Он проснулся около семи часов утра. Это давно уже было обыденностью и пытаться снова заснуть, означало бы бесцельно проваляться в постели лишний час или два. Да и потом, С. хорошо себя чувствовал и потому решил вставать. Откинув одеяло и прогнав остатки тепла, он сел на краю кровати, шаря ногами по полу в поисках тапок. Одна нога очень метко попала в тапок почти сразу, а вторая беспомощно мучилась еще секунд десять, после чего ей на помощь пришла рука и пронырливый тапок был найден под кроватью. С. решил посидеть минуту-другую, вставать почему-то совсем расхотелось. Сверху раздавались звуки шагов и приглушенные голоса, которые, однако, сменялись на более повышенные тона. В квартире выше жила семья Померанцевых. Все эти звуки и топот повествовали об их процессе сбора на работу. Слышался и топот шагов поменьше, которые принадлежали младшему члену семьи, Валерке. Он только пошел в первый класс и его старательно собирали в школу. Судя по постоянным крикам и шуму, раздававшимся сверху, он был далеко не самым послушным сыном. Сегодня же, как, впрочем, и в большинство других дней, родители опаздывали на работу и одной из основных причин была нерасторопность Валерки. С. медленно приподнялся с кровати и выпрямившись, направился в туалет. Сие движение не осталось незамеченным, а отразилось тупой болью в нижней части спины. В его годы, а ему было пятьдесят девять, уже явственно начинали проявляться последствия старения организма. Сделав пару наклонов и немного потянувшись, он, кряхтя, накинул терпеливо поджидавшую его на стуле рубашку. Слегка ковыляя, он все-таки добрался до туалета и справив малую нужду, пошаркал на кухню.
Спальню и кухню разделял маленький коридор, через который также можно было попасть и в гостиную, находящуюся по соседству. Обставлена квартира была дешево и без особого вкуса, словно единственный ее обитатель не слишком заботился о собственном комфорте. В гостиной, помимо большого окна, выходящего во двор, стоял довольно потрепанный диван, шкаф и часть мебельной секции, с изрядным количеством книг и большим радиоприемником. На полу лежал ковер бежевого цвета, уже давно потерявший часть своего ворса и успевший приобрести темное пятно в правом углу. Между диваном и шкафом находилось небольшое кресло, многое повидавшее на своем веку. Оно было из того же комплекта, что и диван, и при желании, раскладывалось и могло с легкостью служить постелью в случае необходимости. Возле кресла, на журнальном столике, стоял старый дисковый телефон. Он являлся основным звеном, которое связывало С. с окружающим миром. На тумбочке, возле дивана, находился маленький телевизор, покрытый слоем пыли. Это устройство давно уже не пользовалось популярностью у его обладателя и просто простаивало без дела. Впрочем, иногда служило посадочной и прогулочной площадкой для одиноких мух, которые, случалось, почитали своим присутствием эту квартиру. На секции, под полкой с книгами, стояло что-то похожее на маленькую печатную машинку и лежала пачка листов бумаги.
Из окон его особо ничем не примечательной квартиры открывался замечательный вид на большую поляну, которая дальше переходила в парк, засаженный величавыми дубами и кое-где между ними затесавшимися каштанами. Если выйти из подъезда и двигаться по тропинке, бегущей через поляну и парк, вдоль огибающей их дороги по направлению к видневшемуся вдали лесу, то можно было уже через полчаса легкой ходьбы добраться до пляжа, растянувшегося на пару километров и плавно переходящего в пирс. Если взять немного правее, то можно было дойти до вечно куда-то спешащей речушки, позже вливавшей всю свою озорную задиристость в спокойные воды залива. С. жил почти на самой окраине, здесь город заканчивался, хотя с небольшими промежутками можно было встретить тянувшиеся вдоль речки загородные дома и коттеджи.
С. сидел на кухне на стуле с высокой спинкой и ссутулившись, терпеливо ждал, пока закипит кофе в турке. Он уже и не помнил, когда пристрастился к этому напитку, но уже не первый десяток лет он составлял часть его утреннего меню. На тарелке перед ним лежали два бутерброда, только что слепленные из ветчины, сыра и булки, и ждали своей участи. Кухня тоже не отличалась каким-то особым изыском. Вся ее экипировка состояла из холодильника, раковины, разных шкафчиков с кухонной утварью и какими-то продуктами, стола и пары стульев. Также имелась электрическая плитка с двумя конфорками, на одной из которых уже шумело кофе. Стены были светло-голубого цвета, кое-где потрескавшиеся и с приличным куском паутины в одном из углов.
С. думал о предстоящем дне и некоторых делах, которыми следовало заняться. Нужно было набрать ответ на письмо его старого друга, которое он получил вчера. В нем не было упомянуто никаких чрезвычайных происшествий, лишь немного новостей и желание узнать, как, собственно, поживает сам С. Но было и что-то, заставившее смахнуть пыль с некоторых старых воспоминаний, которые надежно хранились и лелеялись в закромах его сознания. Поэтому, весь вечер вчерашнего дня, он провел в своих мыслях, перебирая ворох событий пятнадцатилетней давности. Помимо письма, ему надо было зайти на почту за посылкой. Почтовое отделение находилось в десяти минутах ходьбы и туда можно было дойти и пешком, но С. собирался проехаться на автобусе, прогуляться вдоль берега и дойти до пирса, а на обратном пути заглянуть на почту. Шум моря всегда действовал на него успокаивающе, независимо от того, пребывало ли оно в спокойствии и мирно переливалось на радость окружающему миру, или бушевало, разбивая волны о бетонное ограждение пирса.
Все это он собирался сделать во второй половине дня, сейчас же С. сосредоточился на бутербродах и горячем кофе. Темно-коричневая жидкость была заботливо перелита в большую кружку с такого же цвета налетом на стенках. Как и многие люди, проживающие в одиночестве, С использовал одну кружку для разного рода напитков и она не всегда тщательно мылась. Закончив с бутербродами, он плеснул остатки кофе в кружку и достав из одного из шкафчиков початую упаковку ирисок, положил одну за щеку. С. любил сладкое и обычно заканчивал трапезничать чашкой чая или кофе с конфетой. Он медленно посасывал ириску, смешивая ее вкус со вкусом кофе, который попивал маленькими глотками. С. неторопливо чередовал мысли:
--Таак, пойти прилечь, что ли? Че-то поясница ноет. Все хуже и хуже, особенно внизу слева. Чертова ириска прилипла к зубам. Только бы с пломбой опять не отлепил. Кабинет зубного врача. Нет уж. Брр. Не хотелось бы там оказаться. Звук зубного бура кого угодно приведет в дрожь. Буду аккуратно полоскать кофе во рту, авось растает потихоньку. Прилечь все-таки? Письмо же. От Толика. Точно, вчера. Настенька...А ведь старался не думать. Эхх, почему так рано? Ну почему? Господь так решил. Проклятый. Изыди, мразь! Исчезни. Ну и пускай! Вот убей меня сейчас, если слышишь! Вот прямо сейчас! Ну! Тьфу, всемогущий... Не было тебя и не будет. Иначе, как можно, чтоб был и все таким образом? Вот испепели меня сию секунду! Ненавижу. Не нужен такой бог. Настюшенька моя. Лучиком света была ты моим. Никаких лучиков мне не надо больше. Тебя бы только... Да и когда б ты понимал, старый дурак, что лучик такое. Все равно, никогда не узнаешь. Но, если бы можно было выбрать, плевал я на все эти лучики и все, что они освещают, обнять бы тебя еще разок, Настя--
Тут скоротечную болтовню его воображения прервала громко крикнувшая за окном чайка. Далеко залетела, отсюда до моря лететь ей еще и лететь. С. так и сидел, не переменив позы.
--Прощай настроение. Опять терзаю себя, ну зачем? Собрался же прогуляться и на почту надо. Сосед снизу, Виталий Гаврилович, занес письмо и извещение с почты сказал пришло. Дай бог ему здоровья, помогает. Лицемер ты все-таки, только бога клял, а сейчас просишь помочь. И вечно упрекаешь себя. Да ни все ли равно. Расклеился совсем. Это все Толика письмо виновато. Два года минуло вроде. Время - что пустота. Смысл всего этого. Смысл вообще всего? Смысл меня? Но самоубийство - грех. Снова ты за старое. Опять ты верующим стал? Преподобный отец Михаил вот, добрый человек, и сердцем и душой. Искренне говорит, хочется верить. Всегда обнимет. В церковь завтра тогда, ну или посмотрим, тут не далеко. Давно не был. Вот и ириска растаяла. Кофе холодный. Лицо твое нежное такое, а кожа приятная. Ведь я тебя только одну и любил, Настюш. Волосы тогда пахли костром у тебя, у Володи на даче. Ну вот, опят плачу, ну--
Торопливая слеза проложила себе путь через щеку, теплым ручейком скатившись к подбородку. Он обтер лицо рукавом. Наверху хлопнула дверь и послышался топот ног на лестничной клетке.
--Ну вот. Ушли. Сейчас все будут просыпаться - не дом, а муравейник. Ухх. Фффф. Чуть не сломалась спина, да и все еще ноет в поясе. Лучше бы не вставал. Тарелку, чашку помыть. Фыркает еще мне тут, наверное опять отключали воду, сейчас ржавая небось пойдет. Двести двадцать семь шагов, в метрах поменьше видать будет. Сто шестой и восьмерка, только сто шестой направо, к речке. Восьмой каждые пятнадцать минут ходит. Там, вдоль пляжа. И у пирса давно не был. Гроза тогда. Промок весь и испугался. Даа. Так громыхало вверху. Сегодня с погодой все хорошо вроде должно быть. Плащ возьму. Точно, на всякий случай. Хотя вчера тепло и солнце приятно в окно. На почту потом схожу. Да и Виталий Гаврилыч может на неделе зайдет. Заберет тогда. Не пойду сегодня. Что-то еще хотел сделать...--
Сполоснув чашку, которая приобрела еще немного темных тонов внутри после утреннего распития кофе, он проследовал в ванную. Та, собственно, находилась в одном помещении с туалетом и попасть туда можно было шагнув из кухни в направлении спальни и открыв дверь по правую руку. Умывшись и слегка пригладив растрепанные волосы, он вернулся в спальню и сел на то же самое место, откуда поднялся двадцать минут назад. Меланхолия обхватила и слегка приобняла его в этот ранний час. Письмо, которое вчера занес сосед, совсем выбило его из колеи, проторенной одинокими буднями. Оно было от Анатолия Сервалова, с которым он был знаком с двадцати лет. В некотором роде они были товарищами по несчастью. Раньше, когда они жили в одном городе, то близко общались и на протяжении многих лет он был для С. самым близким другом. Потом Толик переехал в соседний город и они продолжили общаться лишь посредством писем. Изредка случалось, что они навещали друг друга, но последний раз они виделись 2 года назад. Хоть в письме и не было ничего тревожного, некоторые упомянутые события минувших дней вызвали дрожь в руках, вместе с улыбкой и слезами. В частности, упоминание одной из немногих поездок, когда они с Настей отдыхали у Толика в гостях. Следует заметить, что Анатолий обладал некоторым музыкальным талантом. В те выходные у него собралась такая замечательная компания, все оживленно общались, смеялись, а потом пели под гитару. Беззаботно разбавляли уютный летний вечер атмосферой искренности и непринужденности. С. тогда сидел бок о бок с Настей, ощущая аромат ее духов, смешанный с таким родным ее запахом. Он помнил каждое слово, сказанное ею в тот вечер, ее теплое дыхание и ласковый шепот, которые растворяли его в единении с каждой частичкой материи во Вселенной. Все было идеально. Все было, как и должно было быть. Он был самым счастливым человеком на свете. Это было пятнадцать лет назад.
Растянувшись на кровати, С. тяжело вздохнул. Соприкосновение головы с подушкой вернуло его в реальность сегодняшнего дня. После засовывания ног под одеяло, предпринимать какие-либо действия стало невероятно лень. Да и одеяло как будто снова начало отдавать саккумулированное ранее во время сна тепло.
--Всю жизнь прошлым живу. Будущего нет у меня. И не было никогда. Так бог решил. Ну хоть это было. Жалкая пенсия да пособие. Больше ничего. Ничего. Ну в клуб этот ходишь, общаешься со стариками и инвалидами, вот и все развлечения. И то раз в неделю. Последний раз в прошлое воскресенье. Сидишь дома, как летучая мышь. Жалкий червяк. Собаку или кота. Бифф был хороший пес. Опорой мне и другом. Жалко время их коротко. Может Володе позвонить? Последний раз не помню когда. Тогда в магазине что ли. И чертова продавщица, не видит что ли. Неужели всегда один теперь? Ну опять начинается. Ну и начинается, кому до этого дело. Может нытик я. Да и как тут не ныть? Жить - то сколько осталось? Может сегодня под автобус, а может десять лет. А может двадцать. Зайду конфет сегодня куплю. Крупные. С черносливом. Ну опять ноет. Ведь делал раньше зарядку и упражнения. Несовершенен человек. Только считают себя такими. Лицемеры. Ангелом была она. За что меня полюбила? Идеальные формы. Что грудь, что зад. Блаженство. Их теплоту снова рядом бы. Ехх. Даа...--
С. проспал еще два часа. Солнце уже уверенно проглядывало через щели между занавесками. Поворочавшись немного в уютном коконе из одеяла, он бесцеремонно зевнув, неохотно встал и безупречным движением вдев ноги в тапки, отправился на кухню. По пути не миновав туалет, в котором просидел минут пять и посчитал успешным завершение некоторых неотложных дел. Поставив кипятиться воду для чая, он немного поразмышлял над тем, как он так легко смог уснуть после выпитого рано утром кофе. Решив, что стоит еще что-нибудь съесть, насыпал овсяных хлопьев в тарелку, уверенно достав все необходимое из шкафчика над раковиной. Сверху добавил сухофруктов. Когда вода закипела, залил все горячей водой. Где-то рассказывали, что так полезнее. Да и с медом совсем неплохо. Мысли его были заняты предстоящей поездкой до пляжа.
Закончив с кашей и чаем, С. пошел в гостиную, слегка приоткрыл окно и включил радио. Жаркими летними днями, после полудня, когда солнце перебиралось на другую сторону небосклона, эта комната с закрытыми окнами превращалась в подобие парника. Слегка ополоснувишись и умывшись, он пошел одеваться. Надев брюки и рубашку получше, не забыв и про носки, которые лежали тут же, на незаменимом стуле, С. посчитал себя готовым к выходу. Пройдя в прихожую, если этот уголок между спальней и ванной комнатой можно было так назвать, он обулся и надел давно выцветшую и слегка потрепанную шляпу, предварительно пригладив волосы рукой. Решив, что легкий плащ - это все-таки хорошая идея, надел и его. В плаще был тщательно ощупан каждый карман и найдены все разыскиваемые там вещи: портмоне, нужный документ и ключи. Ступив к двери, он взял в углу неизменную трость, немного замешкался и пошарив на верхней полке, надел обнаруженные там черные очки.
На лестничной клетке пахло хлоркой, сыростью и плесенью. На первом этаже, однако, стоял очень заманчивый запах жареной картошки, проникнувший сюда из одной из квартир. Вышедшего из подъезда пожилого человека в плаще обдало волной теплого воздуха. Он аккуратно спустился по ступенькам, держась за перила и направился в сторону остановки.
--Тридцать девять, теперь налево, сто восемьдесят восемь или около того. Спокойно гуляем, торопиться некуда. Да уж, тепло и солнце светит вовсю, так спарюсь в плаще. Ладно, сниму если что. Мягкое что-то. Только бы не какашка. Нет вроде. Этого не хватало. Собаки могут. Им все равно где. Да людям тоже. Если бы не стыдливость, тоже бы небось некоторые сидели по углам. Полетел. И зачем так быстро гнать? С детьми гуляют ведь. Вот тут и остановка уже--
-Сто шестой ушел недавно, а восьмерка вот-вот должна прийти. Здравствуйте.
-Здрасьте... Спасибо.- Ответил С. немного замешкавшись. Это был сын соседа снизу, Виталия Гавриловича. Тоже ждал восьмерку.
-А вот и автобус.- Снова сказал он и С. услышал сзади шум приближающегося двигателя.
Автобус был почти пустой, за исключением нескольких, перемещаемых им пассажиров. Он уселся на одно из передних сидений и зажал трость между колен. До начала пляжа было ехать двенадцать минут, всего семь остановок. За окном начала разматываться бесконечная лента картинок и событий, и С. постепенно погрузился в свои думы. После объявления его остановки, он стал пробираться к выходу и осторожно сошел на землю, ступив подошвой ботинка на хрустящее стекло разбитой кем-то до этого пивной бутылки. Новая асфальтированная дорожка вела отсюда прямо к морю, у самого песка поворачивала и тянулась до пирса. Только войдя в лесок из редких сосен, который разделял проезжую часть и пляж, уже можно было почувствовать прохладное дыхание моря. Был очен теплый день и С. расстегнул все пуговицы на плаще, решив не снимать его пока путь лежал в теньке от сосен, которые росли еще на протяжении километра. По пути попадались двигающиеся с разной скоростью люди. Были тут и бегуны, и велосипедисты, и пребывающие в своем собственном мире парочки, и звонко смеющиеся, беспечно топающие ребятишки, под присмотром бродящих поблизости родителей, и вечно вынюхивающие что-то собаки, которые то и дело норовят ткнутся своим мокрым носом под коленку. Были и те, кто почти не двигался относительно самой планеты, а мирно отдыхал, сидя на расставленных повсюду скамейках, находясь во власти этого удивительного шара и уверенно мчась навстречу бесконечности.
Некоторые люди внимательно поглядывали на фигуру в плаще, шляпе и темных очках, безмятежно прогуливающуюся вдоль берега. И в самом деле, С. немного походил на шпиона из фильмов, не хватало только еще спрятаться за газетой. Но в большинстве своем, они спешили побыстрей развалиться на полотенцах на пляже, с целью погреться и подрумяниться на солнце. Благо погода сегодня еще позволяла. Сосны все редели и дальше лежал открытый участок пляжа, с разного рода игровыми площадками и пляжным комплексом, где располагалось кафе и магазин, в котором продавался и сдавался в аренду инвентарь для разного рода водных видов спорта.
--Вот и кафе. А дальше пирс. Почти дошел. Че-то устал. Все меньше и меньше сил. А вот и киоск с мороженым, или там сахарная вата. Там скамейки дальше вроде будут.Тут. Уфф. Ну наконец-то. Не очень удобно, но сойдет. Задница квадратной станет после сидения на такой. Воздух тонизирующий какой-то. Эхх, хорошо все-таки, что море здесь. Всегда меня подлечивает. Чертова спина. И суставы теперь. Кричат, летают тут. Нагадят, не заметишь. И бакланы или еще кто. В помойках здесь есть чем поживиться. С Настей здесь гуляли часто. Она купаться очень любила. Могла и зимой. И что в этом люди находят? Огонь-баба. Хех.--
В этот момент мимо скамейки, где он сидел, пробежала девчушка лет четырех и резко остановилась, заметив пожилого господина, неподвижно сидящего напротив нее. Вперила в него свои невинные глаза и несколько секунд его изучала, внимательно разглядывая из под спадавших на лоб золотистых кудрей. Оценив его как не очень дружелюбного и слишком серьезного, быстро потеряла интерес и посеменила мимо, уже через несколько мгновений торжественно завопив:
-Моженое! Моженое! Мама давай купим моженое!
-Хватит тебе моженых. И так вчера у бабушки сколько конфет съела. Да и дома есть мороженое.- Ворчливым тоном произнесла прошедшая за ней миловидная женщина лет тридцати, бросив на С. неловкий взгляд.
-Моженое!- Победно анонсировала девочка.
-Только сначала суп.- Поставила жирную точку мама.
-Нуууу...-Начала дочка, моментально надувшись и обиженно зашагала, смотря себе под ноги.- Не хочу суп.- Тихонько буркнула она себе под нос.
Море невинно плескалось, будто бы поддразнивая: сейчас я хорошее и спокойное, а могу разбушеваться, мне это запросто. И смести вас, жалких муравьев, вместе с вашими строениями, как спичечные домики. От скамейки до воды было метров пятьдесят, отрезок пляжа здесь был очень узким. С этого места можно было разглядеть передвигающиеся по пирсу фигурки людей. С., отвлеченный имевшим место диалогом, продолжал:
--Не забыть Володьке позвонит. Как приду домой. Крепкое рукопожатие у него. Теплое. Дружеское. Всегда помогал мне и защищал. Как тогда, в детском доме еще. Полгода там до распределения. Хотя редко там когда обижал кто. В основном нормальные были. Но дебилы везде есть. Три этажа мытых полов. Это Алевтина Ивановна все. Всегда че-нибудь сунет, конфету или еще че. Где Михай сейчас интересно? Да и кто жив еще? Проехалось по нам тяжелое колесо неизменных реалий человеческого общества. Сравняло всех, кто выступал над ровной массой. Такими мечтателями были...Двенадцать лет ее нет. Уже двенадцать. И кто придумал время измерять? А если б в Володя нас не познакомил тогда? Сорок два мне было. Да. Лето было душное то.--
Он познакомился с Настей, когда ему было сорок два года. Этому поспособствовал Володя, с кем он дружил с детства. Настя всегда говорила, что их встреча - это судьба, С. же считал это счастливым стечением обстоятельств. На пятом году их знакомства у нее диагностировали рак. Это была одна из последних стадий и опухоль успела распространиться в другие участки тела. Химиотерапия помогла протянуть ей всего несколько месяцев. После ее смерти С. совершенно замкнулся в себе и всерьез подумывал о самоубийстве. Настя была самым добрым и искренним человеком на свете. Никто и никогда не давал ему и тысячной доли той любви, которая чувствовалась за каждым сказанным ею словом.
По пирсу он так и не прогулялся. На пути домой он немного заплутал и навернул несколько кругов по тихим улицам, пока не нашел остановку нужного ему автобуса. Сойдя пораньше, С. наведался в небольшой кондитерский магазин недалеко от дома и купил любимых конфет и кофейное пирожное. Только войдя в квартиру и раздевшись, он почувствовал насколько сильно устал. Часть конфет была тут же съедена, еще до того как закипел чайник. Позже, за чашкой чая и большая часть пакета была опустошена к огромному удовольствию анонимного сладкоежки. Расслабившись на диване в гостиной, С. набрал Володин номер и, как всегда, обрадовался бодрому жизнерадостному голосу на другом конце, не менявшемуся сквозь годы. Они поностальгировали о минувших днях и поговорили о всяких пустяках. Попрощавшись, договорились встретиться через неделю. Положив трубку, С. еще долго просидел неподвижно, потом встал, включил радио, взял письмо и откинулся на спинку дивана, усевшись поудобнее.
Сегодня был вечер джазовых композиций. Из динамика комнату плавно наполняли звуки, лившиеся из трубы Луи Армстронга. Солнце бескомпромиссно собиралось скрыться за горизонтом, но словно чувствуя легкий упрек всего живого, что в нем так нуждалось, решило напоследок добавить красок в монотонную синеву неба. Нежно смешав и размазав бирюзовый с голубым и постепенно отдавая его во власть крадущегося за ним со всех сторон темно-синего, захватывающего все большие территории, оно величественно импровизировало. Переходя от оранжевого к розовому и сливаясь с фиолетовым, аккуратно подчеркивая контуры редких облаков, скопившихся у линии горизонта, горящий шар на багровом ложе сдавал позиции и щедро разбрызгав алые и пурпурные цвета по небосклону перед капитуляцией, забирал с собой и обильно раздаваемое до этого тепло.
Время давно остановилось для С., он был во власти звуков, запахов и ощущений давно минувших дней. Легкая улыбка застыла в уголках рта, как и глаза на безмятежном лице, которое ласково ощупывали ослабевающие щупальца солнца. Он спокойно водил рукой по листу бумаги с характерным для шрифта Брайля рельефным выпуклостям на бумаге. Он не мог видеть разнообразия красок за окном, С. был слепым от рождения.