Сноска: *если на "швейцарском" французском число 86 дословно переводится как "восемь десяток, шесть", то французы традиционно (именно традиционно, сленг никто не отменял) будут произносить это число как "четыре на двадцать, шесть". Французские числительные, черт бы их побрал XD
Отзыв заказчика особо приветствуется, ибо надо для дальнейшей работы. Остальным тоже буду рада. Писалось ночью, под действием Ред Булла. Кстати, нихрена не окрыляет. И вообще, гадость жуткая.
Люк третий раз свернул направо и вынырнул на довольно людную площадь. Этот город с его шумными и запутанными улицами начинает его раздражать. Как-то слишком уж непривычно после родного сельского городка. Поначалу он, может, и поддался всеобщему суматошному веселью,: успел пару раз заблудиться в оживленных переулках, познакомиться с какой-то цветочницей и в красках описать свой путь в Лозанну одному грузчику, присевшему прямо на мостовую покурить. На этом энтузиазм Люка, собственно, и угас. Петлять по бульварам и проулкам, то поднимающимся в горку, то скатывающимся вниз, человеку, привыкшему не ходить дальше соседней улицы (благо, дальше соседней улицы ничего интересного в его селении не было), оказалось тяжеловато, а постоянные оклики и черт знает с чем связанные любопытные взгляды, сначала забавлявшие, уже стали утомлять.
Месье Провинциал, как он сам кокетливо представился утренней цветочнице, окинул взглядом площадь, ища что-то в плане уединенной кафешки, в которой можно было бы перевести дух, отдохнуть и, наконец-то, позаботиться о завтраке, о котором он, весьма ожидаемо, забыл. Или вернее будет сказать "о ланче", исходя из информации, любезно предоставляемой большим циферблатом на вывеске над магазином - чего бы вы думали? - часов. Кафешки, вернее, кафешки именно уединенной Люк не нашел, зато заметил нечто иное, достаточно необычное, чтобы приковать его внимание. Этим нечто был фасад здания, имеющий абсолютно беспрецидентный оттенок иссиня-черного и, на первый взгляд, не имеющий ни малейшего пути сообщения своего внутреннего пространства с внешним миром. Впрочем, при более внимательном изучении взгляд Люка уловил очертания окон (тонированные стекла в общественном месте?) и двери. Как бы то ни было, но ощущение, как от созерцания чего-то не совсем нормального, осталось. И все это колоритное зрелище украшала серебристая табличка с надписью "Rifugio". Заинтригованный, Люк неуверенно, но все же пересек улицу и, добравшись до двери, чувствуя, кажется, не вполне уместный трепет, потянул на себя ручку.
Открывшееся его взору помещение, надо сказать, ожидания не оправдало. Конечно, услужливо подкинутые воображением картины, полные мерцающих свечей, похоронных декораций и прочей милой атрибутики были уж больно далеки от реальности. И все же, типичный для любого швейцарского кафе-бара интерьер, отделанный темным деревом, миниатюрные черно-белые фотографии старой Лозанны и тому подобные мелочи, включая оказавшиеся абсолютно прозрачными изнутри окна, заставили Люка почувствовать себя в какой-то мере обманутым. Погруженный в свои мысли, он даже не сразу заметил, что его уже какое-то время довольно пристально рассматривают. Бармен подождал, пока новый посетитель соблаговолит повернуться в его сторону, и, поприветствовав гостя, дежурной фразой осведомился о его желаниях. Что ж, в конце концов, тут хотя бы не было так людно, как в остальных местах, и Люк, уже без каких либо лишних колебаний занял ближайший стул у стойки бара. Кое-как сделал заказ и стал ждать. За неимением других занятий, попробовал разговорить бармена. Парень разговорчивостью, как оказалось, не блистал, но отвечал без видимого раздражения. Жюльен, 23 года. Работает тут около двух лет. Нет, хозяин не итальянец, и почему название бара итальянское, Жюльен особо не интересовался. Нет, он не студент на подработке, обычный бармен. Нравится работать с коктелями. Нет, он не живет с родителями или друзьями, обитает один в студии неподалеку. Название бара означает "Прибежище", если месье французу так интересно. Узнал по говору. И по тому, как месье пробормотал "фото аж 86ого!"*. Сам из Монтре. Ваш заказ, месье, приятного аппетита.
Вынужденный прервать беседу или, скорее, расспросы Люк молча стал поглощать свой скромный заказ, попутно рассматривая парня напротив, уже сосредоточено полирующего стаканы. А картина оптимизма не внушала. Внешними данными природа юношу не обделила: черные волосы, каре-зеленые глаза, правильные и четкие, даже немного жесткие черты лица и как-то портящая образ кокетливая родинка у левого глаза, не подходящая к серьезному и сдержанному выражению лица. Вы спросите, что же такого в описании Жюльена не понравилось нашему герою? Возможно то, в какой степени это описание контрастировало с его собственным светлорусым гнездом на голове или серыми, вечно, по выражению одного знакомого, затуманенными тяжелыми мыслями о судьбах человеческих (тоже мне, оригинал жанра комедии) глазами. Но особенно не внушали оптимизма примерно два метра роста нового, с позволения сказать, знакомого. "La Tour Eiffel!" - с досадой пробормотал Люк и тут же покраснел, потому как "Эйфелева башня", видимо, прекрасно расслышав "комплимент", внезапно весело посмотрел на комментатора и начал задавать ответные вопросы: а по какому поводу месье из Франции, очутился в здешних краях? И чему же он учит, и почему именно на дому, а не в специализированных учреждениях? А как месье овладел немецким? И давно он тут? Ба, сколько же месье лет? Надо же, а Жюльен бы и не подумал, что месье Люк на пять лет старше. Нет, никаких намеков. Бросать намеки клиентам хозяин запретил. Почти что в официальном виде - на бумаге. Ну подумаешь, было пару случаев... но раз месье Люк оказался на полдесятка лет старше, разве неестественно называть его "месье"? Нет, что вы, месье, никакого сарказма, месье. Книга жалоб? Сгорела ври невыясненных обстоятельствах, такая вот мистика. Конечно, хозяин завел новую. Она оказалась неводостойкой. Жюльен понятия не имеет, чьих гнусных рук это дело.
К концу разговора Люк уже фактически лежал на стойке, стараясь отдышаться и, в конце концов, перестать так неприлично хохотать. Жюльен хоть и разговаривал отрывисто и немного, но зато фразы выдавал убийственные по конденсации в них сдержанной иронии, а иногда - неприкрытого сарказма. С одной стороны, в свою сторону они ощущались довольно болезненно, с другой - как любой француз, Люк не мог не оценить виртуозности молодого бармена. Оглядываясь назад, Люк не раз подивится тому, как чувство юмора, пусть и довольно черного, может свести абсолютно разных людей.
А пока что бар он покинул с твердым намереньем еще раз вернуться в Лозанну хотя бы ради этого места.