Бондаренко Андрей Евгеньевич : другие произведения.

Как трудно быть - хоббитом, 1-3

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   Андрей Бондаренко.
   Авантюрный роман. Хронологическое продолжение романа "Байки замшелых романтиков".
  
  
  
   "Как трудно быть - хоббитом".
  
  
   Миттельшпиль (Экватор).
  
   За массивным, сработанным из мореного дуба, щедро залитым прокисшим красным вином столом, икая и раскачиваясь из стороны в сторону, горько плакал старый одноухий гоблин.
   Он плакал об ушедшей навсегда молодости, о былой любви, затерявшейся где-то, об удачах, обернувшихся позором, о несбывшихся мечтах и вещих снах, оказавшихся обманом.
   И словно вторя старику, сочувствуя и соглашаясь с ним, по трактирному залу летела, как будто сама по себе, словно живя собственной жизнью, грустная баллада:
  
   "Былой отваги времена
   Уходят тихо прочь.
   Мелеет времени река,
   И на пустые берега
   Пришла Хозяйка-Ночь".
  
   Баллада исполнялась на абсолютно незнакомом языке, но я, как это ни странно, всё понимал.
   Гоблин изредка всхлипывал и в такт песне стучал оловянной кружкой по столу, разбрызгивая пролитое вино во все стороны.
  
   Сюрреализм, какой-то, это же поручик Синицын написал, в двадцатых годах прошлого столетия, прячась от чекистов в старой избушке, затерявшейся где-то в дебрях Кольского полуострова.
   Я ущипнул себя за ногу, но странное видение не пропало. Вот же он - гоблин - дышит на меня чесночными парами.
   Обернулся - и остальные посетители трактира оказались необычными: несколько смуглых и низкорослых, их можно было бы запросто за монголов принять, если бы не собачьи уши и приплюснутые носы с чёрными кожаными нашлёпками на их кончиках; парочка явных троллей - за соседним столом; ещё какие-то - невиданные досель.
   Да, и сам кабачок выглядел странно до нельзя - какие-то сплошные декорации к сериалу про Средневековье: крохотные овальные окошки, затянутые пластинами слюды, полумрак, редкие свечи на столах, топоры и мечи массивные, развешенные по стенкам.
   Молоденькая особа - явно женского пола, симпатичная даже - если бы не большие круглые уши жёлтого цвета, густо обросшие рыжей шёрсткой, томно полу закрыв глаза, самозабвенно выводила:
  
   "И никого со мной в ночи.
   Кругом - лишь сизый дым.
   И в мире больше нет причин
   Остаться молодым".
  
   Я поднялся из-за массивного стола, неторопливо подошёл к тусклому зеркалу, висевшему на противоположной скамье, помедлив минуту, боязливо заглянул в него.
   Из таинственных зеркальных глубин - прямо на меня, смотрел испуганный - хоббит.....
  
  
   Пролог.
  
   В далёком 1985-ом году, будучи ещё студентом Ленинградского Горного Института, написал я один рассказ. Просто так написал, ни с того, ни с сего. То ли просто привиделось что, то ли - приснилось......
  
   Неожиданный рассказ - "Жёлтая роза в её волосах".
  
   Вступительные экзамены в театральный ВУЗ.
Сегодня надо что-то читать. То ли стихи, то ли прозу. Главное, что не басню. С баснями у Него никогда не ладилось. А всё остальное, что ж, не страшно.
Страшно - то, что уже нельзя ничего изменить. Ничего и никогда. Безвозвратно и навсегда.
Тёмный коридор, жёлтая старинная дверь, позеленевшая от времени медная изогнутая ручка. Необъятный гулкий зал, в самом его конце - Приёмная Комиссия.
Седой Метр - прославленный, чем-то давно и прочно позабытым.
Справа от него - молоденькая актрисулька, звезда новомодных телесериалов.
Рядом - ещё какие-то, смутно узнаваемые.
- Ну, молодой человек, просим, зачитывайте.
Просите? Ну что ж, ладно.
Он сглатывает предательскую слюну, и, глядя безразлично и отрешённо куда-то поверх голов важных и знаменитых, начинает:

Жёлтое солнце в её волосах.
Утро над быстрой рекой.
И о безумных и радостных снах
Ветер поёт молодой.
  
Жёлтое солнце в её волосах.
Жаркий полуденный зной.
И о мечтах, что сгорели в кострах,
Ворон кричит надо мной.

Синее море, жёлтый песок.
Парус вдали - одинок.
Ветер волну победить не смог,
И загрустил, занемог.

Жёлтая роза в её волосах.
Кладбище. Звёздная ночь.
И бригантина на всех парусах
Мчится от берега прочь.

Камень коварен. Камень жесток.
И словно в страшных снах
Маленький, хрупкий жёлтый цветок
Плачет в её волосах.
  
   Он читал, говорил, рассказывал - чётко и размеренно, как автомат.
Пять минут, десять, двадцать, тридцать. О чём?
О былой любви, ушедшей навсегда, об удачах, обернувшихся позором, о несбывшихся мечтах и вещих снах, оказавшихся обманом.
В старинном гулком зале звучал только Его голос, все остальные звуки умерли.
Члены Комиссии замерли в каких-то нелепых позах, внимая, словно во сне безграничной юношеской тоске, и чему-то ещё - страшному и жёлтому, тому, что не поддаётся объяснению словами человеческого языка.
Но вот он замолчал.
Нет, не потому, что стихотворение закончилось.
У этого стихотворения не было ни конца, ни начала.
Он мог бы ещё говорить час, сутки, год, век.
Просто - уже нельзя было ничего изменить. Ничего и никогда. Безвозвратно и навсегда.
Его голос затих, а тишина осталась. Она ещё звенела и жила секунд тридцать - сорок.
Потом послышались громкие протяжные всхлипы. Это молоденькая актрисулька, звезда новомодных телесериалов, рыдала, словно годовалый ребёнок, роняя крупные - как искусственные японские жемчужины, слёзы.
- Извините, но Она, что же...- умерла? - Чуть слышно спросил Седой Метр.
- Нет, Она жива. Просто, неделю назад вышла замуж. Не за меня. - Ответ был безразличен и холоден, как тысячелетние льды Антарктиды, спящие на глубине трёх, а то и четырёх километров.
- Извините меня господа! - Он резко развернулся, и на негнущихся ногах, неуклюже, словно загребая невидимый снег, пошёл к выходу.
Чёрные ступени, занозистые перила. Тяжёлая неподдающаяся дверь.
Серая улица. Слякоть, желтые тусклые фонари. Ветер гонит по улице бумажный мусор.
Седой Метр догнал Его только у автобусной остановки.
Схватил за рукав куртки, развернул, положил ладони рук на тёплые юношеские плечи.
- Мальчик, что же ты? Ведь всё ещё впереди. А экзамены... Да что там! Ты принят. Принят в мою Мастерскую! Станешь великим Артистом. Призы, премии, удача, слава.
Она узнает, и вернётся к тебе. Или, Бог с ней, что уж там. Другие будут.
   - Спасибо, Метр, - Безучастно и равнодушно Он смотрел на белые перистые облака, целеустремленно плывущие куда-то на юг, - Я уже всё решил. Долг мечте заплачен. На этом - всё. Я улетаю - самолёт на Карибы уже вечером.
Зелёное море, мартышки, попугаи... Буду там пиратствовать понемногу, или клады старинные искать, или ещё что-нибудь там.
А потом на белом-белом песке заброшенного пляжа встречу смуглую мулатку, хрупкую и беззащитную.
Полюблю её. А она полюбит меня.
И родится у нас дочь - крохотная и озорная, обязательно - со светлыми кудряшками.
И я назову её - как звали Ту.
И буду любить. И все пылинки сдувать. И если кто-нибудь подойдёт к моей девочке близко...- Его глаза, ранее безучастные и равнодушные, вдруг стали настолько безумными и страшными, что Седой Метр отшатнулся в сторону.
- Прощайте, Метр. Не поминайте лихом. И вот Вам на память, - юноша протянул несколько мятых листков бумаги, исписанных неровным почерком.
   Подошёл автобус, забрал нового пассажира, и умчался куда то - в безумную даль.
   Метр осторожно расправил бумажные листки, и, с трудом разбирая неразборчивые каракули, прочёл:
  
   Легенда о Жёлтой Розе.
   Эта история произошла лет сто назад, а, может и все сто пятьдесят.
   Карибия тогда только-только обрела независимость.
   Сан-Анхелино назывался тогда как-то по-другому и был то ли большой деревушкой, то ли маленьким посёлком, дававшей приют разным тёмным личностям и авантюристам всех мастей - пиратам, золотоискателям, охотникам за старинными кладами, преступниками, скрывающимися от правосудия стран Большого Мира....
   Белые, вест индийские негры, метисы, мулаты, дикие индейцы, всякие - в буро-малиновую крапинку.....
   Та ещё публика, живущая весело и беспутно.....
   А какое настоящее беспутство может, собственно говоря, быть, если женщин в деревушке практически и не было - так, несколько индианок, да толстая старая афроамериканка донья Розита, владелица трактира "La Golondrina blanko".
   И вот, представьте себе, в католической Миссии, что располагалась рядышком с этим посёлком авантюристов, появляется девушка-американка необыкновенной красоты - высокая, стройная, молоденькая.
   Ухаживает в Миссии за больными, детишек индейских английскому языку обучает и в посёлке появляется только по крайней необходимости - в галантерейной лавке ниток-иголок купить, да на почту наведаться.
   Звали её - Анхелина Томпсон, и была она такая хрупкая, грустная и печальная, что глядя на неё даже у бродячих собак на глазах наворачивались слёзы.
   Говорят, что её жених трагически погиб где-то, вот она от тоски и уехала служить Господу в далёкую Миссию.
   Но разве это могло остановить местных головорезов, истосковавшихся по женскому обществу? Стали они все оказывать мисс Томпсон различные знаки внимания - цветы разные тропические охапками дарить, самородки золотые через посыльных мальчишек-индейцев предлагать.
   Только не принимала она никаких подарков, да и вообще ни с кем из местных кавалеров даже парой слов не перебросилась - идёт себе, глаза долу опустив, на вопросы и приветствия не отвечает.
   Лопнуло тогда у бродяг терпение. И однажды под вечер дружной толпой человек в сто пожаловали они к недотроге в гости.
   Жила мисс Анхелина в глинобитной хижине рядом с Миссией и выращивала на крохотной клумбе жёлтые розы - неизвестные тогда в Карибии, видимо с собой из Штатов черенки привезла.
   Вернее, роза была всего одна - остальные не прижились.
   И выдвинули тогда пришедшие бандерлоги девушке недвусмысленный ультиматум - мол, либо она сама незамедлительно выберет своего избранника, либо всё решит честный жребий.
   Так ли, иначе - но свадьбе к заходу солнца быть.
   Грустно улыбнулась тогда Анхелина и спокойно так отвечает, мол, я конечно, уступаю насилию, и выбор свой сделаю сама - срежу сейчас свою жёлтую розу и избраннику своему вручу.
   Радостно заволновались женихи, завопили в предвкушении спектакля.
   А девушка взяла у ближайшего к ней примата кинжал острый, осторожно срезала свою розу, тщательно шипы все со стебля удалила, и аккуратно воткнула - розу - себе в волосы, кинжал - себе в сердце. И упала бездыханной.
   Долго стояли бандерлоги над мёртвым телом, стояли и молчали.
   А потом похоронили девушку, а над могилой часовню поставили.
   А город нарекли - Сан-Анхелино.
   И стали все и повсюду выращивать жёлтые розы.
   А потом - как-то сама собой родился обычай: если мужчина хочет предложить девушке или женщине руку и сердце - он ей дарит жёлтую розу.
   Если она согласна - то пристраивает цветок в свою причёску.
   Вот здесь всё и начинается.
   Видимо, дух невинно убиенной Анхелиты так и не нашёл покоя, всё бродит по городку да и вмешивается в дела любовные.
   Когда, например, мужчина неискренен, или намерения имеет нечестные, то тут же раздаётся хлопок, и виновник впадает в летаргический сон.
   Нет, не навсегда, каждый раз по-разному - видимо - в зависимости от степени нечестности.
   Кто-то десять минут спит, кто-то месяц.
   Ну и с женщинами и девушками, которые цветок без должных на то оснований - то есть, без любви настоящей, принимают, то же самое происходит.
   А бывает, что и оба засыпают. Одна пара полгода проспала - потом одновременно проснулись, встретились, поглядели друг другу в глаза, а сейчас ничего - друзья закадычные.
   А бывает, когда девушка в свои волосы жёлтую розу, принесённую кавалером, втыкает - над Сан-Анхелино вдруг радуга загорается.
   Это значит, что всё хорошо, и Святая Анхелина этот брак благословляет.
   Конец.
  
   Вот, значит, такой рассказ вышел. Забыл я про него, тщательно в тетрадку толстую, где и другие опусы располагались, записал, да и забросил ту тетрадь - в стол.
   А потом, через несколько лет, уезжая с семьёй в Австрию, и все свои графоманские юношеские изыски - с собой захватил.
  
   Австрия, провинция Каринтия, город Клагенфурт. Сидим как-то вечером у нашего нового знакомого доктора Карла Мюллера, владельца частного сумасшедшего дома.
   В конце вечера - зашёл разговор о литературе. Оказалось, что доктор - немного сочинительством балуется, мемуары о жизни своей многотрудной пишет, даже за свой счёт книжку выпустил - о житье-бытье в лагерях для военнопленных, в Коми ССР.
   - Я тоже, - говорю, - В студенческие годы этим делом баловался. Даже в Австрию с собой тетрадку - со своими рассказами некоторыми - прихватил.
   Заинтересовался доктор, договорились с ним следующим вечером встретиться, обсудить творческие потуги друг друга.
   На завтра сели мы с господином Мюллером возле жаркого камина, устроились поуютней: на специальном столике - кувшин со "Штурмом" - вином местным, бокалы высокие, тарелочки с орешками разными, закурили по сигаре. Сидим - читаем опусы друг друга. Тишина и покой.
   И вдруг, как-то напрягся доктор, вскочил с кресла, и, дрожащим голосом вопрошает:
   - Что это? Откуда? - И пальцем - в мою тетрадку тычет.
   - Да что, собственно? - вежливо уточняю.
   - Вот - "Легенда о Жёлтой Розе", вот ещё - "Сан-Анхелино", и - "Анхелина Томпсон"? Откуда Вы про всё это узнали? Кто - Вам рассказал?
   И, дрожит при этом уважаемый герр Мюллер крупной дрожью, лицо - красными пятнами пошло, на лбу - капельки пота выступили. Того гляди - удар хватит.
   Соблюдая спокойствие, объясняю, что никто мне ничего не рассказывал, что сей опус, и персонажи его - я сам придумал.
   Не верит мне доктор.
   - Не может этого быть! - Шипит по-змеиному, - Там же все детали совпадают, имена, названия! Как Вы - могли всё это придумать?
   - Герр Мюллер, - пытаюсь я успокоить старика, - Вы же - психиатр. Вам лучше знать - как человек что-то "придумывает". Ну, может - приснилось мне всё это, может - привиделось, не помню уже. Поверьте - на слово!
   - Привиделось! Приснилось! - забегал доктор по каминному залу туда-сюда.
   Минут десять мельчишил. Потом устал, видимо, опять в кресло опустился, отдышался, бокал "Штурма" выпил, да поведал историю одну:
   - Извините меня за такое недопустимое поведение! Но на то - есть уважительные причины. Три с половиной года назад мой сын Генрих, муж известной Вам Мари, отправился в Центральную Америку - искать могилу Святой Анхелины Томпсон.
   У него был с собой старинный пергамент с текстом этой Легенды, и подробная карта со словесным описанием маршрута. Согласно карте - около могилы этой Святой были зарыты некие раритеты. Что за раритеты - не знаю, Генрих всего мне не рассказывал.
   От него пришло всего одно письмо, в нём говорилось, что он нашёл этот пресловутый Сан-Анхелино, что местные жители прекрасно знают "Легенду о Жёлтой Розе", что план поисков уже составлен. На этом всё - вестей от Генриха больше не было. Поиски - и официальные, и частные - ни к чему не привели. Мари, в сопровождении двух частных сыщиков выезжала на место, но также - безрезультатно. Так что, Вы должны понять степень моего волнения, и - простить.
   Выслушав мои заверения о полном понимании, старик продолжал:
   - Извините меня, дорогой Андреас, но сейчас мне необходимо побыть одному, подумать - обо всё произошедшем. Извините - ещё раз!
   Через некоторое время - пришлось на Родину возвращаться, по обстоятельствам - непреодолимой силы. Собрали маленькую "отвальную", всех наших друзей австрийских пригласили.
   В конце тех посиделок доктор Мюллер меня в сторону отвёл.
   - Андреас, дайте слово, что о нашем разговоре никому не расскажите! - Таинственно начинает доктор, - Хорошо - этого достаточно. Я официально приглашаю Вас принять участие в одной экспедиции, вернее - в одной авантюрной эскападе. Я тут купил небольшую, но крепкую яхту, и где-то в июне-июле намереваюсь посетить побережье Карибского моря - осуществить ещё одну, последнюю попытку найти моего сына Генриха. У меня создалось впечатление, что Вы можете оказать нам с Мари существенную помощь. Вполне возможно, что между Вами и "Легендой о Жёлтой Розе" существует некая мистическая связь, иначе как ещё можно объяснить те Ваши литературные рассказы? Такие совпадения - явно, неспроста. Что скажите?
   А что я в этой ситуации мог сказать? Молчу, раздумывая - как бы доктору повежливее отказать.
   Уловил старик эти мои мысли-сомнения, и, с другой стороны заходит:
   - Я понимаю, что Вам сейчас не до всяких глупостей. Вам и семью в Россию надо доставить, там заново быт наладить. Но, с другой стороны, я знаю и о Ваших денежных затруднениях. А я Вам мог бы предложить, за участие в этом моём Проекте, - И, на ухо мне шепчет, очень внушительную цифру называя.
   - Знаете, доктор, - говорю, - Ваше предложение весьма заманчиво, и не только - по финансовым условиям. Мне самому все эти карибские загадки разгадать хочется. Но, прямо сейчас, я не смогу Вам ответить - ни "да", ни "нет". Сами понимаете....
   Повеселел Мюллер:
   - Уже хорошо - что твёрдого "нет" не говорите. Для раздумий у Вас - ещё шесть месяцев, практически. Все мои координаты Вы знаете - пишите, звоните, буду ждать!
  
   Да, не заладилось тогда и в России, плохо с деньгами стало - до отчаяния.
   Вот тогда-то я про предложение доктора Мюллера и вспомнил, отзвонился ему.
   Обрадовался Мюллер:
   - Конечно же, приезжай, - в трубку телефонную кричит, - Через месяц уже отплываем - из Барселоны, я тебе прямо завтра - Приглашение вышлю, и в посольство испанское позвоню - чтобы с визой не тянули!
   А через месяц - и в Карибию отплыли, навстречу приключениям умопомрачительным.
  
   Глава первая.
   Через Атлантику - играючи.....
  
  
   Яхта называлась - "Кошка", хотя на борту ничего и не было написано.
   Тем не менее - "Кошка", и всё тут.
   Я в этих судах морских: каравеллах, пароходах, бригантинах, клиперах всяких - совсем ничего не понимаю.
   Но, эта яхта - была просто красавицей.
   Длинная - метров семнадцать, узкая, низко посаженная, с мачтой - пропорционально невысокой.
   Борта - белые, с редкими синими полосами. Верхняя половина мачты - сиреневая.
   Та ещё штучка - эстетичная - до совершенства.
   А как ей название её собственное подходило - словами не передать.
   Смотришь на неё со стороны - и что-то такое грациозное, по-настоящему - кошачье, ощущаешь.
   А, когда под всеми парусами, да при работающем, вдобавок, дизеле, волны зелёные рассекает - так и кажется: ещё немного - и прыгнет - в погоне за добычей невидимой.
   За мышью, например, или совсем, наоборот - за китом каким, под лапу подвернувшимся....
   Бывает же Любовь к женщине - с первого взгляда?
   И, здесь - то же самое. Увидал я эту "Кошку" и понял, плыть мне на ней, однозначно - плыть! При любом раскладе.
  
   Команда красавицы этой состояла из четырёх человек.
   Во-первых, доктор Карл Мюллер - владелец яхты, и её Капитан.
   Крепкий ещё, восьмидесятилетний старикан, прошедший огонь, воды и медные трубы, и даже - лагеря для военнопленных в Коми ССР.
   Кажется, визуально - стар и немощен. А, в глаза ему посмотришь - тот ещё Дядя, из настоящих, Волчара непростая, кусачая.
   Далее - Мари, невестка доктора, грустная - до невозможности, молодая ещё совсем женщина, обладательница огромных, печальных голубых глаз и - роскошной гривы пепельных волос.
   Смотришь на неё, и сердце на части - лоскутьями неровными - рвётся, слезами невидимыми - истекая....
   По судовой специальности она - штурман, радист и кок - в одном флаконе.
   Третий по списку - собственно я. Палубный матрос и посудомойка - по совместительству.
   Замыкающий - хмурый, вечно молчащий, норвежец лет пятидесяти - по прозвищу Фьорд. Моторист-дизелист, и вообще - Мастер на все руки.
   Ранним июньским утром вышли из порта Барселоны.
   На пирсе - с десяток провожающих, жмутся в кучку, несчастны. Я тут же стишок написал про тех бедолаг.
  
   Уходят Корабли....
  
   Уходят корабли -
   В Рассвет - за Край Земли.
   А мы - стоим - похмельны и печальны,
   И понимаем - с грустью изначальной,
   Что навсегда, наверное, прощаясь, -
   За Дальний Край Земли -
   Уходят Корабли.
  
   Они вернутся.
   Через много лет -
   Те Капитаны - и седы и строги,
   Трофеи сложат - прямо на пороге
   Нас, не найдя, но выполнив обет.
   И, позабыв когда-то обернуться, -
   Они - вернутся.
  
   А мы к их возвращению уже
   Помрём, конечно, - в Лености и Неге.
   В Мечтах - о неожиданном Побеге,
   Помрём - к Их Возвращению - уже....
  
   Пошли на юг, вдоль испанского побережья. Стоял полный штиль, поэтому шли сугубо на дизеле, парусов даже и, не пытаясь поднять. Жара стояла - за сорок. Кошмар, долбанный - на все стороны Света.
   Кальмарову печень - в перехлёст, да - с оттяжкой!
   От безделья - решил я как-то на рассвете рыбки половить.
   Чтобы русский человек в свободное время - рыбки не половил?
   И, не мечтайте, потому, как - не дождётесь вовсе, даже - до морковкиного заговения!
   Спиниг старенький достал, блесёнку нехитрую, с Родины контрабандою вывезенную, прицепил. И, что Вы думаете? За пару часов - штук пять рыбин нехилых - по килограмму каждая - поймал. Красивые такие рыбины, с чешуёй - под серебро старинное.
   Фьорд сказал, что, мол, макрель.
   Чудак, право! Откуда в Средиземном море - макрель? Книжки умные - надо читать.
   Обычная скумбрия, но - красивая!
   Мари из той моей добычи, печально улыбаясь - как всегда, таких разносолов наготовила - язык проглотишь.
  
   Через без малого трое суток - прошли Гибралтар.
   " Меж Геркулесовых Столбов - лежит моя дорога...."
   Никогда бы не подумал, что эта песня может иметь отношение к моей скромной персоне.
   И. Вообще, Городницкий - молоток! Не соврал совсем, у Столбов, действительно, было много дельфинов. Грели они там спины, или, просто тусовались, - и не важно совсем.
   Вышли в Атлантический океан. Тут ветра - сколько хочешь.
   Пришло время парусов. Опасался я этого слегка - справлюсь ли?
   Ведь - и не обучен этому делу совсем. Даже названия тех парусов - пугали нешуточно:
   большой грот, фок-стаксель, бом кливер...
   Оказалось - ничего страшного и нет. Современные яхты очень хорошо различными техническими прибамбасами оснащены - всякими лебёдками, тягами гидравлическими. Главное - крепко-накрепко запомнить: когда что - крутить надо, когда на что - нажимать.
   Короче говоря, уже через двое суток стал я, благо - память хорошая, да и капитан-наставник - терпеливый попался, квалифицированным мастером - дела парусного.
  
   Проплыть от Гибралтара до Барбадоса, да ещё при ветре попутном, нехитрое дело - совсем. Однако, вдруг - на юг уходить стали.
   В чём тут дело - устал в догадках теряться, в лоб Капитана спросил.
   Оказалось, что господин Мюллер, не смотря на багаж прожитых лет и седины заслуженные, - мальчишка просто.
   Видите ли, он с самого детства мечтал - экватор пересечь!
   Пересекли экватор, конечно. А, дальше галсами длинными пошли: из стороны в сторону, пересекая тот экватор нещадно. Детство голоштанное, блин тропический, полное.....
   Допересекались, на свою голову - налетел таки - Штормяга
   Южная половина неба - нахмурилась нешуточно, незаметно как-то совсем.
   Наступил полный штиль. Было вот только что солнце, а теперь - где оно?
   Тишина наступила - необычайная. Даже волны остаточные стали абсолютно бесшумно - в борта яхты стучать.
   Духота навалилась - немыслимая. Пот - ручьями потёк.
   Откуда придёт ветер? А это важно: необходимо, чтобы он в корму яхты ударил.
   Иначе - кердык полный, не берущийся.
   Ветер налетел единым порывом. Бом-кливер, стаксель и топселя надулись пузырями, "Кошка" задрожала, и, набирая ход, понеслась на север.
   Капитан Мюллер положил руля под ветер, паруса захлопали - словно салют праздничный.
   Фьорд взобрался на салинг. Минут через пять он стал подавать какие-то знаки руками.
   Что конкретно - непонятно, но смысл угадывался чётко - кранты полные - деревушке задрипанной.
   Оказалось, что попали мы в самое пекло - в самый эпицентр Тропического Урагана, носившего гордое женское имя - Елена.
   Слава Богу, Фьорд успел - с мачты спустится.
   Только что - по ветру шли, со скоростью курьерского поезда, волны легко обгоняя.
   И, вдруг: полное безветрие, а волны гиганские - навстречу нам мчатся.
   Что дальше произошло - в то никто не верит, сколько я ни рассказывал.
   На одной из встречных волн - перевернуло яхту - все-таки.
   Сделала "Кошка" сальто безупречное (или - "петлю Нестерова" - для тех, кто понимает), да и приводнилась мягко, за Волной ушедшей...
   И так, за время Урагана - пять раз было!
   Никто не верит, а - зря.
   Прав был, незабвенный капитан Врунгель:
   - Как Вы судно назовёте - так оно и поплывёт!
   И народная мудрость права также:
   - Кошка - всегда на лапы приземляется.
   А, так же, как практика показывает, и - приводняется!
  
   Кошка - всегда - приземляется на лапы.
   Мяукая, при этом, немножко.
   Какое же это - ёмкое слово, однако -
   - Кошка!
  
   Прошёл Ураган, потрепав нас изрядно.
   Мачта сломана, паруса - в клочья порваны, дизель - на последнем издыхании....
   Огляделись - Земля с юго-запада.
   Подплываем - со скоростью черепахи:
   - Ба, Барбадос! Куда и плыли - собственно. Бывает!
   Отстоялись на Барбадосе с недельку, новую мачту поставили, дальше - поплыли.
   Ещё через сутки - Сан-Анхелино.
   Городишко такой - на Карибском побережье.
   Какая это страна?
   А так ли это - важно?
   Даже не все местные жители на этот вопрос уверенно отвечают.
   Некоторые, безмятежно улыбаясь, отвечают:
   - Да, Карибия, наверное....
  
   В Сан-Анхелино всё оказалось, как в другом моём рассказе, ещё в 1982 -ом году написанном. Рассказ назывался - "Лузеру - саечка".
   Обычно, если Вы находитесь на берегу моря - например, на пляже славного городка Ниццы, или, допустим, какой-нибудь там Канберры, - стоите и глядите себе под ноги, а потом медленно поднимаете голову, то Вашему взгляду последовательно открывается череда изысканных картинок: песок, песок, море, море, линия горизонта, небо, небо, небо...
   Но так бывает далеко не везде и не всегда.
   Например, здесь, на набережной городка Сан-Анхелино, поздней весной или в начале лета, при полном безветрии, на рассвете - между шестью и семью утренними часами, череда картинок будет иной: песок, песок, море, море, море, море, (а может уже небо?), точно небо, (а может еще море?), море...
   И никаких фокусов - просто море и небо совершенно одинакового ярко бирюзового цвета - линия горизонта отсутствует, небо и море сливаются в нечто Единое, Неразделимое и Неразгаданное....
   Ничего прекрасней на белом свете нет.
   И если Вы еще не наблюдали этого чуда, то Вы - счастливчик, у Вас впереди первое, ни с чем несравнимое свидание с ним.
   Ну а тот, кто уже стал свидетелем сего Непознанного, покидает сей блаженный берег только по крайней необходимости или по зову сил Высших...
   Вот так всегда - когда не клюет, всегда тянет немного пофилософствовать.
   А кстати, если Вы никогда не рыбачили на Карибском море, и при этом не имеете крепких зачатков ихтиологических знаний, то и не пытайтесь.
   Здесь большинство рыбьего населения - создания крайне ядовитые и вовсе несъедобные, а некоторых и в руки брать не советую - ожог обеспечен.
   Даже я, проживший в этих краях уже целых два месяца, предпочитаю ловить только pezo, как их называют местные аборигены, впрочем, я почему-то уверен, что это обычная молодь барракуды, хотя - могу и ошибаться.
   Зеленый поплавок, сделанный из пера попугая, медленно пошел в сторону, покачнулся и уверенно утонул.
   Подсечка, короткая борьба, и длинная зеленая рыбина, широко разевая зубастую пасть, запрыгала по белому песку.
   Это уже третья за утро - право, недурно.
   Теперь можно, не торопясь, перекурить.
   Сан-Анхелино наконец проснулся.
   Многочисленные женщины и мужчины заторопились куда-то по узким, мощеным диким необработанным камнем улицам - кто-то по делам, но большинство просто так - ради променада, пока не наступил полуденный зной, а, следовательно, и сиеста - четырех, а то и пятичасовой послеобеденный сон где-нибудь в тени.
   В бухту, надсадно подавая хриплые гудки, ввалился грузный лесовоз "Кьянти", оставляя за собой мазутные пятна и устойчивый запах керосина.
   Рыба больше не клевала.
   Оранжевое, все еще утреннее и поэтому не особенно злобное солнышко, выглянуло из-за банановой рощи, что уютно расположилась у меня за спиной.
   Оптический обман тут же приказал долго жить, меняя цвета и перспективы.
   И вот уже нежно-зеленое море было безжалостно разлучено с голубовато-лазурным небом - будто кто-то торопливо провел по прекрасному полотну тупым ножом, оставляя где-то в немыслимой дали грубый шрам - линию горизонта.
   Нежное прохладное утро тихо и незаметно скончалось, родился безжалостный в своей грядущей жаре - новый тропический день.....
  
  
  
   Глава вторая.
   Таверна "La Golondrina blanko*".
   * - Белая ласточка.
  
   На завтрак, как всегда собрались в "La Golondrina blanko", славный такой трактирчик - pulperia - по-местному. Внутреннее убранство, может быть, европейским дизайнерским канонам и не соответствует, зато - кухня, какая!
   И, сегодня - предложенные нам блюда - были выше всяческих похвал.
   На закуску - рагу из виноградных улиток, крабового мяса и авокадо, основное блюдо - тушеная баранина, приготовленная в соусе из прокисших плодов хлебного дерева, на десерт - многочисленные и разнообразные тропические фрукты. И, конечно же - местное апельсиновое вино, пахучее и терпкое - в неограниченных количествах.
   Сегодня за нашим столиком, кроме постоянной команды: меня, доктора Мюллера и фрау Мари, присутствовал и четвёртый персонаж. Гость - желанный и неожиданный одновременно. Звали его - "Капитан Зорго". Он и действительно - был капитаном шхуны "Невеста ста ветров". Шхуна эта - старое совсем корыто, не чета нашей "Кошке", но по волнам бегает ещё, катает туристов толстопузых - до островов и обратно.
   А сам Зорго - мужчина за пятьдесят. Роста - ниже среднего, толст, широк и неповоротлив, одет в поношенный сюртук старинного фасона. Рыжая лопата-борода. На месте правого глаза - черная повязка, в левом ухе - массивная серебреная серьга, на боку - огромный тесак непонятного предназначения. Пират такой классический - одним словом.
   Два месяца мы безуспешно шатались по Сан-Анхелино и его окрестностям - искали следы Генриха, или, хотя бы людей, могущих правильное направление тех поисков указать.
   И, все наши собеседники твердили одно, словно бы сговорились: "Ищите Капитана Зорго. Только он сможет помочь. Он тогда с вашим Генрихом тусовался, помогал ему - в чём-то". Стали Капитана искать - нет его ни где, как будто под землю провалился, или, что верней, прячется от нас.
   Оказалось, что не прятался, а "присматривался" - что мы за люди, за тех ли - себя выдаём. И, вот, наконец, решился таки к нам подойти. Уже целый час сидит с нами за столиком, и, смущённо на Мари поглядывая, рассказывает, время от времени серебряную чарку с чёрным ромом - проглатывая, махом единым.
   Вот и сейчас, Зорго, не торопясь, наполнил свою чарку ещё раз, выпил, крякнул, и заговорил - негромко и солидно, как и подобает бесстрашному морскому волку:
   - Похоже, Генрих и сам толком не знал, что ищет. Может, догадывался только, а, может - искал одно, а напал - на другого след. В этой Карибии - чего только - быть может. Вот к примеру, история про клад Санчеса.....
   - Извините, Капитан, - мягко перебила Мари нашего нового знакомого, - Но, что, всё же с могилой Святой Анхелины? Нашёл её Генрих?
   - Да, конечно, - Зорго опять стушевался под печальным взглядом огромных голубых глаз Мари, и покраснел - как мальчишка, - С этой могилой такая история вышла. Лет через двадцать, после того как Анхелину похоронили, случилось в этих местах страшное землетрясение. Одна половина Старого Города нынче - на морском дне, другую - оползнем завалило. Выжило тогда - дай Бог, четверть всех жителей. Да и весь пейзаж окружающий изменился - до неузнаваемости. Где море тогда было - нынче горы, а где горы - нынче море. А там, где часовня над могилой Святой Анхелины стояла - сейчас глубокий провал - ущелье горное, шириной - метров сто, глубиной - никто ещё до дна не добирался.
   - Так это, мой Генрих - в эту пропасть полез? - дрожащим голосом спросил Мюллер, постарев сразу лет на десять.
   - Нет, конечно, - хмуро ответил Капитан, - По тому пергаменту старинному, что у Генриха был, получалось, что могила Анхелины, каким-то чудом в глубь побережья перенеслась - километров, чуть ли не на сто. И, говорилось ещё, что тот, кто могилу эту там найдёт - ещё с ней рядом что-то отыщет. То ли клад, то ли - Проход какой-то. Я - толком не понял, а Генрих темнил всё, или - сам не знал. Карта у него была, только на карте не могила была обозначена, а место, где другая, настоящая карта спрятана. Тогда я ему помочь согласился. Пиратская Роща - место известное, не страшное совсем, если вооружится хорошо, конечно. Больно уж тамошние дикие кабаны - нрава злобного и размеров устрашающих. Отправились туда с Генрихом. Он в месте отмеченном копает - я от кабанов тех отстреливаюсь, я копаю - он по свинкам постреливает. Обычное, в общем, дело. Через три дня откопали сундучок бронзовый, замок сбили, там - новый пергамент с картой, где уже сама могила обозначена.
   Зорго замолчал, стыдливо опустив голову.
  
   Вдруг, где-то рядом с входной дверью, раздался негромкий женский полу крик - полу вздох.
   Я обернулся - около барной стойки обнаружилась прекрасная барышня - в длинном, отороченном тончайшими кружевами платье. Барышня показывала изящным пальчиком на пол и тихонечко повизгивала. У её ног лежала опрокинутая розовая корзина изящной работы. Из корзинки на пол неуклюже выбрался симпатичный чёрный котёнок. Барышня
   пошатнулась и, вскинув руки над головой, изящно соскользнула на руки седого джентльмена, оказавшегося поблизости.
   Смиренно прошу прощения и искренне раскаиваюсь - произошла досадная накладка.
   Дело в том, что я после третьей-четвертой рюмки горячительного начинаю воспринимать действительность в несколько иллюзорном, можно даже сказать - в совершенно романтическом виде.
   В чем тут дело - загадка природы. Но последняя рюмка виски была именно четвертой.
   Попробую ещё раз.
   Вдруг, где-то рядом с входной дверью, раздался дикий, оглушительный визг - так визжать может только черная местная свинья под ножом бурхо - вест-индийского негра.
   Визг разрастался и креп. Все пригнулись к столу, обхватив голову руками.
   Я обернулся - около барной стойки обнаружилась сеньорита Розана, хозяйка нашей pulperia, особа бегемотообразная, грубая и крайне неряшливая.
   Почтенная трактирщица, выкатив свои коровьи глаза на пол-лица, указывала своим достаточно грязным пальцем - сосиской на пол и выла всё громче и громче.
   У её ног лежала большая старая корзина из бурого камыша. Из корзины на пол неуклюже выполз чёрный котёнок, за ним ещё один, ещё...Боже, сколько же их! Сеньорита Розана пошатнулась, и с немыслимым грохотом опрокинулась на пол. В баре звякнули тарелки, несколько стаканов, упав со стойки, звонко разбились, разбросав осколки в разные стороны.
   Клиенты и трактирные слуги тут же бросились к упавшей. Шум, гам, суета, неразбериха.
   В дверях показались головы зевак, привлечённых непрекращающимся ни на секунду воем прекрасной доньи Розиты.
   Успокоилось всё, впрочем, достаточно быстро - минут через пятнадцать.
  
   - Любят в Сан-Анхелино такие вот шуточки, с мистикой всяческой связанные, - Охотно пояснил повеселевший Зорго, - В приметы и поверья различные здесь верят практически все, верят искренне и фанатично. А чёрный кот - это явно не к добру - это даже ребёнку известно. Вот и решил кто-то над доньей Розитой подшутить - надо заметить, шутка получилась отменная, о таких знатных шутках потом долгие годы рассказывают. Это - Джедди, конечно, голову на отсечение даю! Славный парнишка растёт.
   - Итак, уважаемый Зорго, - это Мари опять к Капитану обращается, взглядом своим его гипнотизируя - как удав кролика, - Нашли новую карту. А - дальше? Похоже - Вы засмущались нешуточно.
   - Да, нашли, - Зорго отвечает - голосом тусклым и натянутым. А сам - в пол смотрит, - Место то - за Сизыми Болотами располагается, в самом сердце Индейского Нагорья. Понятно Вам? - И смотрит на нас многозначительно, глазами круглыми.
   Попялился с минуту, потом ладонью себя по лбу шлёпнул, будто вспомнив что-то, и, дальше в объяснения пустился.
   - Извините, это я забыл, что вы - неместные. А в Сан-Анхелино каждый ребёнок знает - нет места страшней и пакостней, чем это Индейское Нагорье. Оттуда - нечисть всякая к нам приходит, и, не только нечисть - а и просто - Странности всякие. Бесполезно туда ходить - всё равно не вернёшься. Исстари так повелось, не нам и переиначивать. И, не надо так на меня смотреть - с усмешкой, будто я чудак какой, или - трус чудаковатый. Вон, посмотрите - Джедди идёт, ну, тот, который эту штуку с чёрными котятами разыграл. Присмотритесь к нему, он то точно - к Индейскому Нагорью отношение имеет!
   Посмотрели в сторону указанную. Там, Площадь пересекая, мальчишка лет двенадцати шёл, не совсем обычный мальчишка. Присмотрелись. Чёрные кучерявые волосы, а из под них уши видны - здоровенные, круглые, лимонного цвета, бурой шёрсткой покрытые. И фигура какая-то неуклюжая, походка - словно медвежонок панда ковыляет. На груди у парнишки - медальон здоровенный золотой висит, килограмма на полтора, а то - и поболе. А на плече - кот огромный сидит, и хвостом длиннющим - мостовую обметает.
   Да - странная парочка.
   А Зорго продолжает:
   - Что хотите - обо мне думайте. Но, не смог я Генриху компанию составить, не решился против Правил, веками сложившихся, пойти. Оснастил Генриха всем необходимым, до самых Сизых Болот проводил, Удачи пожелал, даже денег не взял совсем. Вот так - оно.
   Замолчал Капитан, ещё одну чарку выпил - дабы волнение погасить.
   После молчания минутного, спрашиваю Зорго:
   - А нас Вы до того места проводите?
   - Проводить то - провожу, криво усмехается капитан, - Да толку-то. Куда с того места идти? И по Сизым Болотам никто из наших никогда не ходил, не говоря уже про Нагорье. Вам с Джедди этим поговорить надо. Мне один знакомый индеец-чиго рассказывал, что лично видел - как этот парнишка со своим котом шпарил по тем Сизым Болотам - как по местному пляжу. Давайте - я вас - с ним сведу, а? Может, и согласится. Когда Генрих здесь был - Джедди то ещё маленький был совсем, городка и не покидал вовсе, да и кота этого - не было у него ещё. Может здесь - всё в этом коте - дело?
   Капитан закурил и крепко задумался, пуская в потолок идеально круглые кольца дыма.
   - Расскажите, пожалуйста, нам про этого Джедди, да - и про кота, - негромко попросила Мари.
   Зорго задумчиво потёр переносицу:
   - Как Вы понимаете, история эта произошла достаточно давно - я сам тогда ещё по Северным морям плавал. Мне её рассказал один знакомый капитан - по прозванию Большой Сид. Так что я перескажу с его слов. История совсем не короткая, да стоит того. Так что - слушайте внимательно.
  
  
   Глава третья.
   Джедди и Маркиз - или о том, как рождаются Революции и Карнавалы.
  
   Джедди подбросили к порогу дома семейства Монтелеон лет двенадцать тому назад, как раз через год после того, как дон Диего затерялся где-то в морских лабиринтах.
   За окнами царила чёрная-чёрная ночь, самая чёрная из всех ночей, какие доводилось видеть капитану Сиду в своей жизни.
   Бушевала гроза - бешенная и страшная, полная миллионами молний и воя сумасшедшего ветра, дувшего с Дальних Гор.
   В дверь постучали, и, одновременно с этим, где-то совсем рядом раздался странный долгий звук - то ли зов охотничьего рога, то ли плач трубы джазового музыканта.
   Зарядив, на всякий случай, старинное фамильное ружьё крупной картечью и предварительно взведя оба тугих курка, отважная сеньора Сара Монтелеон резко распахнула дверь.
   Сверкнула яркая молния, и в её свете предстала странная картина - около каменных ступеней крыльца стояла кованая колыбель непонятного чёрного металла изысканной тонкой работы - почему-то, с первого взгляда, было понятно, что вещь эта старинная, а вернее - очень и очень древняя.
   В колыбели лежало нечто, завёрнутое в серую, дурно пахнущую шкуру непонятного зверя, и жалобно стонало-всхлипывало.
   Когда, чуть позже - уже в столовой, сеньора Сара осторожно развернула мокрую шкуру, капитан Большой Сид - карибский шкипер, старый бесстрашный морской бродяга, повидавший всего и всякого, гостивший в ту пору на берегу по причине пулевого ранения в правое плечо, испуганно подпрыгнул, ударился головой о низкую потолочную балку и отчаянно заикал.
   К слову сказать, окончательно пришёл в себя капитан не раньше, чем через час, употребив для этого адекватное количество универсального лекарства моряков всех стан и народов, а именно - пинты две-три чёрного ямайского рома.
   Я давно уже заметил, что порой самые бесстрашные герои, могут испытывать порой чувство страха - и именно безмерное удивление виной тому.
   А тут было чему удивляться: на серо-серебристой мохнатой "пелёнке" лежал младенец мужского пола, (что было установлено однозначно) - крохотное, морщинистое, но достаточно упитанное тельце с ярко-оранжевой кожей, равномерно покрытой тёмно-русой шёрсткой - включая ступни кривых шестипалых ножек и ладони толстеньких коротких (но все же, хвала Создателю - пятипалых) ручонок; абсолютно гладкое круглое личико с широким улыбающимся ротиком, полным жёлтых острых зубов (ну, никак не "зубиков"); огромные, вполне разумные, если не сказать большего, тёмно-фиолетовые глаза; и главное - совершенно круглые, непропорционально большие - в нашем обычном понимании - жёлто-лимонные уши.
   Зрелище, конечно, было ещё то, но, как говорится, человек тем и отличается от животных, что ко всему, даже к самому необычному и необъяснимому, привыкает достаточно быстро.
   Так вот, жители Сан-Анхелино к такому креативному виду Джедди привыкли уже года через три-четыре после его неожиданного появления.
   Изменился он с тех пор несильно, разве что подрос немного - вплоть до полутораметровой отметки, да шёрстка стала чуть погуще, да уши чуть пропорциональней смотреться стали - растут, наверное, всё же медленнее, чем другие части тела.
   Некоторые умники считают, что по своему происхождению Джедди - обычный хоббит.
   Ну, из тех, что так увлекательно описал мистер Дж. Р.Р.Толкинен.
   А что, эта гипотеза ни сколько не хуже, чем рассуждения (тоже имеющие место быть) о домовых, троллях, инопланетянах и обезьянах.
   Как бы там не было, парнишка он шустрый и добрый, все в городке его любят.
   Да и способностями Джедди не обделён - легко болтает по-английски и по-испански, читает всё подряд, логикой не обделён.
   А слух у него, обоняние, острота зрения - любой индейский охотник за аллигаторами позавидует. Да и как же иначе - чистокровное дитя природы, судя по всему.
   Колыбельку и шкуру сеньора Сара показывает всем многочисленным гостям дома семейства Монтелеон.
   Но никто из этих уважаемых личностей - ни скитальцы морей, ни кладоискатели и рудознатцы, ни учёные-путешественники, ни, даже - могучие вожди индейских племён - не смогли помочь в разрешении этой тайны - до сих пор название металла, из которого изготовлена колыбель, не установлено, как не опознано и животное, носившее некогда необычную серо-серебристую шкуру.
   Ну, а здоровенный камышовый кот по прозвищу Маркиз, появился года два назад, уже при мне.
   Дело было так.
   В один погожий летний денёк нагрянула в Сан-Анхелино La Expidicion.
   La Expidicion - это четверо толстых и смешных иностранцев - то ли немцев, то ли каких-то там ещё шведов или бельгийцев. Все четверо одеты в короткие штанишки ("шорты" - называются), чёрные высокие ботинки со шнуровкой, плотные брезентовые зелёные куртки и белые пробковые шлемы - такого в этих краях ещё никто не видел, поэтом популярность La Expidicion в СанАнхелино была необычайной - бело-лимоно-жёлто-буро-чёрная толпа зевак следовала за странными иностранцами по пятам.
   Необычен был и багаж пришельцев - кроме многочисленных баулов и чемоданов - около сотни больших металлических клеток с очень толстыми поперечными прутьями и крепкими запорами.
   Долго в городке экспедиционеры не задержались - не торгуясь, скупили всех имеющихся в наличие мулов, разнообразное продовольствие и снаряжение, наняли в качестве проводников и помощников на-все-руки дюжину болотных индейцев чиго (к чиго в Сан-Анхелино относятся достаточно прохладно, больно уж они ребята нелюдимые и скрытные, "сами в себе") - и отбыл, сей немалый караван - только для перевозки клеток потребовалось более сорока мулов - в джунгли в неизвестном направлении с неизвестной целью.
   Прошёл месяц, в течении которого все жители Сан-Анхелино изнывали от любопытства - для чего же всё таки loko gringo отправились в джунгли, уж больно клетки имели внушительный вид - явно предназначались не для попугаев или иных пернатых пленников.
   И вот свершилось. По улице Гроба Господня, центральной улице городка, выступала странная процессия - усталые и явно испуганные мулы, нервно тряся ушастыми головами, везли клетки, в которых сидели, лежали и стояли дикие камышовые коты и кошки - совсем ещё котята и здоровенные матёрые особи, полосатые и одномастно-бурые, вопящие на все лады и гордо молчавшие, презрительно сплёвывающие по сторонам.
   - Valgame dios! - Многоголосо выдохнула удивлённая толпа любопытных, не готовая определить сразу своё отношение к происходящему.
   Дикие камышовые коты (да, впрочем, и кошки) - создания достаточно злобные и нелюдимые. Но всё же, здесь их уважали - обитали они в самых болотистых местах джунглей, не привлекающих людей, жили очень скрытно, никогда не появлялись в человеческих поселениях, но, зато, и никогда не воровали из охотничьих капканов кроликов и перепёлок - а ведь даже ягуары такой лёгкоё добычей не брезговали.
   Короче говоря, камышовых котов воспринимали как пусть и нелюбимых, но всё же достойных соседей, и поскольку попадались они на глаза достаточно не часто - то и как некую редкую достопримечательность джунглей, о которой принято рассказывать всякие байки и небылицы за дружескими посиделками.
   И тут - сотни этих "достопримечательностей" - в клетках чужеземцев, за крепкими запорами.
   Заволновались горожане, заспорили.
   И уже через час Выборные, во главе с самим Comandante,уверенно вошли в холл отеля
   "El Nacional", где квартировала La Expidicion, дабы потребовать однозначных объяснений.
   Многочисленные сторонники правдоискателей, уже, на всякий случай и согласно местному обычаю, наспех вооружённые - кто кухонным ножом, кто булыжником, выдранным из мостовой, рассредоточились по ближайшим улочкам и застыли в нетерпеливом ожидании.
   Народы, рождённые под тропическими созвездьями, всегда склонны к поиску правды, а если эти поиски ещё и сопряжены с возможностью "побряцать оружием" - то и удовольствие можно получить двойное.
   Однако, на этот раз - сорвалось.
   Минут через десять Comandante задумчиво вышел из отеля, забрался на пустующий постамент памятника Великому Диктатору - сам памятник был сброшен с постамента много-много лет назад во времена какой-то давнишней, уже всеми позабытой Революции, - и объявил всем собравшимся:
   -Уважаемые граждане Сан-Анхелино! Я, Comandante Педро Гонзалес, подтверждаю, что
   La Expidicion, руководителем которой является уважаемый профессор Бруно, действует строго в рамках Лицензии, выданной в Столице и подписанной секретарём самого El Senor Presidente. Эта Лицензия разрешает профессору Бруно отловить в джунглях сколь угодно много диких камышовых котов и кошек, которые беспошлинно и безприпятственно могут быть вывезены за пределы Республики, так как должны в дальнейшем, - назидательно поднятый вверх палец, - Послужить благородным целям на благо всего человечества - а именно, являться, я бы сказал, подопытными единицами при проведении профессором Бруно важных медицинских опытов по созданию чудодейственной вакцины практически ото всех болезней.
   Поэтому, учитывая законность действий La Expidicion и осознавая особую значимость опытов уважаемого дона Профессора, военные власти Республики - в моём лице - берут La Expidicion под свою охрану, и полувзвод солдат будет выставлен на охрану имущества уважаемых господ незамедлительно. Инцендент полностью исчерпан.
   Прошу, настоятельно прошу уважаемых сограждан разойтись по домам!
   Viva El Senor Presidente!
   "Большая бумага" в мирное время, пока не предвидится очередная Революция, или какая-нибудь иная заварушка, для жителей тропических стран - авторитет непререкаемый.
   Медленно и уныло расходились несостоявшиеся защитники дикой природы - кто домой, кто в ближайшую pulperia - дабы стаканчиком-другим поправить испорченное настроение, вставляя попутно булыжники в пустые гнёзда мостовой.
   И только Джедди не успокоился. Уверенно вошёл он в здание Суда (скромную хижину из терракотового местного кирпича, крытую пальмовыми листьями) - как раз был день приёма от населения прошений и жалоб, - и обратился к Судье - дону Сезару Мерри - старому грузному негру, мирно дремавшему в одиночестве и прохладе, с просьбой неожиданной и дерзкой, а именно - возбудить судебное преследование в отношении профессора Бруно и секретаря самогоEl Senor Presidente.
   - Уважаемый сеньор Судья, - настойчиво вещал Джедди, - Даже любой ребёнок в Сан-Анхелино знает, что медицинские опыты gringo ставят на мышах и собаках. Причём здесь камышовые коты? Здесь явный обман и мошенничество. Даже последняя обезьяна из джунглей понимает - los gatos пойдут либо на шубы белым женщинам, либо там ещё на что - кто этих gringo разберёт.
   Судья морщился, хмуро очищая спелый банан.
   Джедди не унимался:
   - Я считаю, что дон секретарь El Senor Presidente явно взял взятку - очень большую взятку! - бедный Судья Мерри чуть не поперхнулся бананом, - И доказательство тому - тот факт, что вывоз los gatos осуществляется беспошлинно! Дон Мерри! Вы меня знаете - я всю Конституцию Республики наизусть знаю, Законы многие прочёл. Нет там такого положения, что бы вывозить за границу что-либо беспошлинно! Нет! Чем хотите - клянусь! Наложите на момент расследования арест на los gatos, иначе завтра их уже увезут!
   Судья откашлялся, помолчал минуты две-три, и, глядя на юного бунтаря грустными глазами, имевшими цвет горького французского шоколада, неторопливо произнёс:
   - Право, Джедди, не горячись. Ты ведь мальчик умный, Конституцию и Законы читаешь.
   Значит, должен знать, что "большая бумага"- Судья многозначительно поднял вверх указательный палец правой руки, - Это, брат, "большая бумага". Не могу я, дружок, арестовать твоих los gatos, права не имею. Запрос в Верховный Суд могу направить, дня за два он до Столицы дойдёт - рассмотрят его за месяц-другой, своё решение сообщат.
   А когда ты говоришь, La Expidicion отбывает в свои земли северные? Завтра? Ну вот, сам видишь - Судья извинительно развёл руки в стороны и многозначительно замолчал.
   Уныло повесив свою ушастую голову на грудь, сгорбившись, Джедди медленно двинулся к выходу - случилось то, что всегда случается, когда безрассудный юношеский максимализм встречается с грубыми реалиями взрослой жизни, втиснутой в узкий сюртук Правил, Законов и Уложений, перетянутый к тому же жёстким поясом Предписаний и Инструкций.
   - Постой же, юный несмышлёныш, - пробулькал меж тем старый негр, - Вернись сейчас же.
   Когда Джедди снова подошёл к нему, просительно заглядывая в глаза, словно бездомная собака, которой показалось, что и у неё - несчастной и всеми брошенной, вдруг появился Добрый Хозяин, который предлагает ей на вечные времена тёплую подстилку у двери (с внутренней стороны, конечно,) и миску с вкусными мясными объедками - каждый вечер, Судья произнёс голосом ясным и строгим:
   - А теперь, мальчик, ты возьмешь бумагу и перо, и изложишь всё то, что говорил раньше - причём, постарайся написать обо всём как можно подробнее и грамотнее. Ведь ты, - здесь Судья неожиданно по-доброму улыбнулся, - и Конституцию читал, и Законы разные знаешь. А после этого сходишь в ближайшую харчевню - только в хорошую, дорогую, - и приведешь трёх солидных граждан нашей Республики, которые согласились бы стать твоими Свидетелями-Поручителями, - смотри, чтобы они хоть грамоту знали.
   - Но ведь Вы же сами сказали, дон Мерри, что времени не хватает, что ничего уже не исправить, - здесь глаза Джедди недоверчиво и недобро прищурились, - Неужели Вы решили немного поиграть в бюрократию и на всякий случай прикрыть свой..., - тут мальчишка невольно запнулся - откровенно грубить старшим он научен не был, воспитание не то, - Ну,...ну,.., сами знаете, что - от возможных в будущем неприятностей?
   И тогда старый, заслуженный Судья дон Сезар Мерри сказал Чеканную Фразу, доказывающую, что и среди Судей встречаются иногда далеко неглупые люди.
   Глядя величественно и строго в глаза юного наглеца, он произнёс:
   - Юность глупа и безрассудна. Она вольна делать беспочвенные предположения, менять суждения, совершать исправимые, или неисправимые никогда, ошибки...
   Бог ей судья. Но старость, если это, конечно, мудрая, а не впавшая в маразм старость - ошибаться права не имеет. Никогда. Она обязана точно знать всё наперёд. Иди, дружок, делай, что велено.
   И Джедди сделал то, что велено было - написал подробнейшее, на шести страницах, Прошение на имя самого El Senor Presidente, сбегал во всё ту же "La Golondrina blanko" и привёл с собой трёх, безусловно безупречных Свидетелей - Поручителей: милейшего и тишайшего капитана Большого Сида, гостившего на берегу по случаю пулевого ранения в левое, на этот раз, плечо; дона Сильвестра Кастро - в прошлом наглого и беззастенчивого контрабандиста, а ныне - уважаемого начальника городской таможни; и, наконец, мистера Джека Рида - Председателя Правления банка "Честные Деньги" - в далёком-далёком прошлом, специалиста по вскрытию бронированных ящиков самого различного назначения.
   Эти уважаемые джентльмены без колебаний и раздумий торжественно заверили своими подписями - как своё полное согласие с Прошением Джедди, так и сам факт подачи сего Прошения Судье дону Сезару Мерри в означенный день от Рождества Христова.
   Мудр и прозорлив был Судья Мерри - пригодилось это всё, и очень и очень скоро.
   Вечером этого же дня взял Джерри у мистера Джона Рида чемоданчик с некими инструментами, сохранёнными уважаемым банкиром сугубо в качестве сувениров, глядя изредка на которые так приятно было повспоминать дни бурной молодости. И, пользуясь тем, что охранники, приставленные Comandante к гостинице "El Nacional", беспечно ушли праздновать именины капитана Большого Сида - больно уж настойчиво капитан приглашал, беспрепятственно вскрыл хлипкие двери гостиничного склада, где хранились клетки с полосатыми пленниками, открыл все запоры - да и выпустил кошачью братию на все четыре стороны.
   И сошло бы, возможно, всё Джедди с рук, да вот только коты, оказавшись на воле, подняли невообразимый вой. Это они пели гимн Свободе - единственному и поэтому бесценному Достоянию кошачьей нации, - людям, погрязшим в своих мелких стремлениях к золоту, особнякам, модным машинам, власти и прочей дребедени, уже нипочём и никогда не понять, что такое она есть - Свобода, и какова её ценность.
   Как бы там ни было, на все эти оглушительные вопли немедленно прибежали представители власти, да и "повязали" Джедди, как говорится, "с поличным".
   Посидел он недельку в каталажке - а там уже и суд - не принято в Сан-Анхелино всякие там долгие расследования - попался, посидел-подумал - пожалуйте в суд, дабы участь свою узнать.
   Дело это вызвало в Сан-Анхелино интерес самый, что ни наесть повышенный.
   Поскольку здание Суда чисто физически не смогло бы вместить всех честных горожан, пожелавших принять участие в Слушаниях, местные власти обустроили на одном из заброшенных пляжей специальную площадку - для Судьи Мерри была возведена из дорогущей импортной фанеры вполне достойная трибуна; для подсудимого смастерили широкую скамью из толстых пальмовых досок и глинистого местного кирпича, зрители же были вынуждены довольствоваться хлипкими ящиками из той же пальмовой древесины, служащими в другое время по своему прямому назначению - для перевозки в северные страны разнообразных тропических фруктов.
   Злые языки утверждали потом, что кое-кто из местных чиновников весьма даже неплохо "погрел руки", списав на обустройство сего выездного Заседания Суда кругленькую сумму из казённых средств.
   Само же Заседание прошло просто бесподобно - как утверждают некоторые местные патриоты, его описание в дальнейшем даже вошло в некоторые иностранные учебники, по которым в далёких странах обучают прыщавых юношей высокому искусству "юриспруденции".
   Достопочтимый Судья Мерри выслушал потерпевшую сторону в лице почтенного профессора Бруно, походившего в этот момент на рассерженного торговца-менялу, которому подлые туземцы вместо обещанного изумруда в двадцать карат (за последний, кстати, уже по честному было уплачено десятью крупными жемчужинами, изготовленными из качественной чешуи сельди) - подло всучили кусок шлифованного бутылочного стекла.
   Опросил свидетелей-зевак, не спавших в ту памятную ночь по самым различным причинам, и стражей порядка, принимавших непосредственное участие в задержании опасного преступника.
   Глубоко задумался, перебирая своими толстыми пальцами некие бумаги, бумажки и бумажонки, не торопясь, закурил толстенную сигару, откашлялся, и, голосом Бога, изгоняющего слабовольного Адама и беспутную его подругу Еву из благословенного Рая, произнёс:
   - Высокому Суду всё ясно. На лицо грубое и циничное преступление, нанёсшее значительный урон собственности как лично дона Бруно, так и всей уважаемой La Expidicion в целом.
   Глухой ропот непонимания пронёсся над толпой - большинство собравшихся целиком и полностью были на стороне Джедди, одобряя его поступок. Да и вообще: Джедди - свой, Судья - свой, los gatos - свои, а La Expidicion - люди здесь чужие, поэтому подразумевалось, что и Процесс судебный пойдёт по другому, с акцентом на юный возраст подсудимого и его вполне простительное непонимание - по молодости лет - таких важнейших понятий, как "неприкосновенность частной собственности", "финансовые убытки", "недополученная прибыль" и пр.
   Видимо, уловив настроение толпы, прозорливый дон Мерри продолжал:
   Особенно мою грусть вызывает тот факт, что это беспримерное преступление совершил человек молодой, и даже - юный, - слушатели стихли и насторожились, - До каких пор, я вас спрашиваю, молодёжь будет наплевательски относится к нашим фундаментальным ценностям? Не пора ли дать этим анархическим настроениям достойный, жесткий отпор? - Вопрошал Судья.
   - Кстати, - это он уже обратился к секретарю Заседания, вялому молодому человеку с лицом цвета недозрелого лимона, - Я настоятельно прошу записывать все мои слова скрупулезно и точно, дабы в случае жалоб одной из сторон на мои действия и решения, вышестоящий Суд мог бы в кратчайший срок разобрать эти жалобы беспристрастно и справедливо, - судья закрепил эту свою просьбу могучим ударом специального судейского молотка по чугунной сковородке.
   В наступившей после этого тишине, дон Мерри продолжил:
   - Учитывая все вышеназванные особенности этого необычного преступления, я рассмотрел возможность применения в этом случае наказания, предусмотренного 6-ой Статьёй 7-го Уложения Кодекса Республики. А именно, - нацепив на свой мясистый нос пенсне и взяв в руки соответствующую бумагу, Судья процитировал, - " В отношении лиц, совершивших на территории Республики с особым цинизмом преступления в отношении к общественным Устоям, повлёкшие за собой нанесение значительного материального, либо финансового урона частной собственности и благосостоянию как граждан Республики, так и лиц иностранного подданства, предусматривается наказание, - - пауза, которую выдержал старый дон Сезар была бесконечна - все великие актёры, как старой школы, так и современные выскочки, отдыхают, - В виде каторжных работ от 20-ти до 50-ти лет - на усмотрение Судебных Властей Республики.
   Вздох негодования вознёсся над белыми песками заброшенного пляжа, эхом отразился от голубой глади моря, пронёсся над банановыми рощами и апельсиновыми садами, и затих где-то вдали - над незримой границей между влажными беспечными джунглями и хвойными лесами Предгорий.
   На смену вздоху пришли вопли, крики и проклятия.
   Именно так под Южным Крестом и начинаются Революции, главным катализатором которых всегда выступает Её Величество Вопиющая Несправедливость - именно Вопиющая, Наглая, Бессмысленная - потому, зачастую, и искусственная, умело созданная специально обученными людьми для решения локальных проблем, возникающих иногда среди участников Большого Бизнеса.
   - Молчать, висельники! - надрывался Судья, непрерывно стуча своим молотком в сковородку, - Молчать, уродцы грязные!
   Бросив бесполезный молоток, старик выхватил из кармана мантии старый добрый кольт 45-го калибра с перламутровой рукояткой и открыл беглую стрельбу поверх голов недовольных.
   Наведя столь координальным образом относительный порядок, судья продолжил, всё ещё напрягая голос, так как ропот и перешептывания всё ещё причудливо перемещались неким эфирным облаком между рядами зрителей:
   - Повторяю для идиотов. Я рассматривал, - сказано очень акцентировано, дальше - ещё одна гениальная пауза, - Такую ...э-э возможность. Но, - ещё один раз в полной звенящей тишине всё актёры мира были безжалостно посрамлены, - Всплыли дополнительные обстоятельства, которые заставляют посмотреть на это дело с иной точки зрения.
   Противно скрипя, по песку задвигались пустые фруктовые ящики под нетерпеливыми задами внимательных слушателей.
   Уже никуда не торопясь, грассируя и откровенно наслаждаясь происходящим, мудрый Судья Мерри, всеобщий любимец как до, так и после освещаемых событий, не торопясь зачитал окончательно заинтригованной публике уже упомянутое ранее Прошение Джедди в адрес El Senor Presidente, заверенное надлежащим образом подписями трёх весьма уважаемых граждан Сан-Анхелино.
   - И вот теперь, уже окончательно учитывая все обстоятельства этого крайне запутанного дела, я принимаю Решение, - голос Судьи сорвался на фальцет от осознания всей исторической важности Момента, - Перед Вами, господа мои, не какой-то там юный беспринципный el anarchist , решивший нанести Обществу оскорбление, поправ основополагающие Устои. Нет, перед Вами - юный el patriota, перешедший в своём стремлении отстоять финансовые интересы своей Родины, некие Границы Закона. Да, наша Конституция не позволяет - и я это скрупулезно проверил - беспошлинно вывозить за пределы страны её природные богатства. Но Закон - есть Закон, и даже из самых благих намерений нарушать его безнаказанно нельзя никому.
   Одобрительное хмыканье и ехидные хлопки из партера, галёрка и ложи по понятным причинам отсутствуют.
   - Поэтому, в данном случае, я склонен применить к подсудимому наказание, предусмотренное 24-ой Статьёй Особого Уложения Кодекса Республики, - профессор Бруно, почуяв неладное, тихо и незаметно для окружающих, стал отступать в сторону городка.
   - А именно, - публика уже откровенно скалилась, предчувствуя Торжество Справедливости - прекрасный повод устроить грандиозную попойку со всеми вытекающими, - " В отношении лиц, деятельность которых на территории Республики, безусловно, была направлена на благо Республики - во всех проявлениях этого понятия, - монотонно продолжал Судья, - Но, ввиду излишней старательности и непродуманности действий, привела к значительному материальному, либо финансовому урону частной собственности и благосостоянию как граждан Республики, так и лиц иностранного подданства, предусматривается наказание, - в этот раз пауза не удалась - жидкие аплодисменты и скабрезные выкрики превратили серьезную классическую пьесу в не менее классический водевиль, - В виде штрафа в 100 реалов (стоимость двух корзин апельсинов), либо в виде двухнедельного заключения в муниципальной тюрьме - на усмотрение Судебных Властей Республики.
   Мир взорвался от восторженных воплей - вот так под Южным Крестом и рождаются Карнавалы - первые лет двадцать все ещё помнят, по какой причине именно в этот день года происходит Карнавал, лет через пятьдесят появляются две-три противоречащие друг другу версии, а лет через сто - во избежании трений и споров, карнавалу присваивается имя какого-нибудь Святого.
   "Карнавал Святого Джедди", Покровителя диких камышовых котов" - чем плохо?
   Ну, так вот, пока Джедди две недели отдыхал в местной тюрьме, - Сан-Анхелино гулял от души на зависть всем соседним городам, городкам и прочим поселениям.
   Прелесть ситуации заключалась в следующем - хотя Джедди и был главным героем этой истории, сиделось ему в тюрьме сперва довольно-таки тоскливо - одиноко и даже голодно, - в связи со всеобщим весельем, об узнике все, включая тюремщиков, просто-напросто забыли.
   И вот, где-то через сутки после водворения незадачливого борца за справедливость в то место, от которого никому не стоит зарекаться, когда голод уже давал знать о себе самым недвусмысленным образом, - смерть от жажды несчастному не грозила - в уголке его камеры из земляного пола бил крохотный родник, беспрерывно наполняя маленькую каменную чашу живительной влагой, - в вентиляционном штреке, питающим камеру свежим воздухом, раздался странный шум - скрежет от соприкосновения чего-то острого с каменной кладкой, отчаянное фырканье, усталые тяжёлые вздохи.
   Где-то через минуту из вентиляционного отверстия в потолке выпал, ловко приземляясь на все четыре лапы, здоровенный камышовый котище, держащий в зубах жареную куропатку, очевидно, где-то ловко позаимствованную.
   Неожиданный гость, приветственно проурчав что-то неопределённое, грациозно проследовал к кровати, на уголке которой восседал Джедди, и аккуратно положил принесённый провиант на грязную тюремную подушку.
   - Мр-р-р, - деликатно, с чувством собственного достоинства, заявил кот, недвусмысленно двигая лапой аппетитную куропатку к оголодавшему мальчишке, - Мр-р-р - Мяу.
   Разночтений быть не могло - благодарный спасённый принёс своему спасителю, заключённому злыми людьми в узилище и обречённому на голодную смерть, скромный, но спасительный, подарок.
   Последующие дни заключения друзья провели вместе - выбраться коту обратно - в виду его солидного веса - по вертикальному штреку не представлялось возможным.
   Слава Богу, о Джерри очень скоро вспомнили, и недостатка в продовольствии больше не было. Когда надзиратели приносили в камеру еду - кот, к тому времени уже получивший за свои аристократические манеры и врождённую деликатность прозвище "Маркиз", скромно прятался под кровать.
   Поэтому, в час назначенный, разномастная толпа встречающих была нешуточно удивлена - освобождённых оказалось двое - на плече Джедди, переступившего тюремный порог, преспокойно сидел, свешивая свой длиннющий хвост чуть ли не до земли и презрительно щуря на зевак зелёные глазища, здоровенный полосатый котище.
   Вопрос о дальнейшей судьбе кота вроде бы и не стоял, но сеньора Сара Монтелеон, дабы соблюсти видимость строгости и чопорности - непреложных атрибутов La Casa desente*, любезно предложила Маркизу пройти в её комнату на собеседование. Через непродолжительное время, донья Сара - с Маркизом на руках, прошествовала в гостиную, где и объявила всем присутствующим там друзьям и родственникам, что отныне сей кот является полноправным членом семьи, и более того - находится под её личным патронажем, и горе тому, кто попытается обидеть её воспитанника.
   Клянусь честью, но глаза наглого котяры - а я тоже удостоился чести наблюдать за этим торжественным событием - откровенно смеялись, а пушистые усы топорщила хитрющая улыбка.
   Примерно через месяц Маркиз неожиданно исчез. Чёрные мысли, нелепые серые предчувствия, жёлтое удивление - верные спутники любой незваной разлуки.
   Но ничего страшного и невозвратного не произошло.
   Не закончилось ещё и трёх полных циклов преображения Луны, как кот снова уже сидел на пороге дома семейства Монтелеон, а на его шее - на массивной цепочке, висел внушительный золотой медальон, испещрённой по краям непонятными древними письменами. А в центре медальона был искусно выгравирован цветок розы - понятно, что жёлтой - раз на золоте.
   Медальону суждено было повторить путь жареной куропатки - Маркиз нагнул свою массивную голову, стряхнул золотое украшение на каменные плиты и лапой ловко подвинул подарок к ногам опешившего Джедди.
   Ну и кто после этого скажет, что кошки создания неразумные, в гордыне своей позабывшие, что есть такое - благодарность?
   Открыть медальон - а внутренняя пустота чётко простукивалась - до сих пор не удалось, как, впрочем, и прочитать письмена на нём, хотя Хорхе - индеец из какого-то горного племени, уверяет, что видел похожие значки, высеченные на древней каменной пирамиде, спрятанной где-то в самом сердце джунглей.
  
  
   Продолжение следует.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"