Похищена историческая алмазная корона. Отставной опытный детектив Гавличек, моло-дой мало угодный начальству следователь Франтишек и средних лет угодный властям сотруд-ник Пиварник ищут пропажу сначала в одной, потом в другой стране. Судьба благоприятствует им, но...
Глава, предшествующая первой. Лунный свет...3.
Глава первая. Пропавшая реликвия...4
Глава вторая. Детектив Гавличек ищет корону...9
Глава третья. Вопросы без ответов...18
Глава четвёртая. Алмазы в лунном свете, или вот какая арифметика...23
Глава пятая. Следствие ведут большие знатоки...31
Глава шестая. Любитель развлечений...39
Глава седьмая. Коммерсант Волобуев...45
Глава восьмая. Цветущих роз благоуханье ...50
Глава девятая. Музей вооружённых сил...59
Глава десятая. Верхунов пробует свои силы...61
Глава одиннадцатая. Пётр Савченко хочет исчезнуть...65
Глава двенадцатая. Геройская кончина Аристократа...69
Глава тринадцатая. Гавличек в своём репертуаре...77
Глава четырнадцатая. История открытия...87
Глава пятнадцатая. Мадам выходит из игры...91
Глава шестнадцатая. В чужом краю...103
Глава семнадцатая. Воля Провидения...112
Глава восемнадцатая. Сладкая месть...117
Глава девятнадцатая. Недолгая радость обладания...119
Глава двадцатая. Из рук в руки...128
Глава двадцать первая. Карты госпожи Ленорманн ...133
Глава двадцать вторая. Вновь я стою пред тобой очарован...139
Глава двадцать третья. Гавличек выходит на след...144
Глава двадцать четвёртая. Гримасы науки...151
Глава двадцать пятая. Великий передел...156
Глава двадцать шестая. Гримасы Амура...163
Глава двадцать седьмая. Ещё тринадцать...187
Глава последняя...169
ПРОЛОГ
Всякий уважающий себя писатель, которому любознательный читатель дорог почти настолько же, насколько он (читатель) дорог самому себе, всегда ищет воз-можность обратиться к нему прежде, чем он (читатель) ещё не стал таковым, и объяснить ему то, до чего читатель сам ни в жизнь не додумается.
В этом смысл и назначение всякого пролога, хотя, как по мне, то он вовсе и не нужен. Но, если встать на другую точку зрения (тоже правильную), отсутствие пролога может показаться придирчивому читателю очевидным признаком вели-кой лености и душевной вялости автора, а то и просто знаком сильного неуваже-ния к поклонникам увлекательной литературы.
Не будем спорить с читателем, поскольку он всегда прав, и посмотрим, о чём пишут в прологах, а если и не пишут, то всё равно подразумевают. Вот, например, известные писатели Иванов, Петров и Сидоров прозрачно намекают, что их пре-красные книги приключений целиком сотканы из крупиц собственного бесценно-го, хотя и малопоучительного (по моему мнению), жизненного опыта. В то же время, ничуть не менее известные писательницы Иванова, Петрова и Сидорова со своей стороны недвусмысленно дают понять, что их захватывающие детективы только выглядят высосанными из пальца. На деле же всё не совсем так просто. Просто эти литературные богини не успели по разным несущественным причинам обзавестись достаточным знанием жизни. Но вскоре, нет сомнения, эти благопо-лучные дамы быстро наверстают всё упущенное и порадуют нас новыми шедев-рами своей ничем не скованной вполне творческой мысли. И всё же нет у меня полной уверенности, что Агата Кристи, если она специально воскреснет для дан-ной цели, одобрительно отзовётся об их продукции. Скорее всего, старой леди не понравится, что детективы упомянутых дам похожи друг на друга, как птенцы одного помёта. Я же, в отличие от великой прародительницы, вижу в данном об-стоятельстве не промах, а, наоборот, трезвую работу уверенной руки мастера (ес-ли хотите, мастерицы), удовлетворяющей самым простым и экономным образом законные естественные требования общества, отдающего свои симпатии литера-туре, нисколько не утруждающей мозги.
Когда я приступал к этой книге созданию моего пытливого разума, послед-нему в моём творчестве по времени, но, отнюдь, не по значению я заранее, ещё не написав ни одной строчки, уже предвидел все замечания, возражения и просто обидные отзывы моих доброжелательных критиков. Более всего они будут пору-гивать меня за то, чего в этом труде нет, хотя справедливее было бы винить за то, что в нём есть.
Для того, чтобы недобросовестные критиканы не попали впросак, и не стали безосновательно вопить, что в книге начисто отсутствуют любовные сцены, со-общаю, что такие сцены здесь имеются (две или три), правда, ближе к концу, чем к началу. Если ревнители сложившихся правил потребуют смертельной опасно-сти, то и такое найдётся, правда, наибольшая беда будет грозить и в этом я за-мечаю некоторую собственную слабость не самым симпатичным героям.
А как насчёт погони? Будет, уверяю вас, и погоня, потому что без погони де-тектив не детектив, а неизвестно что. Не очень долгая погоня, но, безусловно, удачная. Так что основное требование к погоням будет с полным знанием дела выполнено, если не совсем по форме, то по результату наверняка.
В хорошем детективе проницательный читатель должен оставаться до самого конца в совершеннейшем неведении, кто здесь окажется главным злодеем. Вот тут у нас всё в порядке. До самой последней страницы, предупреждаем, самый толковый любитель криминального чтива ни о чём не догадается, и тайна престу-пления, есть основания надеяться, умрёт вместе с автором.
Вот это и есть вершина детективного жанра, на которую доселе ещё никто не взбирался.
Однако я ни капельки не сомневаюсь, что именно вы, тот, кто в данный мо-мент держит эту книгу в руках, без труда сообразите, кто был истинным виновни-ком переполоха. Если бы это было не так, я ни за что не стал бы писать этот при-мечательный детектив.
Глава, предшествующая первой
Лунный свет
Полная луна стояла против открытого окна, и от того в комнате было светло.
Это была прекрасная летняя ночь, полная шорохов и тайн, ночь, достойная давно позабытых языческих праздников.
Можно было не слишком таиться, потому что сегодня на даче никого, кроме Мадам да их двоих с Петром, не было. По привычке всякого добросовестного сторожа Петро в этот час спал особенно крепко, но Василий двигался тихо и ос-торожно. Всё-таки на такое дело он шёл в первый раз.
Вот и тот самый фикус. У Руководителя их было много, потому что со времён полубеспризорного детства фикусы представлялись ему непременным спутником и даже лучшим символом благополучия и богатства. Теперь, уже дорвавшись до великой власти, Руководитель всё ещё испытывал благоговение перед этими до-вольно заурядными растениями и держал их на своей богатой даче в большом ко-личестве: и в кадках и в горшках разных размеров.
Этот был в большом горшке.
Василий осторожно потянул растение, и оно легко вынулось. На дне посуди-ны открылся вышитый беленьким бисером мешочек из оленьей кожи. Теперь уже можно было посмотреть спрятанное внутри.
Лунный свет упал на бесценные кристаллы, и они радостно откликнулись ему тоненькими разлётными многоцветными лучиками, вспыхивая по уголкам ма-ленькими яркими звёздочками. Эстет сказал бы, что это было изумительно краси-во.
Счастье всегда недолговечно. А большое счастье приходит лишь на миг. В позвоночник Васи больно упёрся "Макаров", и Петро каким-то чужим, напря-жённым голосом сказал:
Положи это на подоконник, подними руки, так чтобы я их видел, и медлен-но отходи в сторону.
Да что ты, Петро? враз осипшим голосом сказал Василий и тут же, как учил инструктор, когда они ещё вместе служили в особом полку, резко присел и, не теряя темпа, качнулся вперёд на руки, а затем со всей силой ударил назад но-гой старого друга, столь некстати появившегося со своим безжалостным пистоле-том.
Точнее хотел ударить. Но Петро учился у того же самого инструктора. Он только немного повернулся, и предназначенный ему страшный удар провалился в пустоту. Раздался негромкий звук, словно ребёнок хлопнул в ладоши (глушитель был хо рошим), и в крепкую шею невезучего Васи впился небольшой кусо-чек свинца. Он летел со страшной силой, разрывая позвонки, сосуды, нервы, мышцы, соединительные ткани, разрушая всё, что называется жизнью.
Луна равнодушно смотрела в окно. Ей было видно, что на земле произошло ещё одно преступление. Ещё одно звено, не последнее, добавилось к бесконечной цепи поступков, противоестественных и позорных.
Глава первая
Пропавшая реликвия
Любознательный читатель вправе спросить:
Где это всё произошло?
Прямо поставленный вопрос требует столь же прямого ответа. И если бы ав-тор располагал им, то тут же без утайки всё бы сразу и выложил. Увы, в этой за-нимательной истории с самого начала много неясностей. Есть, конечно, надежда, что читателю, у которого хватит мужества и терпения добраться до конца книги, всё там и откроется. Если же этого не произойдёт, нужно будет перечитать дан-ную повесть ещё и ещё раз. Но если и после такого подвига останется Невыяс-ненное, придётся с грустью признать, что читатель совершенно напрасно потра-тил своё время, а автор своё.
Так где же это всё случилось?
Астрономы, которым всё интересно, установили существование зеркальной Вселенной, где всё происходит совсем, как у нас, только при этом левое и правое меняются местами. Наша непросвещённая публика по своему обыкновению пол-ностью переиначила это удивительное знание на свой лад и уверовала, что все оценки событий в зеркальном мире меняются местами с нашими суждениями с точностью до наоборот. Поэтому всё наше хорошее у них, без всякого сомнения, считается плохим, зато наше плохое в тех краях старательно возводится в ранг ис-тиной добродетели. Затруднение состояло лишь в том, что современная много че-го достигшая наука так до сих пор и не научилась отличать прямой образ от его зеркального отображения. Точнее, она пока не может надёжно сказать, кто есть кто, поэтому всегда остаётся не выясненным вопрос, в своём ли мире мы нахо-димся или, упаси бог, в зеркальном, который от нашего ничем по существу не от-личается, потому что правое и левое являются относительными понятиями, зави-сящими только от положения наблюдающего. А положение бывает разное.
Чисто случайно, не без помощи умелых экстрасенсов, которым, к счастью, ныне нет числа, нам удалось всё-таки выведать, что мы это всё-таки мы, а не они, и кое-что разузнать, как там у них в зеркальной Вселенной всё это выглядит. Нам повезло: сведущие люди, когда мы к ним приступили, не стали стесняться своих знаний и пояснили, что дела обстоят не совсем так, как мы думаем, а кое в чём полностью противоположно. Хотя всё остальное тютелька в тютельку.
Поэтому трудно сейчас сказать, действительно ли описанные здесь события происходили у нас, а если происходили, то в какое время. У них же всё, о чём здесь рассказывается, произошло в самом конце будущего столетия или чуть раньше. Так утверждает магистр Алькофрибас Назье, всем известный извлекатель квинтэссенции. Впрочем, он может и ошибаться. Поскольку этот магистр боль-шой шутник.
Конечно, мы не можем здесь ручаться за приведенные факты. Но всё осталь-ное верно.
Кстати.
Люди почитают одних писателей, а читают совсем других.
Это у нас или в зеркальном мире?
У нас да, а у них не знаем. Хотелось бы выяснить.
Вы уже слыхали последнюю новость?
Ещё нет, а что?
Вот какими вопросами обменивались шёпотом жители Вышеславова коро-левства. Говорили тихо, опасаясь, что их услышат те, которые любят всё слушать, и поймут их не совсем правильно.
Так знайте же: у нашего короля пропала корона. Ещё совсем недавно она мирно покоилась на подушечке малинового бархата в королевском кабинете, а теперь её там, как обнаружилось, не стало.
Подумать только! Вот до чего мы докатились! O tempora, o mores!
Цицерона можете цитировать сколько угодно, но вот про корону никому не рассказывайте. Потому что секрет.
Разумеется ни звука.
Если прислушаться к философам, то материя это вещи, склонные к исчез-новению. Вот только что были под рукой, а потом, глядишь, их не стало. Долго потом ищешь и не всегда находишь. Возмущаться и сопротивляться бесполезно просто мир наш так устроен. Говорят, и зеркальный тоже.
На этот раз исчезла корона.
Вообще-то этой драгоценной регалии полагалось храниться в государствен-ной сокровищнице и появляться на свет только во время особо торжественных церемоний (кто-то в королевской семье родился, кто-то отошёл в мир иной, кто-то надумал жениться или, например, армия одержала блистательную победу, по ка-кой причине был устроен торжественно-богатый и довольно обременительный для казны приём иностранных гостей и местной элиты). Так оно раньше всегда и было. Но вот король Вышеслав, взошедши на престол, дерзко нарушил этот по-хвальный и предусмотрительный обычай и теперь постоянно держал бесценную корону не в пропыленных сундуках Алмазного фонда, а прямо на каминной полке в своём кабинете, чтобы она у него всегда была на виду прямо перед носом.
А зачем?
Была ли в том суровая необходимость или просто взыграло мелкое тщеславие венценосной особы? Историки в этом обязательно разберутся. Мы же изложим здесь свою версию, единственно правильную.
Всё дело, как мы считаем, было в том, что верховная власть и всё хорошее, что к ней прилагается, достались Вышеславу не по естественной линии отца-деда-прадеда, как это принято у всех приличных и от того процветающих монархий, а совершенно случайно: волею каприза фортуны (не без того), но всё же больше интригами и игрой тайных, могущественных сил, замыслы которых не были до конца понятны даже их смекалистому избраннику.
А если власть попадает не в те руки, это большая беда или не слишком?
Большинство людей, проживающих на нашей шарообразной планете, так и не научилось понимать или хотя бы догадываться, насколько легко руководить тол-пой, или, более корректно, человеческим обществом. Думаете, для этого обяза-тельно нужны Тамерланы и Вашингтоны? Ошибаетесь! Сойдут фигуры и помель-че. Иногда к высшей власти пробиваются такие незначительные создания, что да-же в сильный микроскоп их, как следует, не разглядишь. Да и не нужно разгляды-вать! Потому что дело вовсе не в них. Главное, чтобы действовала Система. А что это такое, то великая тайна есть, и не нам с вами её разгадывать.
Должен признаться, что я почти ничего не знаю о Вышеславе.
Тогда я постараюсь вам рассказать. Если вам станет скучно, остановите ме-ня. Чудесное восхождение Вышеслава началось с того времени, когда прежний король Пшебыслав, окончив свой многотрудный земной путь, устремился всей душой, как ему и положено, прямиком на небеса. Но отправился он в этот значительный и безвозвратный путь совершенно бездетным, не позаботившись оставить после себя очевидного и соответствующего наследника. С его стороны это был крупный государственный промах. За такими просчётами обязательно следуют долгие смуты и вызывающие дикую разруху претензии на освободив-шийся престол со стороны неисчислимых подозрительных личностей.
В этот раз случилось то же самое.
Возможно, найдётся много рвущихся к беззаветному труду летописцев, гото-вых с величайшим прилежанием, ничего не упустив и почти не добавив ненужно-го, талантливейшим образом описать безалаберные годы, последовавшие за зво-ном колокола, возвестившим, что затянувшееся правление Пшебыслава прервано щелчком ловких ножниц престарелых богинь, которые долго и нудно без види-мых признаков усталости прядут и тянут бесчисленные нити жизни ради коротко-го удовольствия одним махом перерезать их в самый неподходящий, по нашему мнению, момент.
Мы не последуем за упомянутыми нами безупречными рыцарями пера по многим причинам. Во-первых, мы не уверены, что наши умеренные достоинства хоть сколько-нибудь соизмеримы с их недюжинным мастерством и непревзой-дённой выучкой, с их поразительным умением выуживать потрясающие жемчу-жины из такого болота, в которое мы не сможем заставить себя не то что с голо-вой окунуться, но хотя бы забрести по щиколотку, даже если употребим при этом ради успеха предприятия всю отпущенную нам силу воли. Во-вторых... впрочем, достаточно и во-первых.
Платон сжёг свои юношеские поэмы из-за того, что они показались ему хуже гомеровских. Нам бы тоже следовало проявить такую же похвальную скромность, но мы не решились.
И вот к власти пришёл...
Попробуйте окончить начатую фразу, если вас сразу же перебивают:
А не можете ли вы сказать мне, что такое власть?
Ну конечно, могу. Власть это...ну и хитрец же вы! Специально ведь при-творились, чтобы поставить меня в затруднительное положение. Поскольку это понятие, если его ограничить одним словом, не имеет строгого определения, хотя даже самому простенькому ежу понятно, о чём идёт речь.
В чём-то, сударь, вы правы, но согласиться с вами полностью никак не мо-гу. А хотите, я вам скажу?
Конечно, хочу.
Видите ли, власть это внеличное презрение.
Очень странные слова вы говорите.
Нисколько. Человек, получивший власть, неизбежно презирает всех, кто внизу, уже в силу одного того, что они не сумели подняться к вершине. И это пре-зрение вовсе не связано с тем, что у властелина оказалась на редкость чёрная или извращённая душа. Это чувство является всего лишь натуральным признанием того тривиальнейшего обстоятельства, что остальные, кто топчется у подножья пьедестала, не заслуживают уважения, поскольку нет на то никаких причин.
Возможно вы и правы, хотя я не уверен, что правильно вас понял. Попробу-ем всё-таки продолжить.
И вот королём был объявлен Вышеслав. Объявила его Система к общему не-ожиданию и даже к исключительному удивлению большинства своих сограждан ведь неделю назад мало кто подозревал о самом его существовании в этой мно-гострадальной державе. Но от удивления, если верить медицине, ещё никто не умирал, поэтому общество в тот момент не лишилось ни одного из своих достой-ных членов.
Коронация была, как и положено, пышной, но зевакам, вынужденным целый день простоять в истомившейся толпе, она показалась бы довольно скучной, если бы в самый торжественный момент не выяснилось, что историческая корона слишком велика для маленького черепа удачливого кандидата. Тогда расторопные прислужники быстренько и почти незаметно для посторонних глаз, всунули в неё салфетку. Всё сошло бы хорошо, но один край ослепительно белого полотна всё же вылез из под золотого обруча и лихо свесился на красное от волнения ухо по-мазанника. Иностранные послы, привыкшие владеть своими чувствами, решили, что в этой стране так и надо, а свои люди посмеялись и сказали:
Вот так у нас всегда. А почему, то нам неведомо. А неведомо, оттого что умом наш народ не понять и никакой линейкой или циркулем не измерить.
А потом венценосный вождь пожелал, чтобы корона, так неожиданно сва-лившаяся ему на голову, не была отправлена обратно в сокровищницу, а нашла себе оправданный приют в его рабочем кабинете. Один мимолётный взгляд на неё уже поднимал настроение и заставлял любую мысль избранника плясать среди трёх основополагающих столбов:
Ух ты!
Во даём!
Ну и ну!
И вот она пропала.
Интересно, откуда у всех (кроме меня и ещё пары человек) такое уважение к государственной короне? Ведь по своему первоначальному, если хотите исто-рическому, назначению это всего лишь шапка, сознаюсь довольно богатая и примечательная, но всё ж всего лишь шапка. Берусь утверждать, что излишне тя-жёлая, недостаточно тёплая, весьма старомодная, а к тому же сильно раздражаю-щая некоторых лиц, считающих, что и у них есть определённые права на этот го-ловной убор.
О чём тут ещё говорить? Немного необычная шапка, и только.
И вот она пропала.
Абсурд какой-то: пропала корона. Разве можно в такое поверить? Это хоро-шее настроение может пропасть или, например, породистая собака. Или билет в оперу. Или чертежи сверхсекретного самолёта. Такое всем понятно. Потому что не противоречит мировому порядку вещей.
И всё же пропала.
Ещё вчера была, а сегодня исчезла. Одна только вмятина от неё на бархатной подушке осталась. Но вмятину на голову не оденешь.
Не так ли?
Кошмар!
А какое у нас сегодня число?
Тринадцатое.
А день какой?
Понедельник.
Ну тогда всё понятно день по всем статьям неудачный. Непонятно только одно: куда корона девалась?
Король поскучнел, заволновался, подбежал к телефону и вызвал Дубовца, министра чрезвычайных происшествий.
Уж чем страна Вышеслава была богата, так это чрезвычайными происшест-виями. Ну разумеется, здесь в виду пожары не имеются. Никогда они не были и никогда не считались чем-то чрезвычайным, поскольку каждый день что-то где-то обязательно и верно горело. Чрезвычайными считались только ежегодные навод-нения, повторявшиеся с изумительной точностью, обрушение мостов (каждый месяц не менее двух, но редко более десяти), а также регулярные взрывы артил-лерийских складов (заблаговременно рассчитать время очередного катаклизма не удавалось ни одному математику).
Нет сомнения, поиски пропавших корон не входили в круг первоочередных обязанностей хлопотливого министерства, но король больше всего доверял имен-но ему, поскольку только эта организация никогда не имела за собой вины за слу-чившееся. И впрямь, кого, например, можно строго судить за несвоевременное землетрясение?
Вот почему Вышеслав первым позвал Дубовца.
Означенное лицо с трудом протиснуло своё расплывшееся тело в золочёную дверь королевского кабинета при этом одна пуговица всё же отскочила от мун-дира и поспешила закатиться под диван (как её теперь оттуда достанешь?) и с тревогой уставилось на перекошенную от горя внешность властелина.
Корону спёрли, с большой грустью сказал Вышеслав и уронил слезу.
Как так? удивился Дубовец.
А вот так! с оттенком мрачного удовлетворения ответил король, ощутив в этот миг при всей значительности потери некоторую сладость превосходства знающего над неведающим.
А кто спёр? это был вполне естественный, хотя, признаемся, немного глу-пый вопрос. Но придумывать умный вопрос времени не было.
Если бы я знал, убедительно объяснил король, я бы тебя не стал беспо-коить.
И то верно, согласился главный чрезвычайник (он всегда умел облекать свои мысли в самые простые и доступные уму формы. Содержание мыслей такую операцию охотно допускало).
Короче ищи! сказал Вышеслав и более ничего не прибавил за неимени-ем подходящих слов. Его душили слёзы.
И пошёл Дубовец искать.
Искать он не умел. Зато знал, кто умеет это делать.
Глава вторая
Детектив Гавличек ищет корону
Закон и преступление появились в один и тот же день.
Всем наскучившая диалектика утверждает, что оба они две стороны одной и той же медали, отчеканенной в тот самый день творения, когда на свет появились первые разумные существа. Спорить тут не с чем, и есть много оснований пола-гать и закон и преступление совсем уж неразделимыми братцами на манер сиам-ских близнецов (а почему бы и нет?). Естественно, при таком подходе большой ошибки быть не может, хотя иногда остаётся лёгкое подозрение, что без некото-рого преувеличения здесь не обошлось.
Если нет закона, то нечего и преступать. Ведь никто не станет поднимать вы-соко полы пальто, чтобы переступить через несуществующую лужу.
А если никто ничего не преступает, то, получается, и закон становится вовсе не нужным.
Увы, существует и то и другое: и закон и преступление. Оба они являются на-силием над личностью. Всякое насилие требует подчинения и беспощадно к тем, кто не хочет подчиниться.
Избавиться от преступлений можно только решительным упразднением за-конов (кто знает другой способ, пусть укажет). Но человечество на это никогда не согласится.
Вот так и получается, что преступления всегда были, есть и будут независимо от того, нравится нам это или нет. Самый распространённый вид преступлений кража. Крадут всё, что удаётся украсть. У кого больше возможностей, у того больше и стремлений.
После этого самые удачливые говорят: "Имеем что имеем!".
Можно ли украсть власть?
Вот какие странные мысли иногда приходили в голову отставному детективу Гавличеку.
Беспредельная любовь к истине не позволяет нам согласиться с теми, кто ут-верждает, что старого сыщика звали Индржихом.
Похищение драгоценностей не является в истории человечества исключи-тельным событием. Если внимательно почитать книги, из тех, что сегодня поль-зуются наибольшим спросом, то выходит, что в процессе развития цивилизации энергичные люди только тем и занимались, что перемещали ценные вещи и день-ги из одного места в другое, по возможности не уведомляя при этом их истинных хозяев (чтобы те не слишком огорчались). В отдельных, особо печальных случаях такие деяния происходили и с уведомлением. Тогда это называлось грабежом или разбойным нападением. За такие шалости полагалась отдельная статья.
Похищали всё, что под руку попадало, всё, что плохо лежало, а если и хоро-шо лежало, то всё равно старались умыкнуть. Такое стихийное перераспределение благ являлось несомненным условием (и следствием) прогресса, и когда оно дос-тигало, не без помощи сомнительных теорий, особо крупных размеров и общего участия в нём, то принимало научно обоснованное название социальной револю-ции.
Справедливость требует отметить, что королевские короны воровали редко. По той причине, что этого добра не так уж много на свете, да и не всегда понятно, что делать с украденной короной, если нет законных оснований возложить её на собственную голову. В силу того, что данное явление было чрезвычайно редким, учёные криминалисты так и не разработали надёжной методики поиска пропав-ших корон. Кстати, и бесчисленно воруемых кошельков тоже (диалектика?). Вот так великое и малое идут рука об руку, лишний раз напоминая, что всё на свете относительно.
Интересно, кто первый сказал, что всё на свете относительно?
Удалившийся на покой детектив первой категории Гавличек решал важный, почти классический вопрос, поставленный перед ним его настойчивой спутницей жизни варить или не варить (на обед пельмени)? С одной стороны кушать хо-чется. С другой хорошо бы похудеть. А то вон сколько одежды в шкафу висит, но почти все пиджаки в последние годы перестали сходиться на брюхе. А всё из-за того, что бросил курить.
Отказ от курения в этом есть подлинное величие. Тут, если начнём прово-дить уместные сравнения, померкнут и "Орестея" Эсхила и некоторые пьесы Шекспира. Потому что человек, добровольно отказавшийся от этого восхититель-ного занятия, сам себе и Давид и Голиаф. Радость победы над собой с точностью до последнего грамма компенсируется горечью собственного поражения. Это ещё в лучшем случае. А в худшем... как подумаешь, сердце готово выпрыгнуть из грудной клетки и уже после этого с треском разорваться.
После того как Гавличек под влиянием непреодолимых сил, представленных главным образом его неукротимой супругой и в меньшей степени его собствен-ными представлениями о вреде табака, расстался со своей милой привычкой, у него на лице навеки поселилось несмываемое кислое выражение страстотерпца, а живот стал быстро увеличиваться до совсем непростительных размеров.
Вот уже и старые брюки одеть не удаётся.
Можно купить новые брюки. А можно похудеть.
Так как?
Проще купить брюки. Дешевле похудеть.
Гавличек вздохнул и выбрал второе.
И правильно сделал.
У детектива была огромная сила воли, но и она, случалось, давала трещину, как сегодня, если становилось совсем невтерпёж. Была не была, съедим сегодня и суп и пельмени.
Однако в этот раз неизбежное падение добродетели не успело состояться.
В дверь позвонили.
Кто там?
Открывайте! Именем короля!
Пришлось открыть.
Больших провинностей за собой детектив Гавличек не чувствовал. Ну ругнул в узком кругу пару раз власти, ну посмеялся вместе со всеми над анекдотом про умственные способности Вышеслава. Но ведь теперь за такие шалости не сажают. Не те нынче времена.
А всё-таки боязно. Иногда времена возвращаются.
Вам приказано немедленно прибыть к Дубовцу, приятным голосом сказал высокий офицер в длинной новенькой шинели с капитанскими погонами.
Гавличек с интересом посмотрел на него. В этом человеке ощущалась пре-красно натренированная вежливость и хорошо отработанная корректность.
А если я откажусь, подумал отставной детектив, этот славный малый, не меняя выражения лица, мигом скрутит меня в узел так, что хрустнут рёбра, и дос-тавит своему начальству на подносике.
Я готов, покорно сказал приглашаемый специалист.
Он хорошо помнил Дубовца. Когда-то в давно ушедшем прошлом тот ещё молоденьким и на редкость неопытным курсантом проходил у него практику. Рыженький был, бородавчатый и неуклюжий. Правым глазом косил. Помнится, всё стремился угодить. И правильно делал, потому что самый надёжный путь к вершине начинается с ретивого ползанья во прахе.
Про него даже стишок сложили:
Пониже кланяйся, друг мой, и быстро выйдешь в люди,
Тебя всем сердцем и душой любить начальство будет.
Поймать улыбку начальства всё равно что схватить за хвост фортуну.
Вот только соображал Дубовец туговато. В отличие от Сократа он был не в состоянии постичь даже то, чего не знал. Сколько дел провалил! Все тогда сочув-ствовали его несовершенству, потому что безвредным смотрелся. Так сказать простота извиняет. Позже малообещающий практикант, ощутивший тайные взма-хи крыльев, несущих благую весть из будущего, женился на генеральской дочке (вот уж не красавица была!) и сразу чудесным образом переменился. Стал откро-венно небрежным и начал давать Гавличеку ценные указания. Если же приходил в неудовольствие, то выражал его не в самых почтительных выражениях. Вскоре Дубовец пошёл на повышение, и пути их разошлись. Со стороны стремительное вознесение способного ученика выглядело как старт праздничной ракеты. А его прежний наставник тихо старился на прежней должности и всё больше становил-ся похожим на валун в долине, который в гору сам не катится и его тоже никто туда тащить не собирается.
Нельзя переоценить то, что не имеет цены.
Высшая ценность Гавличека состояла в том, что он себя не переоценивал.
Высшая ценность Дубовца состояла в том, что его никто не переоценивал.
Вот и я опять пригодился, не без горькой насмешки над самим собой без-звучно сказал Гавличек. А затем ему припомнилось, как этот Дубовец сумел стать живой легендой ещё при жизни курсантом. Брали однажды серьёзную банду с по-личным. Тогда его, необстрелянного, вместе с другими такими же поставили для подстраховки во внешнюю цепь окружения.
Ночь была особенно черна из-за того, что дождевые тучи не пропускали скудный свет и без того тёмного неба. Из крон невидимых деревьев раздавалось мерзкое, возмущённое карканье таких же невидимых ворон. Им тоже очень не нравилась погода. Сырой ветер противно холодил лицо скучающего молодого че-ловека, отчего ему хотелось убежать в гости к бабушке в её тёплый и всегда гос-теприимный дом.
Потом в стороне послышались выстрелы, недовольные крики, и спустя мину-ту из темноты прямо на Дубовца вынырнул здоровенный пыхтящий дядя с боль-шим чемоданом, который тащить было явно нелегко.
Растерявшийся курсант двинулся навстречу незнакомцу и робко спросил:
А что это у вас в чемодане?
Кефир! огрызнулся детина и попёрся дальше вместе со своим скарбом. Мрак поглотил его.
Подъехали к огромному светлому зданию устаревшей архитектуры. Всюду колонны и аллегорические фигуры, непонятно что изображающие. Когда-то здесь был институт самых благородных девиц. Оттого все классические тела изваяний там, где требовалось, были старательно задрапированы. Это давало больше воз-можностей воображению. А ещё освежили потемневший мрамор статуй белой масляной краской. Это лишило лилейные плечи неведомых богинь последних следов эротики, зато самим богиням придало воистину голубиную кротость и да-же некий дешёвый шик.
Теперь в этих мирных стенах вместо субтильных и очень благовоспитанных девушек, из которых должны были вылупиться образцовые матери благополуч-ных семейств, обретались бесчисленные пухленькие чиновники с обвислыми ще-ками. Здесь, в тиши уютных апартаментов, им надлежало составлять мудрые и полезные наставления суровым, тренированным мужчинам, способным достойно противостоять натиску любых стихий во всём их угрожающем буйстве и велико-лепии.
Дорогой учитель! громогласно прокричал министр заранее заготовленное приветствие, со всей силой нерастраченных эмоций сгрёб ненаглядного гостя в охапку и даже попытался поцеловать в щеку, но Гавличек сумел увернуться от мокрых губ. И правильно сделал, потому что его носовой платок остался дома.
Потом обрадованный ученик несколько раз дружелюбно хлопнул своего учи-теля по спине, давая тем понять, что тот может чувствовать себя в этом высоком кабинете совершенно запросто.
Промчавшиеся лета, возможно, сделали Дубовца немного умней и внутренне значительней. Но его внешность, и в молодости не слишком выигрышную, неве-ликодушное время совсем не пощадило. Вместо благородной сократовской лыси-ны, убедительно украшающей знаменитых академиков, преуспевшему министру досталась всего лишь жалкая плешь. А морщины, коим по замыслу природы по-лагалось служить свидетельством долгих возвышенных раздумий над судьбами человечества, разбежались по его широкому, но очень уж невыразительному лицу настолько прихотливым чертежом, что разобраться в нём не было ни малейшей возможности.
Изъяны облика не помешали Дубовцу убедительно продемонстрировать ве-личайшую радость от встречи после затянувшейся разлуки.
Давно, ох давно мы не виделись, продолжал констатировать очевидное бывший питомец, снова и снова обнимая дорогого гостя, явно не имея сил от него оторваться.
Не по моей вине, хотел с достоинством сказать сильно отставший в своём житейском и социальном развитии детектив, но всё же у него хватило ума сокру-шённо вздохнуть и тихо согласиться, что, действительно, давно, одновременно показывая всем видом, что отсутствие желанных встреч переносилось им хотя и с величайшей скорбью, но зато с похвальной покорностью требованиям субордина-ции.
Может коньячку примем, а? предложил великодушный хозяин.
Пошлей этой фразы не сыскать, но лучшего начала для содержательного раз-говора никто ещё не придумал.
Вот и Гавличек, увидев явление ещё непочатой бутылки, содержащей вдох-новляющую жидкость (а как ещё можно назвать старый грузинский коньяк?), сра-зу догадался, что общение со старым другом будет серьёзным и долгим. Быст-ренько рассудив, что нет смысла менять правила уже начавшейся игры, сообрази-тельный детектив радостно потёр руки и воскликнул (в той же тональности):
Охотно! С лимончиком!
Разговор и впрямь получился долгим, и одной бутылки для него не хватило. Пришлось из сейфа достать следующую. Хорошо, что министр был предусмотри-телен и запаслив!
Гавличек внимательно слушал Дубовца по крайней мере, таким выглядел, и когда тот в пятый раз уже заплетающимся языком открыл ему великую государ-ственную тайну, сказал:
Всё ясно.
Чудесно. С этой минуты ты снова на службе, и я назначаю тебя старшим. Все тебя, запоминай, все теперь будут слушаться. Кроме меня, конечно. И кроме Него, министр показал глазами вверх. Начальник криминальной полиции и все его люди с этого дня я уже приказал в полном твоём распоряжении. Толь-ко никому про случившееся ни гу-гу.
Ни звука, пообещал Гавличек, взирая на большого человека самыми чест-ными глазами. Его немало позабавило тыканье бывшего ученичка. Что ж, иной раз приходится быть снисходительным, хоть и нелегко это. Стоит жить слепым, глухим и немым, только не жить рядом с властной, сильной и радостной чернью, вспомнил он (совсем некстати) чьи-то слова.
Хотя знаменитый в прошлом сыщик и дал понять всесильному министру, что ему всё понятно, на самом деле ничего ему понятно не было, но к такому нату-ральному состоянию полного неведения прославленный детектив за долгие годы службы успел целиком привыкнуть, как к неизбежному спутнику своей неорди-нарной профессии.
Так что будем делать? с надеждой спросил вышедший в верха способный ученик.
Сначала будем думать, а потом действовать, пояснил никуда не вышед-ший бывший учитель. Ведь нужно же было как-то потянуть время, пока что-нибудь само собой не прояснится. Лучше этого безупречного приёма наука пока ещё ничего предложить не сумела.
Дубовец без удовольствия подумал, что сам он не знает о чём думать, а тем более как действовать, но открывать такие мысли, недостойные его высокого по-ложения, не стал, а, наоборот, уверенно произнёс:
Я тоже так считаю.
Гавличек одобрительно кивнул головой.
Великое искусство разговора состоит в том, чтобы уметь красноречиво мол-чать, но уж если придётся говорить, то суметь сказать много и одновременно не сказать ничего, что наложило бы на говорившего хоть какие-нибудь обязательст-ва, и при этом не упустить ничего такого, что очень понравится другой стороне, имеющей надежды найти в словах первой стороны полное подтверждение спра-ведливости своих неутолённых желаний и верности собственных ещё не созрев-ших мыслей.
Помолчав несколько минут, что показывало полное уважение к последним словам министра, заслуживающим исключительно глубокого осмысления, Гавли-чек, исходя из собственных представлений об умственных способностях собесед-ника, полувопросительно сказал:
Вы, конечно, считаете, что начать следует с осмотра места происшествия.
Нам неизвестно, оценил ли проницательный начальник в должной мере бес-конечную деликатность отставного детектива, но будем надеяться, что тактич-ность учителя пришлась по душе ученику.
Именно это я имел в виду!
Здесь свежий взгляд, особенно ваш, будет совсем не лишним, скромно высказался Гавличек, спрятав яд насмешки настолько глубоко, что и сам его поч-ти не заметил.
"Во, соображает!" про себя восхитился Дубовец, воспалённый замечатель-ным продуктом закавказских лоз, а вслух важно сказал:
Разумеется!
Вдвоём стали осматривать кабинет Его Величества, а самого короля попроси-ли на время выйти, чтобы не путался под потерявшими твёрдость ногами умелых сыщиков и не мешал их профессиональной деятельности своими ненужными со-ветами.
Висевшие на стенах портреты венценосных бабушек и дедушек надолго при-влекли внимание приметливого детектива. Он и так и этак рассматривал их: с прищуром и без. Словно, вглядываясь в потускневшие холсты, вопрошал людей, давно покинувших этот мир, не было ли их участия в последнем похищении, а ес-ли не было, то, может быть, заметили нечто необычное.
Дубовец тем временем настойчиво рылся в ящиках письменного стола. Не потому что надеялся сыскать там корону, а всего лишь из праздного любопытства а что там хранит глава государства? Добыча оказалась небогатой: два прошло-годних календарика, плохо пишущая авторучка, пригласительный билет на свадь-бу принца Фелипе, старые подтяжки, заграничный орден, коробка с оловянными солдатиками, логарифмическая линейка в красном футляре, театральный бинокль, две колоды карт, четырнадцать скрепок для бумаг, журнал с фотографиями не-достаточно одетых красавиц, роман Чарльза Диккенса с оторванным началом (из-за этого название книги установить не представлялось возможным, но стиль авто-ра угадывался без труда).
Заскучавший король просунул голову в дверь и спросил Дубовца:
Расскажите мне, как вы намерены раскрыть это ужасное преступление.