Бобров Михаил Григорьевич : другие произведения.

       Случилось мне прочитать "Везунчика" Олега Бубелы. Слышал об авторе много, решил, наконец, собственное мнение составить – нашел в записях одного из своих СИ-френдов ссылку, сходил, впечатлился.

       Есть книга сия на Самиздате, находится она с негодованием у джентльменов; так что ссылку приводить не стану. Есть в тексте Олега Николаевича несомненные находки, достойные слова доброго. В смысле -- незлого и тихого.

       Увы мне! Вещей, достойных слова злого и громкого, там, по скромному моему отрицательному мнению, несколько больше.

       Однако ведомо мне учинилось, что имеет Олег Николаевич верных поклонников, почитателей и продолжателей. И чтобы избегнуть напрасных смертей прежалостных от удара оных тыквами в потолок, равно же и для сбережения драгоценной пуканиевой тяги (мало ли какие еще спутники в тихоокеанскую группировку подадутся, мало ли чего еще спасать придется -- тут и скромные 0,1G пригодятся), будем говорить обо всем открыто и гласно; а уж читатель не дурак и примерно нас рассудить способен. Тем паче, что особенностей текста немного и оценить их нетрудно.

       Сначала о хорошем

       Автор "Везунчика" действительно умеет пользоваться психологией. У него получились в самом деле живые герои второго плана и персонажи. Они не просто выражаются языком, подобранным под расу, общественное положение, возраст -- все куда глубже. Они ведут себя в соответствии с архетипами. Действуют, плетут интриги, пытаются подставить героя, искренне благодарят его, вполне натурально умалчивают об очевидных всем (кроме героя, иже суть попаданец) вещам -- отчего рождаются немедленно же новые – обоснованные! Как приятно, шерт поеб… побьери! -- приключения, и так далее.

       Автор "Везунчика" отнюдь не пугается действия. Это не так просто, как может показаться. Часто встречаются тексты, где видно, как автору тяжко убивать выпестованного персонажа либо героя второго плана. В тексте про Везунчика нет лишних смертей -- ради картона -- но вот обоснованные смерти совсем не задерживаются. «Не, Моня! Вдовой взял, вдовой и оставишь!»

       Две главные особенности -- постоянная рубка, война, смерть всегда рядом. Плюс рядом множество других людей – других не наклейками, не ярлычками, а поступками.

       "Они что-то замышляют! Тебе страшно? Мне - да!"

       Эти-то особенности и создают непередаваемый образ варварского Приграничья. Где в самом деле каждый день можно ждать клинка в спину; где верная дружба -- действительно редкость, а не встречается на второй же странице просто потому что на третьей должна быть сеча, а герой все еще одиночка -- все это в сумме создает очень цельный, весьма достоверный образ.

       И снова -- так чего ж так сурово? Мало, очень мало авторов, владеющих психологией и композицией текста на уровне Олега Николаевича.

       А вот отчего.

       Текст чудовищно, непредставимо, необозримо затянут. Романисты склада Бальзака или Гюго, или Мопассана с их пятистраничными описаниями будуара героини (не шутка!) или с расходом 1000 знаков на описание входной двери -- не какой-то сюжетной входной двери, пред коей герой сражен бысть, а каждой, которую глазами героя видит читатель -- так вот, все эти напыщенные французы могли бы покурить в коридоре, коли б не вертелись в гробах, обеспечивая до 80% всех электрических мощностей Прекрасной Франции. (А Вы что, до сих пор верите, что у них там все на АЭС держится? Упс...)

       Но, наверное, в столь огромном объеме автор чувствует себя вольготно? Верно, нет у него проблемы с рассказом интересных историй, верно, не сжат он микроформатом в 400 КБ на книгу? И то сказать -- первый текст 834КВ, второй более 1100КВ, дальше вечер закончился, пришлось спать ложиться. Сколько же событий можно тут разместить, сколько судеб показать! Симонов запаковал трилогию «Живые и мертвые» в 1500КВ. Громадина «Тихого Дона» - 3000 КВ. И поместились в эти 75 авторских листов судьбы ста действующих лиц (список есть на Википедии, если что), да немерянного числа персонажей эпизодических, упомянутых колорита и фона для. В первых ДВУХ книгах «Везунчика» объем порядка 1900КВ, это ж сколько можно показать! А сколько поместится шуток, удачных слов, метких фраз, чеканных абзацев, достойных запоминания с первого чтения?

       Сколько?

       Так вот, первое мое обвинение – вспомнить нечего. Ладно, я понимаю, у нас тут только средневековье, только хардкор. Этакий, понимаешь, Корнев-Круз, «Лед-Пограничье» в фентези-антураже. Тут, понимаешь, не до шлифовки метких фраз, не до игры в слова. В наши дни писатель тот, кто напишет марш и лозунг!

       Хемингуэй тоже писал простыми словами: был, взял, вошел, закрыл дверь. «Я пошел к себе в отель под дождем». «Столько хороших картин к дерьмовой матери без всякого смысла» «Мы очень сожалеем, мистер Том». «Земля плыла?»

       Недлинные фразы. Простой словарный запас. Прямые назывные глаголы, для действия сто синонимов не применяется. Но впечатление весьма сильное.

       В чем же разница?

       Хэмингуэй передает опыт. Чувственный или умственный, вопрос второй. В чем-то свой, в чем-то заимствованный, но реальный. Автор «Везунчика» просто описывает действия героя – многословно, неряшливо, не пытаясь усилить звучание фразы, не пытаясь выкинуть повторы как в тексте, так и в мыслях. Даже не пытаясь на уровне композиции просмотреть ветку, наметить там несколько ключевых точек и описывать именно их. А что, чем больше объем, тем дольше по времени читатель будет получать кайф. Первая схватка… вторая… третья… Даже в реальности рано или поздно человек ПРИВЫКНЕТ к боям. Хочет или не хочет, стремится или не стремится. Адаптация – фундаментально свойство психики, причем не только человеческой, а млекопитающих вообще. Но автор «Везунчика» упорно описывает каждый день и каждый бой, довольно мало отличающиеся от соседних. В годы того же Бальзака подобный подход весьма ценился при написании «путевых романов», для коротания времени в тогдашних дормезах. По скромному моему мнению, сейчас такое количество информации оправданно только в этнографических текстах, задача которых бережно передать исчезающую культуру (Как тот же Тихий Дон), а не в художественных текстах, цель которых – передать читателю…

       Передать читателю – ЧТО?

       Хрен с ним, с корявым языком. Сам-то я и похуже высказываюсь, мне ли возмущаться. Хрен с ней, с затянутостью романа. Толкиен вон описал обычнейший турпоход. По категории сплавщиков или альпинистов -- вообще ни о чем. Ни одного крюка не забили, ни одного сифона, ни одного переката. Может, автор «Везунчика» эпического размаха холст грунтует, на коем мысль его воссияет в блеске… томе так в десятом, примерно. Вот есть же у Бубелы психология, есть же ощущение Приграничья.

       А послания нету.

       Давным-давно огорчил меня сам великий и ужасный Dormiens: во имя чего ломал он любимых наших героев? Во имя чего «wasterland», о чем «Человеческое, слишком человеческое»?

       Так то, простите, был Dormiens. В 675КВ уложился, душу вывернул, вытр… вытряс, скажем так, и высушил. Ни слова лишнего, ни всхлипа, ни абзаца водянистого. Может, не понял я его, может, не полюбил. Но уважать однозначно согласен.

       А Бубелу я читал-читал, читал-читал… спать ушел… а где ж та кульминация, так и не дождался.

       Это второе неприятное.

       Для передачи важного опыта или чувства, чем только можно оправдать затянутость повествования, слабость языка -- любые иные огрехи, простительные очевидцу или участнику событий – текст слишком синтетический. Говоря проще – высосан из пальца чуть более, чем полностью. Выдуманные люди, выдуманные проблемы.

       Для развлечения читателя, чем бы можно оправдать полностью выдуманное происхождение и откровенного МартиСью героя, что даже в заголовок вынесено – текст откровенно слабо написан. Много воды, длиннот, практически нет метких слов, достойных запоминания фраз, душевных пейзажей, драматических моментов.

       Если текст не для передачи послания от автора к читателю, если текст и не для развлечения читателя – то он, получается, для развлечения автора.

       И эта маленькая отрицательная деталь в моих глазах перевешивает напрочь все действительно хорошие находки «Везунчика».

       Ну, а читать либо не читать, решайте сами. Мое мнение – всего лишь мнение; если об этом тексте есть мнения другие, хотел бы услышать.

       (с) КоТ

       Гомель

       07.12.2015