Глеб Сергеевич вот уже третий час наблюдал за отчаянием двух женщин, которые тщетно пытались решить вечную как мир задачу - что надеть. Он выпил два литра чая, у него кончились папиросы, но он самоотверженно сидел и ждал, когда они придут, наконец, к какому-нибудь решению.
- Нет, это совершенно никуда не годится! - сокрушалась портниха, Изольда Романовна. Она склонилась над образцами тканей, доставленных из центрального универмага. - Что, скажите мне, я должна из этого сшить, чтобы не стыдно было показаться в Париже?
- Ну, неужели совсем ничего нельзя придумать? - спросила Саша. - Может быть, скомбинируем что-нибудь?
- Скомбинируем! Да ты себе даже не представляешь, как там актрисы наряжаются!
Да, в советской стране, где все женщины ходили в ситцевых платьях, сшитых по ГОСТу, крайне трудно было изобрести наряд, достойный предстоящему мероприятию, а главное - не из чего!
- Знать бы еще наверняка, что вообще сейчас носят за рубежом! - подал голос Глеб Сергеевич.
Услышав это замечание, Изольда Романовна, немного поколебавшись, открыла тумбочку и достала красочный затертый журнал мод на иностранном языке.
- Не выдадите меня? - спросила она. - Это мне недавно одна клиентка за большие деньги уступила. Она часто за границу с мужем ездит, он у нее ого как высоко сидит! - она показала указательным пальцем на потолок.
Саша схватила журнал и, увидев знакомые буквы, даже не сообразив сразу, что она делает, прочитала название на обложке, и, открыв его, стала с увлечением разглядывать заграничных модниц и читать пояснения к моделям одежды. Глеб Сергеевич недоуменно уставился на нее.
Портниха тем временем показывала ей фотографию, на которой, было именно то платье, которое по ее мнению подошло бы Саше:
- Посмотри, какой цвет - кремовый, нежный, декольте, юбка-солнце, явно из капрона, видишь, как форму держит? Ну, допустим, чехол у меня найдется подходящий, достать бы капрон... - задумчиво проговорила портниха. - Да что толку мечтать о несбыточном! Аксессуары тоже нужны, перчатки смотри какие - кружевные!
При словах "капрон" и "кружево" Саша задумалась. Что-то было в этом знакомое, что-то напоминало, но она никак не могла ухватить нужную мысль.
- Хоть из ночной рубашки шей, ну прямо беда! - продолжала сокрушаться Изольда Романовна.
- Стойте! - воскликнула Саша. - Ночная рубашка, говорите? Капрон не обещаю, но подходящая ткань найдется. И кружево на перчатки... Дайте мне три дня!..
- Откуда ты знаешь французский язык? - с беспокойством спросил Глеб Сергеевич, когда они вышли от портнихи.
- Няня научила, - ответила Саша как можно беззаботнее. - Она многому меня научила.
- Няня? Крестьянка?- удивился еще больше Глеб Сергеевич. - Да ты тараторила так, как будто всю жизнь на нем говорила! Саша, что ты скрываешь от меня?
- Ну, хорошо, - произнесла она. - Няня выросла в барском доме, у нее была гувернантка-француженка, мадам Лили. Поэтому и я немного понимаю по-французски. Хочешь, и тебя научу? - весело спросила она.
- Ну, уж нет! - рассмеялся он, - Хватит в нашей семье и одного знатока!
Но Сашин ответ его не удовлетворил.
На рассвете они сошли с ночной электрички на Калиновской станции и пешком отправились в сторону Белой Рощи. Путь был неблизкий для пешего человека, но весьма в этот ранний час приятный. Июльское солнце еще не успело раскалиться до своего максимума, пахло свежескошенной травой и росой.
На полпути их обогнал грузовик. Шофер, молодой, чумазый парень, высунулся из кабины и прокричал:
- Далеко ли путь держите?
- В Белую Рощу, - сказала Саша, - Подвезете?
- Залазьте! До поворота довезу, а мне дальше.
- А вы, можно полюбопытствовать, в гости к кому? - спросил шофер, когда они устроились радом с ним.
- Нет, здесь мой дом, - сказала Саша.
- Что-то я вас тут не припомню... вроде всех знаю... - он поглядывал на нее с недоверчивым любопытством.
Но Саша промолчала. Ей не хотелось рассказывать о себе и привлекать ненужное внимание. Тем более дело, по которому они с Глебом приехали сюда, не предполагало чужого вмешательства.
- Вот это сруб! Бревна-то, какие мощные! Кто же строил его? - спросил он, присаживаясь на террасе, пока Саша возилась с замком.
- Дедушка, - ответила Саша, чуть не сказав "Сашин дедушка", но вовремя спохватилась. - Кедры для строительства специально из Сибири выписывали, здесь такие не растут... Заходи! Пить-есть не будем, сначала сделаем то, зачем приехали, а потом уже чаевничать, - с этими словами она отперла дверь.
- Мы же приехали за твоим платьем, я так понял? Ну, так доставай его скорей, и на стол накрывай! А я в магазин пока схожу.
- Вот именно, надо достать. И ты мне сейчас в этом поможешь, - сказала Саша, показывая Глебу Сергеевичу на сарай. - Бери топор, пилу, лопату, пойдем! - она увлекла его в сад, в густые заросли сирени. - Вот здесь. Копай! - велела она ему.
Глеб Сергеевич подумал, что Саша шутит, когда она намекнула ему на то, что они будут выкапывать клад, но он понял, что ошибался. Копать пришлось.
- Ты уверена, что это именно то место? - он с сомнением смотрел на деревья, которые росли здесь не один десяток лет. - Тебя, наверное, и на свете еще не было, когда тут что-то прятали. И вообще, откуда ты это знаешь?.. И может быть копать все-таки лучше ночью? - заговорщески подмигнул он. - Вдруг кто-нибудь придет?
- Никто не придет, поверь мне. По крайней мере, до обеда время есть. А ночью тем более нельзя - слишком подозрительно.
Выкопать сундук оказалось гораздо сложнее, чем его закопать. Спилив деревья, они попытались выкорчевать пни, чтобы добраться до него, но это им поначалу не удалось. И только позже они поняли, в чем дело. За сорок три года корни сирени накрепко оплели сундук, словно стражи храня чужую тайну.
Кое-как, едва не надорвавшись, они вытащили его из ямы и заволокли в дом. Глеб Сергеевич, не сразу отдышавшись, сказал:
- Да его как минимум человек пять тащили на себе, а мы с тобой вдвоем! Ну смотри, Александра, если он не набит золотом, никогда тебе этого не прощу! Чуть не помер, однако!
Саша горько улыбнулась.
- А что, если бы ты узнал, что над ним трудились не пять человек, а всего двое - молодая девушка и худощавый паренек?
- А вот это вряд ли... ну, доставай свое добро!
Саша открыла крышку и в этот момент воспоминания нахлынули на нее. Брошенная в беспорядке усадьба, страх за Ольгу Николаевну, верный Петя, Анисим, который не побоялся приютить ее, испуганная малышка Лиза... И как теперь было горько осознавать, что схоронили они с Петей в общем-то ненужные барыне вещи, не представляющие особой ценности, за исключением, пожалуй, фотографий. Самым ценным конечно же была голубая сумочка, которая стоила тысячи таких сундуков!
- О, Господи, - вздохнула она и не смогла совладать с собой. Слезы брызнули из ее глаз.
Сверху лежала меховая горжетка и рядом новый кремовый пеньюар.
- Вот это и есть мое будущее платье, - сказала Саша, показывая на него.
Глеб Сергеевич присел рядом, обнял ее и стал рассматривать содержимое сундука. Он оценил и китайский фарфор, и столовое серебро, и вышитые вензелями салфетки и скатерти. Саша бережно развернула потрет Ольги Николаевны. Он был написан в то время, когда Ольга Николаевна была еще совсем юной девушкой. Она сидела на скамейке под цветущей вишней в пышном розовом платье, по плечам рассыпались белокурые локоны. Глеб Сергеевич невольно восхитился ей:
- Ну ты подумай! Тургеневская Ася! - сказал он.
Достав фотографию в малахитовой рамочке, он увидел ту же, но уже немолодую женщину в огромной широкополой шляпе с изящным зонтиком в руках. Рядом на стуле стояла девочка лет десяти, напряженно вглядываясь в объектив.
- Кто это? - спросил Глеб Сергеевич.
- Это барыня, Ольга Николаевна, и моя няня, Агриппина, - и она рассказала ему историю своей семьи, умолчав лишь о своем самом главном и сокровенном секрете, о тайне своего зеркальца и найденных сокровищах барыни.
Затем, одну за другой он вытащил книги на французском языке, изданные в Париже в середине девятнадцатого века. Это были "Графиня де Монсоро", "Собор Парижской Богоматери" и "Красное и Черное".
- Ух ты, раритет какой! А какой переплет, а рисунки! - воскликнул он, разглядывая красочные иллюстрации. - И как хорошо сохранились, просто удивительно! - Сашенька, давай возьмем их с собой, можно?
- Ну конечно можно! - она и сама собиралась их забрать, ей так хотелось перечитать любимые романы.
- А кто же читал их на французском? Ольга Николаевна, наверное?
- Наверное... И Агриппина тоже читала...
Когда Глеб Сергеевич собрался идти в магазин, Саша убедительно попросила его ни с кем не разговаривать.
- За нашей жизнью на деревне всегда зорко следили, - пояснила она. - Еще живы те, кто не простил нам прошлого, вот и сочиняют что ни попадя.
Когда он ушел, Саша вернулась к сундуку. Она достала пачку писем и, развязав розовую ленточку, стала разглядывать конверты, почти все они были отправлены из Парижа и надписаны одной рукой - красивым аккуратным почерком с многочисленными завитушками. Обладательницей этих причудливых завитушек была весьма экстравагантная дама, Маргарита Игнатьевна, давно покойная кузина Ольги Николаевны.
Однажды летом, когда Агриппина была совсем маленькой, она приезжала погостить в Белую Рощу. Саша хорошо помнила Маргариту Игнатьевну. Она очень громко смеялась и никогда не расставалась с тонкой длинной сигарой, которую курила даже за обедом, а статус ее спутника, ни слова не понимающего по-русски, и похожего на провинциального актера, так и остался для всех загадкой.
Несколько писем, адресованных барыне, было из Москвы от старшего брата. Одно от поверенного. И еще одно, тоже из Парижа от некоего Мишеля Дьюраса. "Интересно, кто он? Что их связывало? Никогда о нем от барыни не слышала!" - подумала Саша.
Сначала она хотела прочитать это письмо, но совесть не позволила ей сделать этого. А вдруг барыня еще жива? Читать чужие письма нельзя. Может быть, она прочтет их позже, лет через десять-пятнадцать... а пока она снова аккуратно перевязала письма ленточкой и положила на место.
Глеб Сергеевич вернулся под вечер, слегка выпивши, с полной сумкой еды, добытой впрочем, совсем не в деревенском магазине.
- Извини, Сашенька, не ругайся, что я так задержался, - сказал он ей. - Я до магазина и не дошел. Тут мужики узнали, что я муж Александры Мельниковой, так меня вообще отпускать не хотели. Расскажи, да расскажи! Ты же знаменитость... Вот посмотри, что я нам принес - чего только не дали! - говорил он, выкладывая на стол банку варенья, шмат сала, огурцы, помидоры и свежеиспеченный хлеб.
Он не сказал ей, что мужики любят посплетничать не хуже баб. И от всего услышанного он немного опешил, особенно от рассказа мужа местной фельдшерицы. В своей журналистской работе он научился понимать людей и уж конечно отделять правду от вымысла. Он охотно допускал, что девяносто девять процентов информации, добытой им сегодня, это ложь. Но была одна случайно оброненная фраза, которой он поверил на все сто, хоть и не подал вида. Он не стал ничего говорить Саше, он решил сам понять, что к чему, просто надо немного подумать, может ли такое вообще быть. Агриппина с бирюзовыми глазами. Теперь Саша с бирюзовыми глазами...
Саша поняла, что Глеб Сергеевич знает больше, чем пытается ей показать. Она не на шутку встревожилась. Что если она потеряет и его? Когда-нибудь это конечно неизбежно. Но сейчас, страшней одиночества для нее ничего не было. В одиночестве она еще успеет пожить. Сколько лет отпустила ей судьба? Сто? Двести? Некому было задать этот вопрос, а значит, никто не даст ответа. Но за тот отрезок времени, который предназначен Глебу, она будет бороться и никому никогда не позволит вмешиваться в дела ее семьи и ворошить прошлое!..
Изольда Романовна долго восхищалась необыкновенно красивым пеньюаром и все никак не решалась сделать выкройку.
- Рука не поднимается резать такую красоту! - с сожалением повторяла она в который раз, поглядывая то на ножницы, то на Сашу.
- Режьте, не бойтесь! В любом случае, это лучшее, из чего мы сейчас можем что-то изобразить, - подбодрила ее Саша, и портниха взялась за дело.
Да, Изольда Романовна была портниха от Бога! Примерку за примеркой она тщательно подгоняла выточки по точеной Сашиной фигурке, аккуратно закалывая булавочки там, где швы отклонялись от контура хотя бы на миллиметр. Безжалостно заставляя Сашу часами стоять неподвижно, она, не спеша, скрупулезно создавала свой шедевр.
Платье получилось - просто чудо! Когда Саша принесла его домой и надела, чтобы показать Глебу Сергеевичу - он ахнул: "Сашенька, ты самая красивая женщина в мире!". От предстоящей, хоть и недолгой разлуки ему и так было грустно, но представив на миг, сколько мужчин будет смотреть на Сашу, когда его не будет рядом, ему вообще стало не по себе. Он не хотел ее отпускать. Интуиция ему подсказывала, что лучше бы ей остаться в Москве, он словно предчувствовал беду, как будто Париж таил в себе угрозу их семейному счастью, и не мог сам себе объяснить, откуда у него это чувство.