Не построение "свиньей" имеется в виду, псы-рыцари там и прочее, а самая настоящая свинья, килограммов на 80.
Время действия 1970 г., сентябрь, бабье лето, воскресенье.
Саша Орлов и я сидим у него на кухне и, давясь, пьем молодое вино. Время 10 утра, нормально.
Город русской славы Измаил расположен в солнечной Бессарабии. Советской власти там после 17-го года было с гулькин нос. Отобрали назад у румын в 1940, реально принялись за советизацию только в 1945 г. Cвоего партийного аппарата, технической и прочей интеллигенции не было. Подбирались кадры все больше на российских просторах. И люди были, надо полагать, в общем и целом достойные. А дети порой у таких людей, тем более вина кругом, кажется, больше, чем воды в Дунае, cами знаете.
Ах, какая молодежь была. Под свежий хит Четверки упивались молодостью - и вином. Меры не знали и не хотели.
Сидим, значит.
Звонок в дверь.
Орлов идет открывать.
Возвращается перекошенный, заливаясь не то смехом, не то плачем.
Мы к тому времени уже посидели часок и бутылек, а это три литра всего, с утречка почти что уговорили.
Иду я. И вижу нечто.
Нечто шатается и мычит голосом, каким обычно в подобном состоянии мычит Леша Менделеев. Но правая половина лица у него отсутствует. Вместо нее кровавое месиво.
Орлов, перекрестясь, ворует с балкона еще один бутылек. Он знает: мама придет из бани (она директор бани была), и пощады ему не будет. Но - надо вернуть Леше дар речи.
Леша проглатывает стакан и начинает говорить.
В 5 утра он, поспав до этого час, никакой встает, чтобы идти на работу в порт. Он работает стивидором. Повесить в 6 утра на табельной доске бирку, иначе прогул и выгонят, до обеда как-то дотянуть, а там видно будет. Не впервой.
Он идет в порт.. Идти минут 40, скучно.
А тут впереди человек. Этот человек несет в мешке свинью. Не поросенка, а именно свинью. Он ее все лето кормил, и теперь хочет продать на базаре.
Свинья в мешке хрюкает.
Леша рад и такому общению. Он тоже хрюкает. Он хрюкает дружелюбно, но человек с мешком убыстряет ход.
Это Леше обидно, и он тоже убыстряет ход.
Не для того человек рОстил своё порося, чтобы задаром отдать животное кому-то чужому.
Владелец свиньи останавливается, оборачивается и готовит мешок к обороне могучим хватом сверху.
Леша улыбается и простирает руки для общения.
Мешок со свиньей уходит влево и немного вниз для замаха и затем, набрав энергии, возвращается аккурат в доброе лицо Леши.
ХРРРРРРЯСЬ!
Вас, как и меня, да нас огромное большинство, никогда не били мешком грубого холста со свиньей килограммов на 80 внутри. А Лешу - били.
Точнее, ударили. Мешок качнулся вновь, но Леша уже лежал пластом и бить его дальше было ни к чему.
Стивидор Леша должен был умереть там и тогда. Законы эволюции, наверное, предполагают, что если выживание после такого удара и возможно, полученный в результате полный инвалид только обременит человечество. Притом без всякой пользы и для самого выжившего. Радоваться спасению и вообще радоваться жизни он уже не в состоянии.
Мозг Леши вздрогнул и замер, напоследок отправив сигнал жизненно важным органам: кончай работу!
Но проспиртованные внутренности не отреагировали. Сердце продолжало тупо гнать кровь. Печень привычно боролась с ядом. Словно по инерции, опадали и наполнялись легкие. Даже глаз, и тот не вылетел из головы, а остался на своем месте
Алкоголь нарушил взаимодействие, необходимое для летальной развязки и, значит, сохранения вида.
Леша не умер.
Мало того, из-за сбоя в организме он ярко запечатлел в своей памяти весь этот прискорбный эпизод. Явление, именуемое импринтинг. Был так пьян, что даже запомнил.
Полежал, очухался и теперь зовет нас идти на базар, искать продавца свиньи, подвергнуть его сексуальному унижению, после чего убить.
Вот этого, в виду полузапекшейся пыльной корочки там, где у Леши была правая половина лица, делать мне с Орловым не хотелось.
Кое-как отмыв пострадавшего, мы якобы идем на базар, а на самом деле наворачиваем круги, тянем время.
Должен же он когда-нибудь устать.
В общем, положили мы его на кладбище. Чтобы солнышко не напекло, сыскали обрывок газеты и закрепили его сучком над буйной Лешиной головой.
Кладбища этого давно нет. А жаль, красивые были склепы болгарских воевод и молддавских господарей.
По дороге к кладбищу еще один забавный эпизод случился.
Проходили мимо моего дома. Я там снимал угол, уже 6-ой в том году. В моей комнате были кровать, табурет и рукомойник.
Мы отправляем Лешу на эту кровать. Он заходит в комнату, долго там снует с места на место и отказывается от дневного отдыха на кровати. Нет, говорит он, выходя назад на свет божий, рано нам почивать: на базар, все на базар!
Я захожу, чтобы достать из тумбочки последние оставшиеся от стипендии (повышенной!) три рубля. Я почти не пьян, заметьте.
И немедленно падаю в подпол. Хозяева открыли зачем-то. Я и не знал, что он там есть.
Вероятность, что невменяемый Леша не упадет, а я упаду, была ноль. Но - случилось.
Я обдираю себе ногу до кости.
До свадьбы заживет, говорю я, подвывая, матерясь и заматывая ногу какой-то тряпкой.
То ли ободрал слишком сильно, то ли женился слишком рано - нет, не зажило до свадьбы.