Бунеева К. : другие произведения.

Пыльными дорогами. Чародейка (пишется)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Аннотация скоро появится. ПРОДЫ ПО ПОНЕДЕЛЬНИКАМ.


"Пыльными дорогами"

Дилогия

Книга вторая

"Чародейка"

  
  

Глава первая.

  
   Колокол на башне давно пробил. Рассвет уж, а вставать не хочется.
   Не без усилия раскрыв глаза, я поднялась, сладко потянулась. Эх, поспать бы еще часок-другой да нельзя.
   Встала, наскоро расчесалась, умылась и надела нижнюю рубаху.
   - Арьяр, проснись, - прошептала, приседая на край кровати. - Рассвет давно минул. Арьяр!
   Ласково провела рукой по его лицу.
   - Просыпайся, милый мой.
   Мужчина недовольно хмыкнул и перевернулся на спину.
   - Неймется тебе в ранний час, Вёльма, ох, неймется, - сонно пробормотал.
   А после приподнялся, схватил меня в охапку и прижал к себе. Только пискнуть и успела.
   Горячее дыхание коснулось шеи, а после и поцелуй. Сильные руки крепко-крепко меня обнимали и отпускать уж не собирались вовсе.
   - Арьяр, ну будет тебе! - громче проговорила. - Вставать нужно... Арьяр!
   - Разве ж князь без меня денек не обойдется?
   - Князь-то без тебя обойдется, а вот чародеи без меня... - ухмыльнулась в ответ.
   - Ох, лисица ты, лисица, век тебе покоя нет, - тихонько засмеялся Арьяр и поцеловал меня.
   Откинувшись на постели, я уж в который раз глядела на него, любовалась. И чего Арьяр во мне нашел в толк уж который год не возьму? Сам-то красавец писаный - высокий, статный, в плечах коса сажень, а уж сильный какой. Девки, бабы только и заглядываются. В волосах его черных, что уж теперь вполовину короче носит, седые волоски проглянули. Мало их пока да время никого не щадит. И сама не молодею, чего судить-то. А шрамы на его теле о былых боях напоминают.
   Ох, сколько я вечеров проплакала за годы эти. Сколько в окна глядела да голубей встречала с посланием. Сколько богам светлым молилась, чтоб живым и невредимым мой милый вернулся.
   - Вечером сегодня придешь?
   Он обернулся.
   - Рад бы да не смогу.
   - Не дает вам продыху князь.
   - А вам-то?
   - Служба, - я развела руками. - У каждого своя.
   Поднялась, подошла к нему и обняла.
   - Когда ждать тебя теперь? - проговорила, слушая, как сердце в его груди бьется.
   Арьяр провел рукой по моим волосам.
   - На это седмице не жди.
   - Да хранит тебя Ладьяра, - прошептала.
   - Вёльма?
   Я взглянула на него.
   - Устали мы оба от жизни такой, - тяжело проговорил Арьяр. - Князю день и ночь служить да тайком встречаться. Может, будет уже?
   Не нашлась я, что ответить.
   Вина и радость вмиг смешались. За что боги так Арьяра наказали? Жить бы ему тихо-мирно в Подлесье. Семью иметь, жену любящую, детишек. После войны гарнарской почет и уважение, и доблесть воинскую хранить. А что же теперь назначено? Ни дома, ни семьи - только служба в княжеской дружине. Я, для которой бросил все, и та не его.
   А мне, неблагодарной, все нипочем выходит. Жизнью я своей довольна и о пути выбранном не жалею. Уж второй год как на месте Всеслава в Доме Предсказаний сижу. Забрала старика ушедшая в пустошь, на берега Межмирья. Едва и успел он, что престол свой мне передать.
   - Не спрашивай снова, Арьяр, - сказала ему в ответ. - Знаешь ведь и сам...
   В глаза его печаль замерла. Долгая, без конца и края. Иной раз будто замирала она, пряталась, а иной раз вставала передо мной. В моей власти было конец ей положить, прервать раз и навсегда. Только вот его печаль - мое счастье, а моя печаль - его.
   Странно судьбы людские переплетаются. До того иные в узел завяжутся, что и не знаешь, с какой стороны подступиться к ним.
   - Ладно, не стану, - с тяжелым вздохом проговорил Арьяр. - Идти мне пора.
   Коснулся пальцами моего подбородка и поцеловал.
   - Ждать тебя буду, - сказала ему.
   - Не прийти не смогу.
  
   Надела я на шею медальон - подарок ярла Сигурда, посла Скельдиании. Сколько лет прошло, а ни дня не было, чтоб без него ходила.
   Погляделась в зеркало. Ох, время-времечко, жестоко ты ко всем, безжалостно. Глядит на меня из деревянной рамы не прежняя Вёльма - девка, из Растопши бежавшая, а другая совсем. Лицо ее уж не по-девичьи наивным стало. Глаза по-колдовски зелеными. А волосы больше не сплетались в косу, а уложены были на скельдианский манер. Одежда ее теперь все больше темной была с алыми узорами, что сама вышивала вечерами. В руке посох - тот самый, что от наставника получила.
   Не девка теперь, а взрослая женщина на меня из зеркала глядела. Годы прошедшие едва коснулись, а, кажется, вся переменилась.
   Не стала я плаща теплого надевать - корзно на плечи набросила и будет. Лето в свои права вступает - не замерзну. В кошель, что на поясе висел, колечко с самоцветом положила. Подарил мне его купец феранский на пиру княжеском. Да только ни к чему он чародейке, а вот Катка порадуется. Ей ведь как той сороке - что ни ярче, то красота.
   Много с той поры переменилось, как Мстислав гарнарцев прогнал с Белардской земли. Уж и самого Мстислава на свете нет, а все гусляры подвиг его воспевают. Оно ведь как вышло - по-хорошему бы жить и жить еще князю нашему. Подкосили его и война с ордой поганой, и покушение чародеев, и грех единственной дочери, и предательство брата Ростиха, и ссора с союзниками - могучей Ельнией.
   Всего три года прожил князь после победы над Ихметом. Я тогда еще всеславовой ученицей была. Помнится мне, пришел утром к нему Лесьяр. Очи его черным-черные были. Вошел в комнату, сел за стол, полез рукой в карман и бросил наставнику деревянный оберег-солнце. Черное, обожженное до углей.
   Варвара как увидела, сразу вскрикнула и рот рукой прикрыла. Тишка повалился на пол и заплакал как дитя малое. Только Всеслав молчал. Помрачнел мигом и все слова лесьярова дожидался.
   - Померкло солнце наше, закатилось, - прохрипел предсказатель. - Не будет такого боле. - Затем поднялся и добавил: - Некогда мне с вами - песнь новую начинать следует.
   Так и узнали мы, что нет на свете князя нашего Мстислава Светлояровича.
   После великий плач был. Все, от мала до велика, от нищего до воеводы вышли провожать князя. Тело его, убранное как положено по чину, пронесли до Марвы и пустили на плоту. А после пустили стрелу зажженную и весь город видел, как отправился Мстислав на огненной колеснице в заповедные рощи Ларьяна.
   Теперь на троне его старший сын - Яромир Мстиславович сидит. Правит он не хуже отца, а все ж по-другому. Беларда при руке его поднялась, еще грознее стала, сильнее да только простому люду все одно - нищета да безденежье. Яромир больше об укреплении армии печется и союзах с соседями.
   В Доме Предсказаний нашем новый князь руку приложил. На месте главы своего человека поставил. Меня, слава богам, не прогнал. Вытерпел, хоть и не любит баб до власти касающихся. А главным над чародеями теперь чужак стал - из зарецких. Тихомиром зовется. Человек он скрытный, будто сосуд о двух донышках. Не поймешь - то ли правду говорит, то ли кривду, а то ли и вовсе насмехается над тобою. С опаской ко всему относится, недоверяет. Но уж ежели возьмется за дело, так враз все решит. Сила в нем истинная, не скроешь. Птицы вещие, что на стенах в зале сидят, и те его слушают - чуют власть.
   После предательства Ростиха, Велимир исчез. Покинул свой дом ночью и никто более не видел его. Хельгу, северянку, его прислужницу, княжеские витязи схватили и посадили в темницу. Сколько ни допрашивали после, ни слова не промолвила. Один раз я видела ее. Как только вернулась в Трайту, встретилась мне женщина у городских ворот. Поседевшая, постаревшая, с узелком за плечами и в старом плаще, припадавшую на правую ногу.
   - Хельга! - тотчас с седла соскочила и к ней подошла.
   Северянка жестом меня остановила.
   - Не касайся ко мне, колдунья огнёвая, - сказала. - Никого из братии вашей к себе теперь не подпущу.
   - Что сделали с тобой, Хельга? Куда ты теперь пойдешь?
   Она лишь указала на ногу свою, перемотанную тряпьем.
   - За службу преданную пострадала я. От рук князей ваших - да накажут их северные боги!
   После полезла за пазуху и бросила к ногам моим холщовый мешочек.
   - Возьми вот, - велела. - Просила о них. Поминай меня в своих молитвах.
   Сказала и ушла. Больше я никогда не видела Хельги.
   А в мешочке том, что стал ее подарком, таблички деревянные нашлись. На каждой выжженные были руны - символы скельдианских богов, их язык. Тот дар, пусть и кровью он омыт, до сих пор храню. Вместе с медальоном. Как память о несбывшейся мечте - северное море увидеть.
   Вот еще что было. Довелось один раз мне с Сияной Мстиславовной увидеться. Не знала я девку раньше да только видать ничему жизнь ее не научила.
   Поглядела на меня раскрасавица эта сверху вниз и молвила:
   - Стало быть у тебя я Ладимира увела?
   - Стало быть так.
   Сияна хмыкнула только:
   - Немудрено. Не про тебя такой мужик, со мной все ж краше гляделся.
   Улыбнулась я в ответ:
   - Краше не краше да только по своей воле лишь меня любил.
   Сияна не ответила. Развернулась и ушла.
   После узнала я, что поехала она в жаркий Герклат с посольством и там замуж за высокородного вышла. Королевой стать княжьей дочери не удалось - куда уж после такого позора. А судьбу свою устроить ушлая девка сумела.
   Не держу я зла на нее, не по собственной воле княжна мою любовь порушила. Пусть счастлива будет коли боги дозволят.
  
   Дом Предсказаний уже и моим домом стал. Жизни без него не представлялось более. Разве ж смогу теперь я каждый день не видеть стен этих, Лесьяра-хранителя, что до сих пор песнь за песнью пишет, Тишку-плута, что после смерти Мстислава ко мне навечно пришел, Варвару-чародейку и Осьмушу?
   Как только вошла в комнату, так Катка ко мне и бросилась.
   - Ох, заждались мы тебя, Вёльма, - весело прокричала. - Тишка вон меня совсем замучил! Грамоте учить надумал!
   - А нечего тебе неучем ходить! - вступил шут. - Вон восьмой год пошел, а все читаешь по складам. Вёльма, ну ты хоть скажи ей. Вели учить буквы!
   Я погладила, вцепившуюся в мой подол, девочку по волосам. Та доверчиво поглядела на меня.
   Боги, как же она на Ладимира похожа! Сияниного в ней разве что волосы густые пшеничные. А глазки, улыбка, ямочка на подбородке - все его, каждая черточка. С каждым днем все больше его дочерью становится. Как гляну так и сердце обмирает.
   Подумать только - восемь лет уж минуло с нашей разлуки.
   - Верно все Тиша говорит, Катка, учиться тебе нужно. Так что слушайся его. А как вырастешь - умной и красивой девицей станешь. Найдем мы тебе жениха ладного, и будешь ты как сыр в масле кататься.
   Катка обиженно скривилась:
   - Я как ты хочу - чародейкой быть.
   - Каждому свое, ласточка, - улыбнулась ей.
   Девчонка смышленой растет и по всему видно, красавицей станет. Только дара колдовского в ней ни капли нет. В мать верно уродилась. Коли б в Ладимира, так и меня бы за пояс заткнула со временем.
   Плохо, что с чародеями растет да жизнь лишь нашу видит. А по-другому никак. Сияна от дочери сразу же отказалась. За Каткой слуги Мстислава ходили. А как слег князь, велел Всеславу за ней приглядеть. Заклинатель стар уж был, отказаться хотел да я отговорила. Как увидела девочку, как поглядела в глазки ее, так и не смогла не оставить. Все же Ладимира кровь - как ее бросишь?
   Сама-то ему дитя подарить не смогла и не смогу уж, так хоть дочь родную воспитаю.
   - Так-так, - важно подбоченился Тишка. - Вёльму слушать надобно. Иди-ка сюда, Катка, разбирать склады будем.
   Девочка плутовски улыбнулась и, опустив голову, покорно пошла к шуту.
   - Какие новости нынче у нас? - спросила я.
   Варвара на миг оторвалась от своей вышивки. Седина ее теперь к месту приходилась.
   - А какие ж новости? Тихомир вечером совет надумал вести - письмо какое-то получил. От родни тебе еще послание прилетело утром уже. Зоран о чем-то поговорить хотел, с самого утра искал.
   - Яромир Мстиславович готовится послов встречать. Из самой Скельдиании, - влез Тишка.
   Я тут же оторвалась от писем.
   - Скельдианы?
   - Они самые, - часто закивал шут. - Приезд их в тайне держали долго. Новое посольство к нам едет, уж со дня на день будут.
   Невольно рука коснулась медальона.
   Ларьян-батюшка, слава тебе! Неужто снова ярл Сигурд прибудет?
   - А кто приедет, не знаешь? - ровно, не выдавая волнения, сказал.
   - А кто их разберет, - Тишка прищурился. - Помнится, любила ты про них слушать, как молодой была.
   - Я и теперь не старуха, - ответила. - А что любила - так всему свое время.
   - Скельдианы? - громко спросила Катка. - А мне про них расскажешь? Вёльма?
   - Тишка расскажет, он лучше знает.
   Шут всплеснул руками, вскочил и громко ударил себя по бокам:
   - Боги светлые, да что ж за напасть-то? То одной сказки говори, то вторая подрастает. Я вам не гусляр заезжий!
   - А не расскажешь, так грамоту учить не буду! - сложила ручки на груди Катка и важно надулась.
   - Ох, горе мне, горемычному, ох, горе, несчастному, - притворно зарыдал Тишка. Ну ничуть же плут не изменился!
   - Будет страдать, - сказал Варвара. - Раз умеешь языком трепать, так не увиливай.
   - А тебе бы в добрый час сказать, а уж как в худой-то...
   - А в худой-то чего, а? - пропела Варвара, взмахивая швейной иглой.
   - Промолчать бы, - поежился шут.
   - Ох, Тишка, превращу я тебя в жабу. Как есть превращу! И квакнуть не успеешь!
   - А вот и не превратить, Варька. Сколько уж зим обещаешь. Аааай...
   Тишка ухватился за ущипленный локоть.
   - А ты-то чего?
   Потер больное место и плотнее натянул длинный рукав темной, грубой небеленой, рубахи. С тех пор как Мстислав помер ни разу свой цветастый костюм не надевал - все простое да незаметное носил. Только замашки шутовские при нем и остались.
   - А вот будешь зря языком молоть, так я тебя еще ущипну, - важно уперла ручки в бока Катка. - Давай, рассказывай мне про скельдиан!
   Девочка вздернула подбородок и выжидающе на Тишку поглядела. Прямо как я в молодости.
   - Ишь ты, бедовая растет. А все твоя учеба, Вёльма, - невесело усмехнулся шут.
   - Ну не с тебя ж ей учиться, - хмыкнула я, разворачивая грамоту, присланную чародеем из Стропья. - Ох, чую, даст Катка жару, как подрастет.
   - Да и сейчас вон дает, - покосился на девочку Тишка. - Садись ты, дитятко шальное, за стол да буквы пиши. А после, как ладно все сделаешь, так и быть, расскажу тебе про северян чего-нибудь. А, может, Вёльма еще скажет. Она у нас, помнится, дружбу со скельдианским ярлом водила. Подарки тот ей дарил да с собой звал...
   - ... а шут один нас знай друг с дружкой сводил, - закончила за него я.
   - Вёльма! Расскажи! - воскликнула Катка.
   - После, ласточка, после расскажу. Хотя, давно то было и правдой уж не назовешь.
  
   Летят годы да так, что и не замечаешь. Уж сколько в Трайте прожила, а все сдается, вчера в ворота вошла с мешком на плече. И будто не переменилась сильно с тех пор, а сдается мне, целая жизнь прошла - долгая и трудная.
   И все в ней было - и слезы горькие, и смех радостный, и любовь горячая, и ненависть лютая, обещания жаркие и предательство грубое. Не было только одного - предсказания жданова. Соврал, выходит, ведун мне. Не сказал, что лжет все, и не сбудутся слова его. Одного только Сигурда и напророчил. Да и тот исчез за морем далеким.
   Как прослышала я будто скельдиане к нам собрались вновь, так и не было мне покоя день-деньской. Знаю ведь, что стоит весть заслышать о драккарах их в Марве, так сорвусь девчонкой глупой и побегу ног под собой не чуя. Выскочу на пристань, сквозь толпу люда прошмыгну и на самый край стану - буду высматривать нет ли на борту сэконунга Ульвара Трехпалого и брата его Сигурда, сына Олафа Черного Волка.
   Так бы и поступила не будь у меня посоха.
   Теперь же полагается мне позади Яромира Мстиславовича стоять и чинно кланяться гостям чужестранным.
   А еще тяжкую думу об Арьяре думаю. Что и делать теперь с любовью нашей ума не приложу. Как встретились в той битве при Грошове-граде так и не расстаемся по сей день.
   Первым он был, кто нашел меня в забытьи лежащую на поле том. Войско ведь гарнарское не так велико и бесчисленно было, как казалось девке-колдунье неумелой. Ихмет не дурак, чтоб целое полчище на хлипкий городок посылать. Не рассчитала я силы и едва к ушедшей не отправилась.
   Так раздумывала я, глядя на письмо, от родни моей полученное. Брат старший, Станимир, писал, что в Трайту по делам торговым собирается и хочет сестрицу повидать.
   Усмехнулась я.
   Как девкой незамужней была - так лишний рот, а как чародейкой стала - так уважаемой и почтенной сестрицей. После битвы той знатной прослышали они обо мне и сразу на письма, ранее посланные, ответили.
   Мне хоть и обидно было да все ж родня. Из песни слов не выкинешь, а семьи не переменишь. С тех пор и заново у Вёльмы отец с матерью и сестры с братьями появились. Они за побег простили, а я за слова жестокие.
   Нелегкое это дело - прощать. Всеслав покойный говорил, что нет тяжелее ничего и слаще ничего также нет, чем прощение долгожданное дать.
   Сладости той я вправду не ощутила - будто камень с плеч упал да дышать смогла по-иному. Всех простила, всем благословения богов пожелала и дальше жить начала. Не оставалось ведь больше ничего.
   - О чем думаешь, Вёльма? - спросила Варвара.
   И чего припало ей снова шить? Уж всем рубах да платьев наготовила - мне, Тишке, себе, Катке, Осьмуше даже. Узоров обережных столько - что и места чистого на ткани нет.
   - Раздумываю, что братец мой скоро пожалует в гости, - ответила. - Встречать надобно станет.
   - Аль не рада?
   - И рада и не рада вроде. Станимир ведь частенько в Трайту заезжает, а ко мне так только по делу какому. Вот и думаю, не приготовил ли "подарочек" какой?
   - Ох, злая ты, Вёльма, - ответил Тишка.
   Сидел он в углу с лучиною и переписывал какую-то книгу. Зачем ума не приложу. Тронь дурака, он еще и рассказывать станет. Шутом и перестал быть, а все мы не вразумеем, что в голове его творится.
   - А чего злая-то? - хмыкнула Варвара. - Правду говорит ведь.
   - Брат к тебе едет, Вёлька, - не унимался Тишка. - А ты гадаешь, чего спросит. Будь у меня братья, так я бы сам все отдал, лишь бы не забывали.
   - Да разве ж мне жалко? - сказала. - Только и совесть иной раз знать следует.
   Шут неодобрительно покачал головой и дальше свою книгу принялся писать.
   Самого его судьба тяжкая постигла, вот и осуждает других. Оно и верно, нельзя родню забывать. Так разве ж я против?
   Арьяр вон и тот что ни седмица, так весточку Заряне шлет. Братец его младший, Милан, женился недавно. Поехать поглядеть на молодую жену не вышло - куда ж от княжеской службы освободиться. Теперь вот письмами узнает, как да что. Как молодку в дом ввели, как она за хозяйством ходит, как с матерью мужа, любезна ли, почитает ли, ухаживает иль нет.
   Эту невестку Заряна полюбила, как дочь приняла. А меня, ведьму поганую, видать каждый день проклинает и кары богов на голову мою рыжую зовет. Помню, как решил только Арьяр в Трайте остаться, так Заряна письмо мне написала. В нем не милость и не прощение были, а слова страшные, ненавистные. Говорить такое лишь от обиды и злости большой можно. Только вот обижаться не смею - сына у нее отобрала, хоть и сама того не желала.
   И сколько б не говорил ей Арьяр, что нет у него пути другого, что домой не вернется. Сколько не просил меня в покое оставить, не слушала его Заряна. Так и живу я с тех пор, зная, что свекровь моя названная только и мечтает как со свету изжить. Ненависть ведь как яд - один раз в кровь зайдет и уж не вытравишь за всю жизнь. С первого дня Заряна не взлюбила, теперь-то чего ей в ножки мне кланяться?
   - Час вечерний пробил, - проговорила, прислушавшись к колоколу на башне. - Время мне к Тихомиру идти. Сколько совет продлится не ведаю, так что не ждите, други, да идите по домам. Варвара, Катку с собой сегодня забери. Будет ей забава - с Васильком играться.
   - Как скажешь, Вёльма. После-то хоть передай, чего Тихомир хотел.
   - Передам, чего уж, - улыбнулась.
   Оправила на себе корзно, в зеркало погляделась. Ни дать ни взять колдунья да и с посохом еще.
   - Доброй ночи вам, - сказала и вышла.
  
   - А вот и огонь пожаловал, - улыбнулся Лесьяр, поднимая черные очи. - Запоздала немного, уж все здесь.
   - Неужто и Тихомир?
   - Скажешь тоже! Тихомир после всех приходит. Ежели захочет прийти.
   Прав вещун. Нрав у нового верховного чародея тот еще. Ежели что ему придется на ум, так по-своему сделает и никому не скажет. Вон, помню, было раз - собрались мы на совет. Ждем-ждем, а нет Тихомира. Это уж после пришел прислужник да сказал, что тот в Зарецкое еще вчера уехал. Пошутить видно надумал, нам не сказав.
   Вошла я в зал и снова, как много раз за годы прошедшие, искривились в улыбках вещие птицы. Глазища их незрячие так и сверлили меня. Лица их человечьи невидимыми улыбками скалились. Все они смеются надо мной чего-то, все обмануть норовят.
   За что невзлюбили только, в толк не возьму.
   - Тихий вечер вам, други, - поклонилась я чародеям и заняла свое место.
   По правую руку от Тихомира оно было. Там, где Всеслав раньше сидел. Не по нраву то многим пришлось да только никто не решился возражать.
   - Тихий вечер, - нестройно проговорили в ответ.
   - Запоздала ты, сестрица, - улыбнулся Зоран.
   И его время тронуло, виски посеребрив.
   - Всему свой срок, братец.
   - Верно Вёльма говорит.
   Разом все обернулись.
   На троне, что прежде пустым стоял, Тихомир очутился. Ох, окаянный, доведет ведь до греха своими играми. Уж больно любит потешиться да испугать кого. Который год, а все за сердце хватаюсь, как очутится он подле меня из воздуха.
   Умением таким не каждый владеет. Я вон не сумела от Всеслава обучиться. И не смогу уж. Всю жизнь колдовать как чародейка, а ходить как человек стану. Не научилась по изнанке во плоти и яви бродить.
   А Тихомир может. Все двери перед ним открыты. Что стена, что камень, что твердь земная. Вмиг глаза потемнеют и растворится будто не было. Пройдет по изнанке нашего мира, а там нет преград - хоть в замочную скважину просочится - и не увидит никто.
   Говорят только, за умение это, дорого платят чародеи. Изнанка силу как водицу ключевую выпивает. Большими глотками человека сушит.
   - Здрав будь, Тихомир Новакович, - склонила голову я. - Всегда ты будто тень приходишь.
   Чародей улыбнулся. Очи его от черных обычными светло-серыми стали. Волосы по обыкновению назад зачесаны. И одет весь в белом. Будто старец святой из древних сказок.
   - И тебе не хворать, чародейка, - чуть кивнул, - Да и вам, други. Заждались небось?
   Выждал миг, а сам и не желал ответа слышать.
   - Заждались, знаю. Не терпится узнать, зачем я созвал вас нынче?
   - Чем скорее скажешь, тем скорее узнаем, - негромко проговорил Зоран.
   Не по нраву ему Тихомир пришелся. Да и он Тихомиру, чего таить.
   Помню, как ростихово место освободилось, чародеи друг другу в глотки вцепились и стали будто псы цепные. Каждый власти хотел, каждый к трону чародейскому рвался. У князей свои битвы, у нас свои.
   Зоран с его силой и умениями едва ли не первый в очереди встал. Точно знаю, поддержали бы его. Не один, не два, а чуть не половина. Одно только дурно в нем было - жрец ушедшей. Не случалось еще, чтоб в Беларде темный правил волшбой.
   Тихомир улыбнулся едва заметно. Морщинки в уголках глаз его обозначились - немолод уж, в года средние вошел.
   - Вести у меня для вас есть. Такие, что, быть может, всю жизнь в Беларде перевернут. Князь наш, Яромир Мстиславович, поведал мне о том, что желает с Ельнией примириться.
   Тихомир поглядел на нас словно желая ответа.
   - Не далее как с три седмицы назад получил он ответ от короля Дориана. Не забыл ельниец обиды, нанесенной ему сестрицей княжеской, девкой Сияной, - чародей брезгливо скривился и мне подмигнул зачем-то. Знает, окаянный, кого коснулось. - Не забыл да только обоим державам тяжко порознь - ни торговли, ни флота, ни путей на Восток и Запад. Думал-думал Яромир наш и порешил первым на примирение пойти. Дориан не отказал. Пусть и сухо, с холодком, отписался согласием принять посольство белардское.
   - Стало быть, кого-то из нас отправить с княжьими людьми хочешь? - спросил Свельд, древний скрипучий старик.
   В молодые годы, говорят, силой неуемной владел. Теперь же сам мало волшбу творил, а вот учеников уйму имел. Говорил, что перед встречей с Ларьяном-батюшкой надо бы умения передать.
   - Тебя-то уж точно не пошлю, - усмехнулся Тихомир. - Не то ученички твои осиротеют раньше времени.
   Свельд нахмурился и недовольно закряхтел.
   Небось думает, мол, учит его щенок какой-то зарецкий! Кого только в чародеи берут - срам один! То девку рыжую, то иноземного простолюдина...
   - Дела политические для Беларды нынче важней волшбы и умений наших. Оттого важно нам и скельдиан принять, и герклатских гостей, да и самим не опозориться.
   - А что, разве герклатские послы к нам заглянут? - спросила я.
   - А чего б им не пожаловать? Помнится, свадебным союзом мы дружбу нашу скрепили с одной из родовитейших тамошних семей. Ты, Вёльма, о том не пекись, - засмеялся Тихомир. - Ты лучше вещи собирай да в дорогу готовься.
   - Как? - на миг растерялась я, даже привстала. - Я в Ельнию еду?
   - А кто ж еще? - развел руками Тихомир. Лицо у него было такое, будто "ну и дуреха ты, однако!". - Ельнийцы на нас обиду таят. Пошлю я к ним Зорана, скажут, мол, темный колдун проклятья наводить приехал.
   Жрец ушедшей бросил вТихомира косой взгляд и вовсе отвернулся.
   - Пошлю Свельда, так коли тот не помрет дорогой, скажут, мол, старика не жалко и отправили. Лесьяра нельзя - наговорит предсказаний своих, ельнийцы с горя утопятся. А они, знаешь, как нужны нам будут, ого-го-го!
   Он еще раз окинул взором всех чародеев.
   - Одни мужики да старики тут. Вы уж простите, други, да только не годитесь для такого дела. А король Дориан - вдовец нынче. Жена его родами померла, принца-наследника оставила. Мужик страдающий, одинокий. Станет он с мужиками толковать о мире? Убьет скорей. Вот и порешил я, что Вёльма да Осьмуша поедут.
   Перевертыш резко вскинул голову.
   - Молодая красивая баба скорей с мужиком договорится, а коли еще и с хитростью... Улыбнешься Дориану, похвалишь, с сыном его поворкуешь - знаю, с детьми у тебя ладится - глядишь, сердце и оттает. А ты, оборотень, богатырь хоть куда. Дамам придворным приятности говорить да улыбаться - так сами на шею кидаться станут.
   - Неужто князь никого другого найти не может, что на чародеев вся надежда?
   - Князь воевод да бояр пошлет, а тем лишь бы за меч схватиться и мошну набить. А тут, чтоб мир желанный получить, подход хитрый нужен. Оттого Вёльма и Осьмуша от нас едут.
   - Тихомир, да как же... - хотела я возразить.
   - Вёльма и Осьмуша едут, - громче проговорил чародей. - Теперь, други, о другом давайте слово замолвим...
   Не слушала я дальше.
   В Ельнию ехать. Как же так?
   Помнится, история наша поспешно скрыта была. Только кому нужно, все узнали, кто ученицей Всеславовой был, кто за Сияной и любовником ее Ладимиром следил(это уж после узнала я, что и за мной по пятам ходили) да у кого княжеская дочь мужчину увела.
   Не хотелось мне, чтоб вдруг до ельнийского короля имя мое дошло.
   Впрочем, снявши голову по волосам не плачут. Знает Дориан видать все. Оберегите, боги, от гнева его.
  
  
   - И надолго ты едешь, Вёльма?
   Катка опустила голову на руки и внимательно следила за мной, сидя за столом.
   - Кто знает- кто знает, - ответила я. - Как князь Яромир Мстиславович прикажет, так и будет. Чародеи считай те же воины, так же ему служить обязаны.
   - Служить, - девочка сморщила лоб. - Значит, чародей - человек несвободный? Совсем как раб в Рхасии?
   Рхасия - жаркая далекая страна, лежащая по ту сторону Темного моря. Купцы, бывавшие там, говорили о белых городах, растущих посреди пустыни, о живительных источниках воды, что города эти держат. Еще говорили о диковинных кушаньях, острых будто лезвие меча. О красавицах, что прячут лица под черными покрывалами, о караванах, бредущих в песках и воинах, что вместо лошадей выбирают диковинных зверей - верблюдов. Еще говорили люди о рабах - людях, попавших в неволю, проданных будто товар на рынках и в ошейниках из металла. Таких, как на зверей надевают.
   У скельдианов есть рабы, у герклатцев, у ельнийцев - те, кто не оплатил в срок свои долги. У белардов были. Да только вовремя князья наши одумались, переменили древний закон. А вот рхасцы только и живут, что торговлей - что человек им, что кусок железа - все одно.
   - Ну что ты, Катка, - я присела рядом и провела рукой по льняным волосам. - Чародей человек свободный, служивый человек. Раз клятву принес, значит, обязан волю князя исполнять.
   - Так скажи Яромиру, что не хочешь ехать, Вёльма! Скажи! Свободная ведь...
   Свободная...
   Я улыбнулась невольно. Когда ж это я свободной была?
   Вначале отца с матерью слушалась. После - Арьяра в Подлесье. В Трайте Всеславу покойному подчинялась. Как из Дома Предсказаний возвращалась - Ладимиру. Теперь вот князю служу.
   Куда не кинься, везде хозяева да повелители. Не может быть человек свободным.
   - Нельзя так, Катка, нельзя. Не могу я князева слова ослушаться. Ехать должна, волю его исполнять.
   - Так разве ж ты свободна тогда? Я-то думала чародей сам себе хозяин.
   - Знаешь что, - Катка доверчиво поглядела на меня и обняла. - Есть такие чародеи, из ведунов родом, странниками зовутся. Вот те как раз свободны будто ветер. Покидают они родной дом и больше носа туда не кажут. Колесят по дорогам с посохами, исполняют волю богов и людские просьбы.
   Катка внимательно слушала меня и разглядывала медальон, подаренный мне ярлом Сигурдом восемь зим назад.
   Волосы у нее уж скоро в косы сплетать станем. Захворала Катка зимой нынешней - отрезать пришлось - больно уж мешались. Теперь вот отрастают. Немного еще и коротенькую косичку сплести можно будет.
   - Нет у странников ни князей, ни хозяев, ни иных других повелителей, - негромко говорила я. - Только звезды, луна-девица да солнышко красное. Помолятся они молодым богам и едут, куда глаза глядят. Попросит кто о помощи - помогут. Получат за то монету и дальше едут. Тем и живут.
   - А ты сама видала таких, Вёльма?
   - А как же? Бывали гостями заезжими в Доме нашем. Одного странника так трижды встречала. Первый раз еще до твоего рождения было. Мраком его зовут.
   - Боги, ну и имечко...
   Я улыбнулась и кончиком пальца коснулась носа девочки.
   - А что ж? Нормальное имечко. Тебя вот Каткой зовут, а его Мраком.
   - Так не мое ж это имя.
   - И верно, не твое. Твое мы говорить позже станем, как подрастешь.
   Грешно имя ребенка вслух говорить. Духи злые, глаз дурной, зависть - все навредить может.
   Мстислав, дед Катки моей, помнится, как девочку увидел, сразу имя ей дал. Нарек Сольгерд, сиротой из Скельдиании. Будто нашли ребенка на севере, у Стропья. Похожа девочка на скельдианку что спорить. Имя ее и то не наше, не белардское. Правду о рождении строго-настрого запретил Мстислав говорить.
   Чудно вышло - ее солнцем назвали и меня когда-то давно.
   Отчего Каткой прозвали уж и не скажу. Назвали и все тут.
   - Вёльма, а вдруг и мои родители странниками были? - вдруг спросила девочка.
   Я вздрогнула невольно.
   - Вдруг в пути меня потеряли, или, оставили специально?
   Катка подняла голову и поглядела мне в глаза, ожидая ответа.
   - Не думай про то, не думай, - поспешила сказать и погладила ее по щеке. - Не думай. Волей богов ты с нами - со мной, Варварой, Тишкой, Осьмушей.
   Девочка улыбнулась.
   - И другой семьи мне не надо, - обняла меня крепче и добавила: - Что ж я стану делать, как ты уедешь?
   - Ждать меня будешь, грамоту с Тишей учить и шить узоры с Варварой. Василька вон еще кормить да чесать, соколов с письмами встречать. Гляди-ка сколько дел!
   - Я с тобой хочу - на Ельнию поглядеть.
   - Нельзя тебе со мной, Катка, нельзя.
  
   Давно уж я в пророчества вещунов не верила, хоть и сама чародейка. Наврут бывало с три короба, а человек после мается, сил в себе не находит жить смирно. Бывают ведь и настоящие вещуны, кто не лжет, а ясно видит и былое, и грядущее да только мало их - не осталось видать совсем.
   Лесьяр наш - человек уважаемый. Грех такому не поверить, как слово говорит. Да только говорит он мудрено, по-своему, тайнами все, тайнами. Попробуй пойми, о чем.
   Нынче как выходила я из Дома Предсказаний так посмеялся и молвил небрежно:
   - Ну что, выбрала троих спутников?
   - А чего ж не выбрать? - ответила.
   С Лесьяром нашим шутки шутить самое то. Не он над тобой, так ты над ним.
   Посмеяться-посмеялась да только в груди что-то так и кольнуло.
   Вспомнились мне и слова другого вещуна, ведуна по крови. Жив ли он? Топчет ли землю до сей поры? Не ведаю.
   Не сбылось твое предсказание, дед Ждан, не сбылось. Все слова о странствиях дальних, о спутниках важных и о воине с серыми глазами. Думалось мне будто ярл Сигурд то. Куда ж там! Уехал скельдиан и след его уж затерялся. Да и цепи с грамотами не было в руках его.
   Дура ты, Вёльма, как была, так и есть. Сколько лет прошло, а все будто девка неразумная веришь в сказки. Нету их, хоть за Изнанку искать пойди - нету.
   Трайта многоликая только краше с годами стала. Разрослась, раскинула свои пестрые рукава по обе стороны Марвы-реки. Лик ее вечно юный не войны ни беды не состарили, чело печальное ничем не омрачили. Только украсили годы прошедшие. Оделась она в стены белокаменные будто в меха, распустила косы и раскидала кругом цветные ленты.
   Идешь по улицам и все любуешься, смотришь на лик ее, улыбаешься и не устаешь богов благодарить за то, что видеть и слышать можешь, за то, что оказалась здесь назло всему.
   Привыкла я к Трайте, что и говорить. Уж много где за годы прошедшие побывала, а нет родней места. Говорят старики, будто где родился, там и нужен, там и живи. Только затерялась где-то моя Растопша родная. Осталась за лесами темными и холмами высокими, туманом покрылась вся и не видно. Не родина мне больше, не дом. Все здесь, все в Трайте, храни ее боги.
  
   Вернулась домой и сразу спать легла. Только и успела, что раздеться да кое-как волосы распустить.
   Устала я. Боги, дайте сил, не осталось уже совсем будто...
   Снился мне в ту ночь прежний сон. Из старой жизни моей. Тот сон, что видела, как молодой была.
   Волны жестокие бились в деревянные борта, вздымались темными буграми, пеной белой покрывались. Соленые их брызги на лицо мне падали и жгли будто огонь.
   А я стояла и под парусом и вдаль глядела. Рядом люди были - чужие, незнакомые. Сколь не силилась я, не могла лиц разглядеть.
   Волосы мои ветер трепал. Алый плащ на плечах не хранил от холода. А небо... Серое оно было, злое.
   Вдруг чья-то рука твердая на плечо легла.
   - Вот и свиделись мы, Вёльма...
   Голос его.
   Знакомый такой. Слышала я уж его, а где, от кого - не ведаю.
   Оглянулась было - нету. Снова - и опять не увидела.
   С кем говорила не знаю, а только как подняла голову на парус взглянуть - хоть по гербу узнать его - так и проснулась.
   Перевернулась на спину и уставилась в потолок.
   Сердце бешено билось в груди, так и норовило выскочить. Боги, да что же делается такое?
   Неужто так весть о скельдианах меня растревожила? А, может, сердце, что почуяло?
   Не успела я и вздохнуть тяжко, как в дверь постучали.
   Не к добру, когда в дом среди ночи стучат.
   Встала я, шаль на плечи бросила и спустилась в первый этаж. Посох в руки взяла - мало ли какой гость пришел. Луна-девица шалить любит, частенько недобрым людям путь указывает.
   Стук повторился.
   - Кто? - спросила громко.
   Ох, дурища, зачем не обулась? Пол-то студеный так и холодит ноги.
   - Арьяр это, открывай.
   Боги! Ох и напугал же!
   Быстро отворила дверь и, только - только он за порог ступил, обняла.
   - Не ждала я тебя днем, а среди ночи уж... говорил ведь - не придешь на седмице...
   В тусклом свете единственной лучины разглядела на его лице улыбку усталую.
   - Не смог я ждать до вечера, - ответил. - Как узнал, что свободен. Не прогонишь ведь?
   - Арьяр... родной мой, что говоришь такое?
   Привстала на носочки и поцеловала.
   Холод, что с улицы забрался да с кожаного жесткого доспеха арьярова соскочил, мигом под тонкую рубашку прокрался.
   - Идем, - потянула его за руку.
   - Вёльма! - он взглянул вниз. - Чего удумала? Босиком ходишь?
   И подхватил меня на руки как пушинку невесомую.
   - Оставишь тебя ненадолго, так ты уж и от рук отбилась?
   - А ты бы не оставлял что ли? - усмехнулась я, крепко обнимая его за шею.
   По телу сладкое тепло разливалось, тугим узлом сплетаясь внизу живота. Дрожь приятная от того, что рядом он, что сердце его с моим вместе бьется, что не уйдет до рассвета...
   Завидев гостя ночного, призрачный кот Василек соскочил с края постели и растаял в ночной темноте. И верно - нечего ему тут подглядывать. Редкую ночь, как я одна оставалась, кот не приходил. А уж как с Арьяром, так и носа не казал.
   Девица-луна заодно с нами была, уронила серебряные лучи и осветила комнату. Птаха, наверное, уж не одну звезду склевала, половину ночи себе забирая.
   - Отпустил тебя князь, - прошептала я, запуская пальцы в его густые волосы. - Надолго ли?
   - Три дня дал, а после скельдианы прибудут, не до отдыха станет.
   Я улыбнулась тихо.
   - Три дня целых, три дня...
   В лунном свете видела я глубокий шрам на его плече. Касалась его пальцами и сердце сжималось. В том бою у Грошова-града Арьяр получил его - на всю жизнь память.
   - Будто век тебя не видел, - прошептал он, касаясь губами шеи.
   - День, ночь, еще день и полночи, - считала я в ответ.
   - Век...
   Вырвавшись из объятий, я отступила назад. Распустила тесемку у шеи да и сбросила рубашку на пол. Только мешает она теперь.
   Арьяр окинул меня взглядом. Точно также как в первую нашу ночь восемь лет назад. Не верил он тогда, что с ним теперь, да и по сей день не верит.
   - Гляжу я на тебя, гляжу, а все наглядеться не могу, - проговорил.
   А после обнял крепко.
   - Люблю я тебя, Вёльма. Больше жизни я тебя люблю.
   Не ответила ему. Сколько лет уж не отвечаю.
   Поцеловала только в ответ и подчинилась, когда на постель уложил.
   А после смотрела на него спящего. Как рассвет лица родного коснулся, как каждую морщинку осветил, как волоски поседевшие заметными делает.
   За что же мне счастье такое, боги, ответьте? А Арьяру за что страдание?
   Простил ведь мне все - и отказ тогдашний, и что бросила его, и с другом рассорила навек, и что не первому ему досталась. Все простил, со всем смирился. А я неблагодарная, наверное, ценить не умею.
   Смотрела я на Арьяра, обнимала его и все думала, как сказать, что уезжаю скоро...
  
   Сколько не тяни, а время все скорее бежит. Как не останавливай его, как не проси подождать немного - нет власти над ним. Хоть у человека, хоть у чародея.
   Утро вступило в свои права, а с ним вместе пришлось и мне пробудиться. Арьяра я будить не стала - пусть отдыхает.
   Только спустилась вниз, а там уж Василек поджидал. Не призрачный, как ночью, а живой. Завел кот привычку через приоткрытое окно входить.
   - Вернулся, дружок? - спросила, почесав ему между ушей. - Оставил Тишку с Варварой?
   Василек сощурился и, чуть склонив голову набок, мяукнул.
   - А Катка как? Не плакала?
   Кот заурчал и тряхнул головой.
   - Остался бы да и проследил за девчонкой, а, Василек?
   Кот недовольно отвернулся и спрыгнул со стола.
   - Ну как знаешь, - пожала плечами. - Только ведь уеду, все одно на тебя ее оставлю. Варвара и Тишка само собой, а вот кто девчонку от чар защитит?
   Кот уже не слушал. Точнее, делал вид.
   Нарочито прыгнул на подоконник и начал умываться.
   - Никак гостей из Скельдиании пророчишь? - усмехнулась я, доставая из еще теплой печи горшок с кашей.
   Василек и ухом не повел.
   - Чего злишься? Будет уж молчать! Васька!
   Зеленющие глаза сверкнули в ответ.
   "Сама ты Васька, колдунья рыжая! - послышался знакомый ехидный голос. - Сколько не проси, а все зовешь будто безродного плешивого кота".
   - Так ты ж и есть кот!
   " А ты девка дурная деревенская и ума в тебе ни на грош!".
   Я рассмеялась и за стол села.
   - Ну вот теперь вижу, что не злишься больше.
   "Злись не злись, а никуда от тебя, Вёлька, не денешься, - ответил кот. - Хоть и вреднющая ты, хоть и полюбовнику своему знай день и ночь голову морочишь, а придется терпеть!"
   - Тебе-то что? Не твоя то забота, Васька. Ты бы лучше Катке помогал да Варваре.
   Кот сердито мотнул хвостом.
   "Опять ты мне девчонку суешь? Я не нянька, чтоб с ней сидеть. Катка твоя так и норовит то шерсть чесать, то дрянь какую в нос совать - играй, мол, с ней!".
   - Ну, Василечек, ты уж потерпи, миленький. Нельзя ей знать о природе твоей.
   "Будто она не поймет, как вырастет? Иль думаешь, все коты по сотне лет живут?".
   - Ну это уж я как - нибудь объяснить сумею.
   "Давай-давай, я погляжу...".
   - Ох и язва же ты!
   "Дай мне сил, Вела-вещунья!".
   - За что ж ты так Катку невзлюбил?
   Кот исподлобья на меня взглянул и покачал головой.
   "Кровь ее дурная. От духа ее предательством веет."
   - Это не ее грехи...
   "Не ее да только на ней висят. Зря ты, Вёлька, в Дом Предсказаний девку привела. Не место Катке там".
   Вот дурень полосатый! Сколько лет уж стукнуло, а все не меняется - упрям как тот осел из сказки, что рхаский купец рассказал.
   Будто жил один добрый человек, чтил богов своих, не ссорился с соседями, милостыню бедным подавал и султана почитал. Жил себе не тужил. Жена вот только скверная ему попалась. Что день, что ночь - все поедом ест. И слово не так скажет, и работу не так сделает, и подарок не такой ей купит. Другой бы давно уму-разуму ее поучил, а рхасец слишком робким оказался. Слова поперек бабе не скажет.
   Мучился-мучился он много лет, пока один раз не послала его вздорная баба на ярмарку. Рхасец собрался и поехал. По пути ограбили его лихие люди. Все отобрали - лошадь, кошель с деньгами, одежду. Только исподнюю рубаху да один грош в насмешку оставили. Шел рхасец по дороге и богов своих благодарил, что живым остался. Вдруг откуда не возьмись у обочины старуха с клюкой.
   "Подай на пропитание, добрый человек", - взмолилась она.
   Рхасец поглядел на ее рваную одежду и седые волосы да и отдал последний медный грош. Самому-то зачем? Ни лошади, ни одежды на него не купишь. Куска хлеба и то не получишь.
   Взяла старуха монету, засмеялась глухо и вдруг прекрасной девой обернулась.
   "За доброту твою отплачу, - сказала. - Иди по дороге и сверни направо. Там в зарослях ивы найдешь что надеть, что поесть и на чем домой доехать. Только помни, чем бы оно ни обернулось - жене подарить обязан".
   Рхасец так растерялся, что и слова благодарности вымолвить не мог. Пока думал и гадал - дева исчезла.
   Сделал он все как незнакомка велела. В зарослях нашел роскошный ковер, а на нем кушанья разные да костюм новый. Поел рхасец, отдохнул, переоделся.
   "Сказала мне она будто на чем доехать найду, а на чем же..." - думает.
   Тут вдруг из-за куста осел выходит. Сел на того рхасец и домой поехал.
   Приезжает, а там супружница его. Да как накинется, как напустится, едва душу не вытрясла.
   "Проку от тебя нет никакого. Сама поеду, сама все сделаю", - решила.
   Села на осла и двинулась в путь.
   А осел доехал до соседнего дома, уперся лбом в стену и стоит не двинется. Как не боролась с ним рхасийка, так и не смогла упрямца с места сдвинуть.
   Такой вот сказка купца была. Смысла в ней я так и не углядела, а вот в осле кое-кого узнала.
   Катке ведь уже восьмой год, а Василек все не признает ее. Не желает девочку принять. Знает, паршивец, чья дочь...
   Хорошо еще, что лишь я слышать слова его ядовитые и могу.
   Василек пошевелил ушами и недовольно дернул усом.
   "Любовничек твой проснулся, вон как топочет...".
   И впрямь через миг шаги послышались.
   - Василек...
   "После, Вёльма, после" - ответил кот и выпрыгнул в открытое окно.
   Вот так вот! Не верьте кошкам, люди добрые, ох, не верьте!
   Арьяр через минуту ко мне спустился. Подошел сзади и обнял.
   - Чего с утра вскочила? - на ухо прошептал.
   - Боги сонливых не любят...Да и некогда мне спать, Арьяр.
   Он развернул меня к себе и заглянул в глаза.
   - Случилось что?
   За годы прошедшие светлые льдинки, что во взгляде его застыли, не делись никуда. Кажется, лишь холодней и прочнее стали. Каждый раз как взгляну, так и сердце падает. Не могу ни соврать, ни слукавить и чуточку. Насквозь он меня видит, верно.
   - Уезжаю я, Арьяр, скоро, - упавшим голосом проговорила. - Как скельдиан встретим, так и в путь с посольством еду.
   - Куда? - он сразу помрачнел.
   - В Ельнию...
   У Арьяра глаза так и сверкнули. Рука крепко стиснула мое плечо. Так, что и высвободиться захотелось.
   - Почему ты ехать должна?
   - Так Тихомир решил. Я и Осьмуша ехать должны с посланцами.
   - Откажись.
   - Не могу, знаешь ведь.
   - Через Гачину или Лирту поедете?
   Тут я глаза отвела.
   Что ответить не знаю...
   Арьяр ждал, смотрел на меня, не отрываясь. А я и лица поднять не смела. Как сказать ему, что в Лирту князь Яромир заехать велел? Страна то маленькая, едва с Трайту станет. Между Гачиной и Ельнией прилунилась, как младшая нелюбимая дочь.
   - Так как поедете, Вёльма?
   Взял он меня легонько за подбородок и на себя заставил посмотреть.
   - Передали мне вчера, будто князь велел посланцам в Лирту заехать.
   По лицу Арьяра тень пробежала. Хотел он назад отойти, но я не дала, за запястье взялась.
   - Арьяр, моя воля, век бы не ехала... Не хочу я туда - ни в Ельнию, ни в Лирту. Никуда от тебя ехать не хочу.
   - Так останься. Откажись от всего и останься.
   В этот миг будто все годы прошедшие передо мной пронеслись и не стало их. Будто снова стоим мы посреди леса и я со щекой разодранной, а Арьяр о любви своей говорит и замуж зовет. Опять он меня просит жизнь ради него переменить.
   - Не проси меня об этом, Арьяр, - тихо промолвила. - Богами заклинаю, не проси. Как я княжьей воле не подчинюсь? Все тогда потеряю, из Дома Предсказаний прогонят. Не проси меня...
   По лицу Арьяра ядовитая усмешка мелькнула.
   - А если бы он спросил?
   Я вспыхнула и разом его руку выпустила.
   - Не спрашивал никогда и не спросит теперь уж.
   - А, если бы вместо меня тут стоял, что бы ответила?
   - Не говори мне таких слов, Арьяр...
   Не мне тот яд полагался - ему самому.
   - Если в Лирте спросит?
   Меня как обожгло. Душно стало.
   - Не спросит он, Арьяр. Никогда и ничего больше не спросит у меня. А, если и спросит, не отвечу.
   - Легко тебе здесь, в Трайте, говорить. А как увидишь? Что с тобой станется, когда вот так как я рядом он будет?
   - Не мучай меня, Арьяр, - не выдержала, почти выкрикнула в ответ. - Не спрашивай больше о нем!
   Сколько лет прошло, сколько было всего, а до сих пор Ладимир между нами стоит. С первого дня стоял и по сей день. Арьяру одно только имя его - нож в спину, а уж Катка...
   Как увидел он девочку, как узнал, что я к себе взяла, так и не было его ноги в доме, если та здесь. Ревность съедала. Виделось Арьяру, что не ребенка, а воспоминания свои я люблю, что отца ее нахожу в синих глазах.
   Знал он и о том, что Ладимира в Лирту отправили - подальше с глаз. Все время это там посланцем жил и ни весточки не было, ни словечка.
   - Нельзя тебе ехать, Вёльма, - жестко повторил он.
   - Я все равно поеду...
   Арьяр усмехнулся и пальцами по щеке моей провел.
   - Что ж делать нам с тобой, Вёльма? Как дальше быть? С тобой жизни нет и без тебя тошно.
   Обняла я его, уткнулась лбом в теплое плечо и ни слова больше не сказала. Нечего было, незачем...
  
  

***

  
  
   Я смотрела вперед, не отводя глаз. Туда, где Марва темной лентой изгибалась и ныряла вглубь города. Разрезала она Трайту на две половины уж который век, а все молодой и прекрасной была.
   Крепко сжимая ладонью посох, я неловко переступила с ноги на ногу и чуть задела локтем Осьмушу.
   - Волнуешься? - тихонько спросил перевертыш.
   Я кивнула и нервно сглотнула.
   - Не бойся ничего, - тепло улыбнулся мой товарищ.
   Вместе мы с ним в Трайту пришли, вместе в Дом Предсказаний вошли, теперь вот как брат с сестрой стали.
   Осьмуша здорово переменился от прежнего. Такой красавец стал, что и не узнаешь прежнего мальца - испуганного и забитого. Дар темный научился под контролем держать и обращался теперь лишь по своему желанию да и когда волчья суть требовала. Не выходит у него человеком долго ходить, волк тоже на свободу рвется.
   Пробежав глазами по толпе, я узнала Варвару, Тишку и Катку, вцепившуюся в рукав шута. Улыбнулась даже. Было время, когда я сама вот так же, на цыпочках, во все глаза глядела, чтоб только скельдиан увидеть.
   Как ни смотрела, не могла Арьяра среди стражи найти. Нет его, наверное...
   С того разговора нашего уж неделя минула, а от него ни слуху ни духу.
   Обереги, Ладьяра. Дай сил, Ларьян-батюшка.
   Я стояла рядом с Тихомиром и Зораном, прямо за спинами княжеских воевод.
   Грозные паруса скельдиан только-только из-за поворота показались.
   Думала я, смогу держаться. А не смогла... Как только увидела знамя Ульвара Трехпалого, так и забилось сердце, ухнуло в груди. Рука к медальону потянулась.
   Боги, дайте сил!
   Будто крылья за спиной выросли. Бросить бы все, выскочить на край пристани, взмахнуть и полететь навстречу драккарам могучим! И дальше, за горизонт, туда, где плещется синяя гладь - море. Чтобы туманы застили глаза, а соленые капли обжигали лицо!
   Все ближе подходили корабли, а я все вглядывалась и ждала. Стоит ли на корме Сигурд, сын Олафа Черного Волка, рядом с братом? Вспомнит ли меня, как увидит?
   Что со мной не знаю, а только если не увижу его, будто потеряю что...
   Протрубил скельдианский рог. Народ на берегу Марвы зашумел, закричал. В воздух полетели шапки.
   Наконец увидела я сэконунга с белым щитом в руках. Ульвар Трехпалый - нет в том сомнений. Волосы его уж совсем седыми стали, лицо еще сильней обветрилось, а глаза прежними остались. Видевшими многое, мудрыми и холодными, как северное небо.
   Вгляделась я получше и сердце упало. Ни на одном из драккаров не было ярла Сигурда.
   Эх, Вёльма-Вёльма, не девчонка уж сопливая, а все в чудеса веришь, все ждешь чего-то!
   Все ближе и ближе суда подходили. Обезглавленный, как и полагалось по обычаю, драккар покорно следовал шустрому весеннему ветерку. Еще минуты и будет уж у пристани.
   Князь Яромир шагнул вперед. На его лице, хранящем черты Мстислава, виделась мне радость. Отцу удавалось со скельдианами договориться, а Яромир едва только за восемь лет и сумел. Не заходили драккары в Трайту с того дня, как Сигурд уехал. Только конными посланцами да соколами быстрыми письма иногда прибывали.
   - Все спросить тебя, Вёльма, хочу, - негромко проговорил Тихомир, едва взглянув на меня. - Откуда медальон скельдианский у тебя на шее?
   - Подарок это, Тихомир Новакович, неужто не знаешь?
   - Откуда мне знать?
   - Говорят ведь люди разное.
   - В том-то и дело, что разное говорят, - он едва заметно улыбнулся и обернулся ко мне. - Говорят, что дружбу ты со скельдианами водила. Ежели так - пригодится.
   Темный он человек, Тихомир этот. Холодом от него так и веет. Посмотрел только, а будто морозом кожи коснулся.
   Первый драккар подошел к пристани. Бросили помост, и Ульвар Трехпалый сошел, а за ним и люди его.
   Я так дыхание и затаила.
   Тишина над пристанью повисла.
   Остановился скельдиан напротив князя. Ростом он на полголовы повыше Яромира оказался. Поглядел на того молча, помедлил чего-то и после руку подал.
   - Мир тебе, Ульвар Трехпалый, сын Олафа Черного Волка, - проговорил Яромир. - Рад встретить тебя на белардской земле...
   Ульвар проговорил что-то на своем языке. За годы прошедшие видать совсем белардские слова позабыл.
   Тут я на второй драккар поглядела, что только-только подошел.
   Сердце в груди глухо ударилось и забилось часто.
   По сходням, в, подбитом мехом, плаще, в сопровождении трех северян, шел ярл Сигурд. Быстро, торопясь подойти к брату.
   Прислонив руку к груди, ярл кивнул и пожал руку князю.
   - Рад снова оказаться на твоей земле, Яромир Мстиславович, - северный выговор звучал сильнее, чем прежде. - Мы с братом помним славные победы твоего отца и почитаем за честь вновь по одну сторону стоять.
   Яромир кивнул.
   - Мой отец доверял тебе, ярл Сигурд, и я не стану ему перечить. Коли прислал тебя конунг посланцем, добро пожаловать в мой терем.
   Вместо ответа Сигурд отвернул полу плаща и достал из-за пазухи свиток.
   Едва не вскрикнула я тут, вовремя рот ладонью прикрыла.
   На печати, что скрепляла письмо, тоненькая золотая цепь виднелась - знак особо почета и расположения конунга.
   "Глаза его неба серого, а в руке его цепь да грамота..."
   Неужто правда все? Неужто не соврал тогда вещун и сбудется пророчество его?
   Яромир развернул грамоту и стал читать, лицо его, смурное прежде, сразу просияло. Князь перед письмо советникам и улыбнулся:
   - Пожалуйте в терем мой, отдохните с дороги, гости дорогие.
   Яромир с Ульваром впереди, следом Сигурд, а за ним уж остальные северяне.
   И тут он на меня взглянул. Одними только уголками губ улыбнулся и склонил голову. Ни прошептал, ни вслух произнес, а только послышалось мне будто позвал.
   "Сольвейг..."
   - Вёльма, что с тобой? Будто побледнела, - взялся за локоть Осьмуша.
   - Хорошо все, - отмахнулась я.
   Начни ему объяснять - не поймет, а коли и поймет, так скажет: "глупость".
  
  
   На пиру, что князь Яромир в честь скельдиан дал, я по левую сторону от него сидела, с чародеями. Теперь уж никто меня за дальний стол не посадит, не смеют.
   Ох и богатые же дары привезли северяне. Рангвальд Могучий не пожалел подарков для своего побратима. А, может, и не побратима вовсе. То прежде скельдиане с белардами родными считались. После смерти Мстислава позабыли все как-то про обычай.
   Яромир поднял кубок за гостей и отпил пряного вина. Сигурд, что сидел подле него, улыбнулся.
   За музыкой и шумом пира я едва ли услышала бы их разговор. Пришлось чародейской искусство призвать в помощь. Призрачный кот, что ушами и глазами заклинателя мог быть, невидимкой скользнул под стол к Яромиру. Притаился там и слушал, а через него и я.
   - Давно я не был в Беларде, - говорил Сигурд, разглядывая серебряный кубок, на котором узоры цветов и птиц выведены. - Скельдиания далеко, вести не в срок приходят. Что слышно у вас, Яромир Мстиславич?
   - Слава богам, живем мирно, - отвечал князь. - Разве что в Зарецком снова усобица идет. Кшесские и Славские никак трон не разделят.
   Сигурд усмехнулся.
   - Странные люди. За один клочок земли вцепились.
   - Клочок не клочок, а попробуй с ним управься. Власть она и на клочке силу имеет. Да и Гачина сейчас под Зарецким стала - все больше куш.
   - Не боишься, что на вас пойдут?
   Яромир внимательно поглядел на северянина и помедлил с ответом.
   - Беларда Зарецкому не враг. Союз мы с позапрошлой зимы заключили. А ежели и полезут, так мы их прихлопнем разом.
   - Мой конунг велел мне вот еще что передать, - на лице Сигурда появилось странное выражение. Будто о чем неприятном говорил. - Прошли те времена, когда мы с Ельнией на ножах были. Слышал мой конунг, что ты задумал с Гарольдом мириться.
   - Неужто Рангвальд, который свои драккары на Риванхилл вел, надумал мировую поднимать с ельнийцами? - не поверил Яромир.
   - Негоже дольше зло друг на друга таить - по одному морю ходим. Сейчас угроза не по суше, а по воде идет. С южных побережий материка.
   - Твоя правда, Сигурд, - прищурился князь. - Ну, будет нам о делах. Пируем нынче, а завтра уж мечи да перья в руки возьмем.
   "Довольно, дружок, - шепнула я коту. - Спасибо".
   Кот тенью выкатился из-под белой скатерти, краем касавшейся пола, фыркнул и растворился. Не нравилось, что я так нахально суть животную использую.
   Не нравится да и пусть. Не я ж виновата, что обличье кошачье, а разум человечий. Вот и выходит - лишь я и слышу.
   Сигурд за все время едва ли взглянул в мою сторону. И правильно - чего ему? Видать почудилось мне, что вспомнил, что прежнюю Сольвейг признал.
   Посреди зала плясали скоморохи в ярких костюмах. Били барабаны, весело пели жалейки. Девки в красных платьях перекликались веселой песней. Вино и мед лились реками и всем было хорошо и легко.
   Кроме меня, разве что. И хмель не пьянил и на сердце тяжесть уж который день залегла.
   Как только закончили петь и плясать наши скоморохи, вышел скельдианский музыкант. Молодой, тонкого сложения паренек, на других не похожий. Что-то в нем надломанным показалось, а как лицом повернулся, поняла все. Слепой он - света белого не видит.
   Взял в руки инструмент - из-за моря привезенный - флейту и заиграл. Полилась грустная нежная мелодия. Такая, от которой тотчас захотелось мне заплакать. Будто сердца кто коснулся ласково. Счастье, а не музыка...
   Пока звучала она вспоминалась мне беспокойная юность и та тоска, что гнала из дому в чужие края, что плескалась синей холодной волной во сне и манила блеском любимых глаз.
   Странно так. Всего-то скельдиане прибыли, а будто прошлое мое вернулось.
   Кончилась музыка, а с ней и воспоминания затаились. Сказывали мне об одном восточном чародее, что умел заклинать игрой на особой дудочке. Не врали люди. Музыка - волшба особая, силу большую имеет.
   Скельдиане тем временем пили вино с князем и, по глазам, видела, все больше хмелели. Слышались их крики, песни на чужом языке и смех. Весело пировали северяне. Одно, кажется, их только и удерживало, что у князя сидят. Все ведь знают - им что битва, что пьянка - все с размахом, все по-настоящему.
   Долго я наблюдала за Сигурдом. Все ждала, как посмотрит. Ждала-ждала и не дождалась. Скельдиан поднялся, поклонился князю и вместе со своими людьми ушел. Оставил Ульвара Трехпалого и толмача. Пусть сами поговорят, мол.
   Совсем я духом упала. Сама себя изругала мысленно, мол, взрослая баба, а в сказки веришь, и уходить собралась. Пир постепенно к концу шел и сам Тихомир уже засобирался.
   Взяла посох, поклонилась князю и вышла прочь из душного зала в прохладный вечер, что синеватым маревом висел над Трайтой.
  
   Сердце человечье чутко. Иной раз кажется окаменело совсем, затвердело после пережитого, покрылось доспехом и не боится ни любви, ни злости. Затаилось в груди и мерно считает положенные ему мгновения.
   Да только нет такого сердца, чтоб намертво льдом покрылось. И не думаешь, и не знаешь, что затронет его, что биться заставит сильнее. Пригрезится вон чей-то беглый взгляд, улыбка, шелест волны да соленые капли на губах. Вспомнится былое, чужим образом поднятое со дна души человечьей - и вот уже нет сердечку покоя.
   Думала я, будто нет уж того, что заставит мое сердце печалиться. Только второй день сама не своя хожу, все о Сигурде думаю.
   Чего ему до меня? Подумаешь, подарил девчонке медальон много лет назад...
   Да только увез он что-то в тот холодный осенний день. Часть меня, что вернуть никак не могу. Видать правду говорят, что в крови белардов частица скельдианской крови есть. Она-то мне покоя и не дает, все зовет куда-то...
   Переживания сами по себе, а мне меж тем дальше жить приходилось. Братец мой, что в Трайту собирался, прибыл в срок.
   Станимир...
   Помню я его еще в коротких портках, да как на руках меня малую носил. Теперь и не узнать - широкоплеч, ростом на две голову выше, с уверенно наметившимся брюшком и густой рыжевато-русой бородищей.
   - Здрава будь, сестрица, - улыбнулся он, шагнув на порог моего дома. - Ты все краше и краше с каждым разом.
   Обнял меня и трижды расцеловал.
   От него пахло дорожной пылью, дымом и лошадьми. А еще степными горькими травами. Теми, что росли у нас в Растопше. Родными, прежними.
   Станимир отстранился и оглядел меня с ног до головы.
   - Истинно чародейка. И не верится, что та самая Вёлька, которой я, бывало, сопли утирал.
   Я усмехнулась в ответ.
   - Так сколько ж лет прошло-то, Станимир? Ты вон тоже хоть куда молодец! - ткнула его пальцем в живот. - Вижу, дела твои ладно идут.
   - Боги труды любят, за то и награждают.
   - Ты проходи, братец, проходи. Один приехал?
   Станимир сел за стол, скинул шапку и вздохнул.
   - Отец захворал, не поехал, а Третьяк на ярмарке остался.
   - Ружица с Любомирой как?
   - А чего им, бабам, станется? Живут с мужьями, детей растят. Ружица вон четвертым понесла.
   Я вспомнила свою старшую сестрицу. Красива она в юности была, тонка как тростиночка с темно-русыми гладкими волосами, в которых ни грамма рыжины нет. Помню, как замуж ее отдавали, обрядили лентами шелковыми, как косу ее срезали, как девушки плакали и песни пели. С тех пор, Станимир с Третьяком говорили, от прежнего в ней мало осталось. Разве что волосы темные да шустрые глаза.
   - Мать как? - тише спросила я, ставя перед Станимиром горшок с томленой картошкой.
   - О тебе спрашивала, просила благословение свое передать. Рубашку вышила - после отдам.
   - Спасибо ей.
   - Еще спрашивала про дочку твою, про приемыша. Про Арьяра...
   Я замерла, ожидая, что он дальше скажет.
   - Знаешь ведь, Вёльма, не по сердцу ей по сей день, что ты такой путь избрала. Да только дитя родное из сердца не выкинешь...
   Я выпрямилась.
   - Ну так скажи ей, что Катку я дочерью считаю, что смышленая она и ласковая, красавицей растет. Меня матерью признает и никого другого не хочет, - обернулась к брату, - Еще скажи, что сколько не осуждает меня, от своей судьбы не отступлюсь и не откажусь ни от кого. Либо признает, либо нет. А за подарок спасибо и поклон. Пусть боги хранят.
   - Как скажешь. Я твоему слову не судья, Вёльма.
   Вот уж каков мой брат!
   Купец, чего говорить! Что нужно возьмет, в дела свои чужого не пустит, а в чужие не полезет. Что выгодно ему, то и принимает. Нет ему дела до меня и выбора моего - главное, чтоб помогала, когда понадобится. А так, будь я хоть девкой гулящей, все одно.
   - Так что за дела у тебя в Трайте, братец? Не зря ведь такой путь проделал, - я решила перевести тему - слишком уж тяжелым становился разговор.
   - Не зря, Вёльма, не зря. По делам торговым здесь. С нужными людьми договориться следует.
   Говорить Станимир любил туманно. Вроде и много слов сказал, а ничего не понять. Чтоб прямо сказал о деле, так разве что пытать надо!
   - Твоя помощь мне нужна, Вёльма.
   Я усмехнулась такой прямоте. По своей воле со Станимиром бы и знакомства не сводила - темный он человек, как сумерки осенние, как омут речной. А самое страшное, равнодушный. От таких все беды и случаются.
   - Так как же я помогу, коль дела не знаю, а, братец?
   Станимир прищурился, пожевал губами, будто старик, и криво улыбнулся.
   - Не проведешь тебя, Вёлька, не проведешь... Насквозь ты меня что ли видишь? Другая б не спросила...
   - Другая я б в Доме Предсказаний не сидела, да тебя б на версту к себе не подпускала. Раз хочешь помощи, выкладывай, что за дело, не то не рассчитывай на слово мое.
  
   Древко едва слышно скрипнула, отзываясь на прикосновение. А тетива послушно натянулась, выждала миг вместе со мною и рванулась, выпуская стрелу из плена.
   Пропев короткую песню, стрела вонзилась в самую сердцевину мишени. Мастерство свое за прошедшие годы я отточила и теперь уж редко промахивалась.
   "Опять дурью маешься, - ехидно пропел кот. - Вот уж сказано, бабы-дуры...".
   - А я кому-то по ушам надаю, чтоб не повадно было подглядывать, - обернулась на Василька.
   Тот только сощурился и по-кошачьи резко склонил голову набок.
   "Всеслав покойный в жизнь меня не трогал, а ты так только и грозишься, как бы расправу чинить".
   - Так не чинила ж ведь ни разу. Чего сердишься?
   "А грозишься постоянно - надоело уж, - кот посмотрел на лук у меня в руках. - Чуть что за лук хватаешься. Неймется тебе?"
   - Волнуюсь я, Василек, - сказала, садясь рядом с ним на лавку. - От Арьяра ни слуху ни духу нет.
   "Нашла о чем печься, - хмыкнул кот. - Вернется, куда денется. Он же за тобой как собака ходит. Приворожила его, что ли... Будто других забот у тебя, Вёлька, нет! Скельдианы в Трайте, отъезд скорый, да братец твой, чтоб ему пусто было..."
   - Чего ж ты так Станимира хаешь, Васька?
   "Сама ты Васька, ведьма рыжая! А братец твой - за ним глаза да глаз нужен, смурной он человек, недобрый. Такой и тебя сдаст, если за то приплатят вдоволь."
   - Знаю, Василек, знаю, да только...
   "Раз знаешь, распрощайся с ним скорей и своей дорогой иди".
   - Ты меня еще поучи, морда полосатая...
   Василек недовольно фыркнул, а я поглядела вправо.
   Ученик сокольничего, парнишка лет пятнадцати, приложив руку ко лбу, смотрел в ясное небо. Там крылатой тенью кружил один из его подопечных.
   Старик Чеслав не слишком доверял ему, да только Тихомир велел поскорее парнишку обучить. Мол, стар слишком прежний сокольничий, будет ему дозор держать.
   Василек тоже поглядел на небо. В кошачьих зеленых глазах мелькнула тоска. Не звериная - человеческая.
   - Вёльма, Вёльма, чего стоишь?
   Я обернулась и увидела Тишку. Тот бежал, размахивая полами своей хламиды. На раскрасневшемся от бега лице светилось недовольство.
   - Ишь ты какая! - он остановился, уперся ладонями в колени и шумно выдохнул. - С ног чуть не сбился, пока искал ее... А ты тут опять в игры играешь. Пострелять захотелось?
   - Что случилось, Тиша? - тронула было его за плечо, да он так и отскочил.
   - Теперь так "Тиша"! Иди вон, ищут тебя!
   - Да кто ищет-то?
   - Кто-кто, скельдиан твой заморский...
   - Чего сказал?
   - А ты что с лица-то спала? - на лице шута появилась насмешка. - Не бойся, головы не снимет. Приехал он Дом Предсказаний поглядеть, да и о тебе у Тихомира спросил.
   - Да что б тебя! - в сердцах ругнулась я и со всех ног побежала прочь с сокольничьего двора.
   - Ишь, метнулась как... - сказал Тишка коту. Говорил что-то еще да я уж не слышала.
  
   Сердце мое, что недавно совсем живым отозвалось, верило и не верило. Пока к терему бежала, обрывалось и падало, а потом вдруг взмывало будто на крыльях.
   Ярл Сигурд спросил обо мне, по какому-то чудному делу забредя к Тихомиру...
   Верно ли? Вдруг Тишка-плут соврал? Надумал шутку злую сотворить. Если так, уж задам я ему знатную трепку!
   Добежав до черного входа, я остановилась. Оперлась рукой о стену и отдышаться решила. Все-таки не девка красная, бегать уж не положено мне.
   Ох, боги! Лук-то я позабыла.
   Ну, ничего, кот и Тишка принесут. На шута-то надежды и немного, а второй хоть и в шерсти, а поумней любого станет, напомнит.
   Помоги мне, Вела-вещунья...
   Зашептав слова молитвы, я невольно коснулась медальона и тут же руку отдернула. Не знаю уж, каким богам молюсь - родным или северным.
   Поднявшись по узкой лестнице, что вела наверх тайным проходом, я быстро шмыгнула в свою горницу. Там уже Варвара с Каткой меня ждали.
   - Вёльма! - всплеснула руками чародейка. - Да где ж тебя носило-то? К нам скельдиане пожаловали, а тебя нет... Тишка вон носился, как угорелый. Искал-искал...
   - Будет сетовать, - оборвала я. - Скажи лучше, где они теперь?
   - С Тихомиром беседуют. Ярл Сигурд, что посланцем прибыл, привез с собой какого-то тамошнего колдуна. Да еще брат его, сэконунг Ульвар с ними. Да людей четверо. Все у Тихомирки нашего и сидят, про тебя вон спросили.
   - Странно как... - проговорила я, глядя на отражение в зеркале. - На пиру у князя никакого колдуна не было.
   - Да он на колдуна и не похож, - звонко сказала Катка. - Варвара говорит, с виду воин обычный... Вёльма, а ты чего в зеркало глядишься?
   - Как спросишь ты, Катка. Как же я гостям заморским абы какой покажусь?
   А как я им вообще покажусь? Сигурд меня девчонкой помнит, а вместо нее женщину увидит. Ох, боги, оберегите меня, северные и родные...
  
   - Ааааа, огонь пожаловал, - привычно пропел Лесьяр. - Север тебя зовет уж давно...
   Сколько лет, а все от слов мурашки по коже.
   - Ждут меня, Лесьяр? Идти ли?
   - Иди-иди, девонька, ждут. Север тебя уж которую зиму дожидается.
   Сказал и отворил дверь.
   Вещие птицы вмиг распахнули глаза и вперились в меня ревнивыми взглядами. Будто пришла я у каждой из них любимого уводить, отнимать того, кто всего дороже и кому песни их. Лесьяр говорил, оттого это, что редко в совете чародеев женщины появлялись. А как появится какая, так считай соперница. Служителей-суженых отнимает, захороводить может, приворожить.
   Не ответив и взглядом вещим девам-птицам, я вошла в зал Тихомира.
   Боги светлые! Не соврал Тишка-плут.
   За одним столом с Тихомиром сидели трое - Сигурд, Ульвар и третий скельдиан, которого я прежде не видела.
   Чудное дело! Где они взяли его? Не в мешке ж на берег пронесли!
   - Здравы будьте, гости дорогие, - я поклонилась скельдианам. - И тебе, Тихомир, доброго дня.
   Сигурд чуть заметно улыбнулся и чуть склонил голову, приложив руку к груди.
   - Мои гости захотели увидеть тебя, Вёльма, - сказал Тихомир, подавшись вперед. Глаза светились насмешливым прищуром. - Присядь к нам, поговорим. Ярл Сигурд, та ли это чародейка? О ней ли ты спросил меня?
   - Я рад встретить ученицу уважаемого Всеслава, - ответил Сигурд. - И хотел бы представить ее Альву, сыну Аудуна Медного. Он наслышан о редких умениях и мастерстве заклинателей и хотел бы перенять их, если позволят.
   Голос его звучал как прежде. Разве что скельдианский выговор сделался сильнее, четче.
   Сигурд указал Альву на меня и тот склонил голову:
   - Буду рад, если ты, госпожа, расскажешь мне о своем искусстве.
   Он был еще молод, едва ли старше меня. Хорош собою и богато одет. Казалось бы, не отличишь от других скельдиан, да только лишь присмотрись и вот оно, отличие. На руках его и шее, что скрыта светлыми волосами, рисунки. На шее, незнакомый мне прежде, амулет, а на пальцах перстни со скельдианскими знаками.
   Глаза его будто насквозь смотрят, а уж о нити, что от сердца вьется и молчу. И чернота, и серебро, и золото в ней. А силой так и веет. Кажется, отпустит он ее и всех волною сметет.
   - Отчего же не рассказать? - улыбнулась я. - Расскажу. Да только взамен и тебя попрошу, чем следует поделиться.
   Тихомир тут же рассмеялся.
   - С Вёльмой сговориться непросто будет. Против нее, языкастой, и меч туп.
   - Два чародея завсегда договорятся, иль не знаешь, Тихомир? - ответила.
   - Если желаешь, расскажу и о своем колдовстве, - лишь проговорил Альв.
   - Пожелаю, - улыбнулась я. - Скельдианская волшба всегда влекла меня.
   Альв приложил ладонь к груди и я заметила на одном из перстней такой же точно знак, как и на моем медальоне.
   - Присядь с нами, Вёльма, - Тихомир указал на свободное место подле себя. - Раз уж высокие гости пожелали твоего присутствия, окажи честь
   Вещие птицы зашлись в немом крике, забили крыльями, заметались. Глаза их потемнели, а лица исказились злобой. И верно - добычу я у них отнимаю, гостей да суженых увожу, сама того не ведая.
   Тихомир приметил то и, оглянувшись на стену, что-то шепнул. В глазах чародея отразилась волшба, а птицы поутихли, сели обратно на ветви и крылья сложили. Послушали, значит, повелителя своего.
   - Мне говорили, что от вашего Дома в Ельнию двое поедут, - начал Сигурд.
   Тихомир мерно кивал и отвечал на все вопросы. Да и как отвечал!
   Ему бы не чародеем, а послом к врагу лютому ехать. Уморит ведь! Запутает, заворожит речами витыми, заморочит голову так, что и потом разбирайся как звали. Что не спроси у него - все ответы готовы такие, что и не солгал, и правды не вымолвил. Хитер наш чародей, ох, как хитер!
   Да и Сигурд тоже не промах. Как ни выворачивался Тихомир, желая свои секреты скрыть, а все мне думается, узнал скельдиан, что хотел.
   Говорили они о делах, о годах, что не было скельдиан в Беларде, о чародеях, что уезжали посланцами к северному морю, о врагах далеких и о новом боге, чья слава с Запада к нам дошла.
   Случалось мне и раньше слышать, но все не думала, не верила. А тут сам Сигурд говорит - как ему не внять?
   Молва людская широка и просторна. Услышишь слово, а к нему еще десяток добавится. Неслись издалёка вести о чудесах, о знамениях, о силе нового бога и о том, что все больше людей в него верует, все больше его принимает.
   Думалось мне, нельзя трех вещей менять - веры, родины и судьбы. Хоть одно из этого тронешь и все рассыплется, все напрасно переломается и не сложишь после. Да только есть говорит молва, не все ж ей врать ли?
   Альв-чародей однако ж больше помалкивал, слушал. На меня иной раз поглядывал и, казалось, будто мурашки по коже бегут. Будто мысли читает и посмеивается сидит, знай себе.
   Наконец, Сигурд и Тихомир договорили, поднялись, пожали друг дружке руки и распрощались.
   - Проводи наших гостей, Вёльма, - велел мне чародей. - Сам бы рад да только ждут меня уж в другом месте.
   Хотелось мне возразить, что не по чину это, вот так вот гостей, с миром пришедших, отправлять одних. Да не успела. Глаза колдуна враз потемнели и исчез он как не было - прям с трона своего и растаял. Вот уж посмеялись вещие птицы, позабавились надо мною. Хохот их в голове громом прозвучал. Да так, что и Альв услышал.
   Поднялся, подошел к стене и пальцами по лицу одной из них провел. Та виду не подала, что на ласку его отозвалась. Но я то знала, и Альв знал, улыбнулся.
   - Благодарен до самых арстовых врат буду, - сказал, - Если научишь волшбу свою понимать, Вёльма.
   - У врат этих все равно уж будет, кто кому благодарен, - ответила. - А научить обещаю.
   Нас, белардов, ушедшая в свою пустошь после смерти зовет. Кого-то в вечном холоде оставляет, а кого-то в светлую долину пускает - это уж как жизнь человек прожил. Скельдиан же у врат в царство бога-воина Арста встречают. Прекрасные девы с волосами белее снега и глазами как синие омуты или стражники без лиц в темных доспехах, от которых уж не вырваться ввек.
   - Не первый раз я в Беларде, а здесь бывать не случалось, - молвил Сигурд, оглядывая тихомиров зал. - Ну, выводи нас, чародейка...
   - А что ж гостей не уважить, коли пришли? - усмехнулась я и направилась к стене, в которой на дверь и намека не было.
   Птицы вещие, помня наказ Тихомира, молчали, только зыркали недовольно. Ух, злыдни! За что не любят меня так ума не приложу!
   Хлопнула в ладоши и позвала:
   - Лесьярушка, открывай! Не то ночевать здесь станем.
   В тот же миг среди расписных ветвей появилась дверь. Легонько толкнув ее ладонью, указала на выход. Скельдиане вышли первыми, я следом.
   - Ааааа...Огонь север провожает? - хитро сощурился Лесьяр. - И то верно. Заблудится ведь, горемычный, во мраке в одиночку-то. Нет и лучика слабого, чтоб путь ему указал.
   Сказал, а я так и обомлела. Совсем, видать дурень старый из ума выжил, раз такое посланцам говорит. Да еще и пером на Сигурда указывает.
   Побоялась я, что ярл оскорблением то сочтет. Но ошиблась. Северянин жестом велел охране оставаться на месте и сам к вещуну подошел.
   - Обо мне говоришь, уважаемый?
   - О тебе - о тебе. Разве ж здесь еще север есть? Огонь вон стоит, так не уходил никуда поди восемь зим! Сталь, - указал на Альва, - вон да об ней другая песнь. А ты как есть север. Глаза прикрою, все вьюгой от тебя метет. Такой холодной, что и не согреешься подле. Уж больно толстым льдом ты покрылся - как не жив вовсе...
   Я смотрела, как Сигурд в лице менялся. Сердце так и стучало в груди как бешеное. Что ж он говорит-то? Неужто Лесьяру совсем закон не писан и кому угодно он может напророчить? Эх, верно сказал Тихомир, нельзя старику в Ельнию - разве ж тамошние вынесут такое?
   - И что скажешь, старик? Что присоветуешь? - ровно, не выдавая и толики волнения спросил Сигурд.
   Лесьяр сдвинул кустистые брови и покачал головою.
   - А что присоветовать? Ты и сам знаешь. Все знаешь... Ну будет! - он махнул рукой и торопливо склонился к книге. Глаза залились чернотой, а перо лихорадочно сжала рука. - Иди-иди, некогда мне. Песнь писать нужно. Вон уж слова ее в висках бьются...
   Бормоча что-то, Лесьяр принялся за прежнюю работу.
   - Идем, Сигурд, - сказала я. - Не будем мешать ему.
   Скельдиан нехотя кивнул. Хотелось ему больше узнать, получше расспросить вещуна. Только вот от Лесьяра много не добьешься. Что захочет, скажет, а не захочет, так хоть ножом режь.
   "А коли трех попутчиков себе возьмешь, так и сама живой останешься. И смотри, чтоб верные были - сталь, кровь и чернила" - так мне другой вещун сказал.
   Давно сказал. Кажется, не со мной и было.
   Лесьяр же эти слова все чаще повторял. Теперь вот Альва назвал сталью. Что же это выходит? Скельдианский колдун - мой попутчик?
   Дед Ждан в Подлесье мне троих предрек. Осьмуша - кровь, Альв - сталь. Кто ж тогда чернила? На загадку эту мне совсем мало времени осталось. До отъезда в Ельнию считанные дни, а я и не знаю.
   Не верить вещунам нельзя, а с судьбой шутить уж подавно. Знаю, ученая. Она, баба капризная, и не простит мне коль ослушаюсь и третьего не возьму.
   - Этот старик - предсказатель? - спросил у меня Альв. - За его спиной духи стоят и все время что-то шепчут.
   - Лесьяр - вещун. Былое и грядущее видеть способен. Дар его редкий и такой силы, что ни на миг не может он отказаться от выбранного пути. Вся жизнь его тут и проходит.
   - Я видел немало людей, способных на редкую волшбу, - ответил северянин. - Но те, кого я встретил в Беларде, ни с кем не сравнятся.
   Я улыбнулась ему:
   - Сила наша от земли идет, от природы, от дара. Мы не учимся ворожить, а лишь, что позволено берем.
   - В моем краю говорят, что тот, кто не смеет взять желаемое силой, не достоин милости богов.
   - Разные у нас боги, Альв, разные.
   - Отчего ты тогда руну нашу на шее носишь?
   Я невольно коснулась медальона.
   - Это талисман, - ответила. - Мне его много зим назад подарил северянин. С тех пор и не снимаю.
   Сигурд, шедший впереди, будто бы приостановился, заслышав наш разговор. Даже полуобернулся. Значит, все слышал, все знает.
   Вышли мы на крыльцо Дома Предсказаний. Площадь перед ним, как и всегда, тихой и пустынной была. Только Василек, хитро щурясь, сидел на борту фонтана. Обернувшись пушистым хвостом, наблюдал за мной и скельдианами.
   Альв поглядел на него и кивнул, будто поздоровался. Кот только глазами сверкнул и не ответил.
   Надо же! Силен, выходит, скельдианский чародей, раз человечью душу разглядел. У нас-то в Доме не каждый сразу понимает. Я вон и то по первости Василька за кошку простую приняла.
   - Когда позволишь прийти к тебе, Вёльма? - спросил северянин.
   - А завтра и приходи. Будет нам о чем поговорить. Дом Предсказаний и мой дом - здесь всегда меня найти сможешь.
   Альв улыбнулся.
   Я перевела взгляд на Сигурда.
   "Глаза его неба серого, а волосы - пепел с серебром..."
   - Рад, что снова встретил тебя, Вёльма, - сказал он. - И что подарок мой носишь.
   - Разве я могла отвергнуть дар высокородного ярла?
   Годы легли у его глаз мелкими морщинками. Такими, как год за годом я у отца с матерью подмечала. Все четче и ясней они становится будут, выдавая сколько зим человек прожил, сколько всего видел и перенес.
   - Подарок этот тебе не ярл преподнес, - слова его звучали безликим, бледными, будто воспоминания. - Но тем ценнее, что приняла. Говорили мне будто ты все так же Скельдианией грезишь?
   - Все также, ярл Сигурд. Сколько лет прошло, а все думаю о севере, которого уж верно не увижу.
   Он окинул меня взглядом. Так как прежде, в ту встречу, что первой была.
   Поглядел и головой покачал:
   - Окажись там за скельдинку бы сошла, Вёльма.
   Имя мое собственное с его уст иначе звучало. Мягче, певучей, как чужеземное.
   - Куда уж мне, рыжей лисице, до скельдианок! - усмехнулась. - У вас видать таких и нет.
   - И то верно - нет, - улыбнулся Сигурд. - У нас про тех, чьи волосы цвета меди, говорят будто их солнце коснулось.
   - Сольвейг... - вырвалось у меня отчего-то.
   Сигурд кивнул:
   - Так.
   - А в наших краях все больше лисицей рыжей зовут. Тут уж никого не удивишь.
   - Беларда - дивная страна, - в голосе Сигурда звучала какая-то скрытая тоска. Печаль тихая, что в груди моей отзывалась песней чузежемной. - Я рад, что вернулся сюда.
   - И я рада, ярл Сигурд.
   Сказала и замерла.
   А он улыбнулся.
   - А ты все же на северянку похожа, Вёльма, хоть и не поехала со мной в Скельдианию, - отчего-то сказал.
   - Так разве ж могла простая девка с ярлом ехать?
   - Не ярл тебя в тот день звал, а я, - ответил Сигурд. - Прощай, Вёльма, да хранят боги.
   Он поклонился и пошел к своим людям и Альву, что ждали в стороне.
   А я стояла и вслед ему глядела.
   Как в седло поднялся, как развернулся, как к воротам поскакал. Как плащ его на ветру развевался и как волосы на солнце переливались.
   Стояла, пока не исчез за воротами Дома. Смотрела и как вернулось все.
   Снова Сигурд уезжал, а я на берегу оставалась. Опять не поняла чего-то, опять не сказала, не разобрала.
   Сжала тоска мое сердце. Так сжала, что впору разрыдаться было. Только что ж я - девка сопливая - на крыльцо сесть и плакать? И из-за чего плакать-то? Сама не пойму!
   "Ну что нюни распустила, Вёлька? - ехидно донеслось снизу. - Опять былым себя изводишь? Ох и любишь же ты!"
   Василек, плут, сел у ног и, задрав голову, пристально на меня глядел. Укоряющее так, с подвохом.
   - Тебе-то что? - сердито ответила я. - Ты кот и в мои дела не лезь?
   "Не полезешь тут! Мы с тобой, Вёльма, одной ниткой повязаны и все твои сопли да переживания мне слышны. Ох, и беда же это с бабой быть связанным! У вас что ни день, так одни охи-вздохи на уме!"
   - А ты не слушай!
   "Вреднющая ты, Вёльма! - фыркнул кот. - А дружок твой новый меня видать распознал. Вон как поглядел - аж шерсть на загривке зашевелилась."
   - Скажу Катке, чтоб почесала тебя, а то вдруг то блохи зашевелились.
   "Ох, насмешила! Блох у меня отродясь не было и не будет. Не приживутся на мне!"
   - Зараза к заразе...
   "Да и на что мне блохи, раз ты имеешься? - кот сощурился. - Что задумалась? О скельдиане своем?"
   - Не твое дело, шерсти клок!
   "О нем, значит, о нем... Ох, Вёлька-Вёлька, а ведь могла б на север уехать..."
   - Не твое то дело, сказано!
   Я развернулась и собралась в Дом вернуться, а Василек следом потрусил.
   "А ну стой, дверей не закрывай!"
   - Вот возьму и здесь тебя оставлю, не пущу.
   "Кот - в доме хозяин, его грех не пускать, боги не простят" - самодовольно заявил Василек.
   - Они и тебе много чего не простят, - сказала я и все ж пропустила кота вперед.
   Тот, вильнув пушистым хвостом, неспешно проследовал через порог.
   "Ох, Вёльма, не прибавляла бы к своим грехам еще кошачью обиду..."
   - Кошкам верить нельзя, - буркнула в ответ, бредя по коридору.
   "А рыжим лисам и подавно", - лениво отозвался кот.
   Наши с ним разговоры с постоянно переходили в перебранки. Не оттого, что я злилась - просто до того ж Василек упрямым и ядовитым оказался.
   Знай я, что на такого друга нарвусь, не стала б с ним в жизнь говорить. Только выхода иного и не было. Котяра столько всего нужного знал, что без него мне бы туго пришлось.
   Всеслав как слег, поспешил мне тайну Василька раскрыть и велел слушаться, ежели что присоветует. Понятное дело, не сразу я поверила, что все правда. Такое и в страшном сне не привидится, думала сначала. Потом глянула на нашего Василька и поняла, на яву случилось и того уж не изменить.
   Так и остался он со мною после смерти Всеслава. Ни дня не проходило, чтоб мы друг другу чего недоброго не сказали, а все ж полюбила я его. А он меня - тоже видать. Ворчать-ворчал, а в беде никогда не бросал.
  
   Спала я дурно. Ворочалась с боку на бок, отмахивалась от лучей девицы-луны, что заглядывала в окно, не желая оставлять в покое.
   Временами проваливалась в сон, и тут же предо мной вставало все несбывшееся. Северное море, Растопша, Подлесье, Сигурд на драккаре, ветры с края земли, Арьяр и Ладимир отчего-то. Кошмарам, мучившим меня не первый год конца и края не было. Пробовала я как-то к Лесьяру пойти с этой бедой, а он только посмеялся.
   "Покоя тебе нет, Вёльма. Как место свое, судьбой завещанное обретешь, так и кончатся сны", - сказал только.
   Не дожидаясь рассвета я поднялась. Будет себя мучить - только время терять.
   Из зеркала на меня недоспавшая измученная женщина поглядела. Усмехнулась криво, головой покачала и начала волосы убирать. Умылась, оделась и вскоре уж почти миловидной стала.
   За столько лет я уж научилась дурные сны отгонять, отмахиваться от них будто от мух назойливых. Всеслав покойный не любил, когда я заговоры читала, а Варвара тайком от него и научила.
   Я вначале и разницы не видела, что заклятие, что заговор. Это уж после высокую волшбу от низкой различать начала. А как поняла, что есть они, так сразу и задумалась. Заговоры ведь дело такое - просишь о помощи, слова говоришь, а вот кто на них откликнется, не знаешь никогда. Из-за того, Всеслав говорил, знахарки, что лечить лезут, не зная до конца силы своей, навсегда в пустоши ушедшей остаются. Забирают их слуги ее и запирают навечно раньше времени.
   Сны плохие отгонять отдельный заговор есть. Варвара как-то сказала, что не боится читать его - за ее спиной и так ушедшая который год караулит. А я, когда совсем тяжело становилось, иной раз и вспоминала слова колдовские. Меня-то все одно Она услышит.
   Один только сон не подчинялся заговорам.
   Новый, не снился мне раньше никогда. Будто сижу я на заснеженной поляне в темном лесу. Сижу, гляжу по сторонам и не знаю, куда идти. Мороз трескучий стоит. Такой, что дыхание, с губ слетев, замерзает.
   А я сижу на сугробе и все в плащ меховой кутаюсь, на пальцы дышу теплом, что согреть хоть немного. И ночь кругом - темная такая, что и девица-луна не пробивается сквозь сплетение туч и ветвей голых.
   Подняться я хочу, а ноги как не мои. От холода совсем закоченели, не двинуть ими.
   И тут взгляд на себе ловлю. Оглядываюсь и вижу ядовитые огоньки волчьих глаз. Голубых отчего-то - разве ж с такими волки бывают?
   Медленно зверь выходит из чащи и замирает, глядя на меня. Огромный, черный.
   Я не пугаюсь - мне ли волков боятся? Жду только, что будет дальше. И он ждет, не двигается.
   А я все пытаюсь его нить разглядеть и не могу. Нет ее, пропала.
   И тут волк оскалился, зарычал, глаза сверкнули грозно и он прыгнул.
   Я изо всех сил стараюсь двинуть с места - бежать, идти, ползти куда-то. Прочь, только бы спастись и просыпаюсь.
   Не было раньше этого сна со мною. Откуда взялся - в толк не возьму.
   Издавна люди твердят, что волки к суженому снятся. Только какой же мне суженый? То все девкам незамужним, а уж мне-то...
   Помолившись богам, попросив у них защиты, я отбросила воспоминания о страшных снах.
   Колокола на башнях возвещали о наступившем новом дне, а, значит, я должна выполнить обещание, что братцу своему дала накануне.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"