Довелось мне приехать в столицу Приморья в канун празднования великого для неё праздника, - Дня Военно-Морского Флота (ДВ-МФ), который, как известно, всеми флотами и Каспийской флотилией отмечается в последнее воскресенье июля. "Амурские волны" (омывающие Владивосток с запада волны Амурского залива - именно им был посвящён знаменитый вальс, отнюдь не водам реки Амур, как думают многие)к тому времени меня основательно подзабыли, ведь не был я во Владике уже восемь лет. Я ходил по его улицам, вновь погружаясь в дальневосточную романтику этого замечательного города (в Геленджике, хоть и там тоже море, никак не мог вызвать в себе этого чувства, всё там казалось слишком стерильным и цивилизованным, романтикой и не пахло). Впервые побывал на Русском острове, - закрытом для посещения мирным населением в эпоху моего здесь проживания, и я тогда любовался его берегами лишь с борта парома, направлявшегося к островам Попова и Рейнеке.
В один из дней, пройдя по Светланской до конца (это про неё поэт сказал: "К этой улице швартуются, пройдя полсвета, корабли!"), - туда где она упиралась в Спортивную гавань, решил искупаться, хоть и было, как всегда в это время, вовсе не солнечно, а, напротив, - весьма туманно. Но сначала меня заинтересовала суета возле гостиницы "Владивосток": большое количество женщин обустраивали территорию вокруг высокого памятника, показавшегося мне до боли знакомым, но раньше на этом месте не стоявшем.
Захотел удовлетворить любопытство, - ну, конечно, это же адмирал Макаров, погибший в Порт-Артуре, многие годы стоявший в конце Золотого Рога на Луговой! Десятки раз я проходил мимо него, мудрено мне было его не узнать. Выяснил, что к нынешнему ДВ-МФ было решено перевести его из относительной глуши на самое видное и почётное место во Владивостоке, - чтобы подходящим кораблям он первым показывался в своей развевающейся чёрной шинели. А упомянутая выше суета была обусловлена помимо прочего также приездом сюда к праздничку очередного премьера, - они менялись тогда едва ли не ежеквартально.
Спустился к динамовскому причалу, разделся, сложив свои пожитки на бетонной набережной, на метр возвышающейся над уровнем спокойного пока что моря. Неподалеку увидел лежащую кучкой тоже одежду, а метрах в тридцати в море - без устали, словно челнок, плавающего между двумя выдающимися в море пирсами парня. В некотором отдалении от берега стоял на якоре большой десантный корабль.
На нём репетировали празднование ДВ-МФ, - из чрева его выползли несколько плавающих бронетранспортёров, они скоренько поплыли к берегу, а потом там застрекотали автоматы, - во Владивостоке высадился понарошечный десант, среди которого нашлось место и Нептуну с трезубцем и развевающейся длинной бородой. К тому времени я несколько раз искупался, в очередной раз обсыхая на берегу. И тут корабль поднял якоря и на всех парах двинулся, выполняя ещё какой-то свой манёвр. Спустя несколько минут к нам пришла первая от него волна, ещё не очень большая, но обдавшая меня солёной водой и слегка замочившая одежду: мою и продолжающего плавать, ничего не подозревающего спортсмена, ведь даже цунами чувствуется только на берегу.
Быстро схватил в охапку всю одежду, не разбирая, где своя, где чужая, и побежал от следующей волны, сразу накрывшей это место и догнавшей меня уже метров через пять-семь. Отбежав на безопасное расстояние, разложил вещи на две кучки, наблюдая, как волны слизывают и уносят в море всё оттуда, где только что лежала наша одежда. Когда минут через десять пловец выбрался из уже успокоившегося моря, я ему сказал, что спас его от путешествия по Владивостоку в одних только плавках и очках на резиночке (или, в лучшем случае, от длительных с неясной перспективой поисков своей одежды по акватории Спортгавани). Он сдержанно поблагодарил, ещё не до конца, наверное, понимая, что на самом деле ему грозило, не окажись я в нужном для него месте, и, самое главное, - в нужное время.