего рода заложниками, гарантируя, тем самым, лояльное поведение их остальных людей. Короче говоря, они сэкономили солдатам многие часы изнуряющей и неприятной работы.
  После сражения в пещере на Соленой реке, солдаты, прихватив пленников, отправились в Кэмп-Макдауэлл, где пробыли несколько дней, а затем вновь возвратились в горы Суеверия. Они наткнулись на маленькую группу тонто, убили нескольких из них и захватили некоторое число женщин и детей, но другим удалось бежать. Через несколько дней пришел апачский мальчик и сказал, что его люди желают мира. Он был накормлен и отправлен обратно с сообщением, что с подобными просьбами они должны послать взрослого. Вскоре пришла старая апачская женщина, так как апачи всё ещё оставались подозрительными, и не хотели рисковать и потерять человека, способного сражаться. Она тоже была накормлена и отправлена обратно. Теперь пришёл старик. Он сказал, что их группа рассеялась, но он может их собрать и встретить солдат около места впадения Сан-Педро в Хилу.
  Он сдержал своё слово, и небольшая группа тонто наконец-то сдалась. Во время марша в Кэмп-Грант, другие враждебные понемногу присоединялись к колонне, и по прибытии в пост в ней находилось 110 тонто. Крук немедленно привлёк 26 из них в качестве скаутов.
  Теперь Крук перенёс базовый лагерь к подножью горы Грэм. По мере того, как колонны возвращались из похода, они отдыхали в течение нескольких дней и пополняться запасами пищи и боеприпасами. Затем они возвращались в Бассейн Тонто, чтобы разыскивать убежища апачей в более высоких частях гор Сьерра-Анча, Мазатзал и Могольон, где лежал глубокий снег. Другие подразделения постоянно держали апачей в напряжении, уничтожая их припасы и не давая им ни сна, ни отдыха, а также возможностей для пополнения продовольствия и боеприпасов. С тех пор, как войска сопровождали скауты апачи, знавшие каждое укрытие враждебных, для последних не было надежд на спасение.
   В то время как эти патрули проводили зачистки в горах, большой военный отряд в марте 1873 года атаковал город Викенбург, убивая при этом много людей и уводя табуны лошадей и стада крупноголового скота. Их след петлял по суровой местности вдоль границы горы Брэдшое по направлению к Бассейну Тонто. Во время этого нападения поблизости не было войск, и у налётчиков имелось двадцать четыре часа форы, прежде чем кавалерия под командованием майора Джорджа Рэндалла и лейтенанта Бурка , и с ними отряд скаутов, приступили к их поискам.
   Скауты знали, что налётчики направились в свой тайник, расположенный на вершине горы Таррет, который им казался столь же неприступным и безопасным, как и пещера у Соленой реки. Они вышли в путь вечером, карабкаясь по горе, и в полночь могли лицезреть огни костров. Ещё до рассвета скауты выбрали позиции для Рэндалла и его людей вокруг лагеря враждебных. Когда тонто пришли в движение, солдаты открыли уничтожающий огонь и затем пошли на штурм, вселив панику в ошеломлённых враждебных. Некоторые из них, уцелевшие после первого залпа, наперегонки устремились на край горы и вдруг исчезли, неизвестно, то ли сбежав, то ли бросившись вниз, покончив, тем самым, с жизнями. Несмотря на то, что какое-то число мужчин бежало, большинство из них были мертвы, и всего лишь несколько женщин было захвачено.
   Этогт разгром, последовавший за ужасающим поражением в пещере у Соленой реки, расстроил сопротивление основных групп враждебных. Зная теперь, что апачи направляют солдат, и поэтому нет ни одного надёжного укрытия, они совсем пришли в уныние. Вскоре люди из остальных враждебных групп начали приходить в Кэмп-Верде и другие посты, выражая стремление к миру. Они сообщили, что возвратятся со своими вождями. Через несколько дней сдались Ча-липун (Чарли Пэн или Чарли Сковородка) и триста человек из его группы. По словам этого вождя, его люди не боялись белых, но противостояние с их собственными людьми заставило их сдаться. Они не могли спать ночью, так как боялись, что на рассвете будут окружены и уничтожены. Они больше не могли посметь выйти на охоту или заготовить мескаль. Крук ответил ему, что если они пообещают оставаться впредь мирными, он станет их другом.
  Ближе к концу кампании, различные колонны входили в Кэмп-Верде. Офицеры и рядовые были с длинными волосами и бородами, грязные и уставшие, но гордые от осознания своего успеха в борьбе против такого ужасного противника. В своём поздравительном обращении к ним, Крук сказал, что враждебные пожаловались ему, что теперь каждая скала перешла на сторону солдат. Он не забыл и тех, кто сделал подобное возможным, назвав скаутова апачей "бесценными".
  Однако работа была ещё не закончена, так как многочисленная группа Делшэя ещё не сдалась. Вскоре колонна Рэндалла продолжила их поиск в горах Мазатзал. Делшэй был являлся оппонентом армии, и в начале 1867 года специально был основан Кэмп-Рино, чтобы пресекать его ограбления. Солдаты из этого поста убили его брата, утверждая, что тот пытался бежать, а сам Делшэй был ранен армейским врачом. Ему удалось удержать членов своей группы всех вместе и продолжать совершать набеги вдоль Соленой реки и Хилы. Теперь колонна Рэндалла окружила его лагерь возле ручья, текущего на юг с гор Могольон. Когда солдаты открыли огонь, Делшэй поднял белый флаг, показывая, что он готов сдаться.
  Рэндалл сказал, что Делшэй сдавался и раньше, но всегда нарушал своё слово. Вождь ответил, что теперь он будет подчиняться приказам, так как хочет спасти своих людей от голодной смерти; шесть месяцев назад у него было 125 воинов, а теперь всего 26. Рэндалл принял сдачу Делшэя и его людей, и сопроводил их в Кэмп-Апачи. Однако те испытывали неприязнь к району Белой Горы, примерно такую же, как и к Кэмп-Макдауэлл, поэтому группа в полном составе, бежала в Кэмп-Верде, где им в итоге было разрешено остаться.
  К апрелю 1873 года основные общины враждебных сдались, однако оставались ещё их небольшие группы, которые укрывались в отдалённых каньонах. В основном, дни и ночи они проводили, скрываясь в своих лазейках, но когда голод становился совсем нестерпимым, то воровали лошадей и скот у белых. Крук попытался послать этим небольшим группам апачей сообщение, что если они в ближайшее время не сдадутся, на них объявится охота.
  В Кэмп-Верде сдавшихся тонто заставили под контролем лейтенанта Уолтера Шуилера и гражданского агента доктора Уильямса рыть оросительный канал, очень необходимый для резервации. Агент попросил выделить для этих целей 5000 долларов, но Индейское Бюро отказало ему, обосновав отказ тем, что федеральные власти решили переселить всех тонто в Сан-Карлос. Шуилер собрал весь имеющий в наличии инструмент, сломанный или пригодный, и поношенную солдатскую униформу в постах Верде, Уиппл и Уалапаи. Со всем этим, и придающим упорство воодушевлением, он, указывая тростью руководил апачами при рытье канавы в пять миль длиной. Мужчины копали, а женщины таскали землю в корзинах.
  Уже в конце посевного сезона оказалось, что доктор Уильямс не в состоянии обслуживать постоянно растущее количество больных. Он разрешает тонто уйти выше в горы, чтобы избежать лихорадки, которая распространилась среди индейцев, живущих в речной долине. Когда самого доктора внезапно сразило психическое расстройство, лейтенант Шуилер отстранил его от выполнения своих обязанностей. С деньгами, вырученными от продажи коровьих шкур, собранными после убоя животных для обеспечения пайками, и использую труд индейцев, Шуилер начал работы по возведению в Верде дамбы.
   Завершив работы по рытью оросительного канала, Крук собрал вождей тонто в своей штаб-квартире в форте Уиппл для встречи с ними старейшин из всех других племён Аризоны: пима, папаго, марикопа, юма, мохаве, уалапаи и явапаи. Его цель состояла в том, чтобы провести переговоры по заключению формального мирного договора среди всех племён, которые в прошлом враждовали. Как только соглашение было обговорено, тонто возвратились, чтобы приступить к посевной. Вскоре они засеяли шестьдесят акров дынями и овощами, и большой кусок земли был подготовлен для посева ячменя и пшеницы. Было возведено водяное колесо с небольшим приводным устройством, представлявшим собой вертлюгу из вьючных тюков, обошедшееся в 36 долларов. Тонто были трудолюбивы и сговорчивы, что давало хорошие перспективы для окончательного успеха.
  Всё ещё оставались проблемы с апачами на западе Аризоны, но они были незначительны. Уалапаи из района Большого Каньона являлись свирепыми бойцами, и несмотря на то, что некоторые из них подружились с англо-американцами, им за это было заплачено злом, что в очередной раз ввергло их во враждебность. В конце 1870 года индейцы совершили набег на Уиллоу-Гроув (Ивовая Роща). Войска, направляемые скаутом уалапаи, искали их, но след будто растворился. Два поселенца вызвались поискать налётчиков при условии, что им предоставят скаута из уалапаев. Позже они возвратились со скальпом, и на неотвратимый вопрос ответили, что бросили поиски, а своего проводника убили. О"Лири, знаменитый скаут, друживший с уалапаями, был взбешен, но ничего не мог поделать с этими двумя мужчинами , так как в глазах людей, убийство индейца, пусть и дружественного, не считалось преступлением.
  Большинство уалапаев поселилось у Бил-Спрингс под контролем одного ирландца, капитана Томаса Бирна из 12-й пехоты. Несмотря на то, что Бирн немного мог им предложить, кроме скромного пособия в виде урезанных рационов, он добился среди вождей и главных воинов изумительно доминирующей роли благодаря своему ирландскому красноречию. Когда они находились в плохом настроении, он улещивал их с помощью хорошего чувства юмора, спрашивая, чего они ещё хотели бы из того, что им он ещё не обещал? Бирн прекрасно понимал, что если эта небольшая группа воинов продолжит идти по тропе войны, она привлечёт к себе большую часть войск Аризоны, чтобы вновь выдавливать их из скалистых каньонов их страны.
  Бирн был сменён гражданским агентом, однако остался на посту. Потом, неожиданно, без какой-либо явной причины уалапаи вышли на тропу войны. Бирн без оружия невозмутимо поехал верхом вслед за ними. Когда он нагнал их, то они начали стрелять по нему, но промахнулись. Он подъехал к ним вплотную и выслушал их претензии в отношении того, что гражданский агент их обманывает. Полагая, что Бирн до сих пор несет ответственность за всё происходящее внутри поста, они обвинили именно его.
   Уалапаи согласились возвратиться назад вместе с Бирном. Прибыв на пост, он обнаружил, что весы, используемые для того, чтобы взвешивать пайки, подведены так, что показываемый на них вес вдвое увеличивался по сравнению с тем, что на них ложили. Также он узнал, что агент продал шахтёрам большую часть муки и соли, предназначавшиеся индейцам. Бирн в сердцах снова взял на себя обязанности по управлению агентством, и несмотря на то, что это вызвало некоторое недовольство в Индейском Бюро, он предотвратил начало дорогой войны. Обеспеченные армией, скауты уалапаи совсем недавно оказывали неоценимые услуги в войне против тонто, а теперь, после окончания боевых действий, были оставлены без внимания и отбыли домой страдать от голода.
  В начале 1873 года Конгресс упразднил офис управляющего по индейским делам в Аризоне и в нескольких других местах с целью упрощения индейского управления. Чтобы повысить эффективность в работе, каждое агентство должно было теперь совершать собственные закупки и докладывать об этом прямо в Индейское Бюро. В целях предохранения от злоупотреблений, инспектора теперь были обязаны посещать каждое агентство, как минимум, дважды в год. Тем не менее, это нововведение мало повлияло на агентов и контрагентов, которые, казалось, сговорились, чтобы обманывать индейцев и правительство.
  В этом же году была протянута телеграфная линия от Сан-Диего до форта Юма и в Марикопа-Уэллс, с ответвлениями в Прескотт, форт Уиппл, Тусон, Сан-Карлос и Кэмп-Апачи. Первое сообщение по новой линии пришло от генерала Шофилда к Круку, с поздравлениями и присвоением звания бригадного генерала. Повышение в должности, поставившее Крука впереди десятка, или более, других офицеров, было наградой за его успех в кампании. Одно из сообщений по новой линии исходило от вождя апачей Питоне в адрес вождя юма Паскуаля. Питоне присутствовал на мирных переговорах и напоминал Паскуалю, что если юма не удастся сдержать свои обязательства, то апачи придут и всех их убьют.
  Генерал Крук продолжал осуществлять контроль над всеми резервациями Аризоны, кроме Чирикауа. Он избрал офицеров на командование войсками в каждом из агентств и указал им узнавать всё, по возможности, относительно апачей. Его инструкции гласили: "Относиться к ним, как к сыну невежественному, но не глупому". Тем не менее, с самого начала, управление апачами в резервациях столкнулось с серьёзной проблемой. Первым долгом, что нужно было делать, это выдавать пайки, подсчитывать иногда всех жителей поголовно и вежливо ограничивать их в перемещениях. Когда скапливалось много людей в одном месте, то увеличивалась опасность возникновения эпидемий. В прошлом апачи обычно спасались бегством с района заболевания. Теперь запасы лекарств в армейских постах были всегда наготове.
   Как, вероятно, военные люди и предполагали, многие апачи в резервации пребывали в прежнем состоянии беспокойства и непокорности, и незначительные восстания, и слухи о них, были частыми. В привыкании апачей к жизни в резервациях, - и Крук знал это с самого начала их основания, - первые три года должны были стать решающими. Одной из больших помех мирному порядку было объединение непохожих и недружественных между собой общин, и дальнейшее их удерживание в одних и тех же резервациях. Старая вражда медленно тлела и по-новой разгорелась среди вождей и воинов, соперничающих за влияние.
  Представляется вероятным, что если бы Крук остался на управлении апачами в следующие десять лет, то в жизни резерваций согласие было бы достигнуто, и они стали бы по-настоящему независимыми в хозяйственном плане, без значительных сотрясений просоленных поджилок, однако даже он не был способен преодолеть искусственные препятствия, возникшие в результате избранного Индейским Бюро курса на концентрацию. Он издал инструкции по подготовке индейцев к самоуправлению. Бывшие скауты из разных групп были организованы в действенные полицейские подразделения, также эти люди стали инструментами по влиянию на других членов их общин. Ожидалось, что они станут эталонами порядочности и соответствующего поведения, кроме того, им вменялось в обязанность расширение посевных площадей. Женщины должны были опрятно одеваться и содержать свои жилища в чистоте.
  
  
  
   В ожидании пайков. Агентство Сан-Карлос.
   Чтобы познакомить апачей с денежными расчётами, Крукс ледил за тем, чтобы всё то, что они производили, продавалось за наличные. Скаутам платили наличными в равной мере с солдатами. В первый день выплат, Крук внимательно наблюдал за тем, как они спускали деньги на безделушки, но ничего не сказал. Но немногим позже он спросил у них, а что они приобрели со своих заработков для своих жён и семей? "Деньги", - сказал он им, - "похожи на жёлудь, который, если будет правильно выращен, вырастет в дубовое дерево, но если их тратить впустую, они станут похожи на втоптанный жёлудь". Он внушал им, что если они закупят в Калифорнии лошадей, овец и крупноголовый рогатый скот, то их финансы приумножатся. Поверив в это, апачи отправились в Калифорнию для приобретения небольших овечьих гуртов и лошадиных табунов.
  Офицеры и гражданские агенты должны были просвещать индейцев о методах гражданского управления в самых простых формулировках. Крук побуждал офицеров и гражданских представителей поддерживать среди всех индейцев, без исключения, "безукоризненное согласие". В случае разногласий, они должны были воздерживаться от осуществления любых воспитательных мер, пока он не даст своих инструкций. Генерал-инспектор уже утвердил эти порядки, когда сотрудничество между гражданскими представителями и военными зашло в тупик: "Индейский департамент должен предоставить военным право выступать гарантом мира и предотвращения кровопролития".
  Так называемая "Индейская Клика" государственных представителей, контрагентов и других людей, которые извлекали выгоду для себя из противоправных правительственных контрактов по снабжению продовольствием, не жаждали лицезреть, как апачи становятся самостоятельными. Через свои связи они могли оказать достаточно влияния в Вашингтоне в отношении того, чтобы переместить тонто из резервации Верде, - которая была им отдана на веки вечные, и где они были вполне довольны, - в унылую, вредную для их здоровья резервацию Сан-Карлос. Переселение было отложено до начала 1875 года.
   Между гражданскими и военными представителями в Кэм-Грант проблемы возникли ещё до того, как началась кампания Крука против апачей. Агент Джордж Стивенс, женившийся на одной из апачских женщин, считался одним из наиболее пригодных индейских агентов. Однако, когда сержант 1-й кавалерии написал грубое письмо, критикующее генерала Ховарда, - кто и назначил Стивенса, - тот вынужден был официально выступить в печати против автора, и тут же был сменён. Временный агент, доктор Уилбур из Тусона, являлся проводником интересов контрагентов из этого же города. Когда аравайпа и пинал были перемещены из Гранта в Сан-Карлос, то именно Уилбур их сопровождал.
   "Нечестный и алчный" доктор Уилбур, как отзывался о нём Крук, чуть не стал причиной новой апачской войны из-за его активности по ослаблению его предшественника, и также по поддержке как собственного влияния на апачей, так и выгодных связей с контрагентами. Согласно следственной комиссии, когда в декабре 1872 года Чарльз Лараби прибыл, чтобы положить конец действиям агента, пока они не вызвали необратимые последствия, Уилбур делал "всё возможное, что только, совершенно плохой человек может совершить". Он пытался подтолкнуть апачей к изгнанию Лараби, или даже к его убийству, и всё для того, чтобы он смог вернуться на управление постом, приносящим доход. Однажды переводчик предупредил Уилбура, что должны прибыть апачи, чтобы убить резервационного наставника по ведению земледелия, но Уилбур не приложил никаких усилий, чтобы помешать этому, только сказал: "Сообщите ему, чтобы он дождался моего ухода отсюда, а потом пусть делает всё, что ему угодно".
  Когда лейтенант Джейкоб Элми был назначен командовать солдатами в Сан-Карлосе, то был предупреждён, что его ожидают проблемы, однако, как выяснилось, он был к этому не готов. В результате соперничества за руководство, апачи в резервации были разделены на враждебные фракции: одну из них возглавлял Эскиминзином и капитан Чикито, а другую Чунтц, Кочинэй и Томас. Один из воинов Чунтца соблазнил любимую жену Чикито, и воин Эскиминзина отплатил за это убийством одного из последователей Чунтца. Чтобы предотвратить мятеж, который вот-вот должен был разразиться, Лараби затребовал кавалерийскую роту в агентство. Прибытие солдат воспрепятствовало всеобщему побегу, но доктор Уилбур продолжил интриговать против Лараби. В день выдачи пайков, в конце мая 1873 года, один из воинов Кочинэя попытался убить агента, и в последовавшей рукопашной свалке лейтенант Элми был убит. Армия немедленно взяла на себя управление в Сан-Карлосе, и Лараби сложил с себя полномочия.
   Разразился открытый конфликт между военными и гражданскими, и "идеально стройный" Крук попросил забыть о нём обе стороны. Капитан Браун, отныне отдающий в агентстве команды, настаивал, что индейцами манипулировали, агенты являлись подлецами, а переводчики лгунами, что иногда так и было. Крук заявил, что преступное поведение Уилбура явилось просто "обнажением старых червоточин Кэмп-Гранта" - косвенная ссылка на непопулярного лейтенанта Уитмена . Крук решает обходиться без "слабого и шарахающегося из стороны в сторону" Индейского Бюро, указывая Брауну претворять отныне в жизнь линию прочной и беспристрастной законности, которая всячески поощряла хорошое поведение и определяла наказания для правонарушителей. Режим жёсткой дисциплины быстро возвратил порядок.
  Обнаружив, что некоторые вожди и другие индейцы заинтересованы в выращивании кукурузы, капитан Браун завершает начатую Лараби работу по копке оросительной канавы. Также он наблюдал, чтобы апачи хорошо заботились о скоте, который они получили. Но в октябре 1873 года уполномоченный по индейским делам указывает Брауну передать управление агентством Джеймсу Робертсу, агенту в Кэмп-Апачи.
  Майор Рэндалл, сменивший Брауна на должности командующего постом в Сан-Карлосе, плавно ввёл более суровый дисциплинарный режим. В январе 1874 года он приказывает арестовать Эскиминзина, но этот вождь убежал в горы, сопровождаемый несколькими общинами. Большинство беглецов вскоре вернулись обратно, но из-за того, что яростный ураган поднял уровень воды в Хиле, они были вынуждены расположиться лагерем на другом берегу реки, вне агентства. Чунтц и другие индейцы убедили нескольких фрахтовщиков грузовых фургонов, которые тоже простаивали из-за поднявшейся воды , дать им виски. Когда обозники отказались им дать ещё больше виски, индейцы их убили. Большинство апачей, боясь наказания, бежали в удалённые уголки резервации. Одна из таких групп отправилась в набег на Темпе, и убила по пути шестерых граждан.
  Войскам, посланным за ними, было приказано не брать в плен никаких налётчиков, однако, когда раскаявшиеся отщепенцы попросили разрешения сдаться, то им было разрешено возвратиться в Сан-Карлос. Их дух теперь был обуздан, и их желание сотрудничать усилилось, и теперь они даже хотели помогать солдатам в поимке других отщепенцев. Готовность апачей по наказанию членов собственных общин дала понять, что теперь индейцы лелеят свою надежду на выживание лишь в приспособлении к условиям, на которые они не могли влиять.
   Доктор Соул, военный хирург, состоял на службе в Сан-Карлосе в качестве агента на протяжении двух лет и помог койотеро совершить успешный почин в делах. "Эти индейцы являются обладателями необычайного интеллекта, и они проделали исключительно быстрый прогресс", - писал о них Бурк. Джеймсу Робертсу, сменившему в 1872 году доктора Соула, удалось заполучить для них пятнадцать голов скота, которых президент Грант обещал вождю Мигелю в 1872 году во время его пребывания с генералом Ховардом в Вашингтоне. К этому числу, уполномоченный по индейским делам добавил ещё четырнадцать голов и сотню овец. Койотеро проявили большую ретивость в отношении животных, окружив их исключительной заботой. Несмотря на столь перспективное начало, Робертс должен был ещё справиться с эпидемиями и пьянством среди индейцев. Тисвин, получаемый в результате брожения проросшего зерна, представлял серьёзную проблему. Он был достаточно сильнодействующим, и тисвиновые запои часто завершались смертельными схватками. Чтобы остановить пивоварение, Робертс просил в пайках выдавать пищу, приготовленную из зерна, а не цельное зерно.
   Робертс доказал, что способен поддерживать дисциплину, однако на втором году своего пребывания в должности он столкнулся с постоянно растущим вмешательством военных в резервационные дела. Майор Рэндалл приказал наказывать тех индейцев, которые будут переправлять соплеменникам, скрывающимся, в горных ущельях, пайки и вещи, выдаваемые им агентом, а также тех, кто участвует в тайных совещаниях с их вождями и старейшинами, или мешает земледельческой деятельности. Ещё Рэндалл распорядился, чтобы его собственные подчинённые присматривали за выдачей рационов. Так или иначе, но карьера Робертса была подпорчена. Вскоре изыскатели обнаружили руду на землях резервации, и была поднята шумиха по возвращению части её в национальные владения. Неизвестно от чего, то ли от простодушия, то ли от безграмотности и корысти, но Робертс оказался вовлечённым в проекты по сокращению площадей резервации.
  Конфликт между гражданскими и военными представителями в Кэмп-Апачи достиг критической стадии в начале 1875 года, когда Робертс устроил поголовный подсчёт различных общин. Армия тут же заявляет, что она поддержит это мероприятие, но на другой день метель создала трудности для подсчёта, однако Робертс попытался задобрить возмущённых индейцев, выдав пайки согласно последнему подсчитанному им числу. Когда некоторые вожди пожаловались, то капитан Оджилби захватил агентство, утверждая, что он должен предотвратить мятеж. Столкнувшись с подобным отношением, уполномоченный по индейским делам указывает переселить койотеро в агентство Сан-Карлос. Это переселение как раз соответствовало курсу на концентрацию со стороны Индейского Бюро, но была и другая причина для такого решения. В Сан-Карлос прибыл новый гражданский агент по имени Джон Клам, продемонстрировавший удивительные способности по предотвращению военного вмешательста.
  Лишь среди чирикауа Мирный Курс достиг своего логического завершения, и то, благодаря заботе одинокого агента Джеффордса. Вскоре по прибытии, он обнаружил, что ему не стоит в своей индейской услуге рассчитывать на какую-то особую поддержку со стороны начальства. Говядина поставлялась в его агентство, но в очень малых объёмах. Не имеющий никаких бюрократических навыков, неважно, от природных данных или от нехватки жизненного опыта в этих вопросах, Джеффордс без смущения изменял или просто игнорировал правила, установленные правительством, и совершал несанкционированные приобретения, когда считал необходимым сохранение мира. Несмотря на то,что уполномоченный и иные чиновники были очень довольны успехами Джеффордса по управлению свирепыми чирикауа, осуществляемую без малейшего намёка на поддержку со стороны военных,они не удержались от порицания его неортодоксальных методов.Всё же они были более приучены к тем подчинённым,которые следовали правилам. И здесь не имело значения то,что действия Джеффордса были обусловлены необходимостью по предотвращении неприятностей, что могли привести к контролю военных над чирикауа.
  Кочис продолжал в полном объёме сотрудничать с Джеффордсом, и когда ворованный домашний скот оказывался в резервации, он приказывал передавать его агенту. Со своей стороны, Джеффордс получал для чирикауа лекарства, оплачивая их из собственного кармана. Таким образом, а также путём обмена излишков муки на кукурузу, он оберегал чирикауа от эпидемий и проблем с режимом питания, которые случались в других резервациях. В конце концов, представители Индейского Бюро смягчились и начали с пониманием относиться и по достоинству оценивать его проблемы, и хотя они по-прежнему порой предостерегали его от нестандартной практики, всё же стали более либеральными в отношении обеспечения продовольствием.
  Джеффордс столкнулся с уникальными проблемами: во-первых, резервация чирикауа располагалась вдоль мексиканской границы ; и во-вторых, ни Кочис, ни его люди, не считали военные действия против сонорцев нарушением их мирного соглашения. Не только отщепенцы из Туларосы и других агентств транзитом следовали через резервацию чирикауа по пути в Сонору и из неё, но похоже, что и сами воины чирикауа сопровождали тех в их налётах в Мексику. Джеффордс был осведомлён о визитах отщепенцев, но поскольку большинство чирикауа вели себя хорошо, согласно договору, он дипломатически предоставлял пайки и новичкам, только бы сохранить мир. Из-за того, что войска из форта Боуи являлись единственной военной силой в окружающей области, резервация чирикауа стала любимым убежищем для недовольных из всех других агентств апачей. Кроме того, что положение дел в Сан-Карлосе оставалось в прежнем неустойчивом состоянии, ещё больше проблем было в Кэмп-Верде, где вместе были собраны тонто, уалапаи и явапаи. Последние два народа находились друг с другом в дружественных отношениях, но только не с тонто. Всё ещё оставались небольшие группы тонто в Бассейне Тонто, и скауты уалапаи и явапаи применялись в действиях против них, что, конечно, не уменьшало их враждебность. На протяжении лета 1873 года несколько небольших их партий сбегали из резервации, но несмотря на сильную жару и нехватку воды, солдаты и индейские скауты возвращали их обратно.
  Лейтенант Шуилер и гражданский агент резервации находились подчас в несогласии, и Шуилер постоянно ощущал , что он должен принять определённые меры, чтобы избежать неприятностей. "Большинство агентов", - говорил лейтенант, - "боятся индейцев и желают лишь сделать что-нибудь такое, чтобы примирить их, но индейцы, наоборот, теряют к ним всякое уважение". "Я сам их боюсь", - признавал он, - "но я видел достаточно их для того, чтобы знать, что единственным путём по гарантированию моей безопасности и их будущей цивилизации и процветания, является их запугивание мною. Индеец разумеет всего два чувства - ненависть и страх, -и если они не боятся человека, то просто его презирают и всячески выказывают неуважение к его руководсту".
  Доктор Уильям Корбюзье в сентябре 1873 года был назначен агентом в Кэмп-Верде, и вскоре он уже находился в дружественных отношениях с уалапаями и явапаями, которых нашёл понятливыми, разумными и большими балагурами. Особенно им нравились каламбурить с игрой слов, когда они объединяли свой язык с английским. При помощи мальчиков, обучившихся счёту и английскому разговору, Корбюзье научил десятерых из них петь "Джон Браун - маленький индеец", и скоро эта песня слышалась повсюду в резервации, и днём, и ночью.
  Имелись ещё не сдавшиеся небольшие группы, и руководитель скаутов Эл Сибер совершал частые патрулирования. Он и его разведчики захватили некоторое количество женщин в области Ред-Рок, и уговорили их сказать, где укрываются мужчины ренегаты. Это было уединенное место в скалистых отрогах, которое можно было достичь лишь через проход, достаточный для протискивания всего одного человека от его входа и до самого выхода. В течение всей ночи скауты тонто проскальзывали через этот проход и в итоге захватили ренегатов. Но генерал Крук был разочарован тем, что они никого не убили. "Ничто, кроме кое-каких суровых наказаний не заставит окончательно осесть ваших индейцев", - писал он Шуилеру .
  В августе 1873 года Крук узнал,что Делшэй и его группа тонто бежали из Кэмп-Верде, боясь своей отправки в Сан-Карлос или того, что койотеро находятся уже в пути, собираясь атаковать их. Они поголовно бежали в направлении Верде. Тем не менее, вскоре из нескольких сотен бежавших тонто, большинство вернулись, включая самого Делшэя. Однако в Кэмп-Верде установилась напряжённая обстановка, и в сентябре Шуилер был убеждён, что Делшэй, который был окружён большинством ненадёжных и непримирых тонто, является тому причиной. Шуилер сообщил Круку о своих подозрениях, и тот приказал лейтенанту арестовать Делшэя и без промедлений посадить его в караульное помещение поста. Шуилер должен был бы привлечь достаточное количество мужчин для того, чтобы избежать проблем в этом деле, или не пытаться его задерживать, если нет полной уверенности в успехе. Тогда в качестве профилактической меры Крук распорядился, чтобы лейтенант поручил своим людям убить каких-либо его сообщников.
   "Подсчёт", - рассуждал Шуилер, - "ставший частым и привычным явлением, не должен вызвать никаких подозрений, поэтому арест может быть выполнен". Однако его переводчик из тонто был одним из последователей Делшэя, и незадолго до того, как тонто должны были быть выстроены на плацу для подсчёта, он разрядил винтовку лейтенанта. Когда недовольным тонто сообщили, что они отныне находятся под арестом, Делшэй ответил, что он не заключенный и не желает находиться в Кэмп-Верде. Его воины вскочили на ноги и выхватили винтовки из-под своих одеял. Сразу после этого Шуилер обнаружил, что его собственная винтовка опорожнена, и стало ясно, что Делшэй был заранее предупреждён. Шуилер и его команда солдат была окружена несколькими сотнями раздражённых тонто. В этот критический момент на помощь пришёл Мохав Чарли. Он обратился к своим воинам , говоря им, что Делшэй и ренегаты тонто являются плохими людьми и должны быть убиты. Он призвал юма принять его сторону, и те охотно согласились. Они решили, что Делшэй должен быть помещён в качестве военопленного в его собственном лагере и будет оставаться там до того, как Шуилер запросит его на пост. Но Делшэй удрал, и вскоре находился в новом налёте.
  Шуилер и Сибер, вместе со скаутами тонто, уалапаи и явапаи, а также несколькими солдатами, провели поиск лагерей враждебных возле горы Таррет. Шуилер послал Сибера и его скаутов тонто в одном направлении, а сам вместе с капралом Шуком, предводителем уалапаев, и остальными, пустился в другую сторону. Шук и его группа обнаружили лагерь ренегатов тонто и убили в нём всех. Следующей ночью они попали в снежную бурю и погоду настолько холодную, что вынуждены были двигаться по кругу до утра, чтобы не замёрзнуть насмерть от мороза. На рассвете они атаковали лагерь Натотела и убили там пятнадцать человек. Проведя ещё поиски, они обнаружили лагерь, укрытый в пещере, но никаких ренегатов там не было. Уверенные в том, что они возвратятся, Шуилер и несколько разведчиков спрятались и начали вести наблюдение, в то время как вьючный обоз отправился в сторону Кэмп-Макдауэлл. Уловка сработала, так как вскоре скауты увидели женщин, несущих в пещеру воду. Этой же ночью Шуилер расположил своих скаутов вблизи входа в пещеру, и на рассвете они убили ренегатов, включая Нанотца, одного из наиболее страшных из них. Кроме этого, они уничтожили несколько тонн мескаля. Вскоре они убили и Натотела, чья репутация была следующей по кошмарности после Делшэя. Так как сам Делшэй, а также Чунтц, Кочинэй и Чандеси всё ещё были активны в Бассейне Тонто, Шуилер вновь начинает кампанию по их поимке или уничтожению.
  Индейцы с Верде рвались сопровождать Шуилера, и он взял с собой 122 уалапаев, явапаев и тонто. Они достигли лагеря, в котором нашли всех тонто мертвыми, забитых палицами, и скауты поняли, что это была работа пима. Во время кампании скауты убили больше пятидесяти мужчин и захватили множество женщин. По возвращении в Кэмп-Верде они спросили у этих женщин, куда бы они хотели пойти, и около пятидесяти из них решили остаться с ними. Так как сами скауты были расположены к этому, то Эл Сибер построил их всех в линию, и во время торжественного церемониала, которому, возможно, недоставало соответствующей ритуальности, объявил их всех вступившими в брак.
  В конце концов, Чунтц, Кочинэй и Чандеси были выслежены и убиты, но Делшэй каким-то образом выжил. Крук повторил свои приказы Шуилеру по низведению его и его группы к праху. "Чем более незамедлительно будут доставлены их головы в наше расположение", - писал он, - "тем меньше, связанные с нами обязательствами другие индейцы, будут подвергать опасности свои головы". Шуилер послал в горы троих скаутов тонто, который знали, где скрывается Делшэй. В июле 1874 года они возвратились с его головой и потребовали предложенное Круком за неё вознаграждение. Майк Бернс, сирота из явапаев, воспитанный капитаном Джеймсом Бернсом из 5 кавалерийского полка,так говорил о Делшэе: "Он был одним из тех, кто поднял своё оружие, чтобы бороться и защищать себя, свою семью, свой народ, свой дом, своё имущество и землю своих предков в надежде на то, что сможет заставить сдаться своих врагов и оставить его в покое со своим народом, чтобы наслаждаться свободой, к которой они привыкли".
   Итак, предводитель, причиняющий беспокойство больше любых других враждебных лидеров, теперь потерял голову, но было ещё много небольших групп, упрямо цеплявшихся за свою свободу, сопротивляясь всевозможному на них давлению по ограничению их в резервации. Индейские скауты продолжали преследование этих ренегатов. Крук был убеждён, что некоторые из этих незначительных вождей,таких, например, как Эсчетлепан (или Ча-липун, уже упоминавшийся) и Чапо, не были безнадёжно потерянными. Он отдал распоряжение Шуилеру убедить их сдаться, а затем тот должен был отправить их подальше от Кэмп-Верде: "туда, где не все индейцы измучены ими".
  Когда Крук узнал,что Индейское Бюро решило осуществлять политику концентрации, собирая в одной резервации множество различных групп, то написал: "В резервации Верде сейчас имеется пятнадцать сот индейцев, и они среди самых злобных в Аризоне, но если правительство сдержит своё обещание перед ними в отношении того, что эта резервация останется их домом навсегда, то не возникнет никакой трудности в сохранении их в мире и в достижение мирных целей. Я искренне надеюсь, что те интересы, которые сейчас работают на лишение этих индейцев этой резервации, потерпят крах, но если они достигнут цели, ответственность за эти пятнадцать сотен, имеющих дурную репутацию апачей, перед поселенцами Аризоны, должна быть возложена на то место, откуда исходит это решение". "Что есть правда для индейцев Верде", - добавил Крук, - "есть правда и для остальных, и они находятся все в мире в резервации, удовлетворяющей их, и ответственность за ввержение их в отчаяние изгнанием из родных жилищ, и помещение среди противников во вредных для здоровья и неприятных местностях, также должна быть возложена на то место, которому принадлежит это решение. Мы должны обратить свои взоры к Индейскому Бюро, нашему человеколюбивому, сострадательному, набожному, мирному и цивилизованному Индейскому Бюро". В том же 1874 году управление аризонскими резервациями было передано из Военного Департамента в Индейское Бюро.
  Из-за того, что продолжали циркулировать слухи в отношении того, что правительство собирается их отправить в Сан-Карлос, индейцы с Верде стали очень беспокойными. Они очистили землю и приготовили её к возделыванию, и они много раз высказывали серьёзные доводы против своего перемещения. Но англо-американцы теперь находились в жадном поиске плодородных земель, и они начали громко требовать удаления индейцев. Этот припев повторялся несчётное количество раз и распространился, наконец, по всему западу. Газеты начали пророчествовать о ликвидации резервации Кэмп-Верде, и Arizona Miner из Прескотта утверждала, что если это произойдёт, то будут серьёзные проблемы с индейцами. За неделю или за две до его убийства в июле 1874 года, Делшэй тайно возвратился в резервацию, чтобы возбудить тонто сообщением о том, что их земля будет у них отобрана и они будут содержаться в пустыне, где все умрут. Его информация в основном была верной, однако источник её покрыт тайной.
  Среди жаждущих концентрации всех апачей в резервации Сан-Карлос, были контрагенты из Тусона, которые существовали за счёт доходов от правительственных контрактов. Сан-Карлос находился в пределах быстрой досягаемости из Тусона, и маловероятным являлось то, что индейцы в этом, приводящем в отчаяние месте, станут в ближайшем будущем хоть частично самостоятельными в экономическом плане. Крук продолжал озвучивать прочную оппозицию перемещению, которое нарушало данное правительством обещание.
  В феврале 1875 года индейцы с Верде подготовили свои земли к посеву, однако обещания им по предоставлению семян и инструментов были давно просрочены, и индейцы теперь не выказывали ни в какой степени того энтузиазма, который был у них раньше. Пакакива (Дрожащее Тело, или Жирное Тело), зять Делшэя, так выражал чувства многих: "Кто-то делает плохое колдовство". Вскоре начались незначительные ссоры среди индейцев, и в резервации наблюдались незнакомые белые мужчины, рыскающие по ней. Когда два апача прибыли из Сан-Карлоса и сказали им, что агент Клам готов принять там большее количество апачей,то индейцы с Верде поняли, что их наихудшие опасения претворились в жизнь. Произошло большое волнение, и вопли женщин были слышны во всех лагерях.
  Индейское Бюро послало в Кэмп-Верде Леви Эдвина Дадли, бывшего суперинтенданта по индейским делам для Нью-Мексико, чтобы руководить перемещением. Дадли посовещался с Круком, и тот сказал ему,что никакие солдаты не должны использоваться для насильственного перемещения индейцев. Ещё до прибытия Дадли в Кэмп-Верде и сообщения им об их участи, индейцы знали о его приезде, и поэтому встретили его криками: "Убить его! Убить его!". Снук,один из самых надёжных скаутов, сказал Дадли, что Верде является их страной и она была им обещана на вечные времена". "Они не захотят уйти", -сказал он, - "туда, где их враг превосходит их численно". В конце концов, они, хоть и с неохотой, но согласились. Лейтенант Итон возглавил немногочисленный кавалерийский эскорт, сопровождавший 1426 индейцев, которые начали своё путешествие в феврале 1875 года, и так назвал это действо: "почти самое безобразное задание, которое, когда-либо было возложено на плечи младшего офицера во время всех дней нашей службы в Аризоне". Доктор Корбюзье, тоже их сопровождавший, убедил Дадли направить их по фургонному тракту вокруг гор, чтобы избежать лишних страданий. Но Дадли настоял на проход по самому короткому маршруту, который был проложен на протяжении 180 миль по горам. "Они индейцы", - сказал он. - "Позволим попрошайкам прогуляться". Несколько старых людей были отправлены по фургонной дороге, а один человек нёс на спине свою жену инвалида всё расстояние. Проникшись состраданием к несчастным индейцам, большинство кавалеристов передвигались пешком, чтобы дети и ослабленные люди могли ехать на лошадях. Из-за вражды среди различных групп, Сибер поместил тонто в голове колонны, хотя те и испытывали значительное отвращение к противникам за собой. Всем им не хватало необходимой одежды, и многие шли босыми. Путешествие было приостановлено снежной бурей, и индейцы выглядели отчаявшимися и угрюмыми. Знахари везде видели зловещие знаки и постоянно пели, в то время как женщины и дети стонали от голода. Самое трудный отрезок пути пришёлся на переправу на лошадях через бушующий водный поток, и это заняло всю ночь. Мокрые, замерзшие и несчастные, они расположились днем на отдых. "Десять дней прошло с тех пор, как мы покинули агенство", - писал потом доктор Корюзье. - "Десять дней неописуемых, излишних страданий и лишений. Десять дней, оставивших шрамы одинаково как на белых, так и на индейцах, и они никогда не заживут".
   (Знахарь апач с символом своего ремесла).
   Уалапаи и явапаи держались хорошо, в отличие от тонто, но Корбюзье и Итон, знавшие об индейской вражде, были готовы к проблемам. В день после пересечения реки Верде, мальчики из обеих групп стали играться на открытой площадке между лагерями. Вскоре они стали осыпать друг друга ругательствами, и взрослые с обеих сторон присоединились к ним. Вдруг кто-то закричал: "Убить тонто! Убить тонто!", - и повсюду разразилась яростная стрельба. Дадли слабым голосом попытался остановить их, и побежал к тонто, но был проигнорирован обеими сторонами. Сибер и кавалеристы поспешили в пространство между двумя лагерями, и это действие возымело успех по остановке стрельбы. Они предотвратили бойню, но пять индейцев были мертвы и многие ранены.
  Дадли не смог добиться получения достаточно большого вьючного обоза для перевозки припасов, необходимых для всего перехода, но он послал сообщение Кламу в Сан-Карлос, в котором попросил того отправить навстречу экспедицию с продовольствием. Дадли не дождался ответа, и даже не был уверен, было ли получено его сообщение. После раздачи пищи, он продолжил твёрдо понуждать индейцев к движению в течение всего дневного перехода, и поэтому они были слишком усталыми для того,чтобы сражаться. Когда они вынуждены были пробираться через ледяные воды Соленой реки, Дадли и на самом деле проникся к ним жалостью, "несмотря на то, что они индейцы". Они провели ещё одну холодную, влажную и голодную ночь, которая подвергла испытаниям большим,чем явапаи могли бы вынести. Наутро, они, и кое-кто из уалапаев, появились с лицами, закрашенными для войны. Доктор Корбюзье поспешил предупредить Дадли, но слишком поздно, так как уже две пули просвистели над их головами. Корбюзье закричал переводчику,чтобы тот сказал им, что Дадли поедет вперёд, чтобы доставить еду. С мрачным видом индейцы позволили тому уехать. К счастью, сообщение Дадли достигло Сан-Карлоса, и вскоре он повстречал партию, которую агент Клам выслал к ним со стадом крупноголового скота и с одной тысячью фунтов муки. Несмотря на то, что индейцы с Верде вынуждены были совершать переход при лёгком снегопаде, остаток их тяжёлого, длинной в месяц путешествия, прошёл без инцидентов. Поголовный подсчет по завершении пути показал, что 1361 из 1426 индейцев с Верде, начавших свой путь в Сан-Карлос, его достигли. Какое-то их количество ускользнуло в неизвестном направлении, а кто-то возвратился в свои прежние гавани в каньоны Хэлл (Ада) и Раттл-Снейк (Гремучей Змеи). Полная история этого неоправданно бесчеловечного перехода, никогда не станет известной, так как заметки доктора Корбюзье были уничтожены в 1906 году при пожаре в Сан-Франциско.
  Из-за долголетних военных действий между различными группами апачей, явапаев и уалапаев, прибавка в лице индейцев с Верде лишь усугубила серьёзность положения в Сан-Карлосе. Политика концентрирования разрушила всё, чего добился Крук, и отложила на неопределённый день время, когда апачи смогли бы мирно зажить в резервации.
  После того, как подавляющее большинство апачей были поселены в резервациях, военные зачистки следовали почти без перерыва. Много небольших групп не сдавались ни при каких обстоятельствах, и время от времени к ним присоединялись те, кто ускользал из какой-либо резервации в ностальгической попытке возродить былое. Это была опасная забава, так как при их обнаружении любым из патрулей, наказанием за то, что они покинули резервацию без пропуска, была мгновенная смерть. Кроме этого, скауты некоторых подразделений получали приказ убивать всех отщепенцев и не брать пленных. В таких случаях скауты всё же часто перемещали женских пленников обратно в резервацию. Летом 1875 года капитан Брайтон с Сибером и его скаутами тонто, сопровождая следы ворованных мулов, застали врасплох лагерь в разгар происходившего там муло-мясного праздника и убили двадцать пять индейцев. Иногда убитыми оказывались те, кто имел пропуск на охоту в другие места, но даже когда апачи охотились в предписанных им для этого областях, многие англо-американцы настолько боялись их, что открывали по ним огонь, не осведомляясь об разрешении на проход. Всегда, когда индейцы отплачивали таким атакам, наказание для них было серьёзным.
  Из тяжёлых кампаний в Аризоне и Нью-Мексико в 1860-х и 70-х годах кавалерия усвоила, что разведённые на ранчо в Калифорнии лошади превосходят все другие имевшиеся. Хотя на первый взгляд они производили значительно меньше впечатления, чем породистые верховые из Миссури и с востока. Когда в 1875 году генерал Шеридан инспектировал шестой кавалерийский полк, то назвал его лучшим из того, что он когда-либо видел в горах, по снаряжению и внешнему виду. На следующий год шестой полк был послан в Аризону, чтобы заменить пятый кавалерийский, и в Санта-Фе оба полка были проинструктированы о взаимообмене лошадей и снаряжения. Мужчины шестого полка шумно выразили недовольство по поводу смены своих великолепных животных на убогую породу лошадей. Личный состав пятого, знавший о том, что их надёжные верховые являются наилучшими из имеющихся в мире лошадей для службы в Аризоне и Нью-Мексико, был возмущён такой клеветой, и оба полка оказались ближе к ссоре, чем к обмену. Но лишь вступив на след враждебных, шестая кавалерия поняла, что обмен был им на пользу.
  Кавалерийские лошади с востока были прекрасны на плацу, но на тропе они быстро уставали. Девятый кавалерийский полк из форта Байярд был усажен на миссурийских лошадей, но после четырёх месяцев суровой кампании, половина этих животных стали непригодными для службы. А шестой полк, по словам лейтенанта Томаса Круса, не потерял ни одной лошади или мула.
  Преследования небольших партий отщепенцев продолжались на протяжении всего 1876 года, и некоторые из кампаний проходили так же тяжело, как и в самые ранние годы. В конце этого года несколько скаутов поставили в безвыходное положение группу отщепенцев в пещере в районе Четырёх Пиков, и продержали их там в течение шедшего всю ночь снега и ледяного дождя, несмотря на то, что все скауты из одежды имели только "рубашки и кальсоны", - как написал один очевидец. Отщепенцев возглавлял Эскелтселтле, старый предводитель, убедивший многих покинуть резервацию и присоединиться к нему для совершения налётов. Пещера представляла собой удобное место для обороны, и осаженные имели много боеприпасов. Когда их призвали к сдаче и возвращению в Сан-Карлос, то в ответ они лишь насмехались и шлёпали по своим ягодицам, но когда случайная пуля свалила наземь Эскелтселтла, то его вмиг отрезвевшие последователи сдались. Действия, повторялись сотни раз,повторявшимися сотни раз, и в итоге популяция отщепенцев в Аризоне исчезла.
  
  (Скауты апачи Белой Горы, около 1875 года).
  ГЛАВА 9. ДЖОН КЛАМ И БОРЬБА МЕЖДУ ВОЕННЫМИ И ГРАЖДАНСКИМИ ЗА КОНТРОЛЬ НАД АПАЧАМИ.
   В августе 1874 года, Джон Клам становится агентом в Сан-Карлосе после того, как он был выдвинут на этот пост Голландской Реформаторской Церковью. Это был молодой человек, имевший от роду 21 год, и он был совсем неопытным в делах с индейцами, но умным и бесстрашным, и даже дерзким, как говорили некоторые его современники. Он пишёл к выводу, что прошлые проблемы с апачами были вызваны двойственностью военно-гражданского управления, и поэтому решает, через налаживание плотного личного контроля над апачами, избежать в будущем подобных неприятностей. Когда он находился с ними, то был обычно тактичным и предупредительным, а вот с военными в основном был жёстким и несносным.
  По пути в Сан-Карлос, Клам посетил Кэмп-Грант, где множество пленных апачей было занято на строительстве. Там он повстречался с вождём аравайпа Эскиминзином, которого держали в заключении просто так, без какого-то особого проступка с его стороны. Через переводчика Джорджа Стивенса, Клам пообещал освободить вождя, а Эскиминзин поклялся всецело сотрудничать с ним в Сан-Карлосе. Когда вскоре Эскиминзин прибыл в Сан-Карлос, эти двое стали самыми верными друзьями, и "Скимми"(Эскиминзин) оказался наиболее эффективным апачским союзником Клама.
   Из-за сменяющих друг друга гражданских и военных правил, агентство в Сан-Карлосе было дезорганизовано и приведено в беспорядок. После проведения аккуратного изучения расходов агентства, Клам был убеждён, что он и на самом деле смог бы без помощи армии хорошо управлять апачами. В течение первых трёх дней после своего прибытия, Клам, совершенно без охраны, проинспектировал лагеря различных групп. Его поведение изумляло апачей и шокировало военных. Лейтенант Бэбкок, командир кавалерийского подразделения в Сан-Карлосе, мягко указал Кламу на то, что армия управляет резервацией со времени мятежа, произошедшего в прошлом январе. Бэбкок также сказал, что целью армии является долговременный мир с апачами. Для поддержания гармонии, он предложил в будущем проводить совместно совещания с индейцами. Он также добавил, что войска будут поддерживать гражданское руководство, если Клам искренне одобрит распорядки, обусловленные инструкциями генерала Крука.
  Клам согласился, что военные и гражданские представители должны поддерживать гармонию, но в то же время дал понять, что он не собирается отдавать контроль в не военной сфере деятельности, и для привлечения к наказанию преступников, он должен создать апачскую полицию и апачский суд. Бэбкок ответил ему, что необходимо стремиться к всецелому сотрудничеству между ними, особенно там, где "обязанности соприкасаются краями". Он сохранил в себе радушное и приличествующее отношение к Кламу, но Крука проинформировал, что новый агент возмущается даже от малейших признаков военного вмешательства. Клам согласился, до поры до времени, на уместность армейского надзора за пропусками для апачей и их поголовный подсчёт, а также на наказание военных преступников. Присутствие армии мешало отщепенцам мутить воду, и кроме того, могло простимулировать апачей на занятие фермерством и на участие в резервационных проектах.
  По получении сообщения от лейтенанта, Крук указал Бэбкоку игнорировать действия Клама, если они будут мешать или подвергнут дестабилизации безопасность резервации. С такой поддержкой, Бэбкок теперь был полон решимости сохранять функции армии, невзирая на эмоции Клама в данном деле. Но в тот же самый день, Клам забрал у Бэбкока право на выдачу пропусков и на подсчёт. Ещё он сказал, что если Бэбкоку будет необходима какая-либо информация, он сможет её получить в офисе агентства.
  В свою очередь, Бэбкок сообщает Круку, что нужно прислать из форта Апачи майора Рэндалла, чтобы тот урегулировал разногласия. Клам был непреклонен в том, что военное вмешательство необходимо закончить, и о любых мерах по принуждению со стороны армии должно докладываться в полном объёме. Майор Рэндалл и раньше видел упрямых агентов, поэтому был уверен, что со временем Клам будет с отчаянием взывать к солдатам, чтобы сохранить или даже восстановить порядок в резервации. Поэтому он и не предпринял никаких усилий для вмешательства.
  Подобно тому, как Бэбкок поощрялся Круком, и Клам осмелел, когда узнал, что чиновники Индейского Бюро пришли в восторг от его противостояния с армией. Личная вражда между агентами и офицерами продолжалась, и это нашло отражение в аналогичном конкурсе между военным департаментом и внутренних дел, и задачи по борьбе с апачами иногда отодвигались на задний план.
  Когда Клам почувствовал себя уверенным в отношении того, что он завоевал доверие апачей, то представил незатейливый план по их самоуправлению. Каждая их группа должна была выбрать четырёх мужчин для службы в качестве полицейских. Клам немедленно был обрадован эффективностью своей индейской полицией, так как все группы кротко и смирённо подчинились разоружению, несмотря на то, что они всё ещё были правомочны оставить ружья для охоты. Также они пообещали больше не варить тулпаи, или тисвин, очень любимый апачами.
  Его план по реорганизации земледельческой программы включал выделение частей пахотной земли для каждой группы и перемещение их лагерей ближе к этим землям. Апачи с лёгкостью восприняли проекты Клама, включая ежедневный подсчёт всех мужчин и еженедельный подсчёт женщин и детей. Тщательное ознакомление с апачами и их вероучениями, операции по срыву варки тисвина, председательство в апачском суде, а также присмотр за постройкой целого комплекса зданий в агентстве, держали молодого и энергичного Клама в полной занятости.
  
  (Скаут апач и его жена).
   Но вскоре один из индейских полицейских,по имени Эскноспас, известил Клама о том, что в удалённом каньоне к северу от Хилы происходит крупномасштабное мероприятие по варке тисвина. Вместе с четыремья индейскими полицейскими, Клам совершает полуночный налёт на лагерь, состоявший из двадцати пяти или более апачских пивоваров. Когда пять мужчин вступили в месторасположения лагеря, то Эскноспас издал военный клич, который был громко повторен остальными скаутами, и в замкнутом пространстве стен каньона это звучало так, как будто нападавших было много. Женщины бежали, а мужчины стояли покорно, пока Клам и Эскноспас опорожняли котелки. Одиннадцать мужчин были сопровождены в караульное помещение, предстали затем перед апачским судом и были приговорены к пятнадцати суткам тяжёлого труда.
  Этот налёт как бы сцементировал чувство взаимодоверия между Кламом и его полицейскими, и в то же время убедил апачей в том, что варка тисвина является рискованной затеей.
  Так как постройки агентства больше были похожи на обыкновенные лачуги, и даже в таких помещениях обычно испытывался недостаток, Клам попросил 5000 долларов на то, чтобы приступить к претворению в жизнь строительной программы, одной из целей которой являлось удерживание апачей в занятии полезным делом. Теперь, когда он стал чемпионом Индейского Бюро по борьбе за управление, уполномоченный в порыве энтузиазма выделил ему 12000 долларов. Клам был уверен, что дело лучше продвигалось бы с агентом-цивилизатором (просвещающим, воспитывающим), и поэтому старался, по возможности, держать апачей чем-либо занятыми. Первым проектом стало строительство конторы и жилых помещений для гражданского персонала. Он хотел растянуть строительный проект на несколько лет, чтобы углубить его благотворное влияние. Во всей своей деятельности он получал значительную помощь от своего управляющего, отставного кавалерийского сержанта по имени Суини, кто выполнял обязанности заместителя агента, заместителя начальника полиции и заместителя инспектора по строительству.
  Клам платил апачам за их труд пятьдесят центов в день бумажными деньгами, которые агентство обменивало на пищу и одежду. Он нашёл их жаждущими работы, и зачастую пребывал в затруднении, пытаясь обеспечить занятостью всех желающих работать. Клам порекомендовал индейскому уполномоченному продолжить дальнейшую оплату труда апачей не наличными деньгами, а товарами, считая, что это будет иметь более цивилизаторский эффект, чем денежная зарплата. Кроме того, он попросил прислать ему весы, кузнеца, плотницкие инструменты, фургоны, упряжи и всё необходимое для занятия земледелием.
  В октябре 1874 года, инспектор Дэниэлс, отмечая , что все группы казались довольными, был особо впечатлён изменившимся отношением апачей Сан-Карлоса к нововведениям. Их успешная фермерская деятельность расположила их далеко впереди других апачей, которых он посетил. Он порекомендовал выдать им некоторое количество овец в качестве ещё одного побудительного мотива для занятия делом и стремления к процветанию. Он похвалил Клама за его быстрый успех, и решительно поддержал его убеждение в том, что только гражданское руководство сможет и должно управлять всеми делами в резервации. Перед отъездом, инспектор Дэниэлс провёл совещание с некоторыми из вождей. Один из них попросил, чтобы он возвратил апачей Сан-Карлоса, находившихся в распоряжении форта Апачи со времени январьского восстания. Дэниэлс согласился попробовать сделать это. Агент Робертс удовлетворил его просьбу, и отправил их в путь. Но они не ушли далеко, когда майор Эйгилби, во главе отряда кавалерии, арестовал их и сопроводил на военную гауптвахту. Несмотря на своё признание в том, что его действия частично обуславливаются личной неприязнью к Робертсу, Эйгилби утверждал, что он действует по приказу Крука, который гласит, что всех индейцев, обнаруженных вне резервации, нужно задерживать.
  Тогда чиновники Голландской Реформатской Церкви выступили против военного вмешательства в апачской резервации и пригрозили прекратить сотрудничество с индейским бюро, если оно не сможет оказать надлежащую поддержку своим агентам. Уполномоченный по индейским делам тут же проинформировал министра внутренних дел Делано о том, что индейцам в Сан-Карлосе и Кэмп-Апачи вполне достаточно гражданского контроля и нужно вывести войска из резервации, но сам он, тем не менее, не предпринял в этом отношении каких- то практических действий. Всегда было проще и более-менее удобно причинять беспокойство и без того подвергавшимся неблагоприятным воздействиям агентам и индейцам, чем пытаться ограничить деятельность армии.
  Апачи Сан-Карлоса казались удовлетворёнными деятельностью администрации Клама, так как он содержал их в сытости, а также постоянно занимал строительными работами и фермерством. Их гигиена была существенно улучшена выдачей двух с половиной тысяч фунтов мыла каждый месяц, а также вакцинацией от оспы. Клам настолько беспроблемно и эффективно управлял апачами, что даже губернатор похвалил его.
   Познакомившись с апачами поближе, Клам узнал об их презрении в отношении лжецов; об их любви к азартной игре, в которой использовались карты из необработанной конской шкуры, а также к забаве с обручом и игральным шестом. Неверность была редка среди апачских женщин, и по-прежнему наказанием за это было отрезание мясистой части (кончика) носа у такой дамы. Апачские мужчины любили также тисвин, поединки, и иногда избиения жён. Ещё одним обычаем апачей, что раньше и другие отмечали, было утверждение соглашения обнюхиванием, а не рукопожатием. Клам так никогда и не узнал что-либо об апачской церемонии похорон, так как они проводились в обстановке строжайшей секретности. Имя умершего никогда больше не упоминалось, но оно могло быть даровано ребёнку следующего поколения.
  Прибытие из Кэмп-Верде в марте 1875 года почти 1400 тонто, уалапаев и явапаев, добавило хлопот Кламу, так как возросло число недружественных групп, и вероятность получения проблем приумножилась. На небольшое время он расположил эти недружественные группы в стороне от других, а затем стал способствовать их внедрению в свой обычный дисциплинарный режим. Несмотря на то, что они только начали привыкать к повседневной резервационной рутине и приступили к постройке викиапов, он назначил среди них четырёх полицейских, тем самым, включая их в свою систему самоуправления.
  Тонто насчитывали около семисот человек, а объединенные группы уалапаев и явапаев имели почти столько же. Зная о враждебности между этими двумя группами, Клам уговорил их расположиться отдельными лагерями. Поселение 1400 хорошо вооружённых индейцев с Верде рядом с 1000 апачей Сан-Карлоса пробудило болезненные проблемы. Новичков с Верде необходимо было нейтрализовать до того, как произойдёт необратимое и страшное, но они были высокомерны и подозрительны, и скорее всего, сбежали бы, если их попросить о сдаче ружей. Полиция Клама хорошо понимала эту проблему. Тауэлкли спросил Клама: "Как скоро мы заберём у них ружья?". Гуда-Гуда и ещё один полицейский тоже заявили протест на наличие ружей у тонто. Четверо полицейских были готовы на захват четырнадцати сот индейцев с Верде, но Клам решил отложить выяснение отношений на несколько дней, а за это время изобрести менее рискованный способ. Он созвал совет с индейцами Верде, а Эскиминзина назначил на руководство людьми Сан-Карлоса, которых вооружили по такому случаю.
  Когда Клам объявил, что им необходимо сдать свои ружья, индейцы Верде вскочили на ноги, выкрикнули гневные протесты и понеслись наперегонки в свои лагеря. Это были сцены дикого замешательства, с наездниками, мечущимися в разные стороны и раздающими приказаниями, женщинами, сносящими викиапы и упаковывающими свои пожитки.
  Но индейцы с Верде не обратились в бегство, а были готовы сражаться или скрыться, если бы были затребованы их ружья. Когда все были готовы, они перправились на южный берег Хилы и там остановились. Критическое положение объединило тонто, явапаев и уалапаев, но они не рискнули покинуть резервацию. В течение двух дней они располагались лагерем через реку от агентства. Клам упирал на соблюдение инструкций, индейцы с Верде твердили о своём намерении сражаться.
  
  (Апачская мать с сыном и дочерью).
  В продолжение всего кризиса, Клам оставался внешне спокойным. Он проводил подсчёт индейцев Сан-Карлоса теперь не в субботу, а в пятницу, чтобы пайковые карточки пускались в обращение заблаговременно перед выдачей пайков. Индейцам Верде было сказано, что они не получат никаких карточек, пока добровольно не подчинятся дисциплинарным распорядкам агентства. Те спорили весь день, но с закатом передали в агентство семьдесят пять винтовок. Это было далеко не всё их огнестрельное оружие, но то была болезненная уступка, жест подчинения, и Клам не отверг его. Ранним утром, он и его служащий Суини смело въехали в лагерь Верде и указали, что индейцы должны построиться для поголовного подсчёта и распределения пайковых карточек. Те, хоть и с мрачным видом, но расторопно подчинились. В состоявшихся после этого серии совещаний, Клам и "вердес" достигли взаимопонимания, и последние выбрали четверых из своего числа для службы в качестве полицейских.
  Специальный уполномоченный из Индейского Бюро усложнил ход дел тем, что сказал Кламу, что теперь, после его попытки принудить "вердес" сдать их ружья, именно он будет нести ответственность за вызывающие опасения бунтарские опасения. Случилось же так, что один воин уалапаи, понимавший английский, подслушал их разговор и повторил его остальным. Апачам показалось, что действия Клама на самом деле не являются санкционированными. Клам резко ответил этому уполномоченному, что дилижанс, принадлежащий агентству, отправится утром в Кэмп-Грант, и он, как коммисионер, должен находиться в нём. Из Кэмп-Гранта уполномоченный отправился в Тусон, где вызвал волнение описанием такого опрометчивого шага Клама и предсказанием кровавого мятежа, который должен последовать за этим. Но Клам знал своих апачей, и на следующий день компетентно проинформировал губернатора Саффорда о том, что "вердес" сдали свои ружья, и что "апачская война" уполномоченного предотвращена. Когда всё уже прошло, Клам узнает, что Эскиминзин дипломатично и вежливо поговорил с "вердес", убеждая их в целесообразности произошедшей уступки. Кроме этого, Эскиминзин без спроса организовал среди своих воинов тайную службу, и в нескольких моментах, когда казалось, что проблема неизбежна, они ненавязчиво выстраивались вокруг Клама для его защиты. Когда Клам высказал свои подозрения насчёт этого, то Эскиминзин признался в создании такой службы. Он сказал, что среди мужчин с Верде имеется несколько плохих людей, и он не хотел рисковать из-за их вероятных намерений по убийству Клама.
  На этот раз открытое противостояние между гражданскими и военными должностными лицами в форте Апачи достигло высшей точки накала, и майор Эйгилби занял агентство Сан-Карлос под предлогом того, что военное управление предохранит от мятежа. Робертс сообщил об этом индейскому комиссионеру, и отправился в Сан-Карлос.
  
   (Апачская мать с привязанным к доске ребенком).
  Там уполномоченный Смит распорядился о вступлении Клама в должность главы агентства в Кэмп-Апачи, но штаб-квартира его при этом должна была оставаться в Сан-Карлосе.
  В сопровождении Эскиминзина и пятидесяти надёжных воинов, Клам отправился в Кэмп-Апачи. По пути он столкнулся с майором Эйгилби, кто , наоборот, следовал в Сан-Карлос. Клам продемонстрировал ему письменный приказ, и при этом сообщил, что он готов его исполнить сегодня же. Насупившийся Эйгилби повернул обратно в Кэмп-Апачи, и по прибытии назначил доктора Микли временным управляющим агентства. Тогда Клам, используя полномочия в силу занимаемой им официально должности маршала резервации, арестовал Микли и вскрыл почту Робертса. Затем он сообщил койотеро, что теперь он вступает в должность их агента, и что отдача распоряжений в отношении них будет исходить только от него. Дав Эскиминзину и другим время поговорить с койотеро, Клам отправляется в форт Апачи, чтобы засвидетельствовать своё уважение командиру поста. Несмотря на то, что он там был сердечно принят, несколько офицеров дали ему понять, что пока ещё армия осуществляет надзор над индейцами резервации. Клам проигнорировал их, и на третий день своего пребывания там провёл поголовный подсчёт апачей, впервые прошедший в Кэмп-Апачи без присмотра со стороны военных. Майор Эйгилби находился в гневе. Он сказал Кламу, что армия не желает расставаться с управленческими функциями, и он сам на следующий день проведёт подсчёт индейцев, даже если потребуется привлечь четыре роты против Клама и апачей во время запланированной Кламом выдаче пайков. Последний предупредил майора, у которого имелось в распоряжении вполне достаточно солдат, чтобы создать серьёзную проблему, что тому тогда придётся нести ответствественность за всё, что может случиться. Далее Клам сказал, что если Эйгилби атакует агентство, Клам и многочисленные апачи вынуждены будуть защищаться сами от них.
  Возвратившись в Кэмп-Апачи, Клам известил апачей о том, что утром они должны прийти не на пост, а в агентство. Эйгилби напрасно распоряжался и угрожал. Но у него в запасе нашлись и другие методы для того, чтобы побеспокоить выскочку агента. Спустя несколько дней, он приказывает отпустить апачей-нарушителей с гауптвахты в Сан-Карлосе и в форте Апачи. Он, вероятно, так рассуждал: если разногласия между гражданскими и военными властями уже подорвали дисциплину, то вскоре эти отпущенные начнут возбуждать других, и Кламу ничего не останется, кроме призывов о помощи и дальнейшей передачи управления. Индейская полиция Клама привела двоих из выпущенных мужчин, обвинявшихся в убийстве, и Клам попросил снова запереть их в караулке. Его просьба получила холодный отказ.
  Следующий удар Эйгилби был ещё более жутким. Он отдал приказ, который с лёгкостью мог бы привести его к военному трибуналу, а именно: в случае непоминовения или враждебных действий со стороны апачей, офицеры в Кэмп-Апачи и Сан-Карлосе обязаны были игнорировать любые просьбы о помощи. Эйгилби объявил,что их обязанностью являлась только защита государственной собственности и жизней гражданских. Апачам тоже было сообщено о новом распорядке. И это выглядело как открытое приглашение к началу беспорядков. Вскоре в некоторых лагерях койотеро произошли пьяные драки и столкновения, и ситуация стала очень угрожающей. Клам спросил, может ли он положиться на солдат по необходимости. Ему прямо ответили, что солдаты не будут предпринимать никаких действий, даже если потребуется охранять заключённых.
   Клам без промедлений отреагировал, обвинив офицеров в подстрекательстве к неповиновению и боевым действиям. В итоге уполномоченный по индейским делам отменил свою поездку в Вашингтон на конференцию по урегулированию предмета спора. Клам настаивал, чтобы он удалил армейский пост из резервации Кэмп-Апачи, но уполномоченный не желал входить в конфронтацию с военным департаментом, так как это могло привести к ответным политическим мерам в конгрессе. С другой стороны, койотеро энергично противились тому, чтобы уйти с земель, обещанных им навеки вечные генералом Ховардом, но их возражения вряд ли влияли на незаконное отчуждение их земельных владений. Клам указал на различные недостатки такого перемещения. Коммиссионер выслушал его, но его мнение уже было сформировано окончательно: "Переместите их". Клам возвратился в Сан-Карлос. Не один только он был против этого перемещения. Генерал Шофилд, командующий дивизионом Тихого океана, тоже возразил, считая, что армия умиротворила койотеро и перемещение их в Сан-Карлос станет серьёзным препятствием для их успешного развития.
  В середине июля 1875 года, Клам, индейский маклер и переводчик Джордж Стивенс (чья жена была койотеро), Эскиминзин и с ним шестьдесят надёжных воинов, прибыли в Кэмп-Апачи и провели ряд совещаний с вождями и старейшинами койотеро. Клам быстро обнаружил, что три из восемнадцати групп не могут переместиться, так как некоторые из их вождей и предводителей были привлечены на службу в качестве армейских скаутов. Около пятисот из тысячи восьмисот апачей горели желанием переместиться, так как они раньше жили возле старого Кэмп-Гудвин у Хилы, но другие не хотели покидать Белые Горы. Некоторые из них сомневались, потому что армия распространяла слухи, что их отправят далеко и там убьют. Клам выдал пропуска приблизительно шестистам апачам, чтобы они смогли остаться в Кэмп-Апачи и собрать урожай, а восемьсот должны были отправиться с ним в Сан-Карлос. Две недели спустя, командующий приказал Эйгилби обеспечить охрану Кламу во время перехода, но при этом, войска всё же не должны были применять привычное уже принуждение по перемещению апачей.
  На данном этапе развития событий, в Сан-Карлос, с назначением на должность агента резервации Кэмп-Апачи, прибывает Морфорд. Несмотря на то, что властные полномочия Клама в Кэмп-Апачи носили временный характер перед вступлением агента в должность вместо Робертса, он злился и советовал Морфорду не оставаться там. Он говорил, что агентства больше существует как такового, поскольку пожар уничтожил его постройки вскоре после удаления индейцев оттуда. Правдой было то, что семь построек в Кэмп-Апачи превратились в факел благодаря огню, раззожённому субагентом Дженкинсом, возможно, как раз по приказу Клама. Морфорд без промедлений сообщил через телеграф обо всём уполномоченному, который, в свою очередь, распорядился, чтобы Клам представил Морфорда индейцам Кэмп-Апачи. До сих пор в агентстве оставалось от восьмисот до девятисот койотеро, и Клам отказался передать Морфорду властные полномочия над ними под предлогом того, что лишь только по его предписаниям составлялась опись имущества, принадлежащего агентству. Тогда Морфорд отправился в Кэмп-Апачи, где вступил в союз с армией против Клама. Он вновь открыл агентство, и вскоре обнаружил, что многие койотеро возвращаются из Сан-Карлоса.
  Борьба за концентрацию возобновилась с заявлением Морфорда в отношении того, что единственной причиной для удаления было получение выгоды подрядчиков из Тусона и Сан-Франциско за счёт индейского управления, находящегося в Нью-Мексико. Инспектор Кимбл, сторонник Клама, заявил, что утверждение Морфорда насчет того, что Кэмп-Апачи является лучшим местом для койотеро, чем Сан-Карлос, является всего лишь отображением позиции офицеров армии. Морфорд и офицеры на самом деле имели общие интересы в предотвращении удаления всех койотеро, и военные поддерживали нового агента. Генерал Аугуст Каутц, кто недавно сменил генерала Крука на должности ведомственного командующего, заявил , что если политика концентрации продолжится, он расположит на посту в Сан-Карлосе четыре роты, необходимые для поддержания контроля за разнообразными группами. Генерал Шофилд согласился с ним, и добавил, что индейское бюро должно быть размещено в военном департаменте, чтобы устранить мошшеничество. По его словам, он был готов проводить мирную политику, и не позволит войскам вести военные действия против мирных индейцев просто потому, что некий индейский агент требует этого.
  С поставками, которыми снабжала его армия, Морфорд сохранял своё агентство открытым и вполне дееспособным. Поэтому численность койотеро в Кэмп-Апачи продолжала расти. Вожди, представлявшие более одной тысячи индейцев, объявили, что они могут стать независимыми и самостоятельными в экономическом плане в течение шести лет, если им будет позволено остаться на своей собственной земле. Морфорд уговаривал коммиссионера отдать распоряжение восстановить постройки агентства, чтобы избежать отчаянного сопротивления, которое может произойти, если будет предпринято удаление. Посчитав такой аргумент не бесспорным, уполномоченный сообщил Морфорду, что если его "упрямство продолжится, то его пост будет упразднён". Тогда Морфорд обратился к командиру поста и сказал, что армия должна помочь переместить койотеро. Ответа не последовало. Вскоре выяснилось,что причиной такой активной оппозиции Морфорда перемещению было то, что он хотел назначить своего сына на должность главного управляющего, а дочь могла бы стать учителем в резервационной школе. В конце концов, президент Грант распорядился, чтобы министр внутренних дел упразднил агентство в Кэмп-Апачи и передал тамошних индейцев под начало агента в Сан-Карлосе. Но это не означало конец карьеры Морфорда в качестве индейского агента, так как его вес в политических кругах позволил ему устроиться на должность агента в резервации на реке Колорадо, где, возможно, его сын и дочь тоже нашли себе полезное применение.
  Военной-гражданский конфликт получил продолжение, когда Клам сообщил в Совет Индейских Коммиссионеров, что его подразделение полицейских апачей нецелесообразно использовать в обслуживании военного поста в резервации Кэмп-Апачи. Генерал Каутц, зная, что разногласия между Морфордом и Кламом уже нарушили дисциплину среди апачей, сделав их беспокойными и непокорными, посчитал, что Клам блефует, и спросил его, может он ещё желает, чтобы солдаты были удалены из агентства Сан-Карлос? Если бы Клам дал отрицательный ответ, как ожидал Каутц, то выставил бы себя в глупом свете. Но Клам согласился на удаление, и в конце октября 1875 года гарнизон Сан-Карлоса был выведен из резервации. Несколько рот оставались ещё в форте Апачи, и с ними по-прежнему находились в качестве вспомогательных сил скауты койотеро. Даже понимая, что невозможно всех койотеро убрать из армии, пока они нужны ей как скауты, Клам попросил Каутца освободить их от выполнения соответствующих обязанностей. Каутц отверг просьбу, а затем добавил колкое замечание, сказав, что он полон предчувствий в том, что вскоре агент лишится своего контроля над апачами, и когда это произойдёт, скауты станут необходимой частью агентства. Но всё же он согласился освободить от обязанностей определённых предводителей, объяснив это тем, что они смогут форсировать перемещение.
  Клам вновь прибыл в Кэмп-Апачи, на этот раз, чтобы закрыть агентство. Он и не пытался уговорить койотеро перемещаться, но сообщил в Индейское Бюро, что койотеро продали свой урожай и возвращаются в Сан-Карлос. Очевидно, как казалось Каутцу, некоторые чины из Бюро опасались успехов Клама. Каутц обратился непосредственно к президенту Гранту, прямо указывая на порочность концентрационной политики. Он говорил, что, с одной стороны, она являлась вопиющим фактом нарушения обещания, которое генерал Ховард дал койотеро, а с другой: "Концентрирование воинственных групп апачей в малонаселённых областях является просто глупостью, и если это и продолжать, то только в каком-нибудь изолированном регионе, например, в районе форта Апачи". Каутц был уверен, что за этой политикой стоят контрагенты из Тусона и Калифорнии, которые нашли, что им тяжело конкурировать с Нью-Мексико в снабжении Кэмп-Апачи.
  Больше половины койотеро всё ещё находились в Кэмп-Апачи, где все группы, кроме одной, хотели остаться. Каутц был уверен в том, что койотеро быстро обретут экономическую самостоятельность, если им разрешить остаться в своей стране. Индейское Бюро проявляло нерешительность в этом вопросе, и перемещение так до конца и не было выполнено. Бюро, вновь, в конце ноября направляет в Кэмп-Апачи инспектора Кимбла. Тот указал на то, что множество апачей перебралось в Сан-Карлос, но всё же девятьсот остальных остаются в Кэмп-Апачи. Он был уверен в том, что и они, за исключением завербованных скаутов и их семей, вскоре тоже переместятся, если армия не будет этому препятствовать. Но,из-за неблагоразумия Клама и интриг офицеров, междуусобица между военными и гражданскими возросла до таких размеров, что вопрос должен был урегулироваться в Вашингтоне. Несмотря на то, что индейцы достигли значительного прогресса в развитии благодаря программе Клама, вмешательство военных сдерживало достижения всех намеченных им целей.
  Клам по-прежнему занимал апачей стройкой, фермерством и копкой оросительных канав, и он всё ещё накладывал на них ответственность за соблюдение законов и правил. В свою строительную программу и очистку земли под последующий её засев, он смог привлечь сотни индейцев. Особенно апачи Сан-Карлоса радовали результатами, достигнутыми в сельском хозяйстве. Эскиминзин и Дисалин переместились со своими группами в удалённые части резервации, и не на шутку взялись за зерновые. Может Кламу это и не приходило даже на ум, но, кажется, что активность Эскиминзина в выращивании кукурузы обуславливалась его желанием варить и продавать тисвин. Так или иначе, но согласно утверждениям, он организовал прибыльную торговлю тисвином. Ключом к успешному управлению Клама апачами было поддержание порядка и дисциплины при помощи его индейской полиции и суда. Он считал, что будет лучше, если они сами будут контролировать свою линию поведения, и апачи доказывали правильность его мнения. Когда он получил назначение на управление агентством в Кэмп-Апачи, то и там ввёл эту систему. Мужчины, выбранные на должность полицейских, в любых обстоятельствах уважали членов групп, находящихся под их юрисдикцией, что укрепляло их авторитет. Если бы Клам ставил полицейских из одной группы над людьми из другой, или если бы он ставил таких мужчин, которых не любили, то его система привела бы к недовольству и насилию. Его полицейские были оснащены самыми новейшими игольчатыми винтовками Спрингфилд, и они без стеснения использовали их против правонарушителей из своих собственных групп, даже если те принадлежали их семействам.
  Индейская полиция прошла наиболее важную проверку своей надёжности в декабре 1875 года, когда выплыли наружу неиствования предводителя Дисалина. Одна из его жён пожаловалась Кламу, что у него имеется привычка избивать её. В действительности, битьё жён было почитаемой апачами традицией, и если воины могли, допустим, подчиниться разоружению, всё же существовали некоторые пределы, и Кламу было это известно, за которые из них нельзя было переступать. Вызвав Дисалина в контору агентства, Клам прочитал ему лекцию о том, что в обязанности агента входит защита всех индейцев в резервации, - как женщин, так и мужчин. Дисалин слушал его с непроницаемым лицом, хорошо скрывая свои мысли. Удовлетворенный тем, что сподвигнул этого бывшего ренегата на ещё один шаг в направлении образа жизни белого человека, Клам отпустил его. Дисалин вернулся позже. С одеялом перекинутом через плечо он вступил в контору Клама. В этот момент туда же вошёл уборщик, и Дисалин быстро прошмыгнул в кабинет Суини. Мгновение спустя Клам услышал два выстрела. Суини выбежал из своего кабинета, и они вместе выскочили на улицу. Они увидели, как Дисалин с дымящимся пистолетом в своей руке бежит в сторону караулки, где находился кабинет начальника индейской полиции Клэя Бьюфорда. Дисалин скрылся за углом караулки. И тут раздался одиночный выстрел, а за ним быстрый винтовочный огонь. Когда Клам и Суини прибыли к месту происшествия, Дисалин уже лежал мёртвым на земле. Тауилклей и ещё один полицейский апач услышали пистолетные выстрелы и, не дожидаясь команды, инстиктивно вступили в бой. Дисалин собирался убить Клама, Суини и Бьюфорда, а затем увести апачей из резервации. Тауилклей обменялся рукопожатием с Кламом. "Энху (хорошо), - сказал он.- "Я убил собственного брата. Но он пытался убить тебя, а я полицейский. Это была моя обязанность".
  
  
  (Группа полицейских апачей).
  В декабре, при посещении Сан-Карлоса, инспектор Кимбл был изумлён явной жизнерадостностью апачей. Он отметил, что они были повинующимися и явно удовлетворёнными, и это их состояние, как он посчитал, полностью свидетельствовало в пользу методов управления Клама в резервации. В следующем месяце среди апачей Сан-Карлоса было распределено четыре тысячи овец.
  Несмотря на то, что большинство апачей находились в резервации, небольшие их группы порой всё же сбегали. В конце февраля 1876 года Клам отправил Клэя Бьюфорда во главе пятнадцати индейских полицейских покарать таких ренегатов, бежавших в Бассейн Тонто. Наказание оказалось серьёзным: перед сдачей уцелевших, шестнадцать бежавших были убиты.
  В мае 1876 года вновь была введена в действие политика концентрации. На этот раз в отношении чирикауа. На пути в Тусон, Клам узнаёт, что Пионсенэй с небольшим отрядом находится на тропе войны, и жители южной Аризоны в ужасе от этого. Возвратившись в Сан-Карлос, Клам созвал всех предводителей и сообщил им эту новость, а также рассказал о страхах белых людей в отношении того, что кто-то из них присоединится к чирикауа. Предводители сильно разволновались, и все они пытались высказаться разом. Эскиминзин их успокоил, а затем взял слово. Он заверил Клама, что они не желают присоединяться к чирикауа, но они пойдут за ними, если он этого хочет. Другие вожди согласились с этим. Клам вызвал добровольцев, и в течение нескольких часов 250 апачей предложили свои услуги, и кроме того, другие добровольцы продолжали прибывать к конторе агентства отовсюду из резервации. Клам отослал депешу губернатору Саффорду, в которой предложил объединение против чирикауа гражданского или военного подразделения с 500 надёжных скаутов, или возложить выполнение задачи только на скаутов. Вместе с апачами он с нетерпением дожидался ответа, но ничего не приходило. Двумя неделями позже, коммиссионер по индейским делам, согласно рекомендации, данной ему Саффордом, распоряжается выехать Кламу в агентство чирикауа, отстранить от должности агента Джеффордса и взять управление на себя, и если получится,то Клам должен был переместить чирикауа в Сан-Карлос. За исключением мятежа Пионсенэя, чирикауа были относительно мирными, но на взгляд представителей Индейского Бюро: "они немногое совершили на пути прогресса к цивилизации под ослабленным контролем Джеффордса". Джеффордс разрешил им оставить оружие и лошадей, при этом установив не строгие ограничительные нормы в свободе их перемещений. У чирикауа часто находились визитёры из других резерваций, в среднем, приблизительно, двести человек в месяц. И они как раз и являлись постоянным источником беспокойства. Джеффордс не отказывался их кормить, хотя знал, что кое-кто из чирикауа время от времени сопровождает их в набегах в Сонору. Но поскольку территория резервации пролегала вдоль мексиканской границы, во всех налётах обвинялись только чирикауа. Очевидно,что большинство налётчиков исходило из Уорм-Спрингс, хотя, после того, как койотеро были перемещены из Кэмп-Апачи в Сан-Карлос, много их недовольных воинов также проследовали на юг по своим старым грабительским тропам. Множество пьяных драк и убийство известного воина чирикауа сделали визитёров менее желанными гостями. В результате, в 1875 году число набегов в Мексику резко сократилось.
  Другим взрывоопасным компонентом ситуации с чирикауа была группа недни, укрывавшаяся в Мексике. Она жила за счёт набегов на мексиканские поселения и ранчо. Джеффордс был убеждён, что как раз эта группа продолжает торговать украденным имуществом с чирикауа, живущими в резервации, и кроме того, она использовала резервацию в качестве безопасного убежища, когда преследовалась мексиканскими войсками. Время от времени мексиканские власти сообщали, что следы ворованного скота прослежены в резервацию чирикауа.
  Генерал Каутц, злившийся из-за удаления армии из резервации чирикауа, обвинял Джеффордса во всех бедах. Он заявил, что поголовный подсчёт Джеффордса был очень нерегулярным и неполным в отношении того, чтобы сохранять эффективный контроль над своими подопечными. Возможно, Каутц хотел, чтобы армия взяла на себя ответственность за этим, несмотря на то, - и Джеффордс хорошо понимал это, - что подобное приведёт к паническому бегству из резервации.
  После смерти Кочиса в 1874 году, его заменил его сын Таза. Но Тазе недоставало необходимого авторитета и влияния для того, чтобы править своим народом. Он сотрудничал с Джеффордсом, кто делал всё от него зависящее, чтобы помочь чирикауа, и в то же время защищал жизни и собственность белых. Пока Кочис был жив, он успешно возвращал ворованный домашний скот.
  
  (Таза, сын Кочиса,в 1874 году заменивший своего отца в качестве предводителя чирикауа).
  Другой проблема Джеффордса представляла собой побочный продукт, вытекавший из многочисленных зафрахтованных фургонов, следовавших Наземным Путём через Апачи-Пасс. Чирикауа нашли, что фрахтовщики всегда готовы обменять им виски на лошадей и мулов. Из-за стычек, происходивших всякий раз, когда чирикауа получали немного виски, Джеффордс попросил разрешения переместить свою штаб-квартиру агентства в Апачи-Пасс, где он находился бы в лучшей позиции для того, чтобы мешать торговле виски.
  Уполномоченный Смит, - и нет сомнения, что под давлением властей Нью-Мексико, - решает, что вследствие всего вышеперечисленного, чирикауа должны быть удалены в Уорм-Спрингс. Он посчитал, что там контроль над ними будет более экономным и менее затруднительным. Но он не упомянул, что более уважительной для этого причиной было то, что контрагенты из Нью-Мексико получали бы от такой перемены существенную выгоду. Он отправил инспектора Дадли получить согласие чирикауа на перемещение.
  Дадли прибыл в агентство в апреле 1875 года. Когда чирикауа узнали, что он имеет ввиду, то сильно разгневались. Они предупредили Дадли, что если он будет им этим докучать, то быть войне. После получения такого неблагоприятного отчёта от Дадли, коммиссионер разрешил Джеффордсу переместить агентство в Апачи-Пасс. Возможно, из-за того, что инспектор Кимбл мало надеялся на то, что чирикауа станут экономически самостоятельными, пока Джеффордс остается на управлении ими, Индейское Бюро сократило выделение для агентства говядины. В итоге Джеффордс вынужден был разрешить группам чирикауа отправиться на охоту за дикими животными в горы Драгуна. Во время их нахождения там разгорелась драка, и трое из них было убито. Большинство индейцев возвратились в агентство, но Скиния с десятком семей остался в Драгунах. В мае 1876 года Скиния и некоторые воины с ним присоединились к отряду койотеро в их налёте в Сонору, и возвратились с мешком золота и серебра. Они купили виски у индейского торговца Роджерса, и по пьянке передрались. Пионсенэй, брат Скинии, в пьяном состоянии убил двух своих сестёр. Через несколько дней он совершает покаяние тем, что убивает Роджерса и его повара. Затем он присоединился к другим ренегатам, и все вместе они совершили налет в долине Сан-Педро, убив при этом множество ранчеро и угнав их домашний скот. Все чирикауа были пробуждены и ждали несчастий. Когда солдаты из форта Боуи кинулись за налётчиками в горы Сан-Хосе, казалось, что общее восстание неизбежно, и лишь увещевания Джеффордса и Тазы предохранили от него. Они послали сообщение со Скинией, - кто не принял участие в набеге, - чтобы они возвращались в агентство и чтобы Пионсенэй искал себе пристанище в горах Чирикауа.
  Из-за этой вспышки насилия, губернатор начал кампанию с целью отстранения Джеффордса с должности агента и дальнейшего перемещения чирикауа в Сан-Карлос. Конгресс выделил средства на удаление, а комиссионер возложил на Клама выполнение этого деликатного и рискованного задания. Но последний вовсе не спешил браться за это, и задержался с отбытием на несколько недель, пока в том районе не скопилось достаточного количества солдат, чтобы успешно справляться с любой чрезвычайной ситуацией. Клам, пятьдесят четыре индейских скаута и переводчик Джордж Стивенс, отправились в Тусон, чтобы там дожидаться солдат. Они предоставили прекрасную возможность для боязливых жителей понаблюдать за строгим, в плане дисциплины, поведением апачей полицейских. Граждане были так этим впечатлены, что собрали деньги на приобретение для полиции униформы из белых брюк, красных рубашек и устаревшей модели армейских шляп. В некотором роде, подобный шаг можно расценить как неофициальное искупление бойни в Кэмп-Грант, произошедшей пятью годами ранее.
  Прибыл генерал Каутц и скомандовал, чтобы двенадцать кавалерийских рот и две роты индейских скаутов окружили резервацию чирикауа. Когда Клам со своей апачской полицией и войсками достигли в июне 1876 года резервации, то ошарашенные чирикауа собрались на совещание. Скиния и Пионсенэй громко призывали к войне, но Таза и Начез - сыновья Кочиса - говорили в пользу мира. Они отстояли свою точку зрения, но для этого пришлось убить Скинию и ещё пятерых, поддержавших его воинов, а также ранить Пионсенэя. После этого другие предводители согласились с их выбором.
   Недни всегда жили к югу от границы, по крайней мере, часть года. Группа недни во главе с Ху и Нолджи, к которой присоединился и Джеронимо, попросила, чтобы Клам разрешил им отправиться вместе с другими в Сан-Карлос. Джеронимо, кто был знахарем бедонкое, стал влиятельным лидером недни из-за его "способности узнавать о том, что происходит в другом месте". Клам дал им три дня на то, чтобы собрать всех их людей. Он оставил поблизости своих соглядатаев, которые наблюдали за их подготовками. Недни убили своих собак, поспешно упаковали своё имущество, бросили своих стариков, и отправились на юг, быстро удаляясь от кавалерийского подразделения, посланного им вдогонку. Одновременно с ними, некоторые чирикауа бежали в Уорм-Спрингс.
  Один из людей Пионсенэя прибыл к Кламу, чтобы спросить об условиях, на которые они могут рассчитывать. Клам указал Тауилклею и двадцати полицейским сопровождать этого человека и возвратиться с Пионсенаем: "живым, если получится". Он добавил, что если посыльный покажет себя хорошим разведчиком, то его тоже нужно будет привести, если же нет, то он, Клам, больше не должен был его видеть. Тауилклей улыбнулся,и сказал: "Шебьюкинси", что означает - "понятно". Скауты доставили Пионсенэя и тридцать восемь других чирикауа. Клам телеграфировал губернатору Саффорду, что он должен передать Пионсенэя федеральным властям в Тусоне. Но по дороге туда, шериф и его заместитель повстречали Клама в Пойнт-Маунтин с ордером на арест Пионсенэя, и Клам вынужден был отдать его им. Той же ночью Клам сбежал от этих двоих представителей власти.
  
  (Предводитель чирикауа Нози со своей женой, 1881 год).
  Всего 325 чирикауа переместились в Сан Карлос. Число сбежавших индейцев было неизвестно. Клам лишь пожал плечами: "их приблизительно около сотни". Джеффордс мог лучше определить, и сообщил о 140 чирикауа, отправившихся в Уорм-Спрингс и о 400 других, оставшихся на воле. Генерал считал, что Джеффордс раздул цифры, чтобы снять с себя обвинения в мошенничестве, когда он представлял количество тех, кого он кормит. Среди бежавших находились родственники Тазы, остававшиеся в Сьерра-Мадре до двадцатого века.
  Затем контроль над резервацией был передан Каутцу, а он, конечно, не должен был позволять апачам допускать в неё тех, кого можно было бы рассматривать в качестве враждебных. Вскоре пришли сообщения об убитых индейцами шахтёрах и пропавшем без вести домашнем скоте. Солдаты нашли следы, ведущие в Сонору, но не индейцев. Каутц основал Кэмп-Томас в области действия враждебных, но и это оказалось неээфективно. Когда войска из Нью-Мексико выследили налётчиков в горах Флорида и ликвидировали двадцать из них, то власти Аризоны обвинили Каутца в несостоятельности, а губернатор Саффорд пригрозил произвести набор в милицию, что можно было расценивать как пощёчину для регулярных войск.
  Пробужденный такими действиями, Каутц посылает капитана Таппера тщательным образом обследовать беспокойный регион. Когда тот сообщил о том, что не обнаружил ни одного индейца, Каутц решил, что бойни и кражи совершают беглые ренегаты из Мексики. Но после налёта в районе бывшего Кэмп-Криттенден, лейтенант Рукер, во главе роты кавалерии, шёл по следу в течение нескольких дней, и в горах Лайдендорф, в Нью-Мексико, войска застали врасплох лагерь апачей и убили десятерых из них. Они нашли там лошадей и припасы, имеющие отношение к резервации Чирикауа, и Рукер доложил, что регион кишит ренегатами. Теперь Каутц был уверен, что оценка Джеффордса количества чирикауа в целом оказалась точнее, чем он сам поначалу думал, и кроме того, выявилось, что ренегаты получают пополнение в людях из Уорм-Спрингс. Налёты и бойни продолжились и в 1877 году, несмотря на действия военных патрулей и карательных экспедиций. Некоторые налётчики, когда за ними гнались, устремлялись в Сонору, а другие уходили в Уорм-Спрингс. Агентство в Уорм-Спрингс было основным поставщиком налетчиков из рядов мимбреньо, могольон и чирикауа, которые во все времена были свирепыми бойцами. Агент из Уорм-Спрингс сообщал, что все они, кроме нескольких, презирают занятие сельским хозяйством, и что они слишком дикие и неспокойные, чтобы подвергать себя риску, организовывая подразделение индейской полиции из них. Эти проблемы агента усугубляла нехватка пайков в начале 1876 года. Он попросил об обмене излишков сахара на муку и говядину, но получил отказ.
  Всё же, при содействии территориального делегата в Конгрессе, агент вовремя обеспечил их продовольствием, тем самым, предотвратив всеобщее их восстание, но рейдовые отряды по-прежнему покидали резервацию. Кавалерийская команда, располагавашаяся на посту на западе резервации, отбивала охоту на всеобщий оттуда исход, но небольшие группы беспрепятственно ускользали для нанесения визитов чирикауа. Когда Клам переместил чирикауа в Сан-Карлос, то предводитель Гордо и некоторым число его неспокойных молодых воинов, бежали к своим друзьям в Уорм-Спрингс. Их присутствие заметно прибавило агенту дисциплинарных проблем, так как эти ренегаты были высокомерными и непокорными.
  
  (Воин чирикауа Начез, сын Кочиса).
  
  В начале 1876 года инспектор Кимбл прибыл в Уорм-Спрингс. Он отметил не только буйность воинов, но и разглядел наглядное подтверждение жульничества. До того, как был назначен агент Шоу, 330 индейцев получали пайки. Теперь Шоу предъявил, что количество его подопечных поднялось до 1100-1300 индейцев, но при этом, у него отсутствовали положенные записи для того, чтобы обоснавать эту свою претензию. Кимбл был уверен, что Шоу представил ложную декларацию, и что продовольствие для индейцев обменивается на виски. Кимбл оценил, что на самом деле в резервации находятся от 600 до 700 индейцев, и наоборот, это они управляют агентом. Он порекомендовал уволить Шоу, и Джеймс Дэвис сделал это в августе 1876 года.
   Роль агента Клама в политике концентрации была широко известна. В июле 1876 года он собрал группу из двадцати двух апачских предводителей, старейшин, а также их жён, чтобы отправиться с ними в Вашингтон, и из-за того, что Индейское Бюро отказалось оплатить эту поездку, Клам попытался профинансировать её показом вдоль пути следования шоу "Дикий Апач". Однако из-за резни Кастера, произошедшей в прошлом месяце, реакция публики была неблагоприятной. Шоу провалилось финансово, и выступления были прекращены.
  В Вашингтоне у них прошли встречи с коммиссионером по индейским делам, но они не получили сколь-нибудь существенного удовлетворения от этого. Во время нахождения там, Таза скончался от пневмонии и был похоронен на Арлингтонском кладбище. Когда Клам возвратился в Сан Карлос, то нашёл, что чирикауа очень подавлены смертью Тазы и считают, что Клам не заботился о нём. Начез и большая группа мрачного вида воинов встретили Клама в труднодоступном каньоне и потребовали объяснений. Тот попытался убедить их, что смерть Тазы была неизбежна, что всё было сделано для того, чтобы созранить ему жизнь. И тут Эскиминзин пришёл на помощь, торжественно и подробно излагая историю болезни Тазы, его смерти и похорон, а также рассказал, что такие мужчины, например, как Ховард, воздали ему почести. В заключение он сказал: "Друзья мои, я говорил долго, и вы были терпеливы, но я должен был говорить, потому что это правдивый рассказ. Я знаю, что вы чувствуете так же, как и я. Хороший человек, великий предводитель, больше не с нами. Мы опечалены, и всё же для любой семьи была бы честь в том, чтобы один из ее членов оказался так же почитаем в большом городе Великого Белого Отца, как это произошло с Танзэем во время болезни, а затем быть похороненным среди героев бледнолицых". Начез принял объяснение Эскиминзина.
  Неуловимый Джеронимо совершал дикие набеги на юге Аризоны и Нью-Мексико после того, как бежал из агентства Чирикауа в 1876 году, и армия в очередной раз находилась под прессом критики из-за своих неудач по его захвату. В начале 1877 года легистратура (законодательное собрание) Аризоны выделила 10000 долларов и разрешила губернатору привлечь на защиту жителей роту милиции из шестидесяти человек. Губернатор Саффорд попросил Клама предоставить ему шестьдесят индейцев из апачской полиции, чтобы те послужили в качестве территориальной милиции. Клам согласился, если только Бьюфорду будет предоставлено право стать капитаном этой милиции. Клам с полицией промаршировали в Тусон, и там он передал этих апачей государству, чтобы они защищали белых от ренегатов чирикауа. Безусловно, это было одним из чудес апачских войн.
  Из-за непрерывно происходившего рейдерства, генерал Каутц послал лейтенанта Остина Хенли в Уорм-Спрингс, чтобы тот понаблюдал, каким образом отщепенцы используют эту резервацию в качестве убежища. Хенли узнал, что мимбреньо присоединяются в рейдерстве к чирикауа , а также то, что чирикауа используют Уорм-Спрингс в качестве базы. Пока Хенли находился там, возвратился из набега Джеронимо с ворованным скотом и очень возмутилсятем, что ему не полагаются пайки за те дни, в которые он отсутствовал. Хенли не применил никаких мер к Джеронимо, но проинформировал о происходившем Каутца, а тот, в свою очередь, передал эти сведения в военный департамент, чтобы затем это поступило к военному министру, и далеен к уполномоченному по индейским делам в Вашингтоне. Прошло более трёх недель после сообщения Хенли, и уполномоченный телеграфировал Кламу, чтобы тот, по возможности, останавливал ренегатов при помощи своей индейской полиции и отправлял их в Сан-Карлос.
   Между тем, отношения Клама с военными продолжали обуславливаться острыми разногласиями. Немногим раньше, в этом же году, кто-то из койотеро убил старую апачскую женщину возле Кэмп-Апачи. Армия ничего об этом не сообщила, и когда Клам узнал про это, то посчитал, что армия покрывает убийц, чтобы подорвать его авторитет, и такой вызов он никак не мог проигнорировать. Он отправляет апачей полицейских в Кэмп-Апачи с приказом найти и ликвидировать виновных в происшествии. Полицейские убили одного из них, но в процессе происходящего выстрелили в сторону апача, кто оказался армейским скаутом. Майор Эйгилби проявил проворство, вместе со своими солдатами преследуя полицейских в большей части их обратного пути в Сан-Карлос. Клам сообщил об этом "грубом нарушении" генералу Каутцу, а тот в ответ обвинил Клама в попытке переместить в Сан-Карлос женщин и детей из группы предводителя Педро, в то время как их мужчины находились с солдатами в поисках ренегатов. Меры Клама шли вразрез с мерами Каутца, созда, тем самым, опасную ситуацию, настолько опасную на самом деле, что он вынужден был вернуть скаутов обратно в резервацию во избежание кровопролития. Таким вот образом, Каутц попытался переложить бремя ответственности за неконтролируемые ограбления со стороны апачей, с армии на Клама. Горя от гнева, Клам обвинил Каутца в "преступной инертности", а также в том, что он оставил жителей юга Аризоны беззащитными перед апачскими рейдами. Теперь уже Каутц попал под пресс нападений со стороны территориальных властей и прессы, а значит, заряд Клама ужалил его как положено. Он, в свою очередь, сообщает генерал-адьютанту, что многие ренегаты покинули резервацию из-за дурного обращения, недостатка рационов, а также неявно намекнул на то, что в администрации резервации процветают взяточничество и бесхозяйственность. Клам узнал про эти обвинения, когда уезжал в Уорм-Спрингс. Незадолго до этого, Клам попросил у Каутца предоставить ему в этой поездке военный эскорт. Но тот ответил, что Уорм-Спрингс относится к военному департаменту Нью-Мексико, а это не в его юрисдикции, следовательно, агент должен обратиться к полковнику Хатчу, как к командующему департаментом Нью-Мексико. Хатч переместил в Уорм-Спрингс девять армейских рот. Это произошло согласно договорённости военных, так как один ведомственный командующий не имел полномочий в другом департаменте, но Клам расценил это, как очередное доказательство того, что Каутц пытается затереть его успехи в делах с апачами.
  В апреле 1877 года Клам попросил губернатора Саффорда отпустить апачских скаутов, которые уже в течение нескольких месяцев служили в территориальной милиции, и отдал распоряжение Бьюфорду встретить его в Силвер-Сити вместе с ними. Взяв с собой сорок полицейских апачей, Клам отправился пешком через пустыню в город, находившийся примерно в четырестах милях от агентства. Для Клама это было как бы забавой, он буквально наслаждался участием в совместной прогулке с апачами. Когда он сказал, что они должны покрывать по двадцать пять миль в день, то апачи в ответ рассмеялись и ответили, что лучше было бы проходить по сорок миль. В пути они часто дружески над ним подтрунивали. После одного такого тридцатимильного перехода в жару через кактусы и песок, они исполнили энергичный двухчасовой военный танец. Торжественно глядя на танцоров, Эскиминзин почти извиняющимся тоном объяснил уставшему Кламу, что апачи просто чувствуют, что им недостаточно физических упражнений. Ещё одним примером их юмора стало прозвище, которым они вознаградили Клама - "нантан бетанни кэайя" - босс с высоким лбом. Клам высоко оценил эту шутку, так как у него была залысина.
  Мокасины вызывали на марше проблемы, потому что их подошвы быстро стирались. Каждые четыре дня путешествия по пустыне, каждый человек в экспедиции ставил новые подмётки. Один раз их накрыла тяжёлая песчаная буря, длившаяся тридцать часов. В форте Байярд Клам узнал, что полковник Хатч приказал майору Уэйду во главе трёх кавалерийских рот встретить их 21 апреля в Уорм-Спрингс, как раз в то время, когда Клам планировал туда прибыть, и помочь ему захватить группу Джеронимо. Зная о том, что полицейские апачи с неохотой станут сотрудничать с солдатами, Клам ничего им про это не говорил вплоть до второй ночи пребывания в форте Байярд, когда он вызвал Эскиминзина и ещё нескольких скаутов, которым доверял больше всего. Когда он им рассказал о своём плане, то апачи ничего не сказали, а просто сидели, смотря друг на друга. Апачи обладали таинственным методом бессловесного общения, обменом мыслями через глаза. Клам замечал это и раньше у апачей, выступая в качестве судьи или присяжным среди них. Они будут выслушивать доказательства, потом некоторое время станут смотреть друг на друга, а затем председательствующий в суде объявит, виновен обвиняемый или нет. В своём молчании они достигали единодушного согласия.
  Наконец, Эскиминзин заговорил от имени всех. Он сказал, что Клам является белым предводителем апачей; он никогда не лжёт им, и поэтому они всегда ему подчиняются, но они не хотят, чтобы белые солдаты помогали им брать Джеронимо. Они знают метод действий апачей в борьбе, а солдаты нет. Свою речь он закончил следующим: "Если они попытаются нам помочь, мы никогда не получим Джеронимо и его людей, так как они будут знать, что мы придём, и тогда сбегут в Мексику". Повторенное хором - "индиус"" - означало, что это было общее мнение. Дискуссия продолжалась два часа, и в итоге апачи решили продолжить путь.
  Двадцатого апреля они находились уже в сорока милях от Уорм-Спрингс. Объединившись в Силвер-Сити с Бьюфордом и его ротой, Клам купил там лошадей. На ночь они расположились лагерем в уединенной долине в пятнадцати или двадцати милях от агентства. С двадцатью двумя своими полицейскими, теперь уже сидящими верхом, Клам въехал на территорию агентства и узнал, что майор Уэйд не сможет прибыть сюда до 22 апреля. Это одновременно давало как проблему, так и возможность решить всё быстро. Джеронимо располагался лагерем в трёх милях от агентства. Он мог истребить небольшую группу Клама или убежать в Мексику. Немедленные действия были просто необходимы. С наступлением темноты, Клам отправил Бьюфорду сообщение, чтобы он вместе с другими осторожно прибыл на место действия. На рассвете Клам посылает сообщение Джеронимо, в котором говорит, что хочет разговаривать с ним и его предводителями. Уверенные в том, что Клам имеет при себе всего двадцать два полицейских, Джеронимо, Гордо, Понсе и другие ренегаты, прибыли как только показалось солнце, все закрашенные для войны и демонстративно дерзкие. С шестью своими апачскими полицейскими, стоящими с ним на одной линии с винтовками в руках, Клам ожидал их на крыльце главной постройки агентства. Бьюфорд и шестнадцать других полицейских находились между этим зданием и торговой лавкой, готовые передать сигнал Клама другим ожидавшим полицейским.
  Клам обвинил Джеронимо в разрыве договора между Кочисом и генералом Ховардом, а также в том, что он нарушил свое прошлогоднее обещание прийти в Сан-Карлос. Далее Клам сказал, что он пришёл сюда, чтобы отправить его в Сан-Карлос, эта поездка была долгой, и он не хочет никаких проблем с Джеронимо и его людьми. Джеронимо ответил, что слова Клама очень смелые, но он и его люди не собираются в Сан-Карлос. Он предупредил Клама, что если тот не будет осторожен, то он и его апачи не захотят вернуться, и "ваши тела останутся здесь, в Охо-Кальенте, на прокорм койотам".
  Наступила развязка. Клам ожидал, что состоятся нескольких часов словесной тирады, но у Джеронимо совсем не было настроения продолжать длительные рассуждения. Клам поднял свою левую руку и коснулся края своей шляпы. Бьюфорд повторил этот сигнал, и двери лавки распахнулись. Две линии полицейских апачей опережали друг друга в противоположных направлениях, чтобы окружить Джеронимо и его людей. Не было издано ни единого звука. Клам не сводил глаз с правой руки Джеронимо и увидел, как его большой палец сдвинул в сторону боёк его армейской винтовки Спрингфилд 50-го калибра. Тогда агент коснулся затыльника своего кольта, и это был его второй сигнал Бьюфорду, и двадцать два полицейских подняли свои винтовки и навели их на Джеронимо и других предводителей, стоящих в нескольких ярдах от них. В этот момент дикий апачский выкрик нарушил тишину. Крупная апачская женщина, испугавшись, что Бьюфорд выстрелит в Джеронимо или в других ренегатов, обвила руками его шею. Это было похоже на полубезумный, полукомический сюжет, как кульминация напряжённого момента, и в других случаях подобное приводило к хаосу и бойне. Апачские полицейские смотрели на Клама, ожидая сигнала, сдерживая свой пыл, а в это время мощный Бьюфорд свалил женщину на землю и снова поднял свою винтовку. Кризис был оперативно ликвидирован. Чирикауа были нейтрализованы и помещены в обнесённый стеной корраль агентства, так как в нём не было караульного помещения. В качестве дальнейшей меры предосторожности, кузнец агентства заковал в кандалы лодыжки Джеронимо и других предводителей. Когда на следующий день прибыли майор Уэйд и его кавалерия, чирикауа полностью покорились. Теперь единственная задача заключалась в сопровождении их в Сан-Карлос. Клам телеграфировал уполномоченному, что ренегаты чирикауа захвачены. На тот момент в Уорм-С прингс было всего шестьсот индейцев, и он посоветовал переместить их всех тоже в Сан-Карлос. Уполномоченнный согласился с этим неудачным и неуместным предложением, и распорядился о переезде апачей Уорм-Спрингса.
  Викторио и остальные мимбреньо прибыли в тот же день. Клам сказал предводителю индейцев Уорм-Спрингса, что перед заходом солнца он должен провести поголовный подсчёт. Индейцы пришли к назначенному сроку и выстроились для подсчёта, а Эскиминзин и другие апачские полицейские в это время были деятельны среди людей Викторио, рассказывая им о справедливом отношении в Сан-Карлосе, убеждая их подчиниться приказу и переместиться туда.
  На следующий день Клам получил из Тусона телеграмму с сообщением о том, что два отряда чирикауа , во главе с Понсе и Нолджи, совершали налёт в Аризоне. Так как Понсе был закован и находился под охраной в коррале агентства, Клам получил возможность обратить внимание ренегатов на ценность ежедневного поголовного подсчёта, снимающего с них подобные обвинения.
  Викторио и его народ были несчастливы в предверии ухода из их любимой страны, однако они согласились на это ради мира. Тем не менее, они были предусмотрительны в том отношении, что попрятали в тайниках свои лучшие винтовки и боеприпасы. Такова была практика апачей, и они имели подобные тайники с оружием, боеприпасами, рулонами ткани и продовольствием в пещерах в Сьерра-Мадре и других труднодоступных, уединенных местах в Мексике. Переход в Сан-Карлос прошел беспроблемно, за исключением нескольких случаев заболевания чёрной оспой среди апачей. И вновь Эскиминзин пришёл на помощь. Он изолировал больных в фургоне с полицейским по имени Калья, потому что тот раньше переболел чёрной оспой, поэтому болезнь ему не грозила.
  Перед отбытием в обратный путь, полковник Хатч попросил генерала Каутца освободить его солдат от сопровождения, когда они достигнут границы департамента Аризоны. Клам нахваливал военных Нью-Мексико, при этом нелюбезно добавляя, что "военные Аризоны бесполезны". Капитан Уильям Уоллес, командир в форте Боуи, связался с Кламом и спросил, где бы он хотел, чтобы его встретили. Клам коротко ответил, что "не требуется из Аризоны никакой охраны и ничто не будет принято".
  
  (Джеронимо в расцвете сил).
  Генерал Шерман посчитал отказ Клама за нарушение частных и официальных правил вежливости, сказав при этом, что Клам "неправильно делает, отвергая предложение". Клам сообщил в ответ, что генерал Шерман неправильно ведёт себя, создавая препятствия в его делах. Каутц неубедительно оправдался за то, что он не предоставлял раньше эскорт на том основании, что Клам отказал ему в наборе скаутов в Сан-Карлосе, поэтому он послал вербовщиков к уалапаям, и задержка сделала невозможной присылку охраны.
  Отныне резервация Уорм-Спрингс считалась закрытой, хотя примерно две сотни мимбреньо и могольон находились на воле. В то время как другие мимбреньо или могольон оставались в районе Уорм-Сррингс, их соплеменники, перемещенные
   в Сан-Карлос, питали надежды на воссоеденение со своими друзьями на собственной земле.
  Пока Клам ездил в Уорм-Спрингс и обратно, Каутц сообщил своему начальству, что отсутствие солдат в резервации делает невозможным наказание ренегатов апачей, кроме этого, он не может получить абсолютно никакой информации об обстановке в резервации. Каутц добавил ещё важных оснований для объяснения его враждебного отношения к Кламу. Такой его тонкий подход был эффективен, так как была одобрена его просьба об предоставлении полномочии офицерскому чину на наблюдение за перемещением индейцев в Сан-Карлосе и на надзор за своевременными и достаточными поставками туда продовольствия. Министр внутренних дел, которому не доставляла удовольствия распря Клама с военными, согласился на назначение офицера в каждую резервацию. Поэтому Клам получил сильное потрясение, когда победоносно возвратился в Сан-Карлос с ренегатами чирикауа и апачами Уорм-Спрингс. Офицер вместе со своей охраной уже находился там, чтобы наблюдать за администрированием Клама.
  Не собираясь разбираться в том, будет офицер сотрудничать с ним или чинить препятствия, Клам тут же выдвинул ультиматум индейскому уполномоченному: или он его сразу увольняет, или увеличивает его (Клама) зарплату, а также обеспечивает вербовку ещё двух рот индейских полицейских. В последнем случае он должен был управлять всеми апачами без какой-либо военной помощи. Когда уполномоченный отверг его просьбу об увелечении зарплаты и расширении руководящих полномочий, Клам подал в отставку, и 1-го июля 1877 года покинул агентство, оставив инспектора Вандевера на временное управление Сан-Карлосом.
  Политика концентрации Индейского Бюро стала трагической ошибкой, так как этот курс не принимал во внимание последствия удаления апачских групп из их любимых пристанищ, а также сбор в одной и той же резервации враждебных друг другу групп. Карлтон сделал то же самое, когда разместил в Боске-Редондо мескалеро и навахо, и это было оглушительным провалом во всех отношениях. И в Сан-Карлосе этот план не мог стать успешным. Среди критиков политики концентрации был и Каутц, убеждавший, что индейская политика умело направляется в собственных интересах подрядчиками и политиканами. Короче голворя, это была программа не по цивилизации диких апачей, или, как восточные реформаторы её называли -Воспомоществование по сохранению Индейских святынь, - а безжалостная интрига по разработке и получению грязных барышей как за счёт правительства, так и за счёт индейцев. Каутц провидчески предупреждал, что эта жульническая концентрация обязательно будет оборачиваться кровавыми мятежами всякий раз, когда лидеры ренегатов смогут использовать в своих интересах недовольство и вражду между отдельными группами. Инспектор Кимбл внешне поддерживал политику своего начальства, но также предсказывал возникновение проблем, если на контроль над апачами будет поставлен неопытный агент.
  Генерал Крук, на тот момент участвовавший в кампании против сиу, решительно в своё время настаивал на том, что невозможно достичь долговременного мира с апачами, если чирикауа не будут полностью разбиты и подчинены. Их перемещение в Сан-Карлос лишь избавило ренегатов от противодействия со стороны собственного народа, и несмотря на то, что солдаты и индейские скауты как из Аризоны, так и из Нью-Мексико постоянно прочёсывали страну на их наличие, они не могли их подавить. Генерал Каутц, гораздо больше разбиравшийся в происходившем, чем территориальные власти, всё ещё доверявшие ему, был уверен, что всего меньше десятка отщепенцев действует в районе форта Боуи. Когда команда лейтенанта Тьюлиуса Т.А. была крепко потрёпана апачами в горах Лас-Анимас, Каутц понял, что эта его оценка слишком занижена. Инспектор Кимбл усилил замешательство генерала, когда порекомендовал Индейскому Бюро направить апачскую полицию для защиты военных постов, а губернатор Саффорд добавил к этому ещё одно оскорбление, когда возглавил команду индейских полицейских в трёхнедельной кампании против ренегатов чирикауа.
  Большинство апачей в Сан-Карлосе продолжали работать в прежнем режиме и избегать проблем, но и среди них время от времени проходили волнения из-за деятельности отщепенцев, частого отсутствия агента Клама в миссиях где-либо в других местах, а также из-за политики принуждения к совместному проживанию в одном агентстве неродственных и недружественных групп. Всё это вместе стимулировало взрывоопасность ситуации. Инспектор Вандевер пророчествовал, что апачи смогут стать экономически самостоятельными за пять лет, если Индейское Бюро выделит 30000 долларов на ирригационный проект. По его мнению, такие скромные расходы должны были предотвратить намного более дорогостоящие проблемы.
  Со времени ухода Клама в отставку, армия приостановила разведывательную деятельность на наличие ренегатов. Инспектор Вандевер, как временный агент в Сан-Карлосе, время от времени вынужден был посылать подразделение индейской полиции возвращать обратно небольшие группы апачей, ускользающих из резервации. Вандевер не стал счастливее, чем Клам, от армейского надзора за поступлениями в агентство, но присутствие офицера всё же возымело заметный и положительный эффект на количество и качество выдаваемых пайков. Тем не менее, Вандевер обвинил армию в узурпировании полномочий Индейского Бюро. Армия нанесла ответный удар, обвинив Вандевера в халатности, неумелости, жульничестве и других проступках. Это ничего не дало, за исключением того, что министр внутренних дел Карл Шурц сделал выговор Вандеверу за нападки на официальных лиц, сотрудничество с которыми для него было необходимо. Вскоре после этого, Харт был назначен агентом вместо Вандевера.
   Распри между военными и гражданскими властями не могли остаться незамеченными апачами, и, как следствие, в различных группах начались волнения, особенно среди апачей Уорм-Спрингс, ненавидивших Сан-Карлос. Они наблюдали и дожидались возможности вернуться в свою страну. Однажды ночью, в 1877 году, Пионсенэй скрытно проник в резервацию, чтобы забрать женщин и детей, принадлежавших к его группе. В ту же ночь апачи Уорм-Спрингса пустились в бегство. Викторио и Локо покинули резервацию во главе более трёхсот апачей Уорм-Спрингс, устремившись на восток, в направлении своей прежней области проживания на юго-западе Нью-Мексико. Так началась новая фаза апачских войн.
  ГЛАВА 10.ВИКТОРИО, НАНА И МИМБРЕНЬО.
   Во время своего посещения в 1871 году Аризоны и Нью-Мексико, Висент Кольер, эммисар мирного курса при президенте Гранте, рекомендовал, чтобы армия обеспечивала продовольствием мимбреньо, и эта рекомендация была санкционирована. Численность мимбреньо и могольон в агентстве Каньяда-Аламосе продолжала расти, и параллельно этому множились жалобы на них. Всякий раз, когда граждане обнаруживали нехватку домашнего скота, подозрение падало на индейцев Каньяды-Аламосы. Возможно, южные апачи были виновны в некоторых таких кражах, но и апачи из Аризоны и Соноры тоже совершали налёты в этом регионе, также белые скотокрады и конокрады из Нью-Мексико часто были виновной стороной. Отряды вооружённых граждан шатались по стране в надежде атаковать апачей, и их присутствие, возможно, повлияло на определение Кочиса в отношении Каньяды-Аламосы как вредного места для здоровья чирикауа.
  Управляющий по индейским делам для Нью-Мексико, Натаниэль Поуп, тоже в том году нанёс визит Викторио, Локо, Нане и их народу, и нашёл их по-прежнему просящими предоставить им резервацию в их собственной стране, желательно в Уорм-Спрингс. Некоторыве лидеры чирикауа тоже пожаловались, что они наги, голодны и боятся нападения белых людей. По их словам, Кочис находился в набеге в Соноре. Поуп, зная о том, что Кольер хочет встретиться с Кочисом, послал курьера на его поиски в тщетной попытке убедить того прибыть на совещание в Каньяда-Аламосу. Так как много новомексиканских скваттеров покушались на лучшие земли, окружавшие Каньяда-Аламосу, Кольер приходит к выводу, что легче найти новый дом для апачей, чем откупаться от незваных белых гостей. Как бы там ни было, но после короткого посещения Охо-Кальенте, или Уорм-Спрингс, он решает, что там недостаточно пахотной земли, и определяет Туларосу как резервацию для южных апачей. Он приказывает переместить апачей туда, но это не становится немедленным действием. Кольер не мог никак понять, что мимбреньо будут недовольны любым их местоположением, кроме Уорм-Спрингс. Через несколько месяцев, Кочис разбил свой лагерь в Кучильо-Негро, около Каньяды-Аламосы. Из-за того,что он потерял многих мужчин и его народ голодал, он желал мира и резервации, но так же, как и мимбреньо с могольон, испытывал неприязнь к Туларосе и отказался привести туда своих людей. Число индейцев в Каньяда-Аламосе продолжало расти, к тому же, к ним присоединились двести койотеро, которые были несчастливы в Сан-Карлосе. В марте 1872 года они все были перемещены в Туларосу.
  Во время своего визита в Туларосу, генерал Ховард нашёл Викторио и южных апачей недовольными резервацией, которую Кольер выбрал для них. Ховард пообещал переместить их в Уорм-Спрингс, если только чирикауа согласятся к ним присоединиться. Он сказал им: "Эта земля будет принадлежать вам до тех пор, пока вы не нарушите мир". Между тем, там продолжались многочисленные кражи домашнего скота, приписываемые южным апачам, но теперь, из-за постоянных передвижений из Туларосы в Чирикауа и обратно, а также из-за того, что время от времени отряды койотеро и других групп тоже посещали этот регион, трудно было определить ответственных за эти грабежи. Лидеры мимбреньо отрицали, что их люди совершают кражи, и обвиняли в этом "плохих индейцев" из других агентств.
  Разделение еще в 1866 году военного контроля над апачами между Дивизионом Миссури и Тихого океана, лишь усугубило проблему сдерживания апачей юга Аризоны и Нью- Мексико. Для облегчения этой задачи, министр внутренних дел порекомендовал передачу агентств Чирикауа, Кэмп-Грант и Кэмп-Лоуи под юрисдикцию Нью-Мексико, но стойкое противление этому со строны генерала Крука и других, вынудило его отказаться от этой идеи.
   Несколько позже, после назначения Леви Эдвина Дадли управляющим индейскими делами для Нью-Мексико, он в начале 1873 года проводит совещание с индейцами Туларосы. Викторио, Нана, Локо и другие предводители находились в дурном расположении духа и требовали переместить их в другое место. Дадли настаивал на том, что их переместят, если только Кочис со своими чирикауа присоединится к ним. Кочис по-прежнему отказывался осесть в Каньяда-Аламосе, а Викторио и его люди в такой же степени не желали переезжать в агентство Чирикауа или Мескалеро. Для удовлетворения апачей и приобретения их сотрудничества, необходимо было обеспечить выделение каждой группе резервации на её собственной земле, но это понимали только Кольер, Ховард, Крук и несколько других причастных людей. Представителям Индейского Бюро одно место было так же хорошо, как и другое, и они не видели смысла в уступке и поселении мимбреньо в Уорм-Спрингс.
  В то время как местные жители обвиняли апачей из Туларосы, и особенно Санчеса, в совершении краж, доктор с поста отзывался о них благосклонно. "Апачи", - говорил он, -"выносливая раса, с хорошим телосложением. Они добродетельны, и среди них нет заражённых сифилисом". Агент южных апачей Бенджамин Томас был убеждён, что группа Викторио хочет мира и даже могла бы посодействовать заключению любого апача, совершавшего кражи. Викторио однажды предложил убить Санчеса за нарушение мира. Но когда Томас попросил Викторио и Локо арестовать некоторых апачей, которые были прослежены с украденным скотом в резервацию, они рассердились, вероятно, из-за того, что среди тех арестованных мог оказаться один из племянников Викторио. Тем не менее, Томас продолжал на них давить, пока они не бросились вон из его конторы и не подали сигнал своим воинам хватать принадлежащие им вооружения и лошадей. Пока воины мимбреньо разъезжали взад и вперёд перед штаб-квартирой агентства, прибыл майор Уильям Прайс с тремя ротами 8-й кавалерии, и очередными, теперь уже навахскими скаутами. Викторио согласился назавтра провести совещание в своём лагере, расположенном в каньоне на некотором расстоянии от штаб-квартиры агентства, но когда Прайс приехал на эту встречу, то обнаружил лагерь брошенным. Прайс по просьбе Томаса попытался арестовать каких-нибудь женщин и детей, чтобы держать их в заложниках, "но они все бежали в горы". Людям Прайса всё же удалось схватить племянника Викторио и ещё одного воина, которых считали нарушителями спокойствия. Их обоих удерживали в качестве заложников, пока Викторио и другие лидеры не вернулись в агентство, а затем были освобождены.
  В 1874 году Индейское Бюро вновь подняло вопрос перемещения и концентрации, но Дадли заявил, что переселение южных апачей к мескалеро, конечно, выгодно, но оно не пройдёт мирно. А тем временем, майор Прайс отправляет кавалерийский отряд разведать и составить карту страны южных апачей. Его люди сообщили, что апачи Туларосы часто наносят визиты чирикауа, и дальше они уже перемещаются вместе в налете на Мексику. Южные апачи продолжали настаивать на отъезде из Туларосы, но поскольку Индейское Бюро решило, что сосредоточение апачских групп в одном или двух агентствах повлечёт за собой значительную экономию материальных средств правительства, оно предложило поселить южных апачей и чирикауа в Уорм-Спрингс. Уполномоченный Смит приказал Дадли посетить Кочиса и агента чирикауа Джеффордса, чтобы озвучить им эту идею. Но когда Дадли летом 1874 года прибыл в агентство Чирикауа, то Кочис уже умер, и не было никого другого из чирикауа, кто имел бы такое же влияние на его народ. Джеффордс подтвердил информацию, что индейцы часто уходят из Туларосы и присоединяются к чирикауа в набегах на Сонору, оставляя при этом свои семьи в его агентстве; когда воины возвращаются из набегов и требуют выдачи пайков, то он снабжает их ими, и если он откажется это делать,то они вновь займутся рейдерством. Он надеялся, что кормлением сможет удерживать их возле агентства, и попросил, чтобы уполномоченный Смит инструктировал его насчёт дальнейших действий.
  Во время своего визита Дадли решил, что Джеффордс сумеет убедить чирикауа переселиться в Уорм-Спрингс. "Я не видел ещё ни одного человека, имевшего бы настолько полную власть над своими индейцами, как у агента Джеффордса", - писал он уполномоченному, когда рекомендовал Джеффордса в качестве агента в новой резервации". "Джеффордс не обладает в полной мере квалификацией агента", -продолжил он, - "тем не менее, он осуществляет управление, и когда чирикауа покидают резервацию, то он знает, куда они ушли". "И если апачи смогут научиться работать", - подытожил Дадли, - "то Джеффордс, это тот самый человек, кто сможет их научить". Так как резервация Тулароса была совершенно неприемлема для южных апачей, Дадли порекомендовал закрыть её, переместив всех в Уорм-Спрингс, предварительно отправив туда агента Томаса провести подготовку места к их прибытию. Томас попросил, чтобы уполномоченный не применял в Уорм-Спрингс новый порядок, инспирированный кругом высокопоставленных лиц - так называемые "Друзья Индейца", требовавшие от всех индейцев приложения труда ради получения пищи. Несмотря на то, что Томас сообщил о частичном успехе в деле убеждения апачей заняться фермерством, он был уверен, что большинство из них сбегут из резервации, если новый порядок будет неукоснительно выполняться.
   Перед прибытием апачей в Уорм-Спрингс, Томас, считавший, что присутствие военного подразделения окажет благотворное влияние, попросил расквартировать в новом агентстве кавалерийский отряд, и его просьба была принята во внимание. В середине лета 1874 года был предпринят первый решительный шаг в перемещении, и к ноябрю, когда Джон Шоу заменил Томаса на должности агента, в реестрах агентства значилось уже около четырёхсот индейцев.
  Весь следующий год южные апачи не приносили серьезных проблем, так как они были вполне счастливы в Уорм-Спрингс и, кажется, получали там хорошее питание. Сообщалось, что количество жителей в агентстве превысило 1300 человек. Но вскоре возникли сомнения насчёт точности подсчёта Шоу, и ходили слухи, что он вывел это число, исходя из количества говядины, им распределяемой. Кривотолки, распространявшиеся в течение 1875 года в отношении того, что они подлежат переселению в Сан-Карлос в соответствии с политикой концентрации, беспокоили южных апачей, так как они испытывали неприязнь к этому региону даже ещё в большей степени, чем к Туларосе. К тому же, они находились в недружелюбных отношениях с некоторыми группами тамошних апачей, и не забывали, что им был обещан постоянный дом в Уорм-Спрингс. Однако политика концентрации имела много активных сторонников кроме подрядчиков из Индейского Бюро и малоземельных поселенцев, оказывавших давление на Конгресс и Индейское Бюро, и, в конце концов, чиновники бюро не выдержали.
  В то время как в 1875 году апачи Верде перемещались в Сан-Карлос, американские и мексиканские поселенцы из Нью-Мексико начали посягать на земли резервации Уорм-Спрингс, надеясь на аналогичное перемещение. Агент Шоу пытался удерживать апачей в мире при помощи расширенной выдачи пайков, хотя и он тоже при этом подозревался в незаконной продаже государственных поставок с целью получения собственной выгоды. Он был уверен,что Викторио, Локо и другие лидеры мимбреньо будут держать своих людей подальше от проблем, если будут накормлены. В Уорм-Спрингс было расположено лишь небольшое армейское подразделение, когда множество чирикауа перебралось туда после того, как была закрыта их резервация, и поэтому Шоу боялся, что начнутся неприятности. Полковник Эдвард Хатч, командующий округом Нью-Мексико, в спешном порядке обеспечил Шоу достаточным кавалерийским пополнением, но всё же присутствие чирикауа делало других апачей излишне возбуждёнными, и особенно молодых воинов. Весной 1876 года полковник Хатч лично нагрянул в Уорм-Спрингс, и нашёл там апачей хорошо обеспеченными винтовками Спрингфилд, Шарпс, винчестерами и пистолетами. Индейцы, находившиеся в мрачном настроении, жаловались,что правительство целый месяц не выдает им мяса. Они добавили, что их молодые мужчины совершают набег, и лучше было бы последовать за ними, чем оставаться в Уорм-Спрингс и голодать.
  Когда Хатч достиг Уорм-Спрингса, туда же прибыло некоторое количество воинов чирикауа, уже готовых к рейду. Викторио, Локо и другие предводители сказали Хатчу, что они собираются заключить мирный договор с Сонорой, и что будут жить потом там и совершать набеги в Нью-Мексико. Викторио заверил Хатча, что "лучше им оказаться в состоянии войны с белывми, а затем и все другие апачи присоединятся к ним". В этот критический момент Хатч получает указания кормить апачей и удерживать их в резервации, невзирая на политику Индейского Бюро. Вожди прямо сказали Хатчу, что они не смогут удерживать своих молодых мужчин от совершения налётов, и что они решат свои проблемы обменом лошадей и мулов на оружие и боеприпасы. Лидеры сказали, что если они хотят сохранить своё влияние, то у них не остаётся выбора, кроме личного участия в набегах. В своём сообщении Хатч константировал: "Мескалеро и мимбреньо занимаются расширенным рейдерством, и они опасны, как никогда до этого. Агенты не контролируют апачей, но это должно помочь в разоружении южных апачей, хотя, и я в этом уверен, это невозможно сделать без дорогостоящей схватки".
  Приход чирикауа нарушил распорядок, и особенно это проявилось, когда заявилась группа Джеронимо. Заботы Шоу возросли, когда Локо, пытавшийся помочь сохранить мир, подвергся нападению во время одного дебоша и один воин в процессе был убит. Применение политики концентрации, привело к рассеиванию чирикауа и значительно усугубило проблему апачей в целом, во всех агентствах. В сентябре 1876 года рота 9-й кавалерии и скауты навахо прибыли в резервацию, чтобы атаковать и сжечь лагерь Викторио, и причины этого так и не были установлены. Другие подразделения кавалеристов пересекли во всех направлениях местность, окружавшую резервацию. Группа жителей воспользовалась "занятостью" апачей с солдатами и своровала табун их лошадей. Это привело к тому, что апачи, которые еще оставались мирными, сильно разозлились.
  Ходило много слухов, что Джеронимо, Пионсенэй и другие ренегаты из чирикауа используют Уорм-Спрингс как исходную точку для совершения набегов и в качестве безопасного убежища. В марте 1877 года лейтенант Остин Хенели лицезрел там Джеронимо как раз после его возвращения из налёта в Мексике. И это рапорт Хенели привёл в итоге к тому, что Клам задержал Джеронимо и его группу, а также к злосчастному удалению южных апачей в Сан-Карлос. Викторио напрасно возмущался, говоря, что генерал Ховард пообещал им навечное поселение в Уорм-Спрингс и что их перемещение это явное нарушение его обещания. Многие апачи ускользнули и избежали переселения. Это были как раз те воины, которые считали такую поездку нежелательной, и поэтому они припрятали ружья и боеприпасы на случай грядущих потребностей.
  Люди Викторио, оказавшиеся в Сан-Карлосе, были поселены в субагентстве в заброшенном Кэмп-Гудвин, на южном берегу Хилы, почти в тридцати милях от штаб-квартиры агентства. Кэмп-Гудвин был основан в 1868 году. Местность там была просто вредна для здоровья, и в 1877 году тяжёлая форма малярии парализовала гарнизон полностью, убив при этом четверть людей. Пост был покинут как непригодный для использования, однако именно туда были отправлены жить Викторио и его народ. Южные апачи и койотеро находились в противоречиях, и между ними там произошёл ряд взрывоопасных инцидентов. Много апачей из Уорм-Спрингса скончалось от голода и болезней, и Викторио твёрдо решил увести своих людей оттуда при первой возможности.
  
  (Нана, один из предводителей, следовавших за Викторио. Фотография 1884 года).
  В августе 1877 года Пионсенэй, Нолджи и некоторые другие ренегаты чирикауа прибыли в субагентство и заявили, что они хотят сдаться. Служащий ответил им, что он не имеет полномочий для ведения по этому поводу переговоров, но может принять безоговорочную капитуляцию. Сразу после этого, Пионсенэй и его люди похитили какое-то количество лошадей и увели с собой много родственников других ренегатов, последовав вверх по течению Хилы в Нью-Мексико. Викторио, Локо, Нана и другие мимбреньо, взбудораженные этой акцией, и зная, что кавалерия отправится за чирикауа, забрали некоторое количество лошадей у койотеро и бежали на север. Полицейское подразделение апачей из Сан-Карлоса, скауты и добровольцы койотеро с пылом последовали за ними по тропе и наутро нагнали беглецов, захватив при этом некоторых женщин и детей, большинство их лошадей и всё продовольствие. Одновременно с этим, кавалерия из форта Байярд, прежде чем повернуть ни с чем обратно, прошла по следу Пионсенэя далеко в Мексику.
  Люди Викторио хотели лишь возвратиться в свой дом в Уорм-Спрингс. В октябре они известили командира форта Уингейт, что готовы сдаться. Несмотря на то, что тот совершенно не имел понятия о том, что со всем этим делать, он принимает сдачу Викторио, Локо и 187 других мимбреньо, в то же время Нана и его мимбреньо направились к мескалеро. Перед вступлением в агентство мескалеро Блэйзер-Милл, Нана отправил молодых воинов с большей частью лошадей в Ринконада - недоступный и удалённый каньон. С шестьдесят двумя другими своими людьми он проследовал к штаб-квартире агентства, где агент Годфрой ввёл их имена в реестр. Молодые воины не были в нём упомянуты, и поскольку они не были посчитаны, то могли в любое время прийти или уйти, не вызывая при этом подозрений. Вскоре Нана обнаружил, что Годфрой время от времени отсылает торговцам в Лас-Крусес фургоны с товарами, которые полагались мескалеро. В одном таком случае, Нана с небольшой группой своих людей облегчил фрахтовщиков от этих товаров и отправил их в тайник в Ринконаде.
   Тем временем, Викторио в форте Уингейт упорно стоял на том, что он и его люди ни при каких обстоятельствах не желают возвращаться в Сан-Карлос. Пока власти в Вашингтоне обсуждали, что им делать с мимбреньо и могольон - переместить их всех в Сан-Карлос или разрешить жить в Уорм-Спрингс - другие члены группы продолжали приходить и сдаваться. К ноябрю, когда они были доставлены в Уорм-Спрингс, чтобы там находиться, пока бюро решает их судьбу, численность их возросла до 250 человек, но воинов из них было только 52. Возвращение в Уорм-Спрингс оказалось временным, несмотря на то, что офицеры настоятельно рекомендовали оставить их там, и когда полковник Хатч гарантировал им, что они могут там остаться, если будут хорошо вести себя, Индейское Бюро внезапно решает продать землю и собственность, принадлежавшие государству и этому агентству. Представители бюро могли в иных случаях отменить свои решения, но сейчас, в этот критический момент, они не стали этого делать.
  Мимбреньо попросили разрешения послать делегацию в Вашингтон, чтобы объяснить причины своего недовольства властям, но им было в этом отказано. Кое-кто из них попросил, чтобы их родственников, всё ещё находящихся в Сан-Карлосе, прислали к ним в Уорм-Спрингс. Но Индейское Бюро не выказывало, похоже, ни малейшего желания управлять южными апачами, оставляя их при этом в состоянии неопределённости. А они, между тем, были вполне послушными и сговорчивыми, чтобы показать, что они заслуживают того, чтобы остаться в Уорм-Спрингс. Генерал Шеридан, призывавший бюро оставить их там, в резкой форме предупредил уполномоченного, что если тот не берет на себя ответственность за мимбреньо, он рекомендует отпустить их на волю. Как и следовало ожидать, это стало грозным предзнаменованием бурных событий.
   Викторио удерживал свой народ в дружественных отношениях с жителями соседнего города Монтикельо, ограждая их от других индейцев и через это получая возможность покупать там ружья и боеприпасы. Однажды маклер сказал ему, что несколькими днями ранее, он со своим сыном собирал в стадо крупный рогатый скот, когда на них напали семь "разбойников" апачей. Он по-испански крикнул им, что является другом Викторио, и они уехали. Сразу по обнаружении проблемы, Нана и группа воинов отправились за ними, и несмотря на то, что налётчики петляли следы, на третий день поймали их. Ренегаты стали хвастаться совершёнными ими убийствами и своими колдовскими способностями, а также сказали Нане, что если он их убьёт, то их призраки станут преследовать как его самого, так и его людей. Один их этих отщепенцев был мальчиком, очевидно, пленником. Нана забрал его и отъехал, оставив своих воинов расправляться с разбойниками.
  Из-за того, что апачи мимбре боялись возвращаться в Сан-Карлос, они были согласны даже на существование с вдвое урезанными пайками, лишь бы остаться в Уорм-Спрингс. Но Индейское Бюро твёрдо отстаивало переселение в Сан-Карлос. Апачи жили в нервных ожиданиях, держась подальше от проблем и надеясь, что бюро всё же смягчится. При этом они были полны решимости умереть в борьбе, а не отправляться в Сан-Карлос на медленную смерть. В середине октября 1878 года, через год после возвращения в Уорм-Спрингс, мимбреньо каким-то таинственным образом выведали, что через десять дней прибудут две кавалерийские роты для их сопровождения в Сан-Карлос. Викторио выразил жёсткий протест в отношении этого, но капитан Фрэнк Беннет мог лишь следовать полученным инструкциям. Женщина мескалеро попросила у Беннета разрешения возвратиться к своему народу, и он дал на это согласие. Но она, вместо отъезда по направлению к мескалеро, хлестнула свою лошадь и устремилась по каньону в сторону главного лагеря, "голося на самой верхней ноте, что солдаты прибыли и идут, чтобы убить их всех". Викторио и ещё 80 других запаниковали и бросились в сторону гор, оставив большую часть своего имущества. Беннет захватил в заложники Локо, предводителя мимбреньо, наиболее дружественного по отношению к англо-американцам.
  Вскоре солдаты уже находились в поисках бежавших мимбреньо, но те рассеялись в горах и просто исчезли. Немногим позже в агентство вернулся предводитель Санчес и сказал, что Викторио может прийти вместе с остальными, но капитан Беннет должен пообещать, что он будет защищать их. Офицер согласился на это, однако Викторио уже в это время находился на пути в Мексику, а те мимбреньо, которые прибыли с Санчесом, ускользнули, чтобы присоединиться к нему. Беннет собрал всех, кто ещё оставался, и сопроводил их в Сан-Карлос. Претерпев страдания из-за снежной и холодной погоды при пересечении гор, в ноябре они, наконец, достигли Сан-Карлоса. Спустя несколько недель, Нана, Санчес и пятьдесят других дерзких и голодных апачей явились в агентство мескалеро. Из-за нежелания брать на себя ответственность, и из-за неубедительности дублирующих формулировок чиновников Индейского Бюро, приказ об отправке их в Сан-Карлос так и не был исполнен. В начале 1879 года, когда Викторио и его люди сдались лейтенанту Мерриту в Уорм-Спрингс, он разрешил им послать кого-либо из их мужчин к мескалеро, чтобы они привели Нану и всех тех, кто пожелает возвратиться. На требование разъяснить такое несанкционированное действие, Меррит ответил, что Викторио заверил его,что он и его люди предпочтут смерть в бою возвращению в Сан-Карлос. Хатч одобрил действия Меррита и предупредил суперинтенданта Поупа, что если будет совершена попытка переместить апачей в Сан-Карлос, то многих из них придётся убивать.Тогда Индейское Бюро решило, что мимбреньо стоит поселить не в Сан-Карлосе, а с мескалеро, даже несмотря на то, агент мескалеро Сэмюэл Рассел решительно заявил, что он считает их источником неприятностей и предпочёл бы, чтобы их не было у него. Уполномоченный по индейским делам Хайт приказал принять их, заверив при этом Рассела, что апачи мимбре могут хорошо себя вести, если с ними обходиться справедливо, а также напомнил ему, что они находятся в дружеских отношениях с мескалеро.
  Когда лейтенант Меррит попытался объяснить Викторио, что его народ должен переселиться к мескалеро вместо Сан-Кварлоса, то, возможно, переводчик несколько исказил его обращение. и поэтому Викторио бурно на это отреагировал. Он закричал, что умрёт первым, сделал знак своим людям, и все они ринулись в северном направлении к горам Сан-Матео. Теперь была очередь полковника Хатча реагировать в гневе. Он послал кавалеристов с индейскими скаутами в Уорм-Спрингс с приказом захватывать ренегатов и отправлять их в Сан-Карлос. Хотя он и сумел убедить чиновников бюро, что правильным курсом является передача мимбреньо в агентство мескалеро, не в его силах было убеждение Вашингтона в очередном изменении предписаний. Далее Хатч посылает Томасито и других мимбреньо, находившихся у мескалеро, найти Викторио и убедить его прийти в это агентство. Но Викторио уже повернул на запад, а затем на юг в Мексику, оставляя за собой следы смерти и опустошений.
  Как-то весной 1879 года Викторио узнаёт, к немалому своему изумлению, что его народ оказывается предполагалось сослать в агентство мескалеро, а не в Сан-Карлос, и извещает агента мескалеро, что хочет сдаться. В июне он прибыл с некоторым числом воинов и попросил Рассела лучше сразу ему сказать, если их должны переместить в Сан-Карлос. И когда тот ответил, что они могут находиться в Мескалеро при условии, если будут вести себя хорошо, то они попросили привезти свои семьи из Сан-Карлоса. Рассел ответил, что он попытается это сделать. В конце июля 1879 года в Мескалеро находилось около 150 апачей уорм-спрингс, и Рассел был уверен, что они будут оставаться мирными, если только разрешить им воссоединиться со своими семьями.
  Хатч и Рассел пообещали защищать Викторио, если он сдастся, но вскоре Рассел уже стоял перед диллемой. Власти округа Грант выдвинули против Викторио обвинения за убийства и воровство лошадей, и скорее всего они попытались бы его арестовать. Рассел телеграфировал уполномоченному по индейским делам о присылке инструкций в отношении того, как и что он должен будет делать, если местные власти попытаются задержать Викторио. Каким-то образом Викторио узнал об ордере, выданном на его арест, и подумал, что его применят к нему с большой долей вероятности, кроме того, он мало доверял обещаниям по его защите. Через несколько дней он исчез со своими людьми, и с ними ушли некоторые недовольные мескалеро. Рассел был удивлён и раздражён, он не мог даже представить себе, почему они покинули резервацию, когда их семьи уже находились на пути сюда из Сан-Карлоса.
   Прошло несколько месяцев, прежде чем Рассел узнал причину побега. Несколько дней спустя после того, как Викторио узнал о выдвинутых против него обвинениях, судья Уоррен Бристоль, гособвинитель Альберт Фаунтин и несколько других белых людей проезжали через резервацию, находясь в охотничьей и рыболовной поездке. Викторио и его люди знали, или догадывались, что это за люди, и пришли к убеждению, что они прибыли арестовать Викторио. Поэтому, когда уже казалось, что уорм-спрингские апачи счастливо поселятся в Мескалеро, воссоединившись в скором времени со своими семьями, они выбрали то, что для многих из них стало последней тропой войны. Ситуация была даже ещё более трагической, так как Индейское Бюро, наконец, согласилось на соединение их со своими семьями, и теперь они могли возвратиться в собственную резервацию в Уорм-Спрингс. Если бы это простое решение было принято немного раньше, то многие жизни англо-американцев, мексиканцев и апачей были бы сохранены. Солдаты 9-й кавалерии последовали за убегавшими индейцами, но догнать их не смогли.
  Агент Рассел, которому предстояло ещё многое узнать об апачах и их образе жизни, сильно обиделся на них за этот побег. Он сообщил уполномоченному, что уорм-спрингские апачи не питают ни страха, ни уважения к армии, и поэтому необходимо преподать им урок строгости: "избить их так сильно, насколько это возможно". Но оказалось, что такая вещь была просто невозможна, по крайней мере, в том виде, в котором Рассел себе её представлял.
  Вскоре после их побега из агентства мескалеро, Викторио, Нана и около сорока воинов обрушились на табун лошадей и мулов, принадлежащих роте Е Девятой кавалерии, убивая восемь мужчин, охранявших животных, и уводя весь табун. Несколько дней спустя, командир форта Байярд майор Альберт Морроу сразился с воинами Викторио и убил десять из них, раня некоторых других, но тоже понёс значительные потери. Морроу оценил, что у Викторио была сотня воинов, хотя Мескалеро он покинул только с сорока тремя. "Весь наш скот пропадёт", - признал майор. - "Я посылаю всех имеющихся солдат". Двумя уорм-спрингскими апачами, которым Викторио доверял больше всего, были его сестра Лозен и старый Нана. "Сила" Лозен заключалась в том, что она видела на расстоянии, где находится лагерь противника. Когда Викторио хотел узнать, в какой стороне находится враг, то она становилась с распростёртыми руками, ладонями раскрытыми вверх, и молилась Усену. Затем она медленно поворачивалась за солнцем, и её руки покалывало и ладони меняли цвет, когда они совпадали с направлением, где находились враги. Интенсивность покалывания в её руках указывала на то, близко или далеко расположены враги. "Сила" Наны заключалась в нахождении и захвате обозов с боеприпасами, кроме этого, он был одним из самых тонких стратегов среди апачей Уорм-Спрингса. Обе эти "силы" являлись неотъемлемой частью успехов Викторио.
  Хотя жёны налётчиков часто сопровождали своих мужей в рейдах, для незамужней женщины необычно было делать то же самое. Но Лозен являлась исключением, она сражалась так же умело, как и любой другой воин, и принимала участие во многих боях. Кроме эого, она была единственной женщиной, приглашаемой на заседания совета, потому что тоже была одарённым стратегом. Джеймс Кайвайкла, кто на тот момент был ещё малолетним, позже вспоминал, что "пока мне не стало около десяти лет, я не знал, что люди умирают не только через насилие. Это происходило из-за того, что я был апачем, апачем Уорм-Спрингс, чьё первое яркое воспоминание - это изгнание нас огнём и мечом из нашей резервации возле Охо-Кальенте".
  После атак Викторио, солдаты отовсюду из Нью-Мексико были собраны в Уорм-Спрингс, а из Аризоны прибыл лейтенант Чарльз Гейтвуд со своей ротой скаутов апачей и тремя вьючными обозоми. "Я подтверждаю сейчас в письменной форме", -писал лейтенант Томас Круз, кто сопровождал Гейтвуда, - "что это были те вьючные обозы, из-за которых в итоге индейцы потерпели поражение, и это признали все их известные вожди, с которыми мы позже разговаривали. Солдаты теперь могли находиться на тропе так же долго, как и индейцы,и так как апач является неуравновешенным человеком - несмотря на весь его стоицизм, такое упорное преследование расшатывало ему нервы". Когда солдаты нагоняли апачей, то вьючные обозы с боеприпасами и провизией всегда были у них под рукой. "Апачи", - указывал Круз далее, - "отмечали потом, что они были обескуражены этим". Согласно сообщению, Викторио был вначале озадачен, а потом просто взбесился, когда узнал, что скауты койотеро с вьючными обозами предназначались именно для него, так как ему были известны их боевые качества. Он, в свою очередь, известил их, что собирается отомстить им набегами на Сан-Карлос и уничтожением их семей.
   В сентябре 1879 года один из отрядов догнал Викторио возле реки Лас-Анимас, и прежде чем отступить, сражался с ним весь день. Бой произошёл в труднодоступных горах, где ловким апачам было вполне комфортно. Перед отступлением солдат, апачи захватили их вьючный обоз и провизию. Вскоре майор Морроу и скауты Гейтвуда тоже наткнулись на враждебных и атаковали их в самом лагере. Долгая схватка закончилась вничью, но всё же солдатам и скаутам удалось захватить большинство апачских лошадей и мулов. Однако подобные убытки представляли собой лишь небольшое неудобство для апачей, так как они буквально растворились в горах, где их невозможно было преследовать. И когда они оказались на безопасной дистанции, то начали махать своими набедренными повязками и делать другие неприличные жесты. Люди Викторио беспокоили войска Морроу на всём пути их отхода из гор. Затем вождь отправился в горы Могольон, сопровождаемый Морроу на расстоянии.
  Викторио вынуждал своих врагов постоянно быть начеку, где бы он не проходил, и множество войсковых колонн и гражданских лиц следовали за ним. Одна группа жителей из Месильи имела несчастье приблизиться к нему и была полностью уничтожена в засаде. Но чёрные кавалеристы Морроу продолжали упорно идти по следу Викторио по горам и пустыням в Мексику, порой по несколько дней маршируя без воды. В одном водоёме воды оказалось лишь по полпинты на каждого человека и животного. В другой враждебные бросили труп койота, в ещё одном источнике вода была очень грязной, так как апачи проехали по нему на лошадях. Наконец, скауты рассмотрели пыль впереди, на границе пустыни с горами Гузман. и сообщили, что враги заняли там оборону. Несмотря на то, что лошади отставали или подыхали на каждой пройденной миле, Морроу и его солдаты неумолимо продвигались вперёд, чтобы совершить пешую атаку. Они сражались по-своему методу почти у вершины гребня, где враждебные насыпали примитивные преграды, и только из-за валунов, катящихся на них, вынуждены были отступить. Они без перерыва шли по следу семьдесят часов без воды и крайне нуждались в питье и отдыхе. Гражданские, обвинявшие армию в бездействии, очень заблуждались насчет этого, так как любое значительное усилие в тех условиях было в физическом отношении крайне тяжело осуществить. Гейтвуд сообщил, что апачи хорошо вооружены винчестерами последней модели и имеют много к ним боеприпасов.
   У Викторио имелось около 150 воинов мимбреньо, могольон, навахо, мескалеро и липан из Техаса, а также команчей. Силы майора Морроу включали, по крайней мере, восемьдесят одного белого и восемнадцать индейских скаутов, и половина его команды осталась позади. Морроу полностью полагался в преследовании Викторио в Мексику на апачей Гейтвуда, так как знал, что без них он никогда не сумеет пойти по следу Викторио. Их достижения выглядят ещё более впечатляющими, если учесть то, что за всё время им ни разу не была предоставлена лошадь,тем не менее, у них хорошо получалось опережать кавалерию.
  Оставив солдат позади себя, Викторио повёл свою группу в горы Канделариа вдоль дороги из Эль-Пасо в город Чиуауа, и расположился лагерем у небольшого водоёма под названием Тинаха-де-Викторио. Его разведчики обратили внимание на необычную активность в городе Каррисаль. Санчес, являвшийся мексиканским пленником, был отправлен туда на лошади, имевшей известное клеймо Террасаса, одетым в одежду вакеро, убитого им самим. Вскоре ему удалось подслушать дискуссию насчёт плана по приглашению людей Викторио на фиесту и предоставления им такого количества алкогольных напитков, которое они только смогут поглотить, а затем убить их. Через несколько дней в лагерь Викторио приехали индейцы тараумара и пригласили апачей на фиесту.
  Раньше Викторио поддерживал мирные отношения с определёнными мексиканскими городами, ограждая их от набегов, чтобы они обеспечивали его людей ружьями, беприпасами, ситцем и другими необходимыми вещами. Сейчас же он отправил небольшую группу налётчиков, чтобы они увели из Каррисала каких-нибудь лошадей. Восемнадцать мексиканцев, погнавшихся за ними, попали в тщательно продуманную западню и все до одного были убиты. Тридцать пять других отправились на поиск первой партии, вновь сработала ловушка, и было убито ещё пятнадцать мексиканцев. Спустя несколько дней люди Викторио захватили полностью вьючный обоз и снова заимели много полезных венщей. В изолированных пещерах они имели тайники с провизией, различной утварью, одеялами, рулонами ткани, ружьями и боеприпасами. Если, допустим, они чего-либо лишались в неожиданном нападении, то вскоре пополняли свои припасы благодаря таким тайникам.
   Группа Викторио была не единственной группой апачей в это время, находившейся на тропе войны. Джеронимо, Ху, Нолджи и Чато по-прежнему совершали набеги из своих убежищ в Сьерра-Мадре в Соноре. Вполне вероятно,что некоторые описанные схватки, произошедшие между солдатами и апачами, происходили с группами Ху или Джеронимо, а вовсе не с Викторио, а в каких-то случаях и с тремя объединенными апачскими силами. В 1879 году враждебные действия апачей в Чиуауа имели очень разрушительное воздействие. В течение одного только шестинедельного отрезка времени там было убито около ста пятидесяти человек. Из-за того, что Викторио имел при себе смешанные силы, включавшие ренегатов из ряда племён, и из-за того, что они часто разделялись на небольшие группы, один из его ранних политических курсов был заброшен. Викторио всегда дружил с одинокими мексиканскими пастухами в их изолированных лагерях, а те с благодарностью делились с ним боеприпасами и едой. Но сейчас, в последнем его буйстве через Нью-Мексико, эти пастухи стали наиболее многочисленными гражданскими жертвами.
  Мнения, касающиеся причин возникновения опустошительного мятежа Викторио, разделились среди офицеров и гражданских властей, но наиболее опытные из них в делах с апачами, как правило, сочувствовали им. Лейтенант Гейтвуд, являвшийся одним из самых успешных истребителей апачей эпохи Крука в Аризоне, откровенно заявил, что любой человек, наделённый полномочиями, аккуратно уладил бы обоснованные претензии Викторио. Генерал Уилкокс, командующий военным департаментом Аризоны, отметил: "Многие полагают, что с Викторио первыми обошлись несправедливо, когда удалили его народ из Охо-Кальенте, Нью-Мексико, в Сан-Карлос, Аризона, и это удаление, если и не является злоупотреблением доверием, то есть грубое и безжалостное мероприятие, из которого жители Нью-Мексико пожинают горькие последствия". Генерал Джон Поуп, командующий Дивизионом Миссури, кто совсем не был поклонником апачей, которых он называл обыкновенными бродягами, совершенно не имеющими никакой ценности бесполезными существами, был даже ещё более резким. "Этот бунт Викторио", - писал он, - "и тяжёлая кампания против него, находящаяся по-прежнему в стадии развития, с чем связана потеря многих наших людей, а также убийства индейцами около семидесяти гражданских лиц, в основном пастухов мексиканцев, явились результатом непреклонного замысла департамента внутренних дел по перемещению его группы в Сан-Карлос, Аризона. Там уже собрано множество индейцев, главным образом, индейцев Аризоны. Викторио и его группа всегда резко противились отправке туда, и одной из причин этого является враждебное отношение к ним со стороны многих индейцев тамошнего агентства. Он всегда подтверждал свою готовность жить со своим народом мирно в агентстве Уорм-Спрингс (Охо-Кальенте), и я имею сведения, что он никому и никогда не приносил никаких проблем, пока находился там. Я не знаю, по каким причинам департамент внутренних дел настоял на его удалении в агентство Сан-Карлос, но, разумеется, теперь им следует привести убедительные доводы для того, чтобы оправдать великие неприятности и тяжёлые потери, вызванные попытками насильственного удаления. Происходящее сегодня является четвёртым разом за последние пять лет, когда группа Викторио сбегает. Три раза они были приведены обратно, и военные передавали их специалистам Индейского Бюро. Викторио и его группа решили умереть, но не идти в агентство Сан-Карлос, и нет сомнений в том, что нужно будет уничтожить или захватить племя полностью, чтобы считать военную операцию успешной. Пленение не очень вероятно, но уничтожение (жестокое по своей сути), сможет, я полагаю, со временем произойти".
  В 1879 году Крук отметил: "На протяжении двадцати семи лет моего опыта с этими индейскими возражениями, я не знал ни одной индейской группы, которая бы заключала мир с нашим правительством, а затем разрушала его и покидала резервацию без какой-либо земельной претензии. И до тех пор, пока их жалобы не рассмотреть и не скорректировать, они постоянно будут источником раздражения и неприятностей". Шерман, в своём годовом отчёте за 1881 год словно вторил Поупу: "Я не знаю причины, по которой департамент внутренних дел настоял на удалении этих индейцев в Аризону. По-видимому, они должны будут очень постараться, чтобы обосновать расходы поселенцев и правительства. Пленение Викторио не очень вероятно, но его убийство, какой бы жестокостью это не было, со временем произойдёт".
  Поуп попытался побудить тех мескалеро, которые были с Викторио, вернуться в резервацию, но ему казалось, что вряд ли когда сам Викторио согласится на сдачу. Он также послал нежелательную рекомендацию министру внутренних дел, заключавшуюся в том, что Индейское Бюро должно бы проверить, какие из обещаний были выполнены в отношении апачей Уорм-Спрингс со времени визита к ним генерала Ховарда. "Вполне возможно", - писал он, - "что нужно будет выполнить много таких расследований ,чтобы совладать хотя бы с волнениями, если не с образом действий племени. Мимбре много раз выражали протест, потому что генерал Ховард пообещал им, что они навсегда останутся в Уорм-Спрингс".
  Вспомнив о том, что все чирикауа были перемещены, потому что их пьяный воин убил двух торговцев виски, Поуп назвал это удаление причиной возникновения последующих проблем: "Ренегаты чирикауа затем отправились в Уорм-Спрингс и взбудоражили мимбреньо, и когда, в итоге, ренегаты были захвачены апачской полицией Сан-Карлоса, то и уорм-спрингские индейцы были переселены в Сан-Карлос. Ну а потом, разумеется, некоторые из них бежали к мескалеро и убедили половину этой группы присоединитьс к ним в военных действиях". Результатом этих ошибок стали пять лет дикой войны в Аризоне и Нью-Мексико.
  В начале 1880 года Мексика приступила к сосредоточению войск для тотальной кампании против чирикауа и мимбреньо, так как эти две группы убили и ограбили много мексиканцев. Одно время две эти группы были объединены и практически непобедимы, но в январе Ху и Джеронимо отделились от Викторио. Скаут Арчи Маккинтош, капитан Гарри Хаскелл и Том Джеффордс наладили контакт с Ху и Джеронимо, и убедили их прийти добровольно в Кэмп-Апачи.
  Луис Скотт, американский консул в городе Чиуауа, предложил сотрудничество США с мексиканскими войсками в "войне искоренения", и стороны пришли к соглашению, что любая армия может теперь свободно пересекать линию границы в поиске индейцев. "Иначе", - отметил он, - "они будут скрываться в горах на одной из сторон границы и совершать набеги на другой. Лишь непрерывное их преследование по обеим сторонам границы даст вероятность того, что они сложат оружие и пообещают оставаться в резервации". "Можно изучать характер индейца", - подытожил Скотт, - "и морализаторствовать по поводу его плачевного состояния, но это не решит саму проблему индейца до тех пор, пока он не будет неотступно преследоваться, и только тогда его разум согласится". Скотт опасался, что если ренегаты заключат мир с Мексикой, то они станут ограничивать свои набеги территорией США.
  В январе 1880 года генерал Джеронимо Тревино дал указание мексиканским силам в Чиуауа предупредить власти США, что около сотни апачей со своими семьями отправились в сторону Месильи. Викторио продолжал совершение набегов и боевые действия с мексиканскими войсками на протяжении нескольких месяцев, и, видимо, надеялся привлечь ещё больше воинов из агентства мескалеро. Он дважды перебирался в Техас, но оба раза был отброшен назад за Рио-Гранде. Генерал Поуп был уверен в том, что Викторио набирает себе новых последователей из апачей, проживающих в Мексике, но были с ним ренегаты и из ряда других племён.
   Целью Поупа было обезоруживание апачей, потому что, по его словам, "это несчастная, жестокая, безжалостная, лживая и совсем неисправимая раса; нет никаких зверей для охоты в их стране, а значит, ружья и лошади нужны им лишь для совершения убийств и грабежей". Но, чтобы разоружить мимбреньо, их же нужно захватить, а это уже было совсем другое дело. Полковник Хатч видел много хорошо вооружённых воинов мескалеро, и поэтому был уверен, что это как раз они обеспечивают Викторио пополнением, следовательно, он приступает к планированию их разоружения и спешивания, чтобы ослабить Викторио.
  Несмотря на то, что военные силы США и Мексики были развернуты вдоль всей границы, Викторио и его люди много раз пересекали Рио-Гранде незамеченными. В начале января 1880 года скауты майора Морроу вышли на их след, и вся команда нагнала враждебных возле Перча-Крик. Затем состоялось сражение, которое завершилось с наступлением сумерек. Солдаты Морроу продолжили идти по следу Викторио вдоль восточной стороны Чёрной Горы, пройдя возле Уорм-Спрингс. Другое, ничего не решившее сражение произошло в горах Сан-Матео. С тремя войсковыми колоннами, следовавшими у него по пятам, Викторио разделил своих воинов на небольшие группы, чтобы прочесать местность на наличие лошадей и мулов,а затем объедениться в Лас-Анимас. Там команды капитана Кэррола и лейтенанта Рукера их обнаружили и оттеснили за Рио-Гранде, на восток Нью-Мексико. Половина людей Викторио была теперь пешей, а преследователи перемещались быстро, чтобы отрезать им пути в Мескалеро или в Мексику. Иной раз, та или другая колонна догоняла апачей, но искусность Викторио по выбору оборонительных позиций по-прежнему сбивала с толку преследователей, и порой апачи оказывались у них позади и сами становились преследователями.
  Полковник Хатч послал в регион дополнительные кавалерийские роты и предложил возвратить семьи уорм-спрингских апачей из Сан-Карлоса, чтобы использовать их в качестве приманки, полагая, что такая хитрость поможет завершить войну. Если люди Викторио не попадут в западню при попытке воссоединиться со своими семьями, то, разумеется, затем они все присоединятся к нему, а значит, его перемещения станут не столь быстрыми, что позволит войскам догнать и уничтожить всю его группу. Но Индейское Бюро отклонило его предложение, так как это означало бы отход от политики концентрации. Делом армии был привод группы Викторио в резервацию.
  В течение зимы и весны, когда Викторио совершал свои стремительные и пагубные набеги, перемещаясь по всему югу Нью-Мексико, пресса была ядовито-злобной в критике армии: "Мы мечтаем о золотом веке будущей империи, а пятьдесят грязных, вшивых индейцев поместили нас в осадное положение", - писал корреспондент "Daily Southwest" из Силвер-Сити в марте 1880 года. В июне эта же газета разрывала полковника Хатча: "Голос Хатча - Я здесь. Я приезжаю. Старый Вик позади меня.
  Лучше бы ты помалкивал".
  Хатч, чьи снующие повсюду изо всех сил войска оказались под воздействием особого рода критики за неспособность уничтожить Викторио и его группу, объяснял всё это "переходящей все границы суровостью горных районов, в которых Викторио находит себе убежище". "Известные модокские Лава-Бёдс", - говорил он,- "лужайки по сравнению с ними". Он взял командование кампанией под личный контроль и реорганизовал своих людей в три батальона, каждый во главе с опытным борцом с индейцами. Военные силы в Техасе и Аризоне были предупреждены, и готовы были помочь выполнить ему то, что, как он надеялся, является завершающей кампанией. Хатч планировал подчинить мимбреньо с одновременным ослаблением мескалеро.
  Пришло сообщение, что Викторио расположился лагерем в горах Сан-Андрес, недалеко от резервации мескалеро. Агент Рассел послал Кабальеро и ещё одного предводителя мескалеро уговорить Викторио сдаться в их агентстве, но ни тот, ни другой не возвратились. Вскоре Рассел узнал, что ещё тридцать пять семей мескалеро присоединились к группе Уорм-Спрингс. Наконец, прибыл Нана с обещанием осесть в Уорм-спрингс, если он ещё имеет возможность сделать это мирно. Но Кабальеро и некоторые другие мескалеро ускользнули, чтобы примкнуть к Викторио.
  Хатч приказал трём батальонам соединиться в резервации мескалеро в апреле 1880 года, а в это время колонна под командованием полковника Бенджамина Гриерсона маршировала на запад из форта Кончо, Техас, чтобы останавливать любых мескалеро, перемещающихся в их направлении. Часть команды капитана Кэррола - и люди, и животные - ослабли из-за потребления воды из источника, содержащего гипс, и заплетающимися шагами вступили в каньон Эмбрильо, испытывая острую необходимость в воде. Там они обнаружили, что Викторио и его люди уже контролируют подходы к водоёму. Изумлённые апачи, быстро поняв, что с солдатами что-то случилось, окружили их и приготовились отстреливать их поочередно. Больные или нет, но солдаты сражались всю ночь, и были спасены лишь благодаря своевременному прибытию части батальона Хатча. Но потребовался ещё день ожесточённого боя для того, чтобы выбить апачей и получить контроль над источником. Когда курьер прибыл к Хатчу с известием об этом столкновении, тот изменил свой маршрут и направился в каньон Эмбрильо, чуть не повстречавшись при этом с Викторио и его людьми. Апачи спрятались, когда проходили войска, и Хатч упустил возможность закончить эту войну.
  Как только Викторио благополучно оказался вне пределов досягаемости армии, он разделил свою группу: одна партия отправилась на запад к Чёрным Горам, а другая повернула в сторону резервации мескалеро. Солдаты, принимавшие участие в недавнем бою с ним, были уверены, что с ним по-прежнему находятся много мескалеро и команчей.
  Когда Хатч узнал о следе, тянущемся к Мескалеро, то решил привести в исполнение свой план по обезоруживанию мескалеро и изолированию их лошадей и мулов. Его солдаты уже находились в готовности вокруг резервации, и перед вступлением туда, он потребовал от агента Рассела, чтобы тот отдал приказ всем тем мескалеро, которые еще не присоединились к Викторио, переместиться в непосредственную близость к штаб-квартире агентства. После этого он сообщил Расселу о своих намерениях. Рассел сказал Хатчу, что если бы мескалеро знали, зачем их собирают, то не пришли бы, а сейчас могут прийти, потому что доверяют ему, и теперь это доверие должно подвергнуться предательству. Сначала он отказался сотрудничать, но когда Хатч пригрозил, что отдаст приказ своим скаутам апачам атаковать мескалеро, то у Рассела не осталось выбора. Он сказал, что мескалеро мирно отдадут свои ружья и лошадей, если им гарантировать возвращение их имущества, когда неприятности закончатся. Хатч с ним согласился и пообещал, что подчинившиеся получат соответствующее хорошее обращение.
  Когда ошеломленные мескалеро были построены для поголовного подсчёта имевшейся их численности в больше, чем триста человек, они были напуганы появлением большого количества солдат и апачских скаутов. Скауты Гейтвуда, завидев мескалеро, ведущих своих лошадей, возможно, не знали, что им было приказано привести лошадей к штаб-квартире агентства, и заподозрив, что те решили бежать, атаковали их. Множество мескалеро было убито в этой и последующих схватках, но тридцать или сорок воинов бежало. Все сдавшиеся были согнаны в корраль, который продолжительное время использовался для скота и лошадей, и они содержались там необоснованно долго.
  Хатч без промедлений приказал начать обыск сдавшихся, конфисковав при этом всего несколько ружей и какое-то количество беприпасов. Рассел пишет пространное письмо в Индейское Бюро об обстоятельствах этого дела, обвиняя Хатча в излишней грубости и в жестоком обращении с мирными индейцами. Министр внутренних дел переслал письмо в военный департамент для последующих разъяснений, а военный министр передал письмо генералу Шерману, чтобы тот ответил на него. Шерман, которому уже было некому передать этот доклад, напомнил военному министру, что Индейское Бюро согласилось на разоружение мескалеро, а также утверждал, что полковник Хатч не мог дать разрешение на любую излишнюю жестокость. Он отметил, что "чрезмерная симпатия к этим дикарям, есть пособничество и поощрение общего нашего врага". Рассел согласился насчёт чрезмерной симпатии в отношении общего врага, но всё же добавил при этом: "Я сочувствую и выражаю симпатию в отношении тех, кто находится в мире и подчиняется требованиям правительства".
  Солдаты забрали всех лошадей мескалеро, которых смогли найти. Некоторые ворованные животные были возвращены их прежним владельцам, а остальные проданы или переданы в армейские вьючные обозы. Мескалеро никогда не компенсировали свои потери. Войска оставались в резервации до января 1881 года. Разоружение мескалеро, и тот способ, при помощи которого это было исполнено, подняли затяжную бурю протеста, а Хатч был осыпан обильной бранью. Однако, возможно,что его акция стала необходимой частью по низведению Викторио в прах, так как не было никакого сомнения в том, что мескалеро часто присоединяются к его военным отрядам. Во всех боестолкновениях, за исключением боя с апачскими скаутами, Викторио получил больше имущества, чем мог унести, и несмотря на то, что он отступал от одной горной цепи до другой, он не подвергался плотному преследованию, а те преследователи, которые всё же слишком близко приближались к нему на тропе, расплачивались жизнями и ранениями за такую свою опрометчивость. Но хотя он и нанёс больше потерь, чем претерпел сам, каждая его потеря была для него тяжёлой, так как его шансы по вербовке новых рекрутов, особенно опытных воинов, неуклонно снижались. Резервация мескалеро была его лучшим вербовочным районом, и вот теперь он лишился этого источника поступления мужчин и припасов. Теперь он мог продолжать борьбу только со стабильно уменьшавшимся количеством воинов, понимая при этом, что в итоге все они будут убиты или схвачены.
  Большинство сумевших сбежать от Хатча мескалеро отправились на юг в сторону Гваделупе. Хатч к этому времени уже понял, как и Крук раньше, что единственным успешным способом борьбы с апачами является использование скаутов апачей как солдат. Но когда он потребовал предоставление ему ещё двух рот апачских скаутов, то получил отказ. Старшие офицеры не были готовы к признанию того, что апачи являются более эффективными бойцами, чем солдаты. Тем временем, враждебные продолжали проводить свои молниеносные налёты, возбуждая повсеместно гражданское население Нью-Мексико, следовательно, армия продолжала подвергаться ожесточённым нападкам из-за своих неудач по захвату или хотя бы сдерживанию налётчиков. Справедливости ради нужно сказать, что армейские подразделения в кампаниях против Викторио действовали на крайнем пределе своих физических возможностей, и в процессе этого много офицеров и солдат просто подорвали своё здоровье, также было погублено множество лошадей. Например, люди полковника Гриерсона совершили тяжёлый 1500-мильный переход через горы Сакраменто и Гваделупе на востоке Нью-Мексико, и не обнаружили при этом неуловимого Викторио.
  Не в силах отомстить скаутам койотеро, Викторио посылает своего сына Вашингтона с небольшим отрядом в налёт на лагеря племени в агентстве Сан-Карлос. В Эш-Крик, находясь в двадцати милях от своей цели, налётчики неожиданно натолкнулись на некоторое количество охотников из Сан-Карлоса и вынуждены были вступить в борьбу. С наступлением темноты, налётчики проникли к Хиле и на рассвете подожгли несколько лагерей в субагентстве, убивая при этом нескольких лошадей и угоняя некоторое их количество. Но атакованными оказались не койотеро, а недни, члены группы Ху и Джеронимо. Вскоре и жители Аризоны испытали мгновения ужаса в связи с широким распространением слухов о том, что Викторио и девяносто его воинов в скалистом каньоне поставили в безвыходное положение роту 6-й кавалерии. Однако всё там произошло почти с точностью наоборот: солдаты и скауты во второй половине дня столкнулись с рейдерами,и те ночью бежали на воссоединение с Викторио в Нью-Мексико.
  В мае 1880 года, Хатч и его люди, окончательно выбившись из сил, разбили лагерь на берегу реки Фреско. Хатч попросил штаб прислать ему свежих армейских подкреплений и скаутов. Командир скаутов Генри Паркер попросил разрешения у майора Морроу на преследование враждебных во главе своей роты. Морроу согласился, и Паркер со своими людьми нашли лагерь Викторио в глухом каньоне возле истоков реки Паломас. Паркер, понимая, что наступил критический момент, посылает за несколькими своими скаутами, чтобы расспросить их и определиться с наилучшей стратегией дальнейших действий. Те сказали ему, что лагерь находится на позиции, на которой его можно атаковать. Тогда Паркер отправляет мексиканского погонщика сообщить Хатчу, что он зажал Викторио, и что ему нужны войска и побольше боеприпасов. В сумерках он отправляет двадцать скаутов в одном направлении и тридцать в другом, а сам, с десятью оставшимися, с максимальными предосторожностями занял позицию в непосредственной близости от лагеря враждебных. Они медленно, не издавая ни единого звука, передислоцировались всю ночь, и с рассветом все три группы находились на своих определённых позициях. Команда из тридцати скаутов открыла огонь первой. Ошарашенные враждебные бросились бежать - некоторые из них даже без оружия - в сторону укрытия Паркера и его группы скаутов. Залп с их позиции направил уцелевших в другую сторону, где уже смотрели вниз ружейные стволы ещё двадцати скаутов.
  Воины Викторио быстро восстановили спокойствие, заняли защитные позиции и открыли ответный огонь. Бой продолжался весь день, а затем Викторио вышел к скаутам и призвал их присоединитьс к нему в борьбе против белоглазых. Так как никакого ответа от Хатча не было, то Паркер решил, что его курьер убит. В конце дня у его команды количество боеприпасов достигло критически низкого уровня - всего около пяти патронов на каждый ствол. Они убили, как минимум, тридцать людей Викторио и угнали большинство его лошадей и мулов. Но поскольку Хатч не прислал ни солдат, ни боеприпасов, им ничего не оставалось делать, кроме как отступить. Оставшись совсем без продовольствия, они убили для еды лошадь.
  По причинам, до сих пор неразгаданным, Хатч прикрепил погонщика к другому вьючному обозу, а затем поспешил в форт Крэйг, откуда послал телеграмму, в которой утверждал, что его колонна, при некотором содействии скаутов, атаковала группу Викторио. Паркер так никогда и не получил надлежащего ответа, почему его просьба была проигнорирована, ведь так глупо была упущена единственная до сих пор реальная возможность вынудить Викторио к сдаче. "Придурок" - самое доброе слово, которым был помянут полковник Хатч. Это было первое поражение Викторио, и это были другие апачи, а не солдаты, кто его нанёс.
  Во время отступления Паркера и его скаутов, Викторио разделил свою группу на три партии, и все они отправились в Мексику по разным маршрутам. Начиная с этого момента, Викторио, прежде непобедимый, страдал от бед, так как среди погибших были наиболее способные его воины, - мужчины, которых никем нельзя было заменить. Майор Морроу быстро пошел по следу одной из этих трёх партий, настиг воинов, пасущих украденный скот, и убил десять из них, включая Вашингтона, сына Викторио.
  Агент Рассел попросил нескольких старейшин мескалеро отправить послов к их людям, которые до сих пор были с Викторио, чтобы они сообщили им, что им предоставляется последний шанс для сдачи. Старейшины отказали ему в просьбе, сказав, что они и сами не пойдут, и никого не пошлют в лагерь Викторио, потому что те их люди, которые находятся с ним, заслуживают смерти. Ещё они сказали, что Викторио часто понуждал их присоединиться к нему, и вообще, доставил им лишь одни проблемы. Тогда Рассел возразил, сказав, что, значит, те мескалеро являются пленниками Викторио, но этот довод был встречен гробовым молчанием.
  Поражение группы Викторио от апачских скаутов дало надежду на то, что война апачей скоро будет закончена. Полковник Хатч настаивал, что беглецов необходимо преследовать через линию границы, иначе они получат передышку и восстановятся, или объединятся с силами Джеронимо и Ху. Но на этот раз мексиканские власти отказали войскам в переходе границы, так как у них хватало своих армейских подразделений для борьбы с апачами.
  Агент в Сан-Карлосе, Джозеф Тиффани, предложил отправить группу переговорщиков для убеждения Викторио сдаться, и среди прочих доводов указать, что некоторые из апачей Сан-Карлоса хотят убить или захватить его. Но ответа он так и не получил, вероятно, из-за армейского нежелания доверять апачам в бою.
  Какое-то время Викторио располагался лагерем в горах западнее Игл-Спрингс. Возможно, как раз в попытке достичь агентства мескалеро, он перебрался в Техас и поставил в безвыходное положение небольшое подразделение под командованием полковника Гриерсона. Лишь своевременное прибытие подкреплений, спасло команду полковника и вынудило Викторио отступить в Мексику.
  В августе1880 года он вновь перемещается на север. Гриерсон, заблаговременно предупреждённый скаутами, во главе двух рот 10-й кавалерии подготовил для него ловушку. Опытный воин не поддался на хитрость, и когда солдаты преждевременным огнём раскрыли себя, то бросил своих воинов в атаку. Однако Гриерсон скрыл в стороне других солдат, и те в нужный момент вступили в бой. К полудню прибыл армейский обоз в сопровождении чёрных солдат из 24-й пехоты, которые были спрятаны в фургонах. Когда апачи попытались ограбить обоз, чтобы пополнить свои боезапасы, то столкнулись с уничтожающим огнём. Викторио в очередной раз отступил в Мексику, бросив свой лагерь и припасы за рекой.
  На этот раз мескалеро во главе с Кабальеро попытались расстаться с группой Уорм-Спрингс, но Викторио убил Кабальеро, и остальные теперь имели только два выбора: остаться или умереть. Они знали, что время Викторио заканчивается, и они ждали шанса покинуть его.
  В октябре 1880 года истребитель индейцев Хоакин Террасас из Чиуауа находился в поиске Викторио во главе большого отряда мексиканских солдат. Его скауты наткнулись на след Викторио, протянувшийся на восток, и Террасас пошёл по нему. В Трес-Кастильос они поставили апачей в безвыходное положение. Большинство воинов, на тот момент почти не имевшие беприпасов, всю ночь вели бой. Кое-кто из мескалеро находились на охоте, а Нана возглавил часть мимбреньо в поиске беприпасов. Некоторое число женщин с детьми и несколько воинов бежали, но многие были захвачены. Одержав свою знаменитую победу, Террасас сообщил Хатчу, что его войска убили семьдесят восемь апачей, включая Викторио и шестьдесят воинов, а также некоторых женщин и детей. Карьера Викторио была завершена, и большинство его воинов умерло с ним, но война апачей ещё не была завершена. Нана и, по крайней мере, тридцать воинов избежали уничтожения.
  После боя в Трес-Кастильос, Нана послал Кайтенае искать уцелевших. Тот сообщил, что Викторио и некоторые его мужчины покончили с собой после того, как закончились боеприпасы. Спустя месяц после поражения в Трес-Кастильос, апачи атаковали южнее Каррисала группу мексиканцев, убивая девять из них, включая сержанта, на чьей лошади было седло, ранее принадлежавшее Викторио. Он был изрублен на куски взбешенными апачами. Месть апачей широко захлестнула Мексику, и много мексиканцев было убито и изувечено. После смерти Викторио, любая атака приписывалась Нане, несмотря на то, что в Мексике находились также чирикауа, недни и другие ренегаты, которые время от времени пересекали линию границы. Гордо, ещё один апач из Уорм-Спрингса, возглавлял небольшую группу, которая тоже врем от времени присоединялась к Нане. Но даже когда атака происходила одновременно в нескольких местах, делался вывод, что Нана разделил свои силы.
  Нана, которому в это время было лет семьдесят, хотел мира и резервацию в Уорм-Спрингс, и возвращению в Сан-Карлос предпочитал смерть в бою. Он представлял собой партизанского лидера такого же уровня, как и Викторио, и он продолжил боевые действия таким же образом, как это делал бы убитый вождь. Несмотря на свой преклонный возраст и физический недостаток, не было апача более выносливого, чем Нана. В конце 1880 года во главе небольшого отряда Нана пересёк Рио-Гранде со стороны Мексики и объединился с группой, состоящей, приблизительно, из двадцати пяти воинов мескалеро. Они оставили неизгладимый кровавый след на тропе через юг Нью-Мексико, убивая пастухов, изыскателей и еще каких-нибудь бедолаг, попадававшихся им по пути. Они натолкнулись на подразделение 9-го кавалерийского полка, вступили с ним в бой, а затем устремились в западном направлении. Кавалерия неумолимо шла по их следу, не давая им даже шанса на отдых. Солдаты вновь нагнали апачей, но воины Наны быстро от них оторвались на своём пути на юго-запад Нью-Мексико.
  С постоянно находящимися в их поиске кавалерийскими и гражданскими отрядами, апачи быстро перемещались из одного горного района в другой. Они задерживались лишь для того, чтобы дать бой, и только в таких местах, где крупные валуны предоставляли им защиту, а горы находились у них за спиной. Когда они рассеивались в горах, то преследование останавливалось. Это была суровая и утомительная жизнь, но для людей Наны она была предпочтительней, чем проживание в Сан-Карлосе. Полуголодные и усталые, имея лишь то оружие и боеприпасы, которые они захватили или украли, и вынужденные охранять имевших ограниченные физические возможности женщин и детей, Нана и около семидесяти пяти воинов переигрывали и пересиливали кавалерийские подразделения, неумолимо шедших по их следу. Ренегаты проезжали просто невероятные расстояния, сменяя своих уставших лошадей на свежих, сворованных на ранчо.
  Несколько партий англо-американцев слонялись по горам юго-западного Нью-Мексико и в других апачских пристанищах .Одна такая партия, состоящая из тридцати шести человек, прочёсывала горы Сан-Матео, не наблюдая при этом никаких признаков апачей. В один из дней весны 1881 года они забыли старую пограничную поговорку, что если ты видишь признаки апачей, значит, нужно быть внимательным, но когда не видишь этого,то нужно быть ещё более внимательным. Они отдыхали в полдень, оставив несколько человек для охраны лошадей, когда на них налетели воины Наны, убивая одного человека, раня других и обращая в стампиду (паническое бегство) всех их лошадей.
  Лейтенант Джон Гилфойл и его чёрные кавалеристы упорно шли по следу отряда Наны, догоняя его несколько раз, но лишь для коротких перестрелок. Наконец, когда его люди и лошади окончательно обессилили и их оснащение пришло в негодность, Гилфойл вынужден был прекратить погоню и расположиться на отдых. Другие подразделения шли за быстрыми апачами, и в нескольких стычках убили нескольких из них. Потеря даже одного воина являлась серьёзным ударом по Нане, так как трудно было найти ему замену. Генерал Джон Поуп признавал трудности в доведении апачей в положение загнанного зверя. "Нет большой проблемы в их обработке, когда они найдены", - сказал он. - "Проблема в том, что их ещё нужно найти".
  В Чёрных Горах, любимом летнем пристанище апачей в былые дни, Нана не находил отдыха от солдат. Он снова повернул в сторону Мексики, но в каньоне Гуэрильо столкнулся лицом к лицу с двадцатью кавалеристами 9-й кавалерии под командованием лейтенанта Смита. В яростной схватке, Смит и пять его людей были убиты. Несмотря на то, что Нана продолжил свой путь в Мексику в полной безопасности, армия сообщила, что он разбит. Апачи были счастливо не сознающими об этом своём поражении, и были бы очень удивлены, узнав о нём.
  Приблизительно за шесть недель, пожилой воин и несколько десятков привычных к трудностям апачей, покрыли тысячу миль по враждебной территории, отражая преследователей и существуя за счёт местных ресурсов. Они убили пятьдесят человек или больше, захватили и украли несколько сот лошадей, и ускользнули примерно от тысячи солдат и от сотен гражданских преследователей.
  В убежищах Сьерра-Мадре скрывались остатки нескольких групп: Недни, во главе с Ху; чирикауа, с Начезом, Чато и Чиуауа; чихенне или уорм-спрингс, во главе со старым Наной и растущим военным предводителем Кайтенае; и бедонкое, с Джеронимо.Так как другие апачи действовали как скауты против них, то их дело было практически безнадёжным, но большинство из них гибели от болезней в Сан-Карлосе предпочитали смерть в бою в горах. Кто-то из них был уверен, что от жизни в резервации не сбежать, и также они знали, что белые и скауты будут их убивать, если они будут и дальше игнорировать её. Большинство из них, включая Нану и Джеронимо, были убеждены, что они должны получать лучшее обхождение со стороны офицеров и гражданских агентов. Они боялись генерала Крука, которого называли Нантан Лупан (Вождь Серый Волк), но они также знали, что он был человек слова.
  ГЛАВА 11. МЯТЕЖ В СИБЕКЬЮ.
  После отъезда Клама из Сан-Карлоса первого июля 1877 года, апачи имели много причин для недовольства. Основная из них - это то, что подрядчики в несостоянии оказались поставлять им тот объём мясного скота, который был предусмотрен правительственным контрактом, и поэтому Индейское Бюро не позволяло агенту принимать любой другой вес. Голодные как собаки, индейцы готовы были сбежать из резервации для поиска еды, но генерал Орландо Уилкокс, командующий военным департаментом Аризоны, похлопотал, и поставил в резервацию муку, которой хватило лишь для их недельного пропитания. Он сжато высказался в отношении того, что если придать апачам Сан-Карлоса статус военнопленных, то армия на законных основаниях может их кормить. Индейское Бюро, наконец, зашевелилось, и продовольственные припасы какое-то время поставлялись с большей регулярностью, но нечестные подрядчики и агенты продолжали обманывать апачей.
  Когда группа Викторио в декабре 1878 года была перемещена в Сан-Карлос, агент Харт находился под подозрением в мздоимстве и мошенничестве. В начале 1879 года Индейское Бюро послало инспектора Хаммонда, чтобы он изучил все обстоятельства. Хаммонд обнаружил, что после того, как Харт осматривал скот, приобретаемый для нужд резервации, он оставлял животных у подрядчика, а тот уже доставлял меньшее количество скота или худшего качества, на который был сделан запрос. Харт ушёл в итоге в отставку, оставив Хаммонда временно исполнять обязанности агента в Сан-Карлосе.
  Хаммонд оказался не более способным в сопротивлении искушению, чем его предшественник, так как вскоре он был вовлечён в горно-изыскательское предприятие вместе с Хартом и другими. Он остановил своё расследование, заверил Харта, что не будет обвинять его в каком-либо обнаруженном жульничестве, и осмотрел западную границу резервации на предмет недопущения разработки рудника, который Харт продал сыну Хайта, уполномоченному по индейским делам.
  В апреле 1878 года, Джеронимо, Понсе и другие чирикауа ускользнули в Мексику, где присоединились в старом своём убежище к Ху и Нолджи. Позже, лейтенант Хаскелл, скаут Арчи Маклинтош и Том Джеффордс вышли с ними на контакт и убедили их возвратиться в Сан-Карлос. Устав от тягот бродячей жизни и постоянного беспокойства со стороны мексиканских солдат, они сдались в конце года в Кэмп-Рукер и вернулись в Сан-Карлос.
   В марте 1879 года, Маклинтош, возмущённой коррупцией, которую он наблюдал в Сан-Карлосе, пишет конфиденциальное послание командиру в Кэмп-Макдауэлл. К его огорчению, это письмо было опубликовано в "Phoenix Gerald" (Вестник Финикса), и Совет Индейских Коммиссионеров, узнав о случаях взяточничества и сговоре между Хартом и Хаммондом, направляет генерала Клинтона Фиска, президента совета, в Сан-Карлос, чтобы определить для себя, что к чему. Фиск был шокирован, когда узнал, что казнокрадство происходит при попустительстве уполномоченного Хайта, кто способствовал тому, чтобы сообщения о случаях мошенничества не попадали к секретарю внутренних дел Карлу Шурцу. Благодаря визиту генерала Фиска и письму Маклинтоша, Шурц немедленно освободил от обязанностей Хайта, дав ему один час на очиску своего рабочего стола и отъезд из агентства.
   Затем капитану Эдна Чаффи было указано отправиться из форта Макдауэлл в Сан-Карлос и восстановить там порядок. Чаффи уволил большинство гражданских служащих и реорганизовал апачскую полицию. Зная о том, что многие койотеро всё ещё с нетерпением дожидаются возвращения на свои земли в Кэмп-Апачи, он разрешил трем с половиной сотням из них вернуться туда. Его работа не была лёгкой. Он нашёл, что подрядчики на поставку убойного скота подделали весы, на которых взвешивался крупный рогатый скот. Кроме того, он столкнулся с уже традиционной проблемой по задержке поставок, а необходимые для зимы одеяла и одежда прибыли лишь в середине февраля, как раз вовремя, чтобы предотвратить мятеж.
  Несмотря на то, что и Клам, и Джеффордс, являлись опытными и эффективными апачскими агентами, и оба они были заинтересованы в назначении на должность агента в Сан-Карлосе, Индейское Бюро, по рекомендации Голландской Реформаторской Церкви, назначило на этот пост Тиффани из Нью-Йорка. Тиффани прибыл в Сан-Карлос в июне 1880 года и тут же приступил к строительству школы. Он собирался открыть её весной 1881 года, но уже в декабре некоторые лидеры апачей потребовали, чтобы их сыновья начали обучение немедленно, и Тиффани согласился. Он оставил рабочие места для многих апачей, занятых в проектах, зачинателем которых был Чаффи, и даже Ху с Джеронимо согласились работать на том условии, если они будут получать полноценные пайки. Новые оросительные канавы открыли для развития ещё четырнадцать сот акров земли, и в 1881 году апачи собрали приличный урожай кукурузы, пшеницы и ячменя.
  С помощью апачской полиции под руководством Стерлинга, Тиффани поддерживал строгую дисциплину, но его проблемы всё равно множились. Шахтёры, собранные в районе Макмиллена, и мормонские фермеры, использовали Хилу для ирригации их собственных ферм, в результате чего случились неурожаи у апачей, живших вниз по реке. Кое-какие граждане покушались на земли резервации возле форта Апачи. И когда были найдены залежи каменного угля в южной части Сан-Карлоса, то шахтёры игнорировали границы резервации до тех пор, пока армия окончательно их не выдворила. Часть проблемы заключалась в том, что не были выявлены пределы резервации в официальном порядке, и Конгресс отказался обеспечить материальными средствами исследование по этому поводу, несмотря на предостережения, что назревает серьёзный конфликт. Шахтёры взяли в аренду земли резервации и выплачивали компенсации за вывозимые минералы, что на время снизило напряжение, однако непрерывные вторжения в резервацию вводили некоторых апачей в уныние.
  В этой потенциально взрывоопасной ситуации, два видных предводителя койотеро, Дьябло и Эскиоле, погибли, соответственно, осенью 1880 года и весной 1881-го, в распрях между отдельными группами. Нокалделкинни, знахарь койотеро, начал проводить танцы вокруг могил обоих вождей. Его утверждение в отношении того, что он может воскресить их, вызвало сильное волнение среди разочарованных и отчаявшихся апачей подобно Танцу Призрака среди сиу почти десятилетием позже. Это было как первое мгновение просвета для них.
  Восемь лет назад, Нокаделклинни привлекался в роту индейских скаутов в Кэмп-Апачи во время кампании генерала Крука против тонто. Ротой командовал Коридон Элифайлет Кули, а Алчис в качестве сержанта был прикреплён к роте I, 23-й пехоты, которой командовал капитан Джордж Рэндалл. В конце ноября 1872 года они прочёсывали район между Кэмп-Апачи и Кэмп-Макдауэлл, обнаружив при этом всего несколько враждебных. Из Макдауэлл они переместились в низовья реки Верде. Это было как раз то подразделение, которое застало врасплох и уничтожило в конце марта 1873 года на горе Таррет большой лагерь апачей тонто после того, как они взяли их след возле Викенбурга.
  Скауты койотеро в том году были освобождены от обязанностей в июне по истечению шестимесячного срока их службы. Вскоре Нокаделклинни сопроводил делегацию апачей в Вашингтон, где каждый из них удостоился медали мира от президента Гранта. Какое-то время после этого, Нокаделклинни посещал индейскую школу в Санта-Фе, где поверхностно изучил христианство, и особенно ту его часть, которая касалась пророков, размышлявших об уединении и воскрешении. Возвратившись домой, он продолжил свою деятельность на знахарском поприще, часто удаляясь в горы для голодания и медитации. К 1875 году он достиг достаточно высокого положения, чтобы заслужить довольно поощрительный комментарий от военврача поста Лоринга, то есть, за шесть лет до "дела в Сибекью", принесшего ему момент всеамериканской известности.
  "Нокаделклинни", - писал Лоринг, - "приблизительно пятидесятилетнего возраста, честный и здравый человек. Он предводитель самой большой группы, что может объясняться его великодушием и кротостью. Он управляет своими людьми твёрдой рукой и беспристрастен в своих отношениях как с белыми, так и с индейцами. Одно время он был враждебен, но теперь благожелателен по отношению к правительству".
  Постепенно молва о нём распространилась по другим группам койотеро, и он начал проводить танцевальные сборища, в которых пророчествовал о воскрешении мёртвых воинов и возвращении былых дней свободы апачей. Он заявлял, что рубашка, которую он носит, обладает магическими силами, защищающими его от пуль врагов. Пляски привлекали всё большее число апачей, так как все они находились в отчаянии и готовы были ухватиться за любую соломинку надежды.
  Из-за возрастающей дурной славы танцев Нокаделклинни, лейтенат Томас Круз из 6-й кавалерии, обеспечивавший надзор за скаутской ротой А, отправил своего командира скаутов Сэма Боумэна понаблюдать за танцами и затем сообщить ему о них. Боумэн, кто был наполовину индеец племени чоктав, возвратился, и к изумлению Круза тут же подал в отставку, сказав при этом, что он хочет уйти на Индейскую территорию. Крус призвал его к разуму, говоря, что тот находится в Аризоне уже семь лет, и у него было время на то, чтобы посетить свой народ. Вскоре после освобождения от обязанностей, Боумэн находился уже в пути. Главный погонщик Нат Ноублс позже объяснил Крузу, почему Боумэн внезапно покинул его. "Он сказал, что такой вид танцев всегда означает проблемы с его народом", - разъяснял Ноублс. - "Он подумал, что то же самое будет и здесь, и он не хочет в этом участвовать. Поэтому он решил, что хочет пойти посмотреть на свой народ".
  В июле 1881 года Нокаделклинни нанёс визит полковнику Юджину Карру из 6-й кавалерии, кто временно находился на командовании фортом Апачи, и сказал ему, что он проводит танец возле Сибекью-Крик, чтобы поднимать духи мёртвых воинов. Карр и агент Тиффани разрешили ему проводить танец возле северного рукава Уайт-Ривер, недалеко от поста. Лейтенант Круз, вместе с другими офицерами наблюдавший за танцем, отмечал, что Нокаделклинни имеет гипнотическое влияние на апачей. Но что Круза больше всего насторожило, так это братание групп, которые были враждебны по отношению друг к другу.
  Возможно, именно это являлось наиболее зловещим признаком растущего влияния знахаря. Несомненно, что это навело Круза на "мысль и предположение", что он видит апачей, которые попытаются убить их, прохаживаясь, как бы, в кругу друзей. Круз решает, что последователи Нокаделклинни выходят из-под контроля.
  Нокаделклинни и его последователи возвратились в Карризо-Крик, в районе проживания сибекью, и там продолжили танцы. Апачские скауты из форта Апачи попросили пропуск для того, чтобы поприсутствовать на танцах, и они зачастую задерживались из таких отпусков, производили после них впечатление физически истощённых людей и были непригодны по возвращению к исполнению своих обязанностей.
   Более того, Круз наблюдал, как они замыкаются в себе и становятся самовольными, а кое-кто из них как бы невзначай замечал, что эта страна принадлежит им, а не белоглазым. Круз знал, что, что-то или кто-то, внушает им эти новые мысли. То же отношение широко распространилось среди всего населения резервации, и ему казалось, что потеряв интерес к работе, они как будто ожидают, что вскоре будут освобождены от этого обременительного аспекта "цивилизации белых глаз". Когда торговец поста отказал в отпуске товара в кредит одному воину, апач лишь пожал плечами. "Какая разница", - спросил он как бы у самого себя. - "Скоро у меня всё это будет".
   Одним из англо-американцев, кто знал койотеро и их страну лучше, чем кто-либо другой, был бывший скаут Кули, кто со своей женой (дочь вождя койотеро Педро) жил на ферме возле резервации. Но полковник Карр, по личным мотивам, запретил обращаться к нему. Кули был другом генерала Крука, а Карр не особо последним восторгался.
   Мёртвые воины, которых Нокаделклинни обещал вернуть к жизни, не появлялись, тем не менее, его обещания и выступления привлекали всё больше апачей на танцевальные собрания. Всё же, из-за того, что его заклинания по воскрешению мёртвых вождей терпели неудачу, несколько разочаровавшихся апачей пригрозили убить его. Нокаделклинни спас себя тем, что сказал, что мёртвые предводители отказываются возвращаться до тех пор, пока все белоглазые не будут изгнаны из страны, и он пророчествовал, что этот день скоро наступит.
  Когда полковник Карр узнал об этом зловещем прогнозе, то информировал о сути дела генерала Уилкокса. "В данный момент, как сказал мне переводчик Хэрл", - писал он, -"Нокаделклинни говорит индейцам, что мёртвые сказали, что они не возвращаются из-за белых людей. И когда белые люди уйдут, мертвецы пожелают вернуться, и это случится, когда созреет кукуруза. Хэрл думает, что следующее его перемещение поспособствует ускорению изгнания белых, и что он сможет довести их до образа мыслей, подходящего для исполнения замысла". Карр добавил, что всё же он не уверен в серьёзности этих слухов, но считает, что обязан поставить об этом в известность ведомственного командира.
  Уилкокс указал Карру сохранять бдительность и наблюдать за развитием ситуации, чтобы в случае чего предпринять какие угодно меры для предотвращения беды, а также, чтобы он поддерживал связь с агентом Сан-Карлоса. Карр сообщил Тиффани, что он не считает Нокаделклинни опасным, пророчески добавив, что его арест может спровоцировать мятеж. Но позже он всё-таки сообщил, что скаут Сэм Боумэн (вернувшийся) ожидает начало мятежа апачей после того, как они уберут свой урожай кукурузы. Эти известия обеспокоили Тиффани, и он ещё больше разволновался, когда Карр переслал ему утверждение Нокаделклинни о том, что мёртвые апачи отказываются возвращаться, пока белые глаза не исчезнут с их земли. Карр ещё добавил, что его переводчик говорит, что "этот доктор станет главой всех индейцев, что он заявляет, что земля перевернётся, мёртвые восстанут и индейцы окажутся сверху белых, что они завладеют этим постом, и что солдаты оставят им лошадей и всё остальное".
  Тиффани посылает бегуна к Нокаделклинни с призывам прийти в Сан-Карлос для разговора, а также с заманчивым предложением провести танцевальное выступление в агентстве, но знахарь не ответил ему. Затем Тиффани посылает небольшое число апачских полицейских Сан-Карлоса сопроводить его в агентство. Несмотря на то,что скауты считались практически непобедимыми, через несколько дней они вернулись в мрачном настроении и без Нокаделклинни, и даже без оружия. Видимо, последователи знахаря взяли над ними верх, и забрали их винтовки.
  После одного необычайно взбешенного танцевального выступления, вошедший в состояния транса апач подошёл к Нокаделклинни. Он сказал, что знает, что их умершие на самом деле живы, но просто невидимы, и попросил Нокаделклинни обратиться к великим умершим лидерам, чтобы они позаботились о живых , а именно: "Спроси их, что нам делать с белоглазыми?". Нокаделклинни с тремя ближайшими последователями быстро взобрались на самый верх мессы, и оттуда начали взывать к духам: "Придите к нам! Покажитесь нам снова. Скажите нам, вашему народу, что мы должны делать?". "И вот нам явились", - рассказывал один из тех мужчин Крузу несколькими годами позже, - "трое из этих великих. Вначале они были похожи на тени, но мы видели, как они поднимаются из земли, очень медленно, и поднялись они по колени. Они всех осмотрели, а потом сказали: "Почему вы вызвали нас? Зачем вы нас побеспокоили? Мы не желаем возвращаться. Бизоны пропали. Белые люди повсюду на земле, которая была нашей. Мы не желаем возвращаться. И тут мы воззвали к ним, "Но скажите нам, что мы должны делать?! И они ответили нам, начиная обратно погружаться в землю и превращаясь в тени: "Живите в мире с белыми людьми, и дайте нам отдохнуть". Когда четыре человека сообщили об этом другим, каждая группа интерпретировала видение по-своему. Тем не менее, никто не сомневался в нём, так как это была их вера в то, что мёртвые всё ещё живут, но они просто невидимые.
   "Для недовольных, проповедовавших войну искоренения против белых", - писал Круз, - "это было торжественное предписание на очищение страны от апачского врага. И лишь для горстки, это была команда оставаться мирными. Естественно, военная фракция была нашим интересом".
  Ситуация в Кэмп-Апачи и в Сан-Карлосе ухудшалась, и заслуживающие доверия скауты становились всё больше и больше неповинующимися, ворчавшими при этом, что если белоглазые сами не уйдут, они их будут выгонять. Когда агент Сан-Карлоса отказал в выдаче пропусков, сотни индейцев всё равно покинули резервацию. Тиффани приказал полицейским апачам останавливать их, но те ему сказали, что это невозможно сделать. И теперь совершенно перепуганный Тиффани ещё больше убедился в том, что Нокаделклинни является серьёзной угрозой для мира. Он отправляет Карру сообщение, в котором предлагет арестовать знахаря или убить. Но полковник не собирался предпринимать таких опасных действий в рамках своих полномочий на данном этапе, так как армия была стеснена в действиях, пока агент официально не обратится за помощью.
   Другое сообщение, на этот раз от генерала Уилкокса, уполномачивало Карра на арест Нокаделклинни: "Если вы сочтёте это необходимым, то предотвращайте проблемы, но только после консультаций с агентом Сан-Карлоса". Всё ещё не желавший предпринимать какие-то действия, Карр обращается к лейтенанту Крузу насчёт отношения к происходящему его поднадзорной роты апачских скаутов, так как ходили слухи, что их лояльность теперь подвергается сомнениям. Круз ответил, что он действительно ожидает наступление проблем, а также, несмотря на то, что скауты хотели бы оставаться лояльными, в противоборстве они не станут поддерживать белых, так как все их семьи находятся с Нокаделклинни и, очевидно, им придётся выступить на их стороне. Карр был ошеломлён: "Но скауты всегда были лояльными. Они подчинялись приказам и в более неблагоприятных ситуациях, даже при случае стреляли в некоторых своих родственников". Он потребовал внесения предложений. Круз настоятельно просил, чтобы его скаутов отослали в форт Уачука и заменили их скаутсткой ротой С из форта Макдауэлл, сформированной из явапаев, уалапаев и чирикауа, которые не были знакомы с группой сибекью. Переводчик Харли согласился с Крузом, также он утверждал, что хотя сам Нокаделклинни является мирным, было много других апачей, которые, если что, будут сражаться, и еще Харли был уверен, что "плохие мужчины" планируют мятеж.
  Карр попросил разрешения освободить от исполнения обязанностей тех скаутов, которые теперь считались не заслуживающими доверия, а также о присылке двух армейских рот из форта Грант для усиления его команды и демонстрации силы. Но оказалось так, что когда сообщение было послано, телеграфная линия в очередной раз вышла из строя, а тающий снег и сильные дожди сделали Хилу непроходимой для курьеров. Частично из-за того, что телеграфная линия в основном простаивала, Карр так и не получил ответа на свою просьбу до начала сентября, а потом было уже поздно.
  Так как Тиффани продолжал предлагать задержать или убить Нокаделклинни, Карр сообщил ему, что подобное действие с большей вероятностью вызовет проблему, а не предохранит от неё. В любом случае, Карр отказался принять предложение Тиффани, так как именно он затем понёс бы всю ответственность за то, что могло случиться в результате этого. "Пожалуйста, укажите чётко, где вы хотите его арестовать и как", -решает Карр. Тиффани ответил, что он хочет арестовать или убить Нокаделклинни, или выполнить то и другое перед началом следующего танцевального сборища.
  Карр всё ещё сомневался, но спустя несколько дней, 28 августа, когда восстановилось функционирование телеграфной линии, Уилкокс приказал арестовать "индейского доктора, который , судя по вашему сообщению, мутит воду, и как можно скорее". Карр по-прежнему считал задержание знахаря неразумным, но приказ Уилкокса не оставлял ему выбора. Он всё же телеграфировал генералу: "Я хочу обратить ваше внимание на то, что я не сообщал о том, что индейский доктор, якобы, разжигает вражду, а просто говорил об утверждениях и логических выводах переводчика, согласно которым, это можно было бы так расценивать".
  Ситуация стала ещё более взрывоопасной, когда служащий в форте Апачи распустил слух, что апачи будут переселены из Кэмп-Апачи из-за деятельности Нокаделклинни. Слух быстро распространился, существенно увеличив беспокойство. К 17 августа, когда Карр узнал об этом случае от уважаемого старого предводителя Ночиклиша, вред, нанесённый этим, стал очевиден. Предводитель сказал, что он не волнуется за Нокаделклинни, которому отдал уже больше сотни животных, чтобы поднять мёртвых. Он был уверен, что знахарь скоро будет обладать всей апачской собственностью.
  Лейтенант Джон Бурк, кто в конце августа на пути в форт Апачи выслушал от поселенцев их опасения насчёт Нокаделклинни и его пророчеств, обнаружил, к своему изумлению, такое же беспокойство и среди офицеров форта. Карр попросил Бурка посетить лагерь Педро и как бы вскользь упомянуть об апачской кампании генерала Крука. Бурк и лейтенант Картер отклинулись на эту просьбу, и нашли апачей, распивающими тисвин, возбуждёнными, раздражёнными и дерзкими. Как Бурк, так и Картер были убеждены, что пришла беда. Кто-то из апачей спросил Бурка, видел ли он каких-нибудь навахо на пути в Кэмп-Апачи , так как ожидалось возможное присоединение некоторых из них к мятежу. Бурк продолжил свою поездку, в то время как войска готовились к маршу на Сибекью-Крик.
  Находясь в ожидании двух рот, что на днях должны были прибыть из форта Томас, чтобы защищать форт Апачи, Карр в полдень 28 августа собирает офицеров, чтобы зачитать им телеграмму от Уилкокса, в которой тот распорядился "арестовать индейского доктора". Все присутствующие выразили опасения, что это может вызвать бунт, который они надеялись избежать. Карр ответил, что это приказ, и ему необходимо подчиняться.
  Капитан Эдвард Хентиг, получивший приказ отбыть в Казармы Джефферсона на должность вербовщика, попросил разрешения сопровождать войска, и Карр согласился. Солдаты рот D и E из 6-й кавалерии,а также вьючный обоз, должны были выступить в поход утром. Карр сказал, что единственный вопрос сейчас, брать ли с собой апачских скаутов, и он спросил об этом Круза. Хотя у того были сомнения насчёт надёжности скаутов в этой конкретной кампании, он порекомендовал их взять. Карр согласился, решив, что они должны пойти с кавалерией, а не находиться в форте Апачи, где до прибытий подкреплений из Кэмп-Томаса оставалась лишь одна пехотная рота под командованием майора Невилла Кохрана. Так как телеграфная линия не доходила до Кэмп-Томаса, то Карр ничего не знал о том, что войска из этого поста не смогли пересечь Хилу из-за подъёма в ней воды, и вынуждены были вернуться назад.
   Войскам был проведён смотр перед отбытием из форта. Подразделение включало в себя семьдесят девять кавалеристов, четырех офицеров, двадцать четыре апачских скаутов и шесть погонщиков во главе с Натом Ноублсом. Скауты пошли первым, гуськом друг за другом, так как не было необходимости разбрасываться веером в поисках врага. Прошло немного времени с того момента, когда скрылась колонна, и майор Крохан заметил необычное возбуждение среди апачей, располагавшихся вокруг форта. Позже, в этот же день, оказалось так, что многие из них, вооружённые до зубов, последовали по тропе Карра. Кохран отправил курьера, чтобы предупредить об этом Карра и спросить, когда ему ждать прибытия подкреплений?
  Этой ночью, разбив лагерь у Карризо-Крик, примерно в двадцати пяти милях от форта Апачи, Карр сказал скаутам, что он хочет просто поговорить с Нокаделклинни насчёт слухов о том, что белые вскоре должны покинуть страну. Сержант скаутов Моус попросил разрешения взять двух его людей и поехать вперёд, чтобы сообщить Нокаделклинни о том, что солдаты не хотят нанести ему вред, и чтобы остановить его последователей от нападения на войска. Карр заверил Моуса, что если Нокаделклинни не будет заявлять, что белые скоро покинут страну, то он будет освобождён.
  На протяжении нескольких недель скаутам не выдавались боеприпасы из-за подозрения, что некоторые из них находятся под влиянием Нокаделклинни. Карр позже писал: "Я должен был рискнуть. Они были военнослужащими моей команды, и без них я не нашёл бы знахаря. Также я посчитал, что если они должны подтвердить свою вероломность,то лучше пусть делают это не на посту".
  Около 3-00 утра, 30 августа, сержант Моус и два других скаута апача поехали вперёд в направлении лагеря Нокаделклинни, опередив на полтора часа Круза и роту скаутов с главными силами, выступившими на рассвете. Позже Карр говорил, что он узнал от Моуса, что лагерь Нокаделклинни располагался в нескольких милях выше переправы Верде. Он подозревал, что апачи были готовы обороняться на переправе, поэтому решил внезапно нагрянуть к ним, вступив на прямой маршрут к лагерю апачей возле Сибекью-Крик, и прибыл туда во второй половине дня. Когда Круз достиг лагеря, то ренегат по имени Санчес поскакал к нему галопом. Он был в военной раскраске, и размахивал пистолетом и винчестером. "Что тебе надо здесь Нантан Иклаттен (Неопытный Лейтенант)", - спросил он. Круз ответил, что они ищут не его. Санчес отъехал. Прискакал галопом ещё более закрашенный апач, но он не делал угрожающих жестов. Моус провёл Круза к знахарю, который лежал на кипе одеял навахо, очевидно, что изнурённый. Круз отметил про себя, что Нокаделклинни был маленьким, светлокожим и аскетичным на вид человеком. Когда кавалерия выстроилась в линию перед ним, то Нокаделклинни угрюмо их приветствовал. Через переводчика Карр сообщил причины их приезда и объяснил, что он будет относиться к нему как к другу, пока будут изучаться выдвинутые против него обвинения, и ещё пообещал, что если они не подтвердятся, то он будет освобождён. Но Карр предупредил, что собрания и танцы должны быть на время расследования приостановлены. Нокаделклинни внимательно выслушал. "Скажи, что сейчас я не могу пойти", - сказал он переводчику. - "Мне нужно решить важные вопросы до отъезда отсюда. Я приду скоро, через три или четыре дня". "Нет", - ответил Карр, - "так не пойдёт. Скажи ему, что он пойдёт с нами немедленно".
  Круз почувствовал напряжённость, нараставшую в огромной толпе притихших апачей, и он был уверен, что до атаки остались мгновения. Сержант Моус и другие скауты апачи подъехали к Нокаделклинни и ободряюще сказали ему, что вреда ему никто не причинит. Толпа тут же успокоилась. Карр приказал сержанту Макдональду из роты D и скаутам Моуса позаботиться об Нокаделклинни. "Он твой пленник", - сказал Карр Макдональду. - "Не позволяй никому навредить ему. Но если он попытается бежать, или кто-то из его людей откроет по нам огонь, немедленно застрели его". Переводчик разъяснил Нокаделклинни, что его будет сопровождать сержант Макдональд, и что если он попытается сбежать или будет сделана попытка освободить его, то он будет убит. Нокаделклинни только улыбнулся. "Никто не попытается меня спасти", - сказал он. Карр сообщил ему, что часть его семьи может поехать с ним, если он хочет.
  
  (Санчес).
  Представлялось, что ситуация контролируемая, и что апачи не собираются мешать задержанию. Макдональд и Моус взяли Нокаделклинни за руки и вывели из шалаша. Карр приказал колонне немедленно передвинуться и разбить лагерь вниз по течению. Он отъехал в сопровождении взвода роты D и вьючного обоза, оставив остальную часть команды сопровождать Нокаделклинни, который призвал кого-либо, чтобы ему привели коня, а также попросил жену принести ему в дорогу некоторые вещи.
  Кто бы ни пошёл после этого, но лошадь медленно возвращалась и те солдаты и скауты, которые с нетерпением ожидали Нокаделклинни, чтобы усадить его на лошадь и сопроводить в форт, почувствовали нарастающую напряжённость. Они находились в окружении огромной толпы апачей, многие из которых были в военной раскраске и обнажены по пояс, как для боя. Наконец, лейтенант Стэнтон, командир роты D, приказал сержанту Макдональду доставить Нокаделклинни к линии солдат. По толпе прошёл зловещий шелест - звук, напомнивший лейтенанту Крусу предупреждение гремучей змеи. Апачи приблизились к войскам. Карр и другие уже находились в полумиле отсюда, и двигались дальше, не оглядываясь назад , а потом и вовсе исчезли из поля зрения, когда прошли изгиб тропы. Когда Круз и другие тронулись, жена Нокаделклинни выехала вперёд них, выполняя "необычные, едва различимые танцевальные движения" и разбрасывая священную муку. Вниз по течению Карр остановил колонну, чтобы разбить на ночь лагерь. Он заметил капитану Хентигу, что ему "было очень стыдно за то, что он выступил с такими силами, чтобы арестовать одного бедного, маленького индейца".
  Когда Нокаделклинни и его эскорт достигли места, где колонна Карра переправилась через ручей, он попросил сержанта Моуса пересечь ручей пониже, чтобы не затоптать кукурузу. Стэнтон и Крус не видели причины отказать ему, так как они могли пересечь этот ручей почти в любом месте, и они проехали небольшое расстояние от места на другом берегу, где другие уже занимались разбивкой лагеря. Воины апачей, закрашенные и вооружённые, толпились около них, пока они не перебрались через поток. Когда группа сообщила об этом Карру, то полковник распорядился поместить знахаря в место, огорожённое сложенными друг на друга сёдлами и вьючными тюками с припасами, добавив при этом, что его надлежит предупредить, чтобы он там сидел тихо. Позже следственная комиссия много говорила об разделении маршрутов следования солдат, и пришла к мнению, что Карр, уверовав в успех, совершил серьёзную ошибку, решив поделить свою команду, находясь лицом к лицу с противником.
  Круз, кто был дежурным офицером, заметил Карру, что "это выглядело как хорошо покрытое ржавчиной, какое-то время, когда мы проходили. Те индейцы...". Карр перебил его, требуя объяснить, что это значит? Круз ответил, что апачи высыпали на тропу раздетые и закрашенные как для войны. "Где они сейчас?", - спросил Карр. Круз указал на стремнину, в место, где много апачей пересекали её. Ошеломлённый Карр крикнул лейтенанту Картеру: "Сюда! Те индейцы не должны приблизиться к лагерю. Лично командуйте войсками, чтобы не пропустить их". Картер передал это приказание командирам отделений, а затем показал апачским скаутам, где они должны расположиться лагерем. Но Дид Шот возразил: "Слишком много муравейников". Картер ответил, что они могут перебраться за них. В то же время Круз провёл Нокаделклинни в место, которое огородили погонщики. Находясь под воздействием приказа Картера, капитан Хентиг поехал невооружённым в сторону апачей, крича им : "У-ка-ше (уйдите)". Большинство индейцев на мгновение остановились. Один из них, Джим Дэнди, апачский скаут, подъехал к Хентигу и схватил его за руку. Он сказал ему, что он солдат. Хентиг разрешил ему проехать в лагерь. За этим последовала минута молчания, а потом трое или четверо апачей, включая Санчеса, вскинули свои винтовки и выстрелили, и сразу же разразилась всеобщая пальба. Дэнди Джим застрелил капитана Хентига, и солдат, стоявший рядом с ним, тоже упал замертво. Другие скауты перезарядили свои ружья и тоже начали стрелять по войскам. Когда открылся огонь, сержант Макдональд, согласно отданному ему приказу, выстрелил в Нокаделклинни, который призывал апачей к борьбе, крича при этом, что если его убьют, то он вновь оживёт. Его жена кинулась на его тело, вопя песню смерти. В этот момент сержант Макдональд упал, раненый в ногу. Сержант апачей Моус бросился к Крузу и попросил защитить его от солдат. Моус был единственным членом роты скаутов, кто не взбунтовался. Сержант Боумэн быстро стрелял, присев на землю, а Карр в это время хладнокровно распоряжался.
  Вскоре в поле зрения появился пони Нокаделклинни с его сыном на спине, галопом скачущее через апачей в сторону солдат. Не зная, кто это бросился к ним, солдаты расстреляли пони и седока. Его мать закричала и побежала. Когда она поравнялась с валявшимся седлом капитана Хентига, то выхватила пистолет из кобуры на нём и навела на солдата, но тот застрелил её до того, как она потянула спусковой крючок. Взвод Стэнтона, который последним прибыл в лагерь, спешился и навёл на апачей винтовки, заставляя их, тем самым, покинуть зону обстрела. Санчес и другие апачи убили солдат, охранявших лошадей и нескольких вьючных мулов, принадлежавших роте D, и обратили их в стампиду. С расстояния в несколько сот ярдов, апачи, не нанося никакого вреда, стреляли беспрерывно по лагерю. Во время всей этой неразберихи, Нокаделклинни попытался отползти в сторону, но трубач роты D увидел его. С криком: "почему он не мёртвый!", - он навёл свой пистолет на голову знахаря и выстрелил.
   Когда стемнело, обстрел прекратился. Многие апачи, испугавшись последствий в значительной степени самопроизвольного нападения, быстро поскакали в свои резервационные лагеря, хвастаясь тем апачам, которых они встречали по пути, что они истребили солдат, пришедших арестовывать Нокаделклинни. Их рассказы были поняты войсками в форт Апачи так, что, якобы, вся команда Карра погибла, и что противник собирается атаковать форт. Майор Кохран только вчера узнал, что подкреплений не будет. Он послал гражданского скаута Томаса Оуэнса со срочными депешами в Кэмп-Томас, но тот отъехал всего на несколько миль, и апачи убили его.
  Те же слухи достигли Сан-Карлоса. Телеграфная линия в форте Апачи как всегда не работала, поэтому агент Тиффани не мог удостовериться в правдивости слухов. Но линия у Кэмп-Томас была исправна, и он передал туда сообщение. Вскоре газеты по всей стране напечатали рассказы о новой "резне Кастера".
  Нокаделклинии, хотя и серьезно раненый, совершил ряд попыток, чтобы отползти в безопасное место, но лишь для того, чтобы получить ещё ранения. С наступлением темноты он сделал последнюю попытку, во время которой сержант, наконец, добил его топором. Сержант Джон Смит из роты D, сорвал с шеи знахаря медаль мира, которую президент Грант вручил ему во время его визита в Вашингтон в 1873 году. На ней была выгравирована надпись: "На земле мир, человеку благоволение. 1871".
   По окончании стрельбы полковник Карр распорядился вырыть большую могилу внутри его палатки и похоронить в ней тела капитана Хентига и троих кавалеристов. Он приказал протрубить вечернюю зарю (сигнал отбоя) над могилой, частично в качестве прощания, и частично, чтобы апачи поверили, что войска устраиваются на ночлег. Несмотря на то, что апачи значительно превосходили солдат в численности, они редко когда сражались вечером, если только сами не были атакованы, и поэтому Карр решил выступить с наступлением ночи в направление форта Апачи.
  Рота D, лишившаяся своих лошадей, была усажена на вьючных мулов. В десять часов вечера, в пешем порядке начался марш, возглавляемый сержантом Моусом и лейтенантом Крузом. В одном месте Моус потянул за рукав Круза и шёпотом сказал ему быть внимательней. Круз послышал тихий шорох в траве, и понял, что апачи наблюдают за их отступлением. Были ещё затаивания вдоль пути, и ночь была тёмной, и команда пробиралась с трудом ориентируясь, но к полудню 31 августа она достигла форта Апачи. Полковник Карр сразу же начал готовить к защите форт, который не имел даже обыкновенных оборонительных валов. Апачи нашли мёртвого мула, нагруженного боеприпасами, и на следующий день после полудня началась предполагаемая атака. Остаток дня велась беспорядочная стрельба, но с темнотой она закончилась, и больше не возобновлялась. Утром в поле зрения не было ни одного апача.
  Педро и его группа койотеро перебрались к ручью Кловердэйл, поближе к ранчо Кули. Другие мирные группы тоже переместились в отдалённые части резервации, подальше от проблем, неважно с кем, с враждебными апачами или с солдатами. Карр отправил Джона Колвига с депешами в Кэмп-Томас, но "Сибикью Чарли", как он был известен, был остановлен большой группой апачей и вынужден был возвратиться. Теперь Карр посылает с сообщением туда же лейтенанта Стэнтона и большую часть роты Е. К 12 сентября Карр имел при себе уже шесть кавалерийских взводов его же полка, и из Калифорнии и Нью-Мексико продолжали прибывать другие, пока, как минимум, двадцать три роты не были размещены в форте Апачи в дополнение к другим. А апачи, между тем, убили множество солдат и гражданских в районе вокруг форта Апачи.
  Генерал Уилкокс приказал Карру устроить облаву на любых враждебных, которые ещё могли оставаться в районе Сибекью, а также расположить всех апачей в ранчо Кули. Он предложил Карру "вешать без суда и следствия" любых захваченных им в плен, но тот возразил. "Я думаю, что это не очень хорошо, вешать, кого бы там ни было", - сказал он, - "пока полностью не обнаружатся их руки, как это произошло с другими безрассудными". "Если скауты виновны только в дезертирстве, и не стреляли в солдат", - уговаривал он, - "то они не должны быть наказаны так же сурово как те, кто так делал".
  Генерал Шерман, раздражённый, как ему казалось, головотяпством со стороны старших офицеров, приказал бригадному генералу Рэнальду Маккензи, бывалому борцу с индейцами, принять командование в районе боевых действий в Аризоне, что было пощёчиной Уилкоксу. Карр, наверное, порадовался конфузу своего командира, но вскоре и он удостоился подобной неприятности, когда на его место были назначены его подчинённые, майор Джордж Санфорд и капитан Реубен Бернард, которые командовали в Сан-Карлосе. Шерман настаивал на "решающем ударе" по апачам, даже если бы для этого понадобилось бы привлечь каждого имеющего в наличии человека в армии. В сущности, он объявил о войне искоренения, и хотел, чтобы она была проведена войсками, а не апачскими скаутами, и чтобы уцелевшие никогда это не забывали. "Я одобряю", - заявил он, - "любые жёсткие меры. Я ожидаю, что Уилкокс уничтожит ренегатов апачей. Я хочу услышать только результаты, а не намерения".
  Майор Санфорд попросил, чтобы Карр помогал в задержании Санчеса и около пятидесяти воинов, находившихся в одном из лагерей резервации. Когда враждебные увидели команду Карра на позиции между ними и их путями отхода, и узнали некоторых из солдат, участвовавших в сражении Сибекью, они заторопились на пост, чтобы сдаться. Нантиотиш, хорошо известный предводитель апачей Белой Горы, бежал с десятком воинов до того, как прибыло подразделение Карра.
   Капитану Бенджамину Эгберту было дано указание, расследовать дело Сибекью и, если это возможно, определить лица, участвовавшие в нём. Агент Тиффани был уверен, что община Педро полностью в это вовлечена, но Карр думал обратное. Эгберт пришёл к выводу, что убийствами курьеров, скотоводов и других белых занимались, главным образом, группы Бонито и Джорджа, а также некоторые другие, меньшие группы, ну и несколько членов группы Педро, включая Алчиса. Укленни тоже был включён в это число. Кроме того, Эгберт решил, что апачи, атаковавшие форт, принадлежали группам Педро и Джорджа, а также с ними находилась небольшая партия изгнанников из разных групп и кое-кто из мятежных скаутов. Наиболее активными были Санчес, брат Нокаделклинни по имени Небигхэй и Нантиотиш.
  Другие считали, что различные недопонимания из-за неточности переводов привели к противоборству в Сибекью-Крик. Переводчик Хэрл являлся частным лицом, проведшим много времени среди апачей. Скаут Эл Сибер, которого там не было, считал, что Хэрл исказил слова Карра, дав апачам ошибочное представление о том, что предполагалось сделать, и это возбудило их до такой степени, что они атаковали войска. Враждебными теперь считались восемь предводителей апачей, включая Алчиса и Батиатиста, без лишнего шума присоединившихся к мирным группам в Кэмп-Апачи и ранчо Кули. Карру было приказано арестовать их. Понимая, что если арестовывать одних , то другие сбегут, Карр тщательно разработал свой план. Он послал капитана Таппера с кавалерийским взводом задержать Алчиса и Укленни в ранчо Кули. Одновременно с этим, он отправил военный обоз и две кавалерийские роты в лагерь, где, как было известно, находились Батиатист и другие. По сигналу две роты пехоты выпрыгнули из фургонов, окружили лагерь и задержали враждебных предводителей.
  Некоторые взбунтовавшиеся скауты вернулись к своим семьям, были арестованы и помещены на гауптвахту в форте Грант, включая сержантов Дид Шота и Дэнди Джим, капрала Скиппи и двоих рядовых. Они должны были стать теми апачскими скаутами, которые понесли наказание в результате мятежа на Сибекью-Крик. Другие присоединились к Ху и Джеронимо в Мексике. Вернувшись в 1882 году в Мексику, генерал Крук предложил амнистию тем, кто участвовал в противостоянии на Сибекью, но для некоторых из них это было уже слишком поздно.
   В финальной главе трагедии Сибекью, в ноябре 1881 года, военно-полевым судом в форте Грант разбирались дела причастных к мятежу скаутов. Суд признал пятерых из них виновными в последствиях мятежа, дезертирстве и поощрении самой идеи мятежа, что выходило за пределы понимания любого апача. Этими пятью неудачниками оказались Дид Шот, Дэнди Джим, капрал Скиппи и двое рядовых, известных только под своими номерами. Первые трое были приговорены к повешению третьего марта 1882 года. Двое рядовых были приговорены к тюремному заключению на острове Алькатраз, один на восемь лет, другой пожизненно. Оба были освобождены под честное слово в июне 1884 года.
  Дид Шот был широко известен как среди белых, так и среди индейцев в форте Апачи. За день до казни, он совершил бросок на свободу, обогнув постройку гауптвахты и взяв курс в направлении каньона, но сержант охраны свалил его выстрелами в локоть и пониже плеча. За несколько дней до казни, жена полковника Джилберта Смита проходила мимо караулки по пути в магазин торговца поста. Джим Дэнди махнул ей из окна, и выложил красное стекло и ожерелье из бирюзовых бус со своей шеи. "Ты бери", - сказал он. - "Меня скоро повесят".
  В день экзекуции, жена Дид Шота повесилась, а ведь самоубийство среди апачей было крайне редким явлением. Двое их сыновей оставались в лагере полуголодные, пока лейтенант Чарльз Гейтвуд не узнал об этом и не выдал им пайки. Сигнальщик Уилл Барнс предоставил им жильё на своём ранчо возле форта Апачи. Ковбои назвали старшего мальчика Райли, а младший всегда был известен под своим апачским именем Эскинева Нэйпа, что означает - "мальчик со шрамом на голове".
  Многие считали, что казнь скаутов стала серьёзной судейской ошибкой, как и убийство Нокаделклинни. Лейтенант Круз много позже так прокомментировал это в своих мемуарах: "Я всегда сожалел об участи Дид Шота и Скиппи. Первый был мудрецом индейской кампании, второй - клоуном и шутником. Я сомневался в то время в том, что они преднамеренно приняли участие в стрельбе по нам. Мне показалось, что они кинулись в драку из-за излишнего возбуждения и в силу роковых обстоятельств".
  Алчис и другие апачи, которых арестовал Карр и его подчинённые, содержались в форте Апачи, а потом на гауптвахте в Кэмп-Томасе. Против них не выдвигались никакие обвинения, но из этого вовсе не явствовало, что их когда-нибудь привлекут к судебному разбирательству или отпустят на волю. Наконец, один заинтересованный гражданин нанял в Тусоне юридическую фирму, чтобы написать и отослать письмо секретарю внутренних дел. Среди прочего, в этом письме упоминалось, что индейцы необдуманно были заключены в тюрьму на неопределённый срок с нечёткими и сомнительными обвинениями в убийстве. "Этим индейцам", - продолжал он, - "не к чему бояться справедливого судебного разбирательства,так как они смогут предоставить надлежащее и надёжное свидетельство их местонахождения во всё время недавних неприятностей (сражение Сибекью), и установление их невиновности в любого рода преступлении, вне всякого сомнения". Это письмо инициировало федеральную активность, и в итоге, по прошествии многих месяцев, привело к освобождению людей.
  Много граждан требовали повешения всех апачей, которые были на Сибекью, но генерал Макдауэлл, командующий Дивизионом Тихого Океана, смотрел на апачей более сочувственно. Из сообщений Карра он пришёл к выводу, что апачи были удивлены, когда Карр прибыл с большей частью своей команды арестовывать Нокаделклинни. "Они были раздражены ложными слухами", - сказал он, - "и боялись нападения войск. Тот факт, что они находились в своих лагерях на посадках кукурузы, указывает на то, что они на тот момент не готовились к войне". "Следовательно, я не могу согласиться", -заключил Макдауэлл, - "в обличении их поведения как предательского. Эти индейцы начали воевать против солдат только в ответ на арест их лидера".
  Уполномоченный по индейским делам Хирам Прайс тоже чувствовал, что апачи стали жертвами таких обстоятельств, которые они не могли контролировать, и он отделил часть резервации "мирной линией". Этим он пытался защитить мирных индейцев, не препятствуя приказам генерала Шермана, согласно которым, войска могли игнорировать границы резервации. Некоторые из враждебных воспользовались этим, найдя там безопасное убежище от многочисленных колонн, которые их искали, и, тем самым, предотвратили "решающий удар", который Шерман требовал от Уилкокса. Однако, несмотря на "мирную линию", находились патрули, нарушавшие границу, а затем вдоль и поперёк пересекавшие резервацию, уничтожая при этом кукурузные поля и убивая индейцев. Согласно агенту Тиффани, многие из этих несчастных были пожилыми и немощными людьми, которые выходили собрать кукурузу, еще не уничтоженную войсками. Большинство апачей чуть ли не до смерти были напуганы такой подавляющей демонстрацией силы.
  Апачская полиция арестовала пятьдесят или шестьдесят предположительно враждебных апачей, и обеспечила сдачу семерых из главных предводителей. Джордж и Бонито тоже сдались субагенту Эзре Хоугу, кто сопроводил их в Кэмп-Томас. Из-за раны Джорджа, ему было разрешено вернуться в свой лагерь, а затем Уилкокс освободил Бонито под честное слово. Вскоре, впрочем, Уилкокс изменил своё решение и приказал полковнику Джеймсу Биддлу арестовать этих двоих предводителей и их группы. Биддл с войсками прибыл в субагентство в день выдачи пайков в конце сентября 1881 года. Вожди согласились сдаться по окончании выдачи, но ближе к полудню они послали Биддлу сообщение, чтобы и х не ждали, и что они придут с субагентом. Биддл проговорил, что их нужно немедленно доставить, и решительно двинулся к лагерю Джорджа. При подходе этих двух рот, два вождя побежали в лагерь чирикауа с криками, что войска пришли их атаковать. Семьдесят чирикауа и недни, во главе с Ху, Джеронимо, Чато и Начезом, пустились в паническое бегство из резервации. Когда Карр узнал о побеге, то сказал: "Я думаю, что самой большой ошибкой Уилкокса стал привод группы чирикауа во главе с Ху из Мексики. Они явились, и ставят себя почти как завоеватели, а не как пленники".
  Капитан Бернард усердно шёл по следу чирикауа во главе четырёх рот кавалерии. Индейцы заметили приближавшийся к Сидар-Спрингс фургонный обоз и захватили его. Эта задержка позволила кавалерии догнать их возле горы Грэм. Воины сдерживали солдат целый день, пока их женщины и дети удирали со всех сил к границе. С наступлением темноты апачи не оставили борьбу. Ещё более необычным было то, что они прорвались через линию солдат, завалили тропу и успешно бежали. Они сеяли по пути смерть и уничтожения, так как проезжали через местность, густо усеянную ранчо и поселениями. Проезжая мимо Тумбстоуна, они уклонились от толпы, возглавляемой бывшим агентом Сан-Карлоса майором Джоном Кламом. Когда они присоединились к небольшой группе Наны в Сьерра-Мадре, то имели шестьсот голов лошадей и крупноголового рогатого скота. В своём броске в Мексику они уничтожили также большой фургонный обоз и убили в нём тринадцать белых.
  Одной из главных причин недовольства аризонских апачей были мошенничество и бесхозяйственность агента Сан-Карлоса Тиффани, кто искал способы извлечь выгоду из почти любого вида деятельности в резервации. Инспектор Гарднер собрал впечатляющий список поступков Тиффани, и другие инспектора подтвердили его сведения. Но благодаря своему энергичному отрицанию злоупотреблений, а также сговору с представителями Индейского Бюро, Тиффани оставался в должности до своей отставки 30 июня 1882 года. Он потерял контроль над апачами Сан-Карлоса в апреле того же года, когда Ху и Джеронимо исполнили свою угрозу и силой заставили Локо и его группу присоединиться к ним. Тиффани в своё время проигнорировал угрозу, и был совсем не готов, когда Чато и Начез привели шестьдесят ренегатов в лагерь Локо и заставили его и несколько сот его невооружённых людей уйти с ними. Стерлинг и его апачская полиция последовали за ними в тщетной попытке остановить исход. Ренегаты повернули к ним, и убили Стерлинга и десять других, а затем продолжили идти вдоль реки Хила, в направлении Клифтона. Когда они проходили мимо форта Томас, то полковник Джордж Шофилд с кавалерийским отрядом преследовали их небольшое время. Более серьёзные проблемы для апачей лежали впереди: полковник Джордж Форсайт направлял своих солдат из Нью-Мексико, чтобы немногим позже запереть их в каньоне Хорсшу. Воины сражались с войсками весь день, чтобы дать женщинам и детям время на то, чтобы достичь безопасного убежища на той стороне мексиканской границы.
  Международная граница часто представляла собой временное облегчение от преследования, и апачи знали, что американские и мексиканские войска обычно останавливаются на границе. Однако происходило много незначительных нарушений границы, как, например, это случилось в ноябре 1881 года, когда лейтенант Томас Гарви, из 1-й кавалерии, переместился в Сонору и был задержан мексиканскими властями. Он был отпущен, когда генерал Хосе Тибурцио, командующий армией в Соноре, пообещал, что это дело будет расследовано. В январе 1882 года лейтенант Дэвид Макдональд из 4-й кавалерии пересёк границу в Чиуауа и тоже был задержан. Генерал Маккензи, кто обеспечил освобождение Макдональда, признавал опасность того, что сверхусердие младших офицеров в погоне за апачами может приводить к серьёзным инцидентам. Он предупредил Форсайта, чья команда перемещалась вдоль границы на юге Нью-Мексико, что "неблагоразумно позволять каким-либо офицерам свободу действий в пересечении мексиканской пограничной линии".
  Капитан Таппер с двумя ротами 6-й кавалерии и одним апачским скаутом, сопроводили побег из Аризоны и атаковали группу Локо возле мексиканской границы или даже южнее, убивая шестерых из них и захватывая большинство лошадей. Апачи бежали ещё дальше в Мексику, а Форсайт и Таппер объединили свои силы и продолжили преследование. Тридцатого апреля они столкнулись с мексиканским шестым пехотным полком под командованием полковника Лоренсо Гарси, который выразил протест их присутствию в Мексике. Гарсия пояснил, что апачи, из-за их опрометчивости во время бегства от команды Форсайта, были выявлены и заманены в засаду его солдат, которые убили семьдесят восемь из них и захватили тридцать три женщины и ребёнка в пятичасовом сражении. Мексиканцы потеряли двадцать одного человека убитыми.
  Джейсон Бетцинес, родственник Джеронимо, был мальчиком на момент побега и сохранил яркие воспоминания о нём. "После того, как апачи пересекли границу", - рассказывал он, - "они расслабились, уверенные в том, что американские войска не последуют за ними в Мексику. Но кавалерия осталась на их следе и атаковала их в лагере. Те апачи, которые имели лошадей, поехали вперёд в предгорья, оставляя других спасаться, как они сумеют". Согласно Бетцинесу, головная группа видела приближение мексиканских солдат, но побоялась вернуться и предупредить остальных. "Теми несколькими мужчинами, которые приняли участие в этом позорном отказе от их миссии охранного подразделения", - писал годы спустя Бетцинес, - "были младшие вожди Чато и Найче, а также один из воинов Наны, человек по имени Кантенни (Кайтенае)".
  Большинство воинов двигались в миле или двух позади своих женщин и детей, чтобы предотвратить нападение на них американской кавалерии, и совсем ничего не знали о мексиканских войсках впереди себя. Апачские женщины, дети и старики, вытянулись в длинную вереницу, когда мексиканцы выбежали из оврага и открыли огонь. Апачи рассеялись, но до этого много женщин и детей были убиты, и семьи в полном составе были уничтожены. В основном это были те индейцы, которые никогда добровольно не покидали резервацию и пытались оставаться мирными. Когда началась стрельба, то воины арьергарда поспешили вперёд, чтобы защитить женщин и детей. Джеронимо проявил свои качества выдающегося военоначальника, призвав воинов занять позицию таким образом, чтобы женщины и дети смогли убежать. Около тридцати двух мужчин откликнулись на его призыв, и они яростно сражались полдня. Один из апачей из-за усталости уронил мешок с пятью сотнями патронов. Пожилая женщина предложила вернуть его, и она в итоге вернулась с такими драгоценными боеприпасами как раз вовремя, потому что мужчины уже исчерпали свои запасы. Такое действие было характерно для пожилых апачей, часто бравших на себя рискованные миссии, потому что воинов было слишком мало для того, чтобы напрасно их терять.
  Джеронимо и Чиуауа командовали защитными порядками, и мексиканцы несколько раз бросались на их штурм, выкрикивая: "Джеронимо, это твой последний день!". Они подожгли траву, и апачи были пойманы в неумолимо сжимавшимся круге огня. Но с наступлением темноты они вырвались оттуда и бежали. Из семидесяти восьми апачей, погибших в сражении, лишь одиннадцать были воинами.
  Побег продолжился, но немного раненых мужчин и женщин, которые не могли поспевать за остальными, были оставлены в лесу, приходить в себя. Среди них были Кэй-и-та (Киета) и Тсо-эй (Тзой), в 1886 году служившие проводниками у генерала Крука. Месяц спустя, полностью выздоровев, они присоединились к другим "нетдэя" (или бандитам) в лагере Ху в Сьерра-Мадре. В группе Ху были чирикауа, уорм-спрингс, бедонкое, мескалеро, белая гора и другие апачи,а также навахо, и те мексиканцы, которые были захвачены и воспитаны апачами.
   Там, в Сьерра-Мадре, апачи часто меняли месторасположения своих лагерей, разделяясь на небольшие группы и снова собираясь для совершения налётов. Это была суровая и опасная жизнь, так как в каждом городе находились мексиканские войска, и апачи в любой момент могли подвергнуться нападению. И несмотря на то, что апачи любили похвалиться тем, что они убивали мексиканцев камнями, противостояние не было односторонним, и мексиканские солдаты обычно имели в отчётностях положительные отзывы о себе.
  Из-за возрождения апачской проблемы, генерал Шерман совершил в апреле инспекционную поездку, в которой собирался вникнуть в проблемы, с которыми войска сталкиваются в кампаниях против враждебных групп. Он признал трудности, проистекающие из-за разделения Апачерии между департаментами Аризоны и Нью-Мексико, а также между Чиуауа и Сонорой на другой стороне границе, и рекомендовал образование нового Пограничного Департамента, который должен был включить в себя юг Аризоны и Нью-Мексико. Но этот план был отклонён в пользу возвращения генерала Крука на командование департаментом Аризоны и значительного расширения его полномочий в Нью-Мексико.
  
  (Кавалеристы США и скауты апачи. Около 1886 года).
  Некоторые дезертиры из роты скаутов объединились с группой отщепенцев из Сан-Карлоса во главе с Нантиотишем и мстили за смерть Нокаделклинни набегами на агентство, а также на ранчо, шахтёрские лагеря и грузовые обозы южнее резервации, ну и на различные поселения в бассейне Тонто. Налётчики в течение года ускользали от десятка разведывательных верховых рот. "Сибикью Чарли" Колвиг, сменивший Стерлинга на должности начальника апачской полиции в Сан-Карлосе, упорно шёл по их следу, надеясь найти их убежище. В июле 1882 года Нантиотиш и его группа напала из засады на апачскую полицию, убивая Колвига и ещё семь или восемь других, а потом они преследовали уцелевших почти до штаб-квартиры агентства. Они завладели грузом с патронами, собрали в одну кучу всех лошадей, находившихся в поле их зрения, и направились в сторону Соленой реки и бассейна Тонто.
  Немедленно была запущена кампания из многих колонн, чтобы положить конец Нантиотишу и его налётчикам. Капитан Дрю и две роты 3-й кавалерии выступили из форта Томас, чтобы идти по их следу. Полковник Эванс и ещё четыре кавалерийских роты выступили из форта Апачи, а в то же время, капитан Эдна Чаффи выступил в поход из форта Макдауэлл, так же, как и две предыдущих колонны, отправившись в бассейн Тонто попытаться остановить Нантиотиша. Ещё две колонны шли походным маршем из Кэмп-Верде вдоль края бассейна Тонто, готовые в любой момент пресечь любую попытку враждебных, сбежать в резервацию навахо.
  Лейтенант Круз и его рота скаутов шли с полковником Эвансом из форта Апачи до Соленой реки, примерно того места, где позже была возведена плотина Рузвельта. Скауты сообщили, что ренегаты располагались недавно лагерем у устья Тонто-Крик (ручей Тонто), а затем взяли направление через бассейн Тонто к стране навахо. По-видимому, небольшая партия налётчиков совершила бросок для удара по поселениям вдоль Соленой реки, а теперь возвращалась к основным силам. Эванс и Круз устремились вперёд по свежему следу. Уже в сумерках скауты сообщили, что большая группа, вероятно, кавалерии, вступила на тропу впереди них. Эванс послал вперёд патруль, чтобы проверить, кто это, и он наткнулся на капитана Чаффи с кавалерийской ротой I и ротой скаутов. Чаффи опередил в преследовании полковника Эванса, который мог бы из-за своего более высокого звания принять командование на себя всеми силами. Но он благородно передал Чаффи руководство атакой. Отряд Чаффи сидел на белых лошадях, как и рота капитана Конверсеса из подразделения Эванса. "Я ставлю Конверсеса во главе своей колонны", - сказал Эванс, - "так что, если индейцы остановятся для боя, ты (Чаффи) будешь иметь две роты белых лошадей, чтобы броситься на них. Остальная часть моих сил расположится в месте, наиболее подходящем для атаки. Это может привести в замешательство противников, столкнувшихся одновременно с двумя отрядами, когда они ожидают только один".
   Так и произошло. На следующий день Чаффи обнаружил в Чевелон-Форк, в каньоне Дьябло, лагерь враждебных, уже готовым к сражению. Позиция апачей казалась им самим отлично устроенной засадой,так как их винтовки могли простреливать каждый метр узкой тропы, ведущей в каньон. Нантиотиш наблюдал вчера за отрядом Чаффи, и был уверен, что он сможет уничтожить его. Когда он увидел солдат Конверсеса, ехавших по тропе на белых лошадях, то подумал, что это был только Чаффи, а потом уже стало поздно. В этот момент скауты апачи угнали его лошадей, и он был окружён и заблокирован с двух сторон каньона. Бой в "Биг-Драй-Уош", или в Чевелон-Форк, закончился уничтожением Нантиотиша и его группы, а уцелевшие бежали в резервационные лагеря.
  Когда Круз и его команда достигли скудных земель ранчо Кули во время своего возвращения в форт Апачи, то были удивлены, когда узнали, что Кули уже знает об обстоятельствах боя и его результате. Ему об этом было рассказано его апачами, которые узнали про это через таинственный "апачский телеграф".
  В течение нескольких лет армия переживала последствия дела Сибекью. Главные его герои, Уилкокс и Карр, писали друг на друга пространные письменные жалобы своему начальству. Как командующий департамента, Уилкокс одержал верх в этом противостоянии. Он приказал Карру оставить свою полковую штаб-квартиру в Кэмп-Лоуэлл возле Тусона, и на время отъехать в форт Апачи - удалённое и захолустное место, где условия для жизни были менее привлекательными. Карр просил вернуть его в Кэмп-Лоуэлл, но Уилкокс приказал переместить его штаб в форт Апачи, добавляя при этом, что Лоуэлл, который, как раз Карр и возводил, теперь является пехотным постом.
  После этого Карр написал жалобу генералу Макдауэллу в Сан-Франциско. Он отослал своё письмо по официальным каналам, а копию его напрямую Макдауэллу. Уилкокс задержал пересылку сначала письма Карра, а затем и ответ Макдауэлла, чем вынудил Карра отослать письмо Макдауэллу, в котором писал о серьёзном нарушении дисциплины и требовал разбирательства в военном суде. Уилкокс, в свою очередь, возложил на Карра ответственность за случившееся на Сибекью. Генерал Макдауэлл подверг Уилкокса критике за его распоряжение по аресту Нокаделклинни. Когда требование о привлечении Уилкокса к военному трибуналу было переданов Военный Департамент, то президент Честер Артур отверг его. Как бы там ни было, но он был доволен состоянием дел в военном департаменте Аризоны, и дал указание генералу Шерману предостеречь Карра от неуважения к старшему должностному лицу и нарушения субординации. Карр был возмущён, и стал требовать судебного расследования так настойчиво, что, наконец, в августе 1882 года его прошение было удовлетворено. Суд выявил, что Карр подверг свою колонну нападению из-за разделения подразделения при отъезде из лагеря апачей, хотя это на самом деле не имело никакого отношение к происшедшему затем противоборству. Суд похвалил Карра за его "блестящее" поведение во время боя, и постановил, что он виновен только в "ошибочной оценке" ситуации.
  Карр был оправдан почти по всем пунктам, его штаб был переведён в Кэмп-Лоуэлл, и вскоре Уилкокс был освобождён с должности командующего военным департаментом Аризоны. Но всё же Карр был разгневан выводом - "ошибочная оценка" - и безуспешно пытался смыть это пятно со своей биографии. Он и Уилкокс возобновили противостояние, и обменялись встречными обвинениями в следующем году, но президент уже достаточно наслушался.
   29 июля 1882 года правительства США и Мексики подписали соглашение, постановившее следующее: "Регулярные правительственные силы двух республик на основе взаимности могут пересекать линию границы двух стран, когда они неотступно преследуют группы диких индейцев". Пересечения должны совершаться только в ненаселённой или необитаемой части вышеуказанной пограничной линии, и командующий войсками офицер должен в момент пересечения или перед ним уведомить об этом ближайшего к нему военного командира или гражданские власти той страны, в которую он вступает. Подразделение должно уйти обратно, как только оно сразиться с индейцами или потеряет их след". Из-за того, что апачи в любом случае решали пересечь границу в "ненаселённых или безлюдных частях", конвенция делала теперь эффективное преследование возможным.
   Генерал Джордж Крук возвратился на командование департаментом Аризона в сентябре 1882 года. Как и раньше случалось, апачи должны были вскоре почувствовать его присутствие, и их дела должны были измениться к лучшему. Но "апачская проблема" была далека от решения, пока чирикауа и недни удерживали свою базу в Сьерра-Мадре для набегов в Аризону, Нью-Мексико, Чиуауа и Сонору. Задача Крука была далеко не простой, так как вначале он должен был восстановить мир среди резервационных апачей, а потом уже иметь дело с большой группой непримиримых в их неприступных убежищах в Сьерра-Мадре.
  ГЛАВА 12. КРУК И ДЖЕРОНИМО.
   Приняв командование на втором своего сроке пребывания в Аризоне в сентябре 1882 года, Крук( ему был придан полицейский надзор за всей резервацией, а также контроль за выдачей пайков), не теряя даром времени приступил к изучению того, о чём высказывались недовольные апачи. Он отправился в Кэмп-Апачи, но там, перед ним предстало всего лишь несколько из них, кроме старых и самых молодых. Большинство дееспоспособных мужчин скрылись в горах. В то время произошел ряд столкновений с войсками, и надежд на мир было мало. Тем не менее, многие белые считали, что апачей не стоит винить в проблемах, и Крук согласился с ними, и амнистировал тех, кто принимал участие в деле Сибекью. "Если бы индейцы имели серьёзные намерения", - сказал он, - "то никто из солдат не вышел бы оттуда живым". Он отослал сообщения тем, кто скрывался, что он пришёл, чтобы увидеть их, и если в это время не будет убитых белых, то солдаты не станут по ним стрелять. Он привлёк Кули в качестве переводчика, капитана Бурка, а также мепута Эла Сибера в качестве проводника для вьючного обоза и роты 6-й кавалерии. Крук смог провести переговоры со старым Педро, Мосесом, Алчисом, Укленни, Кат-Мауфом и ещё сорока другими предводителями западных апачей. Он сказал им, что хочет узнать всё про то, что произошло, чтобы вникнуть в суть дела, и он пожелал, чтобы всё ему сообщённое было записано на бумаге.
   Алчис сказал, что когда Крук покинул их семь лет назад, то не было никаких "плохих" индейцев вне резервации и все были довольны. Но офицеры, оставленные генералом руководить, были удалены из резервации. Затем Алчис сказал, что их агент перестал выдавать им пайки, а затем агент (Клам) Сан-Карлоса принудил их к перемещению туда. Алчис объяснил далее, что он и Укленни делали всё в их силах, чтобы помогать белым, но агент поместил его в охранное помещение. Алчис сказал также, что он служил как скаут против явапаев, тонто, пиналеньо и даже против своего народа. Старый Педро подтвердил сказанное Алчисом, и добавил ещё немного насчёт абсурдности ареста Нокаделклинни.
  Севериано, мексиканец, захваченный и воспитанный апачами, сказал Круку, что то, что они рассказали ему о кражах их лошадей и скота, а также об уничтожении их полей со стороны белых жителей и солдат, является самой, что ни на есть, правдой. Несмотря на то, что он служил в качестве переводчика, принадлежащий ему крупноголовый рогатый скот тоже был захвачен. По мнению капитана Бурка, причина этих краж заключалась в том, что "Ринг Тусона"(объединение торговцев и спекулянтов, созданное для преобладания определённой группы людей на рынке товаров - прим.пер.) решил, что нужно помешать апачам стать независимыми в экономическом плане, чтобы в будущем не лишиться прибыльных контрактов. В итоге, апачи Белой Горы, которые в своей стране стали уже частично самостоятельными в этом плане, были собраны "в малярийных, дурно пахнущих, плоских пространствах Сан-Карлоса". Обещания, данные им Винсентом Кольером и генералом Ховардом, а также гарантии, высказанные старому Педро президентом Грантом во время визита вождя в Вашингтон, были позабыты. Всякий раз, когда заговорщики сообщали, что апачи неспокойны, правительство посылало десять полков, но ни один честный человек не спросил, а может апачи имеют тоже что-либо рассказать?
   Еще эта встреча выявила , что агенты были быстры на посадку индейцев в тюрьму, из-за необоснованных ничем обвинений по отношению к невиновным, а также из-за незначительных проступков виновных. И затем они надолго там задерживались. В октябре 1882 года, из-за имевших широкое хождение сообщений о несправедливых арестах и заключений в тюрьмы, расширенная коллегия собрала сведения об администрации Сан-Карлоса и решила разобрать суть апачских претензий на судебном процессе в Тусоне. В результате агент Тиффани отпустил виновных, а также невинных, удерживаемых в заточении в течение четырнадцати месяцев без каких-либо предъявлений им обвинений. За всё это время, они совсем мало получали еды и одежды.
  Расследование расширенной коллегии вскрыло колоссальные служебные злоупотребления со стороны Тиффани - этот "вечный позор для цивилизованной культуры". "Мы чувствуем, что наша обязанность", - заявил один из членов коллегии, -"как честным американским гражданам, выразить неприятие поведению агента Тиффани, а также ряду таких же казнокрадов, которые известны Аризоне как индейские чиновники, и которые явились большей причиной для страданий и гибели людей, чем все другие причины вместе взятые". Также коллегия обнаружила, что апачи испытывают "неограниченное доверие к генералу Круку". Кроме того, коллегия рассмотрела прежние жалобы из других документов: "Обладая мощными властными полномочиями, индейский агент мог осуществить почти любое задуманное преступление. И кажется, что он не имел препятствий при совершении своих проступков". Несмотря на все собранные доказательства, Тиффани так и не был осужден.
  Другие апачи рассказали Круку аналогичные истории воровства агентами индейского продовольствия. Они больше уже не знали, что им нужно предпринять, чтобы получить полагающееся им.
   Одежда, одеяла и другие предметы, предназначенные для индейцев, были проданы торговцам в городе Глоуб. Поля с кукурузой и дынями были уничтожены, чтобы сделать индейцев зависимыми от агента, при этом он никогда не выдавал им полноценные пайки. Частыми были сообщения о самочинных наказаниях, и резервация сокращалась пять раз с целью недопущения подтверждения свидетельскими показаниями обнаружения месторождений полезных ископаемых. Как гласила старая поговорка: "наихудшием бедствием для индейцев было открытие залежей на их землях". В одном случае агент собрал двадцать предводителей и старейшин, и предложил каждому по 100 долларов за подпись на бумаге, дававшей их согласие на то, чтобы покинуть южную часть резервации, где, как считали агент и его друзья, находятся месторождения серебра. "Если вожди откажутся подписать", - сказал агент, - "придут солдаты ,чтобы убить их".
  Одной из самых постоянных жалоб апачей был голод: двадцать человек жили целую неделю на одной небольшой говяжьей лопатке и двадцати чашках муки. "Мы едим всё мясо от рогов до копыт, и внутренности тоже", объяснял один вождь, добавляя, что когда им нужна сыромять для мокасин, то они должны покупать её у агента. Тиффани отказывался выдавать апачам пропуска, чтобы они могли поохотиться вне резервации. На одного апача, говорившего по-английски, была возложена неприятная миссия, спросить у агента о фургонах с поставками, каждую ночь оставляющих агентство. За свою смелость он был награждён шестью месяцами караулки. Безделье очень плодило недовольство у мужчин, привыкших свободно бродить по обширным пространствам, а теперь они вынуждены были праздно сидеть на небольшом участке пустыни, который ни во что не ставили. Ещё одна претензия заключалась в том, что с апачей требуют оплачивать предоставляемые услуги.
   В изумлении, узнав об апачском "великом недоверии к армии и гражданским чиновникам", Крук , 5-го октября выпускает Общий Приказ под номером 43. В нём он прописал, что "офицерам и солдатам, проходящим службу в этом департаменте, должно быть доведено до сведения, что один из основополагающих принципов военной репутации, это соблюдение законности ко всем индейцам так же, как и к белым людям в их делах с индейцами". Далее Крук продолжил: "Офицеры должны быть старательны не только в том, чтобы соблюдать строгое соответствие своему положению, но и в том, чтобы не давать обещаний, которые они не в силах претворить в жизнь". В заключение он поставил офицеров в известность, что накладывает на каждого из них строгую ответственность за его поведение.
  Крук проехал по всему департаменту Аризона, посетив всех индейцев, с которыми он собирался иметь дело позже. Также он реорганизовал вьючные обозы и индейские роты, передав их капитану Эммету Кроуфорду из 3-й кавалерии. Он попросил командующего дивизиона Тихого океана удвоить количество завербованных скаутов до 250 человек, объясняя это тем, что "самое большое препятствие в решении апачской проблемы - это поиск индейцев, и осуществить его можно в основном при помощи их же людей". "Ничего более", - добавил он позже, - "не ломает их так, как поворот против них их людей. Они не боятся белых солдат, которых с лёгкостью превосходят благодаря своему своебразному методу ведения войны, который они нам навязывают, но направьте по их следу противника с их кровью, противника такого же неутомимого, такого же хитрого, такого же скрытного и знакомого с местностью как они сами, и это их совершенно надломит. Здесь не просто вопрос их поиска с такими же индейцами, но и стремление к их полной и долговременной дезинтеграции".
  Потом Крук заострил своё внимание на резервациях в том отношении, чтобы с началом его кампании в Мексике у него была за спиной надёжная база, ограждающая его от риска возникновения мятежей и присоединения к враждебным. В течение следующей недели после своего прибытия, Крук занимался размещением кавалерийского подразделение в Сан-Карлосе, где не было никаких войск, потому что Клам убрал их оттуда в 1875 году. Крук также распорядился насчёт удаления всех посторонних лиц с апачских земель, и солдаты сопроводили шахтёров и скваттеров за пределы резервации. Он энергично пресёк дальнейшее сокращение земельной базы резервации и все предложения по перемещению апачей на Индейскую территорию. Также он обеспечил работой резервационных апачей, такой работой, за которую они получали бы зарплату наличными деньгами.
  Крук разъяснил свою позицию окружному судье Этторну Забриски: "Я считаю, что гораздо большее значение имеет предотвращение мятежей, чем тяжёлые попытки, а порой безнадёжные потуги их подавления после того, как это происходит. Во многих случаях, я не видел ни одного плохого индейца, настолько деморализованного, чтобы он не являлся бы примером чести и благородства для тех жалких людей, которые сами обогащают его за счёт небольших правительственных ассигнований, выделенных для них".
  Отметив, что апачи выказали "замечательное выдержку в дальнейшем мирном пребывании", Крук объяснил им, что их проблемы были вызваны дурными белыми людьми, которые хотели, чтобы они стали воевать, и у них была бы тогда причина для того, чтобы занять их земли. Из-за того, что существовала необходимость провести различие между индейцами мирными и не мирными, он вновь ввёл в обиход металлическую опознавательную бирку и многократную проверку в отношении всех взрослых мужчин.
  Правила агентства требовали от апачей расположения лагеря возле штаб-квартиры, где выдавались пайки. Но это делало невозможным для них оседание в тех отдалённых местах, где была хорошая почва для успешного занятия земледелием. В ноябре 1882 года Крук сообщил апачам, что отныне они не будут подвергаться подсчёту и могут жить свободно, где пожелают, но в пределах резервации. Они оставались на попечении капитана Эммета Кроуфорда в Сан-Карлосе и лейтенанта Чарльза Гейтвуда в Кэмп-Апачи. Крук настаивал на том, чтобы они управляли собой сами, насколько это возможно, конечно, с помощью возрождённых апачских судов и полиции. Крук понимал, что скучная жизнь резервации, в соединении с алкогольными напитками, рано или поздно приведёт к насилию. Поэтому варение тисвина по-прежнему находилось под запретом, так же, как избиения и членовредительства жён.
  Капитан Кроуфорд в течение короткого периода времени находился на службе в Аризоне в 1870 и 1871 годах, перед тем, как 3-я кавалерия была передана на северные равнины в кампанию против сиу. В середине мая 1882 года большая часть полка возвратилась в Аризону, где Кроуфорд сразу же оказался вовлечённым в частые и напряжённые кампании против апачей. Когда Крук возвратился в Аризону, то немедленно возложил на Кроуфорда обязанность военного коменданта Сан-Карлоса. Ему вменялось сотрудничество с гражданским агентом в деле поддержания мира и достижения апачами экономической самостоятельности. Дополнительной его обязанностью было привлечение и подготовка апачских скаутов.
  Лейтенанту Бриттону Дэвису из 3-й кавалерии было приказано явиться в Сан-Карлос, чтобы действовать в качестве ассистента Кроуфорда. Он, Кроуфорд и ещё несколько офицеров, разбили там временный лагерь и взялись за ознакомление с жизнью аризонской пустыни. В первое утро, Дэвис, кто недавно закончил Вест-Пойнт, нашёл десятидюймовую сороконожку в своём спальном мешке, и в шутку выразил своё недовольство Кроуфорду. "Повезло тебе", - ответил ему тот. - "Я нашёл в яме гремучую змею". Другой офицер обнаружил огромного тарантула в качестве компаньона на ночлег. Несмотря на то,что форт Томас обычно считался самых плохим по условиям проживания постом на всём западе: "Сан-Карлос единогласно снискал от нас имя "Сорок Акров Ада", - так саркастически заметил Дэвис. Там было жарко, сухо и пыльно, с летними температурами, зашкаливавшими за 110 градусов (по Фаренгейту - прим. пер). В любое время года Сан-Карлос кишел мухами, комарами и другими летающими, или ползающими, паразитами. Поэтому неудивительно, что апачи ненавидели это место, ведь они были горным народом.
  В каждом направлении наблюдались нагие, голодные и напуганные дети, которые прятались, завидев офицера. "Повсюду", - писал Дэвис, -"угрюмые, бесстрастные, отчаявшиеся, подозрительные лица пожилых индейцев, бросающие вам вызов. Вы чувствуете, что проблема заключается в вашем мозге, и что этот негласный вызов определяет в тебе самом ничего кроме того, что ещё вот этот, или тот, так или иначе, есть лжец и вор, и что это лишь самая малость из вереницы здешних воров и лжецов". Апачским "основным видом деятельности" был сбор раз в неделю в агентстве на выдачу пайков.
   Из четырёх офицеров, отвечавших за две резервации - капитана Кроуфорда и лейтенантов Чарльза Гейтвуда, Бритонна Дэвиса и Гамилтона Роуча - только Гейтвуд знал достаточно об апачах. Через два года после окончания Вест-Пойнта, он принял участие в кампании Викторио, и в ней он почти непрерывно был задействован в масштабных экспедицияхи отдельных разведках. "На протяжении четырёх лет апачских проблем, следовавших друг за другом", - писал позже Дэвис об Гейтвуде, - "ни один человек не выполнил больше, чем он, и при этом удостоился меньше чести за это, или пострадал такими же несправедливостями, которые выпали на его долю".
  Новый агент Сан-Карлоса, Уилкокс, присланный из Денвера, являлся политическим назначенцем, кто оказался на этой должности, по его собственному признанию: "потому что никого не могли найти лучше". Он питал отвращение к индейцам, и поклялся, что будет находиться в резервации как можно меньше времени. Он согласился на сотрудничество с военными, но в основном пропадал вне агентства. Большую часть работы за него выполнял его основной служащий, бывший офицер времён гражданской войны, полковник Бьюмонт - "хорошо сохранившийся пожилой джентльмен", - который сотрудничал с военными, а также заботился о том, чтобы апачи не были обмануты.
  Одновременно с работой по росту обороноспособности своей базы приписки от воздействий враждебных из числа резервационных индейцев, Крук занимался реорганизацией вьючных обозов и скаутских рот. Роты скаутов он пополнил несколькими ветеранами командирами скаутов, такими, как Эл Сибер, Арчи Маклинтош и Сэм Боумэн. Были набраны пять рот скаутов, каждая с первым и вторым сержантом, двумя капралами и двадцатью шестью рядовыми. Капитан Кроуфорд выбирал сержантов и капралов из числа предводителей и старших воинов. Скауты в каждой роте происходили из одной и той же племенной группы. Также имелись "тайные разведчики, которые держали офицеров в курсе любой подозрительной деятельности в резервации. Такими шпионами были как мужчины, так и женщины, и никто из них не знал друг о друге. Большинство из них передавало сведения через переводчиков или через Сибера, Маклинтоша и Микки Фри. Те "шпионы", которые немного изъяснялись на испанском, предпочитали говорить с Дэвисом напрямую, так как они сомневались в Микки Фри, и подозревали, что он переводит то, что они ему говорят, несколько иначе, чтобы угодить офицерам. Они также боялись, что он раскроет их перед собственным народом. Микки Фри был тем самым мальчиком Варда, чей захват апачами в 1860 году привёл к так называемому делу Баскома в Апачи-Пасс. Он жил как апач и был женат на апачской женщине, но только несколько близких людей доверяли ему. Трудно установить ту степень недоверия, которую он заслужил от них, но, согласно лейтенанту Дэвису, мнение Сибера о нём выражалось в непечатных выражениях, уорм-спрингские апачи тоже его презирали.
  Офицеры, отвечавшие за резервацию, обнаружили дополнительные причины для апачского недовольства. С того времени, когда им было запрещено покидать пределы резервации, они зависели в части покупок от индейского торговца, который мог теперь заряжать любую подходящую для него цену. Всё же, после разговора с капитаном Кроуфордом, маклер снизил свои цены в Сан-Карлосе на 50 процентов.
  Из-за того, что поступало много жалоб на выдачу говядины, Дэвис досконально изучил этот вопрос. По результатам проверки весов, он обнаружил, что подрядчику на поставку говядины выплачивалось каждую неделю за полторы тысячи фунтов непоставленного мясного скота. Подрядчик пас стадо через реку от штаб-квартиры агентства, и животные, выбранные для забоя, в течение дня содержались без воды, а затем их переправляли на другой берег, следовательно, правительство оплачивало полбочки воды из Хилы, поставленной каждым животным.
  
  (Скауты апачи).
   Некоторые коровы были настолько худыми, что Дэвис укорительно сказал пастухам, что они, наверное, перевезли их на площадку для забоя на своих пони. Те, конечно, это отрицали, и уверяли, что каждое животное добралось туда на своих ногах. Подрядчик был уволен, и новый контракт был предоставлен Хукеру, широко известному скотоводу с ранчо, расположенного к западу от Кэмп-Грант. После этого не было никаких жалоб по поводу говядины.
  Как и раньше, Крук горел желанием видеть, каким образом апачи зарабатывают деньги, неважно, работая на каких-либо объектах или занимаясь фермерством. Кое-кто из них пробовал понемногу заниматься земледелием, но в результате, они были отговорены от этой деятельности агентами, которые сотрудничали с подрядчиками, поставлявшими продовольствие в агентство. Не было никаких инструментов, и оросительные канавы были загрязнены. Поэтому не удивительно, что большинство апачей просто оставили свои попытки по вливанию в окружающее общество. Ну и большинство из них, конечно, были беспокойными, недовольными и испытывающими тревогу насчёт своего будущего.
   Группы сибекью и Белой Горы, которым было позволено остаться в Кэмп-Апачи, в то время как других Клам переместил в Сан-Карлос, были более успешны. Фактически, они уже стали почти экономически самостоятельными, так как выращивали зерно и заготавливали сено и дрова, которые затем продавали на посту в Кэмп-Апачи. Та же практика была введена в Сан-Карлосе. Женщины и дети резали пастбищную траву мясницкими ножами, потом вязали её в пучки, весом от пятнадцати до сорока фунтов, за которые им выплачивалось по центу за фунт. Продажа сена стала развлечением второй половины дня для тех женщин, которые придумывали всевозможные способы, чтобы увеличить вес своих пучков, например, с помощью подкладывания внутрь камней или кусков мескита. Когда Дэвис снимал таких женщин с работ, то называл их разными живописными прозвищами, которые они получили от белых солдат и мексиканских погонщиков, ведь язык апачей был небогат на ругательства.
  В то время как заготовка сена была в основном работой для женщин и детей, мужчины принимали активное участие в продажах древесины. После введения в действие этих программ, Дэвис отметил, что среди апачей стали происходить заметные изменения: дети больше не убегали, завидев офицера или солдата, женщины ходили в чистой одежде, и было много шуток и смеха среди них.
  Настоятельное требование Крука в отношении того, чтобы апачи брали на себя ответственность по наказанию своих правонарушителей, привело к сложностям, когда мужчина убил свою жену. Кроуфорд напомнил вождям о распоряжении Крука, и те арестовали этого человека, допросили его и нашли, что он виновен, а затем приговорили к смерти. Согласно апачскому обычаю, ожидалось, что именно родственники женщины приведут приговор в исполнение, но Кроуфорд отказался выдать апачам на казнь этого человека, так как ему было отвратительно это видеть, по счастью у него имелся офицер низшего ранга, то есть, лейтенант Бриттон Дэвис. Кроуфорд приказал Дэвису провести казнь, причем предупредил его, что потом он ничего не должен ему про это рассказывать. Дэвис и Сибер однажды ночью тайно вывезли приговоренного на телеге, и когда тот заснул, Сибер застрелил его, а потом помог похоронить.
  Чтобы произвести на апачей впечатление количеством белых людей и их мощью, Крук в 1882 году отправил делегацию индейцев в Вашингтон, что в прошлом уже внушило благоговейный страх в другие племена. Один человек решил пересчитать всех людей, которых он видел по пути, но затем переключился только на дома. Сбившись со счёта, он стал подсчитывать одни города, но, в конце концов, и это бросил. Поездка в итоге оказалась безуспешной, так как по возвращении делегации никто не верил рассказам её участников.
  В конце октября, когда была завершена предварительная организация мексиканской кампании, Крук отправил Кроуфорда с тремя ротами апачских скаутов патрулировать границу и пытаться выявить расположение враждебных в Мексике. В марте 1883 года Крук приступил к завершающей фазе подготовки своей экспедиции в Мексику, понимая при этом, что рано или поздно враждебные атакуют через границу Аризону и Нью-Мексико. Но теперь, благодаря соглашению с мексиканскими властями, он мог преследовать их в Мексику.
  Пока Крук организовывал экспедицию, группа индейских истребителей из "барной комнаты", которые сами себя называли "Рейнджеры Тумбстоуна", хорошо приободрившись бутылочными духами, в патриотическом рвении отправились в Сан-Карлос, чтобы вырезать всех апачей резервации. Но ещё до достижения южной окраины резервации, они начали испытывать недостаток виски и храбрости. Они уже следовали по маршруту с гораздо меньшим энтузиазмом, когда увидели пожилого апача, собиравшего мескаль. К счастью для них, он оказался невооружённым, а к счастью для него, когда они выстрелили по нему, то промахнулись. Он бежал на север, а "Рейнджеры Тумбстоуна" бросились в протиположном направлении, тем самым, завершив одну из наименее кровавых апачских "боен". "Это формирование", - как отметил Бурк, - "испустило последний вздох из-за простой жажды".
  Ожидаемый враждебный набег из Сьерра-Мадре произошёл в последнюю неделю марта. Чато и Бонито возглавили двадцать шесть воинов в молниеносном налёте через юг Аризоны и Нью-Мексико, чтобы добыть боеприпасы, а Джеронимо в то же время проводил налёт за домашним скотом в Соноре. В течение шести дней налётчики проделали от 200 до 400 миль, забирая при этом свежих лошадей в ранчо и перемещаясь так быстро, что ни одно, из десятка кавалерийских подразделений, посланных за ними вдогонку, никогда их так и не увидели.
  
  (Тзое или Пеналтишен, известный белым, как Пичес, скаут, направивший Крука в укрытие враждебных в Сьерра-Мадре).
  Ренегаты убили двадцать шесть человек, включая судью Маккомаса из Силвер-Сити и его жену, а также увезли их шестилетнего сына Чарли. Один из воинов скончался, а Тзое, или Пеналтишен (Сопровождаемый Койтом), покинул их и возвратился в резервацию. Тзое, известный солдатам как "Пичес" (Персики), из-за его телосложения, был апачем Белой Горы, кто женился на женщине чирикауа, убитой солдатами полковника Лоренцо Гарсии во время побега группы Локо. Лейтенант Дэвис арестовал его и отослал к Круку. По-видимому, Тзое против своей воли сопровождал народ своей жены, и он согласился провести Крука в убежище чирикауа в Сьерра-Мадре. Он сказал Круку, что у чирикауа имеется семьдесят воинов и пятьдесят мальчиков предвоинского возраста, также он сообщил, что они хорошо обеспечены шестнадцатизарядными винтовками, но испытывают недостаток в боеприпасах.
  Рейд Чато предоставил Круку возможность, которую он давно ждал. Он рассылает телеграммы командирам разных мексиканских округов в Соноре и Чиуауа, но из-за незнания их точных адресов, он так и не получил ни одного ответа от них. Затем он едет на поезде по открытой в прошедшем октябре новой железнодорожной магистрали между Гуаймасом и Эрмосильо, чтобы встретиться с властями Соноры, а потом проехать в город Чиуауа. Во время каждой своей встречи он находил, что мексиканские чиновники готовы к сотрудничеству и согласию, а также склоняются к расширенному рассмотрению соглашения по пересечению границы, но при этом они рекомендовали, чтобы апачские скауты носили что-либо, например, красные головные повязки, чтобы отличать их от враждебных. Согласно полученным инструкциям от генерала Шермана, Крук должен был следовать за апачами, не принимая во внимание ведомственные или государственные границы, но вместе с этим, как указал ему военный министр, он обязан был строго соблюдать условия соглашения с Мексикой.
  Скауты апачи как обычно были оживлены и готовы к риску и приключениям. В ночь перед походом, они провели длившийся до утра военный танец. Утром, когда лейтенант Гейтвуд скомандовал "Пошли!", они поскакали рысью - каждый в своём подразделении, в группах по два-три человека - без какого-либо дополнительного приказания. Их лица были расписаны красной охрой или иными веществами, частично ради украшения, и частично ради защиты от солнца и ветра. Каждый из них имел алую головную повязку для его идентификации, был одет в свободного покроя рубаху, свободные хлопковые кальсоны, мокасины из оленьей кожи, собранные в складки ниже колен, и патронташи, содержащие по пятьдесят патронов. Большинство из них имело при себе небольшие мешочки с ходдентином, священным порошком, изготовленным из цветочной пыльцы, которая с радостью приносилась в жертву рассвету и закату. Некоторые из них имели амулеты для отражения стрел и пуль. "Апач в высшей степени религиозный человек", - отмечал Бурк, - "и дополнительная чёрная магия, которую он планировал, оказывала на него такое воздействие, которое ещё ярче выражала его набожность".
   Пешие скауты перемещались на скорости недостаточно быстрой по сравнению с лошадиной "рысью", но и они покрывали по 35-40 миль в день, невзирая на раскалённое солнце и труднопроходимую местность. Они были идеальными разведчиками - зоркими, находившимися в постоянной готовности и неутомимыми. Они хорошо знали местность и могли о себе позаботиться в любых обстоятельствах. Они понимали значение каждого следа или даже отпечатка на траве, и могли почти точно определить время, когда это было оставлено. Они подчинялись командам, но не терпели ограничения. По этой причине, им было разрешено устанавливать свой темп движения. "Чем ближе индеец к дикому состоянию", - писал Крук, - "тем больше он будет желать утвердить себя в качестве ценного солдата". Из всех таких скаутов, он выбрал людей, являвшихся "самыми необузданными, которых я только мог заполучить". И притом, что страдания белых кавалеристов получили живоописательные изображения, трудности индейских скаутов редко когда упоминались. "Я жалел наших малоодетых индейских разведчиков", - писал лейтенант Джон Биглоу. - "Я полагаю,что это только они, как следует изнурив самих себя, способны проспать в очень холодную ночь на своей скудной подстилке. Большинство из них не имели никаких штанов, а другие ничего на своих ногах, кроме пары кальсон. Некоторые из них вообще ходили босиком". Скауты сообщили Круку, что они хотят завершить войну апачей, чтобы белые и апачи смогли работать сообща.
  Прежде чем пересечь границу, они остановились в Сан-Бернандино-Спрингс, где к ним присоединился Кроуфорд с более чем сотней скаутов. Крук известил мексиканские власти, что он должен будет, как это и было согласовано, пересечь границу 1-го мая. Каждому человеку было разрешено иметь при себе одно одеяло, 40 патронов и одежду, которая была на нём. Пять вьючных обозов, состоящие из 266 мулов и семидесяти пяти гражданских погонщиков, везли более 160 патронов на каждого человека, а также пайки из хлеба грубого помола, бекона и кофе, всё рассчитанное на шестьдесят дней. Всего было шесть офицеров, сорок два солдата роты I из 6-й кавалерии, и 193 скаута под командованием капитана Кроуфорда, лейтенантов Гейтвуда и Маккэя. Отделениями скаутов и переводчиками командовали Эл Сибер, Арчи Маклинтош, Севериано и Микки Фри. Скауты апачи были из чирикауа, Белой Горы, тонто, а также уалапаи и явапаи. Имело место благоприятное начало, так как знахарь предсказал великий успех настолько уверенно, что поставил на свое прорицание сорок долларов, так что скауты находились в приподнятых духах в преддверии противостояния, которое, безусловно, ждало их впереди.
  Экспедиция походным маршем спустилась в долину Сан-Бернандино, к общеизвестному Бависпе - местность плодородную и притягивавшую, но полностью превращённую в пустыню благодаря апачской враждебности. Чем дальше они углублялись, тем хуже были опустошения. 7-го мая они вступили в неприступную Сьерра-Мадре, и поначалу скауты рысили рядом безропотно и с многочисленными шутками, а потом вдруг встали, и с мрачными выражениями лиц смотрели на Крука. Они указали на сову, которую фотограф Фрэнк Рэндалл поймал и привязал к своему седлу. Затем они сказали, что дальше они не пойдут, пока сова не будет отпущена, потому что она является предвестником беды. Если бы сова осталась с ними, то они могли ожидать только несчастья. Сова тут же была отпущена и марш продолжился.
  Они шли по тропе, вытоптанной сотнями голов крупноголового скота, лошадей и мулов, которых апачи своровали, и она была усеяна тушами и костями животных, что не способствовало поддержанию заданного темпа. Тропа взбиралась ввысь по одной стороне горного хребта и вилась вниз по другой, с перепадом высоты в сотни футов, со всеми людьми и животными, скользившими по ней или спотыкавшимися. Сильно нагруженным мулам тяжелей других было идти, и из ранее твёрдо стоявших на своих конечностях животных, пять голов разбились насмерть.
  Солдатам и офицерам каждый шаг по тропе давался с трудом, в то время как апачи без видимого напряжения преодолевали вверх-вниз горные кряжи. Как-то раз скаут издал низкий звук, какой-то полушёпот-полусвист. Все тут же тревожно замерли, и по скаутам прошла новость, выявленная неким необъяснимым способом, что их опережают два чирикауа. Скауты обнажились как для боя и выслали вперёд десять или двенадцать воинов из своего числа. Но тревога оказалась ложной, потому что предполагаемыми чирикауа оказались два погонщика, искавшие заблудившихся мулов.
  
  (Театр операций в экспедиции в Сьерра-Мадре. Репродукция из статьи Дэна Траппа "Генерал Крук и смелое предприятие в Сьерра-Мадре")
  Вскоре стало очевидно, что солдаты сдерживают темп марша, и Крук послал вперёд Кроуфорда, Гейтвуда и Маккэя во главе полутора сотни скаутов и заверениями знахаря в том, что в течение ближайших двух дней они найдут чирикауа и убьют "кучу" их. Когда остальные прошли дальше, то обнаружили множество лошадей и мулов, оставленных чирикауа в местах, где трава была обильной. Курьер от Кроуфорда известил, что лагерь чирикауа находится недалеко впереди. Вскоре команда услышала стрельбу, и уже в темноте возвратился Кроуфорд с разведчиками и доложил, что они атаковали лагерь Чато и Бонито, убив девятерых чирикауа и захватив пару пятилетних мальчиков - двух девочек и молодую женщину, дочь Бонито. Она призналась, что её люди были шокированы и приведены в смятение, когда увидели апачских скаутов, их атаковавших. Она сказала, что большинство воинов находятся в набегах по Соноре и Чиуауа, и она была уверена, что они сдадутся без большой драки. Локо и Чиуауа, как ей было известно, с готовностью продолжили бы жизнь в резервации, если бы получили достойное обхождение, но в Чато и Джеронимо она не была уверена. Потом она добавила, что Ху, скорей всего, никогда не сдастся, но у него оставалось всего несколько воинов.
  
   (Предводитель чирикауа Чато. Сфотографирован в 1927 году в резервации Мескалеро).
  
  Потом она ещё сказала,что в только что уничтоженном лагере находился маленький белый мальчик по имели Чарли, который был захвачен Чато. Несомненно, это был Чарли Маккомас, чьи родители были убиты налётчиками Чато. Несмотря на то, что имелась огромная заинтересованность в обнаружении мальчика, его никогда больше не видели, и участь его оставалась неизвестной до тех, пока Джейсон Бетцинес не раскрыл её полвека спустя. Когда скауты атаковали лагерь Чато, то они убили мать одного из воинов чирикауа. В гневе этот человек убил мальчика. Чирикауа осуждали его за это, но они ничего об этом не рассказывали, опасаясь, что воин будет казнён.
  Далее молодая женщина предложила привести всю группу в течение двух дней, поэтому Крук отправил её и одного юношу на выполнение этой миссии. Две женщины, сёстры скаута То-Клани (Много Воды), пришли в лагерь Крука и сказали, что они понесли тяжёлые потери в этом нападении. Затем сдались ещё шесть женщин, и среди них одна из сестёр Чиуауа. Она сказала, что Чиуауа тоже хочет сдаться, и теперь для этого собирает свою рассеявшуюся группу. Но затем она сказала офицерам, что если они желают с ним поговорить, то должны возвратить ему белую лошадь с мексиканским седлом и уздечкой. Лошадь со снаряжением была найдена и отдана ей. Когда Чиуауа несколько позже въехал в лагерь на белой лошади, то поскакал прямо на скаутов, и те вынуждены были отпрыгивать с его пути. "Если я нужен тебе как друг", - сказал он Круку, - "то тогда зачем ты убил старую женщину, мою тётку?". Он имел в виду женщину, которую скауты застрелили во время атаки на лагерь.
  День за днём, мужчины, женщины и дети вразброд приходили в лагерь. Так же, как и Чиуауа, большинство из них выражали стремление к миру, потому что устали от войны. К двадцатому мая сдался 121 апач, из них 60 женщин и девушек, остальные пожилые мужчины, молодые мужчины и мальчики. Но Чато с Джеронимо всё ещё находились где-то далеко в налёте. Однако, вскоре на скалах были обнаружены наблюдавшие за лагерем воины, что указывало на то, что налётчики вернулись. За два дня до нападения, Джеронимо неожиданно воскликнул, обращаясь к своим людям, что оставшиеся в лагере теперь находятся в руках армии США, и спросил : "Что нам делать?". Все немедленно пожелали возвратиться в захваченный лагерь. На другой день Джеронимо им сказал: "Завтра вечером, когда мы будем проходить вдоль северной стороны гор, мы увидим человека, стоящего на холме слева от нас. Он закричит и сообщит нам, что солдаты захватили наш базовый лагерь".
  В полдень следующего дня они услышали вопль с вершины холма, и воин известил их, что скауты с Круком захватили основной лагерь. Это были примеры мистической способности Джеронимо узнавать о том, что происходит где-то в другом месте. Джейсон Бетцинес находился с ним, но так никогда и не сумел это объяснить. Как бы там ни было, но эта способность была одной из причин лидерской власти Джеронимо.
   Предводители чирикауа и уорм-спрингс осторожно вступали в лагерь. Кто-то с одной его стороны, а кто-то с другой. Крук сразу им сказал, что мексиканские войска перекрыли все подступы сюда, и что Джеронимо может решать, чего он хочет, войны или мира. Тот заявил, что желает сдаться. Позже получила хождение россказня, что Крук был схвачен враждебными и вынужден был согласиться на их условия. И так как чирикауа с Джеронимо не появлялись на границе в течение девяти месяцев, рассказу этому придавалось в тот период большое значение теми многими людьми в Аризоне , которые были против политики Крука и радовались любой возможности дискредитировать его.
  Вскоре после сдачи Джеронимо, прибыли со стадом украденного скота Кайтенае и тридцать восемь молодых воинов. Одновременно с ними, в лагерь вразнобой вошли пять мексиканских женщин. Это были жёны солдат, расквартированных на посту в Чиуауа. Джеронимо захватил этих женщин, чтобы обменять их на апачей, пленённых во время мнимой фиесты в Касас-Грандес, когда пришедшие на неё апачи были напоены мескалем, а затем атакованы. На обратном своём пути на север, Крук передал этих женщин мексиканским властям.
  К 23 мая в лагере находилось 230 чирикауа и других апачей, и продовольственные припасы неумолимо иссякали. Крук сказал Джеронимо, что если он готов угомониться, сдать оружие и заняться земледелием, то может вернуться в резервацию. Джеронимо был согласен, но ответил, что ему необходимо ещё время, чтобы собрать всех разбредшихся, а также их домашний скот. Он пообещал прийти на границу на "второй луне", что не означало приход через два месяца, а какой -то неопределённый срок в будущем. Крук принял его обещание, и отправился в Сан-Карлос с 52 мужчинами и 273 женщинами и детьми, в основном из группы Уорм-Спрингс. Около двухсот апачей, большинство из них чирикауа во главе с Найче, Ху, Зеле и Джеронимо, остались в Мексике, и в основном это были воины. Причиной этому названо было то, что они должны собрать тех своих людей, которые жили в удалённых и труднодоступных лагерях, но действительной их целью являлось совершение набега за лошадьми, мулами и скотом, чтобы затем торговать этим с апачами Сан-Карлоса Среди бойцов, ушедших с Круком, были старый Нана, Локо, младший вождь Бонито, а также Кайтенае, возвышающийся военный лидер группы Уорм-Спрингс. Кайтенае до этого ещё не жил в резервации, и поэтому выглядел встревоженным и подозрительным, и он не собирался притворяться и скрывать свою жгучую ненависть к "белым глазам". Под его началом следовали тридцать два свирепых молодых воина, поэтому он считался потенциальным смутьяном, за которым необходим был неотступный надзор.
   Мангас, сын Мангаса Колорадоса, стал предводителем группы Уорм-Спрингс после смерти Викторио, но Нана и Локо имели больше влияния, чем он. Начез был сыном Кочиса и главным предводителем чирикауа, но как и Мангасу ему не доставало воинских качеств, чтобы отвечать требованиям своего народа, и он был отодвинут в сторону сначала Ху, а потом Джеронимо, кто возник как военный лидер после того, как Ху утонул осенью 1883 года.
   Пока экспедиция Крука в течение двух месяцев находилась в Мексике, на лейтенанта Бритонна Дэвиса была возложена ответственность за управление пятью тысячами неугомонных и буйных резервационных апачей, при этом рассчитывать он
   Сэма Боумэна как на ближайшего помощника, и на лейтенанта Уэста с его кавалерийской ротой в качестве военной поддержки. Несмотря на это, там произошёл только один инцидент, да и тот получился несерьёзным. Однажды Дэвис узнал, что белый человек продаёт апачам виски и божится при этом, что "отправит в ад любого проклятого офицера, который попытается его арестовать". На следующее утро, в сопровождении двоих апачских скаутов, Дэвис вошёл в хижину этого человека. "Бин (сорт вина)ждёт тебя", - сказал тот, как бы приглашая Дэвиса разделить с ним его завтрак. Когда ему было сообщено, что он должен быть передан в Тусон для судебного разбирательства, то ответил, что им там, видимо, больше нечем заняться. Когда Дэвис доставил задержанного к маршалу США и к окружному прокурору в Тусон, то те произвели впечатление полных энтузиазма людей в отношении этого ареста. Но арестованный сказал Дэвису, что он через полчаса присоединится к нему в отеле для выпивки. Они расстались, и больше Дэвис не касался этого казуса.
  
  
  (Мангас, сын вождя Мангаса Колорадоса. Он заменил Викторио как предводитель апачей Уорм-Спрингса).
  
  По пути в Тусон со своим арестованным, Дэвис проезжал мимо ферм Эскиминзина и несколько других семей апачей аравайпа. Когда Клам ушёл в отставку, то "Скимми (Эскиминзин) сказал : "Я хочу спуститься в Сан-Педро, занять немного земли и жить как белый человек, и они тогда не станут обвинять меня в том, что происходит в резервации". Аравайпа занимались там фермерством в течение десяти лет, получая пайки только в первые три года. Эскиминзин настоял, чтобы Дэвис присоединился к его обеду, позволив Боумэну и скаутам продолжать потихоньку путь с задержанным. Небольшая колония из полудесятка семей казалась вполне процветающей, с добротными домами из глиняных кирпичей и хорошо ухоженными и огороженными полями, а также с земледельческими инструментами, скотом и кучками, пасшихся лошадей. Все апачи были одеты как американские мексиканцы в Аризоне. Дэвис вкусил сытной пищи с Эскиминзином и его семьёй, а затем, с юношей на кабриолете с конной упряжкой поехал в лагерь Боумэна. На следующее утро подъехал Эскиминзин и настоял на совместной поездке в Тусон, где они посетили торговцев, с которыми он обычно занимался бизнесом. Эти люди сказали Дэвису, что кредит Эскиминзину составляет 5000 долларов, что по тому времени являлось значительной суммой.
  Когда Крук в 1882 году возвратился в Аризону, то спросил у Эскиминзина, как он уживается с белыми, с которыми так или иначе вступает в контакт. "Когда я впервые вошёл в Сан-Педро", - ответил Эскиминзин, - "то идущий белый человек оглянулся назад и процедил через плечо - "тот самый старый Скимми идёт" - теперь же, идущий мимо белый человек снимает шляпу и говорит - доброе утро мистер Скимми".
  В начале 1880-х годов появились слухи об богатых залежах каменного угля на южной окраине резервации Сан-Карлос, и пошли громкие требования в отношении того, чтобы исключить эти земли, а также плодородные почвы Эскиминзина и других фермеров, из пределов резервации. Пока Крук оставался у власти в департаменте Аризона, он мешал любым подлым действиям в отношении Эскиминзина, но как только генерал Нельсон Майлс сменил его в 1886 году, Эскиминзин и его народ лишились всего.
  Пока экспедиция Кроуфорда находилась в Мексике, агент Уилкокс со страхом ожидал сообщений о приходе ренегатов из Сьерра-Мадре в Сан-Карлос Он телеграфировал секретарю внутренних дел Теллеру, что ряд вождей в резервации попросили, чтобы враждебных отослали куда-нибудь в другое место. Теллер сообщил военному министру Роберту Линкольну, что не нужно враждебным позволить вернуться в Сан-Карлос. Линкольн, в свою очередь, отдаёт распоряжение Круку, чтобы тот содержал их подальше от других апачей, пока не будет принято решение по этому вопросу.
  Изумлённый и разозлённый этим приказом, Крук ответил, что Уилкокс изначально знал, что чирикауа и уорм-спрингс должны быть возвращены в Сан-Карлос, так как если их отослать куда-то в другое место, то будет разрушено доверие к правительству, и остававшиеся ренегаты в Сьерра-Мадре никогда не сдадутся. Он также добавил, что если департамент внутренних дел откажется принять их в Сан-Каврлосе, то он отказывается нести ответственность за их действия. В июне Линкольн вызывает Крука в Вашингтон для совещания по Сан-Карлосу. Ещё до отъезда Крука, в Сан-Карлос прибыл капитан Кроуфорд и с ним 325 апачей, которым было разрешено разбить лагерь возле агентства и свободно общаться с остальными.
  Конференция в Вашингтоне была представлена с одной стороны агентом Теллером и уполномоченным по индейским делам Хирамом Прайсом, а с другой Линкольном и Круком. 7-го июля 1883 года два министра официально согласились на разделение ответственности в резервации и постановили, что сдавшиеся ренегаты (и те, кто должен были сдаться позже) должны находиться под монопольным управлением Военного Департамента; армия должна осуществлять полицейский контроль над резервацией, а также защищать агента при выполнении его повседневных обязанностей, под которыми подразумевалось всё, "кроме обеспечения мира, правосудия и наказания строптивых индейцев". Двойное администрирование могло привести к постоянным трениям между Кроуфордом и Уилкоксом, так как первый интерпретировал соглашение, как обязывающее агента выдавать пайки, не более того.
  "Две луны" Джеронимо теперь обещали растянуться на многие месяцы. Круку очень хотелось, чтобы враждебные группы, наконец, благополучно осели в резервации, потому что он вполне обоснованно критиковался прессой Аризоны за привод отщепенцев обратно в Аризону, и он понимал, что они будуть находиться в довольно опасном положении, как только пересекут границу. Он посылает лейтенанта Бритонна Дэвиса с ротой скаутов на границу, чтобы поспешить отставших по дороге в Сан-Карлос, и чтобы защищать их от граждан, когда они войдут в Аризону. Осенью прибывают со своими людьми Найче и Зеле. Дэвис оперативно сопроводил их в Сан-Карлос и возвратился на границу. К концу ноября в резервации уже было более 400 апачей чирикауа и уорм-спрингс. В феврале 1884 года прибыли группы Чато и Мангаса , и они тоже были стремительно проведены в Сан-Карлос, чтобы избежать проблем с властями или гражданами. В очередной раз Дэвис находился на границе в терпеливом ожидании в течение шести недель, но они прошли без каких-либо признаков Джеронимо. Он спросил у знахаря явапаи, где
  Джеронимо и когда он прибудет? Знахарь, не любивший чирикауа, медитировал весь день и всю ночь. Наконец, он появился и прошёл через лагерь, вертя вокруг своей головы гладкий деревянный брусок. Он бросил немного едкого порошка в костёр скаутов, помахал руками и вдруг замер. Он был весь в поту и казался изнурённым, но сказал, наконец, что "нашёл Джеронимо". Вступив в круг скаутов, бормоча заклинания, он сказал,что Джеронимо находится в трёх днях пути отсюда, едет на белом муле и ведёт табун лошадей.
  Четыре или пять дней спустя, один из разведывательных патрулей наткнулся на Джеронимо и его группу. Джеронимо ехал на белом пони в сопровождении пятнадцати или шестнадцати мужчин и более семидесяти женщин и детей. Он подъехал прямо к Дэвису, столкнул своего пони с мулом Дэвиса и сердито спросил, почему он должен конвоироваться? Затем он сказал, что заключил мир, и поэтому нет необходимости в эскорте. Дэвис ответил, что есть плохие американцы, которые могуть создать проблему, и поскольку скауты являются солдатами, то те граждане, которые захотят их преследовать, заимеют проблемы с правительством.
  После Джеронимо и его группы прибыли некоторые из его воинов, которые вели стадо из 350 голов крупноголового рогатого скота, сворованных из мексиканских ранчо. Это озадачило Дэвиса новой проблемой. Он сразу же решает избежать её через постоянное поторапливание апачей с целью, чтобы они преодолевали в день по 40-50 миль по прямому маршруту, и чтобы никакие граждане не смогли их догнать. Но скот мог проходить только 10-15 миль в день, и это в лучшем случае, и необходим был такой маршрут, по которому было бы легко идти и чтобы вдоль него находились многочисленные водоёмы или родники. Из-за всего этого нужно было, как минимум, две недели, чтобы достичь Сан-Карлоса, и группа Джеронимо постоянно подвергалась бы опасности ,так как стадо скота поднимало бы столб пыли, который мог быть виден за мили от него.
  Джеронимо нещадно гнал стадо до границы, чтобы уклониться от мексиканских преследователей, и сейчас попросил трёхдневного отдыха. Дэвис отказал ему и настаивал, что они должны отправиться в Сан-Карлос на следующий день после полудня, напомнив Джеронимо, что согласно межправительственным соглашениям, мексиканцы теперь имеют право на пересечение границы в поисках апачей. В дополнение к перспективе возникновения проблем с американскими властями и гражданами, была вероятность конфликта между скаутами и чирикауа, так как несколько скаутов тонто ненавидели всех чирикауа. В одну ночь его страхи были уже почти реализованы, когда он услышал дикие возгласы и винтовочные выстрелы. Он нашёл пьяного скаута тонто, который ходил взад-вперёд, на чём свет кляня чирикауа и подзадоривая их выставить какого-нибудь их мужчину на борьбу с ним. Дэвис разоружил этого тонто и привязал его к дереву, а на следующий день тот вел себя так, будто бы ничего не произошло, но при этом он был полон раскаяния.
   Принятый маршрут должен был пройти в пределах 30 миль от форта Боуи. Среди офицеров этого поста был парень из Техаса и друг Дэвиса по Вест-Пойнту лейтенант "Бо" Блэйк. Дэвис послал ему сообщение, что он должен через несколько дней разбить лагерь в ранчо Салфер-Спринг. Они гнали скот по 18-20 миль в день, и Джеронимо сердито запротестовал, что так они "сгонят с коров весь жир, и те станут не пригодны к торговле" по прибытии в Сан-Карлос. Перед достижением ранчо Салфер-Спринг, они остановились на ночь в расположении старого апачского лагеря, где была хорошая вода и много травы. Джеронимо сказал Дэвису, что лейтенант с разведчиками и вьючным обозом могут следовать дальше, а он со своими людьми собирается оставаться здесь несколько дней, чтобы дать отдохнуть скоту. Дэвис напомнил ему, что они всё ещё не так далеко от границы, но для Джеронимо это был просто лишённый смысла предлог. Он сказал, что его женщины смогут отхлестать мексиканцев. Дэвис пошёл на компромисс и согласился остановиться на день.
  Когда они прибыли в ранчо Салфер-Спринг, то из дома вышли два гражданских. Они задали ряд вопросов о численности апачей, кто они, и так далее. Затем один из них вывернул лацкан своего пальто и показал Дэвису значок маршала США из Южного Округа Аризоны, сказав при этом, что у него имеются полномочия на задержание Джеронимо, а также на его убийство. Его напарником был таможенник из Ногалеса, который собирался конфисковать скот и лошадей, как контрабандный товар. Они планировали задержание чирикауа и их доставку вместе с тайком проведённым из-за линии границы скотом в Тусон, где индейцы должны были предстать перед судом. Дэвис заявил в ответ, что он не обязан подчиняться такого рода приказам, если только они не исходят от генерала Крука. Тогда маршал прямо здесь выписал Дэвису, как гражданину, повестку в суд, чтобы он помог в задержании индейцев. Это был имеющий законную силу федеральный ордер, и он не должен был просто так игнорироваться. Маршал собирался применить то же самое к погонщикам и ковбоям на ранчо, и он сказал, что если они откажутся, то он вынужден будет поехать в город Уилкокс и привлечь дожидавшуюся его там группу вооружённых граждан. Дэвис стал объяснять ему, что попытка задержать Джеронимо и его людей будет просто самоубийственна. Из тридцати троих скаутов его роты, восемь или десять были чирикауа, которые, несомненно, будут помогать своим против белых. Ещё было одиннадцать погонщиков, но большинство из них мексиканцы, которые не обязаны были подчиняться его приказам, и к тому же лишь четверо из них вооружены. Даже с вооружённым отрядом граждан из Уилкокса, они будут превзойдены численно в три раза, что давало очень мало шансов в борьбе против чирикауа.
  Маршал был упрямым и непреклонным. Он сказал, что их задержание является его обязанностью, и он должен это сделать, несмотря на последствия. Дэвис теперь уже был гражданином под его приказами, а значит, мог стать нарушителем закона, если откажется подчиниться. Дэвис понимал, что он попал в опасную и неприятную ситуацию, так как форт Боуи был ещё слишком далеко, чтобы отправить туда кого-нибудь за инструкциями, и к тому же, Джеронимо уже находился в скверном расположении духа. Кроме того, Крук дал ясный приказ сопроводить Джеронимо и его людей без происшествий в Сан-Карлос, и он совсем не собирался выслушивать объяснения и оправдания своих подчинённых, которые не выполнили его приказ.
  В этой, казалось, уже безнадёжной ситуации, из форта Боуи прибывает друг Дэвиса "Бо" Блэйк. Блэйк окончил Вест-Пойнт на год раньше Дэвиса, и был старше его по званию. Он без лишних слов взял командование на себя и приказал Дэвису следовать инструкциям маршала. Блэйк имел с собой кварту виски, которой щедро делился с маршалом и таможенником до самой ночи, пока они, наконец, не разбрелись, пошатываясь, по кроватям.
  Дэвис сразу вызвал своего первого сержанта и объяснил ему, что они должны немедленно выступить в путь, и вдвоём они пошли к Джеронимо, который наотрез отказался трогаться. Первый сержант привёл тогда свой довод, и слова посыпались затем так быстро, что Дэвис понятия не имел, что они говорят. Всё, что затем он мог сообщить про это, так это то, что увещевания сержанта были более действенными, так как поведение Джеронимо вдруг изменилось. В этот момент Дэвис умно подал мысль, что люди Джеронимо сейчас не достаточно поворотливы для того, чтобы покинуть ранчо без ведома американских чиновников. Джеронимо высокомерно сказал Дэвису, что его люди смогут уйти, пока он здесь стоит, и он даже не узнает об этом. Лейтенант ответил, что получилась бы хорошая шутка в отношении чиновников, спавших в ранчо, когда проснувшись поутру, они обнаружили бы апачей, скот и лошадей, ушедшими. Джеронимо едва улыбнулся, и перебранка была завершена.
  Разбудив своего капитана погонщиков, Дэвис объяснил ему ситуацию. Погонщики, прежде чем снарядить мулов, перенесли апарехос (тюки)на приличное расстояние от ранчо, чтобы не были слышны сборы. Они поснимали бубенчики со снабжённых ими передних лошадей, но поскольку подобно большинству ведущих лошадей, эти тоже были белыми, то мулы без проблем пошли за ними.
  Два представителя власти спали до позднего утра. Когда они появились, то осмотрелись везде на предмет нахождения апачей и их скота. Они просмотрели окружающую местность в бинокли с крыши постройки ранчо, но не разглядели ни в одном направлении демаскирующего индейцев клуба пыли. Учитывая, что апачи могли отправиться по какому угодно маршруту, и скотопрогонные пути находились повсюду, чиновники, наконец, сдались и отпустили Дэвиса исполнять его прямые обязанности, но всё же не без нескольких вульгарных комментариев.
  По прошествии двух дней напряжённой скачки, Дэвис догнал Блэйка и Джеронимо возле резервации, и вскоре переложил свои заботы на капитана Кроуфорда. Ворованный скот был продан, и выручка от этого отправлена в Мексику для возмещения его владельцев в соответствии с имевшимися на животных клеймах. Джеронимо никогда не забыл и не простил это оскорбление, и, по всей видимости, как раз это и послужило предпосылкой для его мятежа следующего года.
  Большинство чирикауа были поселены под надзором Дэвиса в Терки-Крик, примерно в семнадцати милях юго-западнее форта Апачи. Дэвис и Кроуфорд хорошо понимали, что апачи больше подходят для пастушьей деятельности, чем к занятию земледелием, поэтому было рекомендовано обеспечить их овцами и крупным рогатым скотом. Но это уже была прерогатива Индейского Бюро, а оно по-прежнему находилось под влиянием "Друзей индейцев", которые настаивали, что все индейцы в семилетний период должны быть преобразованы в фермеров подобно белым, если только они, конечно, не перемрут от голодав процессе. Поэтому вместо домашнего скота, Индейское Бюро прислало апачам с десяток пустых повозок, плуги, комплекты упряжи, мотыги, лопаты, а также несколько мешков семенной кукурузы и пшеницы. Всё это оказалось не совсем бесполезным, как можно было бы полагать, так как появилась возможность впрягать пони в повозки и плуги, что оказалось весёлым зрелищем. Бывшие ренегаты предприняли немного усилий в занятии фермерством, если не считать выращивания некоторого количества кукурузы для варки тисвина.
  Более трудновоспитуемые группы апачей чирикауа и уорм-спрингс, во главе с Мангасом, Чиуауа и Джеронимо, были собраны вместе в лагере у Терки-Крик, в нескольких милях от палатки Дэвиса. Последователи Кайтенае тоже расположились лагерем на расстоянии, но викиап самого предводителя находился на гребне горы, возвышаясь над палаткой Дэвиса, так что он мог наблюдать оттуда за всем, что происходит.
   Живя в одиночестве с апачами чирикауа и уорм-спрингс, Дэвис всё больше восхищался ими, и особенно своим первым сержантом Чато, которому он теперь доверял полностью. Также он часто виделся с Локо и установил с ним дружеские отношения. И поэтому, когда случился новый мятеж, то Локо и его люди не приняли в нём участия. Дэвис хорошо познакомился с младшими вождями Бонито и Зеле, которые часто приходили к нему, а также с остроумным скаутом Датчи - имя, которое он получил благодаря своей доьошности, чем был похож на какого-нибудь немца. Джеронимо, Начез и Кайтенае держались особняком, сторонясь Дэвиса. Иногда он виделся с Чиуауа, когда тот приходил жаловаться на запрет тисвина, якобы, из-за того, что это не было оговорено в соглашении. Но особое беспокойство Дэвиса вызывал Кайтенае, так как он и его группа не скрывали свой антагонизм и, казалось, что готовы при первой возможности вызвать проблемы.
  Дэвис узнал, что апачи на самом деле не держат зла за прошлые обращения с ними, только лишь находятся от этого в замешательстве. Почему правительство совершало то или иное по отношению к ним? "И самое главное", - писал намного позже Дэвис, - "они сомневались, будет ли им позволено жить в мире. Бедные дьяволы! Их страхи были реализованы. Два года они были заключёнными во Флориде. Четыреста невиновных людей - мужчин,женщин и детей - были наказаны за вину едва одной четверти из них, которые были запуганы и уведены из резервации Джеронимо, Чиуауа и ещё двумя или тремя оппозиционерами!". Но больше всего Дэвиса поражало в апачах их полное пренебрежение к последствиям, когда они были слишком экзальтированы или взбешены.
  
  (Локо. Вождь мимбреньо апачей.1886 год. )
  Летом 1884 года Крук отправил письмо Герберту Уэлшу из Ассоциации Индейских Прав. "Самые свирепые из индейцев", - писал он, - "апачи, теперь мирные. Мнения о том, какое место апачи могут занимать в шкале интеллекта, могут различаться. Размышляя про себя и опираясь отчасти на свой обширный, более чем тридцатидвухлетний опыт, я без стеснения помещаю апачей на самый верх за их природный интеллект и проницательность". "В прошлом", - заключил он, - "апачи систематически и возмутительно грабились бандой акул, тонко замаскированных под индейских агентов и других негодяев".
  Однажды пришло сообщение от лейтенанта Веста, что он собирается приехать пообедать дикой индейкой. Дэвис обязывающе уселся на лошадь и поехал стрелять этих индеек. Вначале он охотился возле ручья, а потом направился на самый верх месы. Услышав квохтанье индеек в стороне ручья, Дэвис повернул обратно и застрелил одну из них. В эту ночь он услышал удары гальки об верх его палатки. То был сигнал, означавший, что один из его секретных шпионов пришёл для доклада. Тайным агентом была женщина, которая спросила у него, почему он повернул обратно с месы сегодня утром? Когда он ответил, что услышал внизу возле ручья квохтанье индеек, то она сказала, что "в одном индюке находился хороший дух одного из твоих предков". Затем она пояснила, что когда он пошёл по тропе, то Кайтенае и его люди как раз распивали тисвин на верхушке этой самой месы. Они увидели его и подумали, что он идёт их арестовывать. Они побежали за своими винчестерами и легли в ожидании, так как уже решили, что будут игнорировать распоряжение Крука, запрещавшее пить тисвин, и поклялись,что убьют любого, кто этому помешает. Поняв, насколько близко он находился от своей смерти, Дэвис помолился за то, чтобы индейка, которую он застрелил, была не та, которая спасла ему жизнь.
  Ради предотвращения насилия, казавшееся неизбежным, если бы Кайтенае, наконец, добился своего, Дэвис решает арестовать его и отправить в Сан-Карлос, чтобы капитан Кроуфорд разобрался с ним. Это обещало быть рискованным предприятием, так как последователи Кайтенае были тоже настроены на борьбу, как и он сам, а память об аресте в Сибекью трёхгодичной давности всё ещё была свежей. Но Дэвис хорошо знал, что Кайтенае находился в оппозиции к Чато, Бонито, Локо, Мангасу и Зеле, и поэтому рассчитывал на помощь, или хотя бы на нейтралитет вышеназванных предводителей.
  Когда лейтенант Уэст уезжал этой ночью, то Дэвис попросил его похлопотать о присылке четырёх кавалерийских рот из форта Апачи, а также сказал, что они должны прибыть до восхода следующего дня и остановиться в нескольких сотнях ярдах от его палатки. На рассвете он послал скаутов, чтобы они созвали всех предводителей в его палатку. Они пришли вооружённые, так как через "индейский телеграф" узнали, что войска выступили из форта и направились в сторону Терки-Крик. Они казались взволнованными, и хотели знать, почему он вызвал их? Дэвис ответил, что он всё им скажет, когда прибудет Кайтенае.
  Как раз последним, кто прибыл, и был Кайтенае, который подъехал со своими вооружёнными людьми и раздражённо спросил у Дэвиса, зачем он его позвал? Дэвис ответил, что собрался отправить его в Сан-Карлос. Кайтенае потребовал объяснений, потому что хотел знать, в чём его обвиняют, а затем развернулся и пошёл обратно к своим людям. Те выстроились в линию, с винтовками наготове, и сделали шаг вперёд ему навстречу. Когда Кайтенае пошёл обратно, то скауты Датчи и Чарли быстро отправились за ним с взведёнными и наведёнными прямо винтовками в своих руках. Кайтенае посовещался со своими людьми, а потом возвратился к Дэвису. За двести ярдов до палатки Дэвиса, кавалеристы спешились и выдвинулись вперёд на линию огня с взятыми наизготовку карабинами. Люди Кайтенае стояли, когда тот вновь подошёл к Дэвису и трясясь от гнева ещё раз потребовал объяснить, в чём его обвиняют? Дэвис с облегчением поняв, что Кайтенае отказался от сражения, отстегнул его патронташ с кобурой и пистолетом и перебросил это через свою руку, сказав, что отныне Кайтенае находится под арестом и должен быть отправлен в Сан-Карлос. Кайтенае как-то вдруг разом обмяк.
  Бонито подошёл к Дэвису и предложил себя и Чарли в качестве заложников безопасного сопровождения Кайтенае в Сан-Карлос, если Дэвис вернёт ему оружие и позволит прибыть в Сан-Карлос как воину, а не как арестанту. Без излишних колебаний Дэвис отдал Бонито ремень с пистолетом, принадлежавший Кайтенае, и сказал офицеру, командовавшему кавалерией, что он со своими людьми может возвращаться в форт Апачи.
  Апачский суд Сан-Карлоса нашёл вину Кайтенае, и Кроуфорд приговорил его к трём годам заключения в тюрьме на острове Алькатраз. Генерал Крук, уверенный в том, что Кайтенае не был настолько уж непримиримым противником, находился постоянно в курсе его поведения там, и по прошествии восемнадцати месяцев, помиловал его.
  
  (Предводитель чирикауа Бонито, после его сдачи Круку в 1883 году).
   Он сказал, что "его авторитет среди его людей, - неважно, используется он во благо или во вред, - очень значителен". Отношение Кайтенае полностью изменилось после его тюремного опыта. Когда он возвратился, то был уже вполне добродушным и дружелюбным, и охотно принял предложение Крука поступить на службу скаутом.
  В августе 1884 года Уилкокс ушёл с поста агента, а в декабре на его место был назначен Чарльз Форд. Вскоре между новым агентом и капитаном Кроуфордом возникли серьёзные трения. Скромный человек, пользовавшийся непререкаемым авторитетом у своих подчинённых, Кроуфорд был уверен в том, что апачи достойны справедливого отношения, и занимал твёрдую позицию в каждом отдельно взятом случае, касавшемся их. Ещё раньше он предупредил Уилкокса, что "ни одного человека не убережёт мой старший офицер, если только тот решит встать между мной и моими индейцами". В результате, Кроуфорд часто вступал в противоречия, как с агентами, так и с частными интересами, в угоду которых кое-кто пытался использовать апачей. Форд, кто точно так же, как и Кроуфорд, был склонен помогать апачам любыми возможными способами, а также стремился к тому, чтобы осуществлять нормальное функционирование своих законных полномочий как агента, был возмущен тем, как Кроуфорд организовал работы на оросительной системе. Он назначает нового руководителя апачской полиции и главу фермерского хозяйства, тут же распорядившегося приостановить рытьё поливных канав. Чтобы это его распоряжение было немедленно исполнено, Форд указал своей полиции забрать кирки и лопаты.
  Другим источником разногласий в Терки-Крик стал порядок выдачи установленных товаров апачам чирикауа и уорм-спрингс, которые остро нуждались в одежде. Форд, вскоре после своего прибытия, начал осуществлять выдачу необходимых товаров в Сан-Карлосе, и предложил ездить в форт Апачи и совершать распределение там, так как ему было необходимо упорядоченное регулирование, и он должен был лично присутствовать при этом и принимать квитанции. Но Кроуфорд не мог позволить, чтобы агент вступал в контакт с бывшими отщепенцами. Он отправляет два вьючных обоза из форта Апачи с требованием к агенту немедленно передать товары первой необходимости. Форд ответил, что он не может это сделать из-за существующих определённых правил. Тогда Кроуфорд приказал вьючным обозам возвратиться в форт Апачи. Он телеграфирует, что департамент внутренних дел хочет создать недовольство среди бывших врагов из-за всплывающего наружу неточного определения стоимости товаров. В результате, из-за упрямства Кроуфорда, апачи чирикауа и уорм-спрингс не получили никакой одежды в зиму, хотя она была в том году необыкновенно суровой.
  Апачи быстро узрели трения между военными и гражданскими властями, и использовали это для своей выгоды. Неповиновение властям быстро распространилось из Сан-Карлоса в отдалённые лагеря, и вскоре Дэвис уже получал частые сообщения о пьяных драках и об избиениях жён. Когда он арестовал одного человека за варку тисвина, а другого за избиение жены, и отправил их в Сан-Карлос, то пришли Начез и Чиуауа вместе с другими предводителями, и сердито потребовали отпустить обоих задержанных. А когда уже и Мангас присоединился к протестующим, то стало окончательно ясно, что нарушение субординации зашло слишком далеко, так как он был одним из самых контактных предводителей, и иногда вместе с Локо приходил на помощь Дэвису. Предпоследняя жена Мангаса была возвращена мексиканскими чиновниками, и поскольку она была умельцем в изготовлении тисвина, то Мангас хотел, чтобы она имела возможность сбывать свой товар. Другим предметом спора было право апачей на битьё своих жён и причинение им увечий за их прелюбодеяние.
  Обстановка в Сан-Карлосе неумолимо ухудшалась, и из-за того, что соглашение между двумя департаментами оставляло в силе для военных право на полицейское управление резервацией, чиновники Индейского Бюро решили ограничить армейские полномочия в таком контроле. Территориальная пресса взяла сторону тех, кто был против того, чтобы помогать апачам становиться экономически самостоятельными, и приступила к безудержным нападкам на Крука и Кроуфорда. Нападки на Кроуфорда, вместе с продолжавшимися интенсивными разногласиями между ним и Фордом, вынудили офицера обратиться в следственную коллегию. Она во всём его поддержала, но не видя никакого просвета в продолжении конструктивной работы среди апачей, попросила Кроуфорда вернуться в свой полк. Его заменил капитан Фрэнсис Пирс из 1-й пехоты, кто, к сожалению, не был знаком с апачами. Такое изменение, в столь критический момент, привело к катастрофическим последствиям.
  Перед самым рассветом, 15-го мая 1885 года, все вожди, младшие вожди и около пятидесяти других, собрались возле палатки Дэвиса. Когда Дэвис огляделся кругом, то отметил про себя, что среди них нет ни одной женщины и ребёнка, а это был зловещий знак. Но ещё более угрожающим было присутствие нескольких вооружённых воинов на верхушке соседнего холма, откуда они могли рассмотреть любое перемещение войск в форт Апачи или из него. За исключением Чато, который остался снаружи с ротой скаутов, все вожди и младшие вожди вошли в палатку и присели на корточки в полукруг перед Дэвисом. Локо приступил к своей медленной, с запинками речи. Вскочив на ноги, Чиуауа в нетерпении прервал его: "Что я должен сказать, можно выразить в двух словах, а Локо может говорить весь оставшийся день, если он этого захочет". Он вновь высказал прошлые доводы насчёт изготовления тисвина и битья жён. Потом он сказал, что они согласны оставаться в мире с американцами, мексиканцами и другими индейцами, но не согласны, ни на какие меры, касающиеся регулирования отношений между ними самими. Чиуауа сетовал, что они не дети, которых нужно учить, как им поступать со своими жёнами, или, что есть и пить. "Как нам обращаться с нашими жёнами, это наше собственное дело", - продолжил он, - "и в любом случае, с женщинами не обращаются плохо, если они ведут себя хорошо".
  Дэвис напомнил, по каким причинам Крук запретил им пить тисвин. Старый Нана, который было собенно раздражён запретом на избиение жён, что-то проговорил, а затем вышел из палатки. Микки Фри, выполнявший функции переводчика, молчал. Дэвис настоял, чтобы он перевёл, что сказал Нана. Нехотя Микки Фри проговорил ему: "Нантан Энчан (Крепкий Вождь) сказал, что он не может советовать тебе, как обращаться с женщинами. Ты всего лишь мальчик. Он убивал людей ещё до того, как ты родился". Чиуауа, тоже находившийся в скверном настроении, приступил к изложению непосредственной цели их визита. "Мы все пили вчера вечером тисвин", -сказал он вызывающе, - "все, кто в палатке и снаружи, и много больше, кроме скаутов. Что ты собираешься с этим делать? Ты собираешься поместить нас всех в тюрьму? У тебя нет достаточно большой тюрьмы, даже если ты сможешь нас всех привести туда". Дэвис ответил, что попойки с тисвином это серьёзный предмет, и он здесь ничего не может решать. Он может послать телеграмму Круку для высылки инструкций, и как только они придут, то он сообщит им.
  Апачи ещё не видели Крука после своего возвращения в резервацию, и некоторые из них, особенно Джеронимо, часто спрашивали Дэвиса, заведует ли ещё ими Нантан Лупан? Крук был человеком, которого они боялись больше всего, но он был также единственным, кому они доверяли их защиту против хищных англо-американцев. Из-за того, что Кроуфорд, Эллиот, агент Уилкокс, а также люди полковника Бьюмонта уже отошли от дел с ними, как им было известно, они начали подозревать, что Крук тоже покинул Аризону. Из-за постоянных вопросов насчёт Крука, Дэвис понимал, что их не удовлетворяют его ответы. Он и апачи ожидали с нетерпением ответ Крука, но так никогда и не дождались.
  Согласно правилам отправки военных телеграмм, Дэвис должен был направить её через капитана Пирса, своего непосредственного начальника. Пирс, в свою очередь, должен был переслать её с собственным одобрительным или неодобрительным мнением, или просто с объяснительными примечаниями. Из Сан-Карлоса телеграмма пересылалась на станцию Уилкокс, чтобы уже оттуда её передали по военному телеграфу в штаб Крука в казармах Уиппл. Из-за того, что происходили частые утечки информации, которую газеты горели желанием опубликовать, особенно если она содержала сенсационную новость в ущерб репутации Крука, генерал приказал все сообщения ограничивать голым изложением фактов. Он и так был хорошо посвящён в каждый аспект деятельности резервации, и сразу знал, что ему предпринимать, поэтому никакие комментарии или рекомендации ему были не нужны. Следовательно, в своей телеграмме Дэвис изложил просто факты. Капитан Пирс всего два месяца находился в Сан-Карлосе, и понимал, что его знания об апачах слишком ограничены, и поэтому полагался всегда на совет скаута Эла Сибера. Исходя из этого, когда пришла телеграмма,то Пирс разбудил его, всю ночь игравшего в карты и потреблявшего алкоголь, а значит, разум его далёк от прояснения. Сибер глянул на телеграмму мутными глазами. "А это только про попойку с тисвином", - сказал он. - "Не обращай на это внимания. Дэвис справится с этим". Он откинулся на спину и продолжил спать. Пирс подшил телеграмму в архив, вместо того, чтобы отправить её Круку, и, тем самым, послужил причиной возникновения большого несчастья.
   Спустя четыре месяца, когда Дэвис докладывал ему о прошедшей кампании в Мексике, Крук упомянул, что газеты были высокого мнения о телеграмме, которую, как они утверждали, Дэвис отправлял. Дэвис подтвердил, что посылал телеграмму, и получил копию у Пирса. Позже Крук заявил, что если бы он получил это сообщение, то мятежу, возможно, можно было бы помешать, и в любом случае, они перехватили бы апачей ещё до мексиканской границы. Если бы Кроуфорд на тот момент находился на командовании в Сан-Карлосе, то он распознал бы срочность этого сообщения и поступил бы соответственно этому.
   Тем временем, Дэвис и апачи с растущей тревогой ожидали ответа Крука. В воскресный полдень, через три дня после отправки телеграммы, Дэвиса позвали судить бейсбольный матч между двумя командами поста. Во время игры, Чато и Микки Фри сообщили ему, что много апачей покинули свои лагеря в Терки-Крик и отправились в Мексику. Дэвис тут же попытался отослать Пирсу сообщение, но связи опять не было. Тогда он позвал скаутов Чато, Чарли и Датчи, которым доверял. Они встали рядом с ним и предусмотрительно взяли свои винтовки наизготовку, и Дэвис приказал им стрелять в любого, кто попытается поднять своё оружие с земли. Второй сержант Перико, брат Джеронимо по отцу, и два других скаута, выбежали из линии апачей и исчезли в кустарнике. Джеронимо приказал им убить Дэвиса и Чато, но они не смогли застать их врасплох, и поэтому тоже бежали на юг, вслед за остальными. Апачи обрезали телеграфный провод в резервации, в том месте, где он проходил через разветвление дерева, и связали его концы ремешками из оленьей кожи. Когда на следующий день обрез был найден, то апачи уже были в ста милях к югу от резервации и передвигались достаточно быстро. Джеронимо и его группа взяли настолько резвый старт, что не было никакой надежды догнать беглецов в обозримом времени. Дэвис провёл поголовный подсчёт чирикауа и уорм-спрингс, и обнаружил нехватку тридцати пяти мужчин, восьми юношей достаточно взрослых для того,чтобы сражаться, и десяти женщин и детей. Предводителями мятежа были Джеронимо, Чиуауа, Начез, Мангас и Нана. Бонито, Зеле, Локо и большинство членов обеих групп остались на месте.
  Капитан Пирс отправился по следу Джеронимо, оставив агента Форда без армейской поддержки по управлению резервацией,так как апачская полиция была расформирована. Форд перед побегом просил, и получил разрешение, на организацию нового полицейского подразделения для агентства. Когда лейтенант Джон Макдональд из 10-й кавалерии попытался арестовать одного из апачей полицейских,то Форд помешал ему. Когда Люциус Ламар, секретарь внутренних дел, узнал о конфликте, то приказал Форду выдать этого апача, приостановить исполнение своих обязанностей, и попросил военного министра Уильяма Эндикотта назначить офицера на временное управление агентством. Эндикотт назначает капитана Пирса. Это означало, что армия, наконец, взяла верх в борьбе за контроль над Сан-Карлосом, и удерживала его в течение следующих шестнадцати лет.
   Среди бежавших апачей вскоре возникли разногласия, когда Начез и Чиуауа обвинили Мангаса и Джеронимо в том, что те соврали, когда сказали им, что, якобы, идут войска, чтобы их арестовать. Они грозились убить Джеронимо, но ограничились, в итоге, разделением. Чиуауа и его группа укрылись в горах Могольон, северо-восточнее Моренси, чтобы обсудить возможность возвращения в Кэмп-Апачи. Но прежде чем они достигли какого-либо консенсуса, Дэвис и его скауты атаковали их. Чиуауа и его люди бежали от них, не останавливаясь на протяжении 90 миль, и остановились на отдых уже на мексиканской стороне границы. В Скелетном каньоне они обнаружили лагерь с припасами, принадлежавший роте D из 4-й кавалерии, который охраняли сержант и семь рядовых. Они неожиданно атаковали его, убивая сержанта с двумя другими и захватывая все имевшиеся там боеприпасы и продовольствие, а также табун лошадей и мулов.
  Генерал Шеридан немедленно приказывает отправить ещё одну экспедицию в Мексику, и передаёт посты Нью-Мексико в департамент Аризоны, чтобы упростить командование операцией. Зная, что ренегаты должны будут совершить набег к северу от границы, чтобы добыть боеприпасы для имевшихся у них американских винтовок, Крук расположил кавалерийские отряды у каждого водного источника вдоль границы от гор Патагония в Аризоне до Рио-Гранде. Он поспешно вернул в Аризону капитана Кроуфорда, и в июне отправил его в Мексику с большой группой апачских скаутов. В июле туда же проследовало другое подразделение, состоявшее из двух рот 4-й кавалерии под командованием капитана Вирта Дэвиса и роты скаутов апачей Белой Горы под командованием лейтенанта Гейтвуда.
  Дэвис нагнал арьергард апачей, пересекавший крутой каньон, но индейцы его жёстко встретили ружейным огнём, и в итоге бежали. К северу от Скелетного каньона, лейтенант Бриттон Дэвис присоединился к отряду Кроуфорда, и уже вместе они пересекли мексиканскую границу, имея при себе кавалерийский отряд и 130 скаутов. Севернее Опуто они обнаружили следы враждебных. Понимая, что бесполезно за ними идти с кавалерией, Кроуфорд посылает по следу 30 скаутов во главе с Чато и сержантом апачей Белой Горы по имени Большой Дэйв.
  На следующий день скауты вернулись с пятнадцатью женщинами и детьми, которых они захватили, и кроме того, они вели пятьдесят четыре кавалерийские лошади, которых ренегаты забрали из армейского лагеря с припасами. В бою Большой Дэйв был ранен в локоть, и хирург уже собирался отрезать ему руку, когда был остановлен апачами, которые сказали, что они сами будут лечить его рану. Они свернули в круг две коротких зелёных ветки, обернули их узкими полосками ткани, и перетянули руку сверху и снизу от пулевого отверстия. На рану они наложили припарку из зелёных побегов кирказона (растение), и меняли её каждые несколько дней. К изумлению врача, это лекарство совершенно не пропускало воду. Он был уверен, что рука должна стать негнущейся, следовательно, ни к чему не пригодной. Но Большой Дэйв в итоге вернулся на службу.
  При посещении Накори, лейтенант Дэвис из первых рук узнал об издержках апачской враждебности в Соноре. Население города было сокращено до 313 человек, и из них всего 15 были взрослыми мужчинами. Каждая семья потеряла, как минимум, одного своего члена убитым или захваченным апачами. Перед тем, как отправиться дальше по следу Джеронимо, Дэвис узнал, что лейтенант Эллиот, пять его скаутов и два погонщика были убиты или схвачены мексиканскими солдатами из городе Эль-Валье. Вечером, в страшную грозу, Дэвис уселся на мула и отправился в этот город на поиски Эллиота. По пути он встретил четырёх всадников, которые спросили по-испански, кто он? Дэвис ответил, что он американский офицер, а потом узнал, что перед ним два мексиканских офицера с двумя солдатами в качестве эскорта. Они заверили его, что Эллиот с двумя своими людьми находятся невредимыми в Эль-Валье. Во время их разговора сверкнула молния, и раздался крик ужаса одного из солдат. При свете Дэвис увидел, что они окружены десятком обнажённых мужчин, у которых были хмурые физиономии со сверкающими чёрными зрачками глаз.
  
  (Мексиканский театр военных действий).
  Он разглядел тёмные банданы на их головах, их набедренные повязки, и на каждом сдвоенные патронташи, а затем небо вновь стало тёмным. Мексиканские офицеры и их люди сидели на лошадях, застыв от страха. Затем вспыхнула ещё одна молния, и Дэвис узнал Чато и некоторых своих скаутов. Чато объяснил, что они решили не отпускать Дэвиса одного в поездку в мексиканский город , поскольку, если бы он был убит, то его убийцам пришлось бы очень дорого за это заплатить. Они незаметно ускользнули из лагеря, и следовали за ним неподалёку. Дэвис заверил Чато, что он находится в безопасности, и отправил двух скаутов в лагерь, чтобы те сказали Сиберу встретить его утром в Эль-Валье. Но Чато всё же настоял на том, чтобы проводить его до окраины города.
  Эллиот и его люди, задержанные мексиканцами, были отпущены в полдень на следующий день, и только потом, Дэвис со своими скаутами вновь отправился по следу Джеронимо.
   Этот след тянулся через горный хребет, который мексиканцы считали непроходимым для любого из людей, но апачи преодолели его и ушли в Чиуауа. Только раз они чуть не застали группу Джеронимо, когда та совсем недавно очистила ранчо Санта-Клара, принадлежавшее Террасасу, на предмет свежих лошадей. Из ранчо Джеронимо и его люди устремились на север к границе. Дэвис со скаутами три дня упорно их преследовал, покрыв за это время 125 миль. Совсем не было еды, и скаутыми были босыми, так как у них абсолютно не оставалось времени на изготовление новых мокасин. Они узнали, что мексиканские войска находятся впереди на апачской тропе, и теперь, согласно условиям соглашения с Мексикой, они должны были оставить преследование и возвратиться в США. Ближайшей точкой в Соединенных Штатах был Эль-Пасо, в сотне миль на северо-восток. В надежде добраться туда на поезде по Мексиканской Центральной Линии, они прошли ещё 40 миль на восток до станции Сан-Хосе. Однако агент на станции не поверил, что одетая в лохмотья, голодная группа, является частью армии США. Он был уверен, что они собираются ограбить поезд. Тогда им пришлось идти вдоль линии до Эль-Пасо, покрыв ещё 75 миль за два дня совершенно без еды.
  Мексиканский офицер, командовавший постом на мексиканской стороне Рио-Гранде, тоже не поверил, что бородатый, оборванный Дэвис был американским офицером. Когда он спросил у Дэвиса, как тот попал в Чиуауа, то узнал, что он пересёк горы севернее Рио-Арос, и поэтому посчитал, что Дэвис лжёт, так как мексиканская армия не в состоянии была преодолеть эти горы. Он пригрозил запереть Дэвиса в караульном помещении и расстрелять его людей, если выяснится, что они апачи. Дэвис ответил, что его люди - это сорок наилучших апачских бойцов, и что они хотят просто переправиться на другой берег реки. Полковник, нехотя, но позволил им это сделать. За 24 дня они преодолели в дождь и по грязи больше пятисот миль гористой местности. В Эль-Пасо Дэвис подал в отставку, а затем приступил к деятельности на должности администратора в ранчо Корралитос и принадлежавших тому горных разработках в Чиуауа. Эл Сибер возвратился со скаутами в Сан-Карлос.
  В сентябре 1885 года группа из 22 воинов совершила налёт на Аризону. Вскоре скауты Кроуфорда уже шли по их следам, и вместе с солдатами 4-й и 10-й кавалерии с жаром преследовали их до гор Драгуна. Скотоводы из долины Сан-Симон в это время находились в каньоне Уайт-Тейл, где занимались подготовкой осеннего загона скота. Предупреждённые о том, что в районе находятся апачи, они стреножили своих лучших лошадей и на ночь устроились отдыхать в постройку ранчо.
  С наступлением сумерек, войска приблизились к апачам, и были уверены, что утром их догонят, так как лошади налётчиков к этому времени уже должны были обессилить. Но когда с рассветом погоня продолжилась, выяснилось, что апачи находятся уже слишком далеко, так как сидели они на самых лучших лошадях, которые только были в Аризоне, непреднамеренно, конечно, предоставленные им скотоводами долины Сан-Симон. Кроуфорд возвратился в форт Апачи, так как срок вербовки его скаутов заканчивался. Всё, что он мог предъявить после четырёх месяцев тяжелейшей, - насколько это только можно вообразить, - кампании двумя колоннами, так это убийство трёх женщин и пленение ещё тридцати других, а также захват некоторого лагерного имущества и немногих принадлежавших враждебным лошадей.
  В начале ноября, Чиуауа посылает своего младшего брата Хосани (Джосани, Ульзана) во главе десятка воинов в один из наиболее грандиозных налётов апачских войн. Отряд был замечен возле форта Апачи, и на его поиски были отправлены скауты. Налётчики обрезали телеграфный провод и атаковали резервацию Кэмп-Апачи, убив всех попавшихся им апачей, за исключением нескольких женщин, которых они увезли, а также своровали лошадей в лагере Бонито. Очевидно, что их целью было мщение апачам, мирно жившим в резервации, и предназначалась она, главным образом, семьям апачских скаутов. Небольшой отряд Хосани устремился в горы Могольон с преследовавшими их по пятам кавалерийским отрядом и скаутами навахо. Крук выслал ещё роту скаутов в горы, чтобы они там устроили им засаду. В результате скауты атаковали лагерь налётчиков, и захватили их лошадей и лагерное имущество. Но на следующий день стремительные налётчики напали на ранчо на среднем рукаве Хилы, убили там двоих мужчин, и обеспечив себя лошадьми, просто исчезли. Через десять дней они устроили засаду кавалерийскому отряду. К своему возвращению через четыре недели в Мексику, Хосани и его люди преодолели больше 1200 миль, убили 38 человек и украли или загнали 250 лошадей, потеряв при этом только одного человека.
  Во время этого рейда, генерал Шеридан прибыл в форт Боуи, присланный военным министром, чтобы изучить и решить, наконец, "проблему апачей". Среди чиновников в Вашингтоне росло убеждение, что трудности с апачами не закончатся, пока все до одного апачи чирикауа и уорм-спрингс не будут удалены подальше с юго-запада. Крук сильно этому возражал, убеждая, что во вновь сформированных ротах скаутов имеется много чирикауа, и что выполнение ими своих обязанностей, несомненно, отрицательно повлияет на враждебных. Но для Шеридана, совсем не одобрявшего применение апачей для борьбы против апачей, это был пустой аргумент.
  В декабре капитан Кроуфорд вновь вошёл в Мексику во главе большого подразделения скаутов апачей и обычных вьючных обозов. Вместо Бриттона Дэвиса ему были приданы лейтенант Марион Маус и лейтенант Шипп. Командиром скаутов вместо Эла Сибера был Том Хорн. В начале января 1886 года они неожиданно напали на лагерь враждебных, там, где река Арос впадает в реку Бависпе, и захватили всех пони, лагерное имущество и запасы продовольствия. Деморализованные обнаружением, чирикауа перешли на сторону скаутов, и теперь, Джеронимо, Начез и Чиуауа решили начать переговоры, согласившись на следующий день встретиться с Кроуфордом. На рассвете, мексиканское ополчение, которым командовал известный охотник за скальпами Маурисио Корреадор, открыло огонь по лагерю Кроуфорда. Капитан прокричал по-испански, что они американские солдаты, и стрельба прекратилась. Затем Кроуфорд встал на валун, чтобы переговорить с мексиканским командиром, но тут же свалился, поражённый выстрелом в голову. В тот же момент, взбешенные апачские скауты открыли огонь первыми, убивая командира мексиканцев, его сегундо (заместителя) и ещё более десятка из них, прежде чем лейтенант Маус не остановил стрельбу. Он направился прямо в гущу мексиканцев, а те за его выпуск потребовали мулов и пайков. Даже после того, как он согласился, они его не отпускали, пока скауты апачи не огласили окружающие горы леденящими кровь боевыми кличами, отзывавшимися повсюду эхом. А Джеронимо и его группа молча наблюдали за всем происходящим.
  Через пять дней Кроуфорд умер. А пока Маус продолжал переговоры с враждебными, которые в итоге согласились встретиться с Круком в Каньоне-де-лос-Эмбудос возле границы через свои обычные "две луны". 25 марта, апачи, подозрительные и озирающиеся на предмет ловушки, прибыли на место рандеву. Мангаса и ещё тринадцати других с ними не было. Согласно сообщению, которое Крук отправил Шеридану, ренегаты остановились примерно в пятистах ярдах от лагеря Мауса. "Я нашёл их очень независимыми", - писал он, - "и такими же свирепыми, как много тигров. После моего с ними разговора, мне показалось, что невозможно будет получить над ними хоть какую-то власть, лишь при условии, что им будет позволено возвратиться в резервацию в их прежнем статусе". Не Крук, а враждебные диктовали условия своей сдачи. Они предоставили ему три варианта на выбор: они будут находиться на востоке вместе со своими семьями в течение двух лет; они просто возвращаются в резервацию, как это было и раньше; и продолжение войны.
  
  (Встреча Крука и Джеронимо в 1886 году. Слева направо: капитан Робертс, Джеронимо, Нана, лейтенант Маус, три переводчика, капитан Бурк и генерал Крук).
  Крук выбрал первый вариант, и сообщил Шеридану об условии сдачи.
  Шеридан категорично его отверг. "Президент", - писал он, - "не может согласиться на сдачу враждебных с условием лишения их свободы в течение двух лет на востоке и с последующим возвратом в резервацию. Он указывает Вам, вновь отправиться на переговоры с ними об условиях безоговорочной их капитуляции, оставляющей им только их жизни". "Примите всевозможные меры предосторожности на случай побега враждебных", - так он инструктировал Крука, чтобы добиться от апачей безоговорочной капитуляции. И если такие условия приняты не будут, то Крук, ради пресечения дальнейших военных действий, должен уничтожить враждебных.
  Всё это означало то, что Крук, который был очень щепетильным в отношении своих обещаний апачам, теперь должен был пойти, как он считал, на самое, что ни на есть, предательство. Но случилось так, что знаменитый "телеграф апачей" снова предупредил враждебных о предстоящих неприятностях . Так или иначе, но на следующую ночь после того, как Крук покинул их лагерь, американец по фамилии Трибо продал враждебным мескаль и плохой виски, а также сказал им, что все те апачи, которые сдадутся, будут подвергнуты пыткам, а потом повешены территориальными властями. Лейтенант Маус отправил лейтенанта Шиппа с солдатами, чтобы уничтожить любой найденный в лагере Трибо алкоголь, но было уже поздно. Джеронимо,Начез и ещё с десяток других ренегатов, уже напились. Ночью двадцать мужчин, тринадцать женщин и шесть детей последовали за этими двумя вождями в Сьерра-Мадре. По дороге два воина образумились и повернули назад.
  Крук телеграфировал о плохих новостях Шеридану, который так ответил ему 31 марта: "Ваше сообщение получено вчера. Оно принесло большое разочарование. Но кажется странным, что Джеронимо и его группа бежали без ведома скаутов". Возмущённый оскорбительным намёком в отношении надёжности его скаутов, Крук заявил, что "нет никаких сомнений в лояльности скаутов, и если бы было возможно, они помешали бы отъезду враждебных". Он отметил, что враждебные расположили свои лагеря таким образом, что невозможно было их окружить или застать врасплох, или даже просто держать в поле зрения.
   Шеридан ответил, что теперь ничего уже нельзя поделать, кроме сосредоточения войск для защиты населения. Крук с ним был не согласен. Он сказал, что пока враждебные находятся в Сьерра-Мадре, войска должны быть постоянно наготове, так как враждебные обеспечат убежищем всех недовольных из резервации. "Я считаю, что план, согласно которому я провожу операцию, является наиболее подходящим и, в конце концов, приведёт к успеху. Но, также может оказаться, что я слишком привержен собственным взглядам на это дело", - продолжал Крук. - "И поскольку я потратил почти восемь лет жизни на такую изнурительную работу в этом департаменте, то выражаю своё почтение и прошу отстранить меня от командования". Шеридан немедленно исполнил просьбу Крука, и уже на следующий день генерал Нельсон Майлс сменил его. В своих указаниях Майлсу, Шеридан высказал своё убеждение в том, что индейские скауты ненадёжны, и посоветовал ему "активно и решительно использовать регулярные войска". Шеридан был уверен, что политику Крука необходимо дискредитировать.
   Тем временем, Чиуауа, Нана и около 60 других чирикауа в сопровождении лейтенанта Мауса прибыли в форт Боуи. Через несколько дней они были загружены в поезд на станции Боуи и перевезены в очень отдалённый форт Мэрион в Сент-Августине, Флорида.
  Крук больше не сражался с апачами, но постоянно им помогал в оставшиеся четыре года своей жизни.
  ГЛАВА 13. АПАЧИ-ВОЕННОПЛЕННЫЕ.
  Как командующему войсками округа, Майлсу было придано 5000 солдат, то есть, около четверти всей армии США. Кроме этого, выполняя пожелание Шеридана, он распустил всех, кроме всего нескольких, скаутов апачей. Он разделил пограничные земли на дистрикты, каждый со своим военным гарнизоном, и установил ряд станций гелиографа на горных вершинах, чтобы обеспечивать быстроту связи. Эта последняя мера стала армейским ответом на апачскую систему дымовых сигналов. С задействованием станций, войска начали использовать свою систему зеркальных сигналов, способную отсылать сообщение из двадцати пяти слов на расстояние в 400 миль и получать ответ в течение четырёх часов. Кроме того, для преследование враждебных в Мексику, Майлс организовал мобильную группу из сотни солдат и двадцати скаутов апачей из Сан-Карлоса и Белой Горы под командованием ветерана кампании Маккензи капитана Генри Лоутона из 4-й кавалерии. Эта группа базировалась в форте Боуи, и в её состав также входили лейтенант Стэнтон и военный врач Леонард Вуд.
  Ещё подготовка Майлса не была закончена, как Джеронимо и Начез проникли в долину Санта-Крус, разделились там на мелкие группы и принялись совершать набеги вплоть до расположенного значительно севернее форта Апачи. Преследование их парой десятков кавалерийских колонн было совершенно безрезультатным. В начале мая 1886 года капитан Лебо из 10-й кавалерии взял их след и настиг их на севере Соноры, но не решился атаковать, так как обнаружил, что сделать это невозможно, потому что они уже успели к тому времени сильно укрепить свои защитные позиции. Капитан Хатфилд из 4-й кавалерии напал на след враждебных на севере Мексики, и захватил затем всех их лошадей и лагерное имущество.Он отправился к границе, но апачи устроили его команде засаду в узком каньоне и вернули всех животных. Немедля они отправились в новый набег в Аризону, и оставили раненого воина по имени Кайета в Кэмп-Апачи. Потеря лошадей и лагерного имущества немного значили для враждебных апачей. Это происходило с ними семь раз за последние пятнадцать месяцев, и в каждом таком случае они восполняли свои потери, совершая налёты на мексиканские ранчо и города. Майлс теперь узнал то, чего Крук и Кроуфорд знали ещё задолго до него: невозможно подчинить апачей при помощи лишь регулярных войск. Только скауты апачи, нестеснённые войсками и вьючными обозами, могли передвигаться в горах нога в ногу с враждебными.
  Солдаты Лоутона в течение четырёх месяцев преследовали враждебных, передвигаясь от одной неприступной горной цепи до другой, покрыв в общей сложности за это время почти 1400 миль. Но несмотря на все их трудности, им почти нечем было похвалиться.
  Военный хирург Леонард Вуд так комментировал этот поход: "Тот, кто не знает эту страну, не сможет понять, что представляет собой каждодневный переход в сильную жару, через скалы и почву, настолько горячие, что ноги покрываются волдырями, а винтовочные стволы и всё металлическое так раскаляется, что невозможно прикоснуться к ним рукой и при этом не обжечься. Эта страна настолько трудпроходимая, что это даже невозможно описать. Она сплошь покрыта кактусами и кишит гремучими змеями и другими нежелательными попутчиками того же сорта. Дождь, который, казалось бы, должен стать наивысшим моментом удовольствия, напоминает тропическую бурю, в одно мгновение наполняющую высушенные каньоны бушующими потоками. У нас не было ни палаток и вообще никакой клади, за исключениенм пайков и боеприпасов. Все мы вынуждены были передвигаться пешком, так как лошади уже в течение первой недели похода вышли из строя. Лишь треть солдат перенесла всю кампанию, а офицеры сменялись дважды. Но всеми этими усилиями и упорством, мало чего было достигнуто".
  Когда генерал Майлс узнал о присутствии Кайеты в Кэмп-Апачи, то послал за ним. Кайета и сам не хотел больше сражаться, и сказал, что и другие тоже уже устали от непрерывной борьбы и беготни. Кайета заявил, что если двое или трое враждебных мужчин знали и доверяли бы посетившему их, тогда всех можно было убедить сдаться. Майлс проглатывает свою гордыню и решает послать чирикауа Кайета и Мартина на переговоры с Джеронимо, но вместе с офицером, которого он и Начез знали бы и доверяли ему. Так как капитан Кроуфорд был мёртв, а Бриттон Дэвис ушёл в отставку, Гейтвуд оставался единственным во всём департаменте, кто соответствовал этому требованию. Он уже был отправлен из форта Апачи в свой полк, но несмотря на своё слабое здоровье, соглашается принять это опасное назначение, требующее напряжение всех сил.
  Гейтвуд отправился в Мексику с Кайетой и Мартином, имея приказ для форта Боуи о предоставлении им 25 человек сопровождения, чтобы ехать к враждебным без риска быть захваченными и последующих требований выкупа. Но командир в Боуи, полковник Бьюмонт, не смог никого дать, потому что все имевшиеся солдаты были разбросаны по патрулям. Гейтвуд получиль лишь переводчика Джорджа Враттена, а также погонщика и курьера. Для того, чтобы Гейтвуд обеспечил самого себя охраной, он отослал его в небольшой временный пограничный пост Кловердэйл. Там Гейтвуд нашёл всего несколько пехотинцев, и к тому же на посту совсем не было лошадей. К счастью, вовремя подошла кавалерийская колонна под командованием лейтенанта Джеймса Паркера, которая и сопроводила его в лагерь Лоутона на реке Арос, в двухстах милях ниже границы. Лоутон не имел никакой информации о враждебных, но в середине августа Гейтвуд узнал, что они появились возле Фронтераса и попытались договориться о переговорах насчёт мирного соглашения с тамошними мексиканскими властями. Со своей маленькой группой Гейтвуд немедля отправился во Фронтерас, где ему сообщили, что две апачских женщины приходили в город , купили еды и сказали, что их мужчины хотят поговорить о мирном договоре. Тогда Гейтвуд взял у лейтенанта Уилдера ещё двоих переводчиков,Тома Хорна и Хосе Марию, а затем в течение трёх дней шёл по следам этих двух женщин. Мартин и Кайета во время перехода оторвались намного вперёд, и, наконец, обнаружили лагерь враждебных на остроконечной вершине горы Торрес, возвышающейся возле изгиба реки Бависпе. Джеронимо оставил Кайету в качестве заложника, а Мартина отправил к Гейтвуду, чтобы тот сообщил ему, что он хочет поговорить.
  Этой ночью прибыли лейтенант Браун и тридцать скаутов из команды Лоутона, но когда они утром попытались сопроводить Гейтвуда, то наткнулись на троих вооружённых воинов чирикауа, которые сказали им, чтобы они возвратились обратно в лагерь и оставались в нём. Только Гейтвуд и несколько других могли продолжить путь. Местом встречи была выбрана небольшая поляна на берегу Бависпе. Позже Гейтвуд вспоминал: "Подъехал отряд враждебных. Они расседлали своих пони и пустили их пастись. Среди прибывших находился Джеронимо. Он положил свою винтовку на землю в 20 футах в стороне, подошёл, и, пожимая мне руку, высказался насчёт моего очевидного неважного самочувствия, и поинтересовался, какая этому причина". Гейтвуд, затем, когда они сели в полукруге, поучаствовал в церемонии передачи табака. Джеронимо уселся рядом с Гейтвудом и сказал, что они должны услышать слова генерала Майлса. Условие последнего было изложено кратко: "Сдача, и вы будете посланы во Флориду к вашим семьям. По истечении двух лет, вернётесь в резервацию. Принимайте эти условия, или биться до конца, допоследней капли крови". Установилось продолжительное молчание, во время которого все пристально смотрели на Гейтвуда. Затем Джеронимо провёл рукой по глазам и сказал, что они три дня пили мескаль, а затем спросил у Гейтвуда на наличие у него виски. Тот ответил, что вообще ничего нет.
  Первоначальной реакцией Джеронимо на требования Майлса стал резкий отказ. Он настаивал на возврате в резервацию, где они должны получить фермы и, как и раньше, получать продовольственные пайки. Дискуссия продолжалась весь день, с Джеронимо, повторявшим время от времени: "Забирай нас в резервацию, или борьба". Ещё до того, как в тот же день переговоры были прерваны, Начез спросил о своей матери и дочери. Гейтвуд ответил ему, что они с группой чирикауа уже находятся во Флориде.
   Эта новость сделала враждебных более охотными слушателями на следующий день переговоров, ведь они, как и Начез, волновались за свои семьи. Чувствуя, как у него стремительно уходит почва из-под ног, Джеронимо вдруг спросил о том, что из себя представляет Майлс просто как человек. "Нам нужен твой совет", - сказал затем он Гейтвуду. - "Считай себя не белым, а одним из нас. Помни о том, что сегодня было уже сказано, и скажи нам, что мы должны сделать". Ответ Гейтвуда был мотивирован лучшими побуждениями, тем не менее, он противоречил в данный момент здравому смыслу: "Доверьтесь генералу Майлсу, и сдайтесь ему". На следующее утро чирикауа позвали Бэйчендэйсана (Длинный Нос), как они называли Гейтвуда. Джеронимо, Начез и другие сообщили ему, что они решили последовать его совету и сдаться. Они сказали, что знают , что естьи другие солдаты, искавшие их, апачей, поэтому у них должны оставаться их винтовки, пока они не поговорят с Майлсом. Они потребовали, чтобы Гейтвуд весь обратный путь находился с ними, и что колонна Лоутона должна передвигаться поблизости от них, чтобы в случае чего их защитить. 26-го августа они выступили к границе.
  
  (Лагерь Джеронимо в 1880-х годах.Часовой приподнял свою винтовку, готовый к фотографированию).
   На второй день обратного пути к ним приблизился командир мексиканского гарнизона из Фронтераса и с ним двести солдат. Гейтвуд и апачи, всего 24 мужчины и 14 женщин и детей, устремились на север, а Лоутон задержал мексиканские войска. Вскоре курьер от Лоутона сообщил им, что он договорился о встрече между апачами и мексиканским командиром. Это нужно было для того, чтобы мексиканец убедился в том, что Джеронимо на самом деле сдался. Когда он подъехал, то Джеронимо сказал ему, что он сдался американцам, так как доверяет им. Мексиканец ответил, что он должен отправиться вместе с ними и понаблюдать сам процесс сдачи. Этому Джеронимо категорически воспротивился. Держа руку на пистолете он закричал: "Нет! Ты идёшь на юг, я на север". В качестве компромиссного решения мексиканским солдатам было позволено сопровождать команду Лоутона, чтобы затем возвратиться с официально заверенной сдачей от генерала Майлса, и чтобы, наконец, мексиканцы удостоверились, что сдача на самом деле состоялась.
  В том же месяце, когда Лоутон и Гейтвуд находились в Мексике, секретарь внутренних дел Ламар отправил своего сына в Аризону, чтобы тот собрал сведения о тамошних апачах. Всего за год, ну или за два, пока апачи находились в Сан-Карлосе и Кэмп-Апачи, они добились значительного прогресса в земледелии и скотоводстве. Их стадо увеличилось до 4000 голов. Ламар-младший, которого сопровождал Майлс во время инспектирования резервации, поначалу склонялся к поддержке программы Крука, но затем всё же согласился с Майлсом, что присутствие чирикауа в Аризоне подвергает мир опасности. В июле Майлс попросил разрешить посылку делегации вождей и старших воинов чирикауа и уорм-спрингс в Вашингтон, чтобы обсудить там удаление их людей из Аризоны. Шеридан был против огульного перемещения, так как в прошлом, смена места жительства племён, а значит, и образ жизни, приводили только к войне. Но всё же он не возражал насчёт отправки делегации в Вашингтон.Тринадцать апачей (включая Чато, Кайтенае и немного женщин) в сопровождении капитана Дорста прибыли в Вашингтон, чтобы посетить министра Ламара. Чато была вручена мирная медаль с изображением президента Артура. Капитан Бурк, хорошо знавший апачей, нанёс им визит и устроил им развлекательную прогулку. Одетые в дешёвенькие костюмы и соломенные шляпы, они сопровождали его по всему городу и очень обрадовались, когда он повёл их послушать мексиканский оркестр. Когда запела женщина-вокалистка, то они не смогли сдержать смех, так как для них ничего не было более необычным, чем женское пение.
   31-го июля в Белом Доме решалась судьба групп чирикауа и уорм-спрингс. Президент Кливленд задал вопрос о возможности отправки всех чирикауа в форт Мэрион во Флориду, кроме того, он хотел знать, может ли эта делегация отправлена во Флориду вместо возвращения в Аризону. Приглашённый на совещание капитан Бурк был категорически против удаления, как ничем не оправданной меры, так как чирикауа хорошо себя вели, пробуя свои силы в земледелии и животноводстве. Также он сказал, что остальные апачи возмутятся их удалением, как вопиющей несправедливостью по отношению кним. Капитан Дорст имел противоположный взгляд на эту проблему. Он заявил, что другие апачи их ненавидят и с радостью избавились бы от них. Скоро Бурк понял, что любые приводимые им аргументы и экспертная информация бесполезны, так как Кливленд уже решил про себя, что делать, и он отказывался воспринимать другие мнения. Он выглядел уверенным в том, что независимо от приводимых доводов, враждебные должны быть наказаны за свои "безобразия".
  Генерал Майлс, который окончательно удостоверился, что меры по подчинению враждебных при помощи одной кавалерии не приводят к ожидаемому результату, был уверен, что все апачи чирикауа и уорм-спрингс должны быть перемещены на Индейскую территорию. Он был против их отправки во Флориду на два года, как это планировал Крук. Ну и кроме того, сам Кливленд говорил с точки зрения навечного их удаления.
  Делегация апачей, представлявшая собой неотложную проблему, была отправлена по маршруту в резервацию, как им и обещал Шеридан. Майлс боялся, что если их сейчас переместить во Флориду, то другие сбегут из резервации. Он сказал Дорсту, чтобы тот перед окончательным отъездом в Аризону подержал их в течение пяти дней в индейской школе в Карлайле, Пенсильвания. По их прибытии в резервацию, считай, что обещание Шеридана было бы сдержано, и армия могла их арестовать не опасаясь того, в что другие запаникуют. Но Майлс не хотел, чтобы все они возвращались в Аризону, так как он был уверен, что их присутствие осложнит сбор других и их удаление. На тот момент, когда Майлс всё же убедил начальство в правильности своих выводов, Дорст и апачи уже пересекали Канзас. Дорст получил через телеграф приказ поместить апачей в форт Ливенворт, где их и содержали в течение месяца, постоянно уверяя,что всё в порядке. Затем Майлс вызвал Дорста в Альбукерке и там сообщил ему, что жители Аризоны и Нью-Мексико хотят допросить Чато и других насчёт их прошлых преступлений. Дорст должен был предупредить апачей об опасности, а затем представить план Майлса об их перемещении ещё куда-нибудь. Дорст с осознанием долга передал им "обещание Майлса о шестидесяти квадратных милях резервации, сельскохозяйственных инструментах и крупноголовом рогатом скоте, и каждый член индейской делегации любезно приложил свой отпечаток на "договор" Майлса.
   Тем временем, военный секретарь сделал запрос полковнику Лэнгдону, ответственному за группу Чиуауа в форте Мэрион, насчёт того, сможет ли он разместить более 400 или даже 500 чирикауа и уорм-спрингс. Лэнгдон ответил, что это бесполезный запрос, так как он имеет лишь одно свободное помещение, где можно разместить чуть больше 75 человек, а остальные переполнены. Но президент Кливленд, с военным секретарем и секретарем внутренних дел, распорядились в любом случае отправить туда апачей. Майлс поручил различным кавалерийским подразделениям выдвинуться к форту Апачи и быть готовыми предоставить во время удаления необходимую помощь.
  В статье, подводящей итоги проблемы апачей, бригадный генерал Джеймс Паркер вспоминал о встрече с генералом Майлсом в форте Уачука в июне 1886 года, и в связи с этим предоставившейся возможностью сделать ему следующее предложение: "Я недавно был в форте Апачи, где чирикауа находятся без Джеронимо. Всякий раз, когда поступает новость о налёте, чирикауа, чтобы не допустить их участия в боевых действиях, сопровождают на пост и размещают в коррале квартимейстера. Я хочу предложить сделать ложное распространение новостей о налёте, и когда индейцы соберутся в коррале, то войска должны их окружить, разоружить и доставить к железнодорожным вагонам, чтобы отправить на восток в качестве военопленных. После этого группа Джеронимо останется одна, и не будет получать помощи и поддержки как раньше, и тогда сдастся".
   Майлс был задет за живое таким предложением: "Зачем, это было бы предательство. Я никогда этого не сделаю". Но через месяц или два, Майлс преодолел свою предубеждённость в совершении предательства.
  А тем временем, Гейтвуд и 38 враждебных, сопровождаемые на расстоянии отрядом Лоутона, достигли Скелетного каньона , в котором Джеронимо и Начез согласились поговорить с Майлсом. Повторив требование Майлса о сдаче, Лоутон почти разрушил шаткий мир, приобретённый Гейтвудом. Зная о том, что апачи были нервными и подозрительными, а также в любой момент готовыми к паническому бегству, Лоутон отослал ряд сообщений Майлсу, в которых призвал того встретиться, наконец самому с ними. Майлс использовал любой предлог, какой только мог выдумать, чтобы избежать этого, и даже предложил Лоутону и другим офицерам схватить Джеронимо и убить его. Лоутон отказался, и 3-го сентября Майлсу пришлось, хоть и с неохотой, отправиться в Скелетный каньон. После двух дней переговоров, во время которых он предложил условия сдачи, четко при этом сознавая, что они совсем не почётные, Майлс склонил апачей к сдаче и немедленному отъезду с ним в форт Боуи. Но сдать свои винтовки он их не убедил, и поэтому вводил в заблуждение командующего дивизионом Тихого океана генерала Оливера Ховарда, когда сообщал ему о безоговорочной капитуляции апачей, а Ховард радостно передал эту хорошую новость в Военный Департамент, и одновременно с этим спросил, что же ему с ними теперь делать? Президент Кливленд распорядился содержать апачей как заключённых, пока не расследуют их преступления.
  Майлс напрасно заваливал Военный Департамент телеграммами и предложениями, а 8-го сентября Кливленд указал переправить апачей в ближайший форт или тюрьму, и держать их там до отправки во Флориду. Телеграммы пришла, когда Майлс как раз готовил транспорт для переправки апачей во Флориду. Один из его офицеров, капитан Уильям Томпсон, перехватил её, и держал у себя в кармане, пока апачи не были разоружены и вывезены в фургонах на станцию Боуи. Всё это время, четвертая кавалерийская группа из форта Уачука, сопровождающая их, сардонически напевала "Доброе Старое Время" - песню, завершающую встречу старых добрых друзей. Кайета и Мартин, которые рисковали своими жизнями, отправившись в лагерь враждебных, были приглашены проводить отъезжающих. Как только апачи загрузились в вагоны и поезд уже вот-вот готов был тронуться, их обоих предательски схватили, и они разделили участь с отправлявшимися во Флориду военопленными.
  Майлс преднамеренно дважды проигнорировал президентские распоряжения. Во-первых, он не поставил апачей в известность об условиях дальнейшего пребывания, и во-вторых, отправил их сразу во Флориду, а не запер в ближайшей тюрьме или форте. После всего он сообщил генералу Ховарду, что апачи сдались с чётким осознанием того, что они должны быть высланы с Юго- запада. Потом он попытался заверить Военный Департамент в том, что водворил апачей в ближайшем ограждённом месте, в то время как они уже находились в поезде во Флориду. Майлс боялся, что их могут переправить в форт Сэм Хьюстон в Техасе, или в форт Ливенворт в Канзасе. Военный Департамент действительно распорядился задержать поезд в Сан-Антонио, Техас, и апачей переправили в форт Сэм Хьюстон, где они томились в течение шести недель, пока обсуждалось, что с ними делать дальше. В то время как Джеронимо и его группа сидели без всякой надежды на лучшее в Сан-Антонио, Чато и остальные члены делегации, которые находились в форте Ливенворт, были отправлены во Флориду, а не в Аризону, как это было им обещано. 17 сентября они прибыли в форт Мэрион. Через три дня туда же были доставлены 381 апачей чирикауа и уорм-спрингс. В Холбруке, перед отправкой, их было 382, но один сбежал в Миссури.
   Тем временем, генерал Ховард и Военный Департамент безрезультатно искали копии сообщений из Военного Департамента, где Майлсу были даны четкие указания, уполномачивавшие его поставить враждебных в известность об их отправке во Флориду, немедленной отправке. Телеграммы так и не были найдены, так как их никогда и не было. Многие жители Аризоны требовали, чтобы Джеронимо и его группу возвратили назад для допроса и наказания. Но не зная об условиях капитуляции, чиновники из Вашингтона не могли по этому поводу что-либо предпринять, кроме требований к Ховарду и Майлсу об "аккуратности" соблюдения условий. Между тем, Майлс уже разъезжал повсюду в Аризоне и Нью-Мексико, наслаждаясь тем, что его повсеместно как героя, и жизнерадостно игнорировал повторяющиеся распоряжения из Вашингтона. Когда президент Кливленд категорически потребовал предоставить ему всю информацию по сдаче апачей, то Майлс вежливо попросил о личном докладе. Кливленд с раздражением отклонил эту просьбу и повторил своё требование. Майлс провёл торжественный парад, его чествовали на различных церемониях, как "победителя Джеронимо", а через три дня он отправил Кливленду ответ, не содержащий никакой новой информации.
  Сдача совсем не документировалась, и Джеронимо с Начезом, оскорбляя их достониство, по отдельности расспрашивали о том, как они поняли для себя условия сдачи? Их рассказы были похожи: Майлс обещал им защиту, воссоединение с их семьями, и большую, хорошо обустроенную резервацию. Возникшая диллема подробно обсуждалась в Вашингтоне перед тем, как Кливленд, наконец, вынес свой вердикт: мужчины апачи должны быть перемещены в форт Пикенс, расположенный на острове Санта-Роза в бухте Пенсакола, а женщины и дети должны быть доставлены в форте Мэрион. В конце октября протестующие апачи были отправлены из Сан-Антонио в свой путь. Кливленд считал теперь, что проблема апачей, наконец, решена, но оставались ещё определённые аспекты, которые вскоре ввели в смущение правительство. Например, трудно было объяснить разделение семей, ещё менее понятным было заключение в форт Мэрион семнадцати апачских скаутов, служивших армии верой и правдой. К тому же, имело место обещание Майлса насчёт "большой резервации".
  После сдачи Начеза и Джеронимо, на воле оставался лишь Мангас со своей небольшой группой в 10-12 человек, а также несколько изолированных друг от друга семей. В октябре Мангас и его люди увели стадо мулов из ранчо Корралитос, где управляющим служил Бриттон Дэвис, который шёл за ними до границы, а затем телеграфировал о происшедшем Майлсу. Капитан Чарльз Купер и подразделение 10-й кавалерии нашли их в открытой местности возле Чёрной Горы и всех захватили, и это было единственный раз за всю кампанию, когда были захвачены вооружённые апачи. С Мангасом находились трое мужчин, три женщины, два мальчика-подростка и четверо маленьких детей. 1-го ноября 1886 года пленники были посажены в Холбруке в поезд. Мангаса с воинами отправили в форт Пикенс, а остальных в форт Мэрион. Но в Сьерра-Мадре оставались ещё несколько семей апачей, и несмотря на то, что они порой воровали немного скота и лошадей, никакой угрозы для Мексики и Аризоны они уже не представляли. Эти небольшие уцелевшие группы находились в Сьерра-Мадре ещё почти полвека после того, как апачские войны были уже позабыты. Ещё в 1900 году кто-то из них атаковал мормонских поселенцев в Чиуауа.
  
  (Группа пленных апачей в форте Боуи,1886 год. Их мокасины стёрты во время их перехода, а женщина слева прикрыла рукой свой нос, мягкая часть которого отрезана: традиционное апачское наказание неверным жёнам.)
  Одним из таких ренегатов был Массаи, апачи уорм-спрингс, который ещё в кампании 1889 года против Викторио участвовал в качестве армейского скаута. Двумя годами позже, он и другие скауты вернулись поездом из Техаса в Аризону, когда узнали, что группа Локо была силой уведена из Сан-Карлоса и теперь передвигалась где-то по Аризоне. Массаи слез с поезда и каким-то образом присоединился к своей семье уже в Сьерра-Мадре. Вскоре он и его семья покинули ренегатов и возвратились в Сан-Карлос. В 1885 году он бежит с Джеронимо, но вскоре возвращается в Терки-Крик, где и находился со своей семьёй, пока все апачи чирикауа и уорм-спрингс не были собраны для отправки во Флориду. По словам Джейсона Бетцинеса, Массаи попытался по пути в Холбрук поднять мятеж, но никому уже не было интереса до этого бесполезного предприятия. Тем не менее, перед прибытием поезда в Сент-Луис, Массаи сбегает, и следуя через незнакомую для себя местность, достигает района Уорм-Спрингс. Он тайком пробрался в резервацию мескалеро, и похитил молодую женщину, с которой скрывался оставшуюся четверть столетия. Часть этого времени он проводил с Апачи Кидом и другими непримиримыми, в основном чирикауа.
  Самым знаменитым апачским ренегатом, из остававшихся на воле после сдачи Джеронимо, был тоже бывший скаут, известный, как Апач Кид. Он хорошо себя показал в противоборстве с чирикауа и возвысился до первого сержанта роты А индейских скаутов. Он женился на дочери вождя аравайпа Эскиминзина. Проблемы с ним начались летом 1887 года, когда он отомстил за убийство своего отца, застрелив апача по имени Рип. После этого убийства, Апач Кид и скауты, которые были с ним, возвратились в Сан-Карлос. Капитан Пирс, на тот момент индейский агент Сан-Карлоса, приказал скаутам сдать свои винтовки и патронташи, и они согласились. Затем переводчик по имени Антонио Диас, сказал им, что теперь их сошлют во Флориду, чем обеспокоил других апачей, находившихся в пределах слышимости. Затем верхом подъехала группа вооружённых воинов, и один из них открыл стрельбу по Пирсу и Элу Сиберу. Апач Кид и его скауты бежали, в основном невооружённые.
   Генерал Майлс из своей штаб-квартиры в Лос-Анжелесе заявил, что "с индейцами хорошо обращаются, и дело в Сан-Карлосе является результатом врождённой дьявольщины в индейском характере, пробуждённой воздействием очень плохого алкоголя". Вскоре он едет в Сан-Карлос, где получает сообщение от Апач Кида, где тот объясняет , что он хочет вернуться в Сан-Карлос, но не может это сделать из-за солдат, которые идут за ним по пятам. Майлс остановил его преследование, и скауты пришли для сдачи в Сан-Карлос. Несмотря на своё же признание, что апачи явно не понимают суть выдвинутых против них обвинений, Майлс приказывает разобрать их дело в военно-полевом суде таким образом, "как будто они белые солдаты". Один из членов судебной коммиссии попросил о помиловании по причине "необъективности и предубеждения". Другие признали тот же недостаток, но заявили, что они должны вынести обвинительный вердикт на основе имеющихся данных. Фактически, они уже до этого всё решили, но нужно было соблюсти формальности. Они приговорили Апач Кида и других скаутов к смертной казни через расстрел. Майлс возразил против такого сурового приговора по той причине, что слова Антонио Диаса "возбудили остальных, и мятеж не был преднамеренным". Он приказал трибуналу пересмотреть решение. Судебная коллегия вновь собралась в августе и приговорила скаутов к пожизненному тюремному заключению. Майлс сократил срок до десяти лет и отправил их под охраной в Алькатраз. Тогда гражданский суд постановил, что армия не имеет в таких случаях юридических прав, и заключённые были возвращены в Сан-Карлос и отпущены, но только лишь для того, чтобы стать вновь арестованными, на этот раз гражданскими властями. Они были перевезены в город Глоуб, чтобы предстать там перед судом в октябре 1889 года. Главным образом, из-за свидетельских показаний Сибера, они вновь были признаны виновными. Присутствовавший там Эдвард Ахелегр писал потом, что "все они быстро были признаны виновными, что, как я думаю, было неправильно, и создалось ощущение от всего происходившего, что вердикт выносится по принципу хороший индеец - мёртвый индеец".
  
  (Апач Кид с друзьями перед викиапом, 1880 год.)
  Апач Кид и сотоварищи были приговорены к семи годам заключения в территориальной тюрьме в Юме. Шериф Глен Рейнольдс и один из его заместителей усадили их закованных в дилижанс, следовавший в Каса-Гранде и проезжающий через Юму, отвергнув при этом предложение Сибера взять с собой эскорт из скаутов. На второй день пути, когда они взбирались на крутой холм, шериф и его заместитель выгрузили, закованных по парам заключённых, чтобы облегчить лошадям подъём. Апач Кид и Сэй-ес, на которых были одеты индивидуальные наручники, остались в повозке. Те апачи, которых ссадили, скрутили шерифа и его заместителя, забрали у них винтовки и убили их. Они выстрелили в погонщика и оставили его умирать, но он выжил. Вскоре солдаты и скауты шли по их следам, настигли их , убили двоих и захватили ещё двоих, но Апач Киду и нескольким другим удалось уйти. По-видимому, Апач Кид и Массаи на какое-то время объединились, и несмотря на то, что их обвиняли в совершаемых повсюду многочисленных бойнях ,ни один из них так и не был когда-либо пойман. Из-за того, что Апач Кид был зятем Эскиминзина, того подозревали в предоставлении ему продовольствия и информации о перемещениях войск, и поэтому он был отправлен в казармы Маунт-Вернон в Алабаме, где присоединился к другим военнопленным апачам.
  В 1890 году мексиканские руралес убили троих апачей, и сняли с одного из них часы шерифа Рейнольдса и его пистолет. Четыремья годами позже, мужчина уалапаи, по имени Эд Кларк, заметил след от мокасина возле своей хижины в горах Гальюро и спрятался, чтобы понаблюдать. После наступления темноты, он разглядел две фигуры, подкрадывавшиеся к его лошадям, и открыл огонь. Утром, он и еще несколько человек обнаружили мёртвую апачскую женщину и уходящие следы раненого человека, но вскоре следы словно испарились. Если это и был Апач Кид, как обычно считалось, то в Аризоне он больше не появлялся. Позже, в этом же году, из Сьерра-Мадре вышла апачская женщина и сказала, что она оставила его умирать, по-видимому, от туберкулёза. В 1911 году, или около этого, к мескалеро возвратилась жена Массаи с четыремья детьми и сообщила, что ее муж пропал, скорей всего, был убит. В Сьерра-Мадре в 1920-х и 1930-х годах оставалось несколько апачских семей, которые иногда воровали мексиканский скот. Зимой 1935 года скотоводы Соноры убили всех членов одной такой группы. Джейсон Бетцинес полагал в конце 1950-х, что в Сьерра-Мадре остается ещё несколько апачей.
  Среди заключённых апачей, собранных в форте Мэрион, распространилась малярия и другие болезни, которые совершили тяжёлые опустошения. Среди визитёров в форт, привлечённых простым любопытством поглядеть на страшных "дикарей", которые вызывали такой ужас и хаос на юго-западе, было несколько мужчин и женщин, сподвигнутых желанием помочь апачам в этом их несчастном положении. У них вызывало особый интерес образование индейцев, и после долгих дискуссий, Военный и Внутренний департаменты решили послать апачей, от двенадцатилетнего до двадцатидвухлетнего возраста, в Индустриальную Школу в казармах Карлайл, Пенсильвания. В ноябре 1886 года двадцать четыре мальчика и пятнадцать девочек поехали в Карлайл, а вскоре за ними последовали другие. Для апачей разделение со своими детьми стало самым жестоким ударом.
  Маленькие дети предназначались для обучения в Сестринском Благотворительном Монастыре Сент-Джозефа, в Сент-Августине. Такое решение Флориды вызвало гнев местных протестанстких руководителей. Их меры по вразумлению сестёр были бесполезны, а чиновники Военного и Внутреннего департамента не хотели втягиваться в религиозные разборки. Министры сообщили, что "ничего нельзя поделать".
  Несмотря на определённый общественный интерес к апачам, их положение ещё ухудшилось с приходом зимы, так как для них, как оказалось, не было предусмотрено обеспечения одеждой, и многие из них были наполовину нагие. Находясь под неослабевающим общественным давлением, Военный департамент обратился с официальным запросом на выделение одежды для апачей, но груз так и не прибыл этой зимой, что оставило апачей в страданиях от воздействия холода и болезней. В начале 1887 года многочисленные жалобы привлекли внимание Герберта Уэлша из Ассоциации Индейских Прав, и он призвал на помощь Джона Бурка. В марте военный секретарь с неохотой разрешил этим двоим посетить апачей в форте Мэрион. Они нашли их весьма скученными, подверженными погодным ненастьям и печальными от несправедливого отношения. Уэлш тщательно подбил всю информацию по апачам и приступил к мобилизации поддержки своего дела. Так как чиновники Военного Департамента стали ощущать на себе постоянно растущее давление со стороны общественности, кое-кто из них предложил переместить апачей из форта Мэрион в форт Пикенс. Там, на острове Санта-Роза, общественности не было. Уэлш, заранее предупреждённый об этом Бурком, задержал исполнение такого гнусного проекта.
  В середине апреля президент Кливленд решает, что апачей необходимо переместить. Он посылает Бурка с тайной миссией осмотреть бывший оружейный склад в казармах Маунт-вернон, примерно в 30 милях севернее Мобил, Алабама. По сравнению с фортом Мэрион, здешняя местность показалась Бурку значительно более здоровой. Поэтому в конце апреля большинство апачей были переселены из форта Мэрион в казармы Маунт-Вернон, а семьи воинов, которые удерживались в форте Пикенс, были перевезены в этот же форт. Примерно в то же время, доклад Уэлша, озаглавленный "Заключённые апачи в форте Мэрион, Сент-Августин, штат Флорида", был опубликован в прессе. В нём он заострял внимание на различных несправедливостях, таких, например, как в случае с Чато, но его главная цель состояла в том, чтобы обеспечить наступление благополучного и более приличествующего будущего для всех апачских заключённых. Бурк и Крук помогали Уэлшу в его разработках. Крук был убеждён, что "дело апачей" в итоге предоставит более лучший материал для романа, чем хроники жестокого обращения с индейцами миссий Калифорнии. Такие романы, как "Апачская Рамона", по его мнению, должны были лучше помогать объяснению их характера, чем реальные отчётности. В своём резюме "Операции против индейцев апачей в 1882-86 годах", генерал Крук уже высказывался против печально известного бесчестного обхождения со скаутами, утверждая, что они были "более ценными в поиске и принуждении к капитуляции враждебных, чем все другие войска, участвовавшие в боевых действиях против них, вместе взятые. Во время проведения операции от начала и до самого ее завершения, все захваченный или убитые враждебные, кроме двух мужчин, приходились на столкновения со скаутами. Каждый успех в столкновениях с враждебными был обусловлен исключительными усилиями со стороны скаутов". Это его высказывание не расходилось со свидетельскими показаниями офицеров, командовавших ротами скаутов, "из которых чирикауа были самыми послушными, энергичными, неутомимыми, и намного более эффективными из всей команды".
  Перемещение заключённых апачей в казармы Маунт-Вернон стало просто пустым жестом в ответ на давление со стороны общественности. Вот, что сообщал об этом Бурк : "Апачи были там выгружены. и Военный Департамент ничего более для них не делал". Переводчик Сэм Боумэн писал, что они постоянно находятся в стадии ожидания, так как "почва там слишком песчаная для того, чтобы земледелие стало успешным, и заняться там им почти нечем". Как военврач и командующий постом, майор Уильям Синклэйр часто ставил в известность генерала Ховарда о том, что апачи не получают досточного количества еды, и лишь в декабре 1887 года армия приступила к исправлению ситуации. Ещё хуже было то, что распространились болезни, и в течение шести месяцев после их прибытия туда, больше десяти из них скончались от туберкулёза. Одной из них была Лозен, сестра Викторио, которая находилась с Джеронимо в его последнем мятеже. И хотя майор Синклэйр решительно пытался занять их делом на постройке бревенчатых домиков и ремонте дорог, лишь несколько мужчин оставались достаточно крепкими для того, чтобы нормально трудиться.
  К концу января 1888 года, наконец. было решено, что казармы Маунт-Вернон не подходят для постоянного проживания апачей, но группы, имевшие различные в этом интересы, никак не могли договориться между собой о новом месте их поселения. Из-за этих разногласий военный министр Эндикотт не предпринимал никаких действий. Начались разногласия и среди самих апачей, и, как в Маунт-Вернон, так и в форте Пикенс, несознательные граждане усугубили ситуацию, тайно продавая им виски. В мае апачи форта Пикенс были перемещены в такие же не отвечающие нормальным требованиям постройки,как и в Маунт-Вернон.
  По окончании совещания с Круком, который посоветовал предоставить апачам отдельные фермы в форте Силл на Индейской территории, Уэлш посчитал, что нужно убедить Эндикотта в таком изменении. Но министр не простил его за общественное давление прошлого года и отказался даже просто выслушать то, что Уэлш хочет сказать. Крук призвал Уэлша активизировать свои действия, так как генерал был убеждён, что если не давить на администрацию, то она по-прежнему будет игнорировать "плачевное состояние апачей". В марте 1889 года республиканская администрация Бенджамина Харрисона заняла канцелярию, и новый военный секретарь Рэдфилд Проктор пожелал рассмотреть поселение в других местах, так как он не был участником предыдущих споров. Прискорбная ситуация апачей в Маунт-Вернон была усугублена печальным возвратом семерых детей из индейской школы в Карлайле - все скончавшиеся от туберкулёза. Отсутствие чего-либо стоящего в плане того, чтобы хоть чем-то занять большую часть мужчин, оставалось серьёзной проблемой, и полковник Роберт Хьюз прямо заявляет, что жизнь в казармах Маунт-Вернон ничего не породит, кроме бродяг и воров.
  В июне капитан Бурк и Чарльз Пэйнтар, министр-конгрегационалист, представлявший Ассоциацию Индейских Прав в Вашингтоне, посетили апачей и поговорили с возглавлявшими их мужчинами. Пэйтар попросил высказать их мнение насчёт ухода из Маунт-Вернон, чтобы он имел хотя бы представление о том, как им помогать. Чато ответил, что им нужна плодородная почва, пастбища и домашний скот. Ещё один из них сказал Пэйнтару, что они уже занимались с успехом фермерством в Аризоне, и добавил, что они хотели бы жить возле реки, в месте, где выпадает снег.
  Бурк и Пэйнтар проинспектировали регион возле Эшвилла в Северной Каролине, и резервация чероков в Больших Дымных Горах показалась наиболее подходящей. Они узнали, что чероки готовы продать двенадцать тысяч акров земли, из принадлежавших им 100000 акров, и рады будут приветствовать апачей. Кроме того, эти двое посетили и другие места, и особо обратили своё внимание на 800 акров фермы, расположенной возле Института Хэмптона в Вирджинии. В своём сообщении Бурк обозначил землю чероков, как наиболее подходящую для апачей, и добавил, что Военный Департамент должен продолжать надзирать за ними, когда они уже будут туда переселены. Военный министр Проктор одобрил предложения Бурка, и со своей стороны предложил, чтобы он взял с собой каких-нибудь старейшин апачей и съездил поговорить с чероками. Но когда сообщение Бурка было опубликовано в прессе, то плану неожиданно возникла оппозиция на западе Северной Каролины.
   Тем временем, в Маунт-Вернон возвратились из Карлайла ещё с десяток апачских детей - все умершие от туберкулёза. Майор Чарльз Уитерелл, кто сменил Синклэйра, открыл школу в Маунт-Вернон и ободрял учителей в отношении принятия на себя всевозможных обязательств. Новый учитель, мисс София Шепард , смотрела в будущее, ожидая такой день, когда её ученики смогли бы пройти строем вокруг ёлки, распевая в унисон "Идущие Вперёд Христинские Солдаты". Несмотря на то, что подобные достижения миссионерские учителя рассматривали как значительные и полезные, их вклад в достижение апачами конечной самостоятельности был сильно переоценен. Подобное отношение к индейскому образованию сохранялось ещё 70-80 лет.
  В конце декабря 1889 годаминистр Проктор посылает генерала Крука посмотреть на земли чероков и посовещаться с апачами в Алабаме. Крук установил, что страна чероков напоминает гористую местность апачей, но он считал, что имевшейся там пахотной земли не хватит для их поддержки. В январе Крук посетил апачей в казармах Маунт-Вернон. Как только пришло сообщение о прибытии Нантана Лупана, Чиуауа, Кайтенае и другие чирикауа встретили его и повели к их бревенчатым домикам, где Чато тепло его обнял. Скоро началось совещание с вождями и старейшинами, но когда прибыл Джеронимо, чтобы занять своё место на встрече, Крук назвал его лгуном и прогнал прочь. Он так никогда и не простил Джеронимо за его побег, случившийся уже после сдачи. Разговор шёл весь день, и апачи подробно описали все несправедливости, причинённые в отношении них. В заключение Чиуауа выразил чувства всех апачей, когда сказал, что они хотят пойти туда, где могли бы обозревать обширные пространства.
   Пресс-конференция Крука в Вашингтоне привлекла к себе широкое внимание. Как написал один репортёр: "Он пробудил сочувствие к страдающим там людям и навлёк негодования на творцов этого - людей вероломных и бессердечных". Крук особо обратил внимание на то, что враждебные никогда бы не сдались, если бы не помощь апачских скаутов, которые теперь заключены в тюрьму вместе с теми, кого они помогали захватить. Крук заключил: "Они стали невинными жертвами великого произвола". Специально для военного министра (секретарь) Крук отметил, что "самая обычная справедливость, казалось бы, должна брать другой курс в образе действия с людьми не только невиновными в преступлениях против нашего правительства, но и которым, в основном, наше правительство задолжало за услуги величайшей ценности, какие могли предоставить только они". Крук заключил, что администрация могла хотя бы частично возместить индейцев, позволив им заняться фермерством на Индейской территории, а также разрешить им оставлять дома своих детей.
  Военный министр порекомендовал переместить апачей из Алабамы на Индейскую территорию, утверждая при этом, что она более подходит для них в качестве дома, чем Северная Каролина. Несмотря на то, что закон от 1879 года запрещал индейцам из Аризоны и Нью-Мексико жить на Индейской территории, Проктор заявил, что они могут находиться в форте Силл, пока Конгресс не выделит им там постоянную резервацию. Сенатор Генри Дауэс немедленно начал действовать, но неожиданно возникло препятствие в виде Комитета по индейским делам в палате представителей. Генерал Ховард указал своему сыну, чтобы тот привлёк Герберта Уэлша для поддержки плана переселения апачей в Северную Каролину. Он пошёл на это из-за того, что, как командующий Дивизионом Атлантического океана, Ховард мог контролировать там апачей. Оппозиция переселению в форт Силл быстро нашла отклик в прессе юго-запада, и она была решительно поддержана генералом Майлсом, который раньше призывал отправить апачей как раз в форт Силл. Теперь же, когда это было уже не только его предложение, а и Крука, Майлс не видел ничего хорошего в нём. Форт Силл находился слишком близко к Аризоне и Нью-Мексико, и он предупреждал, что из-за этого апачи получат возможность снова терроризировать население этих территорий. Некоторые корреспонденты газет даже заявляли, что Крук был введён апачами в заблуждение во время своего их посещения в Алабаме. Он же полностью отрицал это, говоря, что "абсолютно нет никакой уверенности в том,
   что апачи могут обернуться змеями по отношению к правительству. Их дух разрушен и превратился в прах".
  Опять апачский вопрос вызвал поток мнений, большинство которых было против предложения о форт Силл. Когда было указано, что к востоку от реки Миссисипи для апачей нет подходящего места, член Конгресса от Аризоны заявил, что жители юго-запада охотно приобретут для них землю где-нибудь в Вермонте, и едко добавил, что жители Аризоны лучше будут слушать Майлса, кто апачей захватил, чем Крука, кто потерпел в этом неудачу. 21-го марта, в то время как яростная дискуссия находилась в самом разгаре, генерал Крук умирает от инфаркта, и план по форту Силл потерял наиболее влиятельного своего сторонника. Среди апачей наступил великий траур.
   Когда уже казалось, что принятие проекта Северной Каролины неизбежно, лейтенант Ховард, генеральский сын, поменял своё мнение в пользу аргументации Крука и предложил немедленно сделать что-то такое, чтобы помочь апачам, пока для них окончательно не был выбран новый дом. Комитет по индейским делам в палате представителей радостно воспринял эту идею как повод для того, чтобы прекратить дальнейшие дискуссии по удалению. Герберт Уэлш, упорно цеплявшийся за предложение по Северной Каролине, тщетно пытался возродить обсуждения.
  В июне 1890 года, в рамках программы военного министрества по оказанию помощи апачам, лейтенант Уильям Уоллес Уотерспун был назначен на командование апачами в казармах Маунт-Вернон. Он уже занимал до этого несколько административных должностей в своём хорошо продуманном карьерном росте, в итоге возвысившим его до главы Армейского Военного Колледжа и должности начальника штаба армии. Капитан Бурк совсем не был поклонником Уотерспуна, которого считал "своекорыстным, всегда готовым получать маленькие презенты". Бурк утверждал: "Уотерспун будет делать из апачей "индейское шоу" пока они находятся там, где он и его жена могли бы жить с комфортом, но он никогда не поедет в Северную Каролину или любое другое место, где он вынужден будет жить без удобств".
  Когда Уотерспун прибыл в Маунт-Вернон, то ему казалось, что апачи здесь будут находиться неопределённо долго, и что их проблемы вызовут масштабное общественное беспокойство, а поскольку генерал Ховард и другие высокопоставленные офицеры надеялись, что разрешат проблему апачей и, тем самым, повысят свою хорошую репутацию, Уотерспун находился в идеальной позиции для того, чтобы укреплять своё собственное будущее. Он сразу же начал настаиваить на том, чтобы апачи забыли об отъезде и начали работать как белые люди. Он заявил, что найдёт работу за 35 центов в день, и половину от этой суммы они смогут тратить по своему усмотрению. Вскоре некоторые из них уже пилили древесину на посту и выполняли различные работы у местных фермеров. Тем не менее, проблема пьянства никуда не делась, так как в окрестностях поста находилось слишком много людей, желавших заработать на торговле апачам виски. Но после того, как четырнадцать человек были арестованы и привлечены к суду за продажу индейцам алкоголя, и одиннадцати из них были вынесены реальные приговоры, проблема пьянства, если и не была полностью решена, то резко пошла на убыль.
   Военный министр Проктор, инспектируя военные посты на юге страны, в марте 1891 года посетил Маунт-Вернон. Он сказал Уотерспуну, что решить индейскую проблему в целом, можно только полным и повсеместным встраиванием индейцев в американскую жизнь. Это должно включать разные виды деятельности, и в том числе военную службу. Поэтому он решил набрать полторы тысячи индейцев для пехотных и артилерийских рот. Первые апачи были привлечены из Сан-Карлоса в середине мая 1891 года в роту I, 9-й пехоты. Их отправили в казармы Уиппл проходить подготовку под командованием лейтенанта Чарльза Доджа-младшего, который позже сообщил Проктору, что они представляют собой "высочайшего качества молодых мужчин, когда-либо завербованных для армии". Вскоре после этого, тоже для роты I, только для 12-й пехоты среди военнопленных Маунт-Вернона было набрано 46 человек, к которым присоединили 29 апачей из Сан-Карлоса, и это стало самое крупное на тот момент индейское подразделение в армии. К октябрю рота апачей была готова присоединиться к белым подразделениям во время учений и парадов. В дополнение к боевой подготовке, индейские солдаты ежедневно получали уроки английского и математики, обучались плотницким навыкам, кузнечному делу и другим ремёслам, а также играли в бейсбол и футбол. Уотерспун назвал их "самыми умными из наших индейских наций". У них была только одна проблема - слабость к алкоголю, - в которой они сравнялись, но не более того, с белыми солдатами.
  Ещё одна рота была набрана в форте Апачи. Их командир, лейтенант Зебулон Вэнс, нашёл их гордыми и умными, с очень прозрачными принципами справедливости, но непрощающими любого, кто их обидел. Они крепко держались своих традиций и возмущались исполнением рутинных обязанностей, считая их "женской работой".
   В Маунт-Верноне два бывших апачских ренегата, обучавшихся в Карлайле, стали сержантами. Они понимали, что на них лежит большая ответственность, и по мнению офицеров, которые их контролировали, больше нигде в армии "не было таких блестящих, очень надёжных сержантов, проявляющих всё больший и больший интерес к своей профессии". Но несмотря на то, что Военный Департамент считал этот эксперимент успешным, имело место значительное предубеждение в отношении использования индейцев в качестве солдат. Поэтому процент завербованных индейцев был низким, за исключением Маунт-Вернона.
  Осенью 1893 года Уотерспун сообщил, что апачи достигли прогресса настолько высокого, насколько это можно в Маунт-Вернон, и настало время подумать об их постоянном месте дислокации, что, по-видимому, означало, что он больше не видит пользы в дальнейшем попечении над ними. Он рекомендовал переместить их на земли чероков и предоставить им в пользование фермы, и уже после этого, на очереди будет стоять их полное самообеспечение. В декабре, он вместе с Праттом посетил земли чероков, которые в прошлом уже были много раз тщательно исследованы. И, как Крук раньше, Уотерспун решил, что здесь недостаточно пахотной земли: мнение, которое Ассоциация Индейских Прав ставила не высоко.
  В 1894 году "проблема апачей" вновь послужила причиной для многочисленных дискуссий. Гловер Кливленд возвратился в президенство в марте предыдущего года, но ни он, ни военный министр Дэниэл Ламонт, не считали её разрешение первоочередной задачей. Бурк и Уэлш по-прежнему отстаивали поселение в Северной Каролине, а Джон Клам, служивший теперь в департаменте почты в Вашингтоне, тоже проявлял интерес к заключённым апачам и их участи. Во время посещения Маунт-Вернона, Клам был поражён, когда встретил там своего старого друга Эскиминзина. "Скимми" был назначен виноватым за всё, что происходило в резервации Сан-Карлос, так как некоторые англо-американци решили прибрать себе процветающие фермы и стада домашних животных, которые он поднимал вместе со своим народом. В 1888 году старший офицер в Сан-Карлосе отправил к нему отделение, чтобы предупредить его, что американцы идут его убивать или изгонять, и это своевременное предупреждение спасло его. Люди, прибывшие на следующий день, выгнали его семью и забрали всё, что ему принадлежало. В Сан-Карлосе Эскиминзин выбрал себе место для фермы, и оно уже было почти огорожено, когда он попал под подозрение в пособничестве своему зятю Апач Киду, и он, в качестве меры "военной предосторожности", был выслан в Маунт-Вернон. Несмотря на то, что Клам не смог пробудить интерес у Герберта Уэлша к несправедливости, причинённой Эскиминзину, старому вождю было позволено негласно возвратиться в Сан-Карлос, где он вскоре и умер.
  
  (Скауты апачи. Резервация Сан-Карлос. Фото сделано примерно в 1893 году).
  В августе 1894 года, после того, как весной и летом некоторые апачи из Маунт-Вернона были вовлечены в убийства, Конгресс выделил денежные суммы на то, чтобы расселить их в резервациях по всей стране. Гнусный план должен был разбросать их широко по стране и позволить им исчезнуть без лишнего шума. Тогда генерал Майлс выдвинул свой план, чтобы предотвратить такую жестокость и несправедливость. Развернув самого себя в очередной раз на 180 градусов, он предложил отправить апачей в форт Силл на Индейской территории (конечно, то, что это первоначально рекомендовал Круком, было уже позабыто). В сентябре Военный департамент приказал приступить к переселению, и месяцем позже, апачи-военнопленные и апачи-солдаты загрузились в поезд, отправлявшийся в форт Силл. Заключительная часть поездки проходила по открытым просторам в фургонах. Когда апачи услышали где-то в стороне вой койотов, то женщины принялись вопить, ведь они не слышали подобного уже восемь лет.
  В то же время, двум, из трёх остававшихся апачских рот, не удалось остаться на сверхсрочную службу. Сорок шесть апачских солдат из Аризоны были объединены с двадцати тремя команчами в роту L из 7-й кавалерии, и их срок службы истекал в следующем году. К лету 1895 года индейский солдатский эксперимент включал в себя 67 апачей форта Силл. Командовавший этим подразделением капитан Хью Скотт хвалил апачей. Они отлично действовали во время учений, были надёжны в караульной службе, поддерживали порядок в лагерях апачей и выдворяли из резервации незаконно проникавших туда маклеров и белых скотоводов. Большую часть своего времени они тратили на обучение различным ремёслам. Скотт всецело сотрудничал с Чиуауа,Чато , Локо и Начезом в своей программе постепенного перехода на виды деятельности белого человека.
   Судья-адвокат Норман Либер постановил, что за своё хорошее поведение все солдаты-апачи могут по окончании срока службы стать вольными людьми, даже если они считались военнопленными, когда их вербовали. Но всё же на практике они так и оставались военнопленными вплоть до 1913 года, когда им, наконец, всем была предоставлена свобода.
  В мае 1897 года индейская рота провела своё последнее занятие по боевой подготовке. Двенадцать апачей оставались в качестве скаутов на сверхсрочную службу, но другие могли рассчитывать лишь на какую-либо случайную занятость возле поста, и вскоре уже голодали. Армия не могла ни помочь им, ни отпустить из форта Силл, чтобы они нашли себе работу. Имелись там офицеры, которые были решительно настроены против индейцев, и шесть месяцев отличной службы апачей совсем не изменили это отношение. Генерал Ховард писал, что эксперименту противились люди, недовольные тем, что им, возможно, в будущем придётся исполнять приказы сегодняшних индейских сержантов.
  
  (Джеронимо в не апачской одежде, форте Силл, 1898 год. Фотография Тома Бёрдика,гражданского инженера из Медицинского Департамента США).
   Когда апачи прибыли в место под названием Раш-Спрингс, расположенное примерно в 30 милях от форта Силл, то там уже находились делегации от команчей и кайова, которые их тепло приветствовали. Вновь прибывшие ничего не понимали в языке жестов, которым пользовались при общении различные равнинные племена, но в каждой группе находилось по несколько выпускников индейской школы в Карлайле, вот они и послужили в качестве переводчиков. Для апачей вполне просторно было на землях, отданных им команчами и кайова, к тому же обеспеченных хорошими пастбищами и водными источниками.
  Их разделили на деревенские группы, каждая во главе со своим начальником или главным человеком, которому было положено жалованье и выдана униформа индейского скаута. Среди таких начальников были Чато, Джеронимо, Мартин, Перико, Чиуауа, Кайтенае, Мангас и Начез. Они выстроили домики на 10 акрах, выделенных каждой семье для выращивания овощей. Когда им был выдан скот, то пришлось огораживать огромные по размеру участки земли и рыть бассейны, чтобы потом поить из них этих животных. Не имея вовсе лошадей, им пришлось всё это делать, полагаясь лишь на собственные ноги, включая действия по уходу за скотом на неогороженных пастбищах, а также его сбор и клеймение. Под контролем нескольких офицеров, отвечавших за них, апачи нарастили свой племенной капитал через срезку и продажу сена, и выращивание крупноголового рогатого скота.
  Со всевозрастающем прибытием англо-американцев на земли, окружавшие резервацию, после того, как территория была в 1901 году открыта для заселения, вновь серьёзной стала проблема продажи алкоголя. Некоторые апачи ради виски сбывали даже своих лошадей и сёдла. Майор Джордж Гуд, кто опекал их в то время, строго разбирался с каждым такого рода случаем и держал торговцев виски подальше от резервации, что несколько снизило проблему.
  Начиная с 1900 года апачи заговорили о возможности своего возвращения на свои прежние земли в Аризоне и Нью-Мексико, чтобы жить так, как они жили раньше. Но вскоре среди них возникли разногласия, потому что некоторые их мужчины, такие например, как Джейсон Бетцинес, добились успехов в земледелии и скотоводстве, и не собирались перемещаться и начинать всё заново. Когда Чато и Тикланни отправились в Вашингтон, чтобы обсудить переезд с чиновниками, Бетцинес поехал с ними, чтобы представить там мнение меньшинства. Чато и Тикланни сказали военному министру Уильяму Таффу, что они хотят вернуться в свою старую резервацию в Уорм-Спрингс. "Как долго", - спросил Тафф, - "вы не видели эту резервацию?". Они ответили, что сорок лет. Тогда он сказал им, чтобы они съездили туда, а потом рассказали ему и своим людям, что там стало с землёй за эти годы. Затем, если бы они ещё пожелали туда уехать, он попытается им помочь в этом. Джейсон Бетцинес говорил на повышенных тонах и сообщил Таффу, что он и ещё несколько других хотели бы остаться в Оклахоме. Он сказал, что кайова и команчи отдали им достаточно земли для того, чтобы они смогли обеспечить участками по 160 акров каждую семью, но никаких выделений сделано не было.
  В октябре 1911 года делегация из шести апачей и двоих офицеров отправилась в Нью-Мексико, чтобы подобрать для чирикауа подходящее место. Мескалеро встретили их с распростёртыми объятиями, так как находились как раз под давлением белых, пытавшихся незаконно захватить резервационные земли, и понимали, что дополнительные люди не лишние в этом деле. Делегация посетила Монтичелло и старое агентство в Уорм-Спрингс. Земля, которую они помнили как плодородную и зеленевшую, теперь была безжизненной: долины и пастбища были усеяны гравием, намытым с холмов, очевидно, что в результате интенсивных горных разработок. Сами источники исчезли бесследно. Апачи Уорм-Спрингса получили, наконец, возможность возвратиться на свою любимую землю, но она была бесперспективна и погублена, и не было сомнений в том, что это сделали англо-американцы. В итоге 127 взрослых чирикауа, включая большинство ещё живых предводителей и воинов, таких, как Начез, Чато, Мартин, Кайета, Кайтенае, Ноче и Тикланни решили осесть в резервации мескалеро. Чиуауа, Нана и Джеронимо к этому времени уже скончались в форте Силл. Весной 1913 года апачи, наконец, были избавлены от приставки военнопленные и в апреле переехали в Мескалеро. Восемьдесят семь взрослых остались в Оклахоме.
  Через месяц после отъезда апачей, их стадо, составлявшее 10000 голов крупноголового рогатого скота, было распродано на аукционе, и покупатели на него приезжали даже из соседних штатов. Апачи, оставшиеся в Оклахоме, сохранили немного скота и лошадей, и приступили к постройке домов на своих аллотментах (индивидуальные земельные наделы). Хотя бы для них "проблема апачей" была решена, и теперь они полагались лишь на собственные силы в своём выживании, или наоборот, исчезновении.
  ГЛАВА 15. ЗАПЕРТЫЕ В КЛЕТКЕ ОРЛЫ.
  Сразу после того, как все индейцы определились. Наконец, с выбором резервации, они оказались под воздействием одинаковых законов и обстоятельств. Прежде чем рассмотреть влияние этого, необходимо кратко изложить важнейшие события в жизни резервационных индейцев с того времени по настоящее.
  Из-за успехов Джона Клама и нескольких других агентов в организации и дальнейшем применении индейцев в качестве полицейских резервации, уполномоченный по индейским делам указал в 1878 году всем агентам организовывать, по возможности, свои такие же подразделения. В 1883 году министр внутренних дел Генри Теллер санкционирует создание судов по индейским правонарушениям, чтобы расследовать "незначительные проступки". Но наивно было бы предполагать, что и тот, и другой институт власти создавался для обеспечения роста критериев по достижению индейцами самоуправления. В основе этого, не в явной форме проглядывалось спекулятивное использование индейцев по управлению их собственными народами, для того, главным образом, чтобы уничтожить племенные правительства и лидерства. Министр Теллер, бывший сенатор от Колорадо, признавал, что он создавал суды, чтобы устранить проведение определённых "языческих танцев" и других обрядов, а также разрушить власть знахарей. Он постановил, что три высших офицера индейской полиции должны занимать также посты судей, и добавил, что из деликатного чувства беспокойства за благосостояние американских налогоплательщиков, они должны работать на этих дополнительных должностях бесплатно. В 1885 году Конгресс расширил полномочия федеральной уголовной юрисдикции в резервациях.
  Большинство "проступков", с которыми имели дело суды, включали в себя пьянство, внутрисемейные разборки, участие в традиционных церемониях, двоежёнство и так далее. Особо резервационные индейцы ненавидели запрет на церемонии, многожёнство, а также гонения в отношении знахарей, воздействавших на остальных в плане посещения тайных собраний, целью которых являлось сохранение хотя бы памяти о традиционном образе жизни.
  С самого начала функционирования системы резервирования, государственная политика была ориентирована на полную ассимиляцию индейцев, или до тех пор, пока они окончательно не потеряют свою идентичность, что означало слом индейской концепции жизнеустройства и системы ценностей, и это, в частности, находило отражение в отношении к земле. В основе этой политики у чиновников лежало нетленное убеждение в том, что если индейцы будут использовать землю как отдельные лица, а не коллективно, как члены племени, то у них будут развиваться и укрепляться жизненные ценности, характерные мелким фермерам. Общепринятым мнением, ещё со времён Томаса Джефферсона, было то, что мелкий землевладелец является солью земли, костяком нации и хранилищем всех гражданских добродетелей. На основе этой веры в 1880 году был разработан законопроект об обособлении земельных наделов, который сенатор от Массачусетса Генри Дауэс протолкнул в 1887 году как Закон Дауэса о Генеральном Выделении. Несомненно, это был самый разрушительный закон, который когда-либо разрабатывался ради "улучшения благосостояния" индейцев. Когда он начал только вводиться в действие, то сенатор Теллер назвал его биллем, предназначенным для "лишения индейцев их земель, и чтобы они стали скитальцами в целом мире". Позже он добавил: "Я желаю записать своё прорицание в отношении того, что через 30-40 лет индейцы расстанутся со своим названием и будут проклинать ту руку, которая открыто была поднята для их защиты". В другой раз Теллер говорил: "В индейской религии земля неделима. Попирая религиозные убеждения индейцев и оскверняя их моральный дух, вы предполагаете, что вы сможете заставить их жить на земле, владеяе й в обособленном порядке".
  Капитан Ричард Генри Пратт, из индейской школы в Карлайле, тоже был против этого закона, но не из жалости к индейцам. "Я бы разорвал резервации на куски", - заявил он, - "но индейцу не дал бы ни акра. Когда он сядет на мель, то сразу растеряет свою предприимчивость". Теодор Рузвельт позже назвал Закон Дауэса "могучим измельчающим двигателем, разрушающим племенные устои".
  Как министр внутренних дел, Теллер обязан был содействовать отчуждению земель у тетон-сиу и остальных, тем самым. гарантируя быстрое исполнение собственного прорицания.
  Наиболее чёткой обвинительной речью в отношении закона о выделении земель стал доклад, выразивший меньшинство мнений, который сделал представитель Комитета по индейским делам в палате представителей. Он отметил, что "передача индейцу четверти земельного участка в собственность не сделает из него фермера. Воспитание и традиции индейца склоняют его против этой схемы по его усовершенствованию, которая разработана теми, кто судит о нём исключительно со своей точки зрения на него. Этот билль предполагает вначале, что индеец, как и другие люди, способен сам позаботиться о себе, а затем вдруг противоречит и предполагает, что индеец не может, и никогда не сможет позаботиться сам о себе, и ограждает его от окружающего мира, оставляя лишь надеяться на выдачу продовольствия. Если бы он был способным позаботиться о себе, то такие меры предосторожности не были бы обязательны, и принуждение его к работе просто было бы лишено всякой логики". Затем, отбросив банальности в отношении индейцев, представители меньшинства вывели итог: "Условия для возможной выгоды индейца, есть лишь предлог для захвата его земли и её дальнейшей разработки, что, конечно, приведёт к полному его исчезновению. Если это будет проделано во имя жадности, то это очень плохо, но если во имя гуманизма, то ещё хуже. Из всех попыток посягательства на индейца, эта попытка по превращению его в белого человека согласно закону, утверждённому в Конгрессе и получившему благословение министра внутренних дел, является самой дерзкой, самой смелой и самой неоправданной. Независимо от того, какой уровень цивилизованности достигнут индейскими племенами в рамках родового строя, постепенно, в рамках уже этой системы, они выработают своё мнение, что приблизит наступление их собственного полезного времени, но только если мы оставим их в покое и выполним нашу часть многих договоров, которые мы с ними заключили. Как раз это мы никогда не делали, и кажется, что благодаря данному законопроекту, мы это так никогда и не сделаем. Мы желаем только их земли, и мы обязаны их забрать".
  Закон Дауэса обуславливал выделение 80 акров пахотной земли и 160 пастбищной на каждую семью. Правительство предоставляло эту землю в собственность через 25 лет или дольше, если только президент посчитает это полезным, после чего земля должна будет занесена в налоговый реестр и может удерживаться, отдаваться в аренду или продаваться арендатору, являющемуся гражданином и имеющим право на получение собственности. Земля, которая останется после распределения наделов, должна рассматриваться как "излишки", и подлежит продаже остальному населению. Но на практике получалось так, что "излишки" земли иногда распродавались ещё до того, как были распределены наделы. Позже закон был подкорректирован в сторону того, чтобы министр внутренних дел предоставлял право на собственность без двадцатипятилетней выдержки для малоземельных белых, которые считали, что такой срок необоснованно продолжителен для передачи в собственность выделенной земли. В результате, между 1917 и 1920 годами было выдано 20000 документов, дающих право собственности, или пожалованных патентов, что больше, чем в два раза превышало то же самое до 1917 года. Многие новоявленные индейские землевладельцы быстро были освобождены от своей земли. К счастью для апачей, политика выделения земли мало касалась резерваций Аризоны, и несмотря на то, что часть резервации хикарийя в Нью-Мексико была отчуждена у них для выделения, остававшаяся другая её часть никогда не была продана.
   Когда Закон Дауэса был приведен в действие, индейские резервации включали в себя 138.000.000 акров земли. Сорок семь лет спустя, когда в 1934 году система аллотментов была упразднена, осталось 48.000.000 акров, в основном пустынных или как-то по-другому бесполезных земель, и, как минимум, 90.000 индейцев были безземельными. Закон столкнулся с ожесточённым сопротивлением со стороны нескольких индейцев, догадавшихся о его сути, но Конгресс открыто игнорировал принцип взаимосогласия в принятии законов, касающихся индейцев, тем самым, создавая прецедент на будущее по игнорированию племенных организационных структур. Как следствие, племенные формы правления атрофировались, в то время как федеральный надзор и управление утверждали себя всё более настойчиво. Система аллотментов, доведённая до своего логического завершения, сняла тяжкое бремя ассимилиционного процесса с федеральных агентств и взвалила его на беспомощных индейцев. Одним из наиболее парадоксальных аспектов этого пагубного законопроекта было то, что сенатор Дауэс, знаменитый "Друг Индейцев", мотивировался заблуждениям в отношении того, что он, якобы, обеспечивает индейцам счастливое будущее. Земельные захватчики были наиболее реальными на тот момент получателями земли, и они смотрели на Дауэса как на своего благодетеля. В период действия Закона Дауэса, федеральное правительство брало на себя ответственность также и за индейское образование, что вылилось в ещё одно бедствие для жителей резерваций. После договора, согласно которому Конгресс обещал открыть школы для различных племён, но до 1880 года никаких серьёзных подвижек в этом плане не было, был заключён ещё один договор, который сохранял эти обещания в силе и не позволял некоторым церковным группам создавать в резервациях миссионерские школы. При этом в отношении последнего обстоятельства много раз подчёркивалось, что миссионеры зачастую заинтересованы в получении новых адептов, а не в обучении индейцев. Слёзы наворачивались на глаза набожных людей, когда собравшись в помещениях, где проходили религиозные собрания, они слушали исполнение индейскими детьми знакомых псалмов, что. Очевидно, помогало опустошать их кошельки. Прохождение вокруг рождественнской ёлки и распевание при этом "Идущие вперёд христианские солдаты", едва ли помогали индейским детям адаптироваться к взрослой жизни в резервации. В конце 19-го века индейцы были полностью изолированы в резервациях от внешнего мира если не считать нескольких неумелых, низкооплачиваемых сотрудников Бюро по делам индейцев, и почему-то ожидалось,что они каким-то волшебным образом полностью ассимилируются в белом обществе. В качестве меры продвижения этого невыполнимого процесса, уполномоченный по индейским делам в 1897 году распорядился, чтобы всё обучение в индейских школах велось на английском языке, а за разговор на своём родном языке дети должны были наказываться даже во время обычной игры. Никто не понимал, что английскому следовало бы обучать как второму языку, ведь никто не пользовался им в домашних условиях. Учителя рассчитывали, что индейские дети будут равны по глубине знаний и способности улавливать домашние задания с учениками англо-американцами. Понятно, что всего несколько из них соответствовали этому. В 1892 году Конгресс обязал уполномоченного сделать обязательным посещение школьных уроков, а на следующий год разрешил ему отказывать в выдаче пайком тем семьям, которые упрямо не пускали своих детей в школы. Даже "Друзья Индейцев" посчитали, что голод станет надлежащим наказанием своенравных индейцев, которые отказывались признавать то, что "для них является благом".
   Чиновники и реформаторы пытались помочь индейцам в приобретении частной собственности, считая, что гордость во владении этим станет величайшим и продолжительным "цивилизирующим" фактором. Они никогда не понимали того, что само понятие частной собственности было аморальным для индейцев, считавших, что земля создана для всех в одинаковой мере, чтобы ею пользоваться и наслаждаться, и кощунством являлось её монополизирование. Для чиновников из Бюро по делам индейцев и благочестивых реформаторов это было как отрицание американского образа жизни, и поэтому они были полны решимости искоренить такое отношение и заменить его стяжательством и алчностью, то есть, достоинствами "цивилизованных людей". К разочарованию чиновников, поклёвывавших что попало где-то вдали, индейцы были устроены иначе. В 1896 году были издано новое распоряжение, призванное поторопить ассимилиционный процесс. Этот вдохновенный эдикт постановлял, что отныне все индейские мужчины должны коротко стричь свои волосы на голове. Но поскольку во многих племенах обрезание волос на голове было признаком глубокого траура , этот указ, возможно, невзначай стал уместным.
  Но всё же образование оставалось главным инструментом переделки индейцев, и неадекватная политика продожала упорно выдавать свои неудачные попытки в этом отношении, несмотря на неблагоприятные результаты, которые она неизменно этим производила. В 1879 году капитан Ричард Генри Пратт приступил к претворению в жизнь федеральной образовательной программы, открыв Индейскую Индустриальную Школу в кавалерийских казармах в Карлайле, Пенсильвания. В последующие годы сотни напуганных детей, тосковавших по родному дому, ссылались туда из западных резерваций, умирали от болезней или возвращались домой совершенно неприспособленными для жизни в резервации и вне её. Поднятые насмех собственными людьми, большинство из них просто замыкались и пытались вычеркнуть из памяти свой неудачный опыт.
  Пратт ясно дал понять, что он за абсолютную ассимиляцию. "Великий генерал сказал, что единственный хороший индеец - это мёртвый индеец", - заявил он открыто в 1892 году, - "и я соглашусь с его чувствами в отношении того, что всё индейское в нём должно умереть. Убейте в нём индейское, и тогда вы спасёте человека". Позже он сказал, что "школа в Карлайле всегда будет насаждать измену своему племени и лояльность к государству в целом".
  Одним из апачей, кто был преобразован по методу Пратта, стал Джейсон Бетцинес, племянник Джеронимо и один военнопленных апачей. Пратт забрал его вместе с другими из форта Мэрион в 1887 году, когда Бетцинесу было уже 27 лет. Рано обидевшись на своих людей, он задержался в Карлайле на девять лет, становясь в процессе этого ассимилированным индейцем, и к тому же большим поклонником Пратта. Кроме этого, Бетцинес обратился в христианина, и поэтому в дальнейшем считал традиционные верования своего народа "религиозными предрассудками".
  Одним из воспитательных методов Пратта было распределение индейских детей на лето по семьям фермеров в Пенсильвании с целью тесного их ознакомления с образом жизни белых. Например, Бетцинес работал каждое лето в на ферме квакера и его семьи. После своего отъезда из Карлайла он несколько лет отработал на сталелитейном заводе, а затем только присоединился к своему народу в форте Силл.
  Убеждённое "успехами" Пратта в том, что индейцы и на самом деле могут стать "образованными", Бюро по индейским делам открыло за пределами резерваций несколько индейских школ-интернатов: в Альбукерке в 1884 году, в Санта-Фе и Финиксе в 1890. В 1900 году было уже двадцать шесть таких заведений, а также несколько дневных пансионов на территории резерваций. В 1898 году суперинтендант индейских школ коротко выразил образовательные цели индейского бюро: "Мы стремимся гуманизировать, христианизировать и обучить индейца. Мы стремимся вырвать его из его примитивных привычек и обычаев. Мы должны пробудить в американских чиновниках и реформаторах скрытые желания играть роль божества".
  В разработках своей образовательной политики, Бюро по индейским делам постоянно игнорировало существование Бюро американской этнологии, которое было образовано в Вашингтоне, чтобы добывать информацию о разных племенах с той целью, чтобы федеральные агентства и государственные органы с сочуствием и понимание относились к индейцам. Это продолжалось до тех пор, пока в 1930-х годах Джон Кольер не стал уполномоченным по индейским делам, тем не менее, Бюро по индейским делам так и не наладило когда-либо должной связи с Бюро Этнологии. В 1935 году, когда индейская школа в Чилокко, Оклахома, искала материалы для лекций по индейской истории и словесности, Бюро по индейским делам всё ещё очень мало чего имело, чтобы предложить от себя что-либо.
   Образовательная политика и отчуждение земельных участков почти уничтожили несколько племён. Когда в 1920-х годах реформаторы начали, наконец, на полном серьёзе смотреть на индейцев как на "исчезающую расу", которая, тем не менее, никак не желала исчезать,то обнаружили, что иммунитет индейцев ослаблен постоянными страданиями от голода и болезней, и огромная для них угроза заключалась в тех небольших клочках земли, которые они сдавали в аренду.
   Кроме этого, образовательная программа для них была сущим наказанием и лишь способствовала росту ненависти к образу жизни белого человека. Возглавляемые Джоном Кольером, Оливером Ля Фаржем и другими, реформаторы стали требовать радикального изменения федеральной индейской политики. В результате, в 1926 году министр внутренних дел Хуберт обязал частную научно-исследовательскую организацию заняться изучением политики Бюро по индейским делам и её воздействием на индейцев. Доктор Льюис Мериам, кто руководил исследованием, в 1928 году опубликовал его результаты под названием "Проблема индейского администрирования, в общем чертах описанная Мериамом". Он критиковал прошлые ошибки этой политики, и особо заострил внимание на разрушительные системы отвода земель и школ-интернатов, что было воспринято, как "уязвляющий упрёк в скупости и использовании правительства в своих интересах". Работа Мериама вскрыла, что дети в школах-интернатах сидят на суровой голодной диете из расчёта девять центов на ребёнка в день. Им почти не оказывалась медицинская помощь, кроме этого, школы были переполнены и дети были слишком переутомлены. Из-за низкой заработной платы просто невозможно было нанять квалифицированных учителей и обслуживающий персонал. Дисциплинарный режим, который контролировал лично директор каждой школы, как правило, был суровым. Оливер Ля Фарж осуждающе назвал школы-интернаты "пенициарными учреждениями, где дети приговариваются к каторжным работам на срок от года и выше, чтобы искупить преступления их матерей". Ещё он сказал, что до 1930-х годов офис уполномоченного по индейским делам являлся "политическим лакомым кусочком, который был направлен на улучшение благосостояние членов партии, слишком молчаливых или податливых, чтобы на них было возложено проведение правильного публичного наблюдения. Функция их была простой, - когда белый человек затребовал часть от резервации, коммиссионер должен был лишь проследить, чтобы это требование было удовлетворено". Но в 1930 году президент Герберт Хуберт нарушил эту традицию, назначив двух реформаторов, Чарльза Роудса и Генри Скатерргуда, соответственно, уполномоченным и заместителем уполномоченного. Они привлекли экспертов и квалифицированный персонал, чем заложили основы новой политики. Впервые за всё время индейское образование было возглавлено грамотным педагогом. Также впервые, дети в школах-интернатах стали получать достаточно еды, и график их кропотливой работы был облегчен.
  Джон Кольер, кто являлся уполномоченным с 1933 по 1945 годы, сделал своими целями экономическое оздоровление индейцев, в основном через эксплуатацию земли; организацию индейских племён в управлении своими делами; а также, гражданское и культурное освобождение индейцев. Прошло полвека, прежде чем эти идеи были реализованы.
  Первым, и основным, шагом "Нового Индейского Соглашения" стал Закон Джонсона- О"Мэлли и Индейская Реорганизация (или Закон Уиллера-Ховарда). Он позволил министру внутренних дел заключать контракты с различными штатами страны с целью предоставления необходимого образования, сельскохозяйственной помощи для индейцев, а также поддержания их социального благосостояния на должном уровне. Благодаря таким контрактам, многие школьные округа получали дотации за индейских учеников в их школах, несмотря на то, что власти этих округов не имели никаких обязательств в отношении того, чтобы разрабатывать специальные программы для индейских детей или даже выделять федеральные средства на их образование. Кроме того, чиновники в средних школах могли теперь не терпеть вмешательства со стороны Бюро по индейским делам, которое отныне по праву боялось, что в индейской среде произойдут резкие изменения.
  Школьные округа теперь могли незатейливо пополнять общие школьные фонды и не относиться строго к посещаемости индейских учеников. Фондами Джонсона-О"Мэлли пользовались по-прежнему, но, как это происходило и раньше, когда в индейское образование поступали новые правовые нормы или ассигнования, индейцы были последними, кто об этом узнавал. Лишь в конце 1960-х годов индейцы обнаружили, что этот закон предусматривает выделение денежных средств на специальные обучающие программы для их детей. После этого, Закон Джонсона-О"Мэлли стал больше, чем просто финансовой поддержкой школам, которые зачастую игнорировали индейских учеников или вовсе не зачисляли их.
  Индейский Реорганизационный Акт запрещал дальнейшее отчуждение индейской земли и разрешал использование федеральных денежных средств для выкупа племенных земель, утраченных раньше, а также для приобретения новых. Но когда Бюро по индейским делам воспользовалось фондами, предусмотренными этим законом, чтобы купить немного земли для резервации Акома Пуэбло в Нью-Мексико, Конгрес тут же запретил использовать такие средства в покупках земель для резерваций в Аризоне и Нью-Мексико. Закон предписывал министру внутренних дел бороться с эрозией почвы, чрезмерным выпасом на единицу площади,а также с обезлесением индейских земель. Кроме того, он должен был контролировать учреждения оборотных средств на предмет предоставления индейцам кредитов и содействовать в принятии племенных конституций и бизнес-проектов. Уникальной особенностью этого законопроекта было то, что племена имели выбор в принятии или отказе от каких-либо законодательных норм.
  Несмотря на то, что претворение в жизнь Индейского Реорганизационного Акта послужило началом для многих значимых перемен в индейской политике, племенное самоуправление оставалось иллюзией. Племенные конституции представляли собой неприятные напоминания в отношении того, что всё, что им было позволено, "подлежало одобрению министра внутренних дел". Правительство сохранило право на вето, и на это индейцы никак не могли повлиять. Кларенс Уэсли, председатель племенного совета апачей Сан-Карлоса, так это прокоментировал : "С новыми происходящими изменениями, вновь созданным племенным бизнес-комитетам просто не хватает знаний в различных отраслях, и из-за этого становление племенного самоуправления является нелёгким делом. Фактически получилось так, что суперинтендант Китч по-прежнему - босс".
  Закон также предоставлял индейцам право занимать штатные должности в Бюро по индейским делам, невзирая на требования нормативов государственной службы. Благодаря Кольеру, которого теперь называли не иначе, как " Индейской Службой, стремящейся систематизировать процесс при помощи бюрократических роботов", Бюро по индейским делам перестало быть "агентством по найму своекорыстных белых людей", и предпочтение в найме теперь отдавалось самим индейцам.
  Кредитный фонд, созданный тоже согласно Индейскому Реорганизационному Акту, оказался одним из самых полезных деяний, так как много индейцев в резервациях пользовались им, чтобы продвигать собственные экономические проекты. Первые ассигнования, выделенные на кредиты резервационным индейцам, были утверждены в 1911 году. Теперь был доступен кредитный лимит в 30 000 долларов. Позже лимит был увеличен. Но получалось так, что прикрываясь положениями о выделении ссуд, федеральные чиновники закупали домашний скот для индейцев, а потом им его и перепродавали, не делая при этом никаких разъяснений по поводу типа скота или его качественных характеристик.
  Новая политика предусматривала много чрезвычайных мер применительно к резервациям, и среди них создание филиала Гражданского Корпуса охраны окружающей среды, привлёкший к себе внимание созданием для индейцев "Индейской программы срочных работ". Результатов всего этого стало внедрение в жизнь ряда проектов для роста экономики в резервациях, а также то, что многие индейцы стали работать за зарплату и приобретали в процессе профессиональные навыки, что способствовало развитию общей трудовой деятельности индейцев в будущем.
  В сфере образования было открыто много дневных общественных школ, а некоторые школы-интернаты были преобразованы или вовсе закрыты. В учебные программы были внесены изменения, чтобы устранить удушающий Унифицированный Обучающий Курс, исходивший от Бюро по делам индейцев, а также, чтобы снизить воздействие непомерного ориентирования на белое общество. Одна из директив Кольера предназначалась для создания помех непрерывным нападкам на индейские традиционные религии и практики. Он распорядился не допускать больше "вмешательств в индейскую религиозную жизнь или церемониальные самовыражения". Но из-за бюрократической инертности и закосневелых взглядов, эта политика не везде способствовала изменениям или повсеместному успеху Индейской Службы. Тем более, многие племена уже позабыли большую часть своих религиозных обрядов.
  Вторая мировая война сильно повлияла на индейскую жизнь в целом, так как многие из них поступили на военную службу или получили рабочие места в промышленности вне резерваций. Разработка резервационных ресурсов, начатая в 1930 году, была временно приостановлена. Когда военные ветераны вернулись в резервации, то обнаружили, что их статус ничего им не давал, но они больше не собирались пассивно относиться к своей дискриминации и второсортности как граждан. Ветераны из Аризоны и Нью-Мексико сыграли основную роль в принуждении обоих штатов в части распространения на индейцев в 1948 году права голоса. Таким образом, были посеяны первые семена индейского самоопределения.
  С 1883 по 1946 годы индейцы не могли предъявлять претензии к правительству, кроме как через специальные акты-законы Конгресса, что лишь усиливало чувство ненужности и отчаяния. Но в 1946 году Конгресс принял Закон об Индейской комиссии по рассмотрению взаимных претензий, который пришёл на смену закону от 1883 года, запрещавшему возбуждать на территории США подобные судебные дела. Теперь, с принятием нового закона, правительству приходилось признавать такие претензии и, согласно им, давать ход судопроизводству.
  В послевоенные годы федеральная политика постепенно переходила c акцента по разработке резервационных ресурсов на "перемещение", то есть, переселение индейцев из резерваций в городские районы, а затем и на "терминацию", следовательно, на полное упразднение резерваций. Были проведены организационные мероприятия по подготовке рабочих мест в разных городах для резервационных индейцев, а также по перемещению их семей в определённые выбранные ими города и предоставлению помощи в поиске рабочих мест и жилья. Но мало кто из индейцев обладал подходящей квалификацией перед лицом таким внезапных и коренных преобразований, а также, они по-прежнему не получали надлежащего внимания и помощи в преодолении различных проблем. Какие-то индейцы нормально перенесли переезд, но многие, или вернулись в резервации, потерепев неудачу, или присоединились к пьяницам из районов трущоб. Перемещение возродило интерес Бюро по делам индейцев к школам-интернатам вне резервации, так как они вновь узрели в них полустанок на пути к их ассимиляции, или места, в которых индейцы будут обучаться городским профессиям.
  В ноябре 1944 года в индейском мире появилась новая сила - Национальный Конгресс Американских Индейцев со штаб-квартирой в Денвере. Он почти сразу столкнулся с проблемой терминации, которая уже набирала себе сторонников в Конгрессе при помощи всё той же лживой или ошибочной аргументации насчёт "исправления" индейцев - аргументации, которая привела к принятию в 1887 году закона Дауэса. Борьба против терминации способствовала энергичному образованию индейских лидеров на местах. Первым делом на задний план было отодвинуто межплеменное соперничество, пока эффект от него не стал необратимым. Подобная конкуренция не имела места в борьбе за выживание. Индейские лидеры впервые точно знали, где находится для них точка приложения энергии, и понимали необходимость огласки по всей стране того, что они делают. Раньше они обращались к уполномоченному по индейским делам, но теперь они понимали, что реальная власть по делам индейцев находится в комиссиях Конгресса, а не в Индейском бюро. Это оказалось самым ценным уроком для них, так как он прокладывал дорогу к свету самоопределения.
  В 1953 году Конгресс опубликовал новую декларацию, имевшую отношение к индейской политике: "Совместная Резолюция Палат" под номером 108, которая нагнала страху на все резервации страны. Резолюция выражала намерение Конгресса сделать индейцев субъектами тех же законов, которым подчинялись белые, а также освободить их из-под контроля и надзора со стороны федеральных органов. Под "освобождением" индейцев подразумевалось прекращение их особых отношений с федеральным правительством и сворачивание правительственных обязательств, обусловленных договорами, согласно которым индейцы отдавали свои земли. Последствием издания этой резолюции стало прерывание в 1950 году особых федеральных отношений с десятком индейских групп, внезапно брошенных на произвол судьбы без соответствующей подготовки и с катастрофическими последствиями. Сенатор Артур Уоткинс от Юты, являвшийся наиболее ярым сторонником терминации, возопил: "Примерно десять тысяч индейцев теперь на пути к приобретению полных гражданских прав и обязанностей". Для большинста индейцев терминация стала пагубной. Несмотря на то, что в 1960-х годах закон больше не применялся, а также на то, что президент Линдон Джонсон поддерживал индейское самоопределение, а не терминацию, конгресс так и не аннулировал сам закон о терминации. Даже сегодня ещё имеются опасения, что курс на неё будет восстановлен в любой момент, и для индейцев резерваций вновь будут вырисовываться неясные очертания угрозы, что постоянно будет служить стимулом для племенных лидеров не отпускать, по возможности, своих людей из резервации.
  Приняв в 1953 году Закон о Публичном Праве 280, конгресс нанёс ещё один удар по резервационным индейцам. Этот закон разрешал штатам распространять гражданское и уголовное судопроизводство на территории резерваций. Подписывая этот билль, президент Дуайт Эйзенхауэр отметил, что ему не нужно согласия индейцев, и он сам призывал конгресс добавить такой юридический критерий. Поправки к закону 280 предусматривали для индейцев право давать конгрессу своё согласие на то или иное действие, но, к сожалению, ни одна из них не получила одобрения. Бюро по делам индейцев, фактически, поставило себя им в оппозицию, предпочтя взамен поправку, которая предусматривала лишь "консультацию" с индейцами. Никто даже не поинтересовался насчёт возможного нарушения договорных обязательств. Лишь благодаря Закону о Гражданских Правах, принятого в 1968 году, когда прошло уже 15 лет после ратификации закона 280, правительства штатов теперь были обязаны спрашивать согласия племён на ведение гражданского и уголовного судопроизводства на территории резерваций.
   В 1953 году конгресс предпринял ещё одно действие в отношении индейских прав, узаконивая права местных органов на контроль продаж алкогольных напитков в резервациях, что давало им возможность запрещать или разрешать подобную торговлю на территории определённых племён. В этом последнем действии прослеживается какой-то чёрный юмор. В целом, Постановление Конгресса 108 и Закон Публичного Права 280, подготовили почву для окончательного и полного краха индейцев, так как снятие запрета на продажу им алкоголя давало им возможность утопить их боль и скорбь в потоках дешёвого виски.
  В 1955 году Эйзенхауэр предпринимает более позитивный шаг, когда перекладывает ответственность за медицинское обслуживание индейцев с Бюро по делам индейцев на Службу Общественного Здравоохранения, которая обладала большими ресурсами для строительства больниц в резервациях и их укомплетования квалифицированным персоналом. С той поры Индейская Служба здравоохранения многое сделала для того, чтобы индейцы жили согласно положенным санитарным нормам, имели адекватное жильё, пользовались хорошей питьевой водой и получали хорошее медицинское обслуживание.
  После проталкивания, в 1950-х и 60-х годах, переселения индейцев в несколько крупных городов, федеральная политика в отношении них сделала ещё один поворот, на этот раз, чтобы продвинуть создание в резервациях промышленных предприятий для возможного трудоустройства на них жителей резерваций. Благодаря новому закону был принят ряд федеральных программ в отношении индейцев, прежде лишённых их преимуществ.
  Основной тенденцией последних лет была децентрализация ответственности в управлении индейскими делами и снижения федерального контроля за ними, чтобы индейцы стали больше участвовать в процессе принятия решений. Бюро по делам индейцев планировало возложить на сами племена или частные организации заключение контрактов по предоставлению услуг в резервациях. В начале 1961 года оперативная рабочая группа при президенте Джоне Кеннеди приступила к изучению положения индейцев в обществе. Она пришла к выводу, что Бюро по делам индейцев больше оказывает внимания терминации, а не повышению благосостояния индейцев. Также она установила, что сами индейцы боятся, что они будут подвергнуты "терминированию" до того, как будут готовы к таким резким переменам. По всем этим причинам, оперативная группа призвала к максимальному росту индейской самостоятельности, утверждая, что индейцы, живущие в резервациях, должны пользоваться правами и привилегиями, которыми обладают другие граждане того или иного региона.
   Политический опыт, накопленный индейскими организациями и лидерами в борьбе против терминации, служит им проводником в их успешных кампаниях за самоопределение и достойное обучение их детей. Намного возросло количество межплеменных национальных организаций, и эти группы, объединенные своими интересами, обеспечивают широкое продвижение идей и мнений на региональных и федеральных совещаниях. В 1969 году Национальная Образовательная Индейская Ассоциация провела первое собрание, затем его участники изложили своё мнение насчёт индейского образование в конгрессе и законодательном собрании, а также сотрудничали с членами конгресса в подготовке нового закона в отношении того же предмета.
  В 1965 году был принят закон о Начальном и Среднем Образовании, который предназначался для удовлетворения особых образовательных потребностей семей с низкими доходами, то есть, категории, в которую были включены почти все индейцы. Но также, как и средства предусмотренные законом Джонсона-О"Мэлли, большая часть денежных средств, предусмотренных бюджетом для индейских учеников из общественных учебных учреждений, в некоторых случаях тратилась уже на местах на не индейских детей. Первоначальные опасения Бюро по делам индейцев в том отношении, что федеральная образовательная система будет стремиться к отчуждению в свою пользу индейских денег, вместо того, чтобы предоставлять индейским детям адекватное образование, оказались обоснованными. Как и раньше, федеральные чиновники не считали нужным советоваться с индейцами. Но в конце 1960-х годов индейские лидеры, в заботе о повышении качества и эффективности получаемого их детьми образования, сконцентрировали свою критику на федеральном финансировании общественных школ. В некоторых штатах межплеменные объединени добились права на пересмотр выделяемых фондов, согласно закону Джонсона-О"Мэлли, перед их окончательным утверждением. Кроме того, в Нью-Мексико и Аризоне были предложены программы по информированию родителей индейских детей в федеральных школах насчёт их прав и о том, что нужно предпринимать, чтобы они вступали в силу. В 1969 году особая подкомиссия сената опубликовала доклад под названием "Индейское Образование: Национальная Трагедия. Национальный Вызов". Доклад, в около официальных кругах называемый "Отчёт Кеннеди", утверждал, что образование для индейцев не претерпело значительных изменений в лучшую сторону со времени публикации в 1928 году "Отчёта Мериама". Побочным продуктом "Отчёта Кеннеди" стало принятие в 1972 году закона об Индейском Образовании. Несмотря на то, что закон касался индейского образования только в федеральных школах, он охватывал две трети всех индейских учеников.
  Этот новый закон стал самым важным из всех тех, что конгресс принял в отношении индейского образования, и он оказался вполне достаточным для того, чтобы передать контроль над индейским образованием самим индейцам. Закон давал право индейским родителям и обществам оказывать влияние на обязательные программы, утвердив одним из своих пунктов, чтобы, как минимум, половину членов родительских консультативных комитетов в школах составляли индейские родители. Предполагалось, что такие комитеты будут вырабатывать планы, составлять бюджеты, помогать учителям и оценивать качество учебных программ. Впервые за всё время, городские "терминированные" индейцы получали право голоса в образовании своих детей. Пока родительские консультативные комитеты не одобрили бы ту или иную программу, школьный округ не мог обращаться за получением федеральных денежных средств. Кроме того, закон произвёл на свет Гражданский Консультативный Совет, который мог консультироваться и давать рекомендации Федеральному управлению просвещения США. Даже после того, как закон был принят и бюджет был утверждён, индейским лидерам необходимо было оказывать давление, чтобы заставлять правительство выделять положенные деньги. Ещё одним шагом стала организация в 1972 году Отдела индейского образования в рамках Комитета по вопросам образования в США.
  Вот на таком фоне апачи должны были прокладывать свою дорогу. В 1882 году агентства хикарийя и мескалеро были объединены, но планы по переселению мескалеро в этом году были оставлены. А в следующем году, 721 хикарийя был перемещен в резервацию Мескалеро. Ни у тех, ни у других ничего не спрашивали насчёт этого, и ни те, ни другие, не обрели счастья от такого размещения. Спустя несколько лет хикарийя кучками начали покидать резервацию мескалеро и возвращаться в свою старую, многие из них голодали при этом. Наконец, в 1887 году им была предоставлена собственная резервация в северо-центральном районе Нью-Мексико. Поначалу она охватывала 415.000 акров земли, а в 1908 году к южной части резервации в качестве пастбища для выпаса овец было добавлено ещё 300 000 акров. Многие годы хикарийя не уделялось должного внимания, и поэтому их состояние было плачевным, и из-за их апатии и отчаяния, это состояние неуклонно ухудшалось в течение следующих тридцати лет. Их фольклорный герой Убийца Чудовища дал им землю на северо-востоке Нью-Мексико и на юго-востоке Колорадо, предупредив при этом, что они должны там находиться постоянно, иначе погибнут. Когда им была дана резервация за пределами их традиционных мест обитания, то они начали верить в свою неминуемую гибель, и это их фактически парализовало. Здоровые люди до размещения в резервации, они стали быстро угасать. К 1914 году почти 90 процентов из них были больны туберкулёзом, а смертность среди них была настолька высока, что с уверенностью было предсказано, что они полностью исчезнут через 20 лет. В 1920 году суперинтендант их агентства выбил разрешение на продажу леса резервации, чтобы на вырученные деньги купить для хикарийя овец. Тяжело, конечно, было их убедить принять этих животных, но те, кто это сделал, были вполне добросовестны по уходу за ними. Этот маленький шаг выделил начало медленного прогресса в сторону возрождения. В том же году школа-интернат была преобразована в санаторий, в котором начала действовать специальная медицинская программа по лечению и профилактике туберкулёза. Хикарийя начали оживать. В 1942 годуобучение можно было продолжить, и школа-интернат была заново открыта. Несмотря на то, что северные земли резервации были отчуждены в 1934 году согласно Индейскому Реорганизационному Акту, они были возвращены племени. В 1937 году хикарийя приняли конституцию и сформировали племенной совет. Совет хорошо потрудился во благо более эффективного использования ограниченных ресурсов резервации, и ее население начало расти. Племенной совет учредил стипендиальный фонд в 1.000.000 долларов для тех хикарийя, которые посещали колледж, а также в отношении всех детей на четверть или более происхождением хикарийя, которые жили на территории резервации и состояли в племени. В дополнение к программам по разработке леса, полезных ископаемых и разведению домашнего скота, хикарийя спроектировали туристическо-рекреационный комплекс на озере Дульсе.Также они стали владельцами торгового поста и набрали группу профессиональных пожарных, смоделировав её по образцу Красных Шляп мескалеро.
  Мескалеро тоже имели проблему адаптации к непривычному до этого заточению в резервации, несмотря на то, что она содержала в себе полмиллиона акров земли и включала кое-какие их любимые горы. Частые смены агентов, каждый из которых проводил свою политику, приводили к нестабильности. Например, один из агентов, недовольный недостаточным числом индейских детей в школе-интернате при резервации, приказал апачским полицейским отправиться в разбросанные лагеря, чтобы забирать оттуда детей школьного возраста и доставлять их в школу. Признав "нестандартность" этого действия, ему, тем не менее, было всё равно, что "мужчины стали угрюмыми и ворчащими, женщины громко причитали, а дети почти лишились рассудка от страха". Порой мескалеро страдали от агентов, которые чрезмерно стремились к тому, чтобы они тотчас стали копией белого человека. Например, в 1895 году Стотллер прилагал силы по изменению их семейного устройства, чтобы их мужчины коротко стригли волосы и носили одежду белых людей, а также, чтобы прекратили варить и пить тисвин и отказались от проведения большей части своих церемониальных танцев. Он упразднил судебные заседания по индейским правонарушениям, понуждал некоторых мужчин работать на лесопилке и настаивал, чтобы каждая семья занялась постройкой деревянного дома для себя. Согласно распоряжению уполномоченного, он приобрёл 5000 овец для каждого десятого мескалеро и привёз в резервацию некоторое число умельцев-ткачей навахо, чтобы они обучали своему ремеслу женщин мескалеро. Кое-какие удачливые мескалеро были заняты на доставке товаров из Лас-Крусес, - работа, которая хоть чуточку, но позволяла почувствовать им свою прежнюю мобильность. Кроме того, Стоттлер внедрил картофельные плантации, поля с овощами и овсом, и всё это в рамках усилий по перемещению их от натурального хозяйствования к денежному. Некоторые из них вынуждены были продать своих пони ради приобретения ещё овец, а другие продавали продукты земледелия, чтобы купить коз. Популяция мескалеро в конце 1890-х упала до 450 человек. Все происходившие с ними изменения предназначались для завершения их противостояния окружающему миру. В 1899 году они начали даже играть в бейсбол, дабы утвердить своё культурное изменение, такое приятное для англо-американцев, но это больше было символичным, чем истинным положением вещей.
   Находясь под агентом Кэрроллом, кто, начиная с 1901 года, занимал эту должность в течение десяти лет, мескалеро из-за его диктаторских замашек были отброшены ещё дальше от дороги белого человека. В 1902 году, несмотря на то, что мескалеро находились в беспросветной нищете, чиновники из Бюро по делам индейцев заявили, что мескалеро вполне самостоятельны, и поэтому завершают выдачу им пайков, за исключением пожилых людей и инвалидов. В тот же период времени агент начал оплачивать людям производимые ими работы из общеплеменных доходов, получаемых путём сдачи в аренду пастбищ белым скотоводам. Во время правления Кэрролла, мескалеро начали получать доход от продажи шерсти и домашнего скота, а также с продажи продуктов земледелия, таких, например, как овёс, и ещё от ремесленных поделок. Но население по-прежнему сокращалось. В 1905 году, прибытие 37 липан-апачей, жалких остатков когда-то мощного племени, жившего в Техасе, немного повысило популяцию.
  Резервация мескалеро, так же, как и резервация апачей Аризоны, была окружена англо-американцами, которые были очень активны в том, чтобы всеми правдами или неправдами заполучить индейские земли. В 1909 году президент Теодор Рузвельт собирался включить резервацию во вновь образованный Национальный Парк Аламо, и это означало, что порядок землепользования стал бы определяться министром сельского хозяйства. Несмотря на то, что в 1912 году президент Тафт восстановил прежний статус резервации, исключавший её из земель национального парка, земельные проблемы мескалеро на этом не закончились. В тот же год Нью-Мексико становится штатом, и жажда индейской земли превращается в неизлечимое недомогание. Сенатор Альберт Фолл, известный скотовод, чьи земли примыкали к западной стороне резервации, внёс законопроект о преобразовании владений мескалеро в национальный парк. Несмотря на то, что этот законопроект не прошёл, Фолл поднимал о нём вопрос на каждой последующей сессии Конгресса. Сами мескалеро, зная о ненасытном голоде англо-американцев по отношению к их земле, а также о том, что они могут потерять определённые площади своих самых лучших земель, постоянно жили в страхе. Эти страхи совсем не способствовали совершению ими каких-либо серьёзных усилий по развитию резервационной экономики.
  В 1913 году мескалеро радушно приняли к себе 187 апачей чирикауа и уорм-спрингс, бывших военнопленных из форта Силл. Мескалеро надеялись, что это дополнение к их собственному уменьшающемуся населению поможет им сохранить земли резервации. Вскоре после прибытия бывших военнопленных, Бюро по делам индейцев пустило часть доходов от платы за аренду пастбищ на покупку племенного стада скота. Скотоводство в итоге стало важной сферой деятельности мескалеро, но сама покупка скота, подобно многим другим действиям, непосредственно касавшихся апачей, да и других резервационных индейцев, совершалась без совета с ними. Власть агентов над их опекаемыми была настолько всецелой, что они просто забывали, что имеют дело с людьми.
  В конце Первой Мировой Войны мескалеро создали племенной бизнес-комитет в попытке влияния на принятие решений в отношении резервационной экономики. Но из-за того, что Конгресс решил использовать доходы резервации на оплату служащих Бюро по делам индейцев и приобретение технического оснащения, бизнес-комитет мескалеро не мог продавать лес или тратить по своему усмотрению полученные средства от сдачи пастбищ в аренду, только с разрешения Конгресса, и такого разрешения всё не было и не было. Фактически, президент бизнес-комитета являлся в таких обстоятельствах главным человеком среди мескалеро, но он и его комитет могли решать лишь какие-нибудь незначительные вопросы.
  В 1922 году, когда возросли требования в проведении реформ в управлении индейскими делами, Конгресс запоздало закрепил название Мескалеро за их резервацией. В 1924 году, решительным действием Конгресс предоставляет гражданство всем индейцам, пожелавшим его получить. Это касалось только тех, кто жил в резервациях, другие уже являлись гражданами.
  Через два года, когда вступил в силу Реорганизационный Акт, мескалеро принимают свою конституцию и преобразовывают свой бизнес-комитет в племенное правительство. Теперь они имели преимущественное право в приобретении сельскохозяйственной техники и поделили племенное стадо по семьям. Они прекратили сдавать пастбища в аренду белым и образовали Ассоциацию Сельхозпроизводителей, чтобы контролировать всё поголовье скота в резервации. За три последующих года доход от скотоводческой деятельности вырос с 18000 долларов до 100000, соответственно, вырос и объём производства их сельскохозяйственной продукции. К 1942 году каждая семья мескалеро имела собственный деревянный дом из лесоматериалов, заготовленных в резервации. Было даже высказано предположение, что мескалеро больше других индейцев выиграли от "нового индейского соглашения".
  Вскоре после завершения Второй Мировой Войны, в которой много апачей проходили службу в вооружённых силах или были заняты на военном производстве, Конгресс принимает законопроект о создании комиссии по рассмотрению индейских претензий. Мескалеро и другие апачи подают иски о компенсации за потерю своих земель в результате нарушенных договоров. В 1967 году мескалеро присуждают выплатить 8,5 миллионов долларов, большую часть которых они инвестируют в свой бизнес-комитет.
  В 1948 году лесной рейнджер воззвал к добровольцам для помощи в тушении лесного пожара, и тогда родился знаменитый отряд пожарников-парашютистов из мескалеро под названием Красные Шляпы. Вскоре численность Красных Шляп выросла до двухсот человек, организованных по военному образцу. Слава о них распространилась за пределы Нью-Мексико, и их часто призывали на борьбу с пожарами в береговые штаты Тихого океана.
  Когда федеральная политика отклонилась в сторону релокации (переезда на другое место жительства), то мескалеро, чей рост населения уже перекрыл имеющиеся ресурсы резервации, как земельные, так и в обеспечении рабочих мест, принимают программы, благодаря которым многие семьи смогли переехать на новое местожительство в Лос-Анджелес или Сан-франциско. Но почти все из них вернулись обратно в резервацию,так как оказались не готовы к тем условиям жизни, с которыми там столкнулись.
  Бизнес-комитет мескалеро предпринимает попытку создания производства в резервации, чтобы материально поддержать растущее население резервации. В течение 1950-х годов молодые мескалеро стремятся получить образование, чтобы найти для себя занятость в тех сферах деятельности, которые раньше для них были закрыты. В 1956 году, когда возле шоссе в горном проходе между Руидозо и Мескалеро был открыт Летний Туристический Центр Апачи, туризм стал новым источником дохода резервации. Центр включал в себя мотель, ресторан, магазины технического снаряжения (плавсредства, рыболовные принадлежности и другое) и автопарковку, всё возведённое на средства племени. В 1962 году бизнес-комитет взял у правительства займ в 1,5 миллиона долларов, чтобы оборудовать лыжную трассу на северном уклоне Сьерра-Бланка, и это оказалось выгодным размещением капитала.
  Принятая в 1964 году новая конституция давала право всем индейцам, проживающим в резервации, считаться членами племени мескалеро апачей, а также, если дети имеют хотя бы одного предка мескалеро, то они тоже должны считаться членами племени и его акционерами. Кроме того, бизнес-комитет был заменён племенным советом, состоящим из восьми избранных участников.
  В начале 1970-х годов, племенной совет, возглавляемый президентом Венделлом Чино, выпускником университета, кто был хорошо известен в национальных индейских организациях, заключает контракт на возведение земляной плотины с целью создания озера в части строительства нового развлекательного комплекса. Этот комплекс должен был также включить отель, площадку для игры в гольф, ранчо в качестве базы отдыха и охотничий домик.Такая разнообразная деятельность в Мескалеро предусматривала новые рабочие места для её жителей, хотя, всё же, многие из них оставались безработными или были частично заняты. Племенной совет инвестировал 600000 долларов в учебный фонд, чтобы желающие мескалеро могли посещать колледж.
  Для большинства мескалеро главным событием года является ежегодный обряд половой зрелости под названием "Праздник", или церемония полового созревания девушек, которая проводится в первую неделю июля. Это событие даёт возможность подчеркнуть или обновить племенное тождество, и поэтому большинство мескалеро, живущие вне резервации, делают всё возможное, чтобы посетить её. Из-за жёсткого контроля Стоттлера и других агентов, эта церемония является единственной из старых религиозных практик, которую многие мескалеро ещё помнят.
  Как у них, так и у хикарийя, младшему поколению грозит утеря старого образа жизни без его замены образом жизни англо-американцев.Старые связи, сцеплявшие расширенное семейство, теперь постепенно теряют свою силу. Ещё одна проблема - это постоянная борьба с алкоголизмом. Для многих апачей эта проблема главная в сохранении их здоровья. Мескалеро не разрешают продавать или иметь алкоголь в резервации, но, чтобы получить его, им нет необходимости далеко отъезжать от резервации.
  Резервации апачей Сан-Карлос и резервация Уайт-Маунтин (Белая Гора) в Аризоне имели те же проблемы, от которых страдали апачи Нью-Мексико. Апачи Сан-Карлоса рано начали заниматься скотоводством, но случилось так, что с распространением ранчо в начале 1880-х годов вокруг резервации, многие из апачей становились ковбоями, работавшими на белых людей. В 1892 году, когда цены на скот упали, апачи потеряли совсем интерес к скотоводству и начали работать на железных дорогах, главным образом, на ветке от Глоуба до Байласа. В 1902 году, когда в последний раз апачам были отпущены пайки, большинство из них обеспечивали себя сами за счёт рабочих мест вне резервации. Доходы от сельского хозяйства сократились, и апачи выказывали немного интереса в отношении возрождения скотоводства. В то же время Бюро по индейским делам начало сдавать пастбища обеих резерваций в аренду англо-американцам. Некоторые из апачей продолжали трудиться на этих скотоводов в резервации и вне её. Агент Холл так говорил в 1878 году про них: "Они, почти все, за малым исключением, желают работать, и если их обеспечить постоянной занятостью, то они легко достигнут самостоятельности".
   Поначалу немного предпринималось в плане обучения апачей, но в 1890 году Голландская реформаторская церковь открывает там школу. Два следующих года уполномоченный по индейским делам Томас Морган требовал поголовного посещения индейскими детьми школ. Он так говорил: "В Сан-Карлосе живут апачи, которые считались самыми злобными, и вот с ними мы должны теперь иметь дело. Фактически, они содержатся как заключённые, так как агентство Сан-Карлос находится под управлением военных. Довольно продолжительное время там расквартирована команда из двух или трёх рот цветных солдат во главе с офицером. Положение там просто плачевное. Эти люди отказываются посылать своих детей в школу, но я забрал из резервации двести из них за последние двенадцать месяцев. Теперь они получают хорошее питание и должным образом одеваются. Они счастливы и довольны, и достигли хорошего прогресса".
   Большинство из таких индейских детей забирались из дома насильно и, конечно, они были далеки от "счастья и довольства". Были ли они "хорошо накормлены" или нет, а также их достижения в плане "хорошего прогресса" - это ещё те вопросы.
  Бюро по индейским делам под свою ответственность преобразовало резервационную церковную школу в школу-интернат. Посещаемость теперь стала обязательной, и мальчики с девочками по всем предметам обучались отдельно. Так как дисциплина была жёсткой, а наказание суровым, то много детей просто сбегало оттуда, и большинство из них начинали испытывать жгучую ненависть к образу жизни белого человека.
  В 1936 году апачи Сан-Карлоса и апачи Белой Горы приняли собственные конституции и образовали племенные советы, чтобы самим управлять своей деятельностью, а также контролировать всю племенную собственность и предприятия. Несмотря на то, что ни одна из групп не была изначально организована на племенной основе, это новшество возымело успех. Апачи проявили большой интерес к совету и его делам, и поскольку женщины проявляли в этом отношении такую же активность, как и мужчины, то их тоже избирали в совет.
  Одной из наиболее доходной деятельностью, находившейся под контролем советов обеих групп, было скотоводство. Бюро по индейским делам в нескольких случаях снабжало маточным поголовьем, и в 1934 году закупает племенных животных для обновления резервационного стада. Когда у англо-американцев истекли их сроки аренды пастбищ в резервациях, то они не были продлены, и апачи быстро развели ценные частные и резервационные стада. Племенной совет Сан-Карлоса содержал стадо "херефордов" для воспроизводства стада, а также, так называемое "стадо для пожилых людей" в рамках племенной программы по поддержанию благосостояния. Пять животноводческих ассоциаций имели около двенадцати тысяч голов крупноголового рогатого скота, которые приносили годовой доход приблизительно в миллион долларов. Все владельцы скота должны были состоять в одной из таких ассоциаций производителей домашнего скота, и им каждому выделялись контролируемые участки пастбищ. Тем не менее, лишь треть семей Сан-Карлоса были обеспечены собственным скотом, и то, две трети из них довольствовались годовым доходом всего в меньше, чем 1000 долларов, выручаемых от продаж. Некоторые апачи не имели вовсе никакого дохода, кроме как от сезонных рабочих мест, предоставляемых в резервации.
  
  (Церемония Восходящего Солнца. Площадь ярмарки в Уайт-Ривер, 1951 год).
  Так как пастбищ в резервации Белой Горы не хватало на всех, то каждый собственник мог содержать не больше семидесяти коров. Когда член ассоциации умирал, то его скот распродовался, а выручка от этого делилась по его наследникам. Такая практика давала шанс для другой личности, которая была занесена в списки ожидающих, начать свой животноводческий бизнес. Ассоциация предоставляла такому человеку двадцать голов из племенного стада, как маточных голов, так и производителей. В следующие семь лет он должен был возвратить это количество и ещё двух животных в качестве процента от займа.
  В 1953 году племенной совет Белой Горы организует предприятие с одноименным названием, чтобы развивать туристические зоны отдыха и развлечений. Для зимних видов спорта они оборудовали обширное пространство, которое назвали Парк Восходящего Солнца, а затем к этому добавили озеро Восходящего Солнца, чтобы развивать рыболовный туризм. Всё это делалось в рамках создания круглогодичного курорта. Одним из основных предприятий резервации была Лесная Компания, которая разрабатывала высшего качества лесные угодья. Компания обслуживала большую лесопилку в Уайт-Ривер (Белая Река).
  Сегодня резервация Сан-Карлос включает в себя более 1,5 миллионов акров земли, половину от первоначального своего размера, и большинство её представляет собой неплодородную почву или имеет место нехватка воды. Озеро Сан-Карлос было создано намного позже после образования резервации. Большинство местных апачей проживают в посёлках Сан-Карлос, Байлас и Перидот. Безработица там является хроническим явлением, и из-за того, что немногие апачи Сан-Карлоса посещали в своё время колледж, там имеется лишь несколько успешных и образованных старейшин, чтобы служить младшему поколению примером для подражания. Даже многие племенные лидеры вынуждены полагаться больше на собственные природные способности, чем на знания, полученные в ходе официального обучения или подготовки. Из-за почти повсеместной бедности очень трудно преодолеть всебщую апатию и безразличие в отношении образования, из-за этого его достоинства там обесценены.
  Ученикам апачам из Сан-Карлоса, посещающим общественные школы возле резервации, не хватает требуемой подготовки, и лишь немногие из них пользуются поддержкой учителей или родителей.
  Эдвард Парми так прокомментировал эту ситуацию в 1968 году после тщательного изучения проблем образования в Сан-Карлосе: "Вся программа ориентирована на ассимиляцию апачей в англо-американской, и эта цель диаметрально противоположна желаниям большинства апачей. Было приложено совсем немного усилий для того, чтобы связать задачи и функционирования локальной образовательной программы с потребностями и желаниями народа апачи". Отношения апачей со штатом Аризона многосложны.
  Апачи не поддерживаются правительством, как полагают некоторые, потому что они получают от него бесплатное образование и медицинское обслуживание. До того, как в 1950-х годах Служба Общественного Здравоохранения не взяла под свою ответственность медицинские учреждения в резервациях, ощущалась нехватка медицинской помощи, так как у Бюро по делам индейцев не хватало на это средств. Хотя резервационные земли не обкладываются налогом и апачи не платят штату налоги от доходов, они платят федеральные и штатные налоги с продаж, а апачи, живущие вне резерваций, обложены налогами наравне с другими гражданами. Апачи в резервациях и вне их, имеют право голоса как в федеральных,так и в штатных избирательных кампаниях, хотя Аризона и тянула с предоставлением этого права для них до 1948 года. Тем не менее, после того, как Аризона узаконила за индейцами голосование на штатном уровне, немногие из апачей видели причины для того, чтобы регистрироваться на избирательных участках. Лидерам Белой Горы и Сан-Карлоса, как больше других соплеменников осознающим значение политической власти, приходилось запускать кампании по привлечению на голосование всех имеющих избирательное право. Так как многие семьи проживали клановыми группами, которые жили в отдалённых и труднодоступных частях резерваций, понадобилось много лет, чтобы убедить их эффективно использовать свои права. Затем племенные лидеры начали призывать кандидатов от разных групп выступать перед племенным советом, после чего они одобряли кого-то из них и убеждали апачей к голосованию блоками. Результаты от этого были удовлетворительными.
  Из-за особого упора федерального правительства на терминацию, в Университете Аризоны в 1952 году было образовано Бюро Этнических Исследований. Целью этого стало изучение общественных и экономических проблем индейских народов штата, которые могут возникнуть в том случае, если штат возьмёт на себя ответственность за услуги, раньше предоставлявшиеся федеральным правительством. Два следующих года в Аризоне действовала Комиссия по индейским делам, которая изучала условия жизни индейцев, другой её функцией было их обеспечение более открытыми связями с правительством штата. Комиссия включала в себя пять индейцев и двоих не индейцев, все назначенные губернатором. В том же десятилетии, Университет штата Аризона в Темпе ввёл специальную Индейскую Обучающую Программу, а университет северной Аризоны в Флагстаффе ввёл начальную программу проффесиональной подготовки учителей, специально разработанную под индейцев.
  Апачи, так же, как и многие другие индейские народы, совсем не жаждали полной ассимиляции в белом обществе и отчаянно цеплялись за свой старый образ жизни. Их стремление к лучшей жизни и достойному материальному обеспечению, почти равнялось тому же самому у белых, но они совсем не желали воспринимать ценности и культуру белого человека. Сегодня они уже ясно понимают, что образование является ключом к получению средств существования, которые поднимут их выше уровня бедности, но не желают при этом жертвовать своими базисными убеждениями ради достойного жилья или ради шанса покончить с хроническим недоеданием и продолжительностью жизни, которая, как минимум, на треть ниже, чем у других американцев. В этом и заключается основа большей части конфликтов между апачами и англо-американцами, поскольку последние считают образование прямым путём к ассимиляции или к полному принятию образа жизни белых.
   Некоторые из чиновников были убеждены, что детей апачей нужно, по возможности, переводить в десегрерированные государственные средние школы, чтобы ускорить их ассимиляцию, хотя высокий уровень отсева и другие возникающие при этом трудности показывали, что делать это нужно с осторожностью. Многие родители апачи предпочитали общественные школы недалеко от их домов, где их дети не слишком бы отчуждались от них под воздействием белых культурных ценностей. Подобные диаметрально противоположные взгляды вызывали серьёзные проблемы и существенное недопонимание. Апачей несправедливо обвиняли в безразличии к образованию их детей.
  В общественных школах дети апачей редко когда получали должное внимание, так как учителя и администраторы не были знакомы с их проблемами и ничего не знали об их индивидуальных особенностях поведения и психическом складе характеров.Даже те учителя, которые им симпатизировали и совершали усилия, чтобы как-то помочь апачам, не могли это делать эффективно, так как ученики их просто не понимали. Беда заключалась в том, что язык являлся менее значительной проблемой, чем навязывание чуждых культурных идеалов и ценностей. Между родителями апачами и учениками на одной стороне, и учителями и администраторами на другой, не было вообще никакого понимания. Последние даже не догадывались, что апачи противятся не самому образованию, а тому, каким образом его навязывают их детям.
  Одно из наиболее принципиальных расхождений заключалось в представлениях о времени. Роберт Фаерти так писал об этом: "В белой культуре время является упорядоченным объектом, который обозначается стрелками на часах. Следовательно, белое общество живёт по часам. Это оказалось противопоставлено временам года - такой тягучей непрерывности, включавшей в себя восход и заход солнца, а также смену сезонов. Индейцы шутят между собой об имеющем место "индейском времени", говоря при этом, что "общество, встречающее закат, точнее во времени". Ещё одним важным культурным различием было то, что разграничения властных полномочий у белых лежат в вертикальной плоскости, а у индейцев в горизонтальной. Настолько в этом отношении точки зрения разнились, что это являлось очень эффективным препятствием на пути к пониманию.
  Резервация Сан-Карлос не в состоянии была обеспечить занятостью своё растущее население. В 1960-х годах, 75 процентов апачей трудоспособного возраста, то есть, более 1200 человек, были безработные. Они и их семьи находились в плачевном положении, а их дети в школах с безнадёгой ожидали завершения своего сурового испытания.
  Переход в экономику денежных средств и работы за зарплату, отодвигало главу семьи от других её членов, тогда как раньше он чувствовал свою ответственность за них и их потребности. Государственная опёка в образовании, а также федеральные программы по поддержке благосостояния и в здравоохранении, снижали ответственность глав семей за их детей и за их больных и пожилых своих близких. С изменением семейных структур, возникали новые стрессовые ситуации и появлялись новые социальные проблемы. В случае апачей, как Аризоны,так и Нью-Мексико, это - пагубная привычка к алкоголю, отказ от детей, игры на деньги и проституция. Всё это говорит о том, что смена культурных ориентиров проходила в очень стрессовой обстановке. Все такие проблемы в совокупности расхолаживали молодых апачей в отношении получения образования.
  Проблемы в Сан-Карлосе наиболее отчётливо проявлялись, чем в любой другой резервации апачей. Племенной совет, состоявший из мужчин с низким уровнем образования и проффесиональной подготовки, делал всё возможное, чтобы повысить шансы на трудоустройство в резервации, но в 1964 году там было всего 80 апачей, имевших постоянную занятость. Половина из них работала на племенных предприятиях, в основном в животноводстве, пятеро занимались земледелием, а остальные были заняты в Бюро по индейским делам или в других федеральных структурах.Только в конце этого десятилетия ситуация в Сан-Карлосе начала нормализироваться, когда была введена новая специализированная программа подготовки учителей наряду с другими методами тестирования, а также был создан кабинет открытых чтений. Кроме того, одновременно с этим несколько апачей были избраны в школьные советы за пределами резервации, и многие родители начали проявлять интерес к возобновлению обучения своих детей. Получаемая начальная подготовка, согласно введённым программам в Сан-Карлосе и Форт-Апачи (Белая Гора) помогала детям адаптироваться в общеобразовательных школах,а значит получать более высокий уровень образования, и затем, соответственно, уже проффесиональное образование, например, как в одной школе в Уайт-Ривер, недалеко от Форта-Апачи. Всё это порождало надежды на увеличение шансов по трудоустройству. Сегодня уже все гражданские рабочие места в обеих резервациях заняты самими апачами.
  В 1968 году в Форт-Апачи был организована Служба учебного координирования в целях обеспечения эффективной связи между школами и Бюро по индейским делам.Теперь апачи распределяли гранты на образование, получаемые от Бюро, наравне с средствами из племенного фонда. Среди молодых апачей стал очень популярен Центр культуры в Форте-Апачи, где преподавались апачская словесность и язык.
  Городские индейцы являлись одной из наименее заметных и самой малоизученной группой населения Аризоны.Они сталкивались с такими же проблемами, как и жители резервации, но им явно не хватало помощи от соответствующих учреждений для удовлетворения их потребностей. В отличие от других городских слоёв населения, индейское меньшинство просто стеснялось обращаться за помощью в службы здравоохранения, образования и социальной поддержки, которые были им доступны как гражданам. Одним из частичных решений проблем молодых городских индейцев является Пан- Индейское движение, которое позволяет им сохранить хотя бы чувство тождества как индейцев. В тех местах, где это движение имеет организованные структуры, городские индейцы смогли частично избежать враждебности или безразличия белого общества, а также неудобств, связанных с отождествлением с тем или иным племенем. Межплеменное соперничество, к сожалению, оказалось слишком живучим и выжило даже в городских условиях.
  Резервации обеспечивают поддержку и сохранность семейных связей, в чём нуждается большинство людей. Многие индейцы разрываются между соблазном получения материальных благ в городе и естественной тягой к семье, друзьям и к хорошо известному окружающему миру. Для многих из них единственным приемлемым выходом является работа в собственной резервации, чтобы, получив образование и проффесиональную подготовку, не пришлось уезжать из резервации на поиски подходящего места работы. Поскольку 108 Резолюция, принятая обеими палатами представителей в Конгрессе, так никогда и не была аннулирована, угроза прекращения опеки и предоставления федеральных услуг по-прежнему витает над всеми индейцами резерваций. Эта опасность повышается из-за исхода из резерваций, и это единственная причина, почему племенные советы стараются использовать любой шанс по предоставлению членам племени рабочих мест в ней. Если этого не происходит, то образованные апачи вынуждены покидать резервации, так как любые их подвижки в плане реализации собственных материальных и проффесиональных амбиций, подвергаются опасности. Эта диллема по-прежнему стоит перед всеми резервационными апачами.
  Вместе со стремлением сохранить своих молодых людей в резервации, имеет место боязнь того,что федеральные фонды будут урезаны из-за перехода большей части населения резервационных индейцев в категорию городских индейцев. Эти страхи вылезли на первый план в 1971 году, когда на заседании Национальной индейской рабочей группы по людским ресурсам, племенные лидеры наотрез отказались делиться имеющимися фондами с городскими индейцами, утверждая при этом, что различные правительственные отчисления предназначены только для них. Несмотря на то, что индейцы вне резервации формально сохраняют права на собственность так же, как и живущие в резервациях, их физическое разделение означает лишь, что они не имеют никакого права голоса на то, как поступить с их собственностью. Поэтому многие индейцы уезжают в города на время, чтобы только подзаработать. Если предоставляется возможность, они возвращаются в резервации, чтобы сохранять имеющиеся формально права, чтобы поддерживать и обновлять семейные связи, и чтобы подтверждать свою "индейскость". Индейские центры в Финиксе и Тусоне представляют собой чуть ли не единственные в Аризоне организации по оказанию услуг индейцам, во главе которых стоят сами индейцы. Их роль заключается в том, чтобы оказывать помощь в решении самых неотложных проблем индейцам, когда они впервые приезжают в город. Несмотря на то,что большинству индейцев было,что терять, с ограничением их связей с резервацией, некоторые из них, пройдя через обучающие программы, предусмотренные Бюро по индейским делам и другими учреждениями, оставляли резервации навсегда. Проблемы таких "невидимых" индейцев зачастую очень серьёзные, и по большей части были незнакомы как белым, так и индейцам резервации, в равной степени. Городской индеец представляет собой человека двух миров, игнорируемого обоими, незаметного в толпе. Тем не менее, с быстрым ростом индейского населения, многие индейцы не имели выбора, кроме как пытаться самим найти себе работу вне резерваций.
  Как в Форте-Апачи, так и в Сан-Карлосе, больше половины трудоспособного населения сегодня не имеют работы. Многие семьи - более 60 процентов от общего населения обеих резерваций - не имеют доступа к нормальному транспорту, то есть, складывается ситуация, которая ещё больше усугубляет проблему их занятости. Даже после продолжительного периода времени знакомства с экономикой, в которой главным фактором является погоня за прибылью, апачи по-прежнему цепляются за экономику прожиточного минимума, и эта традиция существенно ограничивает экономический потенциал института наёмного труда апачей. Они спокойно относятся к такому состоянию дел, при этом большинство из них предпочитают жить как можно меньше соприкасаясь или зависеть от англо-американцев. Кроме того, чтобы обеспечивать выполнение всех своих социальных и ритуальных обязательств, апачи предпочитают работать в радиусе не больше, чем 75 миль от резервации. Работая вне резервации, апачи неизменно живут кланово-локальными группами, состоящими из представителей родственных семей, и они редко остаются вдали от дома больше, чем на год. Для большинства из них невозможность получить работу в резервации означает разделение со своими семьями. Много рабочих мест вне резервации остаются вакантными, и, как сказал один чиновник штата в отношении этого: "из-за того,что каждый из них хочет сидеть дома".В 1970 году из 2200 трудоспособных апачей Сан-Карлоса выше шестнадцатилетнего возраста, лет, 640 имели работу. Понятно, что желание оставаться апачами здесь перевешивает получение удовольствия от более материального комфорта современного общества. Исторические и культурные факторы, которые в прошлом создавали такую ситуацию, до сих пор имеют место, и пожалуй, сейчас противоречия ощущаются ещё более остро, чем в любое другое время с момента образования Сан-Карлоса.
  Будущее апачей не кажется таким уж мрачным, как это было на протяжении многих лет. Поддержка со стороны, а также присущие им смышленость и дарования, позволяют значительно улучшать качество их жизни, при этом не отказываясь от собственных культурных ценностей. Когда-то давно Крук писал в ответ тем, кто был против его плана предоставить апачам право голоса: "Я решительно утверждаю, что американский индеец равен по интеллекту большинству, если не всем другим национальностям, которых мы ассимилировали в наши законы, наши традиции и наш язык. Они вполне способны сами покровительствовать, если им предоставлять избирательный бюллетень и доступ в суды общей юрисдикции"
  Что произойдёт с апачами в оставшейся части этого века, частично зависит от их успехов в преодолении беспомощности, которая явилась следствием нашего столетнего тотального подавления, а также, частично, от продолжения и расширения политики просвещения со стороны государственных учреждений и чиновников. Будем надеяться, что уже позади будоражащие и обескураживающие колебания федеральной политики в отношении индейцев, и что в будущем апачи и другие индейцы достигнут, наконец, подлинного контроля в решении вопросов, которые непосредственно влияют на их жизнь.Только тогда можно будет беспристрастно протестировать оценку Крука их дарований.
  
  
  
  (Расположение апачей к западу от Рио-Гранде в 1761-91 годах).
  
  (Апач в оперенном наголовнике).
  БИБЛИОГРАФИЯ.
  
  Abel, Annie Heloise.
  
  
  
  
  1915. The Official Correspondence of James S. Calhoun while Indian Agent at Santa Fe and Superintendent of Indian Affairs in New Mexico. Washington (Editor.)
  
  
  
  
  1941. ''Indian Affairs in New Mexico under the Administration of William Carr Lane.'' New Mexico Historical Review 16 (April); 20632; 16 (July): 32858.
  
  
  
  
  Acu;a, Rodolfo F.
  
  
  
  
  1970. "Ignacio Pesqueira: Sonoran Caudillo." Arizona and the West 12 (Summer): 13972.
  
  
  
  
  1974. Sonoran Strongman: Ignacio Pesqueira and His Times. Tucson.
  
  
  
  
  Adams, Alexander B.
  
  
  
  
  1971. Geronimo, A Biography. New York.
  
  
  
  
  Adams, William Y., and Gordon V. Krutz.
  
  
  
  
  1971. "Wage Labor and the San Carlos Apache." In Apachean Culture History and Ethnology, edited by Keith H. Basso and Morris E. Opler. Tucson.
  
  
  
  
  Antell, Will.
  
  
  
  
  1974. "Education of the American Indians." Current History 67 (December): 26770, 279.
  
  
  
  
  Archer, Christon I.
  
  
  
  
  1973. "The Deportation of Barbarian Indians from the Internal Provinces of New Spain, 17891810." The Americas 29 (January): 37685.
  
  
  
  
  Bailey, L. R.
  
  
  
  
  1966. Indian Slave Trade in the Southwest. Los Angeles.
  
  
  
  
  Baldwin, Gordon C.
  
  
  
  
  1965. The Warrior Apaches: A Story of the Chiricahua and Western Apache. Tucson.
  
  
  
  
  1973. Indians of the Southwest. New York.
  
  
  
  
  Ball, Eve.
  
  
  
  
  1965. "The Apache Scouts: A Chiricahua Appraisal." Arizona and the West 7 (Winter): 31528.
  
  
  
  
  1970. Recollections of a Warm Springs Apache: James Kaywaykla, nanata. Tucson.
  
  
  
  
  1974. "Juh's Stronghold in Mexico." The Journal of Arizona History 15 (Spring): 7384.
  
  
  
  
  Bancroft, Hubert Howe.
  
  
  
  
  1884. History of the North Mexican States and Texas. 2 vols. San Francisco.
  
  
  
  
  1889. History of Arizona and New Mexico, 15301888. San Francisco.
  
  
  
  
  Bartlett, John Russell.
  
  
  
  
  1854. Personal Narrative of Explorations and Incidents in Texas, New Mexico, California, Sonora, and Chihuahua. 2 vols. (Glorieta, N.M., 1965.)
  
  
  
  
  Basehart, Harry W.
  
  
  
  
  1971. "Mescalero Apache Band Organization and Leadership." In Apachean Culture History and Ethnology, edited by Keith H. Basso and Morris E. Opler. Tucson, 1971.
  
  
  
  
  Basso, Keith H.
  
  
  
  
  1971. "To Give Up on Words: Silence in Western Apache Culture." In Apachean Culture History and Ethnology, edited by Keith H. Basso and Morris E. Opler. Tucson, 1971.
  
  
  
  
  Basso, Keith H., and Morris E. Opler, eds.
  
  
  
  
  1971. Apachean Culture History and Ethnology. Tucson.
  
  
  
  
  Benavides, Alonso de.
  
  
  
  
  1630. The Memorial of Fray Alonso de Benavides, 1630. Translated and edited by Mrs. Edward E. Ayer. Albuquerque, 1965.
  
  
  
  
  Bender, A. B.
  
  
  
  
  1934. "Frontier Defenses in the Territory of New Mexico, 18461853." New Mexico Historical Review 9 (October): 21972.
  
  
  
  
  Betzinez, Jason.
  
  
  
  
  1959. I Fought with Geronimo. Edited by W. S. Nye. New York.
  
  
  
  
  Bigelow, John, Jr.
  
  
  
  
  1968. On the Bloody Trail of Geronimo. New York.
  
  
  
  
  Bloom, Lansing B., ed.
  
  
  
  
  1928. "Barreiro's Ojeada sobre Nuevo Mexico." New Mexico Historical Review 3 (January): 7396; 3 (April): 14878.
  
  
  
  
  Bolton, Herbert E.
  
  
  
  
  1916. Spanish Exploration in the Southwest, 15421706. New York. (Editor.)
  
  
  
  
  1936. Rim of Christendom: A Biography of Eusebio Francisco Kino, Pacific Coast Pioneer. New York. (New ed., 1960.)
  
  
  
  
  1939. Outpost of Empire. New York.
  
  
  
  
  1948. Kino's Historical Memoir of Pimer;a Alta. 2 vols. Berkeley, Calif. (Editor.)
  
  
  
  
  Bourke, John G.
  
  
  
  
  1891. On the Border with Crook. New York. (New ed., Glorieta, N.M.
  
  
  
  1958. An Apache Campaign in the Sierra Madre. New York.
  
  
  
  
  Brinckerhoff, Sidney B.
  
  
  
  
  1967. "The Last Years of Spanish Arizona, 17861821." Arizona and the West 9 (Spring): 520.
  
  
  
  
  Brinckerhoff, Sidney B., and Odie B. Faulk.
  
  
  
  
  1965. Lancers for the King. Phoenix.
  
  
  
  
  Brodhead, Michael J.
  
  
  
  
  1973. "Elliott Coues and the Apaches." Journal of Arizona History 14 (Summer): 8794.
  
  
  
  
  Brooks, Clinton E., and Frank D. Reeve, eds.
  
  
  
  
  1947. "James A. Bennett: A Dragoon in New Mexico, 18501856."New Mexico Historical Review 22 (January): 5197; 22 (April): 14076.
  
  
  
  
  Brophy, William A., and Sophie D. Aberle, et al.
  
  
  
  
  1966. The Indian: America's Unfinished Business; Report of the Commission on the Rights, Liberties, and Reponsibilities of the American Indian. Norman, Okla.
  
  
  
  
  Browne, J. Ross.
  
  
  
  
  1871. Adventures in Apache Country: A Tour Through Arizona. New York (New ed., Tucson, 1974)
  
  
  
  
  1950. A Tour Through Arizona, 1864; or Adventures in Apache Country. Tucson.
  
  
  
  
  Burlison, Irene.
  
  
  
  
  1973. Yesterday and Today in the Life of the Apaches. Philadelphia.
  
  
  
  
  Cargill, Andrew Hays.
  
  
  
  
  1936. "The Camp Grant Massacre." Arizona Historical Review 7 (July): 7379.
  
  
  
  
  Carroll, H. Bailey, and J. Villasana Haggard, trans.
  
  
  
  
  1942. Three New Mexico Chronicles. Albuquerque.
  
  
  
  
  Carson, G. B., ed.
  
  
  
  
  1964. "William Carr Lane Diary." New Mexico Historical Review 39 (July): 181234; 39 (October): 274332.
  
  
  
  
  Carter, William Giles Harding.
  
  
  
  
  1900. From Yorktown to Santiago with the Sixth U.S. Cavalry. Baltimore.
  
  
  
  
  Chamberlain, Sue Abbey.
  
  
  
  
  1975. "The Fort McDowell Indian Reservation: Water Rights and Indian Removal." Journal of the West 14 (October): 2734.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"