Выдвигается на номинирование в литконкурс ТЕНЕТА-2002
В категории: ПРОЗА, РАССКАЗ
Автор: Бученков Дмитрий
Название: Подарок
Объем: 18 кб
Подарок.
Тонкие красные руки с узкими ногтями, покрытыми болезненными белыми пятнышками потели у нее от напряжения и метались вдоль тела, обтянутого в черное платье из бархата. Час назад, переступив с цементного пола на желтый паркет квартиры, она решила, что зря одела самое узкое и облегающее платье, из под которого высовывались обтянутые в новые черные чулки ноги - особенно пухлые, начиная от колен и выше. Она даже чувствовала как при ходьбе на высоких и тоже черных туфлях они самодостаточно трясутся туда-сюда, а сейчас на стуле расплылись в увесистую массу. Когда над столом второй раз подняли бокалы недобро шипящего шампанского, поясняя, что делается это «за именинника», поднявшись вместе со всеми и упираясь взглядом в белую скатерть, Света постаралась пить большими глотками, ожидая шипучего опьянения. Она знала, что минут через двадцать разрежут торт, потом все вылезут из-за стола и начнут рассказывать неприличные анекдоты (или играть в карты) и нужно будет хоть как-то демонстрировать свою заинтересованность в общении с ними.
- А Галинка мне и говорит: выйди из класса - представляешь какая. Я говорю: не выйду. То что этот лох Рыжков меня достает - а я виновата??! Пускай он выходит, говорю, - объясняла Кондратьева, колыхая короткими завитушками кос вдоль лица, на котором жили глаза с еще неразвившимся надменным взглядом, содержащим в себе пока только пустоту.
- И чего? - спросила Григорьева.
- Не вышла. Почему я должна выходить, когда я не виновата? Она тогда взяла и сама вышла. И потом разревелась.
- Кто?
- Галина Ивановна.
- Да она молодая, неопытная еще.
- Да она сучка, у нее мужа нет - тогда он ей задал, - сказал именинник, пользуясь привилегированным положением в шестнадцатый раз новорожденного и тем, что находится у себя дома.
- Ну, Петь, ты скажешь, тоже, - сказала ему Лариса.
Втыкая тяжелую красиво выгнутую вилки в пельмени, вязко налипающие на ее четыре зуба, извлекаемые из бульона и отправляемые в густо накрашенный коричневой помадой рот, Света вновь не понимала как можно иметь такое белое непререкаемо симметричное лицо и голубой глаз, и прическу почти как у решительного мужчины, похожего на хищную птицу, которая спускается вниз на несколько мгновений - чтобы схватить добычу и унести ее в небо.
«Он, конечно, еще не сформировался», - говорила себе она, чувствуя, но не умея объяснить трескающийся голос и интонации, пытающиеся быть резкими и убедительными. Случайные скользящие взгляды, которыми люди отмечают друг друга на улицах, обязательно останавливаются на таких лицах, недоумевая перед прямотой и ровностью линий, делающих его красивым при любом освещении, развороте или выражении, в независимости от состояния маленькой, меркантильно мыслящей души.
У нее никогда не хватило бы сил смотреть на это лицо прямо, и потому она только украдкой, надеясь, что никто не заметит, скашивала на него взгляд, и эти короткие пугливые мгновенья, ничтожные по сравнению с тем бессмысленным временем, в течении которого она на него не смотрела, были в миллион раз значительнее этих продолжительностей.
Раздражаемый вялостью своего дня рождения и рассказыванием давно известных историй, отпив лимонад, Петя рассказал анекдот.
- Купил новый русский визу - на экзотический отдых. Летит в самолете. Самолет, короче, терпит крушение в Тихом океане. Новый русский и еще несколько человек оказываются на необитаемом острове. Проходит неделя - есть хочется, кидают жребий и съедают одного из пассажиров. Через неделю - снова кидают и еще съедают одного. На третью неделю жребий выпадает на нового русского. Он достает спутниковый телефон и вызывает вертолет. Вертолет, короче, прилетает, забирает их всех и его спрашивают: «Ты чего ж - раньше-то не мог позвонить?». «Я думал это входит в стоимость тура».
Смех над столом одобрительно отозвался об анекдоте и потому последовал второй сюжет на ту же тему.
- Разговаривают трое новых русских. Один говорит: «Мне тут мобильник в ладонь вшили. Так потрясно - руку подносишь и разговариваешь». Другой: «Это что, я вот мобильник себе в ухо зашил. Даже руку поднимать не надо сидишь и пикаешь». Третий: стоит, стоит и вдруг как издаст один нехороший звук: «Ой, пацаны, я в туалет побежал - кажись, факс пришел».
Обнаружив актуальную тему, одноклассник Светы Миша, после некоторой паузы, которую в своем сознании он заполнил обдумыванием - следует ли продолжать, рассказал третий анекдот. Его лицо тоже было белым и тоже симметричным и даже шестнадцать лет ему исполнилось уже два месяца назад, однако, он не вызывал у Светы никаких переживаний и взгляды не останавливались на его лице, а проскользали мимо.
- Я не про нового русского, - предупредил он.
После этого каждый новый анекдот стал скакать между сидящими за столом как мячик, который рассказчики, перебивая, стали выхватывать один у другого, превратив минут на пятнадцать все истории в непрерывный поток, вновь и вновь требующий продолжения, и только третий тост из последних капель шампанского, оставшихся в бутылках и последововавший за ним торт, остановили этот словесный наплыв. Нежирная белая и розовая ваниль воспринималась обманчиво легкой, но настолько отяжалила молодые животы едоков, что им стало жарко и невыносимо сидеть в брюках или платьях с узкими талиями.
Пощупав в единственном на платье боковом кармане особый подарок, который она должна была вручить незаметно от всех, Света, с прохладно пробегающим под грудью страхом, понимала, что как только все вылезут из-за стола, начнется отсчет времени, в течении которого нужно поймать момент и подарить то, на что копила деньги восемь месяцев. Она сомневалась: можно ли любить брата - пусть даже троюродного, насколько такой красивый мальчик как он способен почувствовать симпатию к ней, а если вдруг о ее особом подарке узнают родители - не важно Петины или ее, то мир просто обрушиться, и насмерть придавит все движущееся и живое.
У одноклассника, сидящего прямо напротив Светы, которого звали Слава, были крупные кисти и на левой у него были надеты дешевые позолоченные часы, сделанные как муляж под респектабельное изделие, которое мог бы носить банковский служащий, занимающий не последнее место в своей структуре, а на правой - цепочка из темного ни очень качественного золота. У этого одноклассника лицо тоже было правильное, но кожа на скулах - вся в мелких крапинках, была ни совсем чистой, лысая голова, покрытая равномерным черным покровом - оставшимся от сбритых волос, демонстрировала крутые и ровные закругленные углы черепа, который уже в шестнадцать лет умел издавать режущие похохатывания как у очнувшегося после двухнедельного загула, бандита, а голос подавлять некоторых хилых сверстников звуковыми оттенками грубой наждачной бумаги, поскольку на данный момент своей жизни Слава считал, что единственными объектами для подражания могут быть бандиты. Такие как Кондратьева или Алексеева считали, что Слава «нормальный парень», но Света, которая не смогла бы им возразить, так как не умела общаться с такими девочками, звала его про себя «задиракой». Когда, казалось бы, праздничная трапеза подходила к концу, поскольку все гости насытились, «задирака» с видом карманника, только что совершившего удачную кражу, вылез из-за стола и, сходив в прихожую, вернулся обратно с бутылкой прозрачной всем известной жидкости. Пока Петр думал воспринять ли это как оскорбление к своим именинам, или же как фамильярный, но очень дружеский жест, Марина Кондратьева прокомментировала:
- Слав, да ты что?
- А чего? - сказал он. - Мы первоклассники что ли?
- А если родители придут?
- Тебе ж сказали, что родители придут завтра утром.
- Я пить не буду.
- Всяко, Марин. Тебя ж никто не заставит, - ответил он, хрустя отворачиваемой пробкой.
Попробовав, за исключением девушек, этой жидкости, молодые люди сообразили, что ее распивание - первая неудачная идея за сегодняшний вечер - набитые перевариваемой пищей организмы с трудом восприняли ее вонючесть, и потому, на всякий случай спрятав бутылку под стол, они поскорее переместились от нее на диван к колоде тут же раздавшихся в дурака карт, и Света, оказавшись слишком близко с Петей, от волнения тут же проиграла первый кон. Медленно раздражая присутствующих, она стала размешивать липнущие к рукам карты, которые старались выскользнуть из под пальцев и рассыпаться на ковре, и при раздаче перевернуться, чтобы показать масть, а до Кондратьевой и Миши дотягиваться было не удобно - приходилось сдавать карты прямо им в руки, удерживая в себе вздрагивания от соприкосновений с чужими пальцами.
Первый благоприятный момент для вручения особенного подарка возник на третьем коне, но Светлане не удалось им воспользоваться, так как Петр, выбывший из игры, первый отлучился в темный, увешанный масляными миниатюрами поверх белых рельефных обоев, коридор, в то время как у нее на руках еще было два «вальта» и четыре десятки.
Реальность, смеясь над обреченными часто предоставляет им возможность себя показать. Через два кона, оставив в «дураках» всех своих сверстников, Света придумала, что хочет попить чай и, бледнея от собственной решимости, вышла на кухню, а там, изображая для самой себя чаепитие : упершись телом в плиту, стала делать из чашки малюсенькие маскировочные глотки - до тех пор, решила она, пока кто-нибудь не придет или из комнаты ни позовут продолжать игру. Она знала, что этим «кто-нибудь» окажется именно Петя, появившийся на кухне за стаканом сока, даже и не подумавший, что своим появлением вызвал такое сильное биение сердца у троюродной сестры, что если бы все сейчас на секунду замерли, закрыв рты, то все бы услышали, как рвется в груди это сердце.
Считая себя проигравшей, мелкими шажками она двинулась от плиты в коридор. Почувствовав, что брат беззаботно пошел следом, Света развернулась, столкнувшись с ним в узком пространстве, напротив прикрытой белой двери, ведущей в ванную, которое всегда наполнено запахом пищи и жира, и всегда повторяется в каждой квартире, в каждом девятиэтажном доме по всей стране. Розовый сок в длинном стеклянном стакане колыхнулся, когда он попытался обойти ее, двинувшись в сторону, но она повернула тело в направлении его движения, удивляя его своей неясной настойчивостью. Серебрянные запонки, запакованные вместе с чеком и пробой металла в квадратный прозрачный пакет, оказались перед глазами, дрожа в руках под тусклым светом электричества.
- Это мне? - спросил Петя, чувствуя, что сама реальность снова делает комплемент ему и его правильной, заставляющей девиц коситься, внешности.
- Да, - сказала она.
Глядя на пухлое, неумело и неряшливо раскрашенное лицо, дуратскую прическу в виде шара из черных очень кудрявых волос, похожих просто на облепившие голову пузыри, Петя подумал - будет ли вежливым принять подарок. Выражение бездумной кобылы, которое создавали черные выпученные глаза, жирные здоровые щеки, плоская педаль подбородка, вызывали у него недоумение: как в нашем роде могло появиться такое неприятное существо, которое родители попросили пригласить на день рождения только потому, что его никуда больше не приглашали.
Чистые, с нарезным орнаментом, запонки, однако, понравились и действительно подходили для джентльмена, каким хотел бы он скоро стать, чтобы зарабатывать денег столько, сколько папа и ходить только в костюмах и в сопровождении телохранителей. Ему хотелось отказаться и не брать подарок от этой некрасивой девушки, но ее странная смелость заставила его засмущаться и потому, чтобы скорее закончить этот неловкий эпизод, сам весь вспотев, хватательным движением он сунул пакет в карман и скорее пошел, не понимая то ли послышалось, то ли на самом деле - «Я тебя люблю», - сказала она вслед.
- Вы что там со Светкой - сексом занимались? - спросила Кондратьева, указывая на давно розданные карты.
Руки перестали потеть и искать места, карта пошла хорошая и все это время Света чувствовала себя очень неплохо и только ненормально длинные, мстительно раздражавшие его, взгляды на Петю всем демонстрировали, что не все в порядке, заставляя Кондратьеву и Алексееву, которым все давно было понятно, фыркать и, усмехаясь, переглядываться, а она, когда они покрикивали на медлительность, с которой Света покрывала карты, даже стала огрызаться, чего ранее никогда не водилось.
Когда часы показали десять вечера, и заняться было уже нечем, девицы засобирались домой и все пошли провожать друг друга на остановку, а Петр, не придумав ничего лучше, сказал сестре, что проводит ее до дома, когда остальные разъедутся. После того как все, дыша в зимний вечер и лица друг друга паром, исчезли в укрытых матовым инеем стеклах троллейбуса, он предложил вернуться и доесть торт, но Света, не понимая подтекста, отказалась. Над продуваемой со всех сторон остановкой, наклонялся высокий жирафообразный фонарь, светивший сухим бледно-синим светом, по бокам на нее наваливались горы снега, а по трассе, отделенной холодной промерзшей прямоугольной гранью бордюра, тоскливо мерцая фарами проносились машины, превращая эту отгороженную пустую площадку в небольшую заброшенную сцену. Поймав на мгновенье взглядом неуютную, издевательски предлагающую своим пустым видом сесть, ледяную лавку, будто бы резко выхватив из воздуха быстрым возвратным поворотом головы весомый аргумент, Петя объяснил, что ему будет тяжело одному в пустой квартире после такой шумной компании и, неестественно улыбаясь, он поблагодарил за особый, второй, подарок.
Горящее окно на седьмом этаже неожиданно встретило их желтым настороженным знаком, и потому Петины руки, как задумывалось, не проявили свою пока еще неловкую проворность прямо в прихожей - на всякий случай пришлось убедиться не пришли ли случайно родители. Сам себя боясь, но твердо решив воспользоваться случаем - стать, наконец, мужчиной, он решил все делать без пауз, чтобы ни дать подумать ни себе ни Свете, которая была настолько удивлена тем, что с нее кто-то - а ни она сама снимает платье, что потеряла любую способность сопротивляться.
Со следующего дня к недоуменной радости родителей, Петя превратился в усидчивого одиннадцатиклассника, попросив их, оградить его от телефонного общения с кем бы то ни было, когда он делает уроки, а для большей убедительности на трое суток он переселился к бабушке в другую часть города, под предлогом того, что нужно закончить реферат, но эти малооригинальные уловки не могли уберечь его от второй встречи.
Через две недели под воздействием обманчиво расслабившейся зимы улицы превратились в грязные широкие ванны, по дну которых стали хлюпать в разжиженном снегу полуплавающие, потеющие в мехах и шарфах пешеходы, а тротуары под старыми домами с двухскатными крышами перегородили веревками с красными тряпками, потому что снег тяжелыми и широкими косяками стал валиться с них на головы, и Петя сам увидел один раз как одна такая влажная простыня прикрыла женщину с мальчиком, заставив ее присесть на тротуар и вскрикнуть. На площадке перед подъездом он уже протянул руку к кодовому замку, но отдернул ее, словно белые кнопки с циферками ударили его током - выступив откуда-то справа в черном мягком пальто, боязливым голосом Света сказала:
- Привет.
Долгое молчание, в течении которого лицо Пети длилось так, будто его застали врасплох в тот момент, когда он схватился за папин бумажник, чтобы позаимствовать оттуда пару долларов, ясно продемонстрировали долгожданность этой для него встречи, которую он начал извинительной ответной фразой, будто объясняя, что в бумажнике он всего лишь проверяет сохранность наличности:
- Привет, - сказал он.
- Как дела?
- Хорошо.
- Я хочу пригласить тебя в кино, - сказала Света.
Петя никогда не слышал, чтобы девочки сами приглашали мальчиков на свидание и потому, не зная что ответить, спросил:
- Какое?
Света назвала ему дату, место и время, и название фильма, и он почувствовал себя очень несвободно - будто снова, как шесть лет назад его хотят силком тащить в музыкальную школу, чтобы научить играть на попсовом дибильном фортепьяно.
- Я не хочу, - сказал он.
Уже предчувствуя что-то, Света сообщила, что можно пойти ни в кино, а в любое другое место. «Если б у тебя папа зарабатывал столько, сколь мой - я б еще подумал», - пронеслось у Пети в голове.
- Знаешь, Света, - кривя лицо и ища в себе силы, чтобы произнести фразу, которая позволит от нее освободиться, - я не хочу с тобой в кино. Ты мне не нравишься. Хочешь, я верну запонки, - сказал он, но не получив ответа пояснил: - Ты некрасивая девчонка. Ты даже не умеешь помадой пользоваться. Ну что ты ко мне липнешь? Я же не виноват что ты такая... Посмотри на себя в зеркало - ты же никому не нравишься.
После этого с цепкающим звуком нажав несколько кнопок, чувствуя, что теперь стоять так дальше нельзя, Петя вбежал в подъезд и, захлопнув за собой дверь с фантастическим облегчением в груди побежал наверх по лестнице до шестого этажа. От распирающего чувства легкости он был не в состоянии стоять - дожидаться лифта, а бетонные ступеньки мелькали под ним как дорога под колесами грузовика.
Теперь уже не боясь быть замеченной родителями Пети, Света вышла со двора через огромную арку, растопыривовавшую дом на два и, стараясь дышать глубже, чтобы не задохнуться от тяжелой и серой рыхлой влажности, оказалась на Кутузовском проспекте. Сняв с черных кудрявых волос темно-синий берет, она остановилась около одной из стеклянных витрин и незаметно заплакала. Рассматривая ни очень хорошо различимые в стекле контуры своего лица с пухлыми щеками, пузырем волос на голове, который всегда хотелось сбрить наголо, выражением какой-то неумной невнятности, она подумала: «Почему Бог создал меня такой? Именно такой? Именно меня?»
Подойдя поближе к стеклу, вынудив прохожего обрулить ее, чувствуя, как слезы растворяют тени под глазами, она еще раз спросила: