Когда судно качается на волнах, а тебя выворачивает наизнанку, тебе не до красот, мимо которых проходит судно. Ни до неба, ни до уходящих берегов, ни до первых лучей рассвета.
- Куда плывем, малыш?
Еще меньше ожидаешь этого вопроса от человека, который сейчас должен быть на мостике с капитаном, следить, чтобы судно не попало на мель. Вообще-то вид лоцмана был неприятен. Огромный, бородатый, в потрепанном тулупе, волочившемся за ним и собиравшем всякий мусор. Судя по тому, что там были засохшие листья и клубки травы, чистили тулуп очень давно. И еще эта фирменная трубка, которая не дымила, так как курил этот лоцман только сигареты.
Возможно, все это отразилось на моем лице. Вообще, тяжело скрывать что-то от взрослых, если тебе всего двенадцать лет и тебя мутит от качки.
- Думаешь, что я фиговый лоцман, раз болтаю с тобой, а не слежу за курсом? - Лоцман был явно настроен поболтать. - Или внешний вид пугает? Он вообще и должен пугать, по профессиональной традиции.
Все-таки, как бы тебе ни было плохо, любопытство все равно сильнее.
- Какой традиции? - спросил я, цепляясь за борт от очередного прыжка нашего судна по волнам.
- Как какой? - Лоцман поднял вверх указательный палец. - Морской! Судоходной! Каперской! Лоцманской!
- Каперы - это пираты! - твердо заявил я, только что прочитавший 'Одиссею капитана Блада'. - Вы что, пиратом были?
- Конечно, был! - ни секунды не сомневаясь, согласился Лоцман. - Всякий уважающий себя моряк был пиратом. Вот кто твой отец?
- Это Юркин сын. - Рядом со мной неторопливой походкой прошелся тот, от кого мне отец строго-настрого велел держаться подальше - старший помощник капитана или, по морскому, Старпом. - Он на него и похож. Только пока не пьет!
- А я и не буду! - У меня несколько прояснилось в голове, и я смог выпрямиться. - Ни за что!
- Ого! - удивился Лоцман. - Точно Юркин. Вот только, сынок, гляди, станешь ты моряком и попадешь на корабль, думаешь, сдержишь слово?
- Конечно! У меня весь корабль не будет пить!
Последнее мое заявление вызвало судорожный смех как у Лоцмана, так и у Старпома.
- Слушай! А ты не промах! - смахнул то ли слезу, то ли каплю морской воды с лица Старпом. - Ладно! Раз так, разрешаю тебе на этом судне доставать всех, чтобы не пили. Понял? Любыми средствами!
Дважды мне ни разу повторять не приходилось.
2.
Синее море всегда раздражало меня тем, что я так и не мог понять, какого оно цвета. Синего? Зеленого? Перламутрового? А еще по утрам я видел нежно-розовое море, а вечерами кроваво-красное. Это не говоря про ночь во время бури, когда любая волна настолько черная, что, кажется, дотронься до нее и провалишься в другое измерение.
- Ну, как, привык к качке? - Старпом глядел на меня с прищуром, который всегда отличал плавающего человека от живущего только на суше. - Не тошнит больше?
- Не привык! - честно ответил я. - Как только море волнуется больше пяти баллов, меня подкашивает.
- Пять баллов - это детский лепет! - Старпом рубанул ладонью воздух. - Запомни, если ты через пару дней не станешь смеяться в лицо восьмибалльному покачиванию, я в тебе разочаруюсь. Чем занят?
- Думаю, куда пристроить конфискованное спиртное, - ответил я.
Старпом поперхнулся.
- Какое спиртное? - переспросил он, откашлявшись. - Не понял!
- Конфискованное, - пояснил я. - На кухне и в каюте отца.
- Потыренное, значит? - нахмурился Старпом. - Знаешь, это не дело...
- Вообще-то пацан правильно выразился, ик! - Лоцман, которого должны были ссадить давным-давно, но не нашли, так как он залез в трюм и там все проспал, сейчас выполз и улегся на солнышке рядом со мной. - Это ему отдали, чтобы отвязаться. Чтобы пацан заначку сделал, на тяжелые времена, так сказать.
- Я тебя вообще-то и видеть не должен, - голос Старпома стал тихим и вкрадчивым, таким, который предшествовал громкому крику и размахиванию здоровенными кулаками. - Малыш, может, у меня солнечный удар? А то два дня без дождика, совсем не похоже на Балтийское море.
Я оглянулся и посмотрел на небо. Действительно, нетипичная для сентября погода стояла на Балтике. Солнечно, тепло, ветра почти нет. Будто мы в Африке и сейчас начало лета.
Когда я снова посмотрел на Лоцмана, его уже не было. Словно и не вылезал он совсем. Довольный собой Старпом прикурил сигаретку и привычным жестом спрятал горелую спичку на дно коробка.
- Последний день на судне? - спросил меня Старпом. - Или дальше пойдешь с нами?
- Последний! - со вздохом признался я.
- А дальше как?
- Сестра и ее муж заберут меня в порту и отвезут на поезде домой.
- Вон оно как! - покачал головой Старпом. - Жаль, а то ты тут такого шухера навел! Даже Боцман проникся.
Боцман был вторым человеком, к которому мне было запрещено приближаться.
3.
Третьим человеком, к которому я не должен был никогда и ни за что подходить, был Штурман. Хотя не выполнять это требование отца было проще всего. Чтобы показать мне Штурмана - невысокого, вечно хмурого молодого человека - отец привел меня к нему в каюту, и мы там просидели часов пять. Отец что-то обсуждал, а я просто пялился на вещи, что были в каюте.
Самым интересным был, конечно, иллюминатор. Огромный, почти вдвое больше, чем в каморке у отца, через который было видно, как плещется вода у борта. Казалось, присмотрись и увидишь морские глубины. И я присматривался что было сил.
- Ныне нас нагрузили порядочно, - заметив мое любопытство, сообщил Штурман. - Обычно я гораздо выше ватерлинии сижу. Хотя пару раз был и пониже.
Я представил себе, как было, наверное, здорово смотреть, как плавают рыбы, медузы, всякая другая живность. А сверху на все это светило солнце, пронзая лучами тьму воды.
- Совсем ниже уровня воды меня не опускало, - развеял мои мечты Штурман. - Но волны в стекло били. Жутковато было. Казалось, что вот-вот, и весь океан ринется внутрь, заполняя все вокруг. Я даже спал, занавесившись, чтобы ничего этого не видеть. А все равно вздрагивал на каждом стуке.
Честно говоря, я представлял себе штурманов совершенно не такими. По книжкам, что я любил читать, всегда выходило, что Штурман - это такой же храбрый моряк, как и капитан, всегда спокойный и невозмутимый.
Так что этот рассказ произвел на меня впечатление совершенно иного рода, чем предполагал наш Штурман. И потому я с полным равнодушием отнесся к штурманским картам, которыми был набит шкаф. Ведь если человек боится стука воды в иллюминатор, то уж держать 'Настоящую Пиратскую Карту' он точно не решится.
Зато у Штурмана были вкусные плюшки, которые ему пек его брат - наш повар-кок. Потому я гостил у Штурмана довольно часто. Правда, старался, чтобы со мной был еще кто-то, ведь на нашем судне иногда водились крысы. А я не сомневался, что при виде длинного облезлого хвоста Штурман просто упадет в обморок, и как тогда я его от крыс спасу?
4.
Вот капитан произвел на меня действительно хорошее впечатление. И к тому же мне не запрещали с ним общаться. Все дело было в том, что как и мой отец меня, капитан до Калининграда вез жену с маленькой дочкой, лет пяти. И женщина скучала. Так что мне приходилось иногда просто скрываться от ее объятий - очень уж ей хотелось потискать меня.
Сам же капитан был низенький и довольно грузный. Многие назвали бы его толстым и неуклюжим, но я после того, как нас познакомили, сказать такое не мог.
Капитана я встретил на второй палубе нашего судна, когда кто-то, неизвестный мне, лихо съехал по перилам сверху вниз, и матросы, курившие после погрузки, тут же вытянулись по стойке смирно.
- Вольно! - лениво махнул рукой капитан и, прищурившись, посмотрел на меня. - Ага! Ты сын нашего токаря. Пошли со мной!
Я, конечно, не собирался выполнять приказы совершенно незнакомого мне человека, о чем тут же и сообщил.
- Ты че творишь? - толкнул меня один из матросов. - Это же наш Капитан. А ну, иди!
- Вообще-то он совершенно прав, - задумался Капитан. - Это тебя отец хорошо воспитал. Ребенок не должен бездумно выполнять все приказы взрослых. А то мало ли что? Тогда пойдем, я познакомлюсь с тобой через того, кого ты хорошо знаешь.
В этот момент мимо проходил Старпом, которого я знал уже хорошо.
- Эй, Петрович! - окликнул Старпома Капитан. - Познакомь нас. А то паренек с незнакомыми людьми куда попало не ходит.
- Ты чего, сдурел? - вопросительно посмотрел на меня Старпом. - Тут же чужих нет. Все свои. Я же тебе это объяснял.
-Так, Петрович, не гони на парня! - спокойно сказал Капитан. - Представь меня, как положено. А то я к нему по перилам скатился. Несолидно, будто салага какой.
В общем, через полчаса я сидел у Капитана в каюте и слушал щебетание его жены - тоже невысокой, но очень хрупкой женщины со скучающим глазами. И ел конфеты. Вообще-то на корабле я постоянно что-то жевал. Всякий, кто пробегал мимо меня, норовил что-то сунуть. То конфету, то жевачку, то пирожок. А в свои двенадцать лет и при активных занятиях спортом я постоянно хотел есть и никогда не отказывался. Принося в каюту после своих прогулок по кораблю фантики, чтобы выкинуть их в мусорное ведро, я всегда нарывался на недоуменный взгляд отца: 'Что? Опять?'
В каюте Капитана было просторно. Не то, что в каютах матросов. Не двухкомнатная, конечно, но что-то очень близкое. Как я потом узнал, это была гостиная, предназначенная для высоких гостей, просто Капитан занял ее, пока ехал с женой. Но для меня это было совершенно правильно: капитан главный на судне, значит, и каюта у него должна быть самая-пресамая лучшая.
Конфеты, что мне предлагала жена Капитана, были обычными, теми же, что мне постоянно подсовывали матросы. Боцман, например, давал мне исключительно жевачку 'Дональд Дак', в которую вкладывались интересные картинки-миникомиксы. А Старпом любил совать мне сухие макароны, утверждая, что это полезно для зубов. Макароны, кстати, были совсем другие, чем я ел дома или на камбузе. Как потом выяснилось - итальянские макароны, из твердой пшеницы. Вещь редкая в те времена.
- Что-то ты плохо ешь! - заметила мне жена Капитана, глядя на кучу фантиков перед моим носом. - Ты что, не голодный?
- У нас сегодня на обед макароны по-флотски. - сообщил ей я. - Экономлю место.
- Фу! Там же мясо! - всплеснула руками жена Капитана. - Это плохо отразится на твоем обмене веществ. Люди не должны есть никого другого. Это ведь живое, ему больно!
- Но ведь пшенице тоже больно, когда ее срезают, - возразил я. - Тут дома , по телевизору, показывали опыт, когда одно растение резали ножницами на глазах других и потом клали ножницы рядом с ними. Так они пытались расти подальше от ножниц.
- Нет! - улыбнулась мне жена Капитана. - Растения - они, как и камни, ничего не чувствуют. А вот живые существа совсем другое дело. Хотя ладно, ты еще молодой, пока не понимаешь. Это все наше невежество виновато, а не ты. А вот на Западе люди никогда никого не едят.
Как оказалось, фраза 'На Западе' сопровождала жену Капитана постоянно. Она и в Калининград поехала только потому, что он поближе к 'Западу'. Говорила она тоже очень много. Правда, я большую часть ее разговоров не понимал и только согласно кивал, как меня учили делать, когда ты давно потерял смысл беседы.
А вот дочка капитана, пухленькая, словно колобок, девочка говорила мало. Зато любила бегать и играть в прятки. Беда была в том, что ее не выпускали за пределы каюты. Ведь там, по словам жены Капитана, было опасно. А прятаться в каюте было скучно, все места, где можно было скрыться от взора водящего, были известны.
5.
Часа три судно никуда не шло. Даже якорь бросили, чтобы не сносило в сторону.
Я смотрел на заходящее солнце и любовался стоящими на рейде недалеко от нас другими кораблями. Вообще-то для остановки на буе, перед заходом в порт, было рано, и мне жутко хотелось вызнать, что случилось, но все вокруг бегали как угорелые и явно были чем-то заняты. А жена Капитана ничего не знала.
Чайки, что летали над нашим кораблем, вдруг высоко поднялись в воздух и быстро-быстро понеслись куда-то в сторону. Я проводил их взглядом и увидел Старпома, Боцмана и Штурмана, которые стояли рядом со мной и яростно курили свои папиросы так, словно стремились укрыть судно дымовой завесой.
- Кстати, ты же наверняка не знаешь, - Боцман подошел ко мне и привычным жестом растрепал мне волосы. - Тут учение будет. Так что еще часиков пять мы тут поторчим.
- Учение? - я встрепенулся так, что Боцман убрал руку с моих волос. - Какое учение?
- Военное, какое еще? - Боцман посмотрел на свою руку с удивлением. - Да ты, брат, так возбудился, что от тебя искры посыпались. Меня аж током ударило.
- Это у него ежик дыбом встал, - серьезно заявил Штурман. - Вот ты и укололся. Смотри, возбужденный пацан запросто прокалывает своей шевелюрой броню линкора. Так что будь аккуратнее. Еще придется тебе руку ампутировать!
Пока все вокруг смеялись этой несмешной шутке, я с увлечением выглядывал за борт и крутил головой, чтобы разглядеть место, где должны проходить учения.
- Хочешь все увидеть? - спросил меня Боцман. - Так вынужден тебя огорчить. Ничего ты не увидишь. Слишком далеко. Да и не надо тебе это. Вон и чайки в другую сторону полетели.
Взглянув на чаек я тяжело вздохнул.
- Будь у меня крылья, я бы точно помчался посмотреть, как стрелять будут, - пробурчал я, расстроенный.
- Так ведь чайки трусливые твари, - заметил Боцман. - Береговые то есть. Видишь, они к берегу несутся. Дрожат от страха. А вон там, на горизонте, настоящие чайки. Им все равно, будут стрелять или не будут. Они и внешне отличаются от своих береговых товарок.
Я посмотрел на тех чаек, что висели вдалеке. Хотя у меня и было хорошее зрение, но так далеко видеть, чтобы разглядеть 'настоящих чаек', я все равно не мог.
- А чем они отличаются, настоящие чайки от береговых? - спросил я.
- Характером! - улыбнулся мне Боцман. - А так, по внешнему виду, ты их и не различишь.
6.
Входили в порт мы уже далеко за полночь. Обычно я спал в это время, но сегодня возбуждение от того, что я вхожу в порт после того, как рядом были военные учения, не давало мне сомкнуть глаз.
К тому же небо было таким ясным, что я видел, как небо пронзают метеориты. Один за другим.
- Словно салют! - раздался голос жены Капитана рядом со мной. - Красиво-то как. У нас такого не увидишь. Только на Западе.
- В сентябре постоянно падают звезды, - сообщил Лоцман, сидящий неподалеку. - Я к ним уже давно привык. Как в море выйдешь в начале осени, так на них и глядишь. Я даже видел, как одна такая звезда упала недалеко от судна. Правда-правда. Но это давно было.
- Да что вы говорите! - возмутилась жена Капитана. - Это редкое природное явление, увидеть которое можно только раз в жизни. А вы привыкли! Да как к такому можно привыкнуть?
Я перестал слушать спор взрослых. Тем более что мне он был неинтересен. Небо расчерчивалось косыми линиями, словно кто-то чиркал спичками в темноте и бросал их, не удерживая в слабых пальцах. Я уже знал, что такое метеориты, и не удивлялся тому, что вижу. Вот только наблюдал я такое впервые.
Большинство метеоритов лишь прорезали темное ночное небо слабой полоской. Настолько слабой, что даже было непонятно, какого она цвета - красная, желтая или белая. Но иногда какой-то метеорит в конце своего пути взрывался, оставляя ощущение чуда.
- Ну, ты как? - ко мне подошел отец, наконец закончивший работу и теперь свободный до момента пришвартовывания. - Что интересного увидел?
- Падающие звезды, - я завороженно показал рукой на небо. - Много падающих звезд.
- Ну, да! - произнес мой отец. - О, смотри, вон как вспыхнула! Не долетела. А вон еще.
И вот так мы стояли и, никого не слушая, смотрели на небо. А судно медленно входило в порт, где его уже ждали сначала буксиры, затем таможенники, а затем и наши родные.