|
Стою в очереди на исповедь. Священник видит меня в числе первых, но все время приглашает своих, вызывая из толпы по именам. И очень быстро с ними расправляется. А меня рукой отклоняет. Ловлю себя на том, что начинает портиться настроение, потому как чувствую, добром это не кончится. Под конец, все таки, приглашает и задает вопрос: чего вы хотите? Я отвечаю, что исповедаться. Давно, спрашивает, неисповедывались? Год или больше. Мне, отвечает, некогда сейчас вами заниматься. Походите месяца три по субботам и воскресеньям на службы, выберите храм по душе, найдите духовника, потом причащайтесь. Я киваю головой, да, да, мол, я все понимаю, сейчас, конечно же, мне нельзя причащаться, плюс, полночь близится и пр. И отхожу. А потом стою и думаю: а сейчас-то я куда пришел, разве не в храм, и что, я стоял в очереди за колбасой? Разве не перед таким ПРАЗДНИКОМ важно исповедаться? Пусть бы он наложил на меня епитимью, запретил бы причащаться целый год, я бы понял. Да, я совершал не очень хорошие поступки, мягко говоря, но было внутреннее желание к празднику собраться с волей и попросить поддержки, а лучшего способа, как исповедаться, не существует. Снятый груз вины и греха освобождает силы. И если уж священник не хотел формально походить к этому делу, то что я видел, глядя на пролетающих мимо меня как пули прихожан? В связи с этим у меня опять всплыл старый вопрос: обычно, когда мы размышляем и говорим о церкви как храме и общественном институте, то считаем, что там абсолютно все подчинено и творится по воле Б-й, но разве не так в мирской жизни? В мирской мы лишь меньше об этом задумываемся, именно в этом ключе, но очень много говорим про личную ответственность человека за происходящее с ним и вокруг него. Мне интересно в связи с происшедшим понять, насколько это было по воле Г-да и насколько по произвольному хотению человеческой личности, которая тоже в полной Его воле. И какой урок из этого извлечь. Но это отдельный разговор.
На крестный ход я не стал выходить, в отличие от прошлых лет, а остался ждать внутри. Не захотелось быть зрелищем для зевак. Можно это обсудить как психологическую неготовность и постыдный стыд за свою веру, а можно этого и не делать.
За это был вознагражден парочкой интересных человеческих наблюдений.
Все священство ушло на ход, но остался молодой служка, или, как там правильно надо называть, не знаю. Он бегал по храму, включал везде свет, снимал накидки с надписей "ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ" и прочее. Под конец побежал с электрическим чайником за водой. А поскольку люди еще оставались в помещении, то ему пришлось носиться зигзагами промеж них. Кроме того, на полу повсюду стояли маленькие складные стульчики, и он скакал через них - гоп! гоп! - как заяц.
Ход закончился и толпа повалила в храм. Вслед за клиром стали быстро заходить прихожане. Одной из первых стремительно зашла и встала в центре у праздничной иконы молодая дама в черном, держа в обеих руках по сторонам на ладонях по сгоревшей свечке. И настолько она была вся черная, что я вздрогнул от неожиданности и испуга. Было в этом что-то мистическое. Она была именно дама - широкополая черная шляпа, черные полупальто, платье и туфли, черные распущенные волосы почти до пояса и черный же маникюр на ногтях. Я отвернулся на мгновение, а когда посмотрел снова - ее уже не было.
После полуночи. Вот, что люблю в праздничной службе, так это выходы священников и их возгласы в приход: "ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ!!!" И как по-разному они это делали. Настоятель, про которого я писал выше, делал это серьезно и торжественно, но меня не воодушевляли его призывы. Другой батюшка с постоянно нахмуренным от внутреннего сосредоточения лицом восклицал так же сосредоточенно и строго. И лишь третий не скрывал радости и все время улыбался сквозь бороду. Через открытую дверь алтаря я наблюдал еще одного служителя. Его маленькое круглое лицо просто лучилось счастьем. Он чуть не плакал.
|
|