Комната корчится в ярком свете уличных фонарей, проникающем через большое французское окно. Ядовито-желтые лучи светят прямо сквозь меня, бесстыдно пробираясь в самые сокровенные уголки нашей спальни. Я не помню, кто снял занавески с окон, и это, впрочем, никакого значения не имеет; мне только не хочется, чтобы он, возвращаясь домой, заметил, как я жду его, кружа по комнате и выкуривая одну сигарету за другой. За окном смеркается. Тонкими струйками дыма из меня сочится усталое одиночество, выскальзывает через форточку и бесшумно расстилается по потрескавшейся поверхности пустыря, игриво шевеля редкие проплешины пожухлой травы. Где-то вдалеке зажигаются лампочки на кухнях многоэтажных домов - облески этого света проглядывают сквозь ветви старых дубов, склонившихся над рядами покосившихся крестов старого кладбища. Между моей комнатой и теми огнями пролегла целая вечность пустоты. Внутри меня ничего не осталось, кроме холода - он застрял в горле твердым снежным комом, и теперь я даже не могу плакать. Внезапно в мою область зрения, ограниченную балками оконной рамы, попадает тонкий силуэт ребенка - девочка бежит изо всех сил, тонкая упругая кожа туго натянута на локтях. Мне хочется думать, что она живет в доме напротив; ее непомерно большие деревянные башмаки, набитые спичечными коробками, то и дело наровят слететь с щуплых ножек. Тут я замечаю, что за ней гонится стая тяжелых низко-нависших туч, ребенок пытается от них отбиться, швыряя в небо зажженные спички. Она вдруг резко поворачивается и начинает бежать по направлению ко мне.
Удивленная ее хаотичными перемещениями, я не слышу как открывается дверь и, немного помедлив, входит он. Заслышав шаги за спиной, я не оборачиваюсь - это наше вечная игра в упрямость, но меня уже выворачивает наизнаку от затянувшегося нетерпения. Как только я разожму кулак, напитавшийся собственными отражениями внутри меня вопль непременно вырвется наружу.
-А-а-а, ублюдок, где ты был? Ты был с нею, да?- я слышу себя откуда-то издалека. Смутно проступают какие-то контуры - не то удивления, не то узнавания.
Он испуганно вздрагивает, притворяясь, что не заметил моего присутствия.
-Послушай, милая, мы уже это обсуждали, ты не должна больше сюда приходить, - говорит он, усталый и далекий. Я знаю, что от дальнейших объяснений мне станет только хуже.
Так хочется согреться, разорвать в клочья невесомоть. Другого выхода нет, я бегу на кухню, за мною следуют шлепки бесплотных шагов, оставляя мокрые разводы на полу. Дверь испуганно отскакивает от стены. Я срываю нож с магнитной подвески, приставляю его к своей шее.
- Я убью себя, - я обессиленно выплевываю из себя шипение.
- Ты умерла, умерла, умерла, ты уже убила себя однажды, - кричит он, закрывая уши руками, чтобы не слышать самого себя.
Глубоко, по самую рукоятку, в плоть входит нож. Становится еще холоднее, как может кровь быть холодной? Ухватившись за основание, я выдергиваю лезвие из своей плоти и снова яростно всаживаю его прямо в сонную артерию. Кажется, что кожа покрывается мурашками, снежный ком испуганно мечется в горле, что-то отвратительное хихикает в голове. Несколько шагов вперед.
Я держу острое выгнутое лезвие на уровне его рта, ослепляю его стальным блеском ненависти. Звук словно кто-то выключил, мир застывает. В его левом зрачке соседская девочка кокетливо смотрится в маленькое карманное зеркальце, нет, - сейчас я это точно вижу - с помощью него она подсматривает за нами, игриво пуская лунных зайчиков. Нужно торопиться, пока моей рукой не овладела предательски-слизкая инерция страха. Преодолевая сопротивление густого воздуха, я медленно всаживаю ноэ в его сердце, трижды поворачиваю его по часовой стрелке, словно бы открывая дверцу, ведущую в удивительный сад.
Его первый вздох решит все, я начинаю на ходу вырабатывать правила. Воздух выходит из его ноздрей одним резким коротким толчком, кончики губ тянутся вверх. Меня обдает ледяным жаром. Смеяясь, он аккуратно разжимается мои пальцы, нежно очерчивает стальным клинком контуры моего лица, я закрываю глаза и не чувствую, как острое лезвие прорывает кожу за левым ухом. Легко и щекотно внутри, мне хочется тянуть эту минуту долго-долго, стоять, уткнувшись лицом в его плечо. Мои руки у него на затылке, на затылке и на талии; на затылке, на талии и на ягодицах. Наконец-томывместе, инамбольшениктоненужен, думаю я, аккуратно надрезая - словно драгоценный фрукт - левое глазное яблоко любимого. Смех дрожью отдается в его теле.