Аннотация: По мотивам аниме Rozen Maiden. Первая часть.
Всегда восхищался ею, когда она сражалась. Возможно, потому, что сам любил пляску смертоносного металла. Но она была чиста, как альпийские снега и яростна, как сошедшее с небес торнадо. Никаких уловок, никакой магии, никаких компромиссов. Только бритвенная острота ножниц и скорость ураганов. Я любил ее за это - возможно, потому, что нужен был ей таким, каким есть - отказавшимся от людей, от покоя и от "нормальной" жизни ради ее победы. Она была клинком, я щитом, она бросалась на амбразуры, которые мне приходилось закрывать собственной грудью. Каждый раз, когда я вдыхал в нее очередную каплю собственной бесполезной жизни, я видел слезы на ее лице. Она понимала, что я делаю, но не понимала, зачем.
Изнурительные тренировки разума, спарринг в собственном сне, горы книг с крохами истины внутри, закалка тела и короткие мгновения отдыха - остались позади.
Я был готов ко всему, я знал, что пока я жив и даже когда мертв - никто не отнимет Её, давшую жизни смысл, мою куклу, мою Соусейсеки.
Извечное любопытство заставляет человечество исследовать мир. Спускаться в пещеры и нырять на дно моря, покорять вершины и прорубаться сквозь влажный ад джунглей.
Жизнь не дала мне таких возможностей, но было ли это поводом расстраиваться? Ведь каждый носит в себе неисчерпаемые глубины иллюзорных миров, каждая костяная коробочка с морщинистым мозгом скрывает вселенные, где есть место грёзам и кошмарам, надеждам и отчаянию, ненависти и любви. До тех пор, пока бьется сердце и дышит грудь, мы боги собственных миров, демиурги фантазий, творцы сновидений.
Я предал бетонный муравейник реальности ради свободы.
Но это лишь изменило антураж. Свобода не дала цели. Да, каждую ночь я видел нечто недоступное остальным - и не было повода гордиться этим. Словно стал единственным зрителем хорошего фильма, который не с кем обсудить.
Не знаю, что случилось бы дальше, если бы не удачное стечение обстоятельств.
Время наяву было удобно убивать интернетом. Бескрайней помойкой, где мысли роились и пожирали друг друга среди гор битого стекла и алмазов. Ссылка-ссылка-ссылка-ссылка. На одном из анонимных форумов мне и встретилась она. Всего лишь картинка. Девочка в странной синей одежде, заглянувшая в меня разноцветными глазами. Тогда я ничего не знал о ней, но это было неважно. В ту же ночь я отправился на поиски.
И никого не нашел. В мире, где все легко меняло форму в угоду моей воле, не смог создать еще один фантом. Это был вызов, который я не мог не принять.
Было достаточно легко найти сведения о ней. И непросто понять, что с ними делать. Она где-то далеко, где холодно и очень одиноко.. Не самая точная формулировка, не правда ли?
Их "далеко" могло быть рядом со мной, "холод" мог восприниматься не буквально, а одиночество я полагал явлением повсеместным. Блуждать по заснеженным равнинам снов было бессмысленно - созданные воображением, они были пусты и скорее всего, таяли за
спиной. К тому же, сны той вселенной считались отдельными замкнутыми пространствами, а причин оспаривать эту версию было.
Меня мучила бессонница. Ранее служившее отдушиной пространство сна стало клеткой, где разум метался в поисках выхода. Я попался в ловушку всемогущества - способный распылять горы и ронять звезды, но беспомощный перед собственными ограничениями. Мне не нужен был фантом, я хотел найти настоящую Соу.
Решение, как водится, пришло неожиданно. Не нужно было искать снаружи, нужно было призвать ее внутрь. Проиграв, она утратила тело и Розу-мистику, полное значение которой я не осознавал. Значит, нужно было сделать новые - и где же еще, как не в собственном сне?
Среди гибнущих остатков прошлых декораций, в башне со стеклянной крышей, над которой вращалось звездное небо, я собирал все, что могло понадобится для предстоящей работы. Нужно было ни много, ни мало - повторить достижения свивавших ленту для Фенрира карликов и прочих сказочных мастеров, которые использовали самые безумные материалы для своих колдовских изделий. О том, как подобраться к созданию Розы-мистики, и думать не хотелось. Плохо живется честному человеку. Другой, быть может, пожелал бы - и получил искомое без трудов, а меня цепко держал на привязи закон равновесия.
Несколько ночей прошли в напрасных попытках овладеть секретами фарфора. Мало того, что понятие о нем у меня было расплывчатое и исключительно профаническое, но ведь ему еще следовало придать форму! Горы черепков росли, а цель по-прежнему была далека. Тогда и появилась несколько необычная, но удачная идея. Тело Соусейсеки можно было изготовить...из себя.
Вдох - выдох - вдох - выдох... руки слабеют, наливаются теплом, тяжестью, вдох - выдох, кончики пальцев, словно кошачьи коготки, месят еще невидимую материю, вдох - и тепло ладоней выплескивается наружу, в шарик, - выдох, мягкая нежность наливается весом, - вдох, закрыться, положить перед собой, выдох...облегчения.
Передо мной было нечто, напоминавшее одновременно туман и тесто, воск и гель, теплое, податливое, почти живое. Оно трепетало от прикосновений одной только мысли, изгибалось под давлением взгляда, наполняло собой формы, которые стоило только вообразить. Лучший материал для воплощение в жизнь идеи - пусть даже и во сне.
Помните ли вы, как на самом деле выглядит опускающееся за горизонт солнце? Каковы на ощупь лепестки цветущих персиков? Как пахнут осенние леса или брызги моря? В рекомендациях по чудотворению было гораздо больше сложностей, чем казалось. Память оказалась однобокой, воображение - недостаточно тонким, разум - связанным паутиной слов.
Приходилось подолгу мучиться, заставляя пробуждаться старые воспоминания - не выраженные словами, не загнанные ими в рамки имматериальных идеалов.
Но всему можно научиться - со временем. Когда кончики пальцев стали чувствительней слуха слепого, когда руки перестали неметь от напряжения и дрожать в страхе перед ошибкой, когда разум перестал рефлекторно вздрагивать при виде розы, прорастающей в реторте из кучки пепла от заката, увлажняемой криками чаек - кое-что стало получаться.
Явь и сон поменялись местами - где-то там было изо дня в день слабеющее без достаточного движения, голодное и замерзающее тело, о котором все же следовало заботиться, чтобы оно не мешало работать. Я знал, что рано или поздно придется вернуться к нему, чтобы воплотить вторую часть плана, но думать об этом не хотелось.
Куда интересней было смешивать кровь с огнем на палитре розовых лепестков в поисках цвета для Её глаза, или сплавлять серебро с истинной ртутью для деталей механизма. Всякий раз, переворачивая песочные часы, я видел, как сосуд для души Соусейсеки становится все ближе к идеалу. Оставалось понять, как создать Розу-мистику либо чем ее заменить.
Кристалл ляпис-лазури медленно вращался между ладоней, переливаясь оттенками неба - от утренней нежности до сумрачной синей глубины. Основа Розы - мистики Соусейсеки, вне всякого сомнения, но скрытая в минеральных глубинах, ждущая освобождения, пути к которому я не знал.
Это было похоже на сосуд глубиной в жизнь, наполнить который в одиночку было не под силу смертному, на закатную дорожку моря, по которой не пройти в солнце, на пустую книгу в руках крестьянина, не умеющего писать. Роза - мистика должна была родиться из добрых чувств и воспоминаний, тепла и счастья жизни - а что мог дать ей отторгнутый от мира я, кроме одиночества и разочарований?
Так уходило время. Ляпис-лазурь ждала, а мне нечего было отдать. Те крохи хорошего, что были во мне, были бы каплей в пустыне. Казалось, что все пропало.
- О, сэр, простите, что отвлекаю вас от тяжких мыслей...
Я вздрогнул и обернулся. Кто мог говорить со мной тут, в цитадели моего запертого сна?
Кролик во фраке снял цилиндр и картинно раскланялся.
- Полагаю, мне стоит представиться, прежде чем ожидать от вас гостеприимства?
- Не стоит. Мне всегда нравился ваш благородный вкус в вопросах моды, Лаплас.
- Как мило с вашей стороны не упоминать моего происхождения, сэр. Разрешите составить вам компанию?
- У меня нет причин возражать. Осталось только предложить вам чаю.
- Ах, право, не стоит беспокоиться. Ведь вы так заняты...в последнее время.
Я догадывался, зачем он пришел. Несложно было догадаться. Демоны всегда появляются вовремя.
- В последнее время мне было весьма скучно. Игра закончилась, но совсем не так, как мне хотелось, да и участники получили неожиданную помощь. Кто бы мог подумать, что Розен передумает? Но он несправедлив, не правда ли?
- Меня мало волнует прошлое. И судить мастера я не стану, ведь это бессмысленно.
- Однако, пробовать вмешаться в ход событий это вам не мешает.
- Я не хочу изменять статус-кво. Да и вы, Лаплас, мне не поможете. Розы проигравших уже у Киракисё, верно?
- Не спешите с выводами, сэр. Верно, я отдал Розы-мистики седьмой сестре, но заполучить их так или иначе не входило в ваши планы. Но я бы мог помочь вам создать новую...на обычных условиях контракта.
- Прощайте, Лаплас. Моя душа не продается.
- Гордыня, юноша, гордыня. Смертный грех, между прочим. Вы так цените себя, что не смотрите по сторонам. Пусть сегодня вы не согласились, но рано или поздно передумаете. У вас же нет будущего. Если что, только позовите, я буду ждать.
И улыбаясь так, как умеют улыбаться только демонические кролики, Лаплас исчез. Скатертью дорожка.
Мысли текли неторопливо, словно зная, что впереди вечность. Тело Соусейсеки, неподвижно лежащее в чем-то мягком, парящий осколок ляпис-лазури, комната, ставшая моим настоящим домом. Неужели все было напрасно?
Кролик указал путь дальше, но мог ли я принять его? Молчание.
Словно искра маяка в тумане, почти незаметная, но спасительная "...не смотрите по сторонам". Что он имел в виду?
Людей. Другие сны, другие вселенные, висящие на ветвях Мирового древа. Это было так очевидно, что только затуманенный разум мог не заметить. Я почувствовал себя индейцем, которому показали колесо.
Стены раскрылись, подчиняясь своему создателю. Туманный горизонт приближался, сворачивался, яснел. Сон сжимался, открывая взгляду то, что было снаружи. Я видел нить, связывавшую его с Деревом, видел сферы снов неподалеку. Задача стала ясна. Старые навыки снова стали полезны - для задуманного нужно было кое-что создать.
Сердце сна, кукольная мастерская скрылась в стеклянной сфере, которую я соединил с внешней границей сна. Вокруг вырос лес механизмов, причудливых и бессмысленных на первый взгляд. Задуманное казалось безумным, но мало ли безумств помогло мне до этого? Но на это так сложно было решиться...
Я вдохнул и сделал первый жест, стараясь быть как можно мягче, и сон отозвался долгой нотой флейты. Рука сама продолжала двигаться, к ней поднималась вторая...
Разум выскользнул из тела и скрылся в шестеренках, уступая место сердцу.
Было так необычно одновременно ощущать переливающуюся по телу мелодию, глядя на это со стороны. Чувства стали дирижером, тело - палочкой, сон - оркестром. Стены дрожали, резонируя звуком.
Сферы снов рядом оставались темными и холодными. Но когда музыка готова была расколоть мой мирок в кульминации, одна из них засветилась. Нежным фиолетовым мерцанием, слабым, но долгожданным. Следом зажглись еще несколько, и еще...
Время собирать камни.
Разум вернулся в привычную форму легко, но усталость повисла на плечах свинцовыми веригами. Отдыхать было некогда, следовало собрать отклик мира на зов помощи. Я обнял ладонями ляпис-лазурь, словно оберегая от вторжения, и стал ждать.
Первым я услышал отклик той самой фиолетовой сферы. Нечто схожее с гортанным пением последних племен Севера, древнее и дикое, как корни вывернутого из земли дуба. Следом пришли ритмы барабанов и далекие голоса средневекового хора. Налетели медным ураганом трубы. Началось.
Сны пели всеми голосами мира, делясь главным с единственным желавшим понять их слушателем. Краем глаза я видел поднимающийся с некоторых белый дым молитв - или стекающие по стенкам капли яда ненависти.
Сознание не могло перебрать все, пришедшее извне. Когда я рассчитывал собрать сил для Розы-мистики, я забыл о том, в каком мире жил - ну или слишком глубоко это помнил.
Мир, над которым реяли флаги лжи и эгоизма. Мир, где обман и предательство награждались теми же, кто превозносил на словах искренность и добродетель. Мир, где каждый хотел быть единственным услышанным и отмеченным. Где Вавилонское смешение языков поразило не буквы и звуки, а души.
Я ожидал отклика тех, кому не безразлична Соусейсеки. Но на возможность быть выслушанными откликнулись все. Мне предстояло узнать, действительно ли голодавший мог умереть от обильной пищи.
Думаю, увидь Она меня в тот момент, испугалась бы и ушла, не возвращаясь. Руки, сведенные напряжением и стиснутые в гримасе челюсти, слепые от крови глаза и блеск крупных капель пота. Но я делал свое дело, не отвлекаясь на пустяки. В ляпис-лазурь лилась нежность матери и вера последних святых, мужество воинов и смелые мечты трусов, восторг слушателей и ярость бойцов, концентрация хирургов и благодарность спасенных ими. Но ведь была и другая сторона медали. И спину жег росший на ней плащ из стонов умирающих и детских страхов, наркотических абстиненций и мук неразделенной любви, ненависти друг к другу, рожденной страхом и завистью, голода, одиночества и безысходности. Ткань чернее глубочайших бездн укутывала меня, ползла по рукам, подбираясь все ближе к кристаллу, и когда струйки мрака поползли по пальцам, я из последних сил сжал их в кулаки.
Я знал, что за это пришлось заплатить болью, неведомой никому ранее, и если бы не машины, скрывавшие мой разум в своих стальных чревах, меня ждали бы безумие и гибель. Но глядя, как корчится в черной агонии бывшее моим совершеннейшим инструментом тело, я не мог не видеть и другого - света кристалла, парящего над ним, переставшего быть минералом призрачного царства сна.Я ждал, когда мраку наскучит мучить игрушку из выдуманной плоти, чтобы вернуться в нее, но он не отступал. Отзвучали последние аккорды величайшей из слышанных мной симфоний и миры снаружи стали погружаться во мрак. Сколько времени было у меня в запасе до того, как физическое воплощение начнет умирать? Я не знал.
К счастью, надолго это не затянулось. Немного собравшись с мыслями после удара Песни, я понял, что просто-напросто валяю дурака. Сон снова был моим и ничьим больше, а трепещущая под темнотой масса - не более чем привычной, но вовсе не неотъемлемой его частью.
Было достаточно просто создать себе временную форму. Куда сложней оказалось избавится от старой - и запечатав ее в свинцовый шар амнезии, я обещал разобраться попозже.
Роза-мистика - или то, что мне хотелось бы так назвать - парила посреди мастерской, светясь от переполнявшей ее силы. Воздух почти неслышно звенел, когда я взял ее в руки, чтобы отдать владелице. Вблизи казалось, что это звезда, которую обещают достать с неба герои сказок.
Соусейсеки показалась мне просто спящей, когда свет Розы-мистики коснулся ее лица. Кристалл вошел в нее без всякого сопротивления, и несколько мгновений платье на груди продолжало светиться изнутри. А затем сияние исчезло, и я услышал скрип. Механизм принял Розу.
- Соусейсеки. - тихо, как спящую, позвал я, - Соусейсеки.
Ресницы чуть вздрогнули, затрепетали, и мы впервые взглянули друг другу в глаза.
- Отец? - прошептала она.
От края до края, куда не упал бы взгляд, простирались поля синих роз. Нежное весеннее солнце то и дело скрывалось за стайками кудрявых облачков, а небо, казалось, можно достать рукой.
Мы с Соусейсеки сидели за столом и пили чай. С тех пор, как она проснулась, прошел, наверное, месяц. Память возвращалась к ней не сразу, а первые три дня она вообще считала меня Отцом. Тяжело было видеть ее разочарование, но она оказалась сильной. Как я и ожидал.
Вспомнив все, Соусейсеки отказывалась говорить со мной. Ей казалось, что случившееся отняло последнюю надежду увидеть Отца. Я не стал пытаться что-либо доказать ей тогда, но теперь стоило попробовать объясниться.
- Соусейсеки.
- Да, мастер?
- У тебя было время подумать о случившемся. Что скажешь?
- Мне не следует обвинять вас, мастер, но все же...я не могу вас простить.
- За то, что вместо "темно, холодно и очень одиноко" ты сейчас здесь?
- За то, что там у меня была надежда, а вы ее отняли.
- Быть может, все же перейдем на "ты"?
- Да. мастер.
- И все же, поясни, на что ты надеялась?
- Отец мог починить меня. Вернуть. Как Суигинто.
- Но ты же проиграла и лишилась Розы - мистики?
- Да, но...
- Не стоит, я понимаю.
Глаза Соусейсеки предательски заблестели, она вздрогнула, а затем выкрикнула сквозь слезы мне в лицо:
- Тогда зачем?
Я с трудом сдержался, чтобы не обнять ее, не успокоить.
- Потому что у меня был план.
- План? Запереть меня в собственном сне без всякой возможности уйти? Оставить меня здесь, чтобы я исчезла, когда ты умрешь? Это твой план?
- Если ты не поможешь мне, то так все и закончится.
Кажется, она начала успокаиваться. Все-таки фатализм никогда не был ей чужд.
- Ты все еще хочешь увидеть Отца, после всего, что было?
- Больше всего на свете.
- Тогда вытри слезы и слушай.
- Да, мастер.
- Хоть ты и проиграла Суигинто (мне показалось, или ее губы все же на мгновение дернулись?), но сейчас у тебя есть новое тело и новая Роза Мистика. Никто из сестер не догадывается, что ты снова жива. Я не говорил тебе, но до того, как создать Розу, я пообщался с демоном. С Лапласом.
- Демоном Лапласа? - мне удалось ее удивить.
- Да. Он предлагал мне помощь, от которой я отказался.
- Но что он здесь делает?
- Насколько я понимаю, ждет твоего возвращения. А значит, способ есть. И мы его отыщем.
- Соусейсеки задумалась. Я ждал, потихоньку прихлебывая ароматный чай.
- Но даже если я вернусь...у меня нет ни кольца, ни Лемпики. Как я соберу Розы-Мистики?
- Никак. Они не нужны.
- Что за бред? Только Алиса может увидеть Отца...
- Ошибаешься.
- Но...
- Выслушай. Во-первых, ты не знаешь, что случилось после твоего поражения. А я знаю.
- Кто-то из сестер стал Алисой?
- Нет. Подробности позже, но суть такова - для того, чтобы увидеть Отца, не нужны Розы-Мистики. Алисой можно стать иначе.
- Шинку была права?
- Да. Но я обдумал и другой вариант. За Алисой придет Отец, верно?
- Верно.
- А если мы придем к нему?
- Невозможно. Я искала его всякий раз, когда просыпалась - и видела лишь однажды.
- Не видела ни разу, но речь не о том. Как думаешь, скрываясь от вас в ожидании Алисы, мог ли он предположить, что в Н-поле его будут искать люди?
- Хм, не думаю. Только куклы способны открыть вход туда.
- А медиумы войти с ними. Ты откроешь вход, а я найду Розена.
- Признаться, я недооценивала тебя, мастер. Твой план настолько безумен, что может сработать.
- Тогда за дело?
- За дело!
Я улыбнулся широко и счастливо, как путешественник при виде долгой дороги. Наконец-то у меня нашлось достойное занятие.
Просыпаться было тяжело. В глаза словно сыпанули песку, живот противно сводило от голода, руки замерзли и дрожали. Я с трудом сел в кровати, опираясь на стол.
Сквозь черные занавески пробивались лучики солнца, выхватывая отдельные детали всеобщего кошмара. Гора коробок и мусора под столом, разбросанные тут и там книги и бумаги, пыль...
Убрать все, побыстрее! Но голова предательски закружилась, в глазах потемнело и я рухнул на пол. Неудивительно, но досадно, не правда ли?
Зрение возвращалось с трудом. Моя голова лежала на чем-то мягком и теплом, а боль постепенно утихала.
- Ты так меня напугал, мастер. Мне показалось, что ты умер.
Соусейсеки? Но как ей удалось выйти из сна? И тут мне стало мучительно стыдно за то, что она видела все то убожество, в котором я жил. Вот ведь угораздило...
Я криво улыбнулся, стараясь подняться.
- Разве я могу умереть, пока ты рядом?
- Мастер...
Соусейсеки склонилась надо мной, вглядываясь во что-то. Коснулась лба, шеи, сердца, запястий.
- Что ты делаешь?
- Ты слабее ребенка, мастер. Я могу дать тебе немного сил Розы Мистики, но нам нужно заключить контракт. Ты согласен?
- Как я могу быть против, Соу? Это же был мой собственный план.
Она улыбнулась, впервые за все это время, и протянула мне руку. Через мгновение непривычная тяжесть охватила безымянный палец, наливаясь жаром. Соусейсеки положила руку с кольцом мне на сердце и прикрыла глаза. Я не успел задать очередной вопрос, как что-то ворвалось в меня подобно электрическому разряду и разлилось по телу пьянящим бешенством. В глазах засверкали искры, каждый мускул заныл от напряжения, захрустели позвонки и суставы. Это продлилось недолго, но когда Соусейсеки убрала руку, я понял, каково это - быть здоровым и полным сил. Легкость и тепло переполняли грудь, ум стал чистым и острым - ни одно лекарство не давало подобных эффектов.
Подмигнув Соу, я вскочил, и, подхватив ее на руки, закружился в безумном танце.
За что и получил заслуженную затрещину, которая нисколько не испортила мне настроения. Жизнь удалась!
- Я не знаю, надолго ли тебе хватит сил, - поспешила расстроить меня Соусейсеки.
- А еще влить не сможешь?
- Не скоро. Да и вообще, стоит ли надеяться на волшебство? Я ведь не столько придала телу сил, сколько освободила его от твоего контроля.
- Что ты имеешь в виду? Что я сам себя ослабляю?
- Ты думаешь, что слаб и слабеешь, дух подстраивает под себя тело. С помощью Розы-мистики я запечатала его, но это ненадолго. Сколько бы не закладывали камнем дерево, оно прорастет.
Я задумался. Неужели мое мнение о себе было так важно? Но ведь я все равно не могу разбивать кирпичи или гнуть подковы...зато чувствую себя заново рожденным.
- Если бы у меня была Лемпика, я бы могла очистить твое дерево души, но без ножниц садовницы мне не справиться. Да и сестра не поможет.
- А если мы прорвемся в твой мир, как остальные отнесутся к нашему появлению?
- Суисейсеки будет счастлива. Шинку, наверное, тоже. Канария и Хинаичиго будут рады, пожалуй. С Суигинто будет сложнее. Как и с Барасуишио.
- Насчет последней не беспокойся.
- Она тоже проиграла?
- Не совсем. Пожалуй, проще будет ознакомить тебя с моими источниками, чем мучить неизвестностью. Садись.
Показать кукле аниме о куклах - забавная идея. Пока Соусейсеки с интересом смотрела первую серию, я успел осмотреться на кухне и прийти к неутешительным выводам. Приличной еды в доме не было...хотя откуда бы ей взяться у меня? Напитки тоже не отличались качеством и разнообразием. То, что называлось чаем, предлагать было стыдно, водку она вряд ли бы оценила, да и выдохшаяся кола была скорее похожа на еду. Оставался кофе, который я всегда ленился варить.
Чайник посвистывал на огне, а я разбирал бардак в комнате, руководствуясь принципом "если не видно, то и нету", когда свет мигнул раз, другой и погас. Я даже не удивился - вот только заряда в ноутбуке оставалось мало. Что ж, будем ужинать при свечах.
- Интересно все же, откуда людям вашего мира известна наша история, да еще и в таких подробностях? - спросила Соусейсеки, похрустывая гренкой с сыром.
- Есть у меня одно предположение, но тебе вряд ли понравится.
- Скажи все-таки, мастер, я не обижусь.
- Весь ваш мир могли или подсмотреть, или выдумать.
- Выдумать? Что-то слабо верится.
- Могли и подсмотреть, и по чьим-то рассказам снять, если уж не выдумали.
- Стоило бы узнать, как было на самом деле.
- Вряд ли получится. Мало того, что авторы живут в другой стране, так я и языка их не знаю. И говорить со мной они не станут.
- А со мной?
- С тобой? Точно поговорят, если только ты до них доберешься и поймешь их.
- Значит, будем думать, как добраться. Если они все это не выдумали, то лазейка между мирами им известна.
- Нужны деньги на поездку и их желание встретиться, не более.
- Мастер, насколько это осуществимо?
- Думаю, не более сложно, чем оживить тебя.
Соусейсеки улыбнулась. А вот мне стало тоскливо. Одно дело - сон, другое - явь. Билеты в Японию, виза, переговоры с мангаками - неужели так надо искать переход в иномирье? Но пока других планов нет.
Меня прямо-таки передернуло, когда я подумал, со сколькими людьми придется встретиться.
- Что-то не так, мастер? - заметила мое состояние Соусейсеки, - что случилось?
- Да нет, все нормально, - попробовал соврать я и вдруг понял, что это будет первым камнем в стене между нами.
- Мне показалось...
- Я боюсь, Соу. Боюсь всех людей, с кем придется встретиться, боюсь возможных трудностей, боюсь, что ничего не выйдет... всего боюсь.
- После всего, что было в твоем сне? После того, как ты пел им зов о помощи и слышал их сердца? После того, как тебя едва не поглотил мрак их кошмаров?
- Это было не так страшно.
Соусейсеки смотрела мне в глаза с удивлением, пытаясь понять, не шучу ли я.
А потом вдруг соскочила со стула, подбежала и обняла меня.
- Бедный, бедный мастер! Что они сделали с тобой, как же так вышло? Если бы только у меня была Лемпика, я бы сделала все, чтобы спасти твое дерево!
У меня вдруг пропали слова, горло сжалось и на глаза навернулись слезы. Ради нее я должен был справиться со всем. Даже с собой.
Новая Роза Мистика скрывала немало загадок. Когда я спросил Соусейсеки, как она будет спать без чемодана, она лишь сделала несколько неуловимых движений руками, и сорвавшиеся с них линии сложились в его объемную модель. Это напоминало голограмму - висящие в воздухе полупрозрачные плоскости, мерцающая роза на крышке... Рука легко прошла насквозь, не встречая сопротивления. Признаться, я не понимал, как можно спать в чемодане, но то, что можно спать в собственном воспоминании о чемодане, вообще не укладывалось у меня в голове. А для Соусейсеки это оказалось совсем несложно, хотя, по ее собственному признанию, раньше подобное ей бы не удалось. Жаль, что воспоминания о Лемпике такими свойствами не обладали.
Я лежал, свернувшись под одеялом, и смотрел на чудо, спящее под грозным светом кровавых зимних облаков. Завтра начнется новая жизнь - не такая простая, как саморазрушение в каменной клетке, но наполненная смыслом и, главное, не такая скучная, как все, что было раньше.
Утро встретило меня пренеприятнейшим сюрпризом, в котором, собственно, я сам и был виноват. Соусейсеки, естественно, проснулась раньше меня и теперь сидела за столом, глядя на экранную заставку ноутбука. Стоит ли говорить, что там был скринсейвер, показывавший случайные картинки, в том числе и с АИБ? Оставалось только гадать, как долго она смотрела и что успела увидеть. Впрочем, судя по тому, как она посматривала на меня за завтраком, негры там точно были. И надо же было так оплошать! Впрочем, если бы я собирал хентай с куклами, было бы еще хуже.
Новых заказов не было, да и деньги у меня еще были, поэтому заманчивую мысль отвлечься работой я оставил. Подумать только, отвлечься работой! Соусейсеки ходила по комнатам, осваиваясь в новом доме. Бардак и грязь в комнатах, вопреки моим ожиданиям, особого впечатления на нее не произвели, хоть я и дал себе слово прибрать все в ближайшее время. Гораздо больше привлекли ее внимание запылившиеся книги, оставшиеся еще от прабабушки, и мой старый рабочий стол.
В свое время я серьезно интересовался алхимией, но потом разочаровался и оставил это гиблое дело. Избавляться от лаборатории же мне было лень, да и никому она не мешала. Странно, что Соусейсеки ею заинтересовалась.
- От этих трубок и склянок веет теплом. Ты любил это место, мастер?
- Ну, признаться, мне нравилось работать здесь, да и все эти вещи достались мне при интересных обстоятельствах. Пожалуй, любил.
- Тут очень уютно, тихо. Все здесь помнит твои пальцы, твое дыхание. Словно сад, выращенный одиноким садовником.
-Ну, право, ты преувеличиваешь. В конце концов, это была всего лишь игра...
- Всего лишь игра... Знаешь, а они надеются, что ты вернешься.
- Колбы и порошки?
- Я могу рассказать тебе историю каждой вещи на этом столе, и у всех есть общая черта - ты достал их из забвения: нашел, купил, выменял...украл оттуда, где у них не было будущего. Они благодарны.
- Это же вещи, Соусейсеки, как они могут что-то чувствовать?
- Вещь остается мертвой до тех пор, пока никому не нужна. Или ты считаешь, что если им не дано говорить, то они не живы?
- Сложно поверить.
- Привыкай, мастер. Ты ведь много знаешь о мире, вот только верить самому себе отказываешься.
Я провел пальцем по пузатой склянке и тысячи пылинок заплясали в косых лучах света. Соусейсеки, кукла из чужого мира, открывающая мне глаза, не была ли ты такой же игрушкой для своего создателя, как для меня эта утварь и записи? Как иначе объяснить то, с какой легкостью он заставил вас рисковать собой в сражениях друг с другом ради призрачного идеала? И не игрушки ли все мы для нашего Мастера?
Я стоял у плиты, наблюдая, как плавится в тигле металл. На столе стояли наскоро выдавленные в песке формочки, рядом валялась толстая рукавица и горка свинцовых слитков - из старых запасов.
- Что ты делаешь, мастер? - спросила Соусейсеки, до этого просто наблюдавшая за приготовлениями.
- Отолью пару десятков пластинок.
- Для чего?
- Надену на руки и на ноги, прибавляя по одной каждую неделю.
- Но в чем смысл?
- Чтобы стать сильнее.
- Разве оковы придают сил?
- Я буду двигаться, а их вес заставит мускулы расти и крепчать, и прибавляя его, получится тренироваться все время.
- Мастер... Разве ты не понял еще, что в сердце сил вдесятеро больше, чем в руках или ногах? До тех пор, пока ты боишься, и сил быка не будет достаточно, чтобы победить.
- Но чтобы перестать бояться, я должен стать сильнее, не правда ли?
- Ты странно воспринимаешь силу. Нужны ли тебе мышцы во сне? Помнишь ли ты, как оживила тебя малая толика сил моей Розы?
- Соусейсеки, но что другое я могу сделать, чтобы стать лучше? Мне не по душе роль батарейки, я должен знать, что сумею тебе помочь - а за пределами своего сна я бесполезен.
- Я не хочу ломать твою жизнь. Ты ведь не останешься со мной навсегда, ты нужен другим...
- Если дело только в этом, то можешь не беспокоиться. У меня нет будущего в этом мире, а если ты не откажешься, мы можем идти дальше вместе...до конца.
- У меня никогда не было такого медиума.
- Все когда-нибудь случается впервые, Соу. Так ты научишь меня?
Соусейсеки посмотрела мне в глаза, и видно было, что нечто в ней изменилось. Кажется, я знал этот взгляд, в котором смешались решимость и фатализм.
- Будет нелегко. Но я дам ответы на многие вопросы, мастер. И подскажу, где искать остальные.
Страх может грызть изнутри, может лишать рассудка паникой или сковывать тело параличом. Страх живет в каждом, от величайшего храбреца до последнего труса. Но в то время как храбрый думает о победе, а хитрый о бегстве или ударе в спину, трус переживает поражение. Проигрывает, даже не вступая в бой, заранее. Мне следовало научиться думать иначе - это был первый урок Соусейсеки.
Мы стояли под сводами мрачного зала, где потолок терялся в сумерках, а тусклый свет факелов выхватывал детали сложных узоров свисавших со стен штандартов.
Я не знал назначения этого места, но это был не мой сон - реальность не поддавалась приказам. Н-поле? Возможно. Но почему я не заметил перехода?
Из темноты раздались тяжелые шаги. Я обернулся к Соусейсеки - но ее уже не было рядом.
- Соусейсеки!, - позвал я, но никто не ответил.Мне вдруг стало очень неуютно. Где же она? И шаги все ближе - неторопливые, словно шаги самой смерти.
- Соусейсеки! Ответь же!
Из темноты появился силуэт шагавшего - приземистый, массивный, проросший корнями сквозь висящее на нем тряпьё. При каждом шаге от него отваливались комья земли - словно пень срубленного дуба выкопался из земли, чтобы отомстить дровосекам. Отвратительно низко, почти на уровне груди из лохмотьев выглядывало лицо - изрытое морщинами, словно кора, с мерцающими глазами-гнилушками и сучком вместо носа. Леший. Им пугала меня бабушка, когда я не хотел есть.
"Не будешь есть кашу, придет за ней леший. Кашу съест, а потом и тебя с ней заодно".
Мороз пробрал меня от одного этого воспоминания, и с самыми грязными ругательствами в адрес каши, лешего, бабушки и авторов книг о детском питании я побежал прочь от этой сырой, трухлявой, ненасытной мерзости.
Долго бежать не пришлось - впереди появилась какая-то тень, в которой можно было узнать спину того самого лешего. Я бежал по кругу!
- Соусейсеки! Вытащи меня отсюда! Где я, черт подери?!
- Ты в моем Н-поле.
Голос шел со всех сторон сразу, и гулкое эхо разнеслось по галерее. Леший тоже услышал меня и уже успел подойти довольно близко.
- Откуда здесь эта дрянь, Соусейсеки? Выпусти меня!
- Он жил в тебе очень давно, я лишь выпустила его наружу.
- И что мне с ним делать? Он же меня сожрет!
- Так не дай ему это сделать.
- Чтоб тебе треснуть, мер..
Тяжелый удар выбил воздух у меня из легких, сбил с ног и швырнул на пол. Леший был быстрее, чем казался. Я едва успел подняться на четвереньки, как снова оказался на полу, а в груди словно разорвалась граната. "Он же забьет меня" - мелькнула мысль, и крик ужаса заметался над невидимым потолком.
Леший занес лапу для следующего удара, но я успел откатиться. Во рту был соленый привкус крови, кружилась голова. От очередного удара я спрятался за колонной и осколки камня оцарапали мне лицо. Думать, думать, думать. Как же, подумаешь тут, когда за тобой охотится пень-переросток!
Идея пришла довольно быстро. Метнувшись в сторону от загребущей лапы, я сдернул со стены неожиданно легко поддавшийся штандарт и накинул его на лешего, когда тот заглянул за колонну. У пенька не хватило ума разорвать или снять тряпку, и он вертелся на месте, бестолково размахивая корявыми ручищами.
- И что мне теперь с ним делать?! - крикнул я в темноту.