Генри Эмили : другие произведения.

Книжная любовь

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  Пролог
  
  Если книги - это ваша жизнь, или, как в моем случае, работа, вы отлично наловчитесь угадывать, куда движется история. Метафоры, архетипы, избитые повороты сюжета - всё это само складывается в каталог в вашем мозгу, разделенное на категории и жанры.
  Убийца - муж.
  Ботанша преображается, без очков она просто сногсшибательна.
  Парень находит девушку - или другую девушку.
  Кто-то объясняет сложную научную концепцию, а кто-то другой говорит:
  - Хм, а можно по-английски, пожалуйста?
  Подробности могут меняться от книги к книге, но на самом деле под солнцем нет ничего нового.
  Возьмем, к примеру, любовную историю в декорациях маленького городка.
  Историю из тех, где циничный тип из Нью-Йорка или Лос-Анджелеса отправляется в Провинстаун, США, чтобы, например, захватить семейную ферму рождественских елей, на которой не идут дела, и превратить ее в бездушную корпорацию.
  Но когда вышеупомянутый Городской Тип оказывается в городке, всё идет не по плану. Потому что, конечно же, ферма рождественских елей - или пекарня, или что угодно, что героя послали уничтожить - принадлежит барышне до смешного привлекательной и пригодной для соблазнения.
  В большом городе у главного героя есть любимая. Бессердечная особа, которая вдохновляет его на свершение дел, для которых его послали в городок, и разрушение чужих жизней в обмен на повышение по службе. Он отвечает на ее звонки, она его перебивает, лающим тоном дает бессердечные советы, сидя на велотренажере 'Пелотон'.
  Сразу видно, что она - воплощение зла, потому что у нее неестественно белокурые волосы, гладкие, словно у Шэрон Стоун в 'Основном инстинкте', и, кроме того, она ненавидит елочные игрушки.
  Герой проводит всё больше времени с очаровательной пекаршей/портнихой/фермершей, выращивающей рождественские ели, и всё меняется. Он узнает, в чем истинный смысл жизни!
  Он возвращается домой, преображенный благодаря любви хорошей женщины. В большом городе он просит свою девушку - снежную королеву пройтись с ним. Она смотрит на него с изумлением и спрашивает что-то вроде:
  - В туфлях от Маноло?
  Он говорит ей, что будет весело. На прогулке может попросить ее посмотреть на звезды.
  Она огрызается:
  - Ты ведь знаешь, что я сейчас не могу смотреть вверх! Мне недавно сделали укол ботокса!
  И тут герой понимает, что не может вернуться к прежней жизни. Не хочет! Разрывает эти холодные, не удовлетворяющие его отношения, и делает предложение своей новой возлюбленной. (Кому нужны свидания?).
  И тут вы ловите себя на том, что кричите над книгой: 'Ты ее даже не знаешь! Черт возьми, какое у нее второе имя?'. Ваша сестра Либби цыкает на вас из противоположного угла комнаты, швыряется в вас попкорном, не отрываясь от своей собственной библиотечной книжки в потрепанной обложке.
  Вот именно поэтому я опаздываю на этот обед.
  Потому что это - моя жизнь. Метафора, которая управляет течением моих дней. Архетип, на который наслаиваются подробности моей жизни.
  Я - барышня из большого города. Не из тех, что встречают горячего фермера, другая.
  Нервная литературная агентка с маникюром, которая читает рукописи, сидя на велотренажере 'Пелотон', пока по экрану ее компьютера плавает заставка - картинка умиротворенного пляжа, которую она не замечает.
  Меня отшили.
  Я читала эту историю, и пережила ее, так что знаю, что это происходит прямо сейчас, когда я виляю в сумерках пешеходного потока Провинстауна, прижав к уху мобильный телефон.
  Он об этом еще не сказал, но волосы у меня на затылке уже встают дыбом, а в желудке разверзается преисподняя, когда он подводит разговор к падению с утеса в мультяшном стиле.
  Предполагалось, что Грант проведет в Техасе всего две недели, достаточно для того, чтобы помочь заключить сделку между своей компанией и бутик-отелем, который его компания пыталась купить в предместьи Сан-Антонио. Я пережила уже два разрыва после командировок, так что новость о его командировке восприняла так, словно он объявил, что поступил в военный флот и отплывает утром.
  Либби попыталась убедить меня, что я слишком драматизирую, но я вовсе не удивилась, когда Грант три раза подряд пропустил наш ежевечерний разговор по телефону, и еще два телефонных разговора оборвал. Я знала, чем это заканчивется.
  И вот, три дня назад, за несколько часов до его обратного рейса, это случилось.
  Из-за непредвиденных обстоятельств ему пришлось задержаться в Сан-Антонио дольше, чем он планировал. У него воспалился аппендицит.
  Теоретически я могла бы сразу же купить билет на самолет и проведать его в больнице. Но я заключала крупную сделку, была привязана к телефону со стабильным вай-фаем. Моя клиентка на меня рассчитывала. Для нее это был судьбоносный шанс. Кроме того, Грант сообщил, что удаление аппендицита - несложная операция. Именно так и сказал: 'Ничего особенного'.
  Так что я к нему не полетела, и в глубине души понимала, что отдаю его на милость богов романа в маленьком городке, чтобы они сделали свое дело.
  И вот, три дня спустя, когда я практически бегу на обед в туфлях на шпильках, которые приносят удачу, и костяшки пальцев белеют - так сильно я вцепилась в телефон, звук гвоздей, которые забивают в мои отношения, звучит в моей душе эхом голоса Гранта.
  - Повтори, что ты сказал, - мне хотелось, чтобы это прозвучало, как вопрос, но прозвучало, как приказ.
  Грант вздыхает.
  - Нора, я не вернусь. На прошлой неделе ситуация изменилась, - он хихикает. - Я изменился.
  Мое холодное сердце барышни из большого города начинает бешено колотиться.
  - Она - пекарша? - спрашиваю я.
  Он какое-то время молчит.
  - Что?
  - Она - пекарша? - спрашиваю я, словно это - вполне обоснованный первый вопрос, который следует задать, если парень бросает тебя по телефоную - Женщина, ради которой ты меня бросаешь.
  Немного помолчав, он сдается:
  - Она - дочь семейной пары, которой принадлежит отель. Они передумали его продавать. Я собираюсь остаться, помогу им управлять отелем.
  Не могу сдержаться, смеюсь. Я всегда реагировала на плохие новости таким образом. Наверное, именно так я играю по жизни роль Злодейки де Вилль, но чего от меня еще ждут? Что я растаю и превращусь в лужу слёз на этом забитом людьми тротуаре? Что в этом хорошего?
  Останавливаюсь возле ресторана и осторожно вытираю глаза.
  - Так что уточним, - говорю ему. - Ты отказываешься от своей чудесной работы, от своей великолепной квартиры и от меня, и переезжаешь в Техас. Чтобы быть с девушкой, карьеру которой можно описать словами 'дочь супружеской пары владельцев отеля'?'
  - Нора, в жизни есть вещи поважнее, чем деньги и карьера, - фыркает Грант.
  Снова смеюсь.
  - Неужели ты это серьезно.
  Грант - сын миллионера, отельного магната. Фраза 'родился с серебряной ложкой' ни в малейшей степени не описывает ситуацию. У него, наверное, туалетная бумага была из золота.
  Для Гранта колледж был формальностью. Стажировки были формальностью. Да что там говорить, даже ношение штанов для него было формальностью! Он получил работу исключительно по блату.
  Вот почему его последняя реплика столь многозначна - в фигуральном и буквальном смысле.
  Эту мысль мне приходится озвучить, поскольку Грант требует ответа:
  - И что ты этим хочешь сказать?
  Я заглядываю в ресторан через окно, потом смотрю время на телефоне. Я опоздала, а я ведь никогда не опаздываю. Не такое первое впечатление хотелось мне произвести.
  - Грант, тебе тридцать четыре, и ты - наследник состояния. Для большинства из нас работа непосредственно связана с возможность есть.
  - Вот видишь, - говорит Грант. - Вот таким взглядом на мир я сыт по уши. Нора, иногда ты так холодна. Мы с Честити хотим...
  Я не специально - я не пыталась его перебить, когда со смехом повторила ее квохчущее имя. Просто, когда случаются уморительно плохие вещи, я словно покидаю свое тело, смотрю на них со стороны и думаю: 'Да неужели? Вселенная решила поступить вот так? Несколько прямолинейно, вам не кажется?'.
  В данном случае Вселенна решила отправить меня в объятия женщины, в имени которой отражена способность сохранить целостность девственной плевы. Конечно, это смешно.
  Грант на другом конце провода обижается.
  - Нора, они - хорошие люди. Соль земли. Именно таким человеком мне хотелось бы быть. Слушай, Нора, не надо притворяться, что ты расстроена...
  - Это кто притворяется?
  - Ты никогда во мне не нуждалась...
  - Конечно не нуждалась!
  Я тяжело трудилась для того, чтобы построить свою собственную жизнь, чтобы ни один человек в мире не смог выдернуть вилку из розетки, после чего я вылечу в космическую трубу.
  - Ты даже никогда не оставалась у меня..., - говорит Грант.
  - У меня матрас объективно лучше! - я девять с половиной месяцев изучала рынок матрасов, прежде чем купила этот. Конечно, это многое говорит о моих свиданиях, но в итоге всё закончилось вот так.
  - ....так что не надо притворяться, что твое сердце разбито, - говорит Грант. - Я вообще не уверен, что твое сердце можно разбить.
  Мне снова приходится смеяться.
  Потому что вот здесь он не прав. Как только вы почувствуете, что ваше сердце по-настоящему разбито на части, телефонные звонки вроде этого станут для вас пустяком. Сердечным угрызением, может быть - ворчанием, но сердце уж точно не будет разбито.
  Грант сейчас в ударе:
  - Я даже никогда не видел, чтобы ты плакала.
  Хочется сказать ему: 'Ну так любуйся'. Как часто мама говорила нам, смеясь сквозь слёзы, что ее последний воздыхатель сказал ей, что она - слишком эмоциональна?
  В том-то и заключается проблема женщин. Выставляйте эмоции напоказ, м вас назовут истеричкой. Прячьте их туда, где ваш парень их не найдет, и вас назовут бессердечной стервой.
  - Грант, мне пора идти, - говорю я.
  - Ну конечно, - отвечает он.
  По-видимому, то, что я выполняю предварительную договоренность, еще раз доказывает, что я - фригидный злобный робот и сплю на постели, усыпанной чеками на сотни долларов и необработанными алмазами. (Если бы).
  Я отключаюсь, не попрощавшись, и прячусь под навес ресторана. Делаю вдох, чтобы успокоиться, жду, чтобы узнать, не потекут ли снова слёзы. Слёз нет. Их никогда нет. У меня с этим всё в порядке.
  У меня есть работа, которую нужно выполнить, и, в отличие от Гранта, я собираюсь ее выполнить, ради себя и всех остальных сотрудников литературного агентства 'Нгуен'.
  Приглаживаю волосы, расправляю плечи и захожу внутрь, от струи холодного воздуха из кондиционера на руках выступают мурашки.
  Время уже не обеденное, гостей стало меньше, так что в глубине зала я сразу замечаю Чарли Ластру - он одет в черное, как вампир издательского бизнеса.
  Мы никогда прежде не встречались, но я два раза перечитала объявление в 'Паблишерз Уикли' о его назначении на должность выпускающего редактора и тщательно запомнила его фотографию: суровый нахмуренный лоб, светло-карие глаза, слегка скошенный подбородок под полными губами. На щеке - родинка, если бы он был женщиной, это очевидно считалось бы красивым.
  Ему слегка за тридцать, тип лица, который называют мальчишеским, если бы не усталый вид и седина, проступающая в черных волосах.
  Кроме того, он хмурится. Или дуется. Губы надуты. Лоб нахмурен. Он нервничает.
  Смотрит на часы.
  Плохой знак. Перед выходом из офиса моя начальница Эми предупредила меня, что Чарли известен своей вспыльчивостью, но я не переживала. Я ведь никогда не опаздываю.
  Исключая этот случай, когда меня бросили по телефону. После этого я, видимо, опоздала на шесть с половиной минут.
  - Привет! - я подхожу к нему и протягиваю руку для приветствия. - Нора Стивенс. Так приятно наконец встретиться с вами лично.
  Он встает, ножки стула скрипят по полу. Его черная одежда, мрачные черты лица и общая манера держаться создает примерно такой же эффект, как черная дыра, всасывая и поглощая весь свет.
  Большинство людей одевается в черное, чтобы соответствовать шаблонным представлениям о профессионализме, но у него это выглядит, как Выбор с большой буквы - это непринужденное сочетание черного свитера из мериносовой шерсти, брюк и ботинок придает ему вид знаменитости, которую поймал на улице папарацци. Ловлю себя на том, что считаю, сколько долларов США на нем надето. Либби называет это моим 'удручающе привычным трюком среднего класса', но на самом деле я просто люблю красивые вещи, и часто листаю страницы Интернет-магазинов, чтобы успокоиться после тяжелого дня.
  Наряд Чарли стоит где-то от восьмисот до тысячи. Примерно мой диапазон, но, по правде говоря, всё, что на мне надето, кроме туфель, куплено из вторых рук.
  Он две секунды рассматривает мою протянутую ладонь, прежде чем ее пожать.
  - Вы опоздали.
  Садится, не утруждая себя тем, чтобы встретиться со мной взглядом.
  Существует ли в мире что-нибудь хуже, чем мужчина, который считает себя выше общественного договора только потому, что родился с приличным лицом и толстым кошельком? Грант полностью истощил мой суточный запас терпимости по отношению к самодовольным уродам. Но я всё равно должна сыграть в эту игру, ради своих авторов.
  - Я знаю, - улыбаюсь, якобы извиняясь, но на самом деле - нет. - Спасибо, что меня дождались. Поезд остановился в туннеле, вы ведь знаете, как бывает.
  Он поднимает на меня глаза. Сейчас они - еще темнее, такие темные, что я не уверена, есть ли в этих зрачках радужка. Судя по выражению его лица, он не знает, как это бывает, когда поезд застрял в туннеле по причинам ужасным, и в то же время - обыденным.
  Наверное, он не ездит в метро.
  Наверное, он всюду ездит в сияющем черном лимузине, или в готической карете, которую везет упряжка клейдельсдальских лошадей.
  Снимаю блейзер (рисунок в елочку, от Изабель Маран) и сажусь напротив него. - Вы сделали заказ?
  - Нет, - отвечает он. И молчит.
  Мои надежды тонут еще глубже.
  Мы договорились встретиться за обедом для знакомства несколько недель назад. Но в прошлую пятницу я послала ему рукопись одной из своих старейших клиенток, Дасти Филдинг. Теперь пытаюсь угадать, можно ли передать одного из своих авторов этому человеку.
  Беру меню.
  - У них есть салат с козьим сыром, феноменально.
  Чарли захлопывает меню и смотрит на меня испытующе.
  - Пока дело не зашло слишком далеко, - говорит он, нахмурив густые черные брови, голосом с врожденной хрипотцой, - должен вам сказать, что новая книга Филдинг кажется мне совершенно нечитабельной.
  У меня отвисает челюсть. Не знаю, что сказать. Начнем с того, что я не планировала обсуждать книгу. Если Чарли хотел ее отклонить, мог бы это сделать по электронной почте. И не использовать слово 'нечитабельно'.
  Но даже если всё это не принимать во внимание, любой приличный человек подождал бы хотя бы, пока хлеб поставят на стол, прежде чем швырять в лицо оскорбления.
  Закрываю свое меню и складываю руки на столе.
  - Но все-таки я считаю, что это - ее самая лучшая книга.
  Дасти издала уже три книги, все - фантастичны, и все продаются неважно. Ее предыдущий издатель не хотел снова рисковать, так что сейчас она - в свободном плаванье, ищет пристанище для своего нового романа.
  Ну ладно, возможно, это - не самая любимая моя книга у нее, но здесь есть огромный коммерческий потенциал. Я знаю, чем может стать эта книга, если найти правильного редактора.
  Чарли облокачивается о спинку стула и начинает сверлить меня взглядом. Такое чувство, что он видит меня насквозь, видит шипы сквозь сияние моей вежливости. Его взгляд говорит: 'Сотри с лица эту застывшую улыбку. Ты - не такая хорошая'.
  Он ставит на место свой стакан воды.
  - Ее лучшая книга - 'Слава мелочей', - говорит он, словно трех секунд зрительного контакта было достаточно, чтобы прочитать мои потаенные мысли, и теперь он знает, что говорит от лица нас обоих.
  Честно говоря, 'Слава мелочей' - одна из моих любимых книг десятилетия, но от этого новый роман не становится хуже.
  Я отвечаю:
  - Эта книга столь же хороша. Она просто другая - возможно, не столь сдержанная, но это дает ей преимущество в плане экранизации.
  - Не столь сдержанная? - искоса смотрит на меня Чарли. По крайней мере, в его глазах снова появились карие зрачки, так что я больше не боюсь, что он прожжет во мне дыру. - Это всё равно что назвать Чарльза Мэнсона гуру стиля жизни. Может быть, это и так, но дело не в этом. От этой книги возникает такое чувство, словно кто-то посмотрел ту социальную рекламу Сары Маклахлан о предотвращении насилия над животными и подумал: 'А что, если все эти щеночки на самом деле погибли перед камерой?'.
  У меня вырывается раздраженный смех.
  - Отлично, это - не ваша чашка чаю. Но, возможно, мне очень пригодится, - всё больше раздражаюсь я, - если вы мне скажете, что именно вам понравилось в этой книге. Тогда я буду знать, что присылать вам в будущем.
  'Лгунья, ты больше никакие книги ему не пошлешь', - говорит мне мой мозг.
  'Лгунья, ты больше никакие книги мне не пришлешь', - говорит мне жуткий совиный взгляд Чарли.
  Этот обед для установления потенциальных рабочих отношений безнадежно провален.
  Чарли не хочет со мной работать, а я не хочу работать с ним, но, кажется, он не полностью отрицает общественный договор, поскольку задумался над моим вопросом.
  - Она слишком сентиментальна, как на мой вкус, - в конце концов отвечает он. - И герои карикатурны...
  - Они - остроумны, - не соглашаюсь я. - Мы могли бы смягчить их высказывания, но там много персонажей, и читатель их различает именно благодаря их остротам. '
  - А место действия...
  - Что не так с местом действия? Роман 'Один раз в жизни' продавался именно благодаря месту действия. Саншайн-Фоллз очарователен.
  Чарли хмыкает, буквально закатывая глаза:
  - Это абсолютно нереалистично.
  - Этот город действительно существует, - возражаю я. Дасти нарисовала столь идиллическую картину горного городка, что я решила его погуглить. Саншайн-Фоллз, Северная Каролина, неподалеку от Эшвилля.
  Чарли качает головой. Кажется, он раздражен. Ну, мы оба раздражены.
  Он мне не нравится. Если я - архетипичная Барышня из Большого Города, он - Суровый и Непримиримый Зануда. Ворчун и мизантроп, Оскар-Брюзга, Хитклиф из второго акта, худшая часть мистера Найтли.
  Стыд ему и позор за это, потому что у него - репутация человека с волшебным прикосновением. Несколько моих друзей-литагентов называют его Мидасом. Как говорится, 'Всё, к чему он прикасается, превращается в золото'. (Но, следует признать, кое-кто называет его и Грозовым Облаком. Как говорится, 'Он вызывает денежный ливень, но вот какой ценой?').
  Дело в том, что Чарли Ластра выбирает победителей. И он не выбрал 'Один раз в жизни'. Я пытаюсь убедить хотя бы себя, если не его:
  - Говорю вам, Саншайн-Фоллз - настоящий город, сколь бы надуманным он вам ни казался.
  - Город, быть может, и существует, - говорит Чарли, - но, поверьте, Дасти Филдинг никогда там не бывала.
  - Какое это имеет значение? - я больше не изображаю вежливость.
  В ответ на мой возлас рот Чарли дергается:
  - Вы хотели узнать, что мне не понравилось в этой книге...
  - Что вам понравилось, - поправляю его я.
  - ... ну вот - мне не понравилось место действия.
  Ядовитый росток гнева поднимается по моей трахее, прорастая из легких:
  - Мистер Ластра, может быть, вы мне все-таки расскажете, какого рода книги вам хотелось бы получать?
  Он расслабленно облокачивается на спинку стула, словно какой-нибудь леопард, играющий с жертвой. Снова берет свой стакан воды. Я бы подумала, что это - что-то нервное, но, возможно, это - какая-то низменная тактика пыток. С удовольствием разбила бы стакан о стол.
  - Я хочу, - отвечает Чарли, - раннюю Филдинг. 'Славу мелочей'.
  - Эта книга плохо продавалась.
  - Потом что издатель не знал, как ее продать, - говорит Чарли. - 'Уортон-Хауз' могли бы. Я мог бы.
  Я удивленно поднимаю брови и изо всех сил стараюсь вернуть их на место.
  И тут к нашему столику подходит официантка.
  - Могу ли я что-то вам предложить, пока вы изучаете меню? - нежно спрашивает она.
  - Мне - салат с козьим сыром, - отвечает Чарли, не глядя на нас.
  Наверное, ждет возможности объявить мой самый любимый в этом городе салат несеъедобным.
  - А для вас, мэм? - спрашивает официантка.
  Я пытаюсь задушить мурашек дрожи на своей спине - девушка двадцати с лишним лет назвала меня 'мэм'. Наверное, именно так чувствую себя призраки, когда кто-то ходит по их могиле.
  - Мне - то же самое, - говорю я, а потом, поскольку день был чертовски отвратительный, так что никто меня ничем уже не впечатлит, и я заперта здесь в ловушке минимум на сорок минут с мужчиной, с которым не собираюсь работать никогда, добавляю:
  - И джин с мартини. Неразбавленный.
  Брови Чарли едва заметно поднимаются от удивления. Сейчас - три часа дня, четверг, не совсем 'счастливый час', но, учитывая, что издательства летом приостанавливают работу, и большинство людей в пятницу бьют баклуши, уже практически выходной.
  - Тяжелый день, - говорю еле слышно, когда официантка уходит с нашим заказом.
  - Не настолько плохой, как у меня, - отвечает Чарли. Окончание фразы повисает в воздухе, не произнесенное: 'Я прочел восемь страниц романа 'Один раз в жизни', а теперь сижу тут с тобой'.
  Я хмыкаю:
  - Вам действительно не понравилось место действия?
  - Сложно представить другое такое место, где мне меньше хотелось бы находиться в течение четырехсот страниц.
  - Знаете, - говорю я, - вы - вот именно такой приятный человек, как мне о вас и рассказывали.
  - Я не могу повлиять на свои чувства, - отвечает он холодно.
  Я свирипею:
  - Это - как если бы Чарльз Мэнсон сказал, что не он совершил те убийства. Технически так и есть, но дело ведь не в этом.
  Официантка приносит мой мартини, и Чарли ворчит:
  - Можно мне такой же?
  
  
  
  В тот же вечер мой телефон жужжит электронным письмом.
  'Привет, Нора.
  Можете обращаться ко мне в связи с будущими проектами Дасти.
  Чарли'.
  Я невольно закатываю глаза. Никаких тебе 'Был рад с вами встретиться'. Никаких 'Надеюсь, у вас всё хорошо'. Он не утруждает себя даже банальными любезностями. Стиснув зубы, печатаю ответ, подражаю его стилю.
  'Чарли.
  Если она напишет что-нибудь о гуру лайфстайла Чарли Мэнсоне, вы узнаете об этом первым.
  Нора'.
  Прячу телефон в карман спортивных штанов и толкаю дверь ванной, чтобы приступить к своим привычным процедурам по уходу за кожей 'десять шагов' (также известны как 'самые лучшие сорок пять минут моего дня'). Телефон вибрирует, достаю его из кармана штанов.
  'Н.
  Шутка зачетная: очень хочу прочитать эту книгу.
  Ч.'.
  Мне во что бы то ни стало нужно оставить последнее слово за собой, так что я пишу: 'Ночь'.
  (Со все определенностью желая сказать вовсе не 'Спокойной ночи').
  Чтобы все-таки взять надо мной верх, Чарли пишет ответ, словно подписываясь под несуществующим электронным письмом.
  Если существует в мире что-нибудь, что я ненавижу больше туфлей без каблуков, так это - проигрывать. Я пишу в ответ: 'x'.
  Никакого ответа. Я его разгромила. После ужасного дня эта маленькая победа дарит мне ощущение, что в мире всё хорошо. Я заканчиваю свои процедуры по уходу за кожей. Прочитываю пять блаженных глав страшного романа тайн и ужасов и засыпаю на своем идеальном матрасе без единой мысли о Гранте или о его новой жизни в Техасе. Сплю, как младенец.
  Или как Снежная Королева.
  
  1
  
  ПРОШЛО ДВА ГОДА
  
  Город кипит. Асфальт плавится. Мусор на тротуарах воняет. Мы идем мимо семейств с мороженым, которое тает с каждым их шагом и течет по пальцам. Солнечный свет скользит по поверхности домов, словно лазерная защитная система в устаревшем кино про ограбление, и я чувствую себя глазированным пончиком, который на четыре дня бросили на жаре.
  А вот Либби, несмотря на жару и пятый месяц беременности, выглядит, как звезда рекламы шампуня.
  - Три раза, - повторяет она со страхом и трепетом. - Три раза прокатили на лайфстайл-своп-вечеринке, как такое может быть?
  - Простое везение, наверное, - отвечаю я. На самом деле - четыре раза, не могу себя заставить рассказать ей эту историб про Джейкоба. Прошло столько лет, а я даже себе не могу ее рассказать в подробностях.
  Либби вздыхает и берет меня под руку. Моя кожа - липкая и влажная от жары в разгар лета, а вот кожа моей сестренки каким-то чудесным образом - сухая и шелковистая.
  Я унаследовала мамины пять футов и одиннадцать дюймов роста. а вот все остальные ее черты перешли к моей сестре - волосы клубнично-золотого оттенка, глаза цвета бескрайней синевы Средиземного моря и россыпь веснушек на носу. Роста она небольшого, слегка сутулится - это, должно быть, из папиного генного пула, насколько мы можем судить: он ушел, когда мне было три года, а Либби - всего несколько месяцев. В естественном виде мои волосы - тусклый пепельный блонд, а мой оттенок голубых глаз - не 'вода идиллического отпуска', а скорее - 'последнее, что вы увидите перед тем, как лед растает, и вы утонете'.
  Она - Марианна, а я - Элинор. Она - Мэг Райан, а я - Паркер Поузи.
  Кроме того, она - мой самый любимый человек на этой планете.
  - О, Нора, - Либби прижимает меня к себе, когда мы подходим к пешеходному переходу, я наслаждаюсь этой близостью. Сколь бы беспокойной ни была жизнь и работа, какие-то внутренние метрономы всегда синхронизировали наши жизни. Я брала телефон, чтобы ей позвонить, а она уже мне звонила, или она присылала сообщение, что берет ланч, и оказывалось, что мы с ней сейчас - в одном районе. Но вот последние несколько месяцев мы - как два судна, разминувшиеся в океане. На самом деле это больше похоже на подводную лодку и водный велосипед в никаких не связанных между собой озерах.
  Я сбрасываю ее звонки, когда нахожусь на встречах, а когда перезваниваю, она уже спит. В конце концов, она приглашает меня на ужин вечером, а я уже пообещала выгулять клиента. А еще хуже - чувство обморочной нереальности происходящего, когда мы на самом деле вместе. Словно она рядом лишь наполовину. Словно метрономы начали отмерять разные ритмы, и даже когда мы рядом, им не удается вновь настроиться на один ритм.
  Сначала я списывала это на стресс от новой беременности, но со временем сестра, вместо того, чтобы приблизиться, отдалилась, кажется, еще больше. У нас - какое-то фундаментальное расхождение, которому я и названия не могу придумать, так что даже мой матрас мечты и облако распыленного лавандового масла не помогают - всё равно не удается уснуть, поворачиваю в голове наши последние несколько разговоров так и эдак, словно ищу скрытые разногласия.
  Свет переключился на зеленый, но поток машин еще мчится на недавний красный. Парень в красивом костюме решительно начинает переходить дорогу, и Либби тащит меня вслед за ним.
  Универсальная истина: таксисты не будут давить людей, которые выглядят, как этот парень. Его костюм говорит: 'Я - человек, у которого есть свой адвокат'. Или, возможно, просто: 'Я - адвокат'.
  - Я думала, вам с Эндрю хорошо вместе, - Либби органично восстанавливает нить беседы. Поскольку вы предпочитаете не обращать внимания на тот факт, что моего бывшего звали Эрон, а не Эндрю. - Не понимаю, что пошло не так? Проблемы на работе?
  После слов 'проблемы на работе' в ее глазах вспыхивает огонь, она смотрит на меня, и это пробуждает новые воспоминания: я проскальзываю обратно в квартиру во время празднования четвертого дня рождения Би, а Либби одаривает меня взглядом обиженного щенка из мультфильма 'Пиксар', догадавшись: 'Звонок по работе?'.
  Когда я извинилась, она махнула рукой, но теперь я спрашиваю себя, не в то ли мгновение я начала ее терять, не тогда ли наши пути разошлись в разные стороны и швы начали трещать.
  - Что пошло не так, - возвращаюсь к разговору. - Вот что: в прошлой жизни я навлекла на себя гнев могущественной колдуньи, и она прокляла мою личную жизнь. Он переезжает на Остров принца Эдуарда.
  Останавливаемся на следующем перекрестке, ждем, когда машины начнут замедляться. Суббота, середина июля, абсолютно все вышли на улицу, надев минимально разрешеенное законом количество одежды, едят тающее мороженое-рожок из 'Big Gay' или крафтовое мороженое с наполнителями, которым нечего делать в десерте.
  - Не знаешь, что там на Острове принца Эдуарда? - спрашиваю я.
  - Энн из Зеленых крыш? - предполагает Либби.
  - Энн из Зеленых крыш уже, должно быть, умерла, - отвечаю я.
  - Вау, - говорит Либби. - Спойлер.
  - Как человек, живший здесь, может переехать туда, где самое крутое заведение - 'Канадский музей картофеля'? Я там сразу же умерла бы от скуки.
  Либби вздыхает:
  - Не знаю. Мне вот прямо сейчас немного скучно.
  Искоса смотрю на нее, и мое сердце пропускает свой очередной удар. Волосы Либби по-прежнему идеальны, на щеках - очаровательный румянец, но теперь мне в глаза бросаются новые детали, признаки, которые я сначала не заметила.
  Опущенные уголки рта. Слегка похудевшие щеки. Она выглядит уставшей и постаревшей.
  - Прости, - бормочет Либби себе под нос. - Я не хотела быть Грустной, Упавшей Духом Мамашей - я просто...Мне просто очень нужно выспаться.
  Мысли в моем мозгу завертелись в поисках пробелов, которые я могла бы заполнить. Вечная проблема Брендона и Либби - это деньги, но они уже много лет отказываются от помощи, так что мне приходится придумывать креативные способы, чтобы их поддержать.
  На самом деле телефонный звонок, который ее, может быть, обеспокоил, а может быть, и нет - это Подарок на День рождения - Троянский конь. 'Клиент' 'отменил' 'поездку', а за 'номер в 'Сент-Реджис' 'деньги не возвращают', так что 'единственно верное решение' - 'устроить там с девчонками пижамную вечеринку посреди рабочей недели'.
  - Ты - вовсе не Грустная и Упавшая Духом Мамаша, - я снова сжимаю ее руку. - Ты - Супермама. Ты - горячая штучка, отрицающая свою сексуальность, которая в комбинезоне тащит по блошиному рынку Бруклина своих пятьсот прекрасных детей, огромный букет полевых цветов и корзину помятых помидоров. Либ, уставать - это нормально.
  Либби косится на меня.
  - Когда ты в последний раз пересчитывала моих детей, Сисси? Потому что их - всего двое.
  - Вовсе не хочу, чтобы ты себя чувствовала ужасной матерью, - говорю я, поглаживая ее живот, - но я на восемьдесят процентов уверена, что там - еще один.
  - Ладно, два с половиной, - Либби предостерегающе стреляет в меня глазами. - Так что, правда, как ты? В смысле, после расставания.
  - Мы всего четыре месяца встречались. Это было несерьезно.
  - Серьезно - это характер отношений, - говорит Либби. - Если человек договаривается с тобой о третьем свидании, значит, ты уже соответствуешь четыремстам пятидесяти различным критериям. Если человек знает твою группу крови, это уже - не случайное свидание.
  - Я не знаю, какая группа крови у тех, с кем я встречалась, - говорю я. - Мне от них нужна была только полная кредитная история, результаты психологического теста и клятва на крови.
  Либби откидывает голову назад и кудахчет от смеха. Всякий раз, когда мне удается рассмешить сестру, я словно получаю укол серотонина прямо в сердце. Или в мозг? Наверное, в мозг. Серотонин в сердце - наверное, не очень хорошо. Дело в том, что, благодаря смеху Либби у меня такое чувство, словно я прижала весь мир к ногтю и полностью контролирую Ситуацию.
  Может быть, я - нарцисс, а может - просто тридцатидвухлетняя женщина, которая помнит, как ей несколько недель не удавалось уговорить страдающую сестру встать с постели.
  - Эй, - говорит Либби, замедляя шаг, когда понимает, где мы и куда подсознательно направляемся. - Смотри.
  Даже если бы нам завязали глаза и десантировали в город, мы, наверное, в итоге всё равно оказалось бы здесь: мы с грустью взираем на 'Freeman Books' книжный магазин Вест-Виллидж, возле которого мы раньше жили.
   Крошечная квартирка, где мама кружилась с нами по кухне, и мы втроем пели 'Baby Love' 'Supremes' кухонной утвари. Где мы провели бессчетное множество ночей, свернувшись калачиком на диване в розовые и кремовые цветочки, за просмотром фильмов с участием Кэтрин Хэпберн, со шведским столом фастфуда на кофейном столике, который она нашла на улице, вместо сломанной ножки столик подпирала стопка книг в твердой обложке.
  В книгах и фильмах героини вроде меня всегда живут в лофтах с бетонным полом, которые забиты мрачными произведениями искусства и вазами в четыре фута высотой, в которых по какой-то необъяснимой причине стоят неряшливые черные веточки.
  Но в реальной жизни я выбрала свою нынешнюю квартиру, потому что она выглядит примерно вот так: старые деревянные полы и мягкие обои, свистящий радиатор в углу и встроенные книжные полки, под завязку забитые книгами в мягкой обложке из вторых рук. Поясок над карнизом красили так много раз, что он потерял свои хрустящие края, время деформировало высокие стрельчатые окна.
  Этот маленький магазин и квартира над ним - мои самые любимые места в этом мире.
  Даже если бы именно здесь наша жизнь разбилась на 'до' и 'после' двенадцать лет назад, я всё равно любила бы это место.
  - Батюшки-светы! - Либби хватает меня за предплечье и машет рукой на витрину книжного: пирамида изданий неудержимого бестселлера Дасти Филдинг 'Один раз в жизни', на новой обложке - кадр из фильма.
  Она достает телефон:
  - Нужно сфотографировать!
  В мире нет человека, который любил бы книгу Дасти больше, чем моя сестра. А это о чем-то да говорит, поскольку за полгода был продан уже миллион экземляров. Этот роман называют книгой года. 'Мужчина по имени Уве' встречает 'Маленькую жизнь'.
  'Ну что, съел, Чарли Ластра', - думаю я, эта мысль приходит мне в голову часто, когда вспоминаю тот роковой ланч. Или когда прохожу мимо плотно запертой двери его офиса (это стало еще приятнее с тех пор, как он перешел на работу в издательство, в котором вышел роман 'Один раз в жизни', так что теперь его постоянно окружают напоминания о моем успехе).
  Прекрасно, мне часто приходит в голову мысль 'Ну что, съел, Чарли Ластра'. Ты никогда не забудешь первый раз, когда коллега поразил тебя своим величайшим непрофессионализмом.
  - Я собираюсь посмотреть этот фильм пятьсот раз, - говорит мне Либби. - Подряд.
  - Надень подгузник, - советую я.
  - Не понадобится, - отвечает Либби. - Я буду слишком много плакать. В моем организме не останется никакой жидкости.
  - Я понятия не имела, что ты...обладаешь столь общирными научными знаниями, - говорю я.
  - В прошлый раз, когда читала эту книгу, я так сильно плакала, что потянула мышцу в спине.
  - Возможно, тебе нужно больше заниматься спортом.
  - Как грубо, - Либби указывает на свой беременный живот, потом снова начинает тянуть меня в направлении фреш-бара. - Как бы то ни' было, вернемся к твоей личной жизни. Тебе просто надо снова начать ходить на свидания.
  - Либби, - говорю я. - Я понимаю, что ты встретила любовь своей жизни в двадцать лет, и поэтому никогда на самом деле не ходила на свидания. Но представь на мгновение, если сможешь, мир, в котором тридцать процентов твоих свиданий заканчиваются осознанием того факта, что у мужчины, который сидит за столом напротив тебя, фетиш ступней, локтей или коленных чашечек.
  Главный шок моей жизни: моя взбалмошная романтичная сестренка влюбилась в бухгалтера на девять лет ее старше, любителя книг про поезда, но Брендон кроме того - самый надежный мужчина из всех, кого я видела в жизни, и я давно приняла тот факт, что каким-то образом, несмотря ни на что, они с моей сестрой - родственные души.
  - Тридцать процентов?! - кричит Либби. - Нора, в каких это приложениях для знакомств ты зарегистрирована?
  - В обычных! - отвечаю я.
  Для полной ясности: да, я сразу в лоб спрашиваю о фетишах. Конечно, не все тридцать процентов мужчин объявляют о своих странностях через двадцать минут после знакомства, но мне важно об этом знать. В прошлый раз моя начальница Эми поехала домой к женщине-ветеринару, оказалой, что у той вся комната заставлена куклами. От пола до потолка - керамические куклы.
  Насколько неудобно влюбиться в человека, а потом обнаружить, что у него есть комната для кукол? Ответ - 'очень'.
  - Можем посидеть минутку? - спрашивает Либби, немного задыхаясь, мы обходим группу немецких туристов и усаживаемся на подоконник кофейни.
  - С тобой всё в порядке? - спрашиваю я. - Принести тебе что-нибудь? Воду?
  Либби отрицательно качает головой и заправляет волосы за уши. - Я просто устала. Мне нужен перерыв.
  - Может, нам сегодня пойти в спа, - предлагаю я. - У меня есть подарочный сертификат...
  - Во-первых, - говорит Либби, - я вижу, что ты лжешь. А во-вторых..., - ее розово-глянцевые губы дрожат, приоткрывая зубы. - Я придумала кое-что другое.
  - Два дня в спа? - предполагаю я.
  Либби пытается улыбнуться.
  - Ты всегда жалуешься, что издательства в августе закрываются и тебе нечего делать, да?
  - У меня много дел, - возражаю я.
  - Ничего такого, что требовало бы от тебя пребывания в городе, - поправляет меня Либби. - А что, если нам куда-то поехать? Вырваться на несколько недель и просто расслабиться? Я буду проводить дни без того, чтобы на меня попадали чужие физиологические жидкости, а ты сможешь забыть о том, что произошло у вас с Эроном, и мы можем просто...сделать перерыв, больше не быть Усталой Супермамочкой и Прекрасной Карьеристкой, которыми являемся на протяжении остальных одиннадцати месяцев в году. Может быть, ты сможешь даже вырвать страницу из своего блокнота бывших и закрутить головокружительный роман с местным...ловцом омаров?
  Я смотрю на нее, пытаясь понять, насколько она серьезна.
  - Рыбак? Ловец омаров? - перечисляет она. - Рыболов?
  - Но мы ведь никогда никуда не ездим, - замечаю я.
  - Вот именно, - говорит Либби, в ее голосе звенит сталь. Она хватает меня за руку, и я замечаю, как обгрызены ее ногти. Пытаюсь сглотнуть слюну, но пишевод - словно в тисках. Потому что сейчас я вдруг со всей уверенностью понимаю, что с Либби творится что-то похуже заурядных проблем с деньгами, недосыпа или раздражения из-за моего рабочего графика.
  Полгода назад я бы точно знала, что происходит. Мне бы даже не нужно было спрашивать. Она бы приехала ко мне домой без предупреждения, шлепнулась бы драматично на мой диван и сказала бы: 'Сисси, знаешь, что меня тревожит в последнее время?', а я положила бы ее голову к себе на колени и ерошила бы ее волосы пальцами, пока она изливала бы мне свои горести за бокалом белоснежного вина. Сейчас всё иначе.
  - Нора, это - наш шанс, - говорит она тихо и быстро. - Давай уедем в путешествие. Только мы вдвоем. В прошлый раз мы так летали в Калифорнию.
  Мой желудок падает вниз, потом возвращается на место. Это путешествие, так же, как и мои отношения с Джейкобом - часть моей жизни, которую я изо всех сил стараюсь не вспоминать.
  Фактически все мои действия направлены на то, чтобы мы с Либби никогда больше не оказались в той черной дыре, в которой были после смерти мамы. Но неоспоримая правда заключается в том, что я с тех пор не видела Либби такой, она сейчас - словно на грани нервного срыва.
  Тяжело сглатываю слюну.
  - Ты можешь уехать вот так сразу?
  - Родители Брендона помогут присмотреть за девочками, - она сжимает мне руку, глаза бездонной синевы пылают надеждой. - Когда младенец придет в этот мир, я некоторое время буду пустой оболочкой человека, и, прежде чем это произойдет, я очень-очень хочу провести время с тобой, как раньше. Еше три таких бессонных ночи, и я изорву в клочья и выброшу на помойку книгу 'Куда ты пропала, Бернадетт', а то и 'Потерянную'. Мне это необходимо.
  У меня сжимается сердце. В мозгу вспыхивает образ - сердце в тесной металлической клетушке. Я никогда не могла отказать Либби. Ни когда ей было пять лет и она хотела последний кусок чизкейка 'Джуниор', ни когда ей было пятнадцать и она хотела одолжить мои любимые джинсы (они растянулись из-за выдающихся изгибов фигуры Либби, так потом никогда и не вернулись на место), ни когда ей было шестнадцать и она говорила мне сквозь слёзы: 'Я просто не хочу быть здесь', и я увезла ее в Лос-Анджелес.
  Фактически она никогда ни о чем таком меня не просила, но вот сейчас просит, сжала ладони, выпятила нижнюю губу, из-за этого у меня паника, я задыхаюсь, от всего этого я теряю контроль над собой даже больше, чем от мысли об отъезде из города.
  - Пожалуйста.
  Из-за усталости она выглядит какой-то невесомой, словно тает. Как если бы я попыталась убрать волосы у нее со лба, и мои пальцы прошли сквозь нее. Я не знала, что человек, сидящий рядом с тобой, может так сильно от тебя отдалиться, так сильно может всё внутри болеть.
  'Она здесь, - говорю себе, - и с нею всё в порядке. Что бы это ни было, ты это исправишь'.
  Я глотаю все отговорки, жалобы и аргументы, кипящие внутри:
  - Хорошо, поедем в путешествие.
  Губы Либби расплываются в улыбке. Она садится на подоконнике по-другому, чтобы изогнуться и достать что-то из заднего кармана.
  - Окей, прекрасно. Потому что я уже купила вот это, и я не уверена, что деньги за билеты можно получить обратно.
  Либби шлепает распечаткой авиабилетов мне на колени, словно свершилось невозможное. Словно на пять секунд ко мне вернулась моя беззаботная сестренка, и я отдала бы любое количество внутренних органов, чтобы зацементировать нас в этом мгновении, навсегда остаться жить здесь, где она сияет так ярко. Следующий вдох я делаю легко.
  - Даже не посмотришь, куда мы собираемся? - удивляется Либби.
  Отрываю глаза от нее и смотрю в билет.
  - Эшвиль, Северная Каролина?
  Либби качает головой.
  - Это - самый ближний аэропорт к Саншайн-Фоллз. Это будет...путешествие, которое бывает раз в жизни.
  Я тяжело вздыхаю, она обнимает меня за плечи и смеется.
  - Нам будет так весело, Сисси! И ты влюбишься в дровосека.
  - О да, если что-то меня волнует, так это - вырубка лесов, - говорю я.
  - В этичного, соответствующего принципам устойчивого развития дровосека, не содержащего глютен, - добавляет Либби.
  
  2
  
  
  В самолете Либби настаивает, что нам нужно заказать 'Кровавых Мэри'. Сначала пытается уломать меня на шоты, но потом соглашается на 'Кровавую Мэри' (и чистый томатный сок для себя). Сама я не то чтобы люблю выпить, и алкоголь по утрам никогда меня не прельщал. Но это - мой первый отпуск за десять лет, я так волнуюсь, что выпиваю весь коктейль до капли за первые двадцать минут полета.
  Я не люблю путешествовать, не люблю нерабочее время и не люблю бросать своих клиентов в затруднительном положении. Или, в данном случае, скорее - одного важнейшего клиента: двое суток перед полетом я попеременно пыталась то уговорить Дасти, то напугать ее.
  
  Мы и так уже передвинули дедлайн сдачи ее новой книги на полгода, и если она не начнет присылать страницы на редактуру на этой неделе, весь издательский график полетит к чертям.
  Она с таким суеверием относится к процессу подготовки текста, что мы даже не знаем, над чем она сейчас работает, но я все равно выстреливаю в нее отчередным имейлом 'ты можешь' с телефона.
  Либби смотрит на меня внимательно, подняв брови. Я откладываю телефон и поднимаю руки, надеясь так просигналить: 'Я здесь'.
  - Так что, говорит она, успокоившись, и подтягивает к подносу свой по-мультяшному огромный кошелек. - Полагаю, сейчас время для воплощения нашего плана - столь же подходящее, как и любое другое.
  Либби достает огромную папку, хлопает ее на стол и раскрывает.
  - О боже, это что такое? - спрашиваю я. - Ты планируешь ограбление банка?
  - Вооруженное ограбление, Сисси. 'Ограбление' - звучит как-то деклассированно, а мы придем на дело в костюмах-тройках, - отвечает Либби, доставая два одинаковых заламинированных листа с печатным заголовком 'СПИСОК ОТПУСКОВ, КОТОРЫЕ ИЗМЕНЯТ ВАШУ ЖИЗНЬ'.
  - Кто вы, и где вы закопали мою сестру? - спрашиваю я.
  - Мне известно, как сильно ты любишь опросные листы, - весело говорит Либби. - Так что я взяла на себя смелость составить такой опросник для нашего идеального приключения в маленьком городке.
  Тяну руку к одному из листов.
  - Надеюсь, первым пунктом идут 'Танцы на барной стойке в баре 'Гадкий койот'?. Сомневаюсь, что какой-нибудь менеджер, который не даром ест свой хлеб, позволит это тебе в твоем положении.
  Либби притворяется обиженной.
  - Я слишком много о себе воображаю?
  - Неет, - воркую я. - Вовсе нет.
  - Ты совсем не умеешь врать. Такое впечатление, что твоими лицевыми мускулами управляют полдюжины кукольников-любителей. Так что вернемся к списку желаний.
  - Список желаний? Кто-то из нас умирает?
  Либби смотрит на меня, ее глаза сияют. Я могла бы сказать, что это - блеск задуманной шалости, но на самом деле ее глаза сияют всегда.
  - Рождение - это своего рода смерть, говорит Либби, потирая животю - Смерть личности. Смерть сна. Смерть твоей способности не обмочить трусики, когда смеешься. Но, думаю, это, скорее, 'опросник для получения опыта любовного романа в маленьком городке', чем 'список желаний'. Благодаря магии маленького городка мы превратимся в более расслабленные версии себя.
  Я еще раз пробегаю взглядом опросник. До первой беременности Либби недолго работала помощницей модного организатора мероприятий (среди многого прочего), так что, несмотря на свою врожденную склонность к спонтанности (читай: к хаосу), она добилась больших успехов в организации, даже - в организации материнства. Но такой уровень планирования - столь невероятно...присущ мне, я очень тронута, что Либби так серьезно подошла к составлению опросника.
  Меня поражает первый пункт списка: 'Носить фланелевую рубашку'.
  - У меня нет фланелевой рубашки, - говорю я.
  Либби пожимает плечами.
  - У меня - тоже. Достанем. Может быть, и ковбойские сапоги удастся найти.
  В подростковом возрасте мы много часов посвящали рытью в тряпье в поисках жемчужин в своем любимом 'Гудвилле'. Я болела за гламурные дизайнерские шмотки, а Либби тянулась сразу к чему-нибудь разноцветному, с бахромой или стразами.
  Снова что-то колет в сердце, словно я ее теряю, словно наши лучшие мгновения - в прошлом. Напоминаю себе, что именно поэтому я это делаю. Когда мы вернемся в город, все швы наших отношений, которые могли разойтись, будут сшиты вновь.
  - Фланелевая, - говорю я. - Поняла.
  Второй пункт плана - 'Что-то испечь'. Еще одно доказательство в копилку противоположности наших полюсов: моя сестра обожает готовить, но, поскольку обычно она вынеждена думать о вкусовых рецептах детей трех-четырех лет, свои более авантюрные рецепты она приберегает для наших совместных вечеров. Скольжу взглядом по списку.
  Общее преображение (распустить волосы/сделать челку?)
  Что-то построить (буквально, не фигурально)
  Первые четыре пункта почти непосредственно коррелируют с 'Кладбищем заброшенных потенциальных карьер' Либби. Прежде чем устроиться планировщицей мероприятий, она недолго управляла интернет-магазином винтажных вещей, где можно было отыскать одежду эконом-класса. А до того она хотела быть пекарем, а еще раньше - парикмахершей, а однажды летом она на какое-то время решила, что хочет стать плотником, потому что 'в этой отрасли недостаточно женщин'. Ей тогда было восемь.
  В таком случае тут есть смысл - по крайней мере, столько же смысла, как во всей этой затее (то есть, только в мозгу Либби), но тут мой взгляд упирается в пункт номер пять:
  - Хммм, что это?
  - Пойти минимум на два свидания с местными, - в явном восторге читает Либби. - Этот пункт - не для меня.
  Она машет своим экземпляром опросника, где пятый пункт зачеркнут.
  - Ну, так нечестно, - говорю я.
  - Не забывай, что я замужем, и уже пять триллионов недель беременна, - говорит Либби.
  - А я - карьеристка, которая каждую неделю вызывает клининг, свободную ванную я превратила в кладовку для обуви, у меня - кредитка 'Сефоры'. НЕ представляю ловца омаров мужчиной мечты.
  Либби загорается и начинает ерзать на стуле.
  - Вот именно! - кричит она. - Послушай, Нора, я обожаю твой прекрасный мозг, организованный, как дроби Дьюи, но на свидания ты ходишь так, словно покупаешь автомобиль.
  - Ну спасибо, - говорю я.
  - И это всегда заканчивается плохо.
  - О, ну слава богу, - прижимаю руку к груди. - Уж не надеялась услышать это так скоро.
  Либби пытается повернуться на стуле и хватает мою руку, словно у нас - соревнование по армрестлингу. - Я просто хочу сказать, что ты всегда ходишь на свидания с парнями, которые - точно такие же, как ты, с точно такими же приоритетами.
  - Можешь сократить это предложение и просто сказать 'с мужчинами, которые совместимы со мной'.
  - Иногда противоположности сходятся, - говорит Либби. - Подумай про всех своих бывших. Подумай про Джейкоба и его жену-ковбойшу!
  При упоминании Джейкоба меня пронзает холод. Либби этого не замечает.
  - Цель этого путешествия - выйти из зоны комфорта, - настаивает она. - Получить шанс...стать кем-то другим! Кстати, как знать.Если расширишь деятельность. может быть, найдешь свою историю любви, которая изменит твою жизнь, а не просто очередной опросник бойфрендов для прогулок.
  - Люблю опросники для свиданий, спасибо тебе большое, - говорю я. - Опросники всё упрощают. В смысле, Либ, подумай о маме.
  Мама постоянно влюблялась, но никогда - в мужчин, в которых имело бы смысл влюбиться. За этим следовал зрелищный крах, потом она была так разбита, что начинала пропускать работу или прослушивания, или результаты были столь плачевны, что ее с треском выгоняли или вырезали.
  - Ты - вовсе не такая, как мама.
  Либби произносит это небрежно, но ее слова всё равно ранят. Я прекрасно знаю, как мало унаследовала от матери. Эти недостатки я ощущаю каждый день и каждую секунду с тех пор, как мы ее потеряли и я пыталась удержать нас на плаву.
  Знаю, Либби ничего такого не имела в виду, но все равно это не особо отличается от всех остальных разрывов, которые я помню: затянутый монолог, а в конце - что-нибудь вроде 'НАСКОЛЬКО Я ЗНАЮ, У ТЕБЯ ВООБЩЕ НЕТ ЧУВСТВ'.
  - В смысле, как часто ты позволяешь себе расслабиться и не беспокоиться о том, как все происходящее вписывается в твой идеальный маленький план? - продолжает Либби. - Ты заслужила радости без напряженя, и, по правде говоря, я тоже заслуживаю того, чтобы жить опосредованно через тебя. Значит, свидания.
  - Так что мне позволено взять трубку после обеда, или...
  Либби машет руками.
  - Знаешть что, ладно, забудем про пункт номер пять! Хотя для тебя это было бы хорошо. Хотя я в целом разработала план путешествия, чтобы ты получила опыт любовного романа в маленьком городен, наверное...
  - Хорошо-хорошо! - кричу я. - Буду ходить на свидания с дровосеками, но лучше, чтобы они выглядели, как Роберт Редфорд.
  Либби восторженно визжит.
  - Молодые или старые?
  Я уставилась на нее.
  - Ладно, - говорит Либби. - Поняла. Так что продолжим. Номер шесть: 'Купаться голышом в естественном водоеме'.
  - А если там будут микробы, которые навредят младенцу, или еще что? - спрашиваю я.
  - Черт, - Либби хмурится и ворчит. - Я продумала всё не настолько хорошо, как мне казалось.
  - Чепуха, - успокаиваю ее я. - Прекрасный список.
  - Тебе просто придется купаться голышом без меня, - смущенно говорит Либби.
  - Одинокая тридцатидвухлетняя женщина купается голышом в местном омуте. Звучит, как отличный повод для ареста.
  - Пункт семь, - читает Либби. - 'Спать под звездами'. Восемь: 'Посетить городское мероприятие - например, местную свальбу, фестиваль или что-то подобное'.
  Достаю из сумки 'Sharpie' и дописываю 'похороны, обрезание, 'женскую ночь' на местном роллердроме'.
  - Попытаемся познакомиться с горячим врачом скорой помощи? - спрашивает Либби, и я вычеркиваю роллердром. Потом замечаю номер девять.
  'Покататься на лошади'.
  - Опять-таки, - неопределенно машу в сторону живота Либби. Вычеркиваю 'покататься', вместо этого пишу 'погладить', и Либби безропотно вздыхает.
  'Устроить пожар' (контролируемый)
  'Пойти в поход'???? (Неужели стоит???)
  Когда Либби было шестнадцать, она заявила, что поедет со своим бойфрендом на лето в Йеллоустон, мы с мамой начали со смеху покатываться. Если было у женщин семьи Стивенс что-то общее, кроме любви к книгам, сыворотке витамина С и красивой одежде - так это избегание больших открытых пространств. В пеший поход мы выбирались максимум на прогулку в Центральный парк, и даже там мы обычно ходили с бумажными тарелками, которые были наполнены вафлями с фуд-корта, и заедали их мороженым. Не так я себе представляю 'жизнь дикарем на природе'.
  Можно и не говорить, что Либби бросила этого парня за две недели до отъезда.
  Читаю последнюю строчку в списке: 'Спасти местный бизнес'.
  - Ну ты ведь понимаешь. что мы здесь - всего на месяц. - Мы вдвоем там будем три недели, а потом к нам присоединится Брендон с девочками. Мы получим крутую скидку, если останемся так надолго, но вот как прожить первую неделю, понятия не имею.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"