Луна в эту ночь была просто огромная, с жёлтыми боками, круглая, словно большое серебряное блюдо. Казалось если присмотрется, то даже можно разглядеть горы и сухие моря, что покрывают поверхность светила. Ровынй серебристый свет мягко струился по черепичным крышам домов из красного кирпича, не больших и очень уютных с виду. Впрочем, дома эти на самом деле были не совсем домами, скорее норами. Ведь хоббиты, как известно живут в норах. Но конечно же эти норы не имели ничего общего с обычными лесными, или скажем полевыми норами, какие устраивают себе дикие звери. Ни малейшего сходства. Да и скажите на милость - какой уважающий себя хоббит согласится жить в промозглой землянной берлоге, где отовсюду торчат корявые древесные корни, и что не день сверху капает холодная вода. Нонсенс! Как сказал бы почтенный Иминхор - ректор арголетского университета Светлого Волшебства и Липримантии, тоже кстати хоббит. Нет, здесь, в этом поселении полуросликов, у нор были крыши; стены; круглые, по обычаю хоббитов, окна; небольшие, под рост коротышек, дверки из вишнёвого дерева к которым примыкали аккуратные крылечки с резными перильцами.
Из всех жителей поселения, в эту ночь, не спал, наверное, только один Фостер. Вместо того что бы лежать в мягкой тёплой постели и досматривать седьмой сон, как и подобает в столь поздний час любому добропорядочному хоббиту, Фостер топтался напротив корявой глиняной статуи, что стояла посреди обнесённого невысоким забором огорода. В руках хоббит держал увесистую книгу в потёртом кожаном переплёте.
Хоббит стоял напротив статуи, а статуя стояла напротив хоббита, и ничего не происходило. Так продолжалось уже битых пол часа. Голем не подовал ни малейших признаков того, что он голем, а не просто корявая, неумело вылепленная из глины статуя. Ни малейших признаков оживления. И это не смотря на все прочтённые заклинания, и, как теперь казалось Фостеру, дурацкую якобы магическую закорюку начертанную на лбу этой не изяшного вида скульптуры. А уж сколько сил и времени ушло на то чтобы вылепить саму статую, что силой древних заклинаий должна была ожить, первратившись в голема.
По-тихоньку хоббит начал корить себя за то, что позволил тому подозрительному типу с внешностью странствующего мошенника уговорить себя купить эту странную книгу, да ещё за столь внушительную, по-крайней мере для Фостера, сумму. Это было тремя днями ранее, на Большой Весенней ярмарке в Арголете.
Ну где были глаза и ум когда расставался с денежками? Подумать только ну кому нужна книга в которой заполненны только три первые страницы, а остальные лишь желтоватый, чуть растрескавшийся от времени пергамент, без единной надписи или рисунка. Да-а-а, видать не зря, почтенный Иминхор предостерегал покупать с рук магические жезлы, талисманы, снадобия и прочую всячину, что почти на всех ярмарках и торговых площадях пытаются всучить "за умеренную плату" разные пронырливые типы. Конечно же, почтенный Иминхор, предостерегал не самого Флстера, с лучшим, если верить слухам, магом королевства хоббит лично знаком не был, хотя и очень хотел бы этого. Просто Фостер как-то раз слышал, что-де почтенный Имнхор предостерегает от подобных покупок, в целях сохранения имущества и здоровья добрых граждан королевства Сантар.
Ну конечно, Иминхору-то хорошо предостерегать, когда он сам Великий и Прославленный, да ещё и ректор лучшего в королевстве университета. Ему завсегда открыты двери любой библиотеки или артефактохранилища, какие только есть в Сантаре. А как, скажите на милость, простому хоббиту овладеть магической наукой? В университет ведь, абы кого учится не берут, там экзамены сдавать нужно: по агрологии, литофистике, липримантии, устному счёту... А Фостер в них - ну просто ни бум-бум. Да и не очень-то привлекала его вся эта литофистика с липримантией. Тоже мне магия - агрлогия, магическое искусство повышения всхожести семян и ускорения роста рассады; липримантия - предсказание будущего по тыквенным косточкам. Или вот литофистика - управление потоками света, это же можно без всякого волшебства - зеркалом.
Нет, Фостеру хотелось иного, настоящей Магии, с большой буквы, Могущества, если угодно, такого, что бы запросто можно было выпускать из рукава огненные шары, повелевать могучими големами, насылать бури и смерчи... Нет-нет, хоббит, конечно же, не был настолько кровожаден, что бы насылать нак кого-то бури, или даже страшно подумать, смерчи, но уметь-то всё равно было бы приятно...
И как при всём при этом Фостеру было не соблазнится магическим артефактом - книгой. Пусть в ней и были заполненны только три первые страницы, зато на них говорилось как создать настоящего голема. А продовец - сутулый и тощий, будто горбыль, человек в сером плаще, с блеском в глазах уверял, клялся и божился, что в книге содержится огромная магическая сила, и к тому же она о-о-очень древняя. Человек в сером так и сказал, сделав лицо заговорщика, наклонившись к хоббиту, и гнусаво растягивая первую букву - о-о-очень древняя. По словам продавца так и вовсе выходило, что книга хранилась его семьёй чуть ли не со времён сотворения мира, передваясь от отца к сыну, а теперь он решил её продать, потому как совсем не интересуется магией, и именно сейчас, ну просто катострофически, понадобились деньги. Фостеру, тогда от чего-то не пришло в голову поинтересоваться: почему же в таком случае человек в сером не отнёс книгу в университет, ведь там ему бы заплатили намного больше, чем это мог позволить себе простой деревенский хоббит.
- Ну так что?- сказал человек в сером.- Берёшь?
- А голем точно оживёт?- спросил Фостер. Продавец из своих рук дал заглянуть в книгу, так что хоббит смог рассмотреть содержание первых трёх страниц. Может быть если бы не голем, то Фостер вообще бы ничего не стал покупать.
- Да точно-точно,- раздражённо ответил человек в сером, как-то странно глянув на хоббита,- я же говорю, артефакт, да ему просто цены нет, да любой кто хоть чуть-чуть разбирается в магиии... а-а-а да ладно, что тебе объяснять, сам должен всё понимать. И вообще, знаешь что, зря я, наверное, к тебе подошёл, думал ты не из этих... нищих деревенщин.
Последние два слова человек в сером будто выплюнул. Фостеру вдруг стало очень обидно.
- Я не нищий,- запротестовал он.
- Так бери, тогда давай, раз не нищий. Некогда мне тут с тобой волынку тянуть. Ну так что?
- Ладно, беру,- ответил хоббит, и потянулся за подвешенным к поясу холщёвым кошелём.
Человек в сером даже не пересчитал деньги, ссыпал монеты во внутренний карман плаща. И почти тот час, лишь напоследок, несколько раз воровато оглянувшись по сторонам, исчез, растворился среди пёстрого ярморочного люда, так же беследно и безвозвратно, как и деньги в недрах его серого плаща, за мгновение до этого. А хоббит остался с толстым фолиантом, и всего тремя медками в холщёвом кошеле. О чём сейчас, переминаясь с ноги на ногу, напротив неподвижной глиняной статуи очень сожалел.
Фостеру вдруг подумалось, как должно быть глупо он выглядит со стороны - ночью, стоит посреди собственного огорода с книгой в руках, да не просто стоит, а ждёт, когда оживёт им же слепленное глиняное пугало. Хоббит почувствовал, как уши и щёки заливаются горячей краской. Хорошо хоть в деревне никто не узнает, а то детвора из соседских дворов того и гляди принялась бы дразнить Фостером-простофилей. Ведь и глупому ясно, что настоящие артефакты, на ярмарках не продаются. Если они вообще где-то в природе есть, эти настоящие артефакты. А глиняная статуя не оживёт, простой он здесь хоть тысячу лет.
Хоббит понуро вздохнул, тоскливо посмотрел на луну и уже собрался было уходить домой.
- Ну хоть бы шелохнулся,- с досадой произнёс он.
- Повинуюсь, хозяин,- прозвучал низкий утробный бас. Глинянное изваяние качнулось вперёд и назад, после чего вновь застыло в абсолютнейшей неподвижности, в какой находилось до этого, как будто ничего и не было.
Фостер вздрогнул от неожиданности. В горле вдруг стало очень сухо, а сердце забилось так сильно, что его удары отзывались гулким эхом в ушах. Какое-то время хоббит стоял, будто молнией поражённый, во все глаза разглядывая глиняную статую - не пошевелится ли ещё? Но нет, изваяние оставалось неподвижным.
- Г-голем,- чуть запинаясь, охрипшим голосом вопросил хоббит,- ты... ты меня слышишь?
- Да хозяин, слышу и готов повиноваться,- прозвучал в ответ рокочущий бас, исходивший откуда-то из глубины глиняного тела.
Фостер невольно поёжился, в голосе голема было что-то такое от чего по телу начинали бегать мурашки. Так, наверное, может быть когда слышышь урчание голодного медведя или рокот вулкана, что в любое мгновение готов извергнуться потоками смертоносной лавы.
- Тогда, я... я приказываю тебе...- хоббит замешкался, сделал глубокий вдох и сказал первое, что пришло в голову,- приказываю тебе дойти до забора и обратно.
- Повинуюсь, хозяин.- ответил голем, и, неуклюже покачиваясь на глиняных ногах, направился в сторону забора.
"Ну надо же... надо же, получилось... и вправду ожил...- словно в лихорадке думал хоббит, глядя голему вслед,- да ведь, значит... да такого даже сам Имнхор не может... значит, книга-то настоящая". Теперь человек в сером больше не казался Фостеру мошенником и проходимцем, хотя первоначально думая о нём так, хоббит был совершенно прав.
Меж тем голем дошёл до забора и вернулся обратно, вновь приняв состояние абсолютной неподвижности.
- А тепрь, обойди три раза вокруг вон того дерева,- хоббит указал рукой на небольшое деревце акации, что росло у забора, на северной стороне огорода.
- Повинуюсь, хозяин.
Фостер зевнул, признаться по-правде, спать уже давно хотелось неимоверно, глаза слипались, будто сами собой, хоббит даже начал то и дело "клевать носом", а один раз и вовсе чуть не упал, буквально заснув, что называется, на ходу. К тому времени, когда голем выполнил приказ и вернулся обратно, хоббит уже твёрдо решил, что ещё что-нибудь прикажет голему напоследок и пойдёт спать. Всё таки время-то уже позднее, а завтра, да какой там завтра - почти уже сегодня, надо бы огород перекопать, а то в слежавшейся за зиму земле ничего кроме сорняков и не вырастет, вон соседи уже давно свои участки вспахали, только он один всё откладывает на потом. Но тут Фостера осенило, а собственно говоря, зачем копать огород самому...
- Голем, стой здесь никуда не уходи,- зачем-то сказал хоббит, и умчался куда-то во тьму, вернулся он через несколько минут, с лопатой в руках.
Не смотря на всю свою неуклюжесть и то, что лопата немного не подходила ему по размеру, с огородом голем управился на удивление быстро, во всяком случае, у Фостера на эту же работу времени бы ушло намного больше.
Перед тем как уйти домой, хоббит приказал голему стоять посреди огорода, подняв руки к небу, и ни в коем случае не шевелится, благо для голема это не составляо ни малейшего труда или неудобства, состояние неподвижности было для него естественным. Фостер сделал это для того что бы лишний раз не дивить соседей, непривычных к магическим чудесам. "Пусть уж лучше думают, что это такое глиняное пугало,- рассудил он,- а то известное дело, хоббиты народ любопытный, сразу начнутся распросы - как, да почему, а мы тоже хотим, научи и нас... Чего не доброго ещё и до Арголеты слух дойдёт, приедет комиссия из города, а там книгу и вовсе могут, как это, конфисковать, для более обстоятельного изучения... Ну уж нет! Знаем мы их изучение..."
- Книга моя, и только моя,- прошептал хоббит, ладонь его нежно прошлась по шершавой поверхности переплёта.
Домой Фостер пришёл, когда на горизонте появились первые проблески алого света, предвещающие начало нового дня. Хоббит наскоро перекусил бутербродами с овечьим сыром и лёг спать.
Снилось ему, как он восседая на белоснежном пегасе, парит в безоблачной лазури небес, и оттуда, с высоты пегасьего полёта, командует марширующей по бескрайней изумрудно-зелёной равнине армией атлетически сложённых великанов-големов отлитых из чистого золота и от того ослепительно сверкающих в лучах восходящего солнца.
2
Потом сон испортился. Небо вдруг потемнело, из лазурного сделалось почти чёрным, с фиолетовыми разводами. Вдалеке засверкали жирные росчерки молний. Стало холодно и очень неуютно. Пегас начал испуганно всхрапывать, при этом изо рта его вырывались белые облачка пара. Големы потускнели, а потом и вовсе рассыпались ржавыми гранулами. А самое неприятное - откуда ни возьмись начал сыпать град, ледяные горошины щёлкали по макушке и лицу хоббита. Фостеру всё это решительно не понравилось, в какой-то момент даже стало пугать, и он проснулся.
Хоббит сладко потянулся в постели. "Приснится же такое,- умиротворённо подумал он,- а по крыше и вправду что-то щёлкает, дождь, наверное, что же ещё".
"Дождь?! Голем?! Необожённая глина!- со скоростью ураганного ветра пронесловсь в голове Фостера".
Хоббит рывком вскочил с кровати и выглянул в окно. Так и есть. Небо затянуто сплошной серой пеленой, а дождь льёт, ну точно - как из ведра.
Фостер торопливо натянул галоши, наспех, прямо на ночную пижаму накинул плащ из непромокаемой парусины и выбежал на улицу.
Самые худшие опасения подтвердились сполна. На том месте, где должен был стоять голем расползалась вязкая лужа глины, а в неё, чавкая впивались упругие струи дождя. Хоббит почувствал как к горлу подкатывает ком, а на глазах наварачиваются слёзы. Нет, умом он, конечно понимал, что голем не был по настоящему живым, у него не было своих мыслей, желаний, не было души... Но отчего то, всё равно, на сердце было тягостно и тоскливо, да так что хоть рыдай в голос. Ведь это по его, Фостера, неразумному приказу голем изображал пугало, не смея сойти с места, в то время как беспощадные струи дождя разъедали его уязвимую глиняную плоть. А ведь стоило только позвать голема в дом, или даже хотя бы в сарай для инструментов, и сейчас он был бы цел. Какое-то время хоббит, стоял понуро опустив голову, смотрел на то что ещё вчера было его големом.
"Ну и ладно, ну и пусть,- стиснув зубы, что бы не расплакаться, думал Фостер, по пути к дому, уныло шлёпая галошами по раскисшей от дождя земле,- сделаю себе нового голема, будет не хуже прежнего. Вот только материал подберу по-прочнее, железо или камень, в самый раз будет. Такому голему ни дождь, ни град, ни хоть даже огонь небесный не будет страшен".
Хоббит не знал, что дома его ждёт сюрприз, да такой, что он вмиг забудет о создании нового голема.
Вскоре, Фостер уже был в своей норе, галоши на ногах сменились мягкими тапочками из козьей шерсти, парусиновый плащ - тёплой пуховой пижамой. В печи весело потрескивали сосновые поленья, а на чугунной плите из носика пузатого медного чайника струился густой белый пар. Хоббит высыпал в кипящую воду ложку чайной смеси, и по комнате поплыли ароматы малины и душистой мяты.
Фостер устроился в кресле-качалке напротив открытой печи, с кружкой горячёго чая, сдобренного несколькими ложками густого мёда, в одной руке и книгой в другой. Хоббит счёл, что бы будет не лишним заглянуть в неё ещё раз. Положив фолиант на колени, Фостер отхлебнул обжигающей жидкости, после чего раскрыл книгу. И буквально обомлел.
"Дабы обратить в золото не благородный металл, перстом своим начерти на земле круг, внутри него начерти символ Трансморциума - Повелителя Всех Трансмутаций. Металл коий желаешь обратить в золото помести внутрь круга. И произведя мысленным взором символ Трансморциума - Повелителя Всех трансмутаций, три раза произнеси Orum Sactaur Ke Ruam Laktes, что на древнем языке Силы означает - металл сей обращаю в золото".
Прочитал хоббит. Текст был написан крупными причудливыми, но вполне узнаваемыми буквами. Фостер перевернул страницу, пальцы слегка дрожали. Две гравюры. На первой - треугольник, образованный из трёх кругов соеденённых волнистыми линиями, в центре ещё один круг. На второй гравюре - тот же самый символ, что и на первой, только в другой проекции, так будто смотришь на него сверху и немного сбоку, линии изображенны как неглубокие канавки, какие остаются если, чуть надавливая, кончиком пальца провести по влажной земле, да и сама плоскость на которой начерчен символ нарисована как бы неровной, немного бугристой, можно даже разглядеть крохотные, тщательно прорисованные комочки. А где-то приблизительно в центре символа, поверх линий-канавок, самую малость погрузившись в влажную землю, лежит большой слиток золота. Гравюра не способна передать цвет и блеск не только этого металла, но и вообще чего бы то ни было. Но от чего-то, с первого же взгляда на рисунок становилось понятно, что это именно золото.
Слово "трансмутация" Фостер уже слышал до этого и знал, что оно обозначает. Это слово вызывало в воображении образы пыльных и душных лабораторий, где по каменным стенам, на бесчисленом множестве полок громаздяться всевозможные колбы, склянки, реторты... А где нибудь в углу меж выщербленных временем серых стен примостился зловещего вида агрегат непонятного назначения, с множеством котлов и торчащих во все стороны причудливо изогнутых трубок. Вообщем, превращение обычного металла в золото хоббит предстовлял себе, как дело очень сложное и, простому уму непостижимое. А как же иначе, если бы всё было просто, то из золота бы делали гвозди и подковы для лошадей, каждый бы делал для себя столько золота сколько захочет, и металл бы этот потерял всякую ценность. Обо всё этом рассказывала тётушка Фирона, тучная, дородная хоббичиха, учительница в местной деревенской школе, где Фостер отучлся четыре года, как и пологается всем крестьянского сословия подданным сантарской короны. Дети горожан учились на год больше, а дворян на три. Так же тётушка Фирона рассказывала о людях, которые вначале были очень богатыми, а потом обеднели, потому что всё своё состояние пустили на опыты по трансмутации, и ни у кого из них ничего не получилось, по-крайней мере о таких неизвестно.
Если бы ещё три дня назад кто-нибудь сказал Фостеру, что можно осуществить трнасмутацию вот так просто, пальцем начертив на земле символ, и, произнеся заклинаие, пусть даже это будут самые магические в мире символ и заклинаие, хоббит ни за что бы не поверил. Но это было бы три дня назад, сейчас он ни на йоту не сомневался, что всё будет именно так, как сказанно в книге. Одно только обстоятельство достоявляло хоббиту смутное, едва различимое беспокойство. Если книга - настоящий артефакт, а это так, и с её помощью можно обычный металл превращать в золото, то зачем же тогда человек в сером продал ему её? В этом было что-то неправильное.
Хоббит ещё раз отхлебнул горячего чая, очень уж сильно пересохло в горле, и свободной рукой, тыльной стороной ладони отер выступившую на лбу испарину. При этом пальцы левой руки предательски дрогнули, не удержали тяжёлую кружку, и она перевернувшись полетела прямо на раскрытую книгу, лежащую на коленях. На мгновение хоббиту показалось, что сердце его сжалось в ледянной комок. Пустая кружка оскочила от раскрытой книги и покатилась по полу. От страниц исходила белёсая полупрозрачная дымка пара. Горячая липкая жидкость тоненькими струйками стекала по краям фолинта, цвет пергамента из слегка жёлтого сделался густого коричневого цвета.
"Что, же я наделал!- подумал Фостер".
Меж тем толстая плёнка сладкого чая, что растеклась по пергаменту, стала истончаться, совсем скоро от неё не осталось и следа. Книга выглядела так, будто ничего и не случилось - сухой пергамент страниц, всё той же привычной желтизны.
Хоббит перевёл дух, провёл ладонью по странице, её поверхность была чуть тёплой и шершавой на ощупь, и притом нисколько не липкой. "Вот, это да,- восхищённо подумал он,- не простая книга". Появилось желание надорвать или разрезать краешек пергамента, посмотреть, что будет. Но хоббит этого делать не стал, вместо этого он принялся быстро перелистывать страницы, но нет кроме первых шести, остальные были "чистыми".
Фостер протёр пол сухой тряпкой и вымыл кружку. Остаток дня он провёл нетерпеливо поглядывая в окно, и, гадая сколько ещё может продлится этот треклятый дождь.
К большой радости начинающего мага, уже на исходе дня, совершенно неразгоняемые на вид тучи израсходовали весь свой боезапас и мирно рассеялись. Дождь кончился. На просветлевшем небосводе показалось солнце, неспешно и величетсвенно уходящее за горизонт.
Для обращения в золото Фостер избрал увесистый, с лошадинную голову слиток свинца, бережно извлечённый из под груды всякого старья в сарае для инструментов.
3
Хоббит, словно заворожённый, не в силах сдвинуться с места, стоял и смотрел на слиток, что сверкал золотым цветом в лучах лунного призрачного света.
Не было никаких вспышек или всполохов энергии, не было вообще ничего, что выдавало бы воздействие магии. Просто всего мгновение назад на земле лежал кусок обычного свинца, неведомо сколько времени пролежавшего в сарае под грудой такого же никчемного хлама. А теперь... теперь это был слиток чистого золота, высочайшей пробы, о чём можно было судить по той силе с которой он блистал, сантарские золотые перфекты были куда тусклее.
Фостер, точно во сне, подошёл к слитку, наклонился и с огромным усилием оторвал его от земли, от напряжения жилы на руках вздулись тугими верёвками. То и дело шатаясь, покачиваясь, кряхтя от натуги, хоббит понёс золото домой.
В эту же ночь он распилил слиток на дюжину маленких частей. Золото пилилось на удивление легко, железные зубья пилы вгрызались в жёлтый металл, точно в мягкий податливый воск. Опилки, что остались после распиливания Фостер, не долго думая, смахнул на совок и высыпал в корзину для мусора.
4
Утром следующего дня, хоббит едва проснувшись поспешил заглянуть в фолиант. Ещё вчера появишаяся догадка-предчувствие его не обманула. Теперь в чудесной книге было заполненно не шесть, а девять страниц. Как и в прошлый раз, это были текст и две гравюры. На первой из них был некий символ из плавных перетекающих друг в друга линий. А на второй был изображён... изображён он сам, хоббит по имени Фостер. Только какой-то другой, неуловимо изменившийся. Вроде смотришь на рисунок, точно в зеркало глядишь, до того искустно выполненна гравюра, но есть какое-то необъяснимое словами различие. Что-то не так.
Хоббит вытер вспотевшие ладони о ночную пижаму, и начал читать.
"Дабы никогда не стареть, не знать болезней, быть неуязвимым для злокозненного колдовства и оружия, что способна направлять воля смертного, возложи левую длань свою на символ Етернелиуса - Подателя Вечной Жизни, и произнеси Kadhamar Ezagnu Kadhaan Dii Aktaar, что на древнем языке силы означает - силой Божественной Книги и своим желанием, принимаю Дар".
Хоббит долго смотрел в раскрытую книгу, переводил взгляд со страницы на страницу, со своего изображения на символ Етернелиуса. Левая ладонь так и тянулась, будто бы даже сама по себе, лечь поверх символа из плавных линий, на тёплый шершавый пергамент... Сделать всё прямо сейчас. И стать бессмертным, не об этом ли мечтают все богачи и правители какие только есть в мире? В конеце концов, Фостер совладав с охватившим его наваждением, захлопнул фолиант. О чём бы там не мечтали короли и толстосумы, а он с бессмертием всё же решил повременить. Нет, не то что бы Фостер совсем не хотел становится бессмертным, вовсе нет. Просто... просто ему было страшно. А то как пойдёт что-нибудь не так, и вместо вечной жизни, как ударит в него из книги разряд молнии, и останутся от хоббита одни обугленные головешки. Или к примеру, вот навьи, живые мертвецы, или ещё там какая нежить, тоже вроде как бессмертные, только что-то мороз по коже пробирает от такого бессмертия. В глубине души Фостер знал, хотя и не хотел призанваться себе, что всё пойдёт как надо, и никакая молния в него не ударит. Истинной первопричинной страха были изменения, те что обязательно произойдут в нём, стоит ему положить ладонь на пергамент и произенести заветные слова. Невозможно стать бессмертным и остаться таким каким был прежде. Хоббит это понимал, если не умом, то сердцем.
"Некуда мне торопится,- оканчательно решил он,- помирать я так и так не собираюсь, так что бессмертие мне и ни к чему, пока что. Лучше вот в Арголету съезжу, золото-то надо куда-то пристроить, а то здесь-то, у нас, в Флоудвиле, от него получается и толку никакого нет, на префекты надо разменять".
Интерлюдия первая
Ночь. Лес. Огромные факелы чадят густым чёрным дымом, играют зловещими красно-оранжевыми бликами на блестящих, будто покрытых тончайшей маслянной плёнкой, чёрных доспехах. Тихо, так будто окрестный лес вымер на несколько лиг вокруг. Лишь один раз где-то вдалеке слышится крик филина. Лесная живность напуганна, от того и примолкла, с высоты густых древесных крон настороженно следит за странными существами внизу. Говорят птицы и животные способны чувсвтовать зло.
В могучий вековой дуб вбит ржавый мясницкий крюк. На крюке висит человек, тощий и не складный, с некрасивыми чертами лица, заострёнными будто у горгульи или крысы. С его плеч изодранными лохмотьями свисает грязно-серый плащ.
- Добрые господа, вы ошиблись, я не тот кто вам нужен,- без устали верещит человек на крюке,- я не мог перейти дорогу таким как вы!
Три фигуры, с головы до ног закованные в чёрную броню, какое-то время не издают ни звука. Лишь громко потрескивает сгорающее факельное масло. Похожие на перевёрнутые вёдра чёрные шлемы скрывают лица, в узких прорезях глазниц видна лишь густая беспросветная тьма. Шлем одного из Чёрных Доспехов, того что стоит ближе всех к человеку на крюке, венчают два огромных рога, изгибаясь вверх, они как бы вырастают из боков шлема.
- Где Книга? Червь.- грохочет из под рогатого шлема какой-то безжизненный металлический голос.
- Доброй господин! Я не знаю никакой книги!- восклицает в ответ бедолага на крюке,- Я не тот кто вам нужен! Уверяю вас, вы ошиблись!
Закованный в латную перчатку кулак без замаха бьёт в впалый живот. Человек в сером плаще проглотив крик, задыхается от боли, начинает ловить ртом воздух, будто выброшенная на берег рыба.
- Не смей лгать нам, червь. Нам указали на тебя, ты последний кто прикасался к Книге.- с этими словами Рогатый Шлем тыкает факелом в тощую грудь. Человек в сером заходится в истошном крике.
- Где Nistreda Di Graas, Средоточие Высшей Силы? - дождавшись, когда стихнет крик, вопрошает Рогатый Шлем.
Человек на крюке в ответ лишь из стороны в сторону мотает головой. Говорить он пока что ещё не в силах. А потом всё же найдя в себе силы, осипшим голосом произносит:
- Добрые господа, вы ошиблись, я всё лишь пройдоха, мелкая сошка, продаю разные безделицы...
- Безделицы? Ничтожный, да ты хоть знаешь к чему прикасались твои грязные лапы?
- Не знаю! Не знаю! Сжальтесь добрые господа!- вновь начинает голосить человек в сером,- Я ничего не знаю!
- Учитель, этот ничтожный, похоже, и вправду не понимает о чём идёт речь.- подаёт голос один из Чёрных Доспехов, что стоит чуть позади.
- Книга, большая такая, в кожанной обложке,- начинает объяснять тот, что стоит позади,- на первый взгляд ничего особенного, таких много. Простой смерный видит в ней только не заполненные страницы...
- Вспомнил! Вспомнил! Как есть вспомнил!- вопит человек на крюке,- Была! Была у меня такая! Я думал её как-то не так сшили, вот и не стали ничего внутри писать, я её хоббиту какому-то впарил, чудному такому, всё про какого-то голема спрашивал, в Арголете это было, там этих дурней, ну хоббитов, много трётся. Да что же вы сразу-то не сказали что она вам нужна, Гийом-Пройдоха её бы для вас придержал, для добрых господ ведь ничего не жалко...
- Учитель, этот червь, больше не скажет ничего полезного. Мой меч голоден.- говорит, стоящий позади.
- Да, мой ученик, пожалуй ты прав.- отвечает и отходит в сторону тот, кого назвали учителем.- Насыть свою душу.
Чёрный Доспех делает шаг вперёд, вынимая из ножен клинок, такой же чёрный и масляннисто-блестящий как и доспехи. Остриё меча без сопротивления входит в живот человека, погружается примерно на треть длины. С обветренных губ бедолаги срывается хриплый стон, тело его дёргается в предсмертных конвульсиях, а потом безвольно повисает на крюке. Но Чёрный Доспех не спешит вернуть меч в ножны. В чёрной прорези его шлема разливается мертвенно-бледное сияние. И без с того острые черты лица человека в сером заостряются ещё больше, кожа и плоть на лице истончаются, так что сквозь них проступают черепные кости. Очень скоро на крюке остётся висеть лишь скелет туго обтянутый иссушенной плотью и кожей, пустая оболочка, то что остаётся от мухи попавшей в сеть паука.
5
Селяне запирали двери своих жилищ на замок, обычно только тогда, когда уезжали больше чем на неделю. Воров в Флоудвиле отродясь не водилось, да и у местных хоббитов по большому счёту красть было нечего. Ну разве что пару горшков доброго густого мёда или с пол дюжины корзин, сплетённых из ивового прута для продажи в Арголете. Но это у других. У Фостера, теперь-то как раз уже было, что красть, поэтому на дверь он навесил самый большой замок какой-то только смог найти.
В сотне шагов от норы Фостеру повстречался местный староста, дядюшка Финар. С седыми бакенбардами пожилой хоббит в тёмно-зелённом сюртуке с медными пуговицами, начищенными до блеска. Стаороста не торопливо шествовал на встречу, рядышком, с видом настолько гордым и невозмутимым, будто она особа королевской крови, семенила Нюлька. Объект огромной гордости дядюшки Финара. Нстоящая, чистопородная хоббитонская овчарка - пушистая упитанная собачонка размером с кролика.
Завидев Фостера, Нюлька резво рванула вперед. Остановилась, задрала мордочку и приянлась заливисто тявкать, то и дело показывая острые белые зубки. А потом обежав хоббита по кругу, задрала заднюю лапку прямо над правой ногой Фостера.
- Нюлька!- прикрикнул дядюшка Финар,- Ты что себе позволяешь, негодница!
Собачонка подпрыгнула на месте, обежала ещё один круг, и снова принялась тявкать, наверное, грозясь когда-нибудь обязательно закончить так и не начатое дело.
- Здравствуйте, дядюшка Финар,- сказал Фостер.
- Здравствуй Фостер.- ответил староста.- А у тебя замок на дверях, надолго уезжаешь? А куда уезжаешь-то?
"До чего же глазастый вы, дядюшка Финар,- подумал Фостер,- а ещё говорят. что от старости зрение портится".
- А знаете что, дядюшка Финар. Знаете что...- хоббит отчаянно соображал, что бы такое придумать, лишь бы не объяснять почему он запер дверь на замок, хотя и уезжает только до вечера.- А слышили ли вы дядюшка Финар, новое предсказание почтенного Иминхора?
- Какое? По тыквенным косточкам или по виноградным побегам? - живо осведомился староста.
- По виноградным побегам,- ответил Фостер. Врать, конечно же не хорошо, ну да ладно всё равно предсказания почтенного Иминхора сбываются раз через три, а то и реже.
- Нет-нет, не слышал. И что же предсказывает почтенный Иминхор?- в голосе дядюшки Финара был неподдельный интерес.
- А предсказывает он... предсказывает, что грибы, буровики и свиннные пяточки, в этом году будут в пять раз больше обычного, а некоторые и вовсе в десять.
Глаза дядюшки Финара округлились.
- Ну надо же,- сказал он,- да-а-а, интересная новость, надо обязательно кому-нибудь рассказать...
- До свидания дядюшка Финар.
- До свидания Фостер,- рассеяно ответил дядюшка Финар.
Хоббит прошмыгнул мимо старосты и прибавил шаг.
- А это... а как же... постой, я ещё не спросил... а куда...- донёсся до Фостера голос дядюшки Финара, но хоббит уже был далеко, и с чистой совестью сделал вид, что ничего не слышит.
Вскоре он добрался до деревенской конюшни. Большое кирпичное здание с двускатной серой крышей находилось на въезде в Флоудвиль, если ехать со стороны Арголеты. Через распахнутые настежь деревянные ворота был виден дощатый надраенный до блеска пол и пустые стойла. Дюжина ухоженных пони и четыре мула щипали первые ростки весенней травы на лужайке, чуть поодаль от конюшни.
Форт - смотритель конюшни, одевался не так как, обычно одеваются хоббиты. Доматканная рубаха, сверху кожаная блестящая на солнце кожанная жилетка чёрного цвета; узкие полотняные штаны, заправленные в высокие сапожки из светло-коричневой замши. Сейчас Форт сидел у раскрытых ворот конюшни в плетённом кресле с высокой спинкой, и, подставив ласковым лучам весеннёго солнца своё веснушчатое лицо с задумчивым видом жевал кончик длинной тростинки.
- Привет Фостер,- сказал Форт, поднимаясь с кресла.- Ты за пони?
- Привет Форт,- ответил Фостер,- Да, за пони, в Арголету хочу съездить.
- Надолго?
- Не знаю, как получится, но думаю, что к вечеру управлюсь.
- Нет проблем. Как обычно? Возьмёшь Орлика?
Фостер кивнул. Конюх подозвал с лужайки одну из пони каштановой масти.
- Здравствуй Орлик, здравствй мой хороший,- Фостер погладил густую гриву маленького коня.- Смотри, что у меня для тебя есть.
Хоббит достал из кармана сушённое яблоко, положил на ладонь и протянул пони. Орилк аккуратно подобрал губами угощение, захрумкал, а потом головой благодарно толкнул Фостера в грудь.
- Подожди меня здесь,- сказал Форт,- пойду за седлом и уздечкой схожу.
Конюх вернулся минуты через три, а ещё через десять Фостер уже сидел верхом на пони.
- Ну давай Форт, бывай,- сказал он.
- Удачи тебе, Фостер.
Хоббит не сильно хлопнул ладонью по крупу коня, и тот резво потрусил вперёд.
Присыпанная песком тропа вывела на широкий наезжанный тракт, что серой лентой уходил вдаль, туда где на берегу тёплого моря, в котором вода не замерзает даже зимой, стоит столица сантарского королевства - славный город Арголета.
Флоудвиль остался позади. По обе стороны большака простиралась зеленеющая равнина, на востоке, по левую руку от хоббита, она плавно переходила в покатые холмы, поросшие редкими деревьями. А на западе так и тянулась ровной гладью до самого горизонта. Иногда, по обеим сторонам, вдалеке виднелись крохотные домики деревень, окружённых виноградниками и чёрными прямоугольниками возделанных пашен.
Фостер несколько раз обгонял плетущиеся с черепашьей скоростью телеги, пару раз его самого обходили всадники-люди на великанских, по сравнению с Орликом, лошадях.
Впереди показлся деревянный мост, он пролегал над узенькой и не глубокой речушкой, которая пересекала тракт. Древесина моста давно почернела от времени, но прочности не утратила. Ни одна доска не скрипнула под копытами пони.
Хоббиту доводилось слышать, что далеко на севере, где правят воинственные ландграфы, за проезд по мосту принято брать плату, и при этом мост не оябзательно должен быть над рекой или оврагом, достаочно, что бы он был, и никого не волнует, что под мостом обычная, такая же как и везде, дорога. Деньги берут просто за пыль, которую поднимают копыта лошадей. Вот уж дикость. Да и вообще, говорят, в ландгафских землях нравы куда жёстче. Грабёж, насилие и убийство считаются там чуть ли не доблестью. Не то что в Сантаре. Здесь и настоящей войны-то никогда, почитай, что и не было. Давно прошли времена опустошительных набегов гоблинских банд, что приходили из гор Южного Гирудкуна. Уж триста лет как последних истребели дворфы. Гоблинов они ненавидят люто. А свирепые ландгафы может быть и привели бы свои воиска в богатый и процветающи Сантар, но на их пути непреодолимой преградой лежит Велеслант - Страна Лесных Эльфов. Могучих волшебников и лучших в мире стрелков из длинного лука, чей глаз не знает промаха, а стрелы способны пробить любую броню.
Вдали завиднелись острые крыши сторожевых башен, что двумя исполинами возвышались над воротами в городской стене. Стражники, что стояли рядом, отсюда, казались маленькими игрушечными фигурками, какие детвора вырезает из дерева.
Впочем, вблизи, стражнки уже не выглядели маленькими или игрушечными, наоборот, гиганты. На поясах огромные ножны, а из них выстпают рифлённые рукояти мечей. Выпуклые латные доспехи сверкают на солнце, да так ярко, что даже смотреть больно.
Очереди у ворот не было никакой. Не сезон. Это перед большими ярмарками, когда всяк со своим товаром стремится попасть в город, у ворот выстраиваются толпы народа и вереницы обозов. Стража бегло осматривает телеги, исключительно для поддержания порядка, что бы дворф, под шумок, не проскочил задаром. Въездных пошлин с местных крестьян не берут. В отличие от дворфов. С пришлых гирудкунцев дерут три шкуры, без всякой жалости. И неважно - с пустыми ты руками пришёл, или с мешком алмазов за спиной, а всё одно вынь да положь золотой перфект, а иначе в город не попадёшь. Ежели нет монеты, дай слиточек золота или самоцвет, да такой, что бы по цене соответсвовал. Цену эту стражники при воротах определялют "на глаз", и при том так, что рапслатится перфектом выгодней, раз эдак, в десять. От того подгорный народ и предпочитает заблаговременно запасаться золотой монетой с отчеканенным профилем сантарского короля.
Пятеро стражников о чём-то оживлённо беседовали рядом с раскрытыми воротами. На широких добродушных лицах играли улыбки.
- А он ему и отвечает, ты, говорит, что сортиры давно в своей казарме не драил,- долетел до ушей Фостера обрывок чужого разговора. Стражник отвлёкся от беседы, глянул на хоббита, спросил:
- В город?
- Да,- ответил Фостер.
Стражник кивнул и небрежно махнул рукой в сторону ворот - мол проезжай, и почти сразу же вернулся к прерванной беседе.
- А командир наш, с юмором был мужик, он этому эльфу...- дальше хоббит не слышал. Орлик миновал ворота, копыта звонко зацокали по городской мостовой.
6
Фостеру нравилось бывать в Арголете. Мощённые тёмно-вишнёвым камнем улицы и проспекты; крытые бордовой черепицей остроконечные крыши домов, чьи стены увивает зелёный плющ; бесчисленные аллеи и ухоженные скверики; фонтаны и декоративные арки. Временами, город казался хоббиту ожившей сказкой.
Как обычно, на улицах Арголеты полно народу. В основном это люди, но и хоббитов тоже хватает, временами, в городской толчее можно различить почти квадратную, приземистую фигуру бородатого дворфа. Изредка, промелькнёт светловолосый эльф в зелёном плаще, с колчаном стрел на поясе и тугим луком, закреплённым на спине. Гостей из Велесланта сторонятся, эльфов вообще недолюбливают. За высокомерие и непомерную гордость, за то, что сами они ходят куда хотят, а в свою страну никого не пускают, не делая различая с миром ты пришёл или с войной.
По проезжей части колесят экипажи богатых горожан, ближе к обочинам держаться всаднки. Хоббит направил пони в центральную часть города, квартал менял и ювелирных дел мастеров находился там.
Спустя немного времени копыта Орлика выбивали дробь по Университетской Площади. Сам университет, помпезный, огромных размеров дворец из зеленого мрамора располагался на возвышении в центре площади, как бы господствуя над окрестными постройками, в основном магазинчиками и лавками, где продавали: пергамент, чернила, гусинные перья и прочие столь необходимые всем школярам товары.
На площади было многолюдно. Студиозусы в расшитых золотыми звёздами фиолетовых мантиях, небольшими группками, чинно прохаживались вперёд и назад. Среди них были только люди и хоббиты, и ни одного эльфа или дворфа. Так же много студиозусов было и на ступенях зелёного мрамора, что спускались к площади от арчатых врат университета. Кто-то, сидя на мраморных ступенях или широких, точно наезженный тракт, перилах, с важным видом листал огромный фолиант с золотым или серебрянным тиснением на обложке, другие разглядывали через длинные подзорные трубы плывущие по небу кучевые облака, иногда делая какие-то записи на жёлтых листках пергамента, большинство же студиозусов просто отдыхали, наслаждаясь свежим воздухом и теплом весеннего дня.
Пересекая площадь, Фостер то и дело ловил на себе снисходительные взгляды. Мол,а этому-то деревенщине, что здесь понадобилось? "Эх, знали бы вы ребята, что я умею,- подумал хоббит,- да вы бы от зависти стали зеленее, чем мрамор из которого построен ваш университет".
Сразу за Университетской Площадью начинался квартал менял и ювелиров. Дворфов здесь можно было встретить куда чаще чем в других районах города. Ну разве, что за исключением Кузнечной Слободы. Местные ювелиры и менялы платили хорошие деньги за редкие каменья и самоцветы, что добывал подгорный народ в своих копях в горах Гирудкуна, да и самородное золото у бородатых тоже водилось, а на него ведь ничего не купишь, пока на монеты не обменяешь - указом короля в ходу только сантарский перфект. Дворфы были кто пешком, с походной мешком за спиной и боевым топором на поясе, другие верхом на мулах, таких же кряжистых и приземистых, как и их наездники.
"Меняльная контора - Готтард и Компаньоны. Все виды конвертации. Обмен иностранных валют. Покупка-продажа драгоценных металлов и каменьев".
Гласила позолоченная вывеска-табличка над массивной дверью из морёного дуба. То что надо,- решил хоббит. Спешился и стреножил пони у уличных стойл, поставленных специально для посетителей, в сторонке от двери.
Внутри контора "Готтард и Ко" предстовляла собой просторный холл. По углам керамические кадки с карликовыми, едва ли в рост хоббита, соснами. На стенах, отделанных панелями из красного дерева, развешены картины в золочённых рамах. Много настенных подсвечников с высокими белыми, словно свежевыпавший снег, свечами. Сейчас ни одна из них не горит, вполне хватает света, что проникает через окно, забранное кованной решёткой в виде стальных листьев и цветов. На паркетном полу атласная ковровая дорожка. Начинаясь от порога, она ведёт к большому, покрытому тёмным лаком письменному столу, что стоит у противоположной от входа стене.
Обычно, хоббиты не носят бороды, но у того, что сидел за столом, была такая, что и дворф не постыдился бы быть её хозяином. Окладистая густая бородища водопадом седых волос ниспадала на бархатный зелёный кафтан.
- Приветсвую тебя, юный хоббит, что привело тебя сюда?- важно, с расстановкой в голосе произнёс меняла, так обычно разговаривают не хоббиты, а дворфы, те что приходят в Сантар из гирудкунских гор. Тот что жил в родной деревне Фостера был попроще.
- Здравствуйте,- робко поздоровался Фостер,- а у вас можно обменять слиток золота на монеты?
- Разумеется. Мы производим все виды конвертации, в том числе и конвертацию самородного золота в сантарские перфекты.- ответил седобородый хоббит, о себе меняла почему-то говорил во множественном числе, хотя, наверное, он все же имел ввиду не себя лично, а всю контору в целом.- А у тебя есть самородное золото?
- Да, наверное, самородное,- неуверенно ответил Фостер.- Вот такое,- хоббит достал из кармана завёрнутый в холстину слиток, развернул и протянул меняле.
- Да, и вправду похоже на настоящее золото, очень любопытно. Вы позволите взглянуть?- седобородый от чего-то перешёл на вы, возможно на него так подействовал вид блестящего жёлтого слитка размером с кулак взрослого человека.
Фостер передал слиток меняле, тот бережно принял его, начал осматривать со всех сторон, и под конец, зачем-то поковырял пальцем следы, оставленные на золоте зубьями пилы.
- Ну что ж,- сказал седобородый,- для конвертации необходимо снять пробу, надеюсь, вы не против? Мы всё делаем при клиенте.
Фостер поспешил заверить, что он ни в коем случае не против. Меняла водрузил на свой мясистый нос большущие очки в толстой роговой оправе. После чего стал извлекать из выдвижного ящика в столе необходимые инструменты: крохотные стальные щипчики, хрустальную вазочку-пиалу, пузатую склянку с какой-то прозрачной жидкостью, и под конец - плетённый коврик. На него седобородый положил слиток, наверное, для того что бы ненароком не поцарапать стол.
Фостер, затаив дыхание, наблюдал за манипуляциями менялы. Тот сначала плеснул в вазочку прозрачной жидкости из склянки, потом щипчиками "откусил" от слитка кусочек размером с горошину, бросил в вазочку, жидкость в ней тот час будто вскипела, мгновенно окрасившись в алый цвет, от золотой горошины не осталось и следа, жёлтый металл растворился без остатка. Седобородый едва заметно покачал головой, поцокал языком. Достал из карман длинную стеклянную тросточку, помешал жидкость в хрустальной пиале. Наморщил лоб, всматриваясь в содержимое вазочки, и так там, похоже, ничего и не высмотрев, объявил:
- Невероятно, сколько работаю, ни разу не видел природного золота, такой высокой пробы, просто невероятно, ни малейшей инородной примеси. Это даже выше чем Королевская Проба. Впрочем, вернёмся к делу, как я понимаю вы хотите конвертировать слиток в сантарские перфекты. За эту услугу мы берём семь процентов комиссионных от общего весового эквивалента. Вас устраивают подобные условия?
- Да, устраивают,- не задумываясь ответил Фостер, на самом деле его бы устроили любые условия.
- Тогда приступим к взвешиванию.
Седобородый установил на столе аптекарские весы, на одну чашу положил слиток, а на другую начал выкладывать из увесистого мешочка, его он достал откуда-то из под стола, круглые блестящие монеты с чеканным профилем сантарского короля.
Фостер сглотнул вязкую слюну, не отрывая взгляда от холёных пальчиков менялы, тот всё накладывал и накладывал монеты, а слиток на второй чаше едва-едва поднимался. Наконец края чаш замерли друг напротив друга.
- Ровно тридцать четыре перфекта.- Провозгласил седобородый.- Плюс коэффициент пробы, ещё десять золотых и два серебряных перфекта, согласно текущему курсу.
Меняла поверх очков глянул на Фостера, вероятно, на его лице слишком явно читалось, что он ни бельмеса не понимает во всех этих "эквивалентах" и "коэффициэнтах". Седобородый счёл нужным пояснить:
- В сантарских перфектах только семьдесят процентов содержания золота, а в вашем слитке сто. Отсюда разница в весе чистого золота сто два грамма, это и есть дополнительные десять золотых перфектов и два серебрянных, исходя из курса десять серебряных к одному золотому. Итак, минус семь процентов за услугу конвертации, а именно три золотых перфекта и одни серебрянный.
Меняла выложил монеты на стол, отсчитал ещё семь золотых перфектов, положил сверху один серебряный и всю эту уймищу денег аккуратно подвинул ладонями в сторону Фостера.
- Теперь это ваше.- сказал седобородый.
Хоббит переложил монеты со стола в свой кошель, от чего тот раздулся, словно рыбий плавательный пузырь.
Выходя на улицу, Фостер едва не налетел на другого посетителя меняльной конторы - коренастого, как и весь подгорный народ, дворфа. Тот одарил хоббита презрительным взглядом - вечно эти полурослики под ноги не смотрят.
От избытка переполняющих его чувств, Фостер разве что не качался, будто пьяный. Столько денег у него отродясь не водилось. Да что там столько, он и золотой всего-то один раз в жизни держал в руках. Прошлой осенью, когда удалось оптом продать богатому прекупщику весь выращенный за лето уражай. Хоббит сразу же разменял золотой, именно столько заплатил перекупщик, на медные перфекты. Тогда кошель тоже чуть ли не лопался от набитых в него монет, с той лишь разницой, что тогда это были дешёвые медяки.
Фостер попробовал прикинуть сколько получится денег, если золото, что осталось дома, конвертировать в перфекты. Получалась ну просто невообразимая гора денег, а уж если брать в расчёт все железяки, которые есть в Флоудвиле, да и не только в нём...
Возможно раньше, да ещё при таких деньжищах, Фостер задержался бы в Арголете подольше. Ещё целая прорва времени оставалась до того часа, когда стражники запрут все городские ворота, а откроют лишь ранним утром следующего дня. Вполне можно было покататься по городу, не по делу, а просто так. Прогулятся по магазинам и рыночным площадям, накупить всякой всячины, денег-то теперь вон сколько. Времени хватило бы даже на то что бы побывать в северной части столицы, где о тёмно-красный гранит набережной бьются белопенные волны Сантарского Моря, что омывает северо-восток королевства. Полюбоваться видом морской крепости, воздвигнутой в стародавние времена ещё пра-пра-прадедом нынешнего монарха; поглазеть на огромные корабли с белоснежными парусами, что у причалов мерно покачиваются на волнах. Всё это конечно было очень заманчиво. Но хоббитом овладевало какое-то странное непонятное беспокойство. Беспокойство за Книгу. Едва уловимое в начале, оно становилось всё сильней и сильней. Как Она там, одна-одинёшенька лежит под подушкой, не украл бы кто, а то ведь на замок надежды мало, всего-то раз кувалдой ударить как следует.
7
Пони то и дело недовольно всхрапывал, он уже успел изрядно утомиться от продолжительной скачки.
- Ну давай же Орлик, давай, быстрее,- беспрестанно подгонял хоббит. Тревога за Книгу стала почти невыносимой.
Пони вскрикнул от боли, удар ладонью по крупу, возможно, был сильнее, чем требуется.
Съезд с тракта на просёлочную дорожку, что вела в Флоудвиль, совсем скоро Фостер оказался у ворот конюшни.
- Тпру-у-у, Орлик, стой,- прикрикнул хоббит, и почти сразу же спешился.
Бока пони судорожно вздымались и опадали, на шершавых чёрных губах выступила пена.
Форт всё так же сидел в кресле рядом с конюшней. Он поднялся на ноги, окинул Орлика внимательным взглядом, на лице конюха читалось явное неодобрение.
- Случилось чего, Фостер?- спросил он.
- Ничего не случилось,- ответил хоббит,- тороплюсь просто очень.
- Торопишся? То-то я и гляжу - видок у тебя, будто за тобой банда гоблинов гналась. Ну да ладно, а как там Арголета? Есть что нового?
- Да Арголета-то как обычно, стоит себе, что ей сделается,- немного грубовато ответил Фостер.- Пойду я, некогда мне.
Растояние до своей норы Фостер преодолел быстрым шагом, с трудом сдерживая себя, от того что бы не сорваться на бег.
Большой железный ключ, будто нарочно не хотел вставляться в замочную скважину, пальцы ощутимо дрожали. Наконец, с третьей попытки гадкая железяка всё таки вошла в чёрный кругляш отверстия. Три полных оборота, внутри замка что-то щёлкнуло, толстая замочная дужка отскочила вверх. Хоббит торопливо снял замок, рванул дверь на себя. В мгновение ока добрался до кровати и рывком сдернул подушку.
С плеч точно гора свалилась, даже дышать будто стало легче. Книга была на месте.
Хоббит умиротворённо вздохнул, бережно взял в руки тяжёлый фолинат, пригладил ладонью шершавую поверхность переплёта. От чего-то Книга была тёплой, казалось, от неё даже исходит жар, словно от растопленной печи. Пальцы будто сами собой раскрыли страницы, на том месте, где было про бессмертие. Теперь, процесс перевоплощения уже не казался столь пугающим, как раньше. Напротив, во всём этом появилось что-то волнующее и притягательное. Возможно, так повлияла трёхчасовая разлука с Книгой, может и так. Хоббит об этом не задумывался.
"Хватит боятся,- решил он,- не позднее чем завтра, я стану бессмертным. А сейчас мне нужен голем, он будет охранять меня и мою Книгу".
8
Деревенский кузнец - дворф по имени Торгунд жил на отшибе поселения. И если хоббичьи норы, чем-то напоминали пряничные теремки, то обиталище кузнеца больше походило на маленькую крепость. Неприступное с виду, без излишних украшений квадратное здание, язык просто не поворачивался назвать его домом, да и не дом это вовсе, скорее кузня-жилище. Добротные стены из серого камня, глыбы-блоки подогнаны друг к другу так, что между ними не просунешь и конского волоса. Крепкая дубовая дверь. Узенькие бойницы окошек по стенам. Сложенная пирамидой каменная крыша из вершины которой торчит квадратная труба из серого, как и вся кузня, камня.
В Флоудвиле Торгунд поселился лет двадцать назад. Фостер этих времён не помнил, мал ещё слишком был. Но по рассказам старших выходило, что однажды по весне, едва только сошёл снег, в селение явился странный дворф, без каких либо походных припасов и, что было удивительнее всего, без боевого топора на поясе, а с этим оружием, как известно, дворфы не растаются даже когда спать ложатся. Селяне, как водится, подивились на пришлого дворфа, а тот разыскал старосту, сказал, что хочет обосноваться в деревне. Староста встретил гостя, как и родню не все встречают. Накрыл богатый стол, приволок из погребка бочонок студённого пива, самого лучшего, какое только отыскалось, ну и разумеется посулил любую помощь, лишь бы дворф не передумал оставаться в Флоудвиле. Известное дело - хороший кузнец в любой деревне на вес золота. А какой же дворф с металлом работать не умеет? Это у них в крови, как говорится. В Флоудвиле тогда своего кузнеца не было, умер год назад от "злоупотребления хмельными напитками", как сказал приехавший из Арголеты инспектор. Так и маялась деревня без кузнеца.
Откушав с дороги старостинного угощения, этим же днём, дворф отправился осматривать кузницу, осиротевшую год назад. Осмотром своих новых владений Торгунд остался не доволен, всё ходил да укоризненно качал головой, а под конец спросил:
- Кузнец-то ваш, поди небось хумансом был?- Хумансами дворфы и эльфы называют людей.
- Хумансом,- подтвердили хоббиты.
- То я и гляжу, что хумансом. Дворфы свой инструмент до такого не доводят, это ж рухлядь одна, а не инструмент. Да и кузницу, кто ж из дерева строит, эт хибара, а не кузница. А место хорошее, на отшибе, лес не далеко, колодец рядышком.
Дворф задумался, почесал широкий покатый лоб, после чего молвил:
- С инструментом, положим, дело поправимое, сам сделаю, какой нужно. С кузней сложнее. А не знает ли кто, где камня хорошего раздобыть можно?
Хоббиты ответили, что знают. Дескать недалече есть руины, как раз каменные. Раньше там сторожевая башенка была, от гоблинов. Но последних, спасибо дворфам, уж триста лет как не видели. Вот башенка и опустела, а потом и вовсе без ремонта обвалилась. А камень остался, что ему сделается, он ведь от времени не гниёт.
- А власти ваши, ну те, что в большом городе у моря, на меня не осерчают, что я вроде как их камень себе на нужду таскаю?- спросил Торгунд.
- Не осерчают,- ответили полурослики,- только рады будут, что в деревне хороший кузнец появился. Король добрый, о благе своих поданных печётся, да проживёт он тысячу лет.
- Ну хорошо, ежели так,- ответил дворф.
Испросив в конюшне телегу и мула, Торгунд принялся подвозить камень. А потом строить кузню. Сам тесал каменные глыбы, рыл фундамент, возводил стены. Ну и хоббиты, конечно, тоже помогали, чем могли...
Уже к осени на месте старой деревянной кузницы стояла новая, каменная.
Селяне на нового соседа всё нарадоваться не могли. Дворф оказался ещё и плотником отменным, столы, шкафчики да стулья до чего ладные делал, что и в Арголете таких не купишь. Из соседних деревень несколько раз приезжали гонцы - сманивать умельца, но тот всякий раз отвечал, что переезжать не собирается, и здесь, мол, хорошо, народ душевный.
Со временем дворф обжился, но близких знакомств ни с кем не заводил. О прошлой своей жизни сам никому не рассказывал, а на все распросы любопытных лишь махал рукой, да советовал не совать нос не в свои дела. Так и жил отшельником в кузне. В деревне поговаривали, будто родные горы Торгунд покинул не по своей воле, а был изганан сородичами за какие-то провинности, вот от того-то и не хочет вспоминать о старом.
Торгунда Фостер застал на улице. Дворф плотницким топориком колол поленья на чурбане рядом с кузней.
- Ну чего стоишь, будто язык проглотил,- вместо приветствия сказал он, приложив топорик к чурбану и утерев рукавом пот со лба,- говори уж с чем пожаловал, раз уж пришёл.
- Мне нужна статуя,- выпалил хоббит.- Ты можешь сделать её мне? Я хорошо заплачу, мне очень надо.
- Статуя, говоришь?- дворф глянул из под густых тронутых сединой бровей, в глазах его светилось любопытсво, но пускаться в расспросы он не стал, не в его это было привычках, лезть в чужие дела.- Ну, положим, эт дело-то нехитрое, хотя смотря, что за статуя тебе потребовалась, ежели колосс какой, размером с гору, то не слажу, нет у меня столько металла, а ежели какая обычная, то сделаю. Тебе что за статуя нужна?
- Мне обычная сойдёт, главное, что бы не очень маленькая, размером ну хотя бы с человека.
- А что за металл?
- Любой сгодится.
- То есть тебе нужна просто статуя, а все остальное без разницы, ну там внешний облик али какие художественные изыски?- спросил Торгунд.
- Да, просто статуя,- потдвердил Фостер,- но главное что бы из металла.
- Ну, что не из дерева, эт я, положим, понял,- ответил кузнец,- а постой-ка Фостер, а деньги-то у тебя есть, ну что бы заплатить за работу, недешёво ведь выйдет, одного только железа сколько уйдёт.
- Этого хватит?- спросил хоббит, показав золотую монету.
- Хватит,- ответил дворф, мазолистая ладонь его, широкая, точно лопата, пригладила густую бороду.- Приходи через недельку, к этому времени думаю управлюсь.
- Через недельку?- кисло переспросил Фостер.- А побыстрее никак нельзя?
- Побыстрее говоришь?- Дворф задумался, потёр кончиками пальцев глубокие морщины на лбу,- А-а-а, постой-ка Фостер, можно и побыстрее, есть же у меня уже готовая, совсем что-то запамятовал, погоди меня здесь, я мигом обернусь, глянешь пойдёт тебе такая статуя али нет.
Торгунд ушёл в кузню. Вернулся он нескоро, зато за собой тянул телегу, дворф поднапрягся перетягивая её через порог.
На большой, без бортов телеге покоилась бронзовая скульптура. Горный тролль, да такой огромный, что если поставить его на ноги, то и хуманс рядом с ним показался бы недорослем. Хоббит едва сдержал возглас восхищения. "То что надо!- подумал он".
- Эт мне от прежнего кузнеца досталось,- сообщил Торгунд.- Ты его, наверное, и не помнишь даже, да и я не застал. Но коли наследников покойник не оставил, а кузнец в деревне теперь я, стало быть моё. Уж не знаю, где он эту образину откопал... Я-то по-первости, на заготвки пустить хотел, да рука всё не поднималась, ты посмотри как искусно-то сделан, ну прям как настоящий, того и гляди пошевелится. Горные тролли, правда, ростком поболее вымахивают, ну да ладно, эт к делу не относится.
Фостер разглядывал бронзового тролля. Массивный, словно у медведя, торс; толстые, точно молодые дубы, лапы, на пальцах длинные когти. Из оскаленной пасти выпирают кривые клыки.
- Ну так, что?- спросил дворф,- Берёшь статую? За золотой, так уж и быть, уступлю.
- Беру,- не раздумывая ответил хоббит.
- Ну, теперь тролль твой,- сказал кузнец, убрав монету в карман домотканной рубахи.- можешь забирать.