Поплавав в мелковатом бассейне, рассчитанным на тайский рост, и получив сеанс массажа, пытаюсь опять подружиться с Морфеем, делая вид, что читаю журнал. А вдруг, бог сна пожалеет меня и заберёт хоть на время в своё царство. И он действительно пожалел меня после ночного перелёта, но что это?
- Привет, привет, эй ты, привет! Хватит спать! Давай кормить рыбок! - будит меня звонкий детский голос. Открываю глаза: рядом стоит кареглазая "Мальвина" и протягивает мне сразу четыре пакетика с кусочками хлеба.
Продавщица, обращаясь ко мне: - Она сказала, что вы её папа, и вы заплатите. Четыре пакета она уже скормила рыбам.
- Да, конечно, заплачу, - киваю я.
Мы кормим рыб с пристани. Сплываются сотни сомов. Крупные, длиной с вытянутую руку, они пробираются к крошкам по спинам друг друга, толкаясь и раскрывая жадно рты. Я подумал о том, что мы - люди такие же ненасытные и жадные, как эти сомы. Или ещё хуже? Рыбы, по крайней мере, не убивают себе подобных, в отличие от Homo sapiens, как гордо мы себя именуем.
- Нет, рыбы хорошие, они просто очень голодные, а так они намного лучше тех страшных людей, которые нас обижали дома, на родине, - "Мальвина" неопределённо показала рукой в какую-то только ей понятную сторону.
Я невольно вздрогнул, услышав в словах девочки ответ на мой не озвученный вопрос. Смотрю на неё: - Ты о чём?
Она смотрит на меня: - А ты?
Подбегает взволнованный мужчина: - Вы извините меня, я читал газету и заснул, она убежала. Я, конечно, заплачу за корм. И он принялся вычитывать девочку за её побег, на понятном мне
славянском языке.
- Не ругайте её, - сказал я, - она хорошо себя вела, а корм - это пустяки. Извините откуда вы, ваш язык очень похож на мой?
- Мы из Сербии, но в настоящее время я работаю в Сингапуре, в порту. В Таиланде я по работе и дочь взял с собой, её не с кем оставить. А вы?
- Я из России, из Москвы.
- Из России? - Спросила взволновано девочка.- Русские, ну что же вы не помогли?
Отец смутился: - Что ты, русские наши братья, мы одной веры. Он говорил с ней на сербском, но я всё понимал.
- Как же вы так с нами, русские? - Вновь спросила девочка.
Теперь уже смутился я.
Отец начал оправдываться: - Она очень переживает, что мы уехали из дома, да и дома больше нет. Мы ведь жили в Косово. Её бабушка сгорела в церкви, они там заперлись, чтобы спасти старинные иконы, а албанцы сожгли их всех вместе со зданием. Её друзья далеко от нас. Она очень переживает, - снова повторил он. - Жена у меня умерла пять лет назад, и дочка жила у бабушки. А теперь вот, - он растерянно развёл руки.
Я с сочувствием посмотрел на ребёнка: - Ты очень храбрая девочка. Как тебя зовут?
- София, - быстро ответила она и посмотрела на отца.
- Вообще-то она Зорица, но после гибели бабушки в сгоревшей церкви, она упорно называет себя София, - пояснил её отец, - хотя никто из родственников не носил и не носит это имя. Я уже не возражаю, может это голос свыше.
Я вспомнил старую черногорскую поговорку во время воин с турками. "Нас много, сто один миллион, - говорили они, - сто миллионов русских и один черногорцев". Я что-то стал говорить, стараясь выразить соболезнования.
- Ты не расстраивайся, мы ведь живы, - вдруг сказала девочка,- а ты в опасности. Произнося эти слова, она повзрослела и как будто превратилась в маленькую женщину, уже познавшую цену смерти, ещё не узнав радость жизни. Мне показалось, на мгновение, что я уже видел этот взгляд. Взгляд, устремлённый сквозь меня, в никуда. Так смотрит человек в бескрайнюю пустыню.
- Вы извините, так получилось, что выплеснули на вас все свои горести.
- Так получилось, - повторил я.
Отец взял за руку Зорицу - Софию и пошёл с ней к лежакам. Она повернулась и помахала мне рукой. А я стоял и думал: "В опасности лично я или Россия? Что имела в виду юная прорицательница? В этом английском, как известно, "ты" и "вы" не различимы, существует только "you". Для меня в памяти она так и осталась "Мальвиной" из любимой в детстве сказки.
Сидя в тот день на берегу Чао Прайя, под впечатлением беседы с девочкой из Косово, я перенёсся на тысячи километров западнее Сиама и вспомнил свою поездку в Югославию. В составе страны в то время остались только две республики Сербия и Черногория. Остальные четыре (Словения, Хорватия, Босния и Герцеговина, Македония) отделились и получили независимость. Я прилетел первым рейсом после снятия международной блокады, как потом оказалось в промежутке между войнами. На пятнадцать дней моим домом стал маленький курортный городок Игало на берегу Адриатического моря. Меня интересовали вопросы развития туризма из России в солнечную Черногорию.
На поле аэропорта, где приземлился, знавший лучшие времена, самолёт югославских авиалиний, ещё лежали не убранные корпуса военных истребителей, расстрелянных авиацией НАТО прямо на земле. На скале рядом с отелем ещё располагался вражеский дот, по дорогам ездили вооружённые патрули ООН в касках с буквами UN. Но наступил долгожданный мир, как оказалось позже - только перемирие.
Всё было в некотором запустении: в отеле периодически гас свет, возникали перебои с водой. Туристов не было, и рестораны, закрытые во время войны, робко возобновляли работу. В первую ночь было небольшое землетрясение. Покачавшее кровати, как в детстве, - так, чуть-чуть, чтобы лучше спалось. А утром налетел ураган, выбивший стёкла в окнах.
И всё же, несмотря на проблемы сервиса и "шалости" природы, такой теплоты человеческого общения я не встречал, пожалуй, нигде в моих многочисленных странствиях. Уже через пару дней я беседовали с местным священником на богословские темы. Мы сидели в плетёных креслах под пальмами около маленькой православной церкви, где на декоративной изгороди крупными кистями, похожими на виноградные, свисали спелые плоды киви.
Капитан пассажирского кораблика кричал мне через всю улицу: "Салют, Москва!". Такси ещё не начали работать. А подвозившие частники, категорически отказывались брать деньги, говоря: "мы братья". Водители гордо сообщали, останавливающим машину военным патрулям: "я везу русских".
Трогательные рассказы местных женщин о том, кто у кого и где погиб. Они знали, нам это не безразлично, мы поймём. Официантка в придорожном кафе, читавшая наизусть Есенина. Торжественный вынос блюд на серебряной посуде в маленьком семейном ресторанчике под аплодисменты присутствующих. И старая женщина по имени Ольга, говорившая: "люблю я русских, сама не знаю за что". Эта безответная любовь маленькой Черногории к огромной России так и осталась загадкой в моей "книге памяти".
Удивляла сохранившаяся близость языков между народами, разделёнными сотнями километров и разными историческими судьбами. Мы с женой (тогда мы ещё не расстались) заблудились в горах, начался дождь. Встретив группу местных здоровяков с автоматами, очевидно, военный патруль, я попросил на английском подсказать тропу, ведущую на набережную. Английского никто не знал. Я перебрал массу слов на других языках, обозначающих слово набережная, и начал уже изображать волну и берег руками. Командир ополченцев понял, наконец, что мы хотим, и спросил с улыбкой: "шаталище?". Всё оказалось так просто и похоже на наше привычное выражение: "пойдём, пошатаемся".
Были и бесконечные спонтанные знакомства и разговоры. Одна из таких встреч запомнилась особенно. Мы пошли на виллу Иосипа Броз Тито, яркого оппонента Сталина, а затем и Хрущёва по вопросам развития социализма. Здание, окружённое небольшим парком, с многоголосым кваканьем древесных лягушек, стояло в запустении. После смерти президента Югославии в 1980 году, в нём никто не жил. Тем не менее, охранник разрешил в его присутствии осмотреть виллу.
К нам присоединилась пара молодожёнов из Белграда - Драган и Милинка. Она преподавала русский язык в школах Белграда. А он увлекался славянской литературой и являлся автором ряда научных работ. Они впервые за долгое время выбрались из города на weekend. От них исходила энергия и радость восприятия Мира. Во всех смыслах этого слова.
Мы прогуляли вместе всю ночь напролёт. Обошли приморские кафе. Танцевали, читали стихи на сербском и на русском, исполняли народные песни и, шутя, ходили по кругу со шляпой, собирая мелкие монетки. Монетки, конечно, отдавали детям. Затем двинулись по горной дороге к ресторанчику Петра Первого (хозяина так называли в шутку за высокий рост). Он уже спал, но для нас опять открыл своё заведение, и сел за стол, присоединившись к нашей компании.
Утром этого же дня, несмотря на бессонную ночь, мы на машине отправились в горы, в сторону Подгорицы, древней столицы Черногории. После знакомства с достопримечательностями, наши сербские друзья предложили заехать к известной прорицательнице Софии. Милинка намекнула на некоторые проблемы со здоровьем Драгана, и их желание получить совет от самой Софии.
Я внимательно посмотрел на Драгана. Худое смуглое лицо, очки, вьющиеся чёрные волосы, худощавая крепкая фигура. Внешне впечатления больного он не производил. Разве что смахивал на интеллигента, но это, по-моему, серьёзным заболеванием до недавнего времени не считалось.
Чтобы разрядить обстановку, я стал задавать вопросы о Черногории. Милинка рассказала, что черногорцы среди народов бывшей Югославии всегда считались экономными и расчётливыми, и вспомнила местную шутку:
- Черногорскому младенцу пришла пора появиться на свет божий. Вокруг роженицы собрался медперсонал. Младенец высовывает голову и спрашивает:
- Война закончилась?
- Нет.
- В Евросоюз вступили?
- Нет.
- А пенсию, с какого возраста дают?
- С шестидесяти лет.
- Ну, тогда все свободны, я до лучших времён посижу в животе.
Мы проезжали по узкой горной дороге. С одной стороны шла отвесная стена, уходящая в небо, с другой пропасть, спускавшаяся к морю. Едем на высоте полёта стрижа в ясную погоду. Одно неверное движение водителя и то, что от нас останется, можно будет отскребать от скалы. Горы в лучах солнца играли разноцветными красками, будто соревнуясь, чьи склоны ярче и нарядней. Глубоко внизу переливались волны, меняя цвет от светло-голубого и до синего, от зелёного - до бирюзового. Не случайно местные называют море не Адриатическим, а Ядран. У меня это название всегда ассоциируется с редким камнем, сверкающим всеми гранями одновременно. Наконец, мы перестали скользить вдоль пропасти, что напоминало трюки канатоходца без страховки, и свернули на ещё более узкую дорогу, ведущую в ущелье.
N 9. ПРОРИЦАТЕЛЬНИЦА СОФИЯ.
Минут двадцать езды по окружённой горами долине, и мы у дома Софии. Дом напоминал собой маленькую крепость. Располагаясь чуть выше долины, сзади он упирался в отвесную скалу. С одного бока был тоже высокий каменный уступ. И с двух сторон, смотрящих на долину, была выложена довольно высокая стена из больших камней.
Перед нашим приездом как раз распахнулись ворота, выпуская на волю две машины. Белградцы зашептали имена высокопоставленных чиновников. Мы подъехали, бородатый охранник, одетый во всё чёрное, нагнулся к водителю. Драган назвал себя, и машину пропустили во внутреннюю часть крепостного сооружения.
- Мы ей писали и договаривались о встрече, - пояснила нам Милинка.
Внутри территория была больше, чем казалось снаружи, и вмещала в себя массу хозяйственных пристроек и сараев для скота, который пасли в долине, окружавшей дом. Нас посадили под навес и дали по кувшину козьего молока и краюхе хлеба с мёдом. Через десять минут всех позвали к Софии. Она встретила нас на крыльце, одетая в чёрное платье.
- Почему они все в чёрном? - Только успел подумать я, как она тут же ответила:
- Потому что скорбим за всех вас, грешных. Со счастьем и весельем сюда не приезжают, всё больше с горем да с потерей невозвратной. Верни мол, любые деньги дам, а я не Бог, и не заместитель его. Я всего лишь старая Софья, которой ничего не надо, у меня всё есть, - она развела руками по сторонам, как бы показывая своё хозяйство.
- Но раз дан мне дар такой - помогать да предсказывать, то несу я свой крест согбенно, и не ропща. Она говорила не быстро и с налётом театральности, так что Милинка успевала нам переводить, хотя большую часть монолога я понимал без перевода.
Закончив говорить, София с вниманием осмотрела нас: - Не от того ты умрёшь, чего боишься, - сказала она Драгану, впуская его в дом.
И повернувшись ко мне: - А ты подожди, ты недавно приехал, в день, когда тряслась земля и дул сильный ветер, - она улыбнулась, - София знает.
Минут через двадцать Драган вышел. Он был растерян и задумчив. Следом пошла Милинка. Я проводил её глазами. Двадцать пять лет, не глупа, симпатичная мордашка, правда, немного полновата фигура, стоящая на стройных крепких ногах.
- Какие могут быть тайные вопросы, когда тебе всего двадцать пять, - подумал я.
- У нас не получается родить ребёнка, - сказал Драган.
Я с удивлением посмотрел на него, начиная привыкать к способности местных читать чужие мысли. Через полчаса вернулась погрустневшая Милинка и положила голову на плечо Драгана, они обнялись. Далее проследовала моя бывшая жена, и, наконец, пришёл мой черёд.
Я не ждал от этой встречи ничего нового для себя и потому не волновался. Пошёл скорее за компанию, неудобно было отказаться. Перешагнув порог и закрыв за собой дверь, я оказался в просторной комнате с опущенными шторами и задрапированными чёрной тканью стенами. Вдоль стен висели зеркала, в них отражалось пламя свечей от двух подсвечников, стоявших на столе. Я сел в большое кожаное кресло, зеркала были так расположены, что посетитель видел в них с одной стороны отражение колыбели, с другой - гроба. На память пришла восточная мудрость: "В колыбели - младенец, покойник - в гробу: Вот и всё, что известно про нашу судьбу...". Воздух в комнате был насыщен какими-то травами, немного кружилась голова.
- Ну, здравствуй, сударь мой, - услышал я голос Софии. Она говорила на русском. Я невольно вздрогнул.
- Да, да, я русская, не удивляйся. Я вижу, ты не разболтаешь, не предашь, воспитание не позволит. - Она села за стол напротив меня, сняла с головы платок, волосы были седые, уложенные сзади в узел.
- Голова устаёт от платка, - сказала она, извиняясь, - ну спрашивай, чего узнать хотел.
Я внимательно изучал её лицо - умные уставшие глаза смотрят сквозь меня и устремлены куда-то вдаль, как будто человек смотрит в пустыню. Тонко очерченный профиль, смуглая кожа, немного выступающие скулы. Уверенные и в тоже время плавные движения. Во всём её поведении, в словах и жестах читался сильный характер, способный подчинять других. "Столбовая дворянка не иначе", - подумал я.
- Да, - прочтя мои мысли, сказала она, - род Юсуповых мне не чужой. Я веду свою родословную от ногайского хана Юсуф - Мурзы. Это я говорю тебе не для того, чтобы похвастаться, а хочу объяснить, как много видела и как устала.
- Так вы хотите сказать, что живёте с тех пор?
- Иногда мне кажется - да, иногда - нет. Порой я слышу топот коней, скачущих по степи, вижу горящие города и орущих от горя баб.
Она немного помолчала, словно прислушиваясь к звукам доступным только ей, и продолжила: - Последний эпизод, который я ясно помню, это как войска союзников по Второй Мировой сдают "белых" казаков советской армии. Мой отец был есаул, служил в Добровольческой армии, участвовал в Ледяном походе генерала Корнилова. Родители спрятали меня в сербскую семью, а сами, как мне сказали, застрелились.
- Вы же ясновидящая, а говорите "как мне сказали", разве вы не знаете судьбу своей семьи, свою?
- Нет, сударь мой, не дано мне видеть свою судьбу и судьбы близких.
- А о смерти Лавра Георгиевича Корнилова или Лори Гильдинова, как некоторые исследователи его называют, можете что-нибудь сказать, раз уж ваш батюшка знал его лично. Мой дед много раз говорил о нём с большим уважением, не смотря на разные убеждения, мои-то предки сражались на стороне "красных".
- О бесстрашном полководце, всегда идущем впереди своих солдат, известном путешественнике, много раз рисковавшем жизнью, которого, казалось, ни пуля, ни болезнь не берут, можно рассказывать долго. Но лучше всех о нём сказал генерал Деникин. Антон Иванович вспоминал, что вражеская граната попала в дом только одна, только в комнату Корнилова и убила только его одного. Деникин писал: "Мистический покров предвечной тайны покрыл пути свершения неведомой воли".
И после паузы она продолжила: - Видишь, как рядом ходят жизнь и смерть, можно сказать под ручку. Немцы в Первую Мировую сравнивали Корнилова со стихией, настолько бесстрашным он был. А вот поди ж ты, единственная граната и именно его одного. Генерал Деникин понял это как промысел судьбы, а он разбирался, его мать из Польши очень религиозной была. Я сейчас не хочу тебе рассказывать о том, как глумились красные над телом генерала Корнилова, как вешали и жгли уже покойного, это другая история. Давай посмотрим твои проблемы.
Она достала кувшин с водой и вылила воду на скатерть стола. Ни одна капля воды не пролилась на пол, она, как намагниченная, не стекала со стола. София внимательно посмотрела на воду и по воде поплыли разноцветные краски, в том числе много чёрной.
- С этой женой расстанешься, другую найдёшь. Вижу могилу твоих предков. Близких туда скоро положишь, очень близких, ближе не бывает. Тебе нужно иметь много мужества, чтобы это пережить.
Смерть будет ходить рядом с тобой, но пока не тронет. Любовь твоя путанная будет, вижу разные лица, разных рас. Деньги? У тебя их никогда не было, и впредь не накопишь. Странствовать по Свету, искать свой путь станешь, думая, что бежишь вперёд, к цели, а на самом деле пойдёшь по кругу, как цирковой конь. Найдёшь ли себя? - Она помолчала, - так краски легли, что даже мне не понять. Порой кажется, что вот она желанная цель, нашёл! А это мираж. Бывает и по-другому: все говорят, что видят мираж, и никто не идёт в ту сторону, а там-то как раз и находится земля обетованная. Меньше слушай других и больше своё сердце.
- И что-нибудь о судьбе России, - попросил я, - дочь у меня взрослая, может быть внуки будут.
Она убрала скатерть, при этом вода на скатерти уже высохла и напоминала многоцветную абстрактную картину. Постелила другую и опять вылила на неё воду из другого кувшина. Через минуту, со стороны востока вода окрасилась жёлтым цветом и потекла к центру скатерти.
- Не маленький, сам знаешь, что это за страна, в сравнении с которой нашествие Орды покажется детской игрой в "казаки-разбойники". Природа не терпит пустоты. Оттуда где много людей и сдавленность, идёт движение туда, где мало людей и простор.
- А как же вы тут, София, будете жить? Рядом Албания, Косово, Черногория, Сербия, тоже могут быть любые события?
- Поверишь, сударь мой, за долгое время единицы людей спрашивали меня о моей судьбе. Спасибо, душу с тобой отвела, по-русски поговорила, а то уж забывать стала. Недавно был один ваш чиновник из России, просил: "научи, как жить, чтобы у меня всё было, и за это, чтобы мне ничего не было". Я его сразу прогнала, не успев и обмолвиться. А обо мне не беспокойся, ко мне за советом идут с разных сторон. По моему разумению Бог един для всех, как бы люди не спорили, считая, что их Бог самый лучший. Судьба прорицательниц разная бывает. Ты же знаешь, Кассандра - дочь царя Приама говорила правду, ничего кроме правды, а ей никто не верил. А если бы поверили, то, может быть, Троя и по сей день на карте мира могучим государством была. Моя главная проблема кому свой дар предвидения передать.
Я поклонился, поцеловал ей руку и вышел.
Спустя год, Милинка сообщила мне в письме, что Драган, разбирая завалы домов, сам погиб при бомбёжке Белграда. Она писала, что у него был рак, и теперь стали понятны слова Софии "не от того ты умрёшь, чего боишься".
Я больше не был в Югославии. Да и не мог в ней быть - государство с этим названием исчезло с карты Земли. Как нельзя войти в одну и ту же воду дважды, так же нельзя встретить одних и тех же людей в прежнем возрасте и в прежнем настроении. Как говорили древние: "Cuncta fluunt" ("всё течёт").
Я вспомнил, про Югославию в Бостоне, во время последнего визита в США, в дакабре минувшего года. Номер в отеле "Марриотт" в эти дни стоял подозрительно недорого, и я со спутницей остановился в нём. Система обслуживания в цепочке "Марриотт" предполагает бесплатную услугу "coffee make", т.е. наличие кофеварки и в виде приложения к ней пакетов кофе, сухих и "мокрых сливок", сахара и его заменителя в виде таблеток.
Боясь испортить новую модификацию кофеварки, я вышел в коридор и попросил горничную показать мне что, куда и зачем включать, чтобы получить утреннюю порцию бодрящего напитка. Умная женщина всё объяснила, я дал ей чаевые, и мы готовы были уже расстаться, довольные друг другом, когда она для приличия задала самый популярный вопрос: Excuse me, where are you from? (извините, откуда вы?).
- Из России, - ответил я.
- My god, the Russian people, Russian people, - повторяла она. Было такое чувство, что ещё немного, и она начнёт гладить нас по головам, как маленьких детей, за то, что мы сделали что-то очень хорошее.
А мы всего лишь и сделали, что родились в России. Её звали Ясмина , она была ортодокс (Orthodox) и беженка из Косово. Как мало людям надо для чувства взаимной симпатии.
