Аннотация: История о том, почему я отказался от престижной работы в ООН.
Я ни разу в жизни не был за границей: ни туристом, ни на отдыхе (типа, Египет, Турция, Таиланд...), ни по работе. Возможности, конечно, были и в институте до перестройки, и в перестройку. Почему? А потому, что я невыездной... Нет, нет, я не обладатель гостайны и не работал на сверхсекретных предприятиях. Невыездным я сделал себя сам. Это моё убеждение. И это табу я возложил на себя ещё в студенческие годы. Учился и окончил я Плехановский институт. По престижности в Москве он, кажется, был третьим после МГИМО и Московского универа. В Плешке готовили экономистов , финансистов, бухгалтеров, ценовиков и снабженцев высшего уровня управления, а ещё товароведов и специалистов общепита. Поэтому и студенческий контингент сюда подбирался специфического качества, так как, окончившие Плешку экономисты, бухгалтера финансисты и снабженцы, в основном были кадровым резервом министерств, главков, банков, внешторга и прочих заманчивых контор. А товароведы и выпускники общепита - почти сразу получали директорскую должность в торговле или общепите. В семидесятые годы это было круто, предел мечтаний определённой части молодёжи! Практически, перед выпускниками Плешки открывались заманчивые перспективы карьерного роста, работы за границей или стать у краника распределения заветного дефицита (тем, кто окончил торговые факультеты). Немудрено, что "случайных" студентов здесь было мало. Основной контингент составляли детишки секретарей райкомов и обкомов, работников министерств, внешнеторговых организаций. В общем, как говорится, сплошной блатняк. Спешу успокоить читателей - я не из ихних. Я из простой рабочей семьи, сам ПТУшник и слесарь, отслуживший в армии. А в Плехановский я попал считай случайно. В 1969 году в стране возродили такой вид обучения, как подготовительные курсы для рабочей молодёжи, поступающей в высшие учебные заведения. Сокращённо - РАБФАК. Вот и я, сразу после дембеля, подал документы на РАБФАК Плехановки. Приняли. Причём, каждого соискателя лично принимал ректор института Борис Михайлович Мочалов. Учились мы с сентября 1969 года по июль 1970 года. РАБФАК я окончил с отличием и поступил на Общеэкономический факультет. Кстати, и институт я тоже окончил на 4 и 5. Ещё хочу отметить, что мой выбор экономического вуза и, тем более, конкретно Общеэкономического факультета, был мной сделан совершенно самостоятельно, никто мне не советовал, я рос в семье рабочих, где разговоры об экономике ограничивались обсуждением заработной платы. Это своё решение я ни с кем не обсуждал: ну, с кем мне было толковать на этот предмет, когда я был в армии, среди сослуживцев с начальным образованием из кишлаков и аулов. А я ведь и варианты поступления в МАИ и МВТУ рассматривал, но, по какому-то наитию выбрал экономический вуз.
Четыре года студенчества я находился в тесном контакте с так называемой, золотой молодёжью того времени. Нас, рабочих парней, с Рабфака, в группе всего было двое, а остальные - детишки родителей при очень солидных должностях и соответствующего достатка. Эти контакты не могли не сказаться и на моих мечтах и планах на будущую профессиональную карьеру. Я тоже грезил распределиться в какую-нибудь внешнеторговую организацию и потом зажить как "белый человек". Моя мечта почти сбылась, на меня положили глаз работодатели из Госплана СССР (это в том здании, где сейчас квартирует т.н. госдума), я там даже проходил преддипломную практику и сам диплом писал по госплановской тематике. Однако на распределении, мне вместо Госплана, предложили остаться в институте, аспирантом кафедры статистики. Ну, я, конечно, был не против...
В процессе учёбы, я никак и нигде не инициативничал, впрочем, как и всегда по жизни. Имеется в виду общественная и комсомольская деятельность. Не моё это, фальшиво. Однако, нахождение в аспирантуре было обусловлено какой-нибудь общественной деятельностью. Мне так напрямую и сказали: "хочешь быть аспирантом и успешно защититься - давай тяни какую-нибудь общественную работу". Мне предложили заведовать трудовым сектором в комитете комсомола. На меня взвалили организацию всех субботников, выходы на овощные базы и формирование стройотрядов. Это самая трудоёмкая и проклятая должность в комитете комсомола института! Я практически ежедневно, весь день составлял графики выходов на овощную базу, контролировал явку и выполненные работы... В общем, на учёбу времени практически не оставалось. Ну да ладно, не об этом спич, я же про поездки за рубеж. Год я промучился в комитете комсомола... И не столько от своей неблагодарной работы, сколько морально - такой человеческой грязи я ещё в своей жизни не встречал. Это какой-то серпентарий, скопище лжецов, подлецов и извращенцев, готовых растоптать и сожрать друг друга из-за какой-нибудь выгоды. Заседания комитета комсомола (не помню точно, с какой периодичностью они проходили) были бурными и "принципиальными", особенно когда решался вопрос кому ехать в загранку по обмену - ну, там, в ГДР, Чехию, Болгарию, Польшу, короче, в соцлагерь. Особенно выделялся Жора Явлинский (да, да, тот самый яблочник): как он всегда горячо доказывал, можно сказать - зубами рвал, что поехать должен именно он... Смотрел я на эти фарисейские рожи, плевался в душе и недоумевал - что я делаю в этом гадючнике? Естественно, я тоже легко мог съездить за бугор, как любой комитетчик, но мне было противно участвовать в склоке за право поездки, я содрогался только от одной мысли, что буду жить с кем-то из этих упырей в одном номере гостиницы и что товарищи из принимающей страны будут считать меня такой же поганью, как и остальных. Вот так я и "упустил" первый раз свою возможность побывать за границей.
Второй раз я должен был ехать по обмену в ГДР. Я в тот год был командиром стройотряда. Нет, не так - командиром интеротряда, поскольку нам подкинули отряд студентов из ГДР. И по условиям договора-обмена, я должен был поехать к ним в отряд на следующий год. Но я не поехал. Отказался. Мой комиссар, Миша Круковский, ну, очень просил, умолял меня отдать эту поездку ему. Уговорил он меня, отдал я ему без сожаления.
Прошли годы, я окончил аспирантуру, защитился, остался на кафедре статистики, быстро продвигался по служебной лестнице и в начале 80-х уже получил звание доцента. Съездил ещё четыре раза на целину командиром отряда. Кроме собственно преподавательской и научной деятельности, ничем другим в институте не занимался: не активничал по партийной линии, не лез ни в какие склоки и коалиции. Вот, чего-чего, а склок было предостаточно в нашем институте, например, партком института, во главе с Леонидом Абалкиным, насмерть закусиля с ректором Мочаловым Б.М. И весь институт условно разделился на два лагеря - за ректора и за Абалкина и иже с ним - Лившицами, Конторовичами и Хасбулатовыми... Мне это совершенно было не интересно, хотя попытки затянуть меня в эту склоку предпринимались. У меня в это время начался творческий подъём: писал статьи, вёл научную работу и начал писать докторскую. И ещё надо отметить такой штрих - я никогда не совершал два смертных греха преподавателя: не брал взяток и "подарков" от студентов, и не принуждал студенток к соитию за оценку или экзамен.
И в моей личной жизни произошли существенные изменения. У меня родились год за годом два сына и мне ректор, можно сказать, подарил двухкомнатную квартиру. С квартирой дело было так. Жил я под Москвой, в двухкомнатной квартире с мамой, братом-алкоголиком и нас четверо в комнате на 12 метров. Дети ещё маленькие - одному годик и другому два - постоянно болеют и брат вечно пьяный дебоширит... Встречаюсь как-то с моим бывшим студентом, разговорились за жизнь. Узнав о моём бедственном положением с жильём, он мне и предложил перейти к нему в какой-то военный НИИ, завотделом, на полковничью должность. Сразу по зачислению, мне присваивалось звание капитана и через год обещали трёхкомнатную квартиру. Я, естественно, согласился, написал заявление, зав кафедрой с пониманием отнёсся к моему увольнению, подписал заявление. Осталось только получить ректорскую подпись. Захожу я к ректору, Мочалову Борису Михайловичу, и он меня спрашивает: "ты чего Александр Михайлович увольняешься?" Я ему обрисовал ситуацию, а он так, удивлённо - "и всё?, из-за квартиры? Подожди минуту". Снимает трубку, набирает номер и говорит кому-то: "тут у меня сидит один хороший человек и у него проблема с жильём, надо ему помочь". Потом поворачивается ко мне и говорит: "поезжай в свой горсовет за ордером на двухкомнатную квартиру"... Вот так, за двадцать минут решился мой квартирный вопрос! А мой батя 20 лет стоял в очереди на такую же кавртиру... На другой день, с ордером на руках, я уже осматривал свою квартиру. Квартира, правда, была не новая, за выездом. Ну да ладно, как говорится - дарёному коню в зубы не смотрят. А с увольнением я решил так - пусть двухкомнатная, но сейчас, чем трёхкомнатная, но в туманной перспективе через год. Я поступил точно по пословице про журавля в небе и синицу в руках.
Да, не срослось у меня второй раз хождение в офицеры. Первый раз я поступил в Ленинградское высшее училище военных сообщений ещё на первом году моей службы в армии. Это училище готовит офицеров для железнодорожных войск, а я и служил как раз в этих войсках. Вообще то, с детства я мечтал стать офицером, точнее лётчиком, но медкомиссия меня забраковала по зрению. В нашем учебном полку объявление висело для желающих поступить в училище, вот я и повёлся. Подал рапорт мол, хочу поступать. Разрешили. Поехал в Ленинград, точнее в г. Лугу, что под Ленинградом - училище там располагалось. Собрали нас, таких же, как я солдатиков, за два месяца до вступительных экзаменов, чтобы немного поднатаскать по школьным предметам. Отучились, благополучно все поступили и остались в училище дожидаться начала учебного года на целый месяц. Абсолютно без всякого надзора: когда хочешь встаёшь и ложишься спать, выход за территорию свободный, только ходишь по расписанию в столовую. Вот мы и бродили весь месяц по окрестностям Луги (кстати - красивейшие места)... А ведь это была середина лета, белые ночи. После суровых будней учебного полка такая расслабуха и вольная жизнь что-то сдвинули в моём сознании. Что-то не хотелось дальше по жизни запихивать себя в тесные рамки армейской муштры и дисциплины.
В августе подъехали абитуриенты с гражданки, начались для них экзамены. Жили они в солдатских казармах, питались в солдатской столовой, но экзамены сдавали в учебном корпусе, рядом с нами, где мы жили. Я с интересом наблюдал из окна за процессом. Боже, какие страсти там кипели! Какие страстные и одухотворённые лица были у вчерашних школьников, как они жаждали поступить. Один абитуриент, заваливший какой-то экзамен, даже пытался повеситься. Посмотрел я на все эти страдания и подумал: вот я расхотел быть офицером, а рядом десятки парней готовы даже жизни лишиться, если рухнет их мечта поступить в училище. А ведь я занимаю по факту чьё-то место... И я решился уйти из училища. Написал рапорт на имя командира училища, отдал секретарю. Ох, что тут началось...! Меня вызвал к себе сам начальник училища - генерал-майор - орал, наверное, минут десять, взывал к моей совести, грозился упечь в дисбат и прочее, и прочее. Я стойко стоял на своём и меня отпустили, отобрав комсомольский билет. В батальоне меня ни о чём не спросили, ну, вернулся и ладно. Только когда из училища на меня пришла телега с призывом разобрать мой вопиющий поступок, меня немного пожурил замполит.
Ну, вернёмся к несросшейся работе о ООН. Итак, начало 80-х, у меня по жизни всё хорошо: доцент в престижном вузе, занимаюсь научной работой, мои статьи публикуются в главных научных журналах, пишу докторскую, имею солидную по тем временам зарплату - с хоздоговорами и лекциями выходило где-то 500-600 рублей в месяц. И в личной жизни всё хорошо: два сына, квартира, хорошие друзья, родители ещё живы. Веду активный образ жизни - по утрам пробежки, еженедельные пешие или велосипедные походы летом и лыжные зимой по окрестностям по 6-8 часов всей семьёй, походы в баню с друзьями. В общем, на жизнь не жалуюсь, никаких наполеоновских планов не строю, не мечтаю ни о золотых горах, ни о высоких должностях. И тут мне предлагают поучаствовать в отборе кандидатов на работу в ООН. Как я потом в последствии узнал, из ООН в Минвуз РФ пришла разнарядка подобрать молодых учёных для работы в МОТ (Международная организация труда), штаб-квартира которой расположена в Женеве (Швейцария). Не скрою, поначалу я с энтузиазмом принял это предложение. Видимо, студенческие мечты о работе за бугром ещё теплились где-то в потаённых закуточках души. Пришел в Минвуз РСФСР - он был рядом с нашим институтом, к какому-то мужичку (кстати, очень приятному в общении). Этот дядя меня немного просветил в ситуации: мол, не я один претендую на это место, есть ещё кандидаты с кафедр статистики других городов (МОТ требовал именно статистиков), надавал мне кучу бланков и анкет и назначил новую встречу. Начал я к нему ходить где-то в начале года и закончил в начале лета. Всё это время я заполнял и редактировал кучу анкет про себя, жену, детей, родителей, братьев, бабушках, дедушках и прочих родственниках. Прошел медкомиссию, предоставил справки из поликлиники на жену и детей общие и отдельно от психиатра... И ещё: я честно признался, что в молодости проходил по одному уголовному делу в качестве свидетеля, а также не знаю языков - английский, читаю и перевожу со словарём. Не страшно, ответил он. У тебя будет целый год стажировки, перед отправкой в какую-нибудь страну. За год выучишь. Я, естественно, интересовался о характере моей предстоящей работы и своих материальных условиях пребывания в Женеве. Ты, говорит он, становишься сотрудником ООН, гражданство СССР не теряешь, но никаким ведомствам не подчиняешься, ни МИДу, ни Внештрогу, ни КГБ (странно, но это ведомство никак со мной не контактировало по поводу моей предстоящей работы) - только администрации ООН. А материальные условия на период стажировки у тебя будут такие: служебная квартира, служебный автомобиль (без шофёра, конечно) и зарплата в шесть тыщ долларов в месяц.
В институте отношение ко мне немного изменилось... Завидовали, конечно. И это при том, что я никому дорогу не перешел, ни у кого эту поездку не отгрыз: заявка то пришла на кафедру статистики, а там я один относительно молодой оказался, вот меня и рекомендовали. Случайно, однако.
В июне, мои контакты с МИНВУЗом РСФСР наконец-то закончились: все анкеты заполнены и перепроверены. Наверняка, были перепроверены все мои сведения о себе и родных до седьмого колена компетентными органами. Видимо, ничего не нашли и дали добро на продолжение процедуры оформления моего выезда. Следующей и конечной инстанцией был Комитет по внешнеэкономическим связям. Все документы из МИНВУЗа передали туда и я, уже как на работу, стал туда регулярно наведываться. И опять пошли анкеты, бланки, заявления... Я уже так привык за полгода к хождениям по кабинетам и заполнению всяких анкет, что как-то незаметно притупилось желание куда-то уезжать. Я не старался мысленно представить себя на совсем другой работе, в чужой стране - а как там всё будет, где будем жить, с кем общаться, что будет с учёбой у ребят? С супругой и детьми я тоже эту тему не обсуждал, ничего мы не планировали и не мечтали о забугорном рае. Всё у нас в семье шло, давно установившемся, своим чередом: дети учились, у них была куча друзей, интересные забавы, жена работала, я преподавал, занимался научной работой, писал статьи, докторскую... Хотя, по логике вещей, мне с этим давно надо было завязывать. Ну, я же менял работу, на которой мои статьи, научные изыскания и докторская и близко никому не нужны. Про это всё нужно было забыть и наплевать. И ни с родителями, ни с братьями, ни с друзьями я эту тему не обсуждал. То есть, по факту, мной вся эта возня с поездкой в серьёз не воспринималась. Наконец, где-то в начале осени прихожу я в очередной раз к своему куратору и он мне объявляет: ну, всё, говорит, твою кандидатуру утвердили в МОТ (Международная Организация Труда) завтра приноси свой паспорт, паспорт жены и свидетельства о рождении детей, будем оформлять выезд... Через месяц ты уже должен быть в Женеве! Я вышел из кабинета в состоянии человека, которого только что огрели дубинкой по голове. Я не соображал куда иду, не помню, каким образом добрался до дома. Когда ехал на электричке и смотрел в окно, то было такое ощущение, будто я все это вижу в последний раз в жизни... Наверное, идущие на эшафот испытывают такое же чувство. А как же родители, братья, друзья - тоже прощай навсегда? Продолжал я себя вопрошать. А работа, мои любимые студенты, моя научная работа, диссертация, наконец? Всё это бросить, поменять на какую-то неизвестную мне работу чиновника? А вдруг не сложатся отношения с начальством, что тогда? Здесь бы я в такой ситуации хлопнул дверью и ушел в другое место, а там? А как же квартира, нажитые вещи, мои незаменимые слесарные инструменты, которые я всю жизнь собирал (я страсть как люблю что-то мастерить или чинить)? Наконец, баня... Я без бани не могу. Для меня это обязательный еженедельный ритуал и физиологическая потребность. Как там, в Женеве с русскими банями (сауна мне и даром не нужна), поди, голяк?
И ещё одно обстоятельство смущало меня. Я совсем не публичный человек: не люблю тусовок, официальных мероприятий, где мне надо как-то себя показывать, трудно схожусь с людьми, ненавижу быть в центре внимания, мне тяжело находится в толпе, на шумных мероприятиях и представлениях. Я сугубо домашний человек, люблю тишину и покой, тёплые и спокойные отношения с близкими. Мне не нужны частые перемены мест, новые зрелища, рестораны, бары, новые знакомые и острые ощущения. Мне не скучно наедине с самим собой и мои близкие меня не раздражают. Я могу неделями не выходить из дома - всегда найду себе занятие: спорт, чтение книг, прослушивание музыки, буду что-нибудь мастерить, наконец, общение с детьми. Телевизор не смотрю. Его просто нет у меня. Когда у меня родились мои сыновья, и я получил квартиру, то телевизор покупать не стал принципиально. Наверное, нет смысла пояснять - почему? И мои дети так и выросли "бедняги" без телевизора. Вместо него у них были книги, музыка, кинопроектор и море возможностей для мужского рукоделия (у нас даже верстак был в комнате). И вот теперь, переехав в какую-то там Швейцарию, я должен сломать и забросить свой такой уютный и тёплый мирок. А там, я неизбежно попаду в жесткие рамки принятого в ООН политеса: обязательно носить костюм и галстук, который я здесь никогда не носил. И костюм тоже очень редко. Я очень свободолюбивый человек и не терплю командования над собой. В. Высоцкий один-в-один описал мои терзания перед поездкой в своей песне "Инструкция перед поездкой за рубеж":
Сплю с женой, а мне не спится:
"Дусь, а Дусь!
Слушай, может, я без заграницы
обойдусь?
Я ж не ихнего замесу -
я оттудова сбегу,
Я на ихнем - ни бельмеса,
ни гугу!"
Короче, раздумал я ломать свою уже состоявшуюся, вполне меня устраивающую жизнь ради должности чиновника, пусть даже в сверх престижной, организации и отказался от поездки. У близких и знакомых моё решение никаких волнений не вызвало. Оно и понятно, я ведь о своих панах не свистел на каждом углу. Другое дело институт... Здесь точно на меня смотрели как на придурка - упустить такую возможность выбиться в люди, зажить как белый человек, обеспечить себя и свою семью на всю оставшуюся жизнь, наконец, можно просто остаться жить на Западе. Вот, честно - до сих пор ни на секундочку не жалею о своём решении.