"Женщина мыла губкой зелёную "Волгу". Струйки воды, стекающие вниз по асфальту, образовывали маленькие ручейки, по которым пустились вплавь жёлтые листочки. Осень."
Эту "зарисовку" увиденного в сентябре 74-го года я записал в своём полевом дневнике, когда вышел в московский двор из здания, где люди в серых шинелях решали вопрос о предоставлении мне права уехать в "закрытый порт Владивосток".
Туда я ехал работать в Геологическом институте Дальневосточного научного центра, потому что подсознательно рассуждал совсем, как Иосиф Бродский, - "...если довелось в империи родиться, лучше жить в глухой провинции, у моря". О вызове туда я договорился сразу после преддипломной практики, которую проходил предыдущим летом в Приморье и на Курильских островах, где получил от тамошней природы массу положительных впечатлений.
За несколько дней до наблюдения о плывущих жёлтых листочках, в трансагентстве Бугульмы меня сначала обрадовали, что забронировали весь путь до самого Владивостока всего с двумя пересадками в Свердловске и Иркутске, а потом, ознакомившись с содержанием бумаги, в которой чёрным по белому было написано, что я распределён на дальние рубежи нашей Родины, и, не обнаружив на ней печати из "органов", разрешающих мне проезд в пограничную зону, тут же огорчили, что билета продать мне не могут. Было, как в мультике "Каникулы в Простоквашино", - "вам пришла посылка, но дать её вам я не могу, потому что у вас документов нету", вот только роль почтальона Печкина играла билетная кассирша, смотревшая на меня, впрочем, весьма сочувственно.
Эту печать мне могли поставить лишь по последнему месту жительства, - в Москве, которую я покинул месяц назад, уже не думая туда возвращаться в ближайшие год-полтора. Ничего не поделаешь, - пришлось мне "поворачивать оглобли" на сто восемьдесят градусов, поэтому уже через пару дней из окна вагона пассажирского поезда я смотрел, как уплывают назад окрашенные в золотистые тона берёзовые леса, взбегающие на пожелтевшие гладкие холмы. Для второй половины сентября стояла редкая для наших широт тёплая и ласковая осень, и было грустно надолго прощаться с родными краями, ведь скоро меня ожидали совсем другие пейзажи за многие тысячи километров отсюда, на самой окраине могучего материка.
Лето у меня тоже начиналось с поезда, - душа, очерствевшая за написанием дипломной работы, а потом и её защиты, жаждала отдохновения, какого-нибудь небольшого путешествия, а значит и приключений, без которых не обходится ни одно стоящее путешествие.
Случай его совершить представился весьма благоприятный, - на крымскую практику уезжал второй курс нашего факультета, а на нём у нас с Андреем Антоновым, моим товарищем по группе и комнате проживания в общежитии на протяжении нескольких лет, были хорошие знакомые: Андрон, Витя "Шенфлис", Ил Горчаков, Ленка Крылова, среди которых было легко затеряться без билетов в толпе студентов в двести с лишним человек.
Эти наши знакомые появились у нас после поездок в зимние каникулы на Советский Север: Кольский полуостров (Оленегорск - Кировск - Апатиты) - Карелия (Чупа) - Санкт-Петербург и Советский же Юг: Азербайджан (Гянджа - Дашкесан - Чирагидзор) - Армения (Севан - Ереван - Эчмиадзин) - Грузия (Тбилиси - Гори - Цхинвали - Они - Лухумис-Цхали - Кутаиси), в которых мы с Андреем были непременными участниками. Ещё раньше, на третьем курсе, в другом составе мы прокатились по такому маршруту: Свердловск - Баженово (асбест) - Берёзовское месторождение (золото) - Шабры (тальк) - Сидельниково (родонит-орлец) - Миасс (Ильменский заповедник).
Перед поездкой в Крым я испытывал некоторые финансовые затруднения, поэтому пришлось телеграммой просить родителей "пятидесятирублировать" мне в Симферополь "до востребования". Посадка в поезд была произведена безо всяких проблем, после чего в четырёх плацкартных вагонах поезда "Москва-Симферополь" началось празднество, продолжавшееся почти всю ночь. Спали единицы, поэтому отсутствие плацкарт никак не испортило нам с Андреем впечатление от дороги, за время которой у нас ещё появились новые знакомые "по интересам".
У меня - миниатюрная большеглазая девушка Виктория, будущий гидрогеолог. Утром следующего дня мы стояли с ней в тамбуре, курили, болтали о всяких пустяках, и в ходе разговора неожиданно выяснили, что, оказывается, мы ходили с ней в одну школу, а с её старшей сестрой с редчайшим именем Камилла я даже учился в параллельных классах. Уже возникшая симпатия на почве землячества усилилась многократно.
Потом, когда она прикуривала от моей зажжённой сигареты, и вагон качнуло, кончиком своей сигареты она слегка обожгла мне губу. Вика взялась быстро вылечить ожог своими губами, и мы оба так увлеклись этим "лечением", что не заметили, как поезд ворвался на Крымский полуостров и остановился у перрона симферопольского вокзала.
Целой колонной из нескольких автобусов нас отвезли на учебный полигон, который раскинулся под горой Сель-Бухра сразу за селом с таким приятным на жарком юге названием Прохладное. После вечернего банкета на природе и снова полубессонной ночи, прямо с самого утра, провожаемые большеглазой Викой на остановке прямо напротив полигона, на рейсовом автобусе Научный - Симферополь мы с Андреем выехали в столицу Крымского края.
На первых двух курсах у нас тоже были крымские практики, и все прежние наши "маршруты выходного дня", который приходился на четверг, мы начинали в Симферополе в пивном баре, расположенном напротив парка Тренёва, - посреди него стоит бюст автора "Любови Яровой". После изнуряющей жары снаружи было невероятно приятно спускаться в прохладный подвал, садиться на деревянные скамейки и за парой кружек пива утверждать маршрут дальнейшего передвижения по полуострову.
Делалось это накануне выходного, - с полигона мы выезжали сразу после обеда в среду, чтобы добраться до какого-нибудь приятного места, переночевать в кустах или прямо на морском пляже (однажды, в виду Евпатории, аккурат напротив памятника морскому десанту, мы спали в нескольких метрах от железнодорожных путей и машинисты проезжающих поездов удивлялись, наверное, увидев нас, лежащих рядком на травке), на другой день позагорать, попринимать морские ванны, а к вечеру тронуться в обратный путь. Таким образом мы успели побывать на Карадаге, в Евпатории, Ялте, Форосе, встречали как-то рассвет на Ай-Петри.
...Пивной бар находился в пяти минутах ходьбы от конечной остановки автобуса и скоро мы уже потягивали пиво из запотевших кружек, решив, что дальнейший наш путь будет пролегать на Ангарский перевал, но не прямо по дороге, - это не интересно, - а через гору Чатыр-Даг. На этом перевале находился на практике первый курс геофака, а там тоже были наши знакомые, как среди студентов ("Запойный" - Сергей Запунный, "Винный Дух" - Коля Сергеев, Санька Махин), так и преподавателей, один из них - Михаил Борисов, под руководством которого мы и совершали свои зимние круизы.
Прежде чем покинуть гостеприимный Симферополь, мы посетили центральный почтамт, где мне выдали пять красных бумажек достоинством в десять рублей каждая, - до появления в Крыму украинских гривен оставалось ещё долгих восемнадцать лет.
Передвигаться по полуострову мы собирались исключительно автостопом, и расставаться с наличностью за проезд на каком-либо транспорте предполагали лишь в очень крайних случаях, - при покупке обратного билета до Москвы, например.
На троллейбусе выехали на южное окончание города и довольно быстро "взяли" грузовик, направляющийся в Алушту. Не доезжая Ангарского перевала, сердечно поблагодарив водителя, спрыгнули и полезли на Чатыр-Даг, который мы уже покоряли четыре года назад. Полюбовались сверху на мир, сфотографировались у каменного тура, и пошли на спуск, через час с небольшим оказавшись в лагере первокурсников.
На другой день мы съездили в Алушту, искупались в мутноватом море на городском пляже и, прихватив с собой канистру вина, вернулись на перевал, чтобы в южной бархатной ночи вместе с друзьями вспоминать свои зимние поездки. В небе горели крупные звёзды, - к ним устремлялись искры от нашего костра, погасая задолго до конечной цели своего путешествия. Было необыкновенно уютно сидеть в круге мерцающего света, в слегка захмелевшую от лёгкого вина голову приходили ясные мысли, слегка, впрочем, замутнённые необходимостью по приезде с юга сдавать государственный экзамен по научному коммунизму, наступление которого в скором будущем тогда ещё не подвергалось сомнению.
В гостях хорошо, а в дороге - лучше, поэтому наутро мы распростились с друзьями, сели на троллейбус, курсирующий по маршруту Симферополь-Ялта и, уже вскоре сгрузились в Алуште. Дальнейший наш путь лежал на восток, конечной целью была Феодосия, где в это самое время находились друзья, теперь уже по своему курсу, - Наташка Силантьева и Жорик Гавриленко, готовящиеся стать мужем и женой. Адрес Жориных родителей у нас был с собой, и за один день мы надеялись добраться до места.
Ехали на перекладных, раза два в местах пересадок спускались к морю, купались, спали на пляже, - сказались три полубессонных ночи. Долго ли, коротко ли, но к вечеру мы добрались только до поворота в село Приветное, было до которого от трассы километра два. Здесь же, на повороте, существовал небольшой хуторок из двух-трёх домов, один из обитателей которых, увидев нас голосующими на дороге, посоветовал не семафорить бесполезно исключительно частным машинам, не желающим брать с собой двух похожих на туристов парней, а идти в сторожку, стоящую поодаль в углу огорода, - от выращенной и уже убранной ранней капусты в нём остались лишь одни торчащие из земли кочерыжки, - и переночевать в этой самой сторожке. По причине снятия капусты, по его словам, она должна быть незанятой. Утро де вечера гораздо мудренее.
Так мы и сделали, - побрели к указанной сторожке, но пустой она не оказалась, - в ней сидели трое мужчин за трёхлитровой банкой, наполовину заполненной желтоватой жидкостью, похожей на напиток "Буратино". Но мужики вовсе не были детьми, подобно героям "Сказки о потерянном времени" вдруг превратившимся во взрослых людей, поэтому пили совсем не газировку, а высококачественное вино, которое им сливали водители автомобилей, перевозящих его из винсовхозов на винзаводы, - "Массандра", так сказать, на дому.
Обо всём этом мы узнали не сразу, потому что вначале на нашу просьбу переночевать мужики ответили категорическим отказом, будто пеньки от капусты оставались каким-то ценным стратегическим сырьём, подлежащим строгой охране при недопущении на территорию огорода посторонних лиц. Мы рассказали что-то про свои перемещения по Крыму по местам своей "боевой славы", приобретённой за время двух практик, - мужики ненадолго задумались, а потом самый молодой из них, лет эдак тридцати пяти, вдруг задал нам необыкновенно лёгкий вопрос: не выпьем ли мы с ними? Отказываться было явно нельзя, да и, честно говоря, не хотелось, и через мгновение мы уже сидели за общим столом и дегустировали действительно замечательное вино, слушая, - откуда оно и куда не доехало.
Уже через пяток минут все мы перезнакомились и на удивление быстро вместе осушили банку. Тут нам сказали, что на упомянутом выше близлежащем хуторке из двух-трёх домов, в одном из них, - нам сказали в каком, - продаётся точно такое же вино по смехотворно низкой цене рубль за литр, и если мы не против продолжения банкета, то они одолжат нам банку. Мы были не против, поэтому сходили на хуторок и вскоре вернулись с банкой, наполненной под самую крышку янтарной жидкостью.
Когда в банке осталась половина, мужики засобирались домой, - в то самое Приветное, куда указывал синий дорожный указатель. Мы уже настолько все к тому времени подружились, что, естественно, были приглашены в гости к самому молодому, пожелавшему недавно узнать, хотим ли мы выпить. Один из трёх исчез сразу, - он был из хуторка, а мы вчетвером нетвёрдой походкой пошли по грунтовой дороге в сторону Приветного.
Сначала шли дружно, говорили о приятных вещах, много и с чувством смеялись, то и дело прикладываясь к ещё не опустевшей банке, но потом старший, лет пятидесяти пяти мужчина, уже еле волочащий свои нетвёрдые ноги, - пришлось его придерживать, чтобы он не свернул в кювет, - угрюмо замолчал и вдруг выдвинул неожиданное утверждение, что мы с Андрюхой, вероломно втёршись в доверие, идём теперь к нему домой, чтобы соблазнить его то ли дочку, то ли внучку, причём оба сразу. Сначала мы хотели превратить всё в шутку, убеждая его, что таких планов не имели, поскольку даже не знали о существовании у него каких-либо молодых родственников женского пола, но он никак не хотел уняться, стал принимать угрожающие позы и раза два махнул в воздухе своими кулаками, стараясь попасть в кого-нибудь из нас, включая своего односельчанина.
Тем временем мы уже дошли до деревни, и второй мужчина, сохранивший ясность ума, посоветовал усадить дедка на ближайшую скамейку и идти дальше без него, - не пропадёт, дескать, не впервой. Мы так и сделали, - держа с двух сторон слабо вырывающегося неугомонного попутчика с явными признаками белой горячки, усадили на скамейку возле какого-то дома, и он, выдав напоследок порцию угроз в наш адрес, склонил свою буйную голову на грудь и погрузился в глубокий сон.
Нельзя сказать, чтобы жена пригласившего нас нового друга была обрадована нашим появлением, но она безропотно нажарила мяса с салом, и мы продолжили винопитие уже из третьей банки, припрятанной дома. На Украине их называют бутыльками с ударением на последнем слоге, например: "есть бутылёк? - нет бутылька, - ну так сходим за бутыльком".
Вино пилось, как вода, - мы восхищались его качеством, хвалили всякий раз, как очередная порция живительного напитка переливалась в нас, но кончилось всё довольно печально, - через некоторое время, довольно длительное, поскольку уже наступило утро, я проснулся на столе той самой сторожки, где начиналось наше растянувшееся на несколько часов празднество. В голове остались только обрывки воспоминаний, которые включали в себя мои блуждания в каком-то бескрайнем саду, потом бег в одних носках по той самой дороге, по которой мы пришли в Приветное.
Надо сказать, что утро то было не совсем обыкновенным, - оно было утром моего двадцать второго дня рождения. Но сначала меня обожгла мысль о другом, - а где же мой друг Андрюха? Я вышел из сторожки, ополоснул лицо в бочке с водой, не забыв посмотреть на отражение своего припухшего лица, по моде того далёкого времени обрамлённое волосами почти до плеч, - своих собственных ушей, по крайней мере, я уже давно не видел, - и тут услышал из под соседнего куста какие-то звуки, очень похожие на сопение спящего человека. Заглянул туда и - о радость - увидел там почивающего на травке Андрюху, который от моего прикосновения сразу проснулся и бодро подскочил. Вот что значит, высококачественное вино, - настроение хорошее, приподнятое, и выпить его снова хочется отнюдь не оттого, что голова раскалывается с похмелья.
Андрей поведал мне свою историю. В отличие от меня, ночью он смог добраться лишь до сельского магазина и уснул прямо на его крыльце, благо лето и Крым. Пришедшая поутру уборщица согнала его оттуда, и ему ничего не оставалось делать, как сесть на весьма кстати подошедший автобус и приехать в сторожку, где он и застал меня мирно спящим на длинном и широком столе. Будить он меня не стал, а лёг досыпать в кустах какого-то растения.
Благополучно воссоединившись, мы продолжили свой путь, - у меня были с собой ещё резиновые кеды, поэтому я шёл не босиком. Первым делом мы зашли в уже знакомый нам дом на хуторке и признались, что один из нас - именинник, и сказали кто. Сразу же на стол была поставлена литровый бутылёк с вином, идентичным вчерашнему, и мы, словно почётные гости, были за него усажены,. Уходя в прекрасном настроении, хотели расплатиться, но гостеприимные хозяева денег не взяли, сказали, что это угощение - подарок ко дню рождения.
До Феодосии мы добрались к обеду с пересадкой в Судаке, где нас долго никто не брал, но нашёлся-таки сердобольный владелец "Жигулей", который вмиг доставил нас до отчего дома Жоры Гавриленко. Наташка Силантьева, которую мы все называли Мамой, тоже была на месте, и мы уже вчетвером продолжили празднование моего дня рождения, теперь уже с "Биомицином", - так в народе называли тогда вино "Биле мицне" - "Белое крепкое", - но уже в гораздо меньших количествах, чем накануне.
Потом сходили в музей Айвазовского, вечером погуляли по набережной, а наутро съездили на Карадаг, где я осуществил, наконец, давнюю свою мечту, так и не реализованную в первые два посещения этого удивительного по красоте кусочка Крыма, - проплыл через Золотые Ворота, представляющие собой одинокую скалу в море с большим отверстием посредине, через которое свободно проходил прогулочный катер.
Нам нужно было ещё выкроить время для подготовки к государственному экзамену, поэтому уже на следующий день, после обеда, мы вышли из хлебосольного дома Гавриленко и двинулись к выезду из Феодосии в сторону Симферополя. Попутный транспорт нашёлся на удивление быстро, - на заправке стоял "ПАЗик" с рыбаками из Бахчисарая, возвращавшихся с уловом с Азовского моря. Они взяли нас до поворота на полигон без каких-либо финансовых претензий.
Везение кончилось в Новопавловке, и четырнадцать километров до полигона мы отмахали пешком, - попутных машин в сторону Научного не было. На полигоне мы появились уже в темноте.
Переночевав в одной из палаток, утопающих в ароматах цветущих розовых кустов, мы распрощались с друзьями и через какой-то час были в Симферополе, купили билеты в поезд и на другой день, загорелые до черноты, высаживались на Курском вокзале столицы.
Потом в моей жизни были такие события: государственный экзамен, подтвердивший мою лояльность Советской власти; военные сборы в Гвардейской Таманской дивизии, где мы все вкусили солдатского хлеба и казарменной жизни; получение дипломов на факультете и отъезд на последние перед работой каникулы, - в одной этой фразе уместились два с половиной месяца.
В Лениногорске мы снова встретились с Викой, с которой, покуда я топтал бетонный плац в Таманской дивизии, а она - меловые известняки и мергели второй гряды Крымских гор, мы обменялись парой писем. В самом конце первого я настоятельно порекомендовал ей беречь муравьёв. Как сама рассказывала потом Вика, некоторое время она терялась в догадках, безуспешно пытаясь постичь тайный смысл моего пожелания, пока не рассмотрела картинку на конверте, оказавшуюся плакатом, призывающую умеющих читать людей к хорошему отношению к этим маленьким лесным трудягам.
Потом Вика уехала в столицу учиться на третьем курсе, а я начал готовиться к отъезду на Дальний Восток. Чем всё это закончилось, я уже писал, - мне пришлось брать билет до Москвы и смотреть, как уплывают назад окрашенные в золотистые тона берёзовые леса, взбегающие на пожелтевшие гладкие холмы.
..."Волга" уже блестела, как новая, окаченная напоследок чистой водой из ведра, отчего ручейки с плывущими по ним кораблями-листочками стали ещё более полноводными, когда меня пригласили в комнату, где лежали документы, и мне выдали, наконец, пропуск в погранзону, каковой являлся весь Приморский край. Следующим пунктом, который я посетил, было "Трансагентство" на Ленинском проспекте, - там для меня нашёлся единственный билет на самолёт до Владивостока.
На радостях я зашёл в "Варну", - большой магазин напротив, загрузил в сумку бутылок пять сухого вина "Золотые пески" и вечером устроил небольшой банкет оставшимся товарищам, среди которых была, разумеется, Вика, а также аспирант кафедры геохимии Володя Романенко. На середине банкета появились незваные гости - оперативный отряд особого назначения, который сводил нас в своё особое же помещение, и, немного постращав, отпустил восвояси, - там быстро разобрались, что гуляет свежий выпускник университета, и к нам всем не стали применять обычные в таких случаях санкции. Мы вернулись к "Золотым пескам", а уже назавтра в аэропорту "Домодедово" Вика и Володя провожали меня до самого аэродромного автобуса, сквозь стёкла которого я видел Володю Романенко в последний раз, - полгода спустя его не стало.
Через двенадцать часов полёта с пересадкой в Хабаровске в аэропорту Владивостока я окунулся в совсем ещё летнее тепло приморской осени, - начиналась моя долгая-долгая жизнь на Дальнем Востоке.