Брисов Сергей Владимирович : другие произведения.

Бригадир. Хроника одного дня

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Производственная повесть времен развитого социализма. Синопсис. Новый директор, приехавший в провинциальный городок, чтобы возглавить отстающую шахту, энергично берется за дело, возбуждая своей активностью недовольство местной партийной бюрократии. Его очевидные производственные успехи и растущее влияние, вынуждают противников приступить к специальному расследованию некоторых обстоятельств его прошлого, чтобы найти компрометирующие материалы. Шахта становится победителем во Всесоюзном социалистическом соревновании, и в провинцию прибывает известная столичная журналистка с целью изучения и распространения передового опыта. В день ее приезда на шахте происходит пожар, под завалом оказываются люди, и директор лично, в нарушение всех норм и правил безопасности, проводит авантюрную спасательную операцию, которая неожиданно завершается полным успехом. В этот же день партийное руководство получает информацию, вскрывающую темное прошлое директора - коллаборационизм и предательство в годы войны, сокрытие фактов из биографии... Тени прошлого бесповоротно разрушают карьеру главного героя, но он испытывает огромное облегчение... и ни в чем не раскаивается.

Бригадир. Хроника одного дня

   6 часов утра
  
   Телефон зазвонил ровно в шесть. Толстый, высокий мужчина неуклюже развернулся на узкой железной кровати и, сопровождаемый оглушительным скрипом пружин, потянулся к трубке.
   - Да!
   - Доброе утро, Никодим Павлович! Диспетчер поверхности Воробьев! Докладываю обстановку по шахте за прошедшие сутки!
   - Ну?
   - В ночной смене никаких происшествий не было. Сменное задание в целом по шахте выполнено не полностью. При плане...
   - Кто!?
   - "Немцы"! То есть, я хотел сказать, шестой участок. При сменном задании в 200 тонн дали только 40. Лава там вроде бы садится.
   - Так "вроде" или садится? - с металлом в голосе спросил директор.
   - Точной информации пока нет. Горный мастер Кирсанов вывел людей из лавы . Занимается разгрузкой леса на разъезде 25-го штрека.
   - Где начальник шестого участка?
   - Час назад спустился в шахту, но на связь пока не выходил.
   - Слушай, Воробьев, не испытывай мое терпение! Ты ночной директор, понимаешь! Ты должен знать все, что делается и на земле и под землей! И докладывать коротко и ясно!
   - Но у меня действительно нет всей информации...
   - Знаешь, Воробьев! - закричал разъяренный директор - если я еще когда-нибудь услышу в докладе слово "вроде" или про отсутствие информации, связи, или чего-нибудь там еще, то я собственными руками выщипаю тебе перья и вышвырну с работы на ...,- впрочем, живи пока, Воробьев - неожиданно тихо произнес Никодим Павлович,- и аккуратно опустил трубку на рычаг.
   В глаза раздраженного гиганта строго смотрела маленькая стройная женщина с веником в руке. С лицом Никодима Павловича произошла мгновенная метаморфоза, - уродливый грозный оскал сменился на милое виноватое выражение.
   - Прости, дорогая, совсем забылся, терпеть не могу этого "Воробья", вот и сорвался.
   - Ты забыл о главном,- сурово произнесла жена, - в соседней комнате спит твоя дочь, которая приехала на каникулы с единственным желанием отоспаться. На твое счастье она не проснулась, но если я еще раз услышу твой утренний рев, - пеняй на себя!
   - Так я прощен, Сонечка? - радостно прошептал Никодим Павлович и, легко подхватив жену на руки, закружился по комнате.
   - На сегодня, да!- рассмеялась жена, - экзекуции не будет, - и, не выпуская из рук веника, добавила: - сегодня особенный день и я не хочу портить твой портрет. А теперь, увалень, поставь меня на место, и бегом в ванную, завтрак стынет.
  
  
  
   - Хам!,- воскликнул Николай Иванович Воробьев, убедившись, что телефонная трубка надежно лежит на месте. Он передвинул белую пешку на шахматной доске, и добавил: - Сам дурак! И откуда только он взялся на нашу голову? Скольких директоров пережил, а такого ублюдка вижу впервые, скорее бы уже на пенсию!
   - Насчет "хама", это верно...Как же с нашим братом без хамства?, - задумчиво произнес начальник участка внутришахтного транспорта - худой высокий мужчина с черным от въевшейся угольной пыли лицом и характерным прозвищем "Кочерга", - а вот насчет "дурака" согласиться с тобой , Иваныч, никак невозможно, потому как директорский ум для меня лично измеряется только одним - наличием премии, а ее, родную, мы стали получать регулярно именно с приходом Сиплого. А сегодня, слыхал небось, корреспонденты с самой Москвы к нашему "Минхерцу" опыта занимать приедут, а это знаешь ли слава на весь Союз!.... Впрочем, кому слава , а кому и шах с вилкой. Сдавайся, Иваныч, не тяни время!
   - Рано радуешься, Кочерга, партия далеко не проиграна, мое позиционное преимущество налицо, а потому предлагаю ничью.
   - Ты что, очумел, какая ничья? - возмутился партнер, - ты проиграл ладью!
   - А вот такая, - ответил Воробьев и, смахнув шахматы с доски, добавил, - некогда, Кочерга, мне с тобой в шашки-шахматы состязаться, нужно готовить диспетчерскую к визиту высоких гостей. Забирай шахматы и проваливай в свою нарядную, народ уже, небось, дожидается. И не бухти, распишись лучше в журнале!
   Оставшись один, Николай Иванович откинулся в кресле, и закрыл глаза в предвкушении нескольких блаженных минут тишины, всегда наступавших в диспетчерской в перерыве между утренним докладом директору и появлением первых представителей начинающейся утренней смены. Само помещение, оснащенное разнообразными видами связи, индикации и сигнализации, иллюстрирующими работу шести добычных , четырех проходческих и пяти вспомогательных подземных участков, словно улавливая настроение диспетчера, замирало на эти несколько минут не издавая никаких звуков.
   "Надо проверить елку!",- встрепенулся Воробьев, и нажал большую зеленую кнопку на диспетчерском пульте. Огромное, на всю стену, электрифицированное табло установленное напротив , негромко загудев начало последовательно высвечивать рядами разноцветных лампочек карту шахтного поля. Ровно через одну минуту, перед глазами диспетчера предстала красиво иллюминированная схема подземных горных выработок пятилетней давности.
   Электрифицированное табло было достопримечательностью шахты "Салтыковская-бис". Его соорудил бывший главный энергетик шахты,- в прошлом преподаватель военного училища. Стенд был выполнен из плексигласа, искусно раскрашен, оснащен реле времени и множеством дефицитнейших разноцветных лампочек. Несмотря на то, что изображенная на нем схема давно уже устарела, стенд исправно работал, и пользовался большой популярностью как объект показа различным гостям. Никодим Павлович Сиплый, принимая шахту два года назад, потребовал убрать из диспетчерской "эту елку", но впоследствии передумал, поддавшись уговорам секретаря шахткома...
   Резкий телефонный звонок взорвал тишину и Николай Павлович, взглянув на настенные часы, поднял трубку. В это же время дверь диспетчерской отворилась, и диспетчер поверхности зафиксировал в журнале прибытие первого утреннего посетителя - горного мастера шестого участка Андрея Краснянского. Получив ключ от помещения нарядной, последний расписался в журнале, поставив время - 6 часов 45 минут.
  
   *******************
   7 часов утра
  
   Несмотря на ранний час, в здании Красношахтерского городского комитета партии светились все окна. В приемной первого секретаря сидели и стояли руководители аппарата горкома и горисполкома, заворожено наблюдая свечение красной лампочки на секретарском пульте. Секретарь, Надежда Васильевна, была напряжена до предела: за три года ее работы эта лампочка, означавшая личную беседу ее шефа с первым секретарем обкома, загорелась впервые. Разговор продолжался уже десять минут, а приглашенные на совещание посетители, проникнувшись важностью момента, вели себя непривычно тихо.
   Виктор Петрович Проскурин, первый секретарь горкома партии, невысокий брюнет в строгом черном костюме-тройке, закончив телефонный разговор, вышел в приемную, и приветливо улыбнувшись, пригласил всех в кабинет.
   - Заходите, товарищи, и извините за задержку, - кивнул он в сторону красного телефона, - сами понимаете...
   Приглашенные привычно заняли свои места за отдельным столом для совещаний. Работники аппарата горкома КПСС занимали места с правой стороны от председательствующего, руководство горисполкома - с левой. Виктор Петрович в очередной раз отметил про себя, что длинный дубовый стол разделяет не столько две ветви городской власти, сколько два разных поколения. Напротив молодых, образованных и хорошо одетых аппаратчиков с университетскими ромбиками на лацканах, сидели, сверкая лысинами старики-практики, на помятых пиджаках которых красовались орденские планки и юбилейные медали. Единственным приятным исключением в среде хозяйственников была яркая и со вкусом одетая женщина средних лет - Раиса Петровна Вальчевская, заведующая городским отделом торговли и общественного питания. За отдельным маленьким столиком, примыкавшим к рабочему столу хозяина кабинета, примостился редактор городской газеты "Заря коммунизма". Убедившись, что все приглашенные на месте, Первый секретарь постучал ручкой по столу, призывая к тишине, и начал совещание:
   - Товарищи, Вам хорошо известно, зачем мы собрались в столь ранний час, но, учитывая, что на нашем совещании присутствует пресса, - Виктор Петрович покровительственно посмотрел на привставшего редактора, - позволю себе повториться. Мы знаем о том, что по итогам Всесоюзного социалистического соревнования среди предприятий угольной промышленности за прошлый год, наша шахта "Салтыковская-бис", заняла первое классное место среди предприятий Министерства угольной промышленности СССР, а шестой участок и комсомольско-молодежная бригада товарища Заикина с этой шахты стали победителями в отраслевом соревновании добычных участков и бригад.
   Это выдающееся достижение городской партийной организации и трудового коллектива шахты широко освещалось в центральной и местной партийной печати. Как Вам известно, два месяца назад, в отраслевом отделе ЦК КПСС было принято решение об изучении опыта партийной и хозяйственной работы в нашем городе, на шахте-победителе и широком распространении этого опыта на предприятиях отрасли. С этой целью в наш город откомандирована из Москвы специальная группа кинодокументалистов под руководством известной журналистки Анастасии Павловны Быстрицкой, с публикациями которой на производственные темы в "Правде", "Известиях", "Социалистической индустрии" и других центральных изданиях мы хорошо знакомы. Вы наверняка помните, товарищи, что статья Анастасии Павловны о новом почине сталеваров Магнитки обсуждалась недавно на заседании бюро нашего городского комитета.
   Сегодня Анастасия Павловна посетит наш город, побывает на шахте, возьмет интервью у ряда партийных и хозяйственных руководителей. Сегодня же будут завершены киносъемки на территории города и на шахте, в том числе и под землей. От того насколько хорошо мы подготовились и насколько успешно будет выполнена программа визита нашей гостьи зависит, как Вы понимаете, очень многое. Именно об этом мы говорили только что с Первым секретарем обкома, который придает этому визиту очень важное значение... Ну а теперь, товарищи, давайте отпустим нашу прессу, и поговорим о том, что мы сделали за последние две недели для подготовки к этому мероприятию,- Виктор Петрович проследил взглядом за удалившимся редактором, и выдержав небольшую паузу, произнес, обратившись к своему заместителю по оргработе, - давай, Петр Сергеевич, веди совещание.
   Товарищи, - начал Петр Сергеевич, подтянутый сорокалетний красавец-мужчина спортивного вида, - позвольте проинформировать Вас о последнем варианте программы визита, присланном только-что из обкома. Итак, товарищ Быстрицкая и сопровождающий ее кинорежиссер Иван Петрович Минаев прилетают в областной центр в 9 часов утра. У трапа самолета гостей встречают: Первый секретарь обкома КПСС и Виктор Петрович. В депутатском зале аэропорта организован завтрак, после чего, на 9.45. назначен выезд в наш город. В город поедем на двух "Волгах", Виктора Петровича и моей, при этом Анастасия Павловна и Виктор Петрович едут во второй машине; я и режиссер Минаев - в первой. Едем с милицейским сопровождением, правильно я понял , Семен Сергеевич?, - обратился заворг к начальнику горотдела милиции Серову.
   - Так точно, Петр Сергеевич, - доложил полный, едва вмещающийся в мундир, подполковник, - только сопровождение будет негласным, - впереди на расстоянии пятидесяти метров будет следовать без опознавательных знаков ГАИ серая "Волга", а позади, на таком же расстоянии, красный "Москвич" . Эти машины будут сопровождать Вас в течение всего визита. В машинах будут работники милиции в штатском.
   - Все ясно, спасибо за информацию, двигаемся дальше. В 10.45 . подъезжаем к въезду в город, где делаем короткую остановку и показываем гостям открывающийся вид, так Иван Савельевич?, - спросил заворг у сидящего напротив председателя горисполкома.
   - Точно так, все в полном порядке, - волнуясь, произнес немолодой мужчина в полувоенном френче,- согласно протокола прошлого совещания выполнены следующие мероприятия: стела с обозначением города отремонтирована и покрашена, площадка заасфальтирована, бордюры и деревья побелены, по всему пути следования произведен ямочный ремонт дорожного покрытия и отремонтированы остановочные павильоны.
   - Видел я Вашу работу, - недовольно произнес Петр Сергеевич, - только руки бы Вам поотбивать за такой ремонт - на остановку возле шахты имени Парижской Коммуны смотреть страшно, краска облупилась, плитка поотваливалась, а ямы на дороге? Саму дорогу-то Вы отремонтировали, а чуть в сторону посмотришь, - выбоины по колено! Видно не понимают товарищи из исполкома всю глубину своей ответственности за порученное дело!
   - Так краску, сами знаете, какую завезли - такой и красили; у самих лимиты давно закончились, и асфальту нету - обещал облснаб помочь со щебнем, так только вчера завезли!, - наливаясь краской, зачастил Иван Савельевич, обращаясь уже к первому секретарю.
   - Вечно у тебя, Иван Савельевич, все не так, - вяло отреагировал Виктор Петрович, - хорошие у тебя в исполкоме танцоры, да видно что-то им мешает! Сейчас уже поздно исправлять Ваши ошибки; будем, Петр Сергеевич, отдуваться за наших хозяйственников. А если серьезно, то перестраивать работу исполкома надо, по новому, по партийному смотреть на каждое мероприятие. Мне очень неудобно делать Вам замечания, Иван Савельевич, по возрасту Вы мне в отцы годитесь, так что в дальнейшем постарайтесь избавить меня от этой необходимости... Продолжайте, Петр Сергеевич!
   - В 11.15. подъезжаем к городской гостинице, где подготовлен номер "люкс" для журналистки и "полулюкс" для режиссера. Номера недавно отремонтированы, закуплена новая мебель. По плану гости проведут в гостинице 15-20 минут, после чего...
   - Погоди-ка, Петр Сергеевич, - прервал ведущего Виктор Петрович, - сразу же после этого совещания пошли кого-нибудь из твоих инструкторов проверить все ли там действительно в порядке. Особое внимание обратите на чистоту постельного белья, наличие полотенец и туалетной бумаги! Помните, что впечатление о городе и нашем гостеприимстве начинается с таких мелочей, как туалетная бумага!, - и с удовлетворением отметив, что исполнительный заворг сделал соответствующие отметки в блокноте, дал знак продолжить совещание.
   - Итак, ориентировочно в 11.30., мы выезжаем на "Салтыковскую". Проедем по главной улице поселка шахты "имени Владимира Ильича", свернем у светофора и через поселок "Горняцкий" по короткой дороге проследуем на место. Такой маршрут позволит объехать наиболее грязные и неблагоустроенные места, а заодно и показать гостям новое жилье построенное хозспособом. На прошлом совещании мы обратили особое внимание на состояние магазинов по пути следования гостей, и в этой связи хотелось бы послушать уважаемую Раису Петровну.
   - По маршруту следования находятся пять магазинов горторга и одна столовая,- доложила Вальчевская, - с помощью Ивана Савельевича отремонтированы все фасады обращенные к дороге , а в 10-м магазине заменено витринное стекло. Приняты меры к оформлению витрин магазинов: завезены со склада вареные и копченые колбасы, птица, сыры, фрукты...
   - Подождите, Раиса Петровна, - вмешался Первый секретарь, - что значит приняты меры? Вы хотите сказать, что витрины еще не оформлены?
   - Хочу заверить городской комитет партии, - твердо заявила Вальчевская, - что мы не подведем. Опыт аналогичных мероприятий показал, что заблаговременное оформление витрин может быть неправильно воспринято населением, в таких случаях часто возникают очереди и возмущение. Чтобы этого избежать, мы заранее объявили о закрытии этих магазинов на учет, а деликатесы будут выставлены в витрине ровно за 5 минут до проезда гостей, а затем сразу-же сняты. Сегодня ночью мы провели соответствующие учения, и работники торговли все сделают быстро и незаметно.
   - Ну что ж, приятно слышать, надеюсь, что торговля не подведет, - согласился Виктор Петрович , - продолжайте Петр Сергеевич.
   - На шахту прибываем в 11.50. У входа в административное здание гостей встречают директор шахты Сиплый, начальник шестого участка Шульга и бригадир комсомольско-молодежной бригады рабочих очистного забоя товарищ Заикин. Далее, мы с Виктором Петровичем возвращается в горком. О том, как подготовились товарищи на месте доложит нам секретарь партбюро шахты товарищ Лыков.
   - Насколько я помню, - снова вмешался Виктор Петрович,- вместе с товарищем Лыковым на наше совещание приглашался и директор шахты. Интересно, что помешало уважаемому Никодиму Павловичу почтить нас своим присутствием?
   - Никодим Павлович очень извиняется, - неуверенно проговорил Лыков, - он лично занимается последними приготовлениями...
   - Ладно, - недовольно проговорил Первый секретарь, - передавайте от меня персональный привет Вашему занятому директору и быстро докладывайте, что там у Вас делается!
   - Программа очень насыщена. Вначале гостей поведут в диспетчерскую и в течение 10-15 минут ознакомят их с шахтой, оттуда все переходят в кабинет директора , где будут вестись съемки утренней планерки. Затем, товарищ Быстрицкая в течение двух часов берет по очереди интервью у директора, начальника шестого участка и бригадира. Режиссер в это время руководит съемками на поверхности: в диспетчерской, на клетьевом и скиповом подъемах, на шахтном дворе. Объекты для съемок нами подготовлены, операторам созданы все условия для работы. С киносъемочной группой будет постоянно находиться главный энергетик шахты и его слесаря. С 14.30. обедаем в шахтной столовой, куда по указанию Раисы Петровны откомандирован повар из городского ресторана и завезли необходимые продукты.
   В 15.30., после инструктажа по технике безопасности, гости в сопровождении директора шахты и начальника шестого участка спускаются под землю, где подготовлены к съемкам три объекта. Выезд на поверхность запланирован на 18 часов, после чего гости моются в бане и возвращаются "на чай" в кабинет директора для подведения итогов. В 19.00. мы все выезжаем в ресторан "Центральный", где гостей будет принимать Виктор Петрович и руководство города.
   - Ну, что-же, примем к сведению информацию шахты, остается надеяться, что все пройдет по плану, тем более там всем руководит сам Никодим Павлович,- не удержался от иронического замечания Виктор Петрович, - а теперь о главном, что-же услышат журналисты во время общения с нашими героями? Как Вы думаете, Александр Иванович?
   - В соответствии с решениями прошлого совещания,- начал свое сообщение заведующий идеологическим отделом горкома,- нами проведена разъяснительная работа со всеми , кто будет находиться в поле зрения гостей - от горничной в гостинице до шахтеров, которые в момент посещения могут оказаться рядом. Нами размножены и розданы этим людям статьи товарища Быстрицкой в центральной печати за последние два года, а с бригадиром Заикиным , отдельными членами его бригады и другими товарищами в кабинете политпросвещения проведены занятия и отрепетированы некоторые "домашние заготовки" , включая ответы на возможные вопросы. Например, официантка в ресторане "Центральный" задаст гостье вопрос по ее последней статье в "Известиях" о....
   - Не надо подробностей, - прервал докладчика Виктор Петрович, - уверен, что Вы свое дело сделаете как надо. Пора заканчивать, товарищи, времени осталось совсем немного. В заключение хотел бы еще раз напомнить об огромной ответственности каждого из Вас за порученный участок работы. Мы обязательно подведем итоги этого визита и где-нибудь на будущей неделе проведем специальное заседание бюро горкома , посвященное "разбору полетов". А теперь все свободны.
   Виктор Петрович вышел в приемную вслед за участниками совещания и пригласил в кабинет единственного посетителя, раскинувшегося в глубоком кресле.
   - Заходи, Николай Николаевич, очень нужно поговорить, а времени почти не осталось.
   - Время есть - самолет опаздывает на 20 минут, - сообщил начальник горотдела КГБ, майор Семенов, и показав глазами на внутреннюю дверь , громко продолжил, - хочу доложить Вам , Виктор Петрович, я получил указание оказать Вам все необходимое содействие в проведении сегодняшнего мероприятия.
   - Вот и хорошо, предлагаю Вам выпить со мной чайку на дорогу и послушать хорошую музыку, - пригласил хозяин кабинета, открывая дверь в комнату отдыха.
   - Виктор Петрович вошел в небольшую, уютно обставленную комнату, включил транзисторный радиоприемник "Спидола" и, настроив его на первую попавшуюся музыкальную программу, сел на диван.
   - Ну, рассказывай, Коля, что удалось узнать.
   - Информация абсолютно конфиденциальна, Виктор, и я рассчитываю на то, что ты сумеешь ею воспользоваться, не подставив меня.
   - Не теряй время, ты меня знаешь, можешь не предупреждать.
   - Начну с того, что Анастасия Павловна Быстрицкая, 35-и лет от роду, - красавица и настоящая львица. Дочь страшно засекреченного академика, дважды Героя труда, и вдова генерала армии. Любимица Суслова и подруга дочери самого Генсека. Известна своими амурными похождениями с очень солидными в верхах людьми, которые часто становятся героями ее публикаций. Предпочитает высоких и грубых мужиков. В последнее время с деятелей культуры и военных переключилась на производственников. Своенравна, капризна, и очень злопамятна. При этом, талантлива и трудолюбива.
   Поездки в провинцию с целью описания чьих-нибудь трудовых достижений стали для нее своеобразным хобби. В этих поездках часто заводит романы с героями своих публикаций, она их называет "стахановцами", а затем в узком кругу интимных друзей описывает свои провинциальные похождения. Говорят, что у Быстрицкой есть даже специальный альбом, куда она вклеивает фотографии своих новых пассий. Романы эти очень кратковременны, но нередко заканчиваются для "стахановцев" очень удачно - одни идут на повышение и оказываются в Москве; другие - получают государственные награды, вплоть до Героев труда. Есть и другие примеры, когда некоторые "непонятливые" герои в чем-то не угождают журналистке, а потом удивляются неожиданно свалившейся на них опале.
   Да, одно очень важное обстоятельство, - объекты для своих публикаций она выбирает сама. Из числа передовиков, конечно, но выбор отрасли, предприятия, места - всегда за ней.
   - То есть, ты хочешь сказать, что Быстрицкая выбрала наш город...
   - Не город она выбрала, а Сиплого. Вначале, конечно, новая для нее отрасль - угольная промышленность. Посмотрела личные дела передовиков, победителей соцсоревнования, а тут такой экземпляр - два метра ростом и морда кирпича просит,- отличное пополнение для альбома. Так что, Витя, скоро наш мордоворот Сиплый отвалит в Москву на повышение, и ты, дорогой, сможешь вздохнуть свободно.
   - Ты что, издеваешься ?!, - с угрозой прошипел Виктор Петрович, - не Сиплый, а я должен отвалить в Москву в результате этого визита, слышишь?! А ты вслед за мной, понял? И ты должен все для этого сделать!
   - Не кипятись, секретарь, я только констатирую тот факт, что она едет к Сиплому. Все остальное : статьи, фильмы, ордена, - все вторично. Ты явно не в ее вкусе, и должен подумать о том, как повернуть ситуацию в свою пользу. Во всяком случае, в отличие от Сиплого, ты имеешь информацию, а значит вооружен! Предупредив тебя, я свое дело сделал, и могу с чистой совестью удалиться.
   - Спасибо, конечно, но насчет чистой совести - это ты загнул. Совесть у тебя нечиста до тех самых пор, пока я не получу обещанный компромат на Сиплого. Убойный компромат, который уничтожит его независимо от производственных или амурных успехов. Я не просто хочу убрать его со своей дороги, я хочу растереть его в пыль, понял?
   - Я отлично помню свои обещания, и разделяю твою "любовь" к уважаемому директору. В то же время осмелюсь напомнить, что он чист как стеклышко! С 15-и лет на восстановлении шахт, с 20- и - член партии и передовик стахановского движения, в 25 лет - орден Трудового Красного Знамени. Он вообще всю жизнь только и делал, что добывал уголь! Характеристики отовсюду превосходные, не пьет, не курит, примерный семьянин! Хам, правда, первостатейный, в рукоприкладстве замечен, да как же на шахте без хамства? Ты сам в свое время настоял на его переводе сюда.
   - Да, признаю свою вину, это я пригласил его в город. Но я не задался тогда простым вопросом, откуда он такой чистенький взялся. А ты, чекист, должен был выяснить из какой-такой проруби мог появиться некурящий, непьющий и весь такой положительный шахтер! Чует мое сердце, что он враг, хорошо законспирированный, продуманный, уверенный в своем превосходстве . Он нагло игнорирует и саботирует важнейшие партийные мероприятия, и я, как руководитель городской партийной организации, не намерен этого терпеть...
   - Ладно, Витя, мы не на митинге, оставим этот разговор, тебе уже надо ехать. Я нашел способ послать несколько запросов на Украину, где родился, женился и работал Сиплый до приезда к нам, и, надеюсь, что это что-то даст. А сейчас успокойся и сосредоточься на делах. Да, кстати, Быстрицкая не пьет, и не любит пьяных. А еще она не принимает никаких подарков, кроме цветов. Надеюсь, что ты не собирался подарить ей наш коврик.
   - Если и собирался, то только с твоего согласия, как договаривались.
   Виктор Петрович поднялся, выключил радио, и громко произнес, - спасибо Николай Николаевич за компанию,- мне уже пора ехать.
   - Счастливого пути, Виктор Петрович!
  
   7 часов 10 минут.
  
   Андрей Краснянский, горный мастер шестого участка, заполнял бланк наряда на первую смену, когда в помещение нарядной вошли первые рабочие.
   - Здорово, Семеныч, - пробасил звеньевой Куркин,- здоровенный детина с огромными, как лопата, руками. Мы тут с ребятами по-тихому "козла забъем", пока остальные подойдут, лады?
   - Валяйте, только тихо., - ответил Андрей и потянулся к трубке зазвонившего телефона.
   - Нарядная шестого? Это третья. Ответьте 25-му штреку,- протараторила телефонистка, и отключилась.
   - Да, слушаю, - прокричал в трубку Андрей, - Женя, это ты?
   - А кто-же еще,- весело ответил горный мастер Кирсанов, - здорово, Андрюха! В общем, слушай сюда: у нас тут все глухо как в танке. Включили лаву в 2.30., а через полчаса все побросали, и драпанули на разъезд. Лава загрохотала так, что уши позакладывало! По 23-му штреку тучей побежали крысы, а мы вслед за ними! Ну, думаем, сейчас начнется..., а тут вдруг тишина. Я ребят оставляю на разъезде, а сам на электровоз - и под лаву. А она ,сволочь, стоит как ни в чем не бывало, тишина и покой. Контрольные стойки в пустоте как солдаты - ни одна даже не прогнулась!
   Ну, думаю, ложная тревога, - звоню своим на разъезд, говорю: давайте, мол, мужики, возвращайтесь, - пошутила наша кормилица, не будет она нынче садиться. Мужики вернулись, расползлись по паям, и в 4 часа начали рубать. Минут пятнадцать поработали, и тут как грохнет! Народ команды ждать не стал - и тикать! Минут через десять опять собрались все на разъезде. Звоню в диспетчерскую Воробью, так, мол, и так, Николай Иванович, что делать будем? А он - буди Шульгу!
   Я сдуру и позвонил! Сказал мне наш дрожайший Мюллер в ответ десять ласковых слов, из которых цензурным было только одно: "выгоню", а затем приказал заняться разгрузкой леса. Обещал сам приехать и разобраться: ждем с минуты на минуту. Вот и весь мой доклад, дружище, так что действуй по обстановке и готовься к встрече с невыспавшимся шефом.
   - Спасибо на добром слове, надеюсь что после общения с тобой шеф немного устанет и подобреет. Я так понял, что лава не хочет садиться без меня, придется поторопиться. До скорой встречи, коллега!
   Андрей Семенович записал фамилии присутствующих в бланк наряда и начал утреннюю планерку.
  
   ...................................................................................................................
  
  
   Начальник шестого участка Александр Петрович Шульга вышел из клети и медленно двинулся по коренному штреку в сторону посадочной площадки бремсберга. Болело сердце, и каждый шаг давался с трудом. В памяти назойливо звучал вчерашний разговор с заведующим шахтным здравпунктом, требовавшим от Александра Петровича пройти срочное обследование в поликлинике. Фельдшер находил у него все признаки ишемической болезни, готовой перерасти в инфаркт, и это звучало как приговор. Мысль о запрете на подземную работу была просто невыносимой, и начальник шестого участка попытался сосредоточиться на чем-то приятном.
   Итак, сегодня его звездный день. Он показывает результаты своей работы московским корреспондентам, и приобретает всесоюзную известность. О нем напишут центральные газеты, а впоследствии обязательно наградят вторым орденом. В свои 48 лет он станет знаменитым на всю страну передовиком производства, и может быть сердце и врачи оставят его в покое и дадут доработать до пенсии. Надо просто присесть, восстановить дыхание и сосредоточиться на текущих производственных делах.
   Сейчас начало восьмого. Корреспонденты приедут на шахту не раньше одиннадцати. Вполне достаточно времени, чтобы подготовить ребят к посадке лавы. Как назло, в утреннюю смену заступает самое неопытное молодежное звено. Хорошо еще, что у раздолбая Женьки Кирсанова хватило ума отвести людей на безопасное расстояние при первых признаках посадки. Но лава не села, и что будет делать в первой смене самый молодой горный мастер участка Андрей Краснянский, было большим вопросом. Но был еще более важный вопрос - а как поведет себя лава?
   Александр Петрович за тридцать лет работы под землей пережил десятки посадок. Первая посадка всегда была испытанием для новой лавы. В зависимости от горно-геологических условий и технологии производства этот процесс в отдельных случаях протекал гладко: кровля в выработанном пространстве садилась постепенно, "ковром", вслед за очередной передвижкой крепи. Чаще обрушение кровли происходило частями, вслед далеко ушедшей лаве, и сопровождалось грохотом , воздушными ударами и локальными обрушениями породы в призабойном пространстве. Следствием таких посадок иногда бывали травмы и серьезные поломки техники. Но наихудшим сценарием посадки - было неожиданное и мгновенное обрушение кровли на всем протяжении выработанного пространства, когда тысячи кубометров воздуха, моментально выдавленные при посадке, с огромной скоростью вырывались в лаву и на штреки, сметая все на своем пути.
   Последний, наихудший вариант, был наиболее вероятным в данном случае. 23-я лава уже отошла от своего начала на расстояние более двухсот метров, что при длине забоя в сто восемьдесят метров, означало преодоление классического "квадрата", когда посадка кровли считается неизбежной. Ежедневные наблюдения за кровлей в выработанном пространстве на протяжении двух последних недель вызывали тревожное удивление: никаких признаков возможного обрушения! Контрольные деревянные стойки, специально оставленные в пустоте для наблюдения за их прогибом, стояли совершенно ровно, не испытывая серьезного давления. При этом, оснащенная немецким струговым комплексом лава, каждый день выдавала восемьсот тонн угля, продвигаясь вперед еще на несколько метров.
   Александр Петрович медленно встал и сделал несколько шагов. Сердце не болело. "Жизнь налаживается", - подумал он, и, ускорив шаг, настроился на позитивный лад. На самом деле все не так уж плохо, лава все-таки дала знать о предстоящей посадке, которую можно ожидать в ближайшие часы. Сейчас он поднимется на верхнюю площадку бремсберга и, после разговора с Кирсановым, определится с дальнейшими действиями. В любом случае он запретит Андрею Краснянскому и рабочим первой смены подходить к лаве до посадки. Нужно будет придумать им какую-нибудь работу, а затем двигаться в обратный путь. Если лава не сядет в первой смене, придется...
   - Александр Петрович! - прервал его размышления подземный диспетчер, выскочивший из своей конторки, - срочно позвоните директору, Вас все разыскивают уже минут пятнадцать!
   - Что за срочность? - недовольно пробурчал начальник участка, и поднял трубку диспетчерского телефона.
   - Четвертая! Слушаю Вас! - звонким девичьим голосом отозвалась трубка.
   - Здравствуй, Танечка-четвертая!- ласковым голосом проговорил Александр Петрович, - а соедини-ка ты, милая, меня с директором.
   - Александр Петрович, Вы?!- отозвалась трубка, - а мы тут Вас по всей шахте разыскиваем! Соединяю!
   - Доброе утро, Никодим Павлович! Шульга на проводе, Вы меня искали?
   - Здоров, коли не шутишь! Ну и куда ты, Саша, пропал?
   - В 23-й лаве ночью наметились признаки посадки, пришлось остановить работу по добыче. Спустился в шахту, - хочу все посмотреть сам и подготовить своих ребят к посадке. В первой смене одна молодежь и самый неопытный горный мастер.
   - Кто?
   - Андрей Краснянский.
   - Насколько я помню, этого парня ты всегда хвалил: грамотный, инициативный и с людьми ладит. А теперь, получается, не доверяешь ему - сам в шахту полез ноги комсомольцам переставлять?
   - Неопытный он, под землей и года не работает. А от своих слов не отказываюсь, - парень что надо, не зря на горного инженера учился! Но, ни в каком институте не учат, что делать во время посадки: как самому не подставиться и людей уберечь,- боюсь, что его инициативность здесь не поможет, а наоборот...
   - Ладно, убедил! Хороший повод придумал, чтобы оставить меня один на один с московскими корреспондентами. Но ничего у тебя, дорогой передовик производства, не выйдет. Разворачивай, Шульга, оглобли и бегом на-гора! И чтобы в 10 часов был у меня в кабинете, да про форму не забудь!
   - Форма! - простонал Александр Петрович, - как же я про нее забыл,- придется идти переодеваться домой.
   Форменная одежда для руководящих работников шахт, была введена несколько лет назад приказом Министра угольной промышленности, и представляла собой темные китель, брюки и фуражку с расшитыми золотом пуговицами и нашивками. Эта форма с приколотым к ней орденом Трудового Красного знамени очень шла Александру Петровичу, и, если бы не его сходство с известным киноартистом Броневым из популярнейшего сериала "Семнадцать мгновений весны", он носил бы ее с удовольствием. Но именно этому обстоятельству и своеобразному юмору Сиплого Шульга был обязан очень не нравившимся ему прозвищем "Мюллер", к тому-же, коллектив руководимого им участка, эксплуатирующий западногерманский струговый комплекс, получил обобщенное название "немцы". Мысль о ненавистной форме очень расстроила Александра Петровича и, вновь почувствовав нытье в сердце, он сделал еще одну попытку остаться под землей:
   - И все же я прошу Вас, Никодим Павлович, дать мне возможность лично проконтролировать, хотя - бы начало первой смены. Что касается корреспондентов, то я встречу Вас в шахте как только...
   - Никаких "только"! - прорычал директор,- быстро выезжай, и чтобы в 10 был у меня в парадной форме! За одну минуту опоздания уничтожу! - и уже мягче продолжил, - О твоих комсомольцах сам позабочусь, у меня сейчас сидит Володя Фролов, - он и поедет к твоим ребятам. Предупреди только, чтобы его там ждали.
   - Понял, возвращаюсь, - сдался Александр Петрович и, услышав отбой, вновь потянулся к трубке.
  
   ************************************************
  
  
   Андрей Семенович завершил планерку, подписал бланк наряда, и уже закрывал нарядную, когда раздался телефонный звонок. Вернувшись и подняв трубку, услышал приятный баритон Шульги:
   - Доброе утро, Андрей Семенович! Как дела?
   - Здравствуйте, Александр Петрович, - ответил горный мастер, - планерку закончил, отправил народ в раздевалку, планируем через сорок минут сменить звено Кирсанова на верхней площадке бремсберга. Как я понял, Вы тоже будете там.
   - Нет, к сожалению, директор приказал мне выезжать. В связи с этим хочу задать тебе один вопрос и рассчитываю на откровенный ответ. Ты когда-нибудь видел своими глазами посадку лавы?
   - Нет, сам не видел. Но когда я после четвертого курса был на подземной практике, видел последствия посадки, и участвовал в восстановлении лавы на шахте "Восточная", ужасное, скажу я Вам, было зрелище...
   - Оставим воспоминания на потом, - строго сказал начальник участка, и добавил, - у меня к тебе, Андрей Семенович, есть одна просьба, она - же и требование: во избежание "ужасных" последствий не производить самостоятельных действий без согласования с заместителем главного инженера Фроловым, которого твоя смена будет ждать на лебедке бремсберга.
   - Александр Петрович! - обиженно воскликнул Краснянский - нам что, просто сидеть и ждать Владимира Степановича?
   - Да, Андрей, сидеть и ждать, не высовывая носа на штрек!, - жестко приказал Шульга, - и сбавив тон, добавил, - это не недоверие, а предосторожность. В таких делах нужен опыт, которого у тебя нет. Так что обижайся или нет, а в этой смене ты поступаешь под командование Фролова . Все понятно? Вопросы есть?
   - Так точно, вопросов нет, - нарочито четко ответил горный мастер, и, бросив трубку на рычаг черного бездискового телефона, отправился в раздевалку.
   Через несколько минут, переодевшись в спецовку и снимая с зарядного стенда свой фонарь, он обнаружил, что аккумулятор недостаточно зарядился, и лампа дает тусклый свет. Рабочий ламповой развел руками, и вызвался сходить в мастерскую - поискать какую-нибудь замену. Из-за недостатка времени Андрей отказался и, прихватив самоспасатель, поспешил к выходу, где вставив перфокарту в специальный часовой механизм, получил отметку о времени начала рабочего дня - 7 часов 40 минут.
   В помещении людского подъема стояла длинная очередь на спуск, в которой горный мастер быстро обнаружил "своих". Вдоль очереди прохаживалась звероподобная баба в каске, телогрейке и теплых, заправленных в сапоги, брюках. Она внимательно рассматривала каждого рабочего и, время от времени, выхватывала из толпы очередную жертву, которую тут - же подвергала самому унизительному обыску на предмет наличия спрятанного курева. Такая тетка была отличительной особенностью каждой шахты, и имела везде одно прозвище - "Тетя Тося". Курение под землей было строжайше запрещено, и каралось очень жестоко. Тети Тоси служили в отделах техники безопасности - они были абсолютно неподкупны, поскольку премировались за каждого выявленного нарушителя. Неподчинение Тете Тосе или обнаруженное курево означали немедленное отстранение от работы, крупный денежный штраф и множество других неприятностей.
   Андрей Семенович с удовлетворением отметил, что Тетя Тося отошла от его звена, и "шмонает" рабочих другого участка. Немного в стороне он увидел небольшую группу людей в необычных спецовках, и , различив среди них высокую фигуру бригадира своего участка, подошел поздороваться. Бригадир комсомольско-моложежной бригады рабочих очистного забоя Николай Заикин угрюмо сидел среди треног, прожекторов и другого киношного имущества в ожидании операторов и осветителей, задержавшихся где-то в отделе энергетика. Ему и его пятерым подчиненным, молодым коммунистам, предстояло оказать помощь в организации съемок на поверхности и в лаве и, что самое неприятное, играть в этом кино самих себя. Николая и отобранных ребят неделю назад освободили от работы, откомандировав в распоряжение партбюро для репетиций съемок и идеологической подготовки. Сегодня бригадир неуютно чувствовал себя в нелепой, специально сшитой, украшенной надписями и шевронами спецовке, и остро завидовал рабочим смены Краснянского, которые через несколько минут опустятся в шахту, чтобы заняться привычным делом - добывать уголь.
   Не добавлял энтузиазма и язвительный звеньевой Вася Куркин, который при активном одобрении всей толпы, откровенно издевался над будущими киногероями.
   - А поворотись-ка, сынку!, - громко, чтобы слышали все, кричал он, раскручивая за плечи своего закадычного дружка из числа отобранных, Сережку Кудрина, - и кто - ж тебя, убогого, надоумил форму генеральскую в шахту надеть? Смотри, сдуру, в лаву не залезь, а то шеврончики оторвутся, надписи на спине сотрутся, - глядишь и выгонят из артистов! Им такие грязные незачем...
   - Хватит, Вася, - прервал его подошедший горный мастер, - быстро к своим!
   Здоровенный детина изобразил сильный испуг, принял под козырек, и, сопровождаемый всеобщим хохотом, возвратился к очереди.
   - Не обращайте внимание, - обратился Андрей к бригадиру и, пожимая руки избранным, добавил, - Васька прирожденный клоун, это он не со зла.
   - Да мы не в претензиях, - ответил Заикин, и с тоской в голосе спросил, - что там у нас в 23-й лаве, села?
   - Ночью появились первые признаки посадки - грохот, крысы побежали, надеюсь что сегодня-завтра сядет,- ответил горный мастер и, оглянувшись на двинувшуюся в клеть очередь, распрощался,- Ладно, мужики, мне пора, удачи Вам!
   - Семеныч! - оклинул его бригадир,- можно тебя на минутку? - и провожая Андрея к клети, продолжил, - ты у нас грамотный, институты кончал, должен знать про политику и текущий момент... Нас, сам знаешь, целую неделю про это просвещали, а сейчас такая каша в голове, - боюсь перепутать и сказать корреспондентам не то, понимаешь?
   - Не томи, Коля, говори прямо, что тебе нужно.
   - Я про Польшу хотел спросить... Про "Солидарность" и Ярузельского. Скажи, кто из них за нас? Боюсь перепутать, если спросят!
   - Смотря, кто такие мы, - рассмеялся Андрей, - не заморачивайся, Коля, обещаю, что корреспонденты не будут спрашивать про Польшу, а вот про бригадный подряд, коэффициент трудового участия и другие известные тебе вещи спросят обязательно!
   - А вдруг спросят?
   - Не спросят, спорим на ящик водки?- спросил горный мастер, заходя в клеть.
   - Все бы тебе шутить, - пробурчал себе под нос бригадир, возвращаясь обратно.
  
  
  
  
  
   -8 часов утра
  
   Первый секретарь горкома партии удобно разместился на заднем сидении служебной "Волги" и попытался сосредоточиться на предстоящей встрече. Привычный вид терриконов и черных от угольной пыли шахтерских поселков, наводил на грустные мысли.
   Виктор Петрович родился на Урале в семье военнослужащего. Детство и юность прошли в скучном и грязном военном городке, где главным занятием был спорт, а развлечением - привозимое по субботам кино. После окончания школы был призван в армию, и направлен на службу в Москву. Знакомство со столицей произвело огромное впечатление на рядового солдата спортроты; тогда - же он поклялся себе, что останется в столице навсегда. После демобилизации, благодаря достижениям в легкой атлетике, удалось поступить на дневное отделение Московского горного института и уже на втором курсе осуществить свою заветную мечту - жениться на москвичке. Да не просто на москвичке, а на дочери профессора, крупного партийного функционера, возглавлявшего кафедру в Институте Марксизма-Ленинизма при ЦК КПСС. Эксцентричная, некрасивая и избалованная Леночка, студентка Академии художеств, несмотря на протесты матери, настояла на немедленной свадьбе со своим избранным красавцем-спортсменом. С этого мгновения жизнь Виктора Петровича изменилась самым решительным образом. Уже на третьем курсе он был принят в КПСС и избран секретарем бюро комсомола своего факультета , а позже , после окончания института,- стал инструктором идеологического отдела одного из районных комитетов КПСС столицы.
   Личная жизнь складывалась не так удачно. После множества безуспешных попыток заиметь ребенка и хождений по лучшим врачам Москвы, жена, со всей страстью своей необузданной натуры, увлеклась спиритизмом, окружила себя звездочетами и гадалками, чем окончательно доконала свою мать. Огромная родительская квартира на Ленинском проспекте превратилась в поле битвы, где благополучный Виктор Петрович и его тесть постоянно мирили между собой истеричных женщин.
   Через несколько лет, благодаря стараниям тестя, деловитого молодого инструктора заметили, и перевели с повышением в Московский городской комитет партии, что давало право на внеочередное получение квартиры. Но тут случилось непредвиденное. Одна из интимных подруг Виктора Петровича, заведовавшая сектором учета в райкоме комсомола, забеременела и не нашла ничего лучшего чем потребовать от него немедленного ухода из семьи с последующим оформлением брака. Понимая, что это поставило бы крест на его партийной карьере, Виктор Петрович решительно отказался и попытался порвать с бывшей пассией. Оскорбленная женщина, воспитанная в духе партийной морали, обратилась с письменной жалобой в МГК КПСС, умудрившись через своих подруг передать эту жалобу лично Первому секретарю.
   Разразился скандал. Благородный тесть бросился на защиту зятя, но дело уже получило огласку. Пытаясь избежать коллективного обсуждения жалобы, крушения семьи и партийной карьеры, тесть устроил Виктору Петровичу перевод на самостоятельную партийную работу в одну из южных областей, где в это время освободилось место первого секретаря в небольшом шахтерском городке. "Поработаешь пару лет на периферии, заработаешь авторитет, - к тому времени все забудется, и вернешься в Москву с повышением!", - пообещал тесть. Вопреки ожиданиям, жена восприняла измену спокойно, и вовсе не собиралась подавать на развод. Провожая Виктора Петровича в Красношахтерск, она сообщила ему о том, что опала продлится ровно три года, после чего он получит работу в ЦК, - карты не врут.
   На юге Виктора Петровича встретили приветливо. Первый секретарь обкома, в прошлом ученик и выдвиженец тестя, пообещал молодому руководителю полную поддержку - лично выехал в Красношахтерск, чтобы представить его городскому партхозактиву.
   Первое впечатление о городе было ужасным. Собственно и города-то не было. Семь действующих угольных шахт, разбросанных посреди степи, с одинаково убогими жилыми поселками, были соединены между собой отвратительными дорогами. Особенно удручающий вид имели покосившиеся и стянутые металлическими каркасами типовые двухэтажные кирпичные бараки, окруженные жуткими деревянными сараями и угольными ящиками. Кривые улицы утопали в грязи, а скудная растительность, представленная в основном пирамидальными тополями, была серого цвета от въевшейся пыли.
   Единственное место - поселок шахты "Имени Владимира Ильича", именовавшееся "центр", имело относительно благоустроенный вид - заасфальтированную широкую улицу (разумеется, имени Ленина), где наряду с бараками было несколько пятиэтажных домов, стадион, парк, универмаг, дворец культуры и гостиница. Типовое четырехэтажное здание горкома партии и горисполкома располагалось на центральной площади, и было окружено высокими соснами. Особой гордостью поселка считался обширный цветник, где местные умельцы ежегодно высаживали из анютиных глазок цветочное изображение вождя мирового пролетариата.
   Практическая власть в городе принадлежала директорам шахт, каждый из которых был "удельным князем" в своем поселке, являясь основным работодателем и поставщиком большинства коммунальных услуг. Директора непосредственно подчинялись отраслевому угольному объединению, расположенному в областном центре, получали оттуда все блага, и откровенно игнорировали городскую исполнительную власть. Городская партийная жизнь была чисто формальной. Директора, бывшие по должности членами бюро горкома КПСС и председателями советов своих микрорайонов, относились к общегородским мероприятиям как к ритуальным обрядам, жестко пресекая при этом любые попытки ограничения их власти со стороны аппарата.
   В этих условиях перед новым руководителем города была поставлена четкая задача - вернуть распоясавшихся отраслевиков в лоно партийного руководства с одновременным предоставлением Виктору Петровичу больших , прежде всего кадровых, полномочий.
   Изучив личные дела "удельных князей" и лично посетив каждую шахту, Виктор Петрович быстро нащупал слабые звенья директоров - полное отсутствие опыта аппаратных интриг и зацикленность на вопросах производства. Умело используя эти недостатки, волевой и целеустремленный секретарь сумел вскоре переломить ситуацию в городе. За это время при полной поддержке области он значительно обновил аппарат горкома и горисполкома, добился существенной ротации освобожденных партийных работников на шахтах. Почувствовав жесткую руку нового хозяина, большинство руководителей признали власть Виктора Петровича, и безоговорочно демонстрировали свою лояльность, формально участвуя во всех общегородских мероприятиях. Уже через год успехи города были отмечены на областном партийно-хозяйственном активе, и в Москву ушел первый положительный отзыв, изрядно порадовавший тестя.
   Вместе с тем, выявились обстоятельства, серьезно беспокоившие Виктора Петровича. В обком партии стали поступать жалобы на самоуправство и неоправданную жесткость в кадровых вопросах, особенно в отношении ветеранов войны. В самом городе сформировалось некое подобие скрытой оппозиции, во главе которой оказался начальник городского отдела внутренних дел, который откровенно демонстрировал свою независимость. Участник войны, полковник милиции Василий Васильевич Хромин, пользовавшийся большим авторитетом в городе и области, несокрушимой глыбой встал на пути динамичного первого секретаря и несколько раз проваливал на бюро горкома важные для него вопросы. Попытка отправить ретивого ветерана на пенсию не увенчалась успехом - он оказался участником сражений на Малой земле, что в период правления Л.И.Брежнева, делало его неприкасаемым. Полковника Хромина поддерживал его старый друг, директор шахты "Салтыковская - бис", шестидесятилетний ветеран войны Куркин.
   Именно на почве неприязни к главному городскому милиционеру, Виктор Петрович тесно сошелся с амбициозным и энергичным капитаном Николаем Семеновым, недавно назначенным начальником городского отдела КГБ. Николаю Николаевичу, как и Виктору Петровичу было тесно в маленьком шахтерском городке, свое пребывание в котором оба расценивали как ссылку. Между ними оказалось много общего. Предприимчивый чекист, переведенный в Красношахтерск из Туркмении, также мечтал о работе в Москве, и убеждал своего друга не очень надеяться на тестя, а в большей мере полагаться на себя. "Здесь необходимо "упаковаться", - убеждал он Виктора Петровича, - а затем купить себе любую должность в столице!". В первые месяцы своего пребывания в городе, Николай Николаевич выявил целую подпольную сеть по хищению угля на шахтах, и, потеснив в неформальном бизнесе отраслевиков, умудрился через подставных лиц сам войти в долю. Первые тоненькие, но стабильные, денежные ручейки потекли в руки Виктора Петровича, обеспечивавшего партийную поддержку усилиям партнера.
   По настоящему крупное дело удалось организовать несколько позже, благодаря старым туркменским связям капитана Семенова. В горбыткомбинате по ходатайству горисполкома был открыт новый швейный цех, выпускавший под видом полотенец дефицитнейшие туркменские ковры. Вошедший во вкус Виктор Петрович, чужими руками организовал всю хозяйственную схему, ежемесячно приносившую друзьям по десять тысяч рублей. Николай Николаевич обеспечил цех оборудованием, подобрал кадры и взял личное кураторство над производством и сбытом. Часть продукции под видом презентов к праздникам перекочевала в квартиры областных и московских руководителей, что расценивалось партнерами как неизбежные издержки.
   И здесь на пути неожиданно возник полковник Хромин, начавший проверку горбыткомбината по линии ОБХСС. Не подозревавший о личном участии в деле Виктора Петровича, Василий Васильевич доложил ему о своих подозрениях, и попросил санкционировать допрос директора горбыткомбината, члена бюро горкома. Виктор Петрович растерялся, и попросил милицию подождать до даты проведения областного партхозактва, который в виду особых заслуг городского комитета партии должен был проводиться в Красношахтерске. Василий Васильевич согласился, что в преддверии столь серьезного мероприятия негоже выносить сор из избы, тем более что ему предстоит хлопотная подготовка к партхозактиву по линии обеспечения общественного порядка. В отличие от своего партнера, Николай Николаевич воспринял это известие спокойно, отметив, что впереди у них еще целая неделя.
   А через неделю случилось ЧП, переросшее в общеобластной скандал. В начале все шло отлично - участники партхозактива из семи городов и шестнадцати сельских районов области, при личном участии первого секретаря обкома, посещали шахты, больницы и дворцы культуры вылизанного к их приезду Красношахтерска. Прогреваемый зимним солнцем и засыпанный свежим снегом город выглядел непривычно нарядно. После обильного обеда гости перкочевали в Дворец культуры шахты "имени Владимира Ильича" , где должно было состояться итоговое заседание.
   Учитывая крутой нрав первого секретаря обкома, не терпевшего опозданий, участники совещания спешили заблаговременно занять свои места в просторном актовом зале, зная, что ровно в намеченное время двери зала закроются, а опоздавшие будут сурово наказаны. Первый секретарь обкома вышел к столу президиума ровно в 17 часов и, убедившись, что опоздавших нет, открыл заседание.
   В это время к дворцу культуры подкатила "Волга", из которой выскочили два мужика. Бросив свои пальто в раздевалку, рванули к входу в зал, где были остановлены милиционерами. Никакие уговоры не помогли, и опоздавшие с убитым видом вернулись к раздевалке, где гардеробщик сочувственно развел руками. Ничего не оставалось, как сидеть здесь до перерыва, а потом идти объясняться.
   - Слушай, друг,- обратился один из них к гардеробщику,- сбегай за коньяком, выпьем по пятьдесят грамм, на душе легче станет. Да и время быстрее пролетит..., - и, протянув тому четвертак, добавил, - без сдачи. Долго упрашивать не пришлось - мужик мигом , без одежды ,выскочил на улицу и не обращая внимания на десятиградусный мороз, помчался к ближайшему магазину. Магазин оказался закрыт и бедняга, замерзая, пробежал еще квартал, где и купил бутылку трехзвездочного армянского коньяка за 12 рублей и нехитрую закуску. Преодолев обратный путь одним броском, продрогший гардеробщик вбежал в фойе и... не обнаружил своих невольных гостей. Вместе с гостями из гардероба исчезли все шапки...
   Норковые, ондатровые, песцовые и, наконец, нутриевые шапки, ранее украшавшие головы первых секретарей и председателей исполкомов, оказались в руках неизвестных жуликов.
   Скандал разразился грандиозный. В перерыве Первый секретарь обкома публично обматерил начальника областного УВД и, с грохотом хлопнув дверью служебной "Волги", уехал в областной центр, поручив завершение партхозактива своему заместителю по идеологии. Вместо завершения заседания и запланированного банкета, партийная и хозяйственная элита области была вовлечена в унизительные следственные действия, оперативно организованные городской милицией.
   Начальник областного УВД остался в Красношахтерске и лично возглавил оперативный штаб по расследованию кражи. В город были стянуты милицейские силы со всей области. В течение двух последующих дней в городе и области проводились повальные обыски всех подозрительных лиц и облавы на стихийных рынках, именуемых "толкучками". В ходе этих рейдов было задержано свыше ста человек, в дежурной части городского УВД лежали сотни изъятых шапок, среди которых бродили ошалевшие от бессонницы оперативники, пытаясь найти краденные. Многочисленные допросы гардеробщика и свидетелей ничего не дали - из-за путаницы в их показаниях не удалось даже составить словесного портрета мошенников.
   Через три дня отчет областного УВД о ходе расследования был заслушан на бюро обкома. Работу милиции признали неудовлетворительной, а оперативный штаб по розыску похищенного переподчинили КГБ.
   Наделенный чрезвычайными полномочиями, Николай Николаевич энергично взялся за дело. Утром следующего дня он явился в кабинет полковника Прокопенко, изъял все документы следствия, и приказал немедленно отпустить всех задержанных по делу. Он лично допросил гардеробщика , ознакомился с результатами экспертиз, затем заперся с несколькими помощниками у себя в кабинете. А вечером возглавляемая им оперативная бригада КГБ при поддержке милиции взломала металлические ворота одного из гаражей на окраине города, где были обнаружены все похищенные шапки. Самих преступников задержать не удалось , зато несколько мешков с шапками были торжественно доставлены в горком партии.
   Капитан Семенов получил благодарность обкома и был представлен к присвоению внеочередного звания . Полковник Хромин подал в отставку и на должность начальника городского УВД удалось провести управляемого и безобидного человека из сельского района. Вскоре был отправлен на пенсию и директор шахты "Салтыковская-бис". Оппозиция партийной власти была разгромлена.
   Прошло два года после назначения Виктора Петровича в Красношахтерск, когда он с удивлением заметил, что желание возвратиться в Москву несколько притупилось, а сама мысль о подчиненной партийной работе, пусть даже в аппарате ЦК, утратила привлекательность. Неограниченная власть в захолустном шахтерском городке, обретенная ценой немалых усилий, приобрела неожиданно высокую ступень в системе внутренних ценностей. Вместе с удовлетворением амбиций, самостоятельная партийная работа оказалась высокодоходным бизнесом, перспективы которого росли пропорционально укреплению личной власти. Благодаря согласованным действиям со своим единственным другом, теневые потоки все новых отраслей городского хозяйства переходили под их личный контроль. Последней сдалась Вальчевская, предложившая за невмешательство в дела ее ведомства ежемесячную мзду в размере 15 тыс. руб.
   "Город завоеван", - подвел итог двухлетнего партнерства вездесущий Николай Николаевич , - "нужно еще два-три года, чтобы окончательно упаковаться. Думаю, что наша с тобой пятилетка завершится тогда, когда мы будем иметь по миллиону рублей на нос!". "Пятилетку в четыре года!", отшутился Виктор Петрович, личное состояние которого к этому моменту составляло триста тысяч рублей.
   Тогда же Виктор Петрович решительно отказался принять предложение тестя о возвращении в Москву на освободившуюся должность секретаря парткома одного из оборонных заводов, что означало фактический разрыв с семьей. На самом деле этот разрыв произошел сам собой - за все время ссылки жена ни разу ему не написала, а отношения поддерживались только на уровне дряхлеющего профессора, все еще мечтавшего о возвращении любимого зятя и воссоединении семьи. Огромная квартира в Москве с истеричными бабами и маразматиком тестем, помноженная на "шестерочную должность" в аппарате горкома, представлялась ужасным прошлым на фоне абсолютной власти в маленьком шахтерском городке.
   И Виктор Петрович с удвоенной энергией окунулся в работу. Абсолютная власть требовала личного участия в решении всех вопросов управления городом, что в свою очередь давало возможность тотального контроля над денежными потоками. Первый секретарь лично делил квартиры, фонды, дефицитные товары и прочие блага, а также расставлял руководящие кадры не только в городских структурах, но и на шахтах. Формируя повестки дня заседаний бюро горкома, добивался автоматического подтверждения этим коллективным органом собственных, ранее принятых, решений и с удовольствием разбирал спорные вопросы, жалобы и личные дела руководителей.
   Проблема возникла, как всегда, неожиданно. Этой проблемой для хозяина города стал новый директор шахты "Салтыковская-бис", Никодим Павлович Сиплый, переведенный в город из Украины по инициативе Виктора Петровича. Категорично отклонив кандидатуры предложенных отраслевиками местных выдвиженцев, он настоял на назначении сюда человека со стороны, справедливо полагая, что новый и необросший местными связями руководитель будет вполне управляем.
   Свое первое посещение города, новый директор ознаменовал скандалом. Прибыв в назначенное время для официального представления первому секретарю горкома, он грубо отчитал впечатлительную Надежду Васильевну за вынужденное ожидание в приемной, и через двадцать минут после назначенного времени просто вломился в кабинет Виктора Петровича.
   - Разрешите представиться, - гаркнул он с порога, не обращая внимания на присутствующего в кабинете посетителя, - Сиплый Никодим Павлович, директор шахты "Салтыковская-бис"!
   Виктор Петрович поднялся навстречу громадному человеку с некрасивым и свирепым от гнева лицом, и, сдерживая себя, мягко произнес:
   - Здравствуйте, Никодим Павлович, рад знакомству. Много о вас слышал!,- и, сделав посетителю знак удалиться, - добавил, - приношу извинения за задержку, присаживайтесь! Далее Виктор Петрович кратко ввел нового руководителя в курс дел, акцентируя внимание на взаимодействии с городским комитетом партии. По мере беседы лицо Сиплого постепенно менялось и после второй чашки чая, демонстративно сухо поданной Надеждой Васильевной, приобрело добродушное и слегка ироничное выражение. Первой беседой Виктор Петрович остался доволен и, успокоив секретаршу, решил оставить без последствий дебош в приемной.
   Тем временем новый директор энергично взялся за дело. В первый же месяц своего руководства он полностью обновил руководящий состав шахты, установил жесточайшую дисциплину, и продемонстрировал первые результаты - шахта начала выполнять план. Развивая успех, Сиплый добился от руководства отраслевого объединения фондов на техническое перевооружение и начал подготовку к разработке верхнего горизонта шахтного поля под использование западногерманских струговых комплексов. В это же время в поселке началось строительство трех восьмиквартирных домов для очередников так называемым "хозспособом", т.е. за счет средств и силами шахты.
   Первая стычка с Виктором Петровичем произошла из-за секретаря партбюро шахты, которого Никодим Павлович довел до увольнения. Ставленник горкома бросился к первому секретарю с просьбой о переводе куда угодно, т.к. работать с Сиплым он больше не мог. Попытка Виктора Петровича образумить зарвавшегося директора возымела обратное действие ,- Никодим Павлович загнал под землю или уволил всех "подснежников" из числа неосвобожденных партийных, комсомольских и профсоюзных функционеров, давно уже забывших о своих основных профессиях.
   Но это было только началом. Без согласования с горкомом, Сиплый пригласил на руководящую работу бывшего директора одной из городских шахт Владимира Степановича Фролова, находившегося в партийной опале. Виктор Петрович лично выдал Фролову "волчий билет", предупредив об этом всех городских руководителей. Однажды он устроил показательную "порку" руководителю городского ЖКХ за то, что управдом одной из шахт по незнанию принял изгоя на должность слесаря-сантехника. Бывшего директора сразу же уволили и тот ,сидя без работы уже целый год, тихо спивался.
   Желая поставить зарвавшегося директора на место, Виктор Петрович включил в повестку дня очередного заседания бюро горкома отчет последнего о партийно-кадровой работе, планируя ограничиться на первый раз партийным взысканием. Однако, Сиплый и здесь переиграл первого секретаря. Его отчет, подтвержденный наглядными достижениями как в производстве, так и управлении поселком, превратился в триумф, молчаливо поддержанный членами бюро. Гипнотизируемый ироничным взглядом Никодима Павловича, первый секретарь пробормотал что-то о принятии отчета к сведению, и закрыл заседание с полным осознанием своего личного поражения.
   Но неприятности на этом не кончились. Призванный на помощь Николай Николаевич сообщил новую дурную весть: директор Сиплый одним махом уничтожил всю систему хищений угля на шахте и обогатительной фабрике, что наносило удар по личным доходам хозяев города. Нужно было что-то делать, и друзья поехали в областной центр: Виктор Петрович за советом в обком, а Николай Николаевич за информацией в Управление. В этот раз оба вернулись ни с чем. Виктору Петровичу, многозначительно закатив глаза, посоветовали не ссориться с новым директором; Николай Николаевич, подробно изучив все переданные от украинских товарищей материалы, убедился в полном отсутствии даже зацепок на компромат. Предстояла длительная и упорная борьба.
   Пока друзья составляли план наступательной компании, вездесущий Сиплый завоевывал все новые высоты. Получив немецкие комплексы, он создал новый, шестой добычной участок, куда собрал всю образованную шахтную молодежь. На руководство участком перетащил из западного Донбасса своего давнего знакомого, Александра Петровича Шульгу, которому сразу предоставил квартиру в новом доме. Запуск шестого участка позволил удвоить добычу угля, что сразу вывело шахту в разряд крупнейших в объединении. Одновременно с рекордами в добыче угля, здесь был установлен рекорд в проходке горных выработок под новые лавы.
   Успешные инициативы Сиплого по техническому перевооружению, созданию комсомольско-молодежных бригад и внедрению подрядных форм организации труда нашли поддержку в обкоме партии и отраслевом объединении, что приносило славу и городу. Виктор Петрович не отказывался от этой славы и, при всяком удобном случае, подчеркивал роль партийного руководства этими инициативами. Не имея возможности свалить Сиплого, первый секретарь вынужден был делать вид, что всячески помогает "салтыковцам", постоянно рекламируя их новые достижения как личные свершения. Равнодушный к славе, Сиплый, принял условия этой игры, что в определенной степени развязывало ему руки: отныне его самостоятельные действия формально санкционировались горкомом партии.
   По молчаливому согласию между двумя руководителями сохранялась видимость хороших отношений. Обжегшийся Виктор Петрович, больше не посягал на самостоятельность успешного директора, а тот, в свою очередь, не вмешивался в городские дела. Никодим Павлович аккуратно посещал все заседания бюро горкома, и неизбежно поддерживал первого секретаря во всем, что не касалось его шахты. Личные отношения были восстановлены только через полгода, - после назначения на должность освобожденного секретаря партбюро шахты компромиссной фигуры военного пенсионера Лыкова.
   Победа шахты "Салтыковская-бис" во Всесоюзном соцсоревновании была наивысшим достижением небольшого шахтерского городка за все двадцать пять лет его существования. Виктор Петрович, при полном молчании Сиплого, поспешил присвоить все заслуги городскому комитету партии, а следовательно, себе. Он скромно принимал поздравления сверху и от коллег, давал интервью о нелегком шахтерском труде, рассылал приглашения об обмене опытом. Решение отраслевого отдела ЦК КПСС о направлении специальной группы кинодокументалистов, ориентированной на непосредственное общение с шахтерами, оказалось для него полной неожиданностью. Пришлось срочно подключить к проблеме Николая Николаевича, который обещал раздобыть дополнительную информацию. Предстоящий триумф Сиплого, неуязвимого верзилы с ироничным взглядом, буквально сводил с ума, а главное, разрушал план по его дискредитации и окончательному уничтожению. Этот план методично и последовательно осуществлялся друзьями уже более года: в горкоме партии целый отдел отбирал, организовывал и классифицировал все жалобы на хамовитого директора и председателя совета микрорайона; в четыре украинских города, по месту рождения и работы, ушли запросы на Сиплого и его жену по линии комитета...
   "Прочь воспоминания!", встрепенулся Виктор Петрович, обнаружив, что автомобиль въехал в областной центр. Надо подумать, как повернуть ситуацию в свою пользу. Необходимо использовать предстоящую часовую поездку с московской львицей, мобилизовав весь неоценимый опыт аппаратной интриги, накопленный за годы партийной работы. "Кстати, через месяц наступит четырехлетний срок моей ссылки, - вспомнил первый секретарь, настраиваясь на оптимистичный тон,- пора бы уже домой, в Москву".
  
   9 часов утра
  
   Андрей Краснянский уже приближался к посадочной площадке бремсберга, когда почувствовал сильный толчок. Следовавший за ним Вася Куркин рухнул на колени, и ошалело спросил:
   - Семеныч, че это было, землетрясение?
   - А хрен его знает!, - ответил вместо горного мастера Серега Васильев, сам привалившийся к стене, - вообще то мы на глубине в восемьсот метров! Получается, "подземлетрясение?".
   - Лава села, - предположил Андрей, - надо срочно позвонить на лебедку, и, потянув на себя дверь, оказался в плотной струе угольной пыли вырвавшейся из бремсберга на штрек. Мгновенно превратившийся в негра, горный мастер натянул противопыльный респиратор и, ступив на посадочную площадку, попытался нащупать в кромешной тьме стационарный шахтный телефон. Примитивные пассажирские вагончики, предназначенные для подъема людей, почему-то называемые "козой", стояли внизу и были едва различимы. Покрытый слоем угольной пыли телефон первым обнаружил Вася Куркин. Попросив телефонистку связать его с верхней площадкой бремсберга, звеньевой передал трубку горному мастеру, а сам, согнувшись в три погибели, протиснулся в "козу".
   Площадка, расположенная в верхней точке наклонной выработки и оснащенная лебедкой для подъема "козы", не отвечала . Андрей попросил телефонистку проверить линию, а сам, позвонив подземному диспетчеру, доложил обстановку.
   - Не может быть, - отреагировал диспетчер, - там-же круглосуточный пост! Видно связисты опять что- то напутали. Высылаю к Вам телефониста, ждите.
   Толстый дядька с катушкой за спиной появился минут через десять и, прозвонив линию, заявил, что связь исправна.
   - Придется идти наверх пешком,- принял решение Андрей, и обратившись к связисту добавил, - Вы с нами.
   - Идти?!, - возмутился Куркин, высунувшись из вагончика, - да там полтора километра ходу с двадцатиградусным подъемом! Семеныч, давай подождем, может быть ребята куда выскочили и скоро вернутся.
   - Слушай мою команду, - спокойно приказал горный мастер, - Куркин, Хохлов и связист - идут со мной наверх. Остальные ждут здесь до восстановления связи. Кто-нибудь, дайте связисту противопыльный респиратор, а ты, Вася, возьми у него катушку!,- добавил Андрей и ,не дожидаясь ответной реакции, двинулся вперед. Пройдя около ста шагов, он оглянулся, и с удовлетворением различил в кромешной тьме приближающийся свет трех фонарей. Идти становилось все трудней, - респиратор затруднял дыхание, а свет укрепленного на каске фонаря выхватывал из тьмы не более одного метра. Совершенно выбившись из сил, горный мастер остановился, чтобы восстановить дыхание, и, дождавшись остальных, объявил привал. Сняв респираторы, жадно вдыхая пыльный воздух, договорились отдыхать через каждые двести шагов.
   Подъем занял целый час. Андрей первым ступил на верхнюю площадку, и не узнал ее. Обычно ярко освещенное и уставленное всякой аппаратурой помещение было черным от густого слоя угольной пыли. Выбитая потоком воздуха металлическая дверь лежала на полу, открывая проход на 25-й штрек. Свет мощных стационарных светильников едва пробивался через забитые пылью плафоны, освещая внушительных размеров лебедку. В помещении никого не было и Андрей , не дожидаясь товарищей, вышел на штрек. Предстояло найти машиниста лебедки и его помощника, а также сменить на штреке звено Кирсанова.
   Разъезд 25-го штрека, обычно забитый вагонетками с лесом и горным оборудованием, представлял собой жуткое зрелище. Здесь, в восьмистах метрах от лавы, все было перевернуто вверх дном. Сорванные со стен гребенки с высоковольтными кабелями накрыли собой рельсы; повсюду лежал лес, высыпавшийся из перевернутых вагонеток , вздыбился деревянный настил служивший пешеходной дорожкой.
   Осторожно переступая через препятствия, Андрей пробирался к нише с установленной там высоковольтной подстанцией, когда услышал крики, доносившиеся со штрека. Рискуя сломать ноги, он бросился на крики в направлении мечущихся бликов фонарей.
   Приблизившись,- увидел несколько фигур повисших на трехметровом бревне. Используя его как рычаг, они пытались приподнять перевернутый шахтный электровоз.
   - Взяли! , - различил Андрей крик звеньевого Волкова, - Еше раз, взяли! Не сачковать, навались!
   Не задавая лишних вопросов, Андрей навалился на бревно, и электровоз немного покачнулся.
   - Еще взяли!, - истошно заорал Волков , ловко подбросив деревянный клин в образовавшуюся от приподнятого электровоза щель, - еще чуть-чуть!
   Через секунду на бревне повис подоспевший Вася Куркин, и металлическая громада поднялась еще выше, позволив завести под электровоз гидравлический домкрат. Кто-то из рабочих быстро заработал рычагом, и тут Андрей с ужасом обнаружил, что под электровозом лежит человек в белой каске.
   - Женя!,- закричал Краснянский и бросился помогать Волкову, осторожно вытаскивавшему тело по мере подъема домкрата. Еще через мгновение бывшего без сознания Кирсанова уложили на носилки, сооруженные из двух шахтерских курток, и быстро понесли к бремсбергу.
   - Кирсанов приказал нам сидеть на лебедке, а сам взял электровоз и поехал под лаву, - рассказывал по дороге Волков, - через минут двадцать вышел на разъезд и увидел, как он возвращается. И тут я услышал грохот, и стукнулся обо что-то головой. Очнулся - пыль столбом, каска разбита, фонарь не светит. Кое-как добрался до лебедки, взял своих ребят и пошли по штреку. Метров через сто увидели перевернутый электровоз, который врезался в выброшенный на рельсы кабель. Горному придавило электровозом ноги и он страшно кричал. Попытались сдвинуть электровоз втроем, не вышло, и я сбегал за мужиками на лебедку. Впятером чуть-чуть приподняли, и подклинили электровоз, освободили ноги горного, но вытащить его не смогли. Он потерял сознание. Еле Вас дождались, - чего так долго?
   - Пешком поднимались, - ты же забрал мужиков с лебедки.
   - Во бля! Не додумался!
   - Некогда было об этом думать, ты все сделал правильно. А вот машинист лебедки обязан был сообщить подземному диспетчеру об уходе. Ему грозят большие неприятности.
   - Он хотел, сука...Я ему не дал. Точнее, дал в рыло и ему и его "шнурку",- горный так кричал, некогда было звонить ..., - потирая кулак, задумчиво произнес звеньевой. Что , Семеныч, я опять попал?
   - Прорвемся, Владимир Петрович, я попробую поговорить с машинистом, - обнадежил звеньевого Андрей и , обогнав машиниста и его помощника, согнувшихся под тяжестью носилок, первым ступил в помещение лебедки. Грязный и мокрый от пота связист сообщил об исправности связи, и указал на очищенный им от пыли телефонный аппарат.
   Через минуту Андрей докладывал подземному диспетчеру:
   - 23-я лава села! Воздушным ударом тяжело травмирован горный мастер Кирсанов. Перевернувшимся шахтным электровозом повреждены голени обеих ног. Травмированный без сознания. На нижнюю площадку бремсберга необходимо срочно доставить фельдшера из подземного здравпункта. Работоспособность лебедки будет восстановлена через пять-семь минут. Приступаю к расследованию несчастного случая и составлению акта по Фоме Н-1!
   - Машинист лебедки и его помощник приняли непосредственное участие в спасении травмированного горного мастера, - громко, чтобы слышали все, отвечал он на вопрос диспетчера, - и я буду официально ходатайствовать об их поощрении! Они не имели возможности позвонить Вам, так-как связь была неисправна, - глядя в глаза обалдевшему связисту, - продолжил Андрей, - подробную докладную я напишу по окончании смены!
   - Ты все понял?, - спросил Вася Куркин, надвигаясь на связиста.
   - Понял, не дурак.
   - А ты?, - переключился Вася на машиниста.
   Машинист лебедки, невысокий пожилой человек, потирая скулу и обращаясь к горному мастеру, негромко сказал, кивнув в сторону Волкова:
   - Пусть извинится!
   - Извини, друг, искренне отозвался Володя Волков, с меня бутылка!
   - Достанется мне от Кочерги..., проворчал машинист, он мне такую поощрению устроит...
   - Начальника участка я беру на себя, - пообещал горный мастер, - неприятностей у Вас не будет.
   - Ну и лады!, - подытожил Вася Куркин, - стороны пришли к полному согласию, что мы и запишем в протокол!
   Тем временем помощник машиниста снял крышку фидерного автомата, подпер поленом контактор, и включил пускатель. На пульте лебедки загорелась зеленая лампочка, а машинист поспешил занять свое место. Он подал два звуковых сигнала, свидетельствующих о готовности лебедки к работе, которые через несколько секунд отозвались эхом далеко внизу. Снизу ответили тремя сигналами - это означало, что люди внизу заняли свои места в "козе". А еще через несколько секунд взвыли электродвигатели лебедки и огромный барабан начал свое вращение, наматывая выползающий из пыльной тьмы бремсберга толстый канат.
   Вместе с рабочими шестого участка с "козой" прибыли заместитель главного инженера Фролов и заведующий подземным здравпунктом. Фельдшер осмотрел травмированного, и приказал перенести его в "козу", после чего вместе с рабочими ночной смены отправился вниз.
   Фролов выслушал доклад Краснянского и, обратившись к связисту, спросил:
   - Вы подтверждаете, что связь на лебедке не работала до Вашего прихода?
   - Да...,- неуверенно ответил тот, магнетизируемый свирепым взглядом Куркина.
   - Но час назад Вы уверяли обратное.
   - Такое бывает..., если замер сопротивления в цепи...
   - Бывает, так бывает, - неожиданно легко согласился заместитель главного инженера и, обратившись к горному мастеру, посоветовал:
   - Обязательно отрази в своей докладной неисправность связи на бремсберге из-за посадки лавы. В этом случае действия машиниста лебедки и его помощника не могут быть квалифицированы как нарушение инструкции.
   - Обязательно, - согласился Андрей, - я также напишу о том, что оказанная ими помощь , имела решающее значение при спасении Кирсанова.
   - Ну и ладно, - подвел итог Фролов, - покажешь мне докладную, перед тем как отдавать наверх.
   Заместитель главного инженера отошел к телефону и попросил связать его с директором. Оставшийся на лебедке Волков подошел к горному и восхищенно произнес:
   - Ну ты даешь, Семеныч! Как ты их всех развел! Тебе бы на зоне цены не было!
   - Опять ты Владимир Петрович за свое: "зона", на "зоне"; пора бы уже привыкнуть к нормальной жизни. И кончай с рукоприкладством, здесь, в нормальной жизни, люди договариваются между собой другим способом.
   - Ну...в общем...это, спасибо тебе, Семеныч...а то...сам знаешь, - бессвязно ответил Волков,- и махнув рукой на прощание отправился к вновь поднятой наверх "козе".
   - Какие будут указания?,- спросил Андрей Семенович у закончившего телефонный разговор Фролова.
   - Указаний не будет, - ответил Фролов, - ты на своем участке и действуй, как считаешь нужным.
   - Да, но Шульга приказал мне...
   - Ты его неправильно понял, - перебил Фролов, - он просто попросил меня помочь, не более того. Итак, собирай свой народ и рассказывай, что будем делать.
   - Спасибо,- тихо проговорил Андрей и, перекрикивая вой лебедки, крикнул Куркину:
   - Вася, собирай звено на разъезде, будем совещаться!
  
  
   Десять часов утра
  
  
   - Мы с тобой как шуты гороховые, - мрачно констатировал Шульга, разглядывая необычную спецовку бригадира, - и какому-такому умнику пришло в голову пошить такое дерьмо.
   - Спецовку шили специально для съемок в городском ателье, а шевроны и надписи придумал, говорят, сам Первый секретарь горкома. Мы сегодня как увидели, так и ахнули. Я уже часа два ряженым хожу на потеху всей шахте!,- отозвался Заикин.
   - А я себя не лучше чувствую в этом гестаповском мундире, - произнес начальник участка, и, посмотрев на часы, добавил, - уже десять, а директора все нет.
   Шульга и Заикин уже десять минут сидели в директорском кабинете, куда провела их секретарь. Она сообщила Шульге, что у Сиплого хорошее настроение, и он сейчас вместе с главным энергетиком и секретарем партбюро находится в диспетчерской.
   Начальник участка нервничал. Час назад из-за неполадок на бремсберге он потерял всякую связь со своими людьми, и терзался угрызениями совести.
   - Надо было послать его подальше и остаться в шахте! - неожиданно озвучил он свои мысли.
   - Кого?, - не понял бригадир.
   - Не обращай внимание, Коля, - это я о своем, "девичьем", - ответил Шульга, и встав из-за стола подошел к окну.
   Неожиданно дверь кабинета широко распахнулась, проем заполнила огромная фигура директора, облаченная в парадную форму.
   - Здорово, мужики!, - гаркнул Никодим Павлович и удивленно уставился на бригадира.
   - Так это и есть та самая форма?
   - Я же Вам говорил, Никодим Павлович, - высунулся из-за директорской спины главный энергетик,- смех да и только!
   - Тут не до смеха, - это хуже чем я мог предположить. Мы можем что-нибудь сделать?
   - Я Вас умоляю, Никодим Павлович, не надо ничего менять! Спецовка понравилась киношникам и утверждена самим Виктором Петровичем!, - взмолился секретарь партбюро Лыков.
   - Ну, раз Виктор Петрович утвердил..., - иронично заметил директор, - придется потерпеть. А там, глядишь, коллеги кино посмотрят, да начнут своим шахтерам вензеля на спецовках вышивать, да на заднице надписи подписывать, чтобы до наших рекордов дотянуться. Красота!
   Никодим Павлович занял место за столом, и обратился к Шульге:
   - Я только что разговаривал с Фроловым, он на верхней площадке бремсберга с твоей первой сменой. 23-я лава села. Серьезно травмирован Кирсанов - попал под опрокинувшуюся вагонетку, - ему отдавило ноги. Связь с бремсбергом восстановлена.
   - Я так и знал!, - откликнулся Шульга, - мне не надо было выезжать, я должен был сам...
   - Ты ничего бы не успел, посадка произошла раньше, чем ты смог бы подняться по бремсбергу. И закончим на этом! Самое страшное позади, с остальным Фролов разберется, - завершил разговор директор и, постучав ручкой по столу, обратился к присутствующим:
   - Начнем совещание. Гости прибудут примерно через полтора часа - у нас еще есть время, чтобы завершить все намеченное. Вначале послушаем товарища Лыкова, который расскажет нам об исторических решениях утреннего заседания в горкоме. Слушаем тебя, парторг...
  
  
  
   ...........................................
  
  
   Анастасия Павловна Быстрицкая грациозно спустилась с трапа самолета, облобызалась с первым секретарем обкома, приветливо улыбнулась Виктору Петровичу. Ее спутник, нагруженный ручной кладью толстый невысокий мужчина, поздоровался с встречающими и, не доверив свою ношу свите, направился к ожидавшим их автомобилям. Режиссер лично погрузил вещи в служебную "Волгу" Виктора Петровича, замкнул багажник и, положив в карман ключи от машины, направился в депутатский зал.
   Завтрака не получилось. Гостья, сославшись на строгую диету, выпила стакан чаю и, поблагодарив встречающих, отправилась к машинам.
   - Я обещаю завтра пообедать с Вами, - милостиво попрощалась она с первым секретарем обкома, и по-хозяйски расположилась на заднем сидении "Волги". Открывший ей дверь режиссер Минаев уселся рядом, и возвратил ключи водителю. Обескураженный Виктор Петрович сел на переднее сиденье, но был вежливо выдворен журналисткой, попросившей его пересесть в другую машину, так как им с режиссером необходимо обсудить одну очень важную тему.
   Понятливый Петр Сергеевич быстро выскочил из второй машины, и открыл шефу заднюю дверь.
  
  
   ..............................................
  
  
   Василий Иванович Кондратюк, механик шестого участка, с озабоченным видом вошел в нарядную, где собрались все ремонтные рабочие шестого участка.
   - Положение у нас такое, - начал он планерку, - хуже не придумаешь! Посадка лавы произошла на стыке четвертой и первой смен. В результате воздушного удара на 25 штреке повалило все кабели. Вышли из строя вентиляция, освещение и телефонная связь. Перевернулся шахтный электровоз и вагоны с лесом, тяжело травмирован Женя Кирсанов. О том, что произошло под лавой и в самой лаве можно только догадываться! В настоящее время Андрей Краснянский и заместитель главного инженера Фролов двигаются по 25-му и 23-му штрекам по направлению к лаве. Вместе с ними идут связисты и восстанавливают телефонную связь. Примерно через сорок минут можно ждать от них первых сообщений.
   Василий Иванович вытер платком лоб и вспотевшую лысину, и неуверенно продолжил:
   - Я только что из диспетчерской, наткнулся там на директора. Он поручил мне восстановить работоспособность лавы в течение суток. Я пытался объяснить ему, что не могу ничего обещать, пока не узнаю истинного масштаба повреждений. Он мне ответил, что если завтра в 10 часов лава не начнет работать по добыче, то на шестом участке будет другой механик, так что, Дима, готовься принимать у меня дела, - обратился он к своему помощнику Диме Лустенко.
   - Не боись, Иваныч, - живо отреагировал тот, - Мы тебя не подставим. Минхерц - он хоть и грозен, да не дурак. И в деле нашем ремонтном понимает не хуже некоторых! Да и западло ему будет такого опытного мужика как ты на меня, олуха необразованного менять, - и под одобрительный гул ремонтников закончил, - а я ,ежели что - сразу назад, в слесаря, поддамся, - нас в ГПТУ на начальников не учили!
   - Не в этом дело, - приободрился механик, - мы сами должны сделать все, чтобы восстановить работоспособность лавы в кратчайшие сроки. Поэтому нашей службе с этой минуты придется перейти на круглосуточный режим работы - а также временно отозвать всех слесарей из добычных звеньев.
   А сейчас сделаем следующее. Я забираю с собой всех электрослесарей, и спускаюсь в шахту. В первую очередь займемся станцией откачки шахтной воды на 25 -м штреке, затем энергообеспечением лавы и вентиляцией. Ты, Дима, остаешься в нарядной на телефоне. Отвечаешь за доставку в шахту требуемых запчастей и материалов. Организуй также круглосуточную работу мехцеха на поверхности. Поддерживай связь с главным механиком шахты. Можешь использовать в качестве рабочей силы рабочих добычных смен. Шульга передал нам их в полное подчинение. Через 12 часов сменишь меня в шахте. Все, до встречи.
  
   11 часов утра
  
   Анастасия Павловна вышла из машины, и вместе со всеми подошла к циклопическому сооружению, знаменовавшему собой въезд в город. Огромные, сваренные из толстого металла буквы, составлявшие название города, покоились на массивном бетонном фундаменте, изображавшем угольные терриконы. Нелепый свежевыкрашенный монстр был расположен на высоком холме и утопающие в зелени шахтерские поселки, расположенные вокруг огромных отвалов породы, были видны отсюда как на ладони.
   Первый секретарь горкома начал свой рассказ о городе и было видно, что он очень волнуется. "Хочет произвести хорошее впечатление",- подумала Быстрицкая, и ободряюще улыбнулась. Впрочем, его сообщение как и он сам, весь такой подтянутый и по-столичному холеный, ее не заинтересовали. Гораздо интереснее было наблюдать за четырьмя здоровенными мужиками , суетившимися вокруг светлой "Волги", остановившейся чуть поодаль. Эта "Волга" постоянно маячила впереди во время их движения. Анастасия Павловна, разгадав в ней негласную охрану, заключила на эту тему пари со своим усомнившимся спутником. Для хохмы тот сделал несколько снимков во время движения и сейчас. "Конспираторы хреновы", - усмехнулась журналистка, заметив, что водитель этой машины наблюдал за ними в бинокль из-под поднятого капота. Минаев также это увидел и шутливо поднял руки , признавая свой проигрыш.
   Гостиничный номер приятно удивил гостью. Проведя в нем не более пятнадцати минут, Анастасия Павловна вышла на площадь, где ее ожидали хозяева. На этот раз она приняла приглашение Виктора Петровича сесть с ним в одну машину, и с благосклонным вниманием слушала информацию о партийном руководстве угольной отраслью. Время от времени первый секретарь переключал внимание гостьи на местные достопримечательности, и даже удивил ее, обратив внимание на большой и разнообразный ассортимент продовольственных товаров, выставленных в витринах магазинов. Обсуждая приятную тему приоритетного снабжения шахтеров товарами первой необходимости, собеседники въехали на тенистую, обсаженную роскошными каштанами аллею.
   - "Салтыковская - бис", - торжественно объявил Виктор Петрович, указывая на аккуратное, обложенное плиткой двухэтажное здание шахтоуправления.
   У входа в здание возвышался огромный человек с некрасивым напряженным лицом в форменном темном костюме с надвинутой на лоб черной фуражкой. По обе стороны от него стояли двое мужчин среднего роста. Наибольшее внимание привлек первый из них, красивый полный брюнет в форме, очень похожий на Мюллера из "17-и мгновений весны". Второй, субтильный, невыразительный субъект с бегающими глазами, одетый в отличие от своих коллег в рабочую спецовку и красную каску, откровенно прятался за спину великана.
   "Настоящая зондеркоманда!", - восхищенно подумала Анастасия Павловна, разглядывая парадную шахтерскую форму встречающих.
   Никодим Павлович открыл дверь машины, и подал гостье руку. Журналистка ответила приветливой улыбкой. Она с удивлением заметила, что лицо директора мгновенно изменилось - перед ней стоял обаятельный великан с добрыми и ясными как у ребенка глазами. "Вот это экземпляр!", - удивилась она в очередной раз и вдруг физически, до дрожи в коленях, ощутила исходящую от него необыкновенную мужскую силу и уверенность. "Все здесь будет отлично!", - заверила себя Анастасия Павловна, и преодолев минутную слабость, шагнула навстречу приятному брюнету. . Шульга несмотря на полноту элегантно изогнулся и неожиданно для гостьи поцеловал протянутую для рукопожатия руку, чем окончательно растопил напряженность первой встречи.
   - Заикин! Бригадир горнорабочих очистного забоя!, - громко представился субтильный вынырнув из-за спины директора и крепко, до боли, сдавил ей руку.
   - Ну вот, Анастасия Павловна, и все наши герои, - произнес на прощание Виктор Петрович, покровительственно похлопав по плечу директора, - оставляю Вас вместе с ними и надеюсь, что здесь Вам окажут достойный прием.
   Журналистка еще раз отметила про себя удивительную способность директорского лица к метаморфозам, особенно в момент покровительственного прикосновения, представленную гаммой мгновенно изменяющихся выражений: от откровенной брезгливости до облегчения. Она вдруг почувствовала, что сама испытывает облегчение и резкое повышение настроения, и, не пытаясь это скрывать, последовала вслед за великаном и его спутниками в диспетчерскую.
   Большое помещение с красивым, на всю стену, электрифицированным табло, было заставлено киносъемочной аппаратурой. Минаев по хозяйски расхаживал в диспетчерской, организуя пространство для съемок.
   - Вы, любезнейший, сядьте сюда, слева от окна, - обратился он к диспетчеру поверхности, - А Вы, Анастасия Павловна, станьте слева от табло напротив директора. Вот так, хорошо, а теперь дайте свет!
   Никодим Павлович сморщился от ударившего прямо в глаза потока света, и просительно посмотрел на журналистку.
   - Потерпите, товарищи, - обратилась она к присутствующим,- нам предстоит отснять фрагмент рабочего совещания в диспетчерской. Голос записываться не будет, так-что можете говорить свободно. Очень прошу Вас не оглядываться на камеру и расслабиться. Съемка будет происходить всего несколько минут, а затем отснятый материал будет снабжен дикторским текстом, который напишу я. К Вам особая просьба, Никодим Павлович, - необходимо объяснить мне в самых доступных выражениях, рассчитывая на уровень домохозяйки, как добывают из-под земли уголь, и как устроена Ваша шахта. При этом прошу Вас учесть, что я с этой отраслью народного хозяйства сталкиваюсь впервые.
   - Попросим сделать это начальника участка, - произнес извинительно директор,- подталкивая вперед Шульгу, - а я , если что , добавлю, - давай, Александр Петрович, начинай.
   - Ну, если совсем просто, - начал свое сообщение Шульга приятным баритоном, - представьте себе, Анастасия Павловна, слоеный пирог, состоящий всего из двух слоев. При этом первый слой, толщиной всего 70 сантиметров, находится от поверхности пирога на глубине в 800 метров, а второй, такой-же толщины, еще на 120 метров ниже. А в этих слоях не капуста с мясом, а спрессованный миллионами лет высококачественный уголь - антрацит. Мы называем эти слои угольными пластами или "горизонтами", при этом они могут простираться под поверхностью земли на десятки, а то и сотни квадратных километров.
   - Вы хотите сказать, - откликнулась журналистка, - что нужно копать на километровую глубину, чтобы добраться до тоненького слоя угля?
   - Совершенно верно! Геологи находят под землей уголь, определяют глубину залегания и масштабы угольных горизонтов, после чего разработчики условно делят всю площадь предназначенного к добыче угля на условные паи. Каждый пай составляет несколько десятков квадратных километров, которые и определяют границы шахтного поля конкретных предприятий. Поле нашей шахты составляет 36 квадратных километров, а промышленные запасы угля на обоих горизонтах смогут быть добыты примерно за 80 лет. По соседству с нами добывают уголь еще три городские шахты, с одной из которых, "26-бис" у нас есть подземная сбойка на верхнем горизонте.
   Чтобы добраться до угля, шахтостроители построили две вертикальные горные выработки, так называемые, центрально-сдвоенные стволы, на глубину 920 метров. Один из этих стволов, клетьевой, впоследствии снабдили механизмом подъема, своеобразным лифтом, предназначенным для спуска и подъема людей. Во втором, скиповом, смонтировали аналогичный механизм для транспортировки добытого угля и других грузов. Потом приступили к проходке на глубине горизонтальных тоннелей - штреков. Вначале сооружаются главные, коренные штреки, которые начинаясь у стволов, пробиваются параллельно друг другу так, чтобы поделить площадь шахтного поля примерно поровну. Коренные штреки представляют собой просторные тоннели, своеобразные аорты, по которым в шахту попадают люди, направляются основные технологические, транспортные и энергетические потоки.
   Главный коренной штрек, начинающийся от людского подъема, имеет постоянное капитальное крепление , хорошо освещен и почти на всем своем протяжении имеет двухколейный железнодорожный путь, по которому шахтными электровозами перевозят материалы и оборудование. Здесь же смонтированы главные энергетические установки подземного жизнеобеспечения: электроэнергии, сжатого воздуха, вентиляции и откачки воды.
   Откаточный коренной штрек начинается от скипового подъема, где смонтирован так называемый "опрокид", - специальное устройство, позволяющее под землей опрокидывать в скип вагонетки с углем. Сам скип представляет собой большой ковш, который прикреплен к канату лебедки ствола, находящейся на поверхности. На откаточном коренном штреке , установлены специальные бункеры и конвейеры, где собирается и транспортируется к стволу в вагонетках весь уголь добываемый на шахте. Процессом отгрузки угля руководит подземный диспетчер, помещение которого находится рядом со стволом.
   Под прямым углом к коренным, проходятся по углю и породе параллельные штреки, предназначенные для добычи угля. Эти штреки начинаются от коренных и находятся на расстоянии 120 - 150 метров друг от друга. Длина их достигает границ шахтного поля, что в нашем случае составляет до 1,5 км. В дальнем конце между этими штреками пробивается по углю так называемая "печка", в которой впоследствии монтируются механизмы лавы. Выемка угля происходит от печки в сторону коренных штреков, при этом по одному из штреков, начинающемуся от главного коренного, доставляются под лаву люди и грузы, а по другому, начинающемуся от главного откаточного, транспортируется по ленточным конвейерам добытый уголь.
   - Теперь я поняла, откуда берется выражение "плясать от печки", - пошутила Анастасия Павловна, - И , вообще, спасибо Вам, Александр Петрович, за столь содержательное и популярное сообщение. Теперь, если можно, расскажите подробнее о добыче угля и лаве, в которой мы планируем побывать.
   - Начнем. опять-же, от печки, - принял шутливый тон Шульга, - проходка печки является самой трудной и опасной работой на шахте. Печка проходится буровзрывным способом, причем бурение и уборка угля осуществляются вручную. Эту работу выполняют специальные бригады "печкорезов", от опыта и квалификации которых во многом зависит успех монтажа будущей лавы. На схеме Вы видите семь действующих и двенадцать выработанных лав нижнего горизонта. Южнее проходятся штреки для трех новых лав. Нижний горизонт отрабатывается с начала шестидесятых годов пятью добычными участками, при этом на сегодняшний день они отработали менее одной третьей площади. Запасы угля здесь еще лет на тридцать.
   - Основная перспектива шахты связана с началом разработки верхнего горизонта, где и находится наш, шестой, участок. Для сообщения между горизонтами от коренных штреков пробиты две наклонные горные выработки, соединяющие нижний и верхний угольные пласты. Эти выработки называются "бремсбергом" и служат, соответственно, для транспортировки людей и угля. Мы с Вами пройдем по коренному штреку до нижней площадки бремсберга, затем в специальном вагончике поднимемся на верхнюю площадку, и попадем на разъезд 25-го штрека, откуда, собственно и начинается хозяйство нашего участка. Повторяя схему нижнего горизонта, наверху уже пройдены четыре штрека, в которых смонтированы две лавы: 23-я и 21-я. Одна лава, 25-я, нашим участком уже отработана. Мы побываем сегодня в новой, 21-й лаве, монтаж которой завершился всего месяц назад. Лава оснащена западногерманским струговым комплексом, позволяющим добывать до 800 тонн угля в сутки.
   - Западногерманским?, - переспросила журналистка, - В Москве мне говорили об отечественном высокопроизводительном оборудовании!
   - И тем не менее мы работаем на немецкой технике и очень ею довольны, - вмешался директор, - эти комплексы мы взяли со склада объединения, где они пролежали без дела 5 лет. Пришлось, правда, изрядно попотеть, чтобы создать условия для их эксплуатации, но это уже в прошлом. Сегодня одна 23-я лава дает угля больше, чем три участка нижнего горизонта. А с выходом на проектную мощность 21-й, шестой участок будет давать половину всей добычи шахты.
   - Хорошо,- согласилась гостья,- а теперь расскажите немного о самой лаве.
   - Лава представляет собой лаз, если хотите коридор, шириной чуть больше двух метров. Высота этого коридора равна мощности угольного пласта и составляет от 55 до 70 см. Длина 21-й лавы - 120 метров. Все это пространство заполнено различными механизмами и максимальная ширина пространства, в котором могут находиться люди, не превышает 80 см. Шахтеры, которые в лаве добывают уголь, называются у нас ГРОЗ ами - горнорабочими очистного забоя. На тонких пластах ГРОЗы работают лежа, и передвигаются по лаве ползком. За каждым рабочим здесь закреплен пай в 20 метров длиной, на котором расположены 15 секций гидравлической шагающей крепи, и соответствующий участок горизонтального скребкового конвейера, проложенного через всю лаву. Вдоль конвейера по специальным направляющим , обращенным к забою, бегает на цепи от штрека к штреку огромная болванка, утыканная резцами. Эта болванка называеться стругом, она не только скалывает уголь, но и грузит его на конвейер. Задача каждого ГРОЗа - управлять на своем паю горизонтальными домкратами, которые прижимают конвейер и струг к забою, а также передвигать секции гидравлической крепи вслед за продвижением лавы.
   Добытый уголь, с конвейера лавы попадает на скребковый и ленточные конвейеры откаточного штрека, транспортируется до люков бремсберга, откуда грузится в вагонетки и по нижнему горизонту направляется к опрокиду скипового подъема...
  
   11 часов 30 минут
  
   Андрей Краснянский подошел к лаве первым. Связист и тащивший за ним катушку Серега Васильев отстали, им приходилось останавливаться чтобы закреплять провод. С их помощью горный мастер уже дважды связывался с нарядной, и надиктовывал Диме Лустенко перечень разрушений и требуемых материалов. Теперь предстояло самое главное - обследовать сопряжение лавы со штреком и саму лаву.
   На сопряжении все выглядело неплохо. Выложенные здесь специальные клети из круглого леса приняли на себя основную тяжесть посадки, и не позволили разрушить эту важнейшую часть 25-го штрека, насыщенную вспомогательным и энергетическим оборудованием. Андрей внимательно осмотрел гидравлическую приводную станцию, смонтированную на трех подвижных платформах , и не обнаружил здесь признаков разрушений. Он зафиксировал только опасное зависание огромного куска породы над высокой стороной электрического трансформатора, установленного в нише, и перешел к осмотру оборудования добычного комплекса.
   Приводные механизмы струга и конвейера лавы были в полном порядке. Струг находился здесь же, в специальной нише, рядом с концевым выключателем. Гидравлическая крепь, насколько позволял видеть слабеющий свет, выдержала посадку, и надежно перекрывала проход в лаву. Андрей устроился в кресле машиниста и, смахнув пыль с пульта управления комплексом, с удивлением обнаружил, что все лампочки, приборы и индикаторы панели управления исправны и работают.
   Через несколько минут, потный и изрядно измотанный связист закрепил телефонный аппарат на пульте, и вопросительно посмотрел на горного мастера.
   - Все, Вы свободны, спасибо за помощь, - отпустил его Андрей и связался с нарядной.
   - Отличные новости!,- заключил Дима, выслушав Андрея, - обрадую механика и Мюллера, а то они мне всю плешь проели. Кстати, на 23-м дела не ахти. Там обвал прямо перед лавой и Фролов вызвал подмогу, чтобы пробраться к сопряжению. Итак, что делаем дальше?
   - Полезу осматривать лаву . Учитывая, что громкоговорящая связь в лаве исправна, буду с каждого пая звонить на пульт машиниста. На пульте оставлю машиниста струга Васильева, он будет все записывать, и передавать тебе. Когда вылезу на 23-й штрек, позвоню оттуда.
   - Ты вот что, Андрей, повнимательней там. Не забывай записывать номера секций при обнаружении дефектов. И будь осторожнее!
   - Буду, бывай!, - ответил Андрей , и уступив кресло Васильеву, протиснулся в лаву.
   - Серега!, - донесся его голос через несколько минут из динамика.- Я на 16-й секции.. 1-й пай в полном порядке, скажи ребятам, чтобы взяли короткий шланг для 4-го горизонтального домкрата! Впереди вижу завал и задавленные секции, когда проберусь, позвоню со 2-го пая.
   Проблемы начались с 22-й секции, которая в результате посадки кровли оказалась задавленной и немного вывернутой набок. Шланги гидравлических стоек лопнули, не выдержав давления, и большая лужа жидкости разлилась на пути. К тому же перекосившийся наголовник секции значительно сузил пространство для дальнейшего продвижения. Андрей тяжело вздохнул, расстегнул пояс, снял аккумулятор светильника, самоспасатель и куртку, поджал живот и, погрузившись в маслянистую жидкость, стал протискиваться в узкий лаз...
  
   12 часов
  
   В просторном директорском кабинете Анастасия Павловна пила чай вприкуску и с удовольствием слушала шахтерские байки, которые рассказывал ей Шульга. Никодим Павлович тихо переговаривался по телефону с диспетчером, и что-то записывал в толстый журнал. Ждали главного энергетика шахты и режиссера Минаева, чтобы согласовать дальнейшие планы.
   - Это полное безобразие!, - неожиданно тонким голосом раздраженно прокричал Минаев, появившись в дверях, - Вынужден информировать Вас , Анастасия Павловна, что съемки на клетьевом подъеме полностью сорваны!
   - В чем дело!, - грозно спросил директор, надвигаясь на главного энергетика шахты.
   - Так они нас не предупредили, чтоб чистые были...Мы их сейчас помоем и назад в ствол.., - пролепетал перепуганный толстяк с красным лицом.
   Из дальнейших сбивчивых объяснений, прерываемых гневными репликами режиссера, стало ясно, что звено печкорезов, которых задержали в шахте, чтобы запечатлеть на пленку их выезд на поверхность, оказалось на редкость оборванным и грязным.
   - Работа у них такая, - прокомментировал ситуацию директор, - попробуйте лежа перекинуть лопатой 7 тонн угля при полном отсутствии вентиляции, и будете выглядеть также. И вообще, из шахты чистыми не выезжают, - раздраженно обратился он к Минаеву, - если Вы хотите снять действительно документальный фильм, придется с этим смириться.
   - Не в этом дело, - примирительно произнесла Анастасия Павловна, - есть определенные особенности при съемке на черно-белую пленку, и я попросила бы Вас повторить этот эпизод.
   - Дак уже все готово!,- воскликнул энергетик, - люди помылись, переоделись в новые спецовки и стоят в клети; мы их сейчас немного опустим, а потом наверх - и можно снимать!
   - А время, испорченная пленка?, - вяло возразил скисший от директорского напора режиссер, - впрочем, как скажете, Анастасия Павловна, можем и повторить. Он вжал голову в плечи, и с обиженным видом покинул кабинет.
   - А теперь, Никодим Павлович,- обратилась журналистка к директору, - отпустим товарищей, я попрошу Вас отключить все телефоны, посвятив мне 40 минут Вашего времени для подробной беседы. А Вас, Александр Петрович, я жду здесь ровно через сорок минут.
   Она достала блокнот, красивую наливную ручку с золотым пером, и оставшись наедине с директором, вновь почувствовала какой-то необыкновенный комфорт и тепло исходившее от этого громадного человека, лицо которого выражало сейчас напряженное ожидание.
   - Расслабьтесь, Никодим Павлович, - мягко произнесла Анастасия Павловна, - я не кусаюсь. Я хочу только взять у Вас интервью, попросить рассказать о себе как можно подробнее. Это нужно для того, чтобы использовать этот материал или отдельные его фрагменты в различных центральных и отраслевых изданиях. Я буду стенографировать нашу беседу. Даю вам слово, что в публикациях Ваши ответы будут отражены точно.
   - Да нечего тут рассказывать, - неуверенно произнес директор, - сколько себя помню, все время добывал уголь. Вы же мое личное дело наверняка читали. Не знаю даже, что и говорить.
   - Давайте начнем сначала: родился, учился, женился, и так далее, как можно более подробно.
   - Сначала, так сначала, - начал Никодим Павлович, - родился я в шахтерском поселке Горняцкий на Украине в 1928 году. Отец был главным механиком шахты, и жили мы в доме, примыкавшем к шахтоуправлению. Родители и сестры погибли в войну, а я после оккупации, уехал в Макеевку и работал на восстановлении шахт. В 1944 году ушел на подземную работу, попал в бригаду знаменитого тогда на весь Союз стахановца Владимира Игнатова...
   - Извините, - прервала его журналистка, - можно о войне поподробнее. Понимаю, что Вам больно об этом вспоминать, но отчего погибли Ваши родители, как Вы пережили оккупацию?
   - Когда бомбили шахту, в наш дом попала бомба, - медленно проговорил директор, и лицо его вдруг приобрело какое-то жесткое и вместе с тем загадочное выражение, - Я в этот момент был во дворе и потому остался жив. За полгода оккупации немцев почти не видел, они в нашем поселке появлялись редко. Да и вообще, мне было тогда 15 лет, и я уже почти ничего не помню...Так на чем я остановился? Да на бригаде Игнатова, - с видимым облегчением продолжил Никодим Павлович, - это было самое трудное и интересное время в моей жизни.
   "Не хочет вспоминать, видно серъезно ему досталось", подумала про себя журналистка и, чтобы сгладить возникшее напряжение, спросила:
   Игнатов, Владимир Сергеевич? Который сейчас возглавляет отраслевой отдел в ЦК партии? Я его прекрасно знаю, милейший человек!
   - Да, он сейчас в ЦК, а тогда, в 44-м, в свои 22 года - уже успел закончить горный техникум, получить два ранения на войне и после демобилизации приехать в Донбасс добывать уголь...
  
   40 лет назад
  
   Краснозвездный штурмовик, неожиданно вынырнувший из облаков, с ревом пронесся над поселком и, слегка нырнув над шахтным двором, унесся прочь. Наступившую было тишину разорвал страшный грохот, поднявший тучи огня и пыли , закрывшие горизонт. Еше через несколько минут перепуганные старики, оставшиеся в поселке после эвакуации, тревожно смотрели вслед фельдшеру Фридману, который со своим нехитрым медицинским чемоданчиком уходил в пекло.
   Фридрих Львович Фридман появился в поселке около года назад. Он был направлен на шахту в качестве заведующего здравпунктом после освобождения из лагеря, где отсидел десять лет. Этот невысокий, плотный мужчина с мрачным морщинистым лицом своим трудолюбием, отзывчивостью и безотказностью быстро завоевал доверие односельчан. Обосновавшись в большом фельдшерском доме, Фельдман вскоре привез сюда двух своих дочерей, живших после смерти матери у тетки в Куйбышеве. Несмотря на многолетнюю разлуку, дочери быстро привыкли к отцу, и жили с ним очень дружно. Старшая, Лидия, красивая и строгая 18-и летняя девушка, успевшая к тому времени закончить медицинское училище, помогала отцу на шахте и в поселке. 14-и летняя Сонька, худенькая и нескладная девочка с огромными черными глазами, выполняла всю домашнюю работу и воспитывала приемыша, 7-летнего Сашку Шульгина, мать которого недавно умерла от сахарного диабета. В эвакуации Фридману, как бывшему заключенному, отказали, а дочери больше не захотели расставаться с отцом.
   В поселке, отрезанном от районного центра несколькими километрами осенней непролазной грязи, установилось безвластие. Последними ушли накануне красноармейцы-саперы, так и не сумевшие взорвать шахту - грузовик с взрывчаткой завяз где-то в грязи. И эту работу пришлось выполнить авиации.
   Преодолевая завалы и пожарища, задыхаясь в дыму, фельдшер медленно продвигался к дому бывшего главного механика шахты, безногого инвалида Павла Васильевича Сиплого, который категорически отказался от эвакуации и продолжал жить с семьей практически на шахтном дворе
   Обогнув руины обогатительной фабрики, Фридман обнаружил на месте дома огромную, пылавшую как костер, воронку. Внимательно осмотрев окрестности, он извлек из под обломков обгорелых досок полузадохнувшегося и контуженного старшего сына Сиплого - Кешку, выбежавшего "до ветру" перед самой бомбежкой. Фридрих Львович поднял парня на руки и, тяжело ступая, направился в поселок.
  
   ................................
  
   Соня Фридман накормила Сашку и, наградив его подзатыльником за очередную шалость, вернулась к постели больного. Кешка уже второй день был без сознания и девочка, ухаживавшая за ним, испытывала все большее волнение. На кровати беспомощно лежал длинный, некрасивый, худой как скелет парень, абсолютно непохожий на хорошо знакомого ей "Кешку-бригадира", жизнерадостного хулигана и выдумщика.
   Соне никогда не нравился этот хамовитый и приблатненный деревенский оболтус, возглавлявший "ватагу" поселковых ребят во время их походов в школу. Учитывая, что школа находилась в районном центре, примерно в четырех километрах от поселка, каждый поход туда и обратно превращался в целое событие с множеством приключений. По традиции, старший и самый сильный мальчишка, именовавшийся бригадиром, не только возглавлял ватагу в дороге, но и защищал интересы поселковых детей в самой школе. Ватага собиралась рано утором на майдане, - небольшой площадке перед поселковым советом, и возвращалась назад лишь к вечеру, и тоже в полном составе.
   Кешка относился к обязанностям бригадира со всей серъезностью. Он много и с удовольствием дрался в школе, отстаивая интересы односельчан, заботился о них в дороге; посещал родительские собрания в младших классах, стараясь не посвящать родителей в некоторые нюансы школьной жизни.
   На этом его достоинства заканчивались, и начинались недостатки, которые, по мнению Сони, намного перевешивали достоинства. Дурные манеры, хамство и непредсказуемость Кешки были практически невыносимы, и девочка едва терпела его общество в ватаге. Бригадир, в свою очередь, платил ей полным пренебрежением, и старался просто не замечать. Спасала только дружба с младшей сестрой Кешки Ксенией, Сониной одноклассницей, которая могла вразумить своего распоясавшегося брата одним взглядом.
   Но сейчас, глядя на больного, Соня чувствовала, что неприязнь отступила, а вместе с горячим сочувствием и жалостью, память услужливо подбрасывает ей редкие, но очень важные сейчас позитивные события, которые полностью нивелировали все Кешкины недостатки.
   Первое из них произошло через неделю после появления Сони в новой школе. Одноклассник обозвал ее "жидовкой" и Ксения рассказала об этом брату. На следующий день бригадир деловито зашел в Сонин класс и, не говоря ни слова, публично избил обидчика. На глазах у оробевших одноклассников, тот утирая кровь, и стоя на коленях, униженно попросил у нее прощения.
   - У нас национальностей нет! Мы Горняцкие! - спокойно оглядев присутствующих, объявил Кешка, и вытерев окровавленный кулак о парту, добавил, - Если будут еще вопросы, обращайтесь сразу ко мне.
   Вид этой расправы, холодная жестокость и кровь глубоко потрясли тогда Соню. А полное Кешкино равнодушие и нежелание как-то объясниться с ней по этому поводу только усилили неприязнь.
   Вторая история представляла собой мелкое, никем кроме Сони не замеченное, событие. Однажды ватага по дороге в школу наткнулась на глубокую, полностью перегородившую дорогу, лужу. Поселковые ребята и девчонки, подкатив штаны и подоткнув юбки, сняли обувь , по колено в грязи легко преодолели препятствие, и дальше пошли босиком. Соня остановилась в нерешительности, и поняла, что не сможет с такой легкостью оголить ноги, снять белые нарядные гольфы и оставшиеся от матери красные сапожки на изящном каблучке. Она беспомощно оглянулась, отыскивая другой путь, и вдруг заметила, что Кешка-бригадир, хлопая по луже своими худыми ногами, возвращается к ней. Соня приготовилась к перепалке, но бригадир ничего не сказал. Он деловито, словно пушинку, подхватил ее на руки, и осторожно перенес через лужу. Соня до сих пор не разобралась в чувствах, нахлынувших на нее тогда: испуг, удивление, восхищение?
   И сейчас она поняла, что все на свете готова отдать за то, чтобы этот худой и беспомощный юноша вдруг пришел в себя и вновь взял ее на руки, чтобы перенести через лужу...
  
   ...................................
  
   Дикий детский визг, неожиданно раздавшийся во дворе, всполошил фельдшерский дом. Фридрих Львович выскочил на улицу, и с лопатой наперевес бросился к высокому мужчине в грязной телогрейке, в которого мертвой хваткой вцепился орущий Сашка. Мужчина погладил Сашку по голове, и, успокаивая его, представился:
   - Шульгин я , Петр Васильевич, Сашкин отец. А Вы Фридрих Львович?
   - Да, это я. К сожалению я не смог спасти Вашу жену...
   - Я все знаю и очень Вам благодарен ... и за жену и за Сашку... А где она похоронена?
   - Могу отвести Вас прямо сейчас.
   - Сейчас не получится. Я, собственно, прибыл сюда с новой властью, с германской..., они освободили меня из тюрьмы, и хотят назначить здесь старостой. Через 15 минут на майдане собирают всех жителей поселка для встречи с помощником районного коменданта, обер-лейтенантом Клаусом Хенке.
   Клаус Хенке, рыжий толстяк с интеллигентным лицом, сидел за столом на обширной веранде здания поссовета. Рядом с ним стоял переводчик, в котором поселковые узнали Николая Ивановича, учителя немецкого языка из районной школы. Несколько немецких солдат возились с грязным грузовиком, пытаясь отмыть его колодезной водой. Около сотни поселковых стариков и старух, сгрудившись на майдане, молча, разглядывали оккупантов.
   Неожиданно, не вставая из-за стола, немец заговорил. Переводчик громко, чтобы слышали все, перевел:
   - Господин обер-лейтенант поздравляет Вас, жителей поселка, с освобождением от коммунистического режима. Доблестные германские солдаты пришли сюда, чтобы выполнить историческую миссию возрождения свободной Украины. Советская власть в Украине низложена, и управление будет осуществляться временной администрацией из числа местных граждан. Оккупационные власти считают своим долгом всемерно содействовать скорейшему восстановлению шахт. Мы готовы поддержать усилия свободных украинских граждан направленные на развитие предпринимательства!
   Клаус Хенке сделал паузу, и скептически осмотрев толпу, продолжил:
   - Приказом районного военного коменданта на должность старосты поселка назначен господин Петр Шульгин, ваш односельчанин, освобожденный нами из коммунистической тюрьмы. Возражения есть?
   - Нету..., - нестройно отозвалась толпа.
   - Господин староста является единоличным руководителем поселка - его указания подлежат немедленному исполнению. Отказ от выполнения его указаний будет караться по законам военного времени! Господину старосте надлежит в недельный срок составить списки всех жителей поселка, включая детей, и представить мне эти списки вместе с подлинными паспортами. В дальнейшем всем будут выданы новые документы.
   - Дак нету у нас паспортов-то, - мы их отродясь не видывали, - робко произнес высокий худой старик. - И вообще, все документы у начальства были!
   - Документы есть, - вмешался староста, - я нашел их в сейфе поссовета. Списки будут переданы во-время.
   - А теперь пусть выйдут вперед коммунисты и евреи!, - громко произнес переводчик.
   - Шульгин сжал плечо встрепенувшегося Фридмана, и, отодвинув его в сторону, вышел и толпы.
   - Нету у нас таких. Коммунисты все сбежали, а жидов в нашем хохляцком поселке отродясь не видали! - весело гаркнул староста, вызвав смех в толпе.
   - Немец привстал и выслушав переводчика облегченно улыбнулся . Он собрал бумаги на столе, подозвал к себе старосту, о чем-то поговорил с ним через переводчика и, посмотрев на часы, спустился с крыльца. Солдаты вытянулись перед офицером, а затем быстро погрузились в кузов чисто вымытого грузовика.
  
   ...................................................
  
   С кладбища мужчины возвращались втроем. Фридман, поддерживая заплаканного и все еще слабого Кешку, внимательно слушал Шульгу.
   - Перед самой войной у Анки открылся сахарный диабет. Понадобились лекарства, много лекарств - а где их достать? В районной аптеке - шаром покати, а на черном рынке, пожалуйста! Только моей шахтерской зарплаты на все не хватало, и подался я к копателям. Днем - передовик производства, навалоотбойщик в шахте,- а ночью угольный вор. Уголь мы воровали с терриконов, а чтобы не засекли, рыли в них ходы, и выбирали изнутри. За ночь добывали по три тонны на нос, укладывали уголь в мешки, а под утро приезжали на подводах скупщики, забирали мешки. Расплачивались на месте. Я брал плату лекарствами и сахаром.
   А осенью устроили облаву, и всех повязали. Пока суд да дело, держали нас в районной тюрьме, на выселках. Там через воровскую почту я узнал, что мою жену пытался спасти новый фельдшер, и даже забрал к себе домой, выхаживал до самой смерти, а потом похоронил.
   - Я действительно не смог ей помочь, - печально проговорил Фридрих Львович, - она угасала на глазах. Моя дочь Лида была с ней до последнего мгновения . Лекарства, которые я доставал через шахтный здравпункт, немного облегчали ей страдания, но не помогали...Перед смертью мы дали ей слово что не отдадим Сашку в детдом, дождемся Вас...А теперь девочки переживают, не хотят с ним расставаться...
   - Две недели назад немцы прихватили нашу тюрьму "тепленькой", - продолжил свой рассказ староста, - вместе с администрацией и "вертухаями". Я добровольно пошел служить к ним, чтобы найти Сашку и попытаться начать новую жизнь.
   - Кстати о новой жизни, - сменил тему Фридман, - Вы всеръез думаете, что с немцами это возможно?
   - Не знаю, - честно ответил Шульгин, - силища у них огромная, пришли они надолго, если не навсегда. Да и про свободную Украину мягко "стелят", про свободу предпринимательства, про самоуправление. Только вот...
   - Что?
   - С Вашим братом, жидом, то есть извините, евреями, неправильно они поступают. Два дня назад арестовали в райцентре всех евреев, включая стариков и младенцев, больше тысячи человек, и отправили неизвестно куда. Самое страшное, что их дома и квартиры тут же отдали под расквартирование офицеров и полицейских. Я спросил у Клауса, куда их? Он сказал, что евреям нет места в будущей свободной Украине, и они будут расселены компактно в специальных местах, называемых гетто. Приказ об аресте евреев получили все старосты.
   - Выходит, Вы не выполнили приказ?
   - А у нас в поселке евреев нет.
   - А я, по-Вашему, кто?
   - Сиплый Павел Васильевич, пенсионер, 1902 года рождения, который с сыном Никодимом , дочерьми Верой и Ксенией проживает в поселке с 1924 года. Ваши документы уже приложены к списку, который я собираюсь отвезти в районную комендатуру, - Шульгин резко повернулся, взял Кешку за плечи и, пристально глядя ему в глаза, продолжил, - Так надо, сынок, понимаешь? От этого теперь зависят наши жизни!
   - Понимаю, - всхлипнул Кешка,- Я не продам, падлой буду, да я за Соньку...и Львовича любого разорву!
   - Вы серъезно рискуете, - мрачно произнес фельдшер, - кто-нибудь может донести. Я и мои дочери готовы разделить судьбу других евреев, поэтому пока не поздно...
   - Уже поздно, Павел Васильевич, выбор сделан. Да, кстати, возьмите документы семьи погибшего при бомбежке Фридмана, и хорошенько спрячьте. А лучше сожгите.,- сказал староста, передавая завернутый в газету пакет и протягивая руку для прощания.
   - Спасибо, - тихо проговорил Фридрих Львович, - я сейчас-же поговорю с девочками.
   - И последний вопрос, на который я, как староста, хотел бы получить ответ,- спросил напоследок Шульгин, - за что фельдшер Фридман отсидел 10 лет?
   - За шпионаж.
  
   .................................................
  
   Прошло три месяца. Шульгин образцово выполнял обязанности старосты, и завел в районной комендатуре приличные связи. При полной поддержке Клауса Хенке, он возобновил промысел угля с террикона, мобилизовав на работу поселковых стариков. Теперь уложенный в мешки уголь забирали немцы. Они восстановили железнодорожную ветку, ведущую на шахту, поставили у промысла вагоны, и раз в неделю присылали за ними паровоз. Взамен, староста привозил в поселок продукты и медикаменты. Новые хозяева сквозь пальцы смотрели то, что часть угля завозилась в поселок или продавалась на сторону.
   Половину помещения сельсовета занимал теперь сельский здравпункт, где фельдшер Павел Иванович Сиплый и его старшая дочь оказывали помощь больным и старикам. Немцы в поселке не появлялись, и именно это Шульгин считал главным своим достижением.
   Трудолюбивый и выносливый Кешка стал первым помощником старосты, и почти весь день проводил на прииске. Он добывал уголь, организовывал погрузку в вагоны, торговался с немцами и "левыми" покупателями, вел всю документацию. Он же развозил уголь по дворам, распределял привезенные продукты. Вечерами возился со старым шахтным грузовиком, пытаясь поставить его на ход. Соня, управившись с домашним хозяйством, по вечерам кормила Кешку, а затем помогала ему с грузовиком. Она подавала ему ключи, протирала и мыла детали, и просто сидела рядом. Сашка продолжал жить в большом фельдшерском доме, поскольку его отец почти все время отсутствовал, и часто ночевал в райцентре.
   Однажды староста, вернувшись из райцентра , встревожено сообщил фельдшеру о том, что какая-то крупная берлинская шишка планирует завтра прибыть в поселок осматривать разрушенную шахту. Для охраны отряжена целая рота эсэсовцев, и Клаус рекомендовал поселковым не высовывать носа из дому.
   И вот что, Львович, - мрачно добавил Шульга, - пусть твои девочки тоже посидят дома, - у этих черных гадов глаз на евреев наметан.
   Утром высыпавшие из грузовиков солдаты в черной форме плотным кольцом окружили поселок и развалины шахтного двора. Мотоциклисты въехали на майдан и взяли улицы под прицел пулеметов. Вслед за ними к сельсовету подъехала большая легковая автомашина, из которой легко выпрыгнул красивый молодой офицер в черной военной форме без знаков различия. Он через переводчика поприветствовал старосту, и попросил сопроводить их по шахте. Пока саперы с миноискателями обследовали развалины, староста знакомил высоких гостей с картой подземного шахтного поля.
   Шахтный двор осматривали вчетвером: офицер, адъютант, переводчик и староста. Шульга около двух часов давал исчерпывающие пояснения, которые немцу очень понравились. Староста обратил внимание гостя на возможности восстановления шахты, которые тот признал квалифицированными и резонными. Дотошный немец, не опасаясь испачкать красивую форму, все осмотрел сам, заглянул в каждую щель, и выглядел очень довольным. На прощание он удостоил старосту рукопожатием, а затем отойдя на несколько шагов в сторону ожидавшей его охраны, неожиданно остановился, и ковырнул носком сапога какую-то железку в развалинах копра.
   Раздался взрыв. Окровавленное тело офицера отбросило на несколько метров. Охрана немедленно пришла в движение: тяжелораненого быстро вынесли на майдан, а еще через минуту перенесли в здравпункт. Галдящая толпа эсэсовцев ворвалась в поссовет вслед за старостой, а испуганный переводчик, улавливая отдельные слова, лепетал: - Немедленно дайте связь..., окажите помощь, ...за неповиновение расстрел на месте!
   - Alles aussteigen!- раздался вдруг громкий приказ и невысокий плотный человек с суровым решительным лицом властным жестом указал в сторону входной двери. Удивленные эсэсовцы дисциплинированно вышли на веранду и вопросительно уставились на старосту.
   - Наш фельдшер, герр Сиплый, доктор, то есть, - представил фельдшера Шульга, удивленный не меньше немцев.
   - Arzt! Doctor !? Sehr gut! Rasche Hilfe tut not!? - загалдели немцы.
   - Нужно много горячей воды, бинты и спирт!, - произнес Фридман, обращаясь к Шульге, - и еще срочно приведи сюда мою помощницу...Веру, бегом!
   С этими словами фельдшер захлопнул дверь здравпункта, и склонился над больным. Ноги офицера представляли сплошное кровавое месиво из лоскутов сапожной резины, черной форменной ткани и обгоревшей кожи. Первое же прикосновение вызвало у раненного громкий стон. Фридман приподнял его голову, и почти насильно влил в рот стакан самогона. "А теперь за работу!",- подбодрил себя фельдшер, и потянулся к остро заточенному самодельному скальпелю.
   Через сорок минут в поселок прибыла медицинская машина и начальник районного госпиталя в чине армейского майора. В здравпункте его встретили пожилой мужчина и высокая девушка, с ног до головы испачканные кровью. На столе в бессознательном состоянии лежал больной с перевязанными ногами. Поселковый фельдшер быстро заговорил по немецки, указывая пальцем на забинтованные стопы и голени , а затем протянул майору листок с написанным по латыни текстом. Немец задал несколько вопросов, и, выслушав ответы, приказал грузить раненого в машину.
   Фельдшер вышел на крыльцо и тяжело опустился рядом с Шульгой, который сидел на ступеньке вместе с переводчиком.
   - Если немец помрет - нам всем конец!, - пробормотал переводчик, наблюдая за погрузкой.
   - Не помрет, - ответил Фридман, и попросил закурить.
  
  
   Наступила зима. Петр Шульга на запряженной в сани лошади ежедневно уезжал в районный центр. Кешка управлял всеми делами на прииске и в поселке. Теперь он передвигался на собственноручно восстановленном грузовике, и очень этим гордился. Немцы в поселке не появлялись.
   Однажды староста, возвратившись в поселок, срочно собрал в поссовете свой актив - Фридмана и Кешку.
   - Вот что, мужики, - начал он, подбирая слова, - переводчик комендатуры, Николай Иванович, ну тот, что учительствовал в школе, оказался связным подпольщиков. От их имени он предложил мне, ...нам, искупить свою вину перед Родиной. Он хочет, чтобы мы, то есть Вы, Львович, развернули в поселке госпиталь для подпольщиков и связанных с ними местных партизан. Он обещает нам полную амнистию, и говорит, что скоро Советы погонят немцев...
   - А ты что?, - нетерпеливо спросил Фридман у внезапно задумавшегося Петра.
   - Я согласился...И от Твоего имени тоже...И прежде всего потому, что он пригрозил сдать немцам тебя... и меня, всех нас, Львович.
   - Откуда он узнал, донесли?
   - Он узнал Лиду, тогда, когда Вы спасали немца. Весной она приходила в школу на родительское собрание в Сонькином классе.
   - Узнаю большевиков, - проговорил Фридман, - шантаж и угрозы всегда были их главными аргументами... Ну да ладно, дело всей моей жизни - лечить людей, вне зависимости от цвета их политических убеждений. Будем организовывать подпольный госпиталь!
   - Правильно!, - возбужденно поддержал Кешка, - залечим партизан, а потом соберем силу, и как дадим немцам, до самого своего Берлину драпать будут!
   - Пацан!, - почти хором прокомментировали это заявление взрослые.
  
   ...............................
  
   Весной подпольный госпиталь посетил командир партизанского отряда, бывший районный военком, подполковник Прокопенко. Он осмотрел хаты, где лечились раненные, поговорил с ними, и чрезвычайно довольный увиденным , пообещал сообщить обо всем на Большую землю.
   - За два месяца вы вернули в строй 19 бойцов, товарищи, - подвел он итог, - это неоценимая помощь в борьбе с врагом будет по достоинству оценена! Хочу также сообщить Вам, что наша армия разгромила врага под Сталинградом и начала контрнаступление. Уже освобожден Ростов. В ближайшее время мы активизируем свою деятельность на коммуникациях противника, и к лету изгоним фашистов с нашего района!
   - Нам срочно нужны медикаменты, - перевел разговор Фридман, - Пока я лечу людей при помощи скальпеля и самогона. Это доставляет им немыслимые страдания!
   - Сейчас война!, - возразил командир, - товарищи готовы потерпеть, чтобы скорее возвратиться в строй! А с медикаментами мы поможем, в ближайшее время ждем самолет!
   - И последнее, Иван Пантелеевич, - обратился к командиру Шульга, - убери свою охрану из поселка: мужики пьют, безобразничают, раздражают поселковых стариков! А вдруг немцы нагрянут?
   - Товарищи видно расслабились после боев, - ответил Прокопенко, - мы их обязательно поправим. А оставить без охраны своих раненых я, извиняйте, не могу. Ну, прощевайте, товарищи, поеду я, увидимся через месяц...
   Иван Пантелеевич вернулся в поселок через три дня. Командира привезли на телеге с тремя пулями в груди, и Фридман не отходил от него почти сутки.
   - Я сделал все, что смог: вынул пули и дезинфицировал раны, - сказал он партизанам, - его необходимо срочно отправить на Большую землю - нужна операция в стационарных условиях.
  
   ...............................
  
  
   В конце лета из поселка вывезли последних раненых. Лежачих переправили на Большую землю, а легкораненые вернулись в строй. Планировалась резкая активизация партизанских действий накануне решительного наступления Советских войск.
   В районном центре чувствовалась сильная напряженность. Город был забит войсками и военной техникой. У старосты и фельдшера, которые прибыли по специальному вызову коменданта, по дороге три раза проверили документы.
   - Немцы как с цепи сорвались!, - прокомментировал ситуацию переводчик, - ввели комендантский час, хватают всех подряд, по улице пройти невозможно!
   - Зачем вызвали, и почему сам комендант?
   - Ничего не знаю. Но если они что-то заподозрили, то просто арестовали бы.
   - Я тоже так думаю.
   - Есть хорошие новости,- продоложил Николай Иванович по дороге в комендатуру, - Вам обоим привет от Прокопенко, он теперь полковник и служит в главном штабе партизанского движения.
   В приемной военного коменданта их уже ждали. Клаус Хенке поздоровался с вошедшими, и, подмигнув фельдшеру, открыл массивную дверь.
   В большом кабинете их приветствовал лично комендант, седой высокий подполковник. В кабинете находились молодой офицер в черной форме и солдат, вытянувшийся рядом с фотоаппаратом, установленным на треноге.
   Кивнув переводчику, комендант заговорил.
   - Уважаемые господа! Я имею поручение из Берлина, выполнить которое мне чрезвычайно приятно. Главный инспектор Имперского угольного объединения Германии, уполномочил меня передать личную благодарность и ценный подарок герру доктору Сиплому, оказавшему ему первую помощь после ранения . По мнению берлинских врачей, операция была проведена на высоком профессиональном уровне и позволила избежать ампутации ног.
   С этими словами комендант принял из рук офицера СС большой сверток и, сделав знак фотографу, принялся не спеша его разворачивать. Убедившись, что фотограф готов, подполковник протянул фельдшеру красивый медицинский саквояж. Вспышка ослепила присутствующих, после чего сфотографировались еще раз - уже с открытым саквояжем, укомплектованным великолепным набором хирургических инструментов, шприцев, игл и аппаратом для измерения давления.
   - От имени канцелярии гауляйтера Украины, - тожественно продолжил комендант,- имею честь передать письменную благодарность старосте поселка Горняцкий господину Шульге за обеспечение образцового порядка на вверенной ему территории!
   Вспышка еще раз ослепила присутствующих.
   Через несколько минут староста, фельдшер и переводчик прощались у выхода из комендатуры.
   - Пронесло, - облегченно выдохнул Николай Иванович, - вот посмеемся после войны над ихними подарками!.. Ну, ничего, недолго осталось. Через пару дней мы им такое устроим - мало не покажется! Да, Петро, ты не забыл что завтра утром в комендатуре сбор старост?... Ну, как говорят хохлы, до побаченья!
   Переводчик пожал товарищам руки, и с видимой неохотой возвратился на службу...
   На следующий день Шульга вернулся из райцентра неожиданно быстро. Он вбежал в здравпункт и застав там Фридмана возбужденно заговорил:
   - Плохие новости, Львович! Сегодня ночью немцы разгромили городское подполье, и уничтожили весь партизанский отряд!
   - Откуда информация, от Николая?
   - Если бы. От Клауса, собственной персоной. Комендатура сообщила нам о молниеносной ночной операции. Уничтожено больше ста человек, несколько подпольщиков арестовано... Николая пытались взять вечером дома, но он не дался, застрелился. Я думал, что меня повяжут там-же, в комендатуре, но нет, выпустили, видно до нас еще руки не дошли...
   - Что делать будем?
   - Надо срочно прятать детей, а затем уходить самим!
  
   .....................................
  
   Кешка, Лидия, Соня и Сашка без приключений преодолели проселочными дорогами почти тридцатикилометровый путь до Макеевки. Усталую лошадь и повозку оставили в лесу, а сами, нагрузившись поклажей, вышли к небольшому хутору в излучине речки Крынка. Здесь Кешка быстро отыскал дом своей тетки, Варвары Васильевны, и бесшумно провел всю компанию внутрь.
   Узнав о смерти брата и его семьи, пожилая и больная старуха разрыдалась, и долго не могла успокоиться. Только к вечеру, справившись с навалившимся горем, встала и принялась устраивать гостей на ночлег. Из еды в доме ничего не было - Варвара Васильевна, сама жившая впроголодь, могла предложить гостям только заваренный на травах чай и несколько вареных картофелин.
   - Вот и хорошо, чай будет очень кстати, - согласился племянник, и принялся выкладывать из вещевого мешка дефицитнейшие продукты, один вид которых вызвал у хозяйки головокружение. К хлебу, маслу, салу и немецким консервам прибавилась бутылка самогона, оставшегося у хозяйки с довоенных времен.
   Старуха разлила самогон и, подняв стакан, произнесла сквозь слезы:
   - За упокой души брата моего Павлика и девочек, пусть земля им будет пухом!...
   Ночью, когда все заснули, Кешка вернулся в лес, и привел оттуда повозку. Он распряг лошадь, привязал ее в сарае, затем спустил в подвал оставшиеся в повозке продукты.
   Последующие три дня прошли в хлопотах: девочки вычистили и вымыли хату, перестирали в речке белье, сшили нехитрые занавески; ребята занимались ремонтом сараев и забора. На четвертый день на хуторе узнали об освобождении Макеевки. Целую неделю с нарастающим напряжением ждали вестей от Фридмана и Шульги, наконец, Кешка не выдержал, и засобирался в поселок.
   ..................
  
   - Согласитесь, Шульгин, что в отличие от моего менее выдержанного коллеги, я внимательно Вас слушаю и очень хотел-бы Вам верить, - сухо произнес следователь СМЕРШ в форме армейского капитана, оторвавшись от лежащих на столе бумаг, - но все что Вы показываете следствию абсолютно недоказуемо и выглядит фантастично: подпольный госпиталь, связь с партизанами...И я, вместо того чтобы предоставить своим подчиненным возможность повесить Вас на первом суку как предателя Родины, трачу уже третий день на проверку всего этого бреда! И это при том, что на моем столе лежат абсолютные доказательства обратного - Вашего преданного служения фашистам: показания очевидцев, благодарность от коменданта района, эти фотографии...На что Вы рассчитываете, а?
   - Прокопенко..., полковник, штаб партизанского движения... - еле слышно ответил привязанный к стулу человек с изуродованным лицом.
   - Я честный человек, Шульгин, в отличие от Вас! Вы еще живы потому, что я направил запрос в Главный штаб партизанского движения, и в ближайшее время жду ответа. Наши товарищи умеют работать оперативно. Но очень боюсь, что Вам это не поможет. Так как нет никакого Прокопенко, а если и есть, то ничего он не подтвердит!
   А есть предатель Родины и вольный или невольный пособник крупного международного шпиона и диверсанта, скрывавшегося под фамилией Фридман. Кстати он во всем признался, и уже сообщил нам все о своей шпионской деятельности, в том числе подробно рассказал о том, как использовал Вас. И я вожусь с Вами потому, что надеюсь на искреннее раскаяние русского рабочего человека, ставшего невольным пособником врага Родины! Я борюсь за Вашу жизнь, Шульгин, понимаете? Расскажите все что знаете, в особенности о законспирированной шпионской сети, и Вы сохраните себе жизнь!
   - Полковник Прокопенко...- выдавил из себя Шульгин, и потерял сознание.
   - Капитан позвонил в колокольчик и, ткнув пальцем в сторону привязанного к стулу человека, коротко приказал вошедешему красноармейцу:
   - Убрать!
   ....................
  
  
   - Разрешите доложить, товарищ полковник!,- обратился дежурный офицер к начальнику особого отдела Главного штаба партизанского движения.
   - Докладывай, раз пришел, - ответил пожилой толстый человек, больше похожий на бухгалтера.
   - Получен срочный запрос от контрразведки СМЕРШ Южного фронта! Товарищи просят допросить полковника нашего штаба Прокопенко Ивана Пантелеевича, на предмет его знакомства с задержанными Шульгиным Петром Васильевичем и Фридманом Фридрихом Львовичем, подозреваемыми в связах с оккупантами. Ответ надо отправить не позднее завтрашнего утра!
   - Сегодняшнего, - поправил полковник, взглянув на часы, показывавшие пол-первого ночи, - Опять эта история! Придется тебе, капитан, попотеть.
   - Есть, попотеть!,- весело ответил дежурный.
   - Молодец, - вздохнул начальник особого отдела, - а теперь слушай сюда. За день до освобождения Макеевки, немцам удалось полностью разгромить подполье и партизанский отряд, готовившие крупную акцию в одном из оккупированных районов. За одну ночь были уничтожены или взяты в плен 124 человека! И заметь, без единого выстрела! Ясно, что здесь не обошлось без предательства. Единственный оставшийся в живых - недавно переведенный к нам в штаб полковник Прокопенко, который до ранения был командиром того самого партизанского отряда.
   - Так может этот самый Прокопенко и есть...
   - Нет, я допрашивал его дважды. Во- первых, за месяц до разгрома отряда, он с тяжелым ранением попал в госпиталь сюда, в Москву. Во-вторых, партизанский отряд перед самым разгромом поменял дислокацию, о которой он знать не мог, а в-третьих.., да что там говорить - не он это!
   - А эти, Шульгин и Фридман, может они?
   - Быстрый ты, капитан, все у Вас, молодых, просто! Шульгин и Фридман были нашими людьми, которые под носом у немцев развернули подпольный госпиталь, и вернули в строй десятки партизан и подпольщиков! Прокопенко лично встречался с ними, и ручается за них.
   - Непонятно получается...Подполье разгромлено, а виноватых нет, - воскликнул дежурный офицер, - может придавить этого Прокопенко,а?
   - Ну, ты даешь, капитан, - воскликнул полковник, - точно такие же слова сказал нам сам товарищ ...! Короче, вызывай Прокопенко, допрашивай, и в 8 утра ко мне на доклад!
   - Слушаюсь, товарищ полковник!
   - Иди, капитан, и, если Прокопенко вдруг что-нибудь вспомнит что-нибудь новое.., ну ты меня понял... - быть тебе капитан майором!
   ...............................................................................................................
  
   В отличие от Шульгина, Фридмана не били. Его держали в одиночной камере, а вызвали на допрос только через три дня.
   - Я Фомин, начальник армейской контрразведки СМЕРШ, - представился немолодой высокий мужчина крепкого телосложения, - рад приветствовать Вас, коллега, нечасто к нам в сети попадает такая крупная рыба!, - он выразительно похлопал по столу пухлой папкой и в ожидании ответа вопросительно уставился на фельдшера.
   - Вы тоже врач?, - спросил Фридрих Львович, - принимая ироничный тон следователя.
   - Тоже, - рассмеялся Фомин, - только я врачую души, и в основном души гнусные: предателей, шпионов и им подобной нечисти. Впрочем, Фридман, я такой-же врач, как и Вы, - тоже работаю в разведке всю жизнь, а профессия, знаете-ли, обязывает быть специалистом на все руки.
   - Не понимаю...
   - А тут и понимать нечего, Фридман!, - повысил тон следователь, - о том, что Вы профессиональный разведчик, органам давно известно, только тогда, 10 лет назад, товарищи слегка ошиблись, считая Вас американским шпионом. Теперь нам доподлинно известно, что все это время Вы работали на немцев! Нам известно о Вас все! То, чего недоставало в этой папке , нам подробно изложил в своих показаниях Ваш подручный Шульга. Осталось только прояснить некоторые мелочи, от которых зависит теперь Ваша жизнь: списки, пароли и явки оставшейся агентуры. И если мы договоримся, гарантирую Вам жизнь и возможность искупить свою вину перед Родиной!
   - Бред!, - решительно ответил Фридман. Зачем Вы, профессиональный разведчик, несете бред? Если Вам нужно мое признание для "галочки", то его не будет. 10 лет назад Ваши коллеги все сделали без меня: придумали версию, состряпали обвинение и осудили. Я только в лагере узнал, что работал на американцев!
   - Кто Вы такой, Фридман?, - едва сдерживаясь , - прошипел контрразведчик.
   - Я Фридман Фридрих Львович, уроженец города Львова, выпускник Санкт-Петербургской медицинской академии имени Мечникова, еврей по национальности и русский врач по призванию! Всю свою жизнь я лечил людей. И тогда, в 22-м, вместе с другими врачами, лечил умирающих от голода в Поволжье., а не шпионил на американцев. Американцы финансировали нашу работу по линии международного Красного Креста. Это через 8 лет Ваши проницательные коллеги квалифицировали помощь голодающим как шпионаж, а в 30-м году пересажали всех, кто выжил. Я тогда не признал своей вины, не вижу ее и сейчас!
   - А как быть с Вашим сотрудничеством с оккупантами?
   - Я лечил людей, в том числе и партизан, это единственное что я умею делать.
   - А как-же быть с немецким генералом, который в благодарность одарил Вас "иудиным" саквояжем? Отличная получилась фотография!
   - Он получил тяжелое ранение и я , как врач, оказал ему первую помощь. Клятва Гиппократа...
   - А наплевать мне на Вашего Гиппократа, - закричал следователь, - а как насчет предательства Советской Родины? Разгрома партизанского отряда и подполья?
   - Причем здесь подполье и партизанский отряд?
   - А при том, что Ваш подручный Шульга все рассказал нам о Вашей работе на фашистов. Как, используя наркоз, Вы выведывали у раненых партизан адреса и явки подполья, расположение отряда, а затем передавали эту информацию своим хозяевам! Запрошенный нами главный штаб партизанского движения передал информацию от свидетеля, полковника Прокопенко, которая изобличает Вас полностью!
   - Прокопенко, бывший командир партизанского отряда?
   - Он самый. Прочтите-ка что передают нам с его слов товарищи из особого отдела штаба, - Фомин вынул из папки телеграмму и придвинул ее на край стола, - читайте!
   - Не буду , никого я не предавал, - спокойно ответил Фридман глядя в глаза следователю, - а показания Прокопенко, если Вы их не выдумали, пусть остаются на его совести.
   - А как Вы можете объяснить, что из сотни подпольщиков и партизан, только Шульга и Вы остались живы? Вы понимаете, Фридман, что отказываясь говорить, сами подписываете себе смертный приговор?, - вмешался в разговор молодой человек в военной форме без знаков различия.
   - Знаю, - спокойно ответил Фридрих Львович, - и ни на что ни рассчитываю.
   - А ваши дочери?, - спросил Фомин, -думаете, что отправив их в Германию, вы их спасли?
   - Дочери?, - встрепенулся Фридман.
   - Через несколько дней они будут у нас. Ваш подручный , Шульга, точно указал следствию каким поездом они были отправлены, и этот поезд, представьте себе, был перехвачен нашими партизанами. Ваши дочери Ольга и Соня Фридман уже задержаны при проверке документов и конвоируются сюда. Думаю, что завтра мы устроим Вам очную ставку, а потом с пристрастием расспросим их о том, чего не хотите сказать нам Вы.
   Фельдман опустил голову, и обхватил ее руками, чтобы скрыть радость. "Молодец, Петька,- кричало все его существо,- Ловко придумал! Врете Вы все, а главное про документы! Документы на имя Фридманов давно уничтожены, а про Сиплых Вам ничего неизвестно!".
   Он поднял голову и, пытаясь изобразить отчаяние, подавленно произнес:
   - А дочери тут причем? Они ни в чем не замешаны. В Германию их немцы угнали, а не мы с Шульгой.
   - Вы будете говорить, Фридман, в последний раз спрашиваю?, - устало произнес следователь.
   - Буду, - решительно произнес Фридман, - расскажу все, только дайте закурить!
   - Берите, - обрадовался следователь, и протянул Фридриху Львовичу пачку "Беломора".
   - Когда я сидел в пересыльной тюрьме, - начал Фридман, разминая папиросу, - воровские авторитеты научили меня одной штуке!, - он потянулся за спичками, но вместо них взял со стола открытую пачку лезвий,- это делается так!, - в одно мгновение лезвия в его руке спружинили, и веером полетели в следователя.
   Охрана среагировала мгновенно. Комната наполнилась грохотом выстрелов и пороховым дымом. Вбежавшие охранники , вымазав сапоги в крови расстрелянного, с удивлением уставились на Фомина. В нагрудном ремне портупеи начальника контрразведки торчали на одинаковом расстоянии и под одним углом пять бритвенных лезвий.
  
  
   ...................
  
   В районный центр Кешка попал поздно вечером, и сразу направился на железнодорожную станцию к рабочему депо, воровскому диспетчеру Фролычу, через которого раньше перепродавали уголь, а также узнавали все последние новости. Одинокий старик жил в полуразрушенной лачуге, где в былые времена собирались угольные перекупщики. Здесь часто ночевал Шульга, и пару раз останавливался Кешка, когда дела задерживали их допоздна.
   Увидев Кешку, обычно невозмутимый Фролыч вздрогнул, и глядя в пол, медленно проговорил:
   - Нету их... Три дня допрашивали, а потом расстреляли...Есть такая организация, СМЕРШ называется, - "смерть шпионам", значит. За что и почему, пока не знаю, но обещаю тебе, пацан, узнаю обязательно... А тебе здесь нельзя, и детям ихним тоже... Ищут их.
   - Где их похоронили?, - глотая слезы спросил Кешка.
   - Пойдем, покажу, - ответил старик и, набросив телогрейку, первым вышел на улицу.
   Шли молча. У здания вокзала свернули на главную улицу, и остановились на площади перед райвоенкоматом.
   - Вон..., - указал Фролыч в темноту, - но только ты туда не суйся, охрана там!... А я пойду... дела у меня, и вообще, если что, обращайся, всегда помогу.
   Кешка подошел поближе и замер на месте. Единственная лампочка, освещавшая вход в военкомат, отбрасывала тусклые блики на два раскачивавшихся от ветра тела, повешенных на толстой ветке большого тополя. Он подошел поближе и увидел прикрепленные к телам фанерные таблички с надписью: "Предатель".
   - Стой, кто идет! - встрепенулся задремавший было часовой- красноармеец, и разглядев мальчишку, успокоился, - Чего уставился, малец, повешенных не видел? Так это -ж враги, предатели народа, так им, гнидам, и надо! А ты иди отсюда, нечего по ночам шляться.
   Кешка, не в силах больше сдерживать себя, медленно пошел на часового. Тот вздрогнул, почувствовав угрозу, сдернул с плеча винтовку с примкнутым штыком, и преградил мальчишке путь:
   - Иди отсюда, псих, не вводи в грех!, - прошипел дядька, явно пасуя перед страшным взглядом подростка.
   Кешка, не отрывая взгляда от страшных табличек, отодвинул рукой наставленный на него штык, и медленно, словно не замечая препятствия , прошел через площадь в темноту.
   "Пронесло", - подумал, глядя ему вслед часовой, и, стремясь унять сердцебиение, медленно направился к освещенному крыльцу райвоенкомата...
   Через два часа на площадь с грохотом ворвался допотопный грузовик, и резко затормозил перед самым крыльцом. Из кабины выскочил длинный парень, в котором часовой узнал знакомого психа. Пытаясь сдернуть с плеча винтовку, он получил страшный удар по голове.
   Парень, переступив через часового, ловко вскарабкался на дерево, и перерезал веревки. Спустившись, подобрал тела, перенес их в кузов машины. Еще через минуту взревевший грузовик растворился в темноте, оставив на крыльце оглушенного красноармейца, накрытого двумя фанерными табличками.
   Кешка похоронил Фридмана и Шульгу в стороне от кладбища, неподалеку от террикона. Тщательно замаскировав место, измерил шагами расстояние до ближайших ориентиров. "Я вернусь", - пообещал он мертвым и самому себе..., а затем сел на землю и глядя в небо страшно, по волчьи, завыл...
   На следующий день рота красноармейцев с собаками нагрянула в поселок, но ничего кроме обгоревшего старого грузовика не обнаружила...
   ..........
  
   Через месяц Лидии и Соне удалось связаться с тетей, заведовавшей госпиталем в Куйбышеве. Та с радостью согласилась принять у себя девочек и приемыша Сашку. С письмом в Макеевку она передала записку для своей коллеги из Ростова, которая могла посадить их в первый же санитарный поезд на Куйбышев.
   Кешка запряг лошадь, и отвез всех в Ростов. Там выяснилось, что поезд отходит через час и хлопоты по размещению девушек и Сашки в вагоне не позволили им как следует попрощаться.
   Когда поезд тронулся, Кешка вдруг понял, что он не сказал Соне самого главного. Того, что все последние дни, когда необходимость расставания стала очевидной, он не решался сказать, оттягивая объяснение на момент прощания. Теперь, когда поезд тронулся и заплаканная Соня смотрела на него из окна, Кешка размазывая слезы по щекам , закричал ей:
   - Я приеду! Обязательно приеду!
  
  
   12 часов 10 минут
  
  
   - Итак, весной 1944 года я впервые встретил Игнатова в Макеевке, где он руководил участком на восстановлении шахты. После освобождения от немцев я жил у тетки, на хуторе, и искал работу. Игнатов взял меня слесарем, а вскоре сделал своим заместителем.
   Когда в Сталино, ныне Донецке, восстановили первую шахту, Владимир Игнатов стал бригадиром навалоотбойщиков, так тогда назывались нынешние ГРОЗы. Потом было много работы, "Стахановское движение", рекорды... Через два года Игнатов стал директором шахты, а меня поставил бригадиром.
   - Вы стали бригадиром в 18 лет? - восхитилась журналистка, - как же Вы справлялись со взрослыми мужиками?
   - Так не было их, взрослых мужиков. Под землей тогда одни бабы,.. то есть я хотел сказать, женщины, работали...И пацаны. Мужиков было - раз-два и обчелся, и те, в основном, инвалиды. А женщинам, - им главное, чтобы начальником мужик был, хоть какой, а в штанах!
   - А откуда рекорды?,- опять спросила Анастасия Павловна, пытаясь разговорить немногословного собеседника.
   - Работали много, иногда по нескольку суток жили под землей: спали, и работали, давали стране угля... Меня-то и в армию потому не взяли, иди мол, сынок, работай: Родине уголь нужен!
   - Но Вы работали лучше других, почему?, - не унималась журналистка.
   - Организация у нас лучше была, дисциплина...Да и Игнатов в молодости таким заводилой был, - настоящий лидер! Наши шахтерки все в него влюблены были: за ним хоть в огонь, хоть в воду!
   - А он?,- лукаво спросила журналистка.
   - Что он?, - не понял Никодим Павлович.
   - Он шахтерок любил? И наверное многих? Колитесь, Никодим Павлович, никому не скажу, - переводя разговор в игривый тон, допытывалась Анастасия Павловна.
   - Нет!, - почему-то резко, почти агрессивно, ответил Сиплый,- Он в этом плане очень серьезный был. Невеста у него была...в Куйбышеве, и он до женитьбы ни с кем не встречался.
   - А Вы, Никодим Павлович, почему на шахтерке не женились?
   - Так сердцу не прикажешь, - отшутился директор, и Анастасия Павловна вновь почувствовала внезапно возникшее напряжение.
   " Не хочет говорить. Опять дурные воспоминания? Или секреты? Да ты, мужик, весь такой таинственный! Тем интереснее будет тебя колоть!", - подумала журналистка и решила сменить тактику.
  
   .......
  
   - Что нового?, - спросил вошедший в нарядную Шульга.
   Дима Лустенко положил телефонную трубку, и растерянно посмотрел на начальника участка:
   - Хрен его знает, - озадаченно произнес он, - Краснянский с восьмого пая передал, что со стороны 25-го штрека лава не села!
   - Как не села?, - взорвался Шульга, - лава значит не села, а штрек обрушился? Так не бывает. Быстро соедини меня с Фроловым!
   - Фролова нет, - через минуту доложил Дима, - они расчистили лаз на 25-м штреке, и он полез в лаву к Краснянскому, - будете говорить с Куркиным?
   Шульга молча выхватил трубку и прорычал в нее:
   - Что там у Вас, Вася!
   - Ниче не пойму, Петрович, - в обычной полушутовской манере ответил звеньевой, - сопряжение со штреком завалено по самый забой, а лава со стороны 25-го стоит, сволочь!
   - Что значит, "стоит"? Вы что там с ума посходили!
   - Дак в дырку видно, стоит, не села она! Мы эту дырку еле прокопали, чтоб Фролов пролез. Может слазить, посмотреть?
   - Сидеть на месте!, - крикнул начальник участка, бросил трубку на рычаг, и тут - же схватил ее вновь:
   - 23-й, срочно!
   - Сергей! Связь с лавой есть?
   - Да, все нормально.
   - Быстро вызови Краснянского и передай, чтобы они с Фроловым немедленно, бегом, вылезали на штрек!
   - Передал,- через минуту отозвался Сергей, - горный полез к 25-му навстречу Фролову. Они уже видят друг друга!
   .........
  
  
   Краснянский встретил Фролова, когда до штрека оставалось не более 20-и метров.
   - Досталось тебе, - сочувственно проговорил заместитель главного инженера, присматриваясь к насквозь мокрой и рваной спецовке, - А что у тебя со светом?
   - Аккумулятор плохо зарядился, да и подмочил наверное, - ответил Андрей, - еле светит. Ну и как Вам это нравится?- спросил он, махнув рукой в направлении лавы.
   - Мне это совсем не нравится, - ответил Фролов, освящая пространство за секциями крепи, - одно знаю точно, надо уходить из лавы, и чем скорее, тем лучше, сесть может в любую секунду!
   - Уходим, - ответил Андрей, и потерял сознание...
  
   ........
   Вася Куркин неожиданно взлетел в воздух и, кувыркаясь, скатился с насыпи. Вырытый недавно лаз наглухо завалил огромный кусок породы, и это спасло 25-й штрек от воздушного удара. Оглохшие от грохота и ослепшие от пыли рабочие еле-еле оттащили звеньевого на штрек, и с тревогой ждали дальнейших событий.
   На 23-м штреке услышали глухой хлопок, а через несколько секунд сильный поток воздуха чуть не выбросил Куркина из кресла машиниста. Встревоженный Вася сразу-же попытался связаться с лавой по внутренней связи, но там молчали. 25-й штрек также не отвечал. Куркин нервно постучал по рычагу стационарного телефона, и с облегчением услышав голос телефонистки, закричал:
   - Нарядную шестого, срочно!
   ...............................................................................................................
  
   Андрей открыл глаза, и увидел склонившегося над ним Фролова. Тот смешно шевелил губами, и жестикулировал, но из-за шума в голове ничего не было слышно. Очень хотелось спать. Андрей попытался повернуться набок, чтобы устроиться поудобнее. Вместо подушки он ощутил под головой холодный металл горизонтального домкрата и, приходя в себя, тихо спросил:
   - Что это было?
   - Ну наконец-то, - обрадовался Фролов, - живой значит! С первой посадкой Вас, Андрей Семенович!
   - Где мы?, - снова спросил Андрей, пытаясь оглядеться в сплошной мгле.
   - В лаве, - спокойно ответил Владимир Степанович, - под завалом,- и включил фонарь.
   Андрей приподнялся на локте, перевернулся на бок и, перехватив фонарь, внимательно осмотрелся. Все свободное пространство, на котором они находились, составляло не более 4-х квадратных метров. Все лазы по лаве в сторону штреков были полностью завалены. Неуклюже перевалив через ноги Фролова, Андрей осветил пустоту и обнаружил достаточно широкое пустое простанство, в конце которого угадывались контуры деревянной клети на сопряжении лавы с 23-м штреком. Он продвинулся поближе и не высовываясь из - под наголовника крепи попытался лучше осмотреть лаз, прикидывая возможность броска к штреку.
   - Даже и не думай, - отозвался Фролов, - может обрушиться в любую секунду - раздавит в лепешку!
   - Так может лучше в лепешку?, - нервно спросил Андрей, - Чем задохнуться в этой норке?!
   - Не паникуй, горный, - властно приказал Фролов, отбирая фонарь, - устраивайся поудобней, и слушай!
   Он потушил лампу, и, дождавшись пока Андрей устроится рядом, начал рассуждать:
   - Итак, рассмотрим плюсы и минусы нашего нынешнего положения...
   - Не вижу ни одного плюса! - нервно отозвался горный мастер, и в сердцах несколько раз громко стукнул куском породы о металл конвейера.
   - Итак, начнем с минусов, - не обращая внимания на настроение собеседника, нудным преподавательским голосом продолжил Фролов, - впрочем их не так много : нас завалило в лаве, в двадцати метрах от штрека, это раз; у нас нет никакой возможности самостоятельно выбраться, это два; характер и масштаб завала не позволяют надеяться на то, что нас быстро вызволят, это три.
   - А в чем же плюсы? - иронично спросил Андрей, и еще несколько раз постучал по конвейеру.
   - Плюс первый...,- начал Фролов и замолчал, расслышав вполне определенный шум со стороны 25-го штрека.
   - Стучат! Нас услышали!, - радостно воскликнул Андрей и отстучал по конвейеру "SOS". Штрек ответил неясными стуками.
   - Вот Вам, Степаныч, и первый, он же единственный, плюс!
   - Не спорю, - спокойно продолжил Фролов, - только этот плюс далеко не первый. Первый в том, что мы живы, согласен?
   - Да, - приободрился Андрей, а второй?
   - У нас есть пища и вода! Во всяком случае, мой "тормозок" цел.
   - Мой тоже, и пол - фляги воды!
   - Отлично, при разумном распределении этого хватит на несколько суток.
   - Суток? Вы думаете, что мы сможем продержаться в этой норе несколько суток?!
   - Это в худшем случае, надеюсь, что помощь придет раньше. Теперь третий, тоже очень важный плюс - посадка завершилась, и новые сюрпризы нам не угрожают! И, наконец, четвертый очевидный плюс - вся шахта сейчас "стоит на ушах", думая как нас выручить!
   Словно в подтверждение этих слов со стороны штрека вновь послышался шум, и Андрей замер, пытаясь расслышать слабый стук. Через минуту он радостно воскликнул:
   - Молодец, Серега! Красавчик! - и тут - же вновь забарабанил по конвейеру.
  
   .........................................
  
   12 часов 30 минут
  
   В кабинете главного инженера шахты собрали экстренное совещание. Шульга, указывая на схему верхнего горизонта, докладывал:
   - В 23-й лаве только что произошло повторное обрушение кровли. На этот раз обрушилась часть, примыкающая к 23-му штреку. Мы не могли этого предвидеть, так как при первой посадке, совершенно неожиданно для нас, произошло разрушение кровли 23-го штрека, и подход к лаве с этой стороны оказался затруднен. Мы просто не смогли увидеть, что лава обрушилась только наполовину.
   - Надо было предвидеть, - недовольно проговорил главный инженер Кузьмин, седой высокий старик в потертом свитере, - Тебя неоднократно предупреждали о том, что буро-взрывные работы на нишах 23-го штрека ведутся без учета геологического состояния кровли! А там были большие трещины! Рвется всегда там, где тонко, Александр Петрович!
   - Признаю, виноват, - согласился начальник участка, - впредь будем умнее. 30 лет работаю, и все это время учусь, в основном на своих ошибках, видно так дураком и помру.
   - Хватит заниматься самобичеванием, - вмешался заместитель директора по производству, - что думаешь предпринимать?
   - В первую очередь необходимо вызволить Фролова и Краснянского. К счастью они не успели вылезти из лавы, и пережили посадку в двадцати метрах от 23-го штрека. В настоящий момент они находятся здесь, в надежно закрепленном пространстве. Выходы из лавы на штреки полностью завалены и без внешней помощи им не выбраться. У них есть пища и вода, они здоровы и...
   - Откуда такие подробности, - грубо прервал главный инженер, - Ты ври да не заговаривайся!
   - У нас есть с ними надежная связь, - спокойно ответил Шульга, - они перестукиваются через рештачный став конвейера лавы, используя азбуку Морзе: оказывается Краснянский и машинист струга Сергей Куркин ее знают по службе в армии.
   - Вечно у Вас, "немцев", какие-то штучки-закорючки: автоматика, гидравлика, азбука Морзе. А на "эсперанте" твои ГРОЗы случайно не "ботают"?, - с облегчением пошутил главный инженер, - Ладно, продолжай!
  
   ....................
  
   Механик шестого участка вылез из лавы на 25-й штрек, и собрал вокруг себя всех слесарей и ГРОЗов.
   - Все не так плохо, - начал он, - разрушения невелики, во всяком случае видимые. Благодаря Краснянскому обстановку по всей длине лавы мы знаем. Через минут двадцать ребята прикатят сюда вагонетку с запчастями и шлангами, после чего начнем восстановление лавы отсюда, с 25-го штрека. К сожалению, 23-й штрек завален и доступа к сопряжению оттуда нет. Куркин говорит, что на расчистку подступа к лаве уйдет не меньше суток , думаю что отсюда мы доберемся до завала гораздо быстрее. Будем продвигаться по лаве, замыкая гидравлическую цепочку на каждой секции - опыт у нас есть! Сейчас главная задача дать напряжение и запустить гидростанцию и компрессоры. Что с подстанцией? - спросил он у бригадира слесарей Князева.
   - Думаю, можно включать, Василич, - ответил слесарь, - силовой кабель вроде в порядке по всей длине, автоматика тоже.
   - А с этим что будем делать? - указал механик на зависший над высокой стороной подстанции огромный кусок породы?
   - Дак он на анкере висит. Раз не упал во время посадки, значит до выходных повисит. Все равно мы сейчас ничего не сделаем: сам знаешь, Василич, чтоб эту махину передвинуть, две смены на перемонтаж потребуется. А напругу сейчас давать надо - ребят из завала доставать и лаву восстанавливать.
   - Убедил, - согласился Кондратюк, - давай!
   Князев не спеша подошел к подстанции, осмотрел рубильник, и медленно перевел его в вертикальное положение.
   Вспыхнувшие прожекторы ярко осветили сопряжение; загорелись уцелевшие лампы освещения, высвечивая пространство 25-го штрека; загудели шкафы управления стругом и гидравлической подстанцией; ожил пульт управления лавой.
   - Слушай мою команду, - громко обратился повеселевший механик к окружающим, - начинаем работу! Серега Васильев сидит на пульте и осуществляет связь! Князев с помощником остаются на штреке и обеспечивают работу гидростанции и компрессора. Все слесаря-гидравлики и двое ГРОЗов с отбойными молотками - со мной в лаву. Остальные поступают в распоряжение Князева - занимаются наведением порядка на сопряжении, а также разгрузкой и транспортировкой всего необходимого. Всем понятно?, - закончил Василий Иванович свою речь, и, не дожидаясь ответа, скользнул в лаву.
  
   ...................
  
   - Что делать будем? - спросил Андрей, закончив перестукиваться со штреком.
   - Отдыхать! - ответил Фролов, - Теперь про нас все знают, и твоим ребятам придется попотеть, пока они сюда доберутся.
   Владимир Степанович выключил фонарь и, привалившись спиной к рештаку конвейера, закрыл глаза. Андрей снял промокшую куртку, подложил себе под голову, устроился рядом. Он попытался расслабиться, но прикрыв глаза, почувствовал острый приступ паники. "Бежать! Отнять у Фролова фонарь и быстро ползти через пустоту на штрек! - отстукивало сердце, - а там будь что будет!".
   - Не спится, - словно почувствовав что-то, проворчал Фролов, - а давай-ка, Андрюха, поговорим о чем- нибудь!
   Андрей испытал резкое облегчение и, стремясь унять сердцебиение, ответил:
   - Согласен. Только давайте включим свет!
   - Включи свой, - отозвался Фролов, - он хоть и тусклый, а пару часов протянет, будет у нас как ночник. Мой побережем.
   Андрей нащупал аккумуляторную батарею, добравшись по кабелю до фонаря, включил свет. Прикрутив фонарь к наголовнику секции, он устроился рядом с Фроловым, и окончательно успокаиваясь, начал разговор:
   - Можно нескромный вопрос, Владимир Степанович?
   - Давай, сейчас самое время!
   - Расскажите о себе. Точнее о том, почему Вы ушли из директоров и оказались здесь, у нас на шахте. По этому поводу у нас много слухов, а хотелось бы знать правду.
   - А зачем?
   - Дело в том, что я родился и вырос в этом городе. Фамилия Фролов всегда ассоциировалась в моем представлении с успехами во всем. Лучший директор лучшей шахты, председатель совета лучшего микрорайона! - да Вас в институте проходили! Не верите, - была такая лекция, "Лучшие производственники объединения", называлась, читал ее на 5-м курсе секретарь парткома горного факультета Петр Петрович Силаев.
   - Петя? Хороший мужик! Прежде чем уйти в институт десять лет был главным механиком объединения! Он всегда меня поддерживал! Впрочем, историю моих успехов он Вам уже рассказал, а историю падения скрывать не вижу смысла, - Фролов поправил лампочку, устроился удобнее, и начал свой рассказ:
   - Начнем с того, что директором шахты я никогда не был. Когда лет десять назад на шахте имени "Парижской коммуны" начались проблемы, я работал там начальником добычного участка, и в результате очередной кадровой чехарды на короткое время оказался и.о. заместителя директора по добыче. В это время наш город посетил один из влиятельнейших людей в угольной отрасли, некий Иван Саввич Потапов, член ЦК КПСС, заместитель Министра, человек очень властный и жесткий. На городском партхозактиве, где я присутствовал вместо заболевшего директора, он резко и несправедливо, на мой взгляд, раскритиковал нашу шахту и объединение. Я попросил слово и публично высказал свои возражения и критику в адрес Министерства. В результате, меня оставили после совещания для личной беседы с Потаповым, которая проходила на довольно высоких тонах. Кончилось все это абсолютно неожиданно для меня - наутро я был назначен и.о. директора шахты и проработал на этой должности 10 лет. При этом Потапов постоянно интересовался моими успехами, и в некотором роде мне покровительствовал.
   - Так вы все-таки были директором шахты!
   - В том то и дело, что нет. Генеральный директор объединения дважды делал представление в Минуглепром СССР, и дважды получал отказ. Говорят, что даже Потапов не смог помочь. Так и пробыл все 10 лет исполняющим обязанности в должности заместителя директора по производству, что и отражено в трудовой книжке.
   - А дальше?
   - Все мои проблемы начались с приходом нынешнего первого секретаря горкома. В начале отношения складывались хорошо, я старался ему помогать во всем, так как одобрял его действия, направленные на наведение порядка в городе. Первая стычка произошла из-за секретаря парткома шахты, которого Виктор Петрович захотел заменить на своего ставленника. Я тогда вынужден был отступить, т.к. действующий секретарь был пенсионного возраста, но в последствии, когда Первый потребовал, чтобы его ставленнику предоставили квартиру без очереди, я уперся. Конфликт принял открытую форму. Меня вызвали на заседание горисполкома, где пытались заставить подписать ходатайство, а получив решительный отказ, приняли решение сами. Я, вернувшись на шахту, собрал срочное заседание профкома, на котором квартиры распределили среди очередников, а на следующий день, не дожидаясь официального решения исполкома, все квартиры заселили. Скандал получился грандиозный: исполком отменил решение профкома шахты, но выселить многодетную шахтерскую семью из уже заселенной квартиры не посмел. А через месяц меня вызвали в отдел кадров объединения, где начальник первого отдела уличил меня в связи с иностранной разведкой, и я вынужден был написать заявление об увольнении.
   - Что за бред!
   - Это не бред, дорогой Андрей Семенович, а наша действительность... Дело в том, что моя двоюродная сестра вышла замуж за еврея и они три года назад эмигрировали в Израиль. Все это время они периодически звонят нам оттуда и, как выяснилось, в ходе этих разговоров я имел возможность передавать шпионские сведения.
   - Неужели они это серъезно?
   - Не думаю, скорее всего, это был просто повод. Если бы по линии КГБ ко мне имелись претензии, меня бы не просто уволили...После увольнения я нигде не мог устроиться на работу, все бывшие друзья прятали глаза и разводили руками. Однажды, увидев случайно объявление, устроился сантехником в домоуправление, но и оттуда поперли в два счета. За год вынужденного безделья я чуть не сошел с ума, начал пить, перестал бриться...
   - Как же Вы здесь оказались.
   - До сих пор не знаю. Однажды к нам домой нагрянул здоровенный верзила и, представившись новым директором шахты "Салтыковская", потребовал, чтобы ему позвали Фролова. Когда он понял, что небритый похмельный мужик, стоящий перед ним и есть Фролов, сказал буквально следующее: "Завтра жду у себя, хватит прохлаждаться - есть много работы. И не забудь побриться!". Наутро я был назначен заместителем главного инженера, и уже год работаю здесь.
   - Ну и как Вам работается с Минхерцем?
   - Он очень своеобразный человек. Иногда, особенно на крупных совещаниях, мне хочется бежать от его вопиющего хамства, и совершенно диких выходок. С другой стороны, он нормальный мужик, без гнили. Дело знает, говорит что думает, зла не держит...Он фанатично предан делу, требует от подчиненных полной самоотдачи.
   - А по-моему, он просто монстр. Как вспомню первую беседу с ним, до сих пор холодным потом покрываюсь.
   - Это интересно, - отозвался Фролов,- расскажи.
   - Дело в том, что по образованию я горный инженер-механик. После окончания института попал на 29-ю шахту где узнал, что горных механиков лишили подземного стажа. Проработал пол-года механиком участка, и начал проситься в горные мастера. Нигде не берут, так как побежали одновременно все механики...
   - Эту историю я знаю - бред полный. У нас в объединении генеральный запретил брать на линейную работу бывших механиков, и очень многие хорошие спецы "зарыли" дипломы и устроились рабочими.
   - И я "зарыл". Пошел в заочный горный техникум, сдал вступительные экзамены на горного мастера, получил справку о поступлении и пошел работать мастером в цех по ремонту горного оборудования в Центральные электромеханические мастерские. Там познакомился с главным инженером с "Салтыковской", он часто оформлял у нас заказы. Кузьмин и устроил мне встречу с Сиплым, который в то время набирал по всему городу специалистов с высшим образованием.
   - Как сейчас помню,- после короткой паузы продолжил Андрей, - вхожу в огромный кабинет и вижу здоровенного мужика, едва помещающегося за большим столом. "Здравствуйте, Никодим Павлович!" -говорю, а он - ноль эмоций. Я постоял-постоял и медленно начал подходить к столу. Он поднял голову, глянул на меня узкими красными глазами и как рявкнет: "Говори, раз пришел!". Ну я ему докладываю: горный инженер-механик я, хочу работать под землей ГРОЗом или горным мастером, чтобы не создавать ему проблем готов предъявить справку из горного техникума. А он посмотрел на меня звериным взглядом, и отвечает: "Пиши заявление, пойдешь горным на 6-й участок. Я жидов люблю, да смотри, будь умницей, не то я вот этими зубами горло перегрызу!" и оскалился так, что я до сих пор не помню как вылетел из кабинета. А в приемной Кузьмин ждет, как дела, спрашивает. Я в шоке, еле-еле что-то пробормотал в ответ. "Повезло тебе, парень, в элиту можно сказать зачислен", - ответил мне главный инженер и ушел к себе.
   - Узнаю Сиплого, - задумчиво произнес Фролов, - в этой истории он весь как на ладони. С одной стороны хам и монстр, а с другой - хорошее дело сделал: оказал доверие молодому специалисту, взял на себя ответственность- прикрыл беглого механика. Понимаешь, он - человек дела, поступка! Но свои поступки он часто оформляет самым непристойным образом. Впрочем, я видел его и другим - мягким, добродушным, веселым.
   Он обладает удивительной способностью перевоплощаться, и при этом совершенно не умеет скрывать своих эмоций.
   - Вам повезло, - проговорил Андрей, я всегда вижу его злым и недовольным и, честно говоря, стараюсь не попадаться на глаза.
   Со стороны 25-го штрека послышался дробный стук отбойных молотков.
   - Воздух дали, - прокомментировал Фролов, - наши дела идут на поправку, теперь можно и вздремнуть.
   Андрей почувствовал сильную усталость и, потушив едва светившийся фонарь, провалился в сон.
   ...........
  
   36 лет назад.
  
   Весеннее солнце первого послевоенного года отражалось в меди праздничного оркестра. Обернутую в кумач трибуну заполнили нарядно одетые руководители города и шахтоуправления. Директор шахты Владимир Игнатов подошел к громкоговорителю и торжественно произнес:
   - Дорогие товарищи! Шахтеры и шахтерки! Сегодня у нас большой праздник, посвященный сдаче первого послевоенного жилого дома для передовиков производства, восстановленного нашими, рабочими, руками!
   Грянул туш, и стоявший в первых рядах бригадир навалоотбойщиков Никодим Сиплый почувствовал в правом кармане брюк чужую руку. Он ловко перехватил ладонь воришки и, заломив ему кисть, пригнул к земле.
   - Пусти, дурак,- прошипел пацан, от Фролыча я!
   - Зачем в карман полез?, - тихо спросил Никодим, приобнимая мальчишку.
   - "Маляву" положил от деда, помер он на днях, просил отдать.
   - Так и отдал бы, а в карман зачем?
   - Потренироваться решил.
   - Ладно, вали пока цел, - отозвался бригадир, и вместе за всеми захлопал в ладоши.
   Директор шахты предоставил слово председателю профкома для оглашения списка жильцов, и незаметно подмигнул Сиплому. Никодим в ответ скорчил рожу, и знаками попросил разрешения уйти, но Игнатов погрозил ему кулаком. Бригадир пожал плечами, вместе со всеми вновь зааплодировал очередному счастливчику, получившему ключи от квартиры. "Интересно, зачем я ему понадобился", - подумал Никодим Павлович выбираясь из толпы. Он решил подождать директора в шахтоуправлении и заодно незаметно прочесть подброшенную записку.
   Это была третья записка от Фролыча со времени их последней встречи. Две из них принесли на хутор в теткин дом, где Никодим жил до последнего времени. После смерти тетки, случившейся пол-года назад, бригадир жил в шахтерском общежитии и наезжал в хутор раз в месяц - забирать почту. Сюда, на теткин адрес, приходили письма от Сони: долгожданные листики, густо исписанные мелким аккуратным почерком. Здесь же, в ветхом полуразвалившемся доме, еще хранившем вышитые ее рукой занавески, он с невероятным трудом писал ей ответы. Содержание Сониных писем, начинавшихся с разбора его грамматических ошибок, всякий раз глубоко разочаровывало - ни слова о главном! Всякий раз он садился писать ответ с твердым намерением первым рассказать о своей любви, о том, что он не может жить без нее..., но на бумагу привычно ложились сюжеты из его шахтерских будней и прочая ничего не значащая ерунда. Сколько раз, во время бессонных ночей, он обдумывал содержание своего главного письма-объяснения и столько же раз, опуская очередное письмо в почтовый ящик, ненавидел себя за нерешительность. В последний раз Никодим твердо решил, что напишет ей все сразу же после получения отдельной комнаты в общежитии, которую пообещал ему Игнатов, - комнаты в которой начнется их семейное счастье! Правда, внутренний голос предательски верещал: " Нужен ты ей, такой красавице! Она тебя давно уже забыла, а письма пишет просто по привычке, помня о детской дружбе". Обещанная комната положила конец сомнениям, - как только это произойдет, он сделает Соне предложение, женится на ней, и привезет ее сюда. "А если откажет?" - нашептывал внутренний голос. "Руки на себя наложу" - твердо решил Никодим и успокоился.
   Последнюю записку от Фролыча он обнаружил в своем почтовом ящике год назад. Как и в прошлый раз, воровской авторитет писал ему о том, что помнит о своем обещании узнать обстоятельства гибели старосты и фельдшера, но при этом просил о небольших одолжениях, не содержащих криминала. И вот новая записка, переданная умирающим вором таким экзотическим путем - лично в руки, точнее в карман. "Неужели узнал?" - подумал Кешка, и крепко сжал бумажку в кармане, вынуть и прочитать которую, пока не было никакой возможности, так как вокруг были люди.
   Так, с кулаком сжатым в правом кармане брюк, бригадир вошел в приемную директора. Здесь никого не было, кроме толстой секретарши по кличке "Маманя", которая навалившись грудью на подоконник, смотрела в окно на митингующих.
   - Хоть кто пришел!, - обрадовалась она посетителю и предложила согреть ему чаю. Сиплый поблагодарил Маманю и, дождавшись пока она вышла с чайником, занял ее место у подоконника. Он быстро достал записку, развернул ее и быстро прочел:
   "Фершала и старосту сдал Прокопенко, военком. Ф."
   " Не может быть!", - нервно сказал себе Никодим и разорвал записку на мелкие куски,- " Врет старый ворюга, зачем Прокопенке оговаривать Львовича - он же ему жизнь спас!",- волнуясь все больше уже кричал про себя Кешка, оглушаемый стуком собственного сердца.
   - Ты чего это, сынок? - заверещала Мамаша, - возвратившись в приемную с кипящим чайником, - Да на тебе лица нет, уж не заболел ли!?
   - Ничего, все в порядке, - еле сдерживая себя выдавил Никодим, - с ночной я, спать хочу, а тут директор вызвал...
   - Да у тебя температура, тебе домой надо! Ну-ка пей чай, и в общагу, живо! Директор его вызвал! - ворчала секретарша,- А ему, директору твоему и дружку, я все скажу! Он у меня попляшет, - будет знать, как молодых пацанов эксплуатировать! Сам пашет как коняка, и других заставляет!
   Сложное слово "эксплуатировать" она произнесла с трудом и по слогам, что неожиданно успокоило, и даже немного рассмешило бригадира. Он хлебнул обжигающе горячий чай и, закрыв глаза, расслаблено откинулся на спинку стула в ожидании директора.
   ......
   - У меня для тебя две новости: хорошая и плохая, с какой начнем? - весело спросил Владимир Сергеевич Игнатов у Никодима Сиплого.
   - Давай с плохой, - вздохнул бригадир, - мне сегодня везет на плохие новости.
   - Меня переводят в Москву, через месяц уезжаю, - уже серьезно сказал директор.
   - Совсем? - спросил огорошенный новостью Никодим, - ты же не хотел!
   - Да кто меня спрашивал, сам знаешь!
   - И что я тут один делать буду?, - беспомощно и как-то по детски спросил Никодим, понимая что вынужден будет расстаться с самым близким ему человеком и физически ощущая страшную пустоту, как когда-то - на площади в райцентре...
   - Я не умираю, - словно догадываясь о мыслях собеседника, бодро проговорил Игнатов, - мы будем переписываться, и конечно-же встречаться при первой возможности.
   - Переписываться...,- глухо повторил Никодим, вспоминая свою непростую переписку с Соней.
   - Но есть и хорошая новость! - воскликнул директор, - очень хорошая!
   - Ну?
   - Свою директорскую квартиру в общежитии я оставляю тебе - вот ордер на твое имя!
   - Спасибо, Володя, - зачем мне директорская с удобствами, - я могу и в обычной комнате..., - пролепетал совершенно огорошенный бригадир, и замолчал, вспомнив о Соне.
   - Все решено, бери ордер и чтобы сегодня-же переехал ко мне!
   - Володя, а ты еще директор или уже все? - серъезно спросил Никодим.
   - Еще три дня, потом отпуск - и в Москву.
   - Дай и мне отпуск - недели на две.
   - А тебе зачем?
   - Жениться буду!
   ..........
  
   Последними в купе мягкого пассажирского вагона сели, точнее вбежали, два хорошо одетых молодых человека, которых проводница сразу определила как "буржуев".
   Старшим из них был красавец-брюнет, одетый в безукоризненный костюм-тройку. Его товарищ, совсем молодой худющий парень, был на голову выше своего спутника, и смотрелся как-то неуверенно - словно стеснялся своей нарядной одежды. Он восхищенно разглядывал вагон и постоянно обо что-то спотыкаясь, протиснулся, наконец, на свое место.
   - Путешествуем по барски!, - произнес старший, когда поезд тронулся, - привыкай, Кешка, к красивой жизни, ты ее заслужил!
   Владимир Игнатов совершенно неожиданно решил сопровождать Никодима в Куйбышев к загадочной невесте, о которой услышал впервые. Таким образом он убивал двух зайцев: сокращал вынужденное почти месячное безделье, связанное с неожиданным отпуском, и, что было важнее всего, сопровождал своего единственного друга в качестве свата. Со свойственной ему энергией, бывший директор вначале расписал, а потом и организовал весь процесс подготовки к поездке: от приобретения приличной одежды до покупки билетов и бронирования гостиницы в Куйбышеве. Труднее всего пришлось с экипировкой Никодима, нестандартная фигура которого требовала особого подхода - два костюма для него пришлось шить у портнихи. Неожиданные проблемы возникли с обувью - никогда не носивший ничего кроме сапог и валенок, юноша спотыкался, падал в цивильной обуви, натирал мозоли, и всячески уговаривал друга позволить ему ехать в сапогах. Мастерица Мамаша перешивала купленные на толкучке рубашки, помогала выбирать подарки, проявляла самое заинтересованное участие в подготовке. Два огромных, уложенных ею чемодана и большая корзина с едой, загромоздившие пол-купе, были наглядным свидетельством ее бурной деятельности.
   - Начнем, пожалуй, - с вожделением глядя на корзину произнес Игнатов.
   - Нет возражений, - радостно согласился его товарищ, и в мгновение ока сервировал столик, выставив бутылку самогона, булку хлеба, вареную курицу, огромный шмат сала и десяток вареных яиц.
   - А теперь, - разливая самогон, произнес Игнатов, - рассказывай про свою невесту. И как можно подробнее.
   И Никодим рассказал. Понимая, что предает самых дорогих ему людей, он рассказал все. О Фридмане и его дочерях, носивших его, Кешкину, фамилию. О Шульге и Сашке, о площади в районном центре и сожженном грузовике. О Фролыче и Кондратенко.
   Владимир Игнатов, едва сдерживая слезы, с ужасом и страхом слушал исповедь изломанного войной мальчишки. Приблудыш - сирота Кешка, которого он из жалости взял к себе в бригаду, с которым дружил все эти годы, представал перед ним совершенно в другом облике. И этот облик способного на поступки, горячо верящего в справедливость и неспособного на предательство подростка, рано ставшего настоящим мужчиной, внушал ему еще большее уважение. Собственные военные невзгоды: плен, штрафбат, тяжелое ранение и измена любимой женщины, в конце-концов забросившие его в Макеевку, казались мелкими, незначительными на фоне этой жуткой истории. Игнатову становилось страшно от одной мысли, что кто-либо еще может об этом узнать. Его единственный близкий друг, бригадир-стахановец, комсомолец Никодим Сиплый, был пособником ненавидимых народом предателей, фамилии которых на Украине знал каждый школьник! Игнатову было больно и стыдно. Стыдно за себя, за свой страх и сомнения. И он дал себе клятву - использовать все возможности, чтобы помочь другу восстановить справедливость.
   А через сутки, прилично одетые молодые люди подошли к двери N7 в подъезде старого трехэтажного кирпичного дома. При этом высокий парень явно нервничал, и прятался за спину своего старшего товарища.
   - Цветы возьми, - передавая букет Никодиму, ободряюще сказал Игнатов, и громко постучал в дверь. Бригадир-стахановец почувствовал, что теряет сознание, и схватился за перила.
   - Нету их! - прокричал женский голос из-за приоткрытой двери соседней квартиры, - они поздно приходють!...И пьяных очень не любять!, - закончила тетка, громко хлопнув дверью.
   - Ну что-ж, - саркастически глядя на оживающего Никодима, произнес Владимир Игнатов, - будем ждать.
   Друзья спустились во двор и уселись на лавочке. Во дворе было весело. Ватага подростков, поднимая тучи пыли и оглашая окрестности громкими воплями, играла в футбол. Игра шла в одни ворота, которые располагались между двумя толстыми тополями. Вратарь - самый младший по возрасту толстый невысокий мальчишка по прозвищу Колобок, проявлял чудеса сноровки и храбрости, отражая удары тяжелого тряпичного мяча.
   - Героический пацан!, - восторженно прокомментировал Игнатов очередной акробатический бросок Колобка за мячом, закончившийся падением в лужу, - не то, что некоторые, у которых от вида двери колени трясутся! Я тут, понимаешь, речь приготовил, мол, у Вас товар, у нас купец, а купец в подъезде в обмороке лежит - хороша картина!
   - Гол!, Колобок-дырка! - заорали, перекрикивая друг друга, игроки обеих команд. Пропущенный грязный мяч подкатился к ногам директора. Игнатов нехотя встал и, стараясь не испачкаться, подтолкнул мяч к вратарю. Но повернувшийся к ним лицом Колобок этого не заметил. Он побледнел, на мгновение застыл на месте, а затем с диким нечленораздельным воплем бросился к Никодиму.
   - Сашка! Братик!, - через секунду кричал счастливый Кешка, крепко прижимая к себе перепачканного пацана.
   Подростки молча наблюдали. Самый длинный из них осторожно подобрал мяч и, с опаской глядя на неожиданно возникшего старшего Сашкиного брата, побрел на ворота.
  
   ...............................
  
  
  
  
  
   12 часов 45 минут
  
   - Последние три года работал главным инженером на шахте "Ивановка-наклонная" в Восточном Донбассе, а затем, два года назад, пригласили сюда, - закончил свое повествование Никодим Павлович и с надеждой посмотрел на настенные часы.
   - А семья? - спросила Анастасия Павловна, чувствуя, что продолжить общение более отведенных 40 минут не удастся.
   - А что семья? С семьей все в порядке, дочь как раз закончила школу, и поступила в мединститут уже здесь, в областном центре. Жена устроилась в школу - преподает русский язык... В общем, все как у людей... И это..., если нет вопросов, я пожалуй пойду?, - с надеждой спросил директор и не дожидаясь ответа встал из-за стола.
   - Не могу Вас больше задерживать, - сухо ответила журналистка.
   - Я распоряжусь насчет чаю, до встречи под землей! - не скрывая облегчения, попрощался Никодим Павлович и быстро вышел из кабинета.
   Собравшиеся в кабинете главного инженера руководители не заметили прихода директора. Сиплый, стоя в дверях, послушал разговор склонившихся над картой мужчин, и быстро вникнув в суть происходящего, спросил, обращаясь к Шульге:
   - Ну и когда Ты запустишь лаву?
   - Шульга вздрогнул от неожиданности и, повернувшись лицом к директору, твердо ответил:
   - Через сутки!
   - А когда планируешь вытащить на свет Божий своего горного мастера и моего помощника? - продолжал спрашивать директор.
   - Часа через два-три, не более, - ответил начальник участка, - энергоснабжение восстановлено, в лаве есть свет, давление и воздух. Ребята быстро продвигаются к завалу - они уже на 3-м паю.
   - Твоими бы устами, да мед пить... - проворчал в ответ директор, - а теперь слушай меня. Предлагаю пари - директор посмотрел на часы, и продолжил, - Если завтра в 12.50 включишь лаву и начнешь отгружать уголь - Тебе и механику даю по два оклада и премию на бригаду - 1000 рублей! Если включишь позже , в 12.51 например, оштрафую каждого на пол-оклада и депремирую бригаду на 50 процентов!
   - Идет! - весело ответил Шульга, - сейчас позвоню ребятам в шахту, порадую!
   - Давай, звони своим архаровцам и быстро дуй к журналистке!
   - Пока мой кабинет занят, буду в диспетчерской, - обращаясь к главному инженеру, произнес Никодим Павлович, и, с опаской глядя на закрытую дверь своего кабинета, вышел через приемную в коридор. Он спустился по лестнице, медленно направился к диспетчерской через обширный холл шахтоуправления, где располагались стеклянные двери нарядных всех участков. Как всегда, в первой смене, здесь было многолюдно и шумно: руководители участков и механики планировали работу, организовывали снабжение, оформляли многочисленную документацию. Появление директора было мгновенно замечено и уже через несколько секунд в холле не осталось ни одного человека, а двери нарядных плотно закрылись.
   "Боятся, значит, уважают!", - с удовлетворением подумал про себя Никодим Павлович, заглядывая сквозь стеклянные витражи в каждую дверь. Он знал, что в эту минуту, присутствовавшие в нарядных люди, больше всего на свете опасаются, что он откроет дверь. Его визит всегда означал грозную выволочку, иногда завершавшуюся оргвыводами. На этот раз директор решил зайти к "немцам", нарядная которых располагалась в самом конце коридора рядом с выходом, но затем передумав, направился в диспетчерскую.
   Диспетчер утренней смены Иван Петрович Фокин открыл директору дверь, вернулся за диспетчерский стол, и продолжил прерванный визитом телефонный разговор.
   Никодим Павлович уважал этого серьезного и дельного человека, который, несмотря на отсутствие специального образования, был лучшим диспетчером на шахте. Сиплый присел за маленький столик, на котором стоял городской телефон, и набрал домашний номер.
   - Але!, - лениво ответила трубка сонным голосом дочери.
   - Привет, студентка, только проснулась?
   - А что, нельзя что ли? У меня, между прочим, каникулы!
   - Можно, продолжай спать, только сначала позови мать, - милостиво согласился Никодим Павлович.
   - Привет, дорогой! - послышался голос жены, - как дела?
   - Все вроде нормально. Поэтому и звоню, чтоб не волновалась.
   - Спасибо, конечно,...Как у Сашки?
   - Перья распушил перед столичной журналисткой, ручки целует, интервью дает, хорошие манеры демонстрирует...
   - Моя школа!
   - Знаю, и потому терплю!
   - Терпи, Кешка, героем соцтруда будешь!
   - А я и так герой!
   - Знаю и поэтому терплю, - шутливо ответила жена.
   - "Терплю" или "люблю?", - игриво спросил директор.
   - А это зависит только от твоего поведения!
   Никодим Павлович встретил напряженный взгляд диспетчера, и поспешил свернуть разговор с домом. Заметив, что директор положил трубку, Иван Петрович включил громкоговорящую связь.
   - На 25-м штреке пожар! - послышался взволнованный голос механика шестого участка, - неожиданно обрушилась порода над подстанцией. Вытекает и горит трансформаторное масло... Лава обесточена... Я вывел всех людей на штрек, пытаемся тушить огонь, но ничего не получается...Начинает гореть лес, кабели...У нас мало огнетушителей...Большое количество дыма поступает в лаву...Пытаемся спасти гидростанцию...
   - Фролов и Краснянский с Вами?, - с отчаянием в голосе перебил директор.
   - Нет, мы не добрались до них, - прохрипел Кондратюк.
   - Ты понимаешь, что оставил их умирать? - заорал директор.
   - У меня не было другого выхода, я не мог подвергнуть опасности жизнь еще пяти человек!
   - Ты у меня сядешь, Кондратюк! На всю оставшуюся жизнь! - продолжал в голос кричать директор, - Нет, я не доставлю тебе такого удовольствия, - удушу собственными руками!
   - У нас есть сорок минут, - спокойно перебил директора Фокин, отключив громкоговорящую связь.
   - Ты имеешь в виду респираторы?, - спросил, успокаиваясь, директор.
   - Да, - ответил диспетчер. Включив рубильники одновременной связи, - начал говорить медленно и внятно:
   - Всем, внимание! На 25-м штреке верхнего горизонта пожар! В лаве под завалом находятся два человека, которым угрожает отравление дымом. У нас есть тридцать минут, чтобы потушить пожар. Какие будут предложения?
   - На разъезде 25-го штрека два вагона с огнетушителями! - отозвался подземный диспетчер, немедленно отправляю их под лаву! Еще два вагона смогу подать к лебедке бремсберга через десять минут!
   - Хорошо, действуйте!
   - Надо отключить вентиляцию на разъезде и лебедке, - это снизит скорость поступления дыма в лаву! - вышел на связь начальник вентиляционного участка.
   - Действуйте! 25-й, все слышали? Через несколько минут у вас будут огнетушители, на ликвидацию пожара у Вас тридцать минут!
  
   ............
   Андрей проснулся из-за тошноты и рези в глазах. Почувствовав запах дыма, быстро вскрыл самоспасатель, надел специальные очки и респиратор. Фролов был без сознания, пришлось изрядно потрудиться, чтобы надеть на его лицо маску респиратора. "Вот и все. Конец!", - спокойно подумал горный мастер, пытаясь привести товарища в чувство. "Сколько там у нас есть времени? 30 или 40 минут?", - лениво вспоминал Андрей, - "Вот тебе, Владимир Степанович и последний, главный, минус!" Он отвернулся от Фролова, перевернулся на спину и, включив фонарь, попытался осмотреться. Сквозь густые клубы черного дыма заманчиво проступал лаз через пустоту. "Один бросок!", - подумал Андрей, - "и я на штреке!...или в лепешку!". "Лучше в лепешку, чем медленно умирать от удушья!", - принял он наконец решение, - "А Фролову уже ничем не поможешь, надо спасаться самому!", - убедил себя Андрей и, подхватив оба фонаря, протиснулся в лаз. Лаз оказался шире, чем предполагал горный мастер. Несмотря на удары о препятствия и полную темноту он быстро продвинулся на несколько метров, затем перевалился на спину, чтобы перевести дыхание. Отдохнув, вдруг почувствовал спокойную уверенность в том, что надо возвращаться за Фроловым. Он медленно развернулся, включил свет, и, рассмотрев в темноте гидростойки крепи, медленно чтобы сберечь силы пополз назад.
  
   .............
  
  
   13 часов 15 минут
  
   В отличие от директора, Александр Петрович был - сама любезность. Он легко и с юмором рассказывал о себе, своей работе. Анастасия Павловна была очень довольна: биография Шульги полностью подходила под ее представление об образцовом советском производственнике-руководителе.
   Послевоенный сирота, он всего добился своим трудом, пройдя все основные этапы своей жизни и карьеры с оптимизмом и юмором. Увлеченно рассказывал о своих товарищах по профтехучилищу, своих первых днях на подземной работе, о первой увиденной им в шахте женщине, которая впоследствии стала его женой.
   - Она была настоящей амазонкой, - весело рассказывал Александр Петрович, - представляете, огненно-рыжая красавица в каске, перепоясанная динамитными патронами и взрывателями - мастер взрывник! Я влюбился в нее сразу, и в тот же день объяснился! Затем последовала многомесячная осада, и , в конце концов, не без помощи Сиплого, - полный успех!
   - Сиплого?, - оживилась журналистка, - Как Вы с ним познакомились?
   - Это произошло лет двадцать назад. Я по распределению был направлен на шахту, где он был главным механиком. Собственно никаких особых отношений тогда у нас не было, но он дружил с родителями моей будущей жены. И когда мы стали с Верой встречаться, он устроил так, чтобы мы вместе оказались на курсах повышения квалификации в Москве, а затем принял самое активное участие в подготовке к свадьбе. С тех пор мы всегда вместе - кочуем за нашим "Бригадиром" из города в город, с шахты на шахту!
   - Почему "Бригадиром?" - заинтересованно спросила собеседница.
   - Не знаю, - на минуту смешавшись, ответил начальник участка, и, не отвечая на вопрос, продолжил, - и здесь, в Красношахтерске, мы оказались все вместе, Сиплый в ранге директора, а мы с Верой - начальников участков.
   - Ваша жена работает на шахте? Насколько я знаю, женщины в Советском Союзе не работают под землей!
   - Вера Игнатьевна моя, начальник участка "БВР" - буровзрывных работ, значит, пояснил Александр Петрович, - а эта должность считается не подземной, хотя в шахте она проводит много времени.
   - Ну а теперь, не для записи, - лукаво проговорила журналистка, - расскажите мне о Сиплом, его семье. Сами понимаете, из него мало что можно вытянуть, а мне хотелось бы составить более полное представление о главном герое предстоящей публикации.
   - Я его практически не знаю, - медленно, словно подбирая слова, ответил Александр Петрович, очень ценю как производственника и руководителя, или, если хотите знать, лидера, но ничего не могу сказать о его внепроизводственной жизни!
   - Но мне показалось..., - вкрадчиво продолжила собеседница.
   - Вам показалось!, - перебил ее начальник участка и впервые за время общения посмотрел на часы.
  
   ............
  
   Фролов не подавал признаков жизни. С большим трудом удалось перевернуть его на спину и подтащить к лазу в пустоту. Затем Андрей соорудил из ремня петлю, обхватил ею тело товарища, и рывками поволок к штреку. Дышать становилось все труднее, но по мере продвижения в пустоту дыма становилось меньше. Сильный удар головой о деревянную крепь стал своеобразным сигналом о приближении к сопряжению лавы и штрека. Сбросив разбитую каску и респиратор, Андрей протиснулся между двумя рядами уложенных в клети бревен, и тяжело вывалился на штрек. Не обращая внимания на боль, потянулся за Фроловым, взвалил его тело себе на плечи, и, пройдя несколько шагов вглубь штрека, свалился вместе с ношей в громадную лужу.
   Повинуясь естественному ходу вентиляции, черные клубы дыма плотным потоком двигались из лавы, в сторону завала и через микротрещины проникали на 23-й штрек. Основная масса дыма, не находя выхода, накапливалась в десятке метров от лежащих в луже людей, и медленно приближалась.
   - Степаныч, дорогой, вставай! Надо уходить в пустоту! - отчаянно взывал Андрей, с ужасом наблюдая наступление дыма. Он перевернул Фролова на спину, и, вспоминая, как нужно делать искусственное дыхание, надавил руками на грудь. Из горла раненного послышался хрип, и плотная струя рвотной массы ударила горному мастеру прямо в лицо. Ответный спазм не заставил себя ждать, и уже через минуту два измученных, полуотравленных человека, содрогаясь от рвотных спазмов, медленно поднялись, и двинулись вглубь штрека, подальше от надвигающихся клубов дыма.
  
   13 часов 30 минут.
  
   Все руководство шахты собралось в диспетчерской. Сиплый внимательно слушал переговоры по громкоговорящей связи и постоянно смотрел на часы.
   - Петрович! - это подземный диспетчер, - отозвался динамик, - докладываю обстановку: на 23-м штреке ребята наблюдают клубы дыма, которые просачиваются через завал. Я дал им команду уходить от лавы.
   - Понял. Что еще? - спросил Фокин.
   - У меня тут Вася Куркин, звеньевой с шестого участка, просит поговорить с директором.
   - Пусть говорит, - разрешил Иван Петрович в ответ на кивок Сиплого.
   - Я вот, что хотел сказать..., - замялся звеньевой, - ну, насчет нашего горного и этого, как его...
   - Рожай, давай, - грозно ворвался в эфир директор.
   - Они говорили, что из завала в лаве просматривался лаз на штрек через пустоту...а Петрович, Шульга, то есть, им запретил, мол...
   - Карту! Немедленно! - рявкнул директор. Он подбежал к огромному столу, на котором главный инженер раскладывал синьку со схемой верхнего горизонта.
   - Спасибо, Вася, - спокойно ответил Фокин, - это очень важная для нас информация. Кстати, как твоя голова?
   - Голова не ж...., на ней не сидеть, - радостно ответил Вася, - а что до нашего горного, так он выберется, зуб даю!
   .........
  
   - Предположим, они сумели выбраться на штрек, что дальше? - спросил оживившийся директор, и сам ответил - единственный выход отсидеться на 23 штреке!
   - Отсидеться не удастся, - ответил главный инженер, - Из-за завала на сопряжении, весь дым не сможет выйти на естественный путь, часть его будет накапливаться, и заполнять штрек вплоть до самого тупика. У них есть единственный выход - уходить от дыма в тупик. Уходить по воде, так как часть отработанного пространства в этом месте подтоплена.
   - Сколько у нас есть времени?, - спросил директор.
   - Не больше часа, - ответил начальник участка вентиляции.
   - За это время пожар на 25-м должен быть ликвидирован! - констатировал директор.
   - Ничего не выйдет, - резко ответил главный инженер, - пожар принял неуправляемый характер и я, как ответственный за технику безопасности, - медленно и глядя в глаза директору, продолжил Кузьмин, - обязан вызвать горноспасателей.
   - Идите и выполняйте свою работу, - спокойно ответил ему директор, - а я займусь своей.
   Он еще раз внимательно посмотрел на карту, и спросил у главного маркшейдера:
   - А это что за пунктир?
   - Это печка, ее пробили между 23 штреком и соседней, 27-й шахтой для вентиляции. Затем, когда 27-ю шахту законсервировали, где-то должны были соорудить глухую перемычку. Таким образом, выбраться из тупика 23 штрека на 27-ю шахту невозможно. Тем более, что значительная часть печки затоплена.
   - Где соорудили перемычку, из чего?, - нетерпеливо спросил директор.
   - Не знаю, это же другая шахта. Но думаю, что где-нибудь на штреке, - не полезут же они в печку!
   - Разумно, а теперь давай посмотрим по отметкам, насколько может быть эта печка затоплена?
   - Извините, Никодим Павлович, но мне кажется, что воспользоваться этим лазом они не смогут, - осторожно произнес маркшейдер, да и куда они денутся от дыма?
   - Ты что, не понял? - энергично ответил директор, - если вход в лаз затоплен, значит, проникнув в него, они спасутся от дыма.
   - А дальше что? Там же тупик!
   - А мы на что? - насмешливо спросил директор, и покровительственно похлопав маркшейдера по плечу, произнес - я уверен, что они живы и воспользуются этим лазом, понял! А мы зайдем к ним через 27-ю шахту и разрушим все перемычки!
   - Ну, Вы начальник, вам виднее...
   - А теперь, быстро к себе и неси карту печки с отметками!
  
   .........
  
   13 часов 45 минут.
  
   Фролов и Краснянский, поддерживая друг друга, медленно отступали по штреку от преследующего их дыма. Шахтная вода, скопившаяся после выработки лавы, заполнила все основание тоннеля, что затрудняло движение. Они постоянно спотыкались об остатки леса и различного металлического хлама, скрытого под водой и только толстые подошвы промокших насквозь сапог спасали от травм.
   - Ты уверен, что там есть лаз? - преодолевая одышку, спросил Фролов.
   - Конечно, - преувеличенно бодро ответил Андрей, - там есть печка на соседнюю шахту. Я много раз лазал по ней с взрывниками. Шестому участку тогда поручили контроль за проходкой с нашей стороны. Помню, что вход в печку был внизу, у самого основания штрека, так что он наверняка затоплен. Если это так, то мы спасены - в самом начале печки резкий подъем, нужно будет пронырнуть всего несколько метров и все!
   - Надеюсь, что это не понадобится, - проворчал Фролов, - пора бы им уже справиться с пожаром. И вообще, Андрей, мне нужно отдохнуть, иди сам, разведай там что почем, а потом возвращайся.
   - Через две минуты здесь будет дым, - зло ответил Андрей, - поэтому Вы либо пойдете со мной, либо я Вас потащу волоком. Лаз уже очень близко, нужно последнее усилие! Обнимите меня - и вперед!
   - Дело в том, парень, - ответил Фролов, обнимая Андрея за шею, - что я вообще не умею плавать, а воды боюсь больше чем дыма.
   - Зато я перворазрядник по плаванию...
  

..........

   - Я же говорил! - воскликнул Никодим Павлович, тыкая пальцем в карту шахтного поля, - Вы только посмотрите на отметки - печка от входа имеет резкий подъем, так что воды там совсем немного, метров 5 от сопряжения со штреком, - они легко пронырнут в печку, это спасение от дыма!
   - До печки еще надо дойти, - а это триста метров по пояс в воде, - возразил маркшейдер, но даже если предположить...
   - А это уже не твое дело, - грубо оборвал его директор, - и, обращаясь к диспетчеру, рявкнул:
   - Шульгу сюда срочно! Если надо, вырви его из объятий журналистки!
  

............

  
  

36 лет назад

   Новый, 1946-й, год встречали в актовом зале военного гарнизона. Седой сорокалетний генерал с множеством наград скромно расположился во главе стола, предоставив полную инициативу в ведении праздника супруге. Несмотря на свой первый выход на публику в качестве жены начальника гарнизона, Анна Сергеевна, огненная рыжеволосая красавица, заведующая Куйбышевским городским ЗАГСом, нисколько не смущаясь, уверенно исполняла роль радушной хозяйки и организатора праздника.
   Сам командир гарнизона испытывал явный дискомфорт. Его оглушала громкая музыка и явная фальшь полупьяного военного оркестра, выпившие офицеры и их разряженные жены и подруги. Тосты за Победу и во здравие слушал в пол - уха и медленно напивался. Несколько оживился только в самом начале, когда на балу неожиданно появилась явная затворница - командир военного госпиталя, майор медицинской службы Егорова, пациентом которой он был совсем недавно. Генерал сорвался с места и хотел лично поприветствовать добрую знакомую, но та, о чем -то коротко переговорив с хозяйкой праздника, незаметно исчезла.
   Утром следующего дня, заедая похмелье квашеной капустой, генерал поинтересовался у жены:
   - Я видел, ты разговаривала с Егоровой, не знал, что вы знакомы.
   - А мы и не были лично знакомы до вчерашнего дня, - ответила Анна Сергеевна, - я, конечно, знала о ней, видела несколько раз. Столько слышала от тебя и от других - хирург от Бога, да тут пол - города ее пациенты!
   - Так и есть, - подтвердил генерал, - если бы не она..., да что говорить сколько раз уже рассказывал.
   - Ей нужна моя помощь, ...и твоя.
   - Так в чем дело? Я перед ней в неоплатном долгу.
   - Вопрос сложный, Коля, очень сложный.
   - Какой?
   - С ней живут две племянницы, которым приспичило замуж. Женихи объявились, один с Украины, другой из Москвы. Егорова просит зарегистрировать их браки немедленно.
   - Так зарегистрируй!
   - Есть проблема - у них нет документов!
   - У кого, у женихов?
   - Нет, у девушек. Там все очень сложно - они были в оккупации, родители погибли. На двоих - одно полу сгоревшее, и почти не читаемое свидетельство о рождении. Сам понимаешь, если сейчас начать восстанавливать документы, утраченные в оккупации, уйдет несколько месяцев, если не лет. Так что без твоей помощи...
   - Понял, будут тебе документы. Пусть Егорова даст фамилии, годы рождения и все такое...
  
  

14 часов 10 минут

  
   - Это делается очень просто - делаете глубокий вдох, и проныриваете в лаву, - объяснял Андрей, - затем делаете несколько рывков вперед. С каждым рывком короткий выдох. Даже самый неумелый ныряльщик легко сделает 8-10 выдохов - а это примерно десять метров под водой. По моим расчетам, водой заполнено не более пяти-шести метров, так что пройдет всего несколько секунд!
   - Убедил!, - неуверенно ответил Фролов, - только ты первый!
   - Отлично! - преувеличенно бодро отозвался Андрей. Он посмотрел на надвигающиеся клубы дыма, глубоко вдохнул, и погрузился в холодную мутную воду. Нащупал затопленный лаз, протиснулся в лаву, и сделал рывок внутрь. Первый короткий выдох, затем второй, третий - руки нащупали деревянную стойку крепи, еще один толчок, упершись ногой в стойку, - и струя затхлого теплого воздуха ворвалась в легкие.
   Горный мастер открыл глаза, в полной темноте прополз еще несколько метров, развернул полиэтиленовый пакет с шахтным фонарем. К счастью аккумуляторная батарея не промокла, и луч света выхватил из тьмы грязную лужу, преграждавшую выход на штрек. От мысли, что в эту лужу придется нырять снова, за Фроловым, стало жутко. "Степаныч, родной, - взмолился мысленно Андрей", - сделай это сам!" И словно услышав призыв, мутная лужа расступилась, а на поверхности, фыркая и щурясь от света, появился Фролов.
   - Получилось!, - радостно вскрикнул Андрей, - я же говорил!
   - Получилось..., - прохрипел Фролов, - оказывается, чтобы победить страх, надо испугаться еще больше!
   - Глубокая мысль!
  
  

14 часов

   Вера Игнатьевна Шульга, начальник участка буровзрывных работ, собралась идти на обед и уже закрывала дверь нарядной, когда в коридоре появился директор.
   - Погоди, Вера, не запирай! - пробасил Никодим Павлович, - разговор есть!
   - Слушаюсь, бригадир! - весело ответила женщина, пропуская гостя в дверь.
   - Вот, что Верочка, - продолжил директор, - упакуй мне быстренько сумку взрывника, положи десятка два патронов и пару детонаторов, ну и взрывную машинку соответственно!
   - Ты...Вы что это, серьезно? - изумилась Вера Игнатьевна.
   - Серьезней не бывает!
   - Но я же не имею права! - робко возразила начальник участка, открывая дверь склада взрывчатых веществ. Она быстро упаковала сумку, и умоляюще посмотрев на директора, произнесла, - Что то случилось, Кеша?
   - Все в порядке, девочка, - ответил Никодим Павлович, - оно может и не понадобится, в общем, через пару часов верну, все или почти все... Давай распишусь где надо, чтобы тебя не подставить!
   - Нужна мне твоя подпись, - презрительно фыркнула женщина,- и демонстративно отвернулась.
   Директор, быстро, чтобы не вступать в дальнейшие объяснения, направился на второй этаж в сторону своей приемной. На лестнице встретил звеньевого шестого участка Волкова. Тот только что вышел из кабинета инженера по технике безопасности, которому на протяжении нескольких часов давал изнурительные объяснения по несчастному случаю. Завидев директора, Волков резко развернулся, пытаясь ретироваться, но был остановлен властным криком: "Стой! Ты - то мне и нужен!".
   - Это еще зачем? - вяло отреагировал звеньевой, - у меня, между прочим, рабочий день давно закончился!
   - Есть такая профессия, товарищ бывший Зэк, спасать горных мастеров, - философски ответил Никодим Павлович, - иди, переодевайся в "шахтерки"- через 15 минут жду у входа в диспетчерскую!
  
  

14 часов 30 минут

   Юрий Палыч Базаров открыл глаза, и обнаружил, что спал сидя за столом. Он выглянул в окно, увидел открытый шлагбаум, тяжело вздохнул, попытался подняться. С первого раза не удалось: закружилась голова, подступила тошнота. Нащупав на столе початый трехлитровый баллон соленых огурцов, выпил рассола, и повторил попытку.
   Упершись руками в стол, поднялся, закрепился в стоячем положении, оглядел караульное помещение. Картина представилась безрадостная: его заместитель по режиму, лысый толстяк по прозвищу "Пончик", спал лежа поперек деревянной лавки, издавая жуткие утробные звуки. В помещении был полный беспорядок, радовала взгляд только недопитая бутылка самогона, каким - то чудом сохранившаяся после вчерашнего вечера.
   Собственно, ничего особенного вчера не произошло. Как обычно, объект посетили местные жители, унесли, открутили, разобрали, что смогли, отдарились самогоном и закуской.
   Юрий Палыч, отставной офицер - "вертухай", теперь служил начальником поста вневедомственной охраны (ВОХР). А охранял он особо важный объект - неработающую, законсервированную, шахту. Законсервированную, это значит не совсем закрытую, но уже не работающую. Уголь на 27-й шахте не добывали целый год, оставив для обслуживания систем жизнеобеспечения небольшой персонал. В основном это были пенсионеры, которые несли круглосуточную вахту: поддерживали работоспособность шахтных лебедок, откачивали из-под земли воду, следили за исправностью подземных и надземных коммуникаций. Кому и зачем это понадобилось, Юрий Палыч не знал, но благодаря четкой, проверенной опытом, жизненной установке : "Что охраняю, то и имею", сумел превратить скучное дело охраны никому не нужного объекта, в веселое и прибыльное предприятие.
   Во-первых, внимательно изучив приказ объединения о консервации шахты, особенно в части организации охраны, Юрий Палыч, разделил охраняемые объекты на две группы. В первую вошли помещения лебедок, трансформаторных подстанций, котельной и подъемов, то есть сооружения связанные с поддержкой жизнеобеспечения. Во вторую, более обширную, были включены опустевшие административные и производственные здания, а также сооружения шахтного двора.
   К охране объектов первой группы, начальник поста ВОХР отнесся со всей серьезностью. Организовал ограждение, освещение, выставил круглосуточные посты. У центрального въезда устроил шлагбаум, который привязывался цепью к стойке, и замыкался на замок. Караульное помещение снабдили связью, провели тревожную сигнализацию.
   Объекты второй группы подверглись тщательной инвентаризации: составлены списки мебели, оборудования, внутренних дверей и другой нехитрой утвари, оставленной при демобилизации персонала. Эти списки были оформлены в прейскуранты, которые предприимчивый Юрий Палыч распространил среди жителей окрестных хуторов. Покупатели не заставили себя ждать. Соблазненные низкими ценами, хуторяне, используя автомобильный и гужевой транспорт, регулярно посещали шахтный двор, где под надзором бдительной охраны, загружались всем, что может пригодиться в хозяйстве. То, что можно было увезти, вывезли уже через месяц, затем приступили к демонтажу: в помещениях срывали полы, выбивали дверные коробки, разбирали межкомнатные кирпичные стены. Из шахтного двора вывозили, и сдавали в металлолом рельсы, шпалы, металлические ограждения. При этом внешний вид зданий сохранялся в прежнем виде, что создавало иллюзию полной сохранности имущества.
   Расчет предприимчивого охранника полностью оправдался. Единственная комиссия, посетившая объект примерно пол - года назад, отметила образцовый порядок на объекте. Проверяющие спустились в шахту, убедились в исправности вентиляции, связи и систем откачки воды. До осмотра никому не нужных административных зданий дело не дошло. Внешне все было в порядке: на дверях висели замки с пломбами, да и гостеприимные хозяева поторапливали, мол, закуска прокиснет!
   Приятные воспоминания и соленые огурцы немного ободрили. Начальник охраны выпрямился, зафиксировал тело в вертикальном положении, потянулся к телефону. Из машинного отделения лебедки ответили не сразу, где - то после пятого сигнала.
   - Тебе чего, - недовольно отозвался дежурный электрослесарь.
   - Васька где, у тебя? - пытаясь придать уверенность голосу, спросил Юрий Палыч.
   - Спит твой Васька!
   - Где спит, почему не на посту?
   - А ты на меня не ори, я охране не подчиняюсь, - буркнул в ответ слесарь, и положил трубку.
   "Все приходится делать самому", проворчал начальник охраны, и сделал несколько неуверенных шагов к двери. Открыв караульное помещение, выглянул наружу. Свежий воздух придал новые силы, что позволило без приключений добраться до шлагбаума, у основания которого спал беспробудным пьяным сном один из подчиненных. "Эх, молодежь пошла. От одного стакана валятся!", продолжил беседу сам с собой Юрий Палыч, усаживая пьяного тощего парня на скамейку под деревом.
   Через несколько минут порядок был водворен. Охранник доставлен на место, а шлагбаум опущен. Осталось только найти ключ от амбарного замка, чтобы замкнуть шлагбаум. Ключ нашелся не сразу, - он лежал в густой траве у обочины, и начальнику охраны, преодолевая тошноту, пришлось стать на колени, чтобы его подобрать.
   В этот момент со стороны дороги послышался шум. Юрий Палыч с трудом поднялся, и с ужасом обнаружил, что по проселочной дороге в клубах пыли к объекту движется белая "Волга".
   "Комиссия! Черт их принес! Без предупреждения!", тупо соображал начальник охраны, фиксируя вертикальное положение. Он суетливо распутал цепь, поднял шлагбаум, и принял сойку "смирно" пропуская автомобиль.
   "Волга" проехала мимо шлагбаума и резко осадила прямо напротив караульного помещения. Самые худшие предположения сбылись: из передней правой двери, неуклюже выставив ноги, выбирался огромный толстый мужчина в форме высшего должностного состава угольного объединения.
   Хмель как рукой сняло! Юрий Палыч ловко подскочил к машине, и закрывая собой вход в караульное помещение, бодро отрапортовал:
   - Здравия желаю! За прошедшие сутки происшествий не было! Начальник охраны объекта Базаров!
   - Вижу, что у тебя все в порядке, - с сарказмом в голосе прорычал приезжий начальник, оглядывая следы пьяного разгула, - где дежурный персонал?
   Через пять минут перед грозным начальником стоял машинист подъема. Несмотря на тяжелое похмелье, он связанно доложил об исправности систем жизнеобеспечения шахты. Начальник выразил намерение немедленно спуститься под землю, и двинулся к стволу, чтобы все осмотреть лично. Вслед за ним из машины вышли еще двое - невысокий плотный мужичок в форме горного инженера, очень похожий на киношного Мюллера, и худой работяга в спецовке с лицом уголовника. Этот контингент опытный Юрий Палыч узнавал мгновенно, и в отравленном алкоголем мозгу появились первые сомнения.
   Только теперь он рассмотрел, что на голове начальника вместо форменной фуражки надета белая каска, а его работяга - спутник придерживает на плече сумку взрывника, из которой торчат провода и детонаторы. "Мюллер" спокойно вынимал из багажника машины гаечные ключи, и укладывал в другую сумку.
   "Это империалистические шпионы! Пришли взорвать шахту!" - пришло озарение, - "они и есть самые настоящие диверсанты - вредители, от которых он должен был охранить объект". Он опытный, искушенный жизнью, профессиональный охранник, впервые в жизни увидел звериный облик тех, с кем всегда боролся и в существование которых по - настоящему никогда не верил. Юрий Палыч понял, что в его жизни наступил момент истины - сейчас надо совершить подвиг, либо героически погибнуть!
   Начальник охраны молча развернулся и двинулся в сторону караульного помещения, где был установлен телефон с городским номером. Открывая дверь, ощутил на плече тяжелую руку "уголовника". Гадливо улыбаясь, тот отстранил охранника, вошел в караульное помещение, оборвал телефонный провод, и разбил аппарат. Затем бесцеремонно затолкал начальника охраны в помещение, запер дверь на засов.
  
  
  

15 часов 50 минут

  
   Они ползли по печке уже целый час. Освобождение от смертельной опасности придавало силы. Двигались не спеша, с продолжительными остановками на отдых. Андрей начал было считать деревянные стойки крепи, но быстро сбился. Во время отдыха спокойно обсуждали план дальнейших действий. Оба были уверены, что выбравшись на 27-ю шахту, смогут преодолеть нехитрые заграждения и выйти на связь с дежурным персоналом. Пройдя через огонь и воду, шахтеры были уверены, что все самое страшное позади. В очередной раз устроившись на отдых, Андрей включил единственный оставшийся исправным фонарь и с радостью обнаружил в луче слабого света, что они достигли конца печки и находятся практически на штреке.
   Сопряжение печки со штреком со стороны 27-й шахты Андрей посещал раньше, и отлично помнил, как печкорезы обустроили это пространство. Здесь, вдали от начальства, были оборудованы деревянные лежаки, заваленные старыми телогрейками, небольшая мастерская с самодельными тисками и даже импровизированный туалет.
   Выбравшись на штрек, Фролов удобно расположился на деревянных нарах, укрылся сухой ветошью, и с блаженством в голосе произнес:
  
   - Все, Андрюха, на сегодня подвигов хватит! Я готов оставаться здесь хоть целую вечность: тепло, светло, сухо...
   - Насколько я помню, - ответил Андрей, - здесь, метрах в сорока, должна быть деревянная вентиляционная дверь. Даже если при консервации шахты дверь забили, взломать ее можно без особого труда. За ней, буквально метрах в ста, разъезд и диспетчерская. Там наверняка есть телефон, а если и нет, то до ствола можно добраться минут за десять! Владимир Степанович, осталось совсем немного, вставайте!
   - Андрей, иди сам. Бери мой фонарь, вызывай подмогу, а я пока отдохну. На самом деле, я очень устал и просто не могу двигаться.
   - Хорошо, я скоро, - ответил Андрей и ушел в темноту, прихватив с собой ломик на случай, если вентиляционная дверь будет забита. Беспокоило только одно - подмокший фонарь давал все меньше света, и идти приходилось практически на ощупь.
   Перегородка из шлакоблоков с вентиляционной дверью, как и ожидал Андрей, оказалась рядом. Уткнувшись в препятствие, горный мастер ощупал стену , определил место дверного проема, несильно постучал ломиком по двери. Дверь откликнулась металлическим звоном.
   "Металл! Они соорудили металлическую дверь!", - подавляя панику, начал осознавать Андрей. "Надо найти, сбить навесной замок", подумал он, и нанес несколько сильных ударов в то место, где тот мог находиться. Дверь ответила глухим звоном, и не пошевелилась. Андрей лихорадочно ощупал стык между дверным проемом и полотном двери, затем включил фонарь, и с ужасом обнаружил, что дверь наглухо заварена по всему периметру. Не в силах сдержать истерику, он начал изо всех сил колотить ломиком по двери...
  

16 часов.

   Обед в шахтной столовой накрыли на славу. Стол ломился от деликатесов, повар и официант вполне профессионально, не хуже чем в лучших московских ресторанах, обслуживали гостей. Минаев после тяжелого рабочего дня быстро расслабился, оживленно общался, поддерживая энтузиазм хозяев. Анастасия Павловна ела мало, и не скрывала раздражения по поводу отсутствия директора шахты и начальника участка. Секретарь парткома пытался ей что-то объяснить про ЧП на шахте, но журналистка была уверена, что Сиплый и Шульга ее просто избегают.
   Впрочем, для раздражения и плохого настроения были и другие причины. Во время подземных съемок, она, возможно впервые в жизни, пережила жуткий, почти животный страх, и как ей показалось, это заметили другие. Это случилось в новой лаве, куда Минаев лезть категорически отказался. Подтверждая имидж амазонки, журналистка смело нырнула в лаву, проползла несколько метров вглубь, вслед за бригадиром, укрепила вспышку, сделала несколько фотографий, позволив при этом сфотографировать и себя. Она непринужденно общалась с шахтерами, расспрашивала их обо всем, что видела, и по восхищенным взглядам собеседников чувствовала, что она, как всегда, на высоте. Именно поэтому, она храбро решила остаться в лаве в момент запуска стругового комплекса, решительно отклонив предложение рабочих выйти на штрек, где меньше шума и пыли. То, что случилось потом, было ужасно: вой мощных двигателей, дикий грохот металлической цепи, которая тащила за собой струг - огромную бесформенную болванку, утыканную резцами. Все небольшое пространство заполненное механизмами пришло в движение: двинулся скребковый конвейер, выгоняя на штрек массу угля и пыли, которая мгновенно заполнила всю лаву, напряглись горизонтальные домкраты, придавливая рештаки конвейера и струг к забою.
   Преодолевая удушье, журналистка смогла кое-как надеть противопыльный респиратор, и, повинуясь непреодолимому желанию бежать, попыталась быстро отползти к штреку. Заблудившись в плотных клубах пыли, она врезалась головой в деревянную клеть, потеряв при этом каску и фонарь. К счастью, все быстро кончилось - находившийся на штреке Минаев дал команду остановить лаву, так как клубы пыли, заполнившие штрек, сделали съемку невозможной. С помощью рабочих, совершенно деморализованная Анастасия Павловна выбралась на штрек, и вдруг поняла, что она обмочилась. Сгорая от стыда, с трудом сохраняя невозмутимость, журналистка попросила проводить ее к стволу, так как ее еще ждут дела на поверхности. В женской бане, где она надеялась скрыть следы своего позора, ей не повезло окончательно, старая опытная банщица, мгновенно все поняла, и бестактно посочувствовала столичной барышне, заверив, что такие вещи случаются иногда и с более опытными шахтерками.
   Наблюдая всеобщее веселье, Анастасия Павловна уже почти уверила себя в том, что никто и ничего не заметил, но мысль о том, что банщица расскажет о ее позоре Сиплому, приводила в ужас. Представив себе его ироничный взгляд, журналистка окончательно упала духом, и попросила Петра Сергеевича отвезти ее в гостиницу.
  
  

16 часов 10 минут

  
   - Дверь заварена, по всему периметру, - произнес Андрей, вернувшись к Фролову. Пережив истерику, и выплакавшись, горный мастер возвратился к печке, демонстрируя полное спокойствие.
   - Не беда, - ответил ему Фролов, - главное, что нашей жизни ничто не угрожает.
   - Что делать будем?, - спросил Андрей, устраиваясь на деревянном лежаке.
   - Отдыхать...
  

17 часов

   Никодим Павлович выдвинул засов и вышел из клети. За ним, громыхая тяжелой ношей, поспешили спутники. Под землей их встретила полная темнота, непривычная для подземной посадочной площадки действующей шахты. Коренной штрек, некогда напоминавший муравейник, хранил тревожное молчание, изредка нарушавшееся писком крыс, истинных хозяев брошенных подземных лабиринтов.
   Общее оцепенение нарушил Шульга, расстеливший на перевернутой вагонетке карту шахтного поля. Под светом трех фонарей, проложили маршрут, приблизительная протяженность которого составляла более трех километров. Наиболее трудной представлялась последняя часть пути: около километра крутого спуска по временному, вентиляционному штреку, до сбойки 27 шахты с "Салтыковской".
   - Какое там крепление?, - спросил Сиплый, указывая это место на карте.
   - Везде анкерное, - ответил Шульга, - и добавил, - интересно, а что там с водой?
   - Откачка вроде бы действует, - неуверенно вмешался Волков, - но судя по отметкам, воды на сбойке быть не должно.
   - Будем надеяться, - ответил директор, - пошли!
  
  
  
  
  

18 часов

   - Андрюха! Падла позорная, вставай! Солнце в жопу припекаить! -
   Оплывшая с похмелья рожа Степы радостно скалилась, закрывая солнце, - чего щуришься, вставай, Танька велела будить на экзамен!
   - Какой экзамен?, - встревожился Андрей, - неужели что-то пропустил.
   Пять лет назад, когда он учился на 3-м курсе института, довелось жить на квартире у официантки из ресторана, веселой толстушки Таньки, каждый день приносившей под свитером в хирургических перчатках остатки вина, недопитого посетителями. Это вино затем тщательно пряталось от мужа-алкоголика, Степки-трамвая. Свое прозвище Степка получил в результате совершения очередного пьяного подвига - остановки трамвая, на пути которого он стоял около часа до приезда милиции. Учитывая, что Степка работал формовщиком в литейном цехе, был лучшим специалистом на заводе, ему все сходило с рук. Степка и Танька жили особой жизнью, практически не видя друг друга: Танька работала с вечера до глубокой ночи, после чего спала до середины дня, а ее муж уходил на работу днем, и возвращался вечером.
   Степка вставал очень рано, и всю первую половину дня обшаривал квартиру в поисках выпивки. Если удавалось найти , все было хорошо. Если нет, Степка будил Таньку, и начинался громкий скандал, иногда с мордобоем. Андрей в этот период учился во второй смене, и чтобы не быть свидетелем диких ссор, старался уходить утром в общежитие. В этот раз Андрей должен был сдавать самый нелюбимый экзамен - сопромат, и с вечера попросил хозяев разбудить себя пораньше.
   - Это все уже прошло, - сквозь дрему осознал Андрей, отгоняя закрывающее свет видение похмельной физиономии. А по сопромату я тогда получил четверку, - успокоился он, и вновь погрузился в сон.
  
   - Андрей Семенович! Вы не выкупили 11 и 12-й тома полного собрания сочинений Ленина!- нависло над горным мастером разъяренное лицо Сталины Егоровны, заведующей кабинетом политпросвещения, - и это несмотря на напоминания! Вы же комсомолец! Как Вам не стыдно!
   Андрей Семенович, как и все комсомольцы-руководители на шахте, был обременен подпиской на 50-и томное собрание сочинение вождя мирового пролетариата, организованной шахткомом. Новые тома выходили практически ежемесячно, и книжные магазины немедленно уведомляли подписчиков о необходимости выкупа очередных томов, информируя горком партии о дисциплинированности подписчиков. Сталина Егоровна, убежденная коммунистка, первой оформила подписку и, несмотря на мизерную зарплату, являла собой пример абсолютной пунктуальности во всем, что касалось оплаты книг.
   Вообще-то Андрей, был совсем не против приобретения этой подписки, так как еще со студенческих времен намеревался прочесть все сочинения Ленина. К тому же хорошо изданные, золоченые тома хорошо смотрелись на книжной полке. Однако, со временем, прочитав половину первого тома, он осознал, что плохо понимает, а главное, не воспринимает написанное. Отложив это благое дело на потом, горный мастер охладел к подписке, и выкупал очередные тома очень неохотно, приурочивая это событие к выплате получки или премии. К тому же, спрятанный в одном из томов червонец, куда-то бесследно исчез, и Андрею предстояла изнурительная работа по перелистыванию всех выкупленных сочинений.
   Андрей Семенович совсем не боялся гнева Сталины Егоровны, поэтому легко прогнал из своего сна сердитое, закрывающее свет, лицо.
  
   Потом что-то взорвалось, и едкая волна гари донеслась до печки. Но это не разбудило Андрея, сквозь сон решившего, что это обычный подрыв ниши в призабойном пространстве, которых он наблюдал сотни.
   - Это что тут за сонное царство?!, - ворвался сквозь сон до боли знакомый рык. "Только не он!", - взмолился во сне горный мастер, - приоткрывая глаза. Чуда не произошло, - на этот раз все пространство занимало лицо директора шахты.
   Нет, чудо все же произошло: обычно суровое и хищное лицо Никодима Павловича светилось такой радостью и добротой, что Андрей пришел в замешательство. К тому же это лицо, в отличие от других, не заслоняло, а излучало яркий, слепящий свет, которого так не хватало.
   - Вставай сынок, я пришел за тобой, - вновь радостно прорычал директор, и горный мастер вдруг понял, что это уже не сон. Он схватил директора за руку, и от избытка чувств заплакал...
  
  
   Через несколько минут тронулись в обратный путь. Андрей со злорадством осмотрел развороченную взрывом перемычку и искореженную металлическую дверь, которые некоторое время назад казались непреодолимой преградой.
   - Твоя работа? - спросил он у Волкова.
   - Нет, его, - ответил звеньевой, - указывая на директора. При этом Никодим Павлович шутливо поклонился, и указал на сумку взрывника, висевшую на плече...
  
   Еще через некоторое время Юрий Палыч Базаров, при помощи остатков самогона справившийся с похмельем, бессильно наблюдал в зарешеченное окно запертой сторожки, как перепачканный верзила со своей странной компанией весело грузились в "Волгу". На этот раз с ними были еще двое, мокрые и грязные настолько, что определить их возраст и внешность не представлялось возможным. "Да у них тут под землей целая шпионская берлога", с тоской констатировал охранник, и самокритично признался, - "у тебя, Палыч, под носом!". Тяжелое предчувствие неотвратимых последствий парализовало волю, и окаменевший начальник ВОХР еще долго сидел на месте, смотрел вслед уехавшей машине, несмотря на то, что шпионы перед отъездом зачем-то открыли дверь сторожки.
  

19 часов

  
   Анастасия Павловна выглядела великолепно. Вернувшись в гостиницу, ей удалось справиться со стрессом, привести себя в порядок. Она просто не имела права демонстрировать слабость этим провинциальным чинушам, устроившим в ее честь торжественный ужин. По восхищенным взглядам мужчин и презрительным минам присутствующих женщин, журналистка мгновенно поняла, что она в полном порядке, а следовательно, именно она правит балом.
   Неказистый с виду центральный ресторан приятно удивил внутренним убранством, над которым поработал, как выяснилось, сам первый секретарь. В большом колонном зале был накрыт круглый стол на двадцать персон, во главе которого возвышалось красивое кресло (настоящий трон!,) для почетной гостьи. Великолепная посуда, белые накрахмаленные скатерти и салфетки, все в лучших столичных традициях. Великолепному убранству не очень соответствовала публика: мужчины, все как один, одетые в темные, ужасно скроенные костюмы - тройки со строгими галстуками; блеклые женщины в разноцветных и безвкусных нарядах.
   Ужин начался весело. Виктор Петрович блистал хорошими манерами, рассказал несколько действительно смешных историй, прекрасно вел стол. Хуже было с тостами: несмотря на все искрометные комментарии первого секретаря, тосты выходили скучными, туповатыми, и пошлыми. К тому же мужская часть стола начала постепенно напиваться. Первым упал под стол бригадир Заикин, которого быстро вывели из зала, несмотря на попытку последнего что-то объяснить столичной журналистке про линию партии в Польше. Вторым вырубился режиссер Минаев, но к этому Анастасия Павловна привыкла.
   Начиная скучать, журналистка безразличным тоном осведомилась у первого секретаря о местонахождении директора шахты "Салтыковская" Никодима Сиплого, место которого за столом пустовало. Виктор Петрович, уже хотел было рассказать о чрезвычайном происшествии на шахте и личном участии директора в ликвидации последствий, но совершенно неожиданно, подсознательно, выпалил:
   - Брезгует Никодим Павлович нашей компанией! Наверное Вы успели заметить, что он странный человек, если не сказать беспардонный. Единственное, что он умеет делать хорошо - это добывать уголь, а в остальном - полный дебил!
   - Вот как? , - с улыбкой ответила журналистка, - а можно поподробнее? Почувствовав поощрительный тон собеседницы, первый секретарь подробно и обстоятельно высказал все свои претензии к Сиплому как к руководителю и коммунисту.
   - И это мой главный кадровый прокол!, - завершил он свою исповедь.
   - Что Вы намерены предпринять?, - безразличным тоном спросила Анастасия Павловна, и, взглянув на часы, добавила, - я устала, будьте добры, проводите меня к машине.
   Виктор Петрович произнес красивый, заранее подготовленный, тост во здравие высокой гостьи, встал из-за стола. Журналистка поблагодарила присутствующих за радушный прием, и под руку с первым секретарем покинула колонный зал.
   - Что я намерен предпринять? - продолжил прерванный разговор Проскурин, - честно говоря, во многом зависит от Вас, Вашей личной позиции.
   - Моей? - удивилась журналистка.
   - Вашей, в первую очередь. В Ваших силах сделать из него всесоюзного героя, и тогда он для меня недосягаем. А можно сделать героями публикации других достойных людей - бригадира, секретаря парткома шахты, а может быть и ...
   -Вас?- игривым тоном спросила Анастасия Павловна.
   - Не обязательно, - скромно ответил Виктор Петрович, - но роль городской партийной организации считаю нужным отразить.
   - Хорошо, предположим мы договорились, о Сиплом ни слова, что дальше?
   - А дальше, я найду способ уничтожить его, причем в очень короткие сроки.
   Продолжая беседу, они подошли к машине, на заднем сиденье которой громко храпел Минаев. Виктор Петрович открыл перед журналисткой переднюю дверь "Волги" и, преданно глядя в глаза, тихо спросил: "Я могу надеяться?"
   - Послушай, секретарь, что я тебе скажу, - неожиданно жестко сказала журналистка, - ты пальцем не тронешь Сиплого, иначе я уничтожу тебя! Понял!
   - Понял, но я подумал, что его поведение оскорбило Вас, и хотел...
   - А ты не думай! Делай, что сказано, и продолжай княжить! - уже спокойно закончила Анастасия Павловна, захлопнув дверь автомобиля перед носом ошарашенного секретаря.
  

21 час

  
   Николай Николаевич, вошел в приемную первого секретаря горкома, вспугнув прикорнувшего дежурного.
   - Найди первого секретаря, быстро, скажи, что я жду у него в кабинете, - небрежно бросил он и вошел внутрь.
   Дежурный позвонил в ресторан, затем в гостиницу, услышал, что Виктор Петрович был, но недавно уехал. Квартирный телефон не отвечал, пришлось звонить второму секретарю домой. В самый разгар поисков, дверь неожиданно распахнулась, и в приемной появился сам Виктор Петрович.
   - Здравствуйте, Виктор Петрович!, А я Вас обыскался!,- радостно приветствовал дежурный, и, отметив явно подавленное состояние шефа, тихо добавил - Вас там ждет начальник КГБ Семенов.
   Какого черта..., раздосадовано произнес первый секретарь, входя в кабинет.
   - Входи, дарагой!, - растягивая слова на кавказский манер, приветствовал гость хозяина в комнате отдыха, и заметив дурное расположение духа Виктора Петровича, сочувственно спросил:
   - Что, полный пролет со столичной леди?
   - Что-то вроде того, - ответил первый секретарь, усаживаясь в кресло.
   - Постараюсь развеять твою тоску, - есть очень хорошие новости!
   - Да?- безразлично произнес Виктор Петрович, - что за новости?
   - Новость первая - твой лучший друг гений!, - продолжая ерничать, гордо произнес Николай Николаевич, - и пока ты не признаешь этого бесспорного факта, других новостей не узнаешь!
   - Признаю, - покорно произнес хозяин кабинета, зевнув и посмотрев на часы.
   - Тогда новость вторая - есть компромат на Сиплого, первоклассный, я бы даже сказал убойный, но вижу, что ты устал и хочешь спать, так что все расскажу завтра, - продолжил чекист, - спокойной ночи! Он встал с дивана и не спеша направился к выходу.
   - Стой! - властно одернул друга первый секретарь, - хватит дурака валять, садись и рассказывай!
   - Проснулся!- радостно произнес Николай Николаевич. Он удобно устроился в кресле, налил в фужеры "Боржоми", и торжественно произнес, - сейчас ты услышишь детективную историю, которая не снилась Агате Кристи вместе с Конан Дойлем! Это будет монолог гения, скромного гения сыска, который не выходя из шахтерского Засранска, используя силу ума, а также дедукцию и индукцию, сумел провести расследование века!
   - Кончай трепаться, давай по существу, - устало прервал Виктор Петрович.
   - В старших классах средней школы, все мы, комсомольцы, изучали классический политико-воспитательный роман известного советского классика "Подпольная армия Прохора" о действиях партизан на оккупированных территориях восточной Украины, - издалека начал чекист.
   - А еще "Войну и мир", "Вишневый сад"..., - саркастически продолжил Виктор Петрович.
   - Напомню главное, - игнорируя ироничный тон собеседника, продолжил Николай Иванович, - в романе есть герои: руководитель подполья Васнецов и командир партизанского отряда Прохоров, а также антигерои - предатели: староста Шульга и его пособник Фридман, затесавшиеся в подполье. Подполье и партизанский отряд активно действовали - взрывали немецкие эшелоны, совершали диверсии и все такое. Перед самым освобождением, по команде Центра, проводили крупную военную операцию, в ходе которой все героически погибли. Последним пал руководитель подполья - помощник военного коменданта - Николай Иванович Васнецов, который взорвал себя и окруживших его эсэсовцев.
   - Знаю. Читал, с памятью у меня все в порядке. Ничего нового не услышал! - вяло отреагировал первый секретарь.
   - Это хорошо. А теперь о том, как было на самом деле. Подполье и партизанский отряд действительно были, но чем они занимались никому не известно. Во всяком случае, ни одного подорванного эшелона за ними не числилось. Товарищи из СМЕРШа, работавшие по региону после освобождения предположили, что отряд был глубоко законспирирован, и предназначался для какой-то особой секретной миссии, которую выполнить из-за предательства не смогли. Этот вывод был сделан на основе показаний единственного выжившего свидетеля - полковника Прокопенко, командира партизанского отряда, который за несколько недель до освобождения подорвался на немецкой мине, и был переправлен в Москву. Этот Прокопенко и является прототипом легендарного Прохора. Кстати, всю историю с героическим подпольем классик описал со слов этого самого бывшего военкома, который впоследствии, после выхода и грандиозного успеха романа, стал Героем Советского Союза.
   Еще факты - партизанский отряд был уничтожен практически мгновенно - более ста бойцов были окружены на открытой местности, и расстреляны из засады, практически не оказав сопротивления. В районном центре в тот же день были уничтожены все подпольщики. Единственным, кто оказал сопротивление, был руководитель подполья, и то, история со взрывом также представляется сомнительной.
   Предатели, бывший уголовник Шульга, и бывший политический заключенный Фридман, пытались бежать, но были перехвачены СМЕРШевцами. Товарищи с революционной скоростью допросили обоих, и быстро казнили. Сделали это, не вдаваясь в подробности, основываясь на показаниях того же полковника Прокопенко. А зря, осталось много вопросов...
   - Все это очень интересно, - прервал друга первый секретарь, - но какое это имеет отношение к Сиплому?
   - Самое прямое!, - ответил чекист, - и сменил тему:
   - А теперь о гениальности. Помнишь историю с дракой Сиплого в Москве? Товарищи, которые разбирались с этим фактом, все списали на пьяную случайность. И только твой гениальный друг задался вопросом о том, почему непьющий руководитель шахты, направленный на повышение, квалификации в Москву, вдруг оказывается на проходной завода "Динамо", а там избивает пожилого заслуженного человека, ветерана войны. А тот, в свою очередь что-то бормочет, мол, сам виноват, спровоцировал, никаких претензий. По моему запросу запросили дело этого самого потерпевшего и с удивлением, обнаружили, что имеют дело с Героем Советского Союза, легендарным партизаном, чьи бессмертные подвиги описаны в самом героическом романе эпохи! К сожалению, эта ниточка неожиданно оборвалась, Герой Прокопенко через несколько месяцев после этого случая, находясь в состоянии сильного алкогольного опьянения, покончил жизнь самоубийством, оставив при этом невнятную записку о том, что не может больше жить под тяжестью страшных грехов. И тогда коллеги начали искать связь между Сиплым и Прокопенко.
   На первый взгляд ничего общего - разница в возрасте и все такое. Единственное, за что удалось зацепиться - оба в один и тот же период, перед самой оккупацией, жили примерно в одном месте - причем один был военкомом района в Луганской области, а другой учился в школе этого же районного центра, хотя жил в шахтерском поселке, расположенном неподалеку. Поначалу установить какую-либо связь не удалось, и этот путь показался тупиковым.
   Совершенно неожиданно наметился прогресс в другом направлении. Оказалось, что жена Сиплого вышла за него замуж по поддельным документам. Документы на имя урожденной Егоровой, выданные военной комендатурой на основе ее личного обращения, окзались липовыми. Дотошные товарищи из Куйбышева, где она выходила замуж, раскопали, что единственным свидетелем, подтвердившим личность, была ее тетка - заведующая местным военным госпиталем Егорова. На свидетельстве о рождении, сильно обгоревшем, невозможно было что-либо прочесть, кроме года рождения и нескольких цифр номера. По этим цифрам удалось установить, что свидетельство было выдано на имя Ксении Павловны Сиплой, - родной сестры нашего Никодима!
   - Вот это да!, - воскликнул первый секретарь, - он, что женился на собственной сестре?
   - Коллеги отбросили эту мысль сразу, и вплотную занялись теткой и ее племянницей. И тут выяснилось, что младшая сестра Егоровой была замужем за врачом Фридманом, родила ему двух дочерей, а через несколько лет умерла. Фридман, сразу же после рождения младшей дочери, сел в тюрьму на 10 лет за шпионаж, так что воспитывала детей та самая тетка - Егорова. Таким образом, настоящее имя нашей подопечной - Соня Фридман!
   - Но зачем все это! А, я понял, не захотела носить фамилию предателя! Впрочем, это ее не оправдывает: сокрытие таких фактов из биографии автоматически влечет вылет из партии. И для нее и для Сиплого!
   - Не все так просто. Дело в том, что в период оккупации Соня и ее старшая сестра жили с отцом, который освободился за несколько месяцев до оккупации. Он был направлен на поселение в шахтерский поселок, где работал фельдшером на шахте. В этом же поселке проживал, и работал механиком на шахте Павел Сиплый, отец нашего подопечного и еще двух дочерей. Общеизвестно, что в период оккупации Фридман активно сотрудничал с оккупантами, а помогали ему в этом его дочери!
   - Фридман - немец?
   - В том то и дело, что нет. Он еврей, но чтобы скрыть это от немцев воспользовался документами погибших при бомбежке Павла Сиплого и его дочерей. Таким образом Фридман стал Сиплым, его старшая дочь - Лидия стала Верой, а младшая, Соня, - Ксенией!
   - Ты хочешь сказать, что Ксения Павловна Сиплая, жена Никодима, урожденная Соня Фридман? Дочь презираемого всеми предателя, на котором кровь сотен подпольщиков?
   - Да, я это утверждаю!, - торжественно произнес чекист, - более того, я готов с документами в руках доказать, что Вера Павловна Игнатова, жена члена ЦК КПСС, Владимира Сергеевича Игнатова, который, как ты знаешь, курирует всю угольную отрасль Союза, также является никем иным, как Лидией Фридман, старшей дочерью того самого...
   - Ни хрена себе! Так вот откуда у нашего Никодима поддержка! А я по наивности пытался достать его через обком партии!
   - Теперь, как ты понимаешь, этой "поддержке" самой понадобится подпорка. Кстати, сугубо между нами, - вся информация по Игнатовой засекречена, а дело в части ее касающейся передано в приемную Председателя КГБ. Ну а Никодим Сиплый теперь твой, делай с ним что хочешь: мое руководство санкционирует любые действия горкома партии по его устранению. Заодно можешь растереть в пыль и его любимого начальника участка - кавалера Ордена Красного знамени Шульгу, который, на самом деле, является сыном второго предателя - старосты Шульгина! Поверь, мне стоило немалых усилий добиться для тебя этой чести, так как за право с шумом раскатать этот "клубок Сиплого" боролись отраслевики и обкомовцы!
   - Я ничего не буду предпринимать, - устало произнес первый секретарь, - пусть с ним разбираются отраслевики.
   - Не понял, - удивился Николай Николаевич, - еще сегодня утром ты хотел...
   - А теперь не хочу и точка!
   - Журналистка? - с лукавой улыбкой спросил чекист.
   - Догадливый ты у нас!
   - Быть догадливым - моя профессия! - с пафосом произнес Николай Николаевич, и в завершение беседы добавил, - все, что касается Игнатова из ЦК - это большой секрет, вообще дело в отношении его жены выделено, засекречено, и передано наверх. По нашей Сонечке и Шульге документы поступят к тебе и в отраслевое объединение на будущей неделе, а дальше решайте сами.
   - Спасибо за все, ты настоящий гений сыска, - не то в шутку, не то всерьез подвел итог Виктор Петрович.
  

21час 30 минут

   Лена Краснянская приехала домой поздно. Последний вызов занял очень много времени и ей, как участковому педиатру, пришлось долго добираться по бездорожью в маленький хутор на окраине города, а затем трястись в телеге по дороге обратно.
   4-х летнего Сашку Андрей смог забрать из садика только в восемь вечера, и Лена была намерена решительно поговорить с мужем относительно его задержек на работе. Уже не первый раз ребенок оставался в садике один, а молодая мама получала выговоры от персонала. Однако, разговора не получилось - войдя через незапертую дверь домой, Лена обнаружила своего мужа спящим в зале на ковре.
   Андрей возлежал на спине, широко раскинув руки, и громко храпел. Четырехлетний Сашка стоял на коленях и пытался построить пирамидку из кубиков прямо на животе спящего папы. Но живот в унисон богатырскому храпу поднимался и опускался, кубики рассыпались, что очень веселило малыша...
  

22 часа

   Юрий Владимирович Андропов добрался в Центральную клиническую больницу только вечером. Пока ему ставили капельницу, предстояло обдумать один серьезный и очень неприятный разговор.
   Все началось два дня назад. Перед самым выездом на дачу к Генеральному ему передали результаты только что засекреченной оперативной разработки, касающейся прошлого одного из членов ЦК. Речь шла о Владимире Сергеевиче Игнатове, заведующем отраслевым отделом.
   Председатель КГБ, в свое время, был дружен с Володей Игнатовым, - они познакомились в отделе кадров ЦК КПСС в 1951 году в первый же день работы в должности инструкторов. Оба были молоды, имели фронтовой и производственный опыт, общие интересы. Через некоторое время подружились семьями, и Юрий Владимирович не скрывал тогда симпатию к очаровательной Верочке Фроловой. Несмотря на то, что судьба вскоре развела их семьи, добрые отношения сохранились на долгие годы. А два года назад, когда они неожиданно встретились на даче Генерального, дружеские контакты возобновились.
   Тогда, два дня назад, ознакомившись с делом, Юрий Владимирович очень расстроился. Образ Веры никак не вязался с образом дочери и помощницы самого презренного предателя Родины, известного всей стране. Он понимал почему Володя скрывал ее прошлое, в конце концов такое признание разрушило бы его карьеру, но был глубоко уязвлен тем, что Игнатов скрыл от него, своего друга, такой факт. "А что бы я сделал, если бы узнал тогда, в 1951-м или позже?" - задал себе вопрос Председатель КГБ, и, не найдя ответа, решил, "доложу Генеральному, а там будь, что будет!".
   Теперь, глядя на капельки лекарства, последовательно семенящие друг за дружкой по прозрачной трубке, Юрий Владимирович сделал вывод, что поступил тогда неверно. Во-первых, серьезно расстроил тяжело больного Леонида Ильича, который отказался верить в эту ересь. Впервые за долгие годы взаимной работы и полного, как казалось, доверия, Председатель КГБ услышал в свой адрес упрек, выраженный в довольно грубой, несвойственной для их отношений, форме. "Иногда, мне кажется, что Вы, Юрий Владимирович, не столько боритесь с врагами государства, сколько занимаетесь дискредитацией моего окружения". Вы можете наплодить сколько угодно оперативных разработок, но не сможете заставить меня поверить, что Володя Игнатов осознанно скрывал такой факт от партии. А если что-то и было, уверен, что у него были причины так поступить, и причины эти веские!"
   Председатель КГБ тогда вежливо возразил, сообщив, что изложил только факты, и ни в коем случае не пытается дать оценку действиям члена ЦК. И тогда, Генеральный, немного успокоившись, завершил встречу словами: "А ты, Юра разберись в причинах и следствиях, и дай оценку. Только сам лично! Слышишь, сам! А потом доложишь!"
   Юрий Владимирович выполнил поручение, и лично разобрался во всем за два дня. Теперь предстояла непростая беседа с Игнатовым, которого должны были доставить прямо сюда, в больницу, через 15 минут.
  
  

22 часа 15 минут

  
   - Добрый вечер, Юрий Владимирович! Вызывали? - спокойно спросил Игнатов, входя в больничную палату.
   - А мы уже "на Вы?" , - поинтересовался Председатель КГБ, глядя собеседнику прямо в глаза.
   - Похоже, что "да", ответил Игнатов, выдержав взгляд.
   - Значит знаешь, зачем позвал, - не столько спросил, сколько констатировал Андропов.
   - Знаю.
   - Тогда ответь на вопрос, почему скрывал столько лет. От партии, от Генсека, от меня, наконец!
   - Потому, что считал, считаю, и, в конце - концов, докажу, что все обвинения в адрес отца моей жены абсолютно необоснованны и вздорны, - спокойно, но твердо сказал Игнатов.
   - На чем основана такая уверенность? Жена убедила, или располагаешь фактами?
   - Сначала доверие. Да, я доверяю своей жене уже много лет, и ни разу в этом не раскаялся! Что касается фактов и доказательств, точно знаю, что таковых не было ни у СМЕРШа тогда, ни у великого писателя потом, ни у комитета государственной безопасности, сейчас! Уверен, что человека просто назначили предателем и казнили без всяких оснований!
   - Ошибаешься, - тихо возразил Андропов, - я располагаю полной картиной того, что произошло тогда, так как занимался этим лично целых два дня!
   - И что?, - не скрывая волнения, спросил Владимир Сергеевич.
   - Все доказательства налицо, - произнес Председатель КГБ, протягивая собеседнику папку, - факты, документы, и вот эта книжечка на немецком языке, для тебя и твоей супруги, пусть переведет тебе на досуге!
   - И что?, - повторил свой вопрос Игнатов, - не пытаясь открыть папку.
   - Доказательства и факты, полностью подтверждающие невиновность товарищей Фридмана и Шульгина, а также воспоминания бывшего офицера немецкой военной разведки, описывающего свои подвиги на оккупированной Украине, изданные в Венесуэле в прошлом году. В районе его знали как учителя Николая Ивановича Васнецова и переводчика комендатуры, в Москве, - как руководителя подполья! Написано интересно, не то, что у нашего классика! Кстати, в районе ему установили бюст на аллее героев!
   - Нет слов, - радостно воскликнул Игнатов, - я всегда верил, что все разъяснится, спасибо Юра!
   - У меня для Вас, Владимир Степанович, - вдруг перешел "на Вы" Председатель КГБ, - две новости. Хорошую Вы уже знаете. Теперь о плохом. Как чекист и коммунист я буду рекомендовать Генеральному вывести Вас из состава ЦК. Учитывая доброе к Вам отношение со стороны Леонида Ильича, рекомендую написать заявление по состоянию болезни. Свое доброе отношение готов проявить в случае, если Ваша семья подаст заявление о реабилитации.
  
   - Спасибо Юрий Владимирович!, - произнес Игнатов и протянул Андропову руку.
   - Свободны!, - сухо произнес Председатель КГБ, - ответив слабым рукопожатием.
  
   Через три недели
  
  
   Заместитель Министра угольной промышленности СССР, Иван Саввич Потапов, был доволен результатами выездной проверки, а особенно теплотой встречи. Тогда, несколько лет назад, он вынужден был отстранить от должности Генерального директора угольного объединения и двух руководителей шахт, что возымело положительный эффект. Сегодня его выдвиженцы здесь, на юге, достойно выглядели среди других угольных районов станы, что грело душу сурового управленца.
   Во время ужина, Иван Саввич, в неформальной обстановке еще раз напомнил Генеральному директору о своем прошлом визите, положив начало дружеским воспоминаниям об их знакомстве. Вспоминали работу, поездки по шахтерским поселкам, прекрасную охоту.
   - Кстати, а где еще один мой "крестник", Фролов, кажется? - вдруг вспомнил заместитель Министра.- Помнится, все тогда были против его назначения, даже в Москве, а я настоял! Отличного вырастил руководителя - сам потом в Москве вручал ему знамя победителя всесоюзного соцсоревнования! Где он у Вас теперь, чем руководит?
   - В Красношахтерске он, - неуверенно ответил Генеральный, разыскивая взглядом своего первого заместителя, - и руководит ...
   - Горным техникумом! - уверенно сообщил первый заместитель, вынуждены были перевести ... по состоянию здоровья!
   - Да, наша работа не прибавляет здоровья, - философски согласился высокий гость, - кстати, в Красношахтерск едем послезавтра?
   - Так точно. У нас утром посещение шахты "имени Владимира Ильича", затем обед, потом к 16 часам доставим Вас в аэропорт, - подтвердил Генеральный.
   - Запланируйте также посещение горного техникума, на несколько минут, хочу взглянуть на "свояка", только ему ни слова, поняли?
   - Так точно, - хором ответили руководители объединения.
  
   Через месяц
  
  
   Андрей Краснянский лежал на диване и размышлял. Было о чем подумать в этот выходной день, так как за последний месяц произошло много разных событий.
   Во-первых, месяц назад, буквально на второй день после посадки лавы, неожиданно уволился директор шахты. Поскольку никаких официальных версий его ухода не было, это событие обросло самыми невероятными слухами. Добавило интригу и очень быстрое появление нового директора, которого перевели с должности главного инженера шахты "имени Владимира Ильича" буквально через несколько дней. Уволенный Сиплый куда-то уехал, и новому руководителю пришлось вскрывать кабинет и менять замки.
   Нельзя сказать, что уход Сиплого сильно расстроил Андрея. Однако следствия этого события перевернули весь привычный производственный мир горного мастера. У начальника участка шестого участка случился инфаркт, и его увезли в городскую больницу. В первый же день работы нового директора, уволили Фролова. А на второй день Андрея пригласили к новому директору, который предложил беглому инженеру-механику должность механика участка внутришахтного транспорта. Андрей отказался, и тут же был переведен на должность подземного электрослесаря.
   Другим событием, стал серьезный разговор с женой, узнавшей о приключениях мужа во время посадки лавы. Следствием стал ультиматум: или меняешь работу или развод! А так как другой работы в Красношахтерске не было, жена предложила переехать к теще в Н-ск, город - спутник областного центра. Андрей любил Н-ск, который в отличие от Красношахтерска был благоустроен. Здесь были три ВУЗа, один из которых, политехнический, он закончил недавно, а также целый ряд крупных заводов.
   Андрей колебался. Перспектива жить в тещином доме не очень привлекала, - в Красношахтерске они жили в отдельной, хоть и ведомственной, квартире.
   Резкий телефонный звонок заставил вскочить с дивана.
   - Привет Андрей! - пробасила трубка голосом Фролова.
   - Здравствуйте!, - радостно отозвался Андрей, - очень рад вас слышать! Где Вы, как дела, куда все подевались? Что с Шульгой, где Сиплый?
   - Все ты хочешь знать, - ворчливо отозвался Фролов, - Вам, молодым, все подавай сразу! Впрочем, если хочешь все знать, приезжай ко мне, в поселок шахты "Имени Владимира Ильича".Насколько я знаю, сегодня у тебя выходной.
   - Куда, "ко мне"?, - спросил Андрей, - Вы что, теперь там работаете?
   - Слишком много вопросов, - ответил Фролов, - чрез час жду у входа в горный техникум! - и положил трубку.
  
   Через час Андрей стоял у входа в техникум и оглядывался по сторонам, ожидая прихода Фролова. Вскоре его окликнул пожилой дядька, открывший парадную дверь техникума:
   -Если Вы Андрей Семенович Краснянский, - прочитал охранник по бумажке, - то Вам сюда, на второй этаж.
   "Что он там делает", - быстро поднимаясь по ступенькам, думал Андрей - "техникум на каникулах...". На втором этаже все двери были закрыты, кроме входа в приемную директора. Андрей помнил этот обшарпанный кабинет и дедушку-директора, у которого он однажды брал какую-то справку.
   То, что он увидел теперь, превзошло все ожидания - Фролов восседал в глубоком кресле за шикарным столом посреди отлично обставленного кабинета. Приставной столик у дивана был обставлен бутылками водки и коньяка с немыслимыми, дефицитнейшими, закусками. Посреди столика возвышался невиданный плод - ананас, который Андрей до этого видел только на картинке.
   - Разрешите представиться, - встал навстречу гостю Фролов, - директор Красношахтерского горного техникума!
   - Очень рад, - ответил Андрей, но как...?
   - Сам не знаю, - ответил Владимир Степанович, - представляешь, несколько дней назад ко мне домой вломились кадровики из объединения, вручили приказ о назначении, и тут же поручили ехать на склад выбирать самую дорогую мебель. Когда днем следующего дня я приехал сюда, в кабинете уже заканчивали ремонт, - люди работали всю ночь. Старого директора буквально вынесли на руках, - а мне приказали безвылазно сидеть на директорском месте! При этом набили холодильник продуктами, купили чайный сервиз и еще много чего.
   - Я на самом деле очень рад за Вас, - произнес удивленно Андрей, - ожидал худшего, особенно, после отставки Сиплого. Но чем-то такую милость объяснили?
   - Сам догадался, - ответил Фролов, - помнишь, там, под завалом, я рассказывал о том, как благодаря одной большой шишке из Москвы, стал директором шахты?
   - Да, помню, Вас неожиданно выдвинул кто-то из Министерства!
   - Так вот, заместитель министра Потапов недавно был в нашем объединении с проверкой, и возможно, замолвил словечко, и даже собирался посетить...
   - Неисповедимы пути Господни! - прокомментировал Андрей.
   -Аминь! - ответил новоиспеченный директор.
   -А это все кому? - кивнув на столик, спросил Краснянский.
   -Нам, ответил Владимир Степанович, тут сейчас подойдет еще один наш хороший знакомый, которого я уже назначил моим замом по учебной работе!
   - Кстати, а что там с Сиплым? Почему он ушел, - на шахте ходят самые дикие слухи.
   - Опять куча вопросов, - проворчал Фролов, - расспроси лучше моего нового зама.
   И, как бы, отвечая на призыв директора, в дверном проеме показалась здоровенная, и хорошо знакомая фигура, вид которой на этот раз совсем не испугал Андрея.
   Сообразим на троих, сынок! - пригласил Никодим Павлович Сиплый, по- хозяйски усевшись на диван. Сейчас я расскажу Вам, и только Вам, одну историю, которую не рассказывал никому много лет....
   Фролов разлил водку в граненные стаканы, - и произнес - За нас! Первую залпом!
   - Краснозвездный штурмовик, неожиданно вынырнувший из облаков, с ревом пронесся над поселком и, слегка нырнув над шахтным двором, унесся прочь... - начал свой рассказ Никодим Павлович Сиплый, бывший директор шахты.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Всем выйти! (нем.).
   Врач! Доктор! Очень хорошо! Нужна немедленная помощь! (нем.).
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   33
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"