Паскаль никак не могла понять, что ей хотелось сделать больше - пнуть этого парикмахера ногой, когда он будет стричь её волосы спереди, или воткнуть эту самую расческу ему в нос. Где Персия вообще такого противного мужлана нашла, один бог знает.
- Ужасные волосы, просто ужасные, - светлые локоны Паскаль так и рассыпались сквозь его пальцы, которыми он ощупывал волосы, - ломкие, раздвоившиеся, опаленные солнцем. Девочка, ты случайно не в пехотном полку служишь?
Пьер прыснул, отчего Паскаль захотелось выхватить у парикмахера расческу и запустить ею в брата. Цисси шикнула на Пьера, чтобы тот вел себя прилично, а сама удобнее устроилась на высоком стуле и продолжила читать любимую книгу Пьера - "История двух городов".
Паскаль как-то пробовала её читать - ужасная, скучная книга без картинок. Одна сплошная история Пикарета, который отделился от Пруэтта и бла-бла-бла, но Пьеру было в самый раз - его с дедушкой всегда волновали вопросы политического и исторического плана, а вот что Цисси нашла в этой книге - неизвестно.
- Тут отрезать, а вот тут можно подравнять, - бормотал парикмахер в свои подкрученные усы, - ох, лучше бы я начал со старшей девушки.
- Так чего не начали?! - огрызнулась Паскаль, отдергивая голову в сторону.
Парикмахер ловким движением рук вернул её голову на место, заставив выпрямиться и смотреть прямо на себя, в зеркало. Он хотел что-то сказать, и явно колкое, в её стиле, но в дверь постучали, а затем без позволительного "войдите" вошла её крестная.
- Камилла! - наигранно радостно произнесла Цисси, захлопывая книгу и соскакивая с высокого стула. - Как же мы давно не виделись!
Тон у Присциллы был ненастоящий, а вот крепкие объятия с крестной - да, настоящими. Камилла была второй матерью для Цисси, а её дочь, Люцилла, её единственной и близкой подругой, а её брат-близнец - "возлюбленный" Цисси, так отчего же не быть крепким объятиям?
- Как Цилли, как, - она словно проглотила огромный ком, - Лаэрт?
Камилла лишь крепче прижала её к себе, прогоняя не прошеные слезы:
- Наряжаются к приему. Лаэрт опять спрятал любимые серьги Люциллы.
Цисси усмехнулась, шепча скорее для себя, нежели для крестной:
- Конечно, они с Паскаль всегда так делают.
Камилла выпустила из объятий и, потрепав её по щеке, подошла к сидящей на стуле Паскаль и, щелкнув её по носу, весело произнесла:
- Что, уже спрятала серьги сестрицы?
Девочка хитро улыбнулась, отведя глаза в сторону. Значит, спрятала. Шустрая девчонка, в свои семнадцать она точно переплюнет Лаэрта по этим шалостям.
- О, Винсент, - она улыбнулась парикмахеру, - смотри, не отрежь ей уши, а то она любит вертеться.
Парикмахер кивнул, пробормотав что-то вроде "она уже пыталась" и, следуя этикету, поцеловал руку мадам Дюпрэ и поспешил вернуться к работе. Ему оставалось посетить ещё не один аристократский дом.
Камилла обошла Паскаль и остановилась напротив Пьера. Он всегда казался ей странным, уж слишком он расчетливым и начитанным был для четырнадцати лет. В свои четырнадцать лет Лаэрт карабкался по старой иве и подсматривал за сестрой и Цисси, как они весело что-то обсуждают в комнате сестры, а потом чуть ли не кубарем летел с него, когда после его разоблачения в него летели духи, какие-то книги и рамки с картинами.
А Пьер всё это время проводил в фехтовальном зале, совершенствуя свои незаурядные способности в фехтовании и стрельбе. И никакие девочки его не интересовали.
- Пьер, - с улыбкой произнесла Камилла, изящным движением отводя от лица выпавший из прически локон, - убери с лица эту противную мину.
Мальчишка, недовольно нахохлившись, пробормотал в ответ:
- Нормальная у меня мина.
А Камилла уже двинулась дальше, окидывая взглядом всех крестников - листающую книгу Цисси с немного нервным видом, недовольную Паскаль, которая так и хочет дернуть головой в сторону во время стрижки, скучающего Пьера.
Дети так быстро растут, особенно когда какое-то время ты их не видишь. Она любила детей Дюран как своих близнецов и Пандору, ведь она видела каждого из них в пеленках, перевязанных цветными лентами, и была на каждом дне рождение этих троих.
И она знала, что так же Персия любит Люциллу, Лаэрта и Пандору, но в силу своей скованности так явно, как Камилла, этого не показывает. В конце концов, это же Перси - "девушка-лед", как называли её в пансионе, что "если подойдешь - уколешься о сосульки души". И она знала, что Петоль всегда с удовольствием ездил на охоту с Лаэртом, играл с неподдельным весельем с Пандорой и с полной серьезностью обсуждал с Люциллой предстоящий прием или бал.
Но он не мог заменить им Альцидеса. От этой мысли Камилла горько усмехнулась. Сколько бы времени не проходило, а оно не лечило, оно лишь стачивало острые углы боли в сердце, слегка покрывая их защитной пеленой, которая рано или поздно треснет по шву и боль вернется. Боль всегда возвращалась, только иногда слишком быстро, а иногда слишком неожиданно.
- Ну, мои милые, была рада вас видеть, но мне пора - Цилли свои серьги без меня не найдет, - подмигнув улыбнувшийся Цисси и вышла, прикрыв за собой дверь.
Она поблагодарила Персию за прием и извинилась за неожиданный визит, показывая всем видом, что она в норме. Но Камилла чувствовала, как на неё смотрит Петоль, как будто он всё знает и не нужно пред ним так выставляться. И это было самым неприятным, потому что так всегда смотрел Пьер на всех людей.
А тем временем Паскаль испытывала терпение Винсента, то уронив с ноги туфлю, то кольцо с пальца. Парикмахер терпеливо ждал, пока она подберет ту или иную вещь, а сам недовольно пыхтел в усы. И, после того, как с шеи Паскаль упал медальон, он не выдержал и, кинув ножницы на стоявший рядом столик, повернулся к Цисси.
Высвободившись из плена расчески, девочка соскользнула со стула, подобрала свой медальон и скрылась за дверью. Она и сама может сделать себе любую прическу, думала Паскаль, застегивая медальон. Просто ей не хотелось, чтобы заплетали косы и накручивали их в два колеса на голове - она напоминала себе телегу, да и вообще она эти приемы терпеть не могла.
Завернув за угол, девочка остановилась, прислушиваясь. Не хотелось наткнуться на Персию, которая тут же закатит скандал вроде неуважения к традициям и прочее, поэтому лучше перестраховаться. Однако в холле и гостиной комнате было тихо.
Паскаль заглянула в распахнутую дверь - коробки с синих диванов убраны, белая упаковочная бумага тоже. И ей так захотелось посидеть в этой комнате, что она зашла, закрыла за собой дверь и уселась на диван, лицом к окну, положив подбородок на спинку.
А время всё близилось к обеду. Солнце медленно наклонялось, меняя траектории теней цветов, деревьев. Паскаль смотрела на растущий неподалеку от окна тополь, с которого половину своей жизни совершала смертельные трюки и усмехнулась, вспомнив глупые объятия с веткой дерева Цисси.
Все казалось таким ненастоящим, будто всё происходит не с ней. Она много раз видела эту "процедуру" знакомства с кандидатами и всегда испытывала чувство жалости к девушкам, мило улыбавшимся, но перепуганными до смерти, а теперь она сама была этой девушкой.
Эти глупые традиции - откуда они вообще взялись? Было бы лучше, если бы каждый ребенок, достигнув семнадцати лет смотрел кандидатов или был им, а не если одному есть семнадцать лет и значит остальные должны проходить через всё вместе с ним. Просто это поистине глупо - познакомится с кандидатами, ждать своего семнадцатого дня рождения, чтобы заключить помолвку, а дальше, через год, отыграть Белый день.
Но кому интересны мысли и доводы пятнадцатилетней девчонки, которая сбежала от парикмахера и прячется в самой непосещаемой комнате дома? А ещё, думая обо всем этом, она сжимала в руке медальон Парветты. Кажется, когда ей было десять, он ей очень понравился, и бабушка с радостью защелкнула замочек за шеей внучки. Сейчас она даже вспомнить не могла, чем эта серебряная круглая побрякушка с забавным выпуклым узором и синим камнем чуть сбоку от центра могла ей понравиться - Паскаль просто нравилось сжимать и крутить его в руке, для этого он был маленьким и удобным.
- Он открывается, - Парветта щелкнула внучку по носу, - если ты знаешь, куда нужно нажать.
Паскаль закатила глаза и сказала, что это раз плюнуть. Парветта лишь усмехнулась и отпила из бокала вино, наблюдая за стараниями внучки.
Паскаль улыбнулась своему воспоминанию. После трех дней попыток открыть эту кругляшку, она оставила эту затею и просто носила его, не снимая с шеи. Персия была довольна, что хоть какую-то фамильную реликвию её дочь согласилась носить, помимо маленького колечка с синим камнем, потому что после долгого отсутствия серег в ушах, их одевания становится адской мукой.
А ещё она совершенно забыла, что сейчас на ней пансионная форма. Она мяла новую юбку, поджав ноги под себя, и мяла рубашку, смешно положив руки на спинку дивана. Тут было так спокойно, что она просидеть в гостиной комнате целый день.
Но всему был придел, даже нервам Персии, которая вихрем влетела в комнату и, что-то сбивчиво выкрикивая, отправила Паскаль к парикмахеру. Желая избежать очередной эксцесс, Паскаль просто покорно вышла из комнаты и в мгновение ока оказалась на высоком стуле.
Вильям, или как там его, недолго колдовал над её волосами, лишь приговаривая в такт ножницам свою парикмахерскую мантру. В гардеробной комнате уже не было ни Присциллы, ни Пьера, только Персия с пристальным вниманием наблюдала за работой парикмахера.
А дальше всё было словно в тумане - бегающие туда-сюда слуги, какие-то сбивчивые разговоры и постоянные хлопанья дверьми, как будто здесь не спальная комната, а кухня, на которой все приготовления так и норовят подгореть, убежать с огня или выпариться.
Паскаль стояла на невысоком табурете и, сдерживаясь, чтобы не разорвать корсет на себе, считала до ста, хотя её счет уже давным-давно перевалил за тысячу двести. Сколько бы она не доказывала матери, что ей просто нечего утягивать корсетом, Персия всё равно продолжала затягивать её в них, как маленького, непокорного ребенка, коей она в последнее время и являлась.
И платья для приема в резиденции Совета снова было синим, хотя тут уже наверняка сыграли традиции, ведь их семейные цвета ограничивались лишь желтым, да синим, хотя у семьи Дюпрэ только один цвет - насыщенно красный, цвет спелой вишни и летнего помидора. По мнению Паскаль всё это было ужасно глупо - разграничивать семьи по состоянию, положению и цвету, ведь за всем этим стоят обычные люди со своими переживаниями и проблемами в душе, которые даже порой не может вылечить огромное состояние или место у руля управления Пикаретом.
- Больно, - Паскаль слегка отдернула голову в сторону, - может, без серег обойдемся?
Девушка лет двадцати грустно улыбнулась, возвращая голову девочки на исходную позицию:
- Мадам Дюран сказала, что это не обсуждается, мадемуазель Паскаль.
Тяжело вздохнув, она закусила губу и, сдерживая поток ругательских слов, позволила девушке вдеть себе в ухо эти тяжелые фамильные серьги. Затем от не менее тяжелого и невзрачного ожерелья по её спине прошлась целая стая мурашек, а завершающий образ браслет с витиеватой буквой "Д" отяжелил её кисть.
- Хотите взглянуть на себя?
Паскаль покачала головой. Хотелось снять с себя всё это и сбежать отсюда, куда глаза глядят. И девушка совершенно не ожидала такого ответа. Оторопев, она лишь покорно кивнула и, помогая девочке спуститься с табурета, дала жест остальным слугам.
Стоящие по обе стороны от двери слуги, словно по невидимому сигналу распахнули перед ней двери комнаты, выпуская её в коридор, к центральной лестнице, откуда, всегда торжественно и могущественно спускаются представители семьи, заставляя завороженную внизу публику с благоговением наблюдать за ними.
И что-то промелькнуло в глазах слуг, когда Паскаль прошла сквозь двери, но она не поняла, что именно. Было ужасно непривычно во всех этих украшениях, корсете и каблуках, словно кто-то дергает её за веревочки, чтобы она не споткнулась и не сорвала с себя все эти побрякушки.
По лестнице девочка шла плавно, положив руку на перила и с высоко поднятой головой, спасибо корсету, а только вчера утром она бежала по ней, перепрыгивая через ступеньки и прокатываясь по перилам.
А внизу уже стоял Петоль, одетый в свой лучший синий кафтан с фамильным камнем на шее и маялся в ожидании жены и детей. Паскаль поняла это по его позе - сидит в кресле у входа, положив ногу на ногу и подперев щеку рукой, постукивает пальцами по столу.
Спустившись ещё на несколько ступенек, Паскаль заметила Пьера, сидевшего в соседнем кресле. Ей даже захотелось протереть глаза, но это стоило ей потери равновесия, поэтому она просто во все глаза смотрела на брата - как же он был похож на отца!
Такого же кроя кафтан, только с большими элементами желтого цвета, желтый топаз на шее и зачесанные назад и немного вбок волосы - ему можно было дать все шестнадцать лет, а это его задумчивое и немного высокомерное выражение с элементами заносчивости делали его этаким покорителем девичьих сердец.
- О, - отец вскочил навстречу младшей дочери, - Паскаль... Ты прекрасно выглядишь! Ты как Персия в детстве, - он подал ей руку, чтобы она безопасно могла сойти с последней ступеньки, - только ещё лучше!
Девочка закатила глаза к потолку - в этот вечер отец не будет скуп на комплименты.
- В детстве я была покорнее, Петоль, - с шутливыми нотками раздался голос со стороны гостиной комнаты.
Петоль, Пьер и Паскаль обернулись. Персия и Цисси стояло бок о бок чуть поодаль от лестницы, наслаждаясь повисшей паузы после своего появления. Обе статные и высокие, стройные, что даже не скажешь, где постаралась природа, а где корсет. И не скажешь, что тут приложили руки парикмахеры и художницы.
Персия с Цисси были одеты совершенно идентично, только в разных цветах - у одной было больше желтого, у другой синего. Подпоясанные платья в пол, цветные ленты в волосах и множество украшений - браслеты, кольца, ожерелья, серьги, весело переливающиеся в свете коридорных люстр.
Петоль и Пьер, Цисси и Персия, а она к кому из них подходит, своим полностью синим платьем? Фыркнув, девочка первой нарушила тишину:
- Так мы едем на прием, или так и будем тут стоять?
Около входа в дом семью ждал квадратной формы экипаж, с забавной кистью на крыше, из которой торчали желтоватые огромные перья. Кучер, одетый в синий костюм и кепи, поклонился перед Цисси и, сказав ей что-то, пошел на вожжи.
Петоль стоял у прямоугольной дверцы и подавал руку, сначала Персии, затем Цисси, а потом Паскаль, которая хотела забраться сама, но взгляд отца заставил её подать ему руку и покорно воспользоваться помощью.
- Итак, - Персия окинула взглядом сидящих напротив детей, - Пьер, поправь воротник, Цисси, пригладь волосы, Паскаль, прекрати скалиться. И расскажите мне, как выглядят все члены Совета, сколько их и как их зовут.
Паскаль поспешно отвернулась к окну. Она знала, кого в первую очередь спросит Персия, и она была готова ответить ей хоть сейчас, лишь бы её оставили в покое:
- Приал Дюамель, Альфонс Гегертун, Петоль Дюран, Жорж Дюпрэ временно заменяющий Лаэрта Дюпрэ и двое стариков из тех времен, когда в Совете заседал дедушка - Лимбус Либерта и Дехан Кананоу, представитель нейтральной территории Кананоу.
- Ты знаешь, как они все выглядят? - после минутной паузы, спросила Персия.
Паскаль смотрела на исчезающий за лесом особняк:
- Сама собой, мама.
Пьер задал какой-то вопрос матери, и всеобщее внимание переключилось на его обсуждение. Дорога занимала полчаса с четырьмя запряженными лошадьми, и судя по обстановке внутри экипажа разговоры им давались с трудом.
Цисси молчала, рассматривая фамильные кольца на пальцах, а отец, как-то странно обнимая Персию, смотрел в окно, на отражение своей младшей дочери. Паскаль игнорировала этот взгляд, продолжая считать фонари за окном. Пьер и Персия оживленно обсуждали предстоящий прием, как будто они ужасно хотели на него ехать.
Чего уж греха таить? На него никто не хотел ехать, это было видно по сложившейся обстановке. Наигранные разговоры матери и сына только вгоняли всех в состояние апатии, а отец испытывал подавляющее чувство вины перед детьми.
Резиденция Совета представляла собой квадратное здание из белого мрамора, с высокими стеклами и множеством балконов и террас. Паскаль считала, что архитектор просто преувеличил с балконами, делая резиденцию похожей на некого рода улей, но людям всё это нравилось.
Белые мраморные колонны, поддерживающие основной балкон, с которого лилась музыка, придавал чувство важности входящим, а величественные деревья, чьи ветки ниспадают на подъездную дорогу так и манят зайти на несколько минут и окунуться в атмосферу музыки, разговоров ни о чем и попробовать вкусную, но по маленьким порциям еду.
Экипаж медленно подъехал к огромной лестнице, у подножья которой с гордым видом защитников лежали каменные львы - очередное творение, доказывающее денежное превосходство хозяев этого сооружения.
Отец и Пьер первыми покинули экипаж, распахивая перед женщинами своей семьи двери. Расставленные вдоль лестницы канделябры напоминали молчаливых стражей, при виде которых хочется спрятаться за мамину юбку, а огромные лужи застывшего воска под ними опять напоминали о том, какое это старое и важное место для Пикарета.
- Ненавижу я эти лестницы, - пробурчала Персия, беря мужа под руку, - и этот мрамор.
Мраморная лестница на улице? Конечно, такое себе Совет может позволить, а выделить средства на дальнейший ремонт пансиона Либерты, зачем тратиться? Нужно скорее отправить своих детей на учебу, чтобы они начали дружить и привыкать друг к другу.
Двери перед семьей распахнул дворецкий, провозглашая на весь зал об их приходе. А в танцевальный зал вела очередная лестница, уставленная горящими канделябрами, хотя хрустальные люстры итак были зажжены. Некоторые люди повернулись, чтобы взглянуть на вновь пришедших, некоторые остались равнодушными, а один из стариков с зеленой лентой в кармане на груди направился прямиком к ним.
С Приалом Дюамель они встретились на середине лестницы.
Приал Дюамель представлял низенького, пузатенького старика с пышными подкрученными на концах усами - от него так и веяло рассказами о былой беззаботной и веселой молодости, о дуэлях и мимолетных романах, пропитанных стихами и слезами. А его зеленые глаза так и лучились молодостью, будто это не ему скоро стукнет семьдесят пять.
Сначала Петоль и Пьер обменялись рукопожатиями с представителем семьи Дюамель, а затем мсье Дюамель сделал весьма лестные комплименты в сторону дам, поцеловав их руки.
А когда с официальностями были покончено, мужчина поднялся на одну ступеньку и что-то быстро произнес Петолю на ухо, отчего выражение его лица медленно стало мрачным. Кинув пару слов жене вроде "хорошо проведите время", он быстро спустился вниз со стариком и скрылся среди многочисленных гостей.
- Ага, как же, - буркнула себе под нос Паскаль, - мы обязательно повеселимся.
То ли ей показалось, то ли Цисси бросила на неё тусклый и понимающий взгляд, но девочка не успела определить, поскольку её сестра быстро двинулась вниз по лестнице вслед за матерью. Пьер непривычно весело перепрыгивал через одну ступеньку, а Паскаль была вынуждена плестись сзади.