ЖЁЛТАЯ РОЗА В ЕЁ ВОЛОСАХ. Вступительные экзамены в театральный ВУЗ. Сегодня надо что-то читать. То ли стихи, то ли прозу. Главное, что не басню. С баснями у Него никогда не ладилось. А всё остальное, что ж, не страшно. Страшно - то, что уже нельзя ничего изменить. Ничего и никогда. Безвозвратно и навсегда. Тёмный коридор, жёлтая старинная дверь, позеленевшая от времени медная изогнутая ручка. Необъятный гулкий зал, в самом его конце - Приёмная Комиссия. Седой Мэтр - прославленный, чем-то давно и прочно позабытым. Справа от него - молоденькая актрисулька, звезда новомодных телесериалов. Рядом - ещё какие-то, смутно узнаваемые. - Ну, молодой человек, просим, зачитывайте. Просите? Ну что ж, ладно. Он сглатывает предательскую слюну, и, глядя безразлично и отрешённо куда-то поверх голов важных и знаменитых, начинает:
Жёлтое солнце в её волосах. Утро над быстрой рекой. И о безумных и радостных снах Ветер поёт молодой.
Жёлтое солнце в её волосах. Жаркий полуденный зной. И о мечтах, что сгорели в кострах, Ворон кричит надо мной.
Синее море, жёлтый песок. Парус вдали - одинок. Ветер волну победить не смог, И загрустил, занемог.
Жёлтая роза в её волосах. Кладбище. Звёздная ночь. И бригантина на всех парусах Мчится от берега прочь.
Камень коварен. Камень жесток. И словно в страшных снах Маленький, хрупкий жёлтый цветок Плачет в её волосах. ............................................
Он читал, говорил, рассказывал - чётко и размеренно, как автомат. Пять минут, десять, двадцать, тридцать. О чём? О былой любви, ушедшей навсегда, об удачах, обернувшихся позором, о несбывшихся мечтах и вещих снах, оказавшихся обманом. В старинном гулком зале звучал только Его голос, все остальные звуки умерли. Члены Комиссии замерли в каких-то нелепых позах, внимая, словно во сне безграничной юношеской тоске, и чему-то ещё - страшному и жёлтому, тому, что не поддаётся объяснению словами человеческого языка. Но вот он замолчал. Нет, не потому, что стихотворение закончилось. У этого стихотворения не было ни конца, ни начала. Он мог бы ещё говорить час, сутки, год, век. Просто - уже нельзя было ничего изменить. Ничего и никогда. Безвозвратно и навсегда. Его голос затих, а тишина осталась. Она ещё звенела и жила секунд тридцать - сорок. Потом послышались громкие протяжные всхлипы. Это молоденькая актрисулька, звезда новомодных телесериалов, рыдала, словно годовалый ребёнок, роняя крупные - как искусственные японские жемчужины, слёзы. - Извините, но Она, что же...- умерла? - чуть слышно спросил Седой Мэтр. - Нет, Она жива. Просто, неделю назад вышла замуж. Не за меня, - ответ был безразличен и холоден, как тысячелетние льды Антарктиды, спящие на глубине трёх, а то и четырёх километров. - Извините меня господа, - он резко развернулся, и на негнущихся ногах, неуклюже, словно загребая невидимый снег, пошёл к выходу. Чёрные ступени, занозистые перила. Тяжёлая неподдающаяся дверь. Серая улица. Слякоть, желтые тусклые фонари. Ветер гонит по улице бумажный мусор. Седой Мэтр догнал Его только у автобусной остановки. Схватил за рукав куртки, развернул, положил ладони рук на тёплые юношеские плечи. - Мальчик, что же ты? Ведь всё ещё впереди. А экзамены... Да что там! Ты принят. Принят в мою Мастерскую! Станешь великим Артистом. Призы, премии, удача, слава. Она узнает, и вернётся к тебе. Или, Бог с ней, что уж там. Другие будут. - Спасибо, Мэтр, - безучастно и равнодушно Он смотрел на белые перистые облака, целеустремленно плывущие куда-то на юг. - Я уже всё решил. Долг мечте заплачен. На этом - всё. Я улетаю - самолёт на Карибы уже вечером. Зелёное море, мартышки, попугаи... Буду там пиратствовать понемногу, или клады старинные искать, или ещё что-нибудь там. А потом на белом-белом песке заброшенного пляжа встречу смуглую мулатку, хрупкую и беззащитную. Полюблю её. А она полюбит меня. И родится у нас дочь - крохотная и озорная, обязательно - со светлыми кудряшками. И я назову её - как звали Ту. И буду любить. И все пылинки сдувать. И если кто-нибудь подойдёт к моей девочке близко...,- его глаза, ранее безучастные и равнодушные, вдруг стали настолько безумными и страшными, что Седой Мэтр отшатнулся в сторону. - Прощайте, Мэтр. Не поминайте лихом! Подошёл автобус, забрал нового пассажира, и умчался куда то - в безумную даль. Седой Мэтр ещё долго стоял на остановке, рассеянно скользя взглядом по обшарпанной афишной тумбе, проезжающим пыльным машинам и редким пешеходам. Он стоял и думал: - А что, чёрт побери! Может тоже стоит наплевать на всё и всех, да и уехать в Карибию. И там, на белоснежном песке заброшенного пляжа, встретить свою мулатку, хрупкую и нежную, и обязательно - с жёлтой розой в волосах.....