Булгакова Ольга Анатольевна : другие произведения.

Тяжесть короны Глава 01-18

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Счетчик посещений Counter.CO.KZ - бесплатный счетчик на любой вкус!
    Оценка до амнистера 8.89*79
    Главы 1-18
    Полностью роман выложен на сайте-который-нельзя-называть

   Глава 1
  
  Я обессилено упала в кресло и потянула на себя плед. Меня морозило, точнее било крупной дрожью, как в лихорадке. Даже зубы постукивали. Завернувшись в одеяло, я попыталась снова взять себя в руки и подумать, какую пользу можно извлечь из моей покорности.
  Требование отчима меня удивило, в конце концов, мама ведь обещала. Хотя он ничего не нарушил. Он ничего не обещал, и причин держать слово, данное умершей, у него не было. Так что и обижаться особенно не на что, все закономерно.
  Мама... Она умерла ровно один год и два дня назад. Официальный траур закончился вчера. Отчим и тут ничего не нарушил, как бы мне ни хотелось его попрекнуть. Я думаю, он любил маму. По крайней мере, любовницу не завел за этот год. До моего аскетизма ему, конечно, было далеко, но тут уже я являлась исключением. Глупо было бы ожидать от него того же. Но и здесь нужно отдать ему должное. Количество праздников резко сократилось, остались только официальные, которые нельзя было игнорировать и отменить. Слуги ходили по струнке, первое время никто даже не улыбался. В моем присутствии, по меньшей мере, точно. Раз случайно услышав, как дворецкий наставляет нового слугу, поняла, что за соблюдением прислугой траура отчим следил. Вообще, он даже за меня, думаю, переживал. Когда заметил, что я замкнулась в себе и вообще отдалилась от людей, стал подсылать ко мне пожилого библиотекаря, который мне всегда казался добрым волшебником из сказки. Старику удавалось отвлечь меня от грустных мыслей и выманить из комнат. Отчима это радовало.
  Отчим... Вообще-то, вдовствующие королевы-регенты не выходят замуж повторно. По вполне очевидным причинам. Маме эти причины не казались ни очевидными, ни разумными. Мой отец умер, когда мне было одиннадцать, а братьям пять и год. Мама вдовствовала три года, а потом из похода вернулся он. Генерал-завоеватель, Великий стратег, Непобедимый покоритель. Дор-Марвэн Несокрушимый. Его воинская слава, подвиги, история покорения западных земель ардангов... Таким людям личный биограф куда важней, чем членам королевской фамилии.
  Дор-Марвэн удивил меня своим видом. После неоднократного перечисления его титулов и заслуг я почему-то ожидала увидеть крупного мужчину, внешне напоминающего медведя. Поэтому стройный, даже несколько худой, высокий брюнет с аккуратной модной бородой меня как-то разочаровал. Все-таки в четырнадцать лет я была сущим ребенком. Сейчас я бы в первую очередь обратила внимание на его умные глаза, на хитрецу во взгляде, на подобострастие, с которым на него смотрели окружающие. А тогда, подумать только, ждала медведя.
  Маме новое замужество казалось очень правильной идеей. Дор-Марвэн представлялся единственно возможным кандидатом. Так что ничего удивительного в том, что свадьба состоялась через полгода, я не видела. Народ тоже. Оказалось, полководца любили и очень уважали. Отчим недолго пробыл в столице, - арданги подняли восстание. Бунт был подавлен через год, полководец-триумфатор вернулся в Ольфенбах и взял бразды правления в свои руки. Мама была только рада избавиться от ответственности.
  Дор-Марвэн был неплохим регентом. И я с чистой совестью могла так говорить, несмотря на то, что мой младший брат, Лэр, умер через месяц после возвращения отчима. Что бы ни говорили в народе и при дворе, Лэр был очень слабым и болезненным ребенком. Кажется, его сгубила ветряная оспа.
  Да, пусть это прозвучит странно, но я была готова защищать Дор-Марвэна. В определенных пределах, конечно. Его было за что уважать. Он оказался разумным правителем, наш народ при нем не бедствовал. Отчим никогда не пытался убить Брэма, наследного принца. Ни до рождения Арима, своего единственного сына, моего сводного брата, ни после. Я действительно считала, что он любил маму. Ко мне Дор-Марвэн относился с теплотой, проводил много времени с Брэмом, а сам Брэм его чуть ли не боготворил. В общем и целом получилась почти образцовая семья. А ведь могло же быть куда хуже.
  Болезнь мамы стала ударом, а смерть - горем. Для всех. Но год был прожит, слезы выплаканы, и с потерей я смирилась. И вот, на следующий день после окончания траура, ко мне в башню пришел отчим, регент Дор-Марвэн. Я сразу поняла, что разговор будет неприятным. Отчим знаком отослал мою служанку, но зато пригласил своего спутника зайти. Этого человека я знала и побаивалась, как и все при дворе. Сам он величал себя магом, но другие его называли только колдуном. В магию в наших краях не верили, говорили, что магов один на миллион. И никто не воспринимал бы невысокого смуглого мужчину с копной жестких кудрявых черных с сединой волос всерьез, если бы он как-то раз не закинул одного наглеца на люстру, пошевелив лишь бровью. Нурканни, так звали этого чужеземца, был доверенным лицом отчима. Они познакомились очень давно, чуть ли не во время первого восточного похода Дор-Марвэна, и с тех пор не расставались.
  - Нэйла, - заговорил отчим. Он всегда обращался только по именам, без всяких титулов. Сам требовал, чтобы Брэм и я называли его отцом. Вначале это казалось диким, но потом все привыкли. - Нам нужно поговорить.
  - Да, отец, - я кивнула, показывая, что внимательно слушаю, отложила рукоделие.
  Он сел в кресло, стоящее напротив моего, Нурканни остался у дверей.
  - Я не буду ходить вокруг да около, - серьезно сказал Стратег. - Ты взрослая красивая девушка. Давно пора подумать о твоем замужестве.
  Меня сковало ужасом, вдруг на секунду показалось, что он предложит в качестве мужа себя. Мне на это неоднократно намекали после смерти мамы, но я всегда считала идею безумной и сейчас быстро отмахнулась от этой мысли. Потому что она в голове не укладывалась. Отчим ждал моей реплики, но напрасно. Дар речи после его слов я потеряла.
  - Рад, что ты восприняла это так спокойно, - одобрительно кивнул регент и продолжил. - Я подумал о возможных кандидатах. Наиболее достойным мне представляется...
  Вот тут я его перебила. Первый раз в жизни.
  - Отец, подождите, - он смотрел на меня с удивлением и легкой улыбкой. Неужели действительно думал, что я так просто позволю распоряжаться своей судьбой? - Но мама обещала...
  - Я знаю, - согласился он. - Но ты же разумная девушка, ты понимаешь, что такое политическая необходимость. Принцесса должна в первую очередь думать о благе государства, - Нурканни приблизился на шаг. - Переживать о своем народе, - колдун сделал еще шаг ко мне. - Разве необходимо объяснять такие прописные истины?
  - Вы правы, отец, я, конечно же, понимаю, - как можно вежливей ответила я, стараясь не показать, что заметила движения колдуна.
  - Меня это радует, - улыбнулся Стратег.
  - Простите, что перебила Вас, - смиренно повинилась я. - Просто очень удивилась. Но Вы хотели что-то сказать о кандидатах.
  Отчим кивнул. А я твердила про себя: 'Терпение и покорность, терпение и покорность. Главное - не показать характер'. Я была уверена, что стоит мне проявить строптивость, Нурканни тотчас меня заколдует. И я не сомневалась, что он может.
  - Знаю, ты последнее время не интересовалась политикой, - в голосе отчима не слышался упрек. Даже была нотка сочувствия. Думаю, если бы он не привел с собой колдуна, я бы еще могла поверить в искренность. - Ситуация такова: нам необходимо заключить союз с восточными соседями.
  Я начала вспоминать все, что знала о трех восточных государствах, чтобы хоть как-то предугадать объявление претендента. Самым сильным соседом было княжество Муож.
  - Укрепление позиций государства очень важно. Это безопасность, благополучие страны, ее жителей. Отсутствие войн, что в первую очередь означает множество сохраненных жизней и судеб, - размеренно продолжал Дор-Марвэн, а мне не нравилось, как он тянет с объявлением. - Муожский князь...
  'Хорошо, что хоть тут не ошиблась', - мысленно похвалила я себя.
  - ...Бойн будет счастлив назвать тебя супругой.
  Отчим сделал паузу, чтобы я могла как-то прокомментировать персону будущего мужа, но мне нечего было сказать.
  - Он видел твой портрет, ты ему очень понравилась. Государственный союз будет заключен одновременно с брачным. Через четыре месяца. Здесь, в Ольфенбахе.
  - А его портрета у Вас нет? - робко спросила я, понимая, что молчать нельзя.
  - Есть, - отчим улыбнулся, чрезвычайно довольный моей покладистостью. Он сделал знак Нурканни, тот открыл дверь, слуга внес прикрытое тканью полотно и, поспешно откланявшись, ушел. Я сидела и смотрела на темно-синий шелк, занавешивавший холст. Встать и снять покрывало с портрета я бы не смогла, - ноги не слушались. Видимо, поняв это, Дор-Марвэн подошел к картине и убрал ткань, прикрывавшую лицо будущего мужа. Не могу сказать, что не ожидала чего-то подобного.
  Муожский князь, одутловатый рыхлый мужчина с неприятными рыбьими глазами, был старше меня, по меньшей мере, на тридцать лет. Я стиснула кулаки и старалась бесстрастно смотреть на портрет князя.
  - Нэйла, - отчим подошел ко мне, положил руку на плечо. Я вздрогнула от неожиданности. Перевела взгляд на регента. В голову пришла идиотская мысль, вестник истерики, - лучше бы Дор-Марвэн предложил себя. Он с князем одного возраста, но отчим до сих пор красив. - Не стоит так переживать.
  Он медленным движением взял мою правую руку и разжал кулак. На ладони красовались полукруги, - следы ногтей, - из них выступила кровь. Я даже не заметила боли. Заботливо промокнув мне руки своим платком, отчим снова сел в кресло.
  - Тебе не стоит так переживать, - спокойно сказал он. Но от меня не укрылся короткий взгляд, который он бросил на колдуна.
  - Я выйду за него замуж, - тихо выдавила я.
  - Меня радует, что ты осознаешь свой долг, - веско роняя каждое слово, кивнул отчим. Я перевела взгляд с его почти идеального лица на портрет заплывшего князя. Вздрогнула. Ничего не смогла с собой поделать.
  - Я специально сказал тебе заранее, чтобы ты свыклась с мыслью. И намерен оставить здесь этот портрет, чтобы в церкви не было сюрпризов, - продолжал отчим. - Ты понимаешь, о чем я?
  - Конечно. В нужный момент я скажу 'Да'.
  Ватные губы шевелились плохо, но я знала, он понял меня правильно. Дор-Марвэн, регент, встал, легко поклонился мне и вышел, сопровождаемый Нурканни. Уже когда дверь закрылась за ними, я услышала хрипловатый голос колдуна: 'А девчонка держалась молодцом'. И ответ отчима, прозвучавший чуть свысока: 'Ты как хотел? Королевская кровь'.
  
  За окном уже начинало темнеть, а я все сидела на подоконнике, завернувшись в плед, и потягивала грог. Меня перестало трясти, уже руки почти не дрожали. За это надо сказать спасибо алкоголю, не зря же я пила уже пятую порцию. Знаю, нехорошо начинать пить сразу после полудня, но в тот день у меня не было другого выхода. Служанку я выгнала и осталась наедине с наглухо занавешенным княжеским портретом. Лицезреть его я была не готова. Да я много к чему была не готова, но разве это кого-нибудь интересовало?
  Я смотрела на покачивающиеся на ветру зажженные фонарики во дворцовом парке и пыталась придумать, как бы мне избежать свадьбы. Можно поговорить с отчимом, попросить отменить свадьбу или придумать другого жениха, не такого старого и омерзительного. Если хоть половина того, что я слышала о князе Бойне, правда, то разврат - его второе имя. И меня, возможную мать единственного законного наследника, ждала политическая война с высокопоставленными матерями многих бастардов и их приспешниками. Романтической наивностью я не страдала, мое будущее составляли бы яды, кинжалы, обвинения в государственной измене, в лучшем случае - заточение. В наиболее вероятном - довольно быстрая смерть. Жаль, что отчим не сказал, что ему за меня пообещали... Наверное много, я же поняла, что разговоры с регентом бессмысленны, - Дор-Марвэн просто привлечет колдуна. Так же проще. Я вообще удивилась, что они пришли сегодня объяснять. Наверное, колдовство сложное или опасное, вот они и попробовали вначале так. Если бы правителем был брат, то проблемы вообще не возникло бы. Но Брэм мал, ему нет и четырнадцати. До совершеннолетия еще пять лет, был бы он постарше, возможно, мог бы помочь. Совет на отчима разве что не молится, так что оттуда помощи ждать бессмысленно. А больше влиять на полководца-регента некому.
  Теоретически можно было бы воздействовать на жениха. Но кто откажется от молодой жены с безупречной репутацией да еще из королевской семьи? Если начну резко портить репутацию, то вмешается Дор-Марвэн, привлечет Нурканни, и свадьба все равно будет...
  Я отпила еще грога и снова посмотрела на парк. Один фонарик сорвался с ветки, ударился о землю, свеча в нем погасла... Но в неверном свете оставшихся светильников было видно, как его по дорожке гонит ветер. Да, делать нечего. Надо бежать.
  Эта идея даже на нетрезвую голову показалась мне опасной, но все равно заманчивой. Итак, я предположила, что сбегу. Конечно, романтический бред о тайно или явно влюбленном в меня рыцаре, освобождающем меня из башни и заботящемся обо мне всю свою оставшуюся жизнь, я сразу отмела. Как неконструктивный. Побег мне нужно было планировать самой. А для этого пришлось задаться некоторыми вопросами.
  Куда бежать? В белый свет? Глупо, конечно. Нужно наметить пристанище, такое, о котором не будет догадываться отчим. Но чтобы там был надежный человек, который мог бы помочь на первых порах. Через полчаса раздумий я придумала такое место. Вспомнила, что у кормилицы на юге живет младшая сестра, что к ней переехал мой молочный брат, очень милый парнишка. Вспомнила, что мы с отцом и мамой туда даже ездили, когда я была маленькая. Я смутно помнила это место. Тепло, песок, чайки, недалеко портовый город... Вот оттуда можно будет уехать далеко-далеко...
  Как? Я решила, что сбегать надо из замка, который еще в детстве изучен вдоль и поперек, в знакомый город, а уж потом дальше. Смешно было бы бежать во время официального визита в какой-нибудь город, заблудиться в переплетении чужих узких улочек и, совершенно неожиданно для себя, выпасть из какой-нибудь арки в руки стражникам, от которых только что сбежала.
  Когда? Наивно полагать, что я могу средь бела дня собрать вещи, деньги, бросить все это в сумку и выйти через главные ворота в город мимо охраны. И просто ночью сбежать не получится, меня тут же хватятся. Хотя... нет, меня хватятся не сразу! Все привыкли, что я несколько нелюдимая, могу три-четыре дня и служанку к себе не пускать. Один раз, когда Дор-Марвэн был в отъезде, я тоже так заперлась, неделю почти просидела. Так мне все надоели своим сочувствием. И ничего, не трогали. Только когда отчим приехал, первым делом велел взломать дверь. Он боялся, что я могла себе что-нибудь сделать. Хм, оказывается, легкое помешательство может быть на руку. Конечно, при отчиме запираться не стоит, он не потерпит такого... Значит, надо будет подождать, пока уедет. Началась весна, поводов будет много.
  И вот так незаметно я подобралась к самому главному вопросу. С кем я буду сбегать? Было очевидно, что мне нужен спутник. Я не умею фехтовать, стрелять из лука, драться, охотиться. Не отличу съедобное растение от ядовитого. Плохо представляю себе цены на продукты, даже ориентировочно. То есть, обмануть меня будет несложно. А допускать этого не хочется. Я хорошо разбираюсь в картографии, но на местности вероятней всего потеряюсь. Я значительно слабей мужчины, а если нарвусь на разбойников? Да мне и наглого пьяницу не одолеть. Вообще, одинокая женщина в пути - просто самоубийца, на мой взгляд.
  Спутник нужен. Вот только где его взять? Влюбленных в меня юных графов или маркизов нет. А даже если б и были, полагаться на них нельзя. Рисковать они не станут, скажут родителям, те отчиму, тот колдуну... И свадьба будет.
  Обожающая меня прислуга. Например, конюх или кузнец. Тоже отсутствует. А если б и наблюдался, то результат был бы еще хуже. Будущего графа так просто не убьешь, а слуга может 'бесследно исчезнуть'.
  Для полноты картины нужно рассмотреть вариант с наемником. Найти телохранителя и заплатить. Но тут же возникает ворох вопросов. Где найти? Как отличить от возможного грабителя? Где гарантия порядочности или того, что он не донесет во дворец за большую плату, чем я могу предложить? И еще. Что я буду делать, если незнакомый мужик с сомнительными моральными принципами попытается воспользоваться тем, что я значительно слабее мужчины?
  И вот тут я впервые за весь день заплакала.
  Наплакаться в волю не дала Белла, моя служанка. Вбежала перепуганная, встрепанная, бросилась меня неуклюже утешать... Что она о себе возомнила, не знаю... Но мне стало полегче.
  Вымывшись и приведя себя в порядок, я решительно отказалась от успокаивающего отвара, предложенного Беллой, и легла спать. Пару часов я ворочалась и не находила себе места, потом снились разные неприятные вещи, но я встряхивалась, просыпалась и, повернувшись на другой бок, снова задремывала. А потом привиделся старый кошмар, - темнота, всполохи огня на каменных стенах, мутные, словно затянутые туманом серо-голубые глаза, а потом нечеловеческий крик. Я в ужасе подпрыгнула на кровати, на ощупь схватила чашку с отваром. Руки так дрожали, что больше половины я расплескала, выпила оставшийся глоток и поставила чашку обратно на столик. Заснуть я боялась. Поэтому залезла с ногами в кресло и, завернувшись в одеяло, как в кокон, просидела до самого утра. Из-за отвара я совершенно перестала соображать и чувствовала себя одурманенной куклой с пустой головой. Возможно, в моем состоянии, это был лучший выход.
  
  
  Глава 2
  
  За завтраком отчим на меня странно посматривал. Ну, понимаю, что бледная, издерганная и не выспавшаяся, я не являла собой образец самой прекрасной на свете женщины. Но, судя по последовавшему вопросу, Дор-Марвэн подумал, что я решила отравиться.
  - Нэйла, ты принимала какие-нибудь снадобья? - отчим насторожился, словно действительно заботился обо мне, а не о политике, которую хотел сделать за счет моей жизни. Но отпираться я смысла не видела. Тем более, потом наверняка придется врать, так пусть правды будет больше. Ложь не сразу заподозрят.
  - Да, отец. Не могла заснуть, Белла дала мне что-то успокаивающее.
  - Понимаю, - он сочувственно улыбнулся. - Но ты потом поспала?
  Я отрицательно качнула головой. Отчим нахмурился, метнул короткий взгляд на Нурканни. Колдун промокнул губы салфеткой и, не говоря ни слова, встал, вышел из залы. Брэм воспринял это как сигнал к концу завтрака и выскочил из-за стола с криком: "Я в конюшню!". Последнее время от лошадей его было не оттащить. Мы остались вдвоем с отчимом. Я безуспешно пыталась заставить себя хоть что-то съесть, он хмурился и молчал. Пока не появился Нурканни, регент так и не сказал ни слова.
  Колдун был хмурым и злым.
  - Ну что? - спросил Дор-Марвэн тихо. Нурканни, вопросительно изогнув брови, покосился на меня. Словно сомневался в том, можно мне это слышать, или нет. Я смотрела поверх чашки, которую держала в руках, мне было все равно. В голове не осталось мыслей, а у меня сил на эмоции. Отчим кивнул.
  - Чашка пуста, но весь ковер у столика мокрый. Видимо, разлила, когда отпивала, - сухо ответил колдун и спросил меня. - Верно?
  Я в ответ моргнула.
  - Много выпила? Давно?
  - Глоток. Около трех, - отрешенно ответила я.
  - Повезло, - так же сухо прокомментировал Нурканни. - Всем нам. Судя по запаху, это был норх.
  - Что? - отчим подскочил так резко, что с грохотом опрокинул стул.
  - Служанку я допросил. Плачет, что хотела избавить госпожу от кошмара. Мол, "нельзя такую юную и красивую отдавать за старую жабу".
  Затем была темнота, боль в плече, а потом только мешанина из отрывков... Отчим осторожно кладет меня на мою кровать... Нурканни сидит в ногах и что-то шепчет... Голова свинцовая, все тело словно каменное... "Поразительная дура эта Белла. Сказала, что лучше быстро умереть молодой, чем всю жизнь прожить вдовой в монастыре"... Испуганный Брэм трясет меня за руку... "Может, отдашь ее за Волара?" - "Он пока что никто, вот когда Бойн умрет... Но сам знаешь, муожский двор - те еще змеи. Волара могут убрать до смерти Бойна. И ее вместе с ним" - "Хм, думаю, ее уберут в любом случае"... Бледная, плачущая кормилица целует меня в щеки... "Сам знаю, что, став женой Бойна, влиять на политику она вряд ли сможет. Мне тоже Волар был бы предпочтительней." - "Торгуйся, это они хотят союза" ... Серо-голубые глаза с мутным взглядом, к счастью, без криков...
  
  Когда очнулась, за окном было темно. В мягком свете ночника я различила колдуна, задумчиво перебирающего какие-то четки, а повернув голову, увидела и отчима. Странно все это. Ведь, казалось, действительно переживают. Но я, как никто другой, знала, что у них обоих нелады с состраданием. Надо же, какой важный договор.
  Дор-Марвэн, заметив, что я в сознании, протянул руку и погладил мою. Улыбнулся ободряюще. Может быть, зря я так? Хотя нет, не зря. Он же осознает, что меня там убьют, но спокойно принимает это...
  - Тебе лучше? - в голосе услышала неподдельную тревогу. Несмело кивнула в ответ. Отчим выдохнул, не скрывая облегчения. - Я рад. Теперь все будет хорошо. Отдыхай, спи, увидимся завтра.
  Я снова кивнула, глядя, как мужчины встают и идут к двери.
  - А что с Беллой? - я решилась спросить в последний момент, когда они оба уже почти вышли из спальни.
  - А что может быть с Беллой после государственной измены и попытки убийства принцессы? - вопросом на вопрос ответил Нурканни. Я догадывалась, что он так и скажет. Сама знаю, что казнили либо уже сегодня, либо казнят завтра.
  - Спокойной ночи, - пропустив впереди себя колдуна, попрощался отчим. - Постарайся не думать об этом.
  
  В ту ночь всякие ужасы не мешали, мне удалось нормально поспать. Учитывая всю нервотрепку, это показалось удивительным. Не знаю, может быть, магия Нурканни подействовала так успокаивающе. Утром, правда, я проснулась с уверенностью, что побег - мой единственный выход. За завтраком объяснила, что еще неважно себя чувствую, а потому проведу весь день в башне. Отчим не возражал, а Брэм так испугался за меня вчера, оказывается, что даже не хотел бежать в конюшню и напрашивался провести день со мной.
  - Все будет в порядке, - я обняла брата, поцеловала в лоб. - Я тронута заботой. Но тебе будет со мной скучно. Я буду сидеть на подоконнике и смотреть в окно. Давай лучше встретимся вечером. Ты мне расскажешь о своем коне, о тренировках.
  Брат просиял и, пообещав после ужина мне все рассказать, убежал к лошадям. Отчим, перед тем, как отправиться на очередное заседание Совета, спросил:
  - Ты помнишь, что у тебя сейчас временно нет прислуги? Есть пожелания, кого назначить?
  - Пожеланий нет, отец.
  - Думаю, тебе нужно вернуть фрейлин. Хотя бы двух или трех, - мягко продолжил он.
  - Нет, никогда, - я слишком хорошо помнила квохтание придворных дур, которых разогнала еще год назад, поэтому ответила поспешно и неожиданно резко. Думала, регент нахмурится, но нет, казалось, его это повеселило. Я часто забывала, что он военный человек, а потому был невысокого мнения о болтливых женщинах вне зависимости от их происхождения.
  - Служанку тебе выберет Нурканни сегодня же, - пообещал отчим и ушел.
  
  У себя в комнатах, когда мне удалось, наконец, остаться одной, я вначале устроила небольшой беспорядок, а потом полдня убирала. Просто забыла, между какими именно книжными шкафами находился тайник, в котором я хранила кое-какие важные вещи. Ориентиры в виде книг или марципановых фигурок давно пропали, да и я больше года не заглядывала туда. К тому же щель была так мала, что обнаружить ее было трудно. Но импровизированный тайник, - отстающую резную панель, закрывающую стыки шкафов, - нашла. Вспомнила большую, украшенную позолотой книгу легенд, прикрывавшую щель, казавшуюся мне тогда такой заметной. На книжке был изображен свирепый дракон, которого я почти серьезно называла Хранителем. Места между стенками двух шкафов было немного. Но мне хватило, чтобы запрятать там свои реликвии.
  Все-таки хорошо, что я дверь заперла. Из слуг точно никто не вошел бы, колдуну я вежливо намекнула, чтобы не приставал ко мне сегодня, думаю, он не стал бы. Но ключ в замке повернула. Для верности. Мне не хотелось, чтобы видели, как я плачу над отцовским перстнем. Его, это аккуратное кольцо с переливающимся сиреневым камнем, отец очень любил, носил часто. Но я кольцо никогда не надевала, что тогда носить не могла, что сейчас. Ну, разве только на большом пальце.
  Следующим я достала небольшой расшитый золотом кошелек. Кошелек в незапамятные времена украшала сама, а деньги, довольно много, выиграла. Предсказала исход поединка. Вообще, смешное воспоминание. Двое придворных повздорили, как я теперь понимаю, из-за благосклонности дамы. Один вызвал другого на дуэль. Логично. Вот только оба оказались обделены мозгами. Отец запретил дуэли, так кем надо было быть, чтобы устраивать драку в дворцовом парке? В присутствии фрейлины, из-за которой все началось, и принцессы? Другие дамы, оказавшиеся свидетельницами дуэли, делали ставки на победителя. А я сказала, что едва бой начнется, прибегут стражники и разнимут драчунов. Но кто же будет слушать семилетнего ребенка? Вот так мне и достался выигрыш.
  Потом вынула несколько картинок. Просто красивых, если с ними и были связаны какие-то воспоминания, то неяркие. Нашла пудреницу с перламутровой инкрустацией, подарок моего первого и единственного поклонника. Высокий симпатичный, но по-юношески нескладный темноволосый мальчишка по имени Саймон был немножко старше меня и больше других робел в моем присутствии. Мне он нравился, я знала, что и я ему тоже. Помню его заразительный звонкий смех, карие глаза и ямочку на подбородке. Помню, как мы спрятались в увитой глицинией беседке, и как он дарил мне эту пудреницу. Я думала, сгорит на месте от смущения. Но мне было приятно, очень. А потом он осмелился поцеловать меня в щеку. Романтика воспоминания на этом и заканчивается. Может быть, если бы нас нашла какая-нибудь фрейлина, то история имела бы продолжение. Но в беседку тогда вошел Нурканни. Он был сердит и, не слушая никаких объяснений, тут же отвел нас к отчиму. Дор-Марвэну все это понравилось еще меньше. В результате Саймон с родителями уехал на следующий же день в свое поместье. Отчим запретил переписку и потребовал вернуть парню пудреницу. Я сказала, что подарок, сделанный от чистого сердца, возвращать не буду. Но чтобы не создавать проблем Саймону, пообещала не писать.
  Помню, маму это история очень расстроила. Ее вопрос 'Как тебе мог понравиться сын барона?' меня поразил. Да, я прекрасно понимала, что барон - низший дворянский титул, но из этого следовал вывод, что понравиться и впоследствии стать моим мужем мог лишь человек с титулом не ниже герцога. Оказалось, что кандидатов при таких условиях не больше десятка. И все они невозможно старые. Вот тогда мама и пообещала, что неволить меня в выборе мужа никто не будет. Но судьба, как всегда, распорядилась иначе.
  Я бросила хмурый взгляд на занавешенный портрет. Это вернуло мне некоторую решимость, и я потянулась за последним спрятанным в тайнике предметом. История, связанная с ним, была ужасной. Настолько, что о самом существовании этой вещи я вспоминала с содроганием. Мой собственный неофициальный дневник, который я вела тайком от всех, когда мне было шестнадцать лет.
  Мама настаивала на том, чтобы я с ранних лет привыкала вести дневник. И долгое время так и было. У меня до сих пор где-то хранились красивые тетрадки с яркими обложками и позолотой, в которые я записывала свои впечатления и переживания. Лет до двенадцати я верила, что кроме меня эти тетрадки никто не читает. Но всему, в первую очередь детской наивности, когда-нибудь приходит конец. Хотя выполняя просьбу мамы, я еще долго делала на разлинованных листах пометки по типу: 'Десятое сентября, солнечный день. Настроение отличное, все великолепно'. А потом выяснилось, что о действительно серьезных вещах мне поговорить не с кем. И тогда на помощь пришли бумага и карандаш. Я выплескивала свои переживания на страницах тетради с оборванной обложкой, потому что милые голубоватые цветочки не соответствовали содержанию. Тут больше подходила черная кожа, разодранная демонами и заляпанная кровью.
  И вот теперь я сидела на полу, держа в руках исписанную тетрадку с обтрепанными пожелтевшими страницами, и не решалась ее открыть. Я вздохнула, встала, убрала во вновь найденный тайник свои сокровища и снова приставила на место снятую панель. Выбрала толстую книжку, которую давно надо было отнести к переплетчику, потому что из нее выпадала чуть ли не половина листов. Этим я и воспользовалась, запрятав дневник в начало разваливающейся книги. Нарочито небрежно пристроила томик на подоконник, отперла дверь, вызвала слугу, велела принести мне чаю. Колдун, вышедший из соседней комнаты, ненадолго завис над сервировочным столиком, что-то нашептывая. Результатом Нурканни оказался доволен, и я получила свой чай. Дверь запирать не стала, чтобы никто не подумал глупостей, и устроилась на любимом подоконнике с дневником.
  
  
  Глава 3
  
  Первые страницы были аккуратно вырезаны и заменены новыми. Потому что юношеским стихам явно было не место в этой тетради. А вот краткая историческая справка была необходима.
  'Государство Арданг, граничащее с нашим королевством на западе, представляет собой совокупность феодов, каждый из которых имеет своего князя и свои законы. Монарха, который правил бы всей страной, нет. Вероятно, потому, что у народа, населяющего территорию государства, не развито чувство единства. Так каждый взрослый мужчина, глава семьи, называет себя ардангом, подчеркивая тем самым, что сам себе государство, сам себе повелитель. Арданг управляется советом князей, собирающихся раз в полугодие в городе Ноарне, расположенном в центре государства, но не принадлежащем никому из правителей. Ноарн - зона свободной торговли, один из самых богатых городов Арданга. Им руководят старейшины, избираемые народом раз в несколько лет. Земли Арданга плодородны, а горы богаты углем, медью и железом. Эпоха раздела феодов давно закончилась, но изредка вспыхивают ссоры князей из-за территорий, однако до вооруженных конфликтов обычно не доходит.'
  Это все, что мог сказать учебник истории по поводу государства Арданг. Когда мне было восемь, началась компания по захвату этой страны. Руководил ею Дор-Марвэн. За два года он присоединил к территориям нашего королевства около четверти земель Арданга. Это было немало. Наши войска продвигались вглубь страны медленно, вдумчиво, каждый месяц отрезая все большие и большие куски. Торопиться было некуда. И отчим был прав, когда говорил: 'мало завоевать, нужно уметь удержать'. А Арданг смиряться не хотел. Война за эти земли шла чуть больше шести лет, но в итоге Непобедимый стратег, Дор-Марвэн, выиграл, вернулся в Ольфенбах с победой и вскоре стал мужем королевы Мильды.
  Затишье продолжалось недолго, арданги подняли восстание. За пару месяцев они освободили очень большую часть земель. Удивительно, но сведения об их армии при этом оставались странными. В докладах говорилось о малочисленных разрозненных отрядах, чаще всего их сравнивали с разбойниками. И я недоумевала, как несколько десятков людей могут одолеть тренированных воинов наших регулярных войск. Положение усугублялось, отчим не имел больше возможности полагаться на наше командование там и поехал утихомиривать бунт сам. Официально дальнейшая история звучит так: 'После серии успешных маневров и стычек Великий завоеватель Дор-Марвэн выиграл решающее сражение у города Артокс и покорил Арданг'. Даже эта сухая фраза передает количество крови, пролитой за год боев.
  Но настоящая история интересней еще и тем, что унизительна отчиму. Несокрушимый победитель, прославленный Стратег проиграл подряд несколько боев, потерял огромную часть людей и большую долю обозов. Могу представить, что и его репутация была под угрозой, может быть, даже власть. Мало всего, этот восхваляемый военачальник проигрывал молодому князю, который постепенно собирал рядом с собой всю выжившую знать Арданга, а потом был избран соратниками королем. Насколько я знала, то самое решающее судьбоносное сражение при Артоксе, которое выиграл отчим, вообще не имело места быть. Стратег победил благодаря подлости, не решившись на открытый бой. Подкупил кое-кого из бывших князьков. А тот передал информацию о дате и месте встречи совета, а потом не только ворота открыл. Он провез переодетых воинов отчима в город, провел Дор-Марвэна с отрядом к месту встречи. А уже там отчим взял в плен короля и еще два десятка бывших правителей.
  Отчим с триумфом вернулся в Ольфенбах, а я предпочла бы никогда не знать ни правду о его последней войне, ни того, что происходило дальше с ключевыми фигурами этой истории. Я узнала случайно, потому что нашла тайный ход за гобеленом на первом этаже своей башни. А теперь, перечитывая дневник, вспоминала. Потому что так было нужно.
  
  ...
  ...Было начало октября. На улице моросил дождик, гулять не хотелось, и мы с Брэмом играли в мяч на первом этаже моей башни. Случайно зацепив рукой стену рядом с гобеленом, услышала шорох - трения камня о камень. Такой звук я уже слышала однажды. Сердце забилось в восторженном предвкушении, - неужели я нашла тайный ход? Только бы не заметил Брэм...
  Это был второй обнаруженный мной в замке ход, и любопытство меня разбирало со страшной силой. Я еле досидела до темноты. Ночью выбралась из окна, летом и по хорошей погоде я проделывала это и без такого волнующего повода довольно часто, если удавалось запереться от фрейлин. Прокралась к гобелену, нажав на гладкий камень, скользнула в лаз. Во мраке каменного коридора продвигалась медленно и осторожно, ощупывая стены и боясь сделать лишний шаг. Отойдя подальше от входа, зажгла припасенный светильник. Провалиться в какую-нибудь дыру в полу мне очень не хотелось.
  Ход вывел меня к широкому коридору, в котором горели факелы, а по влажным каменным стенам танцевали огненные блики. Секретный ход не сливался с коридором, а изгибался параллельно ему, оставляя на уровне глаз довольно широкую зарешеченную щель.Такая вот двойная стена, как в моем тайнике. На противоположной стороне коридора виднелись темные, кажущиеся провалами, комнаты. Я погасила светильник и оставила его в том месте, где ход вплотную подошел к коридору. В правое ответвление не пошла, в той стороне было меньше факелов, и я решила, что там не так интересно. А хотелось чего-то захватывающего, тайный ход все-таки. До того я обнаружила ход под троном, но о нем знали многие, так же как и то, что он выводил к конюшням.
  Чем дальше я шла вдоль коридора, тем сильней становился мерзейший запах, - нечистоты и кровь. Но любопытство, всегда бывшее самым главным моим недостатком, заставляло идти дальше. Впереди я услышала шаги множества людей. Меня бы не услышали точно, поэтому я прибавила ходу, а потом от неожиданности замерла как вкопанная. В эту зловонную клоаку спустился на тот момент еще уважаемый мной Дор-Марвэн в сопровождении Нурканни и двух стражников. Я еще раньше заприметила очень широкий проем, из которого в коридор лился свет. Вот туда-то отчим со спутниками и зашли. Я тихонько, стараясь не производить вообще никакого шума, встала так, что теперь мне была видна эта большая комната. Вошедшие, в том числе и Дор-Марвэн, стояли ко мне спиной. У противоположной стены возвышался крупный стражник в темной одежде и следил за движениями колдуна, склонившегося над кем-то.
  - Он без сознания, - презрительно бросил колдун, распрямляясь.
  - Исправь, - голос отчима звучал безразлично. Нурканни что-то пошептал и сделал шаг ближе к двери. Стражник, стоящий ко мне лицом, дернул за цепь, и лежащий на полу человек сделал попытку встать, но стражник не позволил. Узника я рассмотреть не могла, с моей позиции были видны только ноги.
  - Доброй ночи, Ваше Величество, - поздоровался отчим. Я так и не поняла, что меня больше поразило. Обращение, которое ассоциировалось у меня только с отцом, или то, как Дор-Марвэн издевался над пленником. Каждое слово сочилось ядом и явным удовольствием отчима, у меня даже волосы на затылке зашевелились. Человек не ответил, и правильно.
  - Я смотрю, Вы не рады меня видеть, - посетовал Стратег. - Но я же предупреждал, что теперь мы будем встречаться часто.
  Узник все так же молчал. Отчим сделал знак стражникам, стоящим у него за спиной. Они подошли к заключенному и рывком поставили его на колени перед Дор-Марвэном. Пленник, кажется, даже не сопротивлялся, но все так же молчал. Он не дергался, когда стражники прицепили его руки к металлическому пруту так, чтобы пленник не мог ими пошевелить, даже согнуть в локтях. Не возражал, когда с него рывками сдирали одежду. Я подумала, он не хотел доставлять палачам удовольствия бесполезным сопротивлением. Отчим что-то говорил, но, кажется, я предпочла не помнить, что именно. Ни тогда, ни сейчас. В памяти осталась только одна фраза: 'Поверьте, будет красиво'. Она была сказана так, что мне захотелось убить отчима своими руками. Тут Дор-Марвэн отошел в сторону, и я увидела стоящего на коленях человека. Прут, к которому пристегнули его руки, крепился еще и цепями к стене обоими концами, так что при всем желании человек не мог ни встать, ни наклониться. Я не могла определить, молодой он был или старый. Я видела только, что и в таком положении он держал голову гордо поднятой, даже когда незамеченный мною раньше четвертый стражник вынул из невидимой мне жаровни раскаленный кусок металла.
  Я могла бы сказать, что когда пленника клеймили, он не кричал тем жутким нечеловеческим криком, который я часто слышала во сне. Но невозможно не кричать от боли, когда на груди выжигают огромные буквы. Так же, как невозможно потом не потерять сознание.
  Не знаю, почему я не кричала вместе с ним. Не знаю, почему не упала там в обморок, когда к ужасному запаху добавился смрад горелой плоти. Я помню смех отчима и презрительное хмыканье колдуна. И уж совсем неприличный гогот стражников, когда Дор-Марвэн, видимо, откинув голову пленника за волосы, склонился к нему и бросил в лицо 'Щенок'. Я была в таком ужасе от увиденного, даже не удивилась тому, что совершенно все стражники, все четверо, последовали за своим командиром, не оставив никакой охраны в том страшном подземелье. Они просто вышли и заперли снаружи дверь.
  Я как во сне, как в бреду прошла до конца левого ответвления хода, нажала на отличающийся камень в кладке, проскользнула в открывшуюся щель и оказалась в коридоре. Совершенно не соображая, что делаю, что буду делать, если меня здесь увидят, я подошла к пленнику, на груди которого горело слово 'РАБ', и замерла изваянием.
  Он не был без сознания, но был близок к беспамятству. Поднял на меня мутный от боли взгляд серо-голубых глаз и прошелестел: 'Воды'. Я была уверена, я знала, что отчима и стражников он никогда не попросил бы. Бросилась к кувшину, стоящему у двери. Хорошо, что догадалась вначале попробовать. Это была соленая вода, придумать, зачем она там нужна, я не смогла. Выскочила из камеры, вспомнив, что в соседней комнате видела еще один кувшин. К счастью, та вода была пресная. Я напоила пленника с помощью какой-то плошки. Он пил с такой жадностью, словно воды ему не давали несколько дней. Честно говоря, это меня не удивило бы. Когда вода в кувшине закончилась, человек снова поднял на меня серо-голубые глаза, потом часто являвшиеся мне в кошмарах, и, пробормотав что-то похожее на 'Благодарю, ангел', потерял сознание.
  Вернув всю посуду на место, протиснулась в щель хода, подобрала светильник и, крадучись, возвратилась к себе в комнату. Все это время я молилась за пленника. Молитва была странной.
  Я очень желала ему умереть той ночью.
  Когда я стянула костюм для верховой езды, в котором лазила обследовать ход, и надела сорочку, вдруг подумала, что одежда ужасно воняет. Перед глазами мелькнули картины прошедших часов. Меня вырвало, и еще долго выкручивало наизнанку, живот болел, меня трясло, я рыдала и билась в истерике, перебудила весь замок. И проболела после этой ночной вылазки неделю.
  
  Первое время я пыталась все забыть, считать, что у меня был жар, а вся история с пленником - горячечный бред. Ведь я же болела. Да и увиденное не укладывалось в голове. Я была об отчиме совершенно другого мнения. Дор-Марвэн был спокойным, улыбчивым, любил пошутить. Совершенно объективно я могла сказать, что отчим, красивый, умный мужчина, делал маму счастливой. Мама с ним просто цвела. Брэм был от него без ума... Да и я привыкла им восхищаться. Отчим не производил впечатления помешанного садиста.
  Но забыть этот кошмар не получалось. Я каждую ночь видела мутные от боли глаза и слышала крик пленника. Через несколько недель я решилась снова проверить ход, рассудив, что хуже вряд ли будет. К сожалению, все оказалось на месте. И ход, и коридор, и освещенная чадящими факелами комната... И пленник. Он лежал на голом полу в дальнем углу камеры и, казалось, спал. Я не осмелилась выходить из секретного хода и проверять. Не знаю, чего я ждала, но простояла там, по меньшей мере, час. К счастью, гостей у пленника в ту ночь не было.
  Дор-Марвэн, прославленный полководец, Великий стратег, стал самым большим разочарованием моей жизни. Находиться рядом с отчимом дольше нескольких минут стало для меня практически непосильной задачей. Разговаривать с ним, даже слушать его голос - немыслимо. Общаться с колдуном меня никто не заставлял, он же не был мужем моей мамы, так что от него я, не обращая внимания на недовольство отчима, просто шарахалась. Ни Стратег, ни его друг даже не догадывались о причинах изменения моего поведения. Казалось, такая ситуация беспокоила и огорчала Дор-Марвэна вполне искренне. Иначе, зачем бы он просил маму поговорить со мной.
  Она, конечно, тоже не понимала, почему мое отношение так переменилось. Мы с отчимом прекрасно ладили до того. Даже несмотря на историю с Саймоном, ведь я понимала, что Дор-Марвэн был в чем-то прав. Мама спросила, почему я ненавижу отчима. Я попробовала отрицать очевидное. Не могла же я ей рассказать о пленнике? Она бы ни за что мне не поверила, слишком любила Дор-Марвэна. Тем более, история была уж очень дикая. Еще я была уверена, что если попытаться что-либо о пленнике рассказать, то его спрячут в другом месте. Но в покое не оставят, не отпустят и даже не убьют. А так был хоть призрачный шанс, что я смогу когда-нибудь ему помочь. Конечно, мои размышления мама слышать не могла, но лицо у меня было, думаю, страшное. Потому что она расстроилась еще больше, расплакалась и случайно бросила спасительную фразу: 'Неужели ты думаешь, что я забыла твоего отца?'. Я схватилась за это объяснение обеими руками, потому что правду все равно сказать не могла. В результате мы долго плакали, обнявшись, и решили, что мне просто нужно больше времени. Чтобы привыкнуть. Судя по тому, что за почти четыре года мое отношение к отчиму не изменилось (я всего лишь стала значительно сдержанней в проявлении чувств), время было бессильно помочь.
  Но тогда эмоции переполняли меня, клокотали в душе. Маме я пообещала быть с отчимом вежливей. Скручивая себя в тугой узел, терпела его общество, улыбалась. Получалось даже правдоподобно, ведь принцесса должна уметь владеть собой. Поговорить мне было не с кем, а срываться на прислуге я всегда считала недостойным. Поэтому, боясь сойти с ума, я начала вести дневник, что бы хоть куда-то выплескивать переполнявшую меня злость.
  Я часто, слишком часто для моего душевного равновесия проверяла тот ход. Почти каждый день. Словно надеялась, что он исчезнет. Подходила к гобелену, нажимала на камень, слышала, как открывался ход. Но не заходила, боялась. Пыталась выяснить, кто этот человек, и почему Дор-Марвэн над ним так жестоко издевался. Даже еще где-то в глубине души теплилась надежда, что пленник - опасный преступник, поэтому поведение отчима хоть как-то можно оправдать. Тогда догадаться по обращению 'Ваше Величество' я ни о чем не могла, потому что не знала об ардангском короле. Ведь его в официальной истории не было. Правду о личности пленника я добывала очень долго. Спросить же было некого. Все сведения, а так же записи о проигранных великим Стратегом боях я раскопала, когда ковырялась в бумагах отчима, пользуясь его отсутствием.
  Единственное место, где могли храниться интересующие меня документы, - кабинет отчима, - было для меня совершенно недоступно. Гуляя вокруг дворца, я приметила опору под плющ, по которой можно было бы спуститься с крыши и, пройдя по узкому уступу, добраться до нужного балкона. Но проделать все это зимой я бы просто не смогла. Пришлось ждать весны, которая в том году наступила поздно, в середине апреля. Мне очень долго не везло. Стратег не отлучался из дворца и часто работал вечерами в кабинете. А если отчим был в отъезде, то у открытых дверей стоял стражник. Но даже когда удача мне улыбнулась, и я оказалась в заветном кабинете, осознала, что не представляю с чего начать поиски. Десяток шкафов, множество папок и стопок, подшивки документов. Я же не знала принцип, по которому отчим сортировал и хранил свои бумаги. Много редких, драгоценных ночей, когда мне удавалось выбраться из комнаты и попасть в кабинет Дор-Марвэна, я потеряла, разыскивая сведения там, где их не могло быть. На полках шкафов.
  Не осмотренным оставался только всегда запертый стол отчима. Взламывать замки я не умела, даже не стала пытаться. Мне просто однажды несказанно повезло, - Дор-Марвэн забыл вынуть из замочной скважины ключ, который всегда носил при себе. Нужная папка нашлась в левом нижнем ящике. В мертвенном свете луны я, вздрагивая от каждого шороха, читала бумаги, стараясь не пропустить и слова.
  Выяснилось, что пленника звали Ромэр, что его вместе с соратниками пешком пригнали из Артокса в столицу через три месяца после победы. За время пути арданги несколько раз пытались отбить своих лидеров. Все заканчивалось гибелью спасательных отрядов и кровавой расправой. Думаю, отчим изрядно повеселился, выманивая на короля отчаянных храбрецов-ардангов. Судя по отчетам стражников, Ромэра в тюрьме большей частью морили голодом, но не гнушались и банальными побоями. Правда, в последнее время не пытали и старались особенно не калечить, потому что Нурканни надоело его лечить. А пленник был нужен живым... В отличие от его союзников. Их за время заточения в Ольфенбахе методично перерезали на глазах у короля. Клеймение, свидетелем которого я была, провели в годовщину восстания, месяцев через шесть после победы.
  Я могла понять, что так отчим мстил за поражения, за вред своей репутации. Понимала, как его бесил тот факт, что кто-то превзошел его, Великого Стратега, в военном искусстве. Но, естественно, любви к Дор-Марвэну все это не добавляло. Скорей уж наоборот.
  Выяснив личность пленника, я долго наблюдала за темницей. Разыскав ведущую в подземелье дверь, следила за перемещениями стражников днем. С наступлением весны, безрассудно пользуясь тайным ходом почти каждый день в течение четырех месяцев, собирала сведения о ночном распорядке. Охраны снаружи никогда не было. Внутри тем более. Стражники заходили только вместе с отчимом. Выяснила я это довольно быстро. Оказалось, что отсутствие охраны никакой не секрет. Дор-Марвэн сам рассказал об этом пленнику. Мол, если король нужен кому-нибудь, то, пожалуйста, пусть забирают, даже охрана не стоит. Никто из-за пропажи переживать не будет, невелика птица. Сродни этому был ключ от кандалов, висящий у самой двери. Так, чтобы было видно, но нельзя было дотянуться.
  Отчим, вначале приходивший 'в гости' чуть ли не ежедневно, появлялся в тюрьме все реже и реже. Но всегда исключительно по ночам. Думаю, ему со временем просто надоела игрушка. Его визиты не всегда заканчивались избиением, изредка, когда у него было хорошее настроение, он просто говорил гадости. Но арданг никогда не отвечал. Уверена, единственный раз, когда Ромэр говорил в тюрьме, он разговаривал со мной....
  
  Я перечитывала свой старый дневник, перед глазами мелькали воспоминания, а в душе поднималась злость. Мне снова хотелось убить Дор-Марвэна. Но теперь с особой жестокостью.
  Последняя дата в дневнике - полтора года назад. Когда заболела мама. И все остальное вдруг стало неважно. Теперь мне было безумно стыдно, что я тогда не воспользовалась ситуацией и не освободила пленника. Но ничего, может, не все потеряно? Возможно, у меня еще будет шанс...
  
  
  Глава 4
  
  Мне повезло. Отчим уехал через два дня по делам. На неделю. Вряд ли что-нибудь изменилось в условиях содержания узника. А если полагаться на мои записи, то ему оставят еды и воды на семь дней, прямо в камере. Ровно из расчета, чтобы с голоду не умер, и до приезда отчима охрана себя заботой о пленнике беспокоить не будет. Мне это только на руку.
  Мило, как у нас заведено, распрощавшись с Дор-Марвэном и пожелав ему приятного путешествия, я вернулась к себе в башню и стала ждать темноты. Задолго до наступления сумерек я отослала новую служанку и заперлась изнутри. Я искренне радовалась тому, что тогда было начало весны, и рано становилось темно. Это означало, что у меня будет больше времени на разговор. При условии, что пленник жив. От этой мысли меня пробрало холодом, и я срочно стала искать другую тему для размышлений. Нервничала ужасно. Мало того, что ни в чем не была уверена, так я еще очень долго не лазила по крышам. Теперь только оставалось надеяться, что справлюсь.
  И вот тот самый момент настал. Стараясь не думать ни о чем, я выскользнула в ночь, привычным движением ухватилась за выступ на козырьке. Перенесла ногу с подоконника на черепицу. Там есть уступ, это ничего что крыша после дождя скользкая... Карабкаться было легко, словно делала это последний раз вчера. Взобралась на самый верх, теперь восемь шагов чуть левее центра, теперь осторожно-осторожно вниз. Справа крепление водосточной трубы, слева опора под плющ... Скользко, конечно, но довольно удобно. Лишь оказавшись на земле, перевела дух. Прокралась вдоль стены, пригибаясь на всякий случай рядом с окнами. Третье окно от угла, здесь разболтанная щеколда, легче открыть. Чуть дыша, подцепила ее тонким лезвием ножа. Вдох - и створка бесшумно открылась. Вот я уже в коридоре. Все по-прежнему тихо. Вот гобелен с охотой на косуль, вот слишком гладкий камень. Кто бы ни проектировал этот замок - гений. Ход открылся бесшумно, из-за гобелена, прикрывавшего лаз, чуть слышно пахнуло затхлостью. Я проскользнула туда и на цыпочках, стараясь ступать как можно мягче, пошла вперед. Знала, мне нужно пройти триста сорок восемь шагов по гладкому, идеально ровному полу. Я слишком часто здесь бывала, слишком хорошо знала этот коридор, свет был мне даже не нужен. Когда сквозь зарешеченную щель в ход стал просачиваться колышущийся свет факелов, лишь тогда я поняла, как сильно волновалась. До безумия, до боли в сердце. Я в жизни никогда так не боялась. Остановившись напротив тускло освещенной отсветами факела из коридора камеры, облегченно выдохнула. Пленник был на месте. И он был, кажется, жив. Мне было его плохо видно, - в камере не горели факелы, свет шел только из коридора. Узник сидел в углу, пристроив голову на лежащие на коленях руки. Наверное, самая удобная поза для сна в этом диком месте.
  Я минут десять стояла, облокотившись на холодный камень, и дышала, просто дышала. Немного собравшись с мыслями и взяв себя в руки, впервые с той самой ночи вошла в коридор. Все еще крадучись, сделала пару шагов и была вынуждена остановиться. Сердце колотилось как бешенное, перед глазами поплыла подозрительная пелена. Я вцепилась в холодную кладку, тряхнула головой. Сделав еще пару глубоких вдохов, обругав себя самыми невежливыми словами, которые только знала, я напомнила себе, что девушке королевской крови не пристало так паниковать. С колотящимся сердцем я ничего поделать не смогла, но на дрожь повлияла.
  Полтора десятка шагов, - и вот я стою у входа в камеру, смотрю на узника, но он не поднимает головы. Оказалось, света из коридора вполне достаточно.
  Возможно, я действительно очень тихо ходила, и он меня не услышал, возможно, спал. Но я стояла, смотрела на него и молилась, чтобы только не сбылись мои худшие опасения, чтобы он не повредился умом. Было бы неудивительно, столько лет в застенках, в одиночестве... Ужас взялся за меня с новой силой, но отступать было некуда. Стиснула кулаки и сделала шаг к пленнику, потом еще один. Арданг все так же не поднимал головы. Я робко кашлянула, но без эффекта. Тогда, решительно преодолев разделяющее нас расстояние, наклонилась и погладила человека по плечу.
  - Эй, проснитесь, - прошептала я, потому что голос не слушался.
  Пленник вздрогнул и поднял голову. Я поспешно отдернула руку и отступила на шаг. Мне почему-то казалось, что арданг подскочит, схватит меня за горло и, рыча что-то нечеловеческое в своем вызванном заточением безумии, задушит меня. Но еще больше я боялась увидеть такой же мутный от боли взгляд, что преследовал меня в кошмарах.
  Узник поднял косматую голову и посмотрел на меня совершенно спокойно. В серо-голубых глазах не было и намека на помешательство. А я могла лишь восхищаться этим человеком. Потому что даже в таком положении, он не утратил гордости. Истинный король... Его взгляд был цепкий, живой, немного удивленный, но какой-то пустой. Словно в нем не хватало самого главного, и я значительно позже поняла, чего не доставало этим глазам... Надежды.
  Пленник смотрел на меня, чуть склонив голову набок, и молчал. Собираясь сюда, я думала, о чем буду говорить. Но так толком речь и не составила, а от переживаний вообще все слова растеряла.
  - Меня зовут Нэйла, - представилась я. Он едва заметно кивнул, но не ответил. Я растерялась еще больше, и следующие пару минут мы смотрели друг на друга. Он безмолвствовал, и его лицо было бесстрастно. Вдруг неожиданно для себя выпалила: - Я хочу предложить сделку.
  Казалось, его не проняло, не заинтересовало. Может, я все-таки ошиблась, выдала желаемое за действительное... В конце концов, какой у меня опыт общения с умалишенными?
  - Я освобожу Вас, а Вы взамен пообещаете доставить меня в один портовый город на юге, - пытаясь унять дрожь в голосе, продолжала я.
  Он не ответил, но пошевелился. Знаю, мне ничто не угрожало, но нервы были на пределе, я отпрыгнула от пленника чуть ли не к противоположной стене. Он посмотрел на меня, не скрывая удивления, но не встал, так и остался сидеть, только скрестил руки на груди. Самым ужасным было то, что пленник по-прежнему молчал.
  - Поймите, я говорю совершенно серьезно, - я, наконец, сообразила, что у него нет никаких оснований доверять мне. Вполне мог посчитать, что меня подослал отчим, а все мои слова - очередное издевательство. К тому же догадалась, что стою против света, а очень трудно доверять тому, чьего лица не видишь. Поборов страх, подошла к ардангу ближе, так, чтобы свет из коридора попадал мне на лицо. Наклонилась, чтобы наши глаза оказались на одном уровне, и со всем убеждением, на которое была в тот момент способна, сказала: - Я не обману.
  Я вглядывалась в эти серо-голубые глаза и пыталась понять его мысли. Пленник все так же молча смотрел на меня, а потом в его лице, в его взгляде что-то изменилось.
  - Меня зовут Ромэр, - прошептал он. - Но, думаю, Вы это и так знаете.
  На меня такой волной накатило облегчение, что я с трудом удержалась на ногах. Но нашла в себе силы ответить:
  - Знаю.
  Хвала небесам, все-таки не сумасшедший. И это он подтвердил своим вопросом:
  - Зачем Вам я?
  - Мне нужен надежный спутник, который меня не предаст.
  - Неужели так мало свободных людей? - он недоверчиво усмехнулся. - Зачем Вам узник?
  И как объяснить, что его полный боли взгляд является мне в кошмарах? Что буду всю жизнь проклинать себя за то, что могла помочь, но ничего не сделала? Что я не могу оставить его здесь гнить во власти отчима? Что если сбегу без него, то всю злобу Дор-Марвэн выместит именно на пленнике? И наверняка убьет, даже не заметив этого за издевательствами, заигравшись. А мне не хотелось этого допускать. И как объяснить все эти мысли человеку, который мне не доверяет, у которого нет причин это делать? Поэтому ответила коротко, по существу и, главное, правдиво:
  - Не хочу, чтобы Вы умерли в тюрьме.
  Он задумался над моими словами, а потом задал следующий вопрос:
  - От кого Вы убегаете?
  - От Дор-Марвэна, - честно призналась я. Если пленник и удивился, то вида не подал. Я заметила, что он говорит шепотом, это натолкнуло на предположение, от которого у меня зашевелились волосы на затылке. Я так сюда влезла, понадеявшись на старые записи... - Вы шепчете, думаете, может вернуться охрана?
  - Нет, - сиплым низким голосом ответил он. - Я просто очень давно не говорил.
  - Я знаю, - вырвалось у меня. Только бы не спросил, откуда...
  - Дор-Марвэн - очень опасный противник, - сказал арданг. - Он всегда мстит тем, кому удается его обыграть. У Вас должна быть исключительно веская причина, чтобы заводить такого врага.
  Он сглотнул и продолжил снова шепотом:
  - Вы пойдете до конца? Вы уверены в этом?
  - Да, уверена, - твердо ответила я. - Иначе не пришла бы сюда и не давала ложную надежду.
  Кажется, именно эти слова он хотел услышать. Но, к счастью, вопросы на этом не закончились. Значит, можно верить, что воспринял всерьез.
  - Вас не хватятся?
  - Если правильно выбрать время, то не сразу. Будет два-три дня преимущества.
  - Когда планируете?
  - В течение следующих двух, самое большее трех месяцев, - честно ответила я. Понимаю, ему, наверное, хотелось бы услышать 'завтра'. Но он не прокомментировал сроки.
  - Как?
  - Так же, как и пришла сюда, - я пожала плечами.
  - Я не слышал, чтобы открывалась дверь, - чуть нахмурился пленник.
  - Потому что я ее не открывала. Здесь есть секретный ход, - подумать только, он первый, кому я говорю об этом проходе.
  - Ясно, - больше вопросов он пока решил не задавать. Я посчитала, что теперь моя очередь.
  - Дор-Марвэн уехал на неделю. Если он в отъезде, стража сюда не заходит?
  - Нет, - прохрипел арданг. - Оставляют еды и не появляются несколько дней. Хотя они последнее время очень часто так делают. Последний раз заходили сегодня.
  Я задумалась.
  - А он сам давно заходил?
  - Недавно был, дней пять назад. А до того долго не появлялся. По ощущениям месяца два не был. Точнее сказать не могу.
  Да, отчим явно потерял интерес к пленнику, потому что последние три месяца точно никуда не отлучался из дворца. Это хорошо. Нужно было спросить, не избили ли арданга тогда. Потому что раньше бывало, что стражники слишком усердствовали, и Нурканни приходилось лечить пленника. Но если отчиму наскучила месть, он мог колдуна и не привлекать, позволить узнику медленно умереть. А если сломано что-нибудь? А если болеет? Узнать нужно было обязательно, но как это вежливо сделать я не знала. Решила махнуть рукой на реверансы, мы не в том положении, и спросила прямо. Он заботу, кажется, не оценил, во взгляде промелькнуло какое-то странное выражение.
  - Все в порядке, - сказал он с легким вызовом. Хотелось считать, что я додумала лишнее. Ведь он плохо владел голосом, но арданг снова сложил руки на груди, а взгляд, которым он меня окинул, уж совсем мне не понравился. Я поняла, что он не скажет, даже если разумней было бы другое. Как с Брэмом. Заставить парня признаться, что у него что-то болит, было почти невозможно, даже если брат едва не стонал.
  - Мне просто любопытно, - отвлек меня от размышлений глухой голос пленника. - Что было бы, ответь я сейчас иначе?
  - Я бы поговорила со знахарем и купила нужное лекарство, - удивленно сказала я и глянула на собеседника. Он всматривался в меня с великим недоверием, словно ожидал услышать совершенно другой ответ, а этот не мог осознать.
  Единственный факел в коридоре как-то жалобно затрещал.
  - Вам пора уходить, - прошептал арданг. - Он скоро погаснет. Если решитесь прийти еще, возьмите фонарь. Потому что никакого другого света здесь несколько дней не будет.
  - Я приду завтра, - пообещала я и вышла.
  Спохватилась только, когда снова оказалась в потайном ходе. Я же все время об этом помнила, но из-за переживаний все-таки забыла! Быстро, пока не погас отчаянно чадящий факел, вернулась в камеру, на ходу стягивая заплечный мешок. Мое поспешное возвращение очень удивило пленника. В сгущающейся тьме я сунула ему в руки большой кусок копченого мяса и полковриги свежего, еще чуть теплого хлеба.
  И я рада, что именно в этот момент факел погас, потому что видеть лицо Ромэра, когда он шептал 'спасибо', я не могла.
  
  
  Глава 5
  
  Я не спала всю ночь, размышляла, волновалась. Странно было бы, если б после такой нервотрепки удалось заснуть. Кроме того, мне нужно было обдумать и сделать очень многое до побега. До разговора с пленником я боялась детально продумывать план. Чтобы разочарование не было таким жестоким... Ведь Ромэр был моей единственной надеждой, и это несмотря на его собственное отчаянное положение... А я очень боялась прийти к пустой камере или к безумцу.
  Я посчитала, что у нас есть, самое большее, два месяца и пять дней. Потому что близилась годовщина победы над Ардангом. Разумеется, отчим не мог забыть навестить пленника в такой день. Поздравить, так сказать. Я же твердо решила, что мне нужен здоровый, крепкий спутник, а не заморенный голодом до полусмерти доходяга. Я надеялась, что он сказал мне правду, и для восстановления сил потребуется лишь хорошее питание. Если человека начать нормально кормить, то это вскоре становится заметно. А я не хотела, чтобы это заметил отчим.
  Кстати, о провизии. Нет, конечно, можно было бы зайти на кухню и нахватать еды. Ночью перед побегом я так и сделаю, но мне нужно больше месяца тайком кормить взрослого мужчину. И это при том, что все привыкли, я ем мало. Не сказала бы, что не решаемая, но проблема. Надо быть предельно осторожной, чтобы никто ничего не заподозрил.
  Второй серьезной проблемой были деньги. Я, конечно, принцесса, но мой личный кошелек это как-то не пополняло. На столе передо мной лежали двенадцать золотых, а я с ужасом осознавала, что совсем недавно купила платье за сорок. И оно было простенькое. У меня в шкатулках хранилось много украшений, некоторые наверняка стоили баснословные деньги. Но я не могла начать продавать драгоценности. С собой брать тоже было неразумно. Если столичные ювелиры просто донесли бы отчиму, что мне зачем-то понадобились свободные средства, то провинциалы сдали бы стражникам. В этом я не сомневалась. Обычно деньги давал мне Дор-Марвэн, в его отсутствие это делал казначей. Мелочный мужичонка, трясущийся над каждой монетой как над собственным ребенком и записывавший в большую книгу, сколько и когда он мне дал, всегда стараясь выяснить, на что мне вдруг понадобилась такая невообразимая сумма. И никогда не давал больше сотни. Ну да ладно, это тоже решаемо.
  Беглый просмотр одежды показал, что единственной более или менее годной для путешествий вещью был темно-зеленый костюм для верховой езды. Еще нужно было позаботиться и об одежде для спутника... Об оружии для него... И еще о куче разных важных мелочей.
  Я не питала иллюзий, знала, что будет нелегко. Но отступать не собиралась.
  
  Завтракая вместе с Брэмом, я упомянула, что хочу навестить Арима, сводного брата. Поэтому прогулка в другое крыло замка, где я последнее время бывала очень редко, не вызвала подозрений. Я любила братишку, да и как можно не любить смешливого, активного и доброго четырехлетнего ребенка? Он много черт унаследовал от мамы и значительно больше от Дор-Марвэна. Но я научилась не переносить свое отношение к отчиму на братца.
  В детской комнате было уютно и спокойно. Арим был счастлив меня видеть, и я должна была признать, что соскучилась по нему. Я провела там часа три, играя с ребенком и попутно болтая с кормилицей о совершеннейших пустяках. О новых фасонах, о прическах, о ее муже, служившем во дворце садовником, о ее собственных детях. Такие разговоры меня всегда странным образом успокаивали. А, может, все дело было в кормилице, ведь я ее так долго знала. Впервые с того момента, как отчим сообщил о замужестве, мне удалось отдохнуть и расслабиться.
  Брат братом, разговоры разговорами, но в северное крыло мне нужно было в тот день попасть по другой причине. Там находился кабинет отчима, и там хранилась королевская печать. Я подозревала, что из-за клейма у нас могут возникнуть серьезные проблемы. Я знала, что меня и пленника будут искать. Но с другой стороны, как много в стране девушек с каштановыми волосами и зелеными глазами? А мужчин с таким клеймом? Даже если те, кто его обнаружат, не будут знать, что за человек перед ними, не попасть в руки стражникам будет нелегко. А что может быть лучшей защитой, чем вольная, подписанная регентом и скрепленная королевской печатью? Подпись отчима я неоднократно видела и думала, что подделать ее не составит большого труда. Да и вряд ли провинциальные стражники знали, как выглядела настоящая подпись регента. Оставалось раздобыть листок бумаги с печатью.
  Дверь в кабинет была открыта, но рядом с ней стоял стражник, а дальше по коридору еще один. Оба были просто воплощением бдительности... Отвлекать их просьбами или демонстративным падением в обморок на ровном месте я посчитала глупым. Только привлекла бы к себе ненужное внимание. Решила, что пробраться в кабинет надо будет попробовать ночью. В конце концов, несколько лет назад это мне удалось.
  Казначей, как всегда, удивился просьбе. Действительно, зачем принцессе личные деньги? Но выдал, хоть и продолжал причитать, что если мне захочется погулять по городу, то сопровождающий меня телохранитель расплатится. Конечно, он был прав, своими деньгами я расплачивалась крайне редко. Именно этим и объяснялось мое плачевное финансовое положение.
  Долго гуляла в парке. Трижды за время прогулки ко мне пытались приставать с разговорами придворные дамы. Есть нечто удивительное в этих женщинах, считающих, что принцесса не имеет права на одиночество и все свое время обязана проводить с фрейлинами. И то, что год назад я разогнала их всех и запретила подходить к моей башне на расстояние выстрела, никого не убеждало.
  Пообедала в своих комнатах, тщательно упаковала в салфетку все мясо, припрятала фрукты и кое-какие овощи. Велела служанке передать похвалу повару и, выпроводив девушку, заперлась у себя до самого ужина. Видимо, повар воодушевился тем, что тарелки принцессы в кои веки вернулись на кухню почти пустыми, потому что вечером порции были огромными. И я с трудом не поддалась соблазну упаковать все, что не смогла съесть, в сумку. Да, помня о годах, что Ромэр провел впроголодь, мне хотелось принести пленнику побольше съестного. Но пустые тарелки выглядели бы очень подозрительно.
  
  
  В тюремном коридоре было темно и тихо. Никаких настораживающих звуков. Я зажгла светильник и зашла в камеру. Пленник ждал меня, сидя в том же углу, но все равно, казалось, был удивлен.
  - Добрый вечер, Ромэр, - поздоровалась я, подойдя ближе и поставив светильник на пол.
  - Добрый вечер, - ответил он, глядя, как я усаживаюсь напротив и достаю из сумки припасенную еду. - Я благодарен Вам, но не понимаю, зачем Вы это делаете.
  - Что именно Вы не понимаете? - спросила я.
  - Вы же осознаете, что двойной побег - большой риск. Что из-за меня у Вас могут быть проблемы. Уже сейчас я доставляю Вам много хлопот. Неужели нет ни одного вольного человека, готового помочь Вам?
  Я не знала, что сказать. Да, я все это понимала, но не хотела признаваться ему, что в моей ситуации больше ни на кого рассчитывать не могу. Чтобы скрыть замешательство, сунула ему в руки сверток с мясом. Арданг принял его, но и не подумал разворачивать, ожидая ответа. Молчание затянулось и стало уже неловким.
  - Вы мне не верите? - наконец, спросила я и добавила: - Только ответьте откровенно.
  - Не хочу Вас обидеть, - медленно проговорил он. - Но посудите сами, объективных причин доверять Вам у меня нет.
  Что ж, он не сказал ничего удивительного или неожиданного.
  - Думаете, я не могу организовать побег?
  Он неопределенно повел плечами.
  - Наверное, можете. Но все равно не понимаю, зачем Вам я.
  - Вы не хотите сбежать отсюда?
  - Хочу, - совершенно равнодушно сказал он. - Но не понимаю, зачем Вам обуза в моем лице. Потому и спрашиваю, зачем Вам я.
  - Своего рода сделка, - я робко улыбнулась. - Я помогу Вам, а Вы потом поможете мне.
  Он вздохнул:
  - Учитывая мое нынешнее положение, отсутствие связей и знакомых, влияния и денег, предположение, что я смогу Вам чем-то помочь, звучит странно.
  Кажется, он решил вывести меня на чистую воду. Сегодня, пока надежда еще не укоренилась в сердце. Конечно, он мне не верил и ожидал подлости, обмана. Это так естественно. Да я и не рассчитывала, что он мгновенно, после одного разговора, станет мне другом. Но не представляла, как убедить его, а потому начинала сердиться. На себя, разумеется, его винить я не могла.
  - Понимаете, Ромэр, что бы я сейчас ни сказала, все прозвучит странно. Потому что ситуация, в которой мы оба оказались, дикая, - начала я. - Меня никто не подсылал, знаю, трудно поверить, но это так. Я действительно хочу сбежать. И хочу вытащить Вас, потому что могу это сделать, - я чувствовала, как голос начинает дрожать от раздражения, и разнервничалась еще сильней. А в таких случаях часто говорю больше правды, чем собиралась. - Даже если бы у меня был другой помощник, я бы все равно сюда пришла. Потому что для меня, в конечном счете, не важно, будете Вы мне потом помогать или нет.
  Он недоуменно поднял брови.
  - Я думал, Вы ожидаете моей помощи в ответ. Не в этом ли суть сделки?
  - В этом, - подтвердила я. - Но главный смысл другой. Я не хочу, чтобы Вы умерли в тюрьме. Можете не верить, но от этого ничего не изменится.
  Он молча рассматривал меня. Под этим внимательным, пронизывающим взглядом я чувствовала себя крайне неловко. Смутившись, мельком глянула на сверток, который арданг все так же держал в руках. Робко предложила:
  - Может, Вы поедите пока?
  - Почему Вас заботит моя судьба? - спросил он, игнорируя мою реплику.
  Я не нашлась с ответом.
  - Должна быть причина! - с жаром выпалил пленник, подавшись вперед, чтобы лучше видеть мое лицо.
  - Я не знаю, что Вам ответить, - честно призналась я. - Так жизнь повернулась...
  Он откинулся назад, облокотился на стенку, и еще какое-то время молчал, удивленно покачивая головой.
  - Надеюсь, я не обидел Вас вопросами, - наконец, заговорил он.
  - Нет, что Вы. Я все понимаю, - поспешила заверить я.
  - Вы отважная девушка. Мужественная... Но, если честно, я все равно Вас не понимаю, - он казался растерянным.
  - Такая моя женская доля, - пожала плечами я.
  Не знаю, что его так развеселило, но он рассмеялся. Тихо, хрипло и неожиданно. Этот смех меня удивил. Больше всего он походил на кашель, а не на смех, но был странным образом заразительным. Поймала себя на том, что улыбаюсь. Отсмеявшись, арданг покачал головой и обратил внимание на свертки с едой.
  - Спасибо Вам, - искренне поблагодарил он, оглядев принесенное мной великолепие. - Не знаю, чем смогу отплатить за все.
  Я ужасно смутилась, почувствовала, как краснеют щеки. Не умею я принимать ни комплименты, ни благодарность, если они искренние, а не придворно-обязательные.
  Пока он ел, мы не разговаривали. Я не знала, о чем, да и отвлекать не хотелось. Он ел медленно, спокойно, наслаждаясь вкусом каждого куска. Я старалась на Ромэра прямо не смотреть, чтобы не смущать. Разглядывала украдкой. На обеих лодыжках браслеты кандалов, обернутые тряпками. Как я поняла, оторванными рукавами. Вдоль противоположной входу стены была натянута цепь, к ней крепились кандалы. Руки узника скованы не были, но на запястьях даже сквозь слой многолетней грязи виднелись шрамы от оков. Сквозь прорехи в рубище, которое считалось сорочкой, я заметила глубокие шрамы, поняла, что это клеймо, и поспешно отвела глаза.
  Когда все было съедено, а салфетки запрятаны обратно в сумку, я все-таки решилась спросить.
  - Я бы хотела прояснить один вопрос. Вам действительно не нужен лекарь, или Вы опасаетесь, что... все отменится, если Вы... хм... из-за травмы не сможете бежать со мной?
  - Лекарь не нужен, - спокойно ответил арданг.
  - Это хорошо, - с облегчением сказала я. - Встаньте, пожалуйста.
  - Зачем? - в его глазах читалось недоумение.
  - Пожалуйста, - попросила я, сама упираясь костяшками пальцев в пол и вставая на колени. Я уже довольно долго сидела, не меняя позы, даже ноги затекли. Он наклонился вперед и естественным жестом подал мне раскрытую ладонь для опоры. Я, не задумываясь, вложила в его ладонь свою. Ромэр чуть сжал мои пальцы. Я посмотрела на него, так и замерев, стоя на коленях. Взгляд серо-голубых глаз был испытующим и немного удивленным.
  - Вы меня не боитесь? - спросил пленник.
  - Нет, а должна? - удивилась я.
  - Вчера боялись, - заметил он.
  - Вчера я собственной тени боялась. Волновалась.
  Он помолчал, не сводя с меня взгляда.
  - Я очень хочу Вам верить. Но если это игра, умоляю всем святым для Вас, прекратите фарс сегодня, - в его глазах мелькнул отголосок прошлой боли, а мне стало страшно, будто старый кошмар настиг меня наяву.
  - Это не игра, - твердо ответила я. - Поклянусь, чем захотите.
  - Мне ненужно клятв, я им не верю, - легко качнув головой, сказал он. - Просто если Вы откажетесь от обмана и больше никогда не придете, я буду Вам благодарен.
  - Ромэр, я не обманываю Вас, - я пыталась говорить убедительно. - Я буду стараться приходить каждую ночь. Я не могу пообещать, что так и будет, но я буду стараться. Прошу, не отчаивайтесь и не проклинайте меня, если по каким-то причинам я не смогу прийти.
  Он еще с минуту вглядывался в мои глаза, потом кивнул. Я поднялась, но не отпустила его руки и, наклонившись, ободряюще улыбнулась:
  - Встаньте, пожалуйста. Мне нужно приготовить для Вас одежду. А когда Вы сидите, я не могу угадать размер.
  Он тоже улыбнулся, робко, несмело. И снова кивнул. Небо, какой же он худой... Он был выше меня на полголовы, широкоплечий, обнаженные руки все еще выглядели сильными... А стать, манера держать голову... И сейчас чувствовалось, что передо мной не просто воин, а дворянин. Даже четыре года издевательств не смогли его сломить...
  Я как-то неуклюже поблагодарила и, подхватив сумку и светильник, пробормотала 'До завтра'.
  
  Следующей ночью мы снова встретились. Он ждал меня, но мое появление его, казалось, озадачило. В тот вечер мы почти не разговаривали. Я не хотела отвлекать его от еды, да и долго задерживаться не могла. Потому что собиралась попытать счастья в кабинете отчима.
  Я помнила разведанный путь по крыше и без трудностей нашла нужное окно. Но пробраться туда не получилось. С улицы я видела двух стражников, устроившихся поболтать рядом с дверью в кабинет. Прождала почти час, пока не почувствовала, что совсем замерзла. Успокоив себя тем, что в другой раз у меня обязательно все получится, отправилась париться в ванне и спать.
  
  
  
  Глава 6
  
  
  Два дня я пыталась придумать, где бы раздобыть простую, неброскую и удобную мужскую и женскую одежду. Купить ее в городе сама я не могла, меня повсюду сопровождал телохранитель. Иногда даже двое. Послать за ней тоже было некого, - отчиму донесли бы моментально. Идеи временно закончились, я забрела в тупик... Не красть же мне было, в самом деле, одежду у прислуги...
  Размышляя о своих заботах, гуляла в парке. Потому что мне лучше думается на свежем воздухе, а вовсе не потому, что жажду внимания придворных дам! Я как-то слышала, одна из них говорила: 'После того инцидента бедняжка и рада бы подойти сама, но робеет'... О, эти женщины, проклятие моих дней... Понимаю, институт фрейлин существовал многие столетия, а тут появилась я и нарушила традицию. Не могла больше терпеть ни приторного лживого сочувствия, ни лицемерия, ни глупости. О чем и сказала год назад! Но эти бестолковые курицы, не знающие, куда бы потратить свои жизни, не разъехались по родовым землям, а остались при дворе. Дамы постарше вращались вокруг меня, как планеты вокруг солнца. Вроде бы и притягивает, а подойти близко не получается. Бросали укоризненные взгляды, но разговорами не донимали. Женщины помоложе напоминали мне мотыльков, вьющихся у светильника. Хаотичность движений, непоследовательность действий и общая глупость затеи. Я не грубила, но всячески показывала, что не поощряю контакты. И, несмотря на это, 'мотыльков' было, в среднем, два в день.
  Поэтому я даже не удивилась, когда совсем юная девушка, до смешного напоминающая болонку, решительно подошла ко мне и спросила срывающимся от волнения голосом:
  - Ваше Высочество, а как Вы относитесь к предложению баронессы Лирон помочь приюту?
  Дамы решили кому-то помочь? Сама идея показалась мне настолько абсурдной, что я поддержала разговор и вежливо попросила девушку поведать подробности. Как я и предполагала, задумывалось все не столько ради помощи обездоленным и сиротам, сколько ради самого действа и сопровождающего ажиотажа, безусловно, лестного дамам-организаторам. Но все это было так кстати, так мне на руку, словно небо услышало мои мольбы. Я была просто счастлива.
  'Церемония одаривания' приюта должна была состояться через две недели. Я выразила свое одобрение, пообещала участвовать и в тот же день отправилась в город. Взяла в спутницы кормилицу. По двум причинам. Во-первых, она оставалась единственной женщиной, чье общество было мне приятно. Во-вторых, она разбиралась в добротных вещах для среднего класса. Кормилица удивилась моему желанию лично покупать вещи. Оказалось, что другие дамы просто давали слугам поручение приобрести 'подарки'.
  Давно я не получала такого удовольствия от самого процесса покупки вещей. Не смущал даже хозяин лавки, подобострастно стелившийся передо мной, как только оправился от удивления. Он раз пятнадцать спросил, нет ли какой ошибки, ведь у него простая одежда для простых людей. А какое у него было лицо, когда я как бы в шутку решила примерить некоторые платья. Я даже в какой-то момент испугалась за его здоровье. Но переживания торговца были достойно вознаграждены. Уже через два часа он упаковывал горы мужской, женской и детской одежды и белья. Я позволила телохранителю расплатиться, а потом удивила его неожиданным действием. Забрала всю сдачу. Разумеется, не потому что мне понравились симпатичные монетки с разными рисунками, 'ой, какая прелесть!'. А потому, что понимала, если расплачусь в придорожном трактире золотым, то до следующего трактира могу и не дожить...
  Покупать вещи мне понравилось, и я решила растянуть это удовольствие на несколько дней. Это не выглядело подозрительно, потому что до мероприятия, придуманного фрейлинами, было еще много времени.
  Следующий день был посвящен обуви и всяким мелочам. Мыло, мочалки, расчески, одеяла, даже какие-то микстуры. Всего накупила раза в три больше, чем мне было нужно. Я же собиралась делать щедрый подарок приюту. Но кто бы стал проверять, сколько я подарила в рамках помощи ближнему, а сколько припрятала?
  Интереса ради зашла в оружейную лавку, чем вызвала ужас телохранителя.
  - Ваше Высочество! Вы же не будете покупать оружие?
  - Ну что Вы, - я поспешила успокоить сопровождающего. - Нет, конечно.
  Но все равно заставила его сильно понервничать, когда решила присмотреться к паре мечей. Мне-то они были точно ни к чему, я совершенно не представляла, как ими пользоваться, в чем еще раз убедилась. Но оружейник так расписывал товар, что мне просто захотелось подержать в руках эти вещи. Язык не поворачивался назвать эти изящные клинки железками. Покупать я, разумеется, ничего не стала, но пообещала хозяину, что посоветую его лавку брату. Вот так можно осчастливить человека всего одной фразой.
  А следующая выбранная мной лавка принесла, наконец, покой в измученную душу телохранителя. Я покупала игрушки.
  
  Мое приподнятое настроение заметили и вовсю обсуждали. Случайно услышав во время прогулки, как одна пожилая дама назидательно говорит младшей подруге: 'Видите, как принцессе идея с благотворительностью понравилась? Прямо ожила! А вы подойти стеснялись. Теперь все лавры той выскочке достанутся', я не смогла пройти мимо.
  - Так это Вы баронесса Лирон? Спасибо Вам большое за идею! - искренне поблагодарила я молодую рыжеволосую женщину. - Очень правильное начинание.
  Как она зарделась, как смутилась... Я и не догадывалась, что мое одобрение так дорого стоит. Может, потому что я самая нелюдимая принцесса за всю историю рода? По крайней мере, мне единственной удалось разогнать всех фрейлин дольше, чем на час.
  
  Возвращения отчима я ждала с большим нетерпением. Разумеется, не потому что соскучилась. Мне с третьей попытки удалось попасть в кабинет, но печать я там не нашла и сделала вывод, что Дор-Марвэн забрал ее с собой в поездку. Что, в принципе, было вполне логично.
  По случаю возвращения отчима устроили торжественный семейный ужин. Действительно, семейный. Только Дор-Марвэн, Брэм, Арим с нянькой и я. Отчим меня, да и весь двор, всегда удивлял особым трепетным отношением к семье. Он не принимал употребления титулов, обращения на 'Вы' к детям, пусть даже королевским, не на официальных приемах. Ему казалось недопустимым, что королевские дети иногда неделями не видят родителей, и все считают это нормальным. И он ввел ежедневные, так называемые 'камерные' трапезы. Только семья, никаких придворных.
  Двор оторопело наблюдал за изменениями и не смел возражать. Сейчас я понимаю, что, родившийся в семье обедневших дворян отчим привык к иным отношениям, а потому очень ценил родственные связи. Он действительно любил маму и много сделал, пытаясь наладить хорошие отношения с нами, неродными детьми. И ему это нужно было, как человеку, а не как расчетливому интригану... И все сложилось бы, и наши отношения были бы другими, открытыми и гармоничными, если бы я не нашла тот ход...
  Дор-Марвэн был в прекрасном настроении, радовался возвращению домой. Рассказывал о поездке, шутил, подарил Брэму красивый кинжал, богато украшенный жемчугом. Брат был в восторге. Ариму отчим привез игрушек. Ребенок тут же захотел играть вместе с отцом. Чему тот лишь обрадовался. О подарке для меня отчим тоже не забыл. Пара красиво оформленных книг для пополнения коллекции. Идеальный отец семейства, право слово... Его было за что уважать, за что ценить, за что даже любить... Но я не могла.
  
  К Ромэру отважилась пойти только очень поздно ночью. Боялась, что отчим захочет нанести пленнику визит. Арданг не ждал меня, спал, свернувшись в углу на голом полу. Мне было жаль будить Ромэра, но я не рискнула просто оставить продукты рядом со спящим. Он очень удивился моему появлению, но не тому, что у меня не было времени на общение. Мы вообще мало разговаривали. Я то пыталась вломиться в кабинет отчима, то разбирала покупки. А чаще мне просто очень хотелось спать. Нарушать устоявшийся распорядок дня и привлекать к себе внимание я не решалась, - кому-нибудь могла прийти в голову мысль, что принцесса заболела. А это означало общение с Нурканни, чьего интереса к себе я опасалась. Так что днем не ложилась. А ночные прогулки не только отнимали много времени, но и выматывали.
  
  Следующие три недели отчим не отлучался из замка. За эти дни я побывала на десятке обязательных для меня приемов. Познакомилась с послами своего официального жениха. Выслушала множество лестных отзывов о Его Светлости князе Бойне и еще больше слащаво-сахарных комплиментов в свой адрес. Столько, что даже собственные руки казались мне липкими. Еще создалось ощущение, что жена посла, графа Рувийского, дразнила меня, пыталась выбить из колеи рассказами о любовных похождениях князя. Или же преследовала какую-то свою цель. Но я вежливо прервала графиню, сказав, что не желаю слушать речей, порочащих имя моего, безусловно, добродетельного будущего супруга. Сложней всего было произнести все это, сохраняя серьезное и надменно-оскорбленное выражение лица. Но женщина, покрасневшая, как отчитанная строгой учительницей школьница, кажется, поверила. По крайней мере, квохтала что-то восторженное, воспевая мое благородство. Похоже, нетерпимость к болтливым женщинам - моя единственная общая черта с отчимом.
  Официальные приемы чередовались с балами. Я почему-то думала, что весть о моем скором замужестве отобьет у столичных кавалеров желание флиртовать со мной. Если уж траур не смог это сделать. Но я в который раз ошиблась. Бальная книжка была расписана до последнего танца, что меня совершенно не радовало. Но, изображая перед отчимом покорность и смирение, отказывать я не смела. Дор-Марвэн сказал, что будет формировать мою свиту, учитывая мои предпочтения. Когда я удивленно спросила, о какой свите идет речь, во взгляде Стратега отразилось искреннее недоумение.
  - Неужели ты считала, что поедешь в Муож без надежных сопровождающих?
  Конечно, он был прав. Если бы я хоть на несколько минут всерьез задумалась о переезде в другую страну и замужестве, то, скорей всего, предугадала бы эти слова регента. Но тогда удивилась.
  Кавалеры на балах пытались повлиять на мой выбор по-разному. Кто заводил разговоры об интригах муожского двора, показывая свою осведомленность и полезность. Кто клялся в вечной преданности, кто намекал на 'отдых от супруга', некоторые просто и бесхитростно просили меня о протекции, иногда суля за это долю в доходах от заключенных с моей помощью договоров. Уже на втором балу я велела музыкантам делать паузы между танцами длиннее. Потому что не успевала напротив каждого имени в бальной книжке конспективно помечать, что обещал мне претендент на место в свите.
  Отчим, видимо, тоже уставал от большого числа балов и приемов, поэтому чередовал их с долгими семейными ужинами. Он отдыхал, а я, выдавливая улыбку, вынуждена была присутствовать. Но общество Дор-Марвэна было меньшим из зол. Основная трудность состояла в том, что совместные обеды и ужины, балы и приемы лишали меня возможности спрятать провизию для Ромэра. Поэтому приходилось ко всему прочему еще и пробираться на кухню. А это оказалось опасно. Нет, конечно, охраны там не было. Там на разложенных на полу тюфяках спали поварята. Я об этом не знала. И в первый раз чуть не перебудила, чудом обошлось.
  В кабинет отчима пыталась проникнуть всего трижды, не хватало ни сил, ни времени. Все три раза Стратег там работал, несмотря на поздний час. Подглядывая за ним через окно, мне только удалось выяснить, что печать он запирает в верхнем правом ящике стола...
  К Ромэру я приходила порой только под утро, но, к своему стыду должна признать, что за три недели пропустила пять ночей. Глупо было ожидать, что пленник не подумает, что я его бросила, не заподозрит обман. Так что возросшее ко мне недоверие не удивило, я воспринимала его как данность, изменить которую не могла. Неприятней было другое, - в первую же ночь, когда я не смогла прийти, у арданга был другой посетитель. И что-то мне подсказывает, о нем Ромэр ни словом бы не обмолвился, если бы я не заметила рассеченную губу. И я жалею, что тогда спросила, заходил ли Дор-Марвэн. Арданг просто ответил 'Да', но его испытующий, холодный, полный вызова взгляд, мне не понравился совсем. После этой истории держать себя в руках и продолжать мило улыбаться в присутствии отчима стало значительно трудней.
  
  Я еще пару раз выходила в город, докупала лекарства и одежду для приюта. Дор-Марвэн, напомнивший, что денег на содержание приютов выделяется из казны достаточно, удивился благотворительному порыву дам, но одобрил и его, и мое участие. Однако этот сомнительный праздник посетить не захотел.
  - Нэйла, - ласково сказал он. - Народ увидит и запомнит милостивую принцессу. Благодетельницу. Щедрую, открытую душу. Не нужно отвлекать внимание людей на меня. Это не страшно, что ты еще не общалась с народом сама.
  Это была правда, до совершеннолетия все происходило в присутствии регента. И отчим догадывался, что я могла переживать из-за такого события. Это, конечно, не речь в городском совете, но все же. Он положил ладонь на мою кисть и одобрительно пожал.
  - Я понимаю, что ты не привыкла к вниманию толпы. Но я верю в тебя. Ты сильная, прекрасно справишься и без меня.
  Часто мне очень хотелось, чтобы он не был таким понимающим, внимательным, предупредительным. Мне было бы легче всегда помнить о его низости. И ненавидеть...
  
  
  
  Глава 7
  
  
  
  Приютский праздник оставил неприятный осадок и зуд жажды деятельности.
  Хмурый серый дом, даже в тот погожий день казавшийся холодным и сырым. По сути, пристройка рядом со зданием монастыря. На благородных дам, решивших помочь приюту, собралась посмотреть немаленькая толпа. Люди стояли за монастырской оградой и глазели, шушукались. Но мне было все равно.
  Грязные худые дети, которыми занимались покалеченный на войне мужчина и три монахини с уставшими лицами, кажущиеся очень старыми. Монастырский детский приют... Три десятка детей. Сироты, подкидыши, беглецы, нашедшие здесь пристанище. И у всех пустота во взглядах, лишенных надежды... Церковь кормила ребят, давала крышу над головой, но, вместо того, чтобы хотя бы научить их читать и считать, внушала, что в таком убогом существовании есть смысл. Горько. Очень горько...
  Дары были щедрыми, дамы нарочито вежливыми. Я знала, что они изо всех сил скрывают брезгливость, стараясь ни к чему не прикасаться. Кажется, о реальном состоянии дел благодетельниц никто не предупредил. Мне ведь тоже не сказали, что это детский приют. Монахини благодарили, принимая свертки, мужчина кланялся, перепуганные дети стояли у стены и не представляли, что им делать. А я понимала, что, сколько подарков ни дари, детям так не помочь, нужно было очень многое менять.
  Внимание привлекла маленькая девочка с такими же большими карими глазами, как у Арима, как у мамы. Она смотрела на меня, как на ожившую сказку, и пыталась прикрыть рукой пятно на фартуке. Безуспешно, - оно было значительно больше ее ладошки. Я присела, улыбнулась, поманила девочку. Она испугалась, схватилась за руку стоящего рядом, похожего на него мальчика, - наверное, старшего брата, - и, вжав голову в плечи, спряталась у него за спиной. Я посмотрела мальчику в глаза:
  - Ты же видишь, она не хочет без тебя подходить.
  Он покраснел, закивал и, шаркая слишком большими ботинками, подвел сестру ко мне. Не помню, о чем мы разговаривали. Я что-то спрашивала, рассказывала ничего не значащие глупости, дала обоим по игрушке. Потом, когда эта парочка оттаяла и перестала заикаться на каждом слове, попросила детей показать мне приют изнутри. Другие ребята за это время мелкими шажками подтянулись ко мне поближе. Я оглянулась, сделала знак телохранителю подойти. Заметила благоговейное неверие, с которым смотрели на меня дамы. Они искренне не понимали, как это я решилась прикоснуться с этим невозможно испачканным детям!
   - Не меньше сотни пирожков с разными начинками прямо сейчас, - шепнула я на ухо удивленному мужчине. Он кивнул и бросился исполнять.
  Дети окружили меня, задавали вопросы, что-то рассказывали, перебивая друг друга. Мы зашли в дом, ребята показывали комнаты, мы вместе рассматривали подаренные вещи. Куда бы я ни посмотрела, везде меня встречал восторженный детский взгляд. Подсолнухи и солнце... Потом слуги принесли горячую ароматную сдобу. Полуголодные дети вначале несмело, потом бодрей брали пирожки. В конце визита детвора смеялась, веселилась. И, казалось, никто не стеснялся удивленных, растерянных дам, сбившихся где-то у входа в тесную пеструю кучку.
  Так у меня появилась еще одна забота... Потому что не смогла пройти мимо тех, кому была в силах помочь.
  Просмотрела деньги, переводимые из казны на содержание приюта, даже не удивилась тому, что их должно было хватать на большее. Поговорила с настоятельницей монастыря. Провела, так сказать, воспитательную работу, результатом которой стали одна тихо ненавидящая меня женщина и начавшиеся через два дня уроки чтения и счета. Приставила к делу фрейлин. Ту самую баронессу Лирон и еще четырех ее ближайших подруг. Оказывается, если сурово посмотреть на дам и объяснить, что 'ужасно грязных' детей можно отмыть, тогда они будут чистыми, у фрейлин просыпается совесть и даже находятся какие-то вполне разумные мысли. Дамы должны были контролировать расход средств, питание, ремонт помещений, занятия. В дальнейшем планировать распределение воспитанников в подмастерья или ученики. Я старалась сделать как можно больше за время, оставшееся до побега. Рассчитывала средства, планировала, обсуждала с дамами текущие проблемы, давала указания. Потратив несколько часов на общение с представителями разных профессий, я заручилась их поддержкой. Мне хотелось верить, что хлебопеки, ювелиры, часовщики, сапожники, переплетчики, портные и прочие соглашались взять на учебу моих подопечных потому, что тоже желали помочь. А не потому, что таким, как я, не отказывают.
  Эти три недели, что отчим был во дворце, пронеслись как единый миг, а я безумно устала, вымоталась. Как-то вдруг оказалось, что мое присутствие лишь в некоторых случаях желательно, но в большинстве просто необходимо. Я возилась с делами приюта, была на приемах, вечера занимали Дор-Марвэн и братья или же вынужденное общение с придворными на балах. Ночами пробиралась на кухню и к Ромэру. Весь день был расписан даже не по часам, по минутам. А я скучала по тем дням, когда свободное время вообще было. Иногда от навалившихся забот не хватало времени не только поспать, но и даже вздохнуть.
  Приютские хлопоты были, конечно, некстати, но странным образом успокаивали. А поводов переживать было много. Стратег несколько раз заговаривал о моем скором замужестве. Осторожно, но настойчиво. Рекомендовал не затягивать с выбором основных кандидатов в мою свиту. Пытаясь поскорей отделаться от бессмысленного в свете моих планов задания, я отдала Дор-Марвэну бальные книжки с пометками. Сделанные на ходу записи регента позабавили, но приятно удивили. Казалось, он не ожидал от меня такого практичного подхода к вопросу. Отчим обещал записи просмотреть, и предложил выбрать свиту за меня, опираясь на пометки. Я боялась переусердствовать с покорностью, а потому довольно твердо заявила, что подбор свиты представляется мне очень важным делом. Не хотелось, чтобы это решали без меня или второпях. Дор-Марвэн согласился и пообещал по возвращении из поездки выделить на обсуждение претендентов целый вечер.
  Из разговоров с придворными узнала, что регент не спешит отдавать меня замуж за князя и по слухам собирается перенести свадьбу на более поздний срок. Не знаю, чего именно ждал Дор-Марвэн, со мной своими мыслями и расчетами он не делился. Хотя мне было все равно, на июль назначат свадьбу или на август. Принимать участие в церемонии я не собиралась ни в коем случае.
  Побег откладывался. Бежать без вольной было глупо, а достать печать за то время, что отчим провел в столице, я не сумела. Из-за этого нервничала ужасно. Ведь прошел уже месяц, половина от намеченного срока. А Дор-Марвэн снова уехал... Я воспользовалась его отсутствием, чтобы напомнить окружающим о своих странностях, чтобы не забывали, - принцесса нелюдимая, и это нормально, если она не появляется днями. Особенно, если нет Дор-Марвэна. Заперлась в башне на целых три дня! Даже не подозревала, что так устала от переживаний, от людей, что так хотела спать...
  
  Впервые за несколько недель могла позволить себе подольше посидеть с Ромэром, поговорить. Спросила его, какое он предпочитает оружие. Он так удивился вопросу, что я сразу поняла, - все еще не верит. Но я не могла его винить. У меня не было времени на разговоры, на убеждение. А все наши ночные встречи больше походили на подкармливание, а не на общение. Я вдруг подумала, что знакома с ним месяц, но ничего не знаю об этом человеке. Только то, что вычитала в документах отчима.
  - Меч, кинжалы, лук, - коротко ответил он.
  - Одно- или двуручный меч? - уточнила я. Давно уже решила, что оружие возьму у брата. Купить я его сама не могла и думала, что Брэм не обидится. У него одних мечей два десятка. Тем более, я же возьму самый скромный.
  - Лучше одноручный и кинжал.
  - Хорошо, - легко согласилась я. Вот если бы он щит попросил, это было бы трудней достать. Брат ими не пользовался, а в замковую оружейную я проникнуть не могла. В комнаты брата тоже было опасно лезть, но полегче, чем в кабинет отчима, потому что брат запирал свою оружейную, а не выставлял охрану у дверей.
  Ромэра, привыкшего к моим получасовым визитам, удивляло отсутствие спешки.
  - Дор-Марвэн уехал, - пояснила я. - Вернется через четыре дня.
  - Понятно. Я так и подумал, - кивнул арданг и задумчиво нахмурился. Потом, решившись, продолжил: - Я понимаю, это не мое дело, но каким образом его отсутствие в замке соотносится с продолжительностью Ваших посещений?
  - Когда он дома, я чаще всего должна проводить вечера с ним, - не подумав, ответила я.
  Пленник странно усмехнулся и, качая головой, сложил руки на груди. Я уже успела заметить, что эта поза выражает абсолют недоверия. И только тогда, глядя на саркастичную усмешку Ромэра, поняла, как он истолковал мои слова. Почувствовала, что загорелись щеки.
  - Я не его любовница! - выпалила я.
  - Конечно, - кивнул арданг. - Разумеется. Простите, так подумалось...
  - Я не его любовница! - повторила я с нажимом. Понятное дело, сама виновата, но эта усмешка раздражала.
  - Милая леди, простите, - без тени сожаления сказал пленник. - Иногда в мою голову приходят глупые мысли.
  Я вздохнула, борясь со злостью на себя. Вот и пообщались. Я дала такой хороший повод, такое добротное основание себе верить! Оставаться в камере больше не было смысла. Я подхватила сумку и светильник.
  - До завтра, - коротко попрощалась я.
  - Знаете, Вы не должны делать то, что он просит, например, приходить сюда, - в голосе Ромэра почудилась жалость ко мне. Только этого не достает для полного счастья! - Понимаю, он умеет убеждать. Но Вы все равно не должны. Не приходите больше.
  - Я не его любовница! - прошипела я. Выдохнула, стараясь совладать с собой. И вполне вежливо повторила: - До завтра.
  - Прощайте, - тихо ответил он.
  Уже лежа в кровати и ругая себя за сказанную глупость, задалась вопросом, почему я не объяснила, что Дор-Марвэн мой отчим? Хотя потом подумала, что правильно не объяснила. Доверия это мне бы точно не добавило... Лучше пока быть в его глазах уставшей любовницей регента или женщиной, которая не хочет становиться фавориткой, но не знает, как противостоять тирану.
  
  Мое появление на следующую ночь поразило узника. Казалось, он даже на пару мгновений потерял дар речи.
  - Скажите, - с отчаянием в голосе начал арданг, забыв про приветствие. - Чего Вы должны от меня добиться, чтобы он оставил Вас в покое?
  Я подошла поближе, положила сумку, поставила рядом светильник, наклонилась к пленнику.
  - Ромэр, я вчера сказала глупость, из которой Вы сделали закономерный, но, к счастью, неверный вывод. Меня никто не посылал. Я понимаю, Вы поверите мне, только оказавшись на свободе. Не раньше. Я даже не жду иного. Но давайте не будем усложнять жизнь нам обоим?
  У него в глазах снова появилось такое же странное выражение, как во время первого разговора.
  - Простите, - прошептал он. Как мне показалось, вполне искренне.
  - Да я сама виновата.
  Инцидент был исчерпан, но я не решилась ни оставаться надолго, ни пытаться заводить разговоры. Ни в ту ночь, ни в последующие.
  
  
  Я придумала, как мне получить заветную печать на пустой бумаге. Ведь на самом деле, мне нужно было всего две минуты времени, самое большее. Взять печать, стукнуть по чернильной подушечке, потом по листу и вернуть печать на место. Все! Но, сколько я ни пыталась, сделать это ночью не могла. То в кабинете работал отчим, то перед открытой дверью дежурили знакомые болтуны-стражники. А если путь был свободен, то оказывалось, что регент запер печать в столе. Но у меня, наконец, созрел план.
  К приезду Дор-Марвэна я приготовила отчиму подарок. Нужно же было хоть изредка платить за знаки внимания, на которые он не скупился. Я отправилась в заветную комнату среди бела дня, сразу после семейного обеда, неся в руках аккуратно упакованную изумительно красивую резную шкатулку. Не обращая внимания на удивленного стражника, прошествовала в пока еще пустой кабинет и поставила подарок на стол. Отчим уже с утра работал, а, отвлекшись на обед, не запер печать. Я быстро поставила темно-красное изображение грифона в круговом вензеле на листок и собралась уходить. Именно в этот момент вошел Дор-Марвэн.
  Войди он секундой раньше, увидел бы, как я прячу бумагу с просохшими чернилами в карман. А так я не делала ничего предосудительного. Волнение и смущение тут же объяснились тем, что хотела сделать сюрприз, а не вручать подарок лично. Я же не просто нелюдимая, я еще и стеснительная. Но, надо же, какая незадача, отчим вернулся в кабинет раньше, чем я успела выйти.
  Он легко поверил. А все потому, что я не имела привычки врать. Шкатулка ему очень понравилась, он был тронут и рад. Раньше я дарила ему подарки довольно редко, когда мама напоминала. Во время траура мне было не до того, так что моему вниманию Дор-Марвэн обрадовался вдвойне.
  Через пару часов я была готова прыгать и петь от счастья, любуясь аккуратно составленной вольной. Теперь осталось только дождаться следующего отъезда отчима, - и можно бежать!
  
  В ту же ночь все чуть не рухнуло. Окрыленная успехом, я расслабилась и едва не поплатилась за беспечность. Всего лишь не прислушалась перед тем как зайти в тюремный коридор. Спасибо, что хоть светильник не зажгла. И то, только потому, что в коридоре это было удобней делать, чем в узком проходе. Я уже нажала на камень, уже стенка чуть отодвинулась, я уже приготовилась нырнуть в коридор, как тут с лязгом повернулся ключ в замке входной двери. Как я могла не услышать стражников? Они же так громко переговаривались! Я тут же скользнула назад в спасительную темноту лаза, но сам ход я закрыть не могла! В стене зияла щель... Механизм оставлял проход открытым минуты на две точно...
  Я думала, что за эти две минуты сойду с ума, поседею и умру от ужаса. Мне казалось, что охрана непременно заметит щель. Ее невозможно было не заметить. Но стражники болтали о чем-то своем, топчась у дверей, вязкое время тянулось секунда за секундой, наконец, с едва слышным шорохом закрылся ход... Слава тебе, Господи!
  Не знаю, как я нашла в себе силы шевелиться, но пошла, держась за стенку, встала напротив камеры. В тусклом свете далекого факела увидела Ромэра. Он сидел в углу на обычном месте в привычной позе. И ждал появления что-то увлеченно обсуждающих стражников. Один из них закрепил на стене новый факел, другой забрал с пола пустые миски и кувшин, заменив их полными. Ни один из охранников даже не посмотрел в сторону пленника, будто его там и не было. Просто сделали свое дело и ушли. Видно, им тоже надоела игрушка отчима.
  Я простояла неподвижно очень долго. По тому, как затекли спина и шея, можно было сказать, что больше часа точно. Боялась, что вернутся стражники. Глупый, безосновательный страх, который я не могла побороть. Так и стояла, смотрела на Ромэра и не могла пошевелиться. Он поднялся и стал ходить вдоль стены. Цепи кандалов, скользя по протянутой вдоль стены цепи, как-то зловеще позвякивали. Он мерил шагами камеру, шесть шагов туда, шесть обратно, и от него веяло растерянностью и какой-то опустошенностью.
  Я собралась с духом и второй раз за ночь открыла ход. Тихо проскользнула в коридор, а потом и в камеру. Ромэр заметил меня и улыбнулся.
  - Я думал, Вы придете позже, - начал он, но, заметив мои трясущиеся руки, поспешно спросил: - Что-то случилось?
  - Я пришла одновременно со стражниками, - прошептала я. - Чуть не попалась.
  Он испугался не на шутку, даже побледнел.
  - Не приходите больше. Это очень опасно. Я пойму, если Вы откажетесь от затеи, но если все же решитесь... То приходите только в тот самый день, не раньше.
  - А до сегодняшнего дня опасно не было? - спросила я, доставая из сумки свертки с едой и силясь улыбнуться.
  Он казался очень виноватым, смутился, но признался:
  - До этого момента я был уверен, что Вы с ними заодно. Я не думал, что Вы действительно рискуете.
  Эти слова меня нисколько не удивили.
  - Почему передумали?
  Он понял, что я не рассердилась, и усмехнулся:
  - Вы очень убедительно боитесь.
  Я только улыбнулась и покачала головой. Какие разные вещи могут заставить человека поверить другому. Пленник, как всегда, с благодарностью принял припасы, но в этот раз осторожно развернул продукты и бережно положил в самый угол. Отдал мне салфетки.
  - Нэйла, уходите. Не подвергайте себя лишней опасности из-за меня. Пожалуйста.
  Он искренне за меня переживал, даже боялся. А еще заметила, что он первый раз назвал меня по имени. И почему-то именно это окончательно убедило меня в том, что арданг мне поверил.
  - Я постараюсь прийти завтра. Может, позже, ближе к утру...
  Он отрицательно покачал головой:
  - Ненужно, не рискуйте зря. И помните, моя жизнь не стоит Вашей свободы, - Ромэр сжал мою ладонь в своих. - Не приходите больше, прошу.
  Спорить я не стала. Смысла в этом не было никакого. Я просто знала, что все равно приду, если у меня будет возможность.
  
  
  Полторы недели до отъезда отчима...
  Последние приготовления, самовнушение, попытки успокоиться. Надо сказать, вполне удачные. Никто ничего не заподозрил, ни отчим, ни брат, ни колдун, пристального внимания которого я особенно боялась. Ромэру о дате ничего не говорила, он и так за меня безумно переживал, упрекал в беспечности, все уговаривал больше не приходить в камеру.
  К счастью, на это время был запланирован только один бал и два приема. Большего числа я бы не выдержала. Учитывая все переживания, нервное ожидание того самого момента, когда все решится, вообще удивляюсь, как могла связно разговаривать и даже делать что-то полезное и разумное.
  Во второй вечер после возвращения Стратег пригласил меня в свой кабинет. Я много раз бывала в этом кабинете, но лишь второй раз с разрешения его владельца. Какая ирония... Предложив устроиться за небольшим круглым столиком, Дор-Марвэн приступил к отбору основных кандидатов в свиту. К разговору со мной регент подготовился тщательно. Составил список, написал карточки, на которых указал имена, титулы, ключевые моменты биографии и озвученные мне предложения. Понимаю, у каждого своя система организации, но наблюдать за тем, как отчим, словно колоду карт, тасует чужие судьбы, было жутко...
  Первыми были названы имена тех, кто предлагал мне свою верность и защиту. Еще тогда, на балах, вспоминая горькую усмешку Ромэра, очутившегося во власти Стратега именно из-за предательства 'надежного' соратника, ни одному из тех кавалеров я не поверила. И не удивилась тому, что отчим, вопросительно изогнув бровь и дождавшись моего кивка, отложил эти карточки в сторону, сопроводив репликой: 'Ты права. Болтуны не стоят нашего внимания'.
  Следующими были названы имена людей, предлагавших мне доли в доходах. Именно 'дельцы' стали костяком будущей свиты. Дор-Марвэн проследил за тем, чтобы интересы деловых партнеров не пересекались. Тут-то и пригодились карточки, которые отчим раскладывал на столе разными группками, показывая мне, в принципе, взаимозаменяемых людей. Регент хотел, чтобы свита работала на меня, чтобы люди, составляющие мое окружение, ладили между собой. Поэтому долго, очень долго мы перекладывали карточки в разных комбинациях, пока не отобрали восьмерых основных 'дельцов' и трех запасных. Остальные карточки отчим аккуратно положил на стопку с 'защитниками'.
  Дополнять эту деловую часть свиты, призванную охранять мои, то есть, по сути, свои торговые интересы, должны были люди, разбирающиеся в подводных течениях муожского двора. Передо мной оказались шесть пар карточек. Пожилые семейные пары. Конечно же, 'дельцы' ехали со своими супругами, но только в этой новой категории, названной отчимом 'сплетники', у женщин были свои карточки. Как следовало из названия, пары должны были собирать слухи и достоверную информацию, помогать ориентироваться в новой среде. Кроме того, предполагалось, что дамы станут мне в некотором роде дуэньями и советчицами.
  - Двух или трех фрейлин тебе придется выбрать. Они важны. Я заметил, что с дамами в возрасте ты почти не общаешься. Но ты приблизила баронессу Лирон и нескольких ее подруг, - задумчиво глядя на подготовленные парные карточки, сказал отчим. - Я считаю, что опытные фрейлины будут на первых порах предпочтительней. Но, если ты хочешь, можно рассмотреть и кандидатуру баронессы. Мне бы хотелось, чтобы тебя окружали не только полезные люди, но и те, с которыми у тебя хорошие отношения.
  - Нет, отец, я не возьму с собой баронессу, - твердо ответила я.
  Он удивленно посмотрел на меня, приподняв брови:
  - Я ошибся в выводах? Мне казалось, вы неплохо ладите.
  - Вы не ошиблись. Но она нужна мне здесь.
  - Почему? - в глазах регента отражалось искреннее недоумение.
  - Приют, отец, - пояснила я очевидное. Неужели он думал, что для меня это забавы? Такое предположение зацепило, но мой голос прозвучал холодно и спокойно. - Она серьезно относится к заданию, я могу на нее положиться.
  Он кивнул:
  - Понимаю. Не знал, что это для тебя настолько важно, - сделав небольшую паузу, он продолжил: - Что ж, я не буду настаивать на ее кандидатуре, тем более выбирать есть из кого.
  С некоторым трудом соотнеся имена предложенных дам с примелькавшимися лицами, я остановилась на трех. Их мужья меня не очень занимали, с ними все равно была почти незнакома. Отчим отложил к 'дельцам' еще шесть карточек.
  - Вот мы почти и закончили, - улыбнулся Дор-Марвэн, просматривая отобранные карточки, пересчитывая их. - Четырнадцать... Я позволю себе добавить еще одну. Для счастливого числа.
  С этими словами он положил передо мной еще одну карточку. 'Колин эр Сорэн, виконт, 23 года'. Я с удивлением посмотрела на отчима. Это имя мне вообще ни о чем не говорило.
  - Кто это?
  Регент странно улыбнулся. Он был доволен тем, что предугадал мою реакцию, ситуация его несколько веселила, но в глазах мелькнула горечь.
  - Я так и думал, что ты его не замечала. Присмотрись к этому юноше. Прекрасный мечник, хорошо образован, воспитан, умен. Но не это главное. Он давно и безнадежно влюблен в тебя. Слишком робок, чтобы пытаться завоевать твое внимание, но, не раздумывая и секунды, отдаст за тебя жизнь.
  - Откуда Вы это знаете? Он Вам сказал? - недоверчиво нахмурившись, спросила я. В романтические бредни не верилось, как и в то, что регент мог поверить таким словам. Но по какой-то причине отчим решил поощрить 'влюбленного'.
  Дор-Марвэн качнул головой, снова улыбнулся той странной улыбкой:
  - Нет, он ничего мне не говорил. Я просто вижу.
  И отчим переложил карточку с именем виконта в стопку 'свита'.
  
  
  Неделя до отъезда отчима...
  Я пообщалась с отобранными фрейлинами. Дамы произвели благоприятное впечатление. Они знали, что Дор-Марвэн готовит мне свиту, и правильно поняли приглашение на чашку чая в башне. Первые фрейлины, переступившие порог моих комнат за год с небольшим. Я не была настроена на светские беседы ни о чем. К чести дам, они поняли это мгновенно, так же перейдя на деловой тон. Уже через час я уверилась в правильности выбора. Эти женщины были умны, наблюдательны и осторожны в словах.
  Мне поведали много интересного о будущем супруге и его придворных. В частности подтвердили рассказы графини Рувийской о любовных похождениях князя Бойна. Заодно прояснился вопрос с Воларом, оказавшимся внебрачным сыном князя. Первым его бастардом, и, возможно, потому единственным ребенком из восьми, которого князь Бойн официально признал своим сыном. Внутренняя политика, которую последнее время проводил князь, многих не устраивала, многие надеялись на скорое изменение ситуации. По словам дам, очень многие были готовы помочь Бойну стать покойным князем. И тогда на престол взошел бы Волар, казавшийся пока удобной, послушной марионеткой. Интересная картина...
  Переглянувшись, фрейлины косвенно подтвердили и наблюдения отчима, касавшиеся Колина эр Сорэна. Странно, похоже, я одна не замечала юношу и его чувства. Одна из дам осторожно сделала пару комплиментов виконту. Но особого интереса этот молодой человек у меня не вызывал, поэтому лестный отзыв я пропустила мимо ушей. Что дам, переведших разговор на ближайший бал, не удивило.
  На следующий день фрейлины меня приятно удивили. Ни во время прогулки, ни во время бала они не пытались навязывать мне свое общество.
  
  Четыре дня до отъезда отчима...
  Очередной прием, на котором снова присутствовали муожские аристократы, остался в памяти размытым пятном. От мысли о побеге, от взгляда на часы у меня колотилось сердце, дрожь удавалось унять с превеликим трудом. Но я улыбалась и была внешне спокойна. Как всегда.
  На следующий день зашла к Брэму в оружейную, служившую в плохую погоду и тренировочным залом. Меч, который собиралась взять, я заприметила давно. Теперь хотела проверить, постоянно ли его место. Чтобы ночью в темноте не терять время на поиски. Еще из коридора услышала, что Брэм тренируется с учителем. Не желая отвлекать, остановилась в дверях, наблюдая за боем. Брат хорошо справлялся, увертываясь от выпадов противника и атакуя. Не раз замечала, что в бою и на лошади Брэм преображается. Перестает казаться подростком, становится молодым королем. Брэм вообще очень походил на отца, и каждый прожитый год подчеркивал это сходство. На соперника брата тоже было приятно посмотреть. Отточенная пластика красивых движений, хорошая фигура, подчеркнутая такой же, как у брата, облегающей защитной черной жилеткой с тонкими металлическими пластинами. Тренеров Брэма, в отличие от других учителей, я не знала, ими занимался отчим. Я не вмешивалась в то, в чем не разбиралась. Вскоре бой закончился. Тренер в вежливом полупоклоне склонился перед братом. Брэм кивнул:
  - Благодарю за бой, виконт. Какие будут замечания?
  - Нужно будет еще поработать над блоками, Ваше Величество. Вы порой слишком увлекаетесь атакой, пару раз я Вас чуть не достал, - голос и интонации виконта мне понравились. Никакого подобострастия, льстивости. Спокойный деловой разговор человека, знающего свои обязанности. Тут брат заметил меня. И мгновенно изменился, превратившись из серьезного юного короля в веселого мальчишку.
  - Нэйла! Что, обедать пора?
  - Да, - улыбаясь, подтвердила я. - Ты прекрасно бился. Я видела, мне очень понравилось.
  - Спасибо, - просиял Брэм и, указав на склонившегося передо мной учителя, добавил, чуть поморщившись. - Но виконт прав, я больше люблю атаковать, а не защищаться.
  - Уверена, ты в скором времени исправишь этот недостаток, - с любопытством поглядывая на замершего в поклоне виконта, ободрила я. Брат, проследив за моим взглядом, в свойственной ему манере легкого пренебрежения к этикету решил представить мне своего тренера.
  - Кстати, Нэйла, не знаю, знакомы вы или нет. Но даже если и знакомы, позволь представить тебе виконта эр Сорэна.
  Лишь услышав эти слова, учитель выпрямился и посмотрел на меня. Статный высокий шатен, умные карие глаза, правильные черты красивого лица. Конечно, я прежде видела его при дворе, но, кажется, мы так ни разу и не разговаривали. Как он умудрился в меня влюбиться? Загадка...
  - Очень приятно, - вежливо улыбнулась я. Виконт снова склонился в коротком поклоне:
  - Ваше Высочество, я безмерно рад знакомству.
  
  Один день до отъезда отчима...
  Я считала минуты... Изо всех сил старалась не выдавать волнение, но руки предательски дрожали, стоило мне глянуть на часы. Пришлось, сославшись на разыгравшуюся головную боль, сбежать в башню. Утешилась тем, что просто напомнила о своей нелюдимости.
  
  
  
  Глава 8
  
  И вот этот день настал. Утром проводила Дор-Марвэна. Прощание получилось еще более трогательным и родственным, чем обычно. Отчим несколько раз хвалил меня за мужество, за принятое решение, за то, что не устраивала скандалов по поводу брака. Теперь, увидев мое практичное отношение к выполнению своего долга невесты и получив от меня подарок, уверился, что я окончательно смирилась и не держу зла. У меня и в мыслях не было разубеждать отчима. А когда Стратег сообщил, что вернется через две недели, за два дня до праздника в честь годовщины победы над Ардангом, я только вежливо улыбнулась и кивнула, словно приняла к сведению. Не более. Когда все удастся, тогда и буду злорадствовать, представляя лицо отчима, осознавшего всю прелесть моего побега. С Ромэром.
  Днем, как ни в чем не бывало, обсуждала с дамами дела приюта. После полудня ездила навестить детей. Здание ремонтировали, а на фасаде неожиданно для меня появилось изображение моей короны. Я даже не успела спросить, почему она там, как баронесса Лирон с придыханием пояснила:
  - Вы так много делаете для приюта, для детей! Пусть все знают, кто покровитель.
  Требование убрать корону выбило почву из-под ног дам-опекунш. Они, конечно, знали, что я скромная, но не до такой же степени. Одна из женщин даже расплакалась. Пришлось после уделить пару часов созданию эскиза, отображающего не только мою геральдическую корону, но и короны пяти фрейлин, заботящихся о детях. Чтобы чувствовали ответственность.
  Но в целом я была довольна. Дети, которых за последние две недели стало больше на два десятка, как всегда, обрадовались мне. За это время они изменились. Опрятные, чистые, сытые ребята наперебой хвастались своими успехами, подарили мне несколько рисунков. Я вместе с детьми посидела на уроке счета, который вела пожилая монахиня, похожая на сладкую булочку. Дети учились старательно, с удовольствием.
  Я не ожидала, что получится изменить столько за такой короткий срок, и не скупилась на похвалы дамам. Фрейлины прекрасно справлялись, оказывается, могли тоже пользу приносить. Я давно уже заметила, что им даже нравилось новое занятие, ответственность. Серьезней всех к проблемам приюта относилась баронесса. Это радовало, я боялась, что в мое отсутствие все будет забыто и заброшено. А мне было жаль детей.
  Ужин в тот день тоже получился семейный. Брэм оживленно рассказывал о лошадях, о том, какой прием отрабатывал, сколько раз сегодня поразил мишень... Кормилица говорила о щенке, которого купил Ариму отчим. Сам братец щебетал что-то восторженное.
  Чего мне стоило не обнять братьев покрепче на прощание, не сказать обоим, что я их люблю... Но я не могла выдавать себя. А они и так, без лишних слов, знали, что я их любила.
  
  Вечером после ужина сказала служанке, что устала, чтобы завтра и, скорей всего, послезавтра меня не беспокоили вообще. Девушка была понятливой. Она уже уяснила, что такое распоряжение означает: 'Принцессе нужно принести много еды'. Все, что она принесла, я смогла бы съесть разве что за неделю. Но это было к лучшему, - отпала необходимость пробираться на кухню. Тем более что в тот вечер мне еще нужно было добыть клинки.
  Личную оружейную брат обычно запирал, а ключ носил с собой. Это было требование отчима, не терпевшего неограниченного доступа к оружию. К счастью, к окну я могла подобраться, спустившись по зацепленной за горгулью веревке. Главной задачей было не думать, что все это я проделывала ночью, слава богу, лунной, и на высоте третьего этажа. А еще не вспоминать о стражниках, проходящих под этими окнами два раза в час, и о том, что стоит мне выдать себя хоть шорохом, луна превратится из помощника в обличителя...
  Нужный меч я заприметила еще пару недель назад, запомнила, где он висит. Так что найти его не составило труда. Но теперь передо мной встала неожиданная проблема: как прицепить меч к себе, чтобы он не мешал двигаться? Воины, привычные к оружию, наверное, уже и не обращали внимания на мечи, а, быть может, я что-то делала неправильно... Но меч то бил по бедру, то норовил соскочить на пол. Кинжалы, которые я прямо с ножнами примотала к сапогам, так не мешали, хотя, конечно, тоже стесняли движения. В итоге, потеряв много времени и сил, я смастерила из нескольких обычных перевязей одну заплечную. Теперь меч висел на спине, закрепленный таким образом, что я не могла его потерять, а он мне мешать. Надеюсь, Брэм не очень расстроится, когда обнаружит пропажи.
  Закрывать и запирать за собой окно, цепляясь одной рукой за веревку, было трудно, конечно, но необходимо. Я не хотела, чтобы пропажи и мой побег связали с окнами. А вдруг бы меня поймали? Вдруг бы потом пришлось опять бежать? А если окна зарешетить или поставить под ними стражников, то сбежать будет куда сложней. Не знаю, сколько я там провисела, по ощущениям - вечность. Ко всему в самом разгаре, когда я про себя рассказывала непокорной щеколде все, что о ней думаю, приблизился патруль. И мне пришлось спешно вскарабкиваться на крышу, прятать веревку и обниматься с горгульей. Лишь минут через десять я осмелилась снова попытаться запереть окно. Когда со сто восьмой попытки мне это, наконец, удалось, я уже была почти не в состоянии думать. Так что пришлось посидеть на крыше рядом с подругой-горгульей, собираясь с мыслями, пока не прошел следующий патруль.
  Решила, что возвращаться в башню с мечом, который мне только мешает, глупо, если библиотечный ход, через который я собиралась бежать, был совсем рядом. Этот ход я обнаружила относительно недавно. В алькове в архивной части библиотеки, за статуей ангела с распахнутыми крылами. У меня укатился туда карандаш, и камень, отличающийся по цвету, я в тени статуи заметила случайно. Ход я нашла, но куда он вел, даже не представляла. Он был очень длинный. Шла по нему три часа, но до выхода не добрела. Только смогла определить, что ведет он куда-то на северо-запад. Ход был в прекрасном состоянии, и я понадеялась на свою счастливую звезду и на помощь свыше, потому что возможности проверить его до конца у меня не было.
  В этом проходе я давно, еще до посещения приюта, спрятала необходимые для путешествия вещи. А теперь добавила к ним и меч с кинжалами. Всегда неуютно чувствовала себя рядом с оружием. Единственный клинок, к которому смогла привыкнуть - мой нож, спрятанный за голенищем сапога. И то, он мне необходим окна открывать-закрывать.
  В библиотеке щелкнули часы. Этот звук показался в мертвой тишине архива таким резким и громким, что я чуть не вскрикнула от испуга. Бог мой, уже почти полночь! Осталось мало времени до рассвета, жалкие пять часов, а мне нужна была темнота! Ждать следующей ночи, чтобы проникнуть из башни в архив, не было возможности... Я выбралась из библиотеки, закрыла окно и поспешила к заветному гобелену с косулями, уговаривая себя не паниковать. Да, еще много нужно сделать до ухода, но время было. Его на все должно было хватить. На все.
  
  В тюремном коридоре было светло. Значит, стражники были у Ромэра совсем недавно, это хорошо. О большем нельзя было и мечтать, потому что следующий раз они придут не скоро. В свете факела я увидела Ромэра. Он спал, сидя в углу, прислонив голову к стене. Факел потух, потрещав на прощание. Но это было не страшно, я, похвалив себя за предусмотрительность, нащупала в темноте спрятанный тут светильник и вышла в тишину коридора.
  Ромэр проснулся от звука моих шагов.
  - Нэйла, Вы снова пришли, - начал он с укоризной, но свою обычную просьбу не рисковать ради него озвучить не успел. Потому что я, не обращая на узника внимания, схватила со стены ключ от кандалов. Когда я повернулась к пленнику, смотреть на него было страшно и больно. Бледный, пораженный, отчаянный... Он не верил в реальность происходящего. Он же не знал, что это будет сегодня. Я метнулась к ардангу, встала на колени, осторожно поставила на пол светильник. Предельно осторожно, потому что у меня дрожали руки, а уничтожить единственный источник света я не могла.
  Ромэр следил за моими действиями, казалось, он был не в силах ни шевельнуться, ни сказать что-либо. А я пыталась попасть ключом в замок и отмахивалась от назойливой мысли, что надо было проверить раньше, подходит этот ключ вообще или нет! Паника накатывала новыми волнами-вопросами: 'А если замки заржавели? А если ключ сломается? Почему ты не проверила все еще два месяца назад?!'. Я закрыла глаза, прижала ключ к груди, несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Представила, как ключ аккуратно входит в скважину, как я его поворачиваю, как слышу щелчок замка, как браслет кандалов открывается. Сделав еще один глубокий вдох, набрав побольше воздуха в легкие, я гордо распрямила спину, открыла глаза, решительно положила левую руку на замок, правой вставила ключ и повернула. Щелчок. Браслет открылся. С тихим металлическим звоном соскользнул на пол. Со вторым замком я разобралась за секунду.
  И только тогда решилась посмотреть на Ромэра. Выражение его глаз, лица я передать не могу, столько разных эмоций они отражали. Через мгновение сама почувствовала, что улыбаюсь, как безумная, а у меня по щекам бегут слезы. Арданг молниеносным движением встал передо мной на колени и сгреб меня в охапку. Он прижимал меня к себе не сильно, даже нежно, и, не переставая, шептал 'Спасибо'. Я обнимала его, счастливая только от того, что ни одно из шальных панических предположений не стало правдой.
  Я довольно быстро взяла себя в руки.
  - У нас мало времени, - выдохнула, наконец. Он кивнул, выпустил меня, поднялся и подал руку, помогая встать.
  - Вы не представляете, что для меня сделали, - прошептал он, когда мы вышли из камеры.
  Я промолчала, не знала, что ответить. Что его мутные от боли глаза все это время были моим жутчайшим кошмаром? Что он не представлял, сколько раз мне снилась та ночь клеймения? Что я сама сходила с ума от злости и ненависти к отчиму? Что терзалась муками совести, так как ничего не сделала еще год назад?.. Что я не хочу даже думать о том, что пережил он, ибо у меня, к счастью, не хватит фантазии представить?.. Или что, освободив его, я так же освободила себя от повторяющегося кошмара?..
  
  Для человека, очень долго не ходившего, Ромэр двигался быстро. И это радовало. Правда, я как-то начала сомневаться в том, что он осилит подъем на крышу. Но выбора не было, нужно было попробовать. Выбравшись через окно с ардангом и спрятавшись в кустах от патруля, я молила небо о помощи. Только бы все получилось, только бы...
  В лунном свете видела удивление Ромэра, когда объяснила, что нужно лезть на крышу. Но он не спорил, даже ничего не сказал, просто жестом предложил мне подняться первой. Когда я остановилась на крыше, примерился к опорам и стал карабкаться вверх. Крепление водосточной трубы жалобно скрипнуло, но выдержало. Без видимых усилий подтянувшись, арданг оказался рядом.
  - Ступайте туда же, куда я, - шепнула я и пошла вперед. Он не отставал. Пока все было хорошо, но впереди была самая трудная часть. Мы должны были попасть в мою комнату. Я рассказала, куда нужно ставить ногу, за что схватиться, как перенести тяжесть тела. Все сильно усложнилось тем, что луну скрыли тучи и, казалось, надолго. А в рассеянном призрачном свете было очень плохо видно, так что я понимала, насколько сложной кажется задача Ромэру.
  - Положитесь на меня, - сказала я, ободряюще погладив арданга по плечу. - Я буду лишь на шаг впереди, направлю.
  - Хорошо, - шепнул он.
  Мы быстро преодолели самый сложный участок пути. Я привычно ставила ноги на знакомые уступы, потом переставляла босую ступню Ромэра на новое место, шепотом говорила, куда скользнуть рукой. На мгновение вообразила, как это могло выглядеть со стороны, а потом вспомнила баронессу Лирон и других дам. Интересно, что бы они сказали про арданга, если приютские дети были 'невозможно грязные', а пленник, бывший пленник, последний раз мылся года четыре назад, если не больше? Мне вдруг стало ужасно смешно, наверное, волнение сказывалось. Но я сдерживалась.
  Встала на подоконник, направила руку Ромэра, дождалась, пока он окажется на подоконнике рядом со мной, пропустила его в комнату первым. Закрыла окно, задернула тяжелые шторы, зажгла светильник, забежала в ванную комнату, включила воду, вернулась в спальню.
  - Пожалуйста, скажите, что Вы не проделывали этот путь каждую ночь, - попросил арданг. Он был поражен и смотрел на меня со странной смесью ужаса и восхищения.
  - Ромэр, - шепотом ответила я. - Это моя комната. И это, - я указала на окно, - единственный скрытный путь отсюда. Так что... проделывала.
  - Простите меня, - выдержав паузу, сказал он. - Я не знал, чего Вам стоило то, что Вы делали все это время. Иначе не посмел бы сомневаться ни секунды. Простите.
  - Конечно, тут и прощать-то нечего, - ободряюще улыбнулась я. - А теперь идите за мной.
  Взяв со стула приготовленные для арданга вещи, отнесла их в ванную комнату. Он шагнул за мной и остановился у порога, как вкопанный.
  - До восхода чуть больше трех часов, но хотелось бы успеть до утренних сумерек. У Вас есть полтора часа, чтобы вымыться, привести себя в порядок, - тихо сказала я, укладывая на табуретку новые вещи. - Тут мыло, щетки, свежие полотенца...
  - Постойте, - перебил он. Я посмотрела на него. Не думаю, что когда-нибудь в жизни мне доведется видеть такое удивление на человеческом лице. - Это такое дворцовое сумасшествие?
  На этом слова у него закончились, он просто стоял с приоткрытым от удивления ртом. А я, так и не поняв, что его так поразило, осторожно ответила:
  - Нет.
  - Вы хотите из замка сбежать обязательно чистой? Вы не казались мне безумной до сего момента...
  - А Вы мне, - хихикнула я, наконец, сообразив, что не так. - Ну, как Вы себе представляли побег? Ладно, это была моя забота, представлять побег, - давясь смехом, говорила я. - Но вот подумайте, выходим мы из секретного хода. А Вы в таком же виде, в каком есть. Да мы двух шагов не пройдем, как все решат, что Вы беглый каторжник. И мы через сутки окажемся там же, где были...
  Тут у меня началась настоящая истерика. Я подхватила пару белоснежных полотенец и, зарывшись в них лицом, чтобы заглушать звук, дала волю смеху. Давно я так не смеялась, до слез, до колик... Но все-таки какие-то мысли в голове остались, я помнила, что время ограничено, и довольно быстро привела себя в чувство.
  - Простите, - вытирая глаза, сказала я Ромэру, он выглядел пристыженным и смущенным. - Понимаю, что Вы меньше всего на свете ожидали именно этого. Но поверьте, я тщательно планировала побег. И у нас есть время.
  - Да Вы не представляете, как я мечтал о лохани горячей воды, - пробормотал арданг. - Но что сегодня...
  - Не оправдывайтесь, я все понимаю, - утешила я и снова перешла на деловой тон: - Итак, мыла, щетки-мочалки, свежие полотенца. Здесь ножницы, бритва, помазок, все, что хотите. То, что на Вас, пожалуйста, соберите в этот мешок, - я указала на небольшую сумку у двери. - Когда мы уйдем, ничто не должно указывать на то, что Вы здесь были.
  Он кивнул.
  - Свежая одежда, - я махнула в сторону табуретки. - Надеюсь, что подойдет.
  С этими словами я вышла из ванной комнаты.
  
  Пока Ромэр приводил себя в порядок, я упаковывала еду в две переметные сумки, проверяла, в порядке ли оставляю комнаты, и укладывала в специально сделанный нательный пояс свои святыни, - отцовский перстень и продолговатую металлическую коробочку, в которой спрятала вольную арданга. За сохранность этого документа я так боялась, что даже залила щели воском, чтобы ни при каких обстоятельствах внутрь не попала вода.
  За десять минут до окончания отведенного на мытье времени я робко постучала в дверь ванной. Оттуда давно не доносилось никаких звуков.
  - Вы там как?
  - Все хорошо, - тихо ответил арданг.
  Вскоре он вышел. Я не смогла, да и не хотела сдерживать довольную улыбку. Вот это я понимаю, достойный спутник. Костюм на нем сидел неплохо. Брюки были самую малость длинноваты, зато рубашка и темная куртка сидели как влитые. Бороду Ромэр сбрил, волосы постриг. Получилось криво, конечно, но значительно лучше, чем было. Только почему-то он казался расстроенным, даже мрачным.
  - Что-то не так? - на всякий случай спросила я. Хотя уже догадалась, что он не скажет.
  - Все в порядке, - спокойно ответил Ромэр, прижав ладонь с растопыренными пальцами к груди, и чуть смущенно добавил: - Я не нашел в ванной обувь.
  - Потому что сапоги тут, - спохватилась я. Знала же, что что-то забыла! Пока наблюдала, как он примеряет обувь, присев на застеленную кровать, поняла, что его так огорчило. Он впервые за это время увидел клеймо. Да и шрамы на руках и ногах тоже теперь стали видней...
  - Очень хорошие сапоги, - кажется, он просто хотел заполнить паузу. - Мягкие. Спасибо.
  - Да не за что, - весело улыбнулась я. Если он не хотел говорить об этом, я была готова делать вид, что не заметила его настроения. - Рада, что подошли. Нам пора.
  Он кивнул. Я заглянула в ванную, увидела, что Ромэр оставил комнату в идеально чистом состоянии. Лишь мокрое полотенце на вешалке свидетельствовало о том, что кто-то здесь купался. Собрала с полочки все мужские бальзамы, помазок и бритву, которыми пользовался арданг, и сгрузила в одну из сумок. Еще раз возвратившись в ванную, придирчиво поискала глазами все предметы, которым не место было в девичьей жизни. Не найдя таковых, взяла мешок с рубищем, погасила свет и вернулась в спальню. У окна стоял Ромэр, крест на крест повесивший на себя обе сумки с едой. Что-то в нем изменилось, но я пока не могла сказать, что именно. Только эта перемена меня настораживала и немного пугала.
  Я погасила светильник, отдернула шторы, распахнула окно. Запрыгнула на подоконник и, схватившись за такой родной выступ на карнизе, нашла упор на крыше...
  
  Из-за туч вышла луна. Думаю, без ее помощи мы с Ромэром провели бы куда больше времени на крыше. Но когда мы оказались на земле, ее мертвенный свет стал нам помехой. Хотя настоящей проблемой были стражники. Теперь вокруг дворца их ходило вдвое больше. А мы с ардангом прятались за какими-то хвойными кустами не меньше получаса. И все потому, что я забыла про утреннюю смену караула! Зато была совершенно уверена, что все просчитала...
  Но Ромэра прятки в кустах неожиданным образом развеселили. Когда охранники разбрелись кто куда, а я, злясь на себя, начала сбивчиво извиняться, он только отмахнулся и сказал: 'Я даже рад, что так вышло'. Я робко попросила пояснить, чему он радуется, но арданг улыбнулся и пообещал рассказать, когда выберемся. Возражать не стала. По дороге к архиву сделали приличный крюк, и, утяжелив мешок с рваньем камнями, я забросила его в пруд. В библиотеку пришли уже в предрассветных сумерках, чудом избежав столкновения со стражником, которому понадобилось оставить свой пост.
  - Ангел, - как-то растеряно пробормотал Ромэр, увидев статую.
  - Ход за ним, - шепнула я, подныривая под крыло ангела и нажимая на гладкий камень в кладке.
  - Я бы удивился, если бы спасительный проход скрывался в другом месте, - ответил арданг, как зачарованный разглядывая лицо статуи. В чем-то Ромэр был прав...
  - Идите первым, - поторопила я. Он кивнул и, с нежностью погладив мраморную щеку ангела, скользнул в темноту лаза.
  Мы оба вздохнули с облегчением, когда закрылась щель тайного хода. Я велела спутнику не двигаться, а сама принялась искать светильник. Теплый свет лампы выхватил из мрака припрятанные мною вещи.
  - Я думал, Вы пошутили на счет оружия, - покачал головой арданг. Он поднял меч, с удивлением разглядывая самодельную заплечную перевязь. Потом с тихим шорохом извлек меч из ножен, взвесил в руке, сделал пробный взмах. - Отличный клинок...
  Проверил кинжалы, пристегнул их к поясу. Кивком указав на две довольно объемные сумки, спросил:
  - Мы берем с собой все это? - в голосе послышалось сомнение.
  - Да, - подтвердила я.
  - Боюсь, часть придется оставить, - с сожалением сказал арданг.
  - Они не тяжелые, - поспешно возразила я.
  - Через час Вы тоже так скажете? - уточнил он, улыбнувшись.
  - Ромэр, через час я буду спать, - с некоторым триумфом в голосе ответила я. Он удивленно приподнял брови. Да, той ночью я все время поражала его своим поведением, прямо ночь потрясений. - Я очень устала, переволновалась. Нужно отдохнуть.
  Он чуть слышно вздохнул, кажется, решил, ему теперь придется возиться с нежной, склонной к обморокам барышней. Понимаю, для некоторых мужчин мысль о том, что женщина - это не только украшение в обществе, абсурдна. Но я не давала повода о себе так думать. Пришлось пояснять.
  - Понимаете, последнюю неделю я спала только урывками, причем последний раз позавчера. Мы сейчас в безопасности. В полной безопасности, - убежденно говорила я, но спутник все так же удивленно гнул брови.
  - Я бы предпочел оказаться как можно дальше от дворца, - пробормотал Ромэр. - А уж потом отдыхать.
  - Окажетесь, - я беспечно пожала плечами. - Мы же не будем прямо тут спать. Пройдем некоторое время, потом устроимся на привал.
  - Вы совсем не боитесь, что нас будут искать? - недоверчиво прищурился арданг.
  - Пока не боюсь. Кто будет нас искать? Охрана была в камере вчера вечером, так ведь? - дождавшись его кивка, продолжила. - Меня не хватятся еще два дня точно, может, и третий тоже наш. Об этом ходе никто не знает, так что это последнее место, где будут искать двух еще не пропавших.
  Он усмехнулся.
  - Убедили.
  Арданг помог мне умостить сумку на плечах, подхватил свою, и мы пошли по спасительному ходу из замка в неизвестность.
  
  Я думала о своем будущем, о братьях, которых оставляла, толком не попрощавшись. Размышляла о спутнике, о сделанном. Теперь с ужасом думала, что предпримет отчим, когда узнает о побеге. Злорадствовать не хотелось... Хотелось спрятаться, я даже засомневалась в том, что идти на юг разумно, но других идей у меня не было... Свет лампы выхватывал из темноты однообразную каменную кладку туннеля и терялся в далекой черноте.
  - Ход длинный? Куда выводит?
  Мы шли уже довольно долго, и, думаю, Ромэру просто надоело молчание. Еще бы, столько времени без собеседника. Но именно эти вопросы меня смутили, так как я не могла на них толково ответить.
  - Длинный, я, когда его проверяла, шла три часа, - я мельком глянула на арданга, тот задумался, прикидывая, сколько мы уже прошли. Скрывать правду не было смысла, и я призналась: - Но до конца я не добралась.
  - То есть? - он даже остановился.
  - У меня не было возможности, - горестно вздохнула я. - Так что не знаю, где мы выйдем.
  - Ну и слава Богу, - казалось, он не расстроился совершенно. Даже заулыбался.
  - Вас это не смущает? - удивилась я.
  - Смущает, конечно. Просто у нас говорят: 'Если все идет гладко, то это не всегда божье благословение, иногда это дьявольские силки'.
  Ясно. Обидно, понятное дело, но вполне логично. Не доверяет. А если он не доверяет мне, то могу ли я доверять ему? Надеяться на его благородство и помощь? Он, конечно, дворянин и последний человек на свете, который захочет вернуться во дворец... Но что я еще о нем знаю? Ничего...
  Мы прошли еще совсем немного, и Ромэр предложил сделать привал. Мы поели, оказалось, что оба были очень голодны. Вынув из сумок одеяла, сделали подобия кроватей вдоль хода, голова к голове.
  - А Вы любите путешествовать с удобствами, - усмехнулся арданг, пристраивая голову на сумку, как на подушку. Его настроение заметно улучшилось, что было неудивительно.
  Свет решили не гасить. Масла для светильника я взяла с лихвой, так что можно было не беречь. Тем более, мне стало как-то очень неуютно рядом с Ромэром. Меня задели его слова, его недоверие. В любом другом случае я бы промолчала, просто сделала выводы и все, но усталость вместе с обидой решили иначе.
  - Вы думали, я веду Вас в ловушку? - спросила я, ругая себя за горечь, проявившуюся в голосе.
  - Нэйла, ну что Вы, нет, конечно, - тут же принялся оправдываться Ромэр, я слышала, как он зашевелился, вставая. - Вот если бы не было смены караула, если бы Вы точно знали протяженность хода и цель, я бы еще мог сомневаться. Хотя, после того, как понял, что Вы делали для меня каждую ночь, я не имею права сомневаться ни в едином Вашем слове.
  Я смутилась и очень обрадовалась. Приятно знать, что тебя ценят. Он встал с одеяла, подошел ко мне, сел на пол так, чтобы видеть мое лицо.
  - Вы не представляете, как я Вам благодарен. У меня никогда не хватит слов, чтобы выразить. Не спорю, вначале я не доверял Вам, - он вздохнул. - Но... Посмотрите моими глазами. Я был уверен, что умру там, догадывался, что кроме Дор-Марвэна, охраны и мага обо мне никто не знает. И тут появляетесь Вы. Хрупкая девушка, добровольно берущая на себя все заботы о побеге совершенно незнакомого ей человека... Само по себе это уже удивительно. К тому же Вы были спокойны, делали все так, словно это не доставляло хлопот, словно Вы не рисковали.
  Я хмыкнула:
  - Это называется отчаянной решимостью.
  - Пусть так, - кивнул арданг. Он говорил совершенно серьезно. - Но верить Вам было тяжело. А Вы тем временем спланировали и осуществили побег. Почти совершенный, но именно это 'почти' и делает его идеальным. Я искренне восхищаюсь Вами, Нэйла.
  Я почувствовала, как горят румянцем щеки, не знала, куда смотреть, так смутилась. Наверное, к тому моменту я еще не осознала до конца, что сделала. Ромэр, заметив неловкость, улыбнулся и сказал:
  - Вы устали, конечно же. Давайте будем спать.
  - Спокойной ночи, Ромэр, - пробормотала я, когда он улегся.
  - Спокойной ночи, Нэйла.
  
  
  Глава 9
  
  
  Я не знаю, сколько спала. Помню только, что очень удивилась, когда, проснувшись, увидела над собой каменный свод с танцующим пятном света. Долго не могла понять, где нахожусь, и только вид мирно спящего Ромэра убедил меня в реальности происходящего.
  Позавтракав или, скорее, пообедав, мы тронулись в путь. Выяснилось, я в тот раз не дошла до выхода совсем немного. Часа полтора от силы. Но тогда это было к лучшему, только добавилось бы поводов для волнений. Ведь дальше я бы сама не прошла, - ход почти полностью перекрывали толстые, переплетающиеся корни дерева и осыпавшиеся камни кладки. Сквозь узкие щели между корнями вдалеке виднелся дневной свет.
  - Не переживайте, - успокоил Ромэр. - Это займет, конечно, некоторое время, но к вечеру точно выберемся.
  С этими словами он стряхнул с плечей сумку и положил ее у стены хода. Помог мне снять мою и пристроил ее там же. А потом вытащил из ножен меч, с сожалением взвесил его в руке и шагнул к преграде, отделяющей нас от свободы.
  - Погодите, Ромэр, - остановила я, как-то запоздало сообразив, что он собирается рубить корни мечом. Арданг удивленно глянул на меня, а я, развязывая его сумку, бросила: - Есть же топор!
  Как он на меня смотрел, увидев топор.... Сказать, что он был поражен, - ничего не сказать. Конечно, не так, как когда я предложила ему выкупаться, но близко.
  - Вы не перестаете меня удивлять, - пробормотал он, принимая из моих рук инструмент. - Есть что-нибудь, к чему Вы не подготовились, что-нибудь, способное застать Вас врасплох?
  - Надеюсь, что нет, - весело улыбнулась я.
  - Я тоже, - не сводя с меня восхищенного взгляда, ответил Ромэр. - Подумать только... топор!
  Арданг рубил корни, сравнимые по толщине с мужской рукой, довольно долго. Но справлялся с задачей значительно быстрей, чем я предполагала. Он только один раз остановился передохнуть. Глядя на утирающего со лба испарину Ромэра, я предложила перекусить. Он кивнул и сел на пол, привалившись спиной к стене. Уставшим он не выглядел, даже казался довольным. Передав ему бутерброд с копченым мясом и флягу с водой, не удержалась от комплимента.
  - Вы работаете с такой легкостью. Со стороны кажется, это не стоит Вам большого труда.
  Он как-то хитро улыбнулся:
  - Неужели Вы думали, что все это время я ничего не делал? Ведь тогда я бы далеко не ушел.
  Я смутилась, сама должна была догадаться, что он тренировался в камере. Замечала же, что руки у него сильные, да и на крышу забрался без усилий.
  - Наверное, это прозвучит наивно, - он горько усмехнулся, словно заранее извиняясь за сказанную глупость. - Но я никогда не переставал надеяться, что... когда-нибудь выйду оттуда...
  Я не знала, что сказать, но Ромэр и не ждал моих слов. Просто весело добавил:
  - А уж если дать мне топор...
  Это было уже пятое упоминание топора с момента его появления, и я не выдержала:
  - Чем Вас так поразил этот несчастный топор?
  - Знаете, - улыбаясь, ответил арданг. - Мало кто из мужчин вспоминал про этот предмет, собираясь в дорогу. Пожалуйста, воспринимайте мое удивление, как комплимент своей практичности.
  
  Проход, такой, чтобы можно было протиснуться сквозь сплетение корней, арданг вырубил за пару часов и прошел вперед, проверить, в каком состоянии ход и куда выводит. Оказалось, что туннель заканчивался маленькой естественной пещерой, вход в которую снаружи маскировал плющ. В пещерке было светло, - сквозь молодую листву пробивался солнечный свет, узорными пятнами ложась на пол и стены. Конечно, такое удобное жилище не пустовало, и я радовалась тому, что обитали в пещеры лисы, а не, скажем, волки. Взрослых животных дома не было, а у самых корней испуганно попискивали трое лисят. Ромэр, сказавший мне о детенышах, проводил меня недоуменным взглядом, когда я, стараясь не приближаться к лисятам, отошла к самому входу в пещеру. Его вопрос меня удивил.
  - Вы боитесь, что они укусят?
  - Нет, конечно.
  - Но не хотите их погладить, - полу утвердительно, полу вопросительно уточнил арданг. А я поняла, что он опять ожидал увидеть типично женскую реакцию. Представив на своем месте баронессу Лирон и других фрейлин, поняла, что Ромэр был по-своему прав. Дамы лисят затискали бы до полусмерти.
  - Стоит мне их коснуться, от них будет пахнуть человеком. Их родители могут из-за этого отказаться кормить детенышей, - объяснила я прописную истину и свое поведение. - А я не хочу, чтобы из-за моих прихотей и мимолетного удовольствия кто-нибудь пострадал.
  - Понимаю, - все еще удивленно глядя на меня, кивнул Ромэр. Что ж, хочется надеяться.
  Выставив арданга из пещеры, я переоделась в платье из костюма для верховой езды, осторожно отгоняя от себя осмелевших и очень любопытных лисят.
  
  Секретный ход вывел нас за городскую стену, к подножию холма на берегу реки Ольфенбах. Когда я вышла из пещеры, увидела Ромэра, сидящего у входа на земле и разминающего в пальцах какую-то пряно пахнущую травинку. Он глянул на меня, улыбнулся:
  - Вы знаете, где мы находимся?
  Я осмотрелась. Над нами, сплетаясь в небесах кронами, а под землей корнями, росли дуб и ольха, почти у самого выхода из пещеры искрилась на солнце река. Широкая серая, будто стальная лента Ольфенбаха подковой огибала город с запада, устремляясь на юго-восток. Мне казалось, что из окон астрономической башни, самой высокой башни замка, я видела именно эту часть реки.
  - Кажется, чуть выше по течению есть мост, - махнув рукой на север, ответила я.
  - Замечательно, - откликнулся Ромэр, вставая.
  Пробираясь вслед за ардангом по какой-то звериной тропе вдоль берега, я убедилась в том, что не ошиблась с направлением. Северо-запад. Что ж, для начала это было очень неплохо, особенно учитывая, что отчим уехал на юг.
  По этой части страны я путешествовала последний раз очень давно, еще до маминого второго замужества. Здесь было мало деревень и крупных городов, следовательно, мало поводов для официальных визитов. А разнообразные просители приезжали в Ольфенбах сами. Насколько я знала, ближайшая деревня была даже дальше, чем в дне пути от столицы. Меня это радовало. Необходимость ночевать в лесу пугала меня в то время меньше, чем возможность быть узнанной. Я в последние месяцы очень часто бывала в городе и, разумеется, привлекала к себе внимание одним своим появлением. Самых разных зевак, желающих поглазеть на принцессу, всегда находилось в избытке.
  Мост действительно обнаружился недалеко. Перебравшись на другой берег, я обернулась на столицу, чтобы последний раз полюбоваться красивым родным городом, который покидала навсегда. Обернувшись, заметила, что и Ромэр смотрит на Ольфенбах. Лицо арданга словно окаменело, лишившись эмоций, а в серо-голубых глазах блеснул металл. Но, заметив мой взгляд, Ромэр улыбнулся и правдоподобно сделал вид, что все в порядке.
  
  Вечерело. До захода солнца было еще много времени, но, оказавшись на другом берегу, мы решили устроиться в небольшой рощице на ночлег. Суетливое дело, как оказалось. Ромэр выбрал полянку, огражденную высокими кустами, а потом, выжидающе приподняв бровь, с любопытством наблюдал за тем, как я вытаскивала из сумки одеяла, пару овальных вставленных друг в друга котелков, огниво, миски с ложками, оловянные кружки. Под пристальным взглядом Ромэра чувствовала себя фокусником, секреты волшебства которого арданг хотел разгадать. Потом занимались костром, дровами, обустраивали постели, я ходила к реке за водой... Поужинали, первый раз в жизни ела приготовленную на костре еду. С интересом наблюдала за тем, как спутник готовил еду. Я ведь этого не умела. Заметила, что Ромэр довольно часто помешивал кашу, которая неожиданно вышла совсем другой, не такой, как дома. Аромат дыма придавал ей и чаю приятную терпкость.
  Это покажется удивительным, но мы весь день почти не разговаривали. Только изредка обменивались короткими фразами. Мне не хотелось говорить с практически незнакомым человеком, не видя его лица, не ощущая эмоционального отклика на свои слова. Кажется, Ромэру тоже. Но мы оба так радовались свободе, что неловкость не бросалась в глаза. До самого вечера, пока не село солнце, и мы не остались наедине в относительной тишине засыпающего леса.
  Я сидела на одеяле, облокотившись на ствол поваленного дерева, и украдкой рассматривала Ромэра. Странно, всегда думала, что он некрасивый. Хотя, если честно, не представляю, из чего сделала такой вывод. Единственное, что я раньше помнила из его облика, - глаза, так поразившие меня в ту ночь в подземелье. Все остальные черты удивительным образом смазались, думаю, потому что под слоем грязи и в полумраке камеры мне так и не удалось его разглядеть. Теперь вид этого человека, сидящего напротив, по ту сторону костра, меня приятно удивил. Оказалось, что волосы у арданга не серые, а русые. Высокий лоб, красиво изогнутые брови, аккуратный, не тяжелый подбородок. Его вполне приятное лицо несколько портил крупный, на мой взгляд, нос. Но в анфас этот недостаток был даже незаметен.
  - Нэйла, - окликнул меня арданг. - Нам нужно многое обговорить, а я не знаю, как начать.
  Я улыбнулась:
  - Вот Вы и начали.
  Он глянул на меня с укоризной, а я спросила:
  - Вам как будет удобней, самому спрашивать, или чтобы я рассказывала и задавала вопросы?
  - Я бы предпочел вначале ответить на Ваши, - вежливо сказал он.
  - Хорошо, - выдохнула я. - Только давайте договоримся. Пообещаем друг другу не обижаться, если будет спрошено или сказано что-нибудь не то.
  - Обещаю, - он кивнул.
  - И я обещаю.
  Задумалась, поглядывая на ожидающего моих слов арданга.
  - Вопросы... У меня их не так много, и все они могут подождать. Кроме одного. Вы мне поможете?
  - Конечно, - мгновенно откликнулся Ромэр.
  - Я просто спросила, - поспешно сказала я. - На всякий случай.
  - Нэйла, - по голосу поняла, что он все-таки обиделся. - Я обязан Вам всем. Вы вернули мне жизнь. Я сделаю все, что ни попросите.
  Вот же дернул меня черт задать такой вопрос... Правда, ни в какое сравнение с моей следующей репликой этот вопрос не шел. Все-таки я... поразительно бестактная идиотка, которая не в состоянии следить за своим языком!
  - Понимаете, Ромэр, если я смогла Вам помочь, это не значит, что Вы теперь попали ко мне в рабство.
  Он только нахмурился, стиснул зубы и ничего не сказал. А я не знала, куда себя деть, и только чтобы не молчать, продолжала:
  - Вы ничего мне не должны, Вы свободный человек и вольны поступать, как посчитаете нужным.
  На этом слова закончились, я в полной растерянности смотрела на арданга, кляня себя за безмозглость. Это же надо было умудриться так вовремя напомнить ему о клейме!
  - Это благородная позиция, - тихо сказал Ромэр. - Но я считаю нужным помочь Вам.
  Кажется, он решил делать вид, что я ничего такого не сказала. Вот и хорошо. Буду притворяться, что о клейме не догадываюсь.
  - Спасибо, - искренне поблагодарила я.
  Он кивнул, мол, иначе и быть не могло.
  - Ваша очередь спрашивать, - поймала себя на том, что заискивающе улыбаюсь. Да, главное - заставить меня чувствовать вину, сразу можно веревки вить.
  - Ну, у меня будет больше вопросов, - сухо начал арданг, окинув меня серьезным взглядом. - И я очень надеюсь на правдивые ответы.
  Я согласно кивнула. Он посмотрел мне в глаза и спросил:
  - Кто Вы, Нэйла?
  Так не хотелось говорить 'принцесса', в этой ситуации прозвучало бы до невозможности глупо. Врать тоже было бессмысленно.
  - Дор-Марвэн мой отчим, - честно призналась я и замерла, ожидая реакции на эти слова. Она последовала незамедлительно. Как я и опасалась - священный ужас и неверие...
  - Что? - он подался вперед. - Вы серьезно или это такая неудачная шутка?
  - Это правда, - тихо сказала я.
  - Вы - принцесса Нэйла, первенец, но не наследница Орисна? - уточнил Ромэр.
  - Да.
  Он сложил руки на груди и надолго замолчал, качая головой.
  - Это какой-то бред... - сказал он, наконец.
  - Не верите? - осторожно спросила я.
  - Отчего же? Верю... Вы прежде меня не обманывали... - вздохнул Ромэр. - Почему Вы раньше не сказали?
  Я потупилась. Знаю, давно должна была.
  - Вы не спрашивали.
  - Тоже верно... Учту на будущее, - он иронично усмехнулся. - Откровенно говоря, версию о том, что Вы принцесса, я отмел, как невозможную. Все-таки 'Нэйла' - это распространенное в Шаролезе имя... Теперь Вы мне расскажете, почему убежали?
  - Конечно, это не секрет, - я пожала плечами. - Не хочу позволять Дор-Марвэну распоряжаться моей судьбой. Он решил выдать меня за муожского князя.
  Арданг хмыкнул.
  - А благородного юноши, влюбленного в Вас без памяти, не нашлось, или он отказался?
  - Ромэр, - чуть заносчиво сказала я. - Напомню, Вы не обязаны мне помогать. Это исключительно добровольное дело.
  - Не сердитесь, - мягко попросил он. - Просто не понимаю, как я оказался впутан в историю со сбежавшей принцессой. Нелепость какая-то... Объясните, наконец, зачем я Вам понадобился?
  - Я уже отвечала на этот вопрос, - твердо сказала я.
  Он вздохнул:
  - Помню... Но надеялся получить развернутый вариант ответа.
  Я промолчала. Рассказывать обо всех причинах у меня не было ни малейшего желания.
  - Надеюсь, Вы когда-нибудь поясните мне логику своего решения. Почему, отбросив всех возможных спутников, которых не будут искать, в мести которым не заинтересован Дор-Марвэн лично, Вы выбрали меня, - тихо, словно рассуждал сам с собой, сказал Ромэр, задумчиво глядя на меня. - У Вас, красивой девушки, к тому же, принцессы, наверняка множество поклонников, воздыхателей. А Вы предпочли сами спасать помощника... Да еще и совершенно Вам чужого...
  Я только вежливо улыбнулась в ответ. Знакомые попытки вызвать на откровенность, так иногда делала кормилица. Она думала, что я не выдержу ее гаданий и нарочитого непонимания и расскажу все сама. Но меня уже давно нельзя было разговорить таким образом. Давно, лет с десяти. Арданг снова покачал головой и спросил:
  - Вы же понимаете, что Вас будут искать? Как только побег обнаружится, о Вас будет знать вся стража королевства.
  - А сколько стражников знает меня в лицо? - вкрадчиво поинтересовалась я. Он посмотрел на меня с недоумением. Я развила мысль. - Они получат в распоряжение словесный портрет. И многие ли заподозрят, что скромная темноволосая селянка, стоящая перед ними, и есть пропавшая принцесса Нэйла?
  Не знаю, что такого я сказала, но он рассмеялся. В этот раз его низкий теплый смех мне показался очень красивым. Были в нем какие-то сверкающие нотки, искорки чистого веселья. Если его речи на военных советах были хоть вполовину столь заразительны, как смех, то не удивительно, что его слушались, что избрали королем.
  - Неужели Вы действительно считали, что Вас могут принять за селянку? - отсмеявшись, спросил Ромэр.
  - А почему нет? - осторожно поинтересовалась я.
  - Вы не выглядите как простолюдинка, - заявил он.
  Я с сомнением глянула на свой наряд. Светлая, застегнутая до верха блузка с высоким воротником выглядывала из выреза и коротких рукавов скромного коричневого платья. Сапоги для верховой езды я оставила, не стала придумывать ботинки. Все равно под юбкой не видно, а мне удобно. Такие платья носили в городе многие женщины, причем разного достатка. Разница была только в материале и украшениях. Моя одежда, как и вещи Ромэра были вполне средние.
  - Что-то не так с одеждой? - на всякий случай я решила уточнить.
  - Нет, - качнул головой арданг. - Думаю, к одежде Вы присмотрелись до того и подобрали с умом. Дело в Вас.
  Я молча смотрела на собеседника, ожидая продолжения.
  - Нэйла, никто в здравом уме не сочтет Вас селянкой. И, боюсь, Вы не в силах это изменить, - мягко сказал Ромэр. - Ваше благородное происхождение чувствуется во всем. Впервые увидев Вас, я решил, что передо мной, по меньшей мере, графиня.
  Он был совершенно прав, ведь я тоже видела в нем дворянина. Задумалась, глядя на костер.
  - Не расстраивайтесь так, - тихо сказал Ромэр, когда молчание затянулось.
  - Я просто думаю... - пробормотала я. - Вы правы. Нам обоим нужно изменить поведение. Играть роль... Иначе мы не справимся, - посмотрела на спутника. - Вас тоже многое выдает.
  Арданг чуть нахмурился.
  - Что, например?
  - Да все, - выдохнула я. - Манера разговаривать, то, как Вы держите голову, как двигаетесь. Одним словом все. Простые люди себя так не ведут. Понимаю, сойти за крестьян у нас не получится, но это и не нужно. Горожане среднего достатка, это нам тоже подойдет.
  Он не перебивал, а я рассуждала вслух, стараясь на Ромэра не смотреть.
  - Вы привыкли командовать, привыкли, что Вам подчиняются. Вы привыкли быть вольным в своих решениях. Вы очень гордый, это чувствуется во всем. Но у простого человека нет права на такую гордость. Обычный человек посмотрит на стражника снизу вверх, ответит вежливостью на грубость, предпочтет откупиться, но не связываться. Смирение и покорность чужды Вам, но без них мы далеко не уйдем.
  - Я понял Вашу мысль, - спокойно ответил он.- Но и Вы привыкайте к бесправию. Сейчас, вне дворца, Вы всего лишь женщина. А за женщину все решает мужчина. Да Вы даже в трактире ничего сами заказывать не можете, потому что женщина. Глаза долу, в разговоры не вмешиваться, не помешает некоторая пугливость. Справитесь с ролью беззащитной овечки под опекой старшего брата? - спросил арданг с усмешкой.
  Я посмотрела на собеседника, глаза его смеялись. Кажется, он отнесся к задаче с долей юмора, что не могло не радовать.
  - Под опекой мужа, Ромэр, - поправила я.
  - Почему мужа? - удивился он, глядя на меня распахнутыми глазами.
  - Ну, причин две. Во-первых, у нас ни одной общей черты. Мы совершенно не похожи.
  Он задумчиво кивнул.
  - А во-вторых, я бы хотела, чтобы Вы... Чтобы ни у кого не возникло даже мысли заигрывать со мной...
  Он долго молчал, рассматривая меня, пытаясь осознать, что же я такое сказала.
  - Нэйла, Вы понимаете, что в таком случае мы будем ночевать в одной комнате? - медленно спросил он, не сводя с меня удивленного взгляда. Я кивнула. В его глазах снова появилась улыбка, но говорил Ромэр все еще серьезно: - Вот это целеустремленность, дорогая. Я восхищаюсь тобой.
  Я смущенно хихикнула:
  - И я тобой, милый.
  Он покачал головой и рассмеялся. Я смеялась вместе с ним, с удовольствием поддавшись чарам его красивого смеха.
  - Шутки шутками, - через пару минут куда серьезней начал арданг. - Но нам нужно придумать хорошую легенду. Кто мы, куда идем.
  - Любые предложения принимаются, - я развела руками.
  - Я вот думаю представляться торговцем оружием, - задумчиво сказал Ромэр. - Это объяснит то, что у меня есть хороший меч, которым умею владеть. Дело прибыльное, толковое. Идем к Ва... к твоей тетке.
  - По-моему, правдоподобно, - признала я. Он довольно улыбнулся. - А давно мы женаты?
  - Полгода, - ответил Ромэр. - Знакомы чуть дольше. Познакомились случайно в толчее на рынке.
  - Очень романтично, - я не сдержала смешок.
  - Зато возможно, - парировал новоявленный муж.
  - Тоже верно, - согласилась я. - А зачем мы идем к моей тетке?
  - Медовый месяц, дорогая, - пояснил прописную истину арданг. - Тетушка Беттина живет на юге, у моря. Зимой там не так романтично. Временно поручив лавку заботам моего брата, Дина, я решил побаловать жену, как это делают богатые господа.
  - Понимаю. Жена, думается мне, в восторге. Неплохая история, - похвалила я.
  - Рад, что нравится, - легко поклонился он. Когда Ромэр снова глянул на меня, в глазах не было и намека на веселье. - А теперь серьезно. Куда мы идем? Почему именно на юг? Что Вы будете делать дальше, когда там окажетесь?
  - В Пелиоке живет сестра моей кормилицы. И мой молочный брат. Они хорошие люди, у них можно будет остановиться на некоторое время. А потом уехать.
  - Куда?
  - Не знаю, - я пожала плечами. - Не знаю. Главное, из страны. Потому что в любом другом случае отчим найдет меня и вернет.
  - Дор-Марвэн наверняка знает о них, - покачал головой Ромэр. Он хмурился и, казалось, сомневался. - Я бы не рискнул туда идти. Только если В.. ты уверена в них.
  - Я уверена в Вейле. Он не предаст.
  Арданг горько усмехнулся, но ничего не сказал, только снова прикрыл рукой грудь. Его собственная жизнь сломалась из-за предательства, подлости. И следующая холодная, колкая фраза меня не удивила.
  - Я не думаю, что стоит это делать. Наметь другую цель.
  - Они единственные, кто может помочь.
  - А тебе разве так нужна помощь? - удивленно приподняв брови, спросил он.
  - Не помешала бы, - призналась я.
  Он только покачал головой, задумался. Пауза не была неприятной, но, судя по лицу арданга, его мысли радужными не были. Мне хотелось хоть как-то отвлечь его.
  - Может, давайте поближе познакомимся? Ведь я о Вас практически ничего не знаю, - смущаясь, предложила я.
  - Что ты хочешь знать? - вежливо спросил он.
  - Например, сколько тебе лет? - нужно было с чего-то начинать.
  - Все зависит от того, какой сейчас год, - хладнокровно ответил Ромэр.
  Я покраснела, мысленно обругала себя за недогадливость и назвала дату. Он кивнул:
  - Двадцать шесть. А тебе?
  - Неполные двадцать.
  Он снова задумался, подбросил дров в костер. Разговор не ладился, и это меня огорчало. Я не страдала от недостатка общения, нет. Меня беспокоило настроение спутника. Он был мрачен, а должен был радоваться. Должен был улыбаться, а мне казалось, он злился. Думала, будет задавать вопросы, а на деле замкнулся. Я понимала, что вызвать его на разговор будет непросто, но молчать больше не могла и спросила прямо.
  - Ромэр, о чем ты думаешь? - как же трудно обращаться к нему на 'ты'.
  Он не ответил.
  - Ромэр!
  Он поднял голову, посмотрел на меня с удивлением, словно только сейчас вспомнил о моем существовании, но промолчал.
  - Я же вижу, тебя что-то мучает, - мягко сказала я.
  Он тряхнул головой, будто говоря 'не мешай', и снова отвернулся. Это меня разозлило, и я не выдержала:
  - Так, к черту политесы! Ромэр, знаю, молчать Вы умеете как никто другой. Но. Не. Со. Мной!
  Он окинул меня тяжелым взглядом, но, наконец, заговорил.
  - У меня есть важное незаконченное дело.
  - И? - подстегнула я, когда он снова замолк.
  - И просьба..., - тихо и глухо сказал Ромэр.
  - Какая? - подтолкнула я.
  - Я не вправе просить Вас.
  - О чем? - спросила я, осознавая тщетность простого ожидания разъяснений.
  Спутник молчал, и это начинало бесить. Тут меня осенила догадка:
  - Только не говорите, что поклялись отомстить Дор-Марвэну.
  - Я невысокого мнения о клятвах, - хмыкнул арданг. И по тому, как он попытался отшутиться, я поняла, что угадала.
  - Умоляю, не нужно, - торопливо и со всей силой убеждения говорила я. - Ни сейчас, ни потом. Но если не послушаетесь, то, пожалуйста, прошу, пообещайте, что никогда не причините вреда Ариму. Он не только его сын, он мой брат.
  Ромэр удивленно поднял брови:
  - Не волнуйтесь. Я не собираюсь мстить Дор-Марвэну.
  Я не скрывала облегчения.
  - Меня куда больше заботит предатель. Ир-Карай. Вот ему я хочу отплатить за годы..., - он осекся. - Но, разумеется, я не буду впутывать Вас в это.
  - Почему же? Ему я бы с радостью помогла отомстить, - честно призналась я.
  Ромэр только бросил на меня недоверчивый взгляд и качнул головой. Мы снова надолго замолчали.
  - Вы переживаете за Стратега? - тихо спросил арданг, наконец.
  - Я беспокоюсь за братьев, - пояснила я. - Отчим хороший регент. При другом они вряд ли будут в безопасности.
  - Регент? - удивился Ромэр, чуть нахмурившись. - Я думал, что регент при несовершеннолетнем Брэме - королева.
  - Так и было. Она умерла чуть больше года назад, - как смогла, бесстрастно сказала я.
  - Простите, я не знал, - смутился Ромэр. - Мне очень жаль.
  Он действительно искренне сопереживал. Редкость, обычно так сочувствуют те, кому знакома боль утраты.
  - А Ваши родители... - робко начала я.
  - Я тоже сирота, - просто ответил он. - Мать я не помню, а отец умер восемь лет назад. Из родственников остался только брат матери, Клод. Если жив. Собственно, - арданг замялся. - В этом и заключается моя просьба.
  - Вы хотите с ним повидаться? - уточнила я.
  Он кивнул.
  - А Вы не станете сразу поднимать восстание? - наиграно-серьезно спросила я.
  Ромэр понял шутку и улыбнулся в ответ.
  - Нет, конечно. Не думаю, что восстание вообще когда-нибудь будет возможно зажечь. И если кому и суждено сделать это, то не мне.
  - Почему?
  - Я уже сыграл свою роль, - грустно усмехнулся арданг. - Я себя не смог вызволить. Не мне распоряжаться судьбами других людей.
  Я не знала, что сказать, понимая, что Ромэр отчасти прав. Но лишь отчасти. Никто бы не выбрался сам из той камеры. Он продолжал, не ожидая моих слов.
  - Так что народ будоражить я не стану. Вначале помогу Вам, а потом буду решать, как жить дальше.
  - Тогда давайте зайдем к Вашему дяде, - согласилась я. - Когда обнаружат мое, а затем и Ва.. твое исчезновение, никому и в голову не придет, что мы могли убежать в Арданг. Мне там точно делать нечего. А для тебя родная земля настолько притягательна, что сразу ясно, - туда ты не побежишь.
  - Спасибо, - он улыбнулся. Тепло и искренне. - Спасибо. Это не займет много времени. И в любом случае, больше чем на день мы там не задержимся.
  Я не стала ему говорить, что у нас достаточно времени на все. Потому что Дор-Марвэн уехал на юг, как раз в окрестности Пелиока, потому что нас еще не хватились. И, самое главное, потому что я боялась делать последний шаг и уезжать из страны. Конечно, это была нелогичная слабость, но себе-то можно признаться. Я с трудом представляла себе дальнейшую жизнь, как буду обеспечивать свое существование, а потому была рада возможности отсрочить день отъезда.
  Мне так и не удалось разговорить Ромэра. Я болтала о братьях, о жизни во дворце, о том, как разогнала всех фрейлин, он лишь задавал вопросы, а сам ничего не рассказывал. Но все же нам обоим удалось отказаться от обращения на 'Вы', а 'ты' в нашем исполнении зазвучали естественно.
  
  
  
  Глава 10
  
  Следующий день прошел в дороге, меня смущало, что мы опять не разговаривали. Не знаю, был ли Ромэр молчалив от природы или же изменился так за время заточения, но я не считала себя вправе приставать с разговорами. Тем более спутник вопросов не задавал, казалось, его ничто не интересует, кроме конечной цели.
  Ближе к вечеру добрались до первой на Северо-Западном Тракте деревни. Я так устала, что даже хмурый и грязный постоялый двор показался мне прекрасным местечком. В большом зале на первом этаже в дальнем углу кутили какие-то порядком пьяные люди. Ближе к барной стойке сидел народ потрезвей, но видно было, что кружки пива в руках уже давно не первые. Так что 'некоторую пугливость' мне даже не нужно было изображать. Я, потупив взор, пряталась от взглядов мужчин за спиной арданга. Это не уберегло от высказываний 'Ишь ты, какая цыпочка!' и 'Краля, поцелуешь?'. На что Ромэр по-хозяйски обхватил меня одной рукой за плечи и, прижав к себе, нагловатым тоном, так похожим на манеру разговора деревенских, сказал: 'Мужики, да не смущайте мою бабенку! Задурите ей голову комплиментами, как я потом жить с ней буду?'. Потом он чмокнул меня в макушку и под одобрительный гогот, развернув в сторону ближайшего пустующего стола, сказал: 'Иди, милая, садись'. И я пошла, и села, и ела какое-то полусъедобное рагу, и наблюдала, как мой 'муж' общается с местными, рассказывает им придуманную историю. Когда любопытство подвыпившей компании было удовлетворено, Ромэр подошел ко мне, сел напротив и стал с удовольствием есть уже приостывший ужин. Нахваливая, попросил вторую порцию. И лишь потом, повесив свою сумку на одно плечо, а на второе взгромоздив мою, скомандовал все тем же наглым тоном, чтобы я шла впереди него. Мол, хозяин дал ему ключ от комнаты.
  Лишь только дверь за нами закрылась, Ромэр прошептал:
  - Прости, но иначе было нельзя.
  - Я все понимаю, просто не ожидала, что ты можешь так измениться, - так же шепотом ответила я.
  Он заговорщицки подмигнул:
  - Война научила, - и быстро сменил тему. - Ты тоже неплохо сыграла. Немного испуганная юная скромница, молодец.
  Я смутилась:
  - Особо и играть не пришлось. Я их действительно боялась.
  - И правильно, - очень серьезно сказал Ромэр. - Нет ничего опасней безобидной пьяной компании. Не то слово, не тот жест, - и они агрессивны.
  Ничего нового он не сказал, я подозревала, что так и будет. И будь я одна, тут мое приключение и закончилось бы. Представила на месте Ромэра абстрактного знатного вельможу. Задранный нос, выражение превосходства на лице, брезгливость... И поняла, что и в этом случае мое приключение закончилось бы в этом трактире. Интересно, как война могла научить арданга так меняться? Не знай я, кто он, ни на секунду бы не усомнилась в том, что передо мной разбитной молодой деревенский мужик.
  
  Мы выпросили у хозяина лохань и два кувшина горячей воды, клятвенно пообещав все за собой убрать и не разводить сырость в комнате, освежились после дня пути.
  От постели пахло затхлостью, но мне было все равно. Я с наслаждением растянулась на шерстяном матрасе, натянула одеяло на плечи и отвернулась к окну. Через несколько минут Ромэр закончил плескаться, - я слышала, как он вышел из-за ширмы, как одевался.
  - Можно повернуться? - спросила я, когда шорохи стихли. Мне как-то не хотелось случайно увидеть клеймо.
  - Я думал, ты спишь, - ответил он.
  - Еще нет, так можно?
  - Да.
  Повернувшись, я увидела прекрасную картину: Ромэр укладывался спать на полу у двери. Это было так благородно-неправильно, что я на мгновение потеряла дар речи.
  - Ты что делаешь?
  Он ответил недоуменным взглядом. Казалось, арданг удивился больше меня.
  - Почему на полу? - выдавила я, наконец.
  - А где еще? - ошарашено спросил он.
  - Господи, да на кровати, конечно!
  - Но я тебя скомпрометирую! - с чувством возразил он.
  Было что-то феерическое в том, что в нашей ситуации арданг продолжал мыслить такими категориями. Нет, я все понимаю, благородный рыцарь, дворянин, король. Он не мог поступать иначе! Но если бы я поступала так, как велит мне воспитание, то сейчас готовилась бы к свадьбе с князем.
  - Ромэр, - медленно проговорила я. - Будь добр, возьми подушку и одеяло, которые ты унес, и иди сюда.
  Он послушался, а на лице его было такое же выражение, как когда я предложила ему выкупаться перед дорогой. Я опять поразила его до глубины души необычностью своего мышления. Арданг нерешительно замер перед кроватью, а я встала, забрала у него из рук спальные принадлежности и вернула их на исконные места.
  - Я не могу спать рядом с Вами, - еле слышно прошептал он.
  Я коротко вздохнула и зашептала жестко и четко.
  - Ромэр, не только можешь, но и будешь. Мы сейчас муж и жена. Слишком многое зависит от того, как хорошо мы сыграем свои роли.
  - На людях - это одно, но наедине можно не притворяться и соблюдать хоть какие-то приличия, - стал спорить он. - Подумайте о своей репутации, Вы же принцесса!
  - Вот и ты подумай и пойми, что запятнать мою репутацию невозможно! - с жаром доказывала я. - Если нас не поймают, то все равно, принцесса я или нет и какая у меня репутация. А если поймают, то меня выдадут замуж. И все равно, спали мы на одной постели или нет. Потому что ты в любом случае меня компрометируешь одним своим существованием, и в любом случае отчим закроет на это глаза. Так что моя честь ни при каких обстоятельствах не пострадает.
  Я знала, что ломала устои и сложившуюся за столетия линию поведения, поэтому предложение хотя бы положить между нами меч меня не удивило.
  - Ромэр, не глупи. Нам только порезов не хватает. Просто постарайся выспаться.
  
  Заснуть долго не удавалось, ни мне, ни Ромэру. Хоть оба устали и вымотались за два дня пути. Примостившись на краю кровати, я пыталась устроиться удобно. Пожеланий было, на самом деле, немного. Хотелось, чтобы в глаза не светила луна, чтобы можно было согнуть в локте правую руку, не свешивая ее при этом за пределы кровати. Но это были мелочи, больше всего хотелось, чтобы не болели ноги. Да, не сразу, но я все-таки вспомнила, что лавровое масло с собой взяла! И, под пристальным взглядом арданга доставая из сумки пузырек, надеялась, что аптекарь не обманул, обещая почти мгновенное облегчение. Спрятавшись за ширмой, втирала ароматное масло в свои бедные, не привыкшие к таким нагрузкам ноги. Помогало. Для меня так и осталось загадкой, что так удивило Ромэра, когда я, объяснив, зачем нужно масло, отдала ему пузырек. Но арданг спорить не стал, только, бросая на меня ошарашенные взгляды, в свою очередь спрятался за ширмой. А я достала из мешочка со снадобьями список и начала его тщательно изучать. Потому что красные глаза спутника мне совсем не нравились.
  Увидев, как я развожу в кружке капли, Ромэр спросил:
  - Вам плохо? - в его голосе было столько неподдельной тревоги, что мне и в голову не пришло укорить арданга за обращение.
  - Нет, это для тебя, - просто ответила я.
  - Я здоров, - отрезал он, снова напомнив Брэма и подсказав единственный правильный стиль поведения в таких случаях. Небрежно пожав плечами, сказала:
  - Не спорю.
  - Я ничего не буду пить, - сердитым шепотом настаивал арданг.
  - Никто и не заставляет, - успокоила я и махнула в сторону кровати. - Нет, так нет. Ложись, поздно уже.
  Бросив на меня недоверчивый взгляд из-под припухших красных век, Ромэр снова лег, устроившись на самом краю постели. А я смочила в кружке заранее отрезанные от подола сорочки куски материи и подошла к ардангу.
  - Это на глаза, - пояснила я.
  - Ничего не нужно! - выпалил он, подскакивая на кровати. Интересно, в вопросах собственного здоровья мужчины все такие, или хоть изредка встречаются разумные?..
  - Ромэр, - вздохнула я. - По-моему, проще сказать 'Спасибо'.
  Он смутился, взгляд из вызывающего стал виноватым.
  - Прости, - пробормотал арданг. - Я действительно благодарен... но...
  Чувствовалось, он говорил искренне. И этим смутил меня. Наверное, когда-нибудь я научусь принимать настоящую благодарность, искренние комплименты. Наверное. Но тогда смутилась чуть не больше Ромэра.
  - Все в порядке, - торопливо прервала я. - Не стоит извиняться. Просто ложись...
  Он растеряно улыбнулся и лег, позволив мне сделать компрессы.
  
  Спать на новом месте мне не понравилось. Много незнакомых звуков в самом доме и на улице. Так, например, я не подозревала, что петухи кричат среди ночи, причем неоднократно и всей деревней. Как их только терпят? Но Ромэру они не мешали. Он спал, устроившись на самом краю кровати, закутавшись до подбородка, а сквозь одеяло было видно, что арданг даже во сне сложил руки на груди, словно боялся случайно коснуться меня. Нет, его позиция понятна, но не могла же я, в самом деле, допустить, чтобы он провел ночь на полу. Четыре года плена спал на голом камне, хватит.
  
  Утро порадовало прекрасной погодой и вкусным завтраком. В точности подражая манере общения деревенских, Ромэр разговорился с хозяином. Я скромно держалась в стороне и в разговор не вмешивалась. Все равно так говорить у меня бы ни за что не получилось. Судя по рассказам хозяина, народ всем был доволен. Деревенька, как он сказал, была небольшая, но справная. Любопытство Ромэра, разумеется, не было праздным. Арданг хотел выяснить, где можно купить лошадей. Ну, или ослика для поклажи. Но тут нас ждало первое разочарование. На всю деревеньку было четыре лошади и два ишака. Больше местным было не нужно, но и меньшим количеством обойтись они бы не смогли. Поэтому, выслушав совет вернуться в Ольфенбах и приобрести животных там или посетить кручинскую ярмарку, мы мило распрощались с хозяином и пешком отправились на север, в город Челна, где жил дядя Ромэра. Арданг сказал, что лошадей можно будет попытаться купить и по дороге. А если не повезет, то заглянем и в западную Кручу, славящуюся своими богатыми ярмарками. Чтобы там уж наверняка купить лошадей. То, что для пеших переходов я не создана, стало понятно сразу. Ардангу дорога давалась легче, но и он недостаточно окреп для многодневных походов. Хотя, сам даже под страхом смерти не признался бы в этом.
  
  Ромэру было не по себе из-за проведенной в недопустимой близости ночи, и несколько раз он пытался объяснить мне, что я неправа. Безуспешно. У меня не было настроения выслушивать нотации и спорить. У меня вообще не было настроения ни на что. За ночь я не отдохнула, не выспалась. Несмотря на лавровое масло, сильно болели ноги, ломило спину. Сумка, которую я без труда несла весь первый день, теперь казалась набитой камнями. Мне и в голову не приходило жаловаться, но мое состояние Ромэр, разумеется, заметил и уже через час пути предложил сделать привал. Растирая гудящие икры, я с сомнением поглядывала на сумку, раздумывая, что можно было бы оставить. Но была вынуждена признать, что лишних вещей в поклаже не наблюдалось. Улучшению настроения не способствовали ни короткий привал, за время которого я не успела отдохнуть, ни изредка накрапывающий дождик, ни увещевания Ромэра. Тем более, я считала соблюдение всех этих условностей в нашей ситуации попросту глупым. Но арданг не собирался отступать, твердо намереваясь изменить нашу легенду.
  - Я не могу порочить Вас! - он перешел на 'Вы', либо забыв о договоренности, либо для убедительности. - Давайте вернемся к тому, что я Ваш брат. В таком случае практически ничто не изменится, только будем спать в соседних комнатах.
  - Да как ты не понимаешь? - не выдержала я, останавливаясь и поворачиваясь к ардангу. Хорошо, что дорога через поля была пустынная, и у беседы не было свидетелей. - Это все изменит! Мне нужен защитник, телохранитель!
  - Представляясь братом, я остаюсь защитником, - возразил он.
  - Правильно, но с другим акцентом. Любой должен понимать, что я несвободна, недоступна, что, стоит на меня не так посмотреть, как ты с полным правом дашь ухажеру в челюсть!
  - Ладно, я понял, что ты хочешь сказать, - медленно проговорил арданг.
  - Вот и хорошо, - спокойней заговорила я. - Мы муж и жена, никак иначе. Ведем себя соответственно. Без нужды не разлучаемся, спим в одной комнате на одной кровати...
  - Хорошо, - нахмурившись, перебил Ромэр. - Но настаиваю на том, чтобы...
  - Нет, - вспылила я. - Ты ни на чем не настаиваешь! У нас сделка! И я больше не хочу это обсуждать. Понятно?
  Он смерил меня холодным взглядом, бросил 'Понятно' и пошел вперед. Вот только ссоры нам не хватает! Я отругала себя за несдержанность и, догнав Ромэра, потянула его за руку, вынуждая остановиться.
  - Извини, - заглядывая ему в лицо, сказала я. - Не хотела повышать голос... Мне, правда, жаль.
  - Все в порядке, - тихо ответил арданг. - Наверное, наступит день, когда я буду понимать тебя. Но это явно не сегодняшний.
  Я не знала, что на это ответить. Извинения были приняты, но, разумеется, теплоты эта ссора нашим отношениям не добавила.
  
  В тот день мы, по обыкновению, очень мало разговаривали. Если в первое время я еще пыталась сгладить неприятное ощущение после размолвки и заполнить паузы, а потому рассказывала что-то о себе, прочитанных книгах, виденных людях, то потом поняла, что спутнику это либо неинтересно, либо неприятно. Потому что в ответ Ромэр ничего о себе не говорил, словно боялся сообщить тайные сведения. Меня такое поведение, конечно же, огорчало. Но я решила, что ничто не обязывает арданга быть мне другом. Он вполне может просто вежливо вернуть долг, - выполнить свою часть договора, - и больше никогда в жизни не вспоминать ни обо мне, ни о заключении. Не знаю, наверное, на его месте я вела бы себя так же...
  Остановились на ночлег рано, задолго до захода солнца. Я догадывалась, что до ближайшей деревни мы не дошли совсем немного, но сил не осталось. Ромэр тоже понял это, когда заметил, что я все больше и больше отстаю от него. Так что мы отошли в сторону от дороги, углубившись в Королевский лес, и расположились отдыхать.
  Задумчиво рассматривая засыпающего у костра Ромэра, я решила, что рассчитывать на него и доверять ему по-прежнему могу. А объективных причин полагать, что его отношение будет выходить за рамки сделки, у меня действительно не было. Его дружба была бы приятным, но, в принципе, необязательным дополнением. Кажется, он разделял это мнение.
  Хотя, может быть, он так реагировал на ссору. Потому что на следующее утро напряженность в отношениях почти не ощущалась. Ромэр даже что-то рассказал о своем детстве, немало удивив меня такой неожиданной общительностью.
  Утром, как я и предполагала, добрели до деревни. Купили свежего хлеба и парного молока в ближайшем к тракту доме. Хозяйка, приятная крупная женщина, усадила нас на крыльце, а сама занялась курами, возбужденно кудахтавшими в ожидании корма. Я отщипывала от большого куска серой ковриги кусочки и запивала их чаем. От молока отказалась, уж очень необычно оно пахло. Наблюдая за женщиной, старалась отвечать на вопросы любопытной хозяйской дочки. Но много говорить мне не пришлось, - девочка трещала без умолку. Мельком глянув на арданга, видела, с каким явным удовольствием он, закрыв глаза, большими медленными глотками пьет странное молоко.
  Дорога в тот день далась легче, да и погода радовала. По небу бродили полупрозрачные тучки, временами закрывая солнце. И было не жарко. Вечером дошли до небольшой деревушки. Комнаты в наем там не сдавали, и ночь мы провели на сеновале рядом с трактирчиком. Чему Ромэр, кажется, обрадовался. Ведь ему не пришлось делить со мной ложе. В остальном мы оба неплохо отыгрывали свои роли, не вызывая у местных недоумения и лишних вопросов.
  Через полторы недели после побега мы добрались до Кручи. Я ждала, что за это время наше общение с ардангом станет более раскованным, доверительным. Отчасти так и получилось, но только отчасти. Мы больше не сбивались на 'Вы', не выдерживали многочасовые неловкие паузы, но темы разговоров были ограничены тем, что видели и переживали вместе. Беседы о прошлом Ромэр не заводил, планов на будущее не строил, о родине не рассказывал, о войне тем более. Сама спрашивать я не осмеливалась, ведь первый раз он мне не ответил. На людях Ромэр изображал любящего мужа, иногда чуть развязного, иногда почти чрезмерно заботливого. Но его поведение всегда выглядело очень естественно. Благодаря ардангу наша пара гармонично вписывалась в окружение.
  Когда мы были одни, Ромэр держался подчеркнуто вежливо, холодно и отстраненно. Словно сделка была единственным связующим звеном между нами. Словно я наниматель, а он профессиональный телохранитель. Такое отношение настраивало и меня на исключительно деловой лад. Неприятных ардангу попыток сближения я больше не предпринимала. Мы были просто партнерами. Уважали друг друга и удивляли себя и спутника. Меня поражала его способность перевоплощаться, а Ромэра - отсутствие моих капризов и жалоб на трудности путешествия. Он еще в самом начале пару раз предлагал разгрузить мою сумку, чтобы мне было не так тяжело. Но тогда, в преддверии ссоры, я ответила резковато. Сказала, что не взваливаю на себя больше, чем могу вынести. Он никак не прокомментировал это пафосное заявление, но, кажется, именно с того момента его отношение ко мне стало меняться. Я все реже ощущала себя дамой, все чаще воином в его отряде. Учитывая наши сугубо деловые отношения, эта перемена мне импонировала.
  
  
  Глава 11
  
  
  Круча был довольно большим городом. Все в нем олицетворяло стабильность и достаток. Добротные каменные дома под черепичными крышами, мощеные улицы, крепостная стена с постами стражников между воротами. Все в прекрасном состоянии. Охранник, стоящий у распахнутых южных ворот, скользнул по нашим лицам незаинтересованным взглядом, взял небольшую плату за вход и пропустил.
  Мы пришли в самый разгар двухнедельной ярмарки. Город возбужденно шумел, полнился людьми. Видно было, что приезжих много. Так что в первую очередь мы пошли искать место для ночлега, пока еще не все доступные комнаты в городе раскупили. В поисках свободной комнаты мы ходили по городу несколько часов. Под конец, когда стемнело, а я уже совсем обессилила и была готова спать на мостовой, Ромэр заметил еще один постоялый двор и вдруг со странной уверенностью в голосе сказал:
  - Тут нам обязательно повезет.
  Я хотела предложить ему самому сходить и проверить, как он делал в двух последних случаях, потому что сил двигаться у меня почти не осталось, но он решительно взял меня за руку и буквально потащил за собой. Как это ни удивительно, но свободная комната нашлась. И ужин был вкусным, и просьба дать какую-нибудь лохань, чтобы помыться, не вызвала у хозяина недоумения. Блаженно растянувшись на чистой постели, я спросила у осторожно устроившегося рядом Ромэра:
  - Почему ты был уверен, что тут будет комната?
  - Из-за названия, - тихо ответил арданг. - 'Лунный олень'.
  И замолчал, считая объяснение исчерпывающим. Осознав, что продолжения не будет, я вздохнула:
  - Мне это ни о чем не говорит.
  Почему-то эти слова его очень удивили. Ромэр приподнялся на локте и с минуту меня внимательно и как-то недоверчиво рассматривал. Я терпеливо ждала.
  - Есть такая легенда, - начал он. - Точнее, сказка. Жил в одном лесу олень-король, быстрый и могучий. Как-то заметил он осенью, что полная луна медленно движется по небосклону. Спросил он ее: 'О, луна, не заболела ли ты? Отчего так медленно плывешь по небу?'. А луна призналась, что устала, что очень тяжело стало ей подниматься в небо. Боится, что не сможет вскоре выходить она из-за холмов и освещать землю ночью. 'Не печалься, луна', - сказал олень-король. - 'Я помогу тебе, я подниму тебя на рогах и понесу по небу ночью'. Обрадовалась луна и согласилась. Встретились они на холме, поднял олень луну на рога, оттолкнулся от земли и взмыл в небо. Много ночей носил на своих рогах олень луну по небосклону, пока она не отдохнула. 'Спасибо тебе, благородный олень', - сказала благодарная луна. - 'До скончания веков я буду помнить тебя, неожиданного помощника в трудную минуту'. Олень-король вежливо поклонился: 'Помочь тебе - большая честь для меня'. Польщенная луна сделала оленю прощальный подарок, - обратила его рога в сверкающее серебро. А когда через многие годы олень-король умер, его серебряные рога рассыпались, стали пятью звездами и, поднявшись в небо, встали под луной, вечно поддерживая ее в странствиях.
  - Красивая легенда, - сказала я, вспоминая пять звездочек, которые в любое время года, словно в ладони, покачивали луну. - Но причем здесь комната?
  Ромэр снова смерил меня долгим взглядом, потом пару раз кивнул своим мыслям.
  - Ты и правда не знала... Лунный олень - символ моего рода.
  - А, тогда понятно.
  Он недоуменно покачал головой и снова откинулся на подушку. Потом протянул руку, погасил светильник, а когда я уже начала задремывать, спросил:
  - Мне просто любопытно, что ты вообще обо мне знаешь?
  Отвечать правду, то есть 'практически ничего, кроме того, что ты был королем, а стал пленником', было глупо, и я предпочла притвориться спящей.
  
  Несмотря на произошедшую там историю, Круча мне понравился. Чистый аккуратный город, доброжелательные люди, богатая ярмарка. Город был разделен рекой Мирлиб на две почти равные части, соединенные красивыми каменными и деревянными мостами, изгибающимися крутыми дугами над рекой. Вниз по течению плыли лодки, проседающие под грузом товаров с севера. По левому берегу вдоль самой реки была проложена дорога. По ней медленно шли волы, тянущие за собой возвращающиеся против течения суда. Ромэр сказал, что в городах часто используют волов, потому что в узких каналах трудно, а иногда опасно управлять гребным судном. Поговорив с хозяином 'Лунного оленя', выяснили, что мы остановились в Верхней части города. Тут располагалась ратуша, главная площадь, суд, большая часть церквей, а Нижняя часть города была застроена мастерскими и складами. Так же в Нижней части города, ближе к речному порту располагался еще один рынок, так называемый, скотный. Мы вначале, конечно, купили лошадей.
  Я и раньше замечала, что Ромэр засматривался на чужих скакунов. Но только увидев, как любовно он поглаживал шею выбранного коня, как одним легким естественным движением взлетал в седло, я запоздало поняла, что Ромэр тосковал по верховой езде. Но трепетное отношение к лошадям не помешало ардангу торговаться за каждый медяк. Кажется, спор с торговцем Ромэр затеял из принципа, ведь денег у нас было вполне достаточно. Результатом насыщенной и оживленной дискуссии стали два внешне спокойных коня, седла и прочая сбруя, большая часть из которой досталась нам в подарок, и сбереженные от растраты четырнадцать серебрушек. Мои значительно пополнившиеся знания о болезнях и возможных травмах лошадей я к плюсам торга относить не решалась. Я и так-то лошадей побаивалась, а теперь опасений прибавилось. К тому же меня беспокоило женское седло. Дома я такими почти не пользовалась, предпочитая обычное седло. Но теперь не могла позволить себе такую роскошь, как собственное удобство в пути. А все дело было в одежде. Женские брючные костюмы для верховой езды - редкость, модное нововведение для богатых и знатных дам. И обычно костюмы дополнялись длинной юбкой из легкой ткани, подол которой, спешившись, можно было отстегнуть от пояса, превращая почти непристойный наряд в приличное, хоть и несколько странное платье. В юбке по крышам лазить невозможно, так что свой костюм я давно переделала, отпоров лишний кусок материи. А ничто так не привлекает внимание простых обывателей, как нечто необычное. Например, женщина в штанах. Так что по дороге к 'Лунному оленю' я хмуро поглядывала на злополучное седло и пыталась убедить себя, что и так можно прекрасно контролировать животное.
  Заведя коней на постоялый двор, мы отправились гулять. Покупать ничего кроме припасов в дорогу не собирались, но я была наслышана о кручинской ярмарке и не хотела сразу уезжать из города, не побывав на таком знаменитом празднике. Ромэр возражал, но на отъезде прямо в тот же вечер не настаивал. Как потом оказалось, зря.
  
  На большой площади в самом центре города было многолюдно, ярко и красочно. У меня глаза разбегались, столько всего интересного было на ярмарке. Пестрые ткани, лежащие на прилавках торговцев, манили, просились в руки. Простые стеклянные бусы сияли рубинами и изумрудами в солнечных лучах. Ромэр, которого в толпе я держала за руку, чтобы не потерять, останавливался рядом с оружейными палатками, осматривал кольчуги и мечи, легкие кожаные доспехи. Вдвоем с интересом разглядывали забавные глиняные поделки, изящные деревянные обереги для дома, выполненные в форме разных птиц с распахнутыми крыльями. Еще Ромэр обратил мое внимание на кованные подсвечники и изящные металлические цветы, казавшиеся живыми. 'Такое делают в Нирне,' - шепнул мне спутник. - 'Это на юго-востоке Арданга. Свой секрет обработки металлов те мастера никому не передают'. Думаю, если бы не выжидающий взгляд торговца, обрадованного нашим интересом к изделиям, мы надолго задержались бы рядом с тем прилавком. Но покупать мы ничего не собирались, поэтому рассказ об особенностях нирнского кузнечного дела мне услышать не довелось.
  Проголодавшись, купили у лоточника свежие, восхитительно пахнущие пироги и устроились передохнуть подальше от толпы. На краю площади стояла большая круглая палатка, где торговали напитками на разлив. В ней толпился народ, и было шумно, но хозяин, к счастью, разрешал брать кружки на улицу. При условии, что покупатели оставались в поле его зрения. Я сидела на широкой деревянной скамейке рядом с палаткой, глядя на скрывающееся за домами закатное солнце, пила из громоздкой и на редкость неудобной кружки шипучий квас. Наверное, для подобных заведений нарочно делают такую посуду, чтобы у клиентов и мысли не возникло прикарманить этот ужас. Хотела поделиться с Ромэром наблюдением, но, посмотрев на спутника, не решилась заговорить. Арданг сидел, расслабленно облокотившись на спинку скамейки, закрыв глаза, подняв лицо к солнцу, явно наслаждаясь теплом его лучей. Ромэр дышал глубоко и ровно, а на губах играла счастливая улыбка. По-моему, даже в этот момент я не в полной мере осознала, что сделала... Четыре года плена, четыре года издевательств... Четыре года без солнца... Кажется, Ромэр подумал о том же. Потому что улыбка поблекла, лицо стало ожесточенным, рука потянулась к груди, прикрывая клеймо.
  Я поспешно отвернулась и сделала вид, что занята разглядыванием людей и окрестностей. А посмотреть было на что. Вечерело. Круча был богатым городом, и слухи о его ярмарке ходили не зря. Высоко над площадью, высоко над палатками была натянута паутина канатов, на каждом переплетении висел фонарик. Еще днем заметив эти светильники, я спрашивала себя, как же их зажигают. И только теперь узнала ответ. По рядам ходили пестро одетые люди. Длинные камзолы и брюки, сшитые из лоскутов ярких тканей, черные береты с разноцветными перьями, у каждого в руках большой круглый светильник и лучина. И каждый из этих мужчин ходил по площади на ходулях.
  
  Недалеко от нас расположились циркачи. Раскатанный на мостовой видавший виды палас обозначил место будущего выступления. Вокруг импровизированной арены постепенно собирался народ. Представление началось с выходом на центр паласа невысокого пузатого мужчины с огромным ярко-красным цветком в петлице. Человек, обладавший неприлично громким и зычным голосом, зазывал народ, шутливо-пафосно объявляя циркачей и все чудеса, которые доведется увидеть многоуважаемой публике. Мы с Ромэром остались стоять у той же скамейки, а мимо нас к арене подходили люди. Такое представление я видела впервые. Цирк было принято считать развлечением для черни. И, услышав пошлые шуточки ведущего и ответный гогот толпы, я поняла, почему. Но само представление мне понравилось. И тонкая, чрезвычайно гибкая девушка, свивающаяся в такие кольца, что казалось, ее тело лишено костей. И высокий полуобнаженный мускулистый мужчина, выдыхавший пламя, а потом глотавший зажженные факелы. И дрессированные собаки, прыгающие через обручи и танцующие на задних лапах. И метатель ножей, чьи кинжалы втыкались в дерево все ближе и ближе к помощнице. Толпа замирала каждый раз, когда молодой человек заносил для броска руку с ножом, и восторженно ахала, радуясь меткости. И жонглеры, перебрасывающие друг другу кинжалы, горящие факелы и кольца. И фокусник, показывавший разные трюки с картами, лентами, обручами. Для некоторых номеров Великому магистру требовались помощники, которых он выбирал из зрителей.
  Я с интересом следила за представлением, когда Ромэр наклонился ко мне и тихо сказал:
  - Ты не будешь возражать, если я отойду на минуту? Видишь, справа торгуют углем? Я у них только кое-что спрошу и сразу вернусь. Хорошо?
  - Конечно, - я пожала плечами, легко соглашаясь.
  Он улыбнулся, поблагодарил и отошел. Я проследила за ним взглядом. Почему-то подумалось, что люди, к которым он направился, тоже были ардангами. Потом оказалось, что я угадала правильно. Увидев, что Ромэр разговаривает с ними, снова повернулась к арене. Там горожанка прикрыла пестрым платком широкополую шляпу, а фокусник громким драматическим шепотом читал заклинание. Спустя мгновение, он вынул из шляпы живого голубя.
  - Лучше бы он достал курицу, - рядом со мной остановился вышедший из палатки подвыпивший мужик. - А? Что скажешь?
  Он сделал еще шаг ко мне, обдав пивным перегаром. Я отступила в сторону.
  - Цыпа, ты куда? - икнул мужик, неожиданно быстро хватая меня за плечо. Я попыталась вывернуться, но он вцепился крепко. У него за спиной возник еще один мужик, такой же пьяный, как и первый.
  - Не, ты ток глянь, - пожаловался первый приятелю. - Я с девкой поговорить хочу, а она убегает.
  - То дело поправимое, - осклабился второй, в два шага оказываясь рядом и мертвой хваткой вцепляясь мне в руку. Сердце заледенело от ужаса, пропустило удар, почувствовала, что начинают дрожать руки.
  - Оставьте меня в покое! Немедленно! - твердо, как только могла, приказала я.
  - А че те не нравится? -обнимая меня свободной рукой за талию и пытаясь прижать к себе, спросил первый. - Два таких завидных парня. Пойдем с нами, не пожалеешь.
  И он, радостно подмигнув, отцепился от моего плеча и дернул за блузу, обрывая пуговицы. Его приятель глумливо хохотнул и, схватив рукой за подбородок, потянулся меня поцеловать. Наверное, нужно было кричать, звать на помощь, но у меня от ужаса пропал голос. Я попробовала вывернуться из рук мужиков, а того, что вцепился мне в подбородок, ударила ногой. Куда попала, не знаю, но он выругался и выпустил мою руку. Тут появился Ромэр и избавил меня от второго мужика, ударив того в лицо. Пьяница, потеряв равновесие, не удержался на ногах и упал. К сожалению, он не лишился способности громко ругаться. Хорошо, что хоть встать больше не мог. Его приятель выхватил откуда-то нож и попытался напасть на арданга. Ромэр быстрым, почти незаметным движением обнажил меч, в то же время вставая так, чтобы закрывать меня собой. Острие меча коснулось груди мужика, тот остановился, протрезвевшими, полными ужаса глазами, глядя на арданга.
  - Брось нож на землю, - тихо приказал Ромэр. - Иначе я убью тебя. И сделаю это с удовольствием.
  Мужик шумно сглотнул и выронил нож. Оттеснив пьяницу, арданг велел мне поднять и забрать оружие. Что я и сделала, с трудом заставляя двигаться ватные ноги и трясущиеся руки.
  - Умница, милая, - обнимая меня за плечи, но все так же не сводя глаз со стоящего перед ним мужика, похвалил Ромэр. - А теперь мы уходим. В ваших интересах не идти за нами. Это понятно?
  Пьяница мелко закивал и посторонился. Ромэр, не спешивший, однако, запрятать меч, повел меня в сторону 'Лунного оленя'.
  
  Народ еще толпился на площади, гомонил у цирковой арены, торговцы изредка выкрикивали что-то зазывающее... В улочках рядом с площадью было тихо и пустынно. Меня трясло, руки дрожали, а непослушные ноги подгибались. Думаю, если бы Ромэр не держал меня так крепко, я бы упала. Как они могли? Как посмели?... Что за причина была у арданга оставить меня одну? Как он мог?
  - Тихо, - вдруг шепнул мне Ромэр и запихнул в какую-то небольшую арку, оформлявшую вход в чей-то дом, сам встал лицом к улице, прикрывая меня собой.
  Почти не дыша, я замерла. Сердце схватил холодный колкий ужас, когда услышала звук шагов, настороживший арданга. Кто это был, не знаю, но спустя пару минут, Ромэр спрятал меч в ножны и выпустил меня из алькова.
  - Пойдем, - тихо сказал арданг и, предложив мне руку, которую я с благодарностью приняла, снова пошел в сторону постоялого двора. По дороге мы больше не разговаривали.
  
  В 'Лунном олене' я первым делом попросила горячей воды и лохань. Смыть с себя эти прикосновения... этот, преследующий меня последние полчаса, тошнотворный запах дешевого пива, грязи... воспоминание об этих красных, противных лицах, о тупых, похотливых глазах... Мыло, горячая вода... на левом плече будут синяки. Уже сейчас видно. Мужичье, как они посмели? Хвала небесам, рядом был Ромэр. А если он меня бросит? Что я буду делать тогда? Боже, я надеялась, что чернь в большинстве случаев ограничивается только пошлыми шуточками и высказываниями. Даже не представляла, что настолько завишу от Ромэра... А если, оказавшись в родной стране, он не захочет больше помогать мне? Я так опрометчиво согласилась навестить вначале его дядю... Почему-то после этой истории мне казалось, что в Пелиок я никогда не попаду. Снова и снова намыливала руки, лицо, снова и снова обмывала лицо остывающей водой, будто надеялась смыть свой страх, свое волнение, сомнения в Ромэре... Что я буду делать, если он меня бросит?
  Не знаю, сколько времени я провела за ширмой. Наверное, много. Вода совсем остыла, но зато я почти успокоилась. Даже дрожь удалось унять. Выбралась из лохани, тщательно вытерлась, надела висящую рядом на крючке ночную сорочку, накинула на плечи куртку и вышла из-за ширмы. Ромэр сидел за небольшим столом у окна и смотрел на улицу. Быстро обернулся, когда я подошла ближе. Он казался виноватым и расстроенным.
  - Мне очень жаль, что так вышло, - покаялся Ромэр.
  - Мне тоже, - тихо ответила я.
  - Я знаю, что виноват перед тобой. Но я не ожидал такого. Мужчины в моей стране никогда не позволяли себе подобного. Отношение к женщине совсем другое, - оправдывался арданг.
  Я ничего не сказала, просто села напротив, стараясь на него не смотреть. Надеялась, что Ромэр будет меня защищать, так почему, почему он меня оставил? Я, конечно, сама виновата. Разрешила ему отойти... Но его вины это не умаляет... Сложив руки на коленях, невидящим взглядом смотрела на принесенный ардангом в комнату ужин.
  - Нэйла, - Ромэр подошел ко мне, положил руку на плечо, заглянул в лицо. Я смотрела в его глаза и понимала, он и правда не подозревал, что может случиться, если оставить меня одну. - Мне действительно очень жаль.
  - Все в порядке, Ромэр, - услышала я свой блеклый голос. - Переживу.
  Теперь обузой стала я... И даже не просто помехой, а источником опасности, вон в драку из-за меня впутался. Внимание к себе привлек... Повезло, что стражников рядом не было. Не удивлюсь, если он постарается либо от меня поскорей избавиться, либо просто бросит... Ведь рядом со мной его ничто не держит. Мы совершенно чужие друг другу. Я уже говорила ему, что он волен поступать так, как посчитает нужным. Я не шутила и не кокетничала. Конечно, сейчас не лучший момент напоминать ему об этом, потому что в таком контексте упоминание давнишнего разговора будет похоже на шантаж. И Ромэр тут же начнет клясться в том, что выполнит свою часть уговора. А мне хотелось бы, чтобы решение он принял сам, добровольно. Нужно будет потом напомнить, что я не считаю его своим должником.
  - Вы узнали, что хотели?
  - Нэйла, зачем ты так? - казалось, он обиделся. Но, только услышав его ответ, поняла, что сбилась на 'Вы'.
  - Прости, случайно вышло.
  Он вздохнул, снова сел напротив.
  - Один из этих торговцев раньше служил у дяди. Я хотел спросить, жив ли дядя еще. Глупо было бы идти в Челна, если идти не к кому.
  - И?
  Ромэр ответил коротко:
  - Жив.
  - Это замечательно, - я, сделав над собой усилие, улыбнулась.
  Арданг кивнул и как-то задумчиво добавил:
  - Кажется, меня не узнали...
  Что-то в его голосе заставило меня уточнить:
  - Это хорошо или плохо?
  Он глянул на меня исподлобья, пожал плечами, правая рука в который раз потянулась к груди, закрывая клеймо:
  - Не знаю...
  
  Той ночью я долго не могла заснуть. Думала о вечернем происшествии, напугавшем меня сильней, чем я готова была признать. О Ромэре, о своей дальнейшей судьбе и зависимости от решений и воли арданга. Ромэр во сне повернулся ко мне. А я, рассматривая умиротворенное лицо спутника, вдруг с горечью подумала, что теперь сама стала в некотором роде пленницей, ждущей освобождения. Он ведь тоже не верил мне очень долго, ждал подлости, предательства, обмана. Но его опасения оказались напрасными. Может быть, я тоже зря извожу себя предположениями? Может быть, мне, как и ему, нужно просто поверить в благородство другого человека?
  
  
  Глава 12
  
  Дождь разбудил меня под утро настойчивым стуком в окно. Завернувшись в одеяло, я осторожно выбралась из постели и устроилась на подоконнике. Где-то далеко просыпалось солнце, и темнота за окном постепенно сменялась серостью. На душе было неспокойно, тревожно. Одиннадцатый день после побега... Дор-Марвэн все знает. Наверное, он уже в Ольфенбахе, где его ждали мои аккуратные, но пустые комнаты, закрытое окно. Опустевшая камера Ромэра, неизвестно как и когда исчезнувшего. И никаких следов, никаких признаков постороннего вторжения. Почему, почему, представляя отчима, узнавшего о нашем побеге, я думала, что буду злорадствовать? Кажется, это была самая глупая в моей жизни мысль... Вдруг подумала, что за все годы, что я знакома с Дор-Марвэном, ни разу не видела его в ярости. Конечно, бывало, что он сердился, хмурился, отчитывал... Но в бешенстве я Стратега не видела никогда. Зато Ромэр прочувствовал все, на что был способен отчим в ярости и в еще более жестокой взвешенной холодной мести. Арданг был прав, когда говорил, что Дор-Марвэн - опасный противник. А я, как выяснилось, плохо знала отчима и теперь не могла предугадать его реакцию, действия. И это пугало. От ужаса морозило, даже несмотря на одеяло, я дрожала так, что у меня постукивали зубы. Хотелось спрятаться, стать невидимой, молиться, чтобы Дор-Марвэн никогда-никогда меня не нашел. Потому что в одном можно было не сомневаться, - моя расплата будет суровой... и унизительной.
  Я посмотрела на Ромэра. Арданг спал, отвернувшись к двери, натянув одеяло на самые плечи. Я боялась за себя, за него, боялась представлять свое будущее, казавшееся мне после вчерашней истории очень мрачным. Нет, я ни о чем не жалела и была готова расплатиться за попытку завоевать свободу, если мне суждено быть пойманной. Но решила, что сделаю все возможное и невозможное, но не допущу возвращения Ромэра в то подземелье, в тот ад.
  Арданг, не просыпаясь, повернулся и положил руку на мою половину кровати, зацепил пальцами криво лежащую подушку. Тут же вздрогнул, отдернул руку и, нахмурившись, скрестил руки на груди. Надо же, как чутко он спит, как опасается случайно меня коснуться. Благородный рыцарь, не желающий компрометировать даму... Да, мы с ним чужие, нас связывает лишь долг, сделка и, по сути, ничто другое, кроме общей тайны. Да, мы даже толком не знакомы, и Ромэр уже раз показал, что не стремится менять такое положение вещей. Да, мы не друзья и вряд ли ими станем, это Ромэр подчеркивает своим молчанием, нежеланием обсуждать со мной что-либо, не касающееся дороги, отстраненной вежливостью, когда мы остаемся наедине. Но я зря в нем вчера усомнилась. Зря. Такой не бросит.
  
  Весь день шел дождь. Тяжелые свинцовые тучи висели над городом, цепляясь за шпили церквей и флюгеры домов. По водостокам бурными реками с крыш сбегала вода. Немногочисленные прохожие, пытавшиеся укрыться от дождя под карнизами и балконами, ходили почти по колено в воде.
  Разумеется, в тот день мы никуда не поехали. Мы же не хотели, чтобы наше путешествие выглядело бегством. Я была рада возможности отдохнуть. Все-таки десять дней пешего перехода мне, комнатному цветку, привыкшему к заботе и удобствам, дались нелегко. И к новым свершениям я была еще не готова.
  Арданга вынужденная задержка тоже не огорчила. Я замечала, что его эйфория от освобождения постепенно блекла, сменяясь усталостью. Ромэр вымотался за эти дни, но я была готова поклясться, что мне бы он об этом никогда не сказал. И я благодарила дождь за эту столь необходимую нам обоим передышку. Потому что жаловаться на усталость мне бы и в голову не пришло, просто терпела бы. А Ромэра, которому после стольких лет заключения пришлось преодолеть пешком такой долгий путь, мне было жаль.
  
  Мы долго, не спеша завтракали в большом зале 'Лунного оленя' вместе с другими постояльцами, приехавшими на ярмарку. Из нашего угла я с любопытством наблюдала за пожилой семейной парой, вполголоса обсуждавшей список покупок, за молодым мужчиной, пытавшимся угомонить бегавшего по залу ребенка. За соседним столом расположились двое торговцев, тихо жаловавшихся друг другу на полощущий за окном дождь, на пропущенный торговый день. Их голоса сплетались в бесконечный мелодичный поток, в котором вначале почему-то с трудом ориентировалась. Потребовалось некоторое время, прежде чем мне удалось уловить нить разговора, но, наверное, из-за акцента торговцев часть слов от меня все равно ускользала. Разморенная теплом, обильной едой и журчанием низких голосов за соседним столом я задремывала. Посмотрела на спутника, хотела предложить подняться в номер. И в который раз за время нашего знакомства промолчала. Ромэр, сидевший рядом со мной, мечтательно прикрыл глаза и небольшими глотками отпивал чай из чашки, глядя в сторону купцов. И только в этот момент я поняла, что торговцы говорили на своем родном языке. На ардангском.
  Я хорошо знала ардангский, муожский и похожий на родной верейский. Отец всегда поощрял мой интерес к языкам, повторял: 'жизненно важно знать, что говорят в глаза и за глаза союзники и враги'. Мама щедро платила учителям. Но, как я позже поняла, богатые оклады были в некоторой степени платой за молчание. Мама считала, дипломатам ни к чему знать, что юная принцесса и без переводчика понимает значительно больше, чем им хочется. Отчим поддерживал маму, просил меня об увлечении языками не рассказывать, 'не портить сюрприз господам послам'. Стратег довольно часто привозил мне книги на других языках, чаще всего на ардангском. Говорил, что принцесса не может позволить себе роскошь надеяться на правильность перевода, ей необходимо знать, о чем шепчутся покоренные. И часто ставил меня в пример Брэму, всегда предпочитавшему математику и военное дело языкам. На что брат со свойственной ему беспечностью отвечал, что на случай общения с послами у него всегда будет рядом сестра... В его возрасте я тоже была такой. Даже мысли не допускала, что с родными может что-нибудь случиться.
  Торговцы закончили завтракать и ушли в комнаты на первом этаже. Ромэр задумчиво смотрел поверх чашки прямо перед собой. Он изменился, как тогда в ночь побега. Показался чужим и далеким, решительным и ожесточенным. Догадывалась, что думает он об Арданге, о предателе, о Стратеге. Если в начале пути я по глупости пыталась отвлечь Ромэра, то теперь желания навязываться, - уверена, именно так мои попытки разрядить обстановку и расценивались, - не было совершенно. Так что я просто ждала, когда он допьет свой чай и предложит подняться обратно в комнату.
  
  Ромэр, как всегда галантно, распахнул передо мной дверь в наш номер. Я кивком поблагодарила его и, пройдя между комодом и кроватью, села на стул у окна. В комнате было тепло и уютно, дождь тихо постукивал по стеклу, снизу доносились приглушенные голоса.
  - Ты не будешь возражать, если я прилягу? - заперев за нами дверь и привычно приставив к ручке стул, спросил Ромэр.
  - Конечно, нет, - я пожала плечами и отвернулась к окну, думая, что мы, как обычно, будем молчать. Но арданг, оказалось, был настроен поговорить. Вольготно растянувшись на застеленной кровати, он облокотился на руку и попросил меня рассказать о братьях. Такая неожиданная общительность удивила, но и раздосадовала. Ведь я по опыту знала, что вопросов Ромэр задавать почти не будет и о себе опять ничего не расскажет.
  - Боюсь наскучить тебе разговорами, - вежливо ответила я.
  - Мне не бывает скучно с тобой, - в его голосе не было и тени иронии, казалось, арданг был даже удивлен подобным предположением. Может быть, при других обстоятельствах я бы и промолчала, но не смогла. Усталость и глухое раздражение от этой постоянной игры в молчанку пересилили. Я усмехнулась, покачала головой:
  - Зачем говорить неправду, Ромэр? Человеку, с которым интересно общаться, обычно что-то рассказывают, а не только слушают. И мы оба знаем, что в нашем случае этого не происходит.
  Его растерянность и смущение были такими искренними, что я, не задумываясь, поверила следующей фразе.
  - Я не знаю, что тебе может быть интересно.
  Не предполагала, что Ромэр, как и я, может испытывать неловкость. Я, например, не всегда знала, как мне себя с ним вести, какого отношения к себе он ожидает от меня. Но все время считала, что именно он задает тон нашего общения. В конце концов, это же он не ответил на мои вопросы. А не получив ответов, я не решилась спрашивать снова. Хотя, может быть, момент для расспросов неправильно выбрала... Я же заметила, что после ссоры из-за разделенной со мной кровати Ромэр замкнулся, вообще не поддерживал никаких разговоров. Боже мой, как же трудно общаться с молчаливым незнакомцем! Ведь когда я, наткнувшись на его отчужденность, перестала рассказывать о себе сама и задавать вопросы, он вполне мог подумать, что это я ограничиваю контакты...
  Я внимательно посмотрела на арданга, ободряюще улыбнулась:
  - Всё, Ромэр. Мне интересно всё.
  
  Разумеется, 'всё' мне не рассказали. Но за пару часов я узнала о спутнике больше, чем за два прошедших месяца. Ромэр оказался хорошим рассказчиком, слушать его было приятно и интересно. Вначале ардангу было неловко, думаю, поэтому он начал с пары веселых историй из своего детства. Рассказал о мальчишеских забавах с друзьями. Я смеялась, вспоминая и рассказывая, как похожие глупости совершал Брэм. Эти истории повеселили Ромэра, и я снова услышала его теплый смех. Красивый и заразительный.
  Увидев, что я не из вежливости, а из искреннего интереса поддерживала разговор, Ромэр рассказал о своей семье. Вначале он говорил только о матери, Мэри Аквильской, которую знал лишь по портрету и по словам отца и дяди. Отец очень любил мать и после ее смерти даже разговоров не поддерживал о новом браке. Еще арданг упомянул, что Ромэр означает 'данный Мэри'. Но после прямого вопроса об отце, смутился, помрачнел и сказал:
  - Это грустная история, боюсь, ты примешь на свой счет.
  Я понимала, о чем он беспокоится, хотя бы потому, что умела считать. Конечно, рассказывать мне, принцессе Шаролеза, что отец погиб, сражаясь с моими воинами-агрессорами во время шаролезких захватнических войн, Ромэр не хотел. Я качнула головой и, вздохнув, пообещала:
  - Не приму. Я уже и так догадалась, что он погиб во время первой войны. Это не повод теперь о нем не говорить.
  Ромэр благодарно улыбнулся и стал рассказывать. Его отец, князь Рене из рода Тарлан, что с древне-ардангского переводилось как лунный олень, правил обширными землями на севере Арданга. Во время первой войны он пытался объединить усилия с соседями, но самоуверенные князья считали, что превосходят уже побежденных собратьев по всему, и отказывались от союза. А потом стало поздно. Каждое княжество билось за себя, и все они, одно за другим, пали сраженные к ногам Великого Стратега Дор-Марвэна Несокрушимого. Я знаю, Ромэр пытался говорить бесстрастно, чтобы косвенно не обвинить меня, принцессу Шаролеза, в бедах своего государства. Но в голосе арданга помимо его воли прорывалась горечь, а лицо вновь стало ожесточенным. Это была его страна, которую он любил всем сердцем. Страна, за которую он поплатился свободой и несколькими годами жизни, за которую был готов сложить голову. Арданг был для него всем.
  В те редкие моменты, когда во время своего рассказа Ромэр смотрел на меня, я видела боль в его глазах и очень боялась, что он вновь замкнется в себе. То, что он пережил, что в сокращенной форме рассказывал мне... Это было страшно. Неестественно быстро повзрослевший подросток, сражавшийся за свою землю наравне со взрослыми. Восемнадцатилетний парень, видевший своими глазами смерть отца, бывший рядом с дядей, по сути, единственным оставшимся в живых родственником, когда того тяжело, почти смертельно ранили. Отчаявшийся молодой юноша, ставший свидетелем разорения и разграбления родного замка... Поражение, ледяной занозой засевшее в сердце, ядом разъедавшее душу.
  Он, как и другие выжившие дворяне Арданга, стал изгоем, вынужденным скрываться от солдат, называться чужим именем, заискивать перед чернью ради спасения своей жизни. Ромэр рассказал, что дядя остался жить на родовых землях даже после того, как потерял на них все права, лишился самой возможности близко подходить к замку, принадлежавшему роду Аквиль более пяти сотен лет... И возможность жить на совсем недавно принадлежавшей ему земле дядя считал благом...
  Ромэр говорил спокойно, во время рассказа его голос ни разу не дрогнул. Но арданг старался на меня даже не смотреть, сосредоточенно рассматривая угол стола. Большая часть рассказа была просто сухим перечислением фактов, но меня бросало то в жар, то в холод, когда он говорил о бесчинствах наших войск на ардангской земле, о сражениях, о сожженных деревнях...
  Я понимала, что восстание было тогда единственным выходом. Старалась не думать о второй войне, о которой Ромэр не обмолвился и словом. Если откровенно, то спрашивать о ней боялась. В голову неожиданно пришла еще одна мысль: хорошо, что с самого начала не сказала Ромэру, кто я, только назвала имя. Какое у него могло быть отношение к дочери человека, затеявшего войну, и к приемной дочери человека, жестоко подавившего восстание, победившего подлостью, я представляла. Ни о доверии, ни о помощи речи бы не было... Уверена, если бы он знал, кто я, даже краюхи хлеба у меня не взял бы... Какое, все же, у судьбы странное чувство юмора, - именно мне, той, которой он никогда не доверился бы, выпало помочь Ромэру.
  Закончив свой рассказ, Ромэр надолго замолчал, не поднимая на меня глаз, все так же рассматривая стол. А я смотрела на этого решительного, гордого человека, сидевшего передо мной на краю кровати, и восхищалась им, спрашивая себя, как же он не сломался? Я бы и злейшему врагу не пожелала такую жизнь. Если во время войны его поддерживала небезосновательная вера в победу, то что, что, во имя небес, давало ему надежду в подземелье отчима? Ведь там надежды не было никакой. И это просто... отказаться от еды и питья и... прекратить эту постоянную пытку. Я бы сделала именно так... Но что-то помогало ему, поддерживало и там, в камере... Что?
  В дверь постучали.
  - Да? - тут же откликнулся Ромэр, поворачиваясь к источнику звука.
  - Вы обедать будете? - послышался из коридора голос хозяина.
  - Конечно, спасибо, - вежливо ответил арданг.
  - Лады, все будет готово через час, - сказал хозяин и ушел.
  Я не могла оторвать взгляда от Ромэра, и заметила, как уголок его рта приподнялся в саркастичной усмешке.
  - Интересно, а что Стратег... - начал арданг, поворачиваясь ко мне, но осекся, усмешка исчезла. Взгляд из вызывающего стал виноватым. Ромэр несколько долгих мгновений смотрел мне в глаза, потом шепнул: - Прости.
  И только тогда я поняла, что плачу. Тряхнула головой, отгоняя призраков прошлого, поспешно провела ладонями по щекам, стирая слезы:
  - Это ты извини.
  - Не думал, что ты так близко к сердцу воспримешь мои слова, - поостерегся бы рассказывать. Не хотел тебя расстроить, - покаялся арданг.
  - Ромэр, все в порядке, - заверила я. - Я просто... Все в порядке, правда.
  Не признаваться же, что мне больно было все это слушать. Что сухие фразы из учебников истории и хроник вдруг преобразились, стали кровавыми картинами, окаймленными копотью пожарищ. Что даже не могу обидеться на Ромэра, всего лишь на мгновение предположившего, что я способна с заносчивостью победителя злорадствовать из-за поражения его страны. Мне почему-то казалось, он должен лучше меня понимать. Хотя... с чего бы вдруг? Ведь это был первый раз за два месяца, когда мы разговаривали о чем-то личном, а не отделывались короткими общими фразами.
  Как вести себя с Ромэром дальше, я не знала, слишком тяжелое, гнетущее впечатление произвел на меня разговор. Похоже, на арданга тоже, потому что он поспешно сменил тему, предложив сходить в конюшню, проверить наших коней. Я только обрадовалась.
  
  За нашими животными хорошо ухаживали, по крайней мере, Ромэр, осмотрев обоих коней, остался доволен. На обед мы пришли первыми, что было к лучшему, потому что удалось занять уже облюбованный угол. В зале было тоскливо и сумрачно, в тусклые окна заглядывала хмурая мокрая улица. Но вскоре хозяин зажег на столах светильники, в зале появились, загомонили люди, рассаживаясь. Поздний обед, практически ужин, порадовал. Еды было много, и она была вкусная, хоть и без изысков: овощной суп на мясном бульоне, картофельное пюре и сочные жареные колбаски с горчицей, а на десерт яблочный пирог и рюмочка вишневой настойки. Порции были для меня огромными, поэтому я просто делилась всем с Ромэром, не обращая внимания на его слабые протесты. За соседним столом снова сидели ардангские торговцы и разговаривали о своих проблемах. Я, краем глаза поглядывая на спутника, явно наслаждавшимся звучанием родной речи, делала вид, что и слова не понимаю из разговора.
  После ужина мы снова поднялись в комнату. Я зажгла светильник, и полное холодных теней помещение вновь стало уютным. Ромэр снова растянулся на кровати, я устроилась у окна. Но серьезные темы мы больше не затрагивали. Разговор плавно и вяло кружил вокруг завтрашнего дня, предстоящей дороги. Через некоторое время по изменившемуся дыханию молчавшего арданга поняла, что Ромэр заснул. За окном сгущались сумерки, вскоре стало совсем темно. Все еще шел дождь, наполняя комнату тихим шорохом капель. Я встала, на цыпочках подошла к комоду, вынула из стоящей на нем дорожной сумки одеяло и укрыла Ромэра. Он едва заметно нахмурился, но не проснулся. Вернувшись на свое место, осторожно приоткрыла даже не скрипнувшее окно, впустить свежего воздуха... Всегда любила чистый, живой запах весеннего дождя.
  
  
  
  Глава 13
  
  На следующий день мы поехали дальше. Кручу, многому меня научившую и давшую богатую пищу для размышлений, я покидала без сожаления. Теперь мы двигались на юго-запад, и можно было только радоваться приобретению коней. Конечно, я устала после долгого пешего перехода, но дело было даже не в этом. Мы сошли с тракта. Еще перед Кручей. И разницу мои ноги ощутили незамедлительно. Широкие, выложенные подогнанными друг к другу камнями тракты велел проложить еще мой дед. Когда отец и отчим увеличили территорию Шаролеза, они продлили и тракты. Но прочие дороги, хоть и поддерживались в хорошем состоянии, сильно уступали главным пяти трактам, расходящимся от Ольфенбаха.
  Арданг... Границу этой провинции Шаролеза мы должны были пересечь вечером третьего дня. Чем ближе мы становились к этой земле, тем чаще я замечала на лице спутника мечтательное выражение. Разумеется, узнав от торговцев новости о дяде, он радовался встрече. Это я понимала, но приподнятого настроения Ромэра не разделяла. Я ни разу не бывала в тех краях, честно говоря, не интересовалась текущим положением дел и опасалась увидеть разорение и нищету. И что-то мне подсказывало, что если я окажусь права, Ромэру будет очень трудно выполнить до конца свое обещание и помочь мне сбежать из страны. Как показало время, я была недалека от истины...
  
   В дороге по обыкновению разговаривали немного. Не знаю почему, но весь день боялась, что Ромэр задаст тот самый вопрос, на который я до сих пор не знала, как правильно ответить. Что я могла сказать на 'Как и когда ты узнала обо мне?'? Что? Тему заточения и клейма, которое спутник, не догадываясь, что я понимаю истинное значение этого жеста, часто прикрывал ладонью, мы не обсуждали ни разу. Но я знала, долго обходить молчанием этот период и обстоятельства нашего знакомства невозможно. А вопросов боялась... Потому и спрашивала что-то несущественное, стоило ардангу после паузы бросить на меня внимательный взгляд и попробовать заговорить. Когда это произошло в четвертый раз подряд, Ромэр усмехнулся, качнул головой и оставил попытки завести серьезный разговор.
  Но, в общем, должна сказать, что отношения стали теплей. Исчезла отчужденность, смущавшая меня первое время, Ромэр стал значительно общительней. Видно было, что перемена тона ему, как и мне, нравится. Еще заметила, что отношение Ромэра ко мне изменилось. Не знаю, что стало тому причиной, поведение пьяных или моя реакция на его рассказ. Но чувствовала... заботу Ромэра. До хрупкой фарфоровой статуэтки мне было еще далеко, но, судя по тому, как бережно он помогал мне залезать на лошадь, я уверенно приближалась к приобретению этого статуса.
  
  Ту ночь провели в какой-то деревеньке в сарае. Комнат в наем там не сдавали, так что пришлось проситься к деревенским жителям на постой. После дождя ночевать на сырой земле за пределами деревни не хотелось. Разумеется, напрашиваться в дома нам в голову не приходило, но, тем не менее, неодобрительных и подозрительных взглядов избежать не удалось. Сказывалось, что деревня Яблонка была уже довольно далеко от Северо-Западного тракта, чужаки были здесь редкостью. Только в третьем доме нас пустили на ночлег. Если до побега я восприняла бы молодецкую задиристость светловолосого хозяина, как наглость, то теперь понимала, что это была своего рода защитная реакция. Он не знал, чего от нас ждать и, кажется, не очень поверил рассказанной Ромэром легенде. Удивительно, по-моему, но предложенные деньги его насторожили еще больше. Но хозяин все же взял монеты и пустил нас, за что ему большее спасибо. Он отвел нас в просторный сухой хлев, в котором жили пять очень удивленных нашим появлением козочек, и предложил расположиться на высоком настиле над животными. Правда, еще он спросил, не будем ли мы возражать, если он запрет нас снаружи, но после решительного 'Нет, конечно' арданга не стал это делать.
  Утром настороженности в хозяине поубавилось, но верхом его гостеприимства были коврига горячего хлеба и выделенный нам кувшин парного молока. От молока я уже не отказывалась, - привыкла за время путешествия.
  
  Мы проехали мимо двух небольших селений, а к вечеру второго дня добрались до поселка Вершинный, расположенного, как следовало из названия, на вершине крутого холма. Сотни полторы домов, частокол, кое-где облагороженный и превращенный в каменную стену. Стражник у ворот нас пустил, не задавая лишних вопросов, но вот взгляд этого высокого худощавого человека, чем-то напоминавшего куницу, мне не понравился. Он не был настороженным, нет... он был хищным. Почему-то решила, что солдата больше заинтересовали кони, которых мы вели в поводу, а не мы сами. Оказалось, Ромэр тоже заметил этот взгляд и повышенное внимание стражника.
  - Есть подозрение, что этой ночью мы станем жертвой местных неуловимых конокрадов, - шепнул арданг, когда мы отошли на порядочное расстояние от ворот.
  - Согласна, - так же шепотом ответила я. - Что будем делать? Уже поздно, темно...
  - Думаю, это как раз та самая крайняя нужда, когда мы вынуждены будем разделиться, - после небольшой паузы продолжил Ромэр.
  - Не надо... - страх в голосе не удалось полностью скрыть. Ромэр бросил на меня короткий, расстроенный взгляд, вздохнул.
  - Сам не хочу, но, боюсь, иначе придется снова идти пешком.
  Я задумалась. Конечно, он был прав, без лошадей наше продвижение сильно замедлится. Но, в конце концов, можно купить других, денег должно хватить. Но если у нас украдут коней, то мы должны будем оповестить об этом стражу, если не хотим вызвать подозрений. Оповестив стражу, мы привлечем к себе внимание. Не оповестив стражу, тоже привлечем к себе внимание. Но в любом случае нас запомнят наверняка. Ромэр - личность яркая, да и я на фоне обычных женщин сильно выделяюсь...
  Колебались мы долго. Расставаться не хотелось. Говоря Ромэру, что в крайнем случае можно купить других лошадей, и приводя прочие аргументы, в какой-то момент поняла, что истинную причину моего беспокойства арданг не понимает. Пришлось объяснить, что меня пугает не перспектива провести ночь одной в запертой комнате. Страшит то, что будет происходить с Ромэром в конюшне. Ведь конокрад не может быть один! Ромэр удивленно и недоверчиво посмотрел на меня, словно ожидал чего угодно, но не таких слов. Улыбнулся одними губами и сказал, что с парой воров уж как-нибудь справится. Я не нашла, что возразить немного уязвленному мужчине так, чтобы не обидеть еще больше. Его навыки я под сомнение не ставила, имела в виду совершенно другое. Но в тот момент подобные слова выглядели бы неуместными и неправдоподобными оправданиями. А оправдываться не хотелось...
  Мы расположились на небольшом постоялом дворе у южной окраины поселка. Комната, тусклая и затхлая, с трудом вмещала узкую, застеленную лоскутным пледом кровать, пару стульев и дырявую ширму в углу. Ромэр проверил петли, несколько раз щелкнул замком, запер ставни и створки окон. Осмотром остался вполне доволен и, оставив меня с вещами в номере, ушел в конюшню, расседлывать коней. Вскоре вернулся, занес в комнату седла и умостил их у запертого окна.
  Посетовал, что из конюшни наша комната совсем не видна, но сказал, это не повод для уныния... Если бы я хоть на унцию была с ним согласна...
  - Запри за мной дверь, подставь к ручке стул и ложись спать, - ободряюще улыбнулся Ромэр и, пожелав спокойной ночи, ушел.
  
  Всю ночь я не могла сомкнуть глаз, даже долго сидеть на одном месте была не способна. Нервничала безумно, молилась, чтобы все обошлось, чтобы мы оба с ним ошиблись, чтобы никаких конокрадов в Вершинном не было... Чтобы все это оказалось напрасной предосторожностью... Сердце ухало в ушах, дрожали руки, липкими волнами накатывал страх. Ругала себя всеми известными словами... Какая я идиотка... К черту лошадей! К черту его упрямство и самоуверенность! Как я позволила ему уйти и рисковать? Ведь если он действительно встретит воров, то, готова клясться в этом чем угодно, их точно двое, а вероятней трое! Он, конечно, считает, что должен защищать меня и мое добро, но он долго не держал в руках оружие! Понимаю, что мастерство, отточенное годами, давно стало инстинктами, но... Его могут ранить, даже убить... Господи, почему я не объяснила? Почему?... Я, расхаживая по комнате, молитвенно сцепив руки, старалась гнать панику, пыталась думать, что все будет хорошо... Идиотка, какая же я безмозглая идиотка! Нужно было настоять на том, чтобы он остался в комнате! Лошадей всегда можно других купить, ну, прошли бы еще пару дней пешком, ничего бы с нами не случилось... Боже, защити его!
  Светало. Утренняя серость пробивалась сквозь закрытые ставни. Почему-то я думала, что Ромэр вернется на рассвете. Но он не появился ни на рассвете, ни с восходом. Я не знала, что дальше делать, ведь по моим представлениям, он давно должен был вернуться! Металась в запертой комнате, а в голове звучали слова арданга: 'Не выходи без меня'. В который раз ледяной водой окатила мысль: 'А если с ним что-нибудь случилось?', сердце пропустило удар, на глаза навернулись слезы. Тут мне почудился какой-то шум снаружи, множество голосов. Отшвырнув с дороги стул, я дрожащими руками повернула ключ в замке, рванула на себя дверь, шагнула в коридор, захлопнула за собой дверь, зачем-то снова повернула ключ и побежала по длинному коридору мимо комнат к залу. Там выскочила через другой ход не на улицу, а во двор, откуда слышала шум.
  Боже мой, Господи... помоги!...
  
  Во дворе толпились люди и что-то возбужденно друг другу рассказывали, но я не слушала, не осознавала смысла ни единого слова. Мое внимание было приковано к трем мужским фигурам в центре небольшого двора. Двое стражников, наш вчерашний знакомец и еще один, грузный мужик, тащили на себе в кровь избитого Ромэра, бывшего, видимо, в полубессознательном состоянии. Он не поднимал головы, ногами перебирал с трудом. Но хуже всего было даже не это. Рубашка на арданге была разодрана, открывая всем любопытным взглядам самую страшную тайну Ромэра - клеймо. Огромные буквы, складывавшиеся в унизительное 'РАБ'...
  - Капитан, - гнусно ухмыляясь, окликнул грузный стражник кого-то, скрытого от меня толпой. - Все, как мы говорили, беглый каторжник!
  Ответа названного капитаном я не ждала. Не помню, как растолкала людей, как выскочила на центр двора. Любой скажет, что я повела себя неправильно, что нужно было дождаться, пока Ромэра запрут в местной тюрьме, а потом поговорить с начальником, прикинуться испуганной тихой овечкой, показать вольную, поплакать. Разумные слова, логичные советы спокойного человека. Если бы не клеймо, а любое другое обвинение, возможно, я бы тоже подавила захлестывающую меня панику и выбрала правильный момент. Но беглых каторжников обычно казнили на месте по одному жесту командира. А за жизнь Ромэра я боялась безумно.
  - Остановились немедленно! - рявкнула я. Стражники замерли, как-то задеревенели, вытягиваясь передо мной в некое подобие стойки 'смирно', но все еще крепко держа Ромэра. - Сию минуту освободите моего мужа!
  Двое в совершеннейшем замешательстве посмотрели мимо меня на командира. Я тоже повернулась к нему и встретилась взглядом с удивленным воякой лет шестидесяти. В отличие от стражников, он не казался прохиндеем. Наоборот, первая мысль, мелькнувшая в затуманенном яростью и ужасом мозгу, была 'Человек чести'.
  - Это Ваш муж? - выделив голосом обращение на 'Вы', спокойно поинтересовался командир.
  - Да! - выпалила я, помимо воли чувствуя, как спокойствие капитана охлаждает мой пыл.
  - Госпожа, нас интересует только клеймо. Других оснований задерживать Вашего мужа у нас нет, - голос капитана был все таким же спокойным и вежливым.
  - У него есть вольная, подписанная самим Великим Стратегом, - ответила я, отделяя паузой каждое слово, придавая фразе больший вес.
  Люди, столпившиеся во дворе, возбужденно загомонили. Стражники, державшие арданга, смотрели на меня с благоговейным неверием. Командир кивнул и сказал:
  - Я бы хотел взглянуть на бумагу. Надеюсь, проблем с этим не возникнет, госпожа?
  - Разумеется, нет! - чуть резче, чем следовало, ответила я и засунула руки под широкий пояс платья, надеясь сквозь специально сделанную прореху добраться до нательного пояса. Капитан, подойдя ближе и вопросительно изогнув бровь, наблюдал за моими действиями. Но вскоре мне удалось вынуть на свет божий плоскую металлическую коробочку с залитыми воском щелями. Командир улыбнулся:
  - Думаю, дальше мы будем разбираться у Вас в комнате.
  Я удивленно глянула на него. Нет, я не горела желанием мучительно и долго отцарапывать воск и показывать всем собравшимся с таким трудом добытую бумагу. Но слова капитана меня удивили.
  - Прошу, госпожа, пройдемте в Вашу комнату.
  Я не стала спорить. Если он хочет поговорить в спокойной обстановке без лишних глаз, что ж, так только лучше. Капитан сделал знак своим людям следовать за нами. А эти тупые уроды посчитали, что если Ромэр для разговора не нужен, то его можно просто бросить!
  Арданг нетвердо стоял на ногах, покачнулся, лишившись поддержки, в следующую секунду упал на колени и наверняка пребольно ударился, потому что я, в мгновение ока оказавшись рядом с ним, коленями стукнулась сильно. Но Ромэра поймала, поддержала, обхватив правой рукой, подставила плечо, на котором он повис. Наверное, он был тяжелый, но я не почувствовала. Откинула со лба арданга мокрую от крови прядь, заглянула в лицо, услышала свой дрожащий от сдерживаемых слез голос и неожиданную фразу: 'милый, что они с тобой сделали...'. И командный, злой, клокочущий едва сдерживаемым гневом голос капитана: 'Бестолочь, помогите ей!'.
  Стражники снова поставили Ромэра на ноги и полуотволокли, полуотвели за мной в зал, потом по длинному коридору, в комнату. Они довольно осторожно положили Ромэра на кровать, покосившись на начальника, кивнули мне и вышли. Я спокойно, как чуть позже поняла, величественно села рядом с 'мужем'. Горделиво выпрямленная спина, соответствующий взгляд, полный оскорбленного достоинства и возмущения. Я поняла, что выдала себя, что разрушила легенду о торговце оружием и его жене, когда капитан, наклонившись за опрокинутым стулом, отошел от мутного зеркала. И я увидела свое отражение... Неудивительно, что стражники вытянулись передо мной в струнку. Неудивительно, что капитан так внимательно и удивленно меня рассматривал. Неудивительно... Но менять что-либо было уже поздно.
  Капитан поднял стул, закрыл дверь, поставил стул перед ней и сел, как бы невзначай положив руку на навершие меча. Хотя, как человек военный, он мог не придавать этому жесту такого угрожающего значения, как я. Ромэр глухо застонал, постепенно приходя в себя, и попытался прикрыть клеймо ладонью. Я прошептала что-то неопределенно-успокаивающее и, поправив у него на груди то, что осталось от рубашки, взяла его за руку. Снова повернулась к капитану, наблюдавшему за мной с любопытством, которое он не считал нужным скрывать.
  - Вы хотите посмотреть на бумагу? - спросила я, прерывая затянувшуюся паузу.
  - Нет, - капитан качнул головой, едва заметно улыбнулся. - Вы так оберегаете этот документ, что я не сомневаюсь в его подлинности. Как Вы и Ваш... муж оказались здесь? Ни вопрос, ни интонационное выделение обращения, ни подчеркивание слова 'муж', которому командир не верил, мне не понравились. Но враждебности в капитане не было.
  - Мы путешествуем.
  - Куда? - уточнил мужчина.
  - К моим родственникам.
  - Где они живут?
  - В своем доме, - прямо глядя в глаза капитану, ответила я. Он усмехнулся:
  - Понимаю. Ладно, оставим эту тему. Вы знаете, что произошло ночью?
  - Когда мы с мужем приехали в Вершинный, заметили подозрительный интерес стражника к нашим коням, - начала я.
  - А... у Вас были лошади, - перебил капитан. - Тогда все ясно.
  - Воры пришли на рассвете. Их было четверо, - вмешался в разговор Ромэр, повернувшись на бок, чтобы видеть лицо собеседника. - Двух ранил. Несерьезно. Я бы справился, но конь испугался шума и взбрыкнул.
  'Муж', болезненно поморщившись, приложил свободную ладонь к ране на голове.
  - Бывает, - как мне показалось, с сочувствием глянув на арданга, кивнул капитан. - Это же Вам не боевой скакун, видавший битвы.
  - Коней им увести не удалось, тем не менее... Ваши люди, так кстати появившиеся в конюшне, забрали мое оружие, - голос Ромэр прозвучал спокойно, но... властно, что ли. Поэтому ответ командира меня не удивил.
  - Мы исправим это досадное недоразумение.
  - Буду признателен, - с королевским достоинством сказал арданг. Видимо, сообразив, что легенда рухнула, тоже не видел смысла дальше притворяться. Я понадеялась, что получив почти прямой приказ, капитан уйдет, но он все так же сидел на стуле и рассматривал нас.
  - Вы очень странная пара, - задумчиво сказал он, двумя пальцами поглаживая седую бородку клинышком. - Очень. По чести, у меня нет причин более интересоваться вами, но позвольте дать вам совет. Покиньте Вершинный поскорей.
  - Это мы и собирались сделать сегодня же, - вежливо ответил Ромэр. Капитан продолжил мысль:
  - Даже если сейчас Вы не чувствуете сил продолжить путешествие, уехать вам нужно незамедлительно.
  - К чему такая спешка? - нахмурившись, уточнил арданг.
  - Дело в том, что почту от начальства обычно привозят два раза в неделю. Следующий раз завтра. А я обычно начинаю читать такие письма не раньше десяти часов утра, - выразительно посмотрев в глаза Ромэру, проговорил капитан. Арданг пару мгновений рассматривал собеседника, потом кивнул. Кивок был больше похож на поклон. Капитан встал, отодвинул от двери стул:
  - Прошу прощения за всю эту историю, Ваше оружие будет Вам возвращено. Материальный ущерб, - он коротким жестом указал на разорванную одежду, - возместят мои люди.
  - Спасибо, - искренне поблагодарила я, когда встретилась взглядом с капитаном.
  - Не за что, госпожа, я всего лишь придержу в узде любопытство и не буду отступать от своих привычек, - весело улыбнулся командир и, легко кивнув нам, вышел.
  
  Я велела Ромэру раздеваться и ушла к хозяину постоялого двора за горячей водой и тазом. Спешка спешкой, но глубокий порез на плече и рану на голове необходимо было обработать немедленно. А так же посмотреть, нет ли где еще пока незамеченных мной повреждений. В коридоре, когда я уже возвращалась в комнату, меня догнал стражник. Тот самый, похожий на куницу.
  - Госпожа, - подражая обращению капитана, нагло начал он. Какая же короткая у людей память! Я глянула на мужчину. Одного взгляда хватило, чтобы он вспомнил свое место. Стражник заметно стушевался и даже предложил помочь. Я не ответила, все так же пристально и свысока рассматривая его.
  - Вот оружие Вашего мужа, - пробормотал стражник, протягивая мне связанные перевязью меч и кинжалы.
  - Вижу, - бросила я. - Следуй за мной.
  Он не посмел возражать и послушно поплелся за мной к комнате. Вопреки моим ожиданиям Ромэр не скрылся за ширмой, а надел вместо испорченной одежды куртку, которую застегнул до самого горла. Он как раз выходил из номера, видимо, собираясь идти за мной. Пропустив меня в комнату, он окинул холодным пренебрежительным взглядом моего спутника, но не сказал и слова. Поставив таз и кувшин на комод, я встала рядом с Ромэром, глядя на стражника.
  - Вот Ваше оружие, господин, - голос стражника осип от волнения, а сам человек, кажется, так и не решился посмотреть Ромэру в глаза.
  'Муж' не посчитал необходимым разговаривать со стражником, просто забрал из его рук клинки и выжидающе смотрел на нерешительно переминающегося с ноги на ногу мужчину.
  - Еще капитан распорядился... по поводу одежды... - начал стражник, снова посмотрев на меня. По паузам поняла, что, отойдя от первого шока, он вначале хотел швырнуть мне монеты как подачку, а теперь, наконец, окончательно осознав, что перед ним аристократка, стражник не знал, как себя вести.
  - Да, он предупреждал, - смерив мужчину внимательным взглядом с ног до головы, сказала я.
  Стражник нервно сглотнул и, достав из кармана матерчатый кошель, вытряхнул на ладонь две монеты достоинством по десять серебрушек. Да, на эти деньги можно было купить пять штук рубашек. Но я видела капитана, разговаривала с ним, поняла, что это за человек. Надменно и чуть удивленно изогнув бровь, я молча смотрела на стражника. Он потупился, покраснел, достал из нагрудного кармана еще три такие же монеты и, не произнеся ни слова, положил деньги в кошель. Что ж, ползолотого, вот в это я готова была поверить. Стражник поклонился мне, передавая кошелек. Разговаривать с ним и прощаться я не сочла нужным и, приняв деньги, спокойно отошла к окну. Ромэр зашел следом за мной и закрыл дверь.
  - Простите, - донесся из коридора голос стражника, когда арданг повернул ключ.
  
  Нет, Ромэр никогда не перестанет удивлять. Даже зная, что великая тайна его клейма раскрыта, он, попросив, чтобы я не смотрела, быстро разделся и спрятался от меня за ширмой. И, судя по всему, не собирался оттуда выходить.
  - Пожалуйста, передай мне воду, - это были первые слова, которые он сказал лично мне за утро. Вздохнув, сделала, как он велел. Исключительно потому, что мне все равно нужна была пара минут, - достать бинты и мази из сумки. Я раскладывала на подоконнике все необходимое и прислушивалась к звукам за ширмой. Вскоре по тому, что Ромэр перестал плескаться, решила, он уже вымылся, и подошла к ширме.
  - Ромэр, - мой голос прозвучал удивительно требовательно и строго.
  - Что? - чуть раздраженно откликнулся он. Понимаю, ему больно, к тому же ситуация крайне неприятная, но я была полна решимости. В конце концов, мы не в том положении. Не до капризов и политесов.
  - Ты прикрой то, что девушке видеть не полагается, - хмуро посоветовала я и, на всякий случай зажмурившись, сдвинула ширму.
  - Ты с ума сошла! - возмутился арданг, вынужденный, судя по шорохам, последовать моему совету.
  - Давно. Это не секрет, - буркнула я и встретилась с горящим негодованием взглядом Ромэра. Махнула рукой в сторону кровати, - иди, садись, сейчас буду перевязывать.
  - Не нужно, я все сделаю сам. Только прошу, не мешай, - выдавил он, одной рукой удерживая на бедрах полотенце, а второй прижимая другое полотенце к груди в нелогичной попытке закрыть клеймо. Неужели думал, что я не видела? Вздохнув, пропустила его к кровати и ничего не сказала. Какой толк спорить? Все равно же сделаю по-своему. Арданг бросил на меня хмурый взгляд и отошел к окну, сел на кровати спиной ко мне и так, чтобы дотягиваться до банок с мазями. Я взяла кувшин с остатками горячей воды и подошла к Ромэру.
  - Нэйла, я прошу, - взмолился он, снова прикрывая полотенцем грудь. После утреннего происшествия эти игры и хождения вокруг да около я не понимала. Хотя его по голове копытом стукнуло... Я слышала, от такого кусочек памяти выпасть может... Когда его из конюшни выволокли, он был еще в том состоянии... Не думаю, что он мог хоть что-то соображать. Интересно, он понял, что произошло, осознал мой разговор со стражниками, с капитаном?
  Поставив на подоконник кувшин, я повернулась к ардангу. Он бросил на меня сердитый взгляд. Я ведь мешала, влезала в его личное дело... Ободряюще улыбнулась, хотела положить руку на плечо, но он отшатнулся. Это меня удивило и обидело. Я ведь прежде касалась его, и никогда раньше такой реакции не было... Неужели это из-за клейма? Убрав руку, наклонилась так, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. Он смотрел на меня с возмущением, с обидой, даже с раздражением. Но потом в серо-голубых глазах снова мелькнуло то странное выражение, как во время нашего первого разговора. Растерянность, удивление и, кажется, восхищение...
  - Ромэр, я знаю про клеймо, - как могла мягко сказала я.
  - Мне жаль, что ты узнала так, - в его глазах появился отголосок былой боли, холодной иглой кольнувший сердце. - Я бы сам сказал тебе... Позже, - почему-то начал оправдываться арданг. Конечно, можно было оставить так, позволить ему хоть недолго думать, что я впервые увидела клеймо сегодня. Но это было бы нечестно.
  - Ромэр, - прервала его я. - У нас были бы серьезные проблемы, если бы я узнала о клейме только сейчас.
  Он горько усмехнулся.
  - Понятно... Ты уж прости, я был сегодня немного не в себе... Плохо понимал, что происходит... Что ты сказала им, чтобы они отстали?
  - Почти правду. Что у тебя есть вольная, подписанная Стратегом.
  Ромэр недоверчиво посмотрел на меня, а я продолжала:
  - Печать, королевский бланк - это все настоящее. А подпись, разумеется, подделала.
  - Значит, ты не во время путешествия заметила...
  - Нет, я знаю уже давно, - я ожидала следующего вопроса, который неизбежно должен был последовать. И боялась его. Не знала, даже не представляла, как говорить о той ночи. Почему-то казалось, что стоит только воскресить в памяти те часы, Ромэр никогда не сможет больше спокойно разговаривать со мной. Видела по его глазам, что он хотел спросить это или что-то другое, но осекся, промолчал. Отвел глаза, легко тряхнул головой, словно отгоняя глупую мысль. Пауза затянулась.
  - Ромэр, у нас не так много времени... Давай посмотрю порезы? - робко предложила я.
  Он вздохнул и, все так же не глядя на меня, чуть повернулся, подставляя пробивающимся сквозь пыльное окно солнечным лучам окровавленную голову. С большим трудом отмыв запекшуюся кровь с волос, нашла рану. Что ж тут говорить, повезло, - удар прошел вскользь. Если бы удар пришелся на два пальца ниже, то копыто скорей всего пробило бы тонкую височную кость... Мысленно поблагодарив небо за то, что не произошло непоправимое, я принялась обрабатывать рану. С непривычки возилась долго, но арданг не жаловался, вообще не заговаривал со мной. Даже ни разу не шелохнулся за все время.
  - Бальзам едкий, - предупредила я. Мой голос прозвучал так робко и одиноко в этой напряженной тишине, что мне стало себя жаль. Ромэр не ответил. Почему-то я решила, что это плохой признак. Даже захотелось, чтобы арданг ойкнул хотя бы, когда я коснулась раны корпией, смоченной в жгучем бальзаме. Но он и тогда промолчал, не мешая мне делать мое дело. Сблизив парой стежков края раны, я вздохнула и занялась правым плечом. Ромэр, отвернувшийся от меня, ни разу не поморщился, когда я промывала и смазывала рану. Только крепко стиснул зубы, когда я несколькими стежками зашивала порез. Но теперь это меня не удивило. Оставалось наложить повязку, но арданг именно этой рукой прижимал к груди полотенце. Конечно, нужно было просто попросить его дать мне руку, но я словно забыла все слова, где-то потеряла голос. Да и тишина была такой давящей, всепоглощающей, гнетущей, что я не осмелилась заговорить.
  Я просто осторожно и ласково положила левую ладонь ардангу на плечо. От этого неожиданного прикосновения Ромэр вздрогнул, но не повернулся. Я не убирала руку, более того, положила вторую ладонь ему на запястье. И замерла. Только тогда Ромэр повернулся ко мне, растерянно и удивленно посмотрел в глаза, словно не верил, что к человеку с таким клеймом кто-нибудь по своей воле может захотеть прикоснуться.
  - Нет смысла скрывать то, о чем я и так знаю, - шепнула я. Он долго всматривался в меня, видела, он хотел что-то спросить, но не решился. Только расслабил руку и позволил мне полностью завладеть ею. Я робко улыбнулась и потянулась за бинтом, стараясь не смотреть на обнажившуюся грудь Ромэра, на эти огромные буквы. Я молча перевязывала руку арданга, когда он заговорил. Тон был удивительно холодным и деловым.
  - Я слышал, как ты с ними разговаривала. Пожалуйста, не пойми неправильно. Я благодарен за вмешательство, за то, что ты предвидела такую ситуацию и заранее позаботилась о документе. Но на будущее... Ты выдала себя, показала, кто ты на самом деле. Повезло, что капитан оказался порядочным человеком... Я должен тебе жизнь и расплачусь ею, помогая тебе обрести свободу. Только прошу, что бы ни происходило, как бы ты обо мне ни беспокоилась, никогда не подвергай риску свою свободу.
  Наверное, всему виной был его голос, совершенно лишенный пафоса или наносной торжественности. Голос человека, знающего цену свободы, знающего цену жизни. Мне стало страшно и безумно больно за Ромэра. Я выпрямилась, твердо встретила серьезный и решительный взгляд серо-голубых глаз:
  : ;- И ты, пожалуйста, помни на будущее. Ты. Не должен. Мне. Ничего. И еще одно. Что бы ни происходило, запомни, - моя свобода не стоит твоей жизни.
  
  
  Глава 14
  
  
  Церковные часы пробили десять, когда мы покинули Вершинный. Мы намеренно поехали на юг, а не на запад, чтобы запутать след. Ни Ромэр, ни я не сомневались в том, что теперь, когда мы невольно обратили на себя внимание, погоня точно будет. До сегодняшнего дня отчим и его люди могли только теряться в догадках и строить предположения. У них не было не то что отправной точки, откуда можно было бы начинать поиски, но даже точного времени отсчета. Ведь из Ольфенбаха мы, по сути, могли убежать куда угодно. В любой из тех трех-четырех дней, когда слуги еще не вломились ко мне в комнаты.
  Оглянулась на Вершинный. Я была уверена, что капитан не станет докладывать о нас сразу, но сказать то же самое о его людях, разумеется, не могла. А еще подозревала, что если будет упомянуто хоть малейшее вознаграждение, часть стражников тут же вызовется добровольцами и бросится за нами. А капитан не сможет им в этом помешать.
  Мы ехали по большой широкой равнине. Прямая, как стрела, дорога, нагретая летним солнцем, теряющаяся в мареве. Справа от дороги верста за верстой простирались поля. Слева поля перемежались с лугами, на которых паслись коровы и овцы. Мирная, богатая, даже идиллическая пастораль, вызывавшая тогда у меня только чувство глухого раздражения. Ведь любой наблюдавший за нами из Вершинного, - а здравый смысл подсказывал, что такие были, - видел нас, как на ладони. Из-за этого я нервничала, но говорить об этом, разумеется, не стоило. Ромэр, без сомнения, думал о том же. Поэтому мы просто нарочито неспешно ехали по дороге на юг и молчали.
  Мы долго, невыносимо долго молчали. Ромэр казался злым, замкнутым и сосредоточенным. Его настрой, напряжение были такими яркими, что ощущались кожей. И я не решалась не то что заговорить с Ромэром, но даже глянуть в его сторону. Ехать рядом с ардангом мне не хотелось и то, что мой конь держался на полкорпуса позади, вполне устраивало. Мы ехали без остановок три часа. Солнце жгло нещадно, кружилась голова, от неумолкающего стрекота кузнечиков звенело в ушах, но я терпела, понимая, что арданг не хочет делать привал. Тем более прятаться от зноя было все равно практически негде. Немногочисленные клочки тени уже занял скот. Так что я с надеждой вглядывалась в лес, к которому мы медленно приближались.
  Лес встретил полумраком и прохладой, казавшейся глотком воды. Мы проехали еще немного по дороге. Потом, пару раз оглянувшись и убедившись, что деревья полностью скрыли нас от любопытных глаз, Ромэр спешился. Так и не взглянув на меня, подошел, не произнеся ни слова, протянул руки, помог спешиться. Все так же молча взял своего коня под уздцы и двинулся в сторону от дороги. Мой конь удивленно фыркнул, когда я повела его вслед за ардангом, слегка заартачился, но настроения потакать некоторым копытным у меня не было. Так что пришлось несильно хлестнуть его поводом и прикрикнуть. Обернувшись к Ромэру, увидела, что меня спутник не ждал. И это раздражало. Конечно, устраивать скандал по этому поводу я не собиралась, но не значит, что такое поведение не покоробило.
  Арданг остановился через полчаса на небольшой полянке. Высокая трава, много тени от деревьев, журчание близкого ручья. Привязал коня к тонкому стволу молодой березы, сел, облокотившись на дерево, и заговорил. Его голос прозвучал глухо, казался грустным и виноватым.
  - Прости, пожалуйста, но, боюсь, мы сегодня больше никуда не поедем.
  - Почему? - я первый раз с момента отъезда из Вершинного посмотрела спутнику в лицо. Ромэр был бледен, да что там, береза ему проигрывала в белизне. Видно было, что он держится из последних сил. Я испугалась не на шутку, бросилась к ардангу: - Во имя небес, почему ты не сказал, что тебе плохо?
  - Мы должны были уехать оттуда, скрыться. Мы не могли останавливаться, - пояснил прописную истину Ромэр.
  Я опустилась перед ним на колени, заглянула в бледное лицо.
  - У меня с собой много лекарств, - пытаясь придать дрожащему от волнения, от сдерживаемых слез голосу твердость, начала я. - Ты только, пожалуйста, просто скажи, что у тебя болит.
  - Мне всего лишь нужно отдохнуть, - тихо ответил Ромэр.
  Какой же он упрямец! Как Брэм, честное слово! Неужели так сложно понять, что признать свою слабость в такой ситуации, - это не слабость! Это единственно правильное поведение! И, что самое ужасное, спорить с Ромэром, точно как с братом, бесполезно... Просто нужно делать свое дело и все.
  - Ладно, как скажешь, - бросила я, вставая. - Сейчас расстелю тебе постель, полежишь.
  - Не стоит, я сам, - отмахнулся арданг и вцепился в землю, явно собираясь подняться. Я наклонилась к нему, положила руки Ромэру на плечи и, чуть надавив, строго заявила:
  - Попробуешь встать - привяжу к дереву. Просто посиди тут пару минут. Это несложно.
  Он поднял на меня мутные серо-голубые глаза, а я на мгновение опять оказалась в своем старом кошмаре. Даже сердце захолодело... Но через секунду наваждение пропало - Ромэр тепло улыбнулся, а в его взгляде появилось то странное выражение. Смесь удивления, восторга, растерянности и чего-то еще.
  - Хорошо, - шепнул Ромэр. Я кивнула и занялась обустройством лагеря.
  Первым делом сделала постель своему не железному спутнику. Натаскала лапника и, подготовив импровизированную кровать, полезла за одеялами. Застилая постель, поняла, что сама недалеко ушла от Ромэра в признании своих слабостей. Мне дорога по жаре дорого стоила, но мысль жаловаться или просить передышку даже не появлялась. Уже уложив арданга, сообразила, что, скорей всего, у него болит голова после удара копытом. А солнце, наверняка, боль только усилило. Наградив себя парой нелестных эпитетов за недогадливость, напоила Ромэра соответствующей микстурой. Он, вопреки моим ожиданиям, не сопротивлялся и без разговоров выпил горьковатый настой. А, вернув мне кружку, улыбнулся. Грустно и, как мне показалось, растеряно.
  - Знаешь, обо мне прежде никто так не заботился. Спасибо тебе, Нэйла.
  Я совершенно смутилась и, чувствуя, как краснею под теплым взглядом этих глаз, пробормотала:
  - Что ты, Ромэр, я делаю это от души... Мне приятно о тебе заботиться... Ты, главное, отдыхай.
  Я посидела рядом с ним, пока он не заснул. А потом, стараясь не шуметь, занялась устройством лагеря. Натаскала для костра веток, напоила и стреножила коней, сделала постель себе. Спустя часа полтора, когда устроилась посидеть на постели, я вновь посмотрела на спящего арданга... И вдруг поняла, что сказала правду.
  Мне нравилось быть рядом с Ромэром. Его общество превращало путешествие-бегство в довольно приятную прогулку. Особенно последние дни. Ромэр никогда не был для меня просто телохранителем. Он, в первую очередь, всегда был для меня человеком, достойным восхищения, человеком, за которого я искренне переживала. Да, найти общий язык с ним было нелегко, и, если говорить откровенно и учитывать все обстоятельства, глупо было предполагать иное. Но постепенно арданг стал мне другом. Более того, после сегодняшней истории я поняла, что Ромэр мне дорог. Очень дорог.
   Снова задумчиво посмотрела на спящего. Сон пошел ему на пользу, Ромэр уже не выглядел таким больным. Спокойное умиротворенное лицо, в русых волосах запутался солнечный лучик, окрашивая прядь золотом. По-своему красивый мужчина с трагичным прошлым, с очень непростой судьбой. Дворянин, изгой, повстанец, король, пленник, снова свободный человек с трудным и непредсказуемым будущим... Я даже не представляла, что он будет делать дальше, когда выполнит свою часть договора. Знала только, что мне будет больно потерять такого друга...
  Воспоминание о предстоящей и неизбежной разлуке направило поток мыслей в другое русло. Мое собственное будущее было не менее непредсказуемым, чем дальнейшая судьба Ромэра. Я совершенно не представляла, что делать дальше. Пока у меня была цель, - добраться до Челна, потом до Пелиока, - я могла еще при Ромэре изображать уверенность в завтрашнем дне. С течением времени мне становилось все трудней притворяться, что у меня есть четкое представление собственного будущего. И догадывалась, что он, как и я сама, давно заметил эту огромную прореху в моем идеальном плане...
  Как мне обеспечивать свое дальнейшее существование? Этот вопрос занимал меня с тех пор, как я покинула Ольфенбах. На первое время денег было достаточно, а вот что делать дальше? Ни доходных домов, ни земель не наблюдалось. Равно как и бескорыстного дворянина, готового взять меня на пожизненное обеспечение, не требуя ничего взамен. Думаю, такие личности даже в сказках не встречаются...
  Итак, как могла заработать на жизнь девушка, получившая идеальное, королевское воспитание и прекрасное образование? Постаравшись не думать о своем самом главном в глазах работодателя недостатке, - принадлежности к женскому полу, - попыталась сконцентрироваться на достоинствах.
  Я могла гордиться своим каллиграфическим почерком, так что можно было бы попробовать устроиться писарем. Например, в суд. Специфический язык законников я тоже знала неплохо. Мне ведь часто вместе с Дор-Марвэном и братом приходилось присутствовать на заседаниях Совета. Этот вариант мне нравился, но я не без оснований считала, что такие спокойные места давно заняты.
  Математика... Конечно, можно было бы попытаться найти работу счетовода в какой-нибудь конторе. Но какой мужчина в здравом уме доверит цифры женщине?.. Вот именно.
  География и картография... Наверное, воображение от усталости тоже пострадало, но применения этим знаниям в мирной жизни я не придумала.
  Игра на музыкальных инструментах... Не думаю, что этим можно хорошо зарабатывать.
  Языки... Все-таки у меня в арсенале четыре языка. Шаролез, ардангский, муожский и верейский. Чтобы была возможность использовать это преимущество, нужно ехать в Верей. Эта страна отделена от Шаролеза и Арданга длинным и широким Верейским Хребтом, тянущимся с северо-востока на юго-запад, а с других сторон омывается морями. Но, тем не менее, торговля с этим богатым королевством идет очень оживленная. Через морские пути и через проход на севере Арданга.... Верей... Чем больше я думала об этом государстве, тем больше мне нравилась идея. Конечно, оставалось множество вопросов практического свойства. Например, кто сможет за меня поручиться, помочь в получении места? Кто защитит от посягательств во время путешествия на корабле и после? Что делать, если платой за протекцию будет... близость?... Но, чтобы не доводить себя до крайностей и не провоцировать истерику, я временно решила эти вопросы не обдумывать. Ведь кроме привилегированных, 'чистых' специальностей всегда есть возможность работать служанкой. И, если такова была цена моей свободы, я готова была ее платить.
  
  Арданг проснулся вечером бодрым и посвежевшим. Есть, правда, не стал, но от микстуры не отказался. Развел костер, - я этим искусством так и не овладела за время путешествия, а пока Ромэр спал, не хотела чиркать огнивом, - и предложил приготовить что-нибудь для меня. Но есть не хотелось, так что мы оба ограничились чаем. Арданг напрасно надеялся, что увидев улучшение его состояния, я не захочу осмотреть раны. И захотела, и заставила, и промыла, и обработала бальзамом, и сделала перевязку. Не пойму этого никогда. Зачем сопротивляться, если понятно, что я все равно поступлю так, как считаю нужным? Порезы выглядели неплохо, значительно лучше, чем опасалась. И к своим профессиональным навыкам я, спрятав от Ромэра неуместную улыбку, решила добавить штопку и шитье.
  Солнце клонилось к закату, недалеко начинал пробовать голос соловей. Нервное напряжение после утренней истории постепенно сходило на 'нет', я все больше чувствовала усталость. К тому же ночью мне отдохнуть не удалось.
  
  Когда проснулась, в лесу царствовала ночь. Было темно, сквозь просветы в листве проглядывали звезды, на стволе дерева танцевали отсветы огня. Сонное фырканье коней, тихий треск веток в костре, редкие ночные лесные шорохи... В первую ночь, проведенную на природе, эти звуки казались мне тревожными, даже пугающими. Теперь они же успокаивали. Я повернулась на другой бок, лицом к костру, к спутнику. Не ошиблась, предположив, что Ромэр не спит. Встретившись со мной взглядом, арданг улыбнулся:
  - Отдохнула?
  - Да, вполне, - ответила я, садясь на постели.
  - Чаю хочешь? Теплый, - указав на висящий далеко от самого жара котелок, предложил спутник. Я кивнула. Он снял с рогатины мою кружку, зачерпнул ею чай и, вытерев посуду полотенцем, подал мне ручкой вперед. Казалось бы, такое простое действие, но даже в нем чувствовалось внимание, забота. Приятно.
  Чай, приготовленный на костре, почему-то нравился мне больше привычного. Наверное, из-за приобретаемой дымной нотки. А этот чай еще пах мелиссой. Заметив, что я с удовольствием вдыхаю аромат, Ромэр, кивком указав направление, сказал:
  - Там целые заросли. Если нравится, можем перед дорогой набрать.
  - Хорошая идея, - согласилась я.
  Мы молчали. Ромэр бросал в мою сторону долгие задумчивые взгляды. Нет, я не была готова к разговору. Но понимала, что в этот раз избежать его не удастся.
  - Нэйла, - осторожно начал арданг, когда я выпила свой чай. - Знаю, тема крайне неприятная. Но есть вопросы, которые я должен задать.
  Я вздохнула, отставила пустую кружку и, твердо посмотрев в глаза собеседнику, ответила:
  - Понимаю. Спрашивай.
  - У меня прежде никогда не возникало повода усомниться в твоих словах, но... - он замялся и с нажимом продолжил: - Сейчас мне как никогда нужны только правдивые ответы.
  Мрачный тон мне не нравился, и я сделала робкую попытку разрядить обстановку, вспомнив клятву, которую давали в суде.
  - Ромэр, обещаю говорить правду и только правду, но против себя свидетельствовать не стану.
  Он шутку не оценил, кажется, только стал еще серьезней.
  - Думаю, против себя тебе свидетельствовать точно не придется, - хмуро заметил арданг и задумался, словно решая с чего начать. Я не подгоняла. Ожидала услышать те самые 'Как и когда?', поэтому первый вопрос Ромэра меня удивил, хотя желание арданга начать издалека было понятно.
  - Что ты знаешь о второй войне?
  - Очень немного. И мое знание отличается от распространенного мнения.
  Он вопросительно изогнул бровь, ожидая продолжения.
  - По официальной версии Дор-Марвэн выиграл сражение при Артоксе. Победив, несмотря на численное превосходство противника.
  - Интересно, - неприятно ухмыльнулся Ромэр.
  - Не говори, будто рассчитывал, что все будут знать правду, - я говорила холодно, почему-то все больше волновалась.
  - А откуда ее знаешь ты? Имя предателя тебе было знакомо, - голос арданга выдавал напряжение, а еще казалось, что Ромэр мне не верит.
  - Нашла документы в столе отчима, - честно призналась я.
  - Вот так просто взяла и нашла? - недоверчиво уточнил арданг.
  - О нет, 'просто' это не было, - настроение спутника меня начинало потихоньку бесить. Но я держала себя в руках, понимая, что иначе обсуждать эту тему вряд ли возможно. Но следующий вопрос Ромэра был неожиданным.
  - Как ты относишься к отчиму?
  Ответила сразу, не раздумывая:
  - Я его ненавижу.
  Арданг не сводил с меня внимательных, умных глаз, чуть склонив голову набок. Его лицо было совершенно бесстрастным, лишенным эмоций. А мне стало жутко. Словно я вернулась в ту ночь, когда два с лишним месяца назад решилась зайти в подземелье. Словно опять разговаривала с пленником. Он, как и тогда, молчал, ожидая моих слов. Но я, сцепив руки на коленях, не знала, что сказать. Его голос прозвучал сухо, безжизненно и вместе с тем очень требовательно:
  - Почему?
  - Думала, тебе это очевидно, - стараясь сдерживать поднимающееся раздражение, ответила я.
  - Мне - нет, - все тем же холодным, лишенным эмоций голосом отрезал Ромэр.
  Я молчала, стиснув зубы и глядя прямо в колючие, чужие глаза арданга. Меня начинало трясти. Почувствовала себя преступницей на допросе. Ужасное, отвратительное ощущение. Сердце колотилось как бешенное, дрожь удавалось унять с большим трудом. 'Почему?'... Перед глазами мелькали картины из моего вечного кошмара. Я будто наяву услышала голос отчима: 'Доброй ночи, Ваше Величество. Поверьте, будет красиво'. Видела раскаленный кусок металла, мутные глаза, затуманенные болью. И слышала крик. Но теперь, оттого, что кричал не безымянный пленник, не абстрактный, чужой мне человек, не персонаж кошмара, а Ромэр, мне было больно, как никогда. Словно мне в грудь вонзили кинжал, а горло стянули удавкой. Я смотрела на арданга, а видела пленника в кандалах, буквы-раны, слышала тот ужасный запах горелой плоти... Почувствовала привкус железа, поняла, что в тщетной, обреченной на провал попытке не расплакаться, до крови прикусила губу. Собрав последние силы, выдавила:
  - Я не могу так! - и, спрятав лицо в ладонях, разрыдалась. А ведь когда-то я наивно думала, что, освободив арданга, избавлюсь от кошмара. Но стало только хуже. Еще страшней и значительно больней.
  Ромэр сел рядом, обнял, привлек к себе. Одну ладонь положил мне на голову, прижимая к своему плечу. Такое родное, уютное прикосновение. Так меня успокаивала в далеком детстве кормилица...
  - Прости меня. Прости. Я дурак, я должен был догадаться... - слышала я сквозь всхлипывания слова Ромэра, которые он повторял, будто заклинание.
  Постепенно я успокоилась. Арданг хотел было убрать руки, но я не могла в тот момент представить, что снова окажусь одна. Вцепившись в Ромэра, шепнула 'нет'. Он понял и погладил меня по плечу, не делая больше попыток отстраниться. Руку он все-таки ненадолго убрал, - потянулся за одеялом, которое накинул на меня. Весьма кстати. Начало июня хоть и считается летом, по ночам все же холодно.
  - Спасибо, - не решаясь посмотреть на Ромэра, поблагодарила я.
  - Ты прости меня, пожалуйста, - тихо попросил он. - Я неправильно начал... и все испортил. Я не хотел, чтобы так вышло.... Ты прости, но я не знаю, как правильно говорить об этом.
  - Я тоже, - призналась я и, набрав в грудь побольше воздуха, выпалила: - Я ненавижу отчима за то, что он сделал с тобой.
  - Это я уже понял, - вздохнул арданг.
  Мы долго молчали. Я все так же сидела, прижавшись к Ромэру, и мечтала, чтобы молчание длилось до утра, но понимала, что так не будет. Потянула за край одеяла, чтобы поделиться им с ардангом. Даже не глядя на спутника, я знала, что он, как всегда в подобных случаях, грустно усмехнулся, прежде чем сказать 'спасибо'.
  - Знаешь, когда Стратег вошел в тот зал в Артоксе, я понял, что это конец войне, - его голос звучал так, словно Ромэр говорил не о том, что произошло с ним, а рассказывал легенду. И за эту мнимую бесчувственность я была ему вначале благодарна. - Когда нас тащили через весь Арданг, через большую часть Шаролеза в Ольфенбах, я знал, что это конец восстания, конец свободы моей страны. Каждый убитый на моих глазах воин был тому подтверждением. Когда я увидел ту камеру, понял, что живым оттуда не выйду. Я как-то говорил тебе, что никогда не переставал надеяться на освобождение... - он вздохнул. - Я врал. Моя надежда на освобождение умерла вместе с последним убитым передо мной князем. Оставалось только надеяться, что меня убьют тоже.
  Теперь, когда я знала, чувствовала, что за безжизненностью, скрывается нестерпимая боль, желание кричать, от ложной пустоты голоса меня морозило, пробирало холодом до костей. Я сильней прижалась к Ромэру в безуспешной попытке согреться. Слушать этот спокойный голос, произносящий страшные, взвешенные, падающие друг за другом слова было жутко. Я даже вздрогнула. Ромэр снова погладил меня по плечу, будто утешал, пытался подбодрить. Но рассказ продолжил. Я не посмела попросить его перестать. Вдруг подумала, что для меня этот рассказ - мучение, а для него вполне может быть исповедью, несущей облегчение...
  - Они появлялись почти каждый вечер, но убивать меня не спешили. И я решил... помочь себе. Отказаться от еды и питья и умереть. Но и эта надежда, надежда на такой исход, растаяла быстро. Всего через пару дней мои уловки заметили. Вмешался колдун, и меня заставили... Я понял, что обречен быть игрушкой Стратега, лишенной права умереть. Тогда появилась последняя, удивительная по своей сути надежда. Даже мечта. Я так хотел, я молил Бога о том, чтобы они, заигравшись, случайно закончили мое существование... но когда я думал, что мечте вот-вот суждено сбыться, появлялся колдун, забирая и эту надежду...
  Он замолчал, крепче прижал меня к себе. Когда Ромэр снова заговорил, в голосе было столько горечи, столько боли, что у меня комом в горле встали слезы.
  - А потом обо мне забыли. Совсем. На целых три дня. Ни еды, ни воды, ни света... И тогда, проваливаясь в беспамятство, я благодарил небо за избавление... Благодарность была преждевременной, - усмехнулся Ромэр. - Мне сообщили, что в честь годовщины начала восстания, приготовили для меня подарок. Украшение...
  Он сглотнул, коснулся рукой груди.
  - Так у меня появилось клеймо... Когда они ушли, из последних сил я молился, я просил Бога забрать мою жизнь... Но случилось другое чудо. Там, в камере мне явился ангел. Прекрасная девушка с зелеными глазами, со взглядом, полным решимости и сострадания... Она спасла меня тогда. И сделала невозможное, - вернула мне надежду. Именно благодаря моему ангелу я выжил там, не сошел с ума.
  Он отстранился, заглянул мне в глаза.
  - Я уже знаю ответ на единственный важный для меня вопрос. Но все же... Это была ты?
  Как странно все на свете устроено. Я была его ангелом... надеждой... А для меня взгляд этих глаз стал жутчайшим кошмаром. Вглядываясь в это лицо, в полные надежды и нежности серо-голубые глаза, я кивнула и прошептала:
  - Да.
  Он улыбнулся и в то мгновение показался очень счастливым:
  - Я знал. Всегда знал, никогда не сомневался в том, что мой ангел был реальностью. И все же боялся поверить, что ангел - человек из плоти и крови. Но каждый раз, встречаясь с тобой глазами, каждый раз, когда снова видел перед собой чудо, ангела, убеждался в том, что прав.
  Я не представляла, как себя вести. Просто смотрела в эти сияющие радостью глаза и чувствовала, что по щекам который раз за последние часы бегут слезы.
  
  Удивительно, но после его рассказа мне стало легче. Кажется, Ромэру тоже. Нам даже удалось плавно завершить этот болезненный разговор, обсудив вольную. Я честно призналась, что просто не знала, как о ней заговорить. Почему-то начала оправдываться и сбивчиво объяснять, что у меня и в мыслях не было ее утаивать. Но прежде чем успела наговорить глупостей, Ромэр жестом остановил меня и, ободряюще улыбнувшись, сказал:
  - Я понимаю.
  Это смутило еще больше, и, чувствуя, как краска заливает щеки, я предложила отдать заветную коробочку ардангу. Он качнул головой и отказался.
  - Нэйла, ты, пожалуйста, храни ее у себя, - в мягком голосе Ромэра отчетливо слышалась грусть. - Отдашь, когда наши пути разойдутся.
  
  В ту ночь мы больше не ложились. Заснуть я бы точно не смогла, да и до рассвета оставалась всего пара часов. Так что мы сидели у костра, набросив на плечи одеяла, пили чай, ели хлеб с сыром и болтали. Ромэр рассказывал мне об Арданге, спрашивал об Ольфенбахе, о тех провинциях Шаролеза, где я бывала. А утром снова отправились в путь.
  
  
  Глава 15
  
  
  Из Вершинного мы поехали в неправильном направлении, чтобы запутать ожидаемую погоню. Чтобы сэкономить время, Ромэр предложил пройти через лес, ориентируясь на запад. Если бы я лучше помнила карту этого участка королевства, сообразила бы, что проще всего было дальше идти на юг по дороге, а направление менять уже после. Выйдя из леса. Но карту я не помнила, и возможность срезать путь через лес показалась мне заманчивой.
  К сожалению, у судьбы и географии были другие планы. У природы тоже. Прогулку по лесу омрачали корни и ветки, все время попадавшиеся на пути. Еще огорчала необходимость обходить неглубокие овраги, заполненные мошкарой, вьющейся над лужами. Отвлекали кони, не понимавшие нашей прихоти и не желавшие лезть через подозрительные кусты. Если конь Ромэра еще слушался хозяина, то мой гнедой противился и все норовил пробиться обратно к дороге. Я не знаю, что сказал гнедому арданг, но после этого короткого разговора по душам с Ромэром, конь капризничать перестал.
  Обходя заросли ежевики, перебираясь через поваленные деревья, мы шли через лес до самого полудня. А когда уже обрадовались виднеющемуся между стволами просвету, обнаружили, что путь преграждает река, широкой лентой вьющаяся между двумя обрывистыми берегами. Мы часа четыре шли вдоль русла на юго-восток, все больше отдаляясь от границы Арданга. Ромэр отнесся к неожиданной задержке с долей юмора и все повторял, что след мы запутали хорошо.
  Даже несмотря на выпирающие в самых неожиданных местах из земли корни деревьев, идти вдоль реки мне нравилось. От воды веяло прохладой, кроны над головами давали тень. Нагретый солнцем воздух пах соснами, в небе и над рекой с криками летали ласточки-береговушки. Ромэр, идущий впереди, вполголоса пел песенку на ардангском. В песенке четыре приятеля отправились в поход, но заблудились в чаще. Потому что один из них уверял, что знает дорогу, второй спорил с ним и предлагал ориентироваться по солнцу. Третий спорил с первыми двумя и доказывал, что правильней всего идти по звериным следам, а четвертый просто хотел вернуться домой к жене. В самом сердце чащи путники встретили Духа леса. Задавая разные каверзные вопросы, Дух пытался выяснить, стоит или не стоит помогать горе-путешественникам. А я с удовольствием слушала красивый низкий голос Ромэра и изо всех сил старалась не выдать спутнику свое знание его родного языка. Песенка была веселая, и не рассмеяться порой было очень трудно.
  Часа через три наш берег стал спускаться к воде, а на другой стороне и вовсе перешел в поля. Поля, поля и пастбища, насколько хватало глаз. Человеческое жилье не виднелось даже на горизонте. Шалаш пастухов, издали похожий на черепаху, я жильем не считала. Вскоре добрались до брода. Мы спустились к самой реке, кони, тоже уставшие после долгого перехода, рвались к воде.
  - Отпусти, - улыбаясь, разрешил арданг, хлопнув своего коня по угольно-черному боку. - Поостерегутся в незнакомую речку лезть.
  Мой опыт общения с лошадьми ограничивался прогулками по парку и редкими принудительными выездами на охоту. Так что я поверила Ромэру и тоже отпустила своего коня. Арданг был прав. И его черный, и мой гнедой осторожно зашли в воду лишь по колено и, согнув точеные шеи, наклонились пить. Ромэр взял длинную палку и, сняв обувь и оружие, закатал повыше штанины и вошел в реку. Прощупывая перед собой дно, он добрел до противоположного берега. Местами вода доходила ардангу чуть выше, чем до пояса, но я надеялась, что такая глубина не будет проблемой для коней. Конечно, я знала, что лошади умеют плавать, но это не успокаивало. Напротив, даже усиливало мой страх перед этими животными.
  Возвращаясь, Ромэр с головой окунулся в воду, а через минуту вынырнул в совершенно другом месте, гораздо выше по течению. Повернувшись на спину, он раскинул руки и позволил реке нести себя. Вспомнился солнечный день в окрестностях Пелиока, шум моря, крики чаек, как я в далеком детстве тоже так покачивалась на волнах. Мне казалось, море обнимает бережно и ласково, что ничего плохого случиться не может. Что зря беспокоится кормилица, держащая меня за руку, и зря мама велит выйти на берег. Мне так нравилось это ощущение, теплая вода, мягкие солнечные лучи, так не хотелось выходить, что послушалась только, когда позвал отец. Может быть, из-за этого воспоминания показалось, что Ромэр нехотя встал и побрел к берегу, проведя по лицу ладонями, чтобы отбросить мокрые пряди. И, может быть, поэтому предложение арданга меня не удивило.
  - Нэйла, давай переночуем тут? - сказал Ромэр, подходя ближе.
  Наверное, нужно было вспомнить о возможной погоне, о том, что день пути мы уже потеряли. Что нам предстояло еще добраться до Челна, а потом и до Пелиока, а потом бежать дальше... Наверное, стоило вспомнить об этом. Но мне было так хорошо тогда. Невыразимо спокойно и легко рядом с Ромэром. Хотелось удержать, остановить эти часы. Навсегда запомнить тихую реку, маслянисто пахнущий хвоей лес, ласточек, шуршание ветра в камышах. Мне был дорог этот день, и я, забыв обо всех тревогах, ответила: 'Давай'. Ромэр улыбнулся тепло и радостно, а мне на мгновение подумалось, что он совсем не так стремился в Арданг, как я привыкла считать.
  
  Я готовила еду и, помешивая кашу, наблюдала за Ромэром, решившим выкупать коней. Движения арданга, стоящего по пояс в воде, были уверенными, сильными, но в тоже время в чем-то нежными. Вспомнился Брэм, как он заботился о своем коне. Отчим предъявлял в отношении лошадей странные на первый взгляд требования к будущему королю, но, выслушав раз объяснения регента, я была вынуждена с ним согласиться. 'Ты должен сам уметь ухаживать за своим конем', - повторял Стратег. - 'Чистить, кормить, мыть, осматривать копыта. Он должен тебе доверять, чтобы ты мог довериться ему. В походе и в сражении конь - твой самый верный друг'. Изредка отчим добавлял: 'Лошади всегда честней, чем люди'. Я часто видела, как Брэм ухаживает за своим конем. Движения брата были почти такими же. Но чем дольше смотрела на Ромэра, тем явственней ощущала это 'почти'. Наблюдая за Брэмом, я чувствовала, что передо мной подросток. Эту разницу трудно объяснить, но каждый жест, каждое движение арданга были... мужскими.
  Животным водные процедуры нравились. Черный ласково потянулся к хозяину и, пофыркивая, взъерошил ему волосы мягкими губами. Вид у коня при этом был чрезвычайно довольный. Любовно погладив черного по морде, Ромэр рассмеялся. Красивый, теплый смех.
  Вскоре обед был готов, Ромэр вывел коней из реки и, стреножив, отпустил бродить по берегу. Поев, арданг лег на траву, заложив руки за голову, подставив лицо вечернему солнцу. Я села рядом, глядя на речку, на поля, стрекозу, безбоязненно севшую на травинку в зубах спутника.
  - Нэйла, выкупайся тоже, - сонно прикрыв глаза, предложил Ромэр и как-то поспешно добавил: - Честное слово, не буду смотреть.
  Я усмехнулась и покачала головой. Неужели он считал, мне хоть на мгновение могла прийти в голову мысль, что он будет подсматривать? Предложение было заманчивым. Еще подумала, что, пожалуй, стоило бы постирать вещи. Вынув из рюкзаков грязную одежду, взяла мыло и, сбросив сапоги, спустилась к речке. Вода была кристально прозрачная и теплая, течение ощущалось, но не сильно. Намочив и намылив все вещи, положила их на траву и ушла купаться.
  Плавать в платье, как и предполагала, оказалось очень неудобно, хорошо, что река была в этом месте неглубокая. Намокшая одежда стесняла движения, тянула на дно. Пару раз окунувшись с головой, пришлось встать на ноги и выйти на берег. Прополоскав вещи, вернулась к ардангу, прикидывая, куда бы разложить одежду на просушку. Ромэр, кажется, задремал, разморенный солнцем, потому что резко вскочил, когда я подошла. Но жесткость во взгляде мгновенно исчезла, арданг улыбнулся и сказал, что тоже пойдет купаться. Я кивнула и, развешивая одежду на раскидистом кусте, мельком поглядывала на спутника. Ромэр прекрасно плавал, одним гребком преодолевая большое расстояние. Вначале он плавал от берега к берегу, но вскоре ему это надоело. И арданг уплыл вверх по течению довольно далеко, за поворот. Воспользовавшись этим, я сняла насквозь мокрые платье и блузу, надела сухую одежду. Плавать мне больше не хотелось, хоть солнце еще не село, становилось прохладно для купаний. Я расстилала одеяла, когда вернулся Ромэр. С его одежды стекала вода, а в мокрых волосах блестели крупные капли, но улыбающийся спутник показался мне счастливым и странно родным.
  - Это тебе, о, прекрасная дева, - арданг склонился в поклоне, преподнося мне три кувшинки. Красивые крупные снежно-белые цветы с яркой желтой сердцевинкой. Поблагодарив, я приняла подарок. И, оставив Ромэра переодеваться в сухое, ушла ближе к реке. Села на травянистый берег и задумалась, в полной растерянности и совершенном смущении глядя на цветы. Почему кувшинки? Почему именно они? Почему три? Почему?
  
  Я все повторяла себе, что в Арданге, наверняка, другие легенды, а наших Ромэр просто не знает. Ведь если бы знал, не стал бы дарить мне кувшинки. Ромэр не знает, что они символизируют, это единственное объяснение подарку. Для него это просто цветы. Он хотел меня порадовать. Думаю, если бы ему попались кубышки или лебединый цветок, он подарил бы их... Забавное у судьбы чувство юмора... А ведь когда-то я мечтала, что мне от чистого сердца, не из корыстных побуждений преподнесут три белые кувшинки. Небо... Мечта сбылась. И осуществил ее человек, не догадывающийся о значении подарка, не знающий легенду. Старое и по-своему красивое сказание о Крамене и Марике. Нет-нет, Ромэр не мог его знать... Даже в Шаролезе мало кто помнил легенду-основу брачного обряда. Я знала от кормилицы, непревзойденной рассказчицы... Закрыв глаза, чтобы не смотреть на смущающие меня цветы, вспомнила кормилицу, как мы сидели зимними вечерами у камина, как она рассказывала мне разные истории. Легенда о Крамене и Марике была одной из моих любимых. Кормилица, чей тихий голос я словно наяву услышала, всегда начинала истории одинаково: очень давно, когда горы были молодыми...
  ...повадился страшный и свирепый лесной зверь нападать на деревни, пожирать людей. Хитрый был зверь, коварный. Стороной обходил ловушки и силки, одним ударом лапы мог перебить хребет лошади, и пожрал всех, кто пытался его одолеть. Вызвался рыцарь Крамен помочь людям, убить чудовище. Несколько дней и ночей искал рыцарь логово зверя, а найдя, сразился с бестией и победил ее. Но страшный зверь ранил благородного рыцаря в схватке. И, если бы ни верный конь, вынесший Крамена из чащи, умер бы герой от ран рядом с поверженным чудовищем. В том городе, куда конь отнес рыцаря, жила прекрасная Марика, дочь хозяина тех земель и врачевательница. Она выходила Кармена, а в знак искренней благодарности рыцарь преподнес деве белую кувшинку. В те времена было принято устраивать турниры и выдавать дочь за победителя. Отец Марики не стал исключением и так же сделал руку дочери наградой сильнейшему. Сразив всех соперников, благородный рыцарь Крамен, всем сердцем полюбивший прекрасную врачевательницу, мог по праву победителя получить в жену любимую женщину. Но он видел, что добродетельная Марика не любит его. А потому подарил деве вторую кувшинку. В знак чистоты своих помыслов и в знак того, что Марика свободна в выборе супруга. Крамен остался жить в том городе, где жила возлюбленная, ибо расставание с ней было для него немыслимым. Испросив разрешения девы, Крамен часто навещал ее, а пораженная благородным поступком победителя Марика и сама была рада общению. Вскоре у рыцаря появилась надежда, что его чувство взаимно. Он не обманулся. И когда Марика согласилась стать его женой по зову сердца, а не по принуждению, Крамен подарил деве третью кувшинку в знак нерушимой вечной любви...
  От этой легенды пошла традиция дарить на обручение три белые кувшинки, объединяя три дара в один символ искренней любви. Конечно, осенью или зимой раздобыть живые цветы трудно, но на помощь пришла смекалка. Появились вышитые изображения и картины трех сплетающихся стеблями кувшинок. Иногда такие цветы стоили состояние, потому что были расшиты золотыми и серебряными нитями, например. Удивительно, но факт. При такой популярности кувшинок о сказании почти забыли. Но откуда Ромэру было знать эту легенду? Он не мог о ней знать... Не мог и все! И волноваться нет причины.
  Да, все же способность к самовнушению - одна из отличительных особенностей моего характера. Очень помогает в жизни, кстати. Именно благодаря этой способности, мне удалось успокоиться, найти всему рациональное объяснение и побороть смущение. Когда подошел Ромэр и сел рядом, я уже была уверена, что о значении своего подарка для меня он даже не подозревает.
  
  Это был очень приятный вечер. Кажется, я многие месяцы, а то и годы не получала такого удовольствия от общения с другим человеком. Хотя болтали мы о совершеннейших пустяках. О погоде, о том, как Ромэр ловил рыбу в реке у замка, о птицах. Арданг многих различал по голосам и очень похоже подражал трелям. Потом Ромэр нерешительно, словно не знал, как я к этому отнесусь, предложил научить меня нескольким фразам по-ардангски. Я согласилась и к явному удовольствию Ромэра довольно быстро 'выучила' самые простые приветствия и узнала разницу в обращениях к женщинам и мужчинам разных возрастов и положения. Ромэру были очень приятны и моя готовность учиться, и то, что я вскоре лишь с небольшими заминками и редкими ошибками отвечала на его вопросы. Наверное, тогда нужно было сказать о том, что мои знания его родного языка давно идут дальше, чем 'Добрый день' и 'До встречи'. Но Ромэр так искренне радовался, а мне было так приятно видеть его улыбку, что правду я не сказала. В конце нашего урока арданг спел детскую песенку о приветствиях. Забавно было слушать, как низкий мягкий голос Ромэра превращает простенькую мелодию в удивительно красивую балладу. Когда арданг закончил петь, я закрепила травинкой венок, который плела все это время, и, встав на колени, хотела подарить его Ромэру.
  Улыбка с лица спутника стерлась, веселость исчезла. Выражение его глаз было странным, - недоумение, пугающий отголосок былой боли, неверие. Я, не понимая, что могло вызвать такую реакцию, глянула на венок из желтых одуванчиков, в центр которого вплела одну кувшинку, снова на арданга. В его взгляде появилась решимость, Ромэр выпрямился, расправил плечи и склонил передо мной голову. Я надела на него венок, хотя, учитывая внезапную торжественность момента, так и хотелось сказать 'возложила венец'.
  Когда Ромэр поднял голову, я в который раз поразилась внутренней силе этого человека, стойкости, несгибаемой воле, величию. Подумала, что если Ардангу суждено было когда-нибудь иметь короля, то стать им мог только Ромэр из рода Тарлан. А еще мелькнула непростительная для принцессы Шаролеза мысль. Я почти желала, чтобы Ромэр поднял восстание и завоевал независимость для своей страны. В конце концов, я была уверена, что если бы не предательство, у Ромэра в тот раз все бы получилось.
  Неожиданно возникшую неловкость нарушил сам арданг, заведя разговор о приземленном. О конях и ужине. Торжественность потерялась в хлопотах, чему я лично только обрадовалась. Казалось, Ромэр тоже.
  
  Вечером мы снова сидели на берегу и почти не разговаривали. Кроваво-красный диск солнца опускался все ниже, коснулся далекого горизонта. Я пыталась не думать об отчиме, о колдуне, о грядущих трудностях, о погоне, о Верее... Нельзя было позволить грустным мыслям испортить такой замечательный день. Покосилась на Ромэра, осторожно положившего венок на колено. Не знаю, о чем задумался арданг, глядящий на медленно увядающие цветы, но его мысли явно не были счастливыми.
  - Ромэр, - окликнула я тихо. Он повернулся ко мне. Как же не люблю, когда он так на меня смотрит, словно еще мгновение назад и не вспоминал о моем существовании. Но я подавила это вдруг появившееся раздражение и мягко сказала:
  - Солнце садится.
  Он улыбнулся и кивнул. Солнце постепенно скрылось за горизонтом. Небо тускнело, бледнели краски. Темнота, надвигающаяся с востока, одну за другой зажигала на небосводе звезды. Над рекой поднимался туман.
  - Смотри, видишь, там, над тем деревом звезду? - арданг указал на высокую ель. - Это Кавви, звезда путешественников. Она в любое время года на севере. И появляется на небосклоне первой. А правее видишь две звездочки рядышком? Это Лав и Тиммо. У нас говорят, что Кавви - охотник, а Лав и Тиммо - его собаки. Они весной и осенью отбегают от хозяина, но летом и зимой всегда возвращаются. А что рассказывают у вас?
  - Я знаю только созвездие Лебедя, - честно призналась я. - На этом мои познания заканчиваются.
  - Если хочешь, могу рассказать немного и о других? - предложил Ромэр и поспешно, словно опасаясь, что его слова не вызовут интереса, добавил. - Некоторые истории очень красивые.
  - Буду признательна и послушаю с удовольствием, - заверила я, замечая в сгущающихся сумерках улыбку Ромэра.
  
  Боже мой, как мало и одновременно как много нужно человеку для счастья... Я лежала рядом с Ромэром на траве, смотрела в густую черноту неба. Следуя описаниям арданга, мысленно соединяла звезды линиями, преображая точки в рисунки животных и цветов. Тихий голос спутника, шелест камыша, едва слышный плеск воды у берега, переливы далекой соловьиной песни... Я не заметила, как заснула. Помню только, как Ромэр укладывал меня на постель и укрывал одеялом.
  - Спокойной ночи, - шепнул он по-ардангски и бережно, даже нежно погладил меня по голове.
  Значительно позже я поняла, что это умиротворение, чувство правильности происходящего, тепло, с которым относилась к Ромэру, желание если не остановить утекающие сквозь пальцы минуты, то хоть навсегда удержать их в памяти, назывались счастьем...
  
  
  Глава 16
  
  Весь день мы ехали через поля на запад, в Арданг. Ромэр был молчалив и сосредоточен. Если раньше я видела его радость в ожидании встречи с дядей, то теперь спутник временами казался даже мрачным. Меня эта перемена настроения не удивляла. Еще с утра, когда мы седлали коней, Ромэр попросил рассказать все, что знаю о состоянии дел в Арданге, и, по-моему, не поверил моей неосведомленности. Решил, отнекиваюсь, не желая его расстраивать. А я так хотела, чтобы Ромэр верил мне, и потому, мысленно укоряя себя за каждое продиктованное этим желанием слово, начала оправдываться. Кажется, добилась, как всегда в таких случаях, обратного результата. Ромэр, затянувший подпругу своего коня, смотрел на меня с недоумением, вопросительно приподняв брови. Я прикусила язык, через силу улыбнулась и, отвернувшись от арданга, занялась своими делами. Злилась на себя ужасно. Когда уже, наконец, повзрослею и научусь всегда, даже в общении с Ромэром, контролировать свои эмоции и слова?
  Закрепив сумку на луке седла, взяла коня под уздцы и подвела к бревну, которое хотела использовать как подножку. Пока примерялась к стремени, подошел Ромэр. Он, взявшись за седло, придержал коня, подал мне руку для опоры. Я, не глядя в его сторону, протянула спутнику руку. Когда в его ладони оказалась моя, арданг впервые за прошедшие полчаса заговорил, а в голосе я услышала искреннее раскаяние:
  - Прости меня.
  Я от удивления растеряла все слова, даже не могла спросить, за что он просит прощения. Единственное, на что меня хватило, - я сообразила шагнуть на землю с бревна, чтобы не смотреть на Ромэра сверху вниз. Арданга этот шаг явно смутил. Я так и не поняла, чем. Ромэр коротко выдохнул и повторил:
  - Прости меня. Я отвык от общения, отвык разговаривать с живым человеком, - он горько и в тоже время виновато усмехнулся. - Часто говорю не то, что следует, не так, как следует, но при этом не говорю того, что должен. И не всегда могу показать то доверие, которое испытываю к тебе. И этим невольно вынуждаю оправдываться.
  - Все в порядке, тебе не стоит извиняться... Я все понимаю, - попробовала заверить я, чувствуя, как полыхают щеки румянцем смущения. Ромэр сжал мою ладонь в своих и, качнув головой, прервал мои робкие попытки оправдать его.
  - Наверняка, тебе говорили это сотни раз. Ты удивительная девушка, Нэйла. Я еще не встречал подобных тебе.
  Мне было так неловко под этим проницательным и изумленным взглядом серо-голубых глаз, что я неожиданно для себя ответила знакомыми с детства словами кормилицы:
  - Какие твои годы?
  Ромэр с секунду рассматривал меня, а потом рассмеялся. Низкий, красивый, теплый смех с нотками радости... Смеясь вместе с ардангом, вдруг подумала, что всего недели через две мы расстанемся в Пелиоке, и я больше никогда не услышу смех Ромэра. Эта мысль оказалась неожиданно печальной и странно болезненной. Надо же, не ожидала, что за неполные три месяца так привяжусь к нему, так привыкну к его обществу...
  
  Дорога была пустынная и пыльная, нещадно палило солнце, а спрятаться в тень было негде. Поэтому, когда ближе к полудню мы добрались до деревни, на несколько часов остановились у колодца пересидеть жару. Ехать дальше, когда от солнца кружилась голова, а перед глазами плавали цветные пятна, было невозможно в любом случае. Конечно, мы опасались погони. И я благодарила небо за то, что ни в пути, ни в деревне мы ничего подозрительного не заметили. Деревня была маленькая, не больше двух десятков домов. Из-за заборов на нас лениво погавкивали собаки. Кроме них интереса к нам никто не проявил.
  В центре поселения была небольшая площадь. Колодец-журавль с выложенной камнями отмосткой, деревянный навес, увитый плющом, коновязь и выдолбленное бревно - поилка для лошадей. Ромэр помог мне спешиться, велел зайти в тень, а сам подошел к колодцу и, набрав ведро воды, вылил в деревянное корыто для коней. Не знаю, почему мне так запала в душу эта картина. Высокий, широкоплечий молодой мужчина, смахнувший со лба прилипшую прядь темно-русых, словно ржаных волос. Искрящаяся на солнце студеная вода, льющаяся из громоздкого деревянного ведра в корыто. Казалось, он не воду льет, а рассыпает бриллианты. Ромэр поднял глаза, заметил мой взгляд. Я почему-то смутилась и отвернулась, сделав вид, что вовсе не наблюдаю за ардангом, а лишь достаю из сумки хлеб и копченое мясо на полдник.
  Перекусили, сидя на лавочке под навесом. Ромэр достал еще немного воды из колодца и, намочив полотенце, предложил мне положить его на шею. Жару сразу стало легче переносить, головная боль отступила. Разговор, будто разморенный солнцем, крутился вокруг предстоящей дороги медленно и как-то вязко. Поэтому удивилась, когда Ромэр ласково, но настойчиво несколько раз позвал меня по имени. Оказалось, что я заснула у него на плече и проспала так довольно долго, пару часов. Было неловко ужасно, но арданг моего смущения не замечал. А когда я попробовала извиниться, обезоруживающе улыбнулся и отрицательно качнул головой, прерывая меня.
  
  После полудня было, к счастью, уже не так жарко, - с севера натянуло облака. По моим представлениям мы должны были пересечь границу Арданга уже вечером того дня или рано утром следующего. Но в любом случае я надеялась добраться в тот день до городка Солом, стоящего в тридцати верстах от границы с Ардангом по западной дороге. Поэтому в деревушках мы не задерживались. Только докупили немного продуктов. Кое-где на нас поглядывали настороженно, даже в некоторой степени подозрительно. Ромэра косые взгляды совершенно не смущали. Только его улыбка становилась более открытой и располагающей. Мы старательно делали вид, что все в порядке. Поэтому не торопились, не гнали коней. Хоть и потеряли два дня пути, пробираясь через лес и путая следы. Время, об утрате которого, несмотря на возросший риск быть пойманными, я ни минуты не жалела. Кажется, Ромэр тоже, хотя по его непроницаемому лицу сложно было что-либо понять. Спутник великолепно владел собой, но я все же чувствовала его растущее напряжение. И могла только радоваться тому, что ответ на хотя бы один вопрос мы знали. Дядя Ромэра, Клод из рода Аквиль, был жив, мы не зря ехали в Челна. Но пара десятков других вопросов о состоянии дел в Арданге оставалась без ответов. Я не лукавила, когда не стала рассказывать Ромэру новости о его стране. Я их не знала. И тогда, с каждым шагом лошади приближаясь к границе новой провинции Шаролеза, я пыталась вспомнить, почему даже не удивлялась тому, что Арданг редко, крайне редко упоминался в беседах, на заседаниях Совета. Не могла припомнить ни одного постановления по этой провинции за последние три года точно. Наверняка, причина какая-то была, но необъяснимым образом она ускользнула от моего внимания.
  - Нэйла, - серьезно спросил Ромэр, когда мы выехали из очередной деревни. - Что ты будешь делать, когда окажешься в Пелиоке?
  Этот вопрос, отвлекший от мыслей об Арданге, меня удивил. Почему-то думала, что мое будущее Ромэра не интересует, не может интересовать. И была рада своей ошибке.
  - Уеду в Верей, - просто ответила я.
  - Почему туда?
  - Я знаю верейский, мне будет проще там устроиться, чем в совершенно чужой стране, - пожав плечами, пояснила я. - Эта страна активно торгует с Шаролезом, значит, будет много возможностей применить знания родного языка. И, насколько мне известно, Стратег пока не собирался завоевывать Верей.
  - Что ж, это хорошие аргументы, - кивнул Ромэр. - Смотрю, ты и здесь многое продумала. Признаться честно, не ожидал от тебя иного. Но я все равно не согласен с твоим решением ехать в Пелиок. В Верей можно попасть по суше через Путь Ветра, проход между линией берега и Хребтом. Или же сесть на корабль в любом из четырех крупных портов Арданга.
  Конечно, он был во многом прав.
  - Надеялась на помощь молочного брата, - призналась я. - Денежную помощь и защиту. Хоть на время.
  Ромэр чуть улыбнулся, приподняв вопросительно бровь:
  - Ты же знаешь, что это наивно. Не так ли?
  Я вздохнула:
  - Знаю.
  - И опасно, - продолжил арданг. - Тебя могут выдать. А если даже повезет, и о тебе не сообщат в Ольфенбах, то именно в Пелиоке тебя наверняка будут ждать люди Стратега. И ты это понимаешь не хуже меня.
  Я снова вздохнула и признала:
  - Понимаю.
  - Что будем делать?
  'Будем'... От этого слова стало тепло и в то же время грустно, ведь будущее Ромэра было так же неопределенно, как мое собственное.
  - Не знаю... Не знаю, Ромэр.
  Видно, в моем голосе проявилось больше растерянности и отчаяния, чем я хотела бы показать. Потому что спутник посчитал необходимым меня утешить:
  - Не расстраивайся. Если ты знаешь, куда хочешь попасть, то способ доставить тебя туда мы найдем.
  - Спасибо, - улыбнувшись, искренне поблагодарила я, безоговорочно поверив словам арданга. Глядя в его участливые, теплые глаза, вдруг подумала, что мы ничего друг другу ни разу не обещали. Я действовала, как должна была, и он подчинялся кодексу чести, своему собственному чувству долга. Я была уверена в спутнике, он мог полностью положиться на меня. Думаю, обещаниями и клятвами, некоторое пренебрежение к которым уже успела перенять от Ромэра, мы бы все испортили. Возможно, это странно, но у меня ни с кем прежде не было такого взаимного доверия...
  
  Вечером добрались до города Солом. Этот перевалочный пункт для многих торговцев процветал. Но в тот день у меня не получалось радоваться за благополучие своего же города, своих же людей. Мне Солом показался ловушкой, зазывно приоткрытой мышеловкой, вот-вот готовой захлопнуться. Может, виной тому были высокие крепостные стены из темного камня или аккуратные, укрытые нарядными красными черепичными крышами сторожевые башни с бдительными лучниками. Возможно, непропорционально низкие кованые ворота с изображениями грозных воинов в боевом облачении. Даже стоя рядом с приоткрытыми створками, хотелось пригнуть голову. Но, думаю, больше всего возникновению этого ощущения капкана способствовал хмурый рослый стражник. Он задавал слишком много вопросов и, прищурившись, слушал дружелюбную болтовню Ромэра так, словно хотел попробовать этот мнимый золотой на зуб, но пока не решался открыто обвинить арданга в распространении фальшивых денег. Ромэр же делал вид, что пристрастный допрос - лишь нормальное и привычное проявление здорового человеческого любопытства.
  Когда мы все же вошли в город, предварительно выяснив у стражника, где можно снять комнату, Ромэр привлек меня к себе, по-хозяйски положив руку на пояс. Наклонился к уху и, немного взъерошив волосы лицом, шепнул:
  - Не отстраняйся. За нами следят.
  И поцеловал в висок.
  Я тихо рассмеялась, делая вид, что он не предупредил меня, а сказал какой-то комплимент, и в свою очередь обняла 'мужа' за талию, прижалась к нему. Сердце трепетало в груди, чтобы унять дрожь сильнее вцепилась в повод. Пальцами левой руки зацепила кинжал, прикрепленный к поясу арданга. Близость к оружию растревожила меня еще больше. Наверное, клинки так навсегда и останутся для меня не защитой, а источником опасности. Арданг, видимо, чувствуя мое волнение, склонил голову, поцеловал меня в лоб и спросил:
  - Устала, родная?
  Я кивнула.
  - Потерпи еще немножко, уже почти пришли, - проворковал Ромэр.
  Я сделала глубокий вдох и, стараясь успокоиться, прислонилась головой к его плечу. Он чуть крепче прижал меня к себе. Спокойствие... рядом с Ромэром я в безопасности. Эта мысль не была новой, я и прежде чувствовала его заботу. Но в тот момент чувство защищенности было таким сильным, что мне захотелось остановиться, обнять Ромэра обеими руками, забыть обо всем. Снова почувствовать, как он одной ладонью ласково и успокаивающе прижимает мою голову к своей груди. Жаль, что почти никогда нельзя делать то, что хочется.
  
  Таверна 'Пивная бочка' была, разумеется, не тем заведением, которое порекомендовал нам хмурый стражник. Когда мы заводили коней во двор, я заметила еще одного стражника. Пожилой мужчина с длинными черными усами стоял, привалившись к стене дома, и с ленцой поглядывал в нашу сторону. Словно был на посту, а мы всего лишь являлись единственным развлечением в этом скучном городе. В подтверждение этой позиции стражник, заметив мой взгляд, кивнул как старой знакомой. Заплатив хозяйскому сыну за уход за животными, 'муж' обнял меня и отвел в таверну.
  В небольшом помещении было дымно и смрадно. Хозяин, высокий крепкий мужик средних лет, без лишних вопросов выдал ключ от комнаты. Но, к сожалению, категорически запретил отнести еду туда. Поэтому пришлось устроиться за единственным свободным столом в углу прокуренного зала. Со всех сторон нас окружали местные пьяницы, курившие какой-то невыразимо едкий табак и пившие пиво кружку за кружкой. Я старалась слиться со стенкой и притвориться, что ничего не вижу и не слышу, надеясь так избежать общения с мужиками. Хорошо, что они были заняты своими разговорами и обращали на нас внимания не больше, чем на хозяйскую кошку, нагло шныряющую по столам.
  Удивительно, но у всех пьяных мужиков, которых мне 'посчастливилось' повидать за время путешествия, наблюдалась одна общая черта. Их после пары, другой кружек пива тянуло на разговоры о государственных делах и взаимоотношениях между провинциями. Наверное, этому есть логичное, разумное объяснение. Но я его пока не нашла.
  В тот вечер речь шла о ближайшем соседе - Арданге. И мне в голову не приходило предложить спутнику уйти из зала, не слушать все это. Честно говоря, я старалась на Ромэра не смотреть и благодарила небеса за то, что посетителям таверны нет до нас никакого дела. Потому что Ромэр мог сохранять в течение полутора часов непроницаемо спокойное выражение лица, но меня это кажущееся безразличие не обманывало. Ромэр был в ярости. И мне трудно его винить.
  Арданг, родная страна, сердце Ромэра, после второй войны потерял все. Даже собственное название. Не удивительно, что я не могла вспомнить никаких разговоров об Арданге. Провинция, в которую превратился Арданг, называлась Лианда. Лицо Ромэра потемнело, когда он услышал это слово. Я заметила, как спутник стиснул зубы, как вцепился в край стола левой рукой. Так, что пальцы побелели. Рядом с Ромэром страшно было находиться, в таком он был гневе. Я не знала, чем именно его так разозлило название, и не думала, что хочу услышать объяснения. Но еще хуже было то, что разговоры пьяных горожан, в отличие от слов Дор-Марвэна, отражали действительность.
  Лианда, которую я никогда не связывала с Ардангом, чаще всего упоминалась в связи с недоимкой налогов. Еще отчим часто посылал туда толковых дворян и представителей гильдий на разнообразные должности. Мэр, начальник стражи, городской казначей, судья... Так же в Лианду нередко отправляли военные отряды. Мне и Брэму, ставящему свою подпись рядом с росчерком регента, говорили, что в помощь стражникам, а так же, чтобы молодые солдаты почувствовали походную жизнь. Мне, как ни стыдно в этом сознаваться, было не до государственных дел, а Брэм безоговорочно и слепо верил отчиму. А на деле войска посылались для подавления очагов восстания.
  В Арданге было неспокойно. Народ не смирился с владычеством Шаролеза. Страна походила на медленно кипящий котел ярости. То тут, то там поднимались со дна и лопались на поверхности, разбрызгивая горячую ненависть, пузыри гнева. Где-то нападали на сборщиков податей, где-то сжигали дома, где-то грабили дома ставленников Стратега, где-то вешали смутьянов, где-то врывались в тюрьмы, где-то уводили из деревень весь скот... Этому котлу не хватало лишь самой малости огня, чтобы превратить вяло бурлящую воду в бьющий ключом кипяток. И, судя по выражению глаз и лица Ромэра, у него этого огня было с лихвой. И тогда я была всем сердцем на стороне Ромэра, позволив себе быть живой эмоциональной женщиной, а не принцессой Шаролеза. В конце концов, не будучи королевой, я имела право на свои собственные чувства, не скованные узами короны и долга, который она олицетворяла.
  Арданг для меня никогда не был просто территорией, землей. Никакой город, никакая провинция не была. Готова признавать, что мыслила не так, как большинство дворян, возможно, даже не по-королевски, но для меня страна всегда означала людей и их заботы. Поэтому, слушая слова горожан о произволе ставленников Дор-Марвэна, в красках представляла, как арданги выживали, а не жили. И понимала, что ненавидела отчима недостаточно. А краем глаза наблюдая за Ромэром, осознавала, что вижу лишь отблески бури, бушующей в его душе. По всему, он тоже не по-королевски относился к родине. Вот уж не думала, что и эта довольно редкая черта у нас общая.
  Не знаю, как государство осознавал отец. Я была слишком мала для важных разговоров, когда его не стало. Но, судя по тому, что он начал войну с Ардангом, отношение короля совпадало с политикой регента. Но не с маминой и не с моей. Именно мама научила меня видеть за цифрами и отчетами о товарах и пошлинах людей. Это мало кто умел делать. За последние годы дворяне с подобными убеждениями встретились мне лишь дважды. Баронесса Лирон, пользовавшаяся репутацией самой сентиментально-восторженной придворной дамы, именно из-за этой особенности предложила помочь приюту. Вторым дворянином был маркиз Леску. Он сказал как-то на заседании Совета, что в неурожайный год было бы справедливо вдвое уменьшить налоги. Это предложение собравшиеся, в том числе и отчим, встретили таким искренним молчаливым недоумением, словно маркиз сказал непристойность. Но, учитывая его происхождение, они не могли поверить ушам. Помнится, маркиз смутился и больше никогда за два года, что я присутствовала на заседаниях Совета, не вернулся к этой теме. Больше о людях за цифрами не думал, кажется, никто. Поэтому я удивилась, когда неожиданно для себя почувствовала в Ромэре такое же отношение к земле, которому меня научила мама.
  Мама... Сейчас, оглядываясь назад, я понимала, какой удивительной женщиной была королева Мильда. И это я говорила совершенно объективно. Королева... Именно с большой буквы. Второй такой правительницы история не знала. Одна из красивейших женщин своего времени, княжна Алонская, чей союз с Орисном Первым стал одним из немногочисленных королевских браков по любви. Добродетельная дева с незапятнанной репутацией, любящая мать, справедливая королева, правившая страной почти восемь лет. С начала ардангской компании до подавления восстания Дор-Марвэном. Она руководила так, что Шаролез практически не ощутил на своей экономике захватническую кровопролитную войну, длившуюся в общей сложности более семи лет. Я не понимала, почему она с такой готовностью отдала власть в руки Дор-Марвэна. Думала, что мама просто устала от этого постоянного гнета обязанностей. А корона - это ужасная, ежеминутная ответственность. Когда во время болезни мамы часть обязанностей легла на мои плечи, я прочувствовала довольно значительную долю этого груза. Мама говорила, что я справлялась хорошо, даже замечательно. Но тогда, приобретя ответственность и заботы, я лишилась права на свои чувства, на проявления слабости. Тогда, в той ситуации мне было тяжело. Очень.
  Мама многому меня научила. И часто повторяла: 'Королева должна быть милосердна к слабым, строга с виновными. Порой может позволить себе жестокость к врагам, а иногда и к союзникам. Королева не имеет права жить с закрытыми глазами. Обязана уметь хорошо считать. Она должна пользоваться этим умением и прочими. Всегда. На благо короны. Потому, что корона - это страна, это народ'. Когда я была маленькой, полного смысла фразы не понимала. Со временем, когда мама учила меня просчитывать средства, поступающие в казну, деньги, уходящие из казны, и соразмерность затрат, я осознала важность математики и контроля за действиями даже доверенных придворных.
  Но смысл последней части наставления поняла значительно позже. Когда оказалось, что благо семьи и благо короны - это совершенно разные понятия. Мамин кузен, являвшийся одновременно единственным мужчиной-родственником отца, пусть и каким-то дальним, попытался захватить власть. Нет, он не оспаривал право Брэма или Лэра на трон, он пытался свергнуть маму. И даже я в свои неполные тринадцать понимала, что братья обречены, если регентом станет герцог Мират Ралийский. Маме, когда заговор вскрылся, пришлось казнить трех основных зачинщиков. Людей, которых знала всю жизнь, которых привыкла считать друзьями и родственниками. Людей, которых рассматривала, как опору. Во имя предотвращения раскола дворянства на два противоборствующих лагеря. Во имя недопущения стычек внутри Шаролеза, в то время уже ведущего одну войну, с Ардангом. Во имя благополучия государства. Во имя короны.
  Как бы я ни относилась к Дор-Марвэну, должна была признать, что он тоже действовал всегда и исключительно в интересах страны, а, следовательно, короны. Короны, право Брэма на которую он никогда не оспаривал. Разумеется, можно было наивно говорить, что Стратег если не любил Брэма, то очень хорошо к нему относился. Но мой прагматичный цинизм утверждал, что плохие отношения с братом регенту, безусловно надеющемуся впоследствии стать советником молодого короля, крайне невыгодны. Равно как и смерть несовершеннолетнего Брэма. Ведь если брат 'случайно' умрет до наступления совершеннолетия, то начнется дележ власти, поиск нового короля.
  Существовала вероятность, что правителем в таком случае мог стать отчим. Но крайне малая. Его род пару столетий назад обеднел и утратил титул. Отец, в качестве награды за успехи во время ардангской компании, восстановил графский титул Дор-Марвэна. Но, видимо, возвращенные привилегии недорого стоили в глазах родовитых семей. Я замечала, что многие так ни разу и не обратились к отчиму 'Ваша сиятельство', предпочитая называть Дор-Марвэна 'господин регент' либо 'Стратег'. Уверена, что отчим замечал такое отношение к себе и не рассчитывал на поддержку этих фамилий в случае смерти Брэма. Кончено же, Дор-Марвэн хотел и дальше править страной. И именно поэтому я могла за жизнь Брэма не волноваться.
  Как правитель отчим устраивал и меня, и дворянство. Его манера правления отличалась от маминой лишь подходом, но не результатом. Он руководил уверенно и прагматично. И, пожалуй, не жестоко... Нет, такое ощущение не возникало. Но тональность обсуждения разных областей Шаролеза и провинций меня всегда удивляла. Создавалось впечатление, что для Дор-Марвэна страна - это поставщик продовольствия, угля, железа, тканей, шерсти. Он правил твердо, требуя от провинций совершенной отдачи, полного подчинения. Государство для него - сложные часы, а любой человек - лишь шестеренка в общем механизме. В чем-то он был прав. Именно этот подход обеспечивал процветание Шаролеза, его устойчивость, надежность верной, обожествляющей своего лидера армии, которой страшились соседи.
  Механизм работал хорошо, четко и слаженно. Я, действуя в интересах короны, не хотела его ломать, но и быть послушной куклой в руках отчима не собиралась. Я не считала себя обязанной подчиняться указаниям Дор-Марвэна, а его - в праве их мне давать. Тем более в вопросе моего замужества он действовал не в интересах короны.
  Мои размышления прервал один из мужиков. Он, размахивая руками в такт песне, плеснул в нашу сторону пивом. Не попал ни на меня, ни на Ромэра, но бросился извиняться. Я боялась, что разозленный подслушанным разговором арданг, ответит резкостью. Но Ромэр сдержался, даже ухитрился улыбнуться, заверяя, что ничего страшного не произошло. Обрадованный мужик, радостно икнув, захотел угостить Ромэра пивом. Арданг вежливо отказался. Горожанин не стал настаивать, но пристроился к нам за стол и постарался завести беседу. 'Муж' посетовал, что с радостью остался бы, если б не уставшая и засыпающая на ходу 'женушка'. С этими словами он встал, обошел несостоявшегося собеседника и, взяв меня под руку, отвел в комнату.
  
  Когда Ромэр запер за нами дверь и повернулся ко мне, я глянула ему в лицо и с трудом подавила желание отшатнуться. Как же арданг был зол. Ужасно... Каких усилий ему стоило на людях сохранять видимость спокойствия...
  - Ромэр, я действительно не знала о переименовании. Даже не связывала Арданг с Лиандой, - зачем-то пробормотала я.
  - Верю, - сурово глянув на меня, ответил спутник. - Ты извини, но прошу, не заговаривай со мной хоть пару минут.
  Я кивнула и отошла к окну, закрыть ставни. С ними пришлось потрудиться. Рассохшиеся, растрескавшиеся деревянные створки с кокетливыми давно неровными сердечками, выпавшими дощечками и широкими щелями поддаваться не желали. Пока возилась, заметила в темноте улицы мужскую фигуру. Почему-то сразу решила, что тот длинноусый стражник все еще наблюдал за нами. С досадой подумала, что и здесь, в Соломе, получают письма от начальства. Конечно, отчим ищет нас. Но не мог же он объявить, что я сбежала. Это безрассудно, ибо равносильно политическому самоубийству. Потому что у хорошего правителя не сбегают принцессы за пару месяцев до свадьбы. Вообще никогда не сбегают. Сообщить, что меня выкрали, - вот вариант. Но тогда я не понимала, чем гармоничная, милующаяся на улице пара могла вызвать интерес стражников. Ясно же было видно, я действую по своей воле, как и Ромэр. Их внимание к нам казалось странным. Но мысль, что следили не за нами, голову даже не посещала. Наблюдение очень тревожило. Я даже не догадывалась, что мог сообщить страже в провинциях отчим, какую легенду сочинил ради нашей поимки, а невозможность защититься от излишнего внимания раздражала.
  Кое-как заперев ставни, повернулась к Ромэру. Он сидел на краю кровати, скрестив руки на груди, и невидящим взглядом смотрел прямо перед собой. Не зная, как и о чем с ним заговорить, даже шевелиться не решилась. Так и осталась стоять у окна, наблюдая за спутником краем глаза. По ожесточенному, серьезному, но словно окаменевшему лицу понять что-либо было крайне сложно, но чувствовалось, как Ромэр постепенно успокаивался. Через некоторое время арданг повернулся ко мне и тихо сказал:
  - Давай ложиться спать.
  Я кивнула и, быстро обмывшись и переодевшись за занавеской, легла на кровать, к стенке. Через несколько минут рядом устроился Ромэр. Привычно умостив меч у постели так, чтобы одним движением схватить его в случае необходимости, арданг погасил светильник. Я думала, что крохотная комната погрузиться в кромешную тьму, но на деле сквозь довольно широкие щели между досками двери проникал свет. А я еще удивлялась, почему изголовье кровати было не у окна, а напротив. Так свет из коридора не мешал спать. Но, глядя на полосу света, подчеркивающую трещину в штукатурке, я не могла заставить себя даже закрыть глаза. О том, чтобы заснуть, речи не было. Ромэр, заложивший одну руку за голову, тоже не спал.
  - За нами следят, - шепнула я. Арданг повернулся ко мне, но промолчал, ожидая продолжения. - Видела, когда закрывала ставни.
  - Я не удивлен, - бросил Ромэр. - Даже если у них есть твой словесный портрет, то моего описания у них точно нет. Главное, не отступать от легенды. Тогда, будем надеяться, нас просто запомнят, а сообщать не станут.
  - Будем надеяться, - откликнулась я.
  Пауза. Хотелось бы сказать 'заполненная тишиной', но это было не так. Из зала доносились голоса орущих очередную песню мужиков. Нестройные пьяные выкрики трудно было назвать пением. Особенно после того, как мне довелось услышать, как поет Ромэр. Низкий красивый голос, выводящий простую мелодию детской песенки. Улыбнувшись приятному воспоминанию, глянула на спутника.
  Арданг рассматривал полосу света на стене и, казалось, успокоился, приняв новости о своей стране такими, какими они были. Но я видела, что осознание ни в коем случае не означало смирение. Наверное, именно в тот момент поняла, что будет новое восстание.
  Думаю, Ромэр почувствовал мой взгляд, потому что повернулся ко мне и спросил:
  - Почему ты не спишь?
  - Не могу, - честно призналась я.
  - Волнуешься из-за слежки? - предположил он. - Не стоит. Думаю, Стратег решил, тебя украли те же люди, что освободили меня. Так что изначально ищут больше, чем двоих. И, как ты правильно говорила раньше, в стране много темноволосых девушек с зелеными глазами. На замужнюю женщину сегодня обратили внимание только потому, что описание получили на днях. Стража пока бдительна. Появись мы здесь через неделю, нас бы не заметили.
  - Надеюсь, ты прав, - вздохнула я.
  - Вот и хорошо, - чуть улыбнулся арданг. - Отдыхай.
  Почему-то показалось, он хотел от меня отделаться, отгородиться. И это задело, сильно. Неужели непонятно, что пока мы с ним вместе, все проблемы наши, общие? Меня волнуют его планы, то, что его беспокоит. Разве это так сложно понять?
  - Ромэр, - приподнявшись на локте, серьезно начала я. - Новое название тебя разозлило. Чем?
  Даже в полумраке комнаты я видела удивление спутника. Он, хмурясь, несколько долгих мгновений смотрел на меня, словно не мог поверить в искренность моего интереса.
  - В детстве я увлекался языками. Выучил шаролез, верейский. Но больше всего мне нравились древние языки, - заговорил, наконец, Ромэр. - Нравилось находить забытые значения привычных слов. Разгадывать смысл, заложенный в родовых девизах. Очень немногие помнят, что 'Арданг' означает 'свободное сердце'. А Стратег... знал, потому и отнял даже это. И нарек завоеванную землю, - он болезненно поморщился и с усилием заставил себя произнести это название. - Лианда. На старом шаролезе это значит 'покорный'.
  Да, отчим вряд ли когда-нибудь перестанет меня удивлять своей просчитанной в мелочах жестокостью... И в тот момент я, как никогда, желала, чтобы Ромэр поднял восстание. В полумраке глядя на решительного, серьезного арданга, я знала, верила, что у него все получится. О чем Ромэру и сказала. Он посмотрел на меня с таким удивлением, что я смутилась.
  - Наверное, когда-нибудь я научусь тебя понимать, - пробормотал Ромэр. - Но каждый раз, когда кажется, что вот он, этот день... ты поражаешь меня снова.
  
  
  Глава 17
  
  Пробуждение было поздним и волнующим во многих смыслах.
  - Да обычная пара, - ворвался в мое сновидение тихий голос хозяина 'Пивной бочки'.
  - Ниче такого я не заметил.
  - Не ссорились вчера? - незнакомый низкий приглушенный мужской голос прозвучал, казалось, у меня над ухом. - Как себя вели?
  - Та за столом сидели, ели. Тихие люди. Никаких проблем, - удивленно отвечал хозяин.
  Я нехотя открыла глаза. В солнечных лучах, заливающих комнату через дырки в ставнях, с ужасом обнаружила, что во сне не просто прислонилась к ардангу, нет, я пристроила голову ему на грудь и еще обняла для верности! Сгорая от стыда, поняла, что Ромэр тоже обнимает меня одной рукой и, судя по дыханию, не спит.
  По звуку приблизившихся шагов поняла, что мужчины встали у двери. Через минуту незнакомый голос с сожалением и некоторой досадой констатировал:
  - Да, похоже на обычную пару... Ладно, Ларс, извиняй за вторжение.
  - Та че там. Я ж тока рад помочь, - откликнулся очень довольный хозяин. Наверное, ему было приятно, что не ошибся в выводах.
  Я, боясь пошевелиться, слушала, как тихо переговариваясь, уходят эти двое. Вскоре, видимо, усевшись в зале, заговорили о завтраке, погоде, больной спине трактирщика и прочих обыденных делах. К мужским голосам добавился женский. Я настороженно прислушивалась, не мелькнет ли где упоминание о нас. Но люди разговаривали тихо, до меня доносились лишь обрывки фраз.
  Не только попытка услышать чужой разговор была причиной моей неподвижности. Я не знала, не представляла, как себя дальше вести. Щеки полыхали. Прикусив губу, старалась совладать с собой и придумать что-нибудь путное, какой-нибудь выход из положения. Хотелось притвориться спящей, чтобы выход из ситуации искал арданг... Но, если хотя бы с собой быть откровенной, мне было неожиданно приятно так проснуться, слышать глухое биение сердца Ромэра, чувствовать тяжесть его руки. От этих непристойных мыслей собственное сердце заколотилось, как у пичужки. Но стыдить себя не было нужды, я и так сходила с ума от смущения.
  - Доброе утро, - шепнул Ромэр. - Я знаю, что ты не спишь.
  - Доброе утро, - еле слышно ответила я, по-прежнему не зная, что делать дальше. Он убрал руку, которой обнимал меня, позволив выскользнуть. Я, стараясь не смотреть на 'мужа', сдвинулась на свою половину кровати. Арданг приподнялся на локте, бросив взгляд на дверь, убедился в том, что в щели за нами никто не наблюдает, и снова лег, повернувшись ко мне. Я мельком глянула на Ромэра. На его губах играла веселая улыбка, а глаза смеялись. Потупив взор, кажется, покраснела еще больше.
  - Не вздумай даже смущаться, - велел он шепотом. Ему легко говорить! Это же не у него щеки соперничали с маками, это же не он во сне обнял меня, а я его! Боже мой, стыдно как... Попытавшись глубоко вздохнуть и напомнив себе, что девушка королевской крови должна всегда, в любом случае, держать лицо, я подавила желание с головой запрятаться под одеяло и встретилась взглядом с Ромэром.
  - Твое требование спать в одной постели я все время считал странной и необъяснимой с точки зрения логики прихотью, - зашептал арданг. - Все гадал, зачем это тебе могло понадобиться. Я не знаю, что двигало тобой, когда ты настаивала на выполнении этого каприза. Не знаю. Ответ нашел меня только сегодня. Не думаю, что ты когда-либо предвидела такой поворот. Но твоя 'прихоть' спасла нас. И... - он замялся, подыскивая слова, но все же решился продолжить. - Надеюсь, тебя не оскорбит вопрос.
  Ромэр смутился. А я с некоторым мстительным удовлетворением наблюдала за тем, как на щеках арданга проступает румянец. Слава Богу, не все же мне одной краснеть!
  - Ты так настаивала на том, чтобы мы делили постель... А я слышал, что при шаролезком дворе нравы более вольные, чем церковь бы одобряла... И я, признаться честно, не там искал причину этого странного, предосудительного требования. И объяснения твоей раскованности... И... - он осекся, закрыл глаза, выдохнул, снова посмотрел на меня и неожиданно твердо спросил: - Мне просто любопытно. Ты уже когда-нибудь была с мужчиной?
  О, я наивная! Искренне считала, что краснеть больше просто некуда.
  - Нет, - чуть дыша, выдавила я. - Не была.
  Он посмотрел на меня как на сошедшую с храмовых росписей святую блаженную Агнессу. Прекрасную, чистую духом и даже в чем-то восхитительную в своем помешательстве.
  - Почему же ты тогда настаивала? - прошелестел Ромэр.
  Если бы в тот момент я была в состоянии сказать хоть слово, наверное, объяснила бы, что не могла позволить Ромэру проводить ночи на полу. Не могла и все. Это разрушило бы легенду о супругах. Ведь ситуация, подобная сегодняшней, могла возникнуть и прежде. А кроме необходимости маскировки... Мне было его жаль. Сжигал стыд за те четыре года, что арданг провел в тюрьме. Хотелось, чтобы он мог радоваться свободе, а она не ассоциировалась с голым полом. Думаю, если бы арданг тогда тверже настоял на своем, я сама готова была бы лежать на полу, согласиться не останавливаться на постоялых дворах... Да что угодно, только не Ромэр, спящий у порога! Но моих слов арданг ждал напрасно, - после его вопроса голос я потеряла окончательно.
  - Почему? - повторил Ромэр.
  Собрав остатки в панике разбежавшихся мыслей, ответила:
  - Наверное, это тоже отчаянная решимость.
  Он долго молчал, рассматривая меня все с тем же удивлением, восхищением, восторгом, неверием.
  - Знаешь, думаю, тот день, когда я научусь тебя понимать, никогда не наступит...
  Поразительно, но эти слова прозвучали как комплимент. Лучший комплимент в моей жизни.
  
  Выйдя из комнаты, выяснили, что мы бессовестно проспали. Видимо, сказался день, проведенный на жаре. Церковные часы отзвонили девять, когда Ромэр запирал за нами дверь, а солнечные лучи, врывающиеся через распахнутые окна в зал, заливали столы и скамьи золотом. Свет был таким ярким, что я не сразу разглядела хозяина 'Пивной бочки' и двух стражников. Троица сидела недалеко от входа на кухню и с удовольствием курила трубки, отхлебывая пряно пахнущий чай из больших кружек. С одним стражником, стоявшим вчера на воротах, мы уже познакомились. Его командира, невысокого, но крепкого и сильного на вид лысеющего мужчину средних лет, я узнала по голосу. Это командир заглядывал через щели в нашу комнату.
  - А я уж хотел вас будить, - благодушно заметил хозяин. - Вы ж вроде раньше выезжать собирались?
  - Та собираться собирались, - небрежно отмахнулся арданг. Подведя меня к ближайшему столу, Ромэр как бы невзначай усадил меня так, чтобы не дать возможности стражникам лучше рассмотреть вызвавшую интерес женщину. Против солнца лица не увидать. - Мы притомились вчера. Жара, солнце пекло сильно, - посетовал спутник, подражая говору местных. - А раз торопиться некуда, то можно и дух перевести. Правда ж?
  - Ага, - откликнулся трактирщик. Стражники согласно кивнули.
  - А накормить будет чем постояльцев-сонь? - спросил Ромэр, подходя к троице.
  - Та конечно! - ответил хозяин и, повернувшись к двери в кухню, крикнул: - Магда! Сделай нашей парочке завтрак!
  Жена трактирщика ответила что-то утвердительное и через несколько минут вынесла нам свежий хлеб, ячневую кашу и необыкновенно вкусную простоквашу. Пока мы завтракали, командир, видимо, не терявший надежды выслужиться перед начальством, донимал Ромэра вопросами. Куда идем, к кому идем, давно ли женаты, откуда родом. Хорошо, что эта легенда была многократно проговорена нами и выучена так, что от зубов отскакивала. Думаю, если бы меня среди ночи разбудили, я бы без запинки рассказала заученную историю, ни разу не спутав имена и даты рождения придуманных родственников. Мы все хорошо продумали, легенда выглядела очень естественно и правдоподобно. О чем свидетельствовала довольная ухмылка трактирщика и едва заметная досада командира. У нашей истории была одна странная особенность, которая благодаря Ромэру не бросалась в глаза. Арданг настолько аккуратно обходил этот вопрос в беседах с посторонними, что даже я не замечала пробел в легенде. Он почувствовался позже, значительно позже.
  Мы не придумали другие имена себе. Просто по негласной договоренности на людях использовали безликие 'дорогой', 'любимая' и прочие эпитеты. Это всегда, и тогда, и после, казалось правильным. Даже сделав над собой усилие, не могла представить, что называю Ромэра как-то иначе. И, вспоминая, как он произносил мое имя, понимала, что спутник тоже не мог по-другому. Ромэру удалось довольно быстро убедить командира в нашей неприметности. К концу завтрака стражники уже шутили, а вскоре и вовсе ушли. Я знала, что нас запомнят в любом случае. И была благодарна Ромэру за то, что он постарался остаться в памяти раскованным весельчаком-балагуром, говором похожим на трактирщика, а манерой построения фраз - на командира. То есть совершенно и абсолютно 'своим парнем'. А 'своих парней' подозревают не в первую очередь и так просто не выдают.
  'Муж' отдельно расплатился за завтрак, похвалив вкусную еду, а потом очень удивил меня, спросив у трактирщика, как пройти к церкви. Прежде не замечала за Ромэром желания посетить храм. Хозяина такая набожность порадовала, и он с готовностью объяснил дорогу.
  
  Каменная церковь была изящной и казалась хрупкой. Особенно на фоне тяжеловесных домов, расположенных по соседству. Кованые створки дверей украшали изображения животных и растений. Довольно необычно, чаще всего предпочитали изображать сонм святых или нескольких поучающих толпу пророков. И выполнялись подобные картины так, чтобы полностью оценить работу мастера можно было, закрыв дверь в церковь. А здесь каждая створка была самостоятельной картиной. Под Деревом духа, олицетворяющем стержень веры, соединяющей воедино прошлое, настоящее и будущее под божественным покровительством, гуляли длинноногие лани. Склонялись друг перед другом в танце журавли. Лежали праздные львы, паслись тучные коровы. Мастера даже изобразили рыб и лягушек, летучих мышей и сов. Дверь окаймляли две переплетающиеся в верхней точке виноградные лозы. Колонны на углах, выполненные в виде оплетенных плющом деревьев, витражные окна... Честно говоря, не ожидала увидеть в захолустном городке такое красивое кружевное здание.
  В церкви было прохладно, тонко пахло привычной смесью аниса, баевого масла, кипариса и сандала. Именно эти ароматы, вызывающие чувство покоя и защищенности, возникали в сознании, стоило подумать о храме. В церкви было пусто, - служба закончилась часа полтора назад. Да и день не выходной, странно было бы увидеть здесь кого-нибудь кроме священника в это время.
  Оглядевшись, заметила у входа пропитанные разными маслами палочки в красивых узорных вазах из белого мутного стекла. Вчиталась в витиеватые надписи, пытаясь определить, в каком сосуде хранятся нужные. И не удивилась тому, что мы с Ромэром одновременно потянулись к палочкам с кипарисовым маслом. Ведь их зажигали, когда просили Бога о защите, покровительстве.
  Горелка, выполненная в виде красного дракона, трепещущее пламя лижущее конец палочки. Сероватый дымок тянущийся ввысь, к сводчатому потолку, к специально сделанным отдушинам. Пусть и моя мольба о защите для Ромэра и для себя так же легко поднимется к небесам... Пусть моя молитва будет услышана...
  Арданг, проводив взглядом дымок от своей палочки, не говоря и слова, протянул мне руку. Я вложила в его ладонь свою. Ромэр чуть сжал мои пальцы, ободряюще улыбнулся и повел вглубь храма, выбирать подходящее место для наших палочек.
  Я задумалась, обращая больше внимания на тлеющую в руке палочку, чем на привычные с детства изображения пророков и святых. Наверное, поэтому так удивилась и смутилась, когда почувствовала на себе тот взгляд. Высокий красивый мужчина с жестким и оценивающим взглядом черных глаз рассматривал меня без презрительности и надменности. А мне показалось, он заглядывает в самое сердце. Я так растерялась, что не сразу сообразила, что смотрю на роспись, на изображение Секелая. Ангел Секелай был единственным из четырех старших ангелов, которого исключительно редко изображали в церквях. В некоторой степени это было понятно. Вот так вдруг напороться на внимательный, пронизывающий взгляд ангела-воина - это, мягко говоря, неприятно. Грозный чернокрылый ангел-судия, чьи холодные проницательные глаза, казалось, насквозь видели каждого. Словно не существовало ни одного помысла, который мог бы укрыться от Секелая и Господа.
  Это изображение ангела оказалось редкостью во всех смыслах. Оно было выполнено мастерски и с любовью к этому ангелу. А еще роспись показывала Секелая не как Весовщика наших дум и деяний, но как Защитника. Левая рука ангела покоилась на рукояти меча, на черном металле доспеха слева тускло отблескивало красным чеканное изображение грозди рябины, - символ Секелая. А правым крылом ангел прикрывал чуть размытую фигуру стоящей перед ним испуганной девушки.
  Ромэр выпустил мою руку, преклонил колено перед росписью, замер, вознося молитву. Я тоже попросила Бога и Секелая о защите и покровительстве. Арданг снова встал и, поставив свою молитвенную палочку в держалку, едва слышно прошептал: 'Спасибо, Господи'. Это были первые слова, которые он произнес с того момента, как мы вышли из 'Пивной бочки'. И мне отчего-то стало неловко, будто я подслушала разговор, не предназначавшийся для моих ушей. Укрепив кипарисовую палочку рядом на подставке, поклонилась ангелу и снова вложила ладонь в протянутую руку Ромэра.
  
  После храма отправились по второму адресу, указанному хозяином, - покупать шляпы от солнца. По дороге и в самой лавке Ромэр много шутил и улыбался. Вначале я думала, посещение церкви придало ему, как и мне, уверенности. Но потом поняла, что предположение верно лишь отчасти. Своей показной веселостью арданг скрывал истинные чувства. Убедилась в этом, когда, примеряя шляпу, заметила в зеркале взгляд спутника. Немного растерянный, немного огорченный, но все же решительный. Выбрав шляпу, я отдала ее 'мужу', как всегда предоставив ему расплачиваться за покупки. Ромэр, приняв шляпу, протянул мне головной платок. Светло-бежевый, хлопок шелковистый, хорошо выработанный, по всему платку сплетались в замысловатый узор зеленые ветви шитья. Я искренне не понимала, зачем мне могла понадобиться эта деталь туалета. Ведь была же шляпа. Но спорить, даже спрашивать ничего не стала. Ромэра, кажется, моя молчаливость удивила. Глянув, как я примеряю платок, арданг недоуменно покачал головой и ушел расплачиваться.
  
  Должна признать, что Солом мне понравился. Красивый город, шумный и суматошный из-за большого числа приезжего люда. Чем-то он напоминал Кручу. Но особенно Солом понравился мне тем, что мы, наконец, его покинули.
  На дороге было многолюдно. Впереди покачивались в пыли и мареве, как на волнах, повозки торговцев. Мы часто объезжали пеших путников, направлявшихся в Арданг или же из него. Мимо нас, окриком заставляя посторониться, промчался, вздымая клубы серой пыли, гонец. Проводив торопящегося всадника взглядом, Ромэр серьезно посмотрел на меня и заговорил:
  - Я не думаю, что удастся незамеченными пройти через Путь Ветра. Он наверняка охраняется, а, как мы выяснили сегодня, стража о тебе оповещена. Тебя ищут.
  От напоминания о пристальном внимании стражников, о слежке, меня пробрало холодом. Если в Вершинном капитан, не связанный прямым приказом, мог поступить по чести, то в Соломе нас спасло небо. Ужасно неловкую ситуацию, обернувшуюся везением, можно было объяснить лишь божественным вмешательством. Благодаря ему и умению Ромэра перевоплощаться, мы выпутались. Не будь со мной арданга, уже бы давно оказалась снова в Ольфенбахе под заклятием Нурканни. Перед глазами непрошеным возник образ колдуна. Смуглое лицо, сосредоточенный и почему-то триумфальный взгляд темных глаз. Я с трудом подавила дрожь. Конечно, я и прежде боялась. Но воспринимала погоню как данность и верила, что нас не поймают. Даже история в Вершинном меня, как оказалось, не отрезвила. А теперь я вдруг растеряла уверенность.
  - Но ты же говорил, они потеряют бдительность, - робко напомнила я, укоряя себя за дрожь в голосе. Которую не удалось полностью скрыть.
  - Я надеюсь на это, - кивнул Ромэр. - Но это слабая, призрачная надежда. Скорее попытка выдать желаемое за действительное.
  Он нахмурился, отвернулся, надолго замолчал. Его голос прозвучал сухо и как-то обреченно:
  - Когда окажемся в Арданге, в Челна, я никому и ни при каких обстоятельствах не скажу, кто ты на самом деле.
  - Даже дяде? - недоуменно уточнила я.
  - Даже ему, - мрачно подтвердил Ромэр. - Я никогда прежде не обманывал его ни в чем, даже в мелочах. Но твое истинное происхождение открывать нельзя.
  - Хорошо, как скажешь, - осторожно согласилась я.
  - Признаюсь честно, я сомневался. Думал, что хоть ему-то можно будет довериться... - задумчиво пробормотал спутник. И умолк. Пауза затянулась, и я решилась уточнить:
  - Почему передумал?
  Арданг вздохнул и ответил не сразу.
  - Попросил Его дать мне знак. Помочь принять решение, - медленно, словно нехотя пояснил Ромэр. - И этим знаком стал Защитник... Теперь нам нужно придумать тебе новую легенду. Для дяди и других знакомых, которые могут встретиться нам на пути к любому из портов на западном побережье Арданга.
  Он замолчал, бросив хмурый взгляд на двух странствующих монахов. Я тоже промолчала, не желая, чтобы наш разговор кто-нибудь услышал. Ход мыслей Ромэра понятен. Довериться дяде, единственному родному человеку, - это так правильно, так естественно. Я мысленно поблагодарила арданга за то, что ему небезразлична моя судьба и безопасность. Но лучше бы он не говорил мне о своих сомнениях... Стало жутко, липкой волной накатил страх. От чувства, что я собственными руками загнала себя в ловушку, возможно, куда худшую, чем жизнь при муожском дворе, перехватило дыхание. Там меня должны были защищать договоры, интересы свиты и якобы влюбленный виконт. А здесь... Я давно перестала смотреть на мир с точки зрения детской наивности, а потому прекрасно понимала, что привычки делать такие ценные подарки, как сбежавшая принцесса, судьба не имеет. И соблазн воспользоваться моим уязвимым положением будет у отчаявшихся людей таким сильным, что устоять они вряд ли смогут. Я была почти полностью уверена в том, что Ромэр, благородный рыцарь, считающий себя обязанным мне жизнью, не станет использовать меня с целью получения выкупа или поблажек для своей страны. Почти... Противное, гнетущее, саднящее ядовитое сомнение, появившееся именно после Солома, именно после обещания спутника.... Горькое, но, к прискорбию, честное 'почти'...
  Я знала Ромэра. Точнее, думала, что знала. А того, что моя тайна может раскрыться, вдруг начала бояться до боли в захолодевшем сердце. Даже на секунду захотелось малодушно попросить спутника повременить с посещением дяди. Но я не могла так поступить с Ромэром. Не могла. Кроме того я искренне верила в его благородство, в то, что он сохранит мою тайну не только от врагов, но и от друзей. Словно услышав мои мысли, спутник сказал:
  - Я понимаю, что это может быть опасно, в первую очередь для тебя, конечно, но нам нужно заехать к дяде. Не могу же я просто посадить тебя на корабль и оставить без защиты, без определенности в будущем. А у дяди есть, наверняка остались связи. С его помощью найдутся надежные люди, которым будет с тобой по пути, которые смогут помочь тебе на первых порах.
  Я не нашлась с ответом, только кивнула. Не ожидала, что его настолько будет заботить моя судьба. И вряд ли я когда-нибудь смогу высказать те благодарность и облегчение, что испытала, услышав его слова. К счастью, Ромэр не акцентировал внимание на своем беспокойстве о моей судьбе и не ждал моей реплики. А перевел разговор в чуть иное русло. Как мне показалось, даже поспешно.
  - Я вот думаю, что сильно менять легенду не стоит. Если, конечно, ты не возражаешь, - покосившись на меня, сказал арданг. Я сделала попытку взять себя в руки и улыбнуться. Была уверена, что получилось правдоподобно, но Ромэр заметил мое волнение и, протянув ладонь, положил ее мне на запястье. Нежно и приятно.
  - Мы справимся, - тихо сказал он.
  Этот спокойный тон, эта уверенность во взгляде... И 'Мы'... Единственное, о чем я пожалела в тот момент, это о невозможности тут же, немедленно обнять Ромэра. Снова почувствовать защищенность, близость его сердца, тяжесть руки на плечах. Закусив губу, кивнула, кляня себя за непокорные моей воле слезы. Поспешно отвернулась, не желая, чтобы он видел мой страх. Увидев мою слабость, он станет меня жалеть. А я могу выдержать многое... Многое, что угодно, но только не жалость!
  Он ободряюще сжал пальцы и продолжил тем же ровным тоном. Словно не замечал моего состояния. И я, стараясь совладать с собой, была Ромэру благодарна за тактичность.
  - Отношение к женщине в моей стране не такое как в Шаролезе. Более почтительное, даже трепетное. Но ты чужачка, более того, шаролезка. Это видно с первого взгляда, это не скроешь. Поэтому я думаю, лучше всего будет и дальше представляться парой. Поэтому платок. Замужние женщины в Арданге носят платки. Чаще всего завязывают на затылке, под узлом из кос.
  - Понятно, - успокоившись, как ни в чем не бывало, посмотрела на Ромэра. - С этой частью истории все понятно. А вот как быть дальше?
  Он улыбнулся, довольный тем, что я опять способна мыслить трезво.
  - По-прежнему склоняюсь к мысли, что выдавать тебя за простолюдинку не стоит даже пытаться. С другой стороны, дядя прекрасно разбирался в генеалогии шаролезкого дворянства. Поэтому лжесемью нужно выбирать крайне осторожно. И вот еще что... - Ромэр замялся. - Я еще не знаю, как говорить о прошедших годах, но должен рассказать о том, что ты для меня сделала.
  Я нервно сглотнула:
  - Зачем?
  Арданг смутился и спросил:
  - Если я не могу рассказать всю правду, то хоть большую часть можно не утаивать?
  Не знаю, если бы я попросила его солгать дяде, или хотя бы подождать с правдой до того момента, как я окажусь на корабле, может, все было бы иначе. Но тогда, глядя в серо-голубые глаза Ромэра, я только улыбнулась и ответила:
  - Конечно.
  Он просиял, лицо просветлело, взгляд стал теплым. А 'Спасибо', сказанное этим мягким голосом, казалось музыкой. Даже жаль, что разговор на этом не закончился.
  - Надеюсь, ты не обидишься и ответишь честно. Но я все же должен спросить, - осторожно начал арданг. Я, склонив голову на бок, показала, что слушаю.
  - Мне, правда, нужно понять, - словно оправдываясь, начал Ромэр. - Ты же та, кто ты есть. И ты мне сказала, что убежала из-под венца. Но... Тебя с детства готовили к браку по расчету. Всю жизнь. А ты... Ты сбежала...
  Я смотрела на арданга в совершенном смущении. Никогда бы не подумала, что он поднимет эту тему. Хотя, почему, собственно, нет? Ему же любопытно...
  - Насколько я понимаю, отчиму в голову не приходило, что ты могла бы сбежать?
  Я молча кивнула, подтверждая слова спутника. Приободренный этим, он продолжил:
  - Так я и думал. Уверен, ты ни разу не показала ему своего истинного отношения... Ты сильная, иногда своевольная, бываешь упрямой. Но у тебя всегда есть объяснение своих поступков. Еще я много раз замечал, что ты не ищешь ссор, не споришь по пустякам. Ты..., - он виновато улыбнулся, будто надеясь так смягчить последующее слово. - Покорна. Даже в мелочах. А здесь... Брак несомненно нужен был Шаролезу. Но ты сбежала. Я должен понять, почему. Даже если предположить, что вначале я мог бы заподозрить тебя в наивности. В слепой вере в то, что союзы на нашем уровне заключаются исключительно по любви, то, узнав тебя лучше, назвать тебя наивной мог бы лишь сумасшедший. Значит, причина в ином. В чем? Чем тебе так не угодил муожский князь?
  Я смотрела на Ромэра широко распахнутыми глазами, не находя слов. А спутник выдвигал предположения:
  - Недостаточно богат? Недостаточно красив? Недостаточно молод? Князь уступает тебе в родовитости? Предложил слишком бедный выкуп за невесту?
  Учитывая, что приданое, хотя бы номинально, должны были давать за мной, последнее предположение показалось таким абсурдным, что я не выдержала и рассмеялась. Ромэр удивленно смотрел на меня, смущенно улыбаясь.
  - Все проще, Ромэр, - утерев выступившие слезы, ответила я. - Все проще. Этот брак не был нужен короне.
  Сама удивилась тому, что в голосе проявились горечь и жесткость. Спутник по-прежнему смотрел на меня выжидающе.
  - Муож хотел союза. Не знаю, что они пообещали отчиму за меня.
  Он задумчиво кивнул, осмысливая мои слова.
  - Но все же был договор. А ты сбежала...
  Я вспомнила портрет обрюзгшего князя, сведения о его бастардах и влиятельных матерях внебрачных детей. И постоянное ощущение гадливости, которое у меня вызывало одно упоминание Муожа.
  - Разумеется.
  Теперь рассмеялся Ромэр. Тихий мягкий, словно бархатистый смех. Спутник качнул головой, все еще улыбаясь.
  - 'Разумеется' - это прекрасный ответ. Мне, возможно, было бы достаточно и его пару недель назад. Но теперь, к сожалению или к счастью, мне нужно знать больше. Нэйла, я действительно пытаюсь понять, что происходило в Шаролезе, осознать эту историю с замужеством. Прошу, расскажи, как ты узнала о предстоящей свадьбе, что происходило потом, что представляет собой жених. Пожалуйста.
  
  Мы как раз проехали мимо поста солдат, охранявших границу Арданга. Обратила внимание на то, что въезжающие на земли провинции вояк не интересовали. Их больше занимали те, кто пытался Арданг покинуть. Отъехав подальше от границы, устроили небольшой привал под раскидистым деревом у дороги. Серьезные вопросы ни Ромэр, ни я не хотели обсуждать, не имея возможности оценивать реакцию собеседника.
  Мой рассказ о помолвке, о том, что мне сообщили о ней сразу после окончания траура, Ромэра озадачил. Нахмурившийся спутник не прокомментировал кандидатуру старого мужа вкупе с выводком бастардов, но я видела удивление, даже оторопь в глазах Ромэра. А когда я упомянула яд и предательство Беллы, спутник в полголоса выругался по-ардангски, чем изумил меня до крайности.
  - Да, теперь понимаю, - кивнул Ромэр. - Побег был твоим единственным выходом.
  Он надолго задумался, а, заговорив, ронял слова медленно, осторожно. Удивительно, как он изменился. Только что передо мной был сдержанный в проявлении своих чувств, но все же живой человек, а через несколько минут я разговаривала с дельцом-политиком.
  - Конечно, я могу ошибаться, - о, эта холодная вежливость в голосе. Словно я опять оказалась на заседании Совета в окружении двух десятков прагматичных аристократов. - Однако у меня возникло ощущение, что тебя хотели поскорей выслать из столицы. Стратегу нужно было от тебя избавиться.
  - Чем же я могла ему мешать? Он о моем истинном отношении к себе не догадывался, - спросила я.
  - Я не говорю, что прав, - спокойно, но холодно ответил Ромэр. - Но ситуацию вижу так. Принц мал, до совершеннолетия еще пять лет. Стратег имеет реальную власть, пока остается регентом. Даже став первым советником короля, он большую часть влияния потеряет. Но это в будущем. Сейчас же он, в конечном итоге, принцу никто. А совершеннолетняя принцесса, старшая сестра молодого короля, вполне может потребовать для себя статус регента. И Совету будет сложно, очень сложно найти предлог, чтобы отказать в удовлетворении просьбы дочери покойных короля и королевы.
  Вот это видение... Ромэр был совершенно прав. А я, наивная, с этой точки зрения свое положение не рассматривала. Спутник продолжал:
  - Для Стратега все сложилось как нельзя лучше. Скорбящая по матери принцесса пропустила момент и, достигнув совершеннолетия, не сделала попыток стать регентом при брате. Не успела покуситься на власть отчима. Но в его глазах, она все равно является угрозой.
  Пытаясь справиться с потрясением, я пробормотала:
  - Конечно, ведь даже предположить, что вся эта борьба за власть мне и даром не нужна, он не мог.
  Ромэр повел плечом, усмехнулся:
  - Я не поверю, что в Совете не было ни одного человека, не восхищавшемся Дор-Марвэном. Наверняка, они думали о способах подвинуть Стратега. И возможность сделать регентом тебя они, безусловно, видели. Но, прежде чем они успели развернуться, прозорливый Стратег убрал опасную для него фигуру с поля.
  - Но мне не нужна была власть. Я не претендовала ни на что, - выдохнула я.
  - Но могла, - резонно возразил Ромэр. - А мы говорим о Стратеге. Для него власть - это все. И за нее он будет бороться до конца. Поэтому решил, девушку нужно срочно убрать из страны. Как ты сама понимаешь, вариантов избавиться от принцессы не так много. Объявить сумасшедшей, убить, выдать замуж. С помешательством трудно, - знающие девушку дворяне не поймут, будут возмущаться. Убить - это всегда крайняя мера. И опасная для Стратега, если учитывать две смерти в королевской семье за последние восемь лет.
  - Три, - поправила я.
  - Извини? - нахмурился собеседник.
  А я, пытаясь не дать горечи проявиться в голосе, холодным деловым тоном уточнила:
  - Три смерти. Отец, Лэр, младший брат, и мама.
  Ромэр с сочувствием посмотрел на меня, вздохнул. По взгляду видела, он хотел что-то сказать, что-то отличное от того 'Сожалею', которое получилось в итоге. Я кивнула, а арданг продолжил разбор ситуации.
  - Твоя смерть могла бы подорвать авторитет Стратега, вызвать бурю ненужных и неудобных вопросов. Поэтому оставалось лишь замужество, которое к тому же можно обратить на пользу государству. И кандидатура мужа была в тот момент Стратегу не так важна. Думаю, он для того и сообщил тебе о помолвке заранее, чтобы отвлечь, не дать даже возможности задуматься о перехвате у него власти.
  Да, чем дольше слушала Ромэра, тем больше убеждалась в том, что арданг умел мыслить не только, как военный, но и как искушенный политик. И я знала, Ромэр был прав. Уже догадываясь, каким будет ответ на этот вопрос, все же спросила:
  - А почему же он тогда пытался отсрочить свадьбу, если она была так необходима?
  - Князь его не устраивал. Стратег прекрасно понимал, что молодая жена не сможет в должной мере влиять на Бойна. Да и предполагаемый оставшийся срок правления князя невелик. А после тебе дорога либо в могилу, либо в монастырь. А это, - Ромэр чуть улыбнулся: - нецелесообразное расходование ресурсов. Думаю, Стратег хотел подсуетиться и поменять Бойна на Волара еще до свадьбы, потому и тянул.
  - Правдоподобно, - в который раз согласилась я, отмечая, что в этом вопросе наши с Ромэром мысли совпадали. - А история с ядом?
  - Это просто предположение, - арданг обезоруживающе развел руками. - Доказать и обосновать фактами я его, разумеется, не могу. Если ты узнала о помолвке в тот вечер, не значит, что о ней не знали другие. В частности слуги. Они обычно первыми узнают все новости. И я подозреваю, что Беллу подкупили муожцы. Их не устраивал ни Бойн, ни упрочение его положения благодаря союзу с Шаролезом. Сомневаюсь в том, что покушение подстроил Дор-Марвэн. Потому что, как я уже говорил, Стратега твоя смерть поставит в неловкое положение. Правда, твое исчезновение вредит ему не меньше. Именно поэтому боюсь, стража не потеряет бдительности. Ему нужно вернуть тебя в Ольфенбах любой ценой. Доказать тем самым, что это не он устранил конкурента, а тебя похитили, выкрали, дабы бросить тень на Стратега же.
  - Логично, - кивнула я. - Думаю, ты во многом прав. И жалею о том, что прежде у меня не было советника, способного так четко и ясно объяснить политическую ситуацию.
  Арданг улыбнулся, польщенный комплиментом, легко поклонился.
  - Но что же делать дальше?
  - Вести себя естественно, не привлекать внимание, придерживаться легенды. И придумать тебе новую биографию, - подбодрил Ромэр.
  - Разумно, - согласилась я. - Знаешь, по поводу родословной... Муож навел меня на интересную мысль. Выдавать себя за простолюдинку не выйдет, за дочь любого знатного семейства - тоже. Но я вполне могу быть признанной незаконнорожденной дочерью кого-нибудь из вельмож. Так получается приближенная ко двору особа, получившая хорошее воспитание, но обладающая совершенно неизвестной твоему дяде фамилией.
  Ромэр просиял.
  - Прекрасная идея! Ты умница, Нэйла. Никогда не устану поражаться твоей изобретательности.
  Я знала, что он говорит искренне, а потому смутилась, почувствовала, как краснею. Наверное, когда-нибудь научусь принимать сделанные от чистого сердца комплименты. Наверное, когда-нибудь смогу, не отводя в смущении взгляд, смотреть в теплые, улыбчивые и такие родные глаза Ромэра.
  
  
  Глава 18
  
  
  Арданг... Несколько верст от границы с Шаролезом, а какое разительное отличие. Бедные селения, нищие подворья. Тут не было разнообразия домашней птицы, редко можно было увидеть корову, не то что лошадей или ослов. Даже обветшалые дома казались хмурыми и неприветливыми. Ромэр не ошибся, сказав, что я буду выделяться на фоне местных женщин. Они были преимущественно русоволосые, с крупными чертами, с серыми или голубыми глазами. И моя каштановая коса, которую мне не удалось полностью скрыть платком, привлекала внимания не меньше, чем наши отличающиеся от традиционных для Арданга костюмы.
  За нами наблюдали пристально. Я чувствовала на себе чужие взгляды, полные если не злобы, то неприязни точно. Но стоило кому-то из людей перевести взгляд с моего шаролезкого лица на Ромэра, типичного арданга, как отношение менялось. Глаза людей теплели, на губах появлялась едва заметная улыбка облегчения. Рядом с Ромэром я, чужеродное существо, тоже становилась 'своей'.
  В деревнях не останавливались. Ромэр сказал, что до Челна от границы недалеко. Арданг был прав, но до города мы добрались лишь в сумерках. Чудом успели до закрытия ворот.
  Стражник, по виду шаролезец, окинул Ромэра хмурым, злым взглядом и заявил, что мы опоздали. Вечер, солнце село, в Челна больше никого не пускают. Не знаю, что меня тогда больше разозлило. То, что нас отказывались пускать, хотя ворота были еще открыты, то, что страж был из Шаролеза, или то, что мужлан не потрудился выучить ардангский. Я была уверена, он отказался пускать нас, чтобы показать местным, кто на самом деле хозяин в провинции. По тому, как Ромэр сжал мою руку, поняла, он расценил слова и тон стражника точно так же. Но все же арданг попробовал уговорить стражника. Тот, с глумливой ухмылкой глядя на собеседника, вынужденного унижаться перед ним, позвякивал ключами от приоткрытых ворот. И мы трое знали, что стражник через пару минут просто шагнет за ворота и запрет перед нами створки до утра. И никакие дипломатические ухищрения Ромэра не помогут.
  - Добрый человек, - обратилась я к стражнику, подпуская в голос жалостливые нотки. О, небо, надеюсь, мне не часто придется унижаться... - Пожалуйста, пропустите нас, сделайте одолжение.
  Стражник впервые с начала разговора посмотрел на меня. Подняв фонарь, осветил мое лицо. Я прищурилась от яркого света и прижалась к плечу Ромэра.
  - И что землячка делает в Лианде? - удивленно спросил стражник.
  - Счастливо живет с любимым мужем, - кокетливо улыбнувшись, ответила я.
  - С лиандцем-то? - хохотнул стражник. - Чудеса, да и только.
  Снова глянув на Ромэра, качнул головой:
  - Повезло ж тебе, если б не жонка, не пустил бы. Но мы, шаролезцы, своих не бросаем, - и добавил с пренебрежением, даже уничижительно. - Не то что вы...
  'Муж' чуть сильней сжал мою ладонь в своей, я почувствовала, как в нем закипает гнев. Но внешне арданг был спокоен, даже благожелателен. Он прекрасно владел собой, научился за столько времени. От воспоминания о тюрьме, от взгляда на освещенное колеблющимся светом фонаря лицо Ромэра стало жутко. Сколько же таких и худших оскорблений стерпел этот гордый человек? Я даже не удивилась, когда арданг вежливо кивнул и, пожелав разочарованному шаролезцу доброй ночи, провел меня сквозь ворота в город.
  
  Пустынные узкие темные улочки, стук копыт по брусчатке, запахи готовящейся еды, доносящиеся из распахнутых окон, обрывки тихих разговоров. Мы шли, все еще держась за руки. Ромэр молчал, думая о своем, не обращал на меня внимания. Я не отвлекала, пыталась запомнить дорогу. Но вскоре оставила это занятие, потеряв счет улочкам и аркам. И как Ромэр все еще помнил, куда идти? Ведь последний раз он был здесь так давно...
  Мы шли долго, не меньше получаса. Мне казалось, что с минуты на минуту упремся в крепостную стену на противоположной стороне города. Ромэр остановился и окинул взглядом два дома с очень похожими в темноте фасадами.
  - При свете дня они разные, - словно извиняясь, через пару минут пробормотал он. Прежде, чем я успела что-либо ответить, потянул меня к левому дому.
  Калитка пронзительно и жалобно скрипнула, пропуская нас. Я заметила, что в освещенной комнате колыхнулась тень. Подумала, калитку не смазывали нарочно. Остановившись у самого крыльца, Ромэр передал мне поводья, едва слышным шепотом велел ждать. А сам поднялся по трем ступенькам, подошел к двери и постучал. Тук-тук... Тук-тук. Не знаю, почему я так разволновалась, но на эти удары эхом откликнулось сердце, заколотившееся неистово, словно желало выпрыгнуть из груди. Пытаясь подавить вдруг появившуюся дрожь, прислушивалась к звукам за дверью. В свете, пробивающемся из окна, мне было хорошо видно лицо Ромэра. Напряжение, ожидание и надежда...
  - Кто здесь? - послышался из-за двери тихий мужской голос. Заметила, как Ромэр выдохнул, а на лице отразилось облегчение.
  - Дядя, я вернулся, - тихо ответил Ромэр на ардангском.
  Сколько смысла было вложено в эти три слова, сколько чувства... Горло перехватило, дышать стало трудно, в глазах защипало. Я, закусив губу, чтобы не расплакаться, смотрела на Ромэра, замершего перед дверью.
  Долго, очень долго ничего не происходило. Потом дверь бесшумно приоткрылась. Ровно настолько, чтобы золотой свет из коридора выхватил из темноты счастливо улыбающегося Ромэра.
  Несколько нескончаемых мгновений мужчины смотрели друг на друга, потом дверь распахнулась настежь. И высокий старик, вышагнув за порог, заключил Ромэра в объятия.
  - Заходи, заходи, - вскоре засуетился старик, одной рукой цепляясь за племянника, а другой приглашая его зайти в дом.
  - Я не один, - улыбнулся Ромэр, указывая в мою сторону.
  - Простите, я Вас не заметил! - всматриваясь в темноту двора, дрожащим от волнения голосом покаялся старик. - Бросьте Вы лошадей и идите к нам!
  Он призывно махнул рукой. Я, не отпуская поводья, поднялась на одну ступеньку.
  - Дядя, моя спутница не говорит по-ардангски, - шепнул на родном языке Ромэр.
  - Об этом я догадаться не мог, простите, - попытался извиниться передо мной Клод, все еще не переходя на шаролез. А потом с жутким акцентом, таким, что я едва поняла слова, произнесенные на родном языке, сказал: - Добро пожаловать.
  - Спасибо, - медленно, осторожно, словно боясь сделать ошибку в недавно выученном слове, ответила я по-ардангски. Не люблю врать, просто ненавижу. Но интуиция протестовала, кричала, запрещая мне показывать знание этого языка.
  Дядя Ромэра обрадовался этому слову и, спустившись вместе с 'мужем', поклонился мне. Ромэр, оказавшись рядом со мной, пояснил:
  - Шаролеза моего дяди едва хватает на приветствия. Я буду переводить.
  - Спасибо, - улыбнулась я.
  - Я помню, куда можно поставить коней, - снова обратился к дяде Ромэр. - Ты заходи в дом. Мы сейчас подойдем. Через кухонную дверь.
  Старик кивнул, опять обнял племянника и вернулся в дом, закрыв за собой дверь. Во дворе сразу стало темно, но я заметила, как Ромэр поднял лицо к звездам, и почти услышала, как он вознес хвалу небесам. А потом он обнял меня. Так нежно, так ласково. Его руки естественно и приятно скользнули мне на талию, когда он привлек меня к себе. Я обняла его в ответ, спрятав лицо на груди Ромэра. Он прижался щекой к моей голове. Не знаю, сколько мы так стояли... Жаль, что не вечность...
  - Спасибо тебе, - прошептал Ромэр. - Спасибо.
  
  Перехватив поводья и по-прежнему обнимая меня одной рукой, Ромэр подвел меня к небольшому сарайчику в глубине двора. Немного повозившись, зажег светильник.
  - Да, коням здесь будет тесно, но не одиноко, - кивнув на двух невозмутимо глядящих на нас коз, прокомментировал арданг.
  Он подхватил ведро и ушел куда-то за водой. К его возвращению я успела снять с коней упряжь и даже начала расседлывать гнедого.
  - Вот неугомонная, - осуждающе, но вместе с тем виновато покачал головой Ромэр. - А просто подождать ты не могла?
  - Время же было... - удивленно пожала плечами я.
  Арданг вздохнул и оттеснил меня к выходу, сам занялся животными. Я присела на скамейку для дойки и следила за спутником. Он расседлывал коней, складывал у порога сумки с вещами.
  - Не обижайся на меня, пожалуйста, - вдруг попросил Ромэр.
  - За что? - искренне удивилась я.
  - Я не позволил тебе уйти вместе с дядей. Знаю, ты устала. Но вы не понимаете друг друга, - принялся оправдываться Ромэр. - И, пожертвовав соблюдением правил этикета, я хотел избежать неловкости.
  - Боже мой, - рассмеялась я. - Нашел повод для огорчений.
  - Так ты не сердишься? - переспросил он.
  - Нет, конечно, - заверила я. - Но раз мы заговорили об этикете... Может, есть что-нибудь такое, что мне делать запрещено?
  Ромэр неопределенно пожал плечами и задорно усмехнулся.
  - Да нет. Но, признаться, я удивлен. После того, что мы пережили. После того, как ты нарушила чуть ли не все возможные запреты, я слышу от тебя такой вопрос.
  - Не так много правил я и нарушила, - знаю, слабая попытка защититься от подтрунивания. Я поспешно перевела разговор на другую тему. - А как мне обращаться к твоему дяде? И как он будет называть меня на людях? Нельзя же по имени...
  Полагала, 'муж' задумается. Ведь я отлично знала, что в ардангском три возможных обращения к старшему мужчине и еще два отдельных обращения к дяде. У Клода со мной тоже должны были возникнуть трудности. Мне на ум сразу пришли четыре наиболее вероятных варианта. Да, арданги - очень вежливый народ. Но с другой стороны, если в обращениях, как говорила кормилица 'черт ногу сломит, а простому смертному без рюмки бузинной настойки не разобраться', то с дворянскими семьями и титулами проблем не возникало. Все благородные семейства смело можно было разделить на две большие группы: князья и 'славные'. Правда, сам факт деления давал еще два возможных обращения к Клоду и три ко мне. Учитывая существующее многообразие, я думала, что отвлекла Ромэра надолго. И безмерно удивилась, когда, не колеблясь и секунды, 'муж' ответил:
  - Называй его 'адар'. Это 'дядя' по-ардангски.
  - 'Адар', - стараясь не выдать изумление, повторила я.
  Именно так назвал Клода Ромэр. Самое теплое и ласковое обращение к любимому дяде из всех возможных. Но я и подумать не могла, что мне будет предложено использовать это исключительно семейное обращение. Тем более, точно знала, этикет этого не требовал.
  - Правильно, - улыбнулся Ромэр. - Думаю, после того, как я расскажу, что ты для меня сделала, он будет называть тебя 'лайли'. Это значит 'племянница'.
  Еще одно теплое семейное обращение, которому я почти не удивилась. Не знаю, откуда во мне вдруг взялось это нахальное кокетство, но именно оно заставило хитро прищуриться и спросить:
  - А как ты, милый, будешь меня называть по-ардангски?
  Ромэр, казалось, смутился, но ответил мягко и серьезно:
  - Ты поймешь.
  Хорошо, что в сарае было сумрачно, а я сидела далеко от светильника. Надеюсь, Ромэр не заметил, как я покраснела.
  
  На небольшой кухне было светло и тепло. В печке грелся ужин, миниатюрная женщина лет пятидесяти вымешивала на столе тесто. Рядом с ней нарезал ломтиками сыр Клод, мгновенно оставивший свое занятие, когда Ромэр распахнул передо мной дверь, пропуская вперед. Я зашла и, не зная, как себя дальше вести, в нерешительности остановилась почти у самого порога. Ромэр запер дверь, положил у порога сумки и встал рядом со мной. Клод, в два шага преодолев расстояние до племянника, снова заключил Ромэра в объятия. Мужчины надолго замерли, обнявшись, а женщина смотрела на них и, не таясь, вытирала тыльной стороной кисти слезы.
  - Господи, Ромэр... - отстраняясь и заглядывая в лицо племяннику, прошептал Клод. - Мы же тебя похоронили... Где же ты был все это время?
  - Я все расскажу, дядя, - пообещал Ромэр.
  - Мальчик, дай я тебя обниму, - чуть отодвинув Клода в сторону, срывающимся голосом пробормотала женщина и расплакалась на груди у арданга.
  - Мне словами не сказать, как я счастлив быть здесь, - прижимая к себе женщину, пробормотал Ромэр.
  Я стояла в сторонке и, потупив глаза, делала вид, что ни слова не понимаю. Смотреть на воссоединившееся семейство было неловко. Отчасти потому, что считала себя виноватой в том, что случилось с Ардангом, с Ромэром, с этими людьми. Отчасти потому, что мы не собирались надолго задерживаться в этом доме, а, значит, семье снова предстояла разлука. Отчасти потому, что считала, в моем присутствии они стесняются показать все свои чувства. А еще, на мгновение позволив себе вспомнить Брэма, Арима и кормилицу, я затосковала по родным. Но печальная ирония заключалась в том, что мне нужно было надеяться на то, что встреча с близкими никогда больше не состоится.
  Минут через десять, когда первое потрясение стало блекнуть, обо мне вспомнили.
  - Нэйла, - обратился ко мне Ромэр. Я подняла голову, встретилась глазами ардангом.
  - Нэйла, это моя тетя, Летта, и мой дядя, Клод.
  Я улыбнулась и, сказав 'Очень приятно', подождала, пока Ромэр переведет.
  - Это Нэйла, - 'муж' взял меня за руку. - Если коротко, моя спасительница.
  Я не успела ни смутиться, ни покраснеть, - меня обняла Летта, а чуть позже, бормоча сбивчивые благодарности, и Клод.
  
  Мы расположились в уютной гостиной. Мягкий свет ламп из желтого стекла, камин. У длинной стены низкий диванчик, укрытый пестрым пледом. Массивный деревянный стол, повернутый к окну узкой стороной, накрытый светлой скатертью с коричневым шитьем. Я забралась в уголок, Ромэр сел рядом, а его родственники, не сводящие с племянника глаз, напротив.
   Ужин был скромным, но удивительно вкусным. Чечевичную похлебку я пробовала впервые, и мне очень понравилось. Восхитительно нежный пирог с овощами прекрасно оттенял сыр. Даже медовые булочки были необычными, пахли какими-то незнакомыми специями.
  Поначалу разговор не ладился. Ни Летта, ни Клод на шаролезе не говорили. Ромэр старательно переводил то на ардангский, то на шаролез все произнесенные за столом реплики. Приблизительно четверть часа. Мне и так было стыдно, что я скрывала свое знание ардангского, а осознав, что лишаю Ромэра возможности свободно общаться с семьей, не выдержала.
  - Ромэр, - начала я.
  - Сейчас, - хмурился закрывший глаза арданг, вспоминая шаролезкое название какого-то местного овоща. - На языке крутится... Сейчас.
  Я положила ладонь ему на запястье и настойчивей позвала снова:
  - Ромэр.
  Он посмотрел на меня. Теплый, ласковый взгляд серо-голубых глаз. Словно обнял... На сердце стало легко и спокойно.
  - Что? - прикрыв мою руку ладонью, спросил арданг. Тихий голос, мягкая счастливая улыбка. Казалось бы, ничего такого, ничего особенного. Но это было еще одно мгновение, которое хотелось удержать в сердце...
  Я выдохнула, отвела на мгновение глаза, пытаясь отогнать наваждение.
  - Пожалуйста, скажи своим родственникам, что я рада познакомиться с такими замечательными людьми.
  Он послушно перевел и вновь вопросительно посмотрел на меня.
  - Что я благодарна за радушный прием. Что все восхитительно вкусно. И что я очень прошу не обращать на меня внимания. Разговаривайте так, словно меня нет.
  - Но, Нэйла, так нельзя, - арданг, до того исправно переводивший мои слова, передавать последние фразы не спешил.
  - Ромэр, можно. Я же не обижусь.
  - Нэйла, так нельзя, это невежливо, - уговаривал арданг. - Ты же не будешь понимать и слова. Тебе, да и нам будет неловко.
  - Я неловкости испытывать не буду, и вы не вздумайте смущаться. Пойми и поверь, - убеждала я, замечая настороженные взгляды Летты и Клода. - Мне значительно приятней сидеть, слушать красивую ардангскую речь и радоваться тому, что вы спокойно общаетесь, чем знать, из чего сделан пирог.
  Ромэр покачал головой и, глядя на меня с удивлением, сказал:
  - Ты не устаешь меня поражать. Но спасибо тебе.
  - Да не за что, - снова смутилась я.
  Видимо, какое-то из основополагающих правил ардангского этикета я все же нарушила. Потому что Клод и Летта удивились безмерно. Если женщина просто оторопело переводила взгляд с меня на Ромэра и обратно, то Клод дважды переспросил, правильно ли они поняли. Он, глядя мне в глаза, все никак не мог взять в толк, как это я добровольно обрекла себя на непонимание, исключила из светской беседы. Пришлось общаться жестами. Показала, что меня в комнате нет. А Ромэр еще раз перевел мою просьбу и объяснение. Только тогда Клод и Летта более или менее успокоились.
  - Необычная просьба, - недоуменно поглядывая в мою сторону, прокомментировала Летта. - Не ожидала.
  - Она очень тактична, - пояснил Ромэр. - Понимает, что мы давно не виделись. И считает, что при постороннем человеке не станем обсуждать серьезные темы. Хотя... Учитывая, что мы вместе пережили, чужой мне она давно быть перестала.
  - Кто она? - спросил Клод, старательно изображая, что нахваливает еду. - Как ты с ней познакомился? Давно ли?
  - Я не преувеличивал, когда назвал ее спасительницей. Но историю знакомства расскажу позже, когда она будет спать. Придется упоминать имена, она поймет, о чем речь.
  - Ааа, - протянул Клод. - На простолюдинку непохожа. Кто-то из славных?
  Удивительно, не думала, что свои представления о дворянстве арданги переносят и на Шаролез.
  - Не совсем, - улыбнулся Ромэр, начиная рассказывать мою придуманную родословную.
  В то, что моим отцом мог быть обедневший граф Лонн, Клод поверил с легкостью. Видимо, о вольностях шаролезкого двора Ромэр узнал от дяди. История о том, как меня пытались выдать замуж за пожилого богатого купца, уже похоронившего трех жен, пробудила сочувствие в душе Летты.
  - Бедная девочка, - покачала головой женщина. - Всегда говорила, что щедрым выкупом пытаются что-то скрыть. А обедневший отец и позарился. Бедная девочка.
  Подумалось, что в последние годы, наверняка, участились случаи, когда девушку из дворянской семьи так покупали дельцы низкого происхождения. Ведь у семьи, разоренной войной, лишенной всех благ и привилегий, просто не было средств. Родственники невесты, да и сама девушка даже могли расценивать такой брак как благо... По взглядам Летты поняла, что она искренне радовалась, что хоть кому-то удалось избежать подобной судьбы.
  На этом обсуждение моей личности временно закончилось. Слушая рассказ Клода об их жизни в Челна, пила чай с мятой и рассматривала хозяев. Дядя показался мне в первый момент стариком, но теперь поняла, что ошиблась. Он вполне мог быть ровесником Дор-Марвэна, только из-за седины в светлых волосах и глубоких морщин казался старше. С первого взгляда на Клода Аквильского становилось ясно, что передо мной родственник Ромэра. Изгиб бровей, абрис подбородка, форма губ. Но, несмотря на явное сходство, в Ромэре больше чувствовались черты и стать рода Тарлан. И если Клод смирился со своим положением, то Ромэр излучал мощь и несломленную, не покорившуюся судьбе силу духа.
  Летту нельзя было назвать красивой. По крайней мере, не в шаролезком понимании красоты. Скорей тетя была интересной, яркой и, безусловно, запоминающейся. Особенно мне нравилось наблюдать за тем, как серые глаза женщины отражают разные чувства. Мимика у Летты тоже была эмоциональная, и на жесты тетя не скупилась, но с живостью глаз ничто не сравнивалось.
  Ромэр рассказывал о нашем путешествии. Почему-то урывками, начав с первого постоялого двора. Потом говорил о Круче, о дороге через Вершинный в Солом, а потом и в Челна. Он ни словом не обмолвился ни о том, что мы представлялись супругами, ни об истории в Вершинном, да и интерес стражников упомянул лишь вскользь.
  Я слушала через слово, отмечая, что Ромэр очень любил родной язык и радовался возможности говорить на нем. Это было слышно по тому, как низкий, красивый голос спутника едва заметно изменялся, когда Ромэр говорил на ардангском. Появлялись новые нотки, а речь звучала мелодично, как песня. Рассказывать Ромэр умел, и, хоть я знала, что он о многом умолчал, рассказ казался цельным и плавным. А слушать этот голос было одно наслаждение... И тема значения не имела.
  Задумавшись о своем, потеряла нить беседы и очень удивилась, когда что-то теплое коснулось щеки. Вдруг обнаружила, что Ромэр укрыл меня пушистой вязаной шалью, что Клод убирает посуду со стола, а Летты в комнате вообще нет.
  - Ты засыпаешь, - мягко констатировал Ромэр. - Тетя сейчас приготовит тебе постель.
  Я даже ничего не успела сказать. Только собралась рот открыть, но Ромэр, словно прочитал мои мысли и, легко кивнув в сторону кухни, добавил:
  - Вода уже греется.
  - А ты хорошо меня изучил, - заметила я, борясь с неожиданно сильным желанием обнять Ромэра. Сопротивляться этому порыву стало почти невозможно, когда арданг серьезно, без тени иронии сказал:
  - Я очень рад, что у меня была такая возможность.
  
  Конечно, я не ожидала, что у них есть ванна. Но предложенная альтернатива меня вполне устроила. Хоть и удивила порядком. Летта снабдила меня домашней обувью, огромным полотенцем, в которое можно было раза два завернуться, и халатом. А потом отвела в небольшую комнату, выложенную шершавой терракотовой плиткой. Но ни лохани, ни таза, ни кувшина с водой там не наблюдалось. Зато чуть выше уровня глаз на потолке была закреплена воронка с металлическим решетом, как носик лейки садовника. Предлагалось открыть кран и мыться под льющейся струями водой. Такой вот комнатный дождь.
  Вода была горячей, мыло - душистым, а ощущение свежести и чистоты - долгожданным. Купание меня так взбодрило, что я, устроившись на узкой кровати в смежной с гостиной комнате, уснуть не могла. Ромэр тихо переговаривался с родственниками, тоже сходил выкупаться, пока Летта устраивала ему постель на диване.
  Клод с женой ждали племянника в гостиной, перешептываясь так тихо, что я расслышала только, как Летта плакала, а Клод пытался ее утешить. По тени видела, как вернувшийся Ромэр подошел к занавеске, отделявшей выделенную мне комнатушку от гостиной. Он постоял немного рядом, думаю, прислушивался, пытаясь определить, сплю я уже или нет. Я не шевелилась и, прикрыв глаза, дышала глубоко и ровно, честно пытаясь заснуть. Половицы скрипнули, когда арданг отошел. Слышала, как Ромэр передвинул стул, видимо, сел за стол. Что ж, понимаю, разговор предстоял долгий и серьезный. Мне неловко было подслушивать. Но получилось иначе. Как выяснилось, к лучшему.
  
  За окном светало, начинали петь птицы, когда Ромэр лег отдыхать, а Клод и Летта поднялись на второй этаж в свою спальню. За время многочасовой беседы я неоднократно вспомнила слова отца: 'Всегда важно знать, что говорят у тебя за спиной враги и союзники'. И если могла поклясться в том, что Ромэр рассказал бы мне многие вещи, догадайся я задать правильные вопросы, то осознание нюансов отношения ко мне Клода и Летты было бесценным.
  Ромэр начал рассказывать по порядку, с Артокса. Не с того вечера, когда собравшихся на военный совет князей предал Ир-Карай, а с того дня, когда последний раз виделся с дядей. Меня и раньше удивляло, что Клод не присутствовал на том собрании. Оказалось, он должен был договориться о поставках провианта, а потому находился в совершенно другом месте. Это его и спасло. Узнав о разгроме ардангской армии при Артоксе, он смог затаиться на время, а после вернуться к Летте в Челна.
  Зато стало понятно, почему в моем сознании сражение при Артоксе не существовало. И больше не удивлялась тому, что, кажется, граф Керн назвал эту битву бойней. Полностью обезглавленная, лишенная командования ардангская армия не могла выстоять под натиском дисциплинированных шаролезких регулярных войск. Пусть даже уступающих ардангам числом.
  Весь стратегический гений Дор-Марвэна заключался в том, что он вовремя нашел предателя. И успел пленить всех князей и молодого короля. А потом устроил битву. Да, это было решающее, судьбоносное сражение, в этом новейшая история не ошибалась. Но не оно принесло Дор-Марвэну победу, а подлость и корысть Ир-Карая, желавшего стать наместником Стратега в Арданге. По сути, королем, подчиненным Дор-Марвэну.
  Никогда не понимала, на что надеялся этот человек, заключая договор с отчимом. Неужели действительно считал, что Дор-Марвэн сдержит слово? Наивно считал, что о его причастности никто не догадается? Воистину, честолюбие ослепляет. Дальнейшая судьба Ир-Карая была мне неизвестна, но рассказ Клода не удивил.
  - Его нашли мертвым через десять дней после сражения, - тихо сказал Клод.
  Повисла напряженная тишина. Я почти видела, как окаменело, скрывая эмоции, лицо Ромэра, как ожесточился его взгляд, как блеснули металлом серо-голубые глаза.
  - Жаль. Очень жаль, - спустя некоторое время ответил Ромэр.
  Мнимая безжизненность голоса, возможно, могла обмануть кого-нибудь другого. Но не меня. Я уже знала, что холод маски скрывает боль. Сильную боль и горькое разочарование.
  - Мне тоже, - шепотом ответил Клод.
  - Как? - голос Ромэра прозвучал глухо и требовательно.
  - Заколот кинжалом в своей постели. К оружию была прикреплена записка: 'Не терплю глупцов и подлецов. Д.-М.'.
  Арданг выругался сквозь зубы.
  - Украл даже это...
  Я бы солгала, сказав, что понимала его состояние. Знала, он хотел отомстить и надеялся, ему представится возможность. Но то, что отчим устранил предателя, было так логично и разумно. Мама говорила о подобных личностях: 'Предавший раз предаст еще раз. Обманувший в малом обманет в главном'. Разумеется, оставлять предателя в живых было просто опасно. Но записку с инициалами я объяснить не могла. Такая бравада была недоступна моему пониманию.
  Вообще среди поступков отчима иногда случались странные, выбивающиеся из ряда, не поддающиеся объяснению. Например, эта записка. И все, абсолютно все, что было связано с Ромэром. Даже сам факт замалчивания существования короля Арданга удивлял безмерно. Ведь победа над сильным противником должна была увеличить славу Стратега. Когда Ромэр сказал, что настоящую историю битвы при Артоксе в Шаролезе знают единицы, Клод разозлился, а Летта высказала неожиданно правдоподобное объяснение скрытности Дор-Марвэна. Назвала его завистником и ревнивцем. Если первый эпитет я еще понимала, то второй нуждался в пояснении. К счастью, удивленный Ромэр спросил о том же.
  - Ревнует к славе и людской памяти, - пренебрежительно ответила Летта. - Много ли было в истории выбранных королей? А многих ли выбирали в двадцать один год?
  - Немногих, - тихо ответил Клод.
  Он был прав. История мне всегда нравилась, в детстве я зачитывалась старинными легендами и хрониками. И не удивилась, когда услужливая память вызвала образы двух выборных королей. Двух. За без малого тысячу лет истории шести государств. Ромэр стал третьим и самым молодым из всех. О да, Стратегу было чему завидовать...
  Ромэр смутился. Это слышалось по голосу. Захотелось не только представить арданга в этот момент, но и увидеть. Как он глядит исподлобья, словно не верит в искренность слов говорящего, как на щеках появляется едва-едва заметный намек на румянец, как приподнимается неподвластная самообладанию левая бровь. Полувопросительно, полуудивленно. Мне нравилось наблюдать за Ромэром в подобные моменты, - тогда арданг казался мне настоящим и странно близким. И, кажется, похвалы он так же, как и я, не умел принимать. Прислушиваясь к тихому голосу Ромэра, говорившего о сражении при Артоксе, отметила, что и я неплохо изучила своего спутника.
  
  Ромэр продолжил рассказ. Путь из Артокса в Ольфенбах. Убийства воинов, старавшихся отбить командующих и короля... Месяцы в темнице до клеймения, пытки, убийства князей...
  Каждое произнесенное слово оставалось в душе ядовитой занозой, отзывалось в сердце болью. Болью Ромэра, что стала моей. Я знала эту историю из документов отчима. И ненавидела его за неоправданную, безумную жестокость. Но в ту ночь, когда бесстрастный голос Ромэра оживил сухие записи, поняла, что ненавидела Дор-Марвэна недостаточно.
  О, Ромэр был хорошим рассказчиком, и, лежа в полумраке комнатушки, я сожалела об этом. Ведь его слова отражали именно те эмоции, которые арданг хотел показать. А скупые, но емкие описания жили своей жизнью, полнились красками, запахами, скорбью. Каждое слово врезалось в память. Каждое слово вплеталось в молитву. Странную для принцессы Шаролеза... Я просила небо за Ромэра и за Арданг. И молила о наказании для Дор-Марвэна.
  Слушая жуткую нескончаемую сагу о зверствах отчима, о пытках и жестоких убийствах, Летта плакала. Клод проклинал Стратега и призывал Секелая покарать регента. Конечно, о клеймении Ромэр тоже рассказал. Удивительно, я ждала возвращения своего вечного кошмара, но вместо этого вспомнился ночной лес, костер, уютные объятия Ромэра.
  Рассказ о клеймении вызвал закономерную бурю и утверждение Клода, что Дор-Марвэн повредился рассудком.
  - Ни один человек в здравом уме не способен на такое! - кричал шепотом Клод, расхаживая по комнате. Думала, он сорвется и раскричится в голос. - Как он посмел? Что о себе возомнил, заклеймить дворянина! И не просто дворянина, признанного короля Арданга! Безумец... Безумец!
  Ромэр и не пытался успокоить родственников. Просто молчал. Довольно долго. Даже не возражал, когда Летта попросила показать клеймо. Слышала, как она ахнула, как еще раз проклял Стратега Клод. По тени видела, как Летта медленно подняла руку и несмело провела пальцами по буквам, словно только прикосновение к клейму могло превратить для женщины дикую историю в действительность. Летта повисла на шее племянника, все приговаривая сквозь слезы: 'Бедный мой мальчик'. Ромэр обнимал рыдающую тетю и молчал. Клод, бормоча проклятия в адрес регента, измерял шагами комнату. Летта постепенно успокоилась и выпустила Ромэра из рук, отошла и тяжело села на стул.
  - Господи, Ромэр... - вдруг выдохнул Клод. - Что делать, если это увидит стража?
  - Ничего, - качнул головой Ромэр, застегивая рубашку и снова садясь к столу.
  - Ты не понимаешь! - Клод все-таки заговорил в полный голос. И хоть я знала, что с вольной Ромэру ничто не угрожает, ужас дяди обдал ледяной волной. - Людей с такими отметинами казнят на месте!
  - Тише, - видимо, указав на комнатушку, ответил арданг. - Не переживайте и не шумите. Разбудите ее.
  - Ромэр, послушай, я многое могу решить. Но не смогу защитить тебя, если об этом узнают!
  Судя по голосу, Клод был в отчаянии. Летта опять расплакалась. Ромэр вздохнул и твердо в голос сказал:
  - Если говорю, что волноваться не о чем, значит, так и есть. Пожалуйста, успокойтесь и выслушайте меня. Я обо всем скажу по порядку.
  Чувствовалось, что Клод хотел возразить, но промолчал и сел рядом с женой. Собравшись с мыслями, арданг продолжил рассказ.
  Не ожидала, что Ромэр снова вернется к ночи клеймения, упомянет ангела, явившегося ему. Заливаясь краской смущения, я могла только радоваться, что моя реакция не видна. Легенда о незнании ардангского рухнула бы в тот же миг. Потом последовал рассказ о последних двух месяцах заточения, о моих ночных визитах. Ромэр почти дословно передал наши с ним разговоры, но удивительным образом не придал им эмоциональную окраску. И это мне понравилось. Создавалось впечатление, что арданг сообщает только необходимые сведения, но утаивает от посторонних главное. Наши с ним личные отношения.
  - И ты так просто ей поверил? - недоуменно спросил Клод. - Я бы решил, ее подослал Стратег.
  - Я очень долго так думал, - по голосу слышала, что Ромэр улыбается.
  - И правильно. Девушка, свободно проникающая в тайную тюрьму каждую ночь... Почему поверил? - все еще подозрительно уточнил дядя.
  - Причин много, - мягко сказал арданг. - Но главное, я узнал в ней своего ангела.
  Это признание заставило Клода и Летту надолго замолчать.
  Ромэр вскользь упомянул наше путешествие до Кручи, и подробно рассказал об истории в Вершинном.
  - Вольная? - переспросил Клод. Кажется, наличие этого документа его еще больше обеспокоило. - Ты видел эту бумагу?
  - Нет, не стал открывать коробочку. Не смог бы потом так же защитить документ, - небрежно пожав плечом, признался арданг.
  - Извини, но ты меня удивляешь, - холодно, даже нравоучительно сказал Клод. - Бумагу, от которой зависит твоя жизнь, нужно было внимательно прочитать! Давай сюда, - он требовательно протянул руку.
  Ромэр покачал головой.
  - Вольная у нее.
  - Как? - выдохнула Летта.
  - Я попросил Нэйлу хранить бумагу у себя.
  Кажется, такое проявление доверия ко мне, лишило Летту и Клода дара речи. По крайней мере молчали они долго. А я, представив себе их удивленные лица, с трудом сдержала смешок.
  - И когда она собирается ее тебе отдать? - спросил дядя.
  Почему-то решила, что он очень разозлился на Ромэра и на меня. На меня за попытку манипулировать, а на него за глупость.
  - Она собиралась отдать мне вольную сразу после той истории, - по тону арданга поняла, что он так же, как и я, расценил слова дяди. - Я не взял.
  - Значит, возьмешь с утра! - Клод явно не собирался терпеть возражения.
  - Посмотрим.
  Тон Ромэра был ровным и спокойным. Никаких эмоций. Но, видимо, по глазам и лицу племянника Клод понял, что напирать не стоит.
  - А как она достала вольную? - спросила Летта.
  - Я не спрашивал, - признался арданг и уточнил: - Это важно?
  - Да нет, - как-то слишком небрежно ответила женщина. - Просто любопытно. Это же не украшения и не цветы, простыми улыбками не обойтись.
  Ромэр промолчал, но под влиянием его требовательного, выжидающего взгляда, Летта продолжила:
  - У женщины, особенно красивой женщины, редко берут деньги за услуги. Предпочитают другую расплату.
  - Не в этом случае, - холодно отрезал Ромэр.
  - А ты не знаешь. Ты же ее не спросил, - не отступала Летта.
  Какое, оказывается, укоренившееся мнение о том, что для шаролезкой дворянки честь - пустое слово.
  Летта вздохнула. А я, увидев, как Ромэр сложил руки на груди, представив себе его тяжелый взгляд, понимала повисшую в комнате долгую напряженную паузу.
  - Пойми, Ромэр, - попыталась объяснить Летта. - Мы безмерно благодарны ей. Словами не высказать. Но ты знаешь о ней только то, что она рассказала сама. Конечно, к неглупой, красивой и вежливой девушке, которая так тебе помогла, мы все испытываем самые теплые чувства. Но нам... Нам всем нужно увидеть ее трезвым взглядом.
  - Я понимаю, о чем ты, - мягче ответил Ромэр. - Но я знаю, кого вижу. Надеюсь, и вы увидите ее правильно. Разумеется, я не ожидал, что это произойдет мгновенно, мне самому потребовалось много времени, чтобы осознать...
  Фраза получилась какая-та незавершенная. И эта недосказанность терзала мое любопытство. К счастью, не только мое. Поняв, что продолжения не будет, Клод осторожно уточнил:
  - Чтобы осознать что?
  По голосу слышала, Ромэр улыбнулся. Даже не так, грустно и чуть удивленно усмехнулся. Как в те разы, когда мое обычное и естественное поведение казалось ему неожиданным.
  - Что она настоящая.
  Хм, какой странный эпитет. Видимо, Клод и Летта думали так же, потому что Ромэр продолжил:
  - Знаю, доверие - это роскошь. Знаю. И понимаю, что при всех ее заслугах и неоценимой помощи шансов получить ваше заслуженное доверие у шаролезской девушки почти нет. Но если она не заслуживает доверия, то никто его не стоит. Нэйла честная, отзывчивая, добрая. Она справедлива и отважна. Я прежде не встречал таких, - он вдруг усмехнулся и весело добавил: - Хотя, какие мои годы.
  - Действительно, - холодно согласилась не разделявшая его мнения Летта. - Какие твои годы...
  - Если смотреть твоими глазами, она - совершенство, - тон и легкий вызов в голосе Клода мне не понравились.
  Конечно, Ромэр не был объективен, да и не мог быть, а мой получившийся в итоге образ представлялся идеальным. Настолько, что в пору было святой объявлять. И я не осуждала дядю за скептичность. Но покоробило, что Клод и Летта, кажется, вообще отказывали мне в праве иметь положительные качества. По-моему, Ромэр этого не заметил, поскольку все тем же шутливым тоном ответил:
  - Нет. Она бывает очень упрямой, своевольной и ужасно несговорчивой.
  - Хоть что-то, - хмыкнула Летта.
  - Понимаю, что поверить шаролезке - сродни подвигу, - голос арданга прозвучал неожиданно жестко. Как приказ, не подчиниться которому было опасно. - Забудьте о ее происхождении и увидьте, наконец, человека. И еще одно. Я привел незнакомку в ваш дом. Без предупреждения и объяснений. Поэтому подыграл сегодня. Но у нас много важных серьезных дел. Не хотелось бы тратить драгоценное время на перевод.
  Чудесно! Спектакль для одного зрителя! А я поверила, что в стране, которая вот уже четыре года полностью покорена Стратегом, могут быть люди, не говорящие на шаролезе. Причем не просто люди, а успешно сливающийся с фоном бывший князь! Не ожидала от себя такой наивности... Хотя нужно отдать должное актерам. Сомнение не посетило меня ни на секунду!
  - Я извинюсь перед ней завтра, - нехотя пообещал Клод. - За всех нас.
  Ох, не забыть с утра сильно удивиться... Хоть бы самой не переиграть...
  - Это разумное решение, - тоном строгого учителя, поощрившего ученика, сказал Ромэр. И добавил: - Тем более это не все, что я должен рассказать.
  Изумлению моему не было предела, когда Ромэр подробно описал, как выглядел венок из одуванчиков и кувшинки, сплетенный мной для арданга. Летта ахнула, прикрыла рот ладонью. Повисла напряженная пауза, в которую родственники Ромэра пытались осознать услышанное, а я гадала, в чем, собственно, дело.
  - Ты понимаешь, что это значит? - дрожащим неверным голосом спросил Клод. - Это... Ромэр...
  - Помнишь его целиком? - необычайно серьезно спросил арданг. - Я помню только эту строчку.
  - Мальчик, я боюсь соврать в мелочах и невольно изменить смысл, - едва слышно прошептал Клод. Что же его так поразило?
  - А копии у тебя нет? - в тихом голосе Ромэра явно слышалась надежда. Но по тени видела, как Клод покачал головой.
  - Нет. Сам понимаешь, тогда многое спасти не удалось.
  - Знаешь кого-нибудь поблизости, кто хранил бы у себя подобную книгу? - не сдавался Ромэр.
  Снова Клод отрицательно качнул головой.
  - Ясно... Придется ехать туда. Сам понимаешь, сидеть сложа руки я не смогу, в любом случае попытаюсь хоть что-то изменить, - в голосе арданга послышалась решимость с долей горечи. - Но... Если это оно, я должен знать.
  - Понимаю, - твердо ответил Клод. Видимо, справился с удивлением. Представила, как он посмотрел на племянника, как нахмурился, стиснул зубы. - Мне что делать?
  - Во-первых, нужна информация о войсках, страже, чиновниках, - сухо распорядился Ромэр. - Где, сколько, что за личности, откуда. И так по всем городам. Во-вторых, надежные люди. Скольких мы сможем поднять, за какой срок.
  - На сбор этих сведений мне потребуется около двух недель времени,- деловым тоном сказал дядя.
  Ничто в этом ответе меня не удивило. Ни сроки, ни то, что Клод, несомненно поддерживающий связь со многими представителями дворянства, сможет получить информацию.
  - Признаюсь честно. В данный момент у меня нет четкого плана, только наметки. Потому что нет достоверных сведений о состоянии дел в Арданге.
  - Теперь эта страна иначе называется, - со вздохом сказала Летта.
  - Даже не произноси при мне другое название, - жестко оборвал ее Ромэр. - Оно никогда не отразит действительность.
  - Надеюсь, - тихо ответила женщина.
  Они помолчали. Клод погасил лампу, в комнатушке стало сумрачно. Но по пересвистам птиц я понимала, что ненадолго.
  - Еще нужно как можно больше информации о делах Ольфенбаха.
  - Это само собой, - пробормотал Клод.
  - Нужно узнать, где Стратег, что делает, держит ли еще Совет под контролем, не начались ли какие волнения среди знати и офицеров, - уточнил Ромэр.
  - А могли начаться? - делано безразлично спросил Клод.
  - Могли, - таким же тоном ответил арданг. А я прямо увидела, как он небрежно повел плечом.
  - Из-за нее? - выдержав небольшую паузу, предположил Клод.
  - Из-за меня, - усмехнулся арданг. - Не искать своего врага Стратег не может. Моя свобода - постоянная угроза для него. Даже если он не сообщит о том, кем является беглец, множество неудобных вопросов возникнет. В дополнение к тем, что уже есть.
  - Ты о чем? - удивилась Летта.
  - О трех смертях в королевской семье. Стратег причастен, я уверен.
  Услышав это обвинение, поняла, что Ромэр прав. Отец не участвовал в сражениях лично. У короля, правителя, надежды и стержня государства не было такой необходимости. Как же получилось, что он погиб на войне? Смерь болезненного Лэра могла быть просто совпадением, но теперь я в это не верила. А мама? Молодая здоровая женщина... Никто так и не понял, чем же она болела. Нурканни говорил, что не может помочь. Но теперь следовало спросить: не мог или не хотел. Хотя важней был другой вопрос: а не он ли приложил руку к болезни мамы? От этого предположения пробрало холодом до костей. Сцепив руки и прикусив губу, чтобы не расплакаться, поняла, что догадка верна. Колдун причастен. Но представить, какую выгоду мог получить Нурканни лично, не смогла. Значит, он действовал по просьбе отчима.
  А Ромэр между тем продолжал:
  - Кроме того недавно было покушение на принцессу. Авторитет регента подорван. И, думаю, поэтому найдется много людей, которые не постесняются задать эти самые неудобные вопросы.
  - Хорошо бы... Любая свара в Шаролезе нам только на руку, - задумчиво пробормотал дядя. - Поздно отреагируют в одном случае, неправильно в другом, и робкая надежда станет действительностью.
  - Да вознесутся твои слова к небесам, - прошептала Летта. - Только бы сбылось...
  - Только бы сбылось, - эхом откликнулись Клод и Ромэр.
  Молитвенное молчание длилось недолго.
  - Адар, - тихо начал арданг. - Нэйле нужна помощь. Разумеется, это одолжение мне.
  - Ромэр, какие разговоры? Конечно, для спасительницы и ангела я сделаю все, что только смогу, - мягко упрекнул племянника Клод. - Что за помощь нужна?
  - Она хочет уехать из страны.
  - Ты уверен? - усмехнулась Летта.
  Ромэр вздохнул и твердо ответил:
  - Да. Уверен. Она хотела этого в начале пути и сейчас желает того же. Я спрашивал. Не могу сказать, что согласен с этим решением, но не вправе навязывать ей свое.
  - Ты бы хотел, чтобы она осталась? - после небольшой паузы спросила тетя.
  Ромэр снова вздохнул и помедлил, прежде чем ответить.
  - Мои желания вряд ли кому интересны. Я просто считаю ее отъезд неправильным. Бегством не решить ее проблем. Думаю, вскоре она и сама придет к такому же мнению.
  - Знаешь, куда она хочет попасть? Или все равно? - сухим деловым тоном поинтересовался дядя.
  - Верей.
  - Почему туда?
  - Знает верейский, будет легче устроиться, - коротко пояснил арданг. - Нужны надежные люди, способные относиться к ней, по крайней мере, с тем же почтением, что к любой ардангской женщине. Лучше - с большим. Чтобы защищали, оберегали... и, разумеется, не делали непристойных предложений красивой девушке.
  Мысленно поблагодарила Ромэра не только за заботу, но и за это уточнение. Потому что представить, как буду тем самым способом расплачиваться за услугу, у меня не получалось категорически.
  - Пока на уме два варианта, - тихо говорил арданг. - Дельцы, к которым можно устроить ее счетоводом или секретарем, или семья с детьми, которым нужна гувернантка.
  - Смотрю, ты и это обдумал, - живо представила, как Клод задумчиво кивает головой.
  - Я не знаю, сколько времени потребуется, но постараюсь решить все в кратчайшие сроки. Думаю, лучше морем. По суше сложней, - Путь Ветра охраняется военными с большим тщанием, чем порты.
  - Я это подозревал, - ответил Ромэр. - Ничего не имею против морского пути. Главное, чтобы во время дороги и после прибытия в Верей с теми людьми и с самой Нэйлой поддерживалась связь.
  - Само собой... Само собой... - откликнулся дядя. - Что будешь делать днем?
  Арданг усмехнулся:
  - Отдыхать. Путь был долгий, мы оба устали. Нужна передышка, хоть денек. Потом... мне нужно туда попасть, прочитать, убедиться, - он вздохнул. - Конечно, рассуждая логически, можно было бы отказаться от этой поездки... Но я чувствую, что должен побывать там сам. До того, как все начнется.
  - А она?
  - Возьму с собой, - не раздумывая ответил Ромэр.
  - Как скажешь, - дядя легко согласился. Почему он решил не спорить, не знаю. Наверное, постоянное присутствие в доме постороннего человека не радовало. Хотя позже подумала, что дядю больше волновали информаторы. Вряд ли они стали бы откровенничать в моем присутствии.
  - Но нам нужен другой выход из города. Стража на воротах нас запомнила.
  Казалось, Ромэр не ставил под сомнение наличие тайного выхода из Челна. И не ошибся.
  - Без коней, к сожалению. Но я организую вам телегу, - пообещал дядя.
  - Спасибо, - поблагодарил арданг. - Это сэкономит много времени и сил.
  - Да уж, пешком туда неделю добираться, - согласился Клод и, немного помолчав, спросил: - Есть еще что-нибудь, что нужно обсудить без нее? С завтрашнего утра возможностей будет меньше.
  - Пожалуй, нет, - ответил Ромэр.
  - Тогда давайте ложиться? - предложила Летта.
  Послышался звук осторожно отодвигаемого от стола стула, тихое поскрипывание половиц под ногами. Только когда услышала шепот тети и ответ Ромэра у самой занавески, поняла, что арданг провожал родственников до двери.
  - Ниар, - Летта второй раз за вечер обратилась к Ромэру 'любимый племянник'. Следующая фраза подтвердила догадку, что женщина использует эту замену имени, только желая сказать что-то серьезное. - Понимаю, она тебе дорога, она много для тебя сделала. Но прошу, помни, кто она, а кто ты, Ромэр из рода Тарлан, король Арданга. Неравный брак с шаролезкой недопустим.
  - Не стоит переживать, адали, - мягко ответил арданг. - Я помню, кто есть кто. Конечно, ее судьба мне небезразлична. Но чувство, которое я к ней испытываю, называется благодарностью.
  Тетя вздохнула и ответила не сразу:
  - Хорошо. Благодарность, так благодарность... Мне с утра нужно будет к козам. Постараюсь не шуметь, выйду через главную дверь, но прости, если разбужу.
  - Ничего страшного, - тихо ответил Ромэр. - Занимайтесь привычными делами, мы отдохнем немного, а завтра уедем.
  Судя по шорохам, Летта еще раз обняла племянника и, пробормотав 'Отдыхай, мы постараемся не тревожить', ушла наверх. Ромэр лег на скрипнувший под его весом диван. Не удивилась тому, что арданг очень скоро заснул. Кажется, он впервые с момента нашего знакомства почувствовал себя в безопасности. Что ж, я его понимаю... Даже мне в этом доме было удивительно спокойно.
  Прислушиваясь к ровному дыханию Ромэра, думала о сложившейся ситуации. Не сомневалась, Клод выполнит просьбу племянника и найдет для меня защитников в Верее. Даже несмотря на то, что сам дядя мне не доверяет. Хотя почему-то создалось впечатление, что история с венком улучшила отношение родственников арданга ко мне. Интересно, куда Ромэр собирается? Да еще меня за собой потянет... Нет, я не возражаю, но надеюсь, он завтра объяснит.
  Главное, не забыть удивиться шаролезу этого семейства... Как ловко они меня провели, как хорошо отыграли роли, поразительно. Но если говорить откровенно, я не обиделась.
  

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"