Аннотация: Мальчик Лёша честно заработал свой первый рубль и принёс в семью. Мальчишке семь лет.
КОРМИЛЕЦ
Рассказ
1
День как-то не заладился с самого утра. Сегодня впервые вышел на улицу погулять в новых штанишках, что мама вчера привезла из города, хотел утереть нос разным друзьям-приятелям-подружкам обновкой, и надо же было такому случиться - порвал! До этого всё ходил в латаных-перелатаных штанах, что достались от старшего двоюродного брата, а тут свои собственные, новые. Лешка ещё помнит, как хорошо и радостно он чувствовал себя со вчерашнего вечера. Мама позволила перед сном примерить штаны, и он, Алексей, гордо расхаживал по избе, и нравился сам себе всё больше и больше. Не беда, что штанины в брюках закатаны, а в поясе подвязаны бечёвкой, чтобы не спадали, главное - новые!
- На вырост, сынок, не обижайся, пойми, - мама с любовью провожала глазами сына, мудро рассудила. - Ты растёшь. Вот подрастёшь ещё чуть-чуть, и штанишки будут в самый раз. Прямо жених!
- Да и так нормально, - кривил в довольной улыбке щербатый рот сын. - А можно, я в них лягу спать?
- Это ещё зачем? - грозно глянула на внука бабушка Химка.
- А вдруг ещё кто ночью стащит мои штанишки?
- За это не бойся: маме и мне твоя одёжка жать в плечах будет. Ты смотри сам на лоскутки не изорви, жени-и-их.
- Да я... да я... - Лешка поперхнулся от обиды за такие слова. - Беречь буду, вы же меня знаете, бабушка. Я в них ещё в школу в первый класс пойду! - заверил мальчик.
- Ага, знаю. Это ты правду сказал: кого-кого, а тебя-то уж я зна-а-аю. Я так сразу и поверила, а как же. Ворону видно по полёту, а доброго молодца - по соплям, - скептически заметила старушка.
- Во-о-от, всегда вы так: не верите мне, а зря, - обиженно шмыгнув носом, снял штаны, аккуратно сложил их у изголовья.
Лёшка очень хорошо знает, что в доме денег нет ни копейки, и потому любая обновка в семье - целое событие. Бабушкиных семи рублей, что ей платят за погибшего в войну старшего сына, дядю Володю, не хватает, как их ни растягивай. Мама больная, не работает. А Лешка ещё мал: семь лет исполнилось только зимой, и в школу он пойдёт осенью. А впереди целое лето, как долго ждать! Хорошо бы ходить на работу в бригаду, как ходят уже многие ребята. Но ему как-то не дают ещё наряда. Бригадир дядя Павел всё говорит, чтобы он подрос. Но сколько можно расти без толку? Алексей уже несколько раз прибегал в поле, где работали ребятишки постарше. Они давали ему управлять конём, боронить картошку. Ничего, хорошо получалось. Вот только трудно было поднимать борону, освобождать её от набившегося мусора. Но это поправимо. Мальчик приноровился, хватал борону руками на ходу, упирался ногами в пахоту, конь продолжал идти, и борона приподнималась маленько, мусор оставался на земле. Не беда, что сам работник в этот момент зачастую падал, не это главное.
И запрягать коня он уже умеет. Вместе со своим дружком Колькой они каждый день с утра находятся на конюшне, помогают ребятам ловить коней на лугу у речки Деснянки, запрягать потом. Он умеет, всё умеет, вот только ростом маленький, поэтому и не доверяют работу. Обидно, конечно.
А тут эти штаны. Чёрт бы побрал ту колючую проволоку, которой сосед дедушка Корней загородил грядки с клубникой. Надо было приподнять её, проволоку-то, когда Лёшка полз в клубнику. Так Колька не стерпел, быстрее кинулся к грядкам. Вот и Лёшка поспешил. А вдруг Колька все красные ягоды слопает? Кто бы знал, что ягоды ещё не созрели или бабушка Соня уже собрала их, опередила парней? И спелых ягод на грядке не оказалось, и штаны порвал, зацепившись за проволоку. Да порвал-то не просто, а располосовал от пояса до коленки. Сплошное невезение.
Мальчик нашёл иголку, нитки, решил заштопать порванные штаны сам. Надеялся зашить так, что мама с бабушкой не заметят. Сам-то он ещё ни разу не шил, только видел, как это делают его женщины.
- Что тут сложного? - размышлял Лёшка, присаживаясь поближе к свету, к окошку. - Ввёл нитку в иголку и тыкай ею туда-обратно. Надо успеть, пока мамы и бабушки нет дома.
Продел нитку в иголку легко. Это обнадёживало, вселяло уверенность в собственных силах и мастерстве. Даже без труда завязал узелок на конце нитки.
- Тю-у, а я боялся! - завертелся мальчик на скамейке в предчувствии удачи.
Как так получилось, он и сам не понял, но в какой-то момент так саданул себе иголкой в руку, что от неожиданности и от боли вскрикнул, вскочил с места, взмахнув рукой в сторону. И надо же было такому случиться, что задел кувшин с молоком, которое поставила бабушка отстоятся на подоконник! А он тут же грохнулся на пол! Мало того, что разлилось молоко, так сам кувшин развалился на черепки.
- Ой-ё-ёй-ё-ёй! - запрыгал Лешка по избе, ухватившись за голову.
Но не до слёз. Быстренько нашёл тряпку, принялся затирать молоко, собирать черепки.
- Что ж ты наделал, антихрист? - как всегда не вовремя на пороге стояла бабушка Химка, уперев руки в бока.
"Антихрист" застыл посреди избы без штанов с грязной тряпкой в руках, губы мелко дрожали, из глаз полились слёзы.
- А батюшки святы! - запричитала старушка, осознав весь трагизм происшедшего. - Мало того, что горит на тебе любая одёжка, так он и до кувшинов уже добрался, антихрист, прости Господи! В угол! Сей же момент в угол! Не доводи меня до греха, антиюд!
Лёшка стоял в углу в латаных-перелатаных старых штанах, ковырял пальцем стенку, сетовал на сплошное невезение и всё пытался разгадать: кто такой антиюд? Кто такой антихрист, он уже немного понимал, догадывался, а вот кто такой антиюд - сообразить не мог. Спросить у бабушки боялся. А вдруг опять под горячую руку попадёшь? Задница-то не казённая. Решил в итоге, что антихрист и антиюд - это братья родные или друзья, как он с Колькой. Вот только плохие или хорошие? Остановился на плохих, раз бабушка назвала его таким именем в порыве гнева за проделки.
- Другие дети как дети, - ворчала бабушка Химка, штопая рядом внуку штаны. - Всё в дом тащат, деньги зарабатывают. А наш - оторви и выбрось! И в кого только удался, уродился, антихрист? Если по деревне собаки залаяли, значит это наш с дружком своим, таким же антиюдом и лодырем Колькой собак гоняют. И когда уже от тебя помощь в хату да в семью будет? Наверное, и помру, не дождусь. Раньше времени в могилу загонит, антихрист. Семь лет уже, пора и за ум взяться, пользу приносить. А то всё взвалили на мои плечи, прости Господи. А долог ли тот мой век? Вот помру, кто мамке твоей помогать будет, антихрист? Она ж у тебя больная, инвалид, на тебя вся надёжа, а ты... Э-эх, бестолковая твоя голова.
Лёшка слушал бабушку, кое с чем соглашался, а с чем-то и спорил. Но молчал. Говорить, а тем более спорить с бабушкой в этот момент - себе дороже. Но он же не виноват, что ему работу не дают. Он бы с удовольствием.
- Завтрева иди, антихрист, на наряд, падай в ноги бригадиру, и чтобы к школе заработал сам себе на одёжку и книжки. Понял? Почти три месяца до твоей науки, хватит время заработать. Пора и слезть с бабкиной шеи в семь-то лет, антиюд, прости Господи. Люди в эти годы уже самостоятельные, не чета некоторым. Иль прикажешь мне до твоих седых волос тебя обихаживать? Работа, она ещё никого не портила, а ума давала. Даст Бог, и тебя исправит, наставит на путь истинный.
Лёшка почувствовал, что бабушка уже прощает своему антихристу, и тихонько, робко ступая, подошёл к ней, прижался всем телом, застыл так.
- Иди, иди уж, кормилец-надёжа, - легонько коснулась сухими губами щеки внука. - Беги-беги, рви бабке своей последние нервы, укорачивай ей пребывание на грешной земле. Вот помру, так возрадуешься, антихрист, прости Господи.
- Бабушка... бабушка... миленькая... - у мальчика что-то комком встало в горлышке, запершило. - Да я... да... вот увидите... Живите, живите миллион сто тысяч лет! Я вас люблю, люблю, бабушка, миленькая!
Внук прижался к старушке, уткнув счастливое мокрое лицо ей в плечо, вдыхал такой родной и любимый бабушкин запах.
2
Солнце в этот день тоже не стало долго задерживаться на отдыхе, взошло вовремя, согревало, испаряя лишнюю влагу после вчерашнего вечернего дождя.
Босые ноги Лешки и его дружка Кольки с удовольствием мерили лужи, что попадались по пути в бригаду на наряд.
Успели как раз вовремя: бригадир только что слез с велосипеда, достал толстую рабочую тетрадь, задумчиво обвёл сидящих и стоящих вокруг взрослых и детей. Стихли разговоры, успокоилась ребятня, взоры всех устремились на бригадира.
Сначала отправил на работу постоянных членов бригады, потом взялся за детей, что постарше, распределил кого куда. Осталась малышня. Лёшка протиснулся сквозь толпу в первый ряд, встал почти напротив бригадира, тянулся на носочках, так хотелось казаться выше ростом.
Девчонки ушли на прополку свёклы в помощь молодицам; мальчишки, кто перешёл уже во второй класс, побежали на конюшню к деду Тихону за сбруей, чтобы идти ловить коней, запрягать их, цеплять бороны и ехать боронить картофельное поле. Остальная малышня кинулась помогать старшим в надежде проехать верхом хотя бы немного с луга до конюшни.
Лёшка остался один. Опять нет работы. Не дали. Он уже был готов вот-вот заплакать, глаза повлажнели, губки задрожали, и в этот момент на него обратил внимание бригадир.
- А ты почему ещё здесь, Скворушка? - у мальчика фамилия Скворцов, вот поэтому его так кличут все в деревне. - Я тебе работу разве не дал? Или не нравится? - снова открыл свою тетрадь, долго листал, шевелил губами.
- Нет, - прошептал от предчувствия Лешка. Сказать в голос сил не было, так волновался.
- Точно, не говорил, - бригадир сделал какую-то пометку в тетради, захлопнул, положил в сумку. - Ну, тогда беги к деду Тихону, бери коня. Будешь боронить огороды у одиноких старушек. Начнёшь с огорода бабы Маши Козловой. Знаешь такую?
- Ага, - выдохнул мальчик, а сердечко уже затрепетало, заволновалось.
- Ты, мне помнится, уже однажды водил коня у Гришки?
- Ага, водил, - снова выдохнул Лёшка. - Героя водил, и даже сам окучивал немного.
- И как, получилось?
- Ещё как! - радостно сообщил мальчик.
- Нравится?
- Угу! Ещё как!
- Ну, тогда у меня отпадает одна проблема. Будешь по очереди сначала боронить картошку бабкам да вдовам одиноким, а потом, когда время подойдёт, и окучивать станешь. Справишься? Я могу надеяться на тебя, Скворушка? Не подведёшь? - подошёл к мальчику, присел перед ним, положил руку на голову.
- Не... не... не подведу-у, - и разрыдался вдруг, отвернул голову, усиленно тёр глаза кулачками. - Я... я... всё сдюжу! - наконец смог выдавить из себя.
- Ну-ну, - бригадир встал, прижал к себе мальчишку. - Я тебе верю, беги.
Откуда было знать Лешке, что вчера вечером к бригадиру домой приходила бабушка Химка, жалилась, плакала. Говорила, что семи рублей никак не хватает, чтобы купить хлеба, сахара, одеть-обуть мальца, подготовить к школе. Кому сейчас легко? Дети в бригаде зарабатывают копейки. Да что говорить, если взрослые, постоянные члены бригады, получают по двадцать-тридцать рубликов. И как за эти деньги надо повкалывать?! А дети? Однако хоть что-то. А что может заработать вот это пострел? За лето и на штаны не хватит. Вот и пришлось отправить его боронить картошку старушкам да вдовам. Они тоже приходили к бригадиру, просили. Тут главное то, что бабушки будут сразу же рассчитываться с работником. Вот это хорошо. Всех их семнадцать человек, да по два раза заборонить, да по два раза окучить за лето. Вот и получится, что парнишка неплохо и заработает. Бабушки клялись и обещали расплачиваться с мальцом сразу же. Ладно, так тому и быть.
Лёшка не бежал на конюшню, шёл степенно, хотя его распирало от радости, от гордости, но приходилось себя сдерживать. Он уже взрослый, самостоятельный человек! И детские замашки отныне ему не к лицу. В конце концов, ему уже семь лет! Пора становиться взрослым, как говорит бабушка Химка.
- Здравствуйте, - степенно поздоровался с конюхом дедом Тихоном. - Мне, это, коня надо. Боронить буду.
- Да ты что?! - удивился дед Тихон. - А я, грешным делом, подумал, что опять по чердаку лазить будешь с дружком своим? Ещё конюшню сожжёте, сорванцы этакие.
- Не до баловства, дедушка, - цыркнул по-взрослому слюной сквозь щербатый рот Лёшка. - Делом заниматься надо.
- Ну-ну, ты гляди! Кормилец! Иди, лови своего Героя. Он точно из тебя человека сделает, - и подал мальчику хомут с тяжками и уздечку с вожжами.
Тихий, спокойный и покладистый конь Герой дал себя поймать, распутать, накинуть уздечку. Мог бы и сесть верхом, как уже однажды и делал Лешка, но тут совсем другой случай. Он уже взрослый, а взрослым не пристало ребячиться.
- Ах ты мой работничек! - всплеснула руками бабушка Маша, когда Лёшка прибыл к ней на огород. - Мужичок-с-ноготок, точно, мужичок-с-ноготок! А как же ты окучивать будешь? Тебя ведь из-за плужка-окучника не видно будет.
- Окучивать Герой будет, а я - держать плужок, - степенно ответил мальчик. - Ворону вид... - хотел, было, сказать бабушкину любимую поговорку, но вовремя опомнился. - Цыплят по осени считают. А сейчас боронить буду.
Боронить стал сначала вдоль огорода, потом - поперёк. Важно, чтобы на поле не осталось ни единого комка земли, всё должно быть мелко и ровно разбороновано, без огрехов. И если не удастся разбить комки, взрыхлить почву за два прохода бороны, тогда придётся делать и третий заход, но уже наискосок из угла на угол. И так до тех пор, пока почва не станет рыхлой, ровной.
Закончив боронить, оставил коня пастись на облоге, пошёл к бабушке Маше, что всё это время стояла на краю огорода, наблюдала за мальчиком.
- Ну что, хозяюшка? Принимай работу, - такие выражения он уже слышал от взрослых мужиков. А теперь застыл перед старушкой, с волнением ждал её слов, её заключения.
- Спасибо, Алексей! Хорошо сделал, дай тебе Бог здоровья. Вот он какой мужичок-с-ноготок
- А то! - не стал скромничать мальчик, и на душе стало легко, благостно.
- Вот тебе за твою хорошую работу, Алексей, - бабушка Маша сунула ребёнку рубль. - Честно заработал.
- Спасибо! - ещё хватило сил ответить степенно, как и подобает в таких случаях говорить взрослым людям, а самого уже распирало от гордости, от осознания своей значимости, как взрослого человека, мужчины, кормильца.
Целый рубль! Семь булок хлеба и две коробки спичек! А сколько можно купить пряников, если сто граммов в деревенском магазине стоят девять копеек? Уму непостижимо! Не поднять! А лимонада по двенадцать копеек за бутылку? Уйму! Можно обпиться, лопнуть. Но он твёрдо знает, что все деньги до последней копеечки отдаст маме и бабушке. Они правильно распорядятся.
Зажав в потной ладошке деньги, мальчик соображал, куда бы положить рубль? Карманов в штанах нет, давным-давно порваны. Не нести же в руке. А как управлять конём?
Положил в полу рубашки, завязав в узелок.
По дороге к дому шёл неторопливой походкой, вразвалочку, свысока поглядывая на сверстников, то и дело цыркая слюной сквозь щербатый рот.
Мама с бабушкой сидели за столом, штопали одежду.
- Вот, я заработал, - и выложил на стол смятый, мокрый от пота рубль. Стоял, стараясь сохранить подобающие такому случаю позу и выражение лица взрослого человека, работника, трудяги, кормильца.
- Ты погляди, дочка, и вправду - рубль! - бабушка Химка распрямила деньги, поглядела на свет. - Правда! Ах ты наш кормилец! Надёжа! - заголосила вдруг, прижав внука к груди.
С другой стороны прижавшись, плакала мама.
Мальчик ещё немножко крепился, но всё же не выдержал, заплакал вслед за женщинами. Плакал, потому что плакали они, не понимая причину их слёз. А ещё от радости: ведь он уже кормилец и приносит доход в семью! И от счастья тоже плачут.