Бондаренко Андрей Евгеньевич : другие произведения.

Романтика - в чистейшем виде

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   РОМАНТИКА - В ЧИСТЕЙШЕМ ВИДЕ.
  
   (Сборник рассказов и новелл, связанных между собой как Сюжетными Линиями и Главными Героями, так и просто - романтическим мировоззрением).
  
  
   Первый Раздел.
   Карибия - моя любовь.
  
  
   01- Жёлтая роза в её волосах -
  
   Вступительные экзамены в театральный ВУЗ.
Сегодня надо что-то читать. То ли стихи, то ли прозу. Главное, что не басню. С баснями у Него никогда не ладилось. А всё остальное, что ж, не страшно.
Страшно - то, что уже нельзя ничего изменить. Ничего и никогда. Безвозвратно и навсегда.
Тёмный коридор, жёлтая старинная дверь, позеленевшая от времени медная изогнутая ручка. Необъятный гулкий зал, в самом его конце - Приёмная Комиссия.
Седой Метр - прославленный, чем-то давно и прочно позабытым.
Справа от него - молоденькая актрисулька, звезда новомодных телесериалов.
Рядом - ещё какие-то, смутно узнаваемые.
- Ну, молодой человек, просим, зачитывайте.
Просите? Ну что ж, ладно.
Он сглатывает предательскую слюну, и, глядя безразлично и отрешённо куда-то поверх голов важных и знаменитых, начинает:

Жёлтое солнце в её волосах.
Утро над быстрой рекой.
И о безумных и радостных снах
Ветер поёт молодой.

Жёлтое солнце в её волосах.
Жаркий полуденный зной.
И о мечтах, что сгорели в кострах,
Ворон кричит надо мной.

Синее море, жёлтый песок.
Парус вдали - одинок.
Ветер волну победить не смог,
И загрустил, занемог.

Жёлтая роза в её волосах.
Кладбище. Звёздная ночь.
И бригантина на всех парусах
   Мчится от берега прочь.

Камень коварен. Камень жесток.
И словно в страшных снах
Маленький, хрупкий жёлтый цветок
Плачет в её волосах.
............................................

Он читал, говорил, рассказывал - чётко и размеренно, как автомат.
Пять минут, десять, двадцать, тридцать. О чём?
О былой любви, ушедшей навсегда, об удачах, обернувшихся позором, о несбывшихся мечтах и вещих снах, оказавшихся обманом.
В старинном гулком зале звучал только Его голос, все остальные звуки умерли.
Члены Комиссии замерли в каких-то нелепых позах, внимая, словно во сне безграничной юношеской тоске, и чему-то ещё - страшному и жёлтому, тому, что не поддаётся объяснению словами человеческого языка.
Но вот он замолчал.
Нет, не потому, что стихотворение закончилось.
У этого стихотворения не было ни конца, ни начала.
Он мог бы ещё говорить час, сутки, год, век.
Просто - уже нельзя было ничего изменить. Ничего и никогда. Безвозвратно и навсегда.
Его голос затих, а тишина осталась. Она ещё звенела и жила секунд тридцать - сорок.
Потом послышались громкие протяжные всхлипы. Это молоденькая актрисулька, звезда новомодных телесериалов, рыдала, словно годовалый ребёнок, роняя крупные - как искусственные японские жемчужины, слёзы.
- Извините, но Она, что же...- умерла? - Чуть слышно спросил Седой Метр.
- Нет, Она жива. Просто, неделю назад вышла замуж. Не за меня. - Ответ был безразличен и холоден, как тысячелетние льды Антарктиды, спящие на глубине трёх, а то и четырёх километров.
- Извините меня господа. - Он резко развернулся, и на негнущихся ногах, неуклюже, словно загребая невидимый снег, пошёл к выходу.
Чёрные ступени, занозистые перила. Тяжёлая неподдающаяся дверь.
Серая улица. Слякоть, желтые тусклые фонари. Ветер гонит по улице бумажный мусор.
Седой Метр догнал Его только у автобусной остановки.
Схватил за рукав куртки, развернул, положил ладони рук на тёплые юношеские плечи.
- Мальчик, что же ты? Ведь всё ещё впереди. А экзамены... Да что там! Ты принят. Принят - в мою Мастерскую! Станешь великим Артистом. Призы, премии, удача, слава.
Она узнает, и вернётся к тебе. Или, Бог с ней, что уж там. Другие будут.
- Спасибо, Метр, - Безучастно и равнодушно Он смотрел на белые перистые облака, целеустремленно плывущие куда-то на юг, - Я уже всё решил. Долг мечте заплачен. На этом - всё. Я улетаю - самолёт на Карибы уже вечером. Зелёное море, мартышки, попугаи... Буду там пиратствовать понемногу, или клады старинные искать, или ещё что-нибудь там. А потом на белом-белом песке заброшенного пляжа встречу смуглую мулатку, хрупкую и беззащитную. Полюблю её. А она полюбит меня.
И родится у нас дочь - крохотная и озорная, обязательно - со светлыми кудряшками.
И я назову её - как звали Ту. И буду любить. И все пылинки сдувать. И если кто-нибудь подойдёт к моей девочке близко...- Его глаза, ранее безучастные и равнодушные, вдруг стали настолько безумными и страшными, что Седой Метр отшатнулся в сторону.
- Прощайте, Метр. Не поминайте лихом.
Подошёл автобус, забрал нового пассажира, и умчался куда то - в безумную даль.
Седой Метр ещё долго стоял на остановке, рассеянно скользя взглядом по обшарпанной афишной тумбе, проезжающим пыльным машинам и редким пешеходам.
Он стоял и думал:
- А что, чёрт побери! Может тоже стоит наплевать на всё и всех, да и уехать в Карибию. И там, на белоснежном песке заброшенного пляжа, встретить свою мулатку, хрупкую и нежную, и обязательно - с жёлтой розой в волосах.....
  
  
  
  
   02 - Португальская бабушка-
  
   Яхта называлась - "Кошка", хотя на борту ничего и не было написано.
   Тем не менее - "Кошка", и всё тут.
   Я в этих судах морских: каравеллах, пароходах, бригантинах, клиперах всяких - совсем ничего не понимаю.
   Но, эта яхта была - просто красавицей.
   Длинная - метров семнадцать, узкая, низко посаженная, с мачтой - пропорционально невысокой.
   Борта - белые, с редкими синими полосами. Верхняя половина мачты - сиреневая.
   Та ещё штучка - эстетичная - до совершенства.
   Как ей название её собственное подходило - словами не передать.
   Смотришь на неё со стороны - и что-то такое грациозное, по-настоящему - кошачье, ощущаешь.
   А, когда под всеми парусами, да при работающем, вдобавок, дизеле, волны зелёные рассекает - так и кажется: ещё немного - и прыгнет - в погоне за добычей невидимой.
   За мышью, например, или совсем, наоборот - за китом каким, под лапу подвернувшимся....
   Бывает же Любовь к женщине - с первого взгляда?
   И, здесь - то же самое. Увидал я эту "Кошку" и понял, плыть мне на ней, однозначно - плыть! При любом раскладе.
  
   Команда красавицы этой состояла из четырёх человек.
   Во-первых, доктор Карл Мюллер - владелец яхты, и её Капитан.
   Крепкий ещё, восьмидесятилетний старикан, прошедший огонь, воды и медные трубы, и даже - лагеря для военнопленных в Коми ССР.
   Кажется, визуально - стар и немощен. А, в глаза ему посмотришь - тот ещё Дядя, из настоящих, Волчара непростая, кусачая.
   Далее - Мари, невестка доктора, грустная - до невозможности, молодая ещё совсем женщина, обладательница огромных, печальных голубых глаз и - роскошной гривы пепельных волос.
   Смотришь на неё, и сердце на части - лоскутьями неровными - рвётся, слезами невидимыми - истекая....
   По судовой специальности она - штурман, радист и кок - в одном флаконе.
   Третий по списку - собственно я. Палубный матрос и посудомойка - по совместительству.
   Замыкающий - хмурый, вечно молчащий, норвежец лет пятидесяти - по прозвищу Фьорд. Моторист-дизелист, и вообще - Мастер на все руки.
   Теплым ранним утром вышли из порта Барселоны. На пирсе - с десяток провожающих, жмутся в кучку, несчастные. Я тут же стишок написал про тех бедолаг.
  
   Уходят Корабли....
  
   Уходят корабли -
   В Рассвет - за Край Земли.
   А мы - стоим - похмельны и печальны,
   И понимаем - с грустью изначальной,
   Что навсегда, наверное, прощаясь, -
   За Дальний Край Земли -
   Уходят Корабли.
   Они вернутся.
   Через много лет -
   Те Капитаны - и седы и строги,
   Трофеи сложат - прямо на пороге
   Нас, не найдя, но выполнив обет.
   И, позабыв когда-то обернуться, -
   Они - вернутся.
  
   А мы к их возвращению уже
   Помрём, конечно, - в Лености и Неге.
   В Мечтах - о неожиданном Побеге,
   Помрём - к Их Возвращению - уже....
  
   Пошли на юг, вдоль испанского побережья. Стоял полный штиль, поэтому шли сугубо на дизеле, парусов даже и, не пытаясь поднять. Жара стояла - за сорок. Кошмар, долбанный - на все стороны Света.
   Кальмарову печень - в перехлёст, да - с оттяжкой!
   От безделья - решил я как-то на рассвете рыбки половить.
   Чтобы русский человек в свободное время - рыбки не половил?
   И, не мечтайте, потому, как - не дождётесь вовсе, даже - до морковкиного заговения!
   Спиниг старенький достал, блесёнку нехитрую, с Родины контрабандою вывезенную, прицепил. И, что Вы думаете? За пару часов - штук пять рыбин нехилых - по килограмму каждая - поймал. Красивые такие рыбины, с чешуёй - под серебро старинное.
   Фьорд сказал, что, мол, макрель.
   Чудак, право! Откуда в Средиземном море - макрель? Книжки умные - надо читать.
   Обычная скумбрия, но - красивая!
   Мари из той моей добычи, печально улыбаясь - как всегда, таких разносолов наготовила - язык проглотишь.
   Через без малого трое суток - прошли Гибралтар.
   " Меж Геркулесовых Столбов - лежит моя дорога...."
   Никогда бы не подумал, что эта песня может иметь отношение к моей скромной персоне.
   И. Вообще, Городницкий - молоток! Не соврал совсем, у Столбов, действительно, было много дельфинов. Грели они там спины, или, просто тусовались, - и не важно совсем.
   Вышли в Атлантический океан. Тут ветра - сколько хочешь.
   Пришло время парусов. Опасался я этого слегка - справлюсь ли?
   Ведь - и не обучен этому делу совсем. Даже названия тех парусов - пугали нешуточно:
   большой грот, фок-стаксель, бом-кливер...
   Оказалось - ничего страшного и нет. Современные яхты очень хорошо различными техническими прибамбасами оснащены - всякими лебёдками, тягами гидравлическими. Главное - крепко-накрепко запомнить: когда что - крутить надо, когда на что - нажимать.
   Вообще-то - мы на Барбадос шли. Вдруг выясняется - надо зайти в португальский порт Синиш - затариться солярой, продовольствием, прочим всяким.
   В Барселоне - всё это можно было сделать.
   Но, Карл Мюллер - он же австрияк до мозга костей: если где шиллинг, или по-новому - евроцент можно сэкономить - сэкономить необходимо! В Португалии, как выяснилось, абсолютно всё дешевле на порядок.
   Скалы, скалы, скалы - между ними - жёлтые волны неслабые.
   Как в бухту вошли - непонятно, мотало - как гадов последних....
   Вошли, к причалу встали.
   Фьорд на борту остался - со своей "Кошкой" мурлыкать, Мари с Доктором в портовую контору отправились - вопросы насущные решать, а я решил по городку этому прогуляться.
   Твою Мать!!!!
   Вот оно - Средневековье настоящее! Какие дома, смотришь - лет пятьсот каждому в натуре! А дубы пробковые? Каждому - лет по паре тысяч!
   Памятники бронзовые, позеленевшие от времени, - на каждом шагу. Судя по всему - местным Правителям, Мореплавателям, Пиратам, и Прочим - Уважаемым Личностям.....
   Замки всякие - французские, там, шотландские - дети малые, право!
   Находился, насмотрелся - проголодался.
   В кабачок, старинный до безобразия, зашёл.
   Только расположился, меню (на английском) изучил, бабушка старенькая подходит.
   Ну, очень старенькая: низенькая такая, на костылях, лицо морщинистое - куда там коре тех дубов пробковых. А глаза - молодые, голубые, какие-то - знакомые.
   Тут дело понятное: либо - прогнать сразу в грубой форме, либо - накормить от души и расспросить. Не был я до этого в Португалии, любопытно стало.
   Заказал у официанта для бабульки мясо тушёное с овощами, того сего, портвейна бутылочку (и себе - такую же, понятно).
   Замахала бабулька руками: мол, зачем так тратиться - и пива хватит!
   Да, чего уж - русские мы - или где?
   Общались мы с ней, так как я португальского не знал совсем, на странной смеси английского и испанского. Ничего, однако, понимали друг друга.
   Рассказала мне старушка обо всех этих мужичках, памятники которым установленные - были видны из окна нашей таверны.
   Тот же Христофор Колумб, скажем. Сам в Генуе родился, а лучшие годы - в Португалии прожил. Здесь, будучи навигатором искусным, вычислил, что до Индии, если плыть на Запад, ближе получается. Это потом его испанские Фердинанд с Изабеллой к себе переманили..... Но он - португальский, если по честному.
   А, Америго Веспуччи? Да - тоже итальянские корни имел. Но, под чьим флагом долгие годы плавал? Под - португальским!
   Про местных Героев и говорить нечего, одни Имена за себя говорят: Педро Альварес Кабрал, Себастьян дель Коно. Последний, и вовсе - Историей обижен нешуточно.
   Считается, что первое кругосветное путешествие совершила экспедиция под руководством Магеллана. А, не так всё было. Сам Магеллан и пол пути не одолел - погиб на Филиппинах, в стычке с местным населением. Дальше дель Коно экспедицию возглавил. А ведь известно, что вторая половина пути гораздо трудней первой! Всё равно забыли о дель Коно, все лавры исторические - Магеллану достались. Несправедливо - всё это!
   Часа три рассказывала мне старушка о Героях, ныне в бронзе отлитых.
   Закрываешь глаза: лязг дамасской стали о бронзовые латы, вой ветра в заштопанных наскоро парусах.....
   Тут мобильник у меня зазвонил - жена из Питера решила проверить: занимается ли мух любимый достойными путешественника делами, или - дурочку легкомысленную валяет всяко разно?
   Поболтали, по-русски с минуту - роуминг в 2002 году очень уж дорогой был.
   Кнопку "отбоя" нажимаю - ба, старушка то моя - вся в слезах.
   - Что случилось, бабушка? - Спрашиваю на уже привычной смеси английского и испанского.
   А она мне и отвечает - на чистом русском, сквозь слёзы:
   - Как это я, дура, сразу не просекла - что ты русский? Портвейн дорогущий нищенке купил ведь!
   Русской бабушка оказалась по рождению, Натальей нарекли когда-то.
   Во время войны, ей тогда лет десять только и было, в Германию угнали. Потом - Франция, Испания, Португалия.....
   Бабка мне долго о своей жизни рассказывала, я ей - о России нынешней.
   Утром "Кошка" уходила - по расписанию, в смысле - к месту назначения.
   - Не бросай, меня внучок! - Прощалась со мной старая Наталья, - Обратно пойдёте, забеги. Может - возьмёте с собой. Хотя бы до Польши довезите, или - до Финляндии...Дальше - я сама как-нибудь. А, внучок?
   Отчалила яхта, на краю причала - осталась крохотная фигурка в чёрном, машущая в след поочерёдно - то одной, то другой - усталой старческой рукой.
  
   Белые домики - под красной черепицей.
   Ночью - жарче - чем днём....
   Разве так бывает? Не спится......
   Расскажите, бабушка, о Нём.
   Расскажите - как уплывал без показных проводов,
   Как вернулся - встречен нерадостно...
   О нём, о Путешественнике, без недомолвок.
   Пусть - он итальянец, но - гордость Португалии.....
   А, давайте - выпьем портвейна - настоящего?
   Очень дорого? Я заплачу - не считайте....
   Почему - Вы плачете, бабушка?
   Вы - русская по рождению? Здравствуйте!!!!
  
   Проплыть от Гибралтара до Барбадоса, да ещё при ветре попутном, нехитрое дело - совсем. Однако, вдруг - на юг уходить стали.
   В чём тут дело - устал в догадках теряться, в лоб Капитана спросил.
   Оказалось, что господин Мюллер, не смотря на багаж прожитых лет и седины заслуженные, - мальчишка просто.
   Видите ли, он с самого детства мечтал - экватор пересечь!
   Пересекли экватор, конечно. А, дальше галсами длинными пошли: из стороны в сторону пересекая тот экватор нещадно. Детство голоштанное, блин тропический, полное.....
   Допересекались, на свою голову - налетел таки - Штормяга
   Южная половина неба - нахмурилась нешуточно, незаметно как-то совсем.
   Наступил полный штиль. Было вот только что солнце, а теперь - где оно?
   Тишина наступила - необычайная. Даже волны остаточные стали абсолютно бесшумно - в борта яхты стучать.
   Духота навалилась - немыслимая. Пот - ручьями потёк.
   Откуда придёт ветер? А это важно: необходимо, чтобы он в корму яхты ударил.
   Иначе - кердык полный, не берущийся.
   Ветер налетел единым порывом. Бом-кливер, стаксель и топселя надулись пузырями, "Кошка" задрожала, и, набирая ход, понеслась на север.
   Капитан Мюллер положил руля под ветер, паруса захлопали - словно салют праздничный.
   Фьорд взобрался на салинг. Минут через пять он стал подавать какие-то знаки руками.
   Что конкретно - непонятно, но смысл угадывался чётко - кранты полные - деревушке задрипанной.
   Оказалось, что попали мы в самое пекло - в самый эпицентр Тропического Урагана, носившего гордое женское имя - Елена.
   Слава Богу, Фьорд успел - с мачты спустится.
   Только что - по ветру шли, со скоростью курьерского поезда, волны легко обгоняя.
   И, вдруг: полное безветрие, а волны гигантские - навстречу нам мчатся.
   Что дальше произошло - в то никто не верит, сколько я ни рассказывал.
   На одной из встречных волн - перевернуло яхту - все-таки.
   Сделала "Кошка" сальто безупречное (или - "петлю Нестерова" - для тех, кто понимает), да и приводнилась мягко, за Волной ушедшей...
   И так, за время Урагана - пять раз было!
   Никто не верит, а - зря.
   Прав был, незабвенный капитан Врунгель:
   - Как Вы судно назовёте - так оно и поплывёт!
   И народная мудрость права также:
   - Кошка - всегда на лапы приземляется.
   А, так же, как практика показывает, и - приводняется!
  
   Кошка - всегда - приземляется на лапы.
   Мяукая, при этом, немножко.
   Какое же это - ёмкое слово, однако -
   - Кошка!
  
   Прошёл Ураган, потрепав нас изрядно.
   Мачта сломана, паруса - в клочья порваны, дизель - на последнем издыхании....
   Огляделись - Земля с юго-запада.
   Подплываем - со скоростью черепахи:
   - Ба, Барбадос! Куда и плыли - собственно. Бывает!
   Отстоялись на Барбадосе с недельку, новую мачту поставили, дальше - поплыли.
   Ещё через сутки - Сан-Анхелино.
   Городишко такой - на Карибском побережье.
   Какая это страна?
   А так ли это - важно?
   Даже не все местные жители на этот вопрос уверенно отвечают.
   Некоторые, безмятежно улыбаясь, отвечают:
   - Да, Карибия, наверное....
  
   Баллада Странствий.
  
   Эхо - былых времён.
   Зов - тех далёких стран.
   Вновь - ветер перемен
   Бьёт - в наши паруса!
   Тени - прожитых лет
   Нам - не дают уснуть.
   Отблески - прошлых побед
   Наш - озаряют путь!
   Чаек - тоскливый крик
   Вслед - летит - за кормой.
   Жизнь - это только миг.
   Нам - не надо - другой.
   Клипер - поднял паруса.
   Все - словно бы - навсегда.
   И - голубая звезда
   Снова - слепит глаза.
   Сотни - ужасных бурь
   Где-то - в засаде сидят.
   Нынче - у нас июнь,
   Плаванье - до декабря.
   Месяц - и белый песок,
   Тёплый - и нежный такой
   Кошкой - лежит у ног.
   Ластиться - под рукой.
   В том кабачке - огни,
   И - гитары поют.
   Тропики - рай для любви.
   Может - останусь я тут?
   Вдруг - позабуду Тебя,
   Завтра - встав по утру?
   Златом - пошло звеня,
   Я - гарем - заведу?
   В трюм - его помещу,
   Вновь - поднять паруса!
   Отчего же - грущу?
   Отчего же - слеза?
   И - миллиарды звёзд
   Нежно - так светят вдали......
   Слушай - не надо слёз,
   Просто - меня позови.
   Ты - позови всерьёз,
   Через - шторма и года.
   Что - мне те полчища звёзд?
   Ты - у меня одна.
   Сон - вдруг, снится ещё:
   Первый снег - на полях,
   По полю - мы вдвоём
   Дружно шагаем. Зря
   Снился - под утро тот сон
   Яркая - в небе заря,
   Чистый - совсем горизонт.
   Может - всё это - зря?
   Значит - всё решено:
   Вся - команда - на верх!
   Рулевой - путь домой!
   Даст Бог - всем!
  
   Снова - знакомый причал.
   Кто там - стоит на краю?
   Пирса - не уж то - Она?
   Та - что так нежно - люблю.......
  
   Обычно, если Вы находитесь на берегу моря - например, на пляже славного городка Ниццы, или, допустим, какой-нибудь там Аделаиды, - стоите и глядите себе под ноги, а потом медленно поднимаете голову, то Вашему взгляду последовательно открывается череда изысканных картинок: песок, песок, море, море, линия горизонта, небо, небо, небо...
   Но так бывает далеко не везде и не всегда.
   Например, здесь, на набережной городка Сан-Анхелино, поздней весной или в начале лета, при полном безветрии, на рассвете - между шестью и семью утренними часами, череда картинок будет иной: песок, песок, море, море, море, море, (а может уже небо?), точно небо, (а может еще море?), море...
   И никаких фокусов - просто море и небо совершенно одинакового ярко бирюзового цвета - линия горизонта отсутствует, небо и море сливаются в нечто Единое, Неразделимое и Неразгаданное....
   Ничего прекрасней на белом свете нет.
   И если Вы еще не наблюдали этого чуда, то Вы - счастливчик, у Вас впереди первое, ни с чем несравнимое свидание с ним.
   Ну а тот, кто уже стал свидетелем этого Непознанного, покидает сей блаженный берег только по крайней необходимости или по зову сил Высших...
   Вот так всегда - когда не клюет, всегда тянет немного пофилософствовать.
   А кстати, если Вы никогда не рыбачили на Карибском море, и при этом не имеете крепких зачатков ихтиологических знаний, то и не пытайтесь.
   Здесь большинство рыбьего населения - создания крайне ядовитые и вовсе несъедобные, а некоторых и в руки брать не советую - ожог обеспечен.
   Даже я, проживший в этих краях уже целых два месяца, предпочитаю ловить только pezo, как их называют местные аборигены, впрочем, я почему-то уверен, что это обычная молодь барракуды, хотя - могу и ошибаться.
   Зеленый поплавок, сделанный из пера попугая, медленно пошел в сторону, покачнулся и уверенно утонул.
   Подсечка, короткая борьба, и длинная зеленая рыбина, широко разевая зубастую пасть, запрыгала по белому песку.
   Это уже третья за утро - право, недурно.
   Теперь можно, не торопясь, перекурить.
   Сан-Анхелино наконец проснулся.
   Многочисленные женщины и мужчины заторопились куда-то по узким, мощеным диким, необработанным камнем улицам - кто-то по делам, но большинство просто так - ради променада, пока не наступил полуденный зной, а, следовательно, и сиеста - четырех, а то и пятичасовой послеобеденный сон где-нибудь в тени.
   В бухту, надсадно подавая хриплые гудки, ввалился грузный лесовоз "Кьянти", оставляя за собой мазутные пятна и устойчивый запах керосина.
   Рыба больше не клевала.
   Оранжевое, все еще утреннее и поэтому не особенно злобное солнышко, выглянуло из-за банановой рощи, что уютно расположилась у меня за спиной.
   Оптический обман тут же приказал долго жить, меняя цвета и перспективы.
   И вот уже нежно-зеленое море было безжалостно разлучено с голубовато-лазурным небом - будто кто-то торопливо провел по прекрасному полотну тупым ножом, оставляя где-то в немыслимой дали грубый шрам - линию горизонта.
   Нежное прохладное утро тихо и незаметно скончалось, родился безжалостный в своей грядущей жаре - новый тропический день.....
  
   Под Южными Созвездьями.......
  
   Небо и Море - одного цвета,
   Нет между ними - Горизонта линии......
   Говорите: Здесь всегда - Вечное Лето?
   Плесните-ка - ещё - Мартини.....
   Скорее всего, я тут зависну - надолго.
   Возможно, что - и навсегда....
   Между тропиком Рака - и тропиком Козерога,
   Говорят - медленно летят - года....
   Я - зависну, не думая о хлебе насущном,
   Бананы и кокосы - падают прямо в руки - всегда...
   Сиеста - многочасовая, и Любовь, говорят, места эти посещает -
   Разборчиво, иногда?
   Что ещё надо - чтобы подбить Итоги?
   То ли всей Жизни, то ли - только Её проявлениям частным?
   Вдруг - здесь навсегда останусь, подражая многим,
   Счастливым - в конечном итоге? Или - несчастным?
   Вдруг, год проспав, объевшись цветками лотоса,
   Я вернусь, всё же, в свой Мир - прежний?
   Где метели метут - целый Год - без всяческих вопросов,
   Всё метут, метут - без бонусов - на Надежду.......
   Вернусь - к той девчонке - с глазами серыми,
   Словно, та вода - в знакомом роднике.
   Со словами - на удивленье - несмелыми,
   Что родились негаданно нежданно - в этом тропическом далеке....
   А, вечерами зимними, хмурыми, промозглыми,
   Что сразу наступают - по окончании короткого лета.
   Я буду ей рассказывать - веками нескончаемыми, долгими
   О тех местах, где Небо и Море - одного цвета.................................
  
   Так случилось, что обратно только через одиннадцать месяцев с небольшим - пошли.
   Вдвоём с Фьордом. Доктор Мюллер - заживо сгорел в одной из карибских эскапад, Мари тоже умерла - как будто колодезная вода в деревянном ведре - тонкой корочкой льда покрылась........
   Не будем здесь об этом. Про Это - Роман целый писать надо.
   Напишу, в обязательном порядке - Честью клянусь!
   Тем не менее.
   Решили - в Берген идти.
   "Кошка" к порту Барселоны приписана была. Да - какая разница. Хозяин её, доктор Мюллер, погиб, да и наследники его - также.
   Решили - в Бергене яхту поставим, за полгода стоянку оплатим, Власти - известим, а дальше - не наше дело...
   Еле Фьорда уговорил в Синиш зайти.
   Пришли, встали к причалу отведённому, сошли на берег.
   Стали бабушку Наталью искать - нет нигде.
   Парнишка местный подбежал, лопочет что-то. Благо Фьорд у нас - полиглот нешуточный, многие языки понимать Мастер - как-никак в Морях уже - лет - не сосчитать....
   Кладбище - древней не бывает. На самом краюшке - могилка скромная, табличка:
   Natali Ivanova 1932 - 2002.
   Ниже - текст на португальском.
   Переписал тщательно, через пол года, уже в Питере, мне на русский перевели.
  
   Жёлтое солнце в её волосах -
Утро над быстрой рекой.
И о безумных и радостных снах
Ветер поёт молодой.

Жёлтое солнце в её волосах -
Жаркий полуденный зной.
И о мечтах, что сгорели в кострах,
Ворон кричит надо мной.

Синее море, жёлтый песок.
Парус вдали - одинок.
Ветер волну победить не смог,
И загрустил, занемог.

Жёлтая роза в её волосах.
Кладбище. Звёздная ночь.
И бригантина, на всех парусах,
Мчится от берега - прочь.

Камень коварен. Камень жесток.
И словно в страшных снах -
Маленький, хрупкий, жёлтый цветок -
Плачет в её волосах.
  
   Постояли, повздыхали, помянули.
   Утром - дальше отправились.
   Через пять суток - вошли в бухту Бергена.
   Красиво - солнце в волнах радугу запускает, на берегу - домишки жёлто-красные выстоялись.
   - Эй, Фьорд! - говорю, - Посмотри - красота-то, какая!
   А Фьорд совсем в другую сторону смотрит. Там, на молу пирса - девчонка стоит невысокая, и рядом с ней - два пацана-погодка белобрысых, лет по - восемь - десять.
   - Прощай, Андреас! - Фьорд говорит, - "Кошку" - сам поставишь.
   И, как был - за борт, в полной амуниции. И, кролем неумелым - к пирсу тому.
   Пришвартовался кое-как. Ткнулась "Кошка" бортом в шины резиновые, да и замерла послушно. Умная - девочка.
   Да, думаю, и мне, судя по всему, пора - на Родину.
   И, девчонка своя там ждёт, Фьордовой - и не хуже совсем, и киндеров - пару.
  
   Нева - грустит....
И, я грущу - за ней....
И, воздухе - Тоска,
Да - и, прибудем - с этим....
Бывает всяко -
В розовом Рассвете......
Бывает - в Мире - Солнечных - Теней....
Бывает. Почему же - Ты - грустишь?
Роняя слёзы - словно - Мир закончен?
И, Ветер, разогнав толпу - на Площади,
Вдруг, прилетел - к Тебе.
И, Я с ним - лишь - к Тебе!!!!!!!!!!!
   - Эй, Андреас! - Фьорд издали орёт, жену обнимая, а на каждом его плече - по мальчишке белобрысому сидит, - Всегда и везде! А, козлы те - не пройдут - никогда!
   И, на правое плечо своё показывает, где татуировка Че Гевары - место быть имеет.
   - Конечно, не пройдут! - отвечаю, на своего Че пальцем показывая, что на левом моём плече - живёт, - Никогда!
  
   Барселона - Синиш - Сан-Анхелино - Берген - Санкт-Петербург, 2002 - 2007.
  
  
  
   03 - Радуга над городом-
   (Немного карибской мистики).
  
   За массивным столом мореного дуба, щедро залитым прокисшим красным вином столом, икая и раскачиваясь из стороны в сторону, горько плакал старый одноухий гоблин. Он плакал об ушедшей навсегда молодости, о былой любви, затерявшейся где-то, об удачах, обернувшихся позором, о несбывшихся мечтах и вещих снах, оказавшихся обманом.
   И словно вторя старику, сочувствуя и соглашаясь с ним, по трактирному залу летела, как будто сама по себе, словно живя собственной жизнью, старинная каталонская баллада:
  
   "Былой отваги времена
   Уходят тихо прочь.
   Мелеет времени река,
   И на пустые берега
   Пришла Хозяйка-Ночь".
  
   Гоблин изредка всхлипывал и в такт песне стучал оловянной кружкой по столу, разбрызгивая пролитое вино во все стороны.
  
   Негромко прозвенел колокольчик, узенькая входная дверь распахнулась, и в pulperia вошёл новый посетитель весьма примечательной наружности.
   Роста - среднего, толст, широк и неповоротлив, одет в поношенный сюртук старинного фасона. Рыжая лопата-борода. На месте правого глаза - черная повязка, в левом ухе - массивная серебреная серьга, на боку - огромный тесак непонятного предназначения.
   Обладатель рыжей бородищи проследовал к самому дальнему столику, за которым одиноко завтракала молодая, очень скромно одетая девушка.
   Девушка была премиленькая - маленький веснушчатый нос, серые огромные глаза, спрятанные за учительскими очками, темные волосы, собранные в классический конский хвост.
   Я отправился в ванную комнату и срочно сунул голову под струю холодной воды.
   Дело в том, что я после третьей-четвертой рюмки горячительного начинаю воспринимать действительность в несколько иллюзорном, можно даже сказать - в совершенно романтическом виде.
   В чем тут дело - загадка природы. Но последняя рюмка виски была именно четвертой.
   Наспех стряхнув капельки воды с волос, я вернулся в обеденный зал.
   Гоблин, как и ожидалось, был вовсе и не гоблин, а даже наоборот - представительный и солидный мужчина преклонных лет.
   Естественно, господин этот вовсе не икал и из стороны в сторону не раскачивался, а сидел за столом чинно и благородно, зажав в руке фужер с белым сухим вином.
   Что касается наличия или отсутствия ушей, то установить это прямо сейчас было крайне проблематично - по причине наличия роскошной гривы седых волос, ниспадавшей на плечи сеньора.
   А вот сам трактир, носящий вычурное название "La Golondrina blanka*" (местный аналог "белой вороны" -?), крепкий дубовый стол и каталонская баллада являлись непреложными реалиями.
   Молоденькая мулатка, томно полу закрыв глаза, самозабвенно выводила:
  
   "И никого со мной в ночи.
   Кругом - лишь сизый дым.
   И в мире больше нет причин
   Остаться молодым".
  
   Симпатичная девушка и её экстравагантный ухажер, однако, никуда не исчезли.
   И многие посетители, почтившие в этот утренний час трактирчик своим присутствием, с нескрываемым любопытством наблюдали за этой приметной парочкой.
   Господин с пиратской внешностью неуклюже опустился на одно колено, достал из кармана сюртука небольшую желтую розу на коротеньком стебле, непривычно лишенном шипов, и, сказав несколько слов - неслышных для других посетителей, протянул цветок девушке.
   Она смотрела на своего неожиданного кавалера с весёлым удивлением.
   Но, совсем необидно.
   Так смотрят на старого верного дворового пса, неожиданно притащившего в зубах шляпу зануды-соседа.
   Девушка бережно взяла цветок, и одарила своего кавалера робкой улыбкой.
   Секунду-другую помедлив, она осторожно воткнула стебель розы в свои волосы.
   Тут случилось непонятное - и молоденькая сеньорита, и её кавалер как-то странно полу застыли, словно замёрзли, движения их стали замедленными и плавными.
   Медленно-медленно рыжебородый поднялся на ноги, девушка - и это её простое движение заняло как минимум десять секунд, - протянула ему на встречу руки.
   Они неловко застыли в этом стремлении друг к другу, и вдруг, какая-то неведомая сила, сопровождаемая негромким хлопком, отбросила их в разные стороны.
   Девушка была мгновенно опрокинута вместе со стулом на пол, мужчина отлетел метров на десять в противоположную сторону, пребольно ударившись об стену.
   Посетители немедленно бросились на помощь, и через минуту пострадавшие уже самостоятельно стояли на ногах.
   Очевидно, происшедшее не причинило им значимого вреда, только мёртвый жёлтый цветок неуклюже скорчился на полу.
   - Извините, Мэри, извините, - выдавил из себя мужчина.
   - Мне тоже очень жаль, Зорго, очень жаль..., - дрожащим голосом ответила ему девушка.
   Посетители кабачка деликатно отошли в сторону, о чём-то огорчённо переговариваясь.
  
   Легенда о Жёлтой Розе.
   Эта история произошла лет сто назад, а, может и все сто пятьдесят.
   Карибия тогда только-только обрела независимость.
   Сан-Анхелино назывался тогда как-то по-другому, и был то ли большой деревушкой, то ли маленьким посёлком, дававшим приют разным тёмным личностям и авантюристам всех мастей - пиратам, золотоискателям, охотникам за старинными кладами и преступникам, скрывающимся от правосудия стран Большого Мира.
   Белые, вест индийские негры, метисы, мулаты, дикие индейцы, всякие - в буро-малиновую крапинку....
   Та ещё публика, живущая весело и беспутно.
   А какое настоящее беспутство может, собственно говоря, быть, если женщин в деревушке практически и не было - так, несколько индианок, да толстая старая афроамериканка донья Розита, владелица трактира "La Golondrina blanka" - да, того самого.
   И вот, представьте себе, в католической Миссии, что располагалась рядышком с этим посёлком авантюристов, появляется девушка-американка необыкновенной красоты - высокая, стройная, молоденькая.
   Ухаживает в Миссии за больными, детишек индейских английскому языку обучает и в посёлке появляется только по крайней необходимости - в галантерейной лавке ниток-иголок купить, да, на почту наведаться.
   Звали её - Анхелина Томпсон, и была она такая хрупкая, грустная и печальная, что, глядя на неё, даже у бродячих собак на глазах наворачивались слёзы.
   Говорили, что её жених трагически погиб где-то, вот она от тоски и уехала служить Господу в далёкую Миссию.
   Разве это могло остановить местных головорезов, истосковавшихся по женскому обществу? Стали они все оказывать мисс Томпсон различные знаки внимания - цветы разные тропические охапками дарить, самородки золотые через посыльных мальчишек-индейцев предлагать.
   Только не принимала она никаких подарков, да и вообще ни с кем из местных кавалеров даже парой слов не перебросилась - идёт себе, глаза долу опустив, на вопросы и приветствия не отвечает.
   Лопнуло тогда у бродяг терпение. Однажды под вечер дружной толпой, человек в сто, пожаловали они к недотроге в гости.
   Жила мисс Анхелина в глинобитной хижине рядом с Миссией и выращивала на крохотной клумбе жёлтые розы - неизвестные тогда в Карибии, видимо с собой из Штатов черенки привезла.
   Вернее, роза была всего одна - остальные не прижились.
   Выдвинули пришедшие бандерлоги девушке недвусмысленный ультиматум - мол, либо она сама незамедлительно выберет своего избранника, либо всё решит честный жребий.
   Так ли, иначе - но свадьбе к заходу солнца быть.
   Грустно улыбнулась тогда Анхелина и спокойно так отвечает, мол, я, конечно, уступаю насилию, и выбор свой сделаю сама - срежу сейчас свою жёлтую розу и избраннику своему вручу.
   Радостно заволновались женихи, завопили в предвкушении спектакля.
   Взяла девушка у ближайшего к ней примата кинжал острый, осторожно срезала свою розу, тщательно шипы все со стебля удалила, и аккуратно воткнула розу - в свои волосы, кинжал - себе в сердце. И упала бездыханной.
   Долго стояли бандерлоги над мёртвым телом, стояли и молчали.
   Потом похоронили девушку, а над могилой часовню поставили.
   А, город нарекли - Сан-Анхелино.
   И стали все и повсюду выращивать жёлтые розы.
   Потом - как-то сама собой родился обычай: если мужчина хочет предложить девушке или женщине руку и сердце - он ей дарит жёлтую розу.
   Если она согласна - то пристраивает цветок в свою причёску.
   Вот здесь всё и начинается
   Видимо, дух невинно убиенной Анхелиты так и не нашёл покоя, всё бродит по городку да и вмешивается в дела любовные.
   Когда, например, мужчина неискренен, или намерения имеет нечестные, то тут же раздаётся хлопок, и виновник впадает в летаргический сон.
   Нет, не навсегда, каждый раз по-разному - видимо - в зависимости от степени нечестности.
   Кто-то десять минут спит, кто-то месяц.
   Ну, и с женщинами и девушками, которые цветок без должных на то оснований - то есть, без любви настоящей, принимают, то же самое происходит.
   Бывает, что и оба засыпают. Одна пара полгода проспала - потом одновременно проснулись, встретились, поглядели друг другу в глаза, а сейчас ничего - друзья закадычные.
   Говорите, Мэри и Зорго только в разные стороны отбросило, никто из них не уснул?
   Такое тоже бывает. Это значит, что намерения у обоих были искренними, но Высшие Силы всё равно вмешались - разные, значит, у них Судьбы.
   Хотя и жаль - красивая могла бы быть пара.
   Мэри - учительница в школе, скромная, добрая, приличная девушка.
   Зорго - капитан на парусной шхуне. Он в наших краях недавно, года три назад объявился. Туристов катает, грузы разные перевозит, иногда от скуки клады на островах ищет. Ни в пиратстве, ни в контрабандных делах замечен не был - редкость для Карибии нешуточная. Короче говоря - честный моряк.
   Жаль, что у них не сложилось, искренне жаль.
   А ещё бывает, когда девушка в свои волосы жёлтую розу, принесённую кавалером, втыкает - над Сан-Анхелино вдруг радуга загорается.
   Это значит, что всё хорошо, и Святая Анхелина этот брак благословляет.
  
   Эту Легенду, а, может, и не Легенду вовсе, рассказала мне сеньора Сара Монтелеон, очень красивая женщина "чуть" за сорок.
   Гордая осанка, грива роскошных чёрных волос, взгляд - когда в хорошем настроении - два голубых светлячка, когда изволит сердиться - две голубые молнии.
   Если честно, то она мне уже давно нравится.
   После этого её рассказа мне тут же захотелось подарить ей жёлтую розу.
   Вдруг, Святая Анхелина - будет к нам милостива, и над городом - загорится яркая радуга?
  
  
  
   04 - Тропическая математика-
  
   О том, как сеньора Сара Монтелеон осчастливила Сан-Анхелино своим многолетним присутствием, Вам расскажет любая местная picarilla, спросив за эту услугу совсем даже недорого - рюмку-другую местного aguardiente и маленький урок "настоящего" английского для своего попугая.
   История прекрасная и страшно романтичная, а суть ее заключается в следующем: самое эффективное в этом мире средство, обостряющее ум человеческий до невиданных высот, - это чашка кофе chigos, выпитая под черную карибскую sigaros в нужном месте, в нужное время и в правильной Компании.
   Итак, незадолго до Рождественских Праздников, мисс Сара Тина Хадсон, двадцатипятилетняя аспирантка кафедры Высшей Математики Университета города Нью-Йорка, грядущее светило точных наук, красавица и умница, чинно сидела в кондитерской "Пятая Авеню", что располагается на одноименной нью-йоркской улице, за чашкой жидкой бурды, которая по какой-то жуткой ошибке именовалась "кофе", и старательно продумывала сотый вариант решения знаменитой теоремы Ферма.
   В те времена, в так называемой интеллектуальной среде, это считалось достаточно модным и почетным занятием.
   Да и размер премии, обещанной каким-то толстосумом за правильное решение, если говорить откровенно, впечатлял.
   В этот ответственный момент, зловеще заскрипев, как говорят в модных романах о роке и неотвратимой судьбе, открылась дверь кондитерской, и в заведение вошел смуглый малый двухметрового роста.
   Судя по обветренному, украшенному двумя неровными шрамами лицу, вошедший был моряком, а его милый акцент, который проявился несколько позже, явно свидетельствовал о его испанском или вест индийском происхождении.
   Это был никто иной, как Симон Монтелеон, знаменитый в иных соленых водах капитан парохода "Ватерлоо", перевозившего особо стратегически важные для Карибии товары - бананы, апельсины и лимоны, коренной житель славного города Сан-Анхелино.
   Молодые люди познакомились и славно поболтали, выпив по чашечке вышеупомянутого светло-коричневого несладкого напитка.
   Случайно узнав, что эта отвратительная жидкость называется "кофе", моряк сперва удивился, потом рассердился, затем разгневался.
   Расстегнув долгополый походный сюртук, выхватил из-за широкого кожаного пояса весьма внушительный абордажный тесак и приставил его к горлу несчастного хозяина кондитерской, требуя объяснить смысл этой несмешной шутки.
   После последовавших затем незамедлительных и витиеватых извинений, благородный дон Симон решил простить глупого gringo и даже, достав из бездонного кармана своего сюртука изящную жестянку с неким ингредиентом, приготовил на кухонном примусе для всех желающих ковшик настоящего chigos.
   К этому моменту большинство посетителей благоразумно покинуло опасное заведение.
   Но мисс Сара Хадсон осталась сидеть на прежнем месте.
   Безусловно, она была несколько фраппирована поведением своего недавнего собеседника, но ничуть не испугана - ведь общеизвестно, что испугать шотландскую леди гораздо труднее, чем даже решить неразрешимую теорему Великого Ферма.
   - Милая Сара, - чуть смущенно проговорил неустрашимый морской волк, - Отведайте, пожалуйста, благородного chigos с карибских плантаций. В его вкусе - вся правда о моей прекрасной Родине. Сделайте глоток, закройте глаза - и Вы погрузитесь в мир прекрасных видений. Голубые далекие горы, полные неизъяснимой печали и зовущие в дорогу - прочь от родного очага, за неведомой призрачной мечтой, стада белоснежных лам, пугливых и грациозных, как наши детские сны, беспокойные, никогда не засыпающие джунгли, и море, Великое Карибское Море, Море Морей... О, мисс Сара, как жаль, что я не родился поэтом!
   Прикурив черную, непривычно длинную сигарету, Симон Монтелеон продолжил:
   - А если Вы, в перерывах между глотками chigos сделаете несколько затяжек этой черной карибской sigaros, то перед Вами могут открыться многие тайны мироздания....
   И тут произошло неожиданное.
   Изысканная, элегантная, по последней моде одетая нью-йоркская леди сделала маленький глоток chigos, и, поставив на столик свою чашечку, бестрепетной рукой, затянутой в тугую лайковую перчатку, решительно выхватила из пальцев оцепеневшего капитана sigaros и сделала глубокую профессиональную затяжку.
   Результат превзошел все ожидания.
   Глаза мисс Сары Хадсон широко распахнулись и засияли словно два самоцвета, собольи брови удивленно взлетели вверх, а маленькие карминные губы прошептали непонятные слова:
   - Эврика! Эврика! Эврика!
   Она быстро вскочила на ноги и, схватив со столика свою элегантную сумочку крокодиловой кожи, мгновенно выбежала из кондитерской.
   Дон Симон только растерянно хлопал ресницами, делая при этом руками какие-то непонятные движения явно извинительного характера, словно беззвучно призывая Господа - в свидетели своей полной невиновности в происшедшем.
   Как говорят в Сан-Анхелино охотники: "В чем ошибся ягуар уже не важно, важно, что кролик все-таки убежал".
   А Сару Тину Хадсон просто посетило озарение, она неожиданно нашла решение Великой Теоремы и срочно побежала домой, стремясь как можно скорей зафиксировать на бумаге свое неожиданное открытие.
   К вечеру все было записано, оформлено как надо, запечатано в конверт и отправлено почтой в город Лондон мистеру Джону Тревору, тогдашнему её жениху, который в поте лица трудился профессором высшей математики в одном из тамошних Университетов.
   Покончив с этим важным делом, усталая наследница славы Архимеда и Лобачевского, уснула сном ангела.
   Утром же выяснилось, что имеет место быть маленькая неприятность - за ночь решение теоремы напрочь Сарой Хадсон было забыто, и виной всему, по ее мнению был некий смуглый верзила с двумя крайне безобразными шрамами, который снился безостановочно всю ночь, рассказывая всякие байки о морских разбойниках, несметных сокровищах, зарытых в глубоких пещерах, об обезьянах, тапирах, аллигаторах и прочих глупых разностях.
   Это действительно была, на первый взгляд, просто маленькая неприятность - ведь решение было у Джона Тревора, который через месяц должен был прибыть в Нью-Йорк для официального предложения руки и сердца.
   Месяц прошел как один день.
   И вот долгожданная встреча любящих сердец.
   - Джон, Джон! - взволнованно щебетала девушка, радостно улыбаясь и теребя рукав смокинга своей будущей половинки, - Правда же мое решение просто великолепно и бесспорно? Ну, скажи же скорей. Правда?
   - Дорогая Сара, - несколько озадаченно проговорил сэр Джон, неодобрительно посверкивая стеклышком монокля, - Я, право, несколько удивлен. Ведь любой студент знает, что решения теоремы Ферма не существует, да и не может существовать. Как же ты, право...
   Стоп, Джон Тревол, - безапелляционно перебил его голос, в котором уже угадывались грозовые нотки, - Оставь свое мнение при себе. А мне - отдай, немедленно, отдай МОЕ решение. И - отдай немедленно.
   - Но дорогая, - ошарашено промямлил уважаемый и заслуженный профессор, - Я искренне подумал, что это твоя рождественская шутка. Розыгрыш, так сказать. Ну, я и.....
   - Короче говоря, - пророкотал громовой раскат, и профессору даже показалось, что где-то совсем рядом сверкнули две голубые молнии, - Ты выбросил его? Выбросил? Выбросил?
   - Ну, конечно, я...,- это были его последние слова в этом диалоге.
   Вы знаете, что такое настоящий гнев?
   Гнев ужасный, беспощадный, Гнев с большой буквы?
   Если Вы не встречались с по-настоящему разгневанной шотландской леди - Вы не знаете о гневе ничего.
   Первый удар, нанесенный закрытым дамским зонтом, сбил с сэра Джона его черный котелок; после второго разлетелся на тысячи мелких осколков его монокль; после третьего...- впрочем, будем милосердны - кровожадность ныне не в почете.
   После этого инцидента о свадьбе и речи быть не могло.
   Но вовсе не это беспокоило нашу воительницу.
   Гораздо более важная и неразрешимая проблема стояла перед ней - в Нью-Йорке, этом великолепном Мегаполисе, где, казалось бы, есть все, везде и всегда, невозможно было
   достать ни chigos, ни sigaros. А как без этих волшебных помощников вспомнить секрет решения Великой Теоремы?
   Проблема разрешилась как-то сама собой.
   Села мисс Сара Тина Хадсон на первый же фруктовый пароход и отправилась в экзотическое путешествие с конечной точкой маршрута в захудалом городке Сан-Анхелино, что расположился где-то между тропиком Рака и тропиком Козерога.
   Дальше случилось то, что случается в этих местах всегда и со всеми.
   Увидела молоденькая жительница Нью-Йорка великое Чудо слияния Неба и Моря в Единую Сущность, да и забыла и о теореме Ферма, да и вообще обо всех и всяческих теоремах.
   А, кроме того, вышла замуж за морского бродягу Симона Монтелеона, который, к несчастью, лет тринадцать тому назад сгинул где-то на просторах Карибского моря - не вернулся старенький пароход "Ватерлоо" в порт приписки.
   Как рассказывают местные старожилы, в тот момент, когда наречённая вдевала в свою свадебную причёску жёлтую розу, над Сан-Анхелино появилась шикарная многоцветная радуга, досель и после этого - невиданная....
   Детей у них не было, но сеньора Сара Монтелеон не вернулась в Большой Мир, живет себе в маленьком белом домике под красной черепицей, ухаживает за крохотным апельсиновым садом, и каждое утро выходит на городскую набережную - все ждет своего двухметрового верзилу с двумя симпатичными шрамами на смуглом обветренном лице.
   За это все жители нашего городка ее безмерно любят и уважают......
  
  
  
   05 - Джедди и Маркиз - или о том, как рождаются Революции и Карнавалы -
  
   Джедди подбросили к порогу дома семейства Монтелеон лет двенадцать тому назад, как раз через год после того, как дон Диего затерялся где-то в морских лабиринтах.
   За окнами царила чёрная-чёрная ночь, самая чёрная из всех ночей, какие доводилось видеть капитану Сиду в своей жизни.
   Бушевала гроза - бешенная и страшная, полная миллионами молний и воя сумасшедшего ветра, дувшего с Дальних Гор.
   В дверь постучали, и, одновременно с этим, где-то совсем рядом раздался странный долгий звук - то ли зов охотничьего рога, то ли плач трубы джазового музыканта.
   Зарядив, на всякий случай, старинное фамильное ружьё крупной картечью и предварительно взведя оба тугих курка, отважная сеньора Сара Монтелеон резко распахнула дверь.
   Сверкнула яркая молния, и в её свете предстала странная картина - около каменных ступеней крыльца стояла кованая колыбель непонятного чёрного металла изысканной тонкой работы - почему-то, с первого взгляда, было понятно, что вещь эта старинная, а вернее - очень и очень древняя.
   В колыбели лежало нечто, завёрнутое в серую, дурно пахнущую шкуру непонятного зверя, и жалобно стонало-всхлипывало.
   Когда, чуть позже - уже в столовой, сеньора Сара осторожно развернула мокрую шкуру, капитан Большой Сид - карибский шкипер, старый бесстрашный морской бродяга, повидавший всего и всякого, гостивший в ту пору на берегу по причине пулевого ранения в правое плечо, испуганно подпрыгнул, ударился головой о низкую потолочную балку и отчаянно заикал.
   К слову сказать, окончательно пришёл в себя капитан не раньше, чем через час, употребив для этого адекватное количество универсального лекарства моряков всех стан и народов, а именно - пинты две-три чёрного ямайского рома.
   Я давно уже заметил, что порой самые бесстрашные герои, могут испытывать порой чувство страха - и именно безмерное удивление виной тому.
   А тут было чему удивляться: на серо-серебристой мохнатой "пелёнке" лежал младенец мужского пола, (что было установлено однозначно) - крохотное, морщинистое, но достаточно упитанное тельце с ярко-оранжевой кожей, равномерно покрытой тёмно-русой шёрсткой - включая ступни кривых шестипалых ножек и ладони толстеньких коротких (но все же, хвала Создателю - пятипалых) ручонок; абсолютно гладкое круглое личико с широким улыбающимся ротиком, полным жёлтых острых зубов (ну, никак не "зубиков"); огромные, вполне разумные, если не сказать большего, тёмно-фиолетовые глаза; и главное - совершенно круглые, непропорционально большие - в нашем обычном понимании - жёлто-лимонные уши.
   Зрелище, конечно, было ещё то, но, как говорится, человек тем и отличается от животных, что ко всему, даже к самому необычному и необъяснимому, привыкает достаточно быстро.
   Так вот, жители Сан-Анхелино к такому креативному виду Джедди привыкли уже года через три-четыре после его неожиданного появления.
   Изменился он с тех пор несильно, разве что подрос немного - вплоть до полутораметровой отметки, да шёрстка стала чуть погуще, да уши чуть пропорциональней смотреться стали - растут, наверное, всё же медленнее, чем другие части тела. Вот только - никак не соглашается обувь надевать, всюду босиком бегает. Из чего у него подошвы? Непонятно, право, говорят - на них тоже шёрстка растёт знатная.
   Некоторые умники считают, что по своему происхождению Джедди - обычный хоббит.
   Ну, из тех, что так увлекательно описал мистер Дж. Р.Р.Толкинен.
   А что, эта гипотеза ни сколько не хуже, чем рассуждения (тоже имеющие место быть) о домовых, троллях, инопланетянах и обезьянах.
   Как бы там не было, парнишка он шустрый и добрый, все в городке его любят.
   Да и способностями Джедди не обделён - легко болтает по-английски и по-испански, читает всё подряд, логикой не обделён.
   А слух у него, обоняние, острота зрения - любой индейский охотник за аллигаторами позавидует. Да и как же иначе - чистокровное дитя природы, судя по всему.
   Колыбельку и шкуру сеньора Сара показывает всем многочисленным гостям дома семейства Монтелеон.
   Но никто из этих уважаемых личностей - ни скитальцы морей, ни кладоискатели и рудознатцы, ни учёные-путешественники, ни, даже - могучие вожди индейских племён - не смогли помочь в разрешении этой тайны - до сих пор название металла, из которого изготовлена колыбель, не установлено, как не опознано и животное, носившее некогда необычную серо-серебристую шкуру.
   Ну, а здоровенный камышовый кот по прозвищу Маркиз, появился года два назад, уже при мне.
   Дело было так.
   В один погожий летний денёк нагрянула в Сан-Анхелино La Expidicion.
   La Expidicion - это четверо толстых и смешных иностранцев - то ли немцев, то ли каких-то там ещё шведов или бельгийцев. Все четверо одеты в короткие штанишки ("шорты" - называются), чёрные высокие ботинки со шнуровкой, плотные брезентовые зелёные куртки и белые пробковые шлемы - такого в этих краях ещё никто не видел, поэтом популярность La Expidicion в Сан-Анхелино была необычайной - бело-лимоно-жёлто-буро-чёрная толпа зевак следовала за странными иностранцами по пятам.
   Необычен был и багаж пришельцев - кроме многочисленных баулов и чемоданов - около сотни больших металлических клеток с очень толстыми поперечными прутьями и крепкими запорами.
   Долго в городке экспедиционеры не задержались - не торгуясь, скупили всех имеющихся в наличие мулов, разнообразное продовольствие и снаряжение, наняли в качестве проводников и помощников на-все-руки дюжину местных бездельников, - и отбыл, сей немалый караван - только для перевозки клеток потребовалось более сорока мулов - в джунгли - в неизвестном направлении, с неизвестной целью.
   Прошёл месяц, в течение которого все жители Сан-Анхелино изнывали от любопытства - для чего же всё-таки loko gringo отправились в джунгли? Уж больно клетки имели внушительный вид - явно предназначались не для попугаев или иных пернатых пленников.
   И вот свершилось. По улице Гроба Господня, центральной улице городка, выступала странная процессия - усталые и явно испуганные мулы, нервно тряся ушастыми головами, везли клетки, в которых сидели, лежали и стояли дикие камышовые коты и кошки - совсем ещё котята и здоровенные матёрые особи, полосатые и одномастно-бурые, вопящие на все лады и гордо молчавшие, презрительно сплёвывающие по сторонам.
   - Valgame dios! - Многоголосо выдохнула удивлённая толпа любопытных, не готовая определить сразу своё отношение к происходящему.
   Дикие камышовые коты (да, впрочем, и кошки) - создания достаточно злобные и нелюдимые. Но всё же, здесь их уважали - обитали они в самых болотистых местах джунглей, не привлекающих людей, жили очень скрытно, никогда не появлялись в человеческих поселениях, но, зато, и никогда не воровали из охотничьих капканов кроликов и перепёлок - а ведь даже ягуары такой лёгкоё добычей не брезговали.
   Короче говоря, камышовых котов воспринимали как пусть и нелюбимых, но всё же достойных соседей, и поскольку попадались они на глаза достаточно не часто - то и как некую редкую достопримечательность джунглей, о которой принято рассказывать всякие байки и небылицы за дружескими посиделками.
   А тут - сотни этих "достопримечательностей" - в клетках чужеземцев, за крепкими запорами.
   Заволновались горожане, заспорили.
   Уже через час Выборные, во главе с самим Comandante,уверенно вошли в холл отеля
   "El Nacional", где квартировала La Expidicion, дабы потребовать однозначных объяснений.
   Многочисленные сторонники правдоискателей, уже, на всякий случай и согласно местному обычаю, наспех вооружённые - кто кухонным ножом, кто булыжником, выдранным из мостовой, рассредоточились по ближайшим улочкам и застыли в нетерпеливом ожидании.
   Народы, рождённые под тропическими созвездьями, всегда склонны к поиску правды, а если эти поиски ещё и сопряжены с возможностью "побряцать оружием" - то и удовольствие можно получить двойное.
   Однако, на этот раз - сорвалось.
   Минут через десять Comandante задумчиво вышел из отеля, забрался на пустующий постамент памятника Великому Диктатору - сам памятник был сброшен с постамента много-много лет назад во времена какой-то давнишней, уже всеми позабытой Революции, - и объявил всем собравшимся:
   -Уважаемые граждане Сан-Анхелино! Я, Comandante Педро Гонзалес, подтверждаю, что
   La Expidicion, руководителем которой является уважаемый профессор Бруно, действует строго в рамках Лицензии, выданной в Столице и подписанной секретарём самого El Senor Presidente. Эта Лицензия разрешает профессору Бруно отловить в джунглях сколь угодно много диких камышовых котов и кошек, которые беспошлинно и безприпятственно могут быть вывезены за пределы Республики, так как должны в дальнейшем, - назидательно поднятый вверх палец, - Послужить благородным целям на благо всего человечества - а именно, являться, я бы сказал, подопытными единицами при проведении профессором Бруно важных медицинских опытов по созданию чудодейственной вакцины практически ото всех болезней. Поэтому, учитывая законность действий La Expidicion и осознавая особую значимость опытов уважаемого дона Профессора, военные власти Республики - в моём лице - берут La Expidicion под свою охрану, и полувзвод солдат будет выставлен на охрану имущества уважаемых господ незамедлительно! Инцидент - полностью исчерпан! Прошу, настоятельно прошу уважаемых сограждан разойтись по домам! Viva El Senor Presidente!
   "Большая бумага" в мирное время, пока не предвидится очередная Революция, или какая-нибудь иная заварушка, для жителей тропических стран - авторитет непререкаемый.
   Медленно и уныло расходились несостоявшиеся защитники дикой природы - кто домой, кто в ближайшую pulperia - дабы стаканчиком-другим поправить испорченное настроение, вставляя попутно булыжники в пустые гнёзда мостовой.
   И только Джедди не успокоился. Уверенно вошёл он в здание Суда (скромную хижину из терракотового местного кирпича, крытую пальмовыми листьями) - как раз был день приёма от населения прошений и жалоб, - и обратился к Судье - дону Сезару Мерри - старому грузному негру, мирно дремавшему в одиночестве и прохладе, с просьбой неожиданной и дерзкой, а именно - возбудить судебное преследование в отношении профессора Бруно и секретаря самогоEl Senor Presidente.
   - Уважаемый сеньор Судья, - настойчиво вещал Джедди, - Даже любой ребёнок в Сан-Анхелино знает, что медицинские опыты gringo ставят на мышах и собаках. Причём здесь камышовые коты? Здесь явный обман и мошенничество. Даже последняя обезьяна из джунглей понимает - los gatos пойдут либо на шубы белым женщинам, либо там ещё на что - кто этих gringo разберёт.
   Судья морщился, хмуро очищая спелый банан.
   Джедди не унимался:
   - Я считаю, что дон секретарь El Senor Presidente явно взял взятку - очень большую взятку! - бедный Судья Мерри чуть не поперхнулся бананом, - И доказательство тому - тот факт, что вывоз los gatos осуществляется беспошлинно! Дон Мерри! Вы меня знаете -
   я всю Конституцию Республики наизусть знаю, Законы многие прочёл. Нет там такого положения, что бы вывозить за границу что-либо беспошлинно! Нет! Чем хотите - клянусь! Наложите на момент расследования арест на los gatos, иначе завтра их уже увезут!
   Судья откашлялся, помолчал минуты две-три, и, глядя на юного бунтаря грустными глазами, имевшими цвет горького французского шоколада, неторопливо произнёс:
   - Право, Джедди, не горячись. Ты ведь мальчик умный, Конституцию и Законы читаешь.
   Значит, должен знать, что "большая бумага"- Судья многозначительно поднял вверх указательный палец правой руки, - Это, брат, "большая бумага". Не могу я, дружок, арестовать твоих los gatos, права не имею. Запрос в Верховный Суд могу направить, дня за два он до Столицы дойдёт - рассмотрят его за месяц-другой, своё решение сообщат. Когда ты говоришь, La Expidicion отбывает в свои земли северные? Завтра? Ну вот, сам видишь - Судья извинительно развёл руки в стороны и многозначительно замолчал.
   Уныло повесив свою ушастую голову на грудь, сгорбившись, Джедди медленно двинулся к выходу - случилось то, что всегда случается, когда безрассудный юношеский максимализм встречается с грубыми реалиями взрослой жизни, втиснутой в узкий сюртук Правил, Законов и Уложений, перетянутый к тому же жёстким поясом Предписаний и Инструкций.
   - Постой же, юный несмышлёныш, - пробулькал меж тем старый негр, - Вернись сейчас же.
   Когда Джедди снова подошёл к нему, просительно заглядывая в глаза, словно бездомная собака, которой показалось, что и у неё - несчастной и всеми брошенной, вдруг появился Добрый Хозяин, который предлагает ей на вечные времена тёплую подстилку у двери (с внутренней стороны, конечно,) и миску с вкусными мясными объедками - каждый вечер, Судья произнёс голосом ясным и строгим:
   - А теперь, мальчик, ты возьмешь бумагу и перо, и изложишь всё то, что говорил раньше - причём, постарайся написать обо всём как можно подробнее и грамотнее. Ведь ты, - здесь Судья неожиданно по-доброму улыбнулся, - и Конституцию читал, и Законы разные знаешь. А после этого сходишь в ближайшую харчевню - только в хорошую, дорогую, - и приведешь трёх солидных граждан нашей Республики, которые согласились бы стать твоими Свидетелями-Поручителями, - смотри, чтобы они хоть грамоту знали.
   - Но ведь Вы же сами сказали, дон Мерри, что времени не хватает, что ничего уже не исправить, - здесь глаза Джедди недоверчиво и недобро прищурились, - Неужели Вы решили немного поиграть в бюрократию и на всякий случай прикрыть свой..., - тут мальчишка невольно запнулся - откровенно грубить старшим он научен не был, воспитание не то, - Ну,...ну,.., сами знаете, что - от возможных в будущем неприятностей?
   И тогда старый, заслуженный Судья дон Сезар Мерри сказал Чеканную Фразу, доказывающую, что и среди Судей встречаются иногда далеко неглупые люди.
   Глядя величественно и строго в глаза юного наглеца, он произнёс:
   - Юность глупа и безрассудна. Она вольна делать беспочвенные предположения, менять суждения, совершать исправимые, или неисправимые никогда, ошибки... Бог ей судья. Но старость, если это, конечно, мудрая, а не впавшая в маразм старость - ошибаться права не имеет. Никогда. Она обязана точно знать всё наперёд. Иди, дружок, делай, что велено.
   И, Джедди сделал то, что велено было - написал подробнейшее, на шести страницах, Прошение на имя самого El Senor Presidente, сбегал во всё ту же "La Golondrina blanka" и привёл с собой трёх, безусловно безупречных Свидетелей - Поручителей: милейшего и тишайшего капитана Большого Сида, гостившего на берегу по случаю пулевого ранения в левое, на этот раз, плечо; дона Сильвестра Кастро - в прошлом наглого и беззастенчивого контрабандиста, а ныне - уважаемого начальника городской таможни; и, наконец, мистера Джека Рида - Председателя Правления банка "Честные Деньги" - в далёком-далёком прошлом, специалиста по вскрытию бронированных ящиков самого различного назначения.
   Эти уважаемые джентльмены без колебаний и раздумий торжественно заверили своими подписями - как своё полное согласие с Прошением Джедди, так и сам факт подачи сего Прошения Судье дону Сезару Мерри в означенный день от Рождества Христова.
   Мудр и прозорлив был Судья Мерри - пригодилось это всё, и очень и очень скоро.
   Вечером этого же дня взял Джерри у мистера Джона Рида чемоданчик с некими инструментами, сохранёнными уважаемым банкиром сугубо в качестве сувениров, глядя изредка на которые так приятно было повспоминать дни бурной молодости. И, пользуясь тем, что охранники, приставленные Comandante к гостинице "El Nacional", беспечно ушли праздновать именины капитана Большого Сида - больно уж настойчиво капитан приглашал, беспрепятственно вскрыл хлипкие двери гостиничного склада, где хранились клетки с полосатыми пленниками, открыл все запоры - да и выпустил кошачью братию на все четыре стороны.
   Сошло бы, возможно, всё это Джедди с рук, да вот только коты, оказавшись на воле, подняли невообразимый вой. Это они пели гимн Свободе - единственному и поэтому бесценному достоянию кошачьей нации, - людям, погрязшим в своих мелких стремлениях к золоту, особнякам, модным машинам, власти и прочей дребедени, уже нипочём и никогда не понять, что такое она есть - Свобода, и какова её ценность.
   Как бы там ни было, на все эти оглушительные вопли немедленно прибежали представители власти, да и "повязали" Джедди, как говорится, "с поличным".
   Посидел он недельку в каталажке - а там уже и суд - не принято в Сан-Анхелино всякие там долгие расследования: попался, посидел-подумал - пожалуйте в суд, дабы участь свою узнать.
   Дело это вызвало в Сан-Анхелино интерес самый, что ни наесть повышенный.
   Поскольку здание Суда чисто физически не смогло бы вместить всех честных горожан, пожелавших принять участие в Слушаниях, местные власти обустроили на одном из заброшенных пляжей специальную площадку - для Судьи Мерри была возведена из дорогущей импортной фанеры вполне достойная трибуна; для подсудимого смастерили широкую скамью из толстых пальмовых досок и глинистого местного кирпича, зрители же были вынуждены довольствоваться хлипкими ящиками из той же пальмовой древесины, служащими в другое время по своему прямому назначению - для перевозки в северные страны разнообразных тропических фруктов.
   Злые языки утверждали потом, что кое-кто из местных чиновников весьма даже неплохо "погрел руки", списав на обустройство сего выездного Заседания Суда кругленькую сумму из казённых средств.
   Само же Заседание прошло просто бесподобно - как утверждают некоторые местные патриоты, его описание в дальнейшем даже вошло в некоторые иностранные учебники, по которым в далёких странах обучают прыщавых юношей высокому искусству "юриспруденции".
   Достопочтимый Судья Мерри выслушал потерпевшую сторону в лице почтенного профессора Бруно, походившего в этот момент на рассерженного торговца-менялу, которому подлые туземцы вместо обещанного изумруда в двадцать карат (за последний, кстати, уже по честному было уплачено десятью крупными жемчужинами, изготовленными из качественной чешуи сельди) - подло всучили кусок шлифованного бутылочного стекла.
   Опросил свидетелей-зевак, не спавших в ту памятную ночь по самым различным причинам, и стражей порядка, принимавших непосредственное участие в задержании опасного преступника.
   Глубоко задумался, перебирая своими толстыми пальцами некие бумаги, бумажки и бумажонки, не торопясь, закурил толстенную сигару, откашлялся, и, голосом Бога, изгоняющего слабовольного Адама и беспутную его подругу Еву из благословенного Рая, произнёс:
   - Высокому Суду всё ясно. На лицо грубое и циничное преступление, нанёсшее значительный урон собственности как лично дона Бруно, так и всей уважаемой La Expidicion в целом.
   Глухой ропот непонимания пронёсся над толпой - большинство собравшихся целиком и полностью были на стороне Джедди, одобряя его поступок. Да и вообще: Джедди - свой, Судья - свой, los gatos - свои, а La Expidicion - люди здесь чужие, поэтому подразумевалось, что и Процесс судебный пойдёт по другому, с акцентом на юный возраст подсудимого и его вполне простительное непонимание - по молодости лет - таких важнейших понятий, как "неприкосновенность частной собственности", "финансовые убытки", "недополученная прибыль" и пр.
   Видимо, уловив настроение толпы, прозорливый дон Мерри продолжал:
   Особенно мою грусть вызывает тот факт, что это беспримерное преступление совершил человек молодой, и даже - юный, - слушатели стихли и насторожились, - До каких пор, я вас спрашиваю, молодёжь будет наплевательски относится к нашим фундаментальным ценностям? Не пора ли дать этим анархическим настроениям достойный, жесткий отпор? - Вопрошал Судья.
   - Кстати, - это он уже обратился к секретарю Заседания, вялому молодому человеку с лицом цвета недозрелого лимона, - Я настоятельно прошу записывать все мои слова скрупулезно и точно, дабы в случае жалоб одной из сторон на мои действия и решения, вышестоящий Суд мог бы в кратчайший срок разобрать эти жалобы беспристрастно и справедливо, - судья закрепил эту свою просьбу могучим ударом специального судейского молотка по чугунной сковородке.
   В наступившей после этого тишине, дон Мерри продолжил:
   - Учитывая все вышеназванные особенности этого необычного преступления, я рассмотрел возможность применения в этом случае наказания, предусмотренного 6-ой Статьёй 7-го Уложения Кодекса Республики. А именно, - нацепив на свой мясистый нос пенсне и взяв в руки соответствующую бумагу, Судья процитировал, - " В отношении лиц, совершивших на территории Республики с особым цинизмом преступления в отношении к общественным Устоям, повлёкшие за собой нанесение значительного материального, либо финансового урона частной собственности и благосостоянию, как граждан Республики, так и лиц иностранного подданства, предусматривается наказание, - - пауза, которую выдержал старый дон Сезар была бесконечна - все великие актёры, как старой школы, так и современные выскочки, отдыхают, - В виде каторжных работ от 20-ти до 50-ти лет - на усмотрение Судебных Властей Республики.
   Вздох негодования вознёсся над белыми песками заброшенного пляжа, эхом отразился от голубой глади моря, пронёсся над банановыми рощами и апельсиновыми садами, и затих где-то вдали - над незримой границей между влажными беспечными джунглями и хвойными лесами Предгорий.
   На смену вздоху пришли вопли, крики и проклятия.
   Именно так под Южным Крестом и начинаются Революции, главным катализатором которых всегда выступает Её Величество Вопиющая Несправедливость - именно Вопиющая, Наглая, Бессмысленная - потому, зачастую, и искусственная, умело созданная специально обученными людьми для решения локальных проблем, возникающих иногда среди участников Большого Бизнеса.
   - Молчать, висельники! - надрывался Судья, непрерывно стуча своим молотком в сковородку, - Молчать, уродцы грязные!
   Бросив бесполезный молоток, старик выхватил из кармана мантии старый добрый кольт 45-го калибра с перламутровой рукояткой и открыл беглую стрельбу поверх голов недовольных.
   Наведя столь координальным образом относительный порядок, судья продолжил, всё ещё напрягая голос, так как ропот и перешептывания всё ещё причудливо перемещались неким эфирным облаком между рядами зрителей:
   - Повторяю для идиотов. Я рассматривал, - сказано очень акцентировано, дальше - ещё одна гениальная пауза, - Такую ...э-э возможность. Но, - ещё один раз в полной звенящей тишине всё актёры мира были безжалостно посрамлены, - Всплыли дополнительные обстоятельства, которые заставляют посмотреть на это дело с иной точки зрения.
   Противно скрипя, по песку задвигались пустые фруктовые ящики под нетерпеливыми задами внимательных слушателей.
   Уже никуда не торопясь, грассируя и откровенно наслаждаясь происходящим, мудрый Судья Мерри, всеобщий любимец как до, так и после освещаемых событий, не торопясь, зачитал окончательно заинтригованной публике уже упомянутое ранее Прошение Джедди в адрес El Senor Presidente, заверенное надлежащим образом подписями трёх весьма уважаемых граждан Сан-Анхелино.
   - И вот теперь, уже окончательно учитывая все обстоятельства этого крайне запутанного дела, я принимаю Решение, - голос Судьи сорвался на фальцет от осознания всей исторической важности Момента, - Перед Вами, господа мои, не какой-то там юный беспринципный el anarchist , решивший нанести Обществу оскорбление, поправ основополагающие Устои. Нет, перед Вами - юный el patriota, перешедший в своём стремлении отстоять финансовые интересы своей Родины, некие Границы Закона. Да, наша Конституция не позволяет - и я это скрупулезно проверил - беспошлинно вывозить за пределы страны её природные богатства. Но Закон - есть Закон, и даже из самых благих намерений нарушать его безнаказанно нельзя никому.
   Одобрительное хмыканье и ехидные хлопки из партера, галёрка и ложи по понятным причинам отсутствуют.
   - Поэтому, в данном случае, я склонен применить к подсудимому наказание, предусмотренное 24-ой Статьёй Особого Уложения Кодекса Республики, - профессор Бруно, почуяв неладное, тихо и незаметно для окружающих, стал отступать в сторону городка.
   - А именно, - публика уже откровенно скалилась, предчувствуя Торжество Справедливости - прекрасный повод устроить грандиозную попойку со всеми вытекающими, - " В отношении лиц, деятельность которых на территории Республики, безусловно, была направлена на благо Республики - во всех проявлениях этого понятия, - монотонно продолжал Судья, - Но, ввиду излишней старательности и непродуманности действий, привела к значительному материальному, либо финансовому урону частной собственности и благосостоянию как граждан Республики, так и лиц иностранного подданства, предусматривается наказание, - в этот раз пауза не удалась - жидкие аплодисменты и скабрезные выкрики превратили серьезную классическую пьесу в не менее классический водевиль, - В виде штрафа в 100 реалов (стоимость двух корзин апельсинов), либо в виде двухнедельного заключения в муниципальной тюрьме - на усмотрение Судебных Властей Республики.
   Мир взорвался от восторженных воплей - вот так под Южным Крестом и рождаются Карнавалы - первые лет двадцать все ещё помнят, по какой причине именно в этот день года происходит Карнавал, лет через пятьдесят появляются две-три противоречащие друг другу версии, а лет через сто - во избежании трений и споров, карнавалу присваивается имя какого-нибудь Святого.
  
   Карнавалы - и - Революции...
   Суть - одно...
   Под Созвездьями южными
   Всё - смешно...
   Революции - и - Карнавалы,
   Остальное - беда....
   Но, плывут по морям - Каравеллы,
   Лишь - туда...
   Где, лишь скучно - станет под южными
   Под Созвездьями теми - всегда
   Карнавалы и Революции
   Начинаются - навсегда.....
  
   "Карнавал Святого Джедди, Покровителя диких камышовых котов" - чем плохо?
   Ну, так вот, пока Джедди две недели отдыхал в местной тюрьме, - Сан-Анхелино гулял от души на зависть всем соседним городам, городкам и прочим поселениям.
   Прелесть ситуации заключалась в следующем - хотя Джедди и был главным героем этой истории, сиделось ему в тюрьме сперва довольно-таки тоскливо - одиноко и даже голодно, - в связи с всеобщим весельем, об узнике все, включая тюремщиков, просто-напросто забыли.
   И вот, где-то через сутки после водворения незадачливого борца за справедливость в то место, от которого никому не стоит зарекаться, когда голод уже давал знать о себе самым недвусмысленным образом, - смерть от жажды несчастному не грозила - в уголке его камеры из земляного пола бил крохотный родник, беспрерывно наполняя маленькую каменную чашу живительной влагой, - в вентиляционном штреке, питающим камеру свежим воздухом, раздался странный шум - скрежет от соприкосновения чего-то острого с каменной кладкой, отчаянное фырканье, усталые тяжёлые вздохи.
   Где-то через минуту из вентиляционного отверстия в потолке выпал, ловко приземляясь на все четыре лапы, здоровенный камышовый котище, держащий в зубах жареную куропатку, очевидно, где-то ловко позаимствованную.
   Неожиданный гость, приветственно проурчав что-то неопределённое, грациозно проследовал к кровати, на уголке которой восседал Джедди, и аккуратно положил принесённый провиант на грязную тюремную подушку.
   - Мр-р-р, - деликатно, с чувством собственного достоинства, заявил кот, недвусмысленно двигая лапой аппетитную куропатку к оголодавшему мальчишке, - Мр-р-р - Мяу.
   Разночтений быть не могло - благодарный спасённый принёс своему спасителю, заключённому злыми людьми в узилище и обречённому на голодную смерть, скромный, но спасительный, подарок.
   Последующие дни заключения друзья провели вместе - выбраться коту обратно - в виду его солидного веса - по вертикальному штреку не представлялось возможным.
   Слава Богу, о Джерри очень скоро вспомнили, и недостатка в продовольствии больше не было. Когда надзиратели приносили в камеру еду - кот, к тому времени уже получивший за свои аристократические манеры и врождённую деликатность прозвище "Маркиз", скромно прятался под кровать.
   Поэтому, в час назначенный, разномастная толпа встречающих была нешуточно удивлена - освобождённых оказалось двое - на плече Джедди, переступившего тюремный порог, преспокойно сидел, свешивая свой длиннющий хвост чуть ли не до земли и презрительно щуря на зевак зелёные глазища, здоровенный полосатый котище.
   Вопрос о дальнейшей судьбе кота вроде бы и не стоял, но сеньора Сара Монтелеон, дабы соблюсти видимость строгости и чопорности - непреложных атрибутов La Casa desente, любезно предложила Маркизу пройти в её комнату на собеседование. Через непродолжительное время, донья Сара - с Маркизом на руках, прошествовала в гостиную, где и объявила всем присутствующим там друзьям и родственникам, что отныне сей кот является полноправным членом семьи, и более того - находится под её личным патронажем, и горе тому, кто попытается обидеть её воспитанника.
   Клянусь честью, но глаза наглого котяры - а я тоже удостоился чести наблюдать за этим торжественным событием - откровенно смеялись, а пушистые усы топорщила хитрющая улыбка.
   Примерно через месяц Маркиз неожиданно исчез. Чёрные мысли, нелепые серые предчувствия, жёлтое удивление - верные спутники любой незваной разлуки.
   Но ничего страшного и невозвратного не произошло.
   Не закончилось ещё и трёх полных циклов преображения Луны, как кот снова уже сидел на пороге дома семейства Монтелеон, а на его шее - на массивной цепочке, висел внушительный золотой медальон, испещрённой по краям непонятными древними письменами. А в центре медальона был искусно выгравирован цветок розы - понятно, что жёлтой - раз на золоте.
   Медальону суждено было повторить путь жареной куропатки - Маркиз нагнул свою массивную голову, стряхнул золотое украшение на каменные плиты и лапой ловко подвинул подарок к ногам опешившего Джедди.
   Ну и кто после этого скажет, что кошки создания неразумные, в гордыне своей позабывшие, что есть такое - благодарность?
   Открыть медальон - а внутренняя пустота чётко простукивалась - до сих пор не удалось, как, впрочем, и прочитать письмена на нём, хотя Чабес - индеец из какого-то горного племени, уверяет, что видел похожие значки, высеченные на древней каменной пирамиде, спрятанной где-то в самом сердце джунглей.
  
  
  
   06 - Чёрный снег, хрустальные слёзы -
  
   - Вот, Андрес, видишь - со мной всё в порядке. И волновались вы все абсолютно напрасно, - дедушка Аугусто поворочался, поудобнее устраиваясь среди многочисленных белоснежных подушек, - Я вполне ещё здоров для своих лет. Жаль только, собственный юбилей пришлось провести в больнице.
   По правде говоря, дед выглядел не очень - бледное изможденное лицо, усталые глаза в красных прожилках. Что же Вы хотите - такой сильный сердечный приступ в девяносто лет - это совсем даже не шутка.
   - А Джедди, представляешь, мне отличный подарок сделал, - продолжал старик, - Помнишь ту каменную плиту с письменами, что мы с доном Романо отыскали лет двадцать назад в заброшенном городе майя? Помнишь? Так вот - Джедди перевёл, что на ней написано! Полная фантастика! Там какой-то древний индеец рассуждает о сущности Смерти. Потрясающе! Ты вот послушай.
   Дед Аугусто откашлялся, прищурил левый глаз и торжественно произнес, словно молитву прочёл:
  
   "Черный снег. Хрустальные слезы.
   Хрустальные слезы на черном снегу.
   Но это еще не конец, нет.
   Мир еще осязаем. И слышна еще печальная свирель.
   Но вот хрустальные капли мутнеют, трескаются и превращаются в серую пыль.
   Светлая музыка стихает.
   Остается только черный снег.
   И звенящая тишина"
  
   В отличие от своего деда, я в литературных изысках совершенно не силен - мне более привычно по джунглям прогуляться, или там клады старинные по островам поискать, но, чтобы не огорчать старика, я вежливо присоединился к его восторгам по поводу сего индейского опуса.
   - Так вот, Андрес, мир для меня еще весьма осязаем. И флейта слышна отчетливо! - Возбужденно затараторил дед, который всю свою жизнь слыл записным болтуном, - Поэтому я умирать пока совершенно не собираюсь. Кстати, дня через два к нам приезжает дон Романо - тут для него образовалась одна прелюбопытная загадка.
   Слышал, как неделю назад погиб Буго-Пройдоха? Из-за этих котов, про которых в газете писали? Нет? Ах, да, ты же всё по горам болтаешься, жилу свою золотую ищешь. Ну ладно, после расскажу.
   Дед торопливо налил в медицинскую мензурку из высокой бутыли остро пахнущий настой валерианы, выпил единым махом - словно как в молодости - стакан рома.
   - Давай, зови Томаса! - Старик от нетерпения поперхнулся, и несколько капель настоя потекли по его подбородку, оставляя неровные подтёки.
   Томас, старый вест-индийский негр, служивший у деда кем-то вроде дворецкого и няньки одновременно, медленно и величественно вкатил в спальню журнальный столик на колёсах.
   Столик был завален свертками, пакетами, книгами, открытками и коробками различных форм и размеров.
   - Это, масса Аугусто, пока Вы в больнице лежали, Вам тут на день рождения разные почтенные сеньоры и сеньориты изволили прислать подарки, - улыбаясь, произнес старый слуга. Уж он то знал, что для деда подарки, особенно в больших количествах - лучшее лекарство от всех болезней.
   Я стал помогать деду разворачивать и сортировать многочисленные презенты.
   Чего тут только не было - старинные, позеленевшие от времени шпаги и стилеты, морские раковины различных размеров, искусно сработанные модели парусных судов, морские карты, испещренные непонятными разноцветными значками - дед в этих местах слыл самым ярым коллекционером всего необычного, особенно, так или иначе связанного с морем.
   Вдруг одна из коробок, стоявшая на самом краю столика, странно вздрогнула, качнулась из стороны в сторону, и вновь замерла.
   - Осторожно, Андрес, там кто-то живой! - Азартно выкрикнул дед Аугусто, - Вскрывай её скорей!
   С помощью первого подвернувшегося под руку кинжала я освободил крышку коробки от сургучной нашлепки и осторожно потряс коробку над столом.
   Неожиданно крышка коробки отошла в сторону, и на ворох подарков звонко шлепнулся маленький чёрный котёнок.
   Он ловко приземлился на все четыре лапы, встряхнулся и злобно зашипел.
   Оглядевшись по сторонам, котенок уставился на деда своими немигающими зелеными глазищами.
   Дон Аугусто Буэнвентура-и-Гарсия никогда не слыл трусом, но тут, я готов поклясться всеми Святыми, в его глазах был даже не страх, а животный ужас.
   Он беспомощно вскинул руку к лицу, словно бы защищаясь от какой-то нешуточной опасности.
   Но не успел - словно черная молния взметнулась над столом, и в старческую щеку вцепилась когтистая черная лапа. Брызнула кровь...
  
   Чёрная лапа смерти....
  
   И, только - чёрный снег, и - звенящая тишина......
  
  
  
  
   07 -Лузеру - саечка-
  
   Джон стоял на краю гигантской скалы, гордо нависающей над каньоном Большого Колорадо, красивейшей горной страны Северной Америки.
   Таинственные голубые дали, бездонное синее небо над головой, пугающий Чёрный Провал под ногами, белый-белый искрящийся снег вокруг....
   Всё это завораживало до безумия.
   Глаза юноши наполнились слезами, красиво очерченный рот широко приоткрылся.
   - Лузеру - саечка! - Раздался звонкий голос.
   Горячие девичьи пальчики резко, но, одновременно нежно, коснулись нижней челюсти Джона. В ту же секунду крепкие белые зубы молодого человека громко цокнули друг о друга - имеется в виду - "верхние - о - нижние".
   Через секунду-другую раздался громкий смех.
   Горное эхо нежно расчленило этот смех на части, многократно умножило, превращая его в многооктавное пение неведомых могучих колоколов, сопровождаемое
   неистовой подпевкой миллионов серебряных крошечных колокольчиков.
   Джон вовсе и не обиделся - это всего лишь Бекки, веселится - как всегда.
   Как можно обижаться на такую девушку? Озорные голубые глаза, длинные, блестящие на солнце, каштановые волосы, ну, и всё остальное - Вы понимаете, надеюсь?
   Тем более, что неделю назад Джон Тревол сделал Бекки Смит вполне недвусмысленное предложение - в присутствии уважаемых свидетелей, на которое вышеозначенная Бекки дала самый недвусмысленный положительный ответ, подкреплённый самым недвусмысленным, жарким поцелуем. Что же Вам ещё, непонятливые наши?
   На следующее утро Джон бодро шагал в сторону Станции - необходимо было встретит партию французского припоя с Трансконтинентального Еженедельного.
   Разве я Вам до сих пор не сказал, что Джон Тревор работал помощником кузнеца в крохотном городишке Вест-Хем?
   Утро выдалось славное, солнечное. В кроне деревьев цокали белки, в кустах орешника звонко чирикали какие-то мелкие пичуги. Дорогу к Станции пересекал бодрый ручей, в котором так же бодро плескалась крупная форель.
   Джон не смог удержаться, срезал охотничьим ножом гибкий ореховый прут, достал из внутреннего кармана пиджака дощечку с намотанной на неё готовой снастью - через час пяток крупных форелей уже висели на кукане, в тот же ручей опущенный.
   - На обратном пути заберём, чтоб свежими были - решил наш герой.
   А к приходу поезда Джон опоздал. Взобрался на Привокзальный холм - а вот он поезд, отходит уже.
   С холма - вся Станция как на ладони. Вон - Хромой Хэнк клетку с гусями тащит, вон - миссис Нэдинг племяшку, с поезда встреченную, за руку ведёт.
   А это - кто?
   Господи Всемогущий, да это же Бекки - идёт себе рядом с каким-то квадратным щёголем в чёрном цилиндре, за руку его держит, щебечет о чём-то взволнованно.
   Святые Угодники, да она его в щёку целует!
   Вот здесь то вот шторка у Джона и упала.
   Поскрипел он зубами на Холме немного - часик-другой.
   Потом на Станцию отправился. Упился там отважно кукурузным контрабандным виски - до визга поросячьего, да и сел в первый проходящий поезд.
   Поезду то что, постоял на Станции минут двадцать, попыхтел недовольно, да и умчал нового пассажира куда-то - в безумную даль.
   Прошло, без малого - три года. На берегу Океана стоял молодой католический священник - отец Джон, и думал - о всяких разных разностях.
   Обычно, если Вы находитесь на берегу моря - например, на пляже славного городка Ниццы, или, допустим, какой-нибудь там Аделаиды, - стоите и глядите себе под ноги, а потом медленно поднимаете голову, то Вашему взгляду последовательно открывается череда изысканных картинок: песок, песок, море, море, линия горизонта, небо, небо, небо...
   Но так бывает далеко не везде и не всегда.
   Например, на набережной городка карибского Сан-Анхелино, поздней весной или в начале лета, при полном безветрии, на рассвете - между шестью и семью утренними часами, череда картинок будет иной: песок, песок, море, море, море, море, (а может уже небо?), точно небо, (а может еще море?), море...
   И никаких фокусов - просто море и небо совершенно одинакового ярко бирюзового цвета - линия горизонта отсутствует, небо и море сливаются в нечто Единое, Неразделимое и Неразгаданное....
   Ничего прекрасней на белом свете нет.
   И если Вы еще не наблюдали этого чуда, то Вы - счастливчик, у Вас впереди первое, ни с чем несравнимое свидание с ним.
   Ну а тот, кто уже стал свидетелем сего Непознанного, покидает этот блаженный берег только по крайней необходимости или по зову сил Высших...
   Сан-Анхелино, наконец, проснулся.
   Многочисленные женщины и мужчины заторопились куда-то по узким, мощеным диким, необработанным камнем улицам - кто-то по делам, но большинство просто так - ради променада, пока не наступил полуденный зной, а, следовательно, и сиеста - четырех, а то и пятичасовой послеобеденный сон где-нибудь в тени.
   В бухту, надсадно подавая хриплые гудки, ввалился грузный лесовоз "Кьянти", оставляя за собой мазутные пятна и устойчивый запах керосина.
   Оранжевое, все еще утреннее и поэтому не особенно злобное солнышко, выглянуло из-за ближайшей банановой рощи.
   Оптический обман тут же приказал долго жить, меняя цвета и перспективы.
   И, вот уже нежно-зеленое море было безжалостно разлучено с голубовато-лазурным небом - будто кто-то торопливо провел по прекрасному полотну тупым ножом, оставляя где-то в немыслимой дали - грубый шрам - линию горизонта.
   Нежное прохладное утро тихо и незаметно скончалось, родился безжалостный в своей грядущей жаре новый тропический день.
   Отец Джон, наконец, очнулся от своих дум философских. Пора и о бытие насущном подумать. Сегодня, где-то через час, Обряд Венчания предстоит совершить. Ещё вчера вечером мулатка-посыльная предупреждала, что, мол, часам к десяти утра, пара брачующихся пожалует, американцы - по её словам.
   Старенькая церковь, прохладный зал, забитый скамьями, грубо сколоченными из пальмовой древесины, перед священником - странная пара, хотя, в этих краях - всё немного странно.
   Жених, шкаф квадратный - в классической американской тройке, с чёрным цилиндром на голове.
   Невеста - невысокая стройная фигурка в чём-то невесомом, лицо скрыто тёмной вуалью.
   Привычно, не запнувшись ни разу, отец Джон доводит обряд до установленного Свыше финала:
   - Если кто-либо, из здесь присутствующих, знает причину, по которой этот брак не может быть заключён - пусть встанет и сообщит нам об этих причинах!
   В храме повисает тишина, через минуту разрезаемая на части звонким девичьим голосом:
   - Я знаю непреодолимую причину, не позволяющую этому браку быть заключенным в соответствии со всеми канонами, установленными нашим Создателем!
   К своему громадному удивлению, и отец Джон, и немногочисленные свидетели этой церемонии, вдруг понимают, что это говорит сама невеста.
   А девушка, тем временем, продолжает:
   - Этот человек - мой двоюродный брат, и поэтому - я отменяю эту свадьбу!
   Вуаль отлетает в сторону - озорные голубые глаза, длинные, блестящие даже в полумраке церковного зала, каштановые волосы
   Глаза священника округлились в нешуточном изумлении, красиво очерченный рот широко приоткрылся.
   Горячие девичьи пальчики резко, но, одновременно нежно, коснулись нижней челюсти отца Джона. В ту же секунду крепкие белые зубы ревнивца громко цокнули друг о друга - имеется в виду - "верхние - о - нижние".
   Через секунду-другую раздался негромкий смех:
   - Лузеру - саечка!
   Занавес, господа мои, занавес.
  
  
  
   08 - Походные будни авантюристов -
  
   Встали в полной темноте, до рассвета оставалось ещё часа два. Оделись в походную полувоенную одежду защитного цвета, навьючили на мулов поклажу - при свете свечей и светильников масляных.
   - Обязательно нужно в первый день до Круглых Холмов дойти, - объявил ещё два дня назад Джедди, - До Холмов - только джунгли и болота, нельзя там на ночлег останавливаться, если конечно, среди нас самоубийц нет.
   Построились в походный порядок, когда уже засерело кругом, а на востоке появилась тоненькая-тоненькая розовая нитка.
   Сеньора Сара подошла к каждому, держась левой рукой за старинную ладанку, что висела на её шее, пожелала Удачи, Маркиза за ухом почесала, Джедди поцеловала в щёку, сказав ему на ухо несколько слов, и, отошла к воротам, украдкой смахнув слезу.
   Всё, тронулись.
   Впереди индеец Хосе на муле, за ним возок с Джедди, Мари и Маркизом, далее - все остальные, доктор Мюллер замыкающий.
   Первые два километра ехали по хорошей грунтовой дороге. По сторонам - кофейные плантации, апельсиновые и банановые рощи.
   Взошло солнце, впереди показалась тёмно-зелёная стена - джунгли.
   По джунглям передвигаться можно только там, где вырублены просеки. Причём, эти просеки, желательно хотя бы раз в два месяца - дополнительно очищать, беспощадно вырубая мачете молодые ростки тропических быстрорастущих растений.
   Мы ехали - по Главной Просеке, ведущей к Столице, и поэтому, поддерживаемой практически в идеальном состоянии. Передвигались с вполне приличной скоростью, лично я даже определённое удовольствие от этой поездки получал.
   Смущала только какая-то нездоровая тишина, стоящая вокруг, изредка нарушаемая резкими криками павианов, резвящихся где-то в глубине зарослей. Один раз, со страшным шумом, Просеку пересекла огромная стая зелёных попугайчиков. Да ещё - змеи иногда проползали в непосредственной близости от копыт коня.
   Часа через три, повинуясь жесту Джедди, свернули на узенькую второстепенную просеку, отходившую от Главной строго на север. Хосе, ехавший первым, слез с мула, перепоручив его заботам своего напарника Хорхе, следившего за остальными мулами, и, достав мачете, пошёл вперед - расчищая остальным путь.
   Скорость передвижения снизилась до минимума, через десять минут сделали краткую остановку - для быстрого завтрака (или, уже - обеда?), и короткого совещания.
   - Дальше эта просека ещё больше заросла, - обрадовал Джедди. Так что, впереди должны двое идти, мачете орудуя. Установим сейчас график, и будем каждые пятнадцать минут меняться. До болот совсем уже не далеко - километра два, часа за четыре должны добраться. Вперёд, господа!
   Не успели тронуться. Страшный визг со всех сторон раздался, откуда-то сверху ветки толстенные и плоды растений неизвестных полетели. Мне толстая шишка фиолетовая прямо в голову попала. Больно, всё же.
   Это павианы-мародёры решили поживиться, чем полезным. Один малый, здоровенный такой, килограммов на сто, вожак - видно, прямо на спину мулу гружённому прыгнул, И. давай тюк с продовольствием зубами рвать. Мул тяжести такой не выдержал, конечно, завалился на бок.
   Пришлось первый бой принимать. Славно так постреляли - от души.
   Убрались мародёры, не соло нахлебавшись, оглашая джунгли возмущённым воем, оставив на просеке четыре мёртвые тушки.
   Отдышались, мула пострадавшего насилу успокоили, поклажу в порядок привели.
   Что характерно, на Маркиза вся эта кутерьма со стрельбой никакого впечатления не произвела. Сидит себе на крыше возка - умывается невозмутимо.
   Смотрю, Хорхе, ловко так, у одной из подстреленных обезьян голову отрезал, в кусок ткани брезентовой завернул, да в мешок наплечный и спрятал.
   - Обезьяний мозг, на костре запечённый, - Джедди говорит, - Для населения местного - лакомство изысканное.
   Бывает, конечно, чего уж там. И не такое - видали.
   Продолжили путь наш нелёгкий.
   За четыре часа джунгли эти преодолеть - не получилось, все пять угрохали. Вышли к болоту уставшие, мокрые от пота - до последней нитки. Так старались, что мачете тупились, несколько раз менять пришлось на новые. Отдохнуть надо бы, да - куда там! Только на край болота вышли - москиты налетели - тучей жуткой. Побрызгали на мулов химии нужной из баллончиков, накомарники на себя напялили, да какой тут отдых, когда вокруг миллиарды гадов кровососущих жужжит, и так и норовит кусок голого тела найти.
   Дальше пошли, через болото это грёбанное. Слава Богу, что сейчас не Сезон дождей, подсохло болото знатно, только местами - лужи небольшие, грязью ультрамариновой наполненные. Возок хоть и на колёсах резиновых широченных, но, всё же, изредка застревал в этой грязи. Приходилось спешиваться, и всем списочным составом выталкивать его на сухое место, неустанно подкладывая под колёса сухие ветки и сучья, заранее прихваченные с собой рачительными индейцами.
   Уже в ранних сумерках, усталые - до полного отупения, выбрались на самый первый из Круглых Холмов. Эти Холмы представляют собой каменистое плоскогорье, скупо покрытое невысоким кустарником, напоминающим наши заросли ракитника - где-нибудь в долине маленькой речушки Средней полосы России.
   Отошли с километр, стараясь максимально удалится от туч москитов. На берегу крохотного ручейка торопливо разбили лагерь, установили две брезентовые палатки, разожгли костёр. В чугунном котелке вскипятили воду, поужинали мясными консервами с хлебом. Хорхе и Хосе отошли от основного лагеря в сторону, метров на пятьдесят, развели свой небольшой костерок, палатку ставить не стали, ограничились парой одеял, постеленных на гладкие камни, за день нагретые солнцем. Понятное дело - не хотят ни с кем мозгами обезьяньими делится, жадины.
   Мари - страшно усталая, но безумно симпатичная в своём камуфляжном наряде защитного цвета, тоже до палатки не дошла - уснула прямо около костра, пристроив свою платиновую голову на спине у Маркиза, с которым за время пути успела подружиться.
   Огромный кот довольно заурчал, не отводя своих огромных глаз от сиреневых углей костра.
   Все улеглись спать, оставив у костра дежурного. Первую половину ночи по очереди дежурили индейцы, за ними - доктор Мюллер, потом - Джедди, мне достались утренние предрассветные часы. Мари, как единственная дама, была от обязанностей ночного сторожа освобождена.
   Проснулся я сам, минут за двадцать до назначенного времени. Выбрался из палатки, наскоро умылся ледяной водой из ручья, монотонно звенящего в ночи.
   Ночь выдалась тёплой и безветренной, над головой висели яркие, неправдоподобно крупные звёзды. Поглядел на небо - нет, Созвездья все - совсем незнакомые.
   Подошёл к костру, уселся рядом с Джедди, который задумчиво ворошил угли костра металлическим прутом, предназначенным для приготовления на нём мяса - местным аналогом нашего шампура. По другую сторону костра, старательно укутанная в одеяло, беззаботно спала Мари, всё также используя Маркиза - в качестве подушки.
   Помолчали. Минут через пять я закурил, и спросил мальчишку, непринуждённо так, как будто - между прочим:
   - Послушай, а как ты обычно к Индейскому Нагорью добираешься? Тоже - мулов покупаешь, продовольствием - затариваешься?
   - Я и был там только - один раз, - после минутного молчания ответил Джедди, - Пригласили познакомиться, до Сизых Болот довезли, дорогу дальше показали. Могилу своих родителей настоящих - увидел там, с Большим Человеком пообщался. Больше - не спрашивай ни о чём. Ничего не скажу, не моя - эта Тайна.
   Пришёл рассвет, до общего подъёма я успел, благо снасти необходимые - всегда с собой, форели в ручье наловить. Мари первой проснулась, рыбу почистила, пожарила - на сковороде походной. Проснулись все остальные, дела свои утренние переделали, позавтракали, лагерь свернули.
   Через пару часов - снова в путь тронулись. Некоторое время вольготно, по сравнению с джунглями и болотами, ехалось. А потом - в ад настоящий попали: солнышко начало припекать, камни плоскогорья нагрелись нешуточно - пришла жара убийственная. Все до трусов (Мари - до купальника) разделись, но, не помогало это - пот ручьями тёк.
   Бедные мулы еле тащились, опустив головы к земле, их бока надувались - как мыльные пузыри, и тут же опадали - с пугающей цикличностью, в так сердцам, бьющимся в бешеном темпе.
   Хорошо ещё - Хорхе вход в пещеру в горном склоне высмотрел. Подъехали - большая пещера, просторная, прохладная - подарок Судьбы - если коротко. Зажгли масляный светильник - конца и края пещеры не видно.
   Заехали все внутрь, разместились вольготно, прохладе радуясь. Отдохнули, перекусили, решили пещеру получше осмотреть.
   Ещё пару светильников зажгли. Обнаружилось, что пещера состоит из огромного зала: шириной метров десять, длиной - метров сто, до верхней кровли - метров пять; и, двух узких коридоров, отходящих от дальней стенки пещеры, ведущих - в неизвестность.
   Всё пространство у дальней стенки пещеры, там, где начинались эти ходы, было завалено крупными и мелкими костями животных.
   - Однако, - прошептал Джедди, вороша босой ногой в груде костей, - тут даже кости тапира имеются.
   - А, кто это - тапир? - Робко спросила Мари, испуганно оглядывая пол и стены пещеры.
   - Трудно объяснить, - глубокомысленно промолвил наш юный проводник, - Это животное такое, похожее повадками чем-то на дикого кабана, но - не кабан вовсе. Главное, что оно - килограмм восемьдесят весит, следовательно, тот, кто его съел - тоже по размерам приличным должен быть.
   Рядом о чём-то залопотали индейцы, тыкая пальцами куда-то в потолок.
   Там, на тёмно-синих сталактитах, многочисленными гроздьями, головами вниз, свисали гигантские летучие мыши.
   Судя по тому, как Хорхе плотоядно облизнулся, местное население и этих тварей считает деликатесом изысканным. Хосе достал из-за пазухи самодельную пращу, подобрал с пола круглый камень, вставил в кожаную нашлёпку, раскрутил своё нехитрое оружие. Раз - и упитанная летучая мышь смачно шлёпнулась на каменный пол пещеры.
   Это он совсем напрасно сделал.
   Остальные летучие мыши тут же сорвались со своих спальный мест, бестолково заметались по пещере, подняв невообразимый шум: они визжали, стонали, кричали, и, даже - мерзко хохотали. Зажав уши, мы незамедлительно ретировались к остальной части отряда, поближе к выходу.
   Минут через десять крылатые твари успокоились, и, вернулись ко сну.
   Однако тишина установилась ненадолго. Кого-то мыши беспокойные - своими воплями, всё же, разбудили. Из правого подземного коридора, отходящего от дальней стены подземелья, вдруг донёсся неясный шум, недовольное грозное ворчание, а, потом - тяжёлые глухие шлепки, как будто кто-то большой и грузный неторопливо шлёпал громоздкими лапами по каменному полу.
   Индейцы, вопя нечто нечленораздельное, проворно кинулись к выходу, остальные незамедлительно схватились за оружие, защелкали затворы, доктор Мюллер направил в дальний угол пещеры луч мощного аккумуляторного фонаря, которым он до сих пор не пользовался - берёг на крайний случай.
   Сперва на дальней стенке появилась бесформенная тень с четырьмя конечностями, потом, где-то через минуту, из чёрного проёма показалось трёхметровое существо, обросшее густой чёрной шерстью, в свете фонаря блеснули белоснежные клыки, устрашающих размеров, раздался утробный рык.
   Ещё через секунду у меня заложило уши от частых выстрелов, пещеру заволокло пороховым дымом. Все стреляли - пока обоймы не закончились, Мари быстро перезарядила свой револьвер и попыталась продолжить стрельбу в слепую, да доктор Мюллер помешал, отобрав оружие из рук воительницы.
   Вывели испуганных лошадей и мулов, передали их на попечение индейцев, подозванных с помощью энергичных жестов с дальнего холма. Хорхе и Хосе тряслись мелкой дрожью, но Джедди ослушаться не посмели, подошли почти сразу, кланяясь и бормоча что-то себе под нос.
   Дождались, пока дым от выстрелов окончательно рассеется, и, с оружием наготове, освещая путь всеми имеющимися в наличие приборами и приспособлениями, осторожно вошли в пещеру. Пытались Мари снаружи, вместе с индейцами, оставить, да куда уж там, попробуй такую - удержи!
   На пол дороги от дальней стены к выходу из подземелья, на каменном полу, в огромной лужи крови, лежало нечто, продырявленное не одним десятком пуль. Меткие мы, всё-таки, стрелки!
   Убедившись, что неведомый враг мёртв окончательно, перевернули мёртвое тело, осветили - со всех сторон. Да, доложу Вам, та ещё картинка! Век не забуду!
   - В первую минуту я решил - что это - снежный человек, - доктор Мюллер говорит, передёргиваясь от брезгливости, - А теперь вижу, что ошибался. Во-первых, клыки эти острые - сантиметров двенадцать длиной. Во-вторых, уши - почти слоновьи, разве что - чуть поменьше. И, в третьих, снежные люди - по моему разумению, конечно, высокие, но - пропорционально сложенные. Этот же - больно уж широкоплеч и приземист, поперёк себя шире, право.
   Воздух в пещере как-то вдруг стал затхлым и зловонным, поторопились к выходу, на свежий воздух.
   Отдышавшись немного, все вопросительно уставились на Джедди, словно - объяснений требуя.
   Мальчишка, конечно, поломался для приличия, но, всё же, пошёл навстречу, решил таки - ситуацию прояснить:
   - Ладно, удовлетворю ваше нездоровое любопытство. Но, давайте договоримся на берегу: я - называю вещи своими именами, а вы - вопросов дальнейших не задавая, быстро на мулах поклажу поправляете, места, согласно походному расписанию, занимаете, и - в путь. Договорились?
   Все молча покивали головами, неохотно соглашаясь с таким раскладом.
   - Тогда - значится так, - Джедди говорит, - Объясняю только один раз, но - доходчиво и ёмко. Этот чудик - элементарный тролль. Здесь такие встречаются - иногда. Всё ясно? Какие ещё вопросы - вы же обещали! Как говорит незабвенный Капитан Зорго: "Вопросы - отставить! Все - на мачты! Паруса - ставить!".
   Остальная часть пути прошла практически без происшествий. Три дня передвигались по всякой разности: горы и горушки, овраги, густые хвойные леса, переправы через горные речки и ручьи, живность всякая....
   Красивые здесь, всё же места, если, конечно, усталостью пренебречь.
   Джунгли, беспокойные, или, наоборот - таинственно молчащие; голубые далекие горы, полные неизъяснимой печали и зовущие в дорогу - прочь от родного очага, за неведомой призрачной мечтой; стада белоснежных лам, пугливых и грациозных, как наши детские сны.......
   Утром шестого дня, по чуть заметной тропинке спустились в ущелье Девяти Самородков.
   Красивейшее место: ущелье неширокое совсем, по бокам каменные россыпи разноцветные, такое впечатление, что в детскую игрушку "калейдоскоп" попал нечаянно.
   Проехали по ущелью, заметно поднимаясь вверх, пару километров - тропу речка бурная, текущая по перпендикулярному ущелью, пересекает. И моста не построить - нет никаких деревьев вблизи, камни одни разноцветные. Что делать прикажите? Тут то индейцы наши, Хорхе и Хосе, и доказали свою полезность, о которой Зорго нам в Сан-Анхелино толковал: предложили канал отводной вырыть, благо рельеф ущелья этому способствовал.
   Часов за пять, кирками и лопатами усердно работая, выкопали тот канал.
   Вскрыли потом тоненькую перемычку, и потекла река в сторону, туда - откуда мы пришли.
   Под вечер - вышли к Сизым Болотам.
   Бескрайние заросли фиолетовых и сиреневых камышей, редкие зеркальца серой воды, за камышами, в прямой видимости - серые покатые горы, неприветливые и угрюмые.
   - Вот и пришли почти, - Джедди говорит устало, пот со лба смахивая, и на те серые горы рукой показывая, - Вот оно - Индейское Нагорье. До него километров двенадцать будет - рукой подать. Вот только возок тут бросить придётся, на нём через камыши - совсем никак. Ничего, пока возок Маркиз постережёт, в Болотах и без него обойдёмся.
   Грустная такая эта ночная стоянка получилась. Костёр, помня наставления дона Аугусто, разжигать не стали, поужинали всухомятку.
   Молчали - господа записные авантюристы, понимая, что завтрашний день может быть богат - на нешуточные пакости и неожиданности.
   Как для всех вместе, так и для отдельных индивидуумов - в частности.
  
   Ожиданье. Звёзды. Тишина.
   И никто - друг с другом - не общается.
   Будто, каждый - сам с собой - прощается.......
   Ожиданье. Звёзды. Тишина.
   И, молитву - я читаю вдруг:
   "Те грехи мне, Господи, прости!
   И, молю, и - молят все вокруг:
   Эту Смерть, о, Боже, пронеси!
   И, пускай - вернутся все - живые.
   Слышишь??? Все!!!!! Иначе - грош цена
   И Тебе, и - прочим - еже с ними!".......
   Ожиданье. Звёзды. Тишина.
  
  
   Сизые Болота - паскуднейшее место этой Планеты.
   Издали, на закате - очень даже ничего смотрится, даже красиво: сиреневые, розовые, фиолетовые камыши переплетаются в причудливых разноцветных узорах, там и тут в камышовых зарослях проглядывают небольшие, идеально круглые озёра, наполненные водой серых и тёмно фиолетовых оттенков, заходящее солнце неожиданно меняет цветовые гаммы пейзажа - будто фокус какой показывая.
   Днём же - всё иначе совсем. Камыши оказались неожиданно высокими, прямо рощи настоящие: вначале, на краю Болот - метра два с половиной в высоту, потом - всё выше и выше.
   Въехали в эти рощи, и, сразу, - словно потерялись. Вокруг темно и душно, что впереди - загадка сплошная. Стаи москитов и прочих насекомых налетели, пришлось опять накомарники доставать, химию из баллончиков ярких - щедро распылять вокруг.
   Только плохо это помогало: итак вокруг темно, так ещё накомарники густо гадами разноразмерными залеплены. Куда идти, спрашивается?
   Джедди, всё же молодец - компас захватить с собой догадался, а так бы - и не пройти эти Сизые Болота - ни в жисть.
   Жара страшная, пот ручьями течёт, миазмы всяческие - со всех сторон, змеи постоянно под ногами мешаются, жуть - полная.
   Да, и строго по компасу идти ни как не получалось - больно уж густо по зарослям были рассыпаны эти озёра и просто - большие лужи: с водой вонючей, берегами - топкими и ненадёжными. Из-за этого, с лошадей и мулов пришлось почти сразу же слезть и тащить их за собой - на длинных специальных кожаных ремешках.
   В одном месте путь отряда пересёк странный след, как будто кто-то проехал на огромном мотоцикле с очень широкими колёсами. Оставив своего коня на попечение доктора Мюллера, я подошёл к нашему юному проводнику, Мари, естественно, последовала за мной, ведь любопытство - отличительная черта женщин.
   - Ничего необычного, - глухо, сквозь свой накомарник, пробурчал Джедди, - обычная анаконда. Только - большая очень. Но, не стоит беспокоиться. Анаконды - особые существа, с философской точки зрения. Днём - они всех боятся и прячутся целенаправленно, ночью - все остальные пред ними трепещут, прячась - безрезультатно. Ничего страшного - к ночи то мы, уже точно, выберемся из этих Болот. Обязательно выбраться надо. Ночью на Сизых Болотах только чиго могут выжить, да и то - не всегда и с трудом привеликим.
   Нешуточно обеспокоенные этим заявлением, все члены отряда заработали ногами с утроенным усердием.
   Двенадцать километров пройти всего то и надо было, пусть, с учётом зигзагообразного пути, все семнадцать - всё равно - рукой подать, казалось.
   Одиннадцать часов шли, уже на закате - выбрались на каменистую почву Индейского Нагорья. Огляделись - вдоль границы Сизых Болот с Индейским Нагорьем тропа широкая, нахоженная извивается - в обе стороны.
   Посмотрел Джедди на часы и говорит:
   - По этой тропе, три раза в сутки, дозор вооружённый проходит. До очередного - два часа осталось. Так что надо поторопиться, вон по тому распадку пойдём, километров шесть -
   там и заночуем. Хорхе на своего мула уселся, встал во главе нашего каравана, и бодро затрусил в указанном направлении. А, Джедди с Хосе замыкающими идут, задом пятясь.
   Наломали камышей, подобие веников уборочных из них сделали, тщательно следы заметают, благо и следов то на камнях почти не остаётся. Перестраховывается мальчишка, или действительно - всё так серьёзно?
   В темноте уже, на ночлег остановились, под скалой громадной, рядом с родником крошечным. Костёр, конечно, не стали разжигать, завернулись в одеяло и в брезент палаток, часовых выставили.
   Утром Джедди всех разбудил и попрощался.
   - Я своё обещанье сдержал, - говорит, - До Нагорья вас довёл. За сим, прощаюсь, дальше - вы уж сами. Поселение здешних Хозяев - к востоку от этого места, километрах в десяти.
   Ведите себя тихо и незаметно. Мой вам совет: пару суток понаблюдайте по-тихому, да и - сваливайте к дому. Дорогу то - запомнили? Молодцы! Ещё: если ли хотите побольше информации получить - языка берите. Местные тут себя уверенно чувствуют, от той беспечности иногда и по одному разгуливают. Пленного захватили, дальше без сантиментов вовсе - пытать качественно. Хорхе и Хосе его быстро разговорят, свои индейские штучки применяя. Информацию получили, языка тут же прикончили и закопали тщательно. Потом - дёру без промедления. Всё ясно?
   Какой добрый мальчик - Джедди то наш оказался! Просто - диву даёшься, гуманист - да и только.
   Попрощался Джедди со всеми, да и отбыл обратно, рюкзак продовольствием нагрузив знатно. Причём, пешком - лошадку, из возка выпряженную, благородно нам оставив.
   Провели небольшое совещание, решили, что времени терять не следует. Доктор Мюллер с индейцами оставался лагерь сторожить и ближайшие окрестности осматривать, мы же с Мари выдвигались на разведку - конечно же, на восток, к предполагаемому поселению местных жителей.
   Сменили тяжеленные ботинки военного образца на лёгкие кроссовки, вооружились до зубов, да и тронулись, с Божьей помощью, налегке.
   Тишком, максимально соблюдая осторожность, через час вышли на берег неширокой реки. На берегу, метрах в ста от нас, какой-то охламон рубку удил. Обычный совсем парнишка, молоденький совсем: в шортах защитного цвета, по пояс голый, грива немытых сальных волос, бородёнка реденькая, автомат в отдалении на берегу брошен.
   Посмотрели с Мари друг на друга - последний совет Джедди, о языке запытанном до смерти, сразу на ум пришёл. Я только плечами неопределённо пожал, мол: "А чьего мужа мы здесь разыскиваем? Твоего? Вот - и решай сама".
   Вздохнула Мари тяжело, взгляд в сторону отвела, и пошла первой в сторону - обходя того рыболова незадачливого.
   За первым же поворотом перешли речку вброд, выбрались на противоположный берег, от холода трясясь, вода то - ледяная.
   Ещё через час, никого не встретив, к обитаемым местам вышли.
   Засели в кустарнике, что густо склон обрыва невысокого облепил. Под обрывом - несколько хижин разномастных, из подручных материалов слепленных, вперемешку с палатками брезентовыми. Чуть дальше, на отшибе, в непосредственной близости от хвойной рощицы, располагались два вполне современных, сборно-щитовых домика, явно - фабричного изготовления. Перед домиками - ровная площадка с брезентовым навесом над ней, под навесом - массивный стол и несколько стульев, на столе - в беспорядке разбросаны какие-то бумаги.
   - Смотри-ка, Андреас, - говорит Мари, передавая мне мощный бинокль, - Если с этого обрыва спускаться, всё время вправо забирая, как раз в ту рощицу и попадём. А от её края до домиков - метров десять всего. Пошли, попробуем, а? Опять же - собак сторожевых нигде не видно.
   - В теории - запросто можно, - осторожно отвечаю, - Только вот - зачем? Что мы там - делать то будем?
   - Во-первых, - Мари объясняет, глазами азартно блестя, - Можно просто под кустиком затаится и подождать, вдруг из домика кто-нибудь выйдет - посмотрим на этих Хозяев в близи. Во-вторых, вдруг - несколько человек выйдут, разговор между собой заведут - послушаем. В-третьих, если никто вовсе не выйдет - бумаги со стола мощно стащить - на всякий случай: почитаем, вдруг и поймём что-нибудь.
   Трудно с такой аргументацией было спорить, спустились с обрыва, леском тихонечко к тем строениям подобрались. Слава Богу, рассмотрел вовремя тоненькую металлическую проволоку, натянутую в сантиметрах пятнадцати над землёй, в густой траве, метров за десять от того места, где лес заканчивался. Интересно, а что произойдёт, если задеть эту проволоку: рванёт нещадно, или просто - сирена завоет? Не так уж и беззаботны эти Хозяева, берегутся всё же. Аккуратно перешагнули через проволоку, в кустах орешника залегли, ждём.
   Минут через двадцать - двое мужчин из домика, что чуть поменьше, вышли.
   Видные такие мужички. Один - на профессора университетского похож: высокий - под два метра, пожилой уже, худой, в огромных старомодных очках, одет в шорты и футболку. Но что-то во взгляде его, в движениях плавных грациозных, было такое - хищное и уверенное, сразу становилось понятно: он здесь и есть - самый главный. Второй вышедший - ростом пониже, но крепко сбитый, коротко стриженный, одет в полувоенное хаки, в высокие ботинки со шнуровкой, - вылитый капрал зелёных беретов из дешевого американского боевика.
   Встали у стола, в бумаги уставились, перебирая их неторопливо.
   - Ну, вот, - Профессор говорит, - Дошли, всё-таки, до третьего горизонта. Только чиго эти - те ещё работники. Ленивые, болезненные какие-то. Нормальные работники нужны. Что скажете, Кью?
   - Что тут скажешь, - Капрал отвечает, глубокомысленно левую бровь почёсывая, - Надо бы людишек ещё - приволочь откуда-нибудь.
   Профессор недовольно поморщился:
   - Приволочь..... Нет сейчас кадров для этого, сам ведь знаешь - Эстебан только через две недели обещался - подкинуть что-нибудь подходящее.
   Несколько минут под тентом стояла тишина - собеседники внимательно изучали корреспонденцию.
   Переглянулись мы с Мари непонимающе: в чём тут дело? Где та собака зарыта? Ничего непонятно, хоть - убей!
   - Вот кстати, - неожиданно воскликнул Кью, - Гудвин пишет: опять этот Бернд Мюллер сбежать пытался. Замок на кандалах как-то разомкнул, двоим охранникам - головы проломил, еле поймали - через сутки.
   Мари тут же напряглась и потянулась к наплечной кобуре, еле руку её успел перехватить.
   - Ох уж этот Бернд, - криво усмехнулся Профессор, - Неугомонный какой, право. Пусть уж переведёт всё - и, в расход незамедлительно. Так Гудвину и отпиши. А сейчас -
   пойдём-ка, потолкуем ещё раз с нашим пленным, глядишь - скажет на этот раз - что полезного.
   Оставив все бумаги на столе, парочка отправилась ко второму домику, где и скрылась, предварительно отперев громадный замок.
   Секунд через двадцать после этого, от неожиданности полной я ничем помешать и не сумел, Мари выскочила из нашего укрытия, подбежала к столу и начала ловко распихивать кипы бумаг в загодя раскрытый кожаный планшет. Ещё минута, и она опять рядом со мной, глаза блестят счастливо:
   - Всё, Андреас, ходу!
   Побежали, через лес, огибая поселение Хозяев, держа направление к нашему лагерю.
   Минут через семь сзади раздался чей-то громкий призывный крик, беспорядочно захлопали выстрелы.
   Конечно же, обнаружили наглую кражу - плохо дело совсем: больно уж рано, можем не успеть уйти.
   Где-то в километре от лагеря, перед неширокой горной лощиной, я остановился, предварительно крепко схватив Мари, бежавшую впереди, за рукав куртки:
   - Слушай меня внимательно. Поднимаешь всех, и по той лощине - дальше уходите. И следы всякие - уничтожьте тщательно. Пусть индейцы займутся. Я их тут задержу ненадолго, и, догоню вас. Всё ясно?
   Хотела мне Мари что-то возразить, да передумала: тряхнула согласно своей чёлкой платиновой, посмотрела виновато глазищами своими голубыми, попыталась сказать что-то, да не смогла - дышала после бега быстрого - как лошадка загнанная, только рукой махнула и к лагерю трусцой отправилась.
   Поднялся я по каменистой россыпи наверх, на скалу, что над входом в ту лощину располагалась, метров сто по гребню вдоль лощины прошёл, место подходящее выбрал, залёг, автомат перед собой положил, два рожка запасных, три гранаты, с собой прихваченные, пот со лба смахнул, отдышался, закурил.
   Даже сигарету до половины выкурить не успел - оглоеды показались. Штук восемь, примерно, все вооружены до зубов, бегут по лощине друг за другом, отрывисто переговариваясь, впереди всех - капрал Кью, собственной персоной.
   Неосторожно это они - так кучно бежали, совсем даже - напрасно. Мне до них метров тридцать было, не больше, сверху все видны - как на ладони.
   Как только со мной поравнялись - все три гранаты, по очереди, россыпью - чтобы всех накрыть, метнул. Через пару минут пыль рассеялась - не надо правки автоматной вовсе, если кто и ранен только - всё равно больше неопасен, пусть уж живёт.
   Автомат с рожками запасными прихватил, и, припустил к Сизым Болотам, скупо постреливая время от времени - чтобы след козлы драные не потеряли.
   Вломился в камыши и побежал длинными зигзагами, время от времени в стороны гранаты оставшиеся разбрасывая. Типа - для устрашения погони и для запутки полной.
  
  
  
   09 -Однажды в джунглях-
  
   Погоня отстала, а, может, и не было её вовсе - испугались, засранцы, гранат, разбрасываемых мною во все стороны. Понятное дело: за столько то лет спокойной жизни избаловались, отвыкли от реальных боестолкновений. А тут - здрасти-приехали: штук пять, не меньше, жмуриков получили в односчастье, плюсом - гранаты в камышах разрываются регулярно. Приписали, естественно, отошли, затаились. И это, пацаны, только начало! То ли ещё будет! Пришло времечко за подлость и предательство расплачиваться - по полной программе!
   Отошёл к югу километра на три, выждал ещё с часик. По логике военной - стоило бы ещё часа три-четыре выждать, да больно уж неуютно было в этих камышовых зарослях долбанных Сизых Болот: москиты, прочие мошки кровососущие местные одолели нешуточно, а накомарник и химия всякая, этих гадов отпугивающая, в Лагере остались. Да и к своим стоило поторопиться - как бы Мари, как женщина всякая - ждать долго не приученная, не учудила чего.
   Подобрался к самому краешку камышей, осторожно выглянул, осмотрелся.
   Визуально - всё спокойно на Индейском Нагорье, солнышко каменное плато освещает, вокруг - ни души. Вот только - те большие валуны, беспорядочно в отдалении разбросанные, внушают некоторые опасения. С одной стороны - далековато до них, около километра будет, а, с другой - именно там снайпера опытного, с карабином нарезным, оптикой хорошей оснащённым, я и расположил бы.
   Полежал в камышах ещё минут десять, да и припустил по нагорью короткими зигзагами - где наша не пропадала.
   Метров двадцать и пробежал всего - Взззз! Стрела индейская в правое плечо вошла, пробила его насквозь, с другой стороны наполовину древка высунувшись.
   Больно то как! А, главное, обидно - так лохонуться: всё в даль смотрел, камушки всякие тщательно осматривая, а дозорный где-то в камышах засел, возможно, совсем рядом с моей последней лёжкой. И, ничего с этим не поделать: у нас одна логика, у этих индейцев - совсем другая, прямо противоположная.
   Упал на левый бок, пытаясь автомат с раненного плеча сорвать - не получается, в сторону перекатился, нож из ножен выхватил - поздно, прилетело по затылку чем-то тяжёлым, дальше - темнота, круги фиолетовые.
   Пришёл, вроде, в себя, но глаза сразу открывать не стал, решил сперва к ощущениям организма прислушаться. Правая сторона тела вовсе не ощущается - будто и нет её, пальцы левой руки шевелятся, а вот ноги - похоже, связаны крепко и умело.
   - Спокойно лежи, друг, - произнёс кто-то на ломаном испанском. Голос, похоже, подростку принадлежал, - Всё хорошо. Живым будешь.
   Ладно, поверим. Открыл глаза - лежу, прислонённый к какой-то каменюге, под головой мягкое что-то. Надо же, кто-то заботливый такой попался - для начала по затылку чем-то тяжёлым приложил, а потом под эту гематому подложил мяконькое - чтобы не больно было. Гуманист, однако. Оказалось, что я голый по пояс, правое плечо туго перевязано плотной белой тканью, так, что и рука правая оказалась плотно примотанной к туловищу. Профессионально, ничего не скажешь, и стрелу из раны, очевидно, вытащили. Ноги у щиколоток туго перехвачены крепким кожаным ремнём, ботинки предусмотрительно сняты - босиком по местным каменным россыпям не очень то и побегаешь.
   Ну, и кто же здесь - такой хваткий?
   Господи - стыдно то как!
   Напротив меня, метрах в пяти, сидела на корточках индианка, несомненно - чиго. Молоденькая совсем, лет двадцать, хотя у индейцев этот возраст считается уже весьма почётным - как у нас сороковник.
   Девчонка невозмутимо смотрела на меня своими чёрными глазами и молчала.
   Да без вопросов, мы ребята тоже неразговорчивые, в молчанку играть - не впервой.
   После нескольких минут тишины, индианка всё же спросила, тыкая в меня тоненьким указательным пальчиком:
   - Как зовут Того, Кто живёт на твоём плече?
   Хороший вопрос. Совсем не сразу до меня дошло, что это она про татуировку на моём забинтованном плече спрашивает.
   Его зовут, - отвечаю, стараясь говорить неторопливо и внятно, так как и мой испанский совершенством не отличается, - Эрнесто Че Гевара.
   - Правильно, - девица отвечает, головой кивая. Мимолётно улыбнулась даже.
   Ещё помолчали.
   Чувствую, что с таким темпом разговора можно тут целую вечность просидеть, беру инициативу на себя:
   - Почему ты меня не добила? - Спрашиваю.
   На этот раз индианка, по имени - Айна, ответила почти сразу, и минуты не прошло:
   - Полное Солнца назад один белый Человек спас меня, моего отца, моего брата, других чиго - многих. У этого человека на плече тоже Че Гевара жил. Чиго - должники того Человека. У тебя - Че Гевара на плече. Значит, ты - брат тому Человеку. Значит - наш друг. Плохие gringos за тебя много денег обещали. Но, ты - наш друг. Чиго - твои должники. Ты - будешь жить!
   Всё бы ничего, да рана давала о себе знать - цветные круги перед глазами, тошнота, слабость во всём организме. Мою новую знакомую звали Айна. Развязала она мне ноги, помогла ботинки на ноги напялить, водой из фляги кожаной напоила. Поболтали с ней немного - типа, посовещались. Выяснилось, что в двадцати километрах маленькая деревушка чиго располагалась, тщательно от Хозяев спрятанная. Решили - туда идти: и подлечится мне надо было, и, по словам Айны, там было - у кого дельного совета спросить.
   Влезла индианка на валун здоровенный, птицей какой-то местной прокричала что-то в сторону камышей - протяжно так, тоскливо.
   Минут через пять пацанёнок чиго прибежал - лет десять ему не больше.
   Достала Айна из моего планшета лист бумаги, ручку шариковую. Написал я левой рукой своим письмо - велел юного проводника слушаться и следовать за ним следом к индейской деревне. Чтобы непоняток, каких не возникло - левой рукой же писал, каракули сплошные получились, - с шеи медальон свой снял, пацану отдал, - как бы пароль.
   Объяснил - как Отряд найти, индианка перевела, усиленно жестикулируя, убежал мальчишка - в сторону нужной лощины.
   А мы с Айной, по самому краешку камышей, поковыляли в противоположном направлении. Трудно было, бреду, хромая, на плечо индианки опираясь. Вот ведь странность - правое плечо ранено, а правая нога - здоровая на все сто процентов - идти отказывается. Через два часа на привал расположились. Лежу на какой-то каменюге тёплой - нет никаких сил идти дальше. А тут ещё то ли миражи начались, то ли - бред горячечный: в небе, слева - над бурой скалой, параллельным с нами курсом судно океанское движется - большое, только сиреневое, сиреневые блики от иллюминаторов во все стороны веером рассыпаются. Красиво - до жути.
   В небе, прямо над нашими головами, медленно и совершенно бесшумно, проплывает сиреневый самолёт - гигантский кукурузник. За штурвалом - сиреневый лётчик, улыбается, машет нам рукой, сволочь.
   Главное, знакомое судно, уже виденное где-то. Да, и кукурузник со сволочью-летчиком - знакомы, определённо.
   Загадал - если вспомню, где всё это видел уже - значит, не подохну, значит - дойдём....
   Долго вспоминал. Вспомнил.
   Как бы там не было, но - вернулись силы, пусть - и чуть-чуть.
   На рассвете - добрели до индейской деревушки.
   Запахло дымком, чиго на встречу вышли.
   Что дальше - не помню. Провал чёрный...
  
  
  
   10 - Жаренная собачатина, Атлантида, хоббиты, инопланетяне, и Любовь - с первого взгляда -
  
   Что-то щёлкнуло в мозгу: обоняние вернулось - затхлость сплошная, пахнет каким-то старым тряпьём, сырой землёй, чем-то жареным - непривычно; вот и слух восстановился - кто-то на английском что-то бормочет. Всё отчётливее и отчётливее, сперва - только отдельные слова понятны, а вот - и всё полностью.
   - О, ресницы дрогнули. Открывайте глаза, открывайте! Кругом - одни друзья. Смелее!
   Открыл глаза - полумрак, свеча горит, самопальная - по запаху судя, напротив - бородатая пожилая морда. Явно - белый, по говору - природный англосакс.
   - Слава Богу! - Морда говорит, - Я уже не чаял, что в себя придёте.
   - Где - я? - Спрашиваю, - Где Мари, остальные? Вы - кто?
   - Можно я - по порядку поступления вопросов? - Бородатый спрашивает, - Так вот. Вы - в посёлке чиго, в лучшей землянке - сам копал! Называется посёлок - "Тру-ля-ля". Это я придумал. Правда - недурно, с юмором? Ваши - на подходе уже. Айна сказала, что часа через три-четыре - здесь будут. А я - Марк, единственный, кто из отряда Бердна - на свободе умудрился оказаться.
   - Как я понял, - спрашиваю, - Бернд жив, и где-то в плену, в кандалах содержится?
   - По-видимому - так, - собеседник отвечает, - Только, давайте про это - попозже поговорим? Все подойдут - вот тогда. Не люблю я об одном и том же - десять раз рассказывать. У нас с Вами - сейчас поважней дела имеются. Сил Вы много потеряли, а лекарств у меня - нет совсем. Кроме одного - жаренная собачатина. Чиго уверяют - нет ничего лучше - для восстановления сил, для предотвращения гангрены. Вообще у них - так заведено, при всех заболеваниях. Я тут два месяца, без малого, живу. Знаете - действительно помогает! Может, конечно, быть - что просто психологические моменты работают. Но - всё же - работают! Вы как, сможете? Не стошнит? Ну - очень надо!
   - Да нет, - отвечаю, - Точно не стошнит. Уже приходилось пробовать. Давайте - если надо.
   Бородатый передо мной сковородку поставил с мясом нарезанным, вилку деревянную двузубую в левую руку вложил.
   Пожевал я того мяса - сколько смог, действительно - взбодрило, даже правую половину тела стал чувствовать, в правой ноге иголки закололи невыносимо.
   - В ноге колет? - Радостно бородатый спрашивает, - Очень хорошо! Идеально даже! Э-Э.... А, вот спать Вам сейчас - нельзя! У ваших же - есть антибиотики? Вот и отлично! Надо их дождаться - обязательно. Чтобы не уснуть - рассказывайте что-нибудь. Что? Да всё равно - что. Ну, хотя бы - где Вам собачатины довелось отведать? В - Корее? В - Китае? Говорите - в Магадане? Что это такое? Первый раз слышу - расскажите!
   Можно и рассказать. В ноге - уже пила жужжит, плечо - холодное как лёд, даже щека занемела - от того холода, а лоб - в поту, жарко. Говоришь - и полегче, вроде, немного....
   Много чего я ещё рассказывал слушателю нежданному, русский с английским путая в бреду.
   Вдруг, дверь в землянку распахивается широко - свои прибыли. Вот Мари - со слезами на глазах. Следом - доктор Мюллер - на ходу чемоданчик свой медицинский расстегивающий.
   Следовательно - нормально всё. Прорвёмся!
  
   Через пять часов я уже практически пришёл в норму: жар отступил, ногу перестало дёргать, правое плечо уже ощущалось настоящим - а не глыбой льда.
   Марк, бережно меня под левую подмышку поддерживая, помог из землянки выбраться. Хорошо на свежем воздухе, особенно после подземной вони и затхлости.
   С одной стороны - стена камышей разноцветная, тонов пастельных, с другой - возвышенность плоская, фиолетовая, поросшая кустарником низкорослым, изрезанная болотистыми ложбинами. Бездонное небо над головой, воздух - чист и прозрачен.
   Разместились на крохотной лужайке, расселись на самодельных табуретах, сколоченных из толстых веток деревьев, за массивным, самодельным же опять, столом.
   Всего шесть человек на этом "совещании" присутствовало: я, доктор Мюллер, Мари, бородатый Марк, Айна, и её отец, вождь чиго - по имени Аймар.
   Индейцы в первое к доктору и Мари с недоверием относились, но, после того, как на их татуировки Че посмотрели, приняли безоговорочно.
   Вообще, сейчас на Мари очень приятно было смотреть, прям таки, светилась девушка - ведь надежда появилась, что муж её жив, пусть - и в кандалах.
   - Извините, Мари, - спросил Марк, - Но, Вы уверены, что добрались сюда незаметно? Что - следов не оставили?
   Разговор вёлся на испанском - чтобы наши индейские друзья также могли принять в нём полноценное участие.
   Мари явно слегка смутилась, но, ответила спокойно, глядя Марку прямо в глаза:
   - Километрах в пятнадцати от этой деревне Хорхе слежку заметил. Засаду сделали, как Андреас учил, - кивнула головой в мою сторону, - Двоих камуфляжников застрелили, пистолеты - с глушителями были, потом - закопали тщательно. Ни рации, ни телефонов при них не было. Вот. Больше ничего такого не было.
   - Плохо это, - задумчиво говорит бородатый, - Очень плохо. Искать их будут, обязательно. Как бы деревню эту не обнаружили.
   Мари промолчала, уставившись в чёрные доски стола, где были разложены многочисленные бумаги, украденные нами в лагере Хозяев.
   Доктор Мюллер решил ускорить ход текущих событий:
   - Извините, Марк, давайте к делу перейдём. Расскажите нам обо всём. Что с Берндом? Что тут вообще такое? Кто - эти Хозяева, что они под землёй ищут?
   - Сразу хочу сказать, что Бернд действительно жив, в плену находится, - промолвил Марк, бороду поглаживая, - Что же всего остального...Вы как к сказкам относитесь, к Легендам старинным?
   Индейцы незамедлительно закивали головами, веру свою подтверждая, остальные только непонимающе переглянулись.
   Марк грустно усмехнулся:
   - Про Атлантиду слышали? С трудами уважаемого Дж. Р.Р.Толкинена знакомы?
   - Знакомы, - за всех отвечаю, - И с Легендами про Атлантиду, и "Властелин Колец" читали в отрочестве. Вы уж с нами - посмелее. Не такие уж мы и пессимисты.
   - Понятное дело, - кивает бородач головой, - "Братство Че", романтические настроения разные....
   - Не томите, - Мари просит, - Рассказывайте, пожалуйста!
   Марк и рассказал:
   - Когда-то давно, несколько тысяч лет назад, Америка единым континентом была. Не было ни Северной, ни Южной, ни Центральной Америк. Весь континент напоминал прямоугольник, к которому с юга был приставлен треугольник остроугольный. Жили здесь народы различные - не совсем обычные в нашем понимании, наиболее развитыми - были Атланты. Их поселения севернее экватора располагались, а Столица как раз здесь находилась, на месте Индейского Нагорья. Там, где сейчас Сан-Анхелино - порт крупный был, назывался - Серебристая Гавань. Оттуда корабли Атлантов в Дальние Походы уходили, к другим Землям. А вы думали, что люди сами научились всякие там каравеллы и бригантины строить, сами - колесо изобрели? Нет, конечно. Многие подсказки полезные именно из Атлантиды, или из Средиземья - как ещё эти земли называли, и приходили. Откуда возникли все эти сказки, саги, предания, рассказы - о домовых, троллях, драконах, приведениях, о Снежном Человеке, наконец? Вот, оттуда и возникли: изредка Гости из Средиземья в Наш Мир и наведывались. Потом - какой-то страшный Катаклизм случился: то ли землетрясение силы невиданной произошло, то ли - Метеорит упал, может - бомба, какая, Атлантами же и сделанная, взорвалась. Трудно сказать. Но, изменил Континент свои очертания, Центральная его часть чуть ли не полностью в море ушла, за исключением узкой дуги. Горы и равнины местами поменялись, реки в другие стороны потекли, климат изменился - на несколько сот лет похолодало ощутимо. Погибли многие народы, впрочем, кто-то и выжил, конечно. Чиго вот, например, - явные потомки тех Древних, здесь когда-то обитавших. Кто-то и до Нашего Мира, очевидно, добрался.
   Какие-то предания и до Дж. Р.Р.Толкинена дошли, но, скорее всего, в общих чертах, многое писателю самому додумывать пришлось. Эльфы у Толкинена - это и есть Атланты, орки - дальние предки чиго, тролли и хоббиты, говорят, и по сей день в этих местах встречаются. Белые невежды троллей - Снежными Людьми называют, хоббитов - домовыми. Верно я говорю? - спросил Марк у индейского вождя.
   Аймар невозмутимо кивнул:
   - Так оно всё было, или - не совсем так? Кто знает. Но, в древние времена жили тут очень высокие белолицые люди, и другие разные - жили....
   Да уж, Марк, выдал - сиди теперь и переваривай услышанное.
   - А Бернд и Хозяева, они здесь - причём? - через минуту нарушила тишину Мари.
   - Без малого сорок лет назад проходила здесь экспедиция археологическая под руководством дона Аугусто Романа. Знаете такого? Даже знакомы? Так вот - нашли они на Индейском Нагорье следы Столицы Древних Атлантов. Дон Романо - он человек хороший, бесспорно, но наивный - прямо как ребёнок пятилетний. О своём открытии в журнале научном статью опубликовал. В основной массе, не поверили ему, посмеялись даже. А один человек, профессор Браун, поверил - сразу и безоговорочно. Свою экспедицию организовал в эти места, убедился в правоте дона Аугусто. А, убедившись, Большой Бизнес в долю позвал, организовал Корпорацию. Выкупили они у Местных Властей всё Индейское Нагорье в собственность, и вот уже лет тридцать раскопки ведут. Нелёгкое это дело совсем. Во время Катаклизма тут чёрт знает, что творилось: и лава вулканическая из разломов в земле хлестала повсеместно, и горные обвалы всяческие. Завалило Столицу Атлантов полностью, только в одном месте какие-то обломки на поверхности оказались. Вот все эти годы и бьют Хозяева в земле шахты разные, штреки. Вернее, сами то Хозяева под землю предпочитают опускаться как можно реже: охраной территории заняты, общее инженерное руководство осуществляют, а под землёй - чиго трудятся, да всякие бродяги с Побережья, отловленные Эстебаном - это представитель Корпорации в Сан-Анхелино. Трудно там, в шахтах, ребятам приходится. Никаких прав у них нет - рабы настоящие, если по существу, мрут - как мухи осенние. А, всё откопанное - раньше, ещё лет семь тому назад, по дороге грунтовой к центральному аэродрому отвозили. Нынче же - только на вертолётах. Раз в неделю вертолёт грузовой прилетает, продовольствие, взрывчатку, оборудование всякое привозит, ящики с находками забирает и улетает куда-то на север.
   Марк прервался на некоторое время, глотнул воды из стоящего на столе глиняного кувшина. Напившись, он продолжил:
   - Когда наш отряд на Нагорье вышел, Хозяева нас радушно встретили: продовольствием обеспечили, лекарствами разными. Бернд всё удивлялся - с каких это, мол, пирожков? Неужто - тоже Идеалы Революционные исповедывают? Всё гораздо проще оказалось: голод кадровый у Хозяев место быть имел - и, охранников подготовленных не хватало, и надсмотрщиков толковых в шахтах подземных. Вот их Главный, профессор Браун, и предложил нам сделку: он войска правительственные, некими рычагами тайными пользуясь, посылает - далеко и надолго, а мы за это - честно два года на него отрабатываем, подступы к Нагорью охраняя, после чего - полностью свободны. Бернд два дня на раздумье попросил. Огляделись, благо и не караулили нас считай, видимо уверены были в нашем согласии. В километре от лагеря Хозяйского шахтные копры засекли, несколько бараков, тщательно охраняемых. В потёмках мы с Берндом к тому бараку подобрались, через крышу внутрь влезли. А там - человек двести - все больные и истощённые. Вот те мужики нам и рассказали - про Атлантиду, про Корпорацию эту. Дальше - дело ясное насквозь. Подняли восстание, тех бедолаг всех освободили, - Айна и Аймар опять головами закивали, на этот раз - с благодарностью, - Самого профессора, с прихвостнями, в плен захватили. Победа - полная! Вот здесь этот Браун и разыграл спектакль, нашей наивностью пользуясь. Посыпал голову пеплом, покаялся в грехах своих, мол: "Не прав я был. Атлантида - это достояние всего мира! Готов все сведения о раскопках - в ООН, прямо завтра, предоставить! Простите меня, друзья!". Бернд ему и поверил, даже связывать не стал, только одного бойца у дверей домика профессорского поставил. А, Браун этот, сукин кот, ночью часового убил, да к войскам и поспешил: где-то недалеко от Лагеря у него был мотоцикл спрятан. По той грунтовке заброшенной и погнал. Утром просыпаемся - окружены полностью. Американская десантура кругом - видимо перед рассветом где-то в отдалении с вертолётов высадились. К обеду войска правительственные подошли. Потребовали переговорщиков - мы с Берндом и пошли. Нас тут же повязали, остальных - расстреляли всех из множества стволов. Почему нас с Берндом не в Столицу повезли, а у Брауна оставили? Пёс его знает. Браун - он человек авторитетный, видимо, захотелось ему с нами лично пообщаться, вот, и попросил у военных. Дальше - пообщался немного, удовлетворил своё любопытство, да и отправил в катакомбы. Сперва просто кирками вкалывали, потом, выяснив, что Бернд лингвист хороший - его какие-то древние тексты переводить определили, в кандалах, понятное дело. А я вот сбежал, месяца два назад. Как - и не важно совсем. В прошлом я в ЦРУ трудился, так что обучен всякому: эпилепсию симулировать, мёртвым притворятся, под водой без воздуха находиться - минут семь, другому всякому. Короче, вырвался. Решил - через Сизые Болота в Сан-Анхелино выбираться. Да вот чиго встретил, решил вас тут дожидаться.
   - То есть, Вы именно нас - тут дожидались? - Удивляется доктор Мюллер, - Как же так?
   - Да вот так, - усмехается Марк, - Мне Бернд про вас сказал, мол: "Друзья мои сейчас в тюрьме австралийской сидят. Тогда-то из тюрьмы выходят, тогда-то - здесь будут. Так что, ежели что - дождись их обязательно". Вот я и решил - вас здесь дожидаться, чтобы не разминуться в дороге. Тем более - ослабел в подземелье этом, не был уверен, что через Сизые Болота живым переберусь. Кстати, подмога то - подойдёт ещё?
   - Подойдёт, конечно, - отвечаю, - Ещё одного бойца ждём.
   - Всего - одного? - Марк спрашивает, с индейцами разочарованно переглядываясь.
   - Тот, которого дожидаемся, батальона целого стоит, - Мари отвечает, усмехаясь криво.
   Это она - про Лёху, конечно. Этот, пожалуй, и два батальона - за пояс заткнёт.
   Помолчали. Доктор Мюллер и говорит, резюмируя рассказ Марка:
   - Сентиментальность во всём виновата. Знал ведь Бернд правило золотое: "Если индивидуум человеческий к другим людям - как к рабам относится, как - к расходному материалу, необходимо того индивидуума пристрелить. И, чем быстрее - тем лучше". Так нет, Атлантида, хоббиты.... Размяк, разнюнился....
   - Да, - Мари печально соглашается, - Бернд - он такой: романтичный и добрый, за это и люблю его, охламона.
   И я высказаться не преминул:
   - Если бы я был на месте Бернда - пристрелил бы этого Профессора Брауна, да и помощников его ближайших, сразу и безжалостно. А, если бы Лёха то восстание возглавлял, вообще был бы строгий приказ - пленных не брать.
   Ещё помолчали.
   Вдруг пацан давешний прибегает, и шепчет вождю что-то на ухо. Помрачнел Аймар, поднялся с табурета и говорит:
   - На востоке, где Лагерь Хозяев находится, пожар большой. Судя по всему - взорвалось там что-то, сильно очень.
   Торопливо похватали оружие, на ближайшую скалу взобрались. Было уже достаточно темно, на небе появились первые звёзды - ночь в тропиках приходит рано. На востоке чётко наблюдалось жёлто-оранжевое зарево.
   - Марк, - взволнованно проговорил Аймар, - я сейчас прямо туда. А ты возьми с собой наших белых друзей, и давай напрямую к Большому Холму. Если это пришлые - есть все шансы их перехватить.
   Естественно, меня пытались в деревне оставить, ранен ведь, как-никак. Уболтал, взяли с собой.
   Тронулись в путь, и Марк тут же поспешил дать пояснения:
   - От Лагеря Хозяев старая грунтовая дорога отходит. Если в Лагере - пришлые что-то совершили, то им по этой дороге сподручнее уходить. Дорога эта от нас, если напрямки, совсем близко - километра четыре всего. Так что приготовьтесь на всякий случай, авось повезёт - увидим этих поджигателей. Может, друзьями новыми обзаведёмся. Любой враг Хозяев - наш друг.
   Путь пролегал через болотистое мелколесье, и я, из-за того, что правая рука по-прежнему была примотана к туловищу, (держать на болоте равновесие с одной рукой гораздо труднее, чем с двумя), постепенно стал отставать.
   Велев Айне присматривать за мной, Марк резко увеличил темп, и вскоре остальные члены отряда скрылись из нашего поля зрения. Ещё некоторое время были слышны всхлипывающие звуки шагов по болотистой тропе, но вот и они затерялись, пропали.
   Я очень устал, тяжело и хрипло дышал - прямо как старый запряжной конь, постоянно смахивая единственной рукой, обильный пот со лба, но - упорно шагал вперёд.
   Как бы там ни было, вскоре мы выбрались на узкую грунтовую дорогу. Я тут же привалился к какому-то придорожному камню, вытянув свои усталые ноги на всю дорожную ширину. Айна, шепотом попросив меня никуда не отходить, растворилась в темноте - чиго, они в темноте не хуже котов камышовых всё видят. Кругом - непроглядная ночь, ни фонарика, ни даже спичек в этой суматохе я взять с собой не успел, а звёзды - помощники в этой ситуации невеликие, только далёкое зарево пожара чуть-чуть рассеивало темень.
   Полная тишина, ни своих, ни чужих.
   Минуты через две моего горла коснулась холодная сталь, и знакомый голос негромко произнёс по-русски:
   - Спокойно, Андрюха. Кругом - только свои.
   Ну, так и есть, Лёха, морда арестантская, нарисовался. Нашёл нас всё-таки, бродяга. Теперь, слава Богу, легче уже будет. Теперь совсем я этим Хозяевам не завидую.
   Лёха убрал от моего горла нож, включил фонарик, осветил своё худое лицо, украшенное, как всегда, реденькими усишками и ехидной улыбкой.
   За его спиной, в свете фонарика, мелькнула чёрная хищная тень, и на затылок приятеля обрушилось что-то тяжёлое...
   Айна, конечно, не виновата. Откуда она знать могла, что Лёха - свой? Тем более он ещё и по-русски говорить начал. Видит девчонка - незнакомец к моему горлу тесак приставил, слышит - базарит что-то на языке непонятном. Ну, и что она должна была подумать, спрашивается? Саданула Лёху по затылку корягой, под руку подвернувшейся.
   Что характерно, от души вмазала. Пришлось Марку и доктору Мюллеру бесчувственное тело в деревню на руках тащить. Ещё при Лёхе ящик фанерный обнаружился, тяжёленький - килограмм пятнадцать будет, плюсом - рюкзак с продовольствием и боеприпасами в ассортименте, автомат. Это уж мы с Айной несли. Вернее, в основном она, из-за раны помощник был из меня - аховый.
   Устали все, как мулы последние, педальные, в грязи болотной измазались, уже на рассвете к деревне вышли.
   Пристроили бедолагу в гамак, через некоторое время доктор Мюллер к Лёхиному носу ватку, нашатырём смоченную, поднёс.
   Помотал дружбан головой, глаза открыл.
   - Ну, и кто это меня оглаушил? Кто это умудрился - бесшумно так ко мне со спины подобраться? Что это - за нинзя такой? - Спрашивает.
   Понятное дело - обидно ему. Чёрный пояс по карате у человека, по другим разновидностям боя рукопашного наград и призов международных не счесть, сам себя Королём Диверсантов считает, абсолютно заслуженно, причём, и на тебе - кто-то по затылку пошло так приложил.
   Стараясь не улыбаться, рукой в сторону показываю. Там, метрах в пятидесяти от нас, Айна на поваленном стволе дерева сидит, на солнце восходящее глазами немигающими смотрит, шепчет что-то негромко на местном наречие - молится, или просто - Новый День, наступающий, приветствует. Милая такая девочка, симпатичная, визуально - хрупкая и беззащитная.
   - Да, ладно прикалываться, Петросян хренов! - Лёха непритворно возмущается.
   - Не, какие приколы, - отвечаю, - Всё реально. Эта девчонка - та ещё штучка. Посмотри, я сам весь в бинтах. Её работа. Тоже, вроде тебя, представиться забыл - вот и результат.
   Приятель явно заинтригован, вылез из гамака, рукой по вихрам непослушным провёл:
   - Слышь, Андрон, будь другом! Познакомь, что ли. А?
   Познакомил, не жалко. Уже через минуту парочка в сторону отошла, щебечут себе - словно пара голубков в мирное время.
   - Молодые люди! - Не выдержал доктор Мюллер, - Давайте-ка сюда! Обсудим новости последние, лирикой потом займётесь. А Вы, Айна, поосторожней с этим шалопаем - он известный разбиватель сердец женских.
   Подошли "молодые люди", и, что характерно, вроде как смущённые чем-то оба. Во, дела!
   Мари даже присвистнула удивлённо:
   - Никогда не верила, что она существует - С Первого Взгляда - Любовь!!!!
  
  
  
   Второй раздел.
   Юности, ушедшей навсегда и безвозвратно, с сентиментальной улыбкой - посвящается.
  
  
   Пролог.
  
   Мы проехали по ущелью не более десяти минут, когда метрах в пятидесяти от морды передового мула, с нависающих над тропой скал, с той и с другой стороны, заструились вниз потоки камней - больших и маленьких, разноцветно-пёстрых и скучно-серых, относительно шаровидных и вовсе - неправильной формы.
   Судя по равномерности и размеренности - камнепад, явно, имел искусственное происхождение.
   Облако бурой пыли накрыло караван беглецов. Испуганно заржали лошади, утробно заревели мулы. Погонщики торопливо срывали с себя куртки и тщательно обматывали ими морды животных, оберегая их нежные ноздри от попадания грубого каменного крошева.
   Когда пыль рассеялась, стало ясно, что путь вперёд, через Ущелье Девяти Самородков закрыт надолго - на разбор каменной преграды уйдёт несколько суток.
   Обернувшись, я с ужасом осознал, что и путь назад - если ещё и не отрезан до конца, но сопряжён с нешуточными опасностями. Там, в непосредственной близости от границы Индейского Нагорья с Сизыми Болотами, стояла, вытянувшись многокилометровой дугой, полоса чёрного дыма. Очевидно преследователи, действуя по какому-то заранее разработанному коварному плану, подожгли камыши Сизых Болот, которые в это время года представляли собой идеальное, многократно высушенное работящим тропическим солнцем, топливо.
   Ветер дул с моря - значит, огненный вал двигается прямо на наш отряд, запирая его своим раскалённым замком в каменном мешке с другой стороны.
   Ситуация неуклонно меняла свой статус, превращаясь из неприятной и непростой - в отчаянную и безвыходную.
   Мы просидели в этой каменной ловушке, заполненной дымной пеленой, без малого четверо суток. От угарного газа стали умирать лошади, мулы, потом - люди.
   Я лежал под каким-то чахлым кустом, обернув голову мокрой попоной.
   Где-то на задворках сознания нескончаемым калейдоскопом завертелись воспоминания - детство, отрочество. Но, чаще всего вспоминалась юность - Ленинград, студенческие шальные годы. Перед внутренним взором проплывали лица друзей, вспоминались события и истории, происходившие с нами тогда - истории смешные и печальные, поучительные и наивные....
  
  
  
   01 - Превратности Судьбы: "Зенит" и портвейн - близнецы братья -
  
   Я проснулся в предрассветный час. Было достаточно холодно - солнышко всё ещё дремало где-то, за линией горизонта. Но кромешная тьма уже отступила, вокруг безраздельно царила серая дрожащая мгла. Редкие клочья тумана задумчиво оседали на ветвях деревьев каплями воды. Заброшенный сад казался ужасно древним и таинственным. Где-то рядом шумели волны, ненавязчиво соприкасаясь с каменистым берегом - это старушка-Нева напоминала о своём существовании. И как это меня занесло сюда?
   Так бывает - просыпаешься, и долго не можешь понять - где ты, как попал сюда, зачем?
   А потом, когда память возвращается, закономерно приходит другой, гораздо более важный и трудный вопрос:
   - А что, собственно, дальше то будет?
  
   1980-ый год был богат на события - московская Олимпиада, умер Владимир Семёнович, я окончил школу.
   Выпускной вечер, утреннее похмелье - пора задуматься о поступлении в ВУЗ.
   До пятого класса семья жила в Ленинграде, а потом родители "завербовались на Севера", так что школу я заканчивал на Кольском полуострове, в заштатном посёлке городского типа - папа с мамой уезжать до пенсии с Северов не собирались.
   Как бы там ни было - пора возвращаться на историческую Родину, где остались малогабаритная трёхкомнатная квартира и добрая старенькая бабушка.
   Бабушка встретила внука с распростертыми объятиями, долго вертела во все стороны, приговаривая:
   - А худенький то какой, да и росточком не вышел. А войны то и не было. Что ж так? Это всё Север ваш. Солнца нет, витаминов нет.
   Чего это - "росточком не вышел"? Целых сто шестьдесят три сантиметра. А что худой - так это всё из за спорта - как-никак - чемпион Мурманской области по дзюдо - среди старших юношей, в весе до 48- ми килограммов.
   Бабушка возражений не принимала, и стала один раз в два дня ходить за разливным молоком, к колхозной цистерне, каждое утро появлявшейся возле нашего дома.
   - Пей, внучок, пей молочко. Оно полезное. Глядишь - и подрастёшь ещё немного.
   Внучок не спорил, и молоко пил исправно.
   Куда поступать - особого вопроса не было. Естественно, туда - где пахнет романтикой. В те времена это было очень даже естественно и логично - тем более что представители профессий романтических получали тогда очень даже приличные деньги.
   Любой лётчик, моряк, геолог зарабатывал в разы больше, чем какой-нибудь среднестатистический инженер на столичном предприятии.
   И считалось где-то совершенно обыденным - лет до сорока пяти "половить романтики" где ни будь в краях дальних, денег меж тем заработать, да и осесть ближе к старости в каком-нибудь крупном городе на непыльной должности, а по выходным - свои шесть соток с усердием вспахивать.
  
   Раньше, чем в других Вузах, экзамены начинались в Макаровке, где готовили мореманов для плаваний в северных морях. А что, профессия как профессия - и денежная, и с романтикой всё в порядке.
   Отвёз документы, написал Заявление о приёме - всё честь по чести.
   Но уже на медкомиссии, к моему огромному удивлению - облом вышел.
   Пожилой доктор - с пышными седыми усами, в белоснежном накрахмаленном халате, щёгольски-небрежно накинутом поверх уставного тельника, быстро опустил меня "с морских просторов на скучную землю":
   - Нет, братишка, задний ход! Не годишься ты для нашего заведения. У тебя в носу важная перегородка сломана. Дрался много, или спорт какой? И то и другое? Молодцом - одобряю! Но с таким носом - у тебя на морском ветру такие сопли польются - только вёдра успевай подставлять. А зачем нашему Флоту прославленному сопливые офицеры?
   Нонсенс получается. Да ладно, не огорчайся, не один ты такой. Тут метров пятьсот ближе к Неве - Горный Институт. Все хиляки от нас туда курс держат. Тоже лавочка неплохая. Дерутся только ихние студенты с нашими курсантами, постоянно друг другу пустыми пивными кружками бошки проламливают. Но это так, не со зла. Традиции, брат, понимаешь. Так что - греби в том направлении, и семь футов тебе под килем.
   Я и погрёб.
   Старинное приземистое здание, толстенные колонны, узкие, сильно выщербленные ступени. По разным сторонам от входа - какие-то скульптуры - два покоцанных временем и ветрами мужика обнимают таких же покоцанных девчонок. А что - оригинально.
   На асфальте, рядом с началом лестницы аккуратными метровыми буквами белой краской начертано:
   -Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, МОЙ ЛГИ!
   А что - мило.
   Значит - нам сюда дорога!
   Тут же выяснилось, что на чистых геологов (РМ) - бешеный конкурс, человек пятнадцать на место. А вот на второстепенных геологов (гидрогеология - РГ, и бурение скважин - РТ) конкурс поменьше, да ещё и по эксперименту поступить можно - если средний балл по аттестату выше, чем "4,5" - то сдаёшь только математику - письменно и устно, если суммарно получаешь девять баллов, то всё - принят.
   Средний балл у меня "4,8", с математикой проблем никогда не было - сдаю документы на РТ, больно уж название будущей профессии красивое:
   "Техника и технология разведки месторождений полезных ископаемых".
   Лихо загнули.
   Через две недели получаю две пятёрки - зачислен без проблем.
   Но декан тут же огорчает - всем, поступившим по эксперименту - добро пожаловать на прополку турнепса, в славный совхоз "Фёдоровское"!
   Покорно едем на турнепс. Бескрайнее поле, покрытое полуметровыми сорняками.
   Получили ржавые тупые ножи - и вперёд, за славой и орденами.
   Все вяло топчутся на месте, только один парнишка, высокий и худой, с непропорционально длинными руками и ногами, резво берётся за дело - и минуты не прошло, как он удалился от основной массы нашего героического отряда метров на пятнадцать - только сорняки в разные стороны летят, будто из под ножей комбайна.
   - Во даёт! - восхищённо удивляется симпатичная девица с экономического факультета.
   - Да это Эртэшник, - лениво цедит её кавалер, в очках - по виду - типичный ботаник, - На РТ каких только чудиков не принимают.
   Ну, раз парнишка свой - тогда подключимся к процессу.
   Становлюсь чуть правее энтузиаста и начинаю пропалывать чёртов овощ, стремясь догнать лидера. Удаётся сделать это только через час, истекая потом, на противоположном краю поля.
   - Лёха-каратист, - тяжело дыша, представляется новый товарищ.
   - Ну, а я тогда - Андрюха-шахматист, - острю я в ответ и пожимаю протянутую потную ладонь, - Кстати, а чего это мы так ломанулись то?
   - Ты что - Джека Лондона не читал, что ли? - искренне удивляется Лёха, - Ну, помнишь в "Смоке и Малыше" - "быстрые долгие переходы и долгие привалы"? Мы то сейчас минут сорок в тенёчке поваляемся, а эти уроды всё это время на солнышке жарится будут. Логично ведь?
   Соглашаюсь, что логика действительно присутствует. Новый знакомый оказывается записным болтуном и законченным романтиком, поступившим в Горный сугубо по идейным соображениям.
   Минут двадцать Лёха треплется о своей любви к путешествиям, о желании объехать весь мир вдоль и поперёк, о каком-то там ветре странствий и тому подобных глупостях. И ещё минут десять - о карате - надо же, действительно оказался каратистом - редкость для тех времён нешуточная.
   - Как ты к футболу, кстати, относишься? - интересуется новый приятель.
   Отвечаю, что, мол, нормально отношусь, как все, только играю не очень, да и редко к тому же.
   - Давай тогда на "Зенит" сходим? Согласен? Ну, тогда давай в субботу на "Петроградке" встречаемся. Не опаздывай. Билеты я заранее куплю.
   В субботу встречаемся ровно в три.
   - Слышь, Лёха, а чего это мы в такую рань состыковались? Футбол то в восемь только?
   - Ну, ты прямо как маленький. А портвейну достать, а выпить-поболтать? - Непритворно удивляется Лёха.
   Мысль о портвейне мне как-то в голову не приходила. Вообще то мы на футбол собирались.
   Приятель быстро о чём-то консультируется с незнакомыми мне пацанами и радостно объявляет:
   - На Зелениной "Агдам" продают. Полетели по быстрому, говорят - достать реально.
   Летим по быстрому. Стоим в очереди, потом лезем без очереди, Лёха успевает заехать кому-то в глаз. Но портвейн достаём - целых три бутылки.
   Интересуюсь - зачем так много.
   - "Агдам" - вино для дам, философски заявляет Лёха, - Три - то, что надо: одну - до матча, другую - в процессе, третью - после. Железная логика?
   Конечно, железная, чего уж там.
   - Давай за мной, тут один парадняк есть - всё культурно сделаем.
   Входим во двор - колодец, поднимаемся под самую крышу - на шестой этаж.
   Откуда-то из-за батареи Лёха достает картонную коробку, открывает крышку.
   В коробке - два стеклянных стаканчика, салфетки, перочинный нож.
   Напарник ловко застилает подоконник салфетками, протирает стаканы, открывает пузатую бутылку с дурно пахнущем напитком, достаёт из кармана сырок "Дружба".
   - Слышь, Лёша, а зачём это всё? Ну, "Агдам" этот, сырок, - решаюсь, наконец, на вопрос.
   - Ну, ты даёшь! - Лёха нешуточно возмущён, - Как бы тебе это объяснить то попроще.
   Ты как к Принципам и Традициям относишься? Положительно? Так вот - всё это - Принципы и Традиции - и сырок - именно "Дружба", и портвейн. Даже стишок такой есть: "Портвейн и "Зенит" - близнецы братья. Кто, нам, пацанам особенно ценен? Мы говорим "Зенит" - подразумеваем портвейн. Мы говорим "портвейн" - подразумеваем..." А, чёрт, забыл. Да неважно - давай - за "Зенит".
   Пьём портвейн - первая порция, как полагается - комом, вторая - соколом. В процессе получаю море информации о мировом и отечественном футболе и о "Зените" и его игроках - в частности.
   - Я за что "Зенит" уважаю? - Разглагольствует немного захмелевший приятель, - Во-первых, за то, что в этой команде, в основном, наши же, питерские пацаны играют, ребята с нашего двора - образно выражаясь. Сечёшь? А во-вторых - за Володю Казачонка. Он - боец настоящий, всегда до конца сражается. Выигрываем, или проигрываем - Володя всегда в мыле, как лось педальный по полю бегает, бьётся. Да за него я любому глотку перегрызу! А вообще, у меня мечта есть. Хочу, чтобы в "Зените" только одни питерцы играли, вовсе без приезжих. И чтобы бились бы они все - как Володя, до конца. И не важно совсем - какое место конечное в чемпионате этом команда займёт. Неважно совсем. Главное - чтобы только свои, и чтоб бились! А звёзд иногородних набрать и первые места потом занимать - такого, лично мне, и даром не надо!
   Бутылка кончается, Лёха открывает вторую, достает из-за пазухи плоскую объёмную флягу и переливает туда напиток. Прячет под ремень, одёргивает рубаху, интересуется:
   - Ну, как? Незаметно? А то менты нынче - звери, в миг отнимут.
   Аккуратно протираем подоконник, прячем коробку со вспомогательным инструментом обратно за батарею, и, болтая и травя неприличные анекдоты, перемещаемся на Крестовский остров, но идём не к стадиону, а в глубь парка, где в дупле старого трухлявого дуба прячем третью бутылку.
   А вот, собственно, и футбол. Видно, что на поле делается - откровенно плохо, но на тридцать третьем секторе весело. Все кричат, размахивают руками, извлекают из потайных мест фляжки, бутылки и даже - медицинские грелки, и под одобрительные взгляды друг друга потребляют принесённые напитки.
   Вроде бы - наши выиграли, а вот с каким счётом - уже забылось.
   Дружной радостной толпой, уже в вечерних сумерках, в окружении доблестной милиции, двигаемся прочь от стадиона.
   Мужики дружно скандируют:
   - "Зенит" - бронза звенит!
   - Менты - гордость нации!
   Пьяненькие девицы предпочитают другую кричалку:
   - Я хочу родить ребёнка от Володи Казачонка!
   Милиционеры благостно улыбаются, вежливо помахивая дубинками.
   Незаметно сворачиваем в парк, к заветному тайнику.
   Как открывали бутылку - помню, потом - как отрезало.
   Проснулся уже на рассвете - от холода. Туман оседал на деревьях капельками росы, рядом громко храпел Лёха. Вот и сходили на футбол - интересно, что бабушка скажет?
   Лёха проснулся неожиданно в хорошем настроении, и тут же заявил:
   - Классный был футбол, достойно сходили. А сейчас двинем на Ваську, там с восьми утра точки пивные работать начинают.
   Двинули на Ваську. Приятель идёт впереди и в пол голоса напевает:
   - Мои друзья идут по жизни маршем, и остановки - только у пивных ларьков...
   У пивного ларька немаленькая очередь мятых мужиков. Но Лёха доходчиво объясняет, что мы - болельщики "Зенита", поэтому нам - без очереди. Первый несогласный тут же получает ногой в ухо - карате - весьма полезная вещь - и пиво уже у нас в руках. Впрочем, пива в кружке - процентов пятьдесят, остальное - чистая ленинградская водопроводная вода, но всё равно - хорошо.
   Немного взбодрясь, двигаемся к метро.
   Лёха, уже во всю глотку, орёт:
   - Моя мать - Революция, мой отец - стакан портвейна....
   Так вот ты какая, жизнь студенческая! Лично мне - нравится.
   Бабушка встретила на удивление спокойно:
   - Пей, внучок, пей молочко. Оно с похмелья - в самый раз будет.
   Внучок и не спорил.
   А с Лёхой на футбол довелось ходить недолго.
   На втором курсе его быстренько женила на себе одна весьма шустрая, но правильная девица.
   И стал наш Лёха-каратист примерным семьянином со всеми вытекающими последствиями.
  
   Вот Вам превратности Судьбы - жил себе парнишка простой - анархист, хулиган, драчун, любитель портвейна, романтик законченный, а ныне?
   Ныне Лёха - профессор, доктор технических наук, червь бумажный, даже на футбол больше не ходит.
   Тьфу, да и только.
   Вот что девчонки с нашим братом вытворяют.
  
  
  
  
   02 -Введение в специальность: Бур Бурыч и ротмистр Кусков-
  
   На жизненном пути каждого человека встречаются люди, воспоминания о которых всегда приятны и ожидаемы. Всегда - когда бы эти воспоминания ни постучались в потаённую дверцу твоего сердца.
  
   И вот она - первая лекция. Называется - "Введение в специальность".
   Заранее - ведь Первая Лекция - собираемся возле означенной аудитории, ждём начала.
   Ещё группа чётко разбита на две половинки: вот - местные, ленинградские, а вот - приезжие, "общажные".
   Разная одежда: местные - уже в джинсах - в "настоящих", либо - в болгарских; общажные - либо в школьных брючатах, либо - в широченных, уже года два как вышедших из моды - клешах.
   Разная речь: кто-то громко "окает", кто-то, также громко, демонстративно этого не стесняясь - "акает"; местные - в основном, молчат, изредка негромко и отрывисто переговариваясь о чём-то между собой.
   Пройдёт всего лишь полгода, и всё усреднится, все станут братьями - с общими интересами, предпочтениями в одежде, сленгом.
   А пока - ленинградцы сгруппировались по правую сторону от входа в аудитории, приезжие - по левую.
   Я, если посмотреть так - местный, если эдак - приезжий. Но, поскольку тусуюсь с Лёхой-каратистом, прибиваюсь к ленинградским.
   И, вдруг, ровно по центру разделяющего группировки коридора появляется неожиданная, по-книжному брутальная - фигура.
   Среднего роста блондин с шикарным киношным пробором посередине модной причёски, обладатель тяжёлого, волевого, опять таки - киношного - подбородка.
   Одет - в чёрную классическую тройку, белоснежную рубашку со стоячим воротом, кроме того - шикарный галстук яркой попугайской расцветки и - нестерпимо блестящие, чёрные, явно импортные - туфли. На лацкане пиджака - ромб, свидетельствующий об окончании какого-то спортивного техникума, рядом - громоздкий значок с надписью: "Мастер спорта СССР".
   - А это что ещё за ферт такой? - достаточно громко, не таясь, спрашивает Лёха, никогда - с момента нашего знакомства - не уличённый в тактичности и трепетности.
   Ферт, оглядевшись по сторонам, и, как будто услыхав Лёхин вопрос, тут же направился в нашу сторону.
   Подойдя практически вплотную, и глядя только на Лёху - сугубо в глаза, заезжий щёголь пальцами на лацкане пиджака - противоположном тому, где красовались вышеописанные регалии - начинает показывать знаки, вынесенные из отечественных фильмов об алкашах - мол, давайте-ка, сообразим на троих.
   Сюрреализм и импрессионизм в одном флаконе - ну никак не вяжется строгая черная классическая тройка с такими ухватками.
   Но, Лёха у нас - кремень, и глазом не моргнув, он тут же, элегантно подхватив меня под локоть, начинает перемещаться в сторону мужского туалета.
   Щёголь неотступно следует за нами.
   В туалете, наш новый брутальный знакомый ловко извлекает из брючного кармана непочатую бутылку коньяка - пять звезд, за две секунды крепкими белоснежными зубами расправляется с пробкой, одним глотком опорожняет ровно треть, занюхивает рукавом, и, протягивая бутылку с оставшимся содержимым Лёхе, представляется:
   - Кусков, Мастер Спорта СССР по конной выездке, дипломированный спортивный тренер, к Вашим услугам, господа!
   Передавая друг другу бутылку, допиваем коньяк. На безымянном пальце нашего нежданного собутыльника - обручальное кольцо, совсем взрослый, в отличие от нас, значит.
   Поскольку Лёха неожиданно закашлялся, беру нити разговора в свои руки, и спрашиваю ферта на прямую:
   - Дяденька, а Вас то, как на эти галеры занесло? Чем, собственно, обязаны таким вниманием?
   - Видите ли, мой юный друг, сорока на хвосте принесла - тут вроде заведение нормальное - Принципы и Традиции соблюдаются по полной. А это в наше время - не мало!
   - Не, Кусков, ты это серьёзно? - Встревает откашлявшийся Лёха, - Про Принципы и Традиции? Ну, тогда ты - брат, и всё такое. Краба держи!
   Кусков поочерёдно пожимает нам руки, и вдруг, прислушавшись к чему - то потустороннему, заявляет:
   - Мужики, а, похоже - дверь в аудиторию уже откупорили. Слышите? А знаете - кто нас сегодня воспитывать будет? Сам Бур Бурыч. Лично. Вообще-то, на самом деле, его зовут - Борис Борисович, но для своих, продвинутых - Бур Бурыч.
   Лучший бурила страны, в Антарктиде зимовал бессчетно! Так что - почапали за мной - на первый ряд, не пожалеете.
   Все остальные оказались скромниками - на первом ряду - только наша троица.
   Открывается дверь, и по проходу, между рядами сидящих, вихрем пролетает крепкий мужик в годах с потрёпанным портфелем в руках - только полы расстёгнутого пиджака разлетаются в разные стороны.
   Мужик чем-то неуловимо похож на Кускова - такой же плотный, челюсть - кувалда, разве что волосы - седые, и лысина на макушке - с небольшой блин размером.
   Знаменитый профессор пробегает в непосредственной близости, и мой нос, уже неплохо разбирающийся в ароматах, свойственным крепким напиткам, однозначно сигнализирует - это - хороший коньяк, по взрослому - хороший, в отличие от того, который мы десять минут назад употребляли без закуски в немытом сортире, просто отличный - звёзд на пятнадцать потянет.
   Бур Бурыч взбирается на трибуну, и, с места в карьер, начинает:
   - Орлы, рад Вас всех видеть. Нашего полка - прибыло. Поздравляю! А куда Вы попали, представляете хоть немного? Знаете - что за Эр Тэ такое? Так вот, первыми словами своей речи, хочу сообщить, что Эр Тэ - это вещь совершенно особенная и где-то даже - неповторимая. Если совсем коротко, то Эр Тэ - это гусары нашего, славного Горного Института. Вот так - и ни больше, и ни меньше. Кстати, а какие Правила гусары соблюдают неукоснительно и скрупулезно? Кто ответит?
   Кусков тут же тянет руку вверх.
   - Прошу, молодой человек, только - представьтесь с начала.
   - Кусков, в душе - гусарский ротмистр, - представляется Кусков.
   - Даже так - ротмистр? - Густые профессорские брови со страшным ускорением ползут вверх, - Безусловно - очень приятно, продолжайте.
   Ротмистр спокоен, и где-то даже нагл:
   - Ваш вопрос, уважаемый Борис Борисович, прост до невозможности. И ответ на него давно, ещё со времён Дениса Давыдова, известен широким массам:
   во-первых - это - "гусар гусару - брат";
   во- вторых - "сам пропадай, а товарища - выручай";
   в-третьих - "гусара триппером - не испугать";
   в - четвёртых -....
   - Достаточно, Кусков, достаточно, - торопливо прерывает Бур Бурыч, - Кстати, а чего это Вы, ротмистр вырядились - словно какая-то штатская штафирка? А?
   - Сугубо из соображений конспирации, мон женераль. Что бы враги гнусные не догадались, - серьезно донельзя отвечает Кусков, преданно тараща на профессора круглые карие глаза.
   - Юморист хренов, - хмуро морщится Бур Бурыч, - если умный такой - отгадай загадку: "Двести три профессии, не считая вора. Кто это?"
   - Вопрос - говно, экселенц, - браво докладывает разухарившийся ротмистр, - Это, без всякого сомнения - полковник полка гусарского, гадом буду.
   На несколько минут профессор впадает в транс, затем, ни на кого не обращая внимания, медленно достаёт из потрёпанного портфеля маленькую фляжку и подносит её к губам, после чего устало произносит:
   - В смысле философском, Вы - Кусков, безусловно, правы. Спасибо за откровенный ответ. Но, всё же, Горный Институт готовит вовсе не гусаров. А совсем даже - наоборот.
   Представьте, тайга, или тундра какая, и до ближайшего населённого пункта - километров сто, а то - и поболе будет. И вертолёты не летают ни хрена - погода-то нелётная. И стоят пара- тройка буровых на ветру сиротиночками позабытыми. И хлебушек закончился - голодно, и шестерёнка какая-то важная сломалась. Разброд и уныние в коллективе. Но план давать то надо - иначе денежков не будет, да и начальство голову отвертит на фиг.
   И вот тогда на арену, под нестерпимый свет софитов выходит он, наш герой главный - Буровой Мастер.
   Он и хлеба испечёт, и рыбки в речке ближайшей наловит, и на стареньком фрезерном станочке шестерёнку нужную выточит, и паникерам разным - профилактики для - по физиономиям гнусным наваляет. Короче - отец родной для подчинённых, да и только.
   Если даже кто, не дай Бог, представится - он и похоронит по человечески, молитву, какую никакую над могилкой прочтёт.
   Ясно Вам, голодранцы, теперь будущее ваше и перспективы на годы ближайшие?
   Ну, ясен пень, буровой мастер - это только первая ступень карьерная - но важная до чёртиков. А гусарство - это так - для души и комфорта внутреннего.
   Вот я, например - профессор, доктор технических наук, лауреат премий разных. Но не греют титулы эти. А горжусь главным образом тем, что присвоили мне полярники звание знатное - " Король алхимиков, Князь изобретателей". За что спрашиваете?
   Тут дело такое. В Антарктиде мы лёд не просто механическим способом бурим, но и плавим также. И чисто технологически для процесса этого спирт чистейший необходим.
   Но на станциях антарктических начальство, как и везде, в прочем, - умно и коварно.
   И дабы пьянства повального не началось - добавляет в спиртягу всякие примеси насквозь ядовитые - дрянь всякую химическую. И каждая новая смена на станцию полярную прибывающая, считает своим долгом за год отведённый, изобрести хотя бы один новый способ спиртоочистки - тем более что и начальство не дремлет, так и норовит новую химию применить. Ну, а изобретателю конкретному - почёт и уважение всеобщее.
   Я в Антарктиде четыре раза побывал - а способов очистки целых девять изобрёл. Ясно?
   О чём это бишь я?
   Бур Бурыч ещё долго рассказывает о всяких разностях - о горах Бырранга, о чукотской тундре, о южных пустынях, о Принципах и Традициях, об известных личностях, учившихся когда-то на РТ:
   - Даже Иося Кобзон у нас целый семестр отучился, а потом - то ли Мельпомена его куда-то позвала, то ли с математикой казус какой-то случился.
   А что касается Главного Принципа, то это просто - всегда и со всеми - деритесь только с открытым забралом. С открытым, и - без стилета за голенищем ботфорта....
   Лекция должна длится полтора часа, но проходит два часа, три, четыре - все, как завороженные, внимают профессору.
   В конце Буб Бурыч - то ли нечаянно вырвалось, то ли совершенно сознательно - произносит - так, якобы - между делом:
   - В мои то студенческие времена у Эртэшников такой ещё Обычай был - первую стипендию коллективно пропивать - с шиком гусарским. Но тогда всё по другому было - и стипендии поменьше, и народ позакаленней и поздоровей.
   По тому, как переглянулись Кусков с Лёхой, я отчётливо понял - семена брошенные упали на почву благодатную - будет дело под Полтавой.
   Через месяц дали первую стипендию, и подавляющее большинство во главе с доблестным ротмистром Кусковым на несколько дней обосновались в общаге - с шиком стипендию пропивать. На одного участника приходилось, помимо закусок скромных, но разнообразных - по пятнадцать бутылок портвейна марок и названий различных. Совсем нехило. Честно говоря, справится с таким количеством спиртного - было просто нереально, если бы не бесценная помощь старшекурсников.
   Они благородно помогали бороться с Зелёным Змеем, приносили с собой гитары, песни разные геологические, незнакомые нам ещё тогда, пели душевно:
  
   На камнях, потемневших дочерна,
   В наслоённой веками пыли,
   Кто-то вывел размашистым почерком -
   Я люблю тебя, мой ЛГИ.
  
   Может это - мальчишка взъерошенный,
   Только-только - со школьной скамьи,
   Окрылённый, счастливый восторженный -
   Стал студентом твоим, ЛГИ.
  
   Может это - косички да бантики,
   Да пол неба в огромных глазах,
   Наконец, одолев математику,
   Расписалась на этих камнях.
  
   Может это - мужчина седеющий -
   Вспомнил лучшие годы свои.
   И как робкую, нежную девушку
   Гладил камни твои - ЛГИ.
  
   Многим испытание это оказалось явно не по плечу - я вышел из игры на вторые сутки - поехал домой, к бабушке - молоком отпаиваться, кто-то сошёл с дистанции уже на третьи...
   Но ударная группа коллектива во главе с принципиальным ротмистром - героически сражалась до конца.
   Через неделю Бур Бурыч пригласил всех на внеочередное собрание. Хмуро оглядел собравшихся, и голосом, не сулившим ничего хорошего, начал разбор полётов:
   - Только недоумки понимают всё буквально. Умные люди - всегда взвешивают услышанное и корректируют затем - по обстановке реальной и по силам своим скудном.
   В противном случае - нестыковки сплошные получаются.
   Вот из милиции пришла бумага - медицинский вытрезвитель N 7 уведомляет, что 5-го октября сего года, студент славного Ленинградского Горного Института - некто Кусков - был доставлен в означенный вытрезвитель в мертвецки пьяном состоянии, через три часа проснулся и всю ночь громко орал пьяные матерные частушки. Ротмистр - Ваши комментарии?
   - Не был. Не привлекался. Всё лгут проклятые сатрапы, - не очень уверенно заявляет Кусков.
   - Выгнал я бы тебя ко всем чертям, - мечтательно щурится Бур Бурыч, - Да вот закавыка - из того же учреждения ещё одна бумага пришла. В ней говорится, что всё тот же Кусков, 6-го октября сего года, был опять же доставлен, опять же - в мертвецки пьяном состоянии, через три часа проснулся и всю ночь читал вслух поэму "Евгений Онегин" - естественно, в её матерном варианте исполнения. Ротмистр?
   - Отслужу, кровью смою, дайте шанс, - голос Кускова непритворно дрожит.
   - Ты, тварь дрожащая, у меня не кровью, а тонной пота своего это смоешь - на практике производственной, в степях Казахстана, куда загоню я тебя безжалостно, - уже во весь голос орёт профессор, но тут же успокаивается и совершенно спокойно, и даже - где-то задумчиво, продолжает, - За один вытрезвитель - выгнал бы беспощадно. Но два привода за двое суток? Это уже - прецедент. А от прецедента до Легенды - шаг один всего. Выгоню к чертям свинячьим героя Легенды - совесть потом замучит.
   Но с пьянкой, шпана подзаборная, будем заканчивать. Всем в коридор выйти! Там указаний дожидайтесь. А Вы, Кусков, останьтесь.
   Ротмистр грустно провожает нас взглядом, чуть слышно бормоча себе под нос:
  
   Пошлите же за пивом - денщика!
   Молю вас, о прекрасные гусары!
   А почему - Вы в серых галифе?
   И для чего Вам - чёрные дубинки?
  
   Выходим в коридор, группируемся возле замочной скважины. За дверью - ругань, шум какой-то неясной возни, оханья...
   Минут через десять в коридор вываливается Кусков - одно его ухо имеет рубиновый цвет, и своей формой напоминает гигантский банан, другое - по размерам и форме - вылитая тарелка инопланетян, цвета же - тёмно фиолетового.
   - Это чем же он тебя лупцевал, стулом, что ли? - Заботливо интересуется Лёха.
   - Ну, что ты, - как ни в чем не бывало, отвечает ротмистр, - Разве можно советских студентов бить? Так только - за ухо слегка потаскал, сугубо по-отечески.
   Все начинают неуверенно хихикать.
   Кусков неожиданно становиться серьёзным и строгим:
   - А теперь, эскадрон, слушай команду Верховной Ставки - с крепкими напитками завязать, кроме случаев исключительных. В мирное время - разрешается только пиво.
   К исключительные случаям относятся: дни рождения - свои и друзей (включая подруг); свадьбы - свои и друзей, рождение детей - своих и у друзей, похороны - свои и друзей, а также - успешное сдача отдельных экзаменов и сессии в целом, начало производственной практики и её успешное завершение. Всем всё ясно?
   - Да не тупее тупых, - тут же откликается Лёха, - Кстати - о пиве. Тут поблизости - три пивных бара располагается. "Петрополь" - дерьмо полное - там всё время ботаники из Универа тусуются. "Бочонок" - почётное заведения, туда даже иногда пацаны авторитетные заглядывают - Гена Орлов, Миша Бирюков, только маленький он для компании большой. А вот "Гавань" - в самый раз будет - целых два зала, просторно - в футбол запросто можно играть. Мореманы из Макаровки там, правда, мазу держат. Но ничего - прорвемся. Ну, что - замётано? Тогда - за мной!
   Дружной весёлой толпой, под неодобрительными взглядами прохожих, двигаемся к "Гавани".
   Впереди - ротмистр, как полагается - верхом.
   На Лёхе, естественно - как на самом здоровом и выносливом
   Вот такие вот педагоги жили в те времена, с решениями нестандартными и сердцами добрыми.
  
   Бур Бурыч умер несколько лет назад.
   На похороны приехало народу - не сосчитать.
   Шли толпой громадной за гробом - малолетки, и сединой уже вдоволь побитые - и рыдали - как детишки неразумные, брошенные взрослыми в тёмной страшной комнате - на произвол беспощадной Судьбы.
  
  
  
  
   03 -Рыбалка - как философский аспект мироощущения-
  
   Для кого-то рыбалка - отдых, для кого-то - спорт.
   А для меня, в первую очередь, - это возможность пофилософствовать немного в тишине, или, если немного иначе:
  
   Лишь не забыть бы в суете -
   Остановиться, оглянутся,
   На том безумном вираже,
   Иль на сто первом этаже,
   Где нам дозволено проснуться.
   Лишь не забыть бы - в суете.
  
   Вот и закончен первый курс. Слава всем Богам Земным, новым, старым, модным, давно забытым - но Мы - прорвались! Ура!!!
   В августе - в строгом соответствии с Учебным Планом - учебная же практика в Крыму.
   А пока, целый июль - каникулы!
   И решили мы с одногрупником съездить на рыбалку - на мою вторую Родину, на Кольский полуостров.
   Толстый Витька - пацан свой в доску. Ростом - под два метра, здоров - как буйвол африканский, гирями двухпудовыми жонглирует - Поддубный отдыхает.
   Вообще то он - сугубо городской, краснощёкий - кровь с молоком, и слегка изнеженный, очочки носит, на рыбалке и не был ни разу. Но когда-то ведь надо начинать?
   Почему, собственно, не сейчас?
   Садимся в поезд - через двадцать часов - на месте.
   Знакомые мужики соглашаются доставить нас до озера Долгого. Садимся в видавший виды "Урал", едем. Минуем Кандалакшу, впереди - Крестовский перевал, ранней весной и поздней осенью - место страшное - бьются там машины десятками за один раз.
   Представьте: внизу - ещё тепло, на перевале - минус, проходят осадки какие - дождь, или там просто туман росой оседает - ловушка и готова. Идёт на перевал колонна гружёных лесовозов, дистанцию между машинами приличную держа. И вдруг, передний выезжает на гололёд, но ничего - со скрипом, но проезжает. За ним остальные. Но метров через двести гололёд в голимый лёд превращается - передний начинает вниз скатываться, под колёса второму, тому то же деваться некуда - начинает вниз сдавать.
   Но сдают то лесовозы назад не строго по прямой, косоротит их постоянно, поперёк разворачивает.
   А тут с перевала вахтовка какая-то одиночная спускается, не затормозить ей на льду, вот и врезается в развёрнутый поперёк лесовоз, и покатились все вниз со страшной силой - огненная полоса километров за пятнадцать видна.
   Потом перевал на пару суток закрывают - ремонтники очищают дорогу от обгоревшего железа. И так вот - несколько раз за сезон.
   Но сейчас - лето, поэтому преодолеваем перевал легко, спускаемся - вот и легендарный Терский берег - северная граница беломорского побережья.
   Возле безымянной речушки делаем привал, шофёр заваливается спать, мужики немного выпивают - так, чисто формально - до Избы (так конечная точка маршрута называется) - грести часов восемь.
   Хорошо вокруг - речушка журчит, рыбёшка усердно плещется, комарики редкие жужжат.
   И вдруг выясняется - Толстый для комаров - лакомое блюдо. Облепили они его физию, и давай кусать нещадно. А на других, меня включая - ноль внимания. Видимо, распознали городского, распробовали.
   Бегает Витька по берегу, ручонками размахивает. Лицо у него опухло знатно, очки модные с носа, раздувшегося вдвое, сваливаются.
   Смеются мужики:
   - Ну, Андрюха, повезло тебе с напарником. Не рыбалка, цирк сплошной у вас впереди намечается.
   Шоферюга, наконец, просыпается - едем дальше.
   Вот и Долгое озеро - шириной не более километра, вытянутое с северо-востока на юго-запад километров на сто с гаком.
   Красиво тут несказанно. Над противоположными берегами озера нависают крутые невысокие сопки, покрытые редколесьем, далеко на юге, через кучевые облака, смутно угадывается горбатая, совершенно лысая Иван-гора.
   На озере - полное безветрие, вода отливает тусклым серебром, далеко впереди, прямо по нашему будущему курсу - быстро передвигающая, словно живая, полоса цветного тумана - местами розового, местами - лилового.
   Надуваем лодки, и - вперед, гребём до Избы.
   Витька садится на вёсла, но уже через двадцать минут набивает кровавые мозоли и из игры выбывает. Дальше гребу в одиночку - поэтому к месту назначения прибываем последними, затратив, вместо принятых восьми часов, на полтора часа больше.
   На месте неожиданно выясняется - рыбачить на Долгом нам предстоит с Толстым сугубо вдвоём - мужики, посовещавшись, решают пойти дальше - на речку Умбу - лохов браконьерить.
   Для тех, кто не знает, "лох", в своём первоначальном значении, это - не человек вовсе, а сёмга, зашедшая поздней осенью на нерест, отнерестившаяся, но не успевшая вовремя уйти в море. Перезимовав в проточном озере, через которое проходит нерестовая река, такая рыба из "красной" превращается в "жёлтую", да и вкусовые качества теряет.
   Но всё же, как считают местные, лучше ловить лохов, чем всякую там сорную рыбу - плотву, окуня, щуку.
   Нас с собой не берут - опасно, рыбинспекция не дремлет. Мужикам то что, они местные - договорятся с инспектором за всегда, а нас, если поймают, то на первый раз, конечно, не посадят, но отправят бумагу в институт - запросто вылететь можно - прямиком в армию.
   Остаёмся одни. Убираемся в Избе, заготовляем впрок дрова.
   Изба - место особенное - приземистый пятистенок, сработанный в незапамятные времена из солидных сосновых брёвен, крыша - из толстенных, перекрывающих друг друга деревянных плах - никакого тебе рубероида или толи, но не протекает никогда.
   Над входной дверью вырезан год постройки - 1906-ой. Солидно.
   Внутри - просторные двухуровневые нары - человек десять можно с лёгкостью разместить, печь из дикого камня, массивный обеденный стол с разнообразной посудой, дюжина самодельных табуретов, над столом - полка, на полке - антикварный кожаный скоросшиватель, забитый разномастными бумагами и бумажонками.
   Открываю на последнем листе, в смысле - на первом - по мере наполнения:
   Пожелтевшая от времени гербовая бумага с неясными водяными знаками, косой убористый почерк:
  
   Былой отваги времена
   Уходят тихо прочь.
   Мелеет времени река,
   И на пустые берега
   Пришла хозяйка Ночь.
  
   И никого со мной в Ночи.
   Кругом - лишь сизый дым
   И в мире нет уже причин
   Остаться молодым.
  
   Поручик Синицын, втрое июля 1920 года.
  
   Да, однако, впечатляет. Непросто всё, должно быть, там было - после Революции грёбаной.
   Читаю самый верхний, последний лист - неровно обрезанный кусок обоев "в цветочек":
  
   Над моим сердцем - Профиль Че Гевары,
   Впереди - долгий путь.
   Пойте, звените в Ночи гитары,
   Им не давая уснуть.
  
   Жирные свиньи в гламурных одеждах
   Жадно лакают бордо.
   А на закуску я Вам, как и прежде,
   Предложу лишь говна ведро.
  
   Пашка Мымрин, десятый класс, двадцать первое мая, 1981-ый год.
  
   А это, уже, наши люди. Но, судя по всему, - революционные идеалы по-прежнему живы.
   Становится ясно, скоросшиватель этот - своеобразный дневник литературных и иных пристрастий гостей, некогда Избу посетивших.
   Ну, что же - будем уезжать, тоже чиркнём пару строк.
   А пока - с лирикой надо завязывать, пора начинать рыбу ловить.
   Рыбу приходится ловить одному, Витька по-прежнему не в ладах с комарами. Сидит всё время в Избе, скоросшиватель листает. А если и выходит на свежий воздух, то сугубо с парой предварительно мною наломанных, берёзовых веников - от гнусных насекомых отбиваться.
   На пятые сутки, когда я собирался отплывать за очередной порцией добычи, к лодке подходит Толстый, усердно вертя вениками, и хмуро бубнит, хлюпая распухшим носом:
   - Слышь, Андрюха, а я, похоже, заболел серьёзно, выбираться нам отсюда срочно надо - к доктору.
   - Что, боишься, что от комариных укусов в носу гангрена началась? - пытаюсь отделаться плоской шуткой.
   Да нет, - Витька серьёзен и к шуткам невосприимчив, - Всё гораздо серьёзней. Я это...Ну, как сказать...Ну, с тех пор, как сюда приплыли, ни разу, э-э, по большому не сходил, вот. Такого со мной никогда ещё не было. Я же с детства к режиму приучен - два раза в день - утром и вечером. А тут - такое. Давай-ка, пока не поздно, выбираться отсюда, к чёртовой матери - к доктору, в смысле.
   Успокаиваю Толстого, как могу. Говорю, что это - совершенно нормально, что организм на рыбалке потребляет гораздо больше энергии, чем в городе, то есть - работает на принципах безотходного производства, ну и ещё всякого - в том же ключе.
   Витька успокаивается, заметно веселеет и, даже, выражает желание составить мне компанию в сегодняшнем процессе ловли противной рыбы.
   Взяв свою удочку, резво запрыгивает в лодку, не забыв, впрочем, захватить с собой и веники. Отплываем.
   Проверяем жерлицы, снимаем пару щурят.
   На последней, самой дальней жерлице, сидит огромный, семикилограммовый язь. Рыбина сдаваться не собирается, делает сумасшедшие свечи, пытаясь порвать леску. Витька позабыл обо всех своих бедах, азартно помогает затащить язя в лодку, громко кричит и хохочет, в пылу борьбы с его носа слетают очки и падают за борт.
   После того, как оглушённый язь затих в мешке, мне приходится лезть в воду за очками - благо не глубоко, метра полтора.
   Найдя пропажу и обсохнув, направляю лодку к заранее прикормленному месту - "по чёрному драть плотву".
   Но не тут то было. Витька опять вспомнил о комарах, к удочке даже не прикасается, махает своими вениками - лодка раскачивается из стороны в сторону, идёт волна - рыба, естественно, не клюёт.
   - Ну, и какого рожна ты со мной попёрся? Чего рыбу пугаешь? Сидел бы себе на берегу и махал бы там вениками своими, - сердито отчитываю Толстого.
   - Извини, но здесь комаров меньше, - тусклым, бесцветным голосом извиняется Витька, от его недавней весёлости и следа не осталось.
   Надо пожалеть товарища, тем более что рыбы поймано уже килограммов пятьдесят, и большая её часть уже даже просолилась и ещё сутра вывешена подвяливаться на ветру.
   На завтра едем ловить сига. Сиг ловится только на глубине, на самой середине озера, где дует сильный ветер, и комаров нет вообще - Витька безмерно счастлив, и даже, наплевав на свои ещё не до конца подсохшие мозоли, вызывается грести.
   Ловим на короедов, для добычи которых пришлось с вечера раздраконить топором десятка два трухлявых пеньков.
   Рыба ловиться плохо, но Толстый возвращаться на берег наотрез отказывается.
   Наоборот, тянет его на глупые разговоры:
   - Андрюх, а заметил - на РМ девчонка одна есть, Нинкой зовут, симпатичная до невозможности, правда ведь?
   Странный этот Витька. Ну, какие ещё девчонки, когда времени ни на что не хватает? И учится надо, и подработать там-сям денежку какую-нибудь, и с Лёхой на футбол-хоккей сходить, да ещё с ротмистром Кусковым - пивка попить от пуза. Откуда взять время на девчонок? Чудак Витька, право. В таком духе и отвечаю. Толстый обиженно замолкает и хмуро концентрирует своё внимание на неподвижном поплавке.
   Проходит часов пять. Вдруг замечаю - нет одного весла. Витька, гребец хренов, вёсла толком не закрепил, вот одно и уплыло - неизвестно куда, ветер то сильный.
   Правда, волна идёт - к нашему берегу, может - найдём. Снимаемся с якоря, сплавляемся по ветру, всматриваемся в волны. Но всё бесполезно - нет весла, то ли утонуло, то ли у берега в коряжник его занесло.
   Орудуя одним веслом, как заправский индеец, всё же довожу лодку до Избы.
   Дрянь дело - самодельное весло из куска фанеры и молоденькой осины сделать - не штука, но и лодка и вёсла - чужие, мой отец взял попользоваться у кого-то из своих друзей. Следовательно - быть скандалу.
   Наступает суббота. По водной глади несётся громкий молодецкий посвист - это папаня с компанией подплывают - и нас забрать, и порыбачить самим, разумеется....
   Из приставшей лодки неуклюже выбирается папаша, в руках - громадная, явно тяжёлая корзина. Зачем, спрашивается, корзина - грибной сезон ещё не начинался, вроде?
   Иду навстречу:
   - Папа, а у нас неприятность - весло утонуло.
   - Какое, в задницу, весло? - Папа явно уже принял на грудь, - У моего сына - у тебя, значит, сегодня день рождение. Восемнадцать лет - Совершеннолетие, то бишь. Отставить - все вёсла, иди сюда - поцелую.
   А ведь действительно, блин горелый, день рождения мой сегодня! С этой рыбалкой и забылось....
   Празднуем, мужики пьют за моё здоровье водочку, мы с Толстым - по малолетству - портвейн.
   Перед отъездом вставляю в скоросшиватель замызганный лист обёрточной бумаги с нашим совместным поэтическим перлом:
  
   Говорят, что можно жить
   Как-то по-другому.
   На рыбалку не ходить,
   Вечно жаться к дому.
  
   На завалинке сидеть
   С другом старым Толькой.
   Вечерами песни петь.
   Говорят - и только.
  
   Вот и закончилась рыбалка. Возвращаемся обратно в Ленинград, собираем друзей, и, в "Гавани", под море пива - разъедаем семикилограммового язя и ещё всякой сорной рыбы - без счёта.
  
   Сейчас Витька заявляет, что, мол, с той самой поездки он и стал заядлым рыбаком.
   Но это, смотря - что под этим термином понимать.
   Ну, разжился Толстый деньгами, купил яхту - небольшую, метров двенадцать длиной, оснащённую эхолотом и прочими наворотами. Спиннинги дорогущие, воблеры разные - в количествах немереных, нехилая коллекция средств от комаров и прочих мошек - всё это хорошо, конечно.
   Но какое отношение всё это имеет к рыбалке?
   Я так думаю - что никакого.
   Рыбалка настоящая - это философская субстанция, способствующая лучшему мироощущению, не терпящая суеты и избытка комфорта.
  
  
  
   04 - Не спорьте с дамами, гусары! -
  
   Ещё Денис Давыдов, в своё время, говорил о женском коварстве. Предупреждал, советовал бдить неустанно, ухо востро держать. Да что толку с тех советов? Ловушки женские коварны и изощрённы, нет от них спасения.
   А гусары, они как зайчики маленькие - наивны и доверчивы....
  
   Едем в Крым - на практику - учится карты геологические чертить, в камушках разных разбираться. Поезд тащится долго, почти трое суток. Но за преферансом, что общеизвестно, время летит незаметно.
   В шесть утра прибываем в Бахчисарай, главное - никого не забыть. Пробегаемся по всем купе - будим, расталкиваем, выгоняем с вещами на перрон.
   Нас встречает Начальник Лагеря - Виталь Витальевич, строит, ведёт к автобусу, пересчитывает;
   - Товарищи практиканты, вас по списку должно быть ровно сорок человек, а по факту - тридцать девять. Где ещё одного бойца потеряли? Кого не хватает?
   А, действительно, кого?
   Вдруг от поезда - прямиком к нашему автобусу - приближается сюрреалистическая фигура: белоснежный костюм, чёрный цилиндр, тросточка. Прохожего сильно пошатывает из стороны в сторону, с первого взгляда понятно - он пьян до изумления. Кого-то он мне смутно напоминает.
   -Вы, извините, кто? - Вопрошает Виталь Витальевич.
   -Как это кто? - возмущается незнакомец, - Да Пушкин я, Александр Сергеевич! Не узнали, батенька? Стыдно, ей-ей.
   Начальник Лагеря нешуточно смущён и сбит с толка - говорящий действительно похож на Александра Сергеевича - чёрные кудрявые волосы, бакенбарды, длинный нос.
   За моей спиной раздаётся громкий хохот - это ротмистр, завалившись на землю, бьётся в экстазе.
   Отсмеявшись, Кусков буднично объясняет:
   - Да это он и есть, в смысле - потеряшка наша, сороковой по списку. Воронин же это Серёга - просто усы сбрил, бакенбарды пришпилил, парик нахлобучил и цилиндром где-то разжился, сучёнок. Не узнаёте, что ли?
   Присматриваемся, действительно - Серёга. Молоток - классная шутка получилась!
   А Воронин, пользуясь тем, что шофёр автобуса куда то отлучился, лезет на его, шофёрское, место, крепко обнимает руль и засыпает мертвецким сном.
   Извлечь из-за руля его удалось только минут через сорок.
   - Начинается, - ворчит Виталь Витальевич, - Как всегда, приезжает Эр Тэ, и тут же начинаются фокусы разные, разнузданные....
   Через два часа приезжаем в лагерь. Нас уже ждут, геологи и гидрогеологи приехали на практику раньше на две недели. Толстый Витька близоруко всматривается в толпу встречающих - Нинку, явно, высматривает.
   Устраиваемся, разбиваем палатки, выясняем диспозицию - где что, сколько до ближайшего населённого пункта, где купаться можно, что с культурной жизнью.
   Всё не так и страшно: до ближайшего населённого пункта, магазинами оснащённого - километра три, до пруда с проточной водой - метров сто, и с культурной жизнью всё просто отлично - каждый вечер на двух, вместе сшитых простынях, фильмы разные показывают, после фильмов - танцы и песни у костра.
   Начинаем ходить в маршруты - добывать разную геологическую информацию, собирая образцы пород горных и всякие окаменелости древние.
   Крым - он весь - жёлто-синий, с редкими зелёными вкраплениями: жёлтые скалы с островками зелёного кустарника, синее небо, жёлтое злобное солнце - прямо над головой.
   В лагерь возвращаемся усталые, обгоревшие на солнцепёке, потом пропахшие.
   Сразу лезем в прохладный пруд, потом обед - обычная столовская еда, ни хорошая, ни плохая. После обеда - работа в камералке, волокита бумажная - описание того, что с утра увиделось, и того, что собралось в геологические планшеты.
   А вечером - кино, танцы-шманцы, костры, песенки - конечно, с отдачей должного винам местным. Но вина эти, кстати, совсем неплохие, по началу пьют достаточно вяло - дневная усталость даёт о себе знать.
   Но тут руководство совершает фатальную ошибку - как-то вечером нам крутят совершенно идеологически- невыдержанный фильм.
   Фильм называется - "Дюма на Кавказе". В чём суть его - совершенно неважно, важен всего лишь один небольшой эпизод. Дюма - то ли сын, то ли отец, спорит со старым грузином - кто может выпить больше вина - француз, или грузин?
   Естественно, устраивают соревнование, и пьют вино под всякие заковыристые тосты.
   Дословно не помню, но звучит это приблизительно так:
   - И они выпили за французов и француженок, за грузин и грузинок; за доблесть и мужество, за любовь и верность любви, за синие дали и за звёздное небо над головой....
   И за каждую звезду - в отдельности....
   Последнее - всем в особенности понравилось.
   А звёзд в крымском ночном небе - ничуть не меньше, чем в ночном небе над горами Кавказа.
   Поэтому и количество ежевечерне выпиваемого вина тут же удвоилось, или даже - утроилось.
   Громче зазвучали песни у ночных костров.
   Пели разное: песни бардов известных и доморощенных - про далёкие стоянки и верную любовь, про нелёгкую судьбу геолога и мужскую дружбу.
   Но одна песня пользовалась особой всеобщей любовью, хотя, к геологии никакого отношения не имела:
  
   Наш фрегат давно уже на рейде,
   Спорит он с прибрежною волною.
   Эй, налейте, сволочи налейте -
   Или вы поссоритесь со мною.
  
   Сорок тысяч бед за нами следом
   Бродят - словно верная охрана.
   Плюньте, кто на дно пойдёт последним -
   В пенистую морду Океана.
  
   Эх, хозяйка, что же ты - хозяйка?
   Выпей с нами - мы сегодня платим.
   Отчего же вечером, хозяйка,
   На тебе - особенное платье?
  
   Не смотри так больно и тревожно,
   Не буди в душе моей усталость.
   Это совершенно невозможно -
   Даже до рассвета не останусь.
  
   Смит-Вессон, калибра тридцать восемь,
   Верный до последней перестрелки,
   Если мы о чём нибудь и просим -
   Это - чтоб подохнуть не у стенки.
  
   Прозвучало эхо, эхо, эхо....
   Эй, вы чайки-дурочки, не плачьте.
   Это - задыхается от смеха
   Море, обнимающее мачты....
  
   Наш фрегат давно уже на рейде,
   Спорит он с прибрежною волною.
   Эй, налейте, сволочи налейте -
   Или вы поссоритесь со мною.
  
   Эту песню не просто пели. Её орали в двести лужёных глоток, раз по пять за ночь.
   Орали так, что оконные стёкла в ближайшем населённом пункте, что расположился в километрах трёх от Лагеря, - дрожали нешуточной дрожью.
   Феномен, да и только.
   Иду я как-то, ближе к вечеру, по направлению к камералке - бумаги разные в порядок привести. Смотрю, стоит у тропы Начальник Лагеря и, раздвинув кусты боярышника, наблюдает за чем-то в полевой бинокль.
   Наблюдает и тихонько ругается сквозь зубы:
   - Ну, все люди - как люди. Ну, выпивают, но бутылками же. А эти - козлы - бочками решили, сволочи....
   - Виталь Витальевич, на кого это Вы так? - не удерживаюсь от любопытства.
   - А вот сам полюбуйся на своих одногрупников, - Начальник Лагеря протягивает мне бинокль.
   Смотрю, ба, знакомые всё лица! По дороге, далеко ещё от нас, Генка Банкин, Михась и Гарик натужно катят в гору пузатую бочку - литров на сто, не меньше.
   Возвращаю оптический прибор:
   - Не, я их, безусловно, не одобряю. Но что тут поделаешь? Надо было более тщательно репертуар фильмов, однако, подбирать.
   - Да, теперь уже ничего не поделаешь - не в стукачи же на старости лет записываться, - грустно отвечает Виталь Витальевич и шаркающей походкой уходит к преподавательским домикам, что расположились в устоявшемся десятилетиями удалении от Лагеря студенческого.
   Подхожу к камералке, со стороны скамьи, что спряталась в зарослях кизильника, доносится шум разговора, чей-то заливистый смех. Видимо, кто-то из наших с девицей какой общается. Стараюсь незаметно, дабы не мешать людям, проскочить мимо, но не удаётся.
   - Эй, Андрюха, подойди-ка сюда, - окликает звонкий девчоночий голос.
   Подхожу - ну, так и есть - Толстый Витька и Нинка, сидят себе рядком - чисто пара голубков. Витька серьёзен и хмур, Нинка беззаботна и весела.
   - Представляешь, Андрюха, - заявляет Нинка, - А мне только что Толстый "Жигуля" проспорил.
   - И как же это так получило? - Интересуюсь сугубо из вежливости, понимая, что спор этот - так, просто предлог для чего-то совершенно другого, более серьёзного.
   - А вот представляешь, - щебечет Нинка, - Витька тут заявил, что, мол, женится только после тридцати. Поспорили - теперь, если женится раньше - машина моя, вот так.
   - Ты это, не торопись, - не очень уверенно встревает в наш разговор Толстый, - Может, это я ещё выиграю.
   Но Нинка его уже не слушает. Она мечтательно смотрит на дорогу, как будто из за поворота прямо сейчас покажется выигранная машина её мечты.
   Толстый, не смотря на то, что из себя - здоровенный бугай, в нашей студенческой группе - самый младшенький, ему восемнадцать лет только в предстоящем ноябре ещё исполнялось.
   Но вот проходит ноябрь, и, сразу после Нового Года, Витька с Нинкой заявление в ЗАГС подали, а по весне и свадьбу сыграли.
  
   Тогда-то я чётко для себя решил - не стоит всерьёз с девчонками спорить, себе дороже только выйдет - всё равно проспоришь.
  
   Не спорьте с Дамами - гусары,
   Как кроликов - поймают в миг.
   И лишь - Душевные Пожары,
   Как продолженье тех Интриг.
   Как продолженье - тех Интриг.....
  
   Девиц коварство - многогранно,
   Капканы те - не сосчитать.
   Казалось - впереди - Нирвана,
   А там Ловушка номер пять.
   А там - Ловушка - номер пять!
  
   И конь гусарский - уж стреножен,
   И сердце бедное - в Тоске!
   Любить весь Мир - оно не сможет,
   Гвоздьми прибитое к доске.
   Гвоздьми - прибитое - к доске.....
  
   И - скоро Свадьба,
   И, Свобода, прощаясь, ластится у ног.
   И - Чу! Коварная Свобода -
   Подводит Юности Итог!
   Подводит Юности - Итог!
  
   Не спорьте с Дамами, гусары!
   Для них те Споры - лишь - Предлог.
   Для Вас - Душевные Пожары,
   Для Дам - тот Свадебный Венок.
   Для Дам - тот Свадебный - Венок.....
  
  
  
   05 -Старый ржавый обрез-
  
   Ещё пять дней назад - были в Крыму - нежились на солнышке, пили благородные крымские вина, танцевали с девчонками, пели песни у ночных костров.
   А ныне - нудные дожди, слякоть, заброшенная деревушка где-то в самой глубинке Новгородской области - это называется - "поехать на картошку".
   Мудры в те времена были педагоги - контрасты - дело великое. Только дерьма вдоволь нахлебавшись, начинаешь ценить хорошее, беречь его рьяно.
  
   Из нас сформировали бригаду - тридцать буровиков и пятнадцать девчонок - сборная солянка с других факультетов. Бригадиром Бур Бурыч ротмистра Кускова назначил - позор вытрезвителя смывать:
   - Там, я слышал, соревнование какое-то будет. Чуть ли не сто бригад из разных Вузов участвовать будут - кто картошки больше соберёт. Так что, ротмистр, без грамоты, или диплома какого-нибудь победного - на глаза мне не показывайся.
   Кусков проникся и развёл такую агитацию - Павка Корчагин позавидовал бы.
   Так вот - доставили нас на двух автобусах до деревни безымянной, лет этак семь назад полностью обезлюдевшей. На раздолбанном грузовичке гвоздей разных, пил, топоров, цемента, стёкол оконных - по доброте душевной подбросили, и дали двое суток на обустройство. Хорошо ещё, что у нас Михась был - единственный коренной деревенский житель на всю банду - из далёкой приволжской деревушки, имевшей нежное поэтическое название - Матызлей. Под его руководством мы три самых крепких на вид избушки в порядок привели - одну для девиц, две - для себя. Стёкла в рамы вставили, двери на петли повесили, печки подмазали, баньку в порядок божеский привели.
   В конце - в колодец глубокий залезли и почистили его капитально - вот и с водой чистой полный порядок.
   Вечером Михась всем желающим ещё и лекцию прочёл - про основные принципы правильного "укутывания" печки:
   - Если, на, заслонку раньше времени закрыть, на, когда угли ещё с синевой, на, - угоришь к утру обязательно, на. Закрывать, на, надо только когда уголь розовый, без синевы и черноты, на. Поняли, на? Но и зевать не надо - позже, чем надо печь укутаешь, на, - к утру она остынет полностью, на, - задубеешь совсем, на. Усекли, на?
   Девицы, естественно, полностью не усекли - побоялись угореть, заслонку закрыли, только когда все угли окончательно потухли, к утру печь остыла - появились первые простуженные.
   На меня тоже свалилась неприятность нешуточная - коварный Кусков принял волевое решение - назначил меня поваром:
   - Девицы у нас все городские, изнеженные, нет им веры - подведут в самый ответственный момент. Так что, Андрюха - выручай, без хорошей кормежки нам соревнование это паскудное ни за что не выиграть. Как Бур Бурычу в глаза смотреть будем? Да и помощник у тебя будет. Новенький у нас в группе, Попович - по фамилии, прямо из армии, демобилизовался только что, у него справка - по состоянию здоровья освобождён от тяжёлых работ, - к тебе в помощники и приставим.
   Попович оказался здоровенным пройдошистым хохлом из Донецка с совершенно потрясающими усами подковой - а-ля ансамбль "Песняры".
   Помощник из него ещё тот - никак после долгого пребывания в качестве дембеля перестроиться не мог, - косил от всего при первой же возможности, - глубоко ему армия в подкорку въелась.
   А вот на гитарке поиграть, песни о несчастной и неразделённой любви попеть - милое дело. Девицы к его ногам пачками падали и в штабеля укладывались.
   А ещё Попович был не дурак выпить - желательно на халяву.
   Посмотрел он на мои кухонные расклады, посчитал что-то, покумекал, и говорит:
   - Напрасно ты столько денег переводишь, совсем напрасно. Ведь что в питании самое важное? Калорийность! Вот из чего ты на всю банду борщ готовишь?
   Говядина на косточке - дорогая. А если бульон для борща из свиной головы варить? И
   калорий ещё больше будет, и денег на бутылёк сэкономим.
   Сказано - сделано. Мясо, парное молоко и прочие продукты нам каждое утро на лошади привозил Митёк - местный, вечно пьяненький мужичёк средних лет.
   Дали Митьку заказ, через сутки получили свиную голову абсолютно невероятных размеров, и по отдельному заказу Поповича - двадцать банок грибной солянки и две литровых бутылки уксуса.
   - На несколько раз хватит, - радовался рачительный Попович, - Главное, чтобы никто не догадался, а то и побить могут, с юмором у народа нынче плохо совсем.
   Пока все были в поле - за шесть часов сварили крепкий бульон, а сваренную часть головы тщательно закопали на заднем дворе. Вывалили в кастрюлю с десяток банок солянки, добавили без счёта капусты, картошки, моркови - красиво так получилось.
   Но неприятный запах из кастрюли портил всю картину.
   - Точно, побьют, - грустил Попович.
   Пришлось вылить в борщ литр уксуса - и тут случилось чудо, - вкус варева неожиданно изменился в лучшую сторону, даже пикантность какая-то появилась.
   Усталая братва, заявившись на обед, справились с полной кастрюлей за считанные минуты, причём, девицы от мальчишек не отставали, и даже - нахваливали и пытались рецепт выведать.
   - Завтра две кастрюли варите, - в конце распорядился Кусков, - Знатная вещь получилась.
   Сколько свиных голов было съедено за этот месяц - не сосчитать, да и мы с Поповичем в накладе не остались. Вот только рецепт заветный мы так никому и не раскрыли - запросто побить могли.
   В воскресенье объявили выходной. Кто-то на рыбалку ломанулся, кто-то отсыпался без задних ног. Мы же с ротмистром решили, на всякий случай, обследовать чердаки домов - вдруг, что полезное обнаружится, клад какой, или ещё что.
   Чего там только не было: рваные полусгнившие верши, ватники и тулупы всевозможных размеров, старые кирзовые сапоги и многочисленные альбомы с фотографиями.
   Почему же люди, уезжая, не взяли фотографии с собой? Или - никто и не уезжал вовсе, просто - перемёрли все от старости?
   Нашлись и вещи, безусловно, могущие пригодится в хозяйстве.
   Мне достался змеевик и несколько сорокалитровых бидонов. Ротмистр же нашёл старый, очень сильно заржавевший обрез.
   Михась с Поповичем тут же залили в бидоны всякой всячины, сдобренной сахаром, - брагу поставили. Ротмистр сел приводить обрез в порядок - разобрал, тщательно смазал машинным маслом каждую деталь, и, даже, отрезав от старого валенка кусок войлока, занялся полировкой.
   - Зачем это Вам, Вашбродие? - Не утерпел любопытный Попович, - Хотите, я по этому поводу весёлый анекдот расскажу? Про кота одного?
   - Не стоит, кардинал, право, - откликнулся Кусков, - Есть у меня предчувствие, что этот ствол и пригодиться может, хотя патронов то и нет.
   Как говорится в таких случаях:
   "Предчувствия его не обманули".
   Через неделю заехал к нам Комиссар, ну тот парнишка, который был самым главным по соревнованию этому, - всё что-то в своём блокнотике чиркал-пересчитывал.
   И случилась у Комиссара с бригадиром Кусковым нестыковка - не совпадают цифры по собранной картошке, у Комиссара гораздо меньше мешков получается.
   Чуть до драки дело не дошло.
   - Ты, краснопузый у меня за всё ответишь, - орал ротмистр, размахивая кулаками, - Я покажу тебе продразвёрстку по полной программе!
   - Оставьте, Кусков, ваши кулацкие штучки, - не сдавался Комиссар, - Как Вы с такими выражениями через месяц Ленинский зачёт сдавать собираетесь?
   Так и не договорились ни о чём. Хлопнул Комиссар в сердцах дверью, сел на свой мопед "Верховина", и умчался куда-то.
   А Митёк пьяненький, водитель кобылы, сидит себе на завалинке, и, так, между делом, говорит:
   - Там у Поповича бражка подходит. Угостил бы кто меня - может быть, и раскрыл бы страшную тайну - куда картофель испаряется.
   Кусков у Поповича, не смотря на оказанное физическое сопротивление, один бидон с брагой отобрал, да в Митька большую его (то есть - браги) часть и влил.
   Митёк и рассказал всё:
   - Вы когда вечером с поля уходите - ведь не все же мешки с поля вывезти успевают? А когда утром обратно на уборку возвращаетесь - чисто всё уже? Тут дело такое - у председателя нашего родственников - как у дурака фантиков. А некоторые из них даже на рынках разных трудятся - в Боровичах там, в Новгороде. Вот он по ночам иногда туда картошку то и увозит. Была картошечка колхозная - стала частная. Усекли, гусары хреновы?
   Гусары усекли сразу и прочно. Уже через десять минут полувзвод, в пешем порядке, правда, выступил в направлении Правления колхоза.
   Впереди шёл злой ротмистр и хмуро декламировал собственное стихотворение, Че посвящённое:
  
   Песенка весеннего дождя
   Вдруг прервалась, словно отдыхая.
   Ей не нужно - злата или рая,
   Ей чужды законы бытия.
  
   И всегда, престижности - на зло,
   То поёт, то снова замолкает,
   О деньгах совсем не вспоминает,
   Голосом, как будто - серебро.
  
   О ручьях поёт и о рассветах,
   О любви и детской чистоте.
   Но играют роль свою наветы,
   Модные в гламурной суете.
  
   И поймали Песенку сатрапы,
   И пытают с ночи до утра;
   Почему же ей не надо злата?
   Знает что-то тайное она?
  
   Табуретом били - как всегда.
   Но молчала Песенка упрямо
   А потом - тихонько умерла,
   Словно - чья-то старенькая мама.
  
   В жизни этой сложной - всё ужасно просто.
   После ночи звёздной - сизая заря.
   Но, зарыли Алчные, Суки - на погосте
   Песенку Весеннего Дождя.
  
   Путь был не близок - километров пятнадцать с гаком, но чувство неутолённой мести клокотало в гусарской груди почище, чем вулканическая лава в жерле Везувия - в день гибели Помпеи.
   Согласно заранее выработанной диспозиции, основная масса мстителей занялась бескровной нейтрализацией конторских служащих - бухгалтера, бригадира, агронома и прочая. Я же удостоился чести сопровождать ротмистра в самое логово коварного врага.
   Одним могучим пинком ноги Кусков снёс с петель хлипкую дверь председательского кабинета, и мы смело проследовали внутрь.
   - Это что ещё за фокусы? Вы кто такие? А ну-ка предъявите ваши документы! - Медведем взревел председатель Пал Иваныч, мужик отнюдь не хилый.
   Впрочем, тут же и примолк - это ротмистр картинно достал из внутреннего кармана ватника обрез, страшно клацнул хорошо смазанным затвором, и, в полной тишине, небрежно, цедя слова сквозь зубы, поинтересовался:
   - Как Вы сказали, уважаемый? Ваши документы? Помнишь, Андрюха, фильм такой - "Рождённая революцией"? А эпизод шикарный - входят два отморозка в кабинет к комиссару, а тот их и спрашивает: "Ваш мандат"? А тот, что повыше, просит своего товарища: "Козырь - наш мандат"?
   Я, конечно, отвечаю, что помню этот эпизод очень даже хорошо.
   - Давайте, гражданин, повторим, - обращается Кусков к председателю, не сводящему испуганного взгляда с обреза, - Ну, спросите ещё раз: "Ваш мандат, товарищи"? Ну, гнида вороватая, долго я буду ждать?
   - Э...э. Товарищи, а где ваш мандат?
   - Козырь, а наш мандат? - Радостно восклицает ротмистр.
   В точности, как в том известном фильме, я медленно подхожу к председателю и сильно бью между глаз. Мужик отлетает метров на пять и медленно сползает по стене, непритворно закатив глаза.
   - Заставь дурака богу молится, он и председателя замочит, - недовольно ворчит Кусков в мой адрес, старательно поливая голову председателя водой из пузатого графина.
   Пал Иваныч медленно приходит и в себя, и в ту же секунду ощущает под кадыком холодное дуло обреза.
   - Будешь ещё, сука оппортунистическая, воровать картошку студенческую, которая потом, мозолями и спинами усталыми им достаётся? - С пафосом вопрошает ротмистр.
   Председатель тихонечко вертит головой из стороны в сторону, что-то мычит и сучит ногами, обутыми в кирзовые сапоги пятидесятого размера.
   - Ладно, на первый раз - верю, - успокаивается, наконец, ротмистр и отводит дуло обреза в сторону, - А мешки с картошкой украденные - всего двести двадцать штук по сорок килограмм в каждом, - вернёшь. В другом месте украдёшь - но, вернёшь! Пошли, Андрюха, отсюда скорей - на свежий воздух, а то похоже, наш вороватый друг обхезаться по крупному изволили.
   Уходим с чувством глубочайшего удовлетворения и с верой в высшую справедливость.
   И что же Вы думаете?
   По прошествии месяца, наша славная бригада выиграла таки соревнование - и диплом памятный получили, и премию денежную.
   Премию, впрочем, Кусков никому на руки выдавать не стал, мотивируя этот поступок следующей сентенцией:
   - Деньги, заработанные потом и кровью, в боях с грязными супостатами, тратить на меркантильное потребительство пошло и отвратительно.
   Поэтому - в субботу все встречаемся в "Белой Лошади" - гуляем с шиком гусарским, - заработали это право в боях честных.
   А обрез наш я ресторанным ребятам подарю, у них чего только по стенкам не висит - колёса, сёдла, шпоры, попоны - и обрезу там место найдётся, как-никак, - вещь легендарная.
  
   Но, забыл Кусков простую истину - долог и непредсказуем путь к последнему причалу, и всякого на этом пути - ещё может случиться.
  
  
  
  
  
   06 -Старый ржавый обрез - 2-
  
   Славно в "Белой Лошади" посидели. Для тех, кто не знает - ресторанов разнообразных и дорогущих в Ленинграде в 1981-ом году было - до бесу.
   А пивной ресторан с ценами приемлемыми - всего один - "Белая Лошадь".
   А меню какое: шесть сортов пива разливного - вещь для тех времён - неслыханная; а названия блюд - "Щи по-гусарски", "Колбаска-гриль по-славянски", например?
   Попасть в такое заведение - куда как непросто, очередь за месяц занимать приходилось.
   Но ротмистр у нас - не просто так чувак - а Мастер Спорта СССР по конной выездке, с самим Ростоцким-младшим в одной группе занимался. Поэтому - пускают нашу банду по первому свистку, и обслуживают по высшему разряду.
   Но конец вечера был испорчен безнадёжно.
   Выяснилось, что Кусков обрез - вещь раритетную и легендарную, в подарок ресторану предназначавшуюся, забыл в деревне безымянной, под койкой своей - в портфеле потрёпанном.
   Что делать? Решили горячку не пороть, а проблему возникшую - решать не спеша, комплексно, с выдумкой нетривиальной.
   Почему, собственно говоря, не встретить очередной Новый Год в этой самой деревушке, всеми позабытой? Заодно - и обрез заберём. А год то наступающий, тем более, счастливым намечался. Помните, у Андрея Вознесенского:
   "Девятнадцать - восемьдесят два - по идее - счастливый номер"?
   Решили единогласно - поедем непременно.
   Но вот наступает тридцатое декабря - день отъезда, и на Московский вокзал, к отправляющемуся поезду, приходят всего трое - я, Генка Банкин, и Надежда с РГ.
   У остальных - уважительные причины: Кускова - жена не пустила, у Михася - родственники на праздники в Ленинград пожаловали, к Ленке - жених из лётного училища на побывку прибыл, ну, и тому подобное....
   С одной стороны плохо - распался дружный коллектив под напором бытовых заморочек, с другой - некоторые задачи мобильным группам и решать проще, чем громоздким соединениям войсковым, - азбука полевая.
   Выезжаем по юношеской наивности налегке, планируя затарится необходимым провиантом и всем прочим - на месте назначения.
   Но утром 31-го на крохотной железнодорожной станции, то бишь - перевалочном пункте, - хоть шаром покати. С громадным трудом достаём пять банок тушёнки, килограмм коричневых развесных макарон, две буханки хлеба, шмат сала и бутылку вермута. Причём, не нашего крепкого дешёвого, а импортного, незнакомого, дорогущего - Martini называется.
   Уже находясь на низком старте, неожиданно встречаем старого знакомого "по картошке" - Митька, приснопамятного водителя кобылы.
   - Ребята, родные! Каким ветром к нам? А тут к вечеру по радио - минус тридцать два обещают! - Митёк, как всегда, немного пьян и очень много радушен.
   Узнав о наших планах, Митёк тут же становится непривычно серьёзным:
   - Не, до Места (даже он, местный старожил, уже напрочь забыл название деревни) вам так просто не дойти - километров семь - наезженная дорога, а дальше - все десять - целена нетронутая, снегу по пояс, без снегоступов, или лыж каких - труба полная.
   Митёк выдаёт нам три пары снегоступов:
   - Вот, классная вещь - осиновые. Бабка ещё плела - лет тридцать тому назад. В те времена зимой у нас все на таких ходили.
   Вещь действительно оказалась классной и незаменимой. Если бы не снегоступы эти осиновые - встречать бы нам Новый - 1982-ой Год в чистом поле, или, что вероятней - в лесу дремучим.
   А так, ничего - уже к семи вечера к деревне безымянной - месту вожделенному, - благополучно добрались.
   Добраться то - добрались, но устали, как кони педальные. А здесь совсем не до отдыха - изба промёрзла до невозможности, баньку по самую макушку снегом занесло, колодец без воды - вымерзла вся - до последней капли.
   Первым делом - нашли обрез, и завернули его в рваную тряпку, найденную тут же. Вторым - напилили по быстрому в прок дров, баньку от снега разгребли, раскочегарили. Надюху к данному объекту приставили - снег в котёл подсыпать неустанно, дровишки в печку подбрасывать - очень уж хотелось Новый Год встретить с соблюдением всех Традиций - с банькой, жарко натопленной, в частности.
   А сами избушкой занялись - окна старым полиэтиленом утеплили, дверь подправили, подмели в комнатах, печь вычистили, огонь в ней - максимально жаркий, - развели. Надежда в бане первая погрелась, и отправилась стол праздничный накрывать.
   А времени уже - без двадцати двенадцать. Но и мы с Банкиным успели друг друга чуть-чуть, Принципов ради, вениками похлестать.
   Сели за стол без трёх минут, вермута иностранного хлебнули, поздравили друг друга с Наступающим. И такая усталость вдруг навалилась - прямо за столом все и уснули.
   Проснулся я часа через два - дрова в печи уже догорали, похолодало значимо. Ребят растолкал, спать отправил, а сам остался при печи в качестве истопника - свежие порции дров раз в двадцать минут подбрасывать.
   Сижу себе тихонечко, за огнём присматриваю, о том - о сём думаю.
   И вдруг слышу - за дверью входной кто-то жалостливо так скулит, а может даже - и плачет. Открываю дверь - а на пороге собака лежит, здоровая, но худая - скелет сквозь кожу просвечивает. И такими глазами жалостливыми на меня смотрит - душа на изнанку переворачивается.
   Затащил собаку в избу, около печки пристроил, возле морды щербатую тарелку с тушёнкой примостил Минут двадцать она только дрожала всем своим худым тельцем, и смотрела на меня безотрывно. Потом начала жадно есть. Съела одну предложенную порцию тушёнки, вторую, пол краюхи хлеба.
   Потом, видимо, раскалённая печка стала припекать ей бок, собака приподнялась.
   Тут и выяснилось, что лап у неё в наличии - всего три, а на месте четвертой - короткий коричневый обрубок, покрытый подтаявшей ледяной коркой.
   С культи, видимо давно уже загноившейся, в тепле закапали крупные капли чёрного гноя, воздух наполнился нехорошим больничным ароматом.
   Мои товарищи от вони той тут же проснулись. Надежда занялась собакой - стала обрабатывать её запущенную рану йодом - единственным лекарственным препаратом, бывшем в наличии.
   Генка же, оставшись не при делах, и, понимая, что в этом амбре уснуть невозможно, достал обрез, разобрал, и стал тщательно смазывать его составные части тушёночным жиром - за неимением лучшего.
   Я даже не стал спрашивать - зачем.
   Если у ротмистра были не обманувшие нас всех предчувствия, то почему у Генки таковых быть не может?
   За окнами заметно посветлело, близился рассвет, бедная собака, наконец, уснула.
   Втроём вышли на крыльцо. На востоке, в серых небесах, сливаясь с линией горизонта, затеплилась тонкая розовая нитка.
   На той стороне озера, над трубами домов обитаемой деревни, стали подниматься редкие дымы. Было очень холодно, минус тридцать пять, не меньше - деревья ближнего к нам леса были одеты в совершенно невероятные - пышные, белоснежные шубы.
   Хорошо то как!
   Генка, глядя куда-то вверх, ни к селу, ни к городу, вдруг выдал:
  
   Тоненькая розовая нитка,
   На востоке, в тёмных небесах,
   Теплится, как робкая улыбка -
   На карминных, маленьких губах.
  
   Вдруг, над озером раздался громкий петушиный крик:
   - Ку-ка - ре - ку - ку!
   Знаете, я потом много раз интересовался у людей знающих:
   "К чему это - когда в первое утро Нового Года, в страшный мороз, - громко кричит петух?" И ни кто мне членораздельно так и не ответил, даже цыганки многознающие только плечами неопределённо пожимали и как-то странно, исподволь, посматривали.
   Утром, ближе к одиннадцати, к нам в гости неожиданно припёрся Митёк.
   С Новым Годом, босота! Поздравляю! - Размахивая на пороге бутылкой самогона, орал Митёк, и вдруг, осёкся, неуклюже опускаясь на пол.
   - Жучка, Жученька! Ты жива, девочка моя! - причитал Митёк, неуклюже ползя в сторону проснувшейся от шума собаки, и из глаз его неожиданно закапали крупные, совершенно тверёзые слёзы. Собака, радостно скуля, поползла к нему на встречу.
   - Понимаете, ребятки, - рассказывал Митёк полчаса спустя, гладя смирно сидящую на его коленях собаку, - Жучка у нас на скотном дворе жила. Очень хорошая собака, ласковая. Но невзлюбил её наш председатель, Пал Иваныч. Сперва побил сапогами сильно, а потом, с месяц назад, - и вовсе, из берданы картечью в неё пальнул. Я уже подумал - всё, конец Жучке. Ан нет! Молодцы вы, ребята, спасли собаку! Это, не иначе, промысел божий привёл вас сюда. А Жучку я с собой заберу. Нынче нет уже Пал Иваныча - свобода у нас полная. Да нет, не убивал его ни кто. Наоборот - забрали нашего председателя на повышение, в область. Он теперь в Новгороде третьим Секретарём Обкома служить будет, вот как! А что, правильное решение. Пал то Иваныч - мужик политически очень даже подкованный. Да вы и сами с ним по осени работали - знаете, значит.
   Это точно, работали - знаем.
   - Кстати, - говорит Митёк, - Вспомнил, чего к вам пёрся то, - метель нешуточная надвигается, пора вам, ребятишки сваливать отсюда. Да какие ещё, к такой-то матери, прогнозы. У меня организм чует - когда после выпивки хорошей похмелье мягкое, только поташнивает чуток - тогда погода хорошая будет, а когда крутит всего, продыху нет - это погани всякой ждать надо, - ветер ли ураганный, ливень с грозой, метель ли на неделю. А сегодня с самого утра - крутит, так что, давайте с якоря сниматься.
   Снимаемся с якоря, гребём к станции, Жучку по очереди несём.
   Попрощались - со слезами, сели в поезд.
   В поезде тоскливо - холод, теснота, тусклые жёлтые сумерки. На какой-то маленькой станции подсаживаются два дембеля, следующие в родные пенаты.
   В начале ведут себя прилично, скромников из себя строят, отличников боевой и политической подготовки. Потом покупают у проводницы водочки, выпивают, и начинается - мат на мате, мат сверху, и мат - помимо.
   Встаю, и по-хорошему объясняю - с нами дама, поэтому ругаться матом - нельзя, и, более того, - последствия, они и для дембелей - последствия.
   - Ты чё, гнида малолетняя? - Вопрошает тот, что по хилее, - Пик-пик-пик, и ещё - пик-пик-пик. Ты сейчаза у нас узнаешь - что есть дембельская любовь. И - пик-пик-пик.
   - Да что вы, братья, - вмешивается Генка Банкин, расшнуровывая рюкзак, - Всё, собственно - путём. Сейчас и презент вам, бравым, организуем шементом.
   - Так то лучше, - откликается более здоровый дембель, - Дедушки подарки уважают, глядишь и простят вашу наглость. Пик-пик-пик.
   Генка, явно подражая ротмистру Кускову, не торопясь извлекает из рюкзака тяжёленький свёрток, разворачивает тряпицу, извлекает обрез, звонко передёргивает хорошо смазанный затвор.
   Через минуту - дембелей и след простыл.
  
   Кусков обрезу был рад несказанно, всё в словах благодарных рассыпался.
   А, узнав, что данный предмет нас и в дороге обратной выручил нешуточно, вообще в философский экстаз впал:
   - Прав был старикашка Шекспир, - весь мир один сплошной Театр. Но сколько каждому из нас спектаклей отмерено - не дано знать. А когда бенефис будет - тем более. Вот обрез - железяка старая, на первый взгляд - бесполезная полностью. А вот надо же, и в спектаклях жизненных роли важные играет. А нам то, что тогда от жизни этой ждать?
   Отнёс ротмистр обрез в "Белую Лошадь", там его торжественно на стену повесили, под каким-то знаменитым персидским седлом.
   Захожу я как-то года три назад в "Лошадку" - нет обреза. Стал спрашивать - никто ничего не знает, старый персонал давно уже уволился.
   Видно наш друг железный опять в каком-то спектакле задействован, - лишь бы в руках правильных, добрых.
  
   Путь к последнему причалу -
   Суть - одно предположенье.
   Не конец, а вновь - начало,
   Старой сказки продолженье.
  
   Старой саги новый голос,
   Старой песни - новый вскрик.
   А над лысиною - волос
   Кучерявый - вновь возник.
  
  
  
   07 - Две разновидности ревности -
  
   По весне в нашем коллективе состоялась первая свадьба - Толстый Витька женился на Нинке. Мероприятие это долгое - в начале процесса все направляются непосредственно в ЗАГС, где и происходит официальная часть, затем молодые часа на три отправляются кататься, на заранее нанятом такси, по Городу - на Стрелку Василевского острова, к Медному Всаднику, на Марсово Поле, далее - в зависимости от наличия свободного времени - до назначенного часа прибытия в ресторан.
   Гости на весь этот период предоставлены сами себе, и убивают его - в соответствии со своими наклонностями и степенью развитости фантазии.
   Витька начал нервничать с самого начала процесса - с момента облачения в тесный, абсолютно новый, чёрный костюм.
   Всё ему не нравилось, везде жало и топорщилось, зеркало предательски демонстрировало кого-то не того - явно не брутального мачо, хозяина жизни.
   - Ну, что ты, Толстый, так переживаешь? Дело то - ерунда, раз-два и готово, - Увещевал Витьку опытный уже в этом деле ротмистр Кусков, - Выпей-ка, брат, Зубровочки - оно и полегчает. И, вообще, классику знать надо:
  
   От гусар девицы без ума -
   Они пахнут вкусно и тревожно:
   Конский пот, Зубровки аромат....
   Нет, забыть сё - просто невозможно.
  
   Витька старшему по званию перечить не решался.
   После костюмных мук начались галстучные пытки, которые тоже не обошлись без зубровочного эликсира.
   После ЗАГС-а поехали кататься по городу. На Стрелке пили шампанское, а потом и знаменитый коктейль "Северное сияние" - опытный ротмистр и водочки с собой прихватил.
   Не то чтоб молодые пошло напились, но определённое алкогольное возбуждение всё же присутствовало.
   Прибыли, наконец, в ресторан, расслабились - вроде все сложности уже преодолены.
   Эх, молодость, молодость, наивная молодость!
   Выпили, закусили, ещё выпили, вдоволь поорали: "Горько - горько!", вышли в вестибюль перекурить. Стоим, перекуриваем, лениво треплемся о самом разном, и вдруг, прибегает пацан десятилетний, чей-то там дальний родственник.
   - Невесту то, - вопит истошно, - Украли, выкуп требуют!
   Сперва то Толстый ничего - взял у гардеробщика какую-то кепку, пошёл к гостям - деньги собирать. Но потом надоело ему это дело - кепка денег полна, а жену не отдают, непонятно даже - кому и деньги то отдавать надо.
   - Ерунда это всё, - заявляет тут видавший виды ротмистр, - Всегда в таких случаях невесту украденную - в туалете женском прячут. Вот пойди туда - да вызволи из неволи.
   Ресторан то был не из простых - этажа три занимал, туалетов женских там - штук десять, не меньше. Витька все их посетил - со скандалами и воплями, как полагается, - но Нинки так и не нашёл.
   - Напрасно, Вы, дядя Витя, по сортирам женским лазаете, - заявляет давешний пацанчик, - Нинка то с друзьями просто на такси поехала покататься, подождите - скоро вернётся.
   Напрасно он это сказал, совсем даже напрасно.
   Узнав, что среди Нинкиных компаньонов по поездке присутствует лицо мужского пола, Толстый впал в полную фрустрацию - в штопор крутой, то есть, вошёл:
   - Вот оно значит как, - орал Витька, махнувший с горя фужер водочки, - Часов пять как жена - а уже с какими-то левыми мужиками на авто катается? Не прощу! Всё - свадьба отменяется - на фиг! Ноги моей здесь больше не будет!
   Ну и ещё пару слов обидных в невестин адрес, с горяча, добавил.
   И - прочь из ресторана, только его и видели.
   Бежит по Невскому, усердно страусиными ножищами перебирая, - только галстук гордо над левым плечом развевается.
   Лишь возле Адмиралтейства, пробежав километра три, Толстый наконец то остановился.
   Минут пять я его старательно успокаивал, а там и ротмистр Кусков с парой бутылок шампанского подоспел.
   Шампанского употребив, Витька быстро успокоился, повеселел и публично раскаялся в ошибках совершённых. Бодро возвращаемся в ресторан - казус то устранён полностью.
   Но не тут то было!
   Оказывается, что пока мы отсутствовали, из вояжа вернулась невеста - доброхоты тут же ей и рассказали про женихово поведение. Со всеми подробностями, в красках ярких. Особенно подружки невестины закадычные старались. Ну, Нинка, в свою очередь, тоже психанула знатно:
   - Не связывайся с малолетками - предупреждали люди добрые. На фиг - эту свадьбу! Поймайте мне машину - на развод поеду подавать!
   Но, здесь уже проще - набежали родственники многочисленные, окружили молодых плотным кольцом, пошла работать дипломатия народная.
   А мы с Кусковым в зал ресторанный пошли - без нас разберутся.
   В зале ресторанном всё скучно и не весело - вяло себя как-то народ ведёт, без души, ни песен тебе, ни танцев.
   Ротмистра, впрочем, это ни мало не смутило.
   Накатил водочки, закусил, пошлый анекдот громко - на весь зал - рассказал, ещё накатил, и подсел клеиться к одинокой незнакомой девице.
   - Слышь, Андрюха, - говорит мне Вика Кускова, ротмистрова жена, - а приударь-ка ты за мной по полной программе. А то обидно ведь - с Кусковым уже три года как женаты, я его ревную постоянно, а он меня - нет. Неправельено это. Вон, даже Витька свою Нинку без повода серьёзно ревнует - а я, что - хуже?
   Да нет, Вика - тоже очень даже ничего. Иду на встречу - начинаю ухлёстывать по полной.
   Танцуем - раз - другой - третий. Шепчу ей что-то на ушко, подливаю водку в шампанское, Вика заливисто смеётся на весь зал.
   Спиной ощущаю чей-то тяжёлый взгляд - шутки шутками, но по морде что-то ни за что, ни про что, получать, ей-ей, не хочется.
   А свадьба, тем временем, приходит к своему логическому завершению - молодые полностью помирились, и, даже толком не попрощавшись, отбыли по своим неотложным делам, гости потихоньку начали расходиться.
   Мы с четой Кусковых тоже уходим, благо метро в двух шагах.
   Спускаемся по эскалатору в зал. Надо вам сказать, что эта станция метро - закрытого типа, то есть электрички отделены от потенциальных пассажиров стеной, в которой имеются ниши, оборудованные дверями.
   И вот представьте себе картинку: подходит очередная электричка, двери открываются, но пассажирам из одной конкретной двери на перрон ну ни как не выйти - в нише, уперевшись спинами в противоположные стенки, стоим мы с ротмистром - и дубасим друг друга почём зря.
   А рядом стоит Вика Кускова и улыбается - наконец-то ротмистр её приревновал по серьезному - сбылась сокровенная девичья мечта.
  
   С Кусковым мы потом, конечно, помирились.
   Но природа ревности, её смысл - для меня по-прежнему - загадка.
  
   Лукавый взгляд, из под густых ресниц -
   Удар - из-за угла.
   Не мне - тот взгляд предназначался.
   И, знаешь ты сама:
   Сейчас умрут - те миллионы людей, зверей и птиц,
   Которым мог предназначаться - тот взгляд - из под ресниц!
  
  
  
   08 - О напрасном героизме -
  
   Попович как-то незаметно превратился во всеобщего любимчика.
   На любой вечеринке он гость желанный. На гитаре классно играет, песенки разные душещипательные поёт проникновенно:
  
   Заварим круто дымный чай,
   Взлетают искры светлым роем.
   Моя родная, не скучай -
   Шипит в костре сырая хвоя.
  
   Ты там не знаешь ничего,
   Винишь, наверное, в измене.
   А здесь, тропою кочевой,
   Усталые бредут олени.
  
   Здесь сопки в воздухе висят,
   По пояс скрытые в тумане.
   Из женщин - вёрст на пятьдесят -
   Лишь ты - на карточке в кармане.
  
   И тот дым, и этот чай,
   И кедр с обугленной корою...
   Моя родная, не скучай -
   Шипит в костре сырая хвоя.
  
   Короче говоря, стал Попович душой коллектива.
   Вот только с учёбой у него ни как не ладилось, особенно с точными науками. И если с высшей математикой ещё как-то вытанцовывалось - преподавала её совсем даже ещё не старая барышня, так что шансы у Поповича - женского любимчика, определённо были, то вот с теоретической механикой (термехом - по-простому) дела у Поповича шли - из рук вон.
   Профессор Агранович, что нам лекции по термеху читал, вообще-то был мужиком неплохим, даже где-то удобным - в смысле сдачи ему экзаменов.
   Всё ему было до фонаря. Читает лекцию, и видно невооружённым глазом, что думает то он совсем о другом - встречаются иногда такие чудаки, целиком в себя погружённые.
   Вот и Агранович этот не от мира сего был - даже фамилий своих студентов не мог запомнить, постоянно ошибался - ну, неинтересно ему это было.
   И внешность у профессора соответствующая - чёрный потёртый костюм, бородка клинышком, пенсне старомодное, скрывающее взгляд отсутствующий - вылитый академик Тимирязев - из фильма "Депутат Балтики".
   А вот преподаватель по практическим занятиям - Витюков по фамилии - был полной противоположностью Аграновича, - молодой, ушлый до невозможности.
   Он как-то сразу понял, что Попович в его предмете не смыслит абсолютно ничего, то есть - ноль полный. А, поняв это, тут же стал нагружать Поповича многочисленными дополнительными заданиями. Но мы брата-гусара в беде не бросили - совместными усилиями все задания эти порешали, получил таки Попович свой зачёт.
   Ставя подпись в зачётке, Витюков зло прошипел сквозь зубы:
   - Ничего, Попович, ничего. Мы с вами ещё на экзамене встретимся, там вот все точки над "и" и расставим, выведем кое-кого на чистую воду.
   А экзамен по термеху следующим образом происходил: первые минут двадцать в аудитории находился только один Агранович - раздавал студентам билеты, по местам рассаживал, а потом - к моменту, когда первый желающий уже был готов отвечать, появлялся Витюков, подсаживался к профессору и начинал экзаменующемуся вопросы каверзные задавать, Аграновичу что-то на ухо нашептывать. И профессор к его мнению всегда прислушивался, и двойки - по просьбе Витюкова - ставил исправно.
   Экзамены проходили в два приёма - в первый день шли те, кто был более-менее уверен в своих знаниях, во второй - все остальные. Я рискнул - пошёл сдавать экзамен в первый день, и всё прошло нормально - четыре балла.
   И вот сидим в общаге, с Михасем и Генкой Банкиным - такими же счастливчиками, пивко бутылочное попиваем - празднуем, значит.
   А тут и Попович пожаловал - смурной весь из себя, хмурый, словно туча из мультика про Вини Пуха. Поздравил нас неискренне совсем, и говорит:
   - А мне, похоже, кирдычок приходит. Загрызёт меня завтра Витюков насмерть, гадом буду. Хоть вещи иди заранее собирать - в Донецк родимый возвращаться.
   Жалко, конечно, Поповича - да что тут сделаешь?
   А Попович пивка хлебнул и продолжает:
   - Есть, впрочем, шанс один. Да опасное это дело, не каждому по плечу. Слабовата нынче молодёжь пошла, слабовата - риска боится. Ну, рассказывать вам дальше, субчики, или не стоит - всё равно откажитесь?
   Мы дружно киваем, мол, рассказывай, конечно. Мы ребята не робкого десятка, как никак - бравые гусары, а не какие-нибудь там - ботаники.
   Ну, тогда слушайте, - оживляется Попович, - Агранович то у нас - гений, с одной стороны, а с другой - лох чилийский, никого и в лицо то не помнит. А Витюков на экзамены с опозданьем приходит - сами знаете. Вот если кто смелый найдётся и с моей зачёткой на экзамен сходит и минут за десять-пятнадцать сдаст его - было бы здорово!
   Не, понятное дело, надо и на шухер у двери кого-нибудь поставить, чтобы если что - шум поднять, дабы засланный казачок смыться успел. Ну, как вам план?
   - А что, на, - план, как план. Только, на, проработать его тщательно требуется, на, - тут же откликается Михась.
   Начинаем тщательно прорабатывать. Попович - для ускорения мыслительного процесса - приносит бутылёк донецкого самогона.
   Появляется, с честно заработанной тройкой, ротмистр Кусков, вносит свою лепту в составление развёрнутого Плана будущей Компании. Сидим допоздна, всё прикидываем, кумекаем, в конце концов, решаем, что утро вечера мудренее, - ложимся спать.
   Утром меня расталкивает помятый Генка:
   - Давай вставай, умывайся, брейся, пора торопится - опоздать запросто можем.
   Приводим по быстрому себя в порядок, давимся горячим растворимым кофе, перед самым выходом бросаем жребий - а кому, собственно, идти к профессору.
   Жребий тянем втроём: я, Михась и Банкин, ротмистр, как твёрдый троечник, в выборе претендента на героическую роль участия не принимает.
   Выпадает - мне. Ну что ж, гусарское слово, данное накануне, возврату с утра не подлежит.
   Занимаем места, согласно выработанной накануне Диспозиции: я - под дверью аудитории, оттеснив остальных сдающих, Михась с Банкиным - метрах в двадцати - с той стороны коридора, откуда может появиться Витюков, ротмистр с Поповичем - активно передвигаются по всему ближайшему пространству туда-сюда - "воздух нюхают".
   Пунктуально, точно в назначенное время, появляется Агранович, открывает аудиторию, запускает первую пятёрку, отбирает зачётки, раздаёт экзаменационные билеты.
   По прошествии трёх-четырёх минут поднимаюсь и подхожу к профессору:
   - Сергей Николаевич, я готов отвечать!
   - Ну что вы, молодой человек, к чему такая спешка? Посидите ещё, подумайте. Отмерьте ещё раз шесть, а потом уже - и отрежем, - равнодушно отвечает профессор, не отрывая взгляда от какого-то математического журнала.
   - Видите ли, Сергей Николаевич, - я начинаю волноваться, и от этого нести откровенную чушь, - Но я очень тороплюсь, мне уже через час надо быть на Московском вокзале - невесту встречать. Она из провинции у меня, города не знает совсем, если встретить не успею - заблудится обязательно.
   Агранович не хотя отрывается от своего журнала:
   - Придётся пойти Вам, - смотрит в лежащую перед ним зачётку, откуда таращится мордастый мужик с шикарными усищами а-ля ансамбль "Песняры", - Товарищ Попович навстречу. Невеста - дело святое. Начинайте. Хотя, - переводит взгляд на меня, - Рановато Вам ещё женится, на мой взгляд - молоды больно.
   Как назло, вопросы в билете попались заковыристые, требующие развёрнутых ответов.
   Начинаю тарабанить со скоростью отбойного молотка, время от времени чиркая прямо на обратной стороне билета необходимые формулы, схемы, графики.
   Минут через десять сообщаю, что, мол, всё, что знал - сказал.
   Профессор смотрит на меня с некой долей удивления и уважения:
   - Молодой человек, неплохо, право слово, - неплохо. Но для пятёрки мне необходимо задать Вам некоторые дополнительные вопросы.
   - Сергей Николаевич! - Невежливо перебиваю профессора и прижимаю руки к груди в немой мольбе, - Но у меня же невеста там! Она же заблудится!
   - Да, да, конечно же, - смущённо мычит Агранович, - Извините, забыл, извините. Берёт мою, то есть - Поповича - зачётку, и выводит там жирную пятёрку.
   - Спасибо большое! - Пулей вылетаю за дверь.
   И вовремя, там уже шум и гам - Генка Банкин сцепились нешуточно с Михасём, а рядом козлом прыгает Витюков, пытаясь разнять дерущихся. Быстро сворачиваю за ближайший угол, где-то рядом раздаётся разбойничий пересвист - это ротмистр Кусков подаёт остальным сигнал:
   - Отбой, гусары! Всем вернуться в Лагерь, Победа! Победа!
   Праздновали мы эту победу, видимо, через чур уж нескромно - информация то и ушла - куда совсем уж и не надо.
   Через дней десять вызвал нас четверых к себе (а Поповича - нет) Бур Бурыч, усадил, долго смотрел по очереди на каждого, а потом сказал:
   - Гусар гусару, конечно, брат. Но пора уже научится в людях разбираться - большие уже, чай. Одно дело, если бы вы всё в тайне от Поповича сделали - ну, по-тихому выкрали бы у него зачётку, не ставя его в известность, экзамен бы за него сдали, - это одно дело.
   Но, как я слышал, он сам всё придумал, да и вас, дурачков наивных, на эту авантюру подбил? А это - совсем уже другое дело. Нельзя так товарищей своих подставлять - ради своих меркантильных интересов. Попомните мои слова - не будет с этого Поповича толку, не наш он. А вы, в следующий раз, думайте - кому помогаете.
  
   Как в воду смотрел Бур Бурыч - на третьем курсе попался Попович на каком-то мелком, но откровенном, крысятничестве. История получила широкую огласку, все от Поповича отвернулись, перестали в учёбе помогать - ну, и вылетел он из института - по итогам очередной сессии.
  
   Для гусара - нет страшней -
   Потерять своих друзей.
   Был гусар - и - нет гусара.
   Лишь молва скользит устало
   Пред гусарского коня,
   Колокольчиком звеня......
  
  
  
   09 - Стройотряд и первая потеря -
  
   После второго курса, в обязательном порядке - стройотряд. Никто, кстати, отлынивать - косить, в смысле, - и не пытался, деньги в стройотрядах в те времена вполне значимые можно было заработать - на всю зиму хватало.
   Сшили на всех форму стройотрядовскую: штаны - дрянь страшная, - через год развалились, а куртка - вполне даже ничего, до сих пор надеваю, когда на даче за грибами хожу.
   Прошли медосмотр, получили прививки необходимые, и - пожалуйте в поезд, маршрут Ленинград - Инта.
   Но до Инты так и не доехали - сошли на станции Косью.
   То ещё местечко. Сердце всего посёлка, его центр - это котельная, тепло зимой дающее, а уже вокруг неё всё остальное - разномастные бараки, в смысле. А ничего больше в посёлке и не было.
   Поселили нас, человек пятьдесят, в самый большой и холодный барак, раскладушками, матрацами и прочими постельными принадлежностями обеспечили. Выдали ватники, штаны брезентовые, кирзовые сапоги, шлемы утеплённые - "монтажки" называются.
   Хоть и июнь месяц на дворе, а холодно здесь нешуточно - по утрам на лужицах ледок, днём - плюс пять- семь, не больше. Да и дождик постоянно моросит - гадость страшная, тоска.
   Первые две недели строим "забор", так это сооружение прораб называет.
   На самом деле - это толстенные и тяжеленные сосновые брёвна, вкопанные в землю метра на полтора, между столбами - стена колючей проволоки. "Забор" ограждает местную автобазу - несколько бараков, забитых ржавыми железяками и бочками с соляркой.
   Прежде чем вкопать столб, сперва, по технологическим нормам, полагается выкопать в вечной мерзлоте глубокую яму - объёмом в один кубический метр. Объём этот определяет на глаз прораб - выкапываем ям десять - зовём прораба. Столбы закапываем только после его отмашки.
   Сволочная эта работа. Вечная мерзлота - как камень, да и натуральные каменюки постоянно попадаются, кругом грязь непролазная - через края кирзовых сапог переливается. Брёвна сосновые тяжеленные, килограмм по двести пятьдесят - руками не обхватить. Вместе с тем, за установку одного столба - десять рублей начисляется. Посчитали - за четыре дня каждый по месячной стипендии заработал.
   Но, не лёгкие это деньги - спины ломит невыносимо, руки-ноги в синяках чёрных от
   проволоки колючей - непростое это дело - проволоку колючую между столбами плотной стеной натягивать; все простуженные - сопли рекой, по утрам канонада от кашля не прекращается ни на минуту.
   Всё же держимся, лопаем анальгин, вёдрами пьём чай с мёдом - комиссар отрядный подсуетился - целую бочку мёда где-то раздобыл.
   Наконец, "забор" полностью построен и принят важной до невозможности Государственной Комиссией.
   Отряд разделяют на две части - большую часть, под руководством ротмистра Кускова, забрасываю куда-то в горы, где находится заброшенный прииск - на вторичную промывку золота, меньшей части поручают работу ответственную и наиважнейшую - строительство телятника. Бригадиром назначают Михася - как жителя деревенского, понимающего всю значимость для посёлка Косью этого объекта.
   Телятник строим из шлакоблоков. Направляющие для опалубки уже сделаны настоящими, взрослыми строителями. Наше дело нехитрое: прибиваем доски опалубки, лопатами загружаем в бетономешалки цемент, песок и шлак - из той же котельной, после перемешивания загружаем всё это на носилки, тащим к опалубке, вываливаем, трамбуем массивными деревянными плахами.
   Вроде, всё просто, но одни носилки с грузом весят килограммов шестьдесят-семдесят, удовольствие - ниже среднего. По мере застывания раствора передвигаем опалубку вверх - приходятся строить деревянные помосты. Стены телятника неуклонно растут в высоту - деревянные помосты - следом. Таскать тяжеленные носилки становится всё труднее.
   Работа по установке забора представляется уже детским лепетом, сном желанным.
   Руки, ноги и спину уже даже не ломит - эти части тела просто не ощущаются, нет их вовсе. Жизнь превращается в каторгу - проснулся, поел, отпахал до полной потери сил, поел через силу, доплёлся до койки, рухнул на неё, не раздеваясь, уснул тяжёлым сном - совсем без сновидений. Далее - строго по кругу.
   Тогда-то я и понял, что означает словосочетание - "круги ада". Именно что - круги.
   Постепенно опускаемся - в бытовом смысле.
   Барак превращается в запущенное логово бомжей - на раскладушках - серое постельное бельё, кругом валяются вонючие носки и не менее вонючие портянки, старые объедки, многочисленные окурки.
   Сидит на высоком барачном подоконнике бригадир Михась, курит, задумчиво рассматривает дырявые носки на своих лапах. Рядом с бригадиром пристроился приблудившийся кот по кличке Кукусь. Кот тоже внимательно изучает Мишкины пальцы - вдруг между ними кто-то съедобный завёлся?
   Михась переводит взгляд на помещение, долго, с грустью вселенской, взирает на бардак этот, плюёт в сердцах, тушит хабарик об подоконник и щелчком отправляет его куда-то - между коек товарищей:
   - Живём, на, как в свинарнике, на, твою мать!
   Но уже ничего не сделать, усталость сильнее любви к чистоте, нет уже ни у кого сил на подвиг - хоть немного убраться в этой норе.
   Приехал как-то большой проверяющий, из регионального штаба ССО. Смело дверь открыл, вошёл - и тут же выбежал обратно, стошнило его прямо на крыльцо.
   Сделал пару замечаний, в помещение уже не входя, да и умчался куда-то, по делам более важным.
   С личной гигиеной - ещё хуже. Холодной воды - море, вернее - целый ручей, что за бараком протекает, но вода там - ледяная, а единственный кипятильник ещё в первую неделю исчезает в неизвестном направлении. Как итог - большинство перестаёт чистить зубы, и, все поголовно - бриться.
   А полноценная помывка - мечта заветная, для многих - вовсе невыполнимая. Единственный душ с тёплой водичкой - только в котельной, но очередь туда - до морковкиного заговенья стоять - не достояться. Есть тен с водогреем на автобазе, но пускают туда только блатных - комиссаров, бригадиров, прорабов всяких.
   Мы то с Лёхой решили эту проблему кардинально, на третий день после приезда - спёрли с какой-то ближайшей стройки (новый барак недалеко молдавские шабашники возводили) три рулона толи, и одной местной старушке за пару вечеров заплат на крышу протекающую поставили. За это бабулька нам иногда крохотную баньку топила - аккурат к концу рабочего дня. А как остальные целый месяц без мытья нормального обходились - мне до сих пор не понятно.
   Потом то попроще стало - в конце июля погода жаркая установилась, вычистили с десяток бочек двухсотлитровых пустых - из под химии какой-то, в чёрный цвет выкрасили. Половина - для мытья тел грязных, другая - для постирушек. С утра дежурный их водой из ручья наполняет, солнце работает на совесть - к вечеру тёплой воды - хоть залейся. Очерёдность купания в бочках тупой честный жребий устанавливает, ни каких тебе привилегий пакостных - демократия полная - все строго по очереди, друг за другом в бочки влезают. Сомнительна такая гигиена, но ничего не поделаешь - другой то и нет.
   Одновременно приходят две новости. Первая - возвращается часть отряда, отправленная на вторичную промывку золота. Вторая - в магазин Леспромхоза завезли спиртное. И ни какую-нибудь дрянь, а настоящее "Яблочное" в бутылках по 0,5 литра, шестнадцать - на - шестнадцать. По прямому договору с кубанским колхозом "Путь к коммунизму!" - лес в обмен на портвейн. Братьев усталых, с приисков золотых приезжающих, надо встретить достойно? Надо!
   Организуется мобильная ударная группа. Я - во главе, как самый ответственный, в довесок, в качестве физических исполнителей - Лёха-каратист и Лёнька Молдаванин - как самые здоровые - вдруг что, да и груз немалый предстоит транспортировать.
   До леспромхоза - километров двадцать пять, сугубо по заброшенной в незапамятные времена узкоколейке. Есть и наезженная дорога, но по ней все сто двадцать километров будет, а попуток здесь не водится, тем более - за вином, конкуренция, однако.
   Выступаем затемно. Если для свиньи бешенной - семь вёрст не крюк, то для стройотрядовца и поболе - не в зачёт.
   Подгребаем к самому открытию магазина. Наблюдается страшный ажиотаж, такое впечатление, что лесорубы со всего Северного Урала сбежались сюда - может, конкурс какой объявили?
   И точно - конкурс. Типа - а кто в этой тайге самый крутой? Победителю - приз.
   Принимаем в конкурсе самое активное участие. Вернее - Лёха принимает, а мы с Молдаванином только тела лесорубов в тенёк относим - типа - вежливость проявляем.
   Набиваем три рюкзака трофеями, берём обратный курс.
   Жарко до невозможности, пот льётся ручьями нешуточными, пить хочется, а пить то и нечего - не продумали в спешке аспект этот.
   - Эй, Старшой! - Стонет плетущийся последним, Молдаванин, - Давай попьём немного, а?
   - Так нет же ничего, - отвечаю, - И сам бы рад.
   - Как это - нет? - Активно подключается Лёха, - А на горбу мы что тащим? Жидкость ведь, верно? Ну, давай по бутыльку всего хлопнем, а?
   Спорю для порядка ещё минут десять и сдаюсь, хотя, в глубине души и понимаю, что ошибку совершаю нешуточную. После привала - новый бросок к цели конечной, снова привал и - "по бутыльку".
   Не доходя до базы километра два, Молдаванин падает окончательно, - но не на спину, где груз бьющийся располагался, а, сугубо на живот - морду лица только поцарапал знатно.
   Ну, а что тут удивительного - школа, однако, блин.
   - Не, Старшой, - устало бубнит пьяненький Лёха, - Я ту и вино покараулю и Молдаванина, а ты дуй за подмогой, тут недалеко уже.
   Уписаться можно - раз пятьдесят - и всё в один и тот же подгузник.
   Дую за подмогой, вдруг впереди, в сумерках ранних - два зелёных огромных глазища - чисто фары автомобильные. Приведение, что ли какое, или ещё что? Уже каменюку с земли здоровенную подобрал, и вдруг слышу:
   - Мяу, мяу! - Да это кот Кукусь, морда полосатая, нас встречать вышел. Молодцом, братишка!
   Доплелись с котом до барака, спасительную команду на помощь товарищам направили.
   Через полтора часа и два тела бесчувственных и остатки королевских винных погребов были успешно доставлены, а ещё через часок и золотоискателей наших привезли.
   - Ну, в принципе, на, справился, на, - сказал мне Михась, руку пожимая.
   А тут вдруг казус неожиданный случился - соратники то наши за целый месяц, в тайге проведённый, к свежему воздуху привыкли, и банька там у них приличная была. Зашли они в наш барак загаженный - носами крутят, бухтят что-то нелицеприятное в наш адрес, графья недоделанные. И от портвейна, с трудами нешуточными добытого, морды наглые воротят. Их, видите ли, в тайге - Главный по вторичной промывке - Арзум Ашотович "Золотые Зубы", - спиртиком чистым баловал регулярно - за труд ударный.
   Чуть не поругались даже - в дымину.
   Утром то мы на работу отправились, а у золотоискателей грёбаных - выходной.
   Возвращаемся - о, Великие Шаманы! Барак то вылизан весь, чистота кругом - как в палате больничной, что для членов ЦК КПСС предназначена. На совесть ребята потрудились.
   Вот тут то уж - помирились окончательно, и вино "Яблочное" допили, и спирт, из тайги прихваченный, да и самогонки потом местной отведали - гадость страшная, неужели её действительно из опилок делают?
   Гарик, размякнув от выпитого, кисет заветный из-за пазухи достал. А в кисете - порошок какой-то серый. Оказалось - золото, втайне от Арзума Ашотовича из тайги вывезенное.
   На фига Гарику эта пыль непрезентабельная? Для памяти - оказалось.
   Совместными трудами достраиваем телятник, крышу кроем, пол бетонируем, даже рельсы по середине телятника прокладываем. Ну, и зачем коровам - рельсы, спрашивается?
   Года два назад был я в этой самой Косью проездом - стоит себе наш телятник.
   Только обитают там почему-то и не телята вовсе, а огромадные грязные свиньи.
   Впрочем, чему удивляться? В нашей стране, куда не плюнь - кругом свиней полно.
   Вот, например, если на членов Думы Государственной посмотреть внимательно - то кого можно увидеть? Вот то-то и оно......
   И только во вкус вошли, вработались по-настоящему - всё, уезжать пора, сентябрь за порогом.
   Деньжищи немалые на руки получили, и - в поезд. Летит себе поезд, на стыках подпрыгивая, качает его, бедолагу, от гулянки студенческой.
   Что такое коктейль "Северное Сияние" - все знают - водка и шампанское - один к одному. А что такое - "Северное Сияние - Де Люкс"? А это - шампанское и спирт - один к одному.
   На самом почётном месте - возле громадной миски с молоком - кот Кукусь. Он потом много лет в общаге на Наличной улице Комендантом Кошачьим трудился.
  
   Приехали в Ленинград - повзрослевшие, виды повидавшие, при деньгах - довольные собой несказанно.
   И тут, через месяц, как ушат холодной воды - умирает неожиданно Лёнька Волжанин, одногрупник наш. Круглый отличник, боксёр, гитарист. Простудился где-то, на ногах решил простуду переходить, слёг, приехала "Скорая" - воспаление лёгких, в больницу отвезли. Через сутки сообщают, умер, мол.
   Удар для всех - страшный получился. Родители его приехали, мы гроб с телом в самолёт загрузили, поминать сели. Но не лезла водка, ну никак.
  
   А уже к весне и свадьбы в массовом порядке начались. Видно созрели мальчишки потихоньку, в смысле - в мужиков превратились.
  
  
  
   10 - Ладожские миражи -
  
   В своей жизни я видел много миражей - и в пустыне Кызылкум, и в болотистых джунглях Вьетнама, и даже, в одно особенно жаркое лето - над безымянным заливом Японского моря.
   Но ладожские миражи - они особые, любимые.
   Почему?
   А, может быть потому - что они родные? То бишь - на Родине увиденные?
  
   Наступил март, приближалась полноценная весна. Решили мы с Гариком, пока ещё не поздно, на зимнюю рыбалку сползать. Лёд на Ладоге ещё надёжным был, но стоит на недельку-другую припозднится - и искупаться запросто можно.
   Встречаемся поздним вечером на Финляндском вокзале - необходимо на последней электричке доехать до конечной станции с профильным названием - "Ладожское Озеро", заночевать на вокзале, а рано утром, ещё в полных сумерках - выдвигаться к рыбе поближе.
   Встретились-поздоровались, смотрю, а Гарик какой-то не такой, скулы заострились, взгляд непривычно скользящий. Выясняется, заболел напарник, - температура - под сорок.
   После того, как Лёнька Волжанин от воспаления лёгких помер, я к таким вещам серьёзно стал относиться.
   - Давай, Гарик, - говорю, - Отложим на фиг эту рыбалку. Сейчас я тебя домой провожу. Водки горячей с малиновым вареньем попьёшь - к утру вся хворь и отступит.
   - Нет, не пойдёт так, - заявляет Гарик, - Во-первых, клин клином вышибают - ломанёмся к Зеленцам, пропотею по дороге, потом в палатке отлежусь. А, во-вторых, у меня водка горячая с малиновым вареньем - с собой.
   И демонстрирует термос трёхлитровый, китайский.
   Смотрю, спорить с ним бесполезно - настроен серьёзно, а экипирован, термос учитывая, и подавно.
   Приезжаем на станцию, кемарим в уголочке - народу в здании вокзала много набилось, - одни корюшку ловить настроились, другие - к Кариджскому маяку за окунем собрались.
   Каридж место тоже почётное - часа четыре до него по торосам добираться, но окуни там ловятся - по килограмму и более, да и щуки крупные попадаются иногда.
   Получается, на Зеленцы только мы настропалились. Зеленцы - это острова в двадцати километрах от берега, во время войны через них Дорога Жизни проходила, и сейчас ещё там бараки-сараюшки разные стоят, если что - и переночевать можно запросто.
   Я был на этих островах один раз, но только летом, Гарику же и вовсе не доводилось, он всё больше к Кариджу бегал, или на мелководье рыбачил.
   Но с собой имеется подробная карта и надёжный компас. По плану - должны за световой день добраться до островов, разбить там лёгкую палатку и порыбачить в волю.
   По слухам, неделю назад под Зеленцами ночью очень хорошо плотва крупная - грамм по пятьсот-шестьсот, клевала.
   Как только за окнами начало сереть - выходим. Лёгкий морозец, хрустящий снежок под подошвами валенок, в небе - одинокие редкие звёздочки.
   От вокзала до берега ведёт широкая, хорошо натоптанная тропа. У берега тропа раздваивается - правая - к мысу Морье - там корюшка, ерши и прочая мелочь клюёт, левая - к Кариджскому маяку.
   В сторону Зеленцов троп нет. Оптимизма этот факт не вызывает, но и для пессимизма повода нет - никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь, - диалектика.
   Определяемся по компасу, выбираем направление. Идётся пока легко - под ногами твёрдый наст. Светлеет, прямо по нашему курсу всходит неяркое солнышко - значит, правильным курсом двигаемся, - на восток.
   Гарик достаточно бодр и весел, но часа через три начинает отставать, делаем привал. Немного перекусываем, запиваем напитком "на малиновом варенье". Заметно холодает, опускается туманная дымка, солнца не видно совсем.
   Идём дальше. Бросаю взгляд на компас - мамочки мои, стрелка пляшет из стороны в сторону, разве что - круги не выписывает. Ну и как понимать это?
   - А это значит, что мы уже где-то совсем близко, - объясняет Гарик, - Тут во время войны столько машин под воду ушло, ну и снарядов всяких, бомб - вот компас то это железо и чует. Раньше мы над глубиной были, а сейчас к островам вышли - тут уже мелко, компас и взбесился.
   Решаем остановится, порыбачить, дождаться, когда туман исчезнет - а там и определится по месту нахождения. Ставлю крохотную полиэтиленовую палатку, дома с помощью паяльника изготовленную, зажигаю в палатке пару маленьких свечей, в пустые банки из под майонеза предварительно размещённые. Гениальное изобретение - на улице минус пятнадцать, а в палатке, уже через десять минут - плюсовая температура.
   Гарик выпивает неслабую порцию лекарства из термоса, влезает в спальный мешок и преспокойно засыпает. Спит он до самого вечера, только храп по озеру разносится.
   Я потихонечку рыбачу, сверля лунки в значительном отдалении от палатки - я Гарику шумом, от лунок буримых, спать не мешаю, он мне, храпом - рыбу ловить. Рыбка ловится потихоньку - плотвичка, окуньки, даже щурок один попался.
   В природе начинает что-то странное происходить. Уходит туман, резко теплеет - даже дождик мелкий начинает моросить. А вот и Зеленцы - с километр всего не дошли, даже бараки старые видны отчётливо.
   Откуда-то издали прилетает странный шум - будто поезд скорый где-то по ладожскому льду следует. Звук становится всё громче, уже видна приближающаяся со стороны островов тёмная фигура неясных очертаний. Через пять минут становится ясно - это здоровенный лось. Голову рогатую к небу задрал и чешет - прямо ко мне.
   Громко кричу, зверь останавливается и смотрит на меня совершенно ошалевшими дикими глазами. Кричу ещё раз - лось испуганно приседает, делает кучу, разворачивается на девяносто градусов, и гордо, закинув массивные рога на спину, с закрытыми глазами - удаляется в ледяные просторы, в направлении, противоположном берегу. Тут же вытаскиваю крупного хариуса - рыбу в этих местах редкую.
   Не иначе, Весна по-настоящему пришла, вот природа и опьянела немного.
   К вечеру просыпается Гарик, на удивление здоровый, без каких-либо признаков температуры повышенной. Теперь настала моя очередь подремать пару часиков перед ночной рыбалкой. Просыпаюсь, перекусываем. Поднимается ветер - плотно зашнуриваем палатку, прикармливаем лунки, внутри палатки заранее просверленные.
   В палатке хорошо, тепло, негромко трещат свечи, с наружи дует ветер нешуточный, по крыше стучит крупный дождь. Плохо это: ветер - потому что лёд весенний оторвать от берега может; дождь - потому что мы в валенках. Валенки, конечно, на "резиновом ходу", но, когда на льду будет сантиметра три воды - утешение слабое.
   К утру налавливаем килограмм пятнадцать разной рыбы, даже пару сигов попадается.
   Пора к дому. Дождь стих, сквозь редкие сиреневые облака проглядывает весёлое солнышко, дует тёплый ветерок. На льду, правда, за ночь скопилось немало воды - ноги тут же становятся мокрыми - противное ощущение.
   Трогаемся в обратный путь. Гарик идёт первым. Вдруг он резко останавливается и удивлённо произносит:
   - Смотри, Андрюха, берег то - бежит!
   Ну, думаю, опять у Гарика температура поднялась, бредит - не иначе.
   Присмотрелся - и правда, береговая линия, еле видимая вдали, начинает плавно стираться зигзагами, как будто и впрямь - бежит. Вот и мыс Марье растворился, и маяк береговой пропал куда-то.
   Впереди - до самой линии горизонта - только снежные торосы.
   Оборачиваюсь - и линия береговая, и маяк - находятся позади нас, где быть им совсем не полагается. И сиреневое всё какое-то, ненатуральное.
   Останавливаемся, перекуриваем, обсуждаем.
   А безобразия продолжаются - был один маяк, потом стало - два, три, десять - надоело считать - плюнули. Потом глядь, слева, вдалеке, параллельным с нами курсом судно океанское движется - большое, только сиреневое, сиреневые блики от иллюминаторов во все стороны веером рассыпаются. Красиво - до жути.
   Но, красота красотой - а к дому двигаться то надо. Решаем - миражам не верить, а курс держать согласно здравому смыслу, то есть - по компасу, ведущему себя нынче благоразумно и прилично.
   Через час, из-за очередного тороса, показываются трое мужиков. Обычные мужики, только сиреневые, опять же. До них метров двести, идут впереди нас в том же направлении. Вдруг у мужиков пропадают головы, через минуту - одни только ноги бредут куда-то, потом - никого нет уже впереди, пропали совсем.
   В небе, прямо над нашими головами, медленно и совершенно бесшумно, проплывает сиреневый самолёт - гигантский кукурузник. За штурвалом - сиреневый лётчик, улыбается, машет нам рукой, сволочь.
   Конец Света какой-то. Бред пьяного телёнка в чукотской тундре, на исходе Ночи Полярной.
   Неожиданно всё прекращается, сиреневые облака ушли куда-то, оптический обман прервался - надолго ли? Впереди, уже недалеко совсем, берег с маяком, позади - трое давешних мужиков безголовых, но сейчас - с головами. Догоняют нас постепенно.
   - Видали, - орет идущий первым молодой краснощёкий здоровяк в овчинном тулупе, - Миражи то в этом году какие - просто блеск! Сахара знаменитая, к такой-то матери, отдыхает. Вас, ребята, кстати, сперва шестнадцать было, потом - восемь, четыре, а теперь вот - двое. Вы то хоть - настоящие?
   - Да вы сами ещё недавно без голов вовсе разгуливали, что тот всадник в пампасах, - парирует Гарик.
   Дальше идём вместе.
   - А там, впереди, что-то неладно, - говорит один из новых знакомых.
   И действительно, впереди толпа народу, все бегают туда-сюда, руками размахивают.
   Подходим, так и есть - сбылись худшие ожидания. Не просто так ночью ветер бушевал - оторвало таки лёд от берегового припая, между нашей льдиной и береговым льдом - трещина нешуточная, метров двадцать уже будет, - и расширяется прямо на глазах.
   На льдине скопилось человек триста. От маяка подходит небольшая лодка - человек пять вместить сможет, и то, если без рюкзаков и ящиков рыбацких. Среди толпы начинаются споры и разногласия - а кому первому спасаться? В воздухе повисает матерная ругань, отчётливо пахнет дракой. Никто не хочет рыбу пойманную на льду оставлять.
   А тут ещё Гарик куда-то подевался.
   Ага, вот и он - отошёл метров на сто в сторону, лунку пробурил и рыбку ловит - как ни в чём не бывало, да ещё и рукой мне машет, мол, греби сюда, клюёт.
   Подхожу, сверлюсь рядом, удочку опуская в лунку.
   - Понимаешь, - говорит Гарик, - тут же всё достаточно просто, только быть надо внимательным. Ветер то у нас - восточный? Восточный, да и крепчает понемногу. А вон видишь, в двух километрах - мыс Морье? Льдину нашу скоро туда и прибьёт, а там мелко - переберёмся на берег без проблем. Я в том году по этому маршруту два раза выбирался.
   А на берегу спасённых этих милиция, наверняка, встретит, штраф выпишет. Да штраф то ерунда, а вот бумага в институт придёт - опять отмывайся, доказывай что ты - белый и пушистый, в духе борьбы за коммунистические идеалы воспитанный.
   Так что сиди, рыбачь, тут места корюшковые.
   И действительно, пока до мыса дрейфовали - корюшкой ещё разжились - для ассортимента полного.
   Прибило льдину к берегу, торосы на месте стыковки подниматься метровые стали. Народ туда и ломанулся дружно, а Гарик сидит себе, дальше рыбачит:
   - До чего же народ у нас глупый и нетерпеливый. Сейчас то торосы ещё не устоялись, полезешь через них - обязательно провалишься, а глубина там - метра полтора. Так что пойдём туда только часа через два. За это время торошение прекратится, льдины друг к другу притрутся - пройдём, как посуху.
   Так всё дальше и случилось, впрочем - ноги и так мокрые уже были.
   Перебрались на мыс - а там костры вовсю жаркие горят, - это торопыги несчастные сушатся, - до станции то ещё километров семь чапать.
   Приехал я домой. Бабушка обрадовалась - в кои веки внучок рыбы столько домой принёс. А потом, глядя, как я безрезультатно пытаюсь валенки с ног стащить, говорит:
   - Ничего у тебя, внучок, не получится. Уж поверь мне, в войну то я на лесных заготовках работала - знаю. Если валенок мокрый на ноге часов десять посидит - ни за что потом не снять, срезать будем.
   Жалко валенок, новые были, практически. Промучился я ещё часа полтора, да и сдался - срезала их бабушка за пять минут, к следующему зимнему сезону новые покупать пришлось.
  
   Рыбачил я потом по последнему льду на Ладоге неоднократно. Но миражей таких никогда больше видеть не доводилось. Только вот сняться они иногда, особенно - кукурузник сиреневый, огромный. Как впрочем, и другие сны - о событиях юности ушедшей.
  
  
  
   11 - Военная кафедра -
  
   И как же это я забыл про военную кафедру? В жизни студенческой её значение велико и, воистину, - нетленно. Особенно для девчонок - начиная со второго курса, у них появляется лишний еженедельный выходной, - есть чему позавидовать.
   А вот для пацанов - еженедельная боль головная, нешуточная, прибавляется.
   Опаздывать нельзя, надо носить рубашку защитного цвета с чёрным галстуком-удавкой, ну и другое всякое, малоприятное - Устав изучать, например.
   - Военный человек даже носки носить должен в строгом соответствии с Уставом, - выступает перед строем Начальник кафедры, полковник Мясницкий, - Либо синего цвета, - полковник слегка приподнимает левую брючину, демонстрируя синий носок, - Либо - коричневого, - приподнимается правая брючина, выставляя на общее обозрение носок коричневый.
   Или ещё:
   - Капитан Стрельцов, а почему Вы не едите солёных огурцов?
   - Виноват, товарищ генерал, но голова никак в банку не пролезает, исправлюсь!
   Вот такие шуточки.
   Учили нас на зенитчиков, вернее - на командиров зенитных батарей. Название батарей этих озвучивать не буду - вдруг, до сих пор - Военная Тайна? Изучали силуэты самолётов - наших и иностранных, чтобы в пылу боя подбивать только тех, - кого прикажут. Пушки сами - немного, чтобы мелкие поломки уметь самостоятельно ликвидировать, Устав, конечно, а также, очень подробно, - материалы последних съездов КПСС.
   Иногда на стрельбы выезжали, и на простые - из пистолетов-автоматов, и на сложные - из пушек зенитных непосредственно.
   Поехали, как-то по весне - листочки уже зелёные на деревьях были, - на Ладогу, там как раз стрельбище и располагалось. Пушки из ангара вытащили, на холме в линию расставили, орудия расчехлили.
   - Сейчас, - говорит полковник Мясницкий, - Будете стрелять не в белый свет, а по настоящим целям, болванками железными, правда - не снарядами, - и рукой в сторону Ладоги показывает.
   А там, в километре от нас, катерок небольшой плоты деревянные за собой тащит, и через каждые сто метров матросики плоты по одному отцепляют. Всего шесть плотов оказалось - по количеству пушек. Маленькие плоты - точками с позиции смотрятся.
   Стал полковник нас по номерам расставлять. А надо сказать, что в орудийном расчёте самый ответственный номер - первый. Он и горизонтальный прицел на цель наводит, и огонь открывает - нажимает ногой на нужную педаль. В нашем расчёте меня и назначили быть первым номером.
   Глупость несусветная. Я это сразу понял, как на сидение, что по левую сторону от ствола орудийного располагалось, уселся.
   Росту то во мне - один метр шестьдесят три сантиметра всего. С сиденья этого только до педали спусковой могу с трудом достать, до прицела не дотянутся никак. А если привстать - то с прицелом всё в порядке, но педаль теперь в недосягаемости. Бред полный получается.
   Но возражать старшим по званию в армии строжайше запрещено, приказ надо беспрекословно исполнять. А тут уже и команды вовсю полетели:
   - Заряжай, целься!
   Прошу своих замереть, приподнимаюсь, аккуратно ловлю в перекрестие прицела нужную цель, стараясь не дышать, опускаюсь на сидение, нащупываю педаль.
   - Огонь! - Подаёт команду ротмистр Кусков, командир расчёта орудийного.
   В это невозможно поверить, но из шести орудий по цели попали только мы - плотик вдребезги разнесло.
   Как передовикам ратного дела, нашему расчёту разрешают ещё пострелять. Три выстрела - два попадания. Ну и дела!
   Перед отъездом, полковник, непринуждённо прогуливаясь перед строем, говорит:
   - Ну, что, бродяги, небось, когда я недомерка на первый номер посадил, подумали все - совсем старик из ума выжил. И не надо врать - конечно, подумали, уж я то знаю - двадцать лет в рядах, как-никак. Дело тут простое. Если амбал, какой первым номером садится, у него самоуверенность излишняя проявляется. Вот он - прицел, вот она - педаль, как результат - небрежность и неаккуратность. А когда низкорослый кто на это место садится? Он, наоборот, всё старается тщательно сделать, лишнего вздоха собственного боится. Вот так вот, а результат - на лицо. Так что в нашей армии - самое главное? Отвечаю - обязательность и скрупулезность! Обязательность и скрупулезность, и к ним ещё - плановость. Запомните, бойцы.
   Не знаю, как другие, но лично я запомнил - пригодилось вскоре.
   Дело было так. Приехали к нам на очередную контрольную Проверяющие из Округа, настоящие офицеры, в действующих частях ПВО служащие. И видимо, поставили перед ними задачу - поиметь нас по полной программе, в смысле - с учёбой - двоек наставить.
   Офицеры свою задачу выполнили, половина группы пары с блеском получила.
   Всем двоечникам велено было помещение кафедры освободить, подготовится дополнительно где-нибудь в другом месте, и к пяти вечера явиться на пересдачу.
   В качестве "другого места" мы с Гариком выбрали пивной бар "Гавань" - заведение респектабельное и уважаемое - во всех отношениях. Посидели, позанимались.
   - А зачем это мы попрёмся к пяти? - Рассуждает Гарик, с тоской глядя на пустую пивную кружку, - Там народу будет - толпа немереная. Давай попозже подойдём, к семи, например?
   Можно и к семи, разницы никакой. Сидим - занимаемся.
   Когда все же подходим - на часах семь тридцать. Кафедра закрыта, никого нет, похоже - все ушли на фронт какой, стучи - не стучи.
   Закуриваем, и от нечего делать, начинаем говорить гадости про состав кафедры офицерский, мол:
   - Такой-то - пик-пик-пик. И такой-то - пик-пик-пик.
   А ещё - про носки разноцветные, и про огурцы солёные. И так минут десять. Смешно - до усрачки полной.
   А сверху, с лестничной площадки, покашливание вдруг раздаётся. Стоит там дежурный по кафедре - капитан Стрельцов - собственной персоной, и ехидно так в свои усишки ухоженные усмехается:
   - Можете, бойцы, не извинятся. Тут всё равно камера записывающая стоит. Так что завтра - к десяти утра, при полном параде и с верёвками на шеях, предварительно намыленных, - к Начальнику кафедры, - и без опозданий.
   Вот влипли - так влипли. Нависает нешуточная угроза позорного отчисления.
   Срочно едем в общагу, в основном, за советом - а что делать то дальше, блин военно-морской?
   Собираем консилиум, но дельных советов не поступает. На наше счастье, на огонёк случайно заглядывает ротмистр Кусков, выслушивает всё внимательно, и спускается на вахту - Бур Бурычу звонить, совета спрашивать.
   Возвращается минут через десять, заметно повеселевший:
   - Даю вводную, - полковник Мясницкий недавно получил дачный участок. Домик щитовой поставил, баньку маленькую срубил. А воды то своей нет, до общественного колодца метров шестьсот. Ясна задача? Ну, в этом направлении и давайте двигаться.
   Допоздна засиделись, головоломку эту решая, карты разные гидрогеологические, у дипломников напрокат взятые, изучая.
   На следующий день являемся с Гариком в кабинет Начальника кафедры, как и просили - при полном параде.
   - Разрешите?
   Получив положительный ответ, входим. Гарик задерживается у входа, а я чётким строевым шагом подхожу к столу полковника и браво докладываю:
   - Товарищ полковник, командир мобильной группы по решению гидрогеологических проблем - для решения поставленной задачи - прибыл. Район предстоящих работ досконально изучен, техническое решение найдено. Завтра с десяти часов утра мобильная группа готова приступать к интенсивным работам. Срок выполнения работ - семь часов. Вся техника, вспомогательное оборудование и вспомогательные материалы в наличии имеются. О научной части проекта доложит мой ассистент.
   Полковник явно несколько смущён таким напором, необходимо усилить натиск.
   Гарик, тем временем разложивший на столе разнообразные карты, подхватывает эстафету - чётко и громко рассказывает о технологических трудностях привязки секретных гидрогеологических разрезов к конкретной местности, о напорах в различных водяных горизонтах, о мезозойских отложениях и ещё чёрт знает о чём.
   В глазах Начальника кафедры начинают, наконец-то, проявляться отблески разумности.
   Жестом останавливаю Гарика, наступает ответственный момент.
   - Товарищ полковник, разрешите получить Ваше разрешение на проведение вышеозначенных работ с десяти утра завтрашнего дня (завтра - как раз суббота).
   К сборам готовы приступить немедленно!
   Полковник Мясницкий грузно поднимается из-за стола, и, заложив руки за спину, подходит к окну, о чём-то думает несколько минут, и, так и не оборачиваясь, негромко бросает:
   - Встреча - на объекте, завтра в десять. Свободны!
   Гарик ловко сгребает со стола карты, синхронно разворачиваемся через левое плечо и быстро покидаем кабинет, пока его хозяин не передумал.
   На завтра мы с ротмистром садимся в старенький "Москвичёк", купленный Кусковым на деньги, в стройотряде заработанные, прицепляем сзади взятый у кого-то напрокат прицеп, и едем в Кавголово - на учебную базу нашего института. Там, под честное слово, берём - до вечера - всё необходимое. С остальными участниками эпопеи встречаемся непосредственно около въезда в нужное садоводство.
   Ровно в десять заходим через открытую калитку на полковничий участок, хозяин, одетый в старенький матросский бушлат, встречает лично. Рапортую:
   - Товарищ полковник, мобильная группа в полном составе прибыла. Разрешите приступить к выполнению запланированных работ?
   Мясницкий коротко кивает, в его глазах пляшут весёлые бесенята.
   Разворачиваемся по полной: одни выгружают оборудование, Гарик раскладывает на садовом столике различные карты и какие-то непонятные чертежи, Михась бродит по участку - с умным видом и сухой раздвоенной палкой в руках:
   - Сейчас, на, мы эту воду, на, быстренько, на, найдём. Вот оно, место, на, давайте все сюда быстро!
   Действительно, палка в Мишкиных руках уверенно показывает вниз.
   Настраиваем мотобур. Мотобур - это слегка переделанная бензопила "Дружба -2", только передача на девяносто градусов развёрнута, и вместо пилы - шнек с твёрдосплавным наконечником привинчен. Бурим скважину, постоянно добавляя новые шнековые секции.
   На шестом сегменте начинает подниматься влажный грунт. Желоним, бурим - снова желоним, бурим. Скважина практически готова, восемь метров - согласно картам, необходимый водный горизонт прошли. Устанавливаем обсадные трубы, слегка цементируем. Потом опускаем внутрь ещё одну колонну труб - с медным водозаборником на конце. Снова цементируем, привинчиваем "качалку". Ещё через час - полковник водой питьевой обеспечен.
   За воротами раздаётся автомобильный гудок, полковник выходит поинтересоваться - чего надо? Но машины и след простыл, а рядом с забором - два ящика пива и неслабый полиэтиленовый пакет с вяленой рыбой.
   - Ну, вот что, - говорит, Мясницкий, - За воду спасибо большое. Инцендент, естественно, забыт. А вот пиво - это уже лишнее. Забрать немедленно и употребить по назначению.
   Это - приказ. Выполнять немедленно! А вообще - молодцы! - А сам на меня смотрит, - Есть у некоторых из вас задатки нужные для воинской службы.
  
   А ещё через неделю меня Приказом Начальника военной кафедры командиром учебного взвода назначили, ни с того, ни с сего. Но последствия сего приказа проявились только через несколько лет, образом самым непредсказуемым.
   Неисповедимы пути земные - иногда, словно сами собой, в ту сторону поворачивают, о которой и думать то не хотелось.
  
  
  
  
   12 - Здравствуй, Магадан! -
  
   Магадан - край, где рождаются Легенды, - страшные и романтические, героические и печальные. Тундра, северные олени, знаменитая трасса "Магадан - Палатка - Атка", золотодобывающие прииски, и зоны - заброшенные и действующие.
   Романтика грёбаная в действии.
   Благословенны эти края - особенно с точки зрения тех, кто покидает их без камня на сердце, с воспоминаниями сугубо хорошими.
  
   Ну, вот и производственная практика. Выпадает ехать в Магадан, там, на месте, дальнейший маршрут уточнят. Подобрался неплохой коллектив, кроме меня - Толстый Витька, Генка Банкин и Михась. Ротмистр Кусков тоже с нами хотел, но Бур Бурыч твёрдость проявил:
   - Были обещаны степи Казахстана? Извольте получить!
   Билеты уже на руках, завтра в путь.
   Перед отъездом случается, правда, небольшая неприятность - во время отвальной поспорили с Артуром из-за футбола. Я за "Зенит" болею, а он за "Спартак" московский. Как результат - у Артура зубов на два меньше стало, а у меня под глазом - синяк огромадный, пришлось к нему очки чёрные, размера соответствующего, подбирать.
   С Артуром, конечно же, утречком помирились, но синяк от этого, естественно, не прошёл.
   Едем поездом в Москву, далее летим в Магадан, по маршруту: Москва - Свердловск - Усть-Илимск - Якутск - Магадан, часов двенадцать. Совершенно ошалевшие, вываливаемся из самолёта, садимся в рейсовый автобус - до города.
   Но отъезжаем от аэропорта только на пару километров - останавливают пограничники.
   В те времена Магадан считался погранзоной - порт, как-никак.
   Выводят всех из автобуса, документы скрупулезно проверяют, в сумках и рюкзаках тщательно копаются - часа два проходит. Одну женщину с ребёнком грудным на руках задерживают, сажают в зелёный газик и увозят куда-то.
   Шпионка империалистическая "под прикрытием", не иначе.
   Въезжаем в город. Окраины - сплошные бараки и халупы, центр - вылитый Московский проспект города Ленинграда - массивные дома с колоннами времен сталинской застройки.
   Начальник местного геологического Управления выстраивает нас в ряд, зовёт "покупателя" - Главного инженера Апрельской геолого-разведывательной партии, здоровенного мужичину с внешностью забубённого пирата.
   Фамилия у пирата знатная - Вырвиглаз.
   - Ну, Вырвиглаз, смотри - каких орлов нам из Питера по блату выписали, говорит Начальник Управления, - Вот этого, здорового, - и пальцем указывает на Толстого Витьку, - На ССК поставишь. Читал телеграмму из Москвы, что мол, рекорд требуется? Вот, пусть и поучаствует, вклад свой, так его раз так, вложит.
   - А рекорд то - какой? - встревает Толстый, - Мировой, или просто так - общесоюзного значения?
   Начальник глубокомысленно чешет в затылке:
   - А хрен его знает. Не нашего ума это дело. Ты рекорд установи - в Москве решат - какой. А тебе то - не всё ли равно? Главное - чтоб денег заплатили. Вижу, кольцо обручальное у тебя на пальце, - следовательно, нужны деньги молодой семье?
   Витька радостно кивает - нужны, конечно, ясен пень.
   - Эти двое, - Начальник небрежно кивает на Генку с Михасём, - Тоже подойдут, на Центральном участке сгодятся, - А этого, - смотрит на меня, - в Управлении оставлю, бумажки разные перебирать, потому как - хиловат.
   - Не торопись, Михаил Саныч, - вмешивается Вырвиглаз, и командует, - А ну, молодой человек, снимите-ка Ваше маскировочное средство!
   Тяжело вздохнув, снимаю чёрные очки: не хватало, чтобы вовсе выгнали - не вяжется громадный синяк с образом конторского служащего, бумажки перебирающего.
   - Классная вещь! - Неизвестно чему радуется Вырвиглаз, лицом светлея, - Не, Михаил Саныч, этого я тоже забираю, хоть и мелкий, но злоообный! Смотри синяк какой - сине-жёлто-бурый. Красота! Я этого гаврика на участок "Жаркий" запихаю, там не забалует.
   Вырвиглаз отводит нас в задрипанную гостиницу, отдаёт билеты на завтрашний рейс Магадан - Певек:
   - Встречаемся завтра в одиннадцать, в аэропорту. Ведите себя здесь прилично, без выпендрежа, с уважением. Магадан как-никак.
   Вырвиглаз отбывает по своим делам.
   Решаем размять ноги и совершить променад по городу.
   Первым делом направляемся к морю, а как же иначе:
  
   Кто не видел Нагайскую бухту -
   Дурак тот.
   Прилетел я сюда
   Не с бухты-барахты.
  
   Честно говоря, бухта особого впечатления не производит - берег усеян разнообразным мусором, над мусорными кучами - стаи наглых чаек, в море - мелкие частые жёлтые волны, повсюду - ржавые обломки кораблей. Грустное зрелище - сами собой возникают ассоциации, связанные с кладбищем.
   Но Банкин, не смотря на холодную погоду - около плюс двенадцати, настроен искупаться - согласно неким Принципам Традициям:
   - Даже сам Бур Бурыч здесь купался. И вообще - это как дань уважение месту отдать.
   Сдаёмся под напором аргументов, раздеваемся и с разбега бросаемся в жёлтые волны.
   Плескаемся пару минут, вылезаем - до чего же холодно! Чтобы согреться - играем в пятнашки, забавное, надо думать, со стороны зрелище.
   - А что, на, господа, - предлагает последовательный Михась, - Выпить бы, надо, на. Целых три повода имеется. Во-первых, на, за Магадан. Во-вторых, на, согреться надо. В-третьих, на, у Грини Красовского сегодня свадьба - в Питере, уважить брата, на, требуется.
   Все соглашаются с серьёзностью и уважительностью таких причин. Бодро отправляемся на поиски спиртного.
   На полках магазинов - хоть шаром покати. Мороженый минтай, бычки в томате, развесные галеты, ливерная колбаса. При вопросах о наличие спиртного продавщицы лишь крутят головой и косятся подозрительно, явно раздумывая - а не позвать ли милиционера?
   В скверике замечаем живописную группу бичей. Один играет на баяне и поёт, трое - задумчиво слушают:
  
   А ещё вот скажу, постой,
   Я устал от трефовых дам,
   Я сроднился на век с тобой,
   Мой заснеженный Магадан....
  
   - Здорово, орлы, на! - Дождавшись, когда песенка закончится, решительно обращается Михась к бичам, А где, уважаемые, на, в этой деревушке обхезанной, на, водочкой можно разжиться?
   Бичи посматривают на Михася уважительно - обозвать Магадан, столицу Колымского края "засранной деревушкой"? - Тут наглость громадную иметь надо, или статус нешуточный. Тот, что играл на баяне, вежливо отвечает:
   - Это, господа проезжающие, и не проблема вовсе. Водки много в ресторанах. У нас их в городе целых два, один называется "Север", а другой насквозь противоположно - "Норд". Может - адреса этих заведений подсказать?
   Прихожу Михасю на помощь, снимаю чёрные очки и доходчиво объясняю, что мол, мы на прииск за деньгами только ещё направляемся, вот осенью, на обратной дороге, мы кабаки эти обязательно посетим. А пока - нам бы что попроще.
   Бичи тихонько совещаются между собой - незнакомцы по одёжке явно похожи на городских фраеров, но замашки, обхождение, фингал - не, не фраера. В конце концов, дают все необходимые наводки и наколки, подробно объясняют дорогу.
   Вдвоём с Михасём едем на частнике в Нахаловку, находим нужный барак, стучимся условным стуком, говорим заветные слова. Без всяких вопросов нам продают две бутылки ханки - тёмно-бурой жидкости непонятного происхождения.
   Возвращаемся в гостиницу, а там уже стол аристократический накрыт - на колченогом столике газетка постелена, на газетке - горка заплесневевших галет и пять открытых консервных банок "Бычки в томате". Королева Английская от зависти нешуточной -
   повесится, или, что вернее, в монахини подстрижётся.
   Разливаем ханку по пластиковым стаканчикам, выпиваем по первой - за Магадан!
   В желудок медленно падает здоровенный булыжник и лежит там, время от времени грузно ворочаясь между бычков томатных. Выпиваем по второй, и ещё один нехилый каменюга отправляется в гости к первому. Добром это не кончится. Судя по глазам друзей - у них те же проблемы. И из чего только эту ханку делают, спрашивается? Дальше рассказывать не буду - грустная история, где-то даже - пошлая.
   Но с утра похмелье было - жутчайшее. Головы у всех раскалываются, глаза - жёлтые, как у котов беспризорных. Приезжаем в аэропорт. Вырвиглаз ехидно ухмыляется, но проявляет определённое понимание:
   - Судя по цвету глаз - ханку вчера попробовали? Шустры, вы, орлы ленинградские. А, сейчас - плохо, небось? Ничего, потерпите, прилетим в Певек - всех вылечу. Там пиво продаётся - куда там живой воде из сказок. Чёрное, крепкое, ароматное - "негл" называется. Нигде такого нет. Будите обратно улетать - затартесь "по самое не могу", оно, если крышка качественная на сосуде - месяц может храниться.
   Летим: сперва над Магаданской областью, потом - уже над Чукоткой. Внизу - зелёная равнина, изрезанная тысячами рек и ручьёв, и - миллионы больших, маленьких и вовсе крошечных озёр.
   Прилетели. Около здания аэропорта стоит потрёпанная ветрами скульптура - чукча в компании с северным оленем. У оленя, по причинам непонятным, только один рог.
   Метров через сто видим первого живого чукчу - тоже потрёпанного и непрезентабельного, правда, без оленя, но с картонной коробкой. В коробке копошатся пятеро лобастых щенков.
   - Дядьки, чайку бы, а? Отработаю чем, или на щенков меняю: один щенок за одну пачку чая, - обращается к нам чукча.
   - Обойдёшься, гнида, - невежливо отодвигает просящего в сторону Вырвиглаз, и поясняет, - Спиртного им уже лет десять как не продают - строго запрещено. Так они чифирить моду взяли. За пачку чая на всё готовы. Но лучше - вовсе ничего им не давать. Логика у них железная - если кто один раз чего дал, значит и второй раз дать может. Полгода потом будет следом за тобой ходить и канючить слёзно. А если за щенка пачку чая дашь - совсем замучит. Будет каждый день щенков приносить. Говоришь ему, не надо, мол, больше щенков. А он, морда тупая, думает, что этого конкретного не надо - мозги у него так устроены. Назавтра другого обязательно притащит. Послезавтра - третьего. И так - до бесконечности. Так что - учтите на будущее.
   Первым делом Вырвиглаз заходит в магазин, покупает две трёхлитровые банки берёзового сока, открывает и выливает содержимое за ближайшим углом - под карликовую берёзу, что характерно.
   Видя наши недоумённые взгляды, поясняет:
   -А вы что думали, негл вам в кружки наливать будут? Откуда в Певеке - кружки? Сейчас банки помоем, и - вперёд. А вертолёт до Апрельской - только ближе к вечеру будет.
   Пиво продают почему-то только в порту.
   Наполняем свои банки и устраиваемся на каком-то заброшенном причале.
   Волшебный напиток - похмельный синдром проходит практически сразу, через десять минут глаза у всех приобретают первозданный природный цвет. Посматриваем на Вырвиглаза как на волшебника и отца родного в одном лице.
   Неугомонный Банкин решает опять искупаться - Принципа ради. Но единомышленников в этот раз у него не наблюдается - в воде, среди мазутных пятен, плавают многочисленные льдины разных форм и размеров.
   Генка храбро бухнулся с пирса в воду, взвизгнул, через десять секунд выбрался обратно, вытерся собственной футболкой, оделся и, довольный собой, умчался за новой порцией пива - "негла".
   Мимо нас, к противоположной стороне причала, проходит очень красивая женщина.
   Чуть-чуть за сорок. Гордая, королевская осанка, грива роскошных чёрных волос, глаза - словно два голубых светлячка. Женщина одета совершенно необычно для этих мест, где преобладают ватники и бушлаты, - городской кожаный плащ, туфли на высоком каблуке.
   Вырвиглаз тут же вскакивает с пустого ящика и торопливо срывает с головы кепку - в знак приветствия. Женщина грациозно кивает в ответ и гордо проходит мимо. Глазеем ей в след в немом изумлении.
   Отойдя от нас метров на триста, незнакомка подходит к краю причала и замирает, неотрывно всматриваясь в морские просторы.
   Все синхронно переводят взгляды на Вырвиглаза. Тот ещё пару минут притворяется непонимающим, словно набивая цену, но потом сдаётся:
   - Ну, хорошо, висельники, так и быть - расскажу. Тем более что молоды вы до умиления, вам такие истории весьма и весьма полезны быть должны.
  
   История эта прекрасна и страшно романтична, а суть ее заключается в следующем: самое эффективное в этом мире средство, обостряющее ум человеческий до невиданных высот, - это кружка чёрного пива "негл", выпитая в нужном месте, в нужное время и в правильной Компании.
   О том, как Мария Николаевна осчастливила Певек своим многолетним присутствием, вам расскажет любой местный бич, спросив за эту услугу совсем даже недорого - двухлитровую банку чёрного "негла" и свежий анекдот с Большой земли, обязательно - политический.
   Итак, незадолго до Нового Года, Мария Николаевна Иванова, двадцатипятилетняя аспирантка кафедры высшей математики Университета города Ленинграда, грядущее светило точных наук, красавица и умница, комсомолка и спортсменка, чинно сидела в пивном баре "Висла", за кружечкой светло-жёлтого напитка, который по какой-то жуткой ошибке именовался "пиво", и старательно продумывала сотый вариант решения знаменитой теоремы Ферма.
   В те времена, в так называемой интеллектуальной среде, это считалось достаточно модным и почетным занятием.
   Да и размер премии, обещанной каким-то иностранным чудаком за правильное решение, если говорить откровенно, впечатлял.
   В этот ответственный момент, зловеще заскрипев, как говорят в модных романах о роке и неотвратимой судьбе, открылась старинная дверь, и в заведение вошел смуглый малый двухметрового роста.
   Судя по обветренному, украшенному двумя неровными шрамами лицу, вошедший был моряком, а милый акцент, который проявился несколько позже, явно свидетельствовал о его отнюдь "не столичном" происхождении.
   Это был никто иной, как Семён Походня, знаменитый в иных соленых водах капитан парохода "Красный Октябрь", перевозившего особо стратегически важные для Чукотки товары - красную рыбу и тюлений жир, коренной житель славного города Певек.
   Молодые люди познакомились и славно поболтали, выпив по кружечке вышеупомянутого светло-жёлтого напитка.
   Случайно узнав, что эта отвратительная жидкость называется "пиво", моряк сперва удивился, потом рассердился, затем разгневался.
   Засучив рукава своего бушлата, он, крепкой загорелой рукой, не торопясь, обхватил горло несчастного бармена, требуя объяснить смысл этой несмешной шутки.
   После последовавших затем незамедлительных и витиеватых извинений, благородный Семён решил простить глупого бармена и даже, достав из своего бездонного походного баула объёмистую флягу, сработанную из моржовой шкуры, угостил всех желающих благородным чукотским "неглом".
   К этому моменту большинство посетителей благоразумно покинуло опасное заведение.
   Но Мария Николаевна осталась сидеть на прежнем месте.
   Безусловно, она была несколько фраппирована поведением своего недавнего собеседника, но ничуть не испугана - ведь общеизвестно, что напугать ленинградскую комсомолку гораздо труднее, чем даже решить неразрешимую теорему Великого Ферма.
   - Милая Мария, - чуть смущенно проговорил неустрашимый морской волк, - Отведайте, пожалуйста, благородного чукотского "негла". В его вкусе - вся правда о моей прекрасной Родине. Сделайте глоток, закройте глаза - и Вы погрузитесь в мир прекрасных видений. Голубые далекие горы, полные неизъяснимой печали и зовущие в дорогу - прочь от родного очага, за неведомой призрачной мечтой, стада северных оленей, пугливых и грациозных, как наши детские сны, беспокойные, никогда не засыпающие джунгли, и океан, Великий Северо-Ледовитый океан...
   О, Мария, как жаль, что я не родился поэтом.
   Прикурив черную, непривычно длинную сигарету, Семён Походня продолжил:
   - И ещё, если Вы сделаете глоток этого благородного напитка, то перед Вами могут открыться многие тайны мироздания....
   И тут произошло неожиданное.
   Элегантная, по последней моде одетая питерская девица, бестрепетной рукой, затянутой в тугую лайковую перчатку, решительно взяла со стола кружку капитана и единым махом осушила её до дна.
   Результат превзошел все ожидания.
   Глаза Марии Николаевны широко распахнулись и засияли, словно два самоцвета, собольи брови удивленно взлетели вверх, а маленькие карминные губы прошептали непонятные слова:
   - Эврика! Эврика! Эврика!
   Она быстро вскочила на ноги и, схватив со столика свою элегантную сумочку крокодиловой кожи, мгновенно выбежала на улицу.
   Бедный Семён только растерянно хлопал ресницами, делая при этом руками какие-то непонятные движения явно извинительного характера, словно беззвучно призывая Господа в свидетели своей полной невиновности в происшедшем.
   Как говорят в Певеке охотники: "В чем ошибся белый медведь уже не важно, важно, что тюлень все-таки улизнул".
   А Марию Николаевну просто посетило озарение, она неожиданно нашла решение Великой Теоремы и срочно побежала домой, стремясь как можно скорей зафиксировать на бумаге свое неожиданное открытие.
   К вечеру все было записано, оформлено как надо, запечатано в конверт и отправлено почтой в город Москву Ивану Терентьеву, тогдашнему её жениху, который в поте лица трудился профессором высшей математики в тамошнем Университете.
   Покончив с этим важным делом, усталая наследница славы Архимеда и Лобачевского, уснула сном ангела.
   Утром же выяснилось, что имеет место быть маленькая неприятность - за ночь решение теоремы напрочь Марией Николаевной было забыто, и виной всему, по ее мнению, был некий смуглый верзила с двумя крайне безобразными шрамами, который снился ей безостановочно всю ночь, рассказывая всякие байки о северных морях, золотоносных россыпях, спрятанных глубоко под вечной мерзлотой, о белых медведях, моржах, северных оленях и прочих глупых разностях.
   Это действительно была, на первый взгляд, просто маленькая неприятность - ведь решение было у Ивана Терентьева, который через месяц должен был прибыть в Ленинград для официального предложения руки и сердца.
   Месяц прошел как один день.
   И вот долгожданная встреча любящих сердец.
   - Иван! - взволнованно щебетала девушка, радостно улыбаясь и теребя рукав пиджака своей будущей половинки, - Правда же, мое решение просто великолепно и бесспорно? Ну, скажи же скорей. Правда?
   - Дорогая Маша, - несколько озадаченно проговорил Иван, неодобрительно подёргивая роскошными усами, - Я, право, несколько удивлен. Ведь любой студент знает, что решения теоремы Ферма не существует, да и не может существовать. Как же ты, право...
   - Стоп, Иван Терентьев, - безапелляционно перебил его голос, в котором уже угадывались предгрозовые нотки, - Оставь свое мнение при себе. А мне отдай МОЕ решение. И отдай немедленно!
   - Но дорогая, - ошарашено промямлил уважаемый и заслуженный профессор, - Я искренне подумал, что это твоя предновогодняя шутка. Розыгрыш, так сказать. Ну, я и....
   - Короче говоря, - пророкотал громовой раскат, и профессору даже показалось, что где-то совсем рядом сверкнули две голубые молнии, - Ты выбросил его? Выбросил? Выбросил?
   - Ну, конечно, я...,- это были его последние слова в этом диалоге.
   Вы знаете, что такое настоящий гнев?
   Гнев ужасный, беспощадный, Гнев с большой буквы?
   Если Вы не встречались с по-настоящему разгневанной советской комсомолкой, - Вы не знаете о гневе ничего.
   Первый удар, нанесенный закрытым дамским зонтом, сбил с головы бедного Ивана его модную кепку; после второго разлетелся на тысячи мелких осколков его стильные очки, привезённые из заграничной поездки на какой-то научный семинар; после третьего...- впрочем, будем милосердны, - кровожадность ныне не в почете.
   После этого инцидента о свадьбе и речи быть не могло.
   Но вовсе не это беспокоило нашу воительницу.
   Гораздо более важная и неразрешимая проблема стояла перед ней - в Ленинграде, в этом советском Мегаполисе, где, казалось бы, есть всё (в принципе, и при наличие нужных связей), невозможно было достать ни единой кружки, или там - бутылки, чёрного чукотского "негла". Даже связи нужные не помогали. А как без этого волшебного помощника вспомнить секрет решения Великой Теоремы?
   Проблема разрешилась как-то сама собой.
   Села Мария Николаевна на первый же пароход открывшейся Навигации и отправилась в экзотическое путешествие с конечной точкой маршрута в захудалом городке Певеке, что расположился где-то на самом краю земли.
   А дальше случилось то, что случается в этих местах всегда и со всеми.
   Полюбила молоденькая жительница Ленинграда эти благословенные края, да и забыла и о теореме Ферма, да и вообще - обо всех и всяческих теоремах.
   А, кроме того, вышла замуж за морского бродягу Семёна Походню, который, к несчастью, лет десять тому назад сгинул где-то на просторах Океана - не вернулся старенький пароход "Красный Октябрь" в порт приписки.
   Детей у них не было, но Мария Николаевна не вернулась на Большую Землю, живет себе в маленьком ветхом домишке, выращивает в самодельном парнике - на зависть местным клушам - гвоздики и тюльпаны, и каждое утро приходит на дальний причал - все ждет своего верзилу с двумя симпатичными шрамами на смуглом обветренном лице.
   За это все жители этого городка ее безмерно любят и уважают.
  
   - Вот так то оно, пацанчики. Вот она какая - Настоящая Любовь. Как же везёт некоторым. Как же везёт! - Проговорил Вырвиглаз, нешуточно растроганный собственным рассказом, не отрывая глаз от стройной женской фигурки, застывшей на дальнем краю причала.
   По своему малолетству мы так и не поняли - а кому, собственно, повезло - в конечном итоге? Но спросить не решились.
   - Ладно, орлы, хватит лирики, ей тоже меру знать надо, - совсем уже другим, обычным, голосом произнёс, поднимаясь на ноги, Вырвиглаз, - Нам уже пора - вертолёт отправляется через два часа. Как говорил один легендарный герой - "Нас ждут великие дела"!
  
   Потом я про Вырвиглаза стишок один сочинил, ему по почте отослал. Пол года он на меня дулся, а потом ничего - оттаял.
  
   Старый Сад - заброшенный, печальный,
   Очень много лет - тому назад.
   О Любви грустит - необычайно.
   Старый Сад.
  
   Старый Дом - заброшенный и ветхий -
   Много, очень много лет при том.
   О Любви грустит - простой и светлой.
   Старый Дом.
  
   Старый Пёс - от старости качаясь,
   Ветру задаёт один вопрос:
   Где же та Любовь, скажи, товарищ?
   Старый Пёс.
  
   И когда целуются украдкой
   Месяц и заря - почти в засос -
   Как щенок, подтявкивает сладко,
   Старый Пёс.
  
   И на Пса того идёт охота:
   Всем мешает, портит имидж Грёз.
   Не было печали - вот забота -
   Старый Пёс.
  
   Иногда, мне слышится - как воет
   Этот Пёс - за Гранью Бытия....
   И ещё мне кажется, порою:
   Этот Верный Пёс - возможно, я....
  
   Ну и что тут обидного - спрашивается?
   Тоже мне - недотрога хренова.
  
  
  
   13 - Фраер в белом костюме -
  
   Иногда, со Временем (как с философской субстанцией) происходят странные метаморфозы. Бывает, только Новый Год встретили, а уже снова - декабрь на дворе. И не произошло за рассматриваемый период ровным счётом ничего. А бывает - наоборот. Столько всего случилось, думаешь - года два прошло, не иначе. А посмотришь на календарь - ёлы-палы, и двух месяцев не набежало!
   Странная это штука - Время.
  
   Из Певека летим не очень долго, минут пятьдесят - строго на восток.
   Вот она конечная точка нашего маршрута - посёлок Апрельский, где находится одноимённый прииск, и одноимённая же геолого-разведывательная партия.
   Ничего себе - посёлок. Есть, конечно, и бараки разномастные - куда же без них, но присутствуют и современные пятиэтажки, есть типовая - совсем как в крупных городах - школа, детский садик. Даже немного расстроены - больно уж цивилизовано вокруг, не того ожидали.
   Впрочем, вдоволь поудивляться не удаётся - наутро всех припахивают по полной.
   Ребята получают спецовки и отбывают на свои объекты, меня же Вырвиглаз отводит в расположение полевого отряда, отъезжающего на "Жаркий". Скучно и обыденно представляет, подводит к невзрачному мужичку.
   - А вот это, Андрюха, - говорит Вырвиглаз, - и есть твой прямой начальник, он же - наставник и учитель, он же - бурильщик шестого разряда, - Саганбариев Александр, для простоты - Шура Киргиз, или же, ещё короче - Шурик. А ты при нём будешь - "помощником бурильщика", разряда пока четвёртого только, но если заслужишь - повысим обязательно. Ты его, брат, слушайся, он лишнего не посоветует, а полезному чему - научит обязательно.
   Шурик ростом ещё ниже меня, но гораздо плотней и в плечах пошире, глаза узкие-узкие, куда там японцам. Выглядит лет на двадцать пять, но, как выяснилось позже, ему уже за пятьдесят, даже внуки имеются.
   И по национальности он вовсе не киргиз, а чистокровный бурят из Тувы.
   - Ничего, Андрон, - улыбается мой новый мастер-наставник, демонстрируя редкие чёрные зубы, - Всё хорошо, однако, будет. Всему научим, всё покажем. Поработаем - денег заработаем. Доволен останешься, однако. Устанешь только сильно очень. Но это ничего - отдохнёшь потом, однако.
   Едем с Шуриком на базу за железяками разными, коронками алмазными буровыми, план-наряд получаем, другие бумаги нужные.
   Заходим в неприметный подъезд такого же неприметного здания. На втором этаже железная дверь с крошечной табличкой: "Первый отдел". Получаем инструктаж, подписываем какие-то документы - получаем допуск для работы на секретном объекте.
   - Повезло, однако, тебе, - говорит Шурик, - Сразу на "Жаркий" попал.
   Из разговора выясняется, что везение моё - сугубо относительное. На Центральном участке буровые бригады работают по нормальному графику: трое суток - двенадцать часов через двенадцать, потом - трое суток отдыхают. А на "Жарком" - тупо - двенадцать часов через двенадцать - без выходных - все полтора месяца, на смену отведённые. А что денег больше заработаешь, ещё не факт, не дашь план, пусть и по самым уважительным причинам, всё равно только тариф голый заплатят.
   Короче говоря, "Жаркий" этот самый - местная натуральная ссылка, куда отправляют на перековку всяких там провинившихся и недоделанных. Да ещё вот таких, как Шурик - безропотных и тихих нацменов. Боятся они всего - вдруг начальник зуб заимеет, да и выгонит с Чукотки с волчьим билетом на Большую Землю - в Туву, то есть. А там больших денег не платят, а у Шурика домочадцев на шее - штук двадцать, как их кормить? Поэтому Шурик по первому начальственному свистку готов на всё и везде.
   - И всё равно, повезло тебе, - нудит начальник-бурят, "Жаркий" - жутко секретное место, однако. Золота там - ужас. На вертолёте лёту - час с хвостиком. И площадка вертолётная там есть. Но, однако, на машинах пойдём. Часов сорок. Потому как - секретность! - Шурик назидательно поднимает в верх толстый указательный палец.
   Ну, что ж, посмотрим, что за "Жаркий" такой.
   На следующий день назначен выезд. Всех отъезжающих выстраивают в ряд, шманают рюкзаки. Во-первых, на предмет выявления спиртного - на "Жарком" сухой закон.
   Во-вторых, изымают все консервы - а вдруг в банках спрятана шпионская аппаратура?
   Зато охотничьи ружья, наоборот, разрешены - места, как-никак, там дикие, всякое случиться может.
   Колонна, состоящая из трёх новеньких "Уралов" потихонечку трогается.
   За баранкой нашего, передового "Урала" - Пашка Обезьян - начальник отряда, единственный из всех отбывающих, кто уже был на "Жарком" и неоднократно, все остальные следуют на сей секретный участок в первый раз.
   Пока дорога вполне сносная, трясёт вполне терпимо, жить можно. Едем по грунтовке, проложенной прямо по откосу пологой сопки, справа нависает каменный приступок, слева - пологий склон, поросший кустарником - карликовыми берёзами, ольхой и чем-то хвойным.
   Сзади раздаётся громкая автомобильная сирена, останавливаемся.
   Вдруг из бокового окошка последнего "Урала" раздаются выстрелы - один, второй, третий, четвёртый. Из дверцы вываливают возбуждённые мужики, толпой группируются у кабины вахтовки, всматриваются куда-то по склону - в даль.
   Подходим - оказывается, из окошка усекли медведицу с двумя медвежатами - и давай палить почём зря. Кажется, одного медвежонка подстрелили таки - что-то бурое в кустарнике лежит неподвижно.
   - Ну, вы дикие какие-то! - Возмущается Обезьян, - Зачем медвежонка замочили? Всё равно не достать его. Или кто смелый всё же найдётся? Медведица то жива осталась, прячется где-то рядом. Что - нет смелых? Уроды грёбаные! Ну, допустим, захотелось кому-то медвежатинки отведать. Высмотри себе одинокого медведя, завали, тут этих медведей - как собак нерезаных. Засранцы вы всё-таки.
   Не прекращая ругаться и ворчать, Пашка залезает в кабину, едем дальше.
   И, действительно, пока до лагеря доехали, видели медведей этих - не сосчитать.
   И одиночные попадались, и - группами. Самое интересное, что все медведи были разномастными - от практически чёрной до светло-жёлтой окраски. Один раз видели на сопке группу из трёх косолапых: один - палевый, другой - светло-рыжий, третий буро-чёрный. В чём тут дело? Даже многоопытный Обезьян ответа не знал.
   На рассвете, по крохотному ручью (здесь вместо дорог используют русла ручьёв и речек небольших) выезжаем на морской берег - Анадырский залив Берингова моря.
   На море полное безветрие. Ласковый прибой перебирает разноцветную гальку.
   По контуру берега - высоченные скалы, метрах в четырёх от уреза воды по скалам прочерчена непрерывная белая линия - делать кому-то нечего было? Часа два едем вдоль берега, потом делаем привал.
   Над капотами усталых машин поднимается белый пар. Водилы тоже устали нешуточно, прямо под колёса "Уралов" подстилают ватники и заваливаются спать.
   Разводим костёр, готовим королевский обед - макароны с тушёнкой, плюс крепкий чай.
   После обеда все разбредаются кто куда.
   Мне, как самому молодому, поручают помыть грязную посуду. Складываю всё в объёмный котёл из под макарон, иду к морю.
   На берегу тщательно намыливаю ложки-вилки, тарелки-кружки, вхожу по колено в море - набрать воды для споласкивания.
   Неожиданно, прямо передо мной, из воды выпрыгивает большая рыба, падает обратно, обдав меня веером брызг. Вот это да! Присматриваюсь - а вдоль берега, туда-сюда, перемещаются сотни, да какие там сотни - тысячи здоровенных рыбин.
   Зову товарищей - полюбоваться на это зрелище.
   - Да это, однако, кета на нерест собралась, - говорит Шурик, - Пару дней вдоль берега потусуется, присмотрится - да и попрёт в ручьи валом, только, однако, держись.
   Начинается рыбалка. Шурик, единственный обладатель спиннинга, раз за разом бросает в зеленоватые воды блесну. Но все его усилия ни к чему не приводят, рыба клевать не желает. Остальные пытаются поймать рыбу с помощью рук и импровизированного бредня, смастерённого из маек и рубашек. Мне удаётся подбить одну рыбину камнем.
   Примерно в полукилометре от нас замечаем на берегу пару крупных медведей - то же на рыбалку вышли.
   Наконец, Шурик не выдерживает, отшвыривает бесполезный спиннинг, и берётся за ружьё, его примеру следуют и другие, медведи благоразумно ретируются в неизвестном направлении.
   От дружной пальбы просыпается Пашка Обезьян, хмуро почёсываясь, подходит к берегу, трясёт лохматой башкой, и начинает ругаться:
   - Уроды недоделанные! Выродки позорные, законченные с рожденья самого! Я что велел - разбудить меня через три часа? А они и забыли - рыбку ловят, видите ли. Быстро все по машинам. Прилив идёт. Нам что в одну сторону до ручья - два часа, что в другую.
   Запросто потонуть можем! - Обезьян рукой показывает на белую бесконечную полосу, прочерченную кем-то высоко на скалах.
   Теперь то понятно, чьих рук это дело - просто след прилива, впечатляет.
   А и действительно - вода то прибывает, там, где костёр горел, уже волны плещутся.
   Залезаем в машины и гоним изо всей мочи, только прибрежная галька из-под колёс летит в разные стороны. Прилив продолжается, едем уже по воде, вода поднимается, всё выше, выше. Надсадно гудят моторы - на последнем издыхании успеваем заехать в спасительный ручей, уходим метров на двести вверх по его руслу, останавливаемся.
   Пашка вываливается из кабины, смахивает пот со лба:
   - Ф-у-у, успели. Минут на десять бы поздней тронулись, и всё - кранты деревушке вышли бы!
   Выясняется, что ручей этот и не наш вовсе. До нужного - ещё километров десять.
   Дожидаемся отлива, подъезжаем к ручью с поэтическим названьем "Жаркий".
   Обезъян делит коллектив поровну, расставляет по разные стороны русла, выдаёт по дюжине пустых холщовых мешков, поясняет:
   - В мешки рыбу складывать будете.
   "Урал" отъезжает метров на триста, разворачивается, разгоняется на мелководье, и, подняв тучу брызг, на большой скорости въезжает в ручей. Ручей то не широкий, чуть-чуть автомобиля шире будет, а кета, как выяснилось, уже на нерест в него зашла.
   Шурует "Урал" по ручью со страшной силой, что делать рыбе прикажите? Правильно, только одно и остаётся - на берег выбрасываться. Идём это мы по берегам ручья - рыбу в мешки складываем. Да, на такой рыбалке я ещё не был.
   Часа через четыре благополучно добрались до лагеря. Оказалось, что напрасно мы столько рыбы с собой привезли, соли то на участке и нет совсем - завхоз, сука злая, запил в Певеке, вот со жратвой и облом полный вышел. Часть рыбы пожарили (без соли), икрой несолёной знатно - до поноса сильнейшего - обожрались. Но большую часть всё же выбросить пришлось. Жалко - а что сделаешь? Хозяйственный Шурик, впрочем, несколько рыбин подвесил под выхлопную трубу ДЭЗ-ки.
   - Вкусно, однако, - нахваливал потом Шурик получившееся блюдо, незаметно сплевывая в сторону.
   Но компаньонов у него не нашлось, никто не захотел есть совершенно пресную рыбу, воняющую солярой.
   Но с едой, действительно, было тоскливо, каждый день одно и тоже - несолёные макароны с тушёнкой, каменные пряники, красная (опять таки - несолёная) икра и несладкий чай-жидок. А некоторые и вовсе предпочитали, не давится пресными макаронами - довольствовались тушёнкой с пряниками - деликатес, для тех, кто понимает, конечно. Уху ещё иногда варили, да без соли, и она шла как-то не особенно.
   И вот так - полтора месяца, какие уж тут шутки?
   Ну, а что непосредственно работы касается, то ничего особенного - работа как работа.
   Скважина вначале неглубокая была - метров двести всего. В начале смены поднимаем снаряд, разбивая его на штанги раздельные, керн пород горных извлекаем, в ящики специальные складываем, если надо - коронку буровую меняем, обратно снаряд в скважину опускаем, бурить начинаем. Работа вроде бы простая, но вспотеть крепко пару раз успеваешь запросто. Часа два бурим, и опять спуск-подъём следует. Между спуском-подъёмом помощник бурильщика вроде бы свободен. Но с Шуриком этот номер не проходит. После первого же спуска-подъёма отвёл он меня за здание буровой, а там - гора старых ржавых труб лежит.
   Вот, - говорит Шурик, - надо, однако, всё это железо на части составные, однако, разбить:
   трубы - отдельно, переходники - отдельно, муфты разные там - отдельно.
   - А зачем это? - Спрашиваю.
   - Надо, однако, - ёмко и доходчиво объясняет Шурик, - В хозяйстве всё пригодится может. Если и не сейчас, то - через год, однако.
   Шурик показывает, как с помощью кувалды, двух ключей и набора патрубков развинчивать железо на части. Надо сказать, что за полтора месяца я в этом деле преуспел несказанно. Даже сейчас, по прошествию стольких лет, я готов развинтить на спор любые резьбовые соединения, сколь заржавевшими они не были бы.
   Единственная радость на участке - чудо-банька, на берегу ручья расположенная. Кончается вахта, полчаса на машине до лагеря, пока слегка перекусываем - банька готова. Поверх банной печи лежит лист неизвестного металла, десять минут - металлический лист раскаляется до красна, а от него уже - камни. В чем тут секрет, что это за металл такой? Никто не знает. Паримся вениками из карликовой берёзы, купаемся в ручье, после этого едим ещё раз, уже по настоящему, и сразу - спать. Проснулись, перекусили - вахтовка уже у порога.
   Как то вдруг вработались, оглянутся не успели - смена полевая уже и заканчивается.
   За два дня до пересменки и скважину закончили - на глубине семьсот пятидесяти метров.
   И тут как раз по рации и новость радостную поймали - в рыбацкий посёлок Выжда что-то из спиртного завезли.
   Пашка Обезьян берёт меня с собой - в качестве грузчика. По ручью спускаемся к заливу, едем вдоль побережья ещё часа три. Обезьян, ловко вертя баранку синими от многочисленных татуировок руками, рассказывает о своей жизни:
   - Главная опасность на Большой Земле - скука. Работа, дом, работа, всё по расписанию - и так до пенсии. Вот от тоски той сорвался раз - морду одному гаду по пьянке набил. А может, и не гаду вовсе, а просто - по пьянке. Но три года потом отсидел - от звонка до звонка. Отсидел - вернулся. Года полтора продержался - опять скука заела. Опять что-то учудил - машину одного крутого чела сжёг, кажется. Уже пятёрку дали - рецидивист, как-никак. Отсидел, ну, думаю - больше я в эти игры не играю. Вот и завербовался на Чукотку. Здесь хорошо, в смысле - скучать не приходится, всегда при деле, всегда работа какая-то найдётся. Человеком здесь себя чувствую.
   Возле самой деревушки нас встречает стая злобных собак, бегут следом, надсадно гавкая, так и норовя за колесо машину укусить.
   Пашка косится на собак с каким-то определённым интересом.
   Подъезжаем к магазину, затариваемся спиртным - лекарственной микстурой из боярышника - от заболевания почек, в маленьких пузырёчках грамм по пятьдесят. Лекарственная микстура, нелекарственная - но градусов тридцать в этом напитке есть - заставляем картонными коробками половину фургона, - то-то же сегодня мужики почки свои знатно полечат.
   Выезжаем из Выжды - опять с разных сторон набегают собаки. Обезьян вдруг резко
   выворачивает руль - визг покрышек, собачий визг. Пашка тормозит, выходим из кабины.
   В десяти метрах лежат две задавленные собаки.
   - Ну, это мы удачно зашли, - радостно заявляет Обезьян, по хозяйски переправляя собачьи тушки в фургон, - И спиртным разжились, и свежатиной затарились!
   Конечно, девицы, читающие эти строки, непременно закатят глаза и пробубнят что-то эдакое:
   - О, времена! О, нравы!
   А, с другой стороны, полтора месяца кормить людей тушёнкой с пряниками, это - гуманно?
   Приезжаем в лагерь - нас встречают как героев.
   Вечером пируем - грешен, каюсь, - то же собачатины отведал, и не стошнило даже.
   Смена закончена, возвращаемся в Апрельский.
   Общага пуста - все ребята ещё торчат на объектах своих. Случайно смотрюсь в зеркало - ну и рожа, - патлы тусклые во все стороны торчат, бородёнка жиденькая профессорская - мрак полный. Решаю сходить в парикмахерскую - посёлок Апрельский место цивилизованное, и парикмахерская имеется. Стригусь под ноль, бреюсь - но не хватает чего-то в облике, одежонка то обветшала, поизносилась.
   Прохожу мимо промтоварного магазина, в витрине - одинокий манекен в пыльном белом костюме.
   Вернее - в светло-бежевом, но здесь, на фоне серых ватников и зелёных штормовок, этот цвет воспринимается не иначе - как "белый".
   Продавщица по честному предупреждает, что костюм этот провисел в витрине лет шесть. Но это меня не останавливает, примеряю костюм. Ну, надо же - сидит как влитой. К костюму прикупаю светлую рубашку и чёрные модельные туфли. Тут же переодеваюсь в обновки, старую одежду выбрасываю - без жалости.
   Выхожу на улицу, редкие прохожие оглядываются вслед, пробегающие по своим делам собаки - шарахаются в стороны.
   Навстречу идёт Шурик, увидал меня, кепчёнку с головы содрал, кланяется подобострастно - за Начальника Большого принял.
   Потом узнал, конечно, заулыбался. Но улыбка у него была какая-то вымученная и испуганная, да и улизнул тут же - по какому-то выдуманному поводу.
   А через час выхожу из пивной - вахтовка стоит, ребята приехали.
   Вылезли, глазеют недоумённо на фраера заезжего.
   А когда всё прояснилось, в смысле - кто есть кто, Михась минут десять прямо на тротуаре валялся - со смеху подыхал.
   Если Вы по нужде какой приедете в посёлок Апрельский, Вам обязательно расскажут Легенду "о лысом фраере в белом костюме". Это - про меня.
   Посидели, конечно, потом, выпили, по посёлку покуролесили знатно.
   С утра выяснилось, что вертолёт до Певека только через неделю. Ребятам то надо было ещё в камералке сидеть - карты геологические для Дипломного Проекта тщательно перерисовывать, а потом у Начальника полевой партии утверждать.
   А мне и не надо вовсе - выдали справку, что участок "Жаркий" - объект особо секретный, и карты для пересъёмки не выдаются. Вот и ладушки, мне только того и надо - теперь сам всё нарисую, что захочу, в смысле - чего попроще, чтоб с Проектом Дипломным долго не возится.
   Пожалуй, прав был Шурик - повезло мне с этим "Жарким".
  
   Свободная неделя - это здорово.
   И решил я на рыбалку за хариусом сходить - на речку с милым названием - Паляваам.
   Благо, до речки той и недалеко совсем, по местным меркам, - километров тридцать всего.
   Чем мне нравится такая рыбалка, с переходами долгими в местах диких связанная, так это тем, что иногда, при осуществлении этого процесса, происходят встречи с удивительными людьми, с которыми при обычных обстоятельствах - и не встретился бы никогда.
  
  
  
   14 - Река Паляваам -
  
   Как дойти до Паляваама мне рассказал Шурик:
   - До пятнадцатой буровой на вахтовке доедешь. А дальше пешком, однако. Дорога там, однако, одна всего - прямо в сопки поднимается. По ней на перевал выйдешь - километров пятнадцать всего, однако. Раньше дорога наезженная была, да трясло лет пять назад землю то, вот камнями большими её, дорогу то есть, и завалило местами.
   А кто чистить, однако, будет? Вот и забросили дорогу. На перевале дом новый стоит, рядом - церквушка очень старинная, однако. В доме поп молодой живёт, Порфирием кличут, но печальный, однако, очень. От дома того дорога раздваивается. По правой пойдёшь - до реки километров двадцать пять будет, места там рыбные, хорошие. По левой - короче гораздо, километров пятнадцать. Но тёмное это место, однако, не любят туда наши ходить. Говорят, - Шурик испуганно оглянулся на приоткрытую дверь, - Там, однако, сам Шайтан живёт. Поостерегись, пожалуйста.
   Куда идти - направо или налево - на месте разберёмся, а пока - снасть требуется изготовить.
   Из досок мастерю кораблик-катамаран, наматываю на отдельную дощечку метров пятьдесят толстого капронового шнура, ближе к концу привязываю несколько поводков из лески, на поводках - самодельные мушки. Мушки изготовляю из оленей шкуры, что на пороге нашей комнаты в общаге валялась - в качестве коврика для обуви, и своих собственных волос с известного места. Шурик, впрочем, утверждал, что для изготовления качественных мушек - интимный женский волос куда как лучше подходит, да где взять его в спешном порядке? В качестве завершающего штриха обматываю мушки красной шерстяной нитью - отличные мушки получились - сам бы ел.
   Бросаю в рюкзак плащ-палатку брезентовую, снасти, пару банок сосисочного фарша - о тушёнки после "Жаркого" даже думать пока не могу, несколько картофелин, луковицу, краюху хлеба, чай, сахар, соль, походный котелок, кружку с цветочком, ложку алюминиевую, ножик перочинный, бутылку "Плиски", килограмм конфет "Старт", пачку чая со слоном, папиросы, спички. Как говорится - были сборы недолги.
   Выхожу рано утром. От пятнадцатой буровой дорога круто уходит в сопки, солнышко припекает - пот льёт ручьём. Мокрый, как мышь последняя, всё же взбираюсь на перевал.
   Красота открывается несказанная.
   Внизу, как на ладони - широкая долина Паляваама.
   Река течёт десятками отдельных потоков. Потоки эти причудливо пересекаются, то сливаясь в несколько широких, то опять разделяясь на десятки узких.
   Видны многочисленные острова, старицы, пороги и водопады.
   Насмотревшись вдоволь, замечаю, что стою в десятке метров от приземистого дома.
   Из-за крыши дома виден чёрный деревянный крест церкви. Около дома расположено несколько больших парников. Из одного парника выходит молодой мужик с аккуратной русой бородой - в чёрной рясе и в кирзовых сапогах.
   - Здравствуйте, отец Порфирий! - Приветствую служителя церкви.
   - И тебе здравствовать, отрок проходящий! - Откликается монах (поп, батюшка, инок - кто их разберёт?), - На рыбалку собрался? Бог тебе в помощь! Рыбки наловишь - заходи на обратном пути. Ты меня рыбкой угостишь, я тебя - дыней настоящей, - батюшка кивает на ближайший парник.
   Неожиданно начинается мелкий дождик. Над долиной Паляваама ещё светит солнце, а над противоположной стороной перевала зависли серые скучные тучи, за мной припёрлись, видимо.
   - Если что, у меня в келии можешь непогоду переждать, - предлагает отец Порфирий, - Торопишься? Тогда, мой тебе совет - на лево сворачивай, там, на Палявааме, избушка неплохая стоит, непогоду в ней и перебедуешь. Кто это тебе про "тёмное место" наплёл?
   Врут всё, пренебреги. Обычное там место, просто людишки гнусные взяли моду туда наведываться. Но сейчас для них ещё не сезон, - непонятно объясняет батюшка, - Они только по ранней весне, да по зрелой осени там безобразят. А сейчас и нет там никого. Ступай со спокойным сердцем.
   Совсем не соврал Шурик, глаза у батюшки - как у больной собаки - тоскливые и безразличные, пустые какие-то.
   Торопливо, накинув на плечи плащ-палатку, спускаюсь с перевала - по левой отворотке.
   Часа через три уже видно неказистое строение, ветерок приносит неприятный запах.
   Чем ближе изба, тем сильней становится вонь, явно гниющим чем-то несёт.
   Подхожу - вокруг избушки, в радиусе метров пятидесяти, земля покрыта останками битой птицы - уток, гусей, лебедей. Видимо, по весне, во время прилёта в эти края птичьих стай, кто-то тут от души веселился - столько птицы набили, что и зверьё местное все съесть не смогло. Но растащили медведи, песцы и леменги птичьи части по округе знатно - кругом валяются крылья, головы, лапы. Прав был отец Порфирий относительно "гнусных людишек" - видимо, партийно-начальственная элита тут развлекалась, не иначе. Простые люди так гадить неуважительно - не приучены.
   Но делать нечего, дождик припустил уже нешуточный. Трачу часа два на приведение территории в относительный порядок, благо в сенях и лопата нашлась.
   Уже в сумерках заканчиваю возведение птичьего могильника - метрах в семидесяти от пристанища.
   Хорошо хоть запас дров в избушке имеется, раскочегариваю крохотную печурка, ужинаю - хлеб с сосисочным фаршем, чай с "Плиской". А что, всё и неплохо вовсе - засыпаю, вполне довольный собой и жизнью.
   Утро приходит солнечным и тёплым, серые тучи за ночь ушли куда-то - в сторону Океана. Весь день рыбачу, прыгая по камням, блуждая среди многочисленных рукавов Паляваама, перемещаясь от одного крохотного островка к другому, благодаря закатанным болотным сапогам - местами здесь совсем не глубоко, если, конечно к центральному руслу не подходить.
   К вечеру ловлю пять неплохих хариусов - в пределах одного килограмма, плюс-минус.
   Из двух варю полноценную уху, остальных прячу в ледник - под домиком обнаружился вкопанный в вечную мерзлоту железный ящик, до сих пор полный голубоватого льда.
   Наступает вечер, сижу около раскалённой печки голый по пояс, уху хлебаю, никого не трогаю.
   Вдруг - осторожный стук в дверь. Здрасти-приехали. Глухомань, тоже мне, называется - никакого тебе покоя.
   Открываю дверь, заходят два несуетливых мужика - одеты по-походному, рюкзаки за плечами внушительные, лица у обоих коричневые от загара, ветрами продублённые - серьёзные пассажиры, одним словом.
   - Здорово, Хозяин! - Говорят мужики, - Рыба то есть? Угощай путников, тогда. А у нас - спирт с собой имеется - вот пикник и устроится.
   Хорошо ещё, что Пашка Обезьян инструктировал меня в своё время относительно таких ситуаций: мол, если с людьми серьёзными контактировать где-либо придётся - ну там, в тундре, тайге, или камере тюремной - всегда солидность изображай, не суетись, с вопросами не лезь, и туману напускай всячески, мол, ты тоже - не из простых чалдонов будешь.
   Вежливо здороваюсь, достаю из ледника рыбу, молча чищу, готовлю свежую ушицу.
   Мужики исподволь присматриваются ко мне, с расспросами пока не лезут
   Чувствую, что логическая цепочка у них складывается следующая: парнишка молодой совсем, но брит налысо, руки все битые-перебитые, на торсе голом - синяки и ссадины многочисленные (а вы на "Жарком" полтора месяца повкалывайте по чёрному, то-то я на вас полюбуюсь!), молчит угрюмо - но без страха видимого, нет, непрост парнишка - не прост. Садимся за уху, выпиваем спирту, водой речной слегка разведённого.
   И тут, вроде, всё нормально прошло - не поперхнулся ни разу.
   - А, что же ты, Хозяин, и не поинтересуешься - кто мы, откуда? - Спрашивает немного осоловевший от выпитого один из гостей, тот, что постарше.
   - Так это, господа проходящие, и дело то совсем не моё. Да и молод я ещё - вопросы такие задавать. Но, если настаиваете - спрошу. А кто Вы, уважаемые? Где мазу держите? По какой нужде очаги родные покинули? Может - помощь, нужна какая?
   Мужики скупо улыбаются:
   - За помощь предложенную - спасибо. Но - сами справимся. А - кто мы? Да так, гуляем здесь, к местам красивым присматриваемся. А сам то, - из каких будешь?
   - Так я и сам - типа на променад вышел, - отвечаю, - Тесно в хоромах дядиных стало - решил вот свежим воздухом подышать - самую малость.
   Второй тип интересуется моей единственной татуировкой - Пашка Обезьян мне на левом плече профиль Че Гевары наколол.
   Рассказываю мужикам про Че - про то, как казармы полицейские штурмовал, как из тюрем заключённых выпускал. Про то, как за ним сатрапы по всему миру охотились, про смерть его героическую. Мужики внимательно слушают, время от времени восхищённо цокая языками.
   Довольные друг другом, допиваем спирт и ложимся спать.
   Просыпаюсь, нет мужиков - ушли куда-то по-тихому, тундра то, она - бескрайняя.
   Что тут поделаешь, опять надо рыбу ловить - не пустым же, в конце концов, домой возвращаться - засмеют пацаны.
   К обеду ловлю ещё с десяток хариусов, но уже помельче - грамм по семьсот-восемсот.
   Опять варю уху, не задействованную в этом процессе рыбу - рачительно складываю в ледник.
   На той стороне реки надсадно гудит двигатель вездехода. А вот и люди появились.
   Двое бредут ко мне через главное русло Паляваама, по грудь в воде, руками размахивают, кричат что-то радостно. Оказалось - изыскатели-геодезисты. Их ещё в марте в тундру забросили. Бродят там они со своими теодолитами, съёмку ведут, знаки геодезические расставляют. Время от времени им на вертолёте жратву доставляют, солярку для вездехода. За пять месяцев геодезисты одичали совсем, любому лицу человеческому рады несказанно. После жарких объятий, новые гости интересуются:
   - А рыба то, Хозяин, есть? А у нас - спирт с собой имеется, давай - за знакомство.
   Делаем на углях шашлыки из хариуса, выпиваем спирта, слегка разведённого речной водой. Эти ребята свои. Рассказывают, перебивая друг друга, о своих приключениях.
   А я им, в свою очередь, о Ленинграде, о жизни студенческой - слушают с открытыми ртами. Между делом, спрашиваю о вчерашних мужиках.
   - Да, это, наверное, "Ванькины дети" были - так тут диких золотоискателей называют, - отвечает один из изыскателей, - Серьёзные ребята. Такие и пришить могут - не любят они лишних свидетелей. Так что - повезло тебе.
   К вечеру новые знакомцы, покачиваясь из стороны в сторону, медленно бредут через реку к своему вездеходу. Я же готовлюсь к очередному ночлегу, уже смиряясь с мыслью, что завтра опять не суждено домой попасть - надо новую рыбу ловить.
   Сквозь сон доносятся чуть слышный крик:
   - Помогите, помогите, ради Бога!
   Что это - галлюцинация спиртовая? Да нет, вроде, протрезвел уже.
   Выхожу на улицу - уже ночь, звёзды стаей огромной висят над головой.
   Повторно долетает призыв о помощи.
   Да что же это такое? Не сердце Чукотки - а какой-то двор проходной, право слово!
   Достаю из печи горящее полено, иду на поиски.
   Через пять минут вижу уже совсем нереальную картинку - на берегу Паляваама, под громадным валуном, лежит, сжавшись в комочек, симпатичная блондинка средних лет, одетая, как одеваются начинающие столичные туристки, выезжающие на пикник. Барышня негромко стонет, закрыв глаза, рядом с ней - рюкзачок совсем уж смешного размера, чуть больше дамской сумочки.
   На рюкзачке - трафаретный оттиск Медного Всадника, чуть ниже надпись: "Ленинградский Университет". Ну, ничего себе дела.
   Присматриваюсь к барышне повнимательней.
   Ба, да я её знаю - она же на студенческой шахматной Олимпиаде, на первой женской доске, за Универ играла, аспирантка чего-то там, ботаники, что ли, какой.
   А потом, в блицтурнире смешанном, и у меня выиграла.
   Совпадения - однако, блин чукотский с жиром моржовым.
  
   Иногда мне кажется, что вся наша планета - это капля воды, микробами наполненная, - под микроскопом какого-то Большого Учёного. Шурудит Учёный в этой капле тоненькой стеклянной палочкой - эксперименты с несчастными микробами ставит разные, изгаляется - как хочет. Иначе, чем вот такие встречи непредсказуемые объяснить можно, не совпаденьем же банальным?
  
   Оттащил я девицу, с рюкзачком её хилым вместе, в избу, на койку уложил, последнюю порцию "Плиски" в рот ей влил, хоть и жалко было.
   Закашлялась, расплевалась во все стороны, но в себя пришла.
   - Где это я? - Говорит, - А в прочем, неважно. Ты, мальчик, Антона найди обязательно. Он рядом где-то совсем, люди говорят. Там, в рюкзаке, тетрадка лежит, в ней - рассказ одного испанца переписан. Правда там всё, в рассказе этом. Ты, мальчик, когда Антона найдёшь - покажи ему эту тетрадь. И у нас с ним также должно всё закончится, ведь начиналось то всё, как и там - одинаково. Найди его, мальчик, тетрадь покажи.
   Ну, и опять отъехала - голова из стороны в сторону мотается, глаза закатились, пот на лбу выступил, жар нешуточный имеется в наличии - градусов сорок так, а то и поболе.
   И кого это, она, "мальчиком" обозвала? Даже - интересно.
   Одно слово - мартышка неразумная, университетская.
   Нашёл я на полочке, что над столом обеденным висела, пачку "Анальгина".
   На пачке, правда, строго так написано было: "Годен до 20.10.68.".
   Но, других то лекарств нет - растолок три таблетки в порошок, остатками спирта изыскательского разбавил, да с чайной ложечки смесь эту барышне и скормил минут за десять. Блондиночка как-то быстро успокоилась, головой мотать перестала, уснула - значиться, даже улыбаться во сне и гримасы умилительные строить начала.
   Ну, думаю, надо тетрадку эту прочесть, а там - может чего и прояснится.
   Нашёл в рюкзаке тетрадку потрёпанную, раскрыл.
   Надо Вам сказать, читатели и читательницы мои, что во времена те - не было в природе ещё таких полезных вещей, как - "ксерокс", "компьютер", "Интернет" и "сканер".
   Читает девица какая текст интересный, на печатной машинке набранный, и, допустим, текст тот ей понравился - до судорог неприличных. Что тогда девица означенная делает?
   Берёт тетрадь чистую - за сорок восемь копеек купленную, ручку шариковую - да и переписывает туда текст понравившийся.
   Вот и здесь так - исписана вся тетрадь почерком красивым, девичьим.
   Стал читать - удивился несказанно.
   Рассказ тот назывался "Лузеру - саечка", автор - некто Андреас Буэнвентура-и-Гарсия, Вы его уже читали - в первой части этого Сборника.
   На первом курсе вступил в студенческий литературный клуб, писал там ерунду всякую. Да под настоящей фамилией неудобно как-то было - а ну как братья-гусары засмеют?
   В морду тут же лезть, или - на дуэль вызывать?
   Вот и псевдоним себе придумал - Андрес Буэнвентура-и-Гарсия.
   А что - мне нравится.
   Тем временем, за окошком уже сереет - утро наступило, барышня дрыхнет себе, похрапывает даже.
   Прикрыл я дверцу полешком, и припустил, что есть духу - по направлению к резиденции отца Порфирия, вдруг у него чего полезного найдётся - рация там, или лекарства какие.
   Прибегаю, язык вывалив на сторону, а батюшка - в парнике, с дынями своими тетёшкается.
   Рассказал ему всё, тетрадь показал.
   Он только тетрадку то раскрыл, сразу в лице изменился - почерк знакомый, видно, опознал.
   Что тут началось - словами не передать.
   Лекарства какие-то в сумку сгрёб, и босиком к той девушке ломанулся, метров двадцать отбежал, обернулся и кричит мне:
   - А ты, так тебя растак, отрок благочестивый, на Апрельский дуй. И, чтоб врач, так его растак, был через пять часов. Хоть на вертолёте, хоть на вездеходе. Если что не так будет - весь посёлок взорву, так его растак!
   А ещё поп называется, морда наглая, - ругаться мы и сами горазды, тоже мне.
   А кончилось всё хорошо: и вертолёт с врачом вовремя успел, и девушка та выздоровела, и отец Порфирий схиму отринул, опять Антоном стал - да и женился на девушке той.
   К тому времени мы уже уехали с Чукотки - домой.
   О событиях тех мне потом Вырвиглаз с Обезьяном письмо совместное написали, в посылку вложили сверху, а в посылке - пять пузатых грелок медицинских с "неглом" - пивом чукотским чёрным.
  
  
  
   15 - Путь домой -
  
   Дождливое раннее утро. В порту затариваемся чёрным "неглом", спешим в аэропорт.
   Рейс Певек - Москва. В отнюдь немаленьком ТУ-154 только мы, да ещё чукча средних лет, как выяснилось при знакомстве - знаменитый чукотский писатель, лауреат премий многочисленных.
   Хоть и лауреат заслуженный, да зубы то чёрные все - от чифира крепкого.
   Прилетаем в Москву, переезжаем на Ленинградский вокзал, до поезда ещё часов пять.
   Жрать хочется ужасно. Денег - полные карманы, да и в рюкзаках тоже по несколько толстых пачек завалялось, но идти в местные привокзальные шалманы что-то не тянет, неприятные они какие-то - левые, одним словом.
   Идём в конец самого дальнего перрона, на пустых деревянных ящиках расстилаем газетку - "Правда Певека" - называется. Нарезаем хлебушек, вскрываем банки с "Завтраком туриста", с тушёнкой, "негл" чукотский по кружкам сувенирным, в киоске привокзальном купленным, разливаем. На кружках - разные башни московского кремля, все в звёздах пятиконечных.
   Подходит старушка- нищенка, слёзно, Бога через каждое второе слово, поминая, хлеба корочку просит. Михась - добрая душа, протягивает бабушке бутерброд - огромный кусок хлеба с толстенным слоем тушёнки. Старушка неожиданно обижается, плюёт в сердцах, и уходит, матерясь грязно.
   Минут через пять подходят два облома, у одного в руках доска неслабая, у другого нож-выкидуха.
   - Что это вы, гниды, бабушек убогих обижаете? - Ласково так спрашивает тот, что с доской, - Заплатить теперь за обиду придётся - по сотке с каждого.
   - Ты на кого, на, тварь столичная, фраер гнилозубый, на, хвост поднимаешь? На буровиков, на, чукотских? - Тут же взвивается Михась.
   Толстый Витька и вовсе говорить ничего не стал. Он и до Чукотки был слона здоровее.
   А тут, как на ССК два месяца повкалывал, рекорд мировой, как выяснилось, устанавливая, так и вообще заматерел окончательно - Илья Муромец в натуре.
   Говорливого он - его же собственной доской - по жбану приложил, а тому, что с выкидушкой - руку, выкидушку ту держащую, сломал, к такой-то матери, - только хруст на весь вокзал.
   Прибежало ещё пятеро бойцов, один из них и вовсе - в форме милицейской, пистолетиком размахивает:
   - Лежать всем! - Вопит истошно.
   Ну, сам первым и лёг, да и сподвижники его - следом.
   Обойму с патронами я в кусты зашвырнул, да и сам пистолет тут же на части составные разобрал, да и разбросал их в стороны разные - чисто на всякий случай.
   - А как мы лихо, на, управились, - гордо заявил Михась, разбитую губу осторожно трогая, - Даже "негл" не пролили, на!
   Пролили, не пролили - но с вокзала пришлось срочно убираться.
   Специально громко - типа для всех, говорю:
   - Убираться надо, по хорошему. Лови, Миня, тачку - в Долгопрудный сдёргиваем!
   Михась то - он сообразительный до чёртиков - просёк сразу, что "Миня" - это он и есть.
   Микроавтобус тут же поймал, всех в него загрузил - со шмотками вместе, и говорит водиле:
   - Братан, на, до Долгопрудного - шементом! Такса - двойная!
   Хорошо ещё Генка Банкин сразу поправил:
   - Извините, уважаемый, мой приятель пошутил. Нас, пожалуйста, в тот аэропорт - откуда самолёты до Питера летают. А такса - тройная!
   Михась даже заикал нешуточно - от удивления.
   Два часа до аэропорта, полтора лёта - а вот и Питер родной.
   В зал прилётов заходим, а навстречу песенка в тему, Розенбаум ранний, опальный ещё, в бизнес-политической элите не состоящий:
  
   Я люблю возвращаться в мой город прокуренным гостем,
   Брать такси на стоянке, которой уютнее нет.
   И слегка тормознуться на улице Зодчего Росси,
   В ожидании блеска мелькнувших в дали эполет.
  
   Боже мой, Боже мой, как люблю я домой возвращаться.
   Как молитву читать - номера ленинградских машин.
   И, с родной Петроградской у старой мечети встречаться,
   Пролетая по белым ночам опьянённоё души.
  
   Генка Банкин, душа нежная и ранимая, - даже прослезился слегка.
   На стоянку, уютней которой нет, и направились.
   Михась вдоль ряда свободных такси прошёлся, не торопясь, туда-сюда, выбрал водилу самого солидного - пожилого дядьку с роскошными седыми усами.
   Рюкзаки в багажник побросали, расселись, Михась на переднее сиденье - рядом с водителем.
   Достаёт Михась из портмоне полтинник, плюёт на него и к лобовому стеклу машины пришпандоривает, второй полтинник достаёт, плюёт на него, и рядом с первым размещает:
   - Задним ходом, шеф, до Наличной, на! Поехали, благословясь!
   Дядька то нормальный попался. Всего минуту в обалдении полном просидел, а дальше заржал, что тот даун хронический на концерте Евгения Петросяна, только стёкла автомобильные задрожали - оценил шутку.
   - Да, ладно, - говорит Михась, пряча один из полтинников обратно в портмоне, - Обычно поехали. Только медленно очень, и у каждой встреченной пивной точки - остановка непродолжительная. Соскучал я что-то по пиву ленинградскому, водой невской разбавленному.
   У всех пивных ларьков останавливаться, конечно, не стали. Только у первых трёх - потом писать захотелось. В общагу заваливаем, поднимаемся на седьмой этаж, где старшекурсники с ГРФ традиционно обитали - навстречу кот Кукусь идёт. Узнал нас, братишка полосатый, обрадовался, заурчал громко - песни запел.
   Налили Кукусю в блюдечко "негла" - шутки ради. А он и ничего, вылакал всё досуха, да и отправился на пятый этаж - тамошнему коту, по кличке - Буржуй, морду наглую бить.
  
   Вот тогда-то я и понял - это мы на Родину вернулись.
   И Родина для меня - это тот Ленинград, восьмидесятых годов века ушедшего.
   И, если что, именно его я буду защищать - до патрона последнего.
   А особняки на Рублёвском шоссе - и не хочется вовсе.
   Пусть хоромы свои Суки Рублёвские, Алчные, сами - на фиг - защищают.
  
   Рублёвские хоромы -
   Как знак беды большой.
   И чёрные вороны
   Кружатся над страной.
  
   В рублёвские скворечники
   Вороны те летят.
   И падалью, конечно,
   Накормят воронят.
  
   Давайте мы Рублёвку,
   Как ранее - Аляску,
   Загоним за валюту -
   Сопливым иностранцам.
  
   Вот такой вот, блин непропеченный, - патриотизм.
  
  
  
  
   16 - Последний Великий Поход -
  
   В моей жизни было множество рыбалок - успешных и не очень, летних и зимних.
   Но эта - на месте особом.
   Может быть потому, что в таком составе мы собрались в последний раз - уже через три месяца была Защита Диплома, разъехались все по стране большой, в экспедиции разные геолого-разведывательные, отдалённые.
   А может - потому, что рыбалка эта получилась на удивление бесшабашной и какой-то бестолковой - относительно результатов конечных - а, может, и наоборот - успешной, как никогда. Это как посмотреть.
  
   Конец февраля, студёная зима, последние каникулы. Выезжаем на Кольский полуостров, к моим родителям, со мной - Генка Банкин и Гарик, люди проверенные многократно, виды видавшие.
   Папаня встречает нашу банду радушно, стол накрывает, но, узнав, что мы порыбачить приехали, удивляется несказанно:
   - Вы чего, - говорит, - С ума сошли? Разгар Ночи Полярной, спит вся рыба по ямам, холод собачий на улице, снегу метра полтора навалило. Бросьте вы дело это бесполезное, только намёрзнитесь до посинения - понапрасну.
   Но мы стоим на своём - хотим рыбы половить, и точка.
   Отец отвозит нас до озера Коловица. Вылезаем из машины, ещё светло, утро как-никак, но мороз приличный - минус двадцать пять.
   Надеваем лыжи, на плечи рюкзаки навьючиваем.
   - Видите тот остров? - Наставляет папаня, - До него - километров семь будет. Идите к его левой оконечности. Дальше - строго в том же направлении, ещё километров десять - выйдите на берег озера противоположный. Там избу найдёте. Нормальная изба, только печка дымит немного. Вот около той избы и рыбачьте - в радиусе километра. Глубины там хорошие, до тридцати метров. В сезон, по весне - к майским праздникам ближе, там и голец крупный ловится, и налим, и окунь неплохой. Ну, удачи вам! Ровно через десять суток встречаемся на этом же месте.
   Гул отъезжающей машины, остаёмся одни - бескрайняя белая гладь озера, покрытая чёрными точками островов, серая морозная полумгла.
   Успеваем дойти только до намеченного ранее острова, неожиданно быстро темнеет, начинается метель. Дальше идём по компасу - час, другой, третий.
   Но на противоположный берег озера выйти так и не удаётся, кругом по-прежнему только ледяные торосы. Замёрзли нешуточно.
   Вдруг слева по курсу, в полной темноте - то ли замечаю, то ли просто угадываю - ещё более тёмное, практически чёрное пятно. Двигаемся туда. Оказалось - крохотный круглый островок - метров пятьдесят в диаметре, густо поросший тоненькими молоденькими сосёнками.
   Выбираемся на островок, готовимся к ночлегу - других вариантов просто-напросто нет, метель усиливается.
   С большим трудом разжигаем из молоденьких сосёнок костёр, перекусываем на скорую руку. Дальше всё просто - двое спят, один без устали топором машет, огонь поддерживает, через два часа - смена караула.
   Наступает утро, светлеет, метель стихает.
   Оглядываемся по сторонам - островок находится где-то на самой середине озера - откуда вчера пришли, куда идти дальше - полная непонятка, за ночь метель все следы напрочь замела. Хорошо ещё, что бинокль с собой был, через полчаса на одном из берегов чёрную точку, передвигающуюся чуть заметно, засёк - машина куда-то поспешает. Следовательно, оттуда вчера мы и причапали. Определяемся на местности, завтракаем, трогаемся дальше. Отойдя от островка метров на сто, оборачиваюсь. А островок то практически - голый, за ночь большую часть сосёнок вырубили и в костре сожгли. Жалко, конечно, да что делать то было, не замерзать же?
   Часа через четыре добредаем до берега - нет никакой избы. Куда дальше идти - направо, налево? А тут ещё Гарик лыжу сломал, как назло, да и стемнеет скоро опять, - Ночь то Полярную никто не отменял.
   Гарик остаётся на месте, костёр на всякий случай разводит, мы же с Генкой идём вдоль берега, на лево. Почему на лево? Потому что - по барабану.
   Через час находим избу - макушка крыши из сугроба огромадного торчит.
   Банкин без сил падает рядом с этим сугробом, дышит тяжело:
   - Калориев мне, калориев! - Просит.
   Быстренько ножом делаю в банке со сгущёнкой две дырки, протягиваю Генке.
   Банкин за десять секунд поглощает свои калории, жадно заедает снегом, вроде ничего - оклемался.
   Генка, с моей лыжиной на плече, уходит за Гариком, я же откапываю вход в избу, начинаю обустраиваться, дрова на ночь заготовлять.
   Уже в сумерках приходят ребята, усталые до невозможности.
   Печка, сложенная из дикого камня, первые два часа дымит нещадно - дверь открытой держим, потом камни нагреваются, печь дымить перестаёт, закрываем дверь - внутри постепенно теплеет.
   В честь прибытия на место готовим трапезу королевскую - кулёш рыбацкий, долгоиграющий.
   Кулёш рыбацкий следующим образом готовится. Берётся большое ведро - литров на десять-двенадцать (в избе как раз такое нашлось), в нём варится каша пшеничка - размазня, жидкая очень. Одновременно в ведро бросается мелко нарезанная жирнющая свинина, а за пять минут до готовности - щедро крошатся сосиски, сардельки и колбаса разная. Классная вещь получается - вкусная и удобная. Удобная - в смысле на всю рыбалку хватает. На следующий день разогреваешь, даешь прокипеть, ещё куски сосисок-сарделек каких добавляешь, ну, и так далее.
   Остатки, в конце концов, самые мясные и вкусные получаются.
   Плотно ужинаем, чаем крепким запиваем наваристый кулёш, закрываем печную заслонку, ложимся спать.
   Мне то - хоть бы хны, - ложусь не снимая ватных штанов, в двух свитерах - чем теплей, тем лучше. А Гарику с Банкиным жарко, постепенно раздеваются до трусов, лежат на нарах и стонут, жару проклиная, наивные:
   - Жарко очень, дышать нечем, воздуха бы свежего. Давай, может, дверь приоткроем?
   На правах старшего по этой конкретной рыбалке, посылаю графьёв изнеженных на фиг и благополучно засыпаю.
   Просыпаюсь от холода нешуточного. Ну, конечно, барон с маркизом всё же дверь приоткрыли, засранцы, - всё тепло за десять минут и вышло наружу.
   Приходится вставать, заново разжигать печь. Долбаная печка опят дымит не менее часа, потом камни опять нагреваются, закрываем дверь - и всё начинается по новой, - любители свежего воздуха опять начинают роптать и предлагать "открыть на минутку дверь". Дурдом какой-то, право. Но усталость всё же берёт своё, успешно засыпаем.
   Вот так всю неделю потом и мучились: то жарко, то холодно, то душно, то дымно.
   С утра, даже не позавтракав толком - любой световой час дорог, отправляемся рыбу ловить, благо лыжи запасные для Гарика в избушке нашлись.
   Усердно сверлим многочисленные лунки, меняем блёсна. Не смотря на все наши усилия, рыба клевать отказывается.
   Усталые, как негры на хлопковых плантациях - в конце рабочего дня, возвращаемся на базу, без единого пойманного хвоста.
   Усталые, потому как лёд то на озере знатный наморозило - больше метра толщиной. Пока одну лунку просверлишь - взопреешь нешуточно, а лунок таких за один выход - штук по пятнадцать на брата делать приходится. Да и мороз под тридцать стабильно держался, Генка даже кончики ушей отморозил слегка
   Так продолжается четверо суток - рыба не клюёт, печка дымит.
   На пятый день Гарик затосковал окончательно и на рыбалку не пошёл, сидит себе возле печки, топором старым из полена ложку деревянную вырезает - время убивает. А мы с Генкой не сдаёмся - упираемся.
   На шестой день два события случились.
   Во-первых, мы с Банкиным по первой рыбине поймали: я гольца на килограмм, Генка окуня полукилограммового.
   Во-вторых, у Гарика ложка почти готовая в черенке сломалась - расстроился Гарик нешуточно. На следующее утро новую вырезать начал, и вырезал таки до конца рыбалки - знатная вещь получилась. А в последний день ещё с нами опять на лёд вышел, и налима поймал неплохого. Вот так вот - у каждого по рыбине, честно добытой, образовалось.
   В назначенный час выбираемся на дорогу, машина уже ждёт.
   - Ну, что, бедолаги, поймали рыбки то? - Спрашивает папаня, насмешливо на наши физиономии похудевшие, в саже измазанные, поглядывая, - Устали, небось, замёрзли как собаки бездомные? Глупость свою несусветную проклинаете?
   - Да, что Вы, дядя Женя, - бодро так Банкин отвечает, - Классная рыбалка получилась. Отлично отдохнули. Да и рыбы поймали - нам хватит вполне, больше и не надо.
   - Действительно, здорово прогулялись, - вторит ему Гарик, - Куда как лучше, чем на пляже черноморском - пузом кверху валяться бестолково.
   А я и вовсе промолчал, головой покивал, с друзьями соглашаясь.
   Отец только плечами непонимающе пожал, да сплюнул себе под ноги беззлобно, мол, о чём с малолетками несмышлеными говорить - только время понапрасну тратить.
   С рыбалки вернулись - сразу в баню. Удовольствие неописуемое. Стоит, право, десять дней мёрзнуть по полной программе, чтобы потом в баньку, натопленную на совесть, завалится. От души парились: парная - снег - парная, - и так много раз. Так поддавали, что мужики местные, матёрые, с полка слетали, матерясь сквозь зубы.
   Допарились до состояния пятнистого.
   Для тех, кто не в курсе - на Чукотке париться прекращают только тогда, когда всё тело малиновым становится и равномерно, при этом, покрывается мелкими белыми пятнами.
   В этот момент кожа уже перестаёт температуру воспринимать - становишься под воду ледяную, или, наоборот - под кипяток крутой, чувствуешь, что вода по телу течёт, а вот какая она - горячая или холодная, - не можешь разобрать.
   Интересно даже: а если бы мы двадцать дней на морозе просидели - двойной кайф в бане потом бы поймали, или как?
  
   После бани приготовили рыбу пойманную - из окуня и налима уху сварили, гольца зажарили. Сели за стол, и под водочку, в полной тишине - умяли ту рыбу - будто обряд какой-то соблюдая.
   А ложку деревянную, из полена вырезанную, Гарик до сих пор хранит - как реликвию какую, бесценную.
   Мне же после этой рыбалки сны странные начали сниться - побережье Карибского моря, острова тропические, какое-то горное ущелье дымом заполненное.
  
  
  
   17 - О том, как женятся гусары -
  
   Коль гусар решил жениться -
   Значит, женится гусар.
   Стройтесь в очередь, девицы,
   Продвигайте свой пиар
  
   И прошу Вас - не скупится -
   Не жалейте Ваших чар.
   Раз гусар решил жениться -
   Значит - женится гусар.
  
   После окончания ЛГИ славного, попал я по распределению в один научно - исследовательский институт. Вообще-то, хотелось на Чукотку распределится, да Толстый Витька отговорил, мол, зачем торопится, на Чукотку уехать - всегда успеется, а в НИИ этом знаний каких никаких дополнительных поднабраться можно, - не помешает.
   Попал я по распределению в Лабораторию, что проектированием новых современных буровых коронок занималась. Полезное дело. И как-то пошло у меня сразу - уже через год на своей теме сидел, из мнс-ов в простые научные сотрудники был переведён, - карьера головокружительная для тех лет.
   Испытания новых коронок буровых на Украине происходили, под городом Допрополье.
   Испытания эти - выгодное дело, для того, кто понимает. И Институт оклад плюс "полевые" платит, и в местной партии геолого-разведывательной бурильщиком можно устроиться на этот период - по второй Трудовой Книжке, конечно.
   И по правде жизни всё нормально получается - лично, а не по бумажкам каким, не понаслышке - коронки, тобой же разработанные, испытываешь.
   Можно было, конечно, бурильщиком и не устраиваться, баклуши в общаге бить, раз в неделю буровые посещая. Да опасное это дело - спиться запросто можно, лучше уж на буровой пахать, деньги, опять же, дополнительные, пригодятся.
   Приезжаю как-то со смены - на вахте телеграмма лежит - бабушка умерла.
   Объяснил всё мужикам, замену себе срочно нашёл, первым же рейсом из Донецка в Ленинград вылетел.
   Похоронили бабушку - светлая ей память, в квартире нашей с родственниками немногочисленными на поминки собрались. Выпили - за упокой души, на кухню перекурить вышли.
   И тётушка моя двоюродная, которую и видел я только пару раз - в далёком детстве, вдруг спрашивает, как бы между делом:
   - А что это я девушки тут не вижу? Нет вовсе? А что так?
   Объясняю, что на девушек тех время драгоценное тратить необходимо - ухаживания, театры всякие разные, то-сё. А времени свободного у меня и нет совсем - работа, командировки, рыбалки, футбол. Опять таки, на всех этих мероприятиях вышеперечисленных, и с девушками дефицит наблюдается, даже и знакомиться то - не с кем, практически. А жениться то я готов - было бы на ком.
   Задумалась о чём-то тётушка, да и говорит:
   - У тебя же день рождение месяца через два вроде? Здесь будешь отмечать? Вот и ладушки! А к тебе в этот день пару-тройку девчонок с работы своей подошлю. Нормальные девицы, симпатичные, достойные во всех отношениях - рекомендую. К одной особенно присмотрись.
   - А как же я эту особенную из трёх то определю? - Спрашиваю у тёти вежливо.
   - Как? - Тётушка на пару секунд задумывается, - А эта чуть-чуть пополнее подружек своих будет. Вот к ней и бей клинья с усердием.
   Прошли два месяца эти. Собрались мы с ребятами у меня - день рождение праздновать.
   Гарик пришёл, да два Серёги - соседи, друзья ещё школьных лет - до пятого класса в одну школу ходили.
   А про тот разговор я и забыл совсем, стол то самый обычный собрали - без разносолов всяких - портвейн "Агдам", водочка, помидоры-огурцы, консервы разные, картошка варёная, - джентльменский набор того времени.
   А тут вдруг - звонок в дверь. Открываю, а там три девицы по-праздничному разодетые, с букетом цветов. Вспомнил я тут же про тётино обещание, цветы взял, девушек вежливо войти пригласил:
   - Проходите, - говорю, - Девчонки, раздевайтесь.
   - Прямо так-таки и сразу - раздевайтесь? - Засмущались девчонки.
   Я и забыл, что лето на дворе. Неудобно как-то вышло.
   Но, ничего, пошутили ещё о том, о сём, познакомились, выпили, - нормально всё, в общем, - сгладилась неловкость сама собой.
   А я всё сижу, девиц рассматриваю - никак не могу определить, а какая из них "пополнее других будет", - все одинаковые по комплекции, вроде. Ну, думаю, тут без танцев не обойтись. Завели магнитофон "Весна", потанцевал я со всеми девушками по пару раз - тогда только и определился. Вот эту берём, Светой зовут, - красивое имя, и, что характерно, - редкое.
   И как тётя учила - стал клинья бить усердно. Гарик тоже себе объект ухаживания выбрал - блондиночку задумчивую.
   Прощаясь, пригласили девушек на следующий день в кино, после похода в кино - на рыбалку, после рыбалки - сразу в ЗАГС, а что время понапрасну тянуть, собственно говоря? Девицы поломались для приличия недельку-другую, да и согласились.
   И надо же, Гарик со своей блондинкой опередили нас - на два дня раньше заявление подали, обидно даже.
   В те времена с момента подачи заявления до регистрации брака нужно было целый месяц ждать.
   Невесты, меж тем, времени зря не теряли, сперва нашим культурным образованием занялись тщательно - театры там всякие, музеи, ансамбли модные: ДДТ, "Алиса", бит-квартет "Секрет".
   А меня ещё жена будущая и приодела знатно - костюм, галстук, ботинки импортные, дефицитные - "Salamander" называются.
   Гарикову свадьбу в ресторане "Севан" играли. Ребята со всей страны съехались, Михась у Гарика свидетелем, а со стороны невесты - моя невеста, Светлана.
   За стол сели, молодых поздравили, то-сё. И вдруг, в разгар веселья, тамада - бабища здоровенная и глупая, новый тост провозглашает:
   - А теперь, горько - свидетелям!
   Тишина такая нехорошая над столом повисла, а Михась - свидетель недоделанный, под моим взглядом, и вовсе за широкую спину жениха спрятался - как бы чего тяжёлого в глаз не прилетело.
   - Вы, тётенька-тамада, на, тост то этот отмените, на, пожалуйста, - просит Михась.
   А тамада-то уже видно подпила немного, в тему не въезжает совсем.
   - С чего это вдруг? - Спрашивает, - И не подумаю даже. На всех свадьбах это самый любимый тост. - И снова, - Горько - свидетелям!!!
   Тут уж все гости на неё зашикали, уймись, мол, дура, скандал с дракой не накликай, всем достанется.
   Расстроилась тамада, да и напилась до изумления полного, впятером потом тело бесчувственное в машину грузили.
   Но крепкой тётка оказалась, уже в салоне автомобиля, глаз не открывая, процитировала всё-таки гадкий стишок:
  
   Секс приходит и уходит,
   И вокруг - пустыня вновь.
   Как мне все-таки противна
   Та случайная любовь.
  
   И печально всё фатально,
   И без близости нельзя....
   А поможет Вам, канальи,
   Только крепкая семья.
  
   А у Михася, похоже, всё же были какие-то намерения неправильные. Стал он очередную бутылку с шампанским открывать, пробка то сначала в потолок попала, затем в тарелку пустую отскочила, а оттуда - прямо Мишке в глаз, синяк нешуточный образовался.
   Бог то он - не фраер, и шельму завсегда распознает.
   В конце ещё и невесту украсть задумали, обычай дурацкий, тоже мне.
   Только до вестибюля довести успели. Гарик то это засёк, да и спасать ломанулся - прямо через дверь стеклянную. Дверь - вдребезги, а Гарику - хоть бы хны, даже не поцарапался, - знай наших!
   И моя свадьба нормально прошла, в кабаке интуристовском. Помните - у Максима Леонидова?
  
   Официанты из "Садко" спокойно едут домой,
   И в их багажниках трясутся рюкзаки со жратвой.
   Они не курят натощак
   И за плечами у них филфак,
   И даже ГИТИС...
  
   Вот в этом самом "Садко" свадьбу и сыграли.
   Официанты, действительно, лощёные, угодливые, стелятся перед клиентом.
   Противно даже - так бы и дал в морду.
   И ещё дедушка туалетный всех поразил неприятно. Заходишь, по нужде какой, в сортир - а там старикан бравый стоит, в форме военной парадного образца, колонка орденская - до пупа будет, отдельно, на лацкане пиджака - два ордена Красной Звезды.
   Дедок тот перед каждым посетителем кабинку вежливо распахивает, туалетной бумаги рулончик - на всякий случай - предлагает.
   Гадость какая.
   Иностранцы гнусно так ухмыляются, уроды.
   А в ресторане том было два зала, один, большой - для гостей заграничных, а второй, поменьше - для простой, отечественной публики.
   В нашем зале - музыка магнитофонная - мелодии и ритмы эстрады зарубежной, а в зале для иностранцев - музыка живая - целый оркестр русских народных инструментов, одних только ложечников человек пять.
   К концу вечера замечаю - большинство иностранцев в наш зал переместилось, - танцуют - дергаются под музыку привычную, а наши - наоборот - в большом зале русские народные песни слушают, да при этом ещё и плачут - пьяными слезами.
   А мы с женой улучили минутку, в сторонку отошли, конверты дарёные вскрыли, деньги сосчитали - как раз хватило, чтобы с долгами рассчитаться. А на какие деньги, как вы думаете, мы в этом самом "Садко" гуляли? На заёмные, в основном.
   В конце вечера Михась с Банкиным всё же учудили - подрались таки с парочкой иностранцев - насмехались те над нашим дедом туалетным - вот и получили по полной программе.
   Генка потом мне бейсболку модную подарил - свой трофей, у козла заграничного отнятый.
   Хорошая была бейсболка, много лет потом в ней на рыбалку ездил.
   А года три назад выехал на утренней зорьке - рогатки проверять, а на одной из них щука сидит нехилая - килограмм на семь. Завозился что-то, повернулся неуклюже - лодка и перевернулась. Мне то что - выплыл, конечно, а кепка - утонула - жалко.
  
   А с женой мы хорошо живём. Через два года после свадьбы дочка родилась - как и планировали, ещё через полтора - сынишка - тоже, в плановом порядке.
   Большие уже оба - в институтах разных учатся.
   Но - не в Горном. Не в чести сегодня профессии геологические.
   Да и Горный Институт иной ныне - и не Институт вовсе - а Академия, или - даже, - Университет?
   Два года назад собирались на встречу выпускников, по родным аудиториям прошлись.
   Евроремонт кругом, блин недоперчённый! Телевизоры в коридорах стоят, по ним телеканал ТНТ "Дом -2" показывает, студенты современные, гамбургеры жадно поедая, за событиями этими наблюдают с интересом нешуточным.
   Даже слов приличных не подобрать.
   А в стенах, что аудитории учебные от коридоров отделяют, и вовсе - окошки широкие сделаны.
   - А как же, на, теперь на задней парте в секу, или буру, на, например, дуться прикажите? - Возмущённо так, Михась вопрошает, - Сексотские, на, эти стёклышки, определённо. Не, в наши времена, на, свободы и этой как её - демократии, на, было больше гораздо.
  
   Кто-то может спросить - а как же романтика, вздохи при луне, стихи любимой посвящённые? Да и стихи были, потом правда, после свадьбы уже и детей рождения - как признание правильности происшедшего:
  
   Серые глаза моей любимой
   За прозрачным, тоненьким стеклом -
   Звёзды в вальсе медленном, старинном
   Кружатся, сверкая серебром.
  
   Кружатся и грустно пропадают
   В облаках слоистых серой мгле -
   Так снежинки крохотные тают
   На горячей девичьей руке.
  
   Тоненькая розовая нитка
   На востоке, в тёмных небесах,
   Теплится - как робкая улыбка
   На карминных, маленьких губах.
  
   Нежность волн зелёного прибоя -
   Нежность плеч под блузкой голубой.
   Песенку, рождённую весною,
   Напевает ветер молодой.
  
   А поёт он о капризах светлых,
   О причудах, коим нет конца.
   Месяц в небе бледный, чуть заметный -
   Словно абрис милого лица.
  
   А над ним, без устали кружа,
   Словно убегая от погони,
   Носятся два маленьких стрижа -
   Тонкие, взлетающие брови.
  
   Имя нежное, что прочих всех нежней,
   Также как и я в тебя влюблённый,
   Просвистал бродяга соловей
   И замолк, тем звуком поражённый.
  
   Новый день спускается на землю.
   Тишина купается в реке.
   Не дыша, Вселенная вся внемлет
   Этому рассвету о тебе.
  
  
  
   18 - Вьетнамские зарисовки. Предчувствия Смутных Времён -
  
   Закончились - славные восьмидесятые. В стране вовсю буйствовала Перестройка - закрывались геолого-разведывательные партии, открывались партии иные - политические.
   Цены то, умники, отпустили, а зарплаты поднять и позабыли вовсе. Тяжёлые времена настали, безденежные.
   Встретили с семьёй за скромным столом Новый 1992-ый, и задумался я о смене профессии - жену с двумя детишками малолетними кормить-одевать то надо, никуда не деться.
   И тут, в конце мая - звонок неожиданный раздался, полковник Мясницкий побеспокоил, бывший когда-то Начальником военной кафедры нашего ЛГИ:
   - Здравствуй, - говорит, Андрей. Помнишь меня ещё? Нет ли желания Родине послужить? Задатки к воинской службе у тебя всегда неплохие были. Так как?
   Вот ведь вопрос. Отвечаю, что мол, и рад бы, но обстоятельства этому совсем не способствуют - дети маленькие, безденежье полное, так что, извините, но вынужден отказаться.
   А полковник радостно так и заявляет:
   - Это хорошо, что у тебя с деньгами плохо. Значит, моё предложение тебя непременно заинтересует. Как тебе - по контракту пол года Родине отдать, из расчёта четыреста баксов в месяц, на всём готовом?
   Надо вам сказать, что для тех времён четыреста баксов в месяц - деньги просто отличные, однокомнатная квартира в центре Питере тогда стоила семь-восем тысяч долларов. Так что, если тогдашние четыреста баксов в сегодняшние перевести - под полновесную пятёрку тысяч долларов получиться, совсем не кисло.
   На следующий день выезжаю по адресу указанному. Выясняется - создаётся группа офицеров для выезда в Социалистическую Республику Вьетнам. Пару лет назад между Вьетнамом и Китаем конфликт небольшой вооружённый приключился. Из-за чего, почему - неважно вовсе. Но за период того конфликта, стороны, справедливо друг друга опасаясь, заминировали приграничные территории старательно и повсеместно.
   А хорошая земля в тех краях - на вес золота. Поэтому, теперь необходимо всё там разминировать.
   - Извините, - спрашиваю, - Но, ведь у вьетнамцев и собственный опыт военный имеется.
   Почему же они сами территории эти разминировать не могут?
   - Конечно же, и сами могут, - полковник отвечает, - Но, - Мясницкий тычет пальцем в потолок, - Наверху решили, что без нас там не обойтись. И вообще, если тебе деньги не нужны, ты так и скажи - других желающих, не таких любопытных, имеется в количествах неограниченных.
   Заверяю, что и деньги нужны, и любопытство своё в одно известное место запихаю - до истечения срока Контракта.
   Всё оформляется мгновенно и грамотно - прямо на работу приходит повестка из военкомата на предмет моего откомандирования на плановые учебные сборы.
   Всего набирается человек пятнадцать - все разного возраста и различных гражданских профессий, но ребята все весёлые, с юмором. И, что характерно, все как на подбор - лейтенанты запаса, только Николай Степанович Теплов в погонах майорских, да и лет ему больше всех - полтинник уже разменял. Его то старшим группы и назначают.
   Хороший Теплов мужик - несуетливый, тёртый. В Афгане даже год оттрубил по честному. Иногда, под настроение, песенки, оттуда вывезенные, поёт нам под гитару.
  
   Под Небом голубым...
   (Афганская - Версия...).
  
   Под Небом Голубым
   Так трудно - умирать...
   И ждать - что Смерть, сейчас придёт,
   Как Избавленья - ждать.
  
   Воды, лет сто - как не было - так - нет,
   Гангрена - ставка - только пол часа.
   Паскудный, жёлтый, ветреный рассвет
   Уже - терзает - эти Небеса.
  
   - Не будет, вовсе, вертолёта, Брат!
   Сказал мне доктор, и пилу достал.
   - Да - и наркоза - тоже - как бы - нет.
   Зато - какой сиреневый рассвет!
Ты потерпи - Солдат?
  
   И, я - терпел,
   Часа, наверно, два.
   Потом - не помню,
   Каюсь - виноват!
   Но, визг пилы, мне всё напоминал -
   Крепись, Солдат!
  
   Потом - был Кремль,
   И важный Генерал -
   Красивый Орден - долго мне вручал,
   И говорил - о - к Родине любви.
   И, о Врагах - растоптанных в пыли.
  
   Бывает, всё на Свете - пацаны!
   И, даже то - чего не снилось Им,
   Девчонкам нашим, гордым и простым -
   Под Небом тем - бесспорно - голубым...
  
   Три месяца обучаемся всякому разному - конструкцию мин всевозможных изучаем, технологию разминирования проходим, стреляем по мишеням из оружия различного.
   Особое внимание уделяется изучению трудов теоретических Михаила Сергеевича Горбачёва, ведь во Вьетнаме тоже Перестройка началась - необходимо младшим братьям и в этом аспекте помочь, на путь верный направить, от ошибок фатальных уберечь.
   - Главное, при контакте с местным населением, - наставляет полковник Мясницкий, -Выдержку полную проявлять, вдумчиво на все вопросы отвечать. И акцент всегда делайте - да, мол, трудно всё и непросто, но победа уже не за горами, не дождутся от нас империалисты слабости характера! А про бытовые трудности в нашей стране говорить не следует. Отвечайте просто - и зарплатою довольны, и вообще - социальной политикой государства. Ясно всем?
   А чего тут неясного? За четыреста баксов в месяц ещё и не того наболтаем - только уши подставляй.
   Перед экзаменом, неожиданно для всех, загоняют в старенький самолёт, в воздухе уже выдают парашюты, кратко инструктируют, предлагают прыжок совершить.
   Двое отказываются наотрез, остальные прыгают, Николай Степанович, как командиру и полагается, - первым.
   Коллектив, усечённый на две боевые единицы, успешно сдаёт экзамены, и на несколько дней разъезжается по домам на побывку.
   Встречаемся уже за день до вылета в Москве, в неприметном сером особнячке.
   Нас уже не пятнадцать, и даже не тринадцать, а всего шестеро.
   - Остальные, наверное, во время отпуска язык за зубами не держали, вот естественный отбор и произошёл, - прозорливо, и, как выяснилось в дальнейшем - совершенно правильно, предполагает майор Теплов.
   Выдают неприметную штатскую одежду, одинаковые чемоданчики с набором самого необходимого, снабжают документами.
   По документам мы - все насквозь Ивановы-Петровы-Сидоровы, слесари, фрезеровщики и сверловщики неведомого треста "ЗарубежСтрой". С пониманием кивает, спешно запоминаем новые Ф.И.О.
   Под надзором сопровождающего выезжаем в аэропорт.
   В нужном зале аэропорта - бедлам и полный кавардак. Наши доблестные таможенники с усердием шмонают багаж худеньких вьетнамцев, долго роются в многочисленных узлах и баулах - только перья летят во все стороны. То одно, то другое безжалостно изымается и относится в специальную комнату. Вьетнамцы грустно улыбаются, но в споры не вступают - себе дороже.
   - Вот, - объясняет Теплов, неторопливо прикуривая, - Наша дурь в действии. Не хватает на всяких отечественных фабриках и заводах рабочих рук - вот вьетнамцев и нагнали. А им тоже деваться некуда. Представь, прошёл по побережью какой-нибудь ураган тропический - четверть страны в разрухе полной осталась. Вот Правительство вьетнамское молодёжи своей и говорит, мол - "Поезжайте-ка вы, ребятишки, в Россию, не до вас сейчас, дай Бог, чтобы на стариков и детей средств хватило. А вы и сами о себе позаботиться в состоянии, заодно и денег в России заработаете, научитесь всякому полезному". Вьетнамская молодёжь и едет к нам, работает усердно на фабриках, к примеру - ткацких, деньги копит. Наступает время обратно на Родину уезжать, тут и выясняется, что имеет место быть нешуточная нестыковка. Зарплату-то ребятишкам сугубо рублями выдавали, а зачем во Вьетнаме рубли наши деревянные? Вот они и мечутся по магазинам, всё, что хоть немного полезное в хозяйстве - с прилавков сметают.
   А приезжают в аэропорт - здесь таможенники наши, Инструкциями разными вооружённые. Того нельзя из страны вывозить, этого, здесь ограничения всяческие, как результат - конфискация без компенсации. А если кто недоволен - то и штраф дополнительный. Свинство, корче, полное.
   Да, прав майор по поводу свинства, хватает его, родимого, в нашей стране - хоть экспортируй излишки. Интересно, не по этой ли статье доходной, и нас во Вьетнам направляют? На месте разберемся.
   Провожающий проводит нас в обход очереди, часа три болтаемся бестолково по тёмному залу, наконец - приглашают на посадку.
   Летим долго и нудно: Москва - Ташкент - Карачи - Бомбей - Ханой.
   В Карачи сидим часов десять, из самолёта вовсе не выпускают, отношения с Пакистаном тогда те ещё были.
   Самолёт садится в Бомбее, подруливает прямо к брезентовому рукаву, выходим в прохладный VIP-зал, вьетнамцев полицейский в белоснежной форме скупыми жестами направляет в зал общий, из дверей которого нестерпимо пахнет предбанником.
   Через десять минут подвозят тележку с банками Кока-колы, банки ледяные, покрытые тонким слоем инея. Все видят этот напиток в первый раз, набрасываются с жадностью - хочется попробовать на вкус эту зарубежную Легенду.
   Предлагают пройти на посадку, но на этот раз, почему-то - прямо по лётному полю. Выходим на улицу, а там - натуральная парилка, градусов пятьдесят. Потреблённая Кока-кола тут же предательски выходит наружу. Двадцать секунд - и все истекают потом, рубашки мгновенно намокают - выжимать можно.
   Под насмешливыми взглядами вьетнамцев усаживаемся на свои места.
   С тех пор я эту Кока-колу как-то не очень люблю, всё квас больше, или лимонад "Буратино", какой.
   Ещё через пару часов салон самолёта наполняется громким визгом, это молоденькие вьетнамки радостно прильнули к иллюминаторам - Ханой родной узрели.
   Самолёт кружит над Ханоем минут пятнадцать, и всё это время вьетнамки визжат как резанные - звонко и протяжно. Родину так любят, или - в России натерпелись всякого?
   Выходим из самолёта, бомбейской сауной напуганные, с опаской - а вдруг и здесь жара нестерпимая присутствует? Но, ничего, терпимо - всего плюс тридцать, и влажность воздуха гораздо поменьше.
   Подходит вежливый неприметный вьетнамец средних лет, представляется - на безупречном русском языке:
   - Меня зовут Тхань. На несколько дней, товарищи, вам придётся в Ханое задержаться, на это время я назначен вашим гидом, прошу в автобус.
   Автобус какой-то странный, маленький, на капоте - кружок с тремя лучами.
   - Это "Мерседес" - заявляет опытный Теплов.
   Остальные уважительно поглядывают на импортное чудо, молча рассаживаются в просторном салоне.
   Отъезжаем от аэропорта, вокруг - какая-то сплошная стройка: большие и маленькие двухэтажные домишки, разной степени готовности, даже какие-то шикарные виллы, в кинофильмах зарубежных виденные, местами попадаются.
   Это, - с гордостью объясняет Тхань, - Перестройка у нас началась. ЦК Партии разрешил беспартийным гражданам дома строить везде без ограничений.
   - А партийным, что - нельзя? - Интересуюсь.
   - И партийным можно, - Тхань отвечает, - Если, конечно, местная партийная ячейка разрешит, достойным этого человека посчитает. Вот я, например, накопил пятьсот долларов, телевизор японский цветной решил купить. А партийная ячейка не разрешила. Молоды, Вы ещё, товарищ Тхань, - сказали, - Мало полезного для Родины и Партии совершили. Так что - рано Вам телевизор этот покупать. А деньги - сдайте в Фонд Возрождения Родины. Вот так вот.
   - И ты, что же - сдал? - Недоверчиво интересуется Теплов.
   - Конечно же - сдал, - невозмутимо так наш гид отвечает, - Я же коммунист. Как же иначе?
   Многозначительно переглядываемся: Восток - дело тонкое, да и Мясницкий не велел на бытовые темы лишний раз трепаться.
   Но вот и в центр Ханоя въехали, красивый город, и здания современные в наличии имеются.
   - А здесь, - Тхань показывает на непрезентабельный пятиэтажный дом, покрытый сетью частых трещин - живут Члены ЦК нашей Партии, министры разные.
   По сравнению с виданными ранее виллами и коттеджами, домик этот большим сараем смотрится.
   Словно чувствуя в очередной раз наше недоверие, Тхань поясняет:
   - Наши руководители считают неприемлемым для себя жить в эти трудные для страны времена в роскоши. Даже все автомобили государственные, кроме тех, что нужны для встреч важных иностранных делегаций, продали на аукционах, а деньги - в Фонд Возрождения Родины направили. А всем Руководителям страны - велосипеды казённые выдали.
   С велосипедами - красивая фишка, конечно, теперь понятно, почему вьетнамцы так коммунистов своих уважают - продержатся в этой стране коммунисты у Власти ещё долгие годы. Нашим-то ухорям отечественным, не хватило гибкости - не додумались до велосипедов. Лишь одно настораживало - почему нас то на "Мерседесе" встречают? Мы что, и есть - "важная иностранная делегация"? Странно это как-то.
   Меж тем опять малоэтажная застройка пошла, между домами - озёра небольшие - чисто ставки где-нибудь под Донецком. Только здесь к центру ставков этих деревянные настилы с перилами из штакетника ведут, и в конце тех настилов, над водой - несколько кабинок деревянных располагается, ну, вылитые наши сортиры деревенские.
   Нашего гида спросили - действительно, сортиры.
   - А зачем над водой-то? - Спрашиваю.
   - Как зачем? - Тхань даже удивился, - Там же рыба живёт. Ей чем-то питаться надо? Что тут непонятного?
   Да понятно всё, только я для себя сразу решил - не буду я во Вьетнаме рыбу пресноводную есть, на всякий случай.
   Приезжаем в посёлок (городок -?) для русских специалистов, посёлок называется Ким Ли Ен, забором железобетонным внушительным огорожен, поверх забора - проволока под током, охрана вооруженная по периметру прогуливается - дружба дружбой, а безопасность - безопасностью. За оградой - десятка полтора обычных пятиэтажек, а может и четырёхэтажек, давно это было - подзабылись мелочи всякие.
   Только вещи в комнаты отведённые побросали, ливень начался нешуточный - прямо стена воды за окнами встала. Ровно через пятнадцать минут дождь, словно по чьей-то команде, прекратился, опять солнышко выглянуло. Окошко приоткрыли, а оттуда такое пахнуло - амброзия райская, право слово. После дождя воздух на улице свежий-свежий, ванилью и цветами какими-то незнакомыми пахнет - наслаждение просто.
   А Тхань и говорит:
   - И так здесь, в Ханое, практически каждый день - до обеда тридцать - тридцать пять, потом ливень сильный, но короткий, а после, до самого вечера - жара уже помягче, воздух чистый и целебный. Полезный у нас климат, врачи говорят, - особенно для сердечников всяких.
   Не знаю, что там для сердечников, но мне после ливня определённо понравилось, дышится легко и свободно, даже курить не тянет - не хочется эту благодать дымом табачным паскудить.
   Выдал Тхань нам по увесистому холщовому мешочку с местными деньгами, талоны разные: синие - для столовой, зелёные - для магазина местного, мелочевкой разной торгующего, да и отбыл восвояси.
   А мы с мужиками вниз спустились, к народу, что на лавочки после дождя вывалил: кто просто разговаривает о чём-то негромко, кто под навесом в бильярд играет, кто козла доминошного забивает - прямо как в России далёкой.
   Познакомились, публика разношерстной оказалась: вертолётчики, гидростроители, а некоторые - прямо как мы - токари-слесари-фрезеровщики с фамилиями простыми, чтобы не забыть их в спешке какой.
   В столовую сходили - кухня простая и сытная, а цены смешные, доперестроечные.
   В магазинчик заглянули, а там на полках дефициты всякие, позабытые уже, и опять же - по ценам несерьёзным. Главное, книг разных - завались. И Хемингуэй, и Ремарк, и Булгаков - и макулатуру при этом сдавать не надо - фантастика просто!
   Набрали книг полные руки, продавщицы только улыбаются:
   - Сразу видно - новички.
   После книжного отдела очередь алкогольному пришла. Чего тут только не было: водки, вина разные, коньяки - разбегались глаза вдоль прилавка длиннющего.
   После совещания недолгого решили всё же отдать должное местным фруктовым настойкам, больно уж экзотические фрукты были на этикетках нарисованы - любопытство разбирало.
   Взяли алкоголя и не много то совсем - по бутылочке на брата, закуски лёгкой прихватили: колбаски там, хлебушка, помидоров, да засели в нашем с Тепловым (по документам - Петровым) номере - приезд легонько отметить.
   А настойки те фруктовые очень даже ничего оказались, ароматные, пьются легко и приятно, плохо только, что слабенькие какие-то - практически не пьянеешь от них.
   Послали сперва Юрца за добавкой, пропал Юрец безвозвратно. Санёк Маленький вызвался сбегать, тоже не вернулся. Крадут их там, что ли, агенты империалистические?
   Сам решил прогуляться, благо недалеко. Встал из-за стола, а ноги то ватные - не слушаются совсем. На ногах сосредоточился, по лестнице на улицу спустился еле-еле - в голове всё помутилось, перед глазами картинка поплыла.
   Очнулся уже ночью - звёзды незнакомые над головой светят, лежу себе на зелёном сукне бильярдного стола, под головой - подушка небольшая. Ну и дела, коварны эти настойки фруктовые оказались, что ж никто не предупредил?
   Подхожу к нашему подъезду, на лавочке мужик пожилой сидит, что давеча гидростроителем Кузнецовым представлялся:
   - Ну, ребята, вы даёте, - усмехается в усы Кузнецов, - один на столе бильярдном уснул, другой с продавщицей в магазине подрался, старшой ваш, и вовсе, в город учапал - шлюх вьетнамских искать. Не пускала его охрана на КПП, так через забор сиганул, прямо через проволоку ту. Осторожней с этими вьетнамскими напитками надо быть, или пить по чуть-чуть, или - если выпил много, вообще на ноги не вставать до полного отруба. При вставанье - эти напитки тут же в голову ударяют - раз, и провал в памяти полный, зато потом тебе столько всего интересного расскажут - не хочешь, а уписаешься.
   Интересуюсь своими подвига.
   - Да не, нормально всё, - утешает Кузнецов, - только вертолётчиков от бильярда кием разогнал, да и спать там улёгся. А вот старшого вашего особисты уже часа три ищут.
   Все остальные подельники уже безмятежно дрыхнут, у Юрца под глазом фингал - непростые, ей-ей, продавщицы в местном магазине трудятся.
   Уже под утро патруль привозит Теплова, майор с ног до головы вымазан разноцветной глиной, смердит от него - что от той помойки.
   - В канаве придорожной нашли, в километре от Ким Ли Ена, - поясняет хмурый капитан, начальник патруля, - А что это вы его одного в таком виде отпустили? Здесь так нельзя, всем вместе надо держаться, за пределы городка только втроём можно выходить - согласно инструкции.
   Впрочем, узнав про фруктовые настойки, успокаивается, улыбаясь с пониманием.
   До обеда нас не трогают. Сразу после традиционного ливня приходит Тхань, предлагает прогуляться по городу.
   Ханой, в своём большинстве, двух-трёх этажный. Что характерно, домиков "просто так" и нет совсем. В каждом, обязательно, располагается какая-нибудь коммерческая точка - магазинчик какой, или кафешка крохотная, или мастерская по ремонту чего-либо.
   - Всё это практически никогда не закрывается - ни на ночь, ни в праздники, - с гордостью говорит Тхань, - Вьетнамцы очень работящий народ, тем более, что семьи у нас большие - всегда найдётся кому за прилавком постоять.
   На улицах очень шумно - туда-сюда беспрерывно снуют многочисленные велосипеды, мопеды, мотоциклы, перевозящие людей, доски, пучки бананов, непонятные тюки устрашающих размеров.
   Приходим на центральный рынок, товарное изобилие - после российской многолетней привычки к тотальному дефициту - поражает. Здесь есть всё, о чём мы только слышали или читали. Спешно затовариваемся джинсами - для себя, членов семьи и друзей, рубашками-футболками, электронными часами, прочей мелочью. Кто же знал, что и у нас через пару лет такие вещевые рынки на каждом углу откроются?
   Возвращаемся в городок, о вчерашнем происшествии никто и не вспоминает.
   - Странно это, - ворчит себе под нос Теплов, - Очень странно, по логике, должны были всех в двадцать четыре часа обратно на Родину отправить - с волчьими билетами.
   На следующие утро за нами приходит всё тот же микроавтобус-"Мерседес".
   Заезжаем на какую-то военную базу, переодеваемся в полевую офицерскую форму без знаков различия, только на фуражках - красные звёзды.
   Едем, по солнышку судя, на север от Ханоя, в сторону границы с Китаем, вокруг - бескрайние рисовые поля. Километров через пятьдесят останавливаемся на перекур.
   Метрах в ста - грандиозная свалка металлолома, в основном - уже совсем заржавевшие и почти новые трактора "Беларусь", тесно составленные друг к другу.
   - Ну, и что это за ВДНХ такая? - Вопрошает Теплов, некультурно тыкая пальцем в сторону свалки.
   - Если тебе трактор, вдруг нужен, то забирай - бесплатно совсем, - отвечает Тхань, - А если несколько сразу заберёшь - так и доплатят ещё. Тут такое дело, товарищи офицеры. Всю землю сельскохозяйственного назначения Правительство Вьетнама раздало в частные руки. Семьи у нас в деревнях большие - в каждой семье по шесть-семь детей, а земли подходящей мало очень. Вот на каждую семью и досталось по крохотному участку, в вашем пересчёте - соток по десять-пятнадцать. И, не нужны совсем эти трактора стали, каждый росток риса руками обихаживают. А результат конечный получился - положительный насквозь. Ещё три года назад люди на улицах Ханоя от голода помирали, а сегодня Вьетнам на третье место по экспорту риса вышел. Вот так то оно. Так что, если трактора вам нужны - хоть все забирайте.
   На фига нам трактора эти?
   Дальше поехали, скоро рисовые поля пропали, начались каменистые предгорья, редким лесом поросшие. Приезжаем в воинскую часть.
   Часть как часть, по советскому образцу оборудованная: забор бетонный, КПП со шлагбаумом, казармы барачного типа.
   Тхань объясняет:
   - Каждый забирает по взводу и занимается с ним до вечера. А вот - расписание занятий.
   Приступайте товарищи офицеры, наши бойцы все говорят на русском языке, а кто если и не говорит, то - понимает.
   Неделю занимаемся с солдатами: минное дело, строевая подготовка, стрельбы, политинформации - дежавю какое-то.
   Лично у меня такое впечатление сложилось, что вьетнамцы всё это, что мы им преподаём, знают уже, и слушают чисто из вежливости.
   В воскресенье нам устраивают проводы, рассыпаются в благодарностях, дарят каждому по хорошим японским часам, стол накрывают.
   Вы это, - Тхань предупреждает, - поосторожней будьте, вьетнамская кухня - она своеобразная, не каждому желудку впору будет. Так сложилось исторически, что всё немного сыроватое - дрова то у нас всегда в дефиците были, ну, как у вас в России ещё недавно совсем - мыло там, порошок стиральный. Так что вы, на всякий случай, всё это водкой рисовой специальной запивайте. Вот той, что в бутылках с синими пробками. Она противная, правда, но лекарственная очень.
   Сели за стол, закусок разных отведали: насекомые какие-то жаренные, колбаски полусырые, улитки всякие, фрукты-овощи незнакомые. Ничего, вкусно - даже под водку гадкую, лечебную.
   В конце трапезы блюдо фирменное организовали. Сперва всё убрали со стола, и на отдельной тележке новые ингредиенты доставили. Потом несколько русских самоваров дымящихся внесли, только самовары те усечены наполовину - без верхних составляющих частей. Самовары на стол поставили, и давай, в кипящую воду бросать всё, что на тележке находилось: куски мяса и курицы, улитки, лягушачьи лапки, головы змеиные, кусочки овощей, зелень всякую рубленную, яйца - большие и маленькие - разбивать.
   Дали вареву прокипеть - не больше минуты, и тут же давай по мискам поварёшками специальными фарфоровыми распределять. С этим блюдом справится - ох, как непросто оказалось. В смысле, водочные дозы увеличить значительно пришлось - еле потом до "Мерседеса" своего добрались. Похмелье потом утреннее было - не приведи Господь!
   Отдохнули пару дней в Ханое, в другую воинскую часть, снова на неделю повезли - с той же программой.
   И так два месяца - часов японских у каждого уже по семь штук набралось.
   - В чём тут дело - не пойму никак, - ворчит себе под нос Теплов, - вроде, разминировать нанимались, а, по сути - дурака валяем, водку пьём на халяву. Не нравится мне всё это.
   Накаркал, конечно, в конце концов.
   Приезжаем в очередную воинскую часть. Вроде бы, всё как всегда. Но, к концу недели, уже поздним вечером, вдруг стрельба нешуточная где-то в стороне от части послышалась. Забегали вьетнамские солдатики, засуетились, автоматы разобрали, строиться начали.
   А Тхань нам говорит:
   - На такой случай, товарищи офицеры, имеется запасной вариант. Сейчас мы вас отвезём на секретную безопасную точку, где вы эту заварушку и пересидите - не стоит вам в боестолкновении, без приказа дополнительного, участвовать.
   Отвезли нас на точку, в километрах десяти от части: несколько заброшенных блиндажей, траншеи старенькие, полузасыпанные, рядом - несколько пушек покореженных, ящики со снарядами. Вручил каждому из нас Тхань по автомату, запасному рожку, пайки сухие, рацию Теплову доверил, мне - бинокль неплохой.
   - Тут безопасно совсем, - говорит, и тут же - шёпотом, чтобы водитель не услышал, - С севера, видите - чёрный распадок? Наблюдайте за ним. Если пакость какая и придёт - то только оттуда.
   Сел в "Мерседес" и уехал.
   Стали мы обустраиваться на новом месте, пост наблюдения за распадком тем чёрным выставили.
   Подхожу к пушкам, кем-то брошенным - ба, да это тот самый комплекс, что мы когда-то на военной кафедре изучали: шесть орудий, по кругу установленных, от них - чёрные кабеля к "Уралу" с РЛС в кузове, в центре той окружности расположенного, идут.
   Четыре орудия разбиты совсем, а два - целые полностью, да и снарядов вдоволь.
   Посовещались мы с ребятами, и решили подстраховаться.
   Оттащили одну пушку направо от первоначальной позиции, метров на шестьсот, в кустах замаскировали на совесть, другую, тем же макаром, - налево.
   После я орудия тщательно на распадок тот нацелил, по обойме, четыре снаряда вмещающих, вставил - куда надо.
   Собрались перекусить, костерок крохотный развели, рацию включили - молчит зараза.
   Вдруг, со стороны распадка - негромкие выстрелы, судя по звуку - снайпер из нарезного ствола лупит. Юрец с головой простреленной рядом завалился, Теплов где-то вскрикнул негромко. Быстро все в траншею ближайшую сиганули, Юрку за ноги туда же стащили.
   С Юркой то всё, глаза уже закатились, не закрываются вовсе, а Теплов живой пока, но тоже плох совсем - в живот ему прилетело, хотя, в сознании полном.
   - Принять бой! - Приказывает.
   Сашка Маленький по траншее в одну сторону побежал, изредка из автомата одиночными в сторону распадка постреливая. Я - в другую, к пушке спрятанной.
   Добрался до орудия, на месте первого номера уселся, да и вдавил спусковую педаль изо всей силы. Пушка четыре раза гавкнула исправно, смотрю в прицел - над распадком столб дыма бурого поднимается, порядок - мы ещё повоюем.
   Возвращаюсь обратно, рация ожила:
   - Говорит генерал Кузнецов. Что там у вас происходит? Доложите обстановку.
   - На связи слесарь шестого разряда Петров, - докладывает майор Теплов, - Имеет место быть внеплановое боестолкновение. Отражаем атаку неизвестного противника. Имею одного убитого и одного раненого.
   - Из какого вооружения отражаете? - Генерал интересуется.
   - Задействовали старое зенитное орудие, - Теплов отвечает.
   На этом связь и прервалась. А, Теплов то, недоверчивый наш, так и не сказал генералу про вторую пушку!
   Через пять минут из распадка несуетливо миномёт заработал - взрыв, другой, третий.
   Нас то противник не видит, но позицию пушки стрелявшей засекли, видимо, раз за разом накрывают - конец орудию.
   Минут через двадцать перестали мины падать. Выглянул из траншеи, взглянул в бинокль - так и есть, на выходе из распадка чёрные фигурки шевелятся, в гости к нам, суки, собрались.
   Со всех ног, не таясь уже, ко второму орудию припустил. Заметили, огонь открыли, да не попали. Добежал до орудия, упал под прикрытия щита орудийного, и уже двумя руками педаль спусковую нажал. И эта пушка не подвела - исправно очередь выпустила - просили - получите.
   Возвращаюсь - опять рация ожила:
   - Генерал Кузнецов. Доложите - сколькими орудиями располагаете?
   - В настоящий момент к бою готовы пять орудий! - Браво зачем-то врёт Теплов.
   Опять рация отключилась.
   Через час вертолёт военный прилетел, пара бронетранспортёров с вьетнамским спецназом прибыли, Тхань на "Мерседесе" прикатил.
   Погрузились мы все в микроавтобус, включая мёртвого Юрца и перевязанного Теплова, да и отбыли в Ханой.
   Теплов по дороге умер. Перед смертью успел мне сказать:
   - Плохи, Андрюха, дела. Совсем плохи, раз такие подставы идут. Видно, Времена Смутные - на подходе.
   На следующее утро в Штаб вызывают, мол, жена из дома звонит.
   Срочно приезжаю, вдруг что случилось. А жена говорит в трубку:
   - Бросай всё, наплюй на эти деньги, возвращайся. И соскучились мы по тебе, и предчувствия у меня плохие - сегодня всё утро за нашими окнами какой-то тип, по виду - кегебешник, наблюдает. Да и полковник Мясницкий час назад звонил, интересовался как у тебя дела, странный у него голос был, нехороший такой...
  
   Написал я тут же рапорт о прерывания Контракта по семейным обстоятельствам, пошёл к начальству подписывать. Открываю дверь , захожу в кабинет, а там за столом массивным сидит наш сосед - гидростроитель Кузнецов - в погонах генеральских.
   Не отрывая взгляда от каких-то важных бумаг, взял рапорт, подписал, молча мне обратно протянул.
   С ребятами попрощался, вещи собрал, на такси в аэропорт уехал.
   Перед самым отлётом Тхань появился, в форме военной, с какими-то погонами важными, серебренную "хошеминку" вручил, в глаза не глядя, от имени Правительства Вьетнама поздравил, да и откланялся.
   А во Вьетнаме мне понравилось, вот заплатит Издатель гонорар за эту книгу, обязательно во Вьетнам поеду в качестве туриста добропорядочного.
   А в кого мы тогда из пушек браво палили - до сих пор точно неизвестно.
   Так, предположения одни, разноплановые.
  
  
  
   19 - Платон и Маркиза -
  
   Платоша в нашей группе студенческой самым странным был. И остальные, конечно, не подарки, те ещё оригиналы и морды непростые. Но Платоша.....
   Он у нас тяжёлой атлетикой занимался. И кроме разнообразного "железа" его вообще ничего не интересовало.
   Платон даже на лекции, в портфеле потрёпанном, гири и гантели с собой приносил.
   На перемене заходишь в туалет - все нормальные люди курят, или писают - на крайний случай, а рядом, в облаке дыма табачного, Платоша гирями своими жонглирует.
   И никаких тебе футболов, рыбалок, девчонок - только соревнования разные по поднятию тяжестей. И одевался Платон всегда - как чмо последнее.
   После окончания института он и распределился в соответствии со своими вкусами - в трест "Железодобыча".
   И, вдруг, слух прошёл - Платоша женился! И непросто женился, а на иностранке! И не просто на иностранке, а на итальянской Маркизе!
   Мать его, гаврика, насовсем!
   Взяли Платона за цугундер, в кабак самый шикарный затащили, хотя сперва метрдотель пускать его не хотел - за бомжа принял, и давай пытать:
   - Как, почему, зачем? И, поподробней, пожалуйста!
   Сперва Платоша молчал - как тот молодогвардеец. Но когда литр водки в него влили - разговорился, соловьём запел.
   Часа три, заикаясь, краснея и бледнея, историю своего падения рассказывал.
   Нудно и запутанно это у него получалось.
   Давайте, я своими словами перескажу.
  
   Прекрасная Маркиза по утру
   Загадочно в мои стучится двери.
   И сердце - словно сотня кавалерий
   Копытами колотит. На ветру
  
   Полощут стяги. Ну, и чья вина,
   Что сердце счастью все-таки не верит?
   А вдруг она бандитов привела?
   И можно это как-нибудь проверить?
  
   Осознавая, сколь сиё опасно,
   Я двери те открыл, и потому -
   О, господа!!! Как все-таки......прекрасно!!
   Прекрасную Маркизу..... - .....по утру!
  
   Надеюсь, пояснений и дополнений, каких - не требуется?
   Вот и ладушки.
   Я всегда знал, что вы ребята доходчивые и сообразительные.
  
   Но, чу, слышу ропот непонимания, возмущённые вопросы раздаются:
   - А к чему байка эта? В чём, собственно, соль?
   Самым продвинутым и понятливым, всё же объясняю.
   А не было никакой Маркизы, да и быть не могло.
   Придумал её Платоша, да и слухи о своей женитьбе - сам же и распустил бессовестно.
   Но мы на него совсем и не обиделись.
   Потому как, у каждого человека, проживающего на этой Планете, непреложно имеются всего два Права, отнять которые у него никто и никогда не сможет, сколь не старайся, -
   Право на Мечту, и Право на Надежду, сколь экзотичными и эфемерными эти особы не были бы.....
  
  
  
   20 - Звезда, Вы - Сникерс? -
  
   Из Вьетнама опять через Москву лететь пришлось. Около стоянки такси Генку Банкина, друга закадычного, неожиданно встречаю - обнялись, конечно, разговорились. Генка из Тюмени по делам семейным в Белоруссию следовал, да в Москве хотел на сутки-другие задержаться - по магазинам разным побегать, шмоток всяческих для родственников накупить. Да и мне надо в Москве один неприметный особнячок посетить, за поездку зарубежную отчитаться, деньги причитающиеся получить.
   Поехали в какую-то шикарную гостиницу, номер двухместный сняли, вещи только забросили да и отправились в гостиничный ресторан - встречу неожиданную отметить.
   Выбрали самый шикарный столик у окна, с видом на столицу, заказ сделали - средней скромности.
   Сидим себе, базарим, выпиваем, не торопясь, на Москву любуемся.
  
   Замоскворецкая Москва
   Заре навстречу улыбнётся.
   А после - мерзко рассмеётся,
   Считая злато в закромах....
  
   Генка мне байки про Тюмень на уши вешает, я ему - про Вьетнам, соответственно. В зале относительно тихо, по раннему времени меньше половины столиков занято.
   И вдруг, оживление какое-то среди посетителей, разговоры громкие, восклицания:
   - Да он это, точно он, Пупкин - собственной персоной!
   И действительно, в зал величественно так входит молодой здоровенный мужичина с лохматыми волосами до плеч, зал неторопливо оглядывает, метрдотелю, хлыщу седому, пройдошистому, что-то негромко втолковывает.
   - Видел я где-то этого Пупкина, определённо - видел, - говорю.
   - Так в телеке и видел, - Банкин объясняет, - Он, Пупкин этот, по телеку песенки разные поёт, а сзади него всегда ещё девчонки полуголые скачут. Всё это называется - "шоу". А песенки то - дрянь полная, ни о чём они совсем.
   Метрдотель тем временем к нашему столику подходит, и вежливо так, с подходцем:
   - Господа уважаемые, а не могли бы Вы за другой столик пересесть? Вот за тот, - рукой показывает, - А за это, от нашего заведения - бутылка "Шампанского".
   - Не, - Генка заявляет, - Мы это пойло кислое не пьём - врачи не велят, да и место нам нравится - Москва как на ладони.
   - Вы наверно не поняли, - не сдаётся седой хлыщ, - Это место всегда господин Пупкин занимает, когда наше заведение посещает. Так что - уважьте, пересядьте, а "Шампанское" мы на коньяк армянский заменим, пятизвёздочный.
   - Заманчивое предложение, - вступаю в игру, - Но кто же такой этот Пупкин, что за исполнение его желания коньяк дорогущий дарят? Нет, что он песенки всякие поёт - я знаю. Но разве это повод перед ним на цырлах бегать? Я вот тоже, когда выпью - спеть много чего могу, да и товарищ мой не откажется.
   Банкин в знак согласия кивает головой.
   Метрдотель печально улыбается, он уже всё понял - не разрешится ситуация по мирному, ну, никак не разрешится. Но статус то свой надо отрабатывать? Поэтому негромко продолжает:
   - Господа! Я никоим образом не сомневаюсь в ваших вокальных способностях. Но всё же, Вас просит о совершенно крохотном одолжении Звезда российской эстрады. И не просто Звезда - а Звезда Первой Величины!
   - Звезда? - Громко удивляется Генка, - Но, позвольте, звёзды, те, которые просто звёзды, с маленькой буквы, они - просто светят. Освещают, в Чёрной Вселенной, пути межзвёздным кораблям, вокруг них ещё планеты разные вращаются. Они не ругаются матом, не куражатся, не изменяют жёнам, не издеваются над прислугой. Эти звёзды, я в этом совершенно уверен, - добрые, тихие, и главное - скромные. А Ваш визави мне что-то другое напоминает. Что же? - Банкин задумчиво морщит лоб, - А, вот, к примеру, знаете Вы что из себя Сникерс представляет, батончик шоколадный? Взяли немного орешков разных, прочей ерунды, шоколадом щедро залили, в блестящую бумажку завернули, рекламы разной везде везде надавали - и понёс народ денежки в кассу, и понёс! Так что, может этого молодого человека правильней будет вот так называть - Сникерс Пупкин?
   В зале повисает абсолютная тишина, лишь слышно, как Пупкин скрипит зубами от нешуточной ярости, и шаги осторожные - это два облома-телохранителя Звезды плавно начинают продвигаться к нашему столику.
   Подхватываю эстафету:
   - А что, братья и сёстры, а Геннадий-то прав! Представьте себе анонс телевизионный:
   " Сегодня вечером - праздничный концерт! Наше праздничное меню предлагает Вам эксклюзивные блюда! В качестве салата - Сникерс-Группа На-На! На первое - Брутальный Сникерсище! На горячее - Сникерсная Великая Королева! На десерт - Крошка Сникерс-Гей! На подпевках - многочисленные Сникерсята, Сникерсушки, Сникерсдяди и Сникерстёти! Не пропустите!"
   Как Вам, господа? Ведь - классно?
   В зале раздалось чьё-то испуганное оханье, чей-то глупый неудержимый смех.
   Обломы-телохранители уже вплотную придвинулись к нашему столу, застыв на низком старте, в ожидании команды: "Фас!".
   Банкин ловко вскакивает со своего места, хватает в руки массивный стул и, недвусмысленно нацелясь им в огромное панорамное стекло, ледяным, абсолютно трезвым голосом, произносит:
   - А ну-ка, отошли, козлы драные, подальше. А то такой скандал сейчас закачу - век не отмоетесь.
   - Назад, мальчики, уходим, - шипит позеленевший от злости Пупкин, - Мы с этими - потом посчитаемся, по-другому.
   Поле битвы осталось за нами - как же иначе?
   Погорячились мы с Генкой, конечно, - не все люди, на сцене выступающие, Сникерсами являются. Далеко не все. Ну, у кого язык повернётся "Сникерсом" Юрия Шевчука назвать, Костю Кинчева, Гарика Сукачёва, Андрея Макаревича, Земфиру?
   Есть - Сникерсы, а есть - Артисты.
   В чём разница? Ну, это просто совсем.
   Сникерсам, что главное - публике понравиться, заинтересовать её чем, чтобы та публика денежку регулярно в кассу несла. Для этого и маркетологов можно нанять - а что там, на рынке культурных услуг востребовано? Что продаётся - на Ура? Надо про любовь несчастную спеть? Споём - в три глотки! Надо - пукнуть? Без вопросов - в три жопы!
   А, Артисту Настоящему, эта зрительская любовь - второстепенна вовсе.
   Артист старается Зрителя своего предостеречь от всякой гадости, совет какой полезный дать, может, даже - научить чему-то, спросить:
   - Так ли Вы, ребята, живёте? Тем ли - ценностям поклоняетесь? Куда - путь свой держите? Правильный ли этот путь? Может, там засады впереди - за каждым кустом, или углом каждым?
   Вот в этих подходах - и разница между ними: одни - Артисты, другие - Сникерсы.
  
   Посидели мы с Генкой ещё с часик, выпили, в конце даже песенку сердечную затянули:
  
   Ты скучаешь, падает дождь с неба,
   Между нами - вьюги и метели.
   Заблудились домики под снегом,
   Словно - белые медведи.
  
   Заплутали мишки, заплутали,
   Заблудились в паутинках улиц,
   И к Большой медведице - как к маме,
   В брюхо звёздное уткнулись
  
   Пацаны, прошу - не гомоните.
   Мы как мишки - заблудились где-то.
   Ждут нас недочитанные книжки,
   Жаркие безумные рассветы.
  
   И пускай - кругом пурга и стужа.
   И пускай - сомненья ветер носит.
   Пацаны, мы всё-таки вернёмся -
   В раннюю Весну, и даже - в Осень...
  
   Не дали песню допеть, сатрапы дешёвые, волки неполноценные, не дали! Раз - и рука на плече тяжёлая лежит, два - и голос казённый раздаётся:
   - Товарищи, пройдёмте с нами. Вы задержаны - за нарушение общественного порядка.
   Это два сержантика молоденьких за нашими спинами стоят, белозубо улыбаясь и дубинками резиновыми о ладони вежливо постукивая.
   Не иначе Пупкин, Сникерс недоделанный, настучал.
   В отделении усталый пожилой капитан первым делом начал наши документы пристально изучать:
   - Значится, товарищ Банкин, тюменский Вы наш буровик, в Белоруссию следуете? Торопитесь, небось? Ан нет, не получится ничего! Придётся Вам на пятнадцать суток в столице Родины нашей задержаться. Московскому народному хозяйству здоровые неленивые работники - страсть как нужны. Улицы там подметать, или сортиры общественные до блеска зеркального начищать.
   Генка хотел было тут же в спор за правду ввязаться, да я те попытки пресёк безжалостно, сильно его по щиколотке пнув.
   А капитан, тем временем, уже мои документы просматривает.
   - А это что ещё за дела? - Спрашивает, - Что это за "ЗарубежСтрой" такой? И почему на командировочном удостоверении печати военные стоят? "Генерал-лейтенант Кузнецов"- кто это?
   Протягиваю я тогда капитану визитку непрезентабельную, что мне перед поездкой во Вьетнам в особнячке одном неприметном вручили - на крайний случай.
   Прочёл капитан то, что на визитке было написано, побледнел, со стула приподнялся.
   - Что же Вы сразу то не объяснили - в чём дело, - говорит расстроено.
   Вышел куда-то на минутку, видимо позвонить. Возвращается, извиняется, улыбаясь заискивающе, документы нам протягивает.
   - Извините, - говорит, - Ошибочка вышла, следуйте, товарищи офицеры, по своим делам беспрепятственно.
   Выходим с Генкой на улицу, и двухсот метров от отделения не отошли, сзади - визг тормозов. Останавливается чёрная иностранная машина, из неё псы пупкинские вываливают.
   - Ну, что, - говорят, - Приплыли, голуби? Сейчас вот и посчитаемся за всё.
   Бой мы, конечно, приняли. И не то чтобы его проиграли, но досталось нам гораздо существеннее, чем нашим противникам.
  
   Идём мы с Банкиным по улицам московским, раны зализываем.
   А вокруг суета: бабки на каждом углу всякой всячиной торгуют, напёрсточники через каждые пятьдесят метров сидят, пацаны крепкие в чёрных кожаных куртках по делам своим тусуются - туда сюда.
   А и в правду - Смутные Времена наступили.
   Теплов-покойник накаркал, не иначе.
  
   Теоретики мутные,
   От скуки страдающие,
   Придумали Времена Смутные.
   Спасибо, Товарищи!
  
   И радовались сперва все, вроде.
   Но на исходе ночи
   Зазвучали в городе
   Автоматные очереди.
  
   Практики, жалости не знающие
   Пришли - спасибо, Товарищи!
   Бурные овации:
   Получите - деградацию нации!
  
  
  
  
   Третий раздел.
   Бродили мы - по Свету...
  
  
  
   01 - Сашенька Волкова -
  
   Если Мишель что решил, значит - так тому и быть. Упрямства в нём - куда там ослу самаркандскому, отдыхает - братишка.
   Если решил портвейн в заброшенном заводском цеху разливать - значит, будут там его бывшие местные слесари и фрезеровщики разливать усердно, а Абрам Моисеевич - сбыт эффективный настроит - куда же ему деваться.
   Если решил банк собственный открыть - значит, куча народа, к финансам отношение имеющая, к этому процессу привлечена будет.
   Один пожилой банкир в отставке (то есть - уже на пенсии) дал Мишелю дельный совет:
   - Ты, - говорит, - С монстрами финансовыми не связывайся, пробросят они тебя - оглянуться не успеешь. Ищи таких же, как ты сам - "волчат молодых", да ранних. Только с равными себе кашу эту банковскую вари.
   По наколке того же банкира, Мишель с супругами Волковыми и познакомился.
   Они небольшую розничную торговую сеть имели, недвижимостью потихоньку занимались, автомобилями иностранными, подержанными приторговывали.
   Волковы сами в наш офис на встречу и пожаловали. Для солидности Мишель, со своей стороны, меня позвал, Димона Покрышкина и Абрама Моисеевича.
   Марк Волков - мужик простой совсем, "семь-на-восемь, восемь-на-семь", тот ещё субчик, в прошлом - Мастер Спорта по боксу. Говорит медленно, веско, никуда не торопясь. Смотрит из-под лобья, своими жёлтыми глазищами - чисто волк матёрый. Одет - во всё чёрное-кожаное, все руки - в наколках синих.
   А жена его, Сашенька - чисто ангел, без крыльев разве что.
   Эфемерная такая, платиновая блондиночка - с огромными зелёными глазищами и манерами выпускницы Смольного института - для дам благородного происхождения. Тургеневская барышня - одним словом.
   Посидели, познакомились, под хороший коньячок о реалиях современного русского бизнеса поболтали, мироощущениями (по Мишелю) обменялись. В конце, разговор как-то, совсем случайно - ведь с нами дама - о поэзии зашёл. А что, мы тоже не лыком шиты, знаем кой чего. Но, Сашенька! Она нам часа два стихи читала - Ахматову, Цветаеву, Есенина, Мандельштама, Рубцова....
   В конце, прощаясь уже, предложила любезно:
   - Мальчики, а давайте в ближайшую субботу - поедем на горных лыжах кататься, в Коробицыно уже трассу открыли. Поехали? Если кто не умеет - мигом научу.
   Дар убеждения у неё был, может быть, и не такой, как у Мишеля, но всё же - через пять минут все согласились, хотя на лыжах горных никто и не стоял ни разу.
   Едем: я с Димоном на - "Жигулях", Мишель с Моисеечем - на Ауди подержанной.
   На условленном перекрёстке с Волковыми встречаемся: Марк, как и полагается по имиджу - на чёрном БМВ, Сашенька - на лазоревом "Мерсе".
   Приезжаем на место, выясняется, что все вокруг одеты в разноцветные специальные лыжные комбинезоны, даже приятели мои нужной одёжкой успели обзавестись.
   А Сашенька, в своем бело-голубом комбинезончике, вообще - Лыжная Королева.
   Один я - как лох чилийский: в джинсах, свитере, кожаной куртке, на голове - кепка старенькая. Могли бы и предупредить, гады.
   А гады, не то чтобы извинится, наоборот, подколами заниматься начали.
   Одна Сашенька - человек:
   - Не обращайте, Андрей, на них внимания. Чтобы они понимали в колбасных обрезках. Наоборот, Вы очень стильно выглядите - на общем фоне. Все - как попугаи - в комбинезонах импортных, а Вы - яркая индивидуальность, выделяетесь из серой массы. Я в следующий раз - тоже что-нибудь эдакое выдумаю.
   Стали кататься - абсолютно ничего особенного. Я детство своё на Кольском полуострове провёл, поэтому на простых беговых лыжах кататься неплохо умел, в том числе, и с горок крутых скатываться.
   И на горных этих лыжах - смог запросто, не такая уж и большая разница.
   Широким плугом, сильно не разгоняясь, тормозя на поворотах, раз-два - и спустился. Основная проблема - кепка так и норовила слететь.
   - Браво! - Сашенька кричит, - Молодцом! В следующий раз - быстрей попробуй.
   Пока я один раз вниз спустился - она уже два раза прокатилась.
   А мне быстрей и не надо, меня - и так устраивает.
   На подъёмнике поднялся, бугелем за трос зацепясь, кепку поглубже натянул - и по второму разу, также - никуда не торопясь.
   У Покрышкина с Моисеечем дела не заладились совсем - падают постоянно, в снегу вывалились как пятиклассники несчастные, промокли до нитки последней.
   А Мишель то ничего - способный, к вечеру уже катался вполне прилично, в смысле - быстро, и почти не падая.
   На обратной дороге к Волковым в коттедж заехали - посушиться-погреться у камина.
   - Отличная эта штука - горные лыжи! - Мишель заявляет, свой тощий зад в камин запихав, - Адреналин так и прёт!
   "О чём это он", - думаю, - "Что ещё за адреналин такой? И что за удовольствие - сломя голову с горы нестись, рискуя шею сломать? Если надо съехать - съедем, не торопясь, солидно, размеренно. Какой такой - адреналин?"
   С тех времён лет прошло - страшно подумать - сколько. А "про адреналин" я так и не въехал, что это за штука такая.
   Но, отвлёкся я что-то.
   В тот вечер Сашенька нас всех опять удивила: на гитаре играла всякое - даже Моцарта, романсы старинные пела проникновенно, бардовские песни.
   И разносторонне образованной оказалась - все полки в каминном зале книжной классикой заставлены: Толстой, Чехов, Бунин, Тургенев, Стендаль, Гёте.....
   Через две недели опять на горных лыжах кататься поехали. И не обманула Сашенька - оделась в стиле (это она сама объяснила) - "парижский клошар": штаны широченные, с мешком на заду, курточка какая-то бархатная, ремнём военным подпоясанная, шарф красный - длинный-длинный, кепка вельветовая - с козырьком гигантским.
   А каталась, как всегда - лучше всех, под зрителей аплодисменты.
   Проходит какое-то время, Мишель с Волковым решают: открывать собственный банк - время ещё не пришло. Больно много банкиров этих убивают - каждый день практически: и крупных, и мелких, и Председателей Правления, и Зампредов, и просто - клерков всяких.
   А вот денег Марк у Мишеля занял: в баксах, естественно, в количествах немалых, под пятнадцать процентов в месяц, на пол года.
   Надо было Волкову очень - магазинов Приватизация в Питере тогда началась - по закрытым аукционам.. Закрытые аукционы, это - когда все желающие на листе бумаги цифры пишут, сколько за данный объект денег дать согласны, в конверт лист тот помещают, заклеивают конверт тщательно, опечатывают - в Комиссию сдают, а Комиссия - в сейф этот конверт прячет, при свидетелях - под семь замков и запоров.
   Кто денег больше пообещает - тот магазин, в конечном итоге, и забирает.
   Только Волков, при этом, всегда свою заявку последним подаёт, загодя зная - все цифры и суммы, конкурентами написанные на тех листах секретных.
   Ничего необычного - обычный Бизнес, как в книжках иностранных учили.
   Прошло шесть месяцев, а денег отдать Волковы и не могут - всё в деле, аукцион - за аукционом следует, и конца им не видно. Нельзя цепочку прерывать.
   Вот Волковы Мишелю несколько магазинов и отдали - в качестве долга возврата.
   Дело то для "Аллес Гута" - новое совсем, поэтому Толстого Витьку и привлекли - дабы те магазины принять, и на баланс корпоративный поставить.
   Выезжаем с ним в один из магазинов, на сдачу-приёмку дел, а там - облом полный.
   Сидят две наглые толстые тётки, а при них два облома, и - на фиг, в наглую - посылают:
   - Наш магазин, - говорят, - А на аукцион ваш - плевали с горы высокой.
   И сами бы могли шушеру эту смести - в труху полную, но обязан должник сам подсуетиться - сдать объект в виде товарном.
   К Волковым в офис поехали. Самого Марка нет - по делам где-то бегает, а Сашенька - на месте, Толстый для неё и роз букет прихватил - девица то - мечта Поэта.
   Кофейку нам Сашенька налила, вежливо поинтересовалась:
   - Трудности какие, мальчики?
   Рассказали ей про трудности.
   Сашенька трубочку снимает:
   - Марфа Васильевна, - секретаршу спрашивает, - Вы Ласточку мою (это она про "Мерс" свой - лазоревый) пропылесосили уже? Ну, и хорошо. Я тут на пару часов отъеду. Там немцы приедут - извинитесь за меня - пусть уж подождут немного.
   Достаёт из сейфа пистолет чёрный, визуально - ТТ, обойму с патронами вставляет, в сумочку свою небрежно бросает.
   - Я готова, поехали! - говорит.
   Толстый - от стыда - чуть под землю не провалился.
   - Что Вы, Сашенька, - говорит, - Мы сами, оставайтесь, - не позорьте нас, право.
   - Ошибаетесь, господа, - Сашенька отвечает, - Ахматова - Ахматовой, Бизнес - Бизнесом.
   Этот магазин - мой объект, по объекту претензии - я отвечаю.
   Сперва, я спорить хотел - мол, извините, Сашенька, мы сами, да что Вы, - чёрт попутал!
   А потом - в глаза ей заглянул случайно: Боженька мой, спаси и пронеси! Нет там, в этих глазах ничего вовсе - пустота, и пустота ещё раз - культурно выражаясь. Волчицы дикие - отдыхают.
   Поехали, конечно, на разборку: мы с Витькой - на "Жигулях", Сашенька за нами - на "Ласточке".
   Приехали - Сашенька из сумочки пистолет достаёт, а сумочку - Витьке протягивает:
   - Витюша, мальчик мой - подержите - Христа ради!
   А сама, ловко так - дверь с одного удара ноги сносит - на фиг полный, затвор пистолетный передёргивает. Входит, от бедра стройного - два выстрела. Каждому облому - в ляжку, метко так. Обломы - застонали, на пол попадали сразу. А бабищи те - головы к коленям нагнули, поверх - руками накрыли. Напрасно всё - Сашенька тихонько к ним подошла - раз - два, пистолетной рукояткой - только мозги - в разные стороны.
   Ну, про мозги это я, конечно, загнул, но, сильно так саданула - до крови.
   - Ну что, мальчики, - спрашивает, - Акт "приёма-передач" будем оформлять, или - так разойдёмся? А Вы, Витя, - улыбаясь, - Не дарите мне розы - никогда. Я кактусы очень уважаю, коллекционные только - из Мексики, или какой иной - Патагонии.
   Села в свой лазоревый "Мерс" - да и укатила - по делам.
   А Толстый стоит - только сопли - по щекам текут.
  
   После этого случая, стал я Сашенькиного общества избегать старательно.
   Почему? Сам не знаю. Вроде взрослый уже мужик, не те ещё виды видавший, - но не могу её больше видеть - и всё тут, сломалось что-то. Без комментариев.
  
   Девушка с огромными глазами,
   Девушка прекрасная - как сон.
   Иногда - Ахматову читает,
   Под вечерний, колокольный звон.
  
   Над судьбою Овода - рыдает,
   Бунин и Толстой - на книжной полке.
   На гитаре - Моцарта играет.
   И Романс поёт - светло и звонко.
  
   А на утро - жизненная проза.
   И ТэТэшКу в сумку опускает
   Девушка, прекрасная - как роза.
   Девушка - с огромными глазами.
  
  
  
   02 - Нас - "эллевен"! -
  
   Когда первые мысли об иммиграции появились? Самые первые, наверное, - после поездки в Таиланд.
   Решили Новый 1995 год встретить - с ноткой оригинальности, какой-никакой - в местах экзотических, у моря тёплого.
   В экспедиционный корпус одиннадцать бойцов вошло: я, Димон Покрышкин, Абрам Моисеевич, плюсом - жёны и дети. Из детей - четверо - совсем малыши ещё, от четырёх до шести лет, и старшая над ними - Юлька, дочь Моисеевича от первого брака, ей тринадцать уже исполнилось.
   Улетали из Питера - минус двадцать на градуснике было, прилетаем в Патайю - плюс тридцать за бортом - красота!
   Рассаживаемся в огромном комфортабельном автобусе, который должен нас до гостинице доставить, но не едем пока - ждём чего-то, или - кого-то.
   Вдруг, наши жёны начинают активно носами вертеть - явно табачным дымком попахивает. А вот и виновники обнаруживаются: сидят себе два бритых субъекта южной внешности, в компании с двумя моделями - явно, не тяжёлого поведения, и дымят себе - что два паровоза.
   Жёны наши тут же смуту затеяли, стыдить хулиганов начали, мол, в автобусе - дети маленькие, нельзя здесь курить!
   Братки бритые - только смеются в ответ, шуточками отделываются.
   Приходится вмешиваться в ситуацию. Димон встаёт, и веско так, говорит:
   - На выход прошу, уважаемые, - "предъява" к вам нешуточная будет, серьёзная - нешутейная.
   И сам из автобуса выходит, и мы с Моисеечем - за ним следом. Через минуту и бритоголовые к нам присоединились, в чём, мол, дело - вопрошают.
   - Девчонок наших вы обидели, - Покрышкин заявляет, - И не просто так - "девчонок", а жён полноценных! Поэтому, по прибытию назад в Питер, на следующий же день - стрелку мы вам назначаем, в десять утра, как полагается - на Дворцовой площади, чтобы вы в городе нашем случайно не заблудились бы.
   А Абрам Моисеевич метра на три в сторону отошёл и с кем-то по мобиле громко треплется. Что характерно - на каком-то иностранном языке, ругается - судя по всему, недовольство изображает, руками размахивает.
   А Димка продолжает тем временем:
   - А может и прямо здесь - вопрос этот решим. Сейчас наш кореш с местным Смотрящим вопрос перетрёт - решение то и примем, бесповоротное.
   Стоят братки, ушами хлопают, взляд с Покрышкина на Моисеевича переводят - ничего понять не могут. Наконец, тот, что повыше, слово берёт:
   - Извиняйте, пацаны, действительно - косяк вышел. Случайно это, не со зла - обрадовались просто, что по левым паспортам за границу вырваться удалось. И перед жёнами вашими извинимся, и материально, если что, ответим. Не беспокойте только Смотрящего - по пустякам таким.
   Моисеич тут же телефон отключил, Димон - "предъяву" снял, о компенсации договорились - за счёт обидчиков сползать, "взрослым составом", в самый шикарный местный ресторан, а детям - игрушки всякие, в достойных количествах.
   Едем в автобусе, я тихонько так у Абрама Моисеевича интересуюсь:
   - А куда это ты, друг, звонил? И на каком языке - трепался?
   - В Израиль звонил, - Моисеич отвечает, - Тётке двоюродной, с Новым Годом поздравлял - на иврите, конечно. А что?
   Я только головой восхищённо покачал.
   Размещаемся в гостинице шикарной, пятизвёздочной, через десять минут всей дружной бандой, с воплями и визгом - лезем в бассейн. Плескаемся часа два, удовольствие - да и только.
   Утром выясняется, что до моря чистого, где купаться можно - километров пять, и добираться туда надо на специальных открытых мини-автобусах, водители на них - местные, но английский язык - понимают немного.
   Как назло - мы все, включая старшую дочку Моисеевича, немецкий в школе учили.
   Правда, сам Мосеевич несколько лет назад целый месяц на курсы английского проходил - да и бросил, по лени своей. Но, всё же - хоть так. Назначаем его - главным толмачом, тем более - иврит знает, полиглот - одним словом.
   Не подвёл Моисеич, смело к шофёру, около мустанга своего загорающему, подходит, и, доходчиво так - объясняет, сопровождая свою речь нехилой жестикуляцией:
   - Слышь, как там тебя, Маугли. Нас - эллевен! Отвези нас - нах Меер. Вифель костен дизе?
   Бедный таец улыбается, что-то лопочет, на пальцах пытается объясняться.
   Минут через пять становится ясно - тридцать батов (местные деньги) хочет.
   - Ноу проблем! Вери, вери - гуд! - Радостно соглашается Моисеич.
   Рассаживаемся в автомобиль, едем к морю.
   Вокруг - лепота несказанная. Белые домишки, сады цветущие, воздух - нектар божественный. Едем медленно - люди приветливые на встречу идут, улыбаются нам, руками радостно машут. И лица у всех - добрые какие-то, улыбки широкие - в России лиц таких и вовсе не увидишь, разве что, у депутатов - перед камерами телевизионными.
   А Моисеич, он же коммерсант - до мозга костей, решил водилу всё же "развести" немного.
   - Слышь, Маугли, - говорит, - У меня с умножением - всё в порядке: тридцать на эллевен умножить - триста тридцать батов ваших будет. Но, сам посуди - с нами чилдернов, вери вери кляйн, - целых фюнф штюк. Полагается дисконт? Натюрлих! Поэтому, вот, держи - триста бат, и - гоу хоу, ауффидерзен! Ит из рили?
   Шофёр совсем прибалдел, на деньги смотрит удивлённо, бормочет что-то извинительное.
   Потом отошёл немного, вежливо помог женщинам и детям из машины выбраться, в кабину быстро запрыгнул, да и как дал газу - только покрышки, словно поросёнок тот резанный - завизжали.
   - Что-то тут не так, - Димон Покрышкин задумчиво говорит, репу почёсывая.
   И точно - не так. Стоят под ближайшей пальмой, в тенёчке, вчерашние бандюганы, за бока держаться. Тот, что пониже - через смех поясняет:
   - А мы то вчера ещё и засомневались, а вдруг вы - барыги - в натуре? А сейчас то понятно окончательно стало - пацаны честные. Вместо тридцати батов - триста отдать? Это - по приколу, молодцы - знай наших!
   Моисеич, конечно, загрустил - позор, то, какой - для Коммерческого директора, так лохануться. Часа два ни с кем не разговаривал, дулся на весь белый свет.
   Но в море теплейшее окунулся, пузо на солнышке погрел - успокоился, вроде. И, мало того, реабилитироваться решил - в глазах общественности.
   Идёт по пляжу пожилой таец, корзинку с товарами тащит, потом обливаясь. Засёк его Моисеич, к себе подзывает:
   - Комм цу мир, Маугли! Комм!
   Товары предлагаемые рассмотрел внимательно, решил - к кожаному портмоне приценится. Рукой на голове рога изобразил, строго спрашивает:
   - Дас ист - Му-уу? Одер - как?
   Таец в тему сразу въехал.
   - Ноу, мистер, ноу - Му-уу! Ит из - крокодайл!
   Спорили - минут сорок. Таец - сто батов хотел, Моисеич - сорок предлагал, на пятидесяти - сошлись.
   - Вот так с ними надо, - гордо вещал Моисеич, - Русского еврея обманывать вздумали, уроды! У-у, жиды тайские, я вам ещё покажу!
   Только напрасно он радовался.
   Возвращаемся с пляжа, Танька Покрышкина и говорит, в витрину ларьку непрезентабельного пальчиком тыкая:
   - Моисеич! Присмотрись, а не твой ли это бумажничек в витрине лежит?
   Присмотрелись - один-в-один, только стоит - двадцать батов.
   Совсем Моисеич заскучал, двое суток ходил - как в рот воды набравший.
   А потом - всё же отыгрался - по полной.
   По вечерам в Патайе проблема одна серьёзная существует - трудно очень, невозможно просто, с одной стороны центральной улицы на другую перейти: страшный поток транспортный в обе стороны идёт - мотоциклы, мопеды, немногочисленные автомобили, рикши разнообразные - "мото" и просто так. А светофоров то - и нет совсем. Очень редко регулировщик появляется - в белой рубашке и в белых шортах, в белом же опять шлеме - на голове. Вот регулировщика этого - тайцы только и слушаются - беспрекословно.
   На этом Моисеич и решил сыграть - купил в ближайшем магазине весь белый набор целиком, шлем пробковый включая. Шлем, конечно, и не такой совсем, как на регулировщиках, но издали, вечером - сразу и не отличишь.
   После этого у нас проблем с переходом улиц в вечернее время больше и не было. Собираемся на променад, Моисеич свою "форму" напяливает. Нужно улицу перейти - он руку поднимает, величественно на середину дороги выходит - весь транспорт в мёртвую встаёт. Всё же русские люди, пусть - и еврейской национальности, - очень сообразительны и находчивы.
   Тут проблемы другого рода начались, дети то - маленькие совсем, непривычна им гостиничная кормёжка, заныли дружно: " Манной каши хотим, щей - бабушкиных, пельменей...". Что делать?
   Случайно узнаём - есть в Патайе "Русский" ресторан. Нашли - обалдеть просто!
   Действительно, отличная русская кухня, настоящая - и в Питере такую - ещё поискать надо. И кислые щи, и пельмени (в том числе - из мяса крокодила), блинов одних - тридцать видов, каша гречневая томлёная, уха "монастырская" - тройная; ну, и пиво-водка - всё наше, русское, самолётами (контрабандой, конечно) доставленное.
   И взрослым понравилось, а детям - слов нет.
   Наступает тридцать первое декабря, в отеле - вокруг бассейна - накрывают праздничный стол, предпочтения на котором отданы блюдам тайской кухни.
   В десять вечера, по местному времени, садимся на заранее обозначенные места, смотрим тайское шоу, потихоньку выпиваем-закусываем. Русских за столами - процентов двадцать, не больше. Остальные - шведы, финны, немцев - больше всех, американцы и японцы присутствуют.
   Неожиданно наши детки поднимают настоящий бунт, не нравятся им экзотические блюда.
   - Пельменей! Пельменей! Сосисок! Пирожков - с капустой! - Скандируют.
   Делать нечего - в ресторан "Русский" позвонили. Через пол часа всё доставили непременно, дети покушали от пуза - спать запросились. Отвели их жёны наши на боковую, вернулись.
   Через пять минут - Новый Год наступил, фейерверки шикарные в небо взлетели.
   И какой только меня чёрт дернул?
   - Ура!!! - Радостно закричал, да и в бассейн, не раздеваясь, плюхнулся. А за мной и остальные, и мужики и, девчонки - в платьях вечерних, дорогих. Короче - все русские в бассейне том оказались. Плавают, целуются друг с другом, с Новым Годом поздравляют.
   А иностранцы все - вокруг бассейна выстроились, камерами жужжат, цокают языками восхищённо, но ни один из них в бассейн тот не прыгнул, - куда им, слабо.
   Что бы там ни говорили, но, русские - они фору любому дадут. Нам что в бассейн, в одежде дорогущей, прыгать, что на дот какой - в ватнике потрёпанном - разницы никакой, по большому счёту. Завидуйте - недомерки!
   С утра, правда, нестыковка вышла. В холл выходим, на пляж, в очередной раз, поехать собираясь, а там - экран телевизионный, размера устрашающего стоит. И народа вокруг него - не протолкнуться. Нас зрители увидели - расступились, словно по какому-то приказу незримому. Подходим, смотрим - а на том экране Чечню демонстрируют - танки под Грозным факелами горят. А иностранцы пальцами на нас показывают - вот, мол, они - русские, вот - они! Ладно, стерпели, зубами поскрипев, - может быть оно - и по делу.
   Много чего ещё с нами за эти две недели случилось: и в полицию некоторых, по глупости их же, забирали; и вытаскивали их оттуда - скрытые резервы используя, и эстонским неонацистам - морды били нещадно, но - опустим эти истории, ничего там интересного, по сути, не было, так - дурь одна, да стечение обстоятельств.
   А вот один эпизод - всё же расскажу.
   В самом уже конце - лежим себе на пляже, загораем напоследок - уже даже кремом "от загара" и не мажемся совсем - за ненадобностью полной.
   Подгребает таец: в годах уже, солидный до невозможности - в костюме, в галстуке, на голове немытой - котелок чёрный, модный - лет пятьдесят тому назад. Начинает Моисеичу что-то втулять активно, только некоторые слова воспринимаются: " Тота, хайратен, мани, гёрл, рили, айм ниид....".
   Ладно, пошёл я по пляжу, русскую девицу нашёл, которая по-английски понимала, помочь попросил.
   Девица помочь согласилась, подошла к тайцу этому, послушала его лепет, засмущалась, покраснела даже, и, спотыкаясь на каждом слове, переводит:
   - Он - очень богатый таец. У него - два скутера водных - в собственности, и, ещё три - в лизинге. А жена - умерла недавно. Он - страшно одинок. И нуждается - в женском обществе. А дочь Ваша, - девица на Юльку тринадцатилетнюю кивает, - ему очень понравилась. Он женится на ней хочет, по честному. Готов даже половину своего имущества на неё - при бракосочетании - записать. Спрашивает - как Вы к этому предложению относитесь?
   Подумал Абрам Моисеевич - недолго совсем, и говорит:
   - Переводите, пожалуйста, дословно. Лично я - только "за". Иметь в Таиланде богатого родственника - я не против. Но - есть религиозные препоны. Без разрешения раввина - ничего сделать не могу! Пусть мой будущий, глубокоуважаемый мною, зять - по этому адресу, - и визитку свою протягивает, - Подробный запрос отправит - с указанием всех хотелок и нюансов. А дальше - как раввин скажет. Девица всё тщательно перевела, икая от удивления, таец всё выслушал - головой покивал, понимание демонстрируя.
   И что Вы думаете? В Питер возвращаемся, месяц ещё не прошёл - письмо толстенное из Таиланда приходит, от жениха тамошнего: полное жизнеописание - на английском, фотографии его - в детстве, отрочестве, юности, зрелости, и - каждого члена семьи - до пятого колена включительно. Так-то - вот.
   Вот тогда - первые мысли об иммиграции и появились. Живём - как свиньи какие, кругом - на улицах, в парадняках - грязь противная. Климат - не приведи Господь: дожди, снег - опять дожди паскудные. На улицах: либо бомжи - матом ругающиеся, либо - братки кожаные, на том же языке говорящие. Да ещё по телеку НТВ предрекает - не изберут Ельцина на второй срок, снова коммунисты к Власти придут - мыльте мылом зады свои усердно, господа и товарищи!
   А там, откуда только что вернулись, - море тёплое, чистота, люди доброжелательные, улыбчивые - Рай земной - в натуре, образно так - выражаясь.
   Сели мы как-то с Моисеевичем (Покрышкин тогда по делам срочным - в Казахстан отъехал) в ресторане китайском - за неимении тайского, - логическое мышление задействовали. А какого, собственно - хрена: Не пойти ли всем - куда подальше? Решили - к миру этому внимательно присмотреться, а если где понравиться - иммигрировать туда, ностальгией будущей, при этом, - пренебрегая.
   Жена Моисеевича моей звонит:
   - Твой то - как? Живой - футбол по телеку смотрит? Зенит - Спартак? Ну, надо же! А мой - пришёл, ванну горячей водой наполнил, сложил туда всё: костюм, рубашку, носки, ботинки, да и спать тут же, на пороге лёг. Говорит: "Всё - по фиг - мы намедни, третьего дня, иммигрируем из этой страны - навсегда!". И как это понимать прикажите?
   А моя то, девица мудрая, в смысле - и не дура совсем, отвечает;
   - Похоже, мужики наши действительно - в иммиграцию намылились. Что ж тут сделаешь? Не бросать же их - бедолаг? Придётся - компанию составить.
  
   Иммиграция - предательство?
   Или - ловля приключений,
   Взрослыми мальчиками,
   Под ветер - весенний?
  
  
  
   03 - Барселона - город меж зелёных волн -
  
   Так уж случилось, что первым вариантом будущей иммиграции - Барселона рассматривалась. У Абрама Моисеевича там троюродный знакомый двоюродного дядьки проживал, на фирме, плитку керамическую производящей, менеджером трудился - за поставки продукции в Россию отвечал.
   Созвонились, объяснили ситуацию.
   - Приезжайте, - говорит, - Встречу, покажу всё - во всей красе.
   Мне ещё в самолёте всё понравилось. Самолёт круг над Барселоной делает - в иллюминаторе - красота неописуемая: зелёное море, порт - как на ладони, яхты всякие, корабли серьёзные - океанские.
   Прилетаем, с трапа самолётного спускаемся, а воздух то - родной, привычный, пахнет - Россией, и всё тут. Как такое может быть? Но факт фактом остаётся - именно Россией пахло, гадом буду.
   В гостиницу приезжаем - и тут всё привычное - факс от нашего тур-оператора потерялся куда-то. Часов пять промурыжили у стойки, нашли всё же, в конце концов - завалился за ксерокс. Всё как у нас - один-в-один.
   Утром по городу пошли гулять. Красивый город - слов нет! Не буду я Вам про это рассказывать, будущие впечатления портить не хочу - приедете как-нибудь в Барселону - сами всё увидите.
   Одна Ля Рамбле - улица (или - проспект?) Барселоны центральная - чего только стоит.
   Если по ней погулять вдумчиво, не торопясь, всяких разных знаменитостей можно насмотреться - до тошноты серьёзной. Мы там и Алена Делона - в сопровождении трёх телохранителей - лицезрели, и самого Черномырдина - в сопровождении жены - наблюдали.
   Зашли в кафешку - по бокалу вина испанского за приезд выпить, ба, - Сашенька Волкова идёт, брильянтами сверкая, - под ручку с самим Хулио Иглесиасом. Нас увидала, заулыбалась, Хулио того в щёчку поцеловала, распрощалась, ручкой помахала.
   Подошла, поздоровалась ласково, и давай с нашими жёнами трындеть о глупостях разных: о шмотках, ценах, моде, кинопремьерах всяких.
   А Моисеевич, морда нетактичная, возьми Сашеньку и спроси в лоб:
   - Александра, - говорит, - а вот этот самый Хулио, он что - Ваш друг сердечный?
   Сашенька от неожиданности даже пятнами пошла.
   - Вы что такое говорите, Абрам Моисеевич, - вопрошает, заикаясь слегка, - У меня - сердечный друг? Ну, вы даёте, право! Вы Волкова моего знаете? А чего же тогда - глупости говорите? Он, если что - весь мир окружающий - на части составные разберёт, и не поморщится вовсе. Так что - "сердечные друзья" - это прерогатива женщин простых, обычных. А я - Волкова! Мне ошибаться - по статусу не положено.
   Поболтала ещё немного - под сигаретку с ликёром, а, прощаясь, всё же попросила, чуть-чуть смущённо:
   - Вы, камрады, всё же, когда в Питер вернётесь, не говорите Волкову моему, что я старпёра этого испанского - в щёку целовала. Бережённого - Бог бережёт. А то лишится Мир в одночасье своего певца знаменитого - меня потом совесть затерзает.
   Вышла из кафе, села в "Мерс" - кабриолет, лазоревый - опять же, да и умчалась в неизвестность. До чего же мир тесен!
   Дождались Николая, Моисеича знакомого, пошли дальше по городу гулять.
   У станции метро цыганки стоят - гвоздиками торгуют. Нас увидали, заулыбались, зачирикали о чём-то своём. Самая из них старая - моей жене корзину цветов протягивает, с поклоном.
   Ну, думаю, это - как у нас в России, - разводка на деньги. Оказалось - не прав был, действительно - подарок от души. Николай переводит:
   - Спасибо, вам - русские! Барселона - тридцать седьмой год! Мы - всё помним!
   Чуть на слезу меня, даже, не пробило - от гордости за Родину нашу.
   Поблагодарили, тех цыганок, дальше пошли. Спрашиваю я у Николая:
   - А откуда они узнали - что мы - русские?
   Тот только плечами пожимает:
   - А кто их знает? То ли - по мордам, то ли - по ботинкам.
   Вечером повёл нас Николай "ночную" Барселону показывать.
   Зашли в один кабачок, плотно так народом забитый - еле места свободные нашли. Кругом весело, все кричат, руками размахивают, кто-то танцует, кто-то в дартс играет, в углу и вовсе - в домино стучат. Непринуждённая такая атмосфера царит - не то, что у нас, никакой тебе чопорности, никакого выпендрежа друг перед другом.
   Тут ещё народ ресторанный просёк, что мы - русские, все обниматься полезли, и давай - угощать нас, чем попало. Оказалось, что Игорь Корнеев, который тогда за "Барселону" играл, гол намедни забил, по этому поводу и все остальные русские - герои.
   - Здесь, в Испании, - Николай нам рассказывает, - Рестораны и кафе - это часть культуры,
   своеобразные клубы по интересам. Вечерняя жизнь в этих заведениях часов в девять вечера начинается, и длится - практически до трёх-четырёх утра. И это притом, что день рабочий у многих уже в шесть-семь утра начинается. Когда испанцы спят? Впрочем, ещё сиеста есть - дневной послеобеденный сон. А сидеть весь вечер, или там - всю ночь, в одном и том же кабачке - здесь не принято. В одном посидел часик: вина белого попил, хамоном закусил, в дартс поиграл - в другой ресторанчик пошёл. Там - красного вина попил под орешки фисташковые, с друзьями о футболе потрепался, попел под караоке, дальше порулил. Некоторые за ночь больше десяти заведений посещают. Кстати, в будние дни здесь мало кто дома готовит, все по кафешкам и ресторанчикам питаются. Зато в выходные - обратная картина. Практически все забегаловки, кроме тех, что туристов призваны обслуживать, закрыты напрочь. Всё потому, что у испанцев заведено - в выходные обязательно в гости к родственникам ближайшим ходить, или наоборот - родственников тех у себя принимать. Испанцы всякие старинные Принципы и Традиции - чтят старательно, на полном серьёзе. Кстати, о ресторанах. Тут один продаётся, не желаете - приценится?
   Ясное дело - желаем. И вообще, - мне в Барселоне с каждым часом пребывания в ней - нравилось всё больше и больше.
   Назавтра - пошли ресторан, на продажу выставленный, смотреть. Почётное заведение - единственный во всей Барселоне баскский ресторан. Называется - не выговорить совсем, с баскского языка на русский переводится - как "Копчёный".
   В холле фотографии развешены - спортивные национальные развлечения басков: поднятие валунов гигантских, стрельба из арбалета, игра во что-то, смутно напоминающее лапту. А официанты - вообще, полный отпад: у одного пятно родимое, здоровенное - ровно по середине лба, у другого - шрам багровый на пол лица. Колоритные личности, по национальности - баски все, конечно же.
   Попробовали кухню баскскую - занятная штуковина. Особенно хамон заинтересовал. Хамон - это копчёный окорок чёрной полудикой горной свиньи. Забивают тех свиней по осени, а окорока до весны зарывают в горный снег. По весне - засаливают и вывешивают рядом с каминным дымоходом. И годами эти окорока над очагами висят - дополнительно подкапчиваясь, время от времени от них куски отрезают - и снова под дым вывешивают. Чем окорок старше по возрасту - тем дороже. Говорят, есть в одном испанском ресторанчике хамон - дороже чёрной икры.
   Отлично в том ресторане посидели, в конце даже договор о намерениях - купить это заведение - подписали. Чисто на всякий случай - вдруг Мишель денег даст?
   А ещё через пару дней в глубинку испанскую поехали - бизнес какой-нибудь искать. Приезжаем в первую коммуну (так у них там фермерские хозяйства называются) - бескрайний сад, на ветках деревьев - лимоны здоровенные висят. Интересуемся - что почём? Николай нам старательно ответ переводит:
   - Здесь, примерно, пятьсот тонн лимонов, стоит это - "столько то" - в песетах.
   Абрам Моисеевич посчитал на калькуляторе.
   - Отличная цена, - говорит, - Даже с учётом доставки до Питера и растоможки - двойной табаш получается. Но прежде, чем договор подписывать - взвесить все эти цитрусовые тщательно требуется, верно, ведь?
   Николай только смеётся в ответ:
   - Ты не понял ничего. Эти лимоны - "на корню" продаются, в смысле - "на ветках" прямо. А сбор организовывать, работников нанимать, сертификаты необходимые получать - это проблемы покупателя. Испанцы, они навроде русских - ленивые до безобразия, не любят заморачиваться.
   Поехали в следующую коммуну, там ребята вино делали. Приезжаем, а там та же история - в подземелье стоит несколько гигантских бочек с вином, но розливом сам покупатель должен заниматься: бутылки пустые привезти, этикетки, ящики всякие, работников нанять, с профсоюзами зарплату их и прочие социальные гарантии - согласовать, акцизные дела уладить.
   - Да, - загрустил Моисеич, - С бизнесом у них всё непросто, - головняк сплошной, с геморроем.
  
   Ещё пару дней по Барселоне побродили: дома Гауди посмотрели, в зоопарк сходили - на Белого орангутанга (а может - на гориллу?) полюбовались, на выходе купил я себе кружку - с изображение этой Белой обезьяны.
   Много воды с тех пор утекло, и обезьяна Белая померла давно - по телевизору объявляли, а я до сих пор из той кружки чай пью и - Барселону вспоминаю.
  
   В урочный час, на утренней заре,
   Меж волнами, трепещущими сонно,
   Родился Лучший Город на Земле
   С названьем гордым - Барселона.
  
   С тех пор - немало лет прошло, а может и веков...
   Но верно, кем-то брошенное слово:
   - Пол мира обойди - прекрасней не найти
   Тебя - о, Барселона!
  
   И если ты устал - в гламурной суете,
   То вспомни: где-то есть меж волн зелёных -
   Рай на Земле. И волны шепчут те:
   Барселона, Барселона, Барселона.....
  
  
  
  
   04 - Несколько миллионов белых машин, или - чудеса в решете -
  
   В следующий раз в Австрию поехали. Это Сашенька Волкова нам наколку дала, узнав, что мы об иммиграции подумываем.
   - Мужик один в Австрии неплохой живёт, Александр Аматов. Мы с ним по бизнесу немного пересекаемся - машины подержанные, туризм, по поставкам продовольствия - немного. Нормальный мужик, успешный. Оборот у его Компании - "Виктория" называется - триста миллионов долларов в год, дом в Клагенфурте большой, яхту на Средиземном море, в Словении - держит, клуб хоккейный спонсирует. Езжайте к нему, пообщайтесь, глядишь - и поможет чем.
   Созвонилась с ним Сашенька, словечко замолвила, через месяц нам с Моисеичем приглашение из Австрии пришло.
   Поздним вечером прилетаем в Вену, нас от Аматова человек специальный, на джипе - встречает.
   - Митрий Пушниг, словенец, - представляется на хорошем русском языке, - Можете меня просто "Митей" звать. Меня Александр Фёдорович попросил Вас встретить.
   Оказывается до Клагенфурта этого - конечной точки нашей поездки, часов семь по автобану ехать, практически - строго на юг, - не ближний свет.
   - Клагенфурт, - объясняет Митя, ловко управляясь с баранкой, - Столица провинции Каринтия. Много лет назад Каринтия эта в состав Словении входила, а после Первой Мировой - к Австрии отошла. На референдуме общенародном вопрос тот решали - посчитали люди тогда, что спокойней с австрийцами будет жить, чем с сербами. Беспокойные эти сербы - воинственные очень. Что получилось - трудно сказать - хрен редьки не слаще. Но сейчас вспоминать про это - в Каринтии не любят. Чистокровными австрияками все себя считают, даже, коричневых националистов развелось - как комаров после дождя: очень уж хочется некоторым забыть о своих славянских корнях, хочется - чтобы все вокруг забыли про эти корни, насовсем.
   Митя болтает без остановки обо всём подряд, через пару часов мы уже ознакомлены с основными вехами австрийской истории, в курсе последних событий политической жизни страны, имеем хорошее представление о жизненном бытовом укладе.
   Как-то всё - в Митиной интерпретации - на патриархальный уклад смахивало: спать ложатся рано, часов в девять вечера, преступности и в помине нет, в церковь ходят все по выходным.
   - Скука здесь смертная, мужики, - продолжает наш неожиданный гид, - И перспектив по бизнесу - нет тоже. Кто посмелей - все уезжают в перспективные страны. Куда? А туда, где растущие рынки - Бразилия, Аргентина, Австралия, да и Россия тоже, в глобальном смысле, конечно. Только вот я, лично, в Россию бы не поехал - и о бандитах ваших наслышан, да и чиновников ваших повидал вволю, к Фёдоровичу этих - много приезжает. Жадные, вороватые - не приведи Бог!
   - Так и ехал бы в Аргентину, раз там не воруют! - Неожиданно обижается за наших чиновников Моисеич.
   - Мне уже не вырваться, - смеётся Митя, демонстрируя обручальное кольцо, - Три года назад женился на австриячке, а она - католичкой рьяной оказалась. Ни каких тебе презервативов, никаких - абортов. Скоро я в третий раз папой стану, куда мне уезжать - с таким выводком.
   Раннее погожее утро, пустынный автобан. Хорошо так идём - сто пятьдесят - сто семьдесят. Вдруг, Митя резко сбрасывает скорость: сто, семьдесят, пятьдесят, тридцать.
   Вдоль дороги, через цветущие яблони, видны редкие крыши домов - через какую-то деревушку проезжаем, на столбе, действительно - "30", написано.
   - А зачем же всё так буквально понимать? - Удивляется Моисеич, - Нет же никого рядом. Или - в кустах "гаишники" местные могут спрятаться?
   - Зачем - в кустах? - не понимает Митя, - А камеры телевизионные - на что? Видите, на всех придорожных столбах - ящички небольшие висят? Вот это - они и есть. Скорость превысишь, сенсор это зафиксирует мгновенно, - номер твой сфоткает.
   Теперь уже я недоверие проявляю:
   - И что же, в каждой такой коробке металлической - камеры спрятаны? Да быть того не может!
   А Митя и не спорит:
   - Конечно же, нет. Всего два процента только - камерами оснащены. Но полиция постоянно эти камеры переставляет - незаметно для водителей. И при этом, самое гнусное, о штрафе тебя не сразу уведомляют, а копят их - с месяц примерно. Представьте себе, вот езжу я каждый день: из дома - на работу - обратно, а ещё - иногда и на обед домой заскакиваю, зная при этом, что никаких камер на том участке нет, - превышаю скорость, конечно. А камера то - уже стоит, и щёлкает меня исправно. Месяц проходит - все снимки в суд поступают, там, в тот же день, решение принимают, уведомление - в мой банк отправляют. Я в банк прихожу - а там денег меньше гораздо стало, если в доллары пересчитать - тысяч на десять. Больно? Конечно же! И со мной такое один раз было - на пять тысяч попал. Поэтому, в Австрии скоростной режим водителями соблюдается - тщательно. В городах, тоже камеры висят по столбам, а по улицам ещё специальные неприметные машины ездят - также нарушителей Правил фотографируют. И вообще, в Австрии весь порядок - на боязни финансовых потерь держится. А вы, что думали - на воспитании европейском, на культуре врождённой? Чушь полная!
   Митя пыхтит от возмущения, видимо, для него это - животрепещущий вопрос.
   Просим более подробно объяснить.
   - Сейчас попробую, - Митя на минутку задумывается, - В России на футболе - хулиганы есть? И в Словении - есть. А в Австрии - нет совсем. Потому как в Австрии - все в кредит живут. Просекаете? Нет? Хорошо - попробуем по-другому. Если все машины в Австрии, купленные в кредит, выкрасить в белый цвет - все машины были бы белого цвета. Здесь всё - машины, дома, телевизоры, даже домашние породистые животные - в кредит покупается, под проценты смешные - пять-семь годовых. Но это только в том случае, если ты добропорядочным гражданином, бюргером полноценным - то есть, являешься. Стоит проколоться на чем-нибудь: хулиганство мелкое, или контрабандные сигареты с рук, например, купишь - пиши пропало. Государство обо всех правонарушителях банкам сообщает - мол, данный гражданин ненадёжный совсем, неправильный. Попадёшь в такой вот список - и всё, с кредитами дешёвыми распрощаешься на долгое время, пока снова не докажешь, что ты - бюргер примерный. Они же все здесь на этих кредитах сидят - что тот наркоман на игле. Лиши австрияка его кредитной дозы - у него сразу ломка начинается, вся жизнь - под откос. Вот такая она - государственная местная политика. Хорошая, или плохая - не знаю. Но жизнь здесь спокойная, безопасная и мирная - это правда.
   Переглянулись мы с Моисеичем. Это то - что искали, или как? Годимся ли мы в бюргеры добропорядочные? Сложный вопрос, тут посмотреть надо...
   Тем временем, - через многочисленные горные перевалы, туннели длинные, красивейшие долины пересекая, - в Клагенфурт приехали. Отвёз нас Митя в небольшую гостиницу, где-то на окраине города расположенную, устроил, указания нехитрые дал:
   - До вечера погуляйте по округе, поспать можете. К шести - я за вами заеду, поедем к Александру Фёдоровичу в ресторан - знакомиться. Оденьтесь поприличней, ресторан тот - место рекспектабельное, большими людьми посещаемое.
  
   Гостиница располагалась на берегу озера Вёртер-Зее, одного из самых известных в Австрии. Вышли на берег - красота, водная гладь серебром отливает - как зеркало старинное, над противоположным берегом - горы высоченные, снегом покрытые, нависают. Невдалеке - лебеди плавают, рядом на берегу - местные детишки крупную форель хлебом кормят - из рук.
   Вокруг гостиницы походили - кругом домишки аккуратные, ухоженные, садами цветущими окружённые.
   Тишина и покой - только птички в стриженных живых изгородях поют.
   Ребятишки на роликах - по специальным асфальтовым дорожкам катаются, по другим дорожкам, на которых маленькие велосипеды отпечатаны, - на велосипедах. И никто на чужие дорожки не заезжает - порядок установленный все соблюдают.
   Чудеса в решете - если коротко.
  
  
  
   05 - Зачем еврею гольфы? Или - о национальности Павлика Морозова -
  
   Надо было помочь одному человеку хорошему - срочно доставить в Финляндию сто двадцать тысяч долларов. Как и что - не важно, просто на слово поверьте, что человек действительно был хорошим и деньги те, в последствие, на благое дело истрачены были.
   Настроились ехать, визы финские выправили, для компании - Димона Покрышкина с собой пригласили.
   Встал вопрос - а как эту валюту за границу перевезти?
   В те времена, для легального провоза крупных наличных сумм за рубеж, кучу бумаг оформлять требовалось, да и светится перед органами всякими - не хотелось совсем.
   Я, для перевоза того груза тайного - термос китайский, чётырёхлитровый решил использовать. Отвинтил у термоса дно, между корпусом пластмассовым и собственно термосом - пространство свободное обнаружилось. Вот в эту полость я пятьдесят тысяч баксов и запихал - больше не поместилось. Поставил крышку на место, завинтил с трудом, в термос - кофейку тёплого налил - для конспирации.
   Звоню Абраму Моисеевичу - так, мол, и так - только пятьдесят тысяч поместилось. Что делать?
   - Не бери в голову, - Моисеич в трубку зевает, - Остаток - я в свой тайник помещу, влезет всё - без вопросов.
   Ночью заезжают за мной приятели - для того, чтобы пункт пограничный на рассвете пересечь. Моисеич с гордостью демонстрирует свой тайник: засучивает широкую брючину, а на ноге волосатой - гольф, долларами набитый.
   - Вот, - говорит, на каждой ноге - по тридцать тысяч баксов, и это - не предел вовсе, давай свою десятку - в миг распихаем.
   И, действительно - за пять минут всё распихал.
   Вот для чего - евреям гольфы нужны.
   Пограничный пункт спокойно проехали. Зашли с Покрышкиным вдвоём в вагончик, где таможенники обитали, декларации заполнили, тысячу баксов - на троих предъявили, паспорта с визами - продемонстрировали.
   - Можно дальше следовать? - У заспанного капитана спрашиваю.
   Но служивый - дотошным оказался, пожелал машину осмотреть, личность Моисеича - с паспортной фоткой сверить. Выходим, а Абрам - харя наглая, сидит себе на лавочке, возле машины, и кофеёк себе из термоса наливает. Увидел представителя Власти, заулыбался:
   - Не желаете ли кофейку, товарищ капитан?
   Шутник, тоже мне, выискался.
   Но, ничего, пронесло - на этот раз.
   Едем по Финляндии, дороги - одно сплошное удовольствие, а через каждые десять метров - в обочину прутики с ленточками люминесцентными понатыканы - для законченности дизайнерской.
   Недолго хорошим дорогам радовались, через километров сто - обгоняет нас полицейская машина, фонарями задними мигает - остановиться просит.
   Вылезает из той машины мордатый полицейский, штраф на двести финских марок выписывает - за превышение скорости, и на сто - за выброшенный из автомобильного окошка - окурок. Ну, дела!
   Спорить по началу пытались - мол, с каких таких пирожков? Где основания бесспорные, показания радара, к примеру? А про окурок - вообще - бред полный.
   И полицейский тот, на нехилой смеси финского, русского и немецкого, доходчиво нам всё разъяснил. Оказалось, ему уже три финна по мобильным позвонили, назвали наши номера, о том, что мы с превышением скорости идём, окурок на обочину выбросили, рассказали. Да мало того, что рассказали - если надо - и на суде показания дадут. И вообще - сообщать полиции обо всех нарушителях дорожного движения - обычная в Финляндии практика.
   - Никогда не думал, что Павлик Морозов в Финляндии родился, - хмуро проворчал Димон, квитанции о штрафе в карман пряча.
   Уже спокойно, не торопясь, до Хабины доехали, нашли нужного мужика, деньги отдали, взамен - расписку получили.
   Это на словах, легко так всё, получается - "нашли", "отдали". А на самом деле, я баксы эти из термоса - часа три выковыривал.
   У Покрышкина в Финляндии друзья жили, только далековато - километров восемьсот к северу, около города Оулу. Тем не менее, решили смотаться, вдруг - чего интересного узнаем, познавательного.
   Приезжаем в Халкипудас, крошечный такой посёлок, вдоль реки красивейшей расположенный, с населением - тысяч двенадцать человек.
   Славно тут ребята живут: около каждого дома - лестница металлическая прямо в реку спускается, чтобы после бани - сподручней в воду окунаться было бы, тут же, рядом с этими лестницами - пацанята форель отборную тягают.
   Микка и Маринка - Димкины друзья, встретили нас радостно, стол тут же накрыли. Микка, он в Питере у нас учился, в "Лезгафта", в то время в местной школе физкультуру преподавал. В Питере же - и с Маринкой познакомился, женился на ней, в Финляндию с собой увёз. Сидим себе за столом, выпиваем - за встречу, вдруг, открывается дверь, и в комнату входит очаровательная девчушка лет десяти - рыжие косички, курносый нос, веснушек на щеках - миллиона два будет.
   - Знакомьтесь, - говорит Маринка, это наша дочка - Анна-Лизавета, создание юное и своевольное.
   А юное создание сделало реверанс, улыбнулась - улыбкой ангельской, и:
   - Пик-пик-пик-пик!!!
   Такого изощрённого русского мата - я в жизни не слышал. Минут десять девчушка материлась - вовсе без перерыва, как магнитофон какой. А родители её - ничего - сидят себе, со смеху покатываются.
   - Год назад, - Маринка объясняет, - Отправили мы её на лето к моим родителям - в Новгородскую область. Кто там её так ругаться научил - ума не приложу. Отучить пробовали, да бесполезно - упрямая очень. А потом плюнули - ну её, она только когда русского увидит - выражается, а с финами - нормально разговаривает - по-фински.
   В Оулу съездили, по магазинам пошатались. Оулу - туристами шведскими плотно так забит.
   - Это они к нам затовариваться приезжают, - Микка разъясняет, - До Швеции - всего километров тридцать, а продукты там, шмотки разные - дороже процентов на двадцать.
   Погуляли по Халкипудасу, в речке искупались, с местными пацанами в волейбол постучали.
   Вечером Маринка предлагает:
   - А хотите - финскую ночную жизнь посмотреть - с элементами местного разврата?
   Пошли смотреть, конечно. Заведение то называлось - "Samanta", то ли ресторан большой, то ли - ночной клуб. Мужики, прилично одетые - в основном на втором этаже, на галёрке, располагались. Сидят, пивко попивают - вниз посматривают. А внизу - круг для танцев, по паркету которого редкие пары вяло передвигаются. Вокруг же того танцевального места - столики крохотные разбросаны, за которыми дамочки одинокие скучают. Официанты с подносами - туда сюда шныряют.
   - Про заведение это, - Маринка негромко бормочет, - В народе говорят: "Если вам не с кем спать - идите в "Саманту". Женатые сюда совсем и не ходят, только одинокие. А официанты здесь роль сводни играют: записки от одних озабоченных - к другим передают, угощения взаимные - таскают. Цирк бесплатный. Взрослые все вроде бы люди - а туда же, не наигрались ещё в игрушки, всё ещё в облаках витают.
   Посидели мы в "Саманте" часик. Забавное это зрелище, Абрам Моисеевич даже пару записок получил - с предложениями познакомиться.
   И что интересно - танцуют то финны с финками под русские послевоенные песни. В смысле - песни то на финском языке исполняются, но изначально - русские: "Одинокая бродит гармонь", "Подмосковные вечера", "Синенький скромный платочек"...
   Очень даже неплохо получается, красиво.
   Приходим домой - Микка на встречу выходит, смеётся.
   - Пока вы в том ресторане тусовались, мне семь человек позвонили: "Микка, Микка! Твоя жена с какими-то русскими в - "Саманте"! Какой кошмар!" Да, принято здесь - постучать на ближнего своего.
  
   - А ведь, действительно, - Моисеич глубокомысленно заявляет, - запросто может статься, что Павлик Морозов - финские корни имеет. Генную экспертизу бы сделать...
  
  
   06 - Австрийский быт -
  
   На следующее утро - меня женский визг разбудил. Глаза открываю, а рядом жена повизгивает, и пальчиком - на стенку указывает. А на стенке - таракан здоровущий, рыжий сидит, а на потолке - ещё парочка - таких же.
   - Ну, и за каким хреном, - жена вопрошает, - мы сюда припёрлись? В России - мало нам тараканов было? Но там они, хоть, поменьше, а здешние - бегемоты какие-то, просто.
   Встал, хотел таракана того - тапком пришлёпнуть, да не получилось - улетел, сволочь.
   Да, если они ещё и летать умеют - совсем дела плохи.
   У Моисеича - та же история. Его жена и вовсе - на Родину обратно засобиралась.
   - На фиг мне всё это, - кричит, - Европу обещали, а по факту - тараканов предоставили!
   Слава Богу, вскоре хозяйка коттеджа, по-русски немного говорившая, пришла, да и объяснила, что никакие это не тараканы вовсе, а жуки - типа наших майских. Успокоились тогда наши барышни, повеселели. А хозяйка нам ещё карточки специальные дала - на пляж бесплатно проходить, и ключ - от какого-то пляжного ангара.
   Позавтракали - ерундой всякой, австрийской, на пляж отправились, благо до пляжа того - метров сто пятьдесят, никак не больше. Пляж, в нашем классическом понимании, не совсем обычный, - идеально стриженый газон, никакого тебе песка.
   Озеро - просто идеальное: вода тёплая, чистая, прозрачная - каждый камушек на дне виден. По озеру - яхты многочисленные под парусами рассекают, лодки обычные - на вёслах, или на моторах, сугубо - электрических, плавают.
   Про ключ от ангара пляжного вспомнили - для чего-то его нам же дали?
   Ангар быстро нашли, открыли, а там - лежаки всякие, стулья складные, круги спасательные, игрушки детские - надувные.
   Постояли, подумали, в затылках почесали.
   - Надо думать, - Моисеич говорит, - Это всё - общественное. Типа сервис - дополнительный, бесплатный. Заграница зажиточная - что ты хочешь, от них - и не того ожидать следует. Социальная политика, на благо простого человека направленная, если - в корень зрить.
   Набрали всего по максимуму: девчонкам - лежаки, себе стульчики пляжные, детям - матрацы надувные, для всей компании - столик пластмассовый под зонтиком.
   Загораем, купаемся, взяли напрокат велосипед водный, покатали с Моисеичем детей по озеру.
   Через час возвращаемся - на берегу скандал нешуточный разгорелся. Окружила наших жён толпа немаленькая - из двенадцати-пятнадцати купальщиков и купальщиц местных состоящая.
   Кричат все что-то возмущённо, руками размахивают.
   Я только одно понял: "Полицай! Полицай!".
   Похоже - опять во что-то вляпались, в третий уже раз - за последние двое суток.
   Нам, для полного счастья, только Полиции - и не хватает.
   Не простит того Аматов, выгонит - к такой-то матери - обратно в Россию.
   Выяснилось, что в ангаре этом - чужие вещи лежали. Чтобы люди туда сюда, из дома - на пляж - и обратно, пляжные шмотки не таскали, - и построили специальное помещение.
   Кто же знал - про те придумки хитрые. Предупреждать же надо!
   Плохо могло всё для нас закончится, да опять появился, как всегда вовремя, наш Ангел Хранитель - Митя-словен.
   С одного взгляда - всё понял, и давай - австриякам рассерженным что-то втулять проникновенно. Через две минуты - все замолчали, через пять минут - засмущались даже, глаза стыдливо в газон уперев, а потом - и разошлись все - в разные стороны. Один австрияк пожилой сразу же даже ящик пива бутылочного приволок, в знак извинения и полного примирения.
   Отдали мы все шмотки пляжные - настоящим владельцам, на полотенцах, из коттеджа захваченных, расселись, сидим - пивко попиваем.
   - Ну, Митя, - спрашиваю, - И чего это ты наплёл - бюргерам добропорядочным?
   - Правду, одну только - правду, - Митька отвечает, хитро скалясь, - Рассказал - что вы из России, где по улицам медведи злобные разгуливают. Что в России той - все в колхозах состоят, и что такое - частная собственность - и не знает никто совсем. Ну, и про другие мелочи - рассказал: про Сталинские репрессии, про Солженицина, о диссидентах многочисленных, в тюрьмах томящихся.
   Хорошее было пиво - холодное, свежее.
   После пляжа, пообедали в местном ресторанчике, пошли прогуляться по округе, а Митя - в офис уехал. Где-то в километре от пляжа - закончилась деревушка, лес - начался.
   Вошли в этот лес, тут я и понял, что все россказни о дремучих сибирских лесах - чушь полная. Вот в Австрии леса - это что-то с чем-то: сосны, елки толстенные - вдвоём не обхватить, берёзы высоченные - прямо в небо упираются. А грибы, какие стоят - гиганты просто. Прошли по тропе недолго - на полянке щит расположен, на щите карта подробная нарисована: все тропы изображены - цветами разными, указаны все деревушки - куда те тропы ведут. Наша тропа - красным цветом была обозначена, присмотрелись - на деревьях, вдоль тропы растущих, через каждые десять метров - красные полосы нанесены. И захочешь - не заблудишься.
   Хорошо, что у девчонок несколько пакетов целлофановых, прозрачных нашлось.
   Набрали белых, подосиновиков - на пару сковородок. Идём, довольные, по центральной улице деревенской - к коттеджу нашему. Встречные - как-то странно на нас посматривают, одна старушенция, разодетая - что та графиня, даже у виска пальцем покрутила.
   Ну, вот, похоже - опять что-то не так, может, те грибы - и несъедобные вовсе?
   Митьке в офис позвонили, про графиню, пальцем у виска крутящую, рассказали.
   - В голову не берите, - Митя смеётся, - это бзик такой - чисто австрийский. Они из леса бояться брать что-либо: а вдруг кислотные дожди прошли, или - тяжёлые металлы какие - из атмосферы выпали? Экология здесь - чистейшая, а народ - боязливый и мнительный. Поэтому все австрияки - только искусственно выращенные грибы в пищу употребляют. Здесь практически все виды грибов выращивать научились. Только одно исключение имеется - лисички. Не растут они, по неизвестной причине, в неволе. Поэтому, лисички - самые дорогие в Австрии грибы. Вы на их причуды - внимания не обращайте, ешьте грибы - смело.
   Чтобы грибы пожарить - масло растительное необходимо, да и картошка - ингредиент к грибам - наиважнейший. Следовательно - магазин необходимо посетить.
   Узнали у хозяйки - где магазинчик ближайший, всей бандой - в шортах и футболках пляжных - и отправились.
   Прошли в направлении указанном - с километр, в направлении - пляжу противоположному.
   Святые Угодники! Стоит нечто - из бетона и железа, огромное - без конца и без края.
   Если Вы не забыли - дело то в 1995 году происходило, тогда в Питере самыми крутыми магазинами "Супер Сива", да "Менахем" ещё - считались. А, тут - деревенька задрипанная, пусть - и курортная, - а магазинище стоит - больше раза в три, чем "Сива" та с "Менахемом" - вместе взятые.
   А около магазинчика этого, деревенского, - стоянка автомобильная, по площади занимаемой - бескрайняя.
   А тачки там стоят - упасть и не встать: шикарные, навороченные, моделей последних. Если Питер с Москвой вместе сложить - ни за что адекватного количества моднявого железа на колёсах - не получить.
   Из машин навороченных, дорогущих, - люди вываливают, или, наоборот - покупки, в багажники распихав, - по кожаным сиденьям рассаживаются.
   И одеты те люди: и - мужчины, и - женщины, и - старики, и - дети, - не то чтобы как-то шикарно, но, бесспорно, - дорого, "не-по-пляжному".
   Засомневались мы сперва, - а "по Сеньке ли - шубка"? А вдруг как - выгонят - с позором вместе. А потом - про "права человека" вспомнили, про - нетленные либеральные ценности, демократической направленности.
   И, призрев свои комплексы неполноценности, - ввалились в тот Супермаркет (что это - Супермаркет был - нам потом Митя-словен объяснил).
   Зашли внутрь. Для человека, воспитанного на советских, а вернее - на спартанских понятиях, - шок полный. Есть - всё, буквально. А у нас, как назло, и деньги с собой были.
   Чтобы от того шока отойти, хоть немного, - накупили всего - в количествах немереных, неразумных.
   Выходим на улицу: четверо взрослых, и трое детей - все сумками, сумочками, свёртками и - прочим всяким - нагруженные, по самое - не могу.
   Медленно, изнемогая от жары, начинаем перемещать покупки в направлении нашего коттеджа.
   Такие тут - мы одни. Холёные обладатели крутых тачек - наблюдают за нашим грузовым пешим караваном - с нескрываемыми улыбками.
   Возвращаемся домой (уже - как "дом" - понемногу - воспринимается).
   Моисеич, шофёр - с десятилетним стажем, тут же за телефон общий, в холле коттеджа стоящий, садится. Через час и микроавтобус в аренду взяли, подержанный конечно, но вместительный.
   Субботу и воскресенье, пользуясь наличием машины, - насыщенно провели.
   Первым делом, на смотровую площадку смотались, что на противоположном берегу Вёртер-Зее, на самой высокой горе, располагалась. Долго туда добирались: сперва озеро это немаленькое объезжали, потом - по горному серпантину круги немыслимые наматывали. Приехали - наконец.
   Башня стоит - высоченная, на лифте - минут пять поднимались. Выходим на смотровую площадку - упасть и не встать! Если и не вся Австрия, то уж точно её половинка - как на ладони! Города видны, деревушки многочисленные, речки всякие, озёра - с кораблями и яхтами - по ним плывущими.
   И не одного дыма - из труб промышленных. Рай экологический какой-то.
   Оборачиваемся на сто восемьдесят градусов - там уже Словения: и дома уже другие, и цвета крыш - блёклые какие-то, а главное, дымов тех промышленных, бурых - десятка два. Наследие времён социалистических, что Вы хотите, однако.
   На следующий день в зоопарк местный поехали. Вот это действительно "Зоо-Парк". Никаких тебе клеток, вольеров тесных. Все животные свободно по этому парку разгуливают. Вон - стадо оленей благородных пасётся, вон - дикая кабанина с поросятами своими - куда-то по делам торопится. В отдельно огороженной части, птицы разнообразные тусуются неустанно, в пруду огромном - лебеди вперемешку с гусями плавают, на мелководье - фламинго розовые разгуливают. Деревья редких пород растут повсюду, клумбы с цветами незнакомыми - кругом. Часов пять по этому уголку Австрии бродили - пока не устали окончательно.
   На обратном пути из зоопарка - роликовых коньков - на всю команду накупили.
   Дети как-то сразу освоили эту хитрую технику, раз-два - и поехали, легко и непринуждённо. А со взрослыми - цирк бесплатный получился. Синяки, ссадины многочисленные. Засняли то действо на видеокамеру - знатная комедия получилась, мистер Бин - жалкий паяц из школьного театра. Бегемоты и мартышки - на роликах - уморительное зрелище.
   В понедельник утром Анжелика - по прозвищу "Ноги", на "Гольфе" прикатила, что бы помочь нам окончательно все вопросы быта решить.
   Наши жёны как те Ноги увидели - заскучали сразу, надулись.
   - Давайте, господа и дамы, с просмотра квартир начнём - Ноги предлагают, - Тут у меня десятка два адресов с собой припасено.
   Оставили детей на квартирную хозяйку, покатили на смотрины. Целый день по Клагенфурту катались, квартиры разные, на любой вкус - смотрели, в конце концов, решили, что наш коттедж - и есть лучший вариант. Потому как - все вместе живём, а вместе - оно и веселей. Да и школа в деревушке нашей имеется, да и озеро, в котором купаться можно до конца октября, - преимущество важное.
   В школу эту и отправились. Аккуратное белое строение под красной черепичной крышей, рядом - церковь католическая, крохотная совсем.
   Зашли в директорский кабинет, Ноги по-немецки, бойко так, директору про нас рассказали, содействия - попросили. Директор, мужчина представительный, в строгий чёрный костюм без галстука упакованный, пожелал с главами семейств с глазу на глаз поговорить, по отдельности.
   Первым Абрам Моисеевич пошёл, вместе с Ногами, конечно, куда же без переводчика?
   Выходит минут через десять, задумчивый весь из себя.
   - Ну, как там? - Спрашиваю.
   А Абрам только морщится, и рукой неопределённо машет - "иди, мол, сам всё поймёшь".
   Вхожу в кабинет, директор вежливо так, через Ноги, интересуется, стараясь при этом на сами Ноги не смотреть, хотя и плохо у него это получалось:
   - Верите ли Вы в Бога, сударь мой? И какого Вы - вероисповедания?
   - Скорее всего - верю, - подумав немного, отвечаю, - По крайней мере, Заповеди - соблюдать стараюсь, по мере сил своих - скудных. А по поводу вероисповедания - затрудняюсь ответить. К служителям культов всяких - с недоверием отношусь. Предпочитаю с Богом лично общаться, без посредников вовсе.
   По мере того, как Ноги переводят, у директора - челюсть отваливается, медленно так.
   Минуты через две всё же спрашивает:
   - И где же это Вы - с Господом Нашим - общаетесь?
   - Лучше всего, - отвечаю, стараясь быть серьёзным и убедительным, - В горах получается, или на озере, а ещё - звёздной ночью - с балкона высотного здания, тут главное - чтобы в одиночестве полном.
   Про то, что перед тем общением - желательно что-нибудь горячительного принять, я, понятное дело говорить не стал, вдруг - не так поймёт?
   Поглядел директор мне в глаза, долго так - целую минуту пялился, судя по всему - поверил, всё же. Потом и говорит:
   - Видите ли, уважаемый, наша школа - при церкви католической состоит. Вы не будете возражать, если Ваша дочь, вместе с классом своим, будет церковь нашу регулярно посещать?
   Я тут же, ответил, ни секунды не раздумывая:
   - Полностью согласен, даже - за честь почту. Чем у ребёнка больше информации познавательной будет, больше пищи для размышлений - тем лучше, в плане - развития гармоничного.
   Ноги перевели, директор, в очередной раз, удивился, брови вверх - запустил.
   Но ничего, поставил на Заявлении о приёме визу - положительную.
   Выходим, с Ногами вместе. Моисееич ко вне тут же с вопросом:
   - Ну, как? Согласился, чтобы дочка твоя - ихнею церковь посещала?
   - Согласился, конечно, - отвечаю.
   - Да, наверное, я тоже - разрешу, - Абрам говорит, задумчиво себя за ус дёргая, - Бог с ней, с этой синагогой, не убудет ей.....
   Дальше - в местный муниципалитет пошли - отдельные телефонные номера получать. Приходим, в приёмной тётенька пожилая сидит. Увидала нас, заулыбалась - будто школьных друзей увидала, спрашивает что-то, радушием лучась.
   Ноги переводят:
   - Чем могу Вам помочь, господа и дамы?
   Вот ведь - "помочь"! От российского чиновника такого обхождения и не дождешься - лет двести ещё. Наши то, так и норовят пробормотать: "Мол, чего припёрлись? Брысь отсюда - в очередь километровую! В очередь, сукины дети, в очередь!".
   Ноги про наше желание - дополнительные телефонные номера иметь - сообщили.
   Барышня в блокнотик свой посмотрела и, улыбаясь извинительно, говорит:
   - К моему большому сожалению, наш сотрудник, за телефонные номера отвечающий, сейчас на объекте. Извините, пожалуйста. Удобно ли господам будет, если он к Вам домой сегодня вечером подойдет, часов в восемь? Большое спасибо, господа и дамы. Извините, ещё раз, что не смогли оперативно, на месте, Вашу проблему решить. Если будут какие пожелания - заходите всегда, постараемся помочь!
   Во - дела!
   - А что это она перед нами - так прогибалась старательно? - у Ног на выходе спрашиваю.
   - Это потому, что сотрудница эта - очень большую зарплату получает, - Ноги любезно отвечают, - Поэтому - за место своё держится, вылететь с работы боится. Нагрубит кому - в тот же день уволят, без права трудится в государственных учреждениях.
   - Это они - мудро придумали, - Моисеич кивает, - Очень даже - правильно.
   И что же Вы думаете, вечером служащий тот подошёл, все бумаги нужные составил, сам же - и провода телефонные протащил - куда надо. А потом, и вовсе чудеса - установил нам два абсолютно бесплатных телефонных аппарата - от муниципалитета подарок.
   Европа - блин!
   Утром следующего дня моего сынишку в детский садик определили - без всяких проблем.
   - Пусть с носителями языка напрямую общается, быстрей вас всех - немецкий освоит, - Ноги объяснили.
   Детский садик австрийский, он тоже - от своего аналога российского - сильно отличается.
   Берёт муниципалитет в аренду у частного лица половину коттеджа, и организует там детский садик, где воспитательницей - сама хозяйка того коттеджа, как правило, и является. Причём, и зарплата воспитательнице, и питание детей - за государственный счёт. Родители - только на всякие карандаши, альбомы и тетрадки скидываются - суммами смешными. Пристроили сынишку, двадцать минут на то затратив.
   - А теперь, - Ноги говорят, - Надо и женской частью вашего коллектива заняться. Что вам, девчонки, дома сидеть - от скуки помрёте. Мужики ваши - на работе с утра до вечера торчать будут, дети - в школах-садиках своих. А давайте - вас в Университет местный устроим, тем более что от вашего дома до него - минут десять на машине, да и на автобусе рейсовом - три остановки. Согласны?
   Жёны наши засомневались сперва - а экзамены всякие, а что, собственно, изучать?
   Да, и вообще, они с Ногами неохотно общались - ног длиннющих, от макушки самой начинавшихся, простить никак не могли.
   Выяснилось, что и экзаменов никаких сдавать не надо, одного заявления достаточно, да и предмет изучаемый - весьма в хозяйстве полезный - "Современный немецкий язык" - называется. Кроме всего прочего, процесс этот - абсолютно бесплатный, только за посещение библиотеки копейки какие - придётся ежемесячно платить.
   Смотались по быстрому в Университет, через два часа наши подруги боевые - студентки Университета, ни хухры-мухры!
   Фантастика какая-то: за два дня неполных - все бытовые проблемы закрыли.
   К вечеру сын из детского сада вернулся. Из его рассказа следовало, что они целый день на лужайке пели и рисовали - под тёти-воспитательницы гитару, а в перерыве - кушали, то ли пять раз, то ли - шесть, сбился со счёта.
   - Я даже теперь по-немецки говорить могу, - гордо так сынок заявляет, - Слушайте:
   "Танте, их вилль туалетт!", "Танте, битте, шён цу битте!", и ещё: "Ду ист - клюге кюю!"
   Круто, конечно, за один день - столько полезного выучить.
   - Теперь всё в порядке полном, - Ноги констатируют, - И женщины и дети, хоть завтра документы на визу долгоиграющую, подавать могут - все основания для того имеются.
  
  
  
   07 - Подснежники -
  
   Через неделю мы с доктором Мюллером познакомились.
   Дело было так. Иду я с детьми с пляжа, а тут, из под какого-то забора, собачонка обшарпанная выскакивает. Полаяла немного, а потом - сынишку моего за ногу тяпнула, и, под тот же забор - обратно и улизнула.
   И как назло, Моисеича нет, всё-таки доктор детский - хоть и в прошлом.
   Тут к нам старичок австрийский, древний совсем, подошёл и заговорил - на очень ломанном русском языке. Я уж дословно пересказывать не стану, буду "спрямлять" его высказывания в дальнейшем - для Вашего же удобства.
   - Извините, господа! - Старичок говорит, - Меня зовут - Карл Мюллер, я доктор, правда, психиатр, но всё же. Давайте - я Вашего мальчика осмотрю. Пройдёмте со мной, я живу недалеко совсем.
   Поблагодарили доктора, зашли к нему домой. Дом тот, надо Вам сказать, шикарный был - до невозможности полной, с дизайнерскими наворотами различными: альпийские горки всякие, террасы, фонтаны, беседки резные, да и сам дом - метров пятьсот квадратных, если не больше. Не беден доктор Мюллер, совсем - не беден.
   Осмотрел господин Мюллер сынишкину ногу, собакой покусанную, попшикал из какого-то флакончика.
   - Всё нормально, - говорит, - До свадьбы заживёт, даже прививки от бешенства можете не делать.
   Напоил нас доктор чаем - с плюшками местными, поболтали, познакомились.
   - Я, - герр Мюллер рассказывает, - Русский язык в лагерях для военнопленных выучил. В 1944 году исполнилось мне восемнадцать, по мобилизации и забрали. А с сорок пятого - по пятьдесят второй - в лагерях время провёл - в Коми ССР, на лесоповале. Но я на русских не в обиде, нет, - много полезного из лагерей тех вынес. На фронт уходил - шалопай шалопаем, а из лагерей - мужчиной уже серьёзным вернулся, знающим - чего от жизни хочу. Вы кстати, в суд на владельца собаки - будите подавать? Если что, я - свидетелем могу выступить. Много, конечно, при такой крошечной ранке, не получите, тысяч пять-шесть долларов - не больше.
   - Да нет, - отвечаю, - не будем судиться - неудобно, знаете ли, как-то.
   - Узнаю настоящих русских, - смеётся старик, - "Неудобно" - так только русские могут. Кстати, приходите ко мне в воскресенье - полным составом: с женой, с друзьями вашими,
   посидим, в картишки поиграем - то-сё, приходите!
   В субботу - с вечера ещё, пельменей русских, классических, дружно налепили - в качестве сувенира, в холодильнике - заморозили. На следующий день, ближе к обеденному часу, - в гости направились.
   Встретил нас старик, вместе с девушкой молодой, печальной - не передать словами.
   - Это - Мари, невестка моя, - представляет.
   Позже выяснилось, что сын господина Мюллера, следовательно - муж этой самой Мари, пропал без вести, год назад - где-то в джунглях Центральной Америки.
   Доктор очень пельменям обрадовался, а когда попробовал - разулыбался, раскраснелся.
   - Это же, сколько лет я пельменей настоящих не ел? - И глаза к потолку завёл, губами беззвучно шевеля, - Почитай, года сорок три будет. Да и русских людей - лет пятнадцать уже - не встречал. Впрочем, недели две назад, в клинику мою - разве я Вам ещё не говорил, что являюсь владельцем частного Сумасшедшего Дома? Нет? Так вот - являюсь!
   Очень выгодный бизнес - рекомендую! Так вот, две недели назад, в мою клинику больного одного привезли, русского - по национальности. Очень редкий экземпляр. Представляете: сумасшедший - сам - историю своего сумасшествия написал! Уникальный случай! Ко мне, на него посмотреть, - светилы европейской медицины приезжают. Кстати, уважаемый Абрам, если я правильно понял, Вы по своей основной профессии - доктор?
   - Да, знаете, уж, - Моисеич от важности раздулся - не хуже индюка иного.
   Часа два они о своих врачебных делах трепались, байки друг другу профильные травили, всех остальных собеседников - презрев.
   Один анекдот, бородатый до омерзения, герр Мюллер раза три Моисеича повторить просил:
   " Везёт санитарка на каталке больного.
   - Куда ты меня везёшь, милая Марья Ивановна? - больной спрашивает.
   - В морг, конечно, - Марья Ивановна отвечает.
   - Как - в морг? - удивляется несчастный, - Я же живой!
   - Доктор сказал - в морг, значит - в морг, доктору - лучше знать! - Санитарка отвечает".
   Что тут - смешного, спрашивается? А старикан австрийский - ржал над этой фигнёй - как жеребец племенной - в соку самом.
   Уже прощаясь, доктор Мюллер попросил нас с Моисеичем:
   - Друзья мои, если у вас завтра времечко будет - загляните ко мне в клинику, она здесь недалеко совсем находится, - и, визитку протягивает, - Я не до конца текст, больным тем написанный, понял. Может, вы - прочтёте, пояснения дадите?
   На следующий день Аматов так и не объявился. От нечего делать, решили к господину Мюллеру в клинику съездить: просил старикан - надо уважить.
   Приезжаем - дом огромный стоит, высоченным забором огороженный. Охранник - хмурый здоровяк, нас к доктору в кабинет проводил.
   Обрадовался Мюллер:
   - Здравствуйте, господа! Спасибо - что о старике не забыли! Пойдёмте, для начала - я вам соотечественника этого вашего - продемонстрирую.
   По коридорам запутанным долго пробирались, наконец, к нужной палате подошли.
   Стекло толстенное, прозрачное - во всю стену, за стеклом - мужик за столом письменным сидит, рисует что-то старательно, язык на сторону, от усердия вывалив.
   Мужик как мужик: коротко стриженный, широкоплечий, голый по пояс - руки и плечи - в татуировках синих. А все стенки в той палате - рисунками завешаны, и на всех рисунках этих - подснежники изображены: простым карандашом, и красками акварельными, по одиночке, и группами многочисленными.
   - Вот, - доктор говорит, - Первую неделю всё писал - сам - о причинах болезни собственной, теперь вот - рисует. Что, интересно, - дальше то делать станет? Кстати, господа, - прочтите сей опус, это - последний вариант, исправленный, и набело переписанный, - и пару листков, почерком убористым исписанных, протягивает.
   Привожу текст дословно.
  
   ПОДСНЕЖНИКИ. История рядового - сумасшествия.
  
   Витька Боков не любил ездить в Нахаловку.
   Поганое это место - если вдуматься. Обшарпанные пятиэтажки, бараки разномастные, полу развалившиеся, дороги - название одно, канавы всякие - понарытые беспорядочно. Да и людской контингент местный - та ещё компашка, уродов мрачных сборище.
   Большинство - зеки бывшие, а остальные - пьянь беспросветная, наркоманы законченные. Промышляют - кто чем: одни - по кражам квартирным специализируются, другие - по металлам цветным, карманники есть, напёрсточники, наркодиллеры, проститутки разнокалиберные - куда же без них?
   Долго Нахаловка сама по себе жила, пока год назад где-то, народу местного покрошив немало, Бес её под руку свою не перевёл. С тех пор ежемесячно - местные деловые Бесу оброк платят - за Крышу официальную.
   Витька Боков в Бесовском сообществе на "средних ролях" числился - не сявка, какая зелёная, но и не бригадир полноправный. Так - что-то навроде ординарца - пойди, принеси, подай, другие поручения всякие. Но на хлеб с маслом хватало, по тогдашним Временам Смутным - и это - немало.
   Вот и сейчас, Бес Витьку в Нахаловку командировал - долю месячную забрать.
   Сел Боков в свой "Чёрный Бумер" - подержанный, правда, десятилетний уже, но, до сих пор - презентабельный, да и объехал за пару часов всех авторитетов нахаловских.
   Улов небогатым оказался: несколько рублёвых пачечек, долларов - с десяток купюр, наркоты различной, в таре нехитрой - немного, да ещё - золотых, серебряных изделий несколько штук.
   Одна безделица ювелирная Витьке особенно понравилась - серебряный браслет тоненький - в виде змейки, один глаз - кумушек зелененький, а вот второго - нет вовсе, видимо - выпал когда-то, жалко.
   Хотел Боков даже "зажучить" вещицу понравившуюся, благо и подарить - было кому.
   Да не посмел - с Бесом шутки шутить - себе дороже.
   Побросал всё в пакет полиэтиленовый, хозяину отвёз.
   Бес трофеи на стол вывалил, поморщился брезгливо, но ничего - ординарца верного похвалил - скупо, да и отпустил - на все четыре стороны, вечер пятницы как-никак, рэкетиры - тоже люди, и им отдыхать когда-то надо.
   Подумал Витька немного, да и поехал за город - дело у него одно важное оставалось.
   Сошёлся он, где-то - месяц назад, с девицей одной. И, ничего особенного, вроде: не фотомодель, какая, годков под тридцать - уже, да и вообще - училкой в школе трудится, очки носит, литературу детям преподаёт.
   Да вот, глядишь ты, - присушила Витькино сердце накрепко. В театр с ней сходил как-то, книжки читать серьёзные начал. Даже задумываться стал - завязать с деятельностью своей, криминальной, к прежней профессии вернуться. А был Боков в прошлом - краснодеревщиком знатным, не последним в городе.
   Вот как оно бывает в жизни - подвернётся бабёнка смазливая - жизнь поворот крутой, неожиданный - и совершает.
   Отъехал Витька от города километров тридцать, "бумера" на обочине оставил, а сам - по лесу весеннему погулять пошёл.
   В лесу - благодать. Птички крохотные щебечут, ветерок что-то в кронах деревьев шепчет, рядом с редкими холмиками снега, не растаявшего ещё, - подснежники растут. Набрал Боков тех подснежников охапку немаленькую, да и поехал к своей зазнобе - руку и сердце предлагать.
   А невеста его - на другом конце городка жила, пока доехал - стемнело совсем.
   Поднимается по лестнице - вихрем, в дверь звонит - нетерпеливо.
   Варенька дверь открыла, ахнула радостно, жарко Витюшу своего обняла, поцеловала в губы, и пошла - подснежники в вазу ставить.
   И, вдруг, Боков замечает - на руке его наречённой - браслетик серебряный, в виде змейки, и глаз один у того холоднокровного - отсутствует.
   Потемнело тут у нашего жениха в глазах.
   А, Варенька, интерес суженного своего - к безделушке этой, заметив, и объясняет:
   - Это я ещё месяц назад, по случаю, купила. Надо будет завтра и глазик недостающий - вставить. Правда - красиво?
   Тут у Виктора Бокова - шторка и упала. Темнота кругом - беспросветная.....
  
   Конец.
  
   - Что же, вы, по поводу этого, думаете? - Доктор вопрошает, - И ещё, объясните мне - почему в России каждый месяц - крыши ремонтируют? Осадки сильные бывают? Ветры ураганные - дуют постоянно?
   На такие вопросы - сразу и не ответишь.
   - Видите ли, доктор, - говорю, в затылке, предварительно почесав нещадно, - Россия, с точки зрения психологии и психиатрии, - один большой сплошной Нонсенс: бывает, тонкие и ранимые души - в душегубы идут, а бывает и наоборот - люди грубые и жестокие - в Депутаты подаются. А что этот индивид - дальше делать будет? Да - стишки, конечно же, писать. Русские, они завсегда - когда волнения душевные, разные одолевают - стихи пишут.
   - Да, - Моисеич мне вторит, - Умом Россию - ни за что - не понять. А по поводу - кровельных работ, ветров ураганных, - давайте мы с Вами отдельно поболтаем, за рюмкой шнапса. Длинная это истории, запутанная совсем, здесь - с кондачка, разъяснить суть её - не получится.....
  
   Про стихи - я и не ошибся.
   Через неделю нам герр Мюллер листок бумаги принёс - с новым произведением того рэкетира приболевшего:
  
   Подснежники как прежде, по Весне
   Вновь расцветут - всем Бедам - вопреки.
   Но не дано - их больше видеть мне.
   Как не дано - любить.
  
   Но знает сердце: где-то далеко,
   На Родине, в густеющей траве,
   Поют о Счастье - звонко и светло -
   Подснежники - как прежде - по Весне.....
  
  
  
   08 - Австрийские реалии -
  
   Без дела сидеть - скучно стало совсем. Ноябрь месяц был уже на дворе: купаться уже холодно, грибы - отошли практически, и снег еще не выпал - на лыжах горных даже не покататься.
   От ничего делать - вечером к доктору Мюллеру в гости сходили.
   Доктор нас радушно принял, молодым вином с собственных виноградников угостил.
   Славное такое вино, лёгкое и терпкое - "Штурм" называется.
   Моисеич с доктором, как всегда, о свои делах врачебных трепаться начали. Рассказал Абрам о своей попытке неудачной - заниматься в России частной врачебной практикой.
   - А сколько лет, Вам тогда было, уважаемый? - старик интересуется.
   - Да лет тридцать с небольшим, - Моисеич отвечает.
   - Ну, рассмешили даже, - улыбается Мюллер, - В такие годы - какая частная врачебная практика быть может? У нас, в Австрии, как принято: лет до пятидесяти пяти врач в государственных учреждениях трудится, и только в этом возрасте - практику частную открывает, не раньше.
   - Почему это - не раньше? - Спрашиваю, - Законы такие?
   Доктор плечами пожимает:
   - Про Законы - не знаю, я ведь - психиатр, а не юрист. Просто менталитет у местных бюргеров такой: не может молодой человек - быть хорошим врачом, никак - не может. Да и в пятьдесят пять лет врач ещё "совсем молодым" считается, с опытом недостаточным.
   Вот лет семьдесят - самый сок для врача частного. И пойдёт к нему народ богатенький, если, конечно, в правильном районе офис открыть, да и оснастить его - в соответствии с общепринятыми стереотипами. А "молодой" врач - он только бесплатным может быть, государственным, и никак иначе! Вот такие в Европе - порядки.
   Что тут скажешь? В каждой избушке - свои погремушки.
   Но, пришлось ещё и об особенностях образования австрийского - лекцию выслушать.
   Часам к девяти вечера Мари пришла, невестка доктора. Она учительницей математики работала, в той школе, где наши с Моисеичем дочки учились.
   Поинтересовались у Мари - "Как, мол, там девочки наши, нет ли проблем каких, хорошо ли учатся"?
   Помешала Мари задумчиво чайной ложечкой серебренной - в кофейной фарфоровой чашечке, и говорит негромко:
   - Ваши дочери - лучшие в своих классах, хотя по-немецки и говорят пока ещё плохо совсем. Больше скажу - каждую из них можно в класс четвёртый, а то и в пятый - переводить. Вот только хорошо это, или плохо - затрудняюсь однозначно ответить. В Австрии, да во многих других странах европейских, существует своя строгая концепция начального образования: до пятого класса дети, в основном, рисуют, танцуют и поют, да ещё - физкультурой оздоровительной занимаются, в церковь ходят. И оценок им вовсе не ставят - чтобы психику молодую не травмировать. Буквы печатные изучать начинают - в конце первого класса, читать - в конце второго. А, ваши девочки - развиты не по годам, даже таблицу умножения - на зубок знают. Что с ними делать - ума не приложу? Скучно им в нашей школе очень!
   Ну вот, здрасте-приехали, ещё один повод задуматься - о возвращении на Родину.
   В конце вечера - зашёл разговор о литературе. Оказалось, что доктор - немного сочинительством балуется, мемуары о жизни своей многотрудной пишет, даже за свой счёт книжку выпустил - о житье-бытье в лагерях для военнопленных, в Коми ССР.
   - Я тоже, - говорю, - В студенческие годы этим делом баловался. Даже в Австрию с собой тетрадку - со своими рассказами некоторыми - прихватил.
   Заинтересовался доктор, договорились с ним следующим вечером встретиться, обсудить творческие потуги друг друга.
   В этот раз я к доктору один пошёл, Моисеич в фирму одну австрийскую отправился - на предмет предложения своих коммерческих талантов.
   Сели мы с господином Мюллером возле жаркого камина, устроились поуютней: на специальном столике - кувшин со "Штурмом", бокалы высокие, тарелочки с орешками разными, закурили по сигаре. Сидим - читаем опусы друг друга. Тишина и покой.
   И вдруг, как-то напрягся доктор, вскочил с кресла, и, дрожащим голосом вопрошает:
   - Что это? Откуда? - И пальцем - в мою тетрадку тычет.
   - Да что, собственно? - вежливо уточняю.
   - Вот - "Легенда о Жёлтой Розе", вот ещё - "Сан-Анхелино", и - "Анхелина Томпсон"? Откуда Вы про всё это узнали? Кто - Вам рассказал?
   И, дрожит при этом уважаемый герр Мюллер крупной дрожью, лицо - красными пятнами пошло, на лбу - капельки пота выступили. Того гляди - удар хватит.
   Соблюдая спокойствие, объясняю, что никто мне ничего не рассказывал, что сей опус, и персонажи его - я сам придумал.
   Не верит мне доктор.
   - Не может этого быть! - Шипит по-змеиному, - Там же все детали совпадают, имена, названия! Как Вы - могли всё это придумать?
   - Герр Мюллер, - пытаюсь я успокоить старика, - Вы же - психиатр. Вам лучше знать - как человек что-то "придумывает". Ну, может - приснилось мне всё это, может - привиделось, не помню уже. Поверьте - на слово!
   - Привиделось! Приснилось! - забегал доктор по каминному залу туда-сюда.
   Минут десять мельчишил. Потом устал, видимо, опять в кресло опустился, отдышался, бокал "Штурма" выпил, да поведал историю одну:
   - Извините меня за такое недопустимое поведение! Но на то - есть уважительные причины. Три с половиной года назад мой сын Бернд, муж известной Вам Мари, отправился в Центральную Америку - искать могилу Святой Анхелины Томпсон.
   У него был с собой старинный пергамент с текстом этой Легенды, и подробная карта со словесным описанием маршрута. Согласно карте - около могилы этой Святой были зарыты некие раритеты. Что за раритеты - не знаю, Бернд всего мне не рассказывал.
   От него пришло всего одно письмо, в нём говорилось, что он нашёл этот пресловутый Сан-Анхелино, что местные жители прекрасно знают "Легенду о Жёлтой Розе", что план поисков уже составлен. На этом всё - вестей от Бернда больше не было. Поиски - и официальные, и частные - ни к чему не привели. Мари, в сопровождении двух частных сыщиков выезжала на место, но также - безрезультатно. Так что, Вы должны понять степень моего волнения, и - простить.
   Выслушав мои заверения о полном понимании, старик продолжал:
   - Извините меня, дорогой Андрес, но сейчас мне необходимо побыть одному, подумать - обо всё произошедшем. Извините - ещё раз!
   Вышел я на улицу - да, как-то всё с этой Австрией странно - сюрпризы и загадки - на каждом шагу.
   Неожиданно подвернулся случай поработать с месяц в австрийской коммерческой фирме, - вдруг, удастся денег немного заработать, в нашей нынешней ситуации - это совсем нелишнее.
   Подходим к нужному офису, на дверях табличка висит с текстом, в моём корявом переводе - это примерно так звучит: "Здесь Вы найдёте троих работяг, которые не гнушаются никакой работы"!
   Как позже выяснилось - чистая правда бала на этой табличке написана - никакой работы те австрияки не гнушались: и посреднической деятельностью занимались, и контрабандой промышляли, надо было - и зажигалки сувенирные штамповали в задней комнате на станке самопальном.
   Но больше всего меня данный австрийский офис поразил. Заходишь, и думаешь, что дверью ошибся, и в ресторанчик небольшой попал. Комната площадью метров сто квадратных, а по всей дальней стенке - барная стойка классическая идёт, со стульчиками высокими.
   По бокам стойки, правда, и несколько обычных письменных столов располагалось, парочка стеллажей с документацией. Но, барная стойка - безусловно, главенствовала в конкретном интерьере.
   Позже выяснилось, что во многих австрийских трейдорских фирмах - большинство сделок именно за барными стойками и заключается.
   А от центрального зала по короткому коридору - в кухню попадаешь.
   Настоящая такая кухня, с плитой, столом дубовым, а главное - с двумя огромными холодильниками, всегда забитыми под завязку свежим пивом и разнообразными копчёностями.
   Приходит к тебе на переговоры партнёр потенциальный - первым делом на барную стойку несколько бутылок пива волочёшь, тарелки с колбасами и ветчинами нарезанными. Перекусили немного - можно и о делах поговорить. А если, сделку обоюдовыгодную после этого заключили - тогда и по стаканчику шнапса можно употребить дополнительно.
   Моисеичу то на это наплевать, он пива почти и не пил - потолстеть боялся.
   А к этому напитку пенному слабость определённую питал, поэтому за те две недели, что в фирмочке этой трудились, поправился я - килограмма на три.
   Но в целом - всё понравилось. Заодно и полное представление получили о том, как в Австрии взятки принято давать, да и о других нюансах местного бизнеса.
   Ещё с первых дней пребывания в этом офисе приметил я одного странного субьекта.
   Одет прилично - сразу видно, что клерк, какой в частной фирме, или - служащий в муниципалитете. Приходит утром, видимо, по дороге на свою работу, вежливо здоровается со всеми, тут же проходит на кухню, берёт там пару бутылок пива, ветчинки- колбаски, садится за барную стойку, не торопясь, всё это потребляет, вежливо кивает головой и уходит. Вечером - все повторяется, только пива уже выпивается - бутылок пять-шесть. И так - изо дня в день.
   Интересно стало - кто это к нам ходит - словно в забегаловку обычную? Спросил у Манфреда, главного в этой шараге.
   Манфред глубокомысленно поднял указательный палец к небу, закатил глаза, и выдал:
   - Дас ист - Отто - КёнигЗолль!
   Ну, "Кёниг" - понятно "король", а "соль" здесь причём?
   Вечером не утерпел, Мите позвонил, попросил разъяснить ситуацию.
   - Тоже мне, Бином Ньютона, - Митя объясняет, - Всё просто - как дважды два. "Золль" означает - "таможня". А, этот Отто - Начальник Таможенного поста на Словенской границе. В Австрии, в последнее время не принято взятки - деньгами давать, боятся все, и кто - даёт, и кто - берёт. Несколько лет подряд по телевизору без устали показывали сюжеты, как доблестные Агенты Полиции всевозможным чиновникам - меченые купюры всучивают, за разные незаконные услуги. И суды показывали, и - полную конфискацию имущества. Компания такая вот проводилась - на уровне государственном. После этого связываться с деньгами наличными, да и с безналичными - поскольку и здесь следы остаются, мало - кто рискнёт. А Бизнес то - надо продвигать? Вот и придумывают коммерсанты ушлые - всякие манёвры обходные - кто во что горазд. В этом конкретном случае, я думаю, схема наипростейшая задействована. Встречает Манфред на людной улице этого Отто - совсем случайно, конечно же, и, говорит: "Отто, дорогой друг, сто лет тебя не видел. А, помнишь, как мы в школе с тобой дружили? Ты, конечно, лет на семь младше меня был, но я уже тогда - хорошо к тебе относился. Тут рядом совсем, вон на той улице - мой офис. Старина, в любое удобное для тебя время - заходи, ешь, пей - всё, что душа пожелает! Мы же - старые школьные друзья. А между друзьями, - какие счёты"? И делается сей заход - сугубо прилюдно, чтобы если что - свидетели были.
   Вот Отто и ходит в ваш офис - потреблять халявное пиво с халявной же колбасой. И оба, что характерно, тщательно считают стоимость выпитого-съединого. Накапливается определённая сумма, к примеру - баксов шестьсот, Манфред где-нибудь на клочке бумаги пишет дату и некий автомобильный номер - Отто невзначай показывает, а потом тот клочок бумажный - съедает незаметно. Вот такое вот - кино. Слышал я от людей знающих, что этот твой Манфред - на чёрном кофе йеменском специализируется. В Каринтии сейчас много турок иммигрантов проживает, много беженцев из Боснии и Хорватии, эти ребята без чёрного кофе - и дня прожить не могут. А ввозная пошлина на него - закачаешься. Так что, Манфред твой - богатую жилу нащупал, похоже. А ты думал, что в Европах наших - бизнесмены все такие положительные, законопослушные? Вот уж - напрасно совсем!
   То, что "напрасно совсем", я ещё через пару дней убедился. В то утро в офис прибыл большой и очень шумный румын по имени Стас. Узнав, что мы русские, тут же с просьбой пристал:
   - Ребята, помогите! Хочу купить три фуры белорусских телевизоров разных, да мои партнёры в Минске - никак не въезжают, что такое "безотзывный аккредитив"! Срывается сделка! Давайте - вместе им позвоним, объясним всё доходчиво!
   Пришлось часа три потратить, непонятки сглаживая. В конце концов - договорились обо всём, Стас в Минск по факсу текст контракта сбросил.
   - Спасибо Вам! - Говорит, - Сегодня с меня - бутылка виски хорошего, А если сделка полностью прокатит, то ещё и денег подкину.
   - Извини, Станислав, - Моисеич всегда, когда дело касается коммерции, становится обходительным и любезным - до неприличия, - Но, что ты в - Австрии, будешь делать с телевизорами - белорусскими? Понимаю, что коммерческая тайна, но очень уж любопытно. Может - поделишься опытом?
   Румын нерешительно трёт щеку грязной огромной ладонью, но всё же - решается:
   - Я их это - потом в Румынию перепродам, оптом.
   - Так вёз бы ты их сразу из Белоруссии - в Румынию, ближе ведь гораздо! - Влезаю с советом.
   - Нет, так не получится, - мотает Стас лохматой башкой, - Прежде, чем эти телевизоры в Румынию везти, мы их с Манфредом здесь переделаем немного. Телевизоры то белорусские - они хорошие, начинка у них - японская, а вот коробки сами, кнопки - поменять надо. Да и таблички нужные прилепить требуется: SONY - к примеру, паспорта технические новые - в коробки вложить. И завозить их в Румынию - только через Австрию требуется. Это - типа гарантии, что телевизоры те нормальные, "не левые". В западноевропейских странах такие финты не проходят - враз поймают и посадят, с конфискацией, и - надолго. А в некоторых государствах - прокатывает по лёгкому.
   - Да, - настала очередь Моисеича - в затылке скрести, - Нормальный ход - век живи - век учись! И много - такого хитрого Бизнеса здесь?
   - Хватает, - усмехается румын, - В последнее время неплохо - стиральные машины идут. Покупаешь партию в Словении, в "итальянские" переделываешь - и, куда-нибудь, в Края Дикие, перепродаёшь - на Украину, или - в Сибирь, скажем.
  
   Идём с Моисеичем домой, после дня трудового.
   - Похоже, - Абрам говорит, - По всей Земле одинаковые люди живут - хитрые и вороватые. И взятки чиновники берут - повсеместно. Только в тех странах, где Органы соответствующие всерьёз работают, шушера эта - вежливо себя ведёт, боязливо, скромно. А в России, где менты только вид делают - что, мол, ловят кого-то, - и расцветают Коррупция с Жульничеством - цветом махровым, наглым.
   - Это точно, - соглашаюсь с приятелем.
  
  
  
   09 - Две Души -
  
   Пришёл день, когда до нас с Моисеичем окончательно дошло - закончилась наша иммиграция, закончилась - бесповоротно и окончательно.
   И две недели, пока визы ещё не закончились, впереди горячие предстоят. Детей документы из школы надо забрать, с квартирной хозяйкой все договорные отношения закрыть, билеты купить, вещи собрать-упаковать, придумать - как гору этих шмоток до Вены довезти, да и много чего другого - сделать необходимо.
   Но главное, как обо всём этом - жёнам сказать? Так получилось, что до сих пор они обо всех наших неудачах коммерческих - ровным счётом ничего не знали, считали, что всё у нас хорошо, всё - по плану идёт. Во-первых, расстраивать их не хотелось, во-вторых, надеялись мы с Моисеичем до последнего - что всё утрясётся как-нибудь.
   Не утряслось.
   Купили вина хорошего, фруктов, конфет.
   - Праздник, какой? - Девчонки спрашивают.
   Приходится дипломатию проявлять:
   - С философской точки зрения - каждый день человеком прожитый - праздник, если, конечно, этот день - не последний в его жизни был.
   Сели за стол, вино по бокалам разлили, Моисеич тост говорить приготовился, а девчонки уже что-то такое почувствовали - сидят тихонечко, глаза круглые, испуганные.
   - За нашу Родину, - Абрам произносит, - За Россию! За Санкт-Петербург - лучший город на земле! - Выпил вино залпом, сел - слезу непрошеную смахнул, и заулыбался радостно, жизнью довольный.
   Короче говоря, всё совсем нестрашно прошло. Жёны - людьми настоящими оказались.
   Ни истерик тебе, ни скандалов. Повздыхали только немного, грустно переглянулись, да и пошли - вещи собирать.
   За две недели управились со всеми делами, все вопросы сложные - порешали, перед отъездом решили "отвальную" соорудить - русские мы, или как?
   Народу много пришло: квартирная хозяйка, Митя с семьёй, Андрейка, Анжелика, Манфред, доктор Мюллер, его невестка Софи, даже - Стас-румын пожаловал.
   Посидели, выпили, друг другу - слов приятных море наговорили, кое-кто - даже всплакнул.
   Особенно Стас поразил - выдал нам с Моисеичем по пятьсот долларов, премиальные за вклад в успешную сделку по приобретению белорусских телевизоров.
   Надо же: румынский жулик - а честный!
   Потом доктор Мюллер меня в сторону отвёл.
   - Андрес, дайте слово, что о нашем разговоре никому не расскажите! - Таинственно начинает доктор, - Хорошо - этого достаточно. Я официально приглашаю Вас принять участие в одной экспедиции, вернее - в одной авантюрной эскападе. Я тут купил небольшую, но крепкую яхту, и где-то в июне-июле намереваюсь посетить побережье Карибского моря - осуществить ещё одну, последнюю попытку найти моего сына. У меня создалось впечатление, что Вы можете оказать нам с Мари существенную помощь. Вполне возможно, что между Вами и "Легендой о Жёлтой Розе" существует некая мистическая связь, иначе как ещё можно объяснить те Ваши литературные рассказы? Такие совпадения - явно, неспроста. Что скажите?
   А что я в этой ситуации мог сказать? Молчу, раздумывая - как бы доктору повежливее отказать.
   Уловил старик эти мои мысли-сомнения, и, с другой стороны заходит:
   - Я понимаю, что Вам сейчас не до всяких глупостей. Вам и семью в Россию надо доставить, там заново быт наладить. Но, с другой стороны, я знаю и о Ваших денежных затруднениях, получить с господина Аматова денежки назад - утопия. А я Вам мог бы предложить, за участие в этом моём Проекте, - И, на ухо мне шепчет, очень внушительную цифру называя.
   - Знаете, доктор, - говорю, - Ваше предложение весьма заманчиво, и не только - по финансовым условиям. Мне самому все эти карибские загадки разгадать хочется. Но, прямо сейчас, я не смогу Вам ответить - ни "да", ни "нет". Сами понимаете....
   Повеселел Мюллер:
   - Уже хорошо - что твёрдого "нет" не говорите. Для раздумий у Вас - ещё шесть месяцев, практически. Все мои координаты Вы знаете - пишите, звоните, буду ждать!
   Разошлись все гости по домам. А мы - дружно посуду помыли, детей спать уложили, вещи собранные в холл перенесли - чтобы завтра удобней было грузиться, да и по спальням разошлись.
   - Что-то мне холодно, - жена говорит, - Разожги, пожалуйста, камин! - И в кресле калачиком свернулась.
   Дров принёс, огонь в камине разжёг, чай свежий заварил, оглянулся - а жена уже уснула в своём кресле, умаялась с этой "отвальной".
  
   Хорошая всё же у меня жена, не каждому такая достаётся.
  
   Две Души - на Белом Свете,
   Больше - никого.
   Только месяц ярко светит.
   И вокруг - светло.
  
   Две Души - на Свете Белом
   Сколько ни зови -
   Эхо лишь рисует мелом -
   На воде - круги.
  
   Нет ни серебра, ни - злата.
   Нет - других планет.
   Нет - ни бедных, ни - богатых,
   Нищих - тоже - нет.
  
   Да и женщин - нет в помине.
   Только вот - одна.
   Тихо дремлет у камина,
   Нежности - полна.
  
   Две Души на Белом Свете,
   Больше - никого.
   Да ещё - Бродяга-ветер,
   Что стучит в стекло.
  
  
  
   Четвёртый раздел.
   Странные сны с романтическим подтекстом.
  
   Странные сны. Странные сны приходят к нам иногда.
Приходят неожиданно, не спрашивая разрешения....


01 - По ту сторону Занавеса -
(На правах сценария к анимационному фильму).
  
Я иду по темном Городу - промозглый влажный воздух, застревающий в горле противным комком серой пакли, под ногами слякоть - мокрый снег вперемешку с песком, окурками и какой-то химией. Ветер гонит по улице бумажный мусор.
Да, прав был Поэт, говоривший о немытости российской, ох - как прав, ей-ей...
Редкие желтые тусклые фонари, покосившаяся афишная тумба, на тумбе - забрызганный
грязью лист мятой бумаги с неожиданным текстом:

ДОМ КУЛТУРЫ ИМЕНИ СВЕТЛОГО БУДУЕГО!!!
СЕГОДНЯ И ЕЖЕДНЕВНО!!!

СПЕКТАКЛЬ-КАПУСТНИК "ДЕМОКРАТИЯ В РОССИИ"

РЕЖИСЕР - неразборчиво

ВПЕРВЫЕ В СЕЗОНЕ - В РОЛИ В.В. ПУТИНА - ЭЛЬФ ДОББИ!!!

ИНОСТРАНЦАМ И ЗАСЛУЖННЫМ ДЕМОКРАТАМ - ВХОД БЕСПЛАТНЫЙ!!!

В БУФЕТЕ ВСЕГДА СВЕЖЕЕ ПИВО!!!!

Интересно, интересно. Вечер, вообще то, ничем не занят. Да и Дом Культуры этот в двух шагах - грех не зайти.
У входа невеликая толпа, да и не толпа вовсе - а так...
Зрительный зал обычен до тошноты: сцена, оркестровая яма, боковые ложи - в бархате, партер, обшарпанная галерка.
В Ложах, как полагается, публика заведомо побогаче - смокинги, депутатские значки, бабочки, сытые лоснящиеся морды, генеральские погоны, золотом расшитые рясы, оголенные женские плечи в брильянтовом обрамлении...
Короче говоря, бизнес- политическая элита в разрезе.
Галерка на удивление пестра. Преобладают разномастные пенсионеры - одни - и женщины и мужчины - в ватниках и кирзовых сапогах, другие - мужчины в мятых старомодных костюмах, женщины в длинных темных юбках и в серых от старости (когда то белых) блузках, украшенных штопкой на локтях и пышными муаровыми бантами.
Но есть и молодежь - краснощекие юноши со взглядом горящим, девицы - с лицами прыщавыми и одухотворенными одновременно.
Мелькают приблатненные кепочки и офицерские фуражки, лица даунов явных и даунов начинающих, милицейская форма и живописные лохмотья бомжей.
Партер предсказуем и скучен - нигилисты, анархисты и прочие баламуты всех мастей, не верящие ни в Бога, ни в Черта, ни даже в Великий Сладкий Сникерс.

На Галерку идти - стыдно, в Ложи - боязно. А может наоборот?
Стыдно - в Ложи, боязно - на Галерку? Впрочем - не важно. После недолгого раздумья направляюсь в Партер - так оно как-то привычней, надежей что ли.

Спектакль уже начался. На сцену, в глубине которой угадывается черный бархатный Занавес, въезжает бутафорский танк, на фанерной башне которого стоит седой, грузный и неуклюжий, явно пьяненький дядька в белой рубашке, расстегнутой практически до пупа и неряшливо заправленной в жеванные, плохо высохшие брюки.
(Программка: В роли Б.Ельцина - Ванька Балакирев - шут Ея Величества Государыни Анны Иоановны).
Оркестр с усердием наяривает что-то революционно- демократичное.
Седой, глядя куда то за кулисы, грозно размахивает руками, топает ногами, беспрерывно посылает проклятья кому-то невидимому. Раздается страшный грохот - это, по всей видимости, стреляет танк.
Откуда-то появляются люди в полувоенной форме с игрушечными, беспрерывно трещащими автоматами в руках, бегают по кругу. Из правых кулис выходит, радостно улыбаясь, неприметный человечек с большим коричневым пятном на голове, победно поднимает руки в верх, залезает на танк к Седому и троекратно целуется с ним в засос.
Из левых кулис выводят несколько сгорбленных людей в наручниках.
Блики фотокамер, Ложи вежливо аплодируют, Галерка свистит, плачет и смеется, Партер недоверчиво молчит.
А на сцене мужики и бабы в русских народных костюмах радостно водят хороводы вокруг благостно улыбающегося Седого.
Смена декораций.
На сцену, боязливо озираясь по сторонам, выбирается толстенький человечек с мордочкой молочного поросенка, в высокой папахе с красной лентой наискосок, с огромной шашкой на боку.
(Программка: В роли Егора Гайдара - Толстый Свин из китайской компьютерной стрелялки "Убей Свина"..)
Ложи вежливо аплодируют, Партер привычно молчит, Галерка ревет и дружно бросает в человечка с шашкой гнилые помидоры, тухлые куриные яйца, несвежие селедки и прочие ингредиенты. Толстый Свин испуганно убегает.
Появляется Конферансье - сутулый мужчина в черном, с обширной лысиной, неумело замаскированной редкими прядями черных волос. Улыбка у мужчины - наинаглейшая, взгляд черных глаз - наихитрющий.
(Программка: Ведущий - Борис Березовский, вследствие неприбытия из Лондона - в роли Бориса Березовского - мсье Воланд, вследствие неприбытия последнего - Мелкий Бес..)
Мелкий Бес, оживленно жестикулируя, что-то объясняет Галерке. Как я его понял - сугубо по жестам - "в каждой семье не без урода, но сейчас не время для разборок - надо Демократию строить, а этот с шашкой далеко не уйдет, воздастся ему по полной, но - потом...". Галерка успокаивается.
Зрители нешуточно оживляются. На сцене - всеобщие любимцы.
(Программка: В роли Владимира Жириновского - Владимир Жириновский, в роли Бориса Немцова - Худой Чернявый Гоблин из нижегородской Волости).
Новые персонажи садятся за стол - друг напротив друга. Спорят, кричат, обзываются, стучат кулаками по столу. Ассистенты подтаскивают к В.Жириновскому несколько ящиков с большими бутылками Кваса, а к Х.Ч. Гоблину - аналогичное количество ящиков с Колой. Актеры начинают дружно обливать друг друга идеологически-противоположными напитками.
Оркестр вжаривает канкан. Блики фотокамер, Ложи вежливо аплодируют, Галерка бьется в экстазе, Партер, криво улыбаясь, молчит.
Очередная смена декораций.
Откуда-то сверху опускается гигантская карта России с надписью "План ГОЭЛРО".
К карте, важно выпятив вместительное брюшко, подходит рыжий Хоббит - в Программку можно не заглядывать.
Галерка взрывается яростными воплями. Кроме помидоров и яиц на сцену летят некие предметы, напоминающие гранаты - но не взрываются - учебные, надо думать.
Хоббит, прыгая, как матерый заяц, из стороны в сторону, улепетывает за кулисы.
Опять появляется Мелкий Бес, становится на колени, и, обильно рыдая, о чем-то умоляет Почтенную Публику. За его спиной появляются мужики и бабы в русский народных костюмах, несущие Транспарант: "Все - на выборы. Голосуй - а то..."

Становится откровенно скучно - оглядываюсь по сторонам. Возле лестницы, соединяющий Партер с Галеркой, радостно вертя задницами и призывно улыбаясь всему Партеру, стоят две длинноногие девицы с Плакатом явно просветительского назначения:
" Слово новое, модное,
Запомнить каждый рад..
Еще вчера было - Быдло Позорное...,
Сегодня - гордое - ЭЛЕКТОРАТ !!!"
Рядом с девицами скучает дюжий малый в униформе, что-то отмечающий в блокноте.
Ага, понятно, это он фиксирует всех перебежчиков из Партера на Галерку - грядут Выборы, а мерзавцы из Партера туда принципиально не пойдут - пора и о пристойном кворуме позаботится...
Подхожу к служивому с блокнотом и с помощью неких интернациональных жестов (очень уж в зале шумно) пытаюсь выяснить - где здесь находится туалет.
Он с непониманием наблюдает за моей пантомимой, затем радостно улыбается и уверенно показывает блокнотом на скромную неприметную дверь.
Открываю, вхожу - длинный, вихляющий, словно пьяный подросток из стороны в сторону, узкий коридор. Минут через пять попадаю в просторный полутемный зал, отделенный, судя по доносящимся звукам, от сцены, где идет Представление, только черным бархатным Занавесом.
За Занавесом - бурные аплодисменты и громовые овации.
Не иначе - на сцене появился Эльф Добби.
Интересно - как там Партер - все еще молчит?

А в Зале, за Занавесом, несуетливые мужики заняты делом.
Некто грузный и вальяжный, осторожно, стараясь не шуметь, рубит на крохотной гильотинке зеленую капусту.
Рядом - неприметный восточный человек ловко стрижет испуганную белую овцу - на овце черной краской небрежно выведено: " ЛАВЕ".
Со стола, на котором стоит табличка "Бюджет", некто бережно собирает крошки - детишкам на мацу.
Двое молодых людей славянской национальности отчаянно дергают за рычаги игрового аппарата.
На боку аппарата нарисованы нефтяные вышки, чуть ниже вышек - стишок:
"Не ходи, брат, далеко,
Здесь найдешь свое бабло .."
Аппарат исправно выплевывает золотые кругляшки.
Еще дальше - Генерал непонятного ведомства маленькой кисточкой, высунув от волнения розовый язык, выводит на большом жестяном ящике, снабженном немаленькой прорезью: "Для откатов"....
На дверях, возле которых безмолвно замерли два автоматчика, очередная судьбоносная Табличка:
" Выход из Цеха в Ложи (и обратно) - строго по Спецпропускам и Удостоверениям Депутатов Всех Уровней и Всех Созывов"
Двери постоянно хлопают - сделав свои Дела, мужички возвращаются в Ложи Театрального Зала, уступая хлебные места другим жаждущим и нуждающимся.

Пошли вы, ребята демократы, с вашим драматургией, куда подальше.

Выхожу на улицу.
Слякоть, желтые тусклые фонари.
Ветер гонит по улице бумажный мусор.
И чего это Михаилу Юрьевичу вздумалось прощаться с Немытой Россией?
Это он, поторопился, однако....

  
02 - Дым над Городом -
(На правах сценария к анимационному фильму).

Уже несколько дней, с рассвета и до обеденного часа, над городом, а вернее над его центральной Площадью - там, где располагается здание городской Ратуши, - поднимается столб тяжелого, желто-черного дыма.
Это Великая Инквизиция правит свою кровавую тризну, сжигая и вешая еретиков, закостенелых вероотступников и прочих всяческих нарушителей заповедей.
Заповедей Божьих и человеческих.
Совсем недавно взошло солнце, и народ - кто по одиночке, кто - небольшими группами, стал подтягиваться к Ратуше - за очередной порцией впечатлений.
Иду по узким, извилистым, мощенным грубым булыжником улицам крохотного средневекового городка, время от времени ловко увертываясь от помоев, по простому выплескиваемых из окон.
А вот и площадь - идеально круглая, по краям - народные толпы, в центре - помост для Судей, рядом - клетка с подсудимым, высоченный деревянный столб , несколько вязанок дров, виселица.
Инквизиторы уже на местах.
В центре помоста вольготно расположился в дубовом кресле Некто в бесформенном черном балахоне. Лицо скрыто капюшоном. Видны только руки - большие, смуглые, изрезанные глубокими морщинами. Руки обнимают массивный черный посох, в навершии посоха - искусно вырезанная голова пуделя.
Справа от Главного Инквизитора - тоненькая женщина в синем плаще. Светлые прямые волосы, красивое тонкое лицо. И огромные синие глаза, печальные, до чего же печальные, Боги мои!
Слева, на низенькой скамеечке - громадный черный Кот, нагло закинувший лапу-на-лапу, и грустно улыбающийся сквозь роскошные усы чему-то своему.
А в клетке - пожилой человечек в черном смокинге, белой манишке, с малиновой бабочкой в синий горох - испуганный и несчастный.
Ба, да это Евгений Ваганович Петросян собственной персоной. Неисповедимы пути земные.
- Начнем заседание! - летит над площадью могучий бас. - Мастер Мольер, как Прокурор Инквизиции, огласите обвинение.
Худой высокий человек в кудрявом рыжем парике поднимается на помост.
- Я, Жан-Батист Мольер, Прокурор Великой Инквизиции, - голос говорящего дрожит от волнения, - Обвиняю этого человека в страшном преступлении. Он нарушил все принципы и устои Высокого искусства Сатиры. Высокого, судари мои! Искусства, призванного бороться с наклонностями низменными и подлыми.
Человек может быть всецело предан Добру, может поклоняться Злу, но если он низок - последствия его деяний будут по настоящему страшны.
Так говорится в старинных Легендах, и я им верю!
А обвиняемый поклоняется низости, он возвел ее в культ. На его выступлениях люди смеются животным смехом, грубым, как урчание переполненного желудка.
Каждая вторая его шутка посвящена вариациям на туалетную тему, каждая первая - человеческим испражнениям в более широком понимании.
Потакать низменным наклонностям толпы - дело страшное, с итогом кровавым.
Так поется в старинных Балладах, и я им верю!
Один неглупый молодой человек сказал:
- Петросян - хуже героина.
- Я с этим полностью согласен, и требую для обвиняемого одного - очищения светлым огнем, немедленно.
- Ну что ж, - задумчиво произнес Главный, - Позиция Ваша понятна. Но что нам скажет Адвокат? Кстати, кто у нас сегодня Адвокат? Бенгальский? Бзежинский? А, вспомнил - Березовский. Прошу, прошу.
- Борис Абрамович, - представляется Адвокат, низенький лысый мужчина в помятом костюме.
- Я не очень понял своего коллегу. Все это очень хорошо - благородство, борьба с пошлостью. Но какое отношение это имеет к бизнесу? Мой подзащитный не мессия, и, даже не врач человеческих душ. Он - просто бизнесмен. Есть спрос - есть предложение. Люди покупают билеты на его выступления - значит, товар востребован рынком. Больше ничего, и суть Ваших претензий мне непонятна.
Вот, кстати. В первом ряду я вижу Михаила Задорнова. Он занимается тем же, что и мой подзащитный, а именно - смешит народ. Но его здесь никто не судит, более того, даже издали заметно, что ему тут благоволят. Почему такое? Ответьте, коллега.
И действительно, прямо около помоста стоит Михаил Николаевич. В раззолоченном камзоле, на груди разлапистые ордена-снежинки, на боку - рыцарская шпага.
Вместо Прокурора Березовскому отвечает Сам:
- Я лично много раз бывал на концертах мастера Михаила. Да, на его выступлениях люди смеются. Смеются - а не пошло ржут.
И когда зрители по окончании покидают зал - одни задумчиво молчат, другие - грустно улыбаются. Происходит то, что и должно происходить - люди задумываются: о том, так ли они живут, тем ли ценностям поклоняются.
А с выступлений Вашего визави люди выходят без тени раздумий в глазах, глупо гогоча, довольные собой и окружающим миром. Так вот и появляются на свет законченные подлецы. Так что оставим мастера Задорнова в покое. Если у защиты есть свидетели - пусть выйдут на помост.
По ступенькам поднимается здоровенный малый, одетый как горожанин средней руки, упитанный и краснощекий.
Слегка запинаясь, но без особого смущения, малый заученно бубнит:
- Мы, это...Мы очень любим Евгения Вагановича. Он для нас - как отец родной. Вот послушаешь его, посмеешься вволю - на завтра и работается гораздо лучше, веселей, сподручней.
- Простите, любезный, - встревает Кот, - А Вы, случайно, не живодером трудитесь?
- Зачем - живодером? - Обижается свидетель, - Я мясником работаю, на Сытном рынке.
- А позвольте такой вопрос, - оживляется Мольер, - Если бы Ваш любимец на сцене, скажем так - громко пукнул. Что бы Вы на это сказали?
- Громко пукнул? То есть, пернул бы? - Уточняет мясник, - Ну, это было бы прикольно. Ну, а если бы и баба его - то и вовсе закачаешься. Даже если бы и кучу наложил прямо на сцене - что ж, мы с пониманием, хорошей шутке завсегда рады.
Вокруг поднимается шум - подбадривающие выкрики, смешки, ругань.
Некто в черном бесформенном балахоне громко стучит посохом по помосту - над площадью воцаряется тишина.
- Разрешите, мессир? - негромко спрашивает тоненькая женщина в синем плаще. Как же печальны глаза ее, как же печальны, Боги мои!
Получив одобрение, женщина негромко распоряжается:
- Стража, отвести этого человека на городскую окраину - и отпустить на все четыре стороны. При попытке вернуться - повесить немедленно.
- В батоги его, в батоги! - неожиданно взвизгивает Кот.
Стража уводит незадачливого мясника.
Борис Абрамович недоуменно разводит руками:
- Но позвольте, так же нельзя. А свобода? А нетленные принципы демократии? А плюрализм мнений?
- Бенгальский, то есть - Березовский. А голову Вам давно не отрывали? - Переходит Кот в наступление.
- Тишина! Прения окончены! - Прерывает спорщиков авторитетный бас, - Через пять минут будет оглашен приговор.
На мое плечо ложится тяжелая рука. Это капитан Зорго, старый товарищ.
- Андрес, я все понимаю - тебе очень хочется узнать, чем все это завершится. Но нам пора. Шхуна ждать не будет - пора торопиться.
Быстрым шагом удаляемся от площади по узким, извилистым, мощенным грубым булыжником улицам, время от времени ловко увертываясь от помоев, по простому выплескиваемых из окон. Туда, где остро пахнет морем - в сторону Порта.
Уже видны мачты кораблей, уже слышна старинная матросская песня.

Наш фрегат давно уже на рейде.
Спорит он с прибрежную волною.
Эй, налейте, сволочи, налейте -
Или Вы поссоритесь со мною.

Сорок тысяч бед за нами следом
Бродят словно верная охрана.
Плюньте - кто на дно пойдет последним -
В пенистую морду Океана.....

Оборачиваюсь - в нос бьет неприятный запах. Там, над центром Города, поднимается столб желто-черного, нестерпимо вонючего дыма.
- Видно, твой сатирик и на Костре пошутил как-то неудачно, в смысле - неприлично, - глубокомысленно замечает капитан.

P.S. - Ведь нет же такого Закона, согласно которому человек не имеет права пересказывать свои сны окружающим?
  
  
  
  
03 - Трудна ты, жизнь шпионская -


Узенькая заснеженная улочка где-то на окраине Москвы.
Серое раннее утро, безветрие, шустрые синички беззаботно щебечут в ветвях придорожной аллеи.
  
Замоскворецкая Москва
Заре навстречу улыбнется...
А после - мерзко рассмеется,
Считая Деньги в Закромах...

Это я сам только что сочинил - правда, недурственно?

Под заснеженной рябиной, на сером камне сидит грустно-задумчивый Джон Ланкастер - многолетний и бессменный Резидент британской разведки МИ-6 в России.
В одной руке старины Джона зажата полупустая бутылка виски "Белая Лошадь", в другой - черная кубинская сигара, в глазах - безысходная тоска.
- Привет, Джонни! - Присаживаюсь на корточки рядом со стариком. - Что захандрил? Лондонские девчонки опять приснились?
- А, Андрес, - ветеран разведки еще разок прикладывается к бутылке с благородным напитком, - Паршиво все, брат. Вешатся пора - пока не отправили на отдых заслуженный.
- Ну, ты даешь! - Я искренне огорошен. - Кто же тебя тронет? Ты же - Могиканин настоящий, про тебя даже Владимир Высоцкий песню написал! А ты - в отставку!
Джон сморщился, натужно крякнул, последний раз полузатянулся сигарой, поплевал на ее тлеющий кончик, потер пальцем, и - бережно спрятал окурок в карман старомодного полувоенного френча.
- Да понимаешь, друг мой, тут наши молодцы - там, в Лондоне , - посчитали, что мы про эту долбанную Россию все- все уже узнали. Хватит, мол, дальше тратить деньги налогоплательщиков, пора Лавочку сворачивать. Вот видишь эту штуковину? - Ланкастер постучал бутылкой по камню, на котором сидел, - Ты думаешь - это просто булыжник? Нет, юнец неразумный, это - новейшая разработка наших технарей - супер-пупер приемник - передатчик новейшего образца. Теперь любой русский, желающий нам что-либо стукнуть, прогуливается недалеко от вот такого камушка, нажимает на кнопочку своего мобильника - и Информация через это чудо каменное спокойно уходит куда надо. Никаких тебе конспиративных квартир, камер хранения, личных встреч с агентами в дешевых кафешках! Кстати, не желаешь ли хлебнуть "Лошадки"?
Расстроенных стариков обижать стыдно, делаю пару - тройку глотков.
- Ты меня совсем запутал, - ставлю пустую бутылку рядом с чудо - камнем, - Ведь это классно! Только настоящая работа начинается - а ты на пенсию собрался?
- Тут такое дело, - Джон достает из внутреннего кармана френча еще один бутылек с лекарством от хандры, - Через эти передатчики-приемники приходит каждый день вагон информации. Но вся она, как говорят наши русские братья, "туфтовая", - кто налоги не платит, кто бюджетные деньги по легкому ворует - так, абсолютно ничего интересного. Лабуда полная. А денег в эти камушки вложено - просто намеренно. Вот Большие Боссы крайних и ищут.
- А военные Секреты? А Карты Укрепрайонов? А коды "свой - чужой"? - не сдавался я.
- Э-э, пустое, - даже новая порция виски не добавила оптимизма моем собеседнику, - Все это мы уже и так давно знаем. Так что отбегался Джон Ланкастер, волк вольный. Пора на покой - поеду в Портсмунд, куплю домик на берегу моря - буду тыквы выращивать - там все выращивают тыквы:
  
О, желтой тыквы аромат!
Меня влечет, хранит и манит ...
Он не предаст, и не обманет....
И ты полюбишь тыквы, брат!
  
Скупая мужская слеза скатилась по морщинистой щеке ветерана.
Да - а, дела. Надо что-то делать - жалко дедушку.

И вдруг, из невесть из какого далекого далека, преодолев неведомые Пространства и Расстояния, приходит Она - великолепная, ослепительная, блестящая - Спасительная Идея.
- Слушай сюда, нытик несчастный, - не могу удержаться от торжественного тона, - Ты спасен, Дуримар английский, тыквы отменяются.
- Ну же, ну, говори скорее, Андрес, не тяни! - От волнения Джон начинает пошло заикаться.
- У тебя есть надежный ФээСБешник в большом чине, любящий деньги? - Следует утвердительный торопливый кивок, - Идешь к нему, платишь деньги и сдаешь все-все про свои секретные каменья.
- Зачем? - Изумление старика не знает границ.
- Ну, это же совсем просто, - я широко улыбаюсь от удовольствия, - Он берет с поличным несколько твоих молодых сотрудников - кстати , им будет весьма познавательно посетить русскую тюрьму - Школа Жизни , блин , то- се. Затем созывает кучу корреспондентов и рассказывает на весь мир о том, как ФСБ долгие месяцы выслеживало английских шпионов, какие людские резервы были задействованы, какие финансовые средства были истрачены. Ну а вред, который нанесли российской экономики мерзкие булыжники - и вовсе не поддается исчислению! В этой ситуации твои Боссы закрывать Лавочку не станут. Необходимо Ошибки исправить, Успехи расширить и углубить. Да и есть Повод дополнительное финансирование у Парламента испросить - де, хотелось бы, чтобы в будущем каменюки бы непреложно испарялись бы, или там взрывались бы - но так, несильно - без жертв, как только к ним прикасались бы Чужие Ручонки...
- В этом что-то есть, - Джонни явно заинтересовался, даже спиртное убрал обратно в карман своего старомодного, полувоенного френча, - Но для полного "взрослого" Скандала - этого маловато. Добавь еще что-нибудь, креативщик ты наш!
- Пожалуйста, - меня уже несло в даль светлую на крыльях куража, - Пусть - чисто между делом, ненавязчиво, всплывет, что через эти коварные камешечки МИ-6 проводило абсолютно незаконное финансирование русских Правозащитников?
- Это ведь мы Хороших Парней подставляем? - С явным сомнением протянул Джон, - Кстати, а чем эти ребята в России занимаются?
- Ну, это, - пришел мой черед засомневаться в корректности своей идеи, - Они защищают рядовых жителей России от произвола чиновников, ментов, прочих нехороших Персон....
- Это следует понимать так, - взгляд Ланкастера был цепок и серьезен, - Что, например, приходит к твоим Правозащитникам гражданин Иванов и сообщает, что мэр их городка Петров - вор, взяточник и коррупционер - всю розничную торговлю в городке "отдал" деткам своим, а все строительно-дорожные подряды - за долю малую, но не слабую - фирмам своих друзей школьных? А на эти деньги неправедные, налогом государственным не обложенные, Мэр Петров построил себе дворец в Ницце, приобрел яхту - пятьдесят метров длинною, а "Мерседесов" у него вообще штук пятнадцать? Наверное, Правозащитники все это выслушают, шум поднимут - и не успокоятся, пока не восстановят справедливость - отправят мэра Петрова в тюрьму, а все Неправедно Нажитое возвратят обиженным жителям городка?
- Да нет, пожалуй, у Них профиль другой, им не Суть нужна, а Формы соблюдение - все будет в точности - да - наоборот, - в который уже раз я убеждаюсь, что формулировать Реалии российские крайне непросто, - Это мэр Петров приходит к нашим Правозащитничкам - да еще и денежек приносит - и жалуется, что по злобному навет подлеца - Иванова наехали на него беспредельные опричники, беспричинно отобрали у него все Нажитое Непосильным Трудом - дворцы, яхты, "Мерседесы"....А главное, при этом ему бессовестно "тыкали", а жене его, которая хотела у опера Васильева бесстыжие глазенки выцарапать, подумать только - даже наручники надели!!! Вот за это Дело наши Борцы за Права Человека возьмутся всенепременно. Хай в прессе поднимут до небес, в Страсбург бумажки нужные напишут....
Старый Разведчик больше не раздумывал:
- Это дело меняет - таких Правдолюбцев и подставить немного - грех не великий. Значится так, Андрес, я побежал - Время - не - ждет, а ты, друг, пригляди, пожалуйста, за булыжником моим - мало ли что....
И только снежная пыль заструилась по пустынной аллее - это Джон Ланкастер, сбросив груз годов прожитых, торопился к своему продажному ФээСБэшнику в чинах немалых.

Над зимней Москвой взошло неяркое солнышко.
Под заснеженной рябиной сиротливо грустил серый камень, к заиндевевшему боку которого доверчиво прижималась пустая бутылка - иностранка...



04 - Сон - в руку, и Чёрный Воронок -
   (История, рассказанная неизвестным болельщиком, враки - наверное).
  
   Он долго не мог уснуть: ворочался, вставал покурить-пописать, проваливался, минут на десять в ненадёжную дрёму - и тут же опять вскакивал в холодном поту.
   Предчувствия - предчувствия, а тут ещё в мерзкой газетёнке гороскоп гнуснейший:
   "Воздастся Вам на этой неделе - по делам Вашим.....".
   Гадость какая!
   Наконец - вроде уснул.
   И только девчонки полуголые, что у Киркорова за спиной по телеку танцуют, сниться начали - визг тормозов под окнами.
   Ох ты, Боженька мой - не уж то? Босыми ногами по полу ледяному протопал, в окошко выглянул - и точно, под окнами - Чёрный Воронок стоит.
   Батюшки-святы, допрыгался!
   Бросился в рюкзачок кружки-ложки собирать, бельё чистое. А где же мешочек с сухарями, загодя насушенными? Куда это его жена задевала? Ведь говорил же сто раз - на виду держи - мало ли что!
   Тяжёлые шаги по лестнице, в дверь даже звонится не стали - своим ключом открыли.
   Входят двое, в штатском, неприметные все из себя.
   - Фурсенко, Сергей Александрович? Президент футбольного клуба "Зенит", город Санкт-Петербург? Очень приятно, с вещами - на выход.
   О, святые Угодники, за что мне это всё?
   Сажают в машину, завязывают глаза какой-то тряпкой, везут - час, другой, третий.
   Вдруг, в приоткрытые окна машины, врывается запах моря - всё острее, острее.
   Выводят из машины, под руки тащат по каким-то ступеням, по спирали, вверх - вверх.
   Сажают на табурет, снимают с глаз повязку.
   Постепенно возвращается зрение: полутёмный просторный зал с высоким потолком, громадный камин, пылающий в правом углу зала, у камина - невысокая фигура в чёрном.
   Человек в чёрном не торопясь, задумчиво - ворошит кованной кочергой угли в каминной топке, потом аккуратно ставит кочергу на специальную подставку, оборачивается.
   Так и есть, сбылись худшие опасения - Сам, Путин, Владимир Владимирович!
   О, пощадите, Боги!
   - Ну, Сергей Александрович, - довольно таки спокойно спрашивает Путин, - Что же это Вы с командой сотворили? И Игры никакой нет, и игроков местных разогнали, на их места иностранцев всяких набрали. Ну, зачем это всё? Отвечайте, не злите понапрасну.
   - Дык это, Владимир Владимирович, - сам Фурсенко, и голос его - оба дрожат непритворной дрожью, - Вы же знаете, "Газпром", он же - N1 в мире газовом, вот и "Зенит" номером один должен стать. Иначе как же: Спонсор - N1, а Команда спонсируемая - N 10? Нонсенс. Вот я и разогнал шушеру всякую, на их место Звёзд дорогущих набрал. А что делать - надо на первые футбольные роли выбиваться?
   Путин задумчиво прохаживается по залу, заложив руки за спиной, неторопливо подходит к массивному кожаному креслу, садится, устраивается поудобнее, закидывает ногу на ногу, задумчиво глядя на розовые - с сиреневой поволокой - угли камина, веско произносит:
   - Бизнесмены вы хреновы! Всё бы вам первым номером быть. А зачем, собственно? Я вот тут 1980 год вспоминаю - как мы за "Зенит" тогда болели. Как болели! За бронзу тогда бились - впервые. А команда какая - упасть и не встать, почитай, большинство - питерские пацаны, - ребята с нашего двора, - образно выражаясь. А Володя Казачонок - это что-то. Боец настоящий, до конца всегда бился.. Выигрываем, или - проигрываем, Володя всегда в пене бегает, что твой лось педальный, - по полной выкладывается! Только так и надо. А место конечное, в чемпионате занятое, - и не важно совсем. Главное - чтобы - свои все ребята, питерские, и - до конца бьются, как Володя Казачонок.
   Идём мы после матча по Кировскому парку, пацаны орут: "Зенит - бронза звенит!", а девчонки пьяненькие совсем другое кричат: "Я хочу родить ребёнка от Володи Казачонка!".
   Понятна, Вам, Сергей Александрович, эта сентенция?
   - Конечно, понятна, Владимир Владимирович! - Фурсенко отвечает, - Исправим ошибки, непременно.
   - Да, - Путин задумчиво трёт переносицу, - Надо ошибки исправлять. Первым делом, тренера хорошего поставим - да что там далеко ходить, вот Владимира Казачонка и поставим, достоин, заслужил. А далее - надо всех наших в команду вернуть, любой ценой, - Кержакова, Быстрова, Власова, Филатова, Игонина, Астафьева, Белоруковава, Козлова, Евстафьева, да и Сычёв - то же наш по факту, полный перечень я отдельно представлю.
   - Разрешите выполнять? В смысле - исправлять? - Встревает Фурсенко.
   - А, что? - Возвращается Путин в реальность, - Исправлять надо, но не Вам, извините.
   - А меня, что же - расстреляют? - Роняя скупую слезу, вопрошает Сергей Александрович.
   - Ну, зачем же, - улыбается Путин, - Вы на Таймыр поедете, в горы Бырранга - газ искать природный. Будете там - N1, так и в Книжке Трудовой запишем - "Бырранг - N1"! Довольны, надеюсь?
   От нешуточного облегчения Сергей Александрович даже облегчился немного.
  
   Проснулся, слава Богу - сон только. Только неудобство какое-то ощущается.
   Сунул руку под одеяло, и, точно - сон в руку!
  
  
   Раздел пятый.
   Обо всём - понемногу, но с романтическим мировоззрнгием.....
  
01 - Кусяма Бен Ладен и царь Соломон. (Антипотребитель) -
  
   Старенький "Пежо", устало пыхтя, остановился около непрезентабельного заборчика из некрашеного штакетника. С левого края забора, рядом с неказистым почтовым ящиком, имелась хлипкая калитка, криво висящая на одной только верхней петле.
   - А, адресом ты не ошиблась, часом? - Спросил шофёр Том, по совместительству - телеоператор.
   Дженни - миниатюрная блондинка чуть "за двадцать пять", взглянула на мятую визитку, перевела взгляд на жестяную табличку, висящую на почтовом ящике.
   - Да нет, знаешь ли, всё правильно. Давай - вылезай, будем работать.
   Прошло пару минут, за которые неповоротливый и грузный Том успел достать с заднего сиденья машины и настроить для работы старенькую камеру, а репортёрша Дженни - наскоро привести свою внешность в порядок, смотрясь в крохотное зеркальце и поочерёдно ловко орудуя тюбиком розовой помады, щёточкой для поправки ресниц и старенькой массажной щёткой для волос.
   - Готов? - Нетерпеливо спросила Дженни, азартно дёргая за шнур микрофона, и неотрывно смотря в тёмно фиолетовый глазок камеры, - Тогда - поехали!
   Том плавно нажал нужную кнопку, пошёл - процесс.
   - Здравствуйте, дорогие зрители нашего телеканала! Спасибо, что Вы сейчас - с нами! И, клянусь - всеми языческими Богами - Вы не пожелеете об этом! Сегодня мы готовы предложить Вашему вниманию эксклюзивное интервью со знаменитым писателем Грегори Романофф, лауреатом множества литературных премий, человеком, который уже лет десять - не соглашался ответить на вопросы простых журналистов, не говоря уже - о теле интервью. Между прочим, - тут Дженни выдержала хорошо рассчитанную паузу, и умело округлила глаза, - мистер Романофф, по мнению экспертов, за свою долгую литературную жизнь заработал более ста миллионов долларов! Вам повезло - несказанно! Итак....
   Том выключил камеру, Дженни устало опустила микрофон и оглянулась в сторону калитки.
   Там, опираясь на суковатую палку, и ехидно улыбаясь в седые прокуренные усы, стоял крепкий ещё старикан, одетый по моде фермеров - конца прошлого века: коричневая футболка с короткими рукавами, синие сатиновые штаны на лямках, розовые резиновые сапоги чуть ниже колен, на голове - зелёная бейсболка.
   - Здравствуйте, сэр Грегори! - Тут же защебетала прожженная репортёрша, стремясь сгладить возникшую неловкость, - Как любезно было с Вашей стороны - лично выйти нам на встречу!
   - Оставьте, милая Дженни, - басовито забулькал в ответ фермер, распахивая калитку - Проходите, какие ещё сантименты! Вы так на мою супругу похожи - лет двадцать тому назад - это что-то! Только поэтому и согласился - дать Вам это интервью долбанное, извините, конечно!
   Дорожка из неказистой цементной плитки, покрытой трещинами и зелёным мхом, через яблоневый сад вела к небольшому коттеджу, стены которого лет пять уже мечтали о покраске.
   Всюду на земле валялись опавшие краснобокие яблоки, справа, сквозь кусты крыжовника и чёрной смороды, просматривалось несколько длинных теплиц.
   - Прошу, прошу в дом, - любезно предложил великий писатель, широко распахнув скрипучую дверь, и пропуская своих гостей вперёд.
   Пройдя метров пять по узенькому тёмному коридору, труженики телеэфира оказались в квадратной комнатёнке, которая, очевидно, служила хозяевам этого дома в качестве гостиной и столовой одновременно: камин из красного кирпича, местами покрытого сажей, в углу; по стенкам какие-то допотопные буфеты и серванты; посреди - обеденный стол, покрытой яркой скатертью в цветочек; вокруг стола - разномастные стулья.
   Чистенько и симпатично, но на жилище миллионера - это всё ну никак не тянуло.
   Том, конечно, включил камеру, лениво водя ей из стороны в сторону, хотя, судя по его кислому лицу, особого оптимизма по поводу снимаемого материала он не испытывал.
   - Садитесь, гости дорогие! - Любезно предложил старик, наливая в чашки пахучий чай, накладывая серебряной ложечкой в крохотные стеклянные розетки ароматное варенье из трёхлитровой банки, - Угощайтесь! Варенье замечательное, клубничное, своё, вот печенье - моя супруга утром напекла.
   Вежливо попробовав предложенное угощенье, Дженни тихонько включила диктофон и задала свой первый вопрос, который изначально вертелся у неё на языке:
   - Сэр Грегори, а, сколько человек проживает в этом доме?
   - Кроме меня - моя супруга, она сейчас к подружкам поехала - поболтать о своём, о девичьем, потом - сын и дочка, они сейчас в Университете на лекциях, ещё вот кот, - писатель указал рукой на каминную полку, где возлежал огромный серо-чёрный котяра, недоверчиво поглядывая на гостей своими огромными глазищами и громко постукивая шикарным длиннющим хвостом по каминной решётке.
   - Его зовут - Кукусь, - любезно представил кота гостям старик, - Кукусь - если сокращённо. Полностью - Кусяма Бен Ладен.
   Наглый кот громко проурчал что-то неопределённое, и презрительно отвернулся к окну.
   - Ну, вот, - продолжила Дженни, - Жильцов в доме достаточно много. Не тесно ли Вам тут? Визуально, общая площадь - метров сто двадцать квадратных? Угадала? Так вот, почему же Вы не покупаете новый дом, современный, просторный, площадью метром триста- четыреста?
   Создалось впечатление, что мистер Романофф нешуточно испугался.
   - Триста-четыреста? Да, Бог с Вами, Дженни! - Старик беспомощно замахал руками, - Мы и на этой территории с трудом чистоту поддерживаем, по очереди убираясь. А, если четыреста - где столько времени на уборку взять? У меня же ещё сад, теплицы, книги писать - тоже время требуется. Нет-нет, увольте, меня и этот дом вполне устраивает.
   Репортёрша явно была сбита с толку, не понимая в чём тут подвох:
   - Но, мистер Романофф, уборка помещений - вовсе не проблема. Для решения бытовых вопросов - слуги существуют: горничные, уборщицы, кухарки.
   Писатель, как-то сразу же став очень серьёзным, закатал рукав футболки на левой руке.
   На неожиданно крепком плече обнаружилась синяя, явно давнишняя татуировка - улыбающийся всему этому Миру Че Гевара - в обнимку с автоматом Калашникова.
   - Не могу я - слуг держать, идеалы юности не позволяют, - строго произнёс писатель, - И, вообще: каждый человек должен своё дерьмо - сам за собой подбирать. Принцип такой, основополагающий.
   - Мяу! - Соглашаясь с хозяином, промолвил кот Кукусь, неожиданно заинтересовавшийся разговором.
   Дженни благоразумно решила сменить тему:
   - Сэр Грегори, Вы ведь - русский по происхождению. Следовательно, Вы - православие исповедываете?
   Прежде чем ответить на этот вопрос, старик достал из старинной шкатулки, стоящей на комоде, длинную самодельную папиросу, не торопясь, раскурил.
   - Да, бесспорно, я - верующий, - сказал негромко, пуская к потолку идеально круглые кольца табачного дыма, - Верующий, хотя бы потому, что всегда Заповеди стараюсь соблюдать, в меру сил своих скудных. А вот что касается вероисповедания - индивидуальное, наверное. Не верю я всем этим служителям культа, совсем - не верю. Предпочитаю с Богом - лично общаться.
   После такого заявления, даже всегда обычно невозмутимый Том, выключил свою камеру и не смог удержаться от вопроса:
   - Извините, а где это Вы - с Господом нашим общаетесь?
   - Это - когда как, - абсолютно серьёзно ответил мистер Романофф, - Очень хорошо в горах получается, или - на озере. Ещё - с балкона здания высотного, в звёздную ночь. Главное - чтобы в одиночестве полном. Да, и горячительного чего перед таким общением - принять желательно.
   От неожиданности Том широко открыл рот, секунд через пять - закрыл, и, вновь включил камеру.
   После непродолжительного молчания, Дженни вновь попыталась перевести разговор в спокойное привычное русло, могущее заинтересовать зрителей канала.
   Кстати, этот телевизионный канал назывался достаточно обыденно и непритязательно: "Потребляй! А то - проиграешь!", сокращённо - ПАП.
   - Судя по всему, сэр Грегори, Вы очень любите антикварные вещи. Вот - комоды и серванты у Вас старинные, телевизор на тумбочке - ламповый ещё, лет двадцать ему, наверное. Давно Вы начали стариной интересоваться? Какие аукционы - предпочитаете?
   Старик смущённо улыбнулся:
   - Видите ли, милая Дженни, всё это - вовсе и не антиквариат. Просто бзик у меня такой - очень трудно со старыми вещами расстаюсь. Для меня они - друзья. Столько лет мы с ними вместе прожили, горе и радости делили. Вот, этот телевизор взять: я каждый шум его понимаю, каждый каприз - знаю. Сколько матчей футбольных я по нему пересмотрел - не пересчитать. И работает он ещё неплохо - как же я его выброшу? Неправильно - это будет. Сперва вещи часто меняешь по принципу: модно немодно, современно несовременно. А потом? Вот - кот Кукусь: старенький уже - подслеповатый, да и беспородный вовсе. Что же мне теперь - Кукуся усыпить, а на его место - другого покупать: молодого, модной породы? А - жена? Тоже - не молодая совсем, да и - поворчать любит. Её тоже - развестись и прогнать, да на молоденькой модели женится?
   Так что ли - если современным потребительским принципам следовать?
   - А что? - Под нос себе проворчал Том, - Многие так и поступают. Особенно - кто при деньгах.
   Дженни, передохнув немного и глотнув уже отстывшего чая, вновь пошла в атаку:
   - А как же быть с престижем? Многие вещи - просто престижно иметь. А - статус? Вы же - известный писатель, миллионер. Вам полагается - машины дорогие иметь, часы швейцарские, запонки - с алмазами, другое всякое. Ведь так же?
   Противный кот с каминной полки мерзко замяукал - словно рассмеялся, а не менее противный старикашка задал встречный вопрос:
   - Вы ведь, Дженни, католичка?
   - Безусловно! - Репортёрша гордо вскинула голову, - Причём - ревностная!
   - Тогда Вы легко ответите на вопрос: какой грех, с церковной точки зрения, считается самым страшным?
   - Самым страшным? - Девушка задумалась, - Наверное - убийство, или что-нибудь похожее, из той же оперы.
   - А вот - и нет! - Радостно воскликнул мистер Романофф, назидательно подняв вверх указательный палец правой руки, - Главный грех - это гордыня!
   - Гордыня - в смысле - гордость? - Растерянно уточнила Дженни.
   Старый писатель головой печально покачал из стороны в сторону, словно осуждая свою собеседницу за такую вопиющую необразованность:
   - Совсем нет. Гордость - это элементарное самоуважение. А гордыня.... Гордыня - страшная штука. Это - очень сильное и дикое желание - чтобы все окружающие завидовали тебе. Твоему дому шикарному, твоей машине, часам с брильянтами, прочим прибамбасам разным, включая жену-модель и кошку породистую. На какие только преступления люди не идут - лишь бы соответствовать, лишь бы - быть упакованным не хуже, а желательно, лучше других! Если на всё это внимательно посмотреть - одни грешники в этом вашем Обществе Потребления живут. А после этого все вокруг ещё и удивляются: почему это кризис демографический в большинстве стран случился? Что тут странного, не понимаю. Какие сейчас лозунги основные с телеэкранов на людей валятся?
   Перво-наперво: "Бери от жизни всё!". Второе: "Бери от жизни - самое лучшее!" Третье: "Бери....". Понимаете логику? Когда ребёнка заводишь - ему отдавать надо: и любовь, и ласку, душу, деньги, время.... А Потребители наши - они только брать умеют, а отдавать - ни-ни, ни за какие коврижки. Так что Человечество - все шансы к вымиранию имеет, потому как - грешно очень, в гордыне своей, либо - к той гордыне стремясь....
  
   Минут через десять Дженни и Том торопливо уселись в машину, и старенький " Пежо" с жёлтой надписью на боку "Телеканал - "Потребляй! А то - проиграешь!", натужно пыхтя, отбыл в сторону Города, угадывающемуся в дали по многочисленным столбам разноцветных дымов.
   - Столько времени потерять! Блин! - раздражённо воскликнула Дженни, прикуривая тоненькую сигаретку модной в богемной среде марки, - Можешь, Том, всё это стереть. Если этот бред выйдет в эфир, уволят не только нас, но всех наших Начальников! Так что - никому об этом интервью не рассказывай - всё равно не поймёт никто.
  
   Возле забора из некрашеного штакетника стоял крепкий ещё старикан и, грустно улыбаясь в прокуренные седые усы, смотрел вслед удаляющемуся автомобилю.
   Рядом, на неказистом почтовом ящике, восседал огромный серо-чёрный котяра, громко постукивая по ящику шикарным длиннющим хвостом.
   - Ну что, Соломон, - на чистом английском языке, но с лёгким кошачьим акцентом, спросил Кот, щурясь на заходящее солнце, - И этим, похоже, твоя Мудрость не нужна. Хорошо ещё - кольцо своё не стал им показывать, хватило ума.......
  
   Царь Соломон, пребывающий на Земле в этот раз в облике писателя Грегори Романофф, ничего не ответил Коту, ибо был по-настоящему мудр и относился ко всем этим спорам спокойно.
   И, вообще, какой смысл спорить, если: "И это - пройдёт".......
  
  
  
   02 - Протокол -
  
   - Значится так, уважаемый: будем - Протокол составлять. Вчера - Вы четверых жителей нашей деревни - избили. Да, и пацанам-дачникам от Вас - досталось. В чём причина - такого?
   - Они, при моей жене - матом ругались, товарищ капитан.
   - Да и не товарищ я, по временам нынешним. Да, и не господин. Вы ко мне проще обращайтесь - капитан Иванов, если - нетрудно. Так - матом - типа ругались?
   - Так точно, матом.
   - И, только за это - Вы - их?
   - Только - за это.
   - А сами то что - матом вовсе - не ругаетесь?
   - Ругаюсь, конечно, когда - среди мужиков. А, так - и нет совсем. А, когда при моей жене матерятся, ничего с собой поделать не могу - рука сама по себе - в табло говорящему заезжает. Да, и остальные руки-ноги - следом. Вот - как бы так оно.
   - Да, дела... А меня - Вы, Майор, не помните? Тогда - в Афгане, в 82-ом? Рядовой - Иванов? Ну - да. Таких у Вас - человек двести было, и все - на одно лицо, в смысле - бритые налысо, с ушами торчащими. А я - Вас, всё это время помню. Хорошо Вы нас учили тогда - многие даже - выжили потом. И жену Вашу помню. В Вашу комнату один раз заходил, когда дневалил на учебке ещё, на стенке - её фотка висела. Красивая Женщина, какая! Да, при такой - нельзя матерится, вовсе. Правильно Вы вчера - тех козлов.....
   А, друзья, то - есть поблизости? Я к чему: отпущу я Вас сейчас, а там, за порогом - Вас уже кодла целая поджидает. Я бы помог. Да, какая из меня - помощь. Влетел мне тогда, в Афгане, осколок в бедро. Так что - толку от меня..... Вот Вам телефон, Майор.
   Звоните, пусть - приезжают. Больше - ничем помочь не могу, извиняйте!
   А жена у Вас - красивая...
  
  
  

03 - Бульдоги и Актриса -
(Дамский экспресс-детектив).

Из круглых карих глаз упитанного усатого мужчины, неуклюже сидящего вот уже минут двадцать на тротуаре, капали неправдоподобно крупные слезы.
Рот несчастного кривился в гримасе нешуточного ужаса.
И было от чего испугаться.
Сзади мужчины, положив на его плечи толстые кривые лапы, располагался матерый бульдог с массивным бронзовым кольцом в правом ухе.
Могучие челюсти пса были недвусмысленно сжаты на толстой шее жертвы.

- Ну и что все это значит? - Раздался сзади красивый баритон. Это сам господин Прокурор Н-ска наконец-то пробрался через толпу зевак.
Инспектор Смок, прозванный так своими коллегами за не проходящий загар, являющийся следствием любви Инспектора к зимней рыбалке, альпинизму и пляжному волейболу, обречено вздохнул:
- Это, видите ли, Бульдог...
- Я вижу, что не болонка! - В голосе Прокурора явственно зазвучали гневные нотки, - Прекратите Ваши шуточки, Инспектор. Что произошло с этим человеком? И кто он?
- Извините, но я и имел в виду человека, - Смок неторопливо закурил, - Вы видите перед собой Гарри Бульдога - гангстера средней руки. Он уже давно в розыске - год назад застрелил одного крупного Бизнесмена и ранил его жену, весьма известную Актрису.
Прокурор одобрительно хмыкнул:
- Молодцом, Инспектор, поздравляю. А эта славная собака - Ваш новый сотрудник?
Инспектор не успел ответить - к слугам закона через строй любопытствующих с трудом протиснулась инвалидная коляска. В коляске полулежала-полусидела изможденная женщина неопределенного возраста, одетая во все черное.
- Нет - нет! это мой пес, - Голос напоминал чуть слышный шорох морского прибоя.
Искусанные карминные губы женщины застыли в странной загадочной улыбке, огромные зеленые глаза смотрели как-то отстранено и безразлично. Пряди черных давно немытых волос неопрятными сосульками свешивались вдоль впалых щек. Тоненькие ручки-палочки безвольно лежали на подлокотниках инвалидного кресла.
Несмотря на все это говорившая была необычайно красива.
Смок знал это совершенно точно , хотя объяснить как такое возможно вряд ли бы смог. Просто знал.
Женщина-инвалид негромко свистнула, и ужасные челюсти пса разжались.
Полузадушенный бандит, жалобно скуля, отполз к ногам Инспектора.
Бульдог-пес, довольно щурясь, уселся около хозяйской коляски.
- Отпустите нас, пожалуйста, - Продолжа шелестеть морской прибой, - Мы..., он нечаянно и... больше не будет...
- Ну что Вы, мадам, - пропыхтел Прокурор, защелкивая на запястьях Гарри Бульдога наручники, - Мы наоборот благодарны Вам за бесценную помощь. Мои сотрудники помогут Вам добраться домой.

Инспектор Смок немного волновался. Он ехал на встречу с известной Актрисой - чтобы пригласить ее на опознание задержанного.
Можно было, конечно, послать по почте казенную бумагу, но сильна все же в простых смертных тяга к живому общению с кумирами...
Актриса жила в просторном загородном доме приятной архитектуры, расположенном в старом ухоженном парке.
- Они с собачкой гуляют, - Обрадовала смазливая горничная, - Если пойдете направо по аллее, то обязательно встретите.
Инспектор, пройдя в указанном направлении метров триста, присел на хрупкую садовую скамейку и развернул вчерашнюю газету.
Тихое весеннее утро дышло покоем. Шустрые белки жизнерадостно цокали в кронах берез.
Через недолгое время - Смок успел ознакомится только с новостями спорта - на дорожке показалась одинокая бегунья - стройная девушка в спортивном костюме, платиновая блондинка с короткой стрижкой.

Не добежав до сидящего Инспектора совсем чуть-чуть, девушка остановилась, обернулась назад и звонким голосом прокричала кому-то невидимому:
- Гарри, противный мальчишка! Быстро ко мне!
У зовущей были огромные озорные зеленые глаза и, изысканно очерченные, маленькие карминные губы, застывшие в странной загадочной улыбке.
Из ближайших кустов с треском вывалился неуклюжий приземистый бульдог.
В правое ухо пса было вставлено массивное бронзовое кольцо.

Инспектор старательно изучал прогноз погоды на следующую неделю.
Девушка с собакой исчезли за поворотом.
"Лучше будет казенной бумагой вызвать, наверное" - Смущенно подумал Инспектор Смок, - "Да и в театр не мешает как-нибудь сходить, давно не был".
  

04 - Странное ограбление -
(Дамский экспресс-детектив).
  
- Добро пожаловать, босс! - стажер Сеня Портиков предупредительно распахнул переднюю дверь старенькой "копейки" цвета "грязного асфальта".
Стажер был до неприличия молод, высок, вызывающе толст и розовощек, за что уже многие годы именовался своими друзьями, приятелями и даже, иногда, учителями, а ныне - начальниками, не иначе - как "Портосом".
- Ну, что тут у Вас, Порт.., Семен, черт побери! Прямо из за стола выдернули, пообедать не дали! - Старший следователь Прокуратуры Иван Непихайло являлся полным антиподом своего подчиненного - низкорослый, худой и подвижный как капля ртути.
- Ограблена квартира господина Соросова, владельца одноименного Банкирского Дома. Но не это главное, - затараторил стажер, едва успевая за своим подвижным начальником, - Дело в том, что его жена - Зинаида Иванова - звезда телесериалов, фотомодель, ну и... что-то там еще. Следует ожидать нашествия репортеров.

Иван Пепихайло стремительно проследовал мимо пустующего места консьержа и вызвал скоростной лифт.
Дверь в квартиру оказалась широко приоткрытой, и Старший следователь, не теряя времени, вынул из кармана небольшую лупу и принялся изучать внушительного вида замок.
- Да, шеф, забубнил сзади Портиков, - Замок явно вскрыт какой-то простейшей, грубой отмычкой.
- Ты прав. Работа весьма грубая, царапины свежие, глубокие и какие-то хаотичные - кто-то явно торопился, - Непихайло остался доволен увиденным.


Молоденькая улыбчивая горничная проводила детективов в богато обставленную гостиную. Зина Иванова, высоченная девица, одетая во что-то элегантно-небрежное, порывисто вышла им навстречу из противоположных дверей.
- Ах, Комиссар! - Хозяйка театрально переплела пальцы рук перед своей полной грудью, обтянутой нежнейшим, розовым муслином, - Я так рада, что это дело поручено именно Вам! Я так в Вас верю!
- Польщен мадам, - Непихайло не стал опровергать свою причастность к славной когорте Комиссаров и галантно склонил голову в полупоклоне, - Не могли ли Вы огласить перечень украденного?
Мадам Зинаида задумчиво прикоснулась мизинцем правой руки к виску:
- Я, право, безмерно удивлена. Грабители практически ничего не взяли. Пропала только антикварная ваза и, - она смущенно запнулась, - И моя ... фарфоровая копилка. Кроме того, кто-то разбил несколько керамических напольных плиток на кухне и варварски повредил паркет в гостиной. Вот - взгляните сюда.
На чудесном паркете сандалового дерева зияло несколько обширных безобразных и глубоких вмятин, вокруг которых паркет был испещрен разно размерными черными пятнами.
- Я проверял, это - кровь, - зловеще прошептал на ухо комиссару Портиков.
- Мадам, - "Комиссар" задумчиво разглядывал выбоины и пятна, - А расскажите-ка нам о пропавших раритетах поподробнее.
- Раритетах? - глаза прекрасной фотомодели расширились от напряженного мыслительного процесса, - А, это Вы так шутите, и хотите узнать что-нибудь о вазе и копилке?
Иван утвердительно кивнул.
- Мой муж, Михаил Соросов, уезжал по делам на две недели в Китай, и вернулся только вчера. Перед отъездом он подарил мне копилку - очень милю фарфоровую собачку с бархатным носиком, - голос теле дивы неожиданно потеплел, - А вазу он привез с собой из этой поездки, это подарок его китайских партнеров. Как это все странно и ...запутанно...
- А, как и когда Вы обнаружили, что Ваша квартира подверглась ограблению? И почему внизу нет консьержа? - в голосе Старшего следователя вдруг послышались какие то неуместно-скучающие нотки.
- У консьержа случился приступ аппендицита, и его еще вчера увезли в больницу. А наш Председатель ТСЖ - старый негодяй, так и не удосужился до сих пор найти ему замену. Представляете? - Мадам Зинаида была нешуточно возмущена, - А ограбление.... Мы утром с моей горничной Анастасией поехали на рынок - купить свежих фруктов и овощей - у меня нынче диета. Мишель уехал на службу уже после нас - вчера он поздно лег. Ну а вернулись с рынка - дверь нараспашку.
- Как Вы долго, извините за назойливость, отсутствовали?
- Часа полтора, не более.
- Угу, угу, - Непихайло скучал уже совершенно откровенно.

В прихожей зазвонил колокольчик, и, через минуту в гостиную, боязливо озираясь, вошел довольно пожилой, низенький, абсолютно лысый господин в стильных золоченых очочках, каким-то чудом держащихся на его мясистом длинном носу.
Господин заметно хромал, ладонь левой руки была небрежно забинтована.
- Господа, мой муж Михаил Соросов, - светски учтивым тоном произнесла хозяйка, - Боже, что с тобой, Мойша? Почему ты хромаешь и что у тебя с рукой?
- Здрасте..., - смущенно произнес банкир, - Произошла небольшая неприятность. Сегодня я был за рулем сам - мой шофер приболел. И надо же - проколол колесо. Стал менять, а проклятый домкрат .... В общем - производственная травма... Я так рад познакомится с Вами, Инспектор! Я так ...
- Я тоже, - нелюбезно перебил его Непихайло, видимо нешуточно расстроенный виртуальным разжалование, - Но нам с коллегой уже пора - необходимо предпринять срочные меры для раскрытия этого преступления.
Не обращая внимания на удивленных супругов, "Комиссар-Инспектор", подталкивая перед собой не менее удивленного таким поворотов событий стажера, покинул место преступления.

- Какое необычное и вместе с тем совершенно простое дело! - от возбуждения всегда розовое лицо Семена Портикова стало бордовым в белую крапинку, - Здесь явно пахнет убийством!
- С чего это Вы взяли, милейший? - Старший следователь от неожиданности споткнулся и больно ударился локтем о крыло своего Жигуленка.
- Ну как же, смотрите, что мы имеем, - Стажер нетерпеливо приплясывал на месте, - Во-первых, вор знал, что консьержа нет на месте. Во-вторых, он знал, что на ограбление у него не более часа. А значит, вор - это бой-френд горничной Насти, или, в крайнем случае - ее родственник. А вернее всего - воров было двое!
- Ого, - присвистнул Непихайло,- Продолжайте, Портос.
Не обидевшись на "Портоса", Сеня продолжил:
- В- третьих, в квартире обнаружены следы борьбы - разбитая напольная плитка в кухне, выбоины на паркете, пятна крови - наконец! В-четвертых, господин Соросов хромает и у него порезана рука! Делаю окончательный вывод. По дороге на службу банкир о чем-то вспомнил и вернулся домой, где и застал грабителей! Завязалась борьба. Один грабитель схватил вазу и копилку - первое, что попалось под руку, - и убежал. А второго, судя по всему, Соросов, естественно - в пылу схватки, убил - иначе, зачем ему скрывать от нас факт драки? Необходимо срочно осмотреть багажник его машины, и, в случае обнаружения там пятен крови, немедленно его арестовать.
Иван Непихайло оглушительно захохотал.
Отсмеявшись, он буднично произнес:
- Вот, что, уважаемый Портос, - извиняюсь, Семен, - возьмите в местном Отделении пару сотрудников и в темпе обшарьте все помойные бачки в радиусе двух кварталов от дома потерпевших.
- А что мы там должны искать? - Робко, предчувствуя неминуемый крах своей блестящей версии, спросил стажер.
Старший следователь почесал в затылке:
- Я думаю - пластиковый пакет с расколотой копилкой и вазой, возможно- с ее
осколками.

Вечером того же дня стажер Семен Портиков робко просочился в кабинет Старшего следователя Прокуратуры Ивана Непихайло и поставил на его рабочий стол два пластиковых пакета - в одном находилась расколотая на две части фарфоровая собака-копилка, а в другом - абсолютно целая ваза, испещренная черными иероглифами.
- Как же Вы узнали, шеф? И что это все значит? - Почтительно прошептал стажер.
- Ключ к разгадке, и я это сразу понял, - бархатный нос этой собачонки, он, кстати, сейчас отсутствует, - Затянувшись душистой сигаретой, важно ответил Непихайло.
- Бархатный нос?
- Вот именно, мой юный друг, - Иван грустно улыбнулся, - Вот моя логическая цепочка: Молодая красавица-жена - старый толстый муж, уезжающая в командировку , - собака-копилка в подарок, - бархатный нос. Теперь все понятно?
- Н-нет, не очень..
- Ах, Портос, извините, Портиков, как же еще Вы молоды и неопытны. Уезжая в долгую командировку, ревнивый Мойша Соросов подарил жене копилку-собаку с встроенным записывающим устройством, бархатный нос - микрофон! Чтобы достать кассету с записью - необходимо копилку разбить, для чего он и уронил ее на пол, но она не разбилась! Попробовал еще раз - опять ничего, только руку поранил. Пошел на кухню, бросил фарфоровую упрямицу на кафельный пол - плитка раскололась, а копилка, отскочив от пола, треснула его по ноге! - Бедный стажер стоял как громом пораженный, и Непихайло продолжил, - А ведь скоро супруга вернется! Что делать? И наш банкир решает инсценировать ограбление, для чего и прихватывает с собой еще и вазу, - первое, как Вы правильно заметили в своей версии, что под руку подвернулось, - старательно царапает карманным ножом замок и убегает. Далее, где-то в укромном месте, достает вожделенную кассету, а все остальное - выбрасывает за ненадобностью. И сошло бы ему все с рук, если бы - не бархатный нос. Так что, Сеня, - мелочи в нашем деле - это наоборот - крупности.... Ну, а с этим - позвони мосье Соросову, вызови на завтра. Вручу я ему эти пакеты - он человек не глупый и не будет возражать против полного закрытия Дела, еще и благодарность в наш адрес напишет - за оперативность.
- А чего было-то на пленке, шеф ? - Стажер Портиков все же был еще до неприличия юн и любопытен.
- Откуда же я знаю, - "Комиссар - Инспектор" беспомощно развел руки в стороны, - Вот Вы завтра у господина банкира и спросите. Только вряд ли он Вам ответит.
  
  
   05 - Думы о Чёрной Обезьяне -
  
   Сижу себе тихонечко, никого не трогаю, пивко попиваю. Хорошо и благостно вокруг.
   И вдруг приходит - незваная и нежданная - Мысль:
   - Вот сидишь тут, пиво пьёшь. Сороковник уже разменял - а на Выборы так и не сходил ни разу. Ни до Перестройки, ни после. А народ то ходит - и ничего. А почему не ходил то, а, брат?
   Почему - почему. По кочану.
   Как там учат эти долбаные психологи - чтобы на вопрос ответить - надо выстроить логический ассоциативный ряд - вопрос сам собой и разрешится.
   Строим - легко и непринуждённо.
   Вот она, первая цепочка логическая:
   - Полная кружка пива - пустая кружка - извилины в мозгу зашевелились, как черви в банке у юного рыболова....
   А вот и вторая ассоциация:
   Власть - властвовать - надзирать, подозревать, не пущать, чморить, обирать, наживаться, изгаляться, сажать, плевать в душу, расстреливать, обогащаться, бесится с жиру, куражится, пускать по миру, бражничать в Куршавеле, плевать на всех - или - почти на всех, покупать и потреблять до потери пульса, бунт, Революция, кровищи море бескрайнее - далее - строго по кругу....
   Не, а что Вы хотите - последние веков двадцать, не меньше - Власть в этой стране только и делала, что вешала, головы рубила, расстреливала, унижала и жировала, жировала, жировала....
   А теперь, значит, я должен куда то там пойти, да своей собственной рукой и выбрать того, кто потом же меня и иметь будет? Ну, вы, ребята, даёте.
   Как это - а вдруг не будет? Будет-будет. Власть - это как вирус, кто к ней прикоснётся - (по крайней мере - в России) - быстро козлом вонючим становится.
   Полная кружка пива - пустая кружка - дискуссия продолжается.
   И вот - старинный русский Вопрос: "А, собственно говоря, что делать то, блин горелый?"
   Полная кружка пива - пустая кружка - старикашка Кант - мальчишка и недоумок.
   - Ну, а делать то что? - Это Голос Внутренний, дрянь паскудная, проснулся, мать его.
   Что делать, что делать.
   Что делать?
   Вариант первый - ничего и не делать - сидеть себе и пиво потреблять, а на Выборы эти - как не ходил, так и не ходить.
   - Банально, брат, и пошло, - Внутренний Голос бодр и весел.
   Ну, тогда второй вариант - избрать такого Президента, который в первый же день после избрания издаст такой Указ - мол, если кто из чиновников и иных Мужей Государственных будет уличён в денежном воровстве, или же уличён не будет - но живёт явно не по средствам, или же людям хамить будет, или там какой пенсионер в очереди к нему помрёт - таких немедленно хватать, шкуру с живых сдирать и в кипящих нечистотах варить. Вот так оно вот.
   - Не, не пойдёт. Европы всякие, ОБ-ЕС-Е, права человека - не, не прокатит.
   Ну, тогда можно попробовать - как Пётр Первый - чиновников только из иноземцев набирать - они и воруют поменьше, и народ чморят помягче.
   -Уже лучше, - одобряет Голос, - но это всё временно, пообживутся, пооботрутся - и почище наших безобразить начнут. Давай, ещё напрягай извилины.
   Идём по проторенной ранее дорожке:
   Полная кружка пива - пустая кружка - Эврика!
   А может - поменять всю Систему - к Чёртовой Матери?
   Перво-наперво, отменить слово "Власть" - вычеркнуть его из всех Словарей.
   И Выборы отменить. Но не все - одни оставить.
   Пусть один раз в пять лет россиянам будут задавать вопросы наиважнейшие:
   - А кто в этой стране - Заложник Чести? Кто - самый честный? Самый благородный? С кем бы Вы непременно пошли бы в разведку? Кому в бане доверили бы спинку потереть безбоязненно? (Над женским вариантом последнего вопроса подумаем потом, отдельно.) Назовите одного такого.
   И ни каких предвыборных компаний, никакой агитации.
   Голосуем тихо и спокойно, сугубо по фактическому материалу - по жизненному пути конкретных людей.
   И вот, называют россияне Ф.И.О. и ИНН-ы всякие, и первые десять по голосам набранным - пусть и управляют этой страной - по понятиям Чести, естественно.
   А остальные чиновники?
   Пусть их эта Первая Десятка на работу - по критериям Чести, конечно - и нанимает.
   На конкурсной основе. По Контракту. И пусть в этих Контрактах не только права и обязанности прописаны будут - но и ответственность - без всяких там котлов кипящих, а так - тюрьма только, но надолго.
   Внутренний Голос разражается длинной матерной тирадой, где присутствует только одно приличное слово - Утопия.
   Ну, всё как всегда - пиво кончилось, деньги - тоже.
   Так что, ребята, задачку эту нам сегодня не решить. А жаль.
   А слово "Власть" из Словарей всё же надо вычеркнуть, да и забыть о нём, как о том гнусном сне, в котором к Вам навязчиво пристаёт с разными глупостями грязная похотливая Чёрная Обезьяна - в полутёмном коридоре какой-то обшарпанной гостинице, в задрипанном городишке N.
  
  
  
  
   06 - Думы о Чёрной Обезьяне 2 -
  
  
   Итак, ближе к концу этого года - грядут очередные Парламентские Выборы.
   Хорошее это дело, нужное - средства массовой информации уверяют.
   Может - и так.
   Только я, всё же, не пойду на эти Выборы.
   И тому - множество причин.
   Но, главная - одна.
   Я не пойду на эти Выборы потому, что они - политические.
   Ещё классики марксизма утверждали - Политика - это продолжение экономических конфликтов на другом уровне.
   И, по всему судя, правы те классики долбанные, на все сто процентов - правы!
  
   Одни Большие Пацаны хотят - у других Больших Пацанов - что-то отнять, а Другие - у - Этих. А ещё - Треть есть, Четвёртые.... И все Они - что-то у кого-то - отнять хотят.
   Может, даже - и не отнять, а просто - Преференции, какие получить, Льготы экономические всякие.
   Учитывая, что "бандитский период" - слава Богу, в России, вроде, миновал, то все эти Блага Экономические проще всего "в одну харю схрумкать" - места во Властных Структурах заняв. Это всё понятно - до тошноты нешуточной.
   Но, я, типа - рядовой обыватель, здесь - при чём?
   Какое мне, собственно дело, кто из Пацанов Реальных - бабла дополнительного наживёт?
   А - никакого, совсем.
   Так что - эти Выборы без моего голоса - легко обойдутся.
  
   А если всю Логику - перевернуть, на 180 градусов?
   Вот, наблюдайте - за логической цепочкой:
   1. Электорат наш, падла дешёвая, падок нынче - на Шоу всяческие. И избирает во Власть ни по правде, ни по принципам и уму, а сугубо - по ощущениям субъективным. Кто лучше и креативней Пиар-Компанию провёл - того и изберут.
   2. Чтобы Пиар-Компанию лучше всех провести - Бабки Серьёзные нужны.
   3. Бабки Серьёзные - только у Пацанов Больших взять можно.
   4. Большие Пацаны - Бабки Серьёзные - только под будущие Реальные Преференции и Льготы - дадут. Дабы потом, те Инвестиции - вернуть и приумножить - несказанно.
   Железная логика? Да, что там - железобетонная!
  
   А теперь, давайте - в "Перевёртыша" поиграем.
   Проходят Выборы, а по их итогам - к Власти приходят - Партии, занявшие места - сугубо последние.
   Так как существует цепочка логическая:
   1. Проиграли - знать, Пиар-Компания слабенькая была.
   2. Слабенькая Пиар-Компания - значит Большие Пацаны - Денег вовсе не дали.
   3. Большие Пацаны - Денег не дали - значит и Обещаний Преференций и Льгот различных - на будущее - не получили.
   4. Глядишь - и Коррупция, в этом раскладе, - минимальной будет.
   5. Коррупция - минимальная, может и Народу - счастья кусочек - достанется.
  
   Может, такие Выборы - действительно - справедливые?
  
   А, ещё, надо обязательно - слово "Власть" - другим словом заменить.
   Потому как:
   "Власть" - властвовать - надзирать, подозревать, не пущать, чморить, обирать, наживаться, изгаляться, сажать, плевать в душу, расстреливать, обогащаться, бесится с жиру, куражится, пускать по миру, бражничать в Куршавеле, плевать на всех - или - почти на всех, покупать и потреблять до потери пульса, бунт, Революция, кровищи море бескрайнее - далее - строго по кругу....
  
   И пусть новое Понятие с другими глаголами ассоциируемся, например: помогать, поддерживать, давать Шанс, защищать, приумножать, понимать, продвигать, сострадать, вселять Веру, объединять......
  
   А слово "Власть" из Словарей, всё же, надо вычеркнуть - да и забыть о нём, как о том гнусном сне, в котором к Вам навязчиво пристаёт с разными глупостями грязная похотливая Чёрная Обезьяна - в полутёмном коридоре какой-то обшарпанной гостинице, в задрипанном городишке N.
  
  
  
  
   07 - Путин учился у Бушкова?
  
   В начале февраля 2007 года Президент России в очередной раз отвечал на вопросы журналистов. В основном, на вопросы предсказуемые и дежурные. Мероприятие - как мероприятие.
Всё прошло чинно и благородно, а главное - пристойно.
Но вот "зацепило" меня одно высказывание Владимира Владимировича.
Путин впервые однозначно признал, что партия "Единая Россия", в том виде, который имеет место быть, была создана при его прямой и действенной помощи.
И если раньше сочетание слов "Единая Россия" вызывало у меня только неясные, не до конца осознанные и понятые ассоциации, то теперь отдельные части мозаики окончательно сложились в единое целое.
Есть такой современный русский писатель Александр Бушков. Отношение к его книгам у россиян неоднозначное.
Одни, обладающие бунтарскими наклонностями и авантюрным мироощущением, не то чтобы восторгаются его творчеством, но искренне уважают - то есть, считают "своим в доску".
Другие - громко ругают и шельмуют, но, не смотря на это - читают.
Есть у Бушкова немаленький цикл произведений, выполненный в жанре фэнтази.
Если коротко, то сюжет не блещет оригинальностью - майор ВДВ Станислав Сварог, попавший в чужие миры, совершив массу подвигов, становится королём обширной Державы. А управлять этой Державой крайне хлопотно и непросто.
И вот сидит Сварог и размышляет (книга "Сварог - нечаянный король", издание 2001 года - что немаловажно!), чтобы такого придумать для более сподручного и эффективного управления своим Государством:
"Если подключить ...прежнюю бюрократию, орду закосневших чиновников..., можно всерьёз опасаться, что благородная и невероятно масштабная затея погрязнет в старых порядках, как в болоте. Следовательно, нужна партия. Вроде КПСС. Не очередная бюрократическая структура, а партия, спаянная конкретной идеей, не зависящая от чиновников, подчиняющаяся лично королю, стоящая над всеми прежними государственными институтами. Должны быть первые, вторые, и третьи секретари, обкомы и горкомы, знаки для особо отличившихся.... И всё такое прочее.
Туда преспокойно можно будет отбирать людей, не обращая внимания на титулы..., на устоявшиеся традиции и заслуги рода...
Разумеется, называться всё это должно как-то иначе.... Не стоит пугать...
Пусть это будет, скажем, нечто вроде рыцарского ордена...
Орден Возрождения Трёх Королевств - название не самое гениальное, но в качестве рабочего вполне сойдёт.
Когда чиновничья рать спохватится, ей уже просто-напросто не останется жизненного пространства, она прочно окажется в подчинённом положении...
Всё вы предусмотрели, господа сановники, министры и придворные, а вот предвидеть королевскую затею насчёт партии вряд ли смогли, не хватит у вас ума на такое..."
Интересно? Идём дальше.
Вот другая книга ("Сварог - железные паруса"), подготовленная к печати в 2003 году - что немаловажно!
По приказу короля Сварога, герцог Лемар - малый достаточно умный, шустрый и пройдошистый (и тут есть место своей ассоциации) выполнил поручение - создал просимую партию.
"Его идея насчёт Ордена Возрождения Трёх Королевств оказалась весьма даже полезной...Орден уже начал работать, принося пользу. Удивительного тут ничего не было: как только народ смекнул, что членство в Ордене и ударная работа в нём сопряжены с реальными мирскими благами, дело пошло.
Как водится, хватало и зла неизбежного: казнокрадство, приписки, интриги,...грызня за тёплые местечки и прочие злоупотребления. Но с этим ничего не поделаешь - бывают явления изначальные и вечные, неотделимые от рода человеческого, полностью искоренить их не удавалось никому и никогда, остаётся лишь загонять их в рамки и поддерживать на минимальном уровне, насколько возможно..."
Навевает?
А вот ещё:
"...проект ...указа о создании Братства Юных Витязей Короны. Сходу, уловив мысль Сварога, герцог Лемар...на интуиции и несомненной гениальности, развил туманную идею в нечто стройное, проработанное, завершённое.
Организация...подростков, которых тщательно подобранные учителя будут воспитывать в верности королю, дабы, возросши, служили особенно преданно.
Особая форма, бляхи..., знаки отличия, факельные шествия по торжественным дням, барабаны и флейты, клятвы и ритуалы, знамёна,...чинопроизводство на манер военного..."
Вот так появились на свет "Наши", "Свои", "Местные"...
Если бы я был удостоен чести быть приглашённым на вышеупомянутую конференцию, то не удержался бы и спросил Президента напрямую:
- Владимир Владимирович, а как Вы относитесь к творчеству Александра Бушкова?
Часто ли перечитываете его "нетленки" на сон грядущий?

А Бушкову - браво! И наш респект.
Провидец ли, подсказчик ли - но всё равно - молодец!
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"