Водрузив на спину ишачью свой скудный скарб,
путник покорно шагает до ближайшего поселенья.
В тени фиговой он останавливается, устав,
И,скрутив папиросу, замирает в забвении.
Жизнь изменила привычный ему состав.

Так на границе известных миров
образуется липкий и зыбкий новый
путем смешения двух простейших основ,
чтобы стать кому-то на время кровом,
вором времени или убийцей снов.

Как обкатанный волнами камень на берегу,
лежавший будто до сотворения мира, так
и путник, остановившийся на бегу,
и его уставший от ноши ишак,
щиплющий высохшую траву

будто нашли свое место на карте мира.
Небо слепит и опьяняет синевой и огнем.
Какая-то птица пожинает остатки пира,
ветер кружит песок и мусор под чьим-то окном.
Звезды в сумерках подобны осколкам сапфира.

Этот мир узок, материален и заключен
в строгие рамки узоров на птичьих крыльях,
смуглых девушках, дергающих плечом
и звенящих монистами, вдох и выдох,
специи и ветер, веющий горячо.

Можно было остаться, если бы
жизнь бродяги не была милей самой жизни,
отказался бы от бесконечной борьбы,
но не смог бы справить по Времени тризну,
уступи оно путнику линию судьбы.