Неровные каракули, которые я вывожу дрожащей рукой здесь, при тусклом свете самодельной свечи, станут единственными свидетелями моего ужасного преступления - ведь нелепо доверять такую тайну обезличенным жестокой современностью смертным. Когда я поверю свой рассказ старой бумаге, мне останется лишь уйти обратно в кукольный театр человеческих страстей.
Она жила со мной почти четыре года. Мы делили нехитрые радости и небольшие беды, оставаясь неизменно в хороших отношениях. Я не обращал внимания на злословящих - хотя их и было немало - а она...весь мир мало для нее значил. Но прошло время, и червь сомнения начал подтачивать мои мысли. Все больше знакомых и даже родных говорили о том, что так не должно продолжаться. Они видели в ней помеху моему счастью - досадную и мелкую, но помеху. Сперва я поднимал их на смех, позже - вежливо менял тему, но постепенно и сам заразился их идеями. Мир был передо мной - такой манящий и яркий, с улыбками девушек и приветственными возгласами, с обьятиями и сражениями, со славой и сладким пороком. Но между мной и этими благами, словно призрак, стояла она - безмолвный страж моей темницы. И вот однажды, будучи не в силах противиться давлению мира, я сломался. Мне подарили бритву - новую, блестящую бритву, с серебряной насечкой, чрезвычайно острую, и мне было неловко отказаться. В тот же вечер, сунув подарок в карман, я отправился в ванную. Она любила теплую воду - всегда любила, наверное, с самого рождения. Я накрыл ее толстым слоем пены - словно играя, и ее смех электрическим ударом пронзил мое сердце. Сперва она не поняла, что происходит, когда я достал бритву. В тот момент я был близок к краху - руки мои дрожали, сердце колотилось, как безумное, но и ей непросто было бороться со страхом. Она умоляла о пощаде. Бог мой, как она была убедительна! Но перед моими глазами мелькали картины красивой жизни - без нее, и ее мольбы растворились в чужих советах. Когда она поняла, что меня не убедить, она стала сопротивляться с отчаянной решимостью обреченного. Ей было известно, что все кончено, но она упорно цеплялась за жизнь, пока беспощадный металл не оборвал ее существования. Я отдышался и смыл кровь с лица и пальцев. Одел чистый костюм и вышел на улицу. Солнце беспечно светило на мир, проходящие парочки смеялись, но решительно никому не было до меня дела. Но чудовищное раскаяние настигло меня, и я побежал куда-то не глядя, потому что любая моя мысль неизбежно возвращалась к тускло освещенной ванне, где в одиночестве лежала она - моя безжалостно сбритая борода!