Из стихотворения Козлоу "Геотермальный секс: человек и змея"
- Вик? Проснись, Вик! Я здесь...
Вик проснулся мгновенно. Широко раскрыл глаза, уставился в темноту. И задохнулся от счастья, ощутив, как легкие пальцы касаются его лица.
- Ты пришла, ты...
- Т-с-с, - узкая ладонь легла на горячие губы, - конечно, я же обещала!
Темнота засветилась нежным овалом ее лица. Она склонилась, вглядываясь в лицо Вика темными глазами. Удлиненными, но не поднятыми к вискам, как у японки или китаянки. Ни у кого раньше Вик не видел таких глаз.
Улыбаясь, пробежала пальцами по лбу, бровям, глазам - по всему лицу Вика - лаская и наслаждаясь одновременно:
- Сядь, будь поближе, - она легонько потянула его за руки, Вик послушно сел. Увидел, что она стоит рядом на коленях, и попытался притянуть ее к себе. Женщина отрицательно покачала головой:
- Не торопись. Слушай себя. Ощути нас двоих.
Она упиралась ладошкой ему в грудь и пристально смотрела прямо в глаза. Вик вздохнул, сосредоточился и утонул в ее зрачках - темных, как ночное море, светящееся живыми искрами; как ночная степь, из которой теплый ветер приносит запах полыни; как первая ночь, в которой нет места никому, кроме двоих, и только любовный пот на горячей коже, и запах влажных волос, и огонек сигареты, и тихий разговор, и смех.
- Да, - прошелестел шепот, - так! Да!
Не отводя глаз, струящимся движением она перетекла к Вику на колени и скрестила ноги у него за спиной. Оторвав взгляд от глаз Вика, легонько поцеловала в шею. Коснулась губами, как крылом бабочки. Вик застонал от наслаждения. Кружилась голова. Трепыхался обрывок мысли "почему я не могу вспомнить, как ее зовут?". Но это было неважно, так неважно по сравнению с нежной тяжестью прильнувшего к нему тела! Вик чувствовал, как в него медленно наливают жидкий мед. Сладость переполняла его, подступала к сердцу.
И, когда сердце утонуло в бурлящей пене, женщина сжала его пальцы:
- Ты готов, Вик?
- Да! - непослушным языком отозвался он.
- Давай! - она вытянула вверх его руки, истончилась и вытянулась сама.
И все, кроме ветра, пропало. Плотный воздух обтекал лицо, трепал волосы, стремительно скользил по коже.
"Летим!" - мелькнула восторженная мысль и сменилась боязливой - "или падаем...". Он напряг зрение, пытаясь разглядеть женщину, но темнота была полной - черный ветер. Сердце сжалось, но тут он услышал короткий вздох острого наслаждения и почувствовал резкое пожатие холодных пальцев.
- Не бойся! Отпусти себя! - легкое дыхание выбивалось из тугих струй ветра и щекотало ухо,
- только так! Полностью!
И Вик понял, что надо делать. Чувствуя, как закипает кровь холодным шампанским, он отбросил страх и сжал ее руки. И сразу почувствовал, как резко ускорился полет. Он запрокинул голову и засмеялся в кромешную темноту. Женщина вторила ему нежным смехом.
Как две рыбы, прильнув друг к другу телами, они кружили в темном пространстве с немыслимой скоростью. Синхронно изгибались, вонзались в темноту, бросались из стороны в сторону, ныряли вниз и камнем падали - бесконечно долго, чтобы потом, прогнувшись, снова нестись вверх, переплетя пальцы и запрокидывая лица навстречу мраку.
Иглы наслаждения пронизывали тело Вика, заставляя его вздрагивать и коротко стонать.
"Ноа!" - запульсировала в голове мысль, становясь все ярче, объемнее, переполняя мозг:
"Я знаю имя! Ноа! Н-на Нуи-и Ноа!!!"
* * *
- Эй! Вить! - темнота схлопнулась и вывернулась наизнанку, оставив вместо себя жиденький серый рассвет и растрепанную голову, маячившую перед глазами, - ты чего? Тебе плохо, да? Проснись, Витька! Мне уходить пора, где у тебя сигареты? А то я вчера свои в клубе забыла.
Вик зажмурился и пожалел, что не умеет сворачивать уши. Дура Ирка - такой сон испортила! Он лежал, притворяясь спящим и слушал, как гулко бьется сердце. Во рту пересохло.
- Хватит дрыхнуть! Ты меня обещал отвезти домой! Мне ж сегодня еще на фотосессию! - в Иркином голосе послышались визгливые нотки.
- Обещал, так отвезу, - в подушку пробубнил Виктор, - дай проснуться.
- Дай-дай! От вас только и слышишь, что дай! А сами-то! Один без денег, другой без машины, ты вот - думала нормальный, а туда же, всю ночь орешь и мычишь, как припадочный! Догоняешься чем-то, что ли?
Вик вздохнул и сел в постели. Обнял колени:
- Чего ты верещишь? Настроение с похмелья испорчено? Так не надо было вчера с двух рук коньяк хлестать. Тоже мне, декадентка хренова! Нет, чтобы завтрак с утра приготовить, или кофе хотя бы сварить! Все тебе должны, видите ли! А сама?
- Тебе-е? Кофе?!! - Ирка промахнулась помадой мимо губ, - да ты кто такой? Да со мной, знаешь, какие люди общаются? И мне, между прочим, завтрак в постель приносят!
- Ага, согласен, только не общаются, кошечка моя, а употребляют.
- С-скотина!! - Ирка, тряся нелепыми, но такими стильными разноцветными кудряшками, дрожащими руками подхватила сумочку и рванула дверь спальни. Вик, уперев подбородок в колени, наблюдал за ней с мрачным удовлетворением. Не меняя позы, выслушал, как она буйствовала в прихожей - там зазвенело, глухо брякнуло, жалобно заныла гитарная струна. После секундной тишины дверь в спальню с треском распахнулась и мимо кровати снарядом пролетела вычурная бронзовая ваза. Вик зажмурился и втянул голову в плечи, когда ваза сбила табуретку и вместе с ней въехала под стол. Паркет украсили выпавшие из вазы старые перчатки и носовые платки.
Входная дверь захлопнулась и Вик расслабился. "Умница Ирка!" - констатировал он - "не стала высоко кидать, побоялась стенку испортить". Упал на подушку, закрыл глаза и попытался вспомнить, как летал. Не вспоминалось.
Вик вздохнул, потянулся и снова сел, сбросив одеяло. Рассеянно потер ногу. Под ладонью болезненно запульсировало.
"Татуировка!" - испуганно-радостно вспомнил он. Вытянул правую ногу и уставился на подживающий рисунок. Разноцветная змейка обвивалась вокруг голени, захлестнув щиколотку тонким хвостом. Узкая головка почти легла на колено. Вик осторожно тронул пальцем раздвоенный язычок.
- Красавица! - прошептал он, разглядывая переливчатую чешую, - прямо живая!
И нахмурился. Ему показалось, что полмесяца назад, когда он только вернулся от мастера, головка змейки была немного ниже.
- Ты ползаешь, да? - он снова погладил припухший рисунок. Рассмеялся и тряхнул головой.
Глупости! Просто, так близко он свою новую татуировку еще не разглядывал. У мастера было слишком больно - невозможно сосредоточиться. А потом начались эти сумасшедшие две недели, и было не до любования.
Он спрыгнул с постели и, не одеваясь, отправился в кухню. Посвистывая, сварил кофе.
Развалился на кухонном диванчике, отхлебнул, обжигаясь. Подумал, и отключил телефон. Обойдутся без него пару часов!
Забавно, еще месяц назад он напрочь никому не был нужен, а сейчас!... Поглядывая на огонек телефона, безголосо разрывавшегося на кухонном столе, Вик лениво перебирал события последних недель.
* * *
Дожив почти до тридцати лет, Вик был образцом умеренности, если не сказать - усредненности. Нормальная внешность, нормальные мозги, нормальная работа фотографом в научном учреждении. Иногда не слишком активные попытки прыгнуть чуть выше, которые заканчивались недоумением - почему какие-то безголосые, бесталанные, некрасивые и далеко не обаятельные экземпляры блистают на тусовках, снимают отпадных девиц, зарабатывают кучи денег на тв, а он - профессионал, не дурак, не урод - всегда пустое место? Больше всего задевало невнимание девиц.
- Харизма, братишка! - ораторствовал его напарник, рыжий и крючконосый Степан, выпроводив поутру из фотолаборатории очередную длинноногую пассию и щедро наливая Витьке дорогущего коньяка в кофе, - угощайся, Лилька вчера две бутылки притаранила. Я ей портфолио делаю для модельного агентства. О чем я? А, харизма - ты, вот, получше меня умеешь бабу посадить-поставить, вон, какие портреты заворачиваешь! А идут они, почему-то, ко мне, да! Косяком идут! Вечером сегодня в клубе на Ордынке буду, там еще три курочки просятся. Я бы тебя взял, да сколько можно - две недели таскались по тусовкам без всякого толку. Ну, не знаю я, в чем тут дело! Надо тебе встряхнуться как-то, внутри поменяться, что ли. Ты волосы покрась в зеленый. Или бровь проколи.
- Да что я голубой, что ли, - отнекивался Виктор.
- Или татуировку сделай! А что? На самом видном месте! Чужого наколи или еще какую хрень!
- Ага! На лбу!
- Ну, не на лбу...
- Да? Тогда назови мне еще какое-нибудь место, которое зимой в Москве все увидят.
- Ну, не знаю. Я ведь так сказал, для примера. Я ж знаю, не станешь делать. Характер не тот. Слишком ты благоразумненький. Ну я, это, отвалю сейчас, ладно? Вечером надо посвежее выглядеть. А ты меня прикрой перед начальством, о`кей?
И Степан убегал, семеня кривыми ногами. А Витька провожал его недоумевающим взглядом.
После одной такой беседы, прибирая в лаборатории разбросанный Степкой хлам, Витька нашел маленький флаер. Золотисто-коричневый бумажный прямоугольник. И сложное переплетение разноцветного рисунка. Повертел бумажку в руках и сунул в карман.
Вечером, в пустой квартире, он вспомнил про рекламку, вытащил ее из кармана куртки и, поедая из банки консервированную фасоль, залюбовался прихотливой вязью. Потянувшись за хлебом, случайно глянул на картинку немного сбоку и прочитал в рисунке слово ТАТУ. Восхитился. Забыл про еду и полчаса вертел бумажку в руках, разглядывая под разными углами. Слово среди ярких завитков то появлялось, то пропадало. Под рисунком, в нижней части флаера, маячила, раздражая глаз, мутноватая точка - как бы дефект печати. Профессиональный фотограф в Викторе недовольно морщился, - точка мешала воспринимать рисунок. Он хотел было прикрыть ее пальцем, но вдруг будто прозрел и уставился на помеху с изумлением:
- Да это же! Что за... Ну и ну! - он понял, что на самом деле это оспина. Такая же, как у него. Как у всех!
Теперь он видел, что флаер - это фотография. Чье-то плечо с золотистым загаром на самом деле украшено этим изысканно-прихотливым рисунком, - таким тонким, совершенным и нежным. И слово в сердце рисунка продолжало появляться и исчезать.
Вик был потрясен. Вот как должна выглядеть настоящая татуировка! Такую он сделает, не раздумывая! Но почему на рекламке нет ни телефона, ни адреса?
Вертя бумажку в руках, Виктор кинулся звонить Степану. Ждать до утра он был не в силах. Трубку сняла очень злая барышня, попререкавшись с которой, Вик в ужасе выяснил, что Степан "свалил на юг, с-скотина, наверняка с Элкой, хотя мы с ним договаривались на сегодня, и, вообще, сколько можно ждать фоток, обещал ведь!..." и т.д. и т.п.
Спать он лег очень поздно, утомившись подставлять флаер под все имеющиеся в доме лампы. Уже засыпая, вспомнил про синюю лампу с рефлектором, которой когда-то грел простуженное ухо, подхватился, раскопал ее, пыльную, на антресолях, и еще битый час светил на рисунок, пытаясь рассмотреть еще что-нибудь кроме слова ТАТУ. Безуспешно. Вик зарылся в подушку, жмуря уставшие глаза и уговаривая себя, что утро вечера, как известно, мудренее.
Степки не было неделю. Заведующая отделом, обидевшись на бесшабашность сотрудника, отвечала на все вопросы Виктора ледяным молчанием. Он понял, что местность, куда закатился Степан с очередной пассией, заведующей тоже не известна. Оставалось ждать.
Вик плохо спал, практически не ел, а флаер таскал в нагрудном кармане, вытаскивая и разглядывая картинку каждую свободную минуту. В один из дней он решил показать рекламку Степкиным клиенткам, благо, они заглядывали в лабораторию чуть ли не каждый час, и порасспрашивать их о мастере. Но, внимательно рассмотрев наколотого на загорелом животике очередной барышни очередного дебиловатого дракончика от наимоднейшего арт-стилиста, передумал.
За неделю Вик извелся совершенно, но посвежевший и отдохнувший Степан, на которого он накинулся с расспросами, только пожал плечами:
- Какой флаер? Да не помню я, братишка! Ты же знаешь, у меня этой макулатуры каждую неделю три кило! Эх, когда в день пять презентаций надо обскакать, плюс показы, плюс открытие клуба.... А ты решился, наконец? Так я тебе подыщу мастера, хочешь? Вон, у Лорика какой дракон на пузике - самый крутой мастер в Москве делал! Лорик, иди к Степе, медвежонок, покажи дяде животик!
Лорик с готовностью показала дяде животик, но, обиженная невниманием, надула губки и снова отправилась на хайтековский стул принимать позы.
Вечером Вик снова сидел в кухне и вертел флаер в руках, стараясь не отчаиваться. На табуретке громоздились кучи рекламных проспектов и глянцевых журналов, придавленные парой роскошно изданных альбомов о татуировках и боди-арте. И нигде ничего похожего!
Телефонный номер приснился ему этой же ночью. Он был изящно вписан в буквы, и Вик долго любовался прихотливой вязью, по которой бежали медленные искры. Теперь он был спокоен.
Проснувшись и схватившись за карточку, уже изрядно потертую, Вик не увидел цифр. Но не расстроился. Он их помнил.
"Наваждение - так наваждение" - думал он, набирая в пять утра телефонный номер. Он так устал, что не удивился и почти не обрадовался, когда трубку подняли.
- Я вас слушаю, - сказала трубка глуховатым усталым голосом.
- Я хочу сделать татуировку. Сегодня.
- Вы уже решили, что именно хотите наколоть? - помолчав, поинтересовался собеседник.
- Нет. Но я выберу на месте. Куда приехать?
- А где вы находитесь?
- Метро Преображенская площадь.
- Дайте подумать. У меня сегодня много работы. Может быть, договоримся на завтра?
- Нет.
Возникла пауза. На том конце провода выжидательно молчали, но Вик уже все сказал.
- Хорошо, тогда подъезжайте на Профсоюзную к одиннадцати вечера. Выйдете из первого вагона направо, снова направо, подниметесь по лестнице. В двадцать три ноль пять выйдете на площадь, свернете направо в первый переулок и пойдете по правой стороне. Обычным шагом. Через десять минут начинайте смотреть на вывески. Зайдете без звонка.