Я стал свидетелем (и непосредственным участником) того, как трое более или менее душевно здоровых и в целом послушных закону людей устроили настоящий погром непосредственно у здания "Белого дома". Ничего, разумеется, общего с одноименным строением в Вашингтоне, но, на мой взгляд, в наших действиях все же наблюдалась некая тонкая иносказательность. Стоило исчезнуть внешнему контролю, как сразу пропал и внутренний; все вдруг стало дозволенным.
Я стоял на капоте изуродованного нами автомобиля и, держа в руке ржавый гвоздь, точно указку, призывал человечество в лице моего друга и Ням жить по-новому. Но как можно было начать жить по-новому или по-другому, не уничтожив прежде старые порядки и принципы? Всех нас по-прежнему окружали призраки старой системы (рабовладельческой, по сути), весь этот идеологический мусор, напридуманный тысячелетиями, от которого нужно было срочно освобождаться. Я предложил другу и Ням отложить мою коронацию до завтра, а вместо того посвятить день разрушению старого ветхого мира.
После того, как я закончил свою речь, мы как следует прошлись по улицам славного города Кёге. Вооружившись стальными арматуринами, подобранными по дороге, мы принялись один за другим крушить бутики по Бредгаде: я взял на себя правую сторону улицы, мой друг соответственно левую (еще и потому что сызмальства был левшой). Ням старательно добивала все, что мы случайно пропускали. Нам не раз приходилось останавливаться, чтобы перевести дыхание, затем мы вновь принималиись за погром.
Все это продолжалось не более получаса, а может и того меньше. Когда мы в очередной раз остановились, чтобы перевести дух, то почувствовали, что к нам пришла усталость и одновременно с ней сознание полностью выполненного долга. Конечно же, мы не могли за такое короткое время повергнуть систему, но пары ненависти к ней были выпущены. На этом я для себя решил, что если соберусь разгромить что-нибудь еще, то это будет не какой-нибудь абстрактный погромный акт, а непременно месть за нечто, причиненное лично мне.
Итак, я кое-что задумал.
Воспользовавшись тем, что мой друг и Ням вконец выдохлись, к тому же, в отличие от меня, почти не знали города, я незаметно отвел их в сторону от городского центра. По дороге поделился с ними своими замыслами: рассказал, что собираюсь изменять мир, пользуясь наиболее гуманным из всех доступных человечеству инструментов, то есть мозгом; строить прекрасную новую жизнь, заверил я, должно без применения насилия. Так я подвел их к совершенно невзрачному домику на одной из окраинных улиц и всего за несколько минут перебил в нем все стекла.
- Только что ты нес нам редкостную чушь о неприменении насилия,- недоуменно заметил мой друг,- а в следующую минуту громишь первый попавшийся тебе дом.
Со стороны, к сожалению, все это выглядело именно так, ведь ни он, ни Ням не знали истинных мотивов моего поведения. Мне пришлось, в чем-то себя перебарывая, объясниться.
- Несколько лет назад (два, три или четыре),- начал я свой рассказ,- мне довелось участвовать в довольно крупной антиправительственной демонстрации. Народ собрался на площади: сотни, может быть даже целая тысяча, возмущенных людей; улицы просто кишели негодующими гражданами. Но то ли я кричал слишком уж громко, то ли вид у меня был самый умный, я приглянулся одному местному полицаю, и он из всех решил задержать именно меня. Имеешь на то право, заметил я, но и я, в свою очередь, тоже имею некоторые права. Он отвез меня в участок и допросил: спросил мое имя, на что я ответил, что открою его только в присутствии адвоката. Полицай посмеялся и посадил меня в кутузку, столь тесную, что страдай я клаустрофобией, помер бы в одну минуту. Я просидел в кутузке год или два (мои наручные часы намеренно были изъяты, чтобы у меня пропало всякое понятие о времени), после чего двери камеры отворились.
- Как тебя зовут?- спросили два серьезных полицая. Один был невысокого роста с широкими плечами; другой был долговязый ; у обоих на плечах покоились дубинки. Я подумал, что это всего лишь шоу, полицейский розыгрыш, и ответил, что меня зовут Никак. В ответ получил дубинками по плечам от обоих. Я полагаю, что били они вполсилы, но и этого оказалось достаточно, чтобы я сознался во всем.
- Полицай, который взял меня, жил именно в этом доме. Он потом не раз встречался мне на улицах, смеялся в лицо при встрече. И вот только сейчас я до него добрался. А закончилась моя история тем, что я таки отсидел восемь дней в тюрьме.
- Грустная история,- заметил мой друг.
- У меня,- сказал он,- приятель отбывает свое в арестантском доме, арестхусе. Может нам попробовать освободить его, разве что он не пропал вместе со всеми?